Его вывели в коридор, а камеру с рептилоидом снова закрыли на ключ. Кувалда хмуро косился на полицейских, которые не имели ни малейшего представления о настоящей опасности, запертой в этой камере.
Холодный, промозглый коридор околотка почему-то напомнил капитану о космосе и таких же длинных и прохладных коридорах межзвёздных станций. С другой стороны, космические корабли не отапливались дровами, а здесь рядом с каждой дверью лежали аккуратные поленницы. Печки топились, разумеется, прямо из коридора.
Кувалда отогнал назойливую мысль схватить полено и вырубить конвоиров, чтобы сбежать. Ему даже не надели наручники, не толкали и не оскорбляли, просто вели по коридору, видимо, уважая дворянское достоинство. Шли молча, один раз поднялись по лестнице, остановились у одной из дверей, на которой Краснослав заметил табличку «Слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ Астаховъ В.В.», потёртую и выцветшую от времени.
Один из полицейских постучал, заглянул внутрь, испросил разрешения. Краснослава ждали. Кувалда вошёл следом за конвоиром, будто на эшафот. Кроме самого Астахова, который сидел за столом и что-то писал, низко склонив седую голову над бумагой, в кабинете был ещё один посетитель. Немец. Готлиб Карлович глядел на подопечного с укоризной, будто это Кувалда лично заставил его сидеть и ждать на неудобном скрипучем стуле в прокуренном кабинете следователя.
Кувалда молча смотрел то на директора, то на Астахова. Первым не выдержал Немец, несмотря на свою репутацию холодного и бесчувственного мерзавца.
— Вы телаете ущерп репутации Гимнасия, Сычёфф, — прошипел он с ещё более ужасным акцентом.
— Мы разберёмся, Готлиб Карлович, — подал голос следователь по особо важным делам Астахов, поднимая голову. Кувалда увидел пышные бакенбарды на обрюзгшем лице, набухшие веки и красные прожилки на щеках и носу, безошибочно выдающие пристрастие Астахова к алкоголю.
— Можете не допрашивать, я ничего не помню, — признался Кувалда.
— Отказыфаетесь признаваться? — зашипел Немец, но следователь властным жестом прервал его.
— Право, это лишнее, Готлиб Карлович. Позвольте, мы сами разберёмся. Вы здесь как представитель Гимназии, ответственный за поведение вашего воспитанника, а нашу работу оставьте нам, полицейским, — мягко произнёс Астахов.
Немец фыркнул и отвернулся, сложив руки на груди. Кувалда тайком улыбнулся, наблюдая, как ставят на место всемогущего директора, но радость оказалась недолгой. Следователь вскочил и ударил кулаком по столу, бешено вращая налитыми кровью глазами.
— Что ты сделал с английским послом?! Отвечай! — рявкнул он.
Краснослав не мог вспомнить ничего. Ни самого посла, ни того, что он, вероятно, с ним сделал.
— Я не помню, — честно сказал он.
Астахов побагровел.
— Отвечай, мразь! Английский посол, сэр Джордж Гамильтон! Обнаружен мёртвым! — рычал следак.
Готлиб Карлович обеспокоенно распахнул глаза и посмотрел на Астахова, потом грозно сверкнул глазами на Сычёва. Втягивать Гимназию в такой скандал…
— Понятия не имею, о чём вы говорите, господин следователь, — ответил Кувалда. — Клянусь честью.
Астахов грузно опустился обратно на стул, побарабанил пальцами по столу. Очевидно, следствие зашло в тупик.
— Ты, Сычёв, последний, кто общался с послом. Этому есть свидетели, которые в один голос утверждают, что у вас произошёл конфликт. После которого сэра Гамильтона находят мёртвым в переулке неподалёку, — обстоятельно, будто раскладывая мысли по полочкам, произнёс Астахов.
— Вы лично видели погибшего? — осмелился уточнить Кувалда.
— Здесь я вопросы задаю! — рявкнул следователь, но, скорее, просто для порядку. — Видел. Зрелище неприятное, хотя на службе я всякого повидал.
Астахов поморщился, вспоминая место преступления.
— От бедолаги остались только кожа и волосы. Одежда и документы на месте, по ним и опознали, — сказал он.
Капитан Кувалда втянул воздух носом, будто разъярённый бык. Он отлично знал, что это означает, но сказать ему следователь не дал.
— По нашим данным, у тебя личная сила не пробудилась или неизвестна. Поэтому я допускаю, что это могло быть твоих рук дело, — продолжил Астахов.
Краснослав задумался. Он не знал, насколько целесообразно рассказывать следователю о рептилоидах. Может случиться так, что его сочтут сумасшедшим и отправят навечно в дом с мягкими стенами, где здоровенные санитары будут кормить его с ложечки манной кашей. Кувалда знал о таких случаях, когда в захваченных рептилиями мирах любые слухи о них немедленно объявлялись бредом сумасшедшего. Зеленокожие нелюди отлично умели скрываться и уничтожать своих противников исподтишка.
С другой стороны, внизу, в камере, сидит живая рептилия, которую можно использовать как доказательство.
— Что вы знаете о рептилиях, господин следователь? — Краснослав начал издалека.
Повисла неловкая тишина. Спустя мгновение Астахов расхохотался. Немец захихикал вслед за ним.
— Забавная версия, юноша. Я понял к чему вы клоните, но люди кожу сбрасывать не умеют, — посмеиваясь, ответил Астахов. — Мы всё же думаем, что это убийство.
— Скандал, какой скандал… — буркнул Немец.
— Посольство Британского Союза пока не выдвинуло обвинений, но случай действительно вопиющий, — пожал плечами следователь.
Он снова вернулся к бумагам, перо заскрипело в цепких лапах служителя закона. Краснослав терпеливо ждал, пока следователь соизволит обратить на него внимание, разглядывая в это время скудно обставленный кабинет.
Похвастаться роскошью околоток точно не мог. Старая, обшарпанная мебель, грязные окна, портрет Императора Константина Второго, засиженный мухами. Ощущение порядка и ухоженности вызывал только стол самого Астахова, затянутый зелёным сукном, каждая папка или бумага лежала на своём месте. Вместо пресс-папье у него был мраморный бюстик, судя по всему, одного из старых Императоров.
— Теперь по второму делу, — хмыкнул следователь, откладывая перо.
— Второму? — спросил Краснослав.
Немец снова нахмурился и бросил на него злой обжигающий взгляд.
— Это вам ещё повезло, что господин Шнеерсон, владелец ресторации «Славянинъ», не стал выдвигать обвинения за нанесённый ущерб! — хохотнул следователь, развязывая тесёмки на картонной папке и убирая в неё исписанный лист.
Кувалда изо всех сил пытался вспомнить, что произошло, но так и не мог.
— Похоже, вы и правда не помните. Нападение на преображенцев? Драка? Дебош? — Астахов завалил его наводящими вопросами, но безуспешно.
Краснослав не мог поверить, что он в самом деле мог учинить что-то подобное. Это было совсем не в его стиле.
— Считайте, что фы уше исклютчены, Сычёфф, — злорадно произнёс Немец. — На каторге фас научат всему остальному. Чему не научились у нас.
Кувалда скривил лицо, будто от зубной боли. Немец раздражал его всё больше и больше.
— Но-но, Готлиб Карлович, вы торопите события, — вдруг произнёс Астахов.
— Посвольте мне распоряшаться свой Гимнасия сам, Виктор Всеволодович, — возразил Немец.
— Я имею в виду каторгу и всё остальное, — миролюбиво пояснил следователь. — Это будет решать дворянский суд, а не вы.
— Какие обвинения мне предъявлены? — спросил Кувалда.
Астахов почесал бакенбарды, полистал бумаги, выбирая, судя по всему, показания свидетелей.
— Неповиновение и оказание сопротивления сотруднику полиции при исполнении им служебных обязанностей, — сказал он, протягивая Краснославу листок. — Вот, можете прочитать, что вы натворили.
Кувалда жадно вчитался, восстанавливая в памяти события прошлого вечера. Потом перечитал ещё раз, понимая, что названное Астаховым обвинение рушится как карточный домик.
— Позвольте, — произнёс капитан Кувалда, возвращая лист с показаниями. — Ваши обвинения беспочвенны.
Следователь снова побагровел от гнева, но ждал пояснений.
— Я не сопротивлялся задержанию полицейскими, здесь же всё написано, — сказал Краснослав. — А преображенцы — солдаты, офицеры. Они не были при исполнении, они пришли пить водку. Как дворянин, я требую сатисфакции от каждого из них.