Глава третья Полководческий почерк


С воцарением на престоле Александра I резко изменился внешнеполитический курс Российской империи. Исчезла опасность войны с Англией. В июне 1801 года была подписана англо-русская конвенция, подтвердившая мирные намерения двух государств. Новый государь отменил все военные приготовления Павла I.

Генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов получает новое назначение: он становится военным губернатором Санкт-Петербурга. Кроме того, за ним сохраняется прежняя должность инспектора Финляндской инспекции. Немного позже ему поручается также управление гражданскими делами Санкт-Петербургской и Выборгской губерний.

В старой России такое совмещение сразу нескольких высоких государственных и военных должностей, начиная с эпохи Петра Великого, было практикой управления империей. Это позволяло казне экономить немалые суммы денег, а монарху вверять немалую часть власти на местах немногим доверенным лицам.

Исполнение гражданских и военных обязанностей требовало от 53-летнего Михаила Илларионовича большой энергии и немалого напряжения духовных и физических сил. Особенно много времени приходилось уделять столичным заботам. Губернатор разбирал жалобы населения и направлял по необходимости дела в судопроизводство; инспектировал финансово-хозяйственную деятельность петербургских больниц, военно-сиротского дома. Он разрабатывая Положение и штат городской Думы столицы и докладывал об этом в Сенате; содействовал работе петербургского Вольного экономического общества по вопросам земледелия и сельского хозяйства; руководил деятельностью полиции и исполнял множество других дел.

Кутузову приходилось заниматься вопросами строительства величественного Казанского собора и провиантских магазинов (складов) на Фонтанке. Он вел учет урожая в Выборгской губернии и отправлял ведомости о нем императору, оказывал содействие шведскому послу в оформлении провоза через границу закупленного в России хлеба, расследовал происшествия в приграничной зоне, связанные с нарушением торговли.

Уже с начала своего правления император Александр I не был расположен к знаменитому полководцу. (Суждений в связи с этим существует достаточно много, но единого мнения нет.) Однако в силу своего чина и признанных заслуг перед Отечеством, М.И. Голенищев-Кутузов занимал высокое положение в императорском окружении, и Александр был вынужден терпеть Кутузова до поры до времени. Поводом отдалить его от власти послужили недостатки в работе столичной полиции.

Петербургский полицмейстер Овсов не смог отыскать карету, сбившую на Исаакиевской площади англичанина, а также виновников нападения у Михайловского замка на Ушакова, человека близкого к великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. Последнюю каплю в чашу терпения добавил гвардейский поручик Семеновского полка Шубин, наделавший долги и инсценировавший попытку захвата мнимого заговорщика с целью получения денежного вознаграждения.

Разгневанный делом Шубина, император срочно назначает оказавшегося в столице генерал-фельдмаршала М.Ф. Каменского главнокомандующим в Санкт-Петербурге, а генерал-адъютанта К.Ф. Комаровского — его помощником и одновременно начальником полиции. Последний сумел изобличить поручика Шубина, найти владельца кареты, сбившего англичанина, и беглых солдат, напавших на Ушакова.

Одновременно Комаровский доложил Александру I о недостатках в деятельности столичной полиции, нехватке полицейских будочников, продолжающихся карточных играх, дуэлях среди офицеров и дворянской молодежи, запрещенных высочайшим указом, и многом другом. «Виновником» всего этого «безобразия», естественно, представлялся столичный военный губернатор.

В связи с этими событиями в августе 1802 года последовало высочайшее повеление о сдаче М.И. Голенищевым-Кутузовым должности военного губернатора. При этом дела им передавались не главнокомандующему графу Каменскому, выехавшему в войска, а начальнику столичной полиции Комаровскому.

Тяжело переживая такое нерасположение императора, Кутузов обратился к нему с прошением принять высочайшее решение о его дальнейшей судьбе. Прошение не осталось без ответа. Последовал монарший указ Правительствующему Сенату об увольнении М.И. Голенищева-Кутузова на год по болезни. Место инспектора Финляндской инспекции было отдано генерал-лейтенанту графу А.И. Толстому.

Три года Михаил Илларионович оставался не у дел, занимаясь своими хозяйственными вопросами. Все его попытки вернуться на военную службу терпели неудачи. Лишь в августе 1804 года его привлекли к участию в военных маневрах под столицей, где он командовал корпусом и удостоился монаршей благодарности. Кутузов с горечью пишет жене о том, что все его труды, опасности на военной службе и раны были напрасными.

Отставленный от службы Кутузов внимательно следил за европейскими событиями. Наполеон аннексировал одну за другой территории континента, создавая свою империю. В Лондоне забили тревогу.

В марте 1803 года Англия возобновила военные действия против Франции и выступила инициатором создания 3-й антифранцузской коалиции. Англия действовала при этом испытанным методом — она предложила огромную сумму в 1 миллион 250 тысяч фунтов стерлингов тем странам, которые выставят для войны против Франции 100-тысячное войско. России и Австрии была предложена трехмесячная субсидия, если они начнут военные действия.

Имперские завоевательные устремления Наполеона Бонапарта не могли не встретить противодействия ведущих держав Европы. 30 марта (11 апреля) 1805 года в российской столице был подписан союзный договор с Великобританией, ставивший целью обеспечение независимости Голландии и Швейцарии, очищение от французов Италии и государств Северной Германии.

Вскоре к антифранцузской коалиции присоединились Австрия, больше всего пострадавшая от Наполеона, Швеция и Неаполитанское королевство. Лишь Пруссия продолжала колебаться, опасаясь французской армии, особенно корпуса Бернадотта, стоящего вблизи ее границ. Берлин сохранял нейтралитет, ожидая результатов военных действий.

Планы императора Александра I на ведение войны с Францией выглядели впечатляюще — боевые действия могли развернуться от Северного моря до Средиземного. Однако требовалось присоединить к антифранцузской коалиции Пруссию. К ее восточным границам выдвигается русская армия под командованием генерала от кавалерии И.И. Михельсона. Она состояла из двух группировок войск — 50-тысячной Волынской армии графа Ф.Ф. Буксгевдена, которая выдвигалась в Богемию, и 40-тысячной армии графа Л.Л. Беннигсена, выходившей после марша у прусской границы.

Планировался и морской десант — в Штральзунд. 16-тысячному корпусу генерал-лейтенанта П.А. Толстого предстояло высадиться с кораблей Балтийского флота для действий в Померании в составе Северной армии под командованием короля Швеции Густава IV Адольфа. Русскому корпусу ставилась задача принять участие в освобождении Ганновера и северного побережья Германии, а затем Голландии.

Русским войскам предстояло действовать и в Италии, где главной силой была австрийская армия брата австрийского императора эрцгерцога Л.И. Карла. В помощь ему совместно с англичанами выделялся 25-тысячный корпус генерала от инфантерии Б.П. Ласси, которому предстояло десантироваться в Неаполь с острова Корфу.

Войска Буксгевдена, Беннигсена, Толстого и Ласси не составляли основную силу русской армии и не действовали на главном направлении. Эта роль, по замыслу императора Александра I, отводилась Подольской армии под командованием генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова. Однако государь не дал самостоятельности в действиях опальному полководцу. При вступлении его войск на австрийскую территорию Михаил Илларионович поступал в прямое подчинение императору Австрии и «принцу крови австрийского дома».

Подольской армии предстояло во взаимодействии с союзной Дунайской армией численностью в 80 тысяч человек развернуть боевые операции в Баварии против войск, руководимых самим Наполеоном. Со стороны союзников концентрация столь малых сил в долине Дуная стала стратегическим просчетом — именно здесь развернулись решающие события 1805 года. Большая часть сил Австрии оказалась на второстепенных направлениях: 140-тысячная армия эрцгерцога Карла — в Италии, 50-тысячная армия эрцгерцога Иоанна — в Тироле.

Перед войной с Францией Россия имела сравнительно большую армию: около 280 тысяч полевых войск, 100 тысяч гарнизонных войск и 110 тысяч иррегулярной конницы — всего около 500 тысяч человек. Однако выставить Россия могла не более 200 тысяч (к 115 тысячам обещалось выслать еще 65), так как в то время вновь нарастала угроза возникновения войны с Турцией, и Россия была вынуждена держать резервы.

Российский и австрийский монархи рассчитывали в начинавшейся войне на огромную военную силу: 622 тысячи человек войск Австрии, России, Англии, Швеции, Пруссии, Дании, Неаполитанского королевства и многочисленных немецких государств. (Этим иллюзорным ожиданиям не суждено было сбыться.) Наполеон имел войска, включая те, что находились в Северной и Южной Италии, в Ганновере, общей численностью 439 545 человек.

Однако французская армия, детище буржуазной революции, выглядела явно внушительнее союзников, прежде всего австрийской армии. Противникам Наполеона еще только предстояло собрать воедино планируемые силы, а армия Франции уже была заблаговременно сосредоточена компактной группировкой в районе Булони, готовая в любой момент выступить в поход.

Наполеоновские маршалы своим полководческим искусством превосходили австрийских и прусских, нанеся им немало поражений. Современник тех событий писал: «Наполеон, заняв часть воинских правил у Суворова, особливо его быстроту и внезапность в нападениях, искусно применил оное к великим движениям многочисленных армий».

Многих стратегических просчетов в планировании войны с наполеоновской Францией можно было избежать, пригласи Александр I к участию в нем опытного М.И. Голенищева-Кутузова. Соображения полководца просто не были приняты во внимание. Ему вручили уже разработанный прежде всего австрийским генералитетом план войны и приказали выполнять его во всех деталях.

В инструкции, врученной командующему Подольской армией, строжайше приказывалось: «Действовать со всею ревностию и исполняя беспрекословно повеления главнокомандующего австрийскими войсками».

Император Александр I неоднократно подчеркивал эту мысль, изначально лишая русского полководца инициативы и самостоятельности в действиях. В самом скором времени такое положение самым негативным образом сказалось на ходе войны.

Подчинение Михаила Илларионовича 24-летнему эрцгерцогу К.И. Фердинанду оказалось номинальным. Фактически его начальником и командующим союзной армией был фельдмаршал-лейтенант (генерал-лейтенант), генерал-квартирмейстер барон К. Макк. Его снабдили бланками с подписями императора Франца I, что делало Макка распорядителем двух армий.

При Венском дворе барон пользовался репутацией опытного военачальника. Ему даже не ставили в упрек поражение в 1798 году Итальянской армии, которой он командовал. Тогда Макк сдал французам Капую и много других городов, сам попал в плен к Наполеону и выплатил победителю 10 миллионов франков контрибуции. Все свои неудачи австрийцы объяснили «низостью итальянцев».

Наполеон, отпуская барона из плена, назвал его «самым посредственным человеком, преисполненным самолюбия и самомнения». Князь К. Меттерних, ставший министром иностранных дел Австрии, в своих мемуарах так характеризовал его: «Макк обладал большими достоинствами и мог быть очень хорошим начальником штаба, но отнюдь не следовало назначать его начальником армии; задача управления армией была свыше его способностей».

Получив новое назначение, М.И. Голенищев-Кутузов прибыл в столицу, где в Военно-походной канцелярии получил расписание войск подчиненной ему действующей армии. После непродолжительного отдыха в кругу семьи генерал от инфантерии выехал к войскам в Радзивилов, где они переходили русско-австрийскую границу.

Подольская армия насчитывала 49 357 человек без учета молодых, необученных рекрутов, 327 орудий и более 16 тысяч лошадей. Русские войска двигались на запад шестью колоннами, удаленными друг от друга на расстояние одного перехода, растянувшись по дороге почти на 100 километров. Колоннами командовали: первой — генерал-майор князь П.И. Багратион, второй — генерал-лейтенант A.A. Эссен 2-й, третьей — генерал-лейтенант Д.С. Дохтуров, четвертой — генерал-лейтенант В.Ф. Шепелев, пятой — генерал-лейтенант барон Л.Ф. Мальтиц и шестой — генерал-лейтенант барон И.К. Розен.

Подольской армии предстояло проделать путь в 900 километров, пройти всю Галицию, Австрию и вступить в Баварию. Согласно утвержденному протоколу конференции о совместных военных действиях России и Австрии, кутузовская армия через два месяца пути должна была прибыть к реке Инн и там, соединившись с австрийской, двинуться через Баварию навстречу Наполеону. Тем самым предполагалось заставить баварского курфюрста присоединиться к войскам коалиции.

Союзное командование не приняло во внимание то, что император французов со своей главной армией, стоявшей в Булонском лесу, находился от Дунайской долины всего в 500 километров. Австрийцы рассчитывали, что Наполеон основные силы сможет перебросить от берегов Ла-Манша к Дунаю за 64 дня. Поэтому самоуверенный генерал-квартирмейстер К. Макк не стал дожидаться русских и 28 августа (9 сентября) 1805 года перешел границу Баварии. Одновременно две другие армии австрийцев двинулись в Тироль и Италию.

Первая неудача Вену постигла незамедлительно. Связанный секретным договором с французами, курфюрст Баварии Максимилиан Иосиф привел свой 18-тысячный корпус к Наполеону сразу же после получения известия о переходе австрийцами государственной границы. Австрийские войска заняли баварскую столицу Мюнхен, куда прибыл эрцгерцог Фердинанд, вступивший в командование армией.

Тем временем русская армия путь от Радзивилова до Решена примерно в 700 километров прошла за 28 дней, делая в сутки переход в 23–26 километров. Если учесть трудности движения, вызванные осенней ненастной погодой и отсутствием хороших дорог, то можно считать эту скорость довольно высокой.

По пути силы Подольской армии уменьшились на 9 тысяч человек и 24 орудия, составлявших шестую колонну. Ее переподчинили графу А.П. Тормасову, командовавшему резервным корпусом в районе Днестра. Осложнение отношений России с Турцией потребовало прикрыть южную границу государства. Правда, через 12 дней колонну вернули в армию М.И. Голенищева-Кутузова, но догнать ее она смогла лишь во время отступления русских войск к Браунау.

Когда австрийская Дунайская армия заняла баварскую крепость Ульм, пришло известие, что Наполеон двинул свои 200 тысяч человек при 340 орудиях от берегов Ла-Манша к Дунаю. Он писал министру иностранных дел Франции Талейрану: «…Чем больше я думаю над обстановкой в Европе, тем больше я убеждаюсь в необходимости предпринять решительные действия. И я готовлюсь к ним полным ходом. Я иду на Вену и не вернусь в Париж, пока не достигну своей цели».

Под Решен к Кутузову примчался курьер от российского посла в Вене графа А.К. Разумовского. Тот передал просьбу австрийского кабинета министров максимально ускорить движение Подольской армии в Баварию. Русские войска двинулись вперед форсированным маршем.

Один из участников этого похода вспоминал: «До Решена мы шли обыкновенным маршем, но с этого пункта ровно через месяц 13 (25) сентября нас двинули на перекладных ускоренными переходами до 60 верст в день. Порядок переменных фургонов распределен был с примерной точностью: на каждый фургон садилось по 12 человек с полным вооружением, и с такого же числа людей складывались туда ранцы и шинели. На десятиверстном расстоянии ожидала нас перемена; идущие усаживались на фургон, а ехавшие шли пешком, налегке, в одних сумках с ружьями».

Форсированный марш русской армии не спасал австрийцев. Наполеон вместо 64 дней (рассчитанных в Вене), проделал путь в 540 километров всего за 18 дней! Его войска прошли весь марш в два перехода со средней скоростью около 30 километров в сутки с учетом дней отдыха. При этом следует учесть хорошее состояние западноевропейских дорог.

Армия Наполеона, вступившая в Германию, составляла более 180 тысяч человек, не считая двигавшегося на соединение к ней из Бреста через всю Францию пехотного корпуса генерала Ожеро. Французы, сосредоточившись на берегу Рейна в 148 километрах от армии Макка, перешли реку и начали военные действия.

В ответ на письмо российского посла М.И. Голенищев-Кутузов сообщил, что «форсированный марш, которого добивается от них венский двор, может быть только вреден для нашей армии».

Вырвавшись далеко вперед, пехота оставила позади артиллерию, кавалерию и обозы с боеприпасами. Для сохранности лошадей командующий приказал спешить два драгунских полка и временно составил из них два пехотных батальона численностью до 800 человек. Длительность перехода между остановками на отдых была увеличена с трех до четырех дней.

Михаил Илларионович, находясь во второй колонне, видел, как от грязи, сырости и острых камней солдатская обувь быстро приходила в негодность, а шинели во многих полках были в крайней степени изношенности. Внешний вид войск «менялся на глазах». В армии увеличилось число больных, отправляемых в походные госпитали.

Главнокомандующий обратился к императору Александру I с просьбой о пожаловании «всем шедшим форсированным маршем по 40 или 30 копеек на обувь для каждого человека». Эта просьба была удовлетворена — солдаты получили на обувь по 50 копеек. Эти деньги шли преимущественно на подметки к сапогам.

Во время форсированного марша русский офицерский состав оказался не обеспеченным топографическими картами, в то время как у французов они имелись даже у нижних чинов. Пришлось затребовать их у российского посла в Вене, а у союзников просить сопровождающих офицеров, знающих местность.

Под Веной русского главнокомандующего приветствовал австрийский император Франц I, пожаловавший русским офицерам за скорость марша и соблюдаемый порядок в пути в виде столовых денег 60 тысяч серебряных гульденов.

М.И. Голенищев-Кутузов встретился с вице-канцлером Австрии графом А. фон Кобенцлем, своим старым знакомым со времен Екатерины И, и членами Военного совета союзного государства. Он договорился с ними о снабжении армии продовольствием и фуражом, подводами, лошадьми, о доставке из австрийского артиллерийского ведомства 150 орудий и снарядов к ним, о передаче для русских войск 2823 тысяч патронов. Позже вместо них союзники выделили порох и свинец.

Требование от союзников такого числа артиллерии объяснялось тем, что с русской пехотой форсированным маршем двигалась всего одна рота конноартиллерийского батальона под командованием подполковника А.П. Ермолова. Остальные орудийные расчеты находились в отставшей колонне генерал-лейтенанта Эссена 2-го.

Для ускорения движения артиллерии Кутузов дал указание впрягать на каждое орудие по 10 лошадей из числа поставляемых дополнительно союзной стороной и распорядился выделить им двойную порцию фуража.

Стремясь сохранить боеспособность войск во время форсированного марша, Михаил Илларионович обратился к союзникам с предложением: «Чтобы дать некоторое облегчение солдатам, которые разорвали в походе свою обувь, я подумал, не было ли бы возможно во всех тех местах, где мы будем иметь дневку, собрать сапожников, чтобы помочь солдату при починке его обуви… очень прошу любезно позаботиться о том, чтобы мясо, согласно обещанию, варилось с овощами, а не только в воде, как это делалось до сих пор».

Главнокомандующий Подольской армией обращался к подчиненным: «Я остаюсь спокойным, твердо надеюсь, что долг службы, будучи для всякого священным во всяком случае, и тем более при переходе войск через иностранные земли, во всякой точности будет всеми и каждым сохраняем».

От Вены русская армия двинулась к городу Браунау, куда 1 (13) октября 1805 года вступила авангардная колонна генерал-майора князя П.И. Багратиона. Он занял аванпостами берег реки Инн. Подольская армия сумела достичь Браунау всего за 16 дней, пройдя путь в 519 километров! При этом скорость ее передвижения с учетом дней отдыха составила 32,4 километра в сутки и превысила скорость французской армии.

70-тысячная австрийская армия бездействовала, в то время как Наполеон форсировал Рейн. Эрцгерцог Фердинанд писал Кутузову: «Для соединения с вами нам не будет ничего трудного, ничего невозможного».

Тем временем французская армия, идя параллельными дорогами, быстро подошла к верховьям Дуная. Только тогда К. Макк стал разворачивать свою армию лицом к неприятелю в районе Ульма, не опасаясь его перехода через Дунай.

Наполеон разделяет свою армию на две части. Первая прикрывает Мюнхен от русских войск, вторая бросается к Ульму. С главными силами австрийцев встретилась первоначально только одна французская дивизия, которая была разбита, но основным войскам Наполеона удалось окружить противника.

Узнав об этом, Макк решил укрыться в Ульме. Эрцгерцог Фердинанд, не согласный с таким решением, во главе 16-тысячного отряда кавалерии выдержал тяжелый бой с французами, но сумел вырваться только с 2260 конниками. Французы начали бомбардировку Ульма; и генерал-квартирмейстер Макк был вынужден капитулировать. Отрезанные от своих баз, без продовольствия, деморализованные австрийские войска в числе 30 тысяч человек 8 (20) октября вышли из крепости и сложили оружие.

В своем победном воззвании к своим солдатам торжествующий Наполеон извещал: «200 пушек, 90 знамен, все генералы — в нашей власти. Из этой армии осталось лишь 15 тысяч человек».

Кампания 1805 года началась для союзных России и Австрии большим поражением. Ульмская катастрофа ставила под удар и кутузовскую армию, соединяться которой было уже не с кем — вместо австрийской армии в пяти переходах от берегов Инна стояла французская, готовая для марш-броска. Резервов не имелось — только далеко на востоке, у Варшавы, двигались на соединение русские войска под командованием Ф.Ф. Буксгевдена.

Александр I писал М.И. Голенищеву-Кутузову: «Я тогда только останусь спокойным, когда узнаю, что вы решились принять на самого себя высокую ответственность защитить Вену».

Теперь в письмах российского монарха уже нет и в помине прежних строжайших предписаний о беспрекословном выполнении указаний австрийского командования. Государь начинает понимать после капитуляции Макка, что теперь придется полагаться на таланты своего, а не чужого командующего.

Император рекомендует Михаилу Илларионовичу самому избирать меры для сохранения армии и спасения общего дела. Более того, он пишет: «…Удостоверяясь из опыта в неспособности генерала Макка, вам не должно полагаться на его советы».

В Браунау Кутузов ожидал подхода отставших войск. После тяжелого почти тысячекилометрового марша в рядах армии насчитывалось всего 32 тысячи человек (около 6000 больных было оставлено в госпиталях), а с остатками австрийских войск под командованием генералов М. Кинмейера и И. Ностица — чуть более 50 тысяч. Артиллерия находилась еще в пути.

Русская армия оказалась единственной реальной силой, способной защитить Вену. Армия Наполеона с присоединившимися к нему баварскими, баденскими и вюртембергскими войсками (без учета направленного в Тироль корпуса Ожеро) насчитывала более 200 тысяч человек. Неприятель имел четырехкратное превосходство в силах над кутузовскими войсками.

Кутузов был крайне озабочен сложившейся ситуацией. Главнокомандующий русской армии в письме императору Францу I ответил на полученные от гофкригсрата (государственного совета) Австрии предписания со всей вежливостью, но достаточно решительно: «Я убежден в необходимости следовать присланному мне операционному плану, но, при всей моей доброй воле, предвижу великие затруднения. Если мне оспаривать у неприятеля каждый шаг, я должен буду выдержать его нападение, а когда часть войск вступает в дело, случается надобность подкреплять их, от чего может завязаться большое сражение и последовать неудача».

Тем временем у Наполеона появился новый противник. Император Александр I успешно завершил в Берлине переговоры с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. Тот подписал союзный договор с Россией и Австрией и послал Бонапарту ультиматум. Пруссия обязывалась через месяц начать военные действия против Франции, если поставленные условия не будут выполнены.

Складывающаяся ситуация заставила Наполеона спешно двинуть свою армию на русскую, не дожидаясь возможного соединения ее с прусской армией. Французские войска выступили из Мюнхена в направлении к Браунау, часть сил — к Зальцбургу для обхода противника слева. Одновременно выставлялось прикрытие в Тироле от возможных действий австрийской армии эрцгерцога Иоанна.

Разгадав замысел противника, Кутузов 13 (25) октября начал отступление к Аамбаху, прикрыв свой левый фланг. Мосты через реку Инн были уничтожены. На четвертый день марша авангардные войска вошли в Ламбах. Через два дня основные силы Подольской армии вступили в Вельс.

Здесь же в Вельсе состоялся военный совет, в котором принял участие император Франц I. Русский главнокомандующий изложил свой план дальнейших действий. Он предлагал, отступая по долине Дуная и используя речные преграды Трауна и Энса, измотать силы Наполеона, затем перевести войска на дунайское левобережье, не связывая их действия с защитой Вены. Организовав на левом берегу Дуная прочную оборону, не допустить форсирования реки неприятелем, подтянуть за это время австрийские и русские войска и перейти к активным наступательным действиям.

Стратегический план М.И. Голенищева-Кутузова стал результатом глубокой и верной оценки сложившейся обстановки на театре военных действий. В замысле полководца отчетливо выражалось стремление применить против наполеоновской армии такую форму борьбы, как контрнаступление. Свое блестящее выражение оно найдет в 1812 году при изгнании великой армии Наполеона из России.

Кутузовский стратегический план не вызвал особых возражений на военном совете и был принят. Осуществить же его в условиях коалиционной войны, при отсутствии общности интересов у союзников, при взаимном недоверии друг к другу, при отсутствии единого главнокомандующего союзными армиями было чрезвычайно трудно. Только мужество и упорство нижних чинов и офицеров русской армии, полководческий талант ее главнокомандующего позволили произвести этот сложный стратегический маневр.

Первое крупное столкновение противников произошло 19 (31) октября при Аамбахе. Четыре австрийских батальона были внезапно настигнуты кавалерией Мюрата и стали отступать. Помощь им пришла от князя П.И. Багратиона, который направил из Ламбаха к месту боя 6-й и 8-й егерские полки, эскадрон Павлоградского гусарского полка и артиллерийскую роту.

Натиск французской кавалерии сдерживался на протяжении почти пяти часов. Егеря дважды ходили в штыки. Конница Мюрата понесла немалый урон, а русский отряд «ружейною пальбою совершенно положил преграду неприятельскому стремлению». Сам главнокомандующий с гордостью сообщал об этом бое императору Александру I: «Я действиями наших людей весьма доволен…» Потери войск Багратиона составили 145 человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести и всего одно орудие.

После уничтожения мостов кутузовская армия расположилась вдоль правого берега реки Энс и стала строить полевые укрепления. Условия местности позволяли основательно измотать авангард наполеоновской армии — конницу Мюрата. Однако М.И. Голенищеву-Кутузову вскоре пришлось отвести Подольскую армию от реки Энс и расположиться в местечке Мельк.

Причиной стала двойная игра союзников. Император Франц I приказал корпусу генерала Мерфельда отойти на защиту Вены. Тот полностью оголил левый фланг Подольской армии и нашел погибель для своих солдат в бою против настигшего его корпуса Даву. В плен попало 4000 австрийцев, вся артиллерия и обоз. Мерфельд с 2000 человек едва ушел в Венгрию.

Конница Мюрата настигла арьергард русской армии у Амштеттена. На помощь князю П.И. Багратиону по приказу главнокомандующего пришел генерал-майор М.А. Милорадович. Мюрат, усилившись пехотой, начал теснить русский арьергард. Тогда Милорадович пропустил отступающего Багратиона и, запретив своим войскам заряжать ружья, ударил по-суворовски в штыки. Произошла рукопашная схватка воинов Апшеронского и Смоленского полков с гренадерами дивизии генерала Удино.

Раненые русские солдаты после перевязки спешили вернуться в бой. По признанию французов, взятые в плен яростно кидались на своих конвойных. К концу дня французы отступили, Милорадович три версты преследовал их. Он, по словам М.И. Голенищева-Кутузова, имел «славу окончить сей день — довольно важный, совершенно в пользу нашу».

Вскоре русскому главнокомандующему в руки попали письма Наполеона и начальника главного штаба французской армии маршала Бертье к императору Францу I. Они свидетельствовали о том, что союзная Австрия за спиной России вела переговоры с общим противником о заключении сепаратного мира. Михаил Илларионович немедленно известил об этом своего государя, российского министра иностранных дел польского князя A.A. Чарторыжского и посла в Вене графа А.К. Разумовского.

Ведя тайные переговоры с Венским двором, Наполеон продолжал действия против Подольской армии. На левый берег Дуная были переправлены четыре дивизии, которые составили новый корпус под командованием маршала Э.А. Мортье. Ему ставилась задача прикрыть с севера театр военных действий от прусских войск и подходившей шестой колонны кутузовской армии, которой вместо барона Розена стал командовать генерал-майор Воропайский.

Однако здесь опытный полководец Наполеон допустил просчет, поскольку такая река, как полноводный и широкий Дунай, стала серьезной преградой для взаимодействия главных сил французов и корпуса Мортье. Русский полководец прекрасно воспользовался этой ошибкой.

Узнав о восстановлении неприятелем разрушенного моста через Дунай у Линца, Кутузов блестяще расстроил все задуманные Наполеоном тактические комбинации. Русская армия, прикрывшись от кавалерии Мюрата арьергардом Милорадовича, двинулась к Сент-Пельмену, а от него повернула на север и у Кремса перешла Дунай, уничтожив за собой мост через реку.

Теперь под ударом оказалась не Подольская армия, а корпус маршала Мортье. Наполеон попытался исправить свою ошибку, остановив наступление главных сил и начав переправлять на судах французской Дунайской флотилии корпуса Сульта и Бернадотта. Однако судов было мало, и войска Мортье помощи не получили. Двигаясь по узкой дороге к Кремсу, они сильно растянулись в пути, сам начальник корпуса находился с передовой дивизией. Русский главнокомандующий сумел заслать к нему лазутчиков, которые уверили его в том, что русская армия спешно отступает в Моравию, и Мортье с одной авангардной дивизией, не дожидаясь подхода других, двинулся вперед, даже не выслав дозоры в окрестные горы.

Получив от разведки достаточно полные сведения о составе и движении наполеоновского корпуса, генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов принимает решение его разбить. Разделив свои войска на четыре колонны, он направил М.А. Милорадовича навстречу авангардной дивизии французов, чтобы атаковать ее с фронта. Колонне Д.С. Дохтурова ставилась задача пройти 7 километров по горам и к семи часам утра выйти неприятелю в тыл. Колонне генерал-майора Ф.Б. Штрика предстояло нанести фланговый удар. Отряд П.И. Багратиона охранял тылы русских войск. Резерв сил Милорадовича составил отряд Эссена 2-го. Вдоль берега Дуная были поставлены батареи, чтобы воспрепятствовать подходу вражеской речной флотилии.

Замысел Кутузова удался. Сражение началось около девяти часов утра. Бой между авангардом корпуса Мортье и войсками Милорадовича сразу же принял ожесточенный характер. Когда наполеоновский маршал ввел в дело всю свою головную пехотную дивизию, русские стали отступать, заманивая неприятеля под фланговый удар колонны Штрика.

В это время колонна Дохтурова все еще совершала обходной маневр в горах. Ее вел австрийский генерал-квартирмейстер Шмидт, расчет которого оказался неверным. Узкие горные тропы и начавшийся дождь замедлили марш. Дохтуров решил, оставив артиллерию и кавалерию, идти с одной пехотой. В назначенный пункт колонна вышла не к семи часам утра, а лишь в семнадцать часов.

Ослабленный русский отряд вышел в тыл авангардной дивизии Мортье, но сам был атакован с тыла другой подошедшей французской дивизией. Завязался жаркий бой, в котором противники не раз кидались друг на друга в штыковые атаки. Как говорил наполеоновский генерал Дюпон, «твердость русских равнялась мужеству французов».

После двухчасового боя пехота Дохтурова, не имея ни артиллерийской поддержки, ни помощи кавалерии, оказалась не в силах противостоять атакам свежей французской дивизии и в девять часов вечера вынуждена была очистить путь остаткам авангарда корпуса Мортье. Его войска всю ночь отходили к Дунаю и на лодках переправлялись на другой берег реки. Через два дня на левобережье не осталось ни одного француза.

Сам Наполеон назвал дело у Кремса 30 октября (11 ноября) 1805 года со всей справедливостью «побоищем». Французы потеряли около 5000 человек, в том числе около 1,5 тысячи пленными, пять орудий, штандарт и знамя. Потери русских составили около 2000 человек.

Среди отличившихся в сражении у Кремса оказался Московский мушкетерский полк. Генерал Д.С. Дохтуров доносил главнокомандующему: «Все три батальона Московского мушкетерского полка, составлявшие первую линию, грудью шли вперед, исполняя во всей точности мои приказания и без всякой расстройки заходили по отделениям, строили колонну, опять выстраивались и пальбу по отбою с невероятной скоростью прекращали».

Поражение наполеоновских войск под Кремсом имело огромное значение, прежде всего моральное. Впервые французский император встретился с достойным противником, от которого потерпел поражение. Однако Кремская победа русского оружия имела и стратегическое значение. Она разрушила планы Наполеона на уничтожение Подольской армии до подхода к ней подкреплений, позволила союзникам произвести перегруппировку сил для новых сражений и главное — рассчитывать на вступление в войну Пруссии.

Австрийский император Франц I, отмечая заслуги Михаила Илларионовича в победе под Кремсом, писал ему: «Не умею лучше выразить армии мою искреннюю благодарность и удовольствие, как жалуя вам, как ее начальнику, военный орден Терезии большого креста в знак всегдашней памяти обо мне и счастливой этой победы».

До полководца М.И. Голенищева-Кутузова этой высшей боевой награды Австрийской империи были удостоены лишь двое русских: цесаревич Константин Павлович и генералиссимус A.B. Суворов-Рымникский.

Казалось, что переправа через Дунай и победа под Кремсом дали полководцу России возможность полностью реализовать свои стратегические замыслы. Подольская армия получала свободу движения к Ольмюцу (Оломоуцу) на соединение с подходившими для подкрепления войсками Буксгевдена. Казалось, что теперь германская армия Наполеона надолго застрянет за Дунаем. Мост у Кремса был разрушен.

Единственный Таборский мост у Вены охранялся крупными силами австрийских войск под командованием генерал-майора Ф. Ауэрсперга, которые прикрывали город. Стремясь изменить ситуацию в свою пользу, Наполеон послал на неприятельскую столицу корпуса Мюрата и Ланна. События двух ближайших дней после Кремской победы решительно осложнили всю обстановку. На рассвете 1 (3) ноября драгунская бригада Себастиани заняла Вену без сопротивления австрийцев.

Произошло это так. Мюрат и Ланн вступили в переговоры с князем Ауэрспергом, уверяя его в том, что между Наполеоном и Францем I заключено перемирие. Они шаг за шагом продвигались по Таборскому мосту, пока не очутились на противоположном берегу. Вслед за ними на глазах изумленных австрийцев французские гренадеры без единого выстрела перешли мост и захватили батареи пушек. Ауэрспергу ничего не оставалось, как сдать неприятелю без сопротивления Вену и отступить от нее.

Над Подольской армией вновь нависла угроза окружения. Наполеон двинул через Вену корпуса Аанна и Сульта, кавалерию Мюрата и гренадерскую дивизию Удино с целью перерезать пути отхода русской армии. Войскам Бернадотта и Мортье приказывается восстановить мост через Дунай и ударить по русским с тыла.

Такой поворот событий потребовал от М.И. Голенищева-Кутузова принятия новых полководческих решений. Подольская армия вынуждена была уходить с дунайских берегов, чтобы «избежать неравного сражения с значительно превосходящими силами противника». Лазутчики, посланные к Кремсу, донесли, что ненастная погода не позволит французам быстро восстановить мост через реку.

Тогда, не теряя времени, кутузовские войска форсированным маршем двинулись на Брюнн. Вперед против быстро приближающейся кавалерии Мюрата на Цнаймскую дорогу выдвигается 6-тысячный отряд князя Багратиона. Он расположил свои основные силы у Шенграбина, поставив впереди себя кавалерийский заслон из 8 эскадронов австрийцев под командованием графа Ностица и двух казачьих полков.

Багратионовский отряд состоял из Киевского гренадерского, Подольского и Азовского мушкетерских, 6-го егерского, по одному батальону из Новгородского и Нарвского мушкетерских полков, Павлоградского и Гессен-Гамбургского гусарских, Черниговского драгунского и двух Донских казачьих полков, роты батарейной артиллерии. Главнокомандующий доносил императору Александру I: «Хотя я и видел неминуемую гибель, которой подвергался корпус князя Багратиона, не менее того я должен был считать себя щастливым спасти, пожертвованием оного, армию».

Мюрат, накинувшийся на австрийскую кавалерию, сумел обмануть графа Ностица, объявив ему о том, что между их императорами достигнуто перемирие. Ностиц поверил и увел большую часть австрийцев, создав тем самым угрозу окружения всего отряда Багратиона.

Главнокомандующий французской кавалерией решил перехитрить и Кутузова, чтобы путем переговоров задержать движение Подольской армии до подхода своих главных сил. Однако переиграть проницательного Михаила Илларионовича Мюрату не удалось. Русский главнокомандующий, в свою очередь, сразу же выслал для переговоров генерал-адъютанта барона Ф.Ф. Винценгероде, который подписал с французами предварительный текст перемирия. По условиям этого документа Подольская армия и французская кавалерия должны были оставаться на своих местах до окончательной ратификации соглашения. Мюрат считал, что одним росчерком пера он вывел Россию из войны.

Генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов задержал ратификацию на двадцать часов, «не думая нимало оной принять». Подольская армия продолжала свой марш под прикрытием войск Багратиона, сумев при полном бездействии одураченного Мюрата пройти путь в 26 километров.

Более искушенный в дипломатических делах Наполеон был взбешен, когда получил для ратификации текст перемирия. В гневе он написал Мюрату: «Не могу подыскать выражений, чтобы выразить вам свое неудовольствие. Вы начальствуете только моим авангардом и не имеете права заключать перемирия без моего приказания. Немедленно уничтожьте перемирие и атакуйте противника».

4 (16) ноября Мюрат, обескураженный выговором императора, разорвал перемирие и двинул всю массу войск на 6-тысячный отряд Багратиона. Французы превосходили русских в шесть раз! Во главе атакующих стояли прославленные наполеоновские маршалы Мюрат, Аанн, Сульт, Удино. Неравный бой под Шенграбеном продолжался шесть часов.

Багратион расположил свои войска за деревней Шенграбен: в центре позиции поставил три пехотных полка, на флангах кавалерию, два батальона пехоты оставил в резерве. Селение занял егерский полк. В бою русские отказались от линейного, устаревшего построения, действуя колоннами и в рассыпном строю.

Русские успешно отбили первые две неприятельские атаки. Затем их артиллерия метким огнем подожгла Шенграбен, занятый французами, и тем пришлось выйти из деревни. После этого вражеские колонны попытались окружить отряд Багратиона. С наступлением сумерек бой продолжался с еще большим ожесточением. Русская пехота стала отходить, отбиваясь от наседавших французов ружейными залпами и штыковыми атаками. Отход прикрывали два пехотных батальона под командованием майора Экономова, бойцы которого показали чудеса героизма.

Бой при Шенграбене длился до одиннадцати часов вечера. Наполеон, убедившись в бесполезности его продолжения, приказал прекратить преследование русских. Через два дня отряд генерал-майора П.И. Багратиона присоединился к главным силам Подольской армии.

Потери арьергардного отряда составили убитыми, ранеными и пропавшими без вести 2408 человек. 8 орудий с перебитыми осями и колесами стали французскими трофеями. Русские захватили в бою вражеское знамя и привели с собой пленных.

Главнокомандующий Подольской армией представил князя П.И. Багратиона и М.А. Милорадовича к званию генерал-лейтенанта, что и было утверждено государем. Багратион получил от императора Александра I Военный орден Святого Георгия 2-го класса, а австрийский император наградил его командорским орденом Марии-Терезии. До этого случая он еще не вручался ни одному русскому военачальнику.

За Шенграбенское сражение были отмечены наградами также и полки: Павлоградский гусарский и Черниговский драгунский удостоились Георгиевских штандартов, Киевский гренадерский и донские казачьи Сысоева 3-го и Ханженкова 1-го — Георгиевских знамен, а 6-й егерский — серебряных труб.

Теперь уже Наполеон не мог помешать М.И. Голенищеву-Кутузову соединиться с подходившими с востока подкреплениями. 7 (19) ноября его армия в Вишау соединилась с первой колонной графа Ф.Ф. Буксгевдена. Через два дня русский арьергард выдержал последнее столкновение с французами в ходе марш-маневра кутузовской армии от Браунау к Ольмюцу.

Бой при местечке Рауссенице продолжался десять часов. Участие в нем на ограниченном пространстве значительного числа кавалеристов позволило сторонам избежать больших потерь. Вахмистр Евдокомов и рядовой Чумаков из Санкт-Петербургского драгунского полка захватили вражеский штандарт.

На следующий день Подольская армия в Ольмюце соединилась с главными силами Ф.Ф. Буксгевдена. Туда же через три дня подошли гвардейские полки цесаревича Константина Павловича. На подходе были войска Эссена 1-го.

Марш-маневр Подольской армии под командованием М.И. Голенищева-Кутузова вошел в мировую военную историю. За 29 дней русские войска, выдерживая натиск превосходящей по силам наполеоновской германской армии, прошли путь от Браунау до Ольмюца длиной в 417 километров и избежали поражения благодаря кутузовскому полководческому таланту.

За время своего отступления русская армия выдержала шесть крупных столкновений с неприятелем, всегда имевшим заметное превосходство в численности войск: у Ламбаха, Амштеттена, Мелька, Кремса, Шенграбена и Рауссница. Общие потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести не превысили 6000 человек.

Сам Михаил Илларионович оценил содеянное по-военному строго и без пышных фраз. В одном из частных писем он сообщал: «От Браунау, где начат был преследованием всеми силами французскими, дошел до Вишау и соединился уже с частью корпуса генерала графа Буксгевдена. На пути имел несколько сражений, которые все к чести войск российских. Вся сила неприятеля и теперь еще противу меня: гаупт-квартира Бонапартева от меня в трех милях».

Современники оценили полководческое искусство М.И. Голенищева-Кутузова, разрушившего планы своего именитого и прославленного противника несколько иначе. Граф Ф.Ф. Буксгевден писал ему: «Такая славная ретирада навсегда останется достопамятна и можно утвердительно сказать, что другой генерал, находящийся на вашем месте и не имеющий опытности вашей и храбрости, не устоял бы против таких усиленных нападений».

Один из самых знаменитых российских полководцев первой половины XIX века А.П. Ермолов скажет: «Сия ретирада по справедливости поставляется в числе знаменитых военных событий нынешнего времени».

К концу 1805 года ситуация на европейском театре военных действий сильно изменилась. Ульмская капитуляция австрийской Дунайской армии и отход Подольской армии самым серьезным образом повлияли на ход боевых действий в Тироле и Италии. Армия эрцгерцога Иоанна под ударами французских корпусов Даву и Ожеро была вынуждена отступить на соединение с войсками эрцгерцога Карла. Тот терпел в Италии неудачи в действиях против корпусов Массены и Сен-Сира. Тирольская и Итальянская армии австрийцев отступали на восток, теснимые французами, к Виндишгрецу, где было обусловлено их соединение и дальнейшее движение на соединение с Подольской армией.

Неудачными оказались действия на юге Италии и русских войск. Корпус Б.П. Ласси, высадившийся в районе Неаполя, был вынужден покинуть морем итальянские земли. Это позволило Сен-Сиру оказать помощь Массене.

Изменилась и сама стратегическая ситуация в русско-австрийско-французской войне 1805 года. Действия союзных армий против сил Наполеона на Дунае, в Тироле и Италии приобрели чисто оборонительный характер.

Марш-маневр Подольской армии от Браунау до Ольмюца, когда она смогла сохранить почти все свои силы, ее соединение с первыми подкреплениями и сам фактор времени стали играть в пользу союзников. В Ольмюце соединенные войска под общим командованием генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова стали насчитывать до 87 тысяч человек, из них 15 тысяч австрийцев.

Численность союзных войск наращивалась. В нескольких переходах от Ольмюца двигался корпус И.Н. Эссена 1-го, насчитывавший 13 тысяч человек. В первой половине декабря ожидался подход русских войск под командованием барона Л.Л. Беннигсена численностью 27 тысяч человек. В 270 километрах находились австрийские армии эрцгерцогов Иоанна и Карла, насчитывавшие более 80 тысяч человек. Дождавшись подхода всех этих сил, даже без вступления в войну Пруссии можно было рассчитывать на 205 тысяч союзных войск.

Близился месячный срок ультиматума прусского короля Фридриха-Вильгельма III императору Наполеону. В случае его невыполнения французской стороной в войну вступала 170-тысячная армия Пруссии, которая могла движением на запад нарушить многие неприятельские коммуникации, растянутые по дуге на 370 километров. Соотношение сил складывалось теперь явно не в пользу наполеоновской германской армии: в начале войны она насчитывала 200 тысяч человек, а сейчас к Брюнну, откуда до союзных войск можно было дойти за три перехода, император мог сосредоточить всего 50-тысячное войско.

В случае необходимости Наполеон мог притянуть по две дивизии из корпусов Бернадотта и Даву общей численностью 23 тысячи человек. Это мало уравновешивало силы противоборствующих сторон. Остальные французские войска стояли на защите тыловых баз и растянутых коммуникаций.

Отсутствие продовольствия в Ольмюцком лагере заставило союзников принять план их ближайших действий. Михаил Илларионович понимал, что полного превосходства в силах можно достичь, лишь оттягивая как можно дальше генеральное сражение. В случае же наступления Наполеона следовало отступать навстречу идущим резервам. Опыт подсказывал русскому главнокомандующему воздержаться от преждевременных наступательных действий.

На военном совете М.И. Голенищев-Кутузов высказался за дальнейшее отступление к Рудным горам, в Моравию до прибытия всех подкреплений и вступления в войну Пруссии. Хотя это и затягивало военные действия, но в итоге могло дать тройной перевес сил союзников и ослабить неприятеля выделением новых войск для охраны все более растягивающихся коммуникаций.

Главнокомандующий, отстаивая свой план, смотрел гораздо дальше. В случае исполнения им задуманного к боевым действиям могли подключиться войска, пока находящиеся на значительном расстоянии: Северная армия под командованием шведского короля Густава IV Адольфа и войска Б.П. Ласси, эвакуированные из-под Неаполя.

Михаил Илларионович, отстаивая свой стратегический план ведения войны с Наполеоном, не исключал даже возможности отвести союзные войска к Карпатам. Участник войны 1805 года И. Бутовский писал, что в Ольмюце «в военном совете почти все изъявили желание обратиться на неприятеля. Кутузов был противного мнения: он объявил, что затрагивать Наполеона еще рано, и предложил — отступать. Его спросили, где же предполагает он дать ему отпор? Кутузов отвечал: “Где соединюсь с Беннигсеном и пруссаками; чем далее завлечем Наполеона, тем будет он слабее, отдалится от своих резервов, и там, в глубине Галиции, я погребу кости французов”».

Историк Е.В. Тарле справедливо отмечал, по достоинству оценив кутузовский план: «Другими словами, лучше с известным промедлением победить, чем безотлагательно быть поколоченным».

Однако план, предложенный М.И. Голенищевым-Кутузовым, не был принят. Против мнения опытного полководца выступили прежде всего австрийские военачальники, поддержанные императорами Александром I и Францем I. Недооценивая силы противника, его боевой опыт и преувеличивая собственные возможности, они говорили о неизбежности поражения Наполеона на Моравских полях, необходимости немедленного перехода в наступление.

Российский император, в силу своей молодости и будучи еще не знаком с войной, всецело положился на мнение австрийского генералитета, уже успевшего «прославить» себя неудачными действиями против Наполеона. Посланник союзного Сардинского королевства в Санкт-Петербурге граф Ж. де Местр сообщал своему монарху: «…Александр I не захотел взять инициативу в свои руки и в чем-либо противодействовать австрийцам, чтобы не ослабить союз. Те же завладели ходом войны и стали во всем поступать по своему произволу: они командовали, сколько и куда направить русских солдат, удержали за собой право составлять планы войны и сражений; эти планы переводились на русский язык и рассылались в русские войска лишь за несколько часов до того, как надо было приводить их в исполнение».

Выразителем мнения австрийского командования стал генерал-квартирмейстер Вейротер, человек с безграничным самомнением и достаточно бездарный. Именно к нему прислушивался император Александр I и его ближайшее окружение, жаждущее отличиться в большой войне. Мудрые советы русских генералов Голенищева-Кутузова, Дохтурова, Милорадовича, Ланжерона и других во внимание не принимались.

С прибытием в действующую армию государя Михаил Илларионович уже не мог, как прежде, исполнять обязанности главнокомандующего, его фактически отстранили от руководства армией, забыв совсем еще недавние заслуги в войне 1805 года.

Двусмысленное положение генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова в русской действующей армии перед Аустерлицкой трагедией хорошо высказал историк А.И. Михайловский-Данилевский:

«Нося звание Главнокомандующего, но видя себя без власти предводителя, он покорился обстоятельствам, объявлял по армии даваемые ему приказания и оставался простым зрителем событий».

На военном совете было принято решение, отстаиваемое австрийцами, о наступлении союзных армий на наполеоновскую армию до подхода подкреплений. 15 (27) ноября 1805 года Соединенная армия во главе с двумя императорами выступила к Аустерлицу.

В такой ситуации Наполеон как полководец и дипломат оказался на высоте. Прекрасно понимая, что каждый упущенный день только усугубляет его положение, он решил обмануть противника и ускорить развязку событий.

Своему авангарду французский император приказывает не ввязываться в серьезное столкновение и отходить, заманивая противника к Брюнну. К Александру I направляется генерал-адъютант Р. Савари, бывший глава тайной полиции, с предложением о прекращении на сутки боевых действий и о личной встрече двух императоров между позициями авангардов воюющих сторон.

Российский император этого предложения не принял, направив вместо себя своего наперсника князя П.П. Долгорукова. Встреча проходила в первой линии французских войск. Разговор продолжался около часа. Генерал-адъютант Александра I вел себя высокомерно и непочтительно по отношению к Наполеону, ни разу не назвав его «императорским высочеством». На слова императора о том, что другого выхода, как драться, видимо, нет, Долгоруков ничего не ответил, сел на лошадь и уехал.

Великий дипломат Наполеон Бонапарт мастерски разыграл сцену нерешительности, готовности к уступкам и полностью добился желаемого результата. Князь Долгоруков, вернувшись в штаб-квартиру союзных войск, самонадеянно говорил: «Наш успех несомненный, стоит только идти вперед, и неприятели отступят, как отступили они от Вишау».

После переговоров посланца Александра I с Наполеоном союзным командованием принимается решение продолжить наступление. Это было именно то, что желал французский император. Разумные возражения Кутузова стали выглядеть чуть ли не как трусость.

18 (29) ноября Соединенная армия возобновила движение к Аустерлицу, которому суждено было стать самой громкой победой в полководческой биографии Наполеона. На следующий день русская и австрийская армии уже занимали позиции на месте будущего сражения. Войска, выполняя диспозицию австрийского генерал-квартирмейстера Вейротера, на виду неприятеля произвели перестроение, поменяв фланги. Главные силы пехоты оказались на левом фланге, предназначенном для обхода французской армии.

Наблюдавшему за движением русско-австрийских войск великому французскому полководцу не составило большого труда разгадать замысел высшего командования союзников. К тому же он внимательно изучил поле предстоящей генеральной битвы, имел донесения своих лазутчиков.

Пока союзные армии двигались к Аустерлицу, Наполеон заметно усилился: он сумел притянуть к главным силам пять пехотных дивизий из корпусов Бернадотта и Даву, три драгунские дивизии из кавалерии Мюрата. Теперь численность его войск доходила до 74 тысяч человек (60 тысяч пехоты и 14 тысяч конницы) при 250 орудиях. Союзники же продолжали считать французскую армию по численности меньшей.

Перед битвой наполеоновская армия заняла позицию по фронту 10,5 километра и в глубину до 6 километров. Доводя до своих маршалов и генералов план предстоящего сражения, Наполеон пояснил главную свою идею так: «Позиции, нами занимаемые, неодолимы; в то время, как они (русские и австрийцы. — А. Ш.) будут обходить меня справа, они мне подставят фланг».

Наполеон выделил на фланги только треть наличных сил, примерно по 12,5 тысячи человек на каждый из них. В центре, на главном направлении удара, было сосредоточено почти 50 тысяч человек. Они расположились вдоль ручья Гольдбах и были предназначены для действия против союзных войск на Праценских высотах.

Наполеоновский план сражения был чрезвычайно прост: мощным сокрушительным ударом по центру разобщить войска союзников на две изолированные друг от друга части, выйти им в тыл и уничтожить их порознь. Для концентрированного удара по противнику на Праценских высотах на четырехкилометровом участке Наполеон сосредоточил две трети всех своих войск.

Автором плана сражения союзников стал Вейротер, военный теоретик, «ученый доктринер», считавший, что французская армия в силу своей численности в 40 тысяч человек и расположения за ручьем может вести только оборонительные действия. Это было совершенно несвойственно Наполеону, в чем союзники имели возможность не раз убедиться за последние десять лет.

По принятой диспозиции на три левофланговые русские колонны (генерал-лейтенантов Дохтурова, графа Ланжерона и Пршибышевского) с австрийской кавалерией под общим командованием генерала от инфантерии графа Ф.Ф. Буксгевдена возлагалась задача нанести главный удар по правому флангу французов (что и предвидел Наполеон) с последующим поворотом на север.

Четвертая колонна под командованием австрийского генерал-лейтенанта Коловрата должна была наступать через Праценские высоты. При этой колонне находился главнокомандующий Подольской армии генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов.

Пятая колонна, состоявшая из австрийской конницы генерал-лейтенанта князя Лихтенштейна и авангардного отряда генерал-лейтенанта князя Багратиона, располагалась на правом фланге и должна была сковывать неприятеля, обеспечивая обходной маневр главных сил. Резерв союзных войск составила русская гвардия под командованием цесаревича Константина Павловича.

Накануне сражения Соединенная армия насчитывала 84 580 человек (67 700 — пехота и 16 880 — кавалерия) при 330 орудиях. Союзные войска занимали участок по фронту более 12 километров и в глубину до 6,5 километра.

Среди историков существует довольно много мнений о поведении главнокомандующего Подольской армией в день Аустерлицкого сражения, обернувшегося трагедией для союзных войск, прежде всего русских. Большинство из них, ссылаясь на воспоминания участников военного совета, отмечают пассивность Кутузова. В тот поздний вечер, когда в его штаб-квартире в Крженовице австриец Вейротер по-немецки зачитывал дислокацию предстоящей генеральной баталии, полководец свое несогласие выражал тем, что демонстрировал полное равнодушие и спал.

Ряд исследователей, среди них — П.А. Жилин, С.Б. Окунь, А.З. Манфред, А.Г. Бескровный, утверждал, что главнокомандующий предлагал «не бросаться в сражение очертя голову» и «избегать сложных маневров», «тщетно предостерегал» и даже «требовал» отказаться от атаки позиций наполеоновской армии.

Михаил Илларионович понимал, что составленная Вейротером диспозиция не соответствует местности и не учитывает реальную дислокацию неприятельской армии. Но, зная отношение своего самодержавного монарха и его окружения к «решительному» австрийскому генерал-квартирмейстеру и то, что любые возражения против него не будут приняты, предпочитал хранить молчание.

Именно такая безмолвная безучастность бесправного главнокомандующего подверглась осуждению многими историками. По мнению германского историка Ф.В. Рюстова, генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов был «виноват не как полководец, а как гражданин земли Русской», так как у него не хватило «гражданского мужества высказать всю правду юному императору». Рюстов упрекал русского главнокомандующего за то, что он позволил «вырвать из своих рук главное начальство над армиею».

К такой же оценке поведения Кутузова на военном совете, где решалось, быть или не быть сражению при Аустерлице, присоединился и Г.А. Леер. Историк считает, что у главы Подольской армии не хватило твердости и мужества в отстаивании собственного мнения перед неопытным самодержцем. Поражением под Аустерлицем и объясняется охлаждение государя к Кутузову, продолжавшееся до 1812 года.

Академик Е.В. Тарле причину такого поведения главнокомандующего на военном совете видит в присутствии императора Александра I, которому принадлежала вся полнота военной власти. Поэтому М.И. Голенищев-Кутузов не мог «противопоставить роковому легкомыслию, обуявшему царя, категоричную оппозицию».

Подобные мысли подтверждает не кто иной, как сам победитель в Аустерлицком сражении. Наполеон говорил: «…Если министр или государь находится при армии… если они принимают на себя командование, то сами становятся главнокомандующими. Главнокомандующий же становится тогда подчиненным дивизионным генералом, не больше».

Современные российские историки Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев дают следующее обоснование поведению Михаила Илларионовича на военном совете: «Если вникнуть в положение Кутузова, то следует признать, что он не мог противопоставить свое мнение императору по нескольким причинам: во-первых, еще на военном совете в Ольмюце его предложения о дальнейшем ведении кампании были отвергнуты государем и его окружением, а это означало, что всю ответственность за последующие события и их последствия брал на себя Александр; во-вторых, Кутузов понял, что политические соображения императора по сохранению союза с австрийским монархом пересилили опасения военных последствий предстоящего сражения и сделали его послушным орудием австрийской бездарности; в-третьих, необходимо учесть, что Кутузов почти три года находился в отставке, испытывая немилость императора, затруднительное положение, и только благодаря хлопотам знакомых сумел вновь вернуться к военному поприщу. Все это удерживало Кутузова от новых возражений».

В ходе военного совета произошел такой эпизод. Когда Вейротер закончил чтение составленной им диспозиции, русский генерал Ланжерон спросил его: «Что мы будем делать, если Наполеон нас предупредит и атакует у Працена?» Австриец ответил, что этого не произойдет, поскольку у Наполеона всего 40 тысяч человек и что автор диспозиции хорошо знает местность по прошлогодним маневрам между Брюнном и Аустерлицем. На что его помощник полковник граф А.Ф. фон Бубна заметил собравшимся: «Не наделайте только опять таких ошибок, как на прошлогодних маневрах».

В три часа ночи М.И. Голенищев-Кутузов отпустил всех генералов и поручил майору К.Ф. Толю перевести диспозицию на русский язык и разослать ее в войска. Когда рано утром князь П.И. Багратион прочитал диспозицию, он сказал находившимся при нем австрийским офицерам генерального штаба, что это сражение будет проиграно.

Главнокомандующий за несколько часов до начала сражения попытался еще раз предотвратить роковую ошибку. Он обратился к обер-гофмаршалу H.A. Толстому: «Вы должны отговорить императора, потому что мы проиграем битву наверное». Приближенный к Александру граф ответил: «Мое дело — соусы и жаркое; а ваше дело — война, занимайтесь же ею».

20 ноября (2 декабря) 1805 года, в семь часов утра, началось Аустерлицкое сражение. Германский историк Д.Г. Бюлов назвал его «странным событием»: «…Союзники атаковали армию, которой они не видели; предполагали ее на позиции (за ручьем Гольдбах. — А. Ш.), которой она не занимала, и рассчитывали на то, что она (наполеоновская армия. — А. Ш.) останется настолько же неподвижною, как пограничные столбы».

После небольших схваток левофланговые колонны под общим командованием генерала от инфантерии Ф.Ф. Буксгевдена овладели селением Тельнице и Сокольницким замком. В это же время начала наступление и четвертая колонна, состоявшая из двух русских пехотных бригад генерал-майоров Г.М. Берга и СЛ. Репнинского, 15 с половиной батальонов и двух эскадронов австрийских войск, состоявших в основном из необстрелянных рекрутов. Колонна, которой предстояло наступать на Праценские позиции в самом центре баталии, по диспозиции Вейротера оказалась самой слабой.

После того как австрийская кавалерия генерала Лихтенштейна очистила проход, четвертая колонна оставалась без движения, хотя по диспозиции должна была пойти вперед. Русский главнокомандующий словно предчувствовал направление главного удара Наполеона. Ф.В. Рюстов отмечал, что осторожным по природе Кутузовым, правильно оценившим значение Праценской позиции на высотах, «руководил счастливый инстинкт». Г.А. Леер уточнил, что Кутузов основывался на «ясно сознаваемом им верном расчете».

В девятом часу на Праценские высоты в сопровождении личного конвоя прибыли российский и австрийский императоры.

Увидев, что ружья солдат четвертой колонны все еще находятся в козлах, Александр I подъехал к главнокомандующему. По словам дежурного генерала Соединенной армии князя П.М. Волконского, стоявшего рядом с Михаилом Илларионовичем, между государем и генералом от инфантерии произошел следующий разговор:

— Михаил Ларионович! Почему не идете вы вперед?

— Я поджидаю, — отвечал Кутузов, — чтобы все войска колонны пособирались.

— Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки, — сказал император.

— Государь, — был ответ Кутузова, — потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете.

Когда четвертая колонна сошла с Праценских высот, Наполеон понял, что настал его звездный час. Теперь он сам перешел в наступление, бросив против малочисленной четвертой колонны корпуса Сульта, Бернадотта и кавалерию Мюрата. На направлении главного удара французский император добился более полуторного превосходства в силах (27,2 тысячи французов против 16,75 тысячи союзников), что и решило исход всего сражения в его пользу.

В жестоком бою были ранены бригадные командиры Репнинский и Берг, попавший в плен. Полки и батальоны пришли в расстройство и отступили, управление над ними было потеряно. Пытаясь спасти положение, главнокомандующий остановил отрезанные от второй колонны Фанагорийский и Рижский полки, приказав генерал-майору С.М. Каменскому 1-му вытеснить французов с Праценских высот. Однако упорство и мужество этих полков не победило численно превосходящего неприятеля.

Сам главнокомандующий в ходе сражения получил ранение пулей в щеку. Узнав об этом, император Александр I послал к нему своего лейб-медика Я.В. Виллие. Отказавшись от помощи, Михаил Илларионович попросил царского врача передать его благодарность за заботу и, указав рукой на наступающих французов, сказал: «Смертельная рана вот где!»

Русский полководец, поняв основной замысел Наполеона, еще до отступления четвертой колонны успел послать приказание Буксгевдену отступить. Но тот его вовремя не выполнил, что привело к самым печальным результатам. Сломив сопротивление четвертой колонны, французы вышли во фланг и тыл левофланговой группировки союзных войск, обрушив на нее новые удары.

В одиннадцать часов император Александр I, видя неудачные атаки и крайнее расстройство войск, приказал отступать к Аустерлицу. Но было уже поздно. В сражение пошли войска из второй линии наполеоновской армии. Соединенная армия русских и австрийцев оказалась расчлененной на три части, что очень обнадеживало французов.

И только мужество и стойкость русских полков, таких как лейб-гвардии Конный, и командование таких военачальников, как Дохтуров, не позволили Наполеону до конца осуществить свой план полного разгрома австро-русских войск. В шестом часу вечера наступающая темнота остановила Аустерлицкую битву.

Разгром Соединенной армии был полный. Потери союзников убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести (утонувшими) исчислялись в 26 992 человека и 155 орудий. В том числе русских — 21 тысяча и 130 орудий; австрийцев — 5992 человека и 25 орудий. Потери наполеоновской армии составили 8566 человек: 1290 — убитыми, 6943 — ранеными, 333 человека пленными.

Аустерлицкое сражение вошло в историю как «битва трех императоров». В нем полководческий гений одного монарха победил самонадеянность и военную неопытность двух других. Наполеон Бонапарт в своих мемуарах писал, что имел до тридцати подобных сражений, «но ни в одном из них победа не была столь решительной, и ни в одном исход не подвергался столь незначительным колебаниям». Вместе с тем, по мнению французского императора, «под Аустерлицем русские показали более мужества, нежели в других битвах с ним, более даже, нежели под Бородином».

Еще шло Аустерлицкое сражение, а в самом Аустерлице, в замке князя Кауница, проходило совещание Венского кабинета министров, решавшего вопрос: куда отступать в случае неудачи. Поскольку в Венгрии не подготовили необходимых запасов для Соединенной армии, было принято решение начать с Наполеоном переговоры о мире. После поражения союзников император Франц I объявил российскому монарху о решении Венского кабинета и направил к победителю князя Лихтенштейна.

Император Александр I во время отступления Соединенной армии сполна испил чашу унижения. Его свита растерялась, и самодержавного монарха сопровождали всего четыре человека. По дороге он почувствовал себя плохо и остановился в крестьянской избе в селе Уржице. Скорее всего, сказалось страшное нервное перенапряжение.

Лейб-медик Я.В. Виллие пришел в главную квартиру императора Франца I, расположенную в доме местного священника, и попросил у австрийского обер-гофмаршала немного вина для облегчения страданий Александра I. Но тот отказал, ответив, что у него «едва достаточно вина императору Францу». В этом ответе выразилось подлинное неуважение австрийцев к союзному монарху.

22 ноября (4 декабря) М.И. Голенищев-Кутузов заключил на сутки перемирие с французской армией, чтобы дать австрийцам возможность начать мирные переговоры. Через два дня Франц I дал обещание Наполеону в том, что в месячный срок русские войска покинут территорию Австрии. А еще через два дня император Александр I покинул армию и выехал в Санкт-Петербург.

14 (26) декабря 1805 года в Пресбурге (ныне город Братислава, столица Республики Словакии) габсбургская Австрия подписала с наполеоновской Францией унизительный мир. Австрия потеряла свои владения в Германии, Тироль, Венецию и уплачивала 100 миллионов франков контрибуции.

По условиям перемирия русская армия уходила на родину. Ее уводил из Австрии главнокомандующий генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов. Во время движения русских войск недавние союзники — австрийцы — перестали заботиться об их продовольственном снабжении. Среди солдат и офицеров росло недовольство, усиливались антиавстрийские настроения. Михаилу Илларионовичу пришлось отдать специальный приказ по армии, запрещавший вести подобные разговоры.

В это время Наполеон одержал еще одну победу: прусский королевский посол граф Х.А. Гаугвиц, не имея никаких на то полномочий, подписал в Вене акт о союзе Пруссии с Францией.

В середине января 1806 года полки русской армии в районе города Броды пересекли австро-российскую границу. Они уносили с собой горечь Аустерлицкого поражения.

24 февраля (8 марта) 1806 года император Александр I издал именную грамоту. Генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов за искусную ретираду от Браунау до Ольмюца и малые потери, понесенные при этом русской армией, награждается орденом Святого равноапостольного князя Владимира «большого креста первой степени». Высочайший указ заканчивался словами: «Удостоверены Мы, впрочем, что Вы, получив таковое доказательство Нашей признательности, потщитесь и впредь продолжением ревностной службы Вашей вяще удостоится Монаршего Нашего благоволения».

Немногим ранее младшая дочь Михаила Илларионовича была пожалована во фрейлины, став придворной дамой за боевые заслуги отца.

Высокая награда не изменила отношения молодого императора к полководцу. Царский двор всю вину за поражение под Аустерлицем и неудачу в военной кампании 1805 года переложил на главнокомандующего Подольской армией.

Автор трехтомного труда о жизни императора Александра I историк Н.И. Шильдер писал, что «Аустерлицкое сражение окончательно лишило его (М.И. Голенищева-Кутузова. — А. Ш.) расположения к нему государя. В последовавших за 1805 годом ближайших войнах он долго оставался безучастным зрителем», а при императорском дворе в то довольно продолжительное время «о Кутузове и слышать не хотели».

И Михаил Илларионович, и всероссийский самодержец долгие годы носили горечь поражения под Аустерлицем. Придет время, и император Александр I скажет: «Забудем это несчастное Аустерлицкое сражение. Мы все, я первый, сделали там много ошибок».

Однако из отечественной истории высочайшим пожеланием эту страницу не вырвешь. Наполеон Бонапарт называл эту битву в своих приказах не иначе как «солнцем Аустерлица».

Когда в 1812 году русская армия начнет изгнание Великой армии Наполеона из пределов Российского государства, М.И. Голенищев-Кутузов, увидев отбитое у французов знамя с надписью «За победу под Аустерлицем», заметит окружавшим его офицерам: «Вы молоды, переживете меня и будете слышать рассказы о наших войнах. После всего, что совершается теперь, перед нашими глазами, одной выигранной мною победой или одной понесенной мною неудачей больше или меньше, все равно для моей славы, но вспомните: я не виноват в Аустерлицком сражении».

После неудачного окончания военной кампании 1805 года русские войска, покинувшие Европу, были расквартированы вдоль западной границы России. Киевский военный губернатор М.И. Голенищев-Кутузов, оказавшийся в «почетной ссылке», получил в непосредственное подчинение 5, 6 и 7-ю дивизии, расквартированные в Брест-Литовске, Дубно и Мозыре.

Александр I, который мечтал войти в историю как император-полководец, долго сохранял неприязненное отношение к опальному генералу от инфантерии, пребывавшему вдали от столицы. Однако полководческий авторитет Михаила Илларионовича, несмотря на неудачный исход Аустерлицкого сражения, был высок и в стране, и в армии.

Когда в 1806 году началась новая война против наполеоновской Франции, император не захотел поставить во главе русской действующей армии Кутузова, равного которому по военному дарованию, боевому опыту и заслугам в России тогда не было. Киевский военный губернатор получил лишь приказ о подготовке подчиненных ему дивизий к выступлению в поход. Высочайшее указание было выполнено со всей тщательностью и со знанием дела.

Полководца, пусть даже временно находящегося в опале, не могла не волновать судьба Отечества и его армии. Кутузов внимательно следит за ходом боевых операций, анализируя действия командования противоборствующих сторон. Особенно его интересует полководческое искусство Наполеона Михаил Илларионович словно чувствует, что главные баталии с ним еще впереди.

Получив известие о победе русских войск на полях Восточной Пруссии под Прейсиш-Эйлау, он пишет жене: «Мы получили известие о победе над Бонапартием. Дай бог! Я нынче себя узнал, что независтлив».

Умудренному военным опытом М.И. Голенищеву-Кутузову не составило большого труда увидеть ошибку, допущенную Беннигсеном: тот поторопился после сражения отвести русские войска к Кенигсбергу, не дождавшись отхода французской армии. Наполеон умело воспользовался этим и взял реванш за Прейсиш-Эйлау в сражении при Фридланде, оттеснив русские войска за Неман.

Столь же внимательно киевский губернатор следил за событиями на юге, где быстро назревал военный конфликт с Турцией. Русско-турецкие войны 1768–1774 и 1787–1791 годов не разрешили острых противоречий между Оттоманской Портой и Россией. Отказ Стамбула от агрессивной политики по отношению к своему северному соседу оказался всего-навсего дипломатическим шагом.

Правящие круги Турции внимательно следили за военными и политическими событиями, которые бурно разворачивались в Европе в начале XIX столетия. Стамбул лишь ждал удобного случая, чтобы, нарушив условия подписанных с Россией договоров, вернуть себе Северное Причерноморье, Крым, кавказское побережье Черного моря. Блистательная Порта в новом противостоянии с Россией искала себе сильного союзника.

Она нашла его в лице наполеоновской Франции. Антироссийская политика правящих кругов Турции находила самую активную поддержку у французской дипломатии. Наполеон последовательно подталкивал Стамбул на войну с Россией, стремясь отвлечь ее внимание от событий в Центральной Европе. Французский император уверял султана Селима III в том, что его армией России нанесены сильные удары под Аустерлицем и Фридландом, что она теперь не сможет противостоять военной мощи Турции.

Наполеон заверял султана, что если он захочет вернуть утраченные по Кючук-Кайнарджийскому и Ясскому мирным договорам территории, то Турция в таком случае получит поддержку Франции. Генерал Себастиани, назначенный в 1806 году французским посланником в Стамбуле, обещал туркам прямую военную помощь. Для этого предназначался 25-тысячный корпус любимца Наполеона генерала Мармона, находившийся в Далмации. В Турцию прибывали многочисленные французские инструкторы и советники, фортификаторы, специализирующиеся на строительстве крепостей.

Войны России с Турцией играли большую роль в исторических судьбах славянских, христианских народов Балкан. Они, не имея возможности собственными силами освободиться от османского гнета, всегда с надеждой смотрели на православную Россию. Классики научного коммунизма Карл Маркс и Фридрих Энгельс, анализируя вопрос о положении национальных меньшинств в Турецкой империи, писали: «…Серб, болгарин, боснийский “райя”, крестьянин-славянин из Македонии и Фракии питают большую национальную симпатию к русским и имеют с ними больше точек соприкосновения, больше средств духовного общения, чем с южными славянами-католиками, говорящими на одном с ними языке».

В начале XIX века на территории Османской империи возобновились гонения на христиан. Бесчинства янычар вызвали в 1804 году восстание против турецкого ига под предводительством Кара-Георгия (Черного Георгия), охватившее всю Сербию. Сербское восстание, продолжившееся до 1814 года, находило самый широкий отклик в России и вызвало стремление императора Александра I освободить балканских христиан из-под гнета турок-османов, защитить славянские народы на Балканах.

Подобные шаги со стороны Российского государства, безусловно, ослабили бы Оттоманскую Порту, способствуя прежде всего росту национально-освободительного движения среди южных славян, в Греции. В Стамбуле этого опасались больше всего.

Повод для очередной русско-турецкой войны дала Турция. Она по настоянию Парижа закрыла проливы для российских кораблей. Одновременно Стамбул вопреки Ясскому мирному договору сменил господарей в Молдавии и Валахии, являвшихся сторонниками России.

В ответ на такие враждебные действия по отношению к России Александр I повелел главнокомандующему Молдавской армией генералу от кавалерии Ивану Ивановичу Михельсону войти в придунайские княжества. Русские войска, собранные на левобережье Днестра, перешли 11 ноября 1806 года реку сразу в трех местах — у Жванца, Могилева-Подольского и Дубоссар.

Военные действия начались для русской армии успешно. Без боя сдались крепости Хотин и Бендеры, затем, так же без сопротивления, были заняты Аккерман, Килия и Галац. 13 декабря генерал-лейтенант М.А. Милорадович овладел Бухарестом и спас город и его жителей от неминуемой гибели, так как турки уже начали резню населения. Русские войска вышли на берег Дуная. Только гарнизоны крепостей Измаил и Рущук отвергли предложение о сдаче.

18 декабря, в день официального объявления войны Турцией России, сербские повстанцы Кара-Георгия освободили Белград.

Дунайские княжества Валахия и Молдавия были заняты русской армией без объявления войны. На исходе декабря 1806 года русские войска расположились на зимние квартиры.

Император Александр I заключил военный союз с Кара-Георгием, основателем сербской королевской династии Кара-георгиевичей. Теперь Россия открыто поддерживала сербов в их освободительной борьбе против Турции.

В 1807 году в события на Балканах вмешалась Франция. По Тильзитскому мирному договору, заключенному с Наполеоном, Россия обязывалась вывести свои войска из Молдавии и Валахии. Военные действия между ней и Османской империей в августе прекратились, и стороны начали мирные переговоры при посредничестве Парижа.

В ходе переговоров Россия потребовала уступить ей Дунайские княжества и объявить Сербию независимым государством. Против этих требований выступили Англия и Австрия.

В марте 1808 года боевые действия возобновились. Император Александр I главнокомандующим Молдавской армией вместо скончавшегося И.И. Михельсона назначает генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского. Русские войска снова занимают Молдавию и Валахию и выходят на дунайские берега.

События складывались так, что судьба вновь уготовила киевскому губернатору возвращение на военное поприще. К возобновлению боевых действий «генерал от инфантерии и разных орденов кавалер Михаиле Ларионович Голенищев-Кутузов» уже почти год как числился в рядах Молдавской армии.

В марте 1808 года государь предписал ему подготовить к пополнению Молдавской армии 8-ю и 22-ю дивизии, самому же, сдав дела киевского военного губернатора, также отправиться в действующую армию в распоряжение генерал-фельдмаршала князя A.A. Прозоровского. Такой императорский указ Михаил Илларионович выполнил с большим желанием.

Назначение Кутузова в Молдавскую армию было воспринято не только офицерским составом, но и нижними чинами с радостью. Это было знаком уважения личности опального полководца, признания его прошлых боевых заслуг. Генерал-фельдмаршал князь Прозоровский писал: «…K командованию в здешнем краю никто никого лучше избрать не можно, как генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова. Он знает все здешние места, народы и обычаи здешние, такоже места задунайские и всю политику турецкую, следовательно, он всех и способнее. Я могу с полным удовлетворением свидетельствовать, что он должность генерала и часть воинскую хорошо разумеет…

Я по части войсковой совершенно им доволен, и он мне в самом деле помощник. Впрочем, заключительно скажу, что я признаю его в искусстве военном одним из лучших генералов государя императора».

В апреле генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов вступает в командование Главным корпусом Молдавской армии. В нем оказалась почти половина армейской пехоты и кавалерии: 8-я и 22-я дивизии генерал-лейтенантов П.К. Эссена 3-го и 3. Д. Олсуфьева 3-го, 15 пехотных батальонов, батальон Полтавской милиции, 25 кавалерийских эскадронов, 2 казачьих полка, 2 батарейные, 1 конноартиллерийская и 1 понтонная роты.

Поскольку в военных действиях наступило временное затишье, корпусной командир развил энергичную деятельность по материальному обеспечению войск, их укомплектованию, обустройству походного лагеря. Дивизии пополняются ратниками Рязанской и Тульской милиции, проводится инспектирование воинских частей. Затем полки отправляются к месту сбора войск — городу Вырлату.

В базовом лагере на берегу реки Серет при деревне Калиени, на месте, выбранном для него бывшим кутузовским воспитанником по Сухопутному Шляхетскому кадетскому корпусу подполковником К.Ф. Толем, войска продолжают обучение. Ведется усиленная огневая подготовка, артиллерийские роты проводят практические учения.

Личный опыт полководца, приобретенный в «екатерининских русско-турецких войнах», анализ способов ведения боя и построения боевых порядков турецких войск позволили Кутузову четко сформулировать, как нужно действовать против них русским войскам. Эти знания он стремился передать своим подчиненным генералам и офицерам, командирам-единомышленникам. Они обучались действовать не против европейской, а против азиатской армии.

В лагере при деревне Калиени Михаил Илларионович обобщил весь свой опыт борьбы с османами в предписании о боевом порядке построения русских войск в предстоящих сражениях с турецкой армией: «Турки другого маневра не имеют, как только тот, чтобы многочисленною своею конницею окружить неприятельское войско, почему отпор их первого нападения зависит от стойкости, хладнокровной решительности и твердости: в приеме их жаркого нападения два или три патрона в таковом войска расположении достаточны, чтобы обратить турков в бегство… есть ли он по нещастию успеет расстроить войско и обратить его в бегство, то последствия сего неисчислимы…

По многочисленной у турков конницы и по привычке их окружать, надобно кавалерию нашу удалять сколько можно от атаки неприятеля, прикрывая ее батальон кареями, дабы турки везде находили отпор; выпускать же конницу свою только тогда, когда ей удобно атаковать турков…

Всегда к кавалерии придавать несколько пехоты. Всего нужнее в коннице наблюдать строй, а отнюдь не рассыпаться, а атаковать турков рассыпанными по полю и заводить с ними перестрелки было бы намерение весьма бесполезное по преимуществу их над нами в стычках; но полезнее несравненно кавалерии… когда турки вознамериваются атаковать нашу конницу… и тогда, когда будут достраиваться последние, ударив в сабли со всею возможною прыткостью, заранее можно быть уверенным в победе…»

Корпусной командир учитывает послемаршевое состояние полков, укомплектование их необученными рекрутами, заботится об укреплении воинской дисциплины и уставного порядка, сплачивании воинских коллективов.

Весьма показательным в этом отношении является предписание Кутузова генерал-лейтенанту 3. Д. Олсуфьеву в связи с проведенным смотром полков 22-й дивизии: «…Обратить прошу, Ваше превосходительство, особое внимание на то, чтобы субординация и дисциплина, яко душа службы, сохранены были в войсках в полной их силе, и употребите всю строгость закона к восстановлению оных в Вятском мушкетерском полку.

Буде же в противном случае (чего, однако же, и не ожидаю), что все рачение ваше окажется недостаточным и прекращению зла сего, то, дабы не дать оному укорениться, не щадя никакого лица и не теряя времени, войдите ко мне с представлением вашим для обращения виновных к их обязанностям или для поступления по законам».

Военные действия против Турции возобновились весной 1809 года. Согласно принятому плану генерал-фельдмаршал A.A. Прозоровский начал активные действия на широком фронте против дунайских крепостей Браилов, Журжа, Измаил и Тульчи. После овладения ими планировалось перенести боевые действия за Дунай, в Северную Болгарию.

Главному корпусу Молдавской армии поручалось овладение сильной турецкой крепостью Браилов. Кутузовские войска, совершив ночной марш-бросок, под покровом темноты подошли к Браилову и расположились от него в 4–5 километрах. Началась усиленная подготовка к штурму.

Корпусной командир лично провел рекогносцировку неприятельских позиций. Крепость была хорошо защищена: тройная линия обороны состояла из каменного замка и двух линий полевых укреплений (ретраншементов). Передовой ретраншемент опоясывал всю крепость и ее предместья и примыкал с обеих сторон к Дунаю. Два рва глубиной около двух саженей и два вала с установленными на них батареями усиливали турецкую оборону тем, что подступы к ним были заминированы. По данным разведки, Браиловский гарнизон достигал 12 тысяч человек.

Суммировав всю информацию о противнике, Кутузов пришел к выводу, что сил и средств у него для штурма недостаточно. Об этом он доложил главнокомандующему. Прозоровский не изменил своего решения и приказал, вопреки мнению генерала от инфантерии, взять крепость штурмом. Прибыв к Браилову, он взял на себя командование войсками, а Голенищеву-Кутузову поручил совместно с инженер-генерал-майором И.М. Гартингом составить диспозицию для штурма браиловского ретраншемента.

Выполняя приказание главнокомандующего, Михаил Илларионович сделал все от него зависящее для подготовки к штурму.

В войсках готовят штурмовые лестницы, туры и фашины. Браилов со стороны реки блокируется судами Дунайской флотилии. Доставляются 36 осадных орудий — пушек, единорогов и мортир, ведутся интенсивные земляные работы — рытье траншей, ведущих к крепостному валу.

Начинается систематическая бомбардировка Браилова из осадных и батарейных орудий. Эффективность трехдневного артиллерийского обстрела крепости наводит Прозоровского на мысль провести преждевременный штурм Браилова. К тому же он имел ложные сведения о малочисленности неприятельского гарнизона.

На военном совете Кутузов вновь не согласился с главнокомандующим, утверждая, что крепость еще сильна, ее батареи не подавлены, что выделенных для штурма 8 тысяч солдат явно недостаточно. Однако генерал-фельдмаршал князь Прозоровский все же назначил штурм в ночь на 20 апреля.

Михаил Илларионович составил диспозицию на штурм с учетом опыта взятия суворовскими войсками крепости Измаил. Идущие на приступ войска делились на три штурмовые колонны под командованием генерал-майоров С.Я. Репнинского 2-го, Н.З. Хитрово, зятя Михаила Илларионовича, и князя В.В. Вяземского.

Каждая штурмовая колонна состояла из трех гренадерских и трех егерских батальонов в первой линии, а также трех батальонов пехоты в резерве. Впереди шли 60 охотников (добровольцев), 40 рабочих со штурмовыми лестницами и 30 пионеров (саперов) для разминирования проходов. За резервной пехотой следовало шесть драгунских эскадронов при 12 орудиях конной роты. Поскольку предстоял ночной штурм, в колонны были выделены «инженерные и квартирмейстерской части офицеры».

В начале штурма Кутузов решил предпринять военную хитрость: основную атаку сделать первой, а вторую — ложной, демонстративной. Именно на нее должен был прийтись главный удар контратакующих турок. Артиллерии предписывалось сосредоточить свой огонь по турецким укреплениям в тех местах, где пойдут штурмовые колонны.

19 апреля, в 23.00, по сигналу третьей ракеты русские войска пошли на штурм Браилова. В журнале военных действий Главного корпуса было записано: «Войска наши с обыкновенного им храбростию несколько раз овладевали ретраншаментом, но, будучи везде встречены ужасным неприятельским огнем, должны были отступить».

Преждевременный штурм крепости окончился неудачно. Отношения между главнокомандующим и командиром Главного корпуса Молдавской армии обострились до предела.

Историк П.А. Жилин писал: «В основе разногласий лежали различные взгляды на способы ведения войны. Кутузов считал необходимым начать энергичные наступательные действия, не распыляя сил на осаду крепостей. Большинство генералов и офицеров было на его стороне. Прозоровский же придерживался другого мнения. Он полагал, что победы можно достигнуть, лишь овладев всеми крепостями.

Используя неудачный штурм Браилова как предлог, князь Прозоровский добился удаления Кутузова из армии. Кутузов вновь был назначен литовским военным губернатором и отправился в Вильно, в очередную «почетную ссылку».

Свой перевод в Вильно Михаил Илларионович считал делом «интригана» Прозоровского. Он знал и другое — подавляющее большинство командиров Молдавской армии сожалело о его уходе. В середине июня 1809 года генерал от инфантерии отбыл к новому месту службы.

В августе, в возрасте 77 лет, генерал-фельдмаршал Прозоровский скончался. Вместо него в должность главнокомандующего Молдавской армией вступил князь П.И. Багратион. Под его командованием русские войска полностью очистили от турок северный берег Дуная, овладели Браиловом, осадили Измаил и Силистрию. Багратион начал наступление к Шумле. Однако недостаток продовольствия, фуража и боеприпасов не позволил ему добиться решительных успехов. Русской армии пришлось, сняв осаду турецких крепостей, отойти на зимние квартиры в Молдавию и Валахию.

Следующим главнокомандующим Молдавской армией император Александр I назначил 33-летнего генерала от инфантерии графа Николая Михайловича Каменского 2-го, обещавшего стать большим полководцем. Он уже успел отличиться в только что закончившейся войне России со Швецией. Под его командованием Молдавская армия в 1810 году добилась значительных успехов.

80-тысячная русская армия Н.М. Каменского, форсировав Дунай, быстро овладела крепостями Силистрия, Туртукай и Базарджик. Попытка вслед за этим с ходу овладеть крепостями Шумла и Рущук успеха не имела. Сильная крепость Шумла сумела отразить штурм. Но русская армия наносит туркам тяжелое поражение под стенами Рущука, и крепость сдается. Вскоре пала крепость Никополь. Весь север Болгарии оказался очищенным от турецких войск. На следующий год русский полководец планировал поход за Балканы.

Однако этим смелым планам не суждено было сбыться. Для ведения широких операций не хватало войск. Наличные силы были рассредоточены по всему дунайскому правобережью, и главнокомандующий не имел возможности собрать в единый фронт значительную часть Молдавской армии.

Как и прежние, военная кампания 1810 года не принесла окончательной победы. Русская армия вновь отошла к Дунаю и расположилась на зимних квартирах в Молдавии и Валахии. Историк А.Н. Петров отмечал: «Встречи с неприятелем были как бы случайными, и мы переходили от одной крепости к другой, теряя под каждой целый год кампаний, и последующий год начинали все сначала. Таким образом, первую половину каждого года мы повторяли старые ошибки, а вторую употребляли на их исправление».

В войну на дунайских берегах вмешались события, назревавшие на западных границах России: ожидалась новая война с наполеоновской Францией. Готовясь к неизбежному столкновению с ней, император Александр I приказал генералу от инфантерии Каменскому отправить из Молдавской армии в Россию пять дивизий, а оставшимся четырем дивизиям ограничиться обороной вдоль Дуная, склонив при этом турок к заключению выгодного для России мира. Такой мир мог сорвать планы Наполеона использовать Турцию как военного союзника и высвободить части войск для переброски их на западную границу.

К весне 1811 года Н.М. Каменский, давно страдавший лихорадкой, настолько ослаб, что вынужден был в приказе по армии с 7 марта объявить о передаче своих полномочий дежурному генералу И.В. Сабанееву. В такой ситуации настоятельно встал вопрос о назначении нового главнокомандующего Молдавской армией. (Каменского Александр I планировал по его выздоровлении поставить во главе 2-й Западной армии.)

Было совершенно очевидно, что только генерал от инфантерии Кутузов обладал необходимыми знаниями и опытом для ведения войны с Турцией: он прекрасно знал театр военных действий, участвовал во взятии таких крепостей, как Очаков, Измаил, в сражении у Бабадага, изучил султанскую армию еще в свою бытность российским послом в Стамбуле.

Император Александр I был вынужден назначить новым, пятым по счету, главнокомандующим Молдавской армией опального полководца. В рескрипте монарха от 7 марта говорилось: «По случаю болезни генерала от инфантерии графа Каменского 2-го, увольняя его до излечения, назначаем вас Главнокомандующим Молдавской армии. Нам весьма приятно возложением сего звания открыть вам новый путь к отличиям и славе…»

Получив императорское предписание, Кутузов в письме к военному министру Барклаю-де-Толли недвусмысленно дал понять, что принятое государем решение несколько запоздало. «В летах менее престарелых, — сообщал он, — был бы я более полезным; случаи дали мне познания той земли и неприятеля».

1 апреля 1811 года генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов вступил в командование Молдавской армией, штаб-квартира которой находилась в Бухаресте. К тому времени в армии оставались четыре дивизии: 8-я дивизия Эссена 3-го, 10-я — генерал-майора И.Н. Инзова, 16-я — генерал-лейтенанта барона А.П. Засса, стоявшие в Малой Валахии и Сербии, 22-я — генерал-лейтенанта графа Э.Ф. Сен-При.

В Молдавскую армию входили также 6-я и 7-я кавалерийские дивизии, распределенные полками по пехотным дивизиям, и Особый отряд генерал-майора С.А. Тучкова 2-го, занимавший небольшими гарнизонами дунайские крепости Браилов, Килия, Измаил и Галац.

Всего Молдавская армия состояла из 70 батальонов пехоты, 80 эскадронов кавалерии, трех рот батарейной артиллерии, семи рот конной артиллерии, пяти рот осадной артиллерии, четырех рот пионеров, четырех понтонных рот, 14 казачьих полков, четырех батальонов пандур, 300 человек хорватов.

Общая численность войск Молдавской армии, когда ее возглавил полководец М.И. Голенищев-Кутузов, составляла 44 632 человека.

Все эти войска были разбросаны по Дунаю от его устья до Видина на территории более 100 километров. Распыленность сил усугублялась еще и тем, что часть русских войск была связана обороной захваченных у турок крепостей Никополь, Рушук и Силистрия, расположенных на южном берегу Дуная.

В такой ситуации неприятель мог форсировать реку во многих не прикрытых войсками местах. Совершенно очевидно, что при сложившейся ситуации невозможно было успешно вести ни оборонительные, ни тем более наступательные операции.

Новый главнокомандующий действующей армией не скрывал своей озабоченности положением дел. Михаил Илларионович писал военному министру М.Б. Барклаю-де-Толли: «Оборонительная наша линия, четырьмя дивизиями защищаемая, начинается, можно сказать, от Белграда и продолжается до Днестра, занимая по изгибам Дуная около тысячи верст. Тщетно было бы помышлять, чтобы огромное такое пространство возможно было занять везде довольною силою, и таковое раздробление войск и без того умеренных, без сильных подвижных корпусов к подкреплению, отворило бы путь первому неприятельскому корпусу несколько сильному».

Новый главнокомандующий хорошо помнил тактику великого русского полководца П.А. Румянцева. Тот, чтобы удержать турок за Дунаем, считал необходимым тревожить их на противоположном берегу. Поэтому Кутузов предлагал не ограничиваться обороной Дунайской линии, а наступать на неприятеля от Рущукской крепости.

Одновременно Михаил Илларионович осуждал тактику борьбы вокруг крепостей. Это вело только к неоправданной затяжке военных действий и излишним людским потерям, как боевым, так и санитарным. Он говорил: «В войне, как и в дипломатических переговорах со всякою державою, а с Турцией особенно, не должно никогда забывать двух главных союзников — терпение и время; надо было пустить их осаждать Рущук, а не солдат».

Начало военной кампании 1811 года осложнялось еще и тем, что Турция, подталкиваемая Францией, решила активизировать со своей стороны вооруженную борьбу с Россией. Численность ее действующей армии была доведена до 80 тысяч человек. Основные силы турецких войск сосредоточились против центра Молдавской армии, располагаясь в сильных крепостях Шумла и Видин. Султан вместо неспособного 80-летнего верховного визиря Юсуфа-паши новым главнокомандующим назначил более энергичного Ахмет-пашу.

Султанская армия готовилась к большому наступлению. План ее командования сводился к тому, чтобы, наступая по двум направлениям из Шумлы через Разград к Рущуку (60-тысячная армия Ахмет-паши) и из Софии на Видин (20-тысячная армия Исмаил-бея), выйти к Дунаю для дальнейшего наступления на Бухарест и занятия Валахии и Молдавии.

Чтобы одержать победу в войне с Турцией, необходимо было использовать иные приемы борьбы, отличные от тех, которые уже применялись в первые пять лет противоборства. План продолжения войны, составленный М.И. Голенищевым-Кутузовым, состоял в следующем:

«Против турков не должно действовать как против европейских войск, всею массою сил совокупно…

Против турков безопасно можно с… сильными корпусами вдаваться в отважные предприятия, не имея между собою никакого сообщения…

Всякое неожиданное или новое действие приводит их всегда в такое смятение, что не можно предположить, в какие вдадутся они ошибки и сколь велик будет наш успех. Сверх того… успех зависит не от многолюдства, но от расторопности и бдительности командующего генерала».

Новый главнокомандующий исходил из того, что победить Турцию путем овладения ее территорией или крепостями нельзя. Необходимо было разгромить вражескую армию. Это была главная задача, на решении которой полководец сосредоточил все свое внимание.

Поскольку слабость вверенной ему армии Кутузов видел в ее раздробленности, он принял решение оставить Никополь и Силистрию, взорвав их крепостные сооружения, а находившиеся там гарнизоны присоединить к Главному корпусу Молдавской армии генерал-лейтенанта А.Ф. Ланжерона, собранному у Рущука, и туда же перебросить из Малой Валахии отряд генерал-майора Инзова. В общей сложности главнокомандующий намеревался собрать у Рущука 35 батальонов пехоты.

Большое значение М.И. Голенищев-Кутузов придавал разведке неприятельских планов. По различным взаимно подтвердившимся сведениям удалось установить, что в середине июля армия верховного визиря уже превышала 60 тысяч человек. К нему из различных провинций Оттоманской империи стекались войска Вели-паши, Мухтар-паши, Бошняк-аги, Асан-Яура, Чапан-оглу и других султанских военачальников. В окрестностях Софии накапливалась 20-тысячная армия Исмаил-бея.

Теперь предстояло выяснить направление главного удара турецкой армии. Для решения такой чрезвычайно сложной задачи военно-агентурного характера Михаил Илларионович проявляет исключительную изобретательность, тонкий расчет, незаурядный дипломатический талант, последовательность и настойчивость. Он решает воспользоваться тайными контактами с видинским Мулла-пашою, которые возникли еще при Н.М. Каменском 2-м, предоставившем паше выгодные права на торговлю хлопком с Австрией, которыми тот очень дорожил.

Мулла-паша оказался очень «благодарным» человеком. Сперва он продал русским 400 торговых судов, стоявших в Видине, на которых армия Исмаил-бея собиралась форсировать Дунай, всего за полцены, за 25 тысяч червонцев. Суда видинской флотилии были куплены и отправлены «к устью Жио под протекцию строящейся там батареи».

Затем в начале июля Мулла-паша сообщил план ближайших военных действий, намеченный верховным визирем Ахмет-пашой. Тот, к огромному удовлетворению русского главнокомандующего, наконец, решился направить главные силы султанской армии к Рущуку с тем, чтобы овладеть этой крепостью и двинуться дальше через Дунай в Валахию и Молдавию через Бухарест.

Проводя перегруппировку своих сил, Кутузов успел еще и выиграть на это время у неприятеля. Он завязал «дружественную» переписку с верховным визирем, хорошо ему знакомым еще со времен пребывания в Стамбуле. Ахмет-паша выразил желание начать мирные переговоры и, получив на то согласие главнокомандующего Молдавской армией, наделенного императором на то широкими правами, отправил к нему своего уполномоченного Гамид-эфенди.

Около двух месяцев длились мирные переговоры, которые русской стороной умышленно затягивались по причине «получения» инструкций из далекого Санкт-Петербурга. В конце концов верховный визирь понял, что он ловко одурачен и его противник умело затягивает переговоры с единственной целью — выиграть необходимое ему время.

Проведя такую дипломатическую игру и получив достоверные сведения от видинского Муллы-паши, русский полководец понял, что для Молдавской армии настало время решительных действий.

Узнав о выступлении армии верховного визиря из крепости Шумла, М.И. Голенищев-Кутузов с главным корпусом Ланжерона, стоявшим до этого «в скрытном тесном лагере», быстро двинулся к Журже и, перейдя 19 июня Дунай, расположил его у Рущука «спиною к сей реке на Туртукайской дороге».

Не встречая по пути сопротивления русских войск, 60-тысячная армия Ахмет-паши при 78 орудиях, большая часть которой состояла из отборной турецкой конницы, приблизилась к Рущуку на 8 километров. Турки стали окапываться, устраивая укрепленный походный лагерь между деревнями Писанцы и Кадыклой.

Русский главнокомандующий имел под рукой 15-тысячное войско со 114 орудиями. Неприятель имел четырехкратное превосходство в силах! Решиться на полевое сражение при таком крайне невыгодном соотношении сил мог только полководец, обладавший великим даром военного предвидения, а также исключительным мужеством, твердой уверенностью в высоких морально-боевых качествах своих войск.

Видя свое превосходство, Ахмет-паша действовал уверенно. М.И. Голенищев-Кутузов докладывал военному министру Михаилу Богдановичу Барклаю-де-Толли: «Назавтра неприятель в числе 5 тыс. кавалерии сделал рекогносцировку на всю линию аванпостов наших, впереди Рущука находившихся… Воспользовался он туманным утром и прежде, нежели успели аванпосты наши обозреться, как всюду уже были атакованы несоразмерными силами.

Сие быстрое движение неприятеля заставило… генерал-лейтенанта Воинова подкрепить их 10-ю эскадронами Чугуевских улан и 5-ю эскадронами Ольвиопольских гусар. Тогда открылся бой по всей линии кавалерии нашей, которая вместе с казаками не составляла более полуторы тысячи человек. В сем бою, несмотря на чрезвычайное неравенство, кавалерия наша не уступила ни шагу…»

В итоге кавалерийского боя турецкой коннице пришлось отступить в свой укрепленный лагерь. Русские войска выдвинулись вперед и расположились на открытой местности в четырех верстах от Рущукской крепости по Разградской дороге.

Новая позиция русских войск, по словам самого главнокомандующего, была не совсем выгодна для предстоящего сражения. Правый фланг ее прикрывался довольно обрывистыми берегами реки Лом и кустарниками, затруднявшими действия пехоты и делавшими почти невозможными атаки конницы. Кутузов не ожидал с этой стороны усиленных атак неприятеля.

Зато к левому флангу прилегала равнина, по которой верховный визирь мог направить свою многочисленную конницу в обход фланга русской позиции и ударить по ней с тыла. К тому же ее отдаляла от Рущукской крепости сплошная масса садов и виноградников. Фронт позиции русских войск «был совершенно открыт и выгоден» для активных действий в ходе битвы.

Предвидя возможные усиленные атаки султанской армии, Михаил Илларионович принял необходимые меры для их срыва. В крепости Рущук под командованием генерал-майора Резвого оставляется для ее защиты лишь семь батальонов пехоты (около 4000 человек) и часть судов Дунайской флотилии, имевших артиллерию на борту. Остальные войска располагаются на поле брани, с учетом местности, в три боевые линии. Главнокомандующий вместо принятого в то время линейного расположения войск построил глубоко эшелонированную оборону.

В первую линию полководец поставил пять пехотных каре с артиллерией впереди и в интервалах между ними. Во второй линии стояло еще четыре пехотных каре, прикрывая с артиллерией интервалы первой боевой линии. Третью, заднюю линию составила кавалерия, сведенная под единое командование генерал-лейтенанта А.Л. Воинова. Позади наиболее опасного левого фланга предусмотрительный М.И. Голенищев-Кутузов поставил три батальона пехоты, эскадрон драгун и полсотни казаков. Этот сводный отряд должен был подкрепить в критическую минуту сражения каре левого фланга.

Командование пятью правофланговыми каре было поручено генерал-лейтенанту П.К. Эссену. Левым флангом (четыре каре) командовал генерал-лейтенант А.Ф. Ланжерон. Всего в боевых порядках стояло 25 батальонов пехоты, 39 эскадронов кавалерии и три казачьих полка, всего до 15 тысяч человек при 114 орудиях против 60 тысяч визирской армии.

22 июня, в семь часов утра, началось ожесточенное Рущукское сражение. Турецкая артиллерия произвела обстрел русской позиции. Затем многотысячная неприятельская конница плотными массами начала одновременно атаку центра и флангов русских войск. Позади выдвигалась турецкая пехота и часть вражеских орудийных расчетов.

Пушечным картечным огнем из первой линии этот натиск турецкой конницы был остановлен, и она, разделившись на две части, отхлынула к флангам. При этом ее значительные силы обошли правый фланг русской позиции по глубоким оврагам. Возникла угроза разрыва между пехотными каре и кавалерией, стоявшей в третьей боевой линии.

В бой с прорвавшейся вражеской конницей вступили Архангелогородский и Шлиссельбургский полки. Для поддержки правого фланга главнокомандующий выслал крайнее каре второй линии из 37-го егерского полка и Лифляндский драгунский полк с донскими казаками полка подполковника Мельникова 5-го. Егеря под командой майора Горбачева, хорошо обученные прицельной стрельбе, рассыпались и залегли в садах. Их меткий огонь буквально косил турецкую конницу.

По свидетельству барона Валентини, составившего описание этой войны (его книга вышла в 1830 году в Берлине), во время Рущукского сражения замысел верховного визиря состоял в том, чтобы обрушиться на левый фланг русских: «…Но он тщательно скрывал свой план, стремительно атаковав вначале правый фланг и центр, против которых он выдвинул тяжелую батарею и стрелял из митральез, в то время когда спаги с дикими возгласами бросились на правый фланг русских».

Конные турки, пользуясь глубокими оврагами, подошли к расположению русских егерей и, разделясь на две части, ударили стрелкам в тыл и с фланга. Двум егерским батальонам грозила опасность быть отрезанными от своих войск. Драгуны-лифляндцы и донские казаки вовремя понеслись в атаку и отбили от садов вражескую конницу.

Генерал-лейтенант А.Ф. Ланжерон докладывал главнокомандующему о действиях подчиненных ему в Рущукском сражении войск: «От семи часов утра до девяти я пять раз жестоко был атакован неприятельской кавалерией, но неустрашимостью и храбростью вверенных мне войск и искусной артиллерией они всегда были опрокинуты».

Верховный визирь, решив, что демонстративной атакой русского правого фланга и центра он отвлек внимание и резервы противника в противоположную сторону, начал осуществлять свой план сражения. В девять часов утра 10-тысячная масса отборной анатолийской конницы под командой Бошняка-аги и Мухтар-паши с «неимоверной храбростью» понеслась в атаку на крайние каре левого фланга русских, составленные из Олонецкого и Белостоцкого пехотных полков.

Турецкая конница, встреченная сильным артиллерийским и ружейным огнем, тем не менее прорвалась между интервалами первой и второй боевых линий. Под ударами оказались еще и каре, составленные из Выборгского и 29-го егерского полков. Свой удар спаги-анатолийцы обрушили на русскую кавалерию, стоявшую в третьей линии.

В стремительной атаке турки смяли боевой порядок Белорусского и Кинбурнского драгунского полков, прорвали их строй и понеслись к Рущуку. Другая масса вражеской конницы поскакала к берегу Дуная, намереваясь ворваться в крепость с другой стороны. Но Рущукский гарнизон предпринял смелую контратаку и отбросил турецкую конницу в сады.

Тем временем генерал-лейтенант А.Л. Воинов, командовавший 6-й кавалерийской дивизией, сумел восстановить боевой порядок в третьей линии. Он повернул кругом Санкт-Петербургский драгунский и Чугуевский уланский полки и решительно контратаковал неприятеля, отбросив вражескую конницу прочь.

Той пришлось отступить к высоте, находившейся против левого фланга кутузовских войск. Султанские военачальники стали приводить свои конные тысячи в порядок для новой атаки.

Генерал-лейтенант Эссен 3-й, командовавший во время Рущукского сражения правым флангом русской армии, так описывает удар анатолийской конницы:

«Левый фланг русской армии, 5 раз атакованной противником, не уступил ни клочка земли, хотя русская кавалерия, находившаяся на левом фланге, и была опрокинута и понесла потери от турецкой конницы, превосходившей нашу численность в 6 раз, однако вторая линия русской пехоты остановила ее и отбросила назад».

Чтобы предотвратить новую атаку турецких спагов, главнокомандующий выдвинул из второй линии каре 7-го егерского полка под командой генерал-майора Гартинга, которое, подойдя к высоте перед левым флангом, открыло сильный прицельный огонь по турецкой коннице. Егерей поддержала артиллерия. Пули, ядра и картечь заставили анатолийцев отступить к позиции армии верховного визиря.

Было два часа пополудни, когда верховный визирь Ахмет-паша, видя поражение отборной анатолийской конницы, ударной силы своей армии, решил прекратить сражение. Его войска оставили занимаемые позиции и отступили в укрепленный походный лагерь, ожидая там нападения противника.

Тогда Кутузов двинул вперед весь свой боевой порядок, все три боевые линии. Турецкие войска преследовались, неся от «стрелков и пушечных выстрелов» большие потери. Атакующие русские каре дошли до брошенных вражеских лагерных укреплений и остановились. Только кавалерия продолжала преследовать войска Ахмет-паши еще 10 верст. После этого главнокомандующий, несмотря на просьбы генералов позволить им наступать дальше, приказал прекратить преследование. Войска возвратились в Рущук.

Ожесточенное Рущукское сражение, продолжавшееся около 12 часов, кончилось полным поражением турецкой армии, несмотря на то что верховный визирь обладал четырехкратным превосходством в численности войск, а в коннице — подавляющим.

Потери турок, по данным пленных и «выходцев» — бежавших из султанской армии бывших запорожцев, достигали 4000 убитыми и ранеными. Урон победителей не превышал 500 человек. В качестве трофеев было взято 13 знамен и много других военных знаков — санджаков и байраков. Верховному визирю удалось спасти свою артиллерию, прикрыв ее при отступлении всей массой турецкой конницы.

В приказе по Молдавской армии, отданном по случаю победы в полевом сражении под Рущуком, генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов, объявляя благодарность войскам, писал: «…Русские воины… твердостию своею не уступили нигде ничем неприятелю и те части войск, которые “он” во время самого жаркого сражения близко видеть мог, во всех тех видел дух русских и победу уже написанную на их лицах.

22-е число июня (4 июля) пребудет навсегда памятником того, что возможно малому числу, оживленному послушанием и геройством противу бесчисленных толп, прогнать неприятеля».

Сражение под Рущуком было первым крупным полевым сражением за пять лет войны. Русский полководец в высшей степени продуманно и предусмотрительно подготовил к нему свои войска и, несмотря на огромное неравенство в силах, сумел добиться блестящей победы. Твердость пехотных каре, огневое искусство артиллеристов, меткость огня егерей, чьи ружья стреляли всего на 200 шагов, и храбрость конников обеспечили полную победу русского оружия.

За победу, одержанную над султанской армией, Михаил Илларионович был награжден миниатюрным портретом императора Александра I, носившимся среди орденов. Высоких наград удостоились и другие главные действующие лица Рущукской виктории. Граф Ланжерон был произведен в полные генералы — в чин генерала от инфантерии. Генерал-лейтенант Эссен получил орден Святого Александра Невского.

В императорском рескрипте генералу от инфантерии М.И. Голенищеву-Кутузову по поводу его награждения говорилось: «Одержанная вами над верховным визирем победа в 22-й день июня покрыла Вас новою славою. Большое превосходство сил неприятельских Вас не остановило… пятнадцать тысяч храбрых разбили шестидесятитысячные турецкие толпы… В память сего знаменитого подвига и в знак благодарности Отечества я возлагаю на вас портрет мой…»

На следующий день после Рущукского сражения Михаил Илларионович сообщал жене в письме: «22-го, то есть вчерась, Бог всемогущий даровал мне победу. Я выиграл баталию над визирем, который был, конечно, в шестидесяти тысячах… Слава Богу, здоров, но усталость такая, что едва могу держать перо. Я весьма доволен генералами и любовью солдат. Дрались на всех пунктах пять часов и везде хорошо…»

Полководец не ошибался в своем высоком авторитете среди офицерского корпуса русской армии, в любви к нему простых солдат. В этом отношении М.И. Голенищев-Кутузов был схож с генералиссимусом A.B. Суворовым-Рымникским, за которым войска бесстрашно шли «в огонь и воду».

Личная храбрость полководца поражала очевидцев. Один из участников той русско-турецкой войны К.Я. Булгаков так пишет о том, как держал себя главнокомандующий в день Рущукского сражения: «Старик наш лихой: вообрази себе, мы стояли более получаса против двух пушек, которые в нас стреляли ядрами, узнав его (то есть М.И. Голенищева-Кутузова. — А. Ш.). Ядра падали около нас в нескольких шагах, а он говорит: “Это любезность моего старого друга визиря; что же, хорошо, я отсюда не удалюсь, пока она не будет исчерпана”».

Армия великого визиря Ахмет-паши — главная действующая сила Блистательной Порты в войне против России — хотя и понесла большие потери в деле под Рущуком, но не была разгромлена. Полководец султана, проиграв сражение в поле, отступил в свой базовый лагерь между селениями Писанцы и Кадыкла. Он надеялся здесь отомстить русским за свою крупную военную неудачу, ожидая, что, увлеченные победой, они атакуют побежденных в их укрепленном лагере.

Ближайшие помощники русского главнокомандующего настаивали на продолжении наступления на юг. Однако Кутузов не стал подвергать слишком большому риску свою армию при наступлении на противника, обладавшего четырехкратным превосходством в силах и засевшего в укрепленном лагере.

«Если пойдем за турками, — отвечал М.И. Голенищев-Кутузов своим генералам, окрыленным одержанной победой, — то, вероятно, достигнем Шумлы, но потом что станем делать! Надобно будет возвратиться, как и в прошлом году, и визирь объявил бы себя победителем. Гораздо лучше ободрить моего друга Ахмет-бея, и он опять придет к нам».

Главнокомандующий Молдавской армией не принадлежал к числу увлекающихся полководцев. Он холодно взвешивал сложившуюся ситуацию и рассчитывал, что сам может привлечь к себе неприятеля, дезориентировав его своими последующими действиями. После рущукской победы Кутузов предпринял такие шаги, что многие в те дни обвиняли его в нерешительности и даже трусости.

Русский полководец сумел просчитать дальнейший ход войны. Рущук оставался единственной крепостью, которую русские удерживали на правом берегу Дуная. Оборона ее была невыгодна ни в стратегическом, ни в тактическом отношении. Она сковывала значительную часть действующих войск, ослабляя и без того малые для большой войны силы Молдавской армии. Получалось так, как писал главнокомандующий в одном из писем, «как будто бы “он” был здесь только для Рущука».

27 июня М.И. Голенищев-Кутузов принимает решение, ставшее полной неожиданностью не только для верховного визиря Ахмет-паши, но и для русского генералитета: оставить крепость Рущук, выведя из нее «жителей, артиллерию, снаряды, подорвав некоторые места цитадели», и перейти на левый берег Дуная. И это после только что блестяще одержанной победы над главной турецкой армией!

Такое известие поразило и турецкую армию (продолжавшую спешно укреплять свой лагерь, днем и ночью ведя земляные работы), и ее командование. Русские бросают Рущукскую крепость, за обладание которой было пролито столько крови, и уходят назад, на левый берег Дуная? Теперь у Ахмет-паши и султанских военачальников уже не было сомнений в том, что Рущукское сражение закончилось их победой над «неверными».

Не только в Стамбуле, но и в далеком от Балкан Париже отступление русской армии за Дунай вызвало ликование. Верховный визирь за Рущук был щедро награжден султаном. Ахмет-паша известил его о решительной победе, не замедлив вступить во главе своей армии в опустевшую Рущукскую крепость.

Находившийся в Париже российский дипломат А.И. Чернышев сообщал, что император Наполеон был очень обрадован, узнав об отступлении кутузовской армии за Дунай. На одном из приемов во дворце Тюильри он, подойдя к Чернышеву, ехидно спросил: «У вас, кажется, была резня с турками под Рущуком?»

Объясняя военному министру М.Б. Барклаю-де-Толли причины принятия такого ответственного решения, как оставление Рущука и перевод войск на левый берег Дуная, М.И. Голенищев-Кутузов писал: «С начала кампании я видел, сколь много положение наше затрудняется Рущукским ретраншементом и как связывает руки сей пост, коего без сильного гарнизона оставить не можно… к сохранению сего поста иных мер и иного положения по нынешней силе неприятеля избрать не можно, как то, в котором я находился перед… баталией и несколько дней после, то есть стоять перед Рущуком и закрывать его всеми кое-где собранными силами.

Все сии причины столь важны, что я по совершенному убеждению принял мысль, что тот час после одержанной над визирем победы, оставить Рущук; сие только и можно было произвесть после выигранной баталии, в противном же случае казалось бы то действие принужденным, и ежели бы вместо выигранного сражения была хоть малая неудача, тогда бы должно было переносить все неудобства и для чести оружия не оставлять Рущук…

И так, несмотря на частный вред, который оставление Рущука следует сделать мне лично, а предпочитая всегда малому сему уважению пользу государя моего, упразднив Рущук… 27 числа пришел я совсем на левый берег Дуная…»

Перейдя Дунай, главнокомандующий Молдавской армией предпринял ряд мер по ее укреплению. К дунайским берегам возвращаются 9-я и 15-я дивизии. Усиливается оборона Малой Валахии, на которую нацеливалась армия Исмаил-бея. Здесь на реку Ольту выдвигается отряд Эссена. Главный корпус генерала от инфантерии Ланжерона располагается на удобном пересечении дорог против Журжи. В крепости хранился разобранный Рущукский мост, который мог быть в любое время восстановлен для переправы войск через Дунай.

В Северной Болгарии широкое содействие русским войскам оказывало местное славянское христианское население. Большое число жителей дунайского правобережья покидало родные селения и города, переселяясь в российские пределы. Вместе с русской армией около 20 тысяч болгарских семей перешло через Дунай.

В ходе войны у М.И. Голенищева-Кутузова утвердилась идея создания болгарского земского войска из добровольцев. Сообщая о его организации, он писал в письме российскому военному министру: «Из числа переселившихся булгар из-за Дуная в Турно многие изъявили желание вооружиться и действовать с нами…

Нужным почитаю для защиты левого берега Дуная около Турно вооружить таковых желающих булгар; а примеру их, надеюсь я, последуют и другие булгары по левому берегу Дуная…

Зная качества сего народа, твердого и к опасностям и лишениям приобвыкшего, ожидаю от них лучшей пользы».

Главнокомандующий русской армией через лазутчиков внимательно наблюдал за всем, что происходило на противоположном берегу Дуная. Войска великого визиря продолжали стоять у Рущука, усилившись до 70 тысяч человек. 20-тысячная армия Исмаил-бея была уже на пути из Софии к Видину. В полках Молдавской армии шла боевая подготовка, пополнялись запасы пороха, боезарядов для артиллерии, продовольствия, фуража для лошадей.

С подходом войск Исмаил-бея к Видину на правобережье Дуная оказались сосредоточенными две сильные неприятельские группировки, готовые форсировать реку и прорваться в глубь Валахии, нацеливаясь на ее столицу Бухарест. Из Стамбула шли грозные требования султана разбить армию «неверных», но верховный визирь Ахмет-паша медлил.

Вскоре в районе Видина сложилась напряженная обстановка. Исмаил-бей начал переправу через Дунай у Калафата. Султанский полководец, успев переправить только 10 тысяч человек, двинулся с ними против малочисленного отряда генерал-лейтенанта А.П. Засса. Русские войска, обороняясь на заранее оборудованной позиции, более восьми часов отражали упорные атаки турок. Те были вынуждены прекратить наступательные действия, потеряв в упорном бою свыше тысячи человек убитыми и ранеными.

Попытка группировки Исмаил-бея прорваться в Малую Валахию, разбив при этом правофланговые войска русской армии, не удалась. Так рухнул план великого визиря соединиться в Журже с силами, идущими из Видина.

Наконец, в штаб-квартиру Молдавской армии поступили сведения о том, что турецким войскам приказано собирать к Рущуку все лодки и другие средства для переправы через реку. Это означало, что великий визирь Ахмет-паша собирается перейти на левый берег Дуная и довершить свою «победу» над русской армией.

В ночь с 27 на 28 августа султанский полководец начал форсирование Дуная по всем правилам военного искусства, проведя несколько должных атак в различных местах на берегу, а особым отрядом «демонстрировал» переправу в двух километрах ниже Рущука. Тем самым Ахмет-паша добивался отвлечения сил русских от главного места форсирования реки турками.

Главные силы турецкой армии переправлялись на плотах и лодках у Слободзеи, верстах в четырех выше Рущука, пользуясь темнотой и спавшей в Дунае водой. После переправы османская пехота стала спешно укреплять окопами захваченный плацдарм.

Находившиеся у Слободзеи передовые отряды русских войск провели три атаки против турок, успевших после переправы закрепиться на берегу. Главнокомандующий, прибывший на место боя, приказал своим войскам отойти на прибрежные высоты, занять выгодные позиции над низменностью, где сосредоточивалась турецкая армия.

По мнению Кутузова, великий визирь Ахмет-паша сам шел в умело расставленную для врага ловушку на противоположном дунайском берегу. Главнокомандующий писал генерал-лейтенанту Зассу: «Я оставляю ему переправиться на сию сторону, хотя и в большом числе, и в полевом сражении, конечно, разобью его».

В течение трех суток великий визирь переправил на северный берег Дуная большую часть своих сил — около 40 тысяч человек, преимущественно пехоту. Турки возвели ретраншемент и перед ним устроили три редута. На южном дунайском берегу, в армейском лагере у Рущука, Ахмет-паша оставил более 25 тысяч, состоявших в основном из конницы.

Русский полководец энергично начал приводить в действие свой план ликвидации армии верховного визиря. Он принимает смелое решение: надежно блокировать турецкие войска на захваченном ими плацдарме, скрытно переправить часть своих сил через Дунай и сначала разгромить неприятельские войска в лагере под Рущуком, а затем уничтожить окруженные на левобережье главные силы Ахмет-паши.

По требованию главнокомандующего к Слободзее подходят необходимые ему войска. Уже на следующий день после турецкой переправы прибыло 10 пехотных батальонов. 1 сентября пришла 9-я пехотная дивизия генерал-майора С.А. Ермолова. Вслед за нею прибыли 15-я дивизия генерал-лейтенанта Е.И. Маркова (Моркова) и корпус П.К. Эссена.

Всего генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов сосредоточил у Слободзеи около 25 тысяч человек (40 кавалерийских эскадронов, 37 пехотных батальонов, 10 казачьих полков) и 151 орудие.

Став, по собственному определению, «достаточно сильным», главнокомандующий Молдавской армией приступил к осуществлению задуманного им плана действий. Ожидая наступления турецкой армии, он устроил впереди своего фронта 9 редутов, построенных полукольцом и примыкавших к Дунаю выше и ниже неприятельских полевых укреплений.

В центре организованной блокады полководец поставил сильный по составу корпус Эссена. Редуты правого фланга прикрывались отрядом генерал-майора М.Л. Булатова, а левого фланга — отрядом генерал-майора И.М. Гартинга, начальника инженеров Молдавской армии, стоявшего у дунайского берега ниже Слободзеи. В редутах расположились сильные пехотные гарнизоны с артиллерией.

За войсками Эссена, за центром русской позиции, был поставлен в резерв «сильный корпус Маркова, который двинется, куда нужно будет». Он состоял из 5000 человек пехоты, 2,5 тысячи кавалерии и 38 орудий.

«Необходимо нужно было, — писал М.И. Голенищев-Кутузов военному министру Барклаю-де-Толли, — запереть неприятеля таким образом, чтобы:

1) стеснить ему способы прокормления конницы, и

2) чтобы толпы их не могли никак объехать наш правый фланг и наделать каких-либо шалостей позади нас: тогда бы должно было отделять отряды и гоняться за неприятелем».

В течение сентября турецкая армия предприняла несколько попыток расширить свой лагерь на северном берегу Дуная: 3, 5, 10, 22 и 23 сентября произошли сильные бои. Однако все попытки верховного визиря Ахмет-паши «прорваться из сей его позиции во внутрь земли были предупреждены и опровергнуты» русскими войсками.

Свой замысел полного разгрома главной турецкой армии Кутузов держал в строжайшей тайне. Никто в штабе Молдавской армии не знал о дальнейших действиях главнокомандующего. Его переписка с императором Александром I и военным министром М.Б. Барклаем-де-Толли свидетельствует, что эти два высших военных должностных лица до поры до времени также не посвящались даже в детали планируемой операции.

Только 20 сентября в «должностном» письме военному министру Михаил Илларионович конкретно изложил свой план поистине стратегического хода в войне: «…Намерен я в верстах осьмнадцати выше моего лагеря переправить генерала Маркова по ту сторону с корпусом тысяч до семи, которому идти прямо на лагерь неприятельский, на правом берегу находящийся; ежели сей слаб, то наш корпус сгонит его в Рущук и тогда займет наш корпус высокий берег дунайский, позади неприятельского ретраншемента лежащий так, что… станет в лагерь, неприятельский, прямо на здешней стороне лежащий, своими пушками, и тогда, смотря по тому, какое сие произойдет действие над неприятелем, на нашей стороне находящимся, можно будет действовать…

К переправе сей все так приготовлено, что корпус наш в состоянии будет переправиться ночью через восемь или десять часов…»

Тем временем Исмаил-бей предпринял еще одну попытку прорваться в Малую Валахию и прийти на помощь блокированной армии верховного визиря. В бою части турецкой конницы удалось просочиться сквозь строй пехотных каре, но она была почти вся уничтожена. Турки, оставив на поле боя более 800 убитых, отошли назад к своим укреплениям.

Подготовку к переброске через Дунай корпуса Маркова удалось сохранить в тайне от неприятеля. Верховный визирь был далек от мысли, что русская армия, отступившая в поиске «спасения» на левый берег Дуная, вновь форсирует реку для нападения на Рущукский лагерь. Чтобы приготовления к переправе не были замечены турками, место форсирования М.И. Голенищев-Кутузов определил в 18 верстах выше русского блокадного лагеря, куда турецкие конные разъезды правого берега Дуная никогда не доезжали.

Чтобы обеспечить безопасность переправы марковского корпуса, главнокомандующий решил уничтожить турецкую речную флотилию, стоявшую у крепости Лом-Паланка. Ахмет-паша намеревался использовать ее для переброски новых войск к Рущуку. Задачу выполнил отряд подполковника Энгельгардта, состоявший из четырех батальонов пехоты, артиллерии и судов Дунайской флотилии. Захватив расположенный рядом с Лом-Паланкой остров и установив там орудия, русские истребили базировавшуюся у крепости турецкую речную флотилию.

Эта победа позволила часть судов Дунайской флотилии привлечь к переправе войск через реку. Еще раньше, по указанию Кутузова, на реке Ольте пионерами были изготовлены девять больших, много средних и малых паромов, которые в назначенный день спустили вниз по Дунаю к месту переправы.

29 сентября генерал Голенищев-Кутузов отдал боевой приказ начальнику 15-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Евгению Ивановичу Маркову о выступлении. В приказе указывалось: «Назначаю Вас в важную экспедицию за Дунай в поиск на неприятеля, под командою верховного визиря состоящего. Уделяя вам до семи тысяч войска из главного корпуса, делаю все то, что могу только уделить, не ослабевая совершенно моей позиции. Все распоряжения, нужные к сей экспедиции, попечением Вашим готовы, и суда перевозные завтрашнего числа находиться будут на назначенном месте…

Поручаю Вашему превосходительству важнейшую экспедицию, успех которой… может иметь влияние на блистательное окончание нынешней кампании».

В тот же день корпус Маркова в ночь выступил из главного лагеря у Слободзеи. Он состоял из четырех пехотных, пяти егерских полков, десяти эскадронов легкой гусарской кавалерии и двух казачьих полков при 38 орудиях. Чтобы турецкие лазутчики не заподозрили неладное, палатки в местах расположения уходивших не снимались, а ночью там зажигались костры.

Совершив 25-километровый ночной марш, корпус на рассвете подошел к селению Петрушаны. Высланные к речному берегу конные разъезды сообщили, что суда, ожидавшиеся из Лом-Паланки, еще не прибыли. Войскам пришлось скрытно простоять весь день. Но и на следующий день суда Дунайской военной флотилии не прибыли к месту переправы.

Тогда генерал-лейтенант Е.И. Марков, желая сохранить неожиданность нападения на неприятельский лагерь у Рущука, начал 1 октября переправу пехоты и артиллерии на паромах. Конница переправлялась через Дунай вплавь. Первыми на противоположный берег ступили 25 донских казаков, составлявших передовой дозор. За ними через водную преграду шириной более километра переправился 14-й егерский полк. Стрелки заняли ближайшие высоты, взяв под защиту место высадки русских войск.

Пока переправлялись остальные полки и кавалерия с казаками, Марков выслал по правому берегу Дуная казачьи разъезды для поиска тропинок, ведущих к турецкому армейскому лагерю. Между тем к переправе подошли суда из Лом-Паланки под командованием лейтенанта Акимова: семь баркасов и три транспортных судна. Им пришлось прорываться мимо вражеских батарей. Перевозка войск пошла быстрее.

К вечеру 1 октября весь марковский корпус скрытно переправился на правый дунайский берег. Для охраны занятого плацдарма были сооружены два редута, в которых разместился отряд в 600 человек при четырех орудиях.

С рассветом 2 октября корпусной командир, построив пехоту в пять каре и поставив вперед кавалерию, двинулся вдоль берега к турецкому лагерю. Не доходя до него 6 верст, русский авангард, состоящий из казаков, был встречен турецкой конницей до 3000 всадников. Казаки ввязались в неравный бой, были потеснены и вынужденно отошли за пехотные каре.

Вражеские кавалеристы, преследовавшие казаков, неожиданно увидели перед собой пять русских пехотных каре с артиллерией в первой линии. Турецкую конницу в упор встретил пушечный залп картечью. Несшиеся во весь мах конники в страшной панике повернули назад. Гусары и казаки гнали их до самого лагеря.

Русская кавалерия, за которой поспевали пехотные каре, вслед убегавших конных турок, ворвалась во вражеский армейский лагерь, больше напоминавший обширный табор с тысячами палаток, шатров, шалашей, землянок и повозок. Появление в турецком стане русских войск вызвало среди турок невероятную панику. Сопротивление оказали лишь небольшие разрозненные группы османов. Султанские войска, бросая все, толпами устремились искать спасение в Рущук и по дороге на Шумлу.

М.И. Голенищев-Кутузов писал в донесении военному министру: «Все войска наши на левом берегу Дуная были свидетелями ужаса, который распространился по всему турецкому лагерю при нечаянном приближении пяти кареев генерала Маркова и легкой нашей конницы. Тем, что неприятель атакован был врасплох, разрешается загадка, что с нашей стороны убитых и раненых только 49 человек…»

В два часа дня войска генерал-лейтенанта Е.И. Маркова полностью овладели огромным неприятельским лагерем, продолжая преследовать бегущих турок вплоть до Рущука. Неприятель потерял 1500 человек убитыми и 300 пленными. Было захвачено 8 пушек, 22 знамени, булава командующего янычарской пехотой и весь огромный обоз с армейскими запасами пороха, свинца и продовольствия.

«Так кончился достопамятный день сей, — так сдержанно писал Михаил Илларионович об одержанной серьезной победе, — который в турецких летописях называется несчастным днем».

В тот же день егеря Маркова захватили турецкие суда, стоявшие у правого берега Дуная. Они служили туркам для снабжения и связи с лагерем армии верховного визиря на противоположном речном берегу.

Затем, чтобы усилить блокадное кольцо со стороны Дуная, на близлежащий остров Голь был высажен ночной десант в 140 человек. После короткого боя с турками остров оказался в руках атаковавших. Он лежал прямо против неприятельского лагеря.

Выполняя кутузовский замысел, генерал-лейтенант Марков без промедления стал устанавливать на рущукском берегу брошенные турками три батареи. Подошли суда Дунайской военной флотилии, вооруженные орудиями крупного калибра. Теперь огромный лагерь султанской армии находился под постоянным пушечным обстрелом с двух речных берегов и судов русской флотилии. Началась бомбардировка вражеского стана.

За успешно проведенную операцию по захвату турецкого рущукского лагеря командир обходного отряда Е.И. Марков, по представлению М.И. Голенищева-Кутузова, был награжден высокой боевой наградой, сразу орденом Святого великомученика и победоносца Георгия 2-й степени.

Почти 40-тысячная армия верховного визиря Ахмет-паши оказалась теперь надежно блокированной со всех сторон. Самостоятельно вырваться из окружения она уже не могла. А подать ей помощи было просто некому.

Чтобы усилить огневое давление на неприятельский лагерь, русский главнокомандующий приказал установить на острове Голь две батареи по два орудия каждая. Одновременно с этим отряду Дунайской военной флотилии приказывается подойти к визирскому лагерю «ближе, нежели на ружейный выстрел». 8 судов, вооруженных орудиями больших калибров, стали ниже Рущука, 6 — выше.

Длившаяся днем и ночью беспрерывная бомбардировка турецкого лагеря через несколько суток дала ожидаемый результат. Она не только нанесла неприятелю «величайший вред», но и заставила замолчать вражеские батареи, устроенные на ретраншементе лагерной обороны.

Накануне, в ночь на 3 октября, верховный визирь Ахмет-паша, «воспользовавшись сильным дождем и бурною погодою» и тем, что блокадное кольцо вокруг его армии со стороны Дуная еще не замкнулось, сумел бежать на небольшой лодке. Командование брошенными войсками султанский полководец передал 26-летнему Чапан-Оглы.

Получив такое известие, Кутузов остался спокоен и был даже доволен: «Если бы визирь не ушел, то некому было бы известить Султана о положении, в какое мы поставили его армию».

Кроме того, именно с Ахмет-пашой Михаилу Илларионовичу предстояло вести переговоры о мире. Зная турецкий обычай, запрещавший верховному визирю, попавшему в окружение или плен, вести с противником переговоры, русский главнокомандующий правильно рассчитал, что спасение Ахмет-паши скорее приблизит дело мира, чем его пленение.

С каждым днем положение визирской армии на левом берегу Дуная становилось все более катастрофическим. Отрезанные от своих с суши и воды, бомбардируемые со всех четырех сторон, турки несли ужасные потери и переносили неимоверные лишения. Орудия на их позициях были сбиты еще в первые дни, боеприпасы расстреляны. Подвозить их было неоткуда.

Быстро кончились запасы провианта. Хлеба не было, стали есть мясо лошадей, не успевших пасть от голода. Люди питались лошадиным мясом без соли. В пищу пошли трава и коренья. Наступили холода, а с ними — болезни. На топливо сначала пошли палаточные колья, затем палатки. Турецкие солдаты стали укрываться в вырытых ямах.

Сотни турецких солдат ежедневно умирали от голода, болезней, гибли от артиллерийских обстрелов. Раненые не получали помощи. Более двух третей отборной султанской армии нашли себе погибель на небольшом клочке валахской земли на левом берегу Дуная. К моменту перемирия в живых осталось не более 12 тысяч человек.

Чтобы сделать противную сторону более сговорчивой и поторопить ее к мирным переговорам, главнокомандующий Дунайской армией преподнес туркам несколько «сюрпризов» на правобережье. Сперва отряд донского казачьего полковника Грекова 8-го вновь овладел Туртукаем. Затем был проведен «поиск» под крепость Силистрия, которую с трех сторон взяли штурмом. В районе Видина у Груи на противоположный берег высадилась экспедиция под начальством генерал-майора Воронцова.

Разгром окруженной турецкой армии на дунайском левобережье вызвал широкий международный отклик, особенно в Париже. Армия состояла из лучших войск, какими только располагала тогда сильная в военном отношении Турция. В окружении, как сказано в одном из описаний этой войны, «погиб цвет отборного турецкого воинства. Впоследствии Порта никогда не могла выставить в поле армии, подобно той, какою в 1811 году предводительствовал Ахмет-бей».

Хотя события на Дунае и вызвали «крайний ужас турецких министров», и султан, и его верховный визирь не спешили пойти на мирные переговоры. Новый султан Махмуд II находился под влиянием французского посла в Стамбуле Латур-Мобура, обещавшего скорое вторжение Великой наполеоновской армии в Россию.

М.И. Голенищев-Кутузов решил во имя человеколюбия «подтолкнуть» начало мирного урегулирования военного конфликта. Он направил Ахмет-паше письмо, в котором обратил его внимание на то, что во всякое время может заставить визирскую армию сдаться. Во избежание дальнейшего бесполезного кровопролития русский главнокомандующий «решительно потребовал» от вражеского полководца заключить бессрочное перемирие и отдать ему остатки турецкой армии «в сохранение», иначе вся она перемрет от голода до последнего человека.

Передача целой армии «в сохранение» стала той оригинальной формой сдачи в плен окруженной турецкой армии, которую мог придумать только военный и дипломатический дар Кутузова. Фактически армия великого визиря была уже давно пленена и обезоружена, лишившись артиллерии и истратив боеприпасы. Она еще сохраняла видимость «турецкой армии».

Давая такую формулировку капитуляции неприятельской армии, утратившей до конца свою боеспособность, М.И. Голенищев-Кутузов позаботился о роли верховного визиря в предстоящих переговорах. Только сохранение видимости «турецкой армии» позволяло Ахмет-паше иметь возможность и право вести переговоры о мире с главнокомандующим Молдавской армией.

23 ноября верховный визирь Ахмет-паша подписал соглашение из 7 пунктов о передаче его армии «на сохранение» России. Одновременно устанавливалось бессрочное перемирие. Для турецкой стороны это стало актом роковой необходимости.

По условиям заключенного между двумя полководцами соглашения турецкая армия полностью разоружалась. «Тушки и личное оружие турок брались не как военные трофеи, а на сохранение». Будучи собраны, они находились в одном месте под общим караулом «до окончательного совершения мира».

Более 2000 раненых и больных, нуждавшихся во врачебной помощи, из турецкого лагеря переводились на правый берег Дуная. Их передавали султанским властям на излечение. Остальная часть обезоруженной турецкой армии размещалась на квартирах в близлежащих от Журжи селениях и находилась там на своем собственном содержании, то есть расплачивалась за все из собственного кармана. В соглашении указывалось: «Вышеупомянутые войска… не должны рассматриваться как военнопленные; они должны считаться “муссатирами” (гостями. — А. Ш.) до тех пор, пока мир окончательно не будет установлен».

«Несмелые планы» генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова в военной кампании 1811 года восторжествовали. Огромная визирская армия, лучшие военные силы Блистательной Порты, перестала существовать как военное формирование.

В официальном Санкт-Петербурге не могли не оценить значимость свершившегося в столь затянувшейся войне с «легкой» кутузовской руки. Высочайший указ гласил: «…знаменитые заслуги и в особенности отличные подвиги и благоразумные воинские усмотрения, оказанные в течение настоящей против турок кампании Главнокомандующим Молдавскою армиею генералом от инфантерии Голенищевым-Кутузовым, пожаловано ему и потомству его графское Российской империи достоинство».

Отдавая должное полководческому дарованию М.И. Голенищева-Кутузова, его первый биограф Ф. Синельников, говоря о деятельности полководца в 1811 году, писал: «В сем походе, который навеки останется школою для всех тактиков, Кутузов показал себя во всем блеске чудесного своего величия…

Какая глубокая проницательность, какая редкая способность соображать случаи, какое чудесное искусство потребны были для того, чтобы с 30 тыс. человек прикрывать все завоеванные области и крепости, выманить турков из гор, уничтожить хитрые распоряжения мужественного визиря, с 20 тысячами разбить его на открытом поле под Рущуком, завести его в расставленные сети на левом берегу Дуная при Слободзее, запереть его, истребить все его средства за Дунаем, овладеть Силистрею и Туртукаем, совершенно отрезать его армию и в то же время прикрывать Малую Валахию, наконец… принудить (турецкую армию. — А. Ш.) со всеми начальниками, со всею артиллериею к сдаче на волю победителя.

Сей великий план начертан и исполнен Кутузовым».


Мирные переговоры сторон затянулись. Они длились целых шесть месяцев, проходя в Журже и Бухаресте. Султанское правительство цеплялось за каждую возможность, чтобы затянуть переговоры. Для официального Стамбула не было секретов, что на западных границах России уже шло сосредоточение войск Великой армии Наполеона и то, что он готов был оплатить военное союзничество Турции российскими территориями. Имел такую информацию и главнокомандующий русской действующей армией.

В ходе мирных переговоров, которые вели М.И. Голенищев-Кутузов и Ахмет-паша, рассматривались многие вопросы: о новой границе между Турцией и Россией по реке Серет и в Азии — в Закавказье, автономном управлении Сербией в составе Османской империи, денежной компенсации военных расходов страны-победительницы и другие.

Император Александр I, озабоченный затягиванием мирных переговоров, поручил Кутузову объявить турецким уполномоченным, что поскольку султан не утвердил предварительных условий, принятых верховным визирем (о новой границей по реке Серет), то и он, в свою очередь, отменяет решение М.И. Голенищева-Кутузова о принятии турецких войск «в присмотр».

Главнокомандующему Молдавской армией предписывалось: 1) считать турецкую армию военнопленной; 2) не подписывать мир иначе как на согласованных с верховным визирем условиях; 3) в случае окончательного отклонения выработанного соглашения возобновить военные действия.

К тому времени, когда мирный переговорный процесс благодаря стараниям французского посла застопорился, русский главнокомандующий уже имел достоверную информацию о нарушении Ахмет-пашой условий перемирия: верховный визирь стал скрытно подтягивать в Рущукскую крепость, которая оставалась в руках турок, войска.

Получив императорский рескрипт, М.И. Голенищев-Кутузов 31 декабря (12 января 1812 года) официально объявил Ахмет-паше о том, что российская сторона прерывает переговоры, что его принятая «на содержание» турецкая армия разоружается и в качестве военнопленной частями направляется в крепость Журжу и в селения Слободзея, Малка, Парапан и что в дальнейшем она будет отконвоирована в Россию, а военные действия возобновлены.

Это принудило турецкую сторону просить продолжения переговоров в Бухаресте. Но поскольку с началом 1812 года для Оттоманской Порты стала складываться самая благоприятная ситуация, турки вновь стали их тянуть. Главнокомандующий Молдавской армией, ведя переписку с российскими послами в Париже и Вене, получал информацию о том, что предпринимает Наполеон для подготовки скорой войны с Россией. Не менее достоверные сведения о том из уст французского посла в Стамбуле Латур-Мобура получали несговорчивый султан и верховный визирь Ахмет-паша.

Поэтому М.И. Голенищев-Кутузов стремился всеми силами успешно завершить мирный переговорный процесс, не начиная новых военных действий. Возобновление войны было выгодно теперь только Франции. Однако, вынужденный действовать в соответствии с указаниями монарха, главнокомандующий Молдавской армией в начале 1812 года проводит несколько тревожащих неприятеля демонстраций, «не делая генеральных движений».

Воспользовавшись сковавшим Дунай льдом, в феврале часть русской армии переходит на противоположный берег и проводит ряд успешных боевых действий. Четыре таких «поиска» русских на вражеской территории, которые турецкие войска не сумели отбить, вновь вызвали тревогу в Стамбуле.

Вскоре император Александр I уведомил Михаила Илларионовича о том, что стал готовить три дивизии для высадки десанта в Константинополь под командованием генерал-лейтенанта Дюка де Ришелье, герцога, французского эмигранта, перешедшего на русскую службу, бывшего в то время генерал-губернатором Новороссийского края. Российский монарх настаивал на силовом решении спорных вопросов мирных переговоров.

Только выдвижение крупных сил наполеоновской армии к Одеру заставило Александра I отказаться от применения военной силы против Стамбула. Нарастающая угроза России с запада вынудила императора сообщить М.И. Голенищеву-Кутузову о том, что тот может сделать «необходимую уступку в статье о границе в Азии» и «в самой крайности» вести речь о границе по реке Прут в Молдавии.

Император Александр I писал полководцу: «Величайшую услугу вы окажете России поспешным заключением мира с Портою… Всякая потеря времени в настоящих обстоятельствах есть совершенное зло. Отстраните все побочные занятия и с тем проницанием, коим вы одарены, примитесь сами за сию столь важную работу».

Михаил Илларионович повел тонкую дипломатическую игру: он доводит до сведения реис-эфенди (министра иностранных дел) Галиб Мехмед Сеида, что Наполеон за военное союзничество Австрии с Францией пообещал Вене часть турецких территорий в Сербии и Болгарии, что враждебно настроенная к России Швеция не будет союзником французского императора и другую доверительную информацию.

В конце марта 1812 года Австрия заключила союз с Францией. По 9-й статье этого договора Вена должна была привлечь к этому союзу и Турцию. Для этой цели австрийский посол в Стамбуле Штюрмер гарантировал Османской империи неприкосновенность ее территорий.

Почти сразу же французский поверенный Латур-Мобур передал султану Махмуду II письмо Наполеона, предлагавшего властелину Блистательной Порты военный союз в обмен на возвращение ей всех завоеванных Россией турецких земель за последние 60 лет, то есть начиная с середины прошлого, XVIII века. При этом Франция и Австрия заявляли, что в случае заключения Турцией мира с Россией они «такового трактата не признают».

Русскому главнокомандующему в столь напряженной дипломатической схватке удалось блестяще изобличить двуличную игру Наполеона. Кутузов довел до сведения реис-эфенди содержание письма Наполеона к императору Александру I, а затем содержание и другого подобного письма, как и цель приезда в Санкт-Петербург наполеоновского генерал-адъютанта графа Нарбонна-Лара. Париж предлагал России составить военный союз и признавал за ней Молдавию и Валахию. Дунайские же княжества составляли немалую часть европейских владений Турции.

В это время император Александр I, опасаясь вторжения в Россию полчищ Наполеона, приписал вину за медлительность переговоров с Турцией М.И. Голенищеву-Кутузову. Государь решил заменить его адмиралом П.В. Чичаговым, назначенным на место главнокомандующего Молдавской армией.

Чичагов уезжал на берега Дуная, имея на руках два императорских рескрипта. В обоих из них Александр I отзывал Михаила Илларионовича в столицу. Но если в первом монаршем повелении ему просто приказывалось сдать армию новому главнокомандующему и заняться деятельностью в Государственном совете, то во втором, предназначенном для вручения в случае заключения М.И. Голенищевым-Кутузовым мира, император благосклонно приглашал его в Санкт-Петербург для «награждения за все знаменитые заслуги».

Адмирал П.В. Чичагов опоздал с прибытием на место всего на один день. 5(17) мая 1812 года предварительные условия мира с Турцией были подписаны. Граница между двумя государствами была установлена по реке Прут до ее впадения в Дунай, далее по левому берегу Дуная до впадения его в Черное море. Граница в Азии — в Закавказье — оставалась такой же, как до начала войны. Сербам обеспечивалась безопасность, представлялись те же права, что и жителям Греческого архипелага. Гарантировалось самоуправление Сербии.

Российская и турецкая стороны по взаимной договоренности вели переговоры о заключении мирного договора тайно от французских и австрийских дипломатических представителей, делая им «ложные уведомления». Поэтому его подписание между Россией и Турцией стало полной неожиданностью как для Вены, так и для Парижа. До этого договор о мире с Россией заключила Швеция.

Бухарестский мирный договор между Россией и Турцией от 16 (28) мая 1812 года явился подлинным триумфом военнодипломатической деятельности М.И. Голенищева-Кутузова. За 27 дней до нападения французской армии на Россию (оставшуюся без союзников и оказавшуюся в самой неблагоприятной политической ситуации) великий русский полководец сумел разрушить стратегические замыслы Наполеона: Россия не только обезопасила свой южный фланг, но и стала придунайской державой, а Франция лишилась союзника, на участие которого в войне с Россией делалась большая ставка.

Бухарестский мирный договор позволил привлечь к военным действиям против наполеоновской Великой армии 50-тысячную Молдавскую (Дунайскую) армию. Это было то самое количество войск, которое должны были выставить против России на стороне французской армии Пруссия и Австрия, бывшие союзники императора Александра I. Академик Е.В. Тарле писал: «Таким образом, Кутузов-дипломат нанес Наполеону в 1812 году тяжкий удар еще раньше, чем Кутузов-военачальник».

Известие о ратификации Бухарестского мирного договора турецким султаном российский император получил в Смоленске, направляясь в Москву. В эти дни русская армия под натиском превосходящих сил неприятеля отступала на восток от государственной границы. Через 20 дней, 29 июля (10 августа) 1812 года, за усердную службу и ревностный труд, способствовавшие окончанию войны с Турцией и «заключению полезного мира», Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов был возведен вместе со своим потомством «в княжеское Всероссийской империи достоинство» с присвоением ему титула светлости.

Писатель граф Ф.П. Сегюр, бывший французский генерал, в своих мемуарах так описал впечатление, произведенное этим неожиданным ударом по стратегическим замыслам Наполеона и его дипломатии:

«Кто из нас во французской армии не вспоминает о своем удивлении, когда посреди русских полей стало известно о роковом договоре турок и шведов с Александром… Тогда мы не думали иного, кроме как о гибельных последствиях этого мира между нашими возможными друзьями, ставшими нашими врагами».

Загрузка...