Курьерская служба

Глава 20. Конец первого тома

— Эльдар Циммер, ваше сиятельство, — произнёс я слегка пересушенным горлом. — Вы, вероятно, знакомы с моей матушкой.

Я до сих пор путал формы титулования и толком не запомнил, как было правильно, но, похоже, не ошибся.

— Циммер! — расплылась в улыбке дама. — Валентина, чудесный человек. Слегка прижимистая, конечно, вечно задирает проценты, но мои работы у неё очень хорошо продаются.

Я поглядел на картины на стенах. Рисовала дама не то, чтобы шикарно, но весьма недурно и с явно-прослеживающимся стилем. На паре работ, висящих на стене, изображалась старинная семейка крепостных с головами милых сибирских котов.

Эльза Юлиевна разлила по кружкам чай. Я вспомнил, что девушкам-курьерам разрешается отказываться от угощения либо проверять состав при помощи артефактов. Здесь же опасности никакой не чувствовалось — Лукьян шумно отпил, слегка поперхнувшись, затем разбавил немного напряжённое молчание.

— Простите за нескромность, ваше сиятельство… Гильдебрандт… ваш супруг… как сказать?

— Мой супруг — контр-адмирал третьей авианосной бригады, барон Аскольд Филиппович Гильдебрандт, — слегка похолдневшим тоном ответила хозяйка, — уже четвёртый месяц находящийся на боевом дежурстве в акватории Кораллового Море, у берегов новогвинейского конфликта.

Вот так поворот, подумалось мне. Неужели нам налили чай по этой причине? Или, всё же, это часть нашего экзамена, наша проверка на вшивость?

— Миклухо-Маклайск, — кивнул Лукьян. — Я слышал, что проклятые норвеги…

— Прошу, давайте не будем о войнах и политике, — помотала головой Эльза Юлиевна. — Я тоже весьма волнуюсь, юноши. Подобная покупка… Требует особой деликатности, сами понимаете.

Её тонкая рука подняла со столика посылку.

— Если вы так настаиваете… Я открою упаковку. М-м, без следов вскрытия, это хорошо…

Острый противоположный конец чайной ложки весьма аккуратно прошёлся по краю плёнки. Под ней оказалась картонная упаковка с защитной «пупыркой» внутри. Из-за того, что коробка была плотно подогнана по размеру, Эльзе Юлиевне не сразу удалось вытащить содержимое.

— Вам помочь? — предложил я.

— Нет, что вы, что вы. Это такой интимный процесс.

С этими словами она зажала коробку коленями и дёрнула на себя. Подол розового пеньюара, и так ничего не скрывавшего, от такого манёвра задрался чуть выше по бедру. Разумеется, мой взгляд и взгляд Лукьяна жадно скользнули вслед за краем одеяния. Внутри коробки оказался деревянный чехол из красного дерева, обработанный лаком, на крышке которого было выгравировано «Герхардъ-18».

Тонкие ухоженные пальцы прошлись по краю, нащупали зазор и приоткрыли крышку. Признаться, после слов о муже-адмирале я уже подспудно догадался, что там может быть. И мои догадки подтвердились.

Внутри, завёрнутый в бархатную салфетку, лежал электрический прибор длиной чуть короче локтя, который мне уже приходилось встречать в прошлых жизнях в квартирах одиноких дам. Наверное, будь я даже из совсем другого Древа Реальности, я бы всё равно догадался, для чего это предназначено. Гладкость, ярко-красный цвет матового пластика и бесстыдность формы говорили о его предназначении сами за себя.

Лукьян при виде такого покраснел, как краб. Кольцо на пальце тоже зажгло кожу,

— Герхард… — проговорила Эльза Юльевна, пройдясь по прибору пальцами, а затем весьма сноровисто взяла его в ладонь. — Надо проверить, есть ли аккумуляторы. Есть — это хорошо. Юноши, вы же не будете против, если я подпишу документы, не проверяя его работоспособности?

— Да-да, конечно, — Лукьян засуетился, неловкими движениями доставая сопроводительные документы. — Вот тут и тут…

Она внимательно изучила подложенный документ, продолжая полу-инстинктивно поглаживать купленный предмет. Лукьян так и заёрзал на месте, а после подписания бумажки грубовато сложил её, встал, положил за пазуху и поднялся.

— С вашего позволения, мы отклоняемся, ваше сиятельство, — он коротко кивнул, подал руку, чтобы пожать, тут же её отдёрнул и осторожно зашагал к выходу.

— Я вас ещё никуда не выгоняю, — сказала Эльза Юльевна немного настойчиво и вздохнула.

Я последовал за коллегой, поймал у деревянных дверей.

— Ты не думаешь, что нам нужно остаться? — тихо спросил я. — Возможно, это проверка. Которую мы должны пройти. Не думаю, что тут что-то…

— Контр-адмирал! Если он что-то узнает! Это провокация!

— Не думаю. Ты видел Корнея Кучина? Думаешь, он не мог это всё подстроить?

Договорить нам не дали.

— Вы торопитесь? — спросила Эльза Юлиевна, поднявшись с дивана. — Я думаю, вашего коллегу мы можем более не задерживать.

— Я провожу, госпожа, — сообщил тут же нарисовавшийся дворецкий.

«Госпожа». Что-то я не слышал, чтобы крепостные так называли своих барей. Я коротко кивнул Лукьяну и остался. Баронесса продолжила.

— Эльдар… забыла ваше отчество, Максимович? У меня есть несколько вопросов и дополнительная просьба… как к сыну Валентины Альбертовны.

— Матвеевич, — поправил я. — Что вам угодно, ваше сиятельство?

— Я хотела бы попросить вас пройти вот в то помещение, мне хотелось бы, чтобы вы сфотографировали несколько моих новых работ для галереи вашей матери. Идёмте.

Она направилась в дальний конец гостиной, туда, где она плавно переходила в мастерскую. Что ж, подумал я, если это экзамен, то Лукьян уже его не сдал, поэтому мне следует пройти его до конца. В конце зала обнаружились перила и достаточно крутая лестница вниз, в подвал. Баронесса шагала босиком, элегантно подхватив подол халата и осторожно наступая на деревянные ступени лестницы.

Пахло смесью растворителя, масляными красками и сырым деревом. А ещё пахло ею — на ходу она оставляла шлейф из ароматов, оставшихся после душа, а также чего-то неощутимого, прекрасного. То ли это были феромоны, то ли одна из очередных колдовских штучек. Внизу обнаружился огромный, во всю длину панорамной гостиной, подвал. Освещение медленно включилось, как только узкая ступня коснулась пола — от ближайших к нам ламп до самого дальнего края. Почти всё пространство занимали стеллажи с картинами — от крохотных, размером меньше сложенного вдвое писчего листа, до гигантских триптихов во всю высоту низкого потолка. Были и скульптуры — большие, маленькие, изображавшие разных мифических существ и античных богов.

— Идёмте дальше, — она положила ладонь мне между лопаток и подтолкнула дальше, в самый конец хранилища. — Ещё, прошу, пожалуйста, не называйте меня «ваше сиятельство», меня это бесит.

Там обнаружился потёртый кожаный диван, ширма для переодевания, постамент, шест и ещё ряд весьма странных предметов, стоящих напротив большого мольберта с неоконченной картиной. На картине изображался недописанный голый мужчина, стыдливо прикрывавший интимное место фиговым листком. Не то Адам, не то Аполлон, не то просто какой-то известный богемный «дворик», как называла их Алла.

Я вгляделся в лицо, оно мне показалось знакомым, и вдруг я понял, кто это. Леонард Голицын, мой сосед по коттеджному посёлку.

Становилось всё интереснее. Неужели меня тоже собираются рисовать? Никогда не любил позировать, да и Аполлон из меня пока что был весьма никудышный. Но опасения не подтвердились.

— Вот, — Эльза Юлиевна наклонилась над одной из небольших работ, стоящих в самом низу.

Там изображалась чрезвычайно худая, абсолютно голая девушка с цветными волосами и почти отсутствующими формами, она стояла на коленях на фоне строгого офисного интерьера. На шее была тонкая цепочка, которую кто-то, не изображённый на картине, держал в руке. Язык был высунут, как у цепной собаки.

— Вы хотите, чтобы я это сфотографировал? А это, как бы сказать, точно разрешено?

— Разрешено? — фыркнула баронесса. — Натурщице восемнадцать лет. Картина называется «Барская сучка». Эльдар Матвеевич, поверьте, мне разрешено очень многое… Разрешено выставляться в лучших галереях Москвы, Подмосковья, Санкт-Петербурга, Нюрнберга, Вены. Разрешено продавать даже весьма смелые работы, как, например, эту. Мне позволили оборудовать вот эту студию для обнажённой натуры и приводить сюда молодых юношей. Разумеется, под присмотром бдительной экономки моего супруга. Которая сегодня по счастливой случайности, отсутствует. Кстати, в этом углу нет камер, так что фотографируйте, не бойтесь…

С трудом удержался и оставил за скобками беседы вопрос о том, почему сама она не могла сфотографировать это и отправить моей матери. Присел на корточки, чтобы поймать лучший ракурс и продолжил диалог:

— Вовсе не боюсь, Эльза Юлиевна. Что ещё вам разрешено?

— Разрешено ездить на десяток адресов из списка, в числе которых усадьба вашей матери. И даже разрешено приобретать особые инструменты для удовлетворения своих естественных потребностей в отсутствие мужа. Распаковку одного из инструментов вы могли лицезреть.

Я щёлкнул непотребную работу пару раз фотоаппаратом своего «Циммера», а затем обернулся. «Госпожа» тем временем легла на диван и, похоже, слегка волновалась. Движения стали менее уверенными, она несколько раз поправила волосы, сбившийся подол халата, устроилась поудобнее. Теперь я понял, что ошибался — это совпадение, которое вряд ли могло быть подстроено моим начальником. Просто мне повезло попасть на богатую одинокую женщину, запертую в золотой клетке.

Ситуация становилась опасной и интригующей одновременно.

— Но? — осторожно спросил я.

— В смысле?

— Ваше предложение выглядит незаконченным, ваше… — я осёкся и назвал по имени. — Эльза Юлиевна, вы сказали, вам многое разрешено, однако я услышал, что во фразе ясно прозвучало «но». Что-то вам, разумеется, запрещено. Я думаю, есть ещё какая-то причина, по которой вы пригласили меня в этот укромный угол?

Я произнёс этот короткий монолог, и мне стало немного страшно — я почувствовал, с каким огнём играл. И моё кольцо на пальце подтвердило это, снова отозвавшись жжением на коже.

— Вы правы, Эльдар, — кивнула Эльза и плавно вытянула левую ногу. — Любая светская львица, для которой муж построил золотую клетку, периодически испытывает соблазн загнать в эту клетку…

Она остановилась, подбирая подходящую аналогию, и я подсказал:

— Молодого гепарда?

Баронесса рассмеялась.

— Я выбирала что-то из копытных, но ваш вариант мне даже больше по душе. Вы так нервно потираете кольцо на пальце… Вы католик? Кольцо помолвочное?

— Нет, Эльза Юлиевна, просто это кольцо сигнализирует, что вы пытаетесь на меня повоздействовать.

Госпожа нахмурилась.

— Странно. Вовсе нет. Это… вероятно, это побочный эффект моего навыка, отчасти, именно поэтому я очень редко выхожу из дома. Эльдар, мы оба — взрослые люди, я вижу, что вы не по годам умны и рассудительны. Вы прекрасно поняли, что я привела вас, чтобы предложить… оказать мне одну услугу. Нет, я не собираюсь совершить адьюльтер, хотя…

Она сделала многозначительную паузу.

— Хотя? Вы великолепная, внеземной красоты девушка, Эльза. Признаться, я испытал очень сильное возбуждение, когда переступил порог зала, — с этими словами кольцо зажгло так горячо, что я с трудом сдержался, чтобы не сдёрнуть его с пальца. — Однако, вы должны понимать, что доля гордости есть и у мелкоземельных дворян. Я не прохожу собеседование на должность… элитного мальчика-проститута.

Последнее я произнёс с большим трудом.

— Нет-нет, дорогой Эльдар, ты… вы… Конечно же нет. За мою услугу я вполне готова заплатить две-три сотни, но ни за что не стала бы просить вас сделать это против вашей воли. Вы можете уйти прямо сейчас. Знаете, мне очень понравилось, что вы обосновали свой отказ не страхом перед моим мужем, а гордостью. Вообще… я давно определила предел, до какой степени могу изменить моему супругу. И ни разу не переступала его, и мой супруг это знает. Он обладает весьма сильными телепатическими навыками. Он сумеет прочесть меня, если я переступлю черту.

— И где же проходит эта черта?

— Всё, что касается интимного акта во всех его разновидностях. Однако… Тактильный контакт. Мне чрезвычайно, нестерпимо хочется простого тактильного контакта, — в её голосе впервые прозвучали слёзы. — Я не говорю о сексуальном удовлетворении, я справлюсь с этим и сама, просто… Мне хочется, чтобы меня потрогали.

Признаться, я и сам хотел её потрогать с самой первой секунды, как увидел. Хотел я, старый солдат-Секатор, истосковавшийся по женской ласке, хотел и мою юный, девственный организм, доставшийся от реципиента. Хотел и мой нераскрывшийся навык сенса. В голове всплыла фраза преподавателя философии про «острые ощущения» — когда ещё представится подобная возможность?

Поэтому я воспринял эту фразу не как приказ, а как искреннюю просьбу одинокой девушки, которой было слишком жестоко отказать. Я присел на диван, провёл по её плечу, затем положил руку на резную, гладкую ступню. Пальцы пробежались по внутренней стороне, прошлись по подушечкам пальцев, размяли напряжённые мышцы голеностопного сустава. Кольцо на пальце зажглось ещё сильнее, стало нестерпимо горячим, но я все еще сдерживался. Главное — не переступать черту, подумалось мне.

Навыки массажа — одно из тех простых умений, что передаётся сквозь все жизни, и в этом я был хорош. Мышцы под моей ладонью становились всё расслабленней, кольцо жгло всё сильнее. На какой-то миг я подумал, что оно так отзывается на степень возбуждения партнёрши. И в это же мгновение я понял, что обратного пути нет. Эльза перевернулась на живот и потянула вверх подол халата. Моя рука лезла всё выше и выше по ноге, кольцо становилось всё раскалённей, наконец, я стянул его с пальца и положил в карман.

А в следующий момент она набросилась на меня. Обожгла быстрым поцелуем, начала стаскивать одежду. Сопротивляться было бесполезно, да и часть меня уже давно не хотела сопротивляться. Грань, за которой общение оставалось безопасным, была безвозвратно пройдена. Я помог ей освободиться от халата, увидев, наконец, то, чего так долго жаждал увидеть.

Теперь меня точно прикончат, казнят, или по крайней мере кастрируют, подумалось мне и я…

— Не надо, — она осторожно отвела руку.

Я и сам инстинктивно отдернул ладонь. Голос прозвучал одновременно и снаружи, и внутри головы. От одного касания ощутилось, насколько еë тело оказалось горячим — намного выше температуры лихорадочного больного. Примерно так бывают раскалены деревянные сиденья в финской бане: кожа может привыкнуть, но сначала инстинктивно старается уменьшить площадь соприкосновения.

Это было ненормальным. Нечеловеческим.

— Не бойся, — прошептала она.

Мой запал на мгновение поугас, но резкий переход на «ты» помог вернуть тонус, а ее горячие руки тут же принялись вытворять со мной такое, что могло бы реанимировать даже умирающего. Стало сразу безразлично, какие у кого странности и тайны. Я приблизился к точке кипения очень быстро — влияла и ситуация, и место, и непривычный жар, исходящий от ладоней. Казалось, процесс заводил еë не меньше, чем меня, она постанывала от удовольствия, словно напитываясь энергией, и в миг, когда все должно завершиться… ее тело вспыхнуло тонкой пленкой огня.

Она закричала — не то от боли, не то от безумного наслаждения. Я схватил брошенный на диван халат и принялся хлестать еë по бокам и груди, пытаясь сбить пламя. А в следующий миг сработала система пожаротушения — вроде той, что погасила костер у Сида.

Все поверхности в подвале вмиг покрыла пена. Я захрипел, забарахтался в ней, силясь стряхнуть еë и продышаться, но закончилось все даже быстрее, чем я предполагал.

Мы упали на диван, откашлялись и восстановили дыхание. Пена быстро оседала и растворялась, не причинив вреда ни нам, ни картинам, откуда-то сверху задул свежий ветер.

— Что это, мать твою, было?! Пирокенез?

— Госпожа! Госпожа! — послышались крики дворецкого сверху. — С вами все в порядке?

— Я занята! Не мешать! — рявкнула Эльза, а затем потянулась ко мне, мигом сменив тон. — Прости, этот дар… мое проклятье. Мы не закончили, я должна…

— Хорошо, госпожа! Просто к нам прибыли, — крикнул дворецкий.

Эльза остановилась на миг, прислушалась. Прислушался и я. Где-то наверху, с улицы доносился рокот лопастей вертолета.

— Он вернулся! — хозяйка подхватила халат и помчалась наверх, начисто позабыв про меня.

Прозвучала фраза не то испуганно, не то радостно. Примерно так закончилось моя первая рабочая заявка стажёра Императорской Курьерской Службы.

Но радоваться мне было пока рано — теперь предстояло решить, как выбираться из западни.