А вечером к Кириллу подошла Камилла Костромина.
– Слушай, Кент, тут у меня такое дело… – Она замялась, не смея поднять на него глаза.
– Ну что тебе? – В мыслях полковника Кентаринова жил завтрашний день, и на ерунду не оставалось никаких сил.
– Знаешь… Я понимаю… Ты… Это… Боюсь, что…
Камилла никогда не отличалась косноязычием, и Кирилл мгновенно насторожился.
С какого дьявола этот лепет! Испугалась предстоящего боя?… Ерунда! Костя и трусость – несовместимые понятия… Она – опытный, проверенный в сражениях боец и никогда испытывала робости ни перед схваткой, ни перед командиром. Отбрить могла наедине – мало не покажется!
– Прапорщик Костромина! Извольте выражать свои мысли связно! Вы – галакт или прогуляться вышли?
Такая грубоватая реплика показалась Кириллу самой подходящей.
Камилла подобралась, подняла на него виноватые глаза. И проговорила шепотом:
– Господин полковник! У меня личное дело… Как бы вы отнеслись к предложению сопроводить меня сегодня в санузел?
У Кирилла отвалилась челюсть.
Таких предложений ему давно не делалось. Гаремницы строго держали себя в руках и не создавали своему командиру былых ржавых пистонов.
– Э-э… – сказал он. – Костя, у тебя башню с курса не снесло? С каких пор такие желания?
– Нет, Кира, башню у меня не снесло. – Камилла по-прежнему говорила шепотом. – Я в теме, что это не понравится ни Светке, ни остальным. Но… – Она развела руками. – Кто знает, может, такой возможности мне больше и не представится. Вообще!
Кирилл поморщился.
У девочки точно башня рухнула. И надо было поставить ее на место. И саму Камиллу, и башню.
– Прапорщик Костромина! Отставить предлагать себя командиру! Что значит, не представится? Еще как представится!
Он тут же сообразил, что выразился весьма двусмысленно.
– То есть… Ты, наверное, понимаешь… Я вовсе не думаю…
Камилла грустно усмехнулась. Наверное, хотела скомандовать: «Извольте выражать свои мысли связно, господин полковник! Вы галакт или прогуляться вышли?»
– Ладно, Кент, проехали, – сказала она. Заняла уставную стойку – пятки вместе, носки врозь. И отчеканила: – Разрешите идти, господин полковник?
– Свободны, прапорщик! – скомандовал Кирилл.
Камилла потопала прочь. Но, пройдя три шага, оглянулась. Во взгляде ее жили неутихающая боль и откровенное сожаление.
А чуть позже с тем же самым предложением к Кириллу подкатилась Альвина Заславина. Правда, эта не мямлила. Выразилась предельно доступно:
– Кент, прости, но сегодня я хочу тебя.
– А как же Афоня? – спросил Кирилл.
– Плевала я на Афоню! Сегодня не он герой моего романа!
– А что у нас сегодня? День измен?
– До фомальгаута мне, что у нас сегодня. Может, завтра уже не будет вообще ничего.
Ну вот, еще одна охотница до командирской любви! Что за напасть случилась с ними?
Ответ, который получила Пара Вин, был по смыслу тот же самый, что Кирилл дал Камилле.
– Эх, Кент… В последнее время ты стал таким… таким… таким замороженным.
– Ты ошибаешься, Альвина! Я остался, кем и был.
Он ей не врал. По крайней мере, сам он считал именно так. Он был тем, кем прежде.
И потому озаботился происшедшим.
Неужели с метелками следовало снова провести «курс лечения», как в былые времена. Однако горячку пороть, пожалуй, не стоило. Единый любит троицу. Вот если командирской телесной благосклонности примется добиваться еще кто-нибудь из гарема, тогда потребуется принимать срочные меры. А пока подождем. Может, само собой рассосется…