Квадролиум – Космическая роза

Где же ты, где, моя слабость и сила в одной величине?

Нуждаюсь в твоих симметричных взвесях и асимметричном стимуле, что дарует роду людскому возможность наизнанку вывернуться, достигнуть собственного смысла, что всегда был, но не был постигнут, вон он, вон он, катится с горы сорвавшимся булыжником. Сторонись! Сейчас будут брызги, а может ещё некое немыслимое, что озарит лица вспышками, сосуды умов впечатлениями, поэзию рифмой, музыку изысканным ритмом, а нервы паническим импульсом.

Море ветром изогнуто, нету в нём воли, но бездыханное не вольствует, из него произрастает то, что жизнью именовано, вместе с пеной шуршащей меж иссыханием и затопленностью доносит возгласы распрей обрётших импровизированную форму, коей неведомо покуда песнь её несётся, чьи наливает паруса.

Сопутствует курсу буйство необузданной сущности, кидает и рвётся о края палубы, из трюма раздаётся скрежет бочек с пойлом тростниковым, гребцы все пьяные довольствуются качкой судна, их головы дурман свободы качает в такт, словно совпадают амплитуды в резонансе, так волна о волну сглаживает возмущение и исчезает, друг о друга выравниваясь,

Никто не заподозрит, никто не подскажет где находится гавань, небо затянуто, молнии блещут, компас всегда обращён к северу, а самый ближайший берег на дне.

Ей ей, пираты! Может пристанью метится чей-то торговый корвет? Рома на долго хватит, только ни золота, ни жемчуга, ни шёлка в нём нету.

Гляди! Вон Солнце проглядывается, мочи вёсла и налегай посильнее, штиль не за горами, нас ждёт долгий путь приключений и много приветствий из бездны, что преисполнят страдания тягот, в поисках долгих сокровищ заветных и бедствий.

Так то был сон на палубе?! Гром и треск небесный развеял покой, море, словно голодный зверь атакует судно, а то несметно метит вдаль покуда не настигнет кульминационный удел участи. У меня есть карта, на ней обозначено знамя печатью неведомой, что было оставлено жестом потусторонних сил ради некоего немыслимого пиршества предначертанного волей всевышней сбыться неизвестно когда, где и зачем.

Пляшет кинетический градиент, обмен потенциалов меж их разностью,

Сплетения предстающие узорами веера, что машет и разносит траектории судеб,

Из непрерывного «откуда?» в необъятное «зачем?», словно то придумал автор непробудный,

Словно сон его неведом, но есть несметное мгновение, и видно малость в нём, всего-то вечность, всего-то отсутствие пределов, но не всем заметно,

Глядят некоторые упором в стены, в возведённые мнимые меры, что выше порой чем горы и небо, так кажется им,

Но хрен там, перепутали сюжеты писари и сэры, мнящие величие исподней,

Зовут вас на прощание ваши кормчие и закаты алые глаз утомлённых в покрове тикаюших век,

Импульс раздающий моргание конвульсией, мельтешащая глазная бель,

Вы там осторожнее, не шутите с силами запредельными,

Один раз не угадаете и вся жизнь послана в небыль.

Могла ли присниться дьяволица? Откуда нехватка сюжета? Возможно то была жажда сон пронзившая или зуд от соли иссохшего моря на кожной поверхности.

Теряете меня, мои безпросветные будни,

Так мерклость тоски теряет разом течение пронизанное игрой света, что дарует созерцательное наслаждение, растворяет скованность льда, словно сокровищница монеты,

Можно подумать, то закалка, но нет, это сдуру вознесённое отчаяние, что побуждает забег,

Холодно, да не настолько долго, чтоб заледенеть, чтоб пророс лёд сквозь тело,

Твёрдый, подобно каменный век, что у всех на слуху, но никто не вспомнит, каково то было, чьими предками и покуда метили свершения,

Он также растаял в жару течением жизни сквозь тысячелетия, напором сметённый, безудержным месивом веса о вес,

Покайся, заблудший в знамёнах времён и в рое иллюзий, поникший в себе человек,

Никто не подскажет о том, чего ещё нет, а может и не будет, вон Луна затмевается тенью вечной бездны и мы закрываем ей свет в том числе,

Всё здесь, всё давно и исконно находится на месте, осталось взять и воплотить присущие творению меры, дабы было откуда, дабы было что счесть.

Вон снова Солнца отражение в полном, благодатью налитом лике на орбите, щедроты его незатейливости тянут за собою всё человечество,

Знает каждой нервной клеткой, знает каждой мыслью, не может закончиться то, у чего начала не было, и не так положено, так всецело есть.

Злобные, добрячие, безразличные, всем лишь бы поживиться собственной мнимостью,

Вон справедливость корячится попутно и мимо, иначе не возникла бы, ибо то лишь прихоть перед наживой или жажда отмщения.

Пронёсся дымной чередой некий остракизм.

Кто его поджог, что он завесою тучной глаза прикрыл?

Но огня того не видно, словно сказочная птица,

Летит мимо, не найти, не увидеть, не вообразить,

Всё выкинул ради тепла её, чтоб касанием исток бытия вкусить,

Пепел коего на сердце прилёг, кошка словно на коврике спит,

Следы ожогов прикрыв.

Чёрно белые клавиши нажимать бы, да некак разграничить пробелы меж тьмою и светом, всё смылось в одну воронку, только брызги ляпают по силуэтам шествующим мимо, но те себя не выдают, словно панически скрывшиеся от сути капризы, возымели себя, но ничего остального.

Всё крики раздаются: "Отдай, отдай! Мы хотим, но не менее, а более чем!",

От того требуются наработки по скупым амплитудам судеб, что отпущены эволюционно, но не органически в пределах биомолекул, а физически в рамках безконечности,

Как и каждой твари божьей, выжатой с потом бренной струи,

Из покровов несущих пёструю суетность житейских изгибов.

Эй вы, перекатившиеся! Кто б вам помог докатиться до трезвых сторон вашей мизантропии?

Чтоб без излишеств роковых, без коих с места не сдвинуть осевших в зоне комфорта прокормившей их вне почестей, лишь чтобы не грешно было выкинуть или позабыть.

Причал, пристань, что впервые обнажилась перед взором, торговцы щупают кошельки, прикидывают стоимости, норовят утолить взволнованный голод ценностью неведомой, но трюма для них пустые, лишь тростниковое пойло хлюпает, оно контрактом уготовано иным, то горючее, без коего в море не выжить, лишь просторы морские коркой на коже, хруст сапожный и оружие на поясе молвит не роняя из уст ни вести.

Снова бесы стонут под бортом,

Снова черти кривят рыла от собственной скупости,

Хоть не прикидывайся скотом,

Челядь сатанинская везде на след наступит,

Ни сути, ни истины нет в льющемся блуде галопом,

Разговаривать со стеной иль жопой, как с ними,

Лучше рога им поспиливать и пасти заткнуть,

Что не по делу раскинулись, как раскидываются не по делу паскуды.

Остаётся запастись провизией и дальше в путь, эта пристань не манит ни чуть, дрянной берег без причуд.

Вокруг блудливые взоры, все жаждут оторвать свой кусок, поживиться без должной отдачи бытию, словно не особы, а посягательства в оболочках, мерила безумства и безалаберности оковы.

Вы считаете себя привилегированными просто или потому, что вас много? Раздаётся выстрел в воздух. Сторонись от судна! Не вы ли незатейливые оформители голода? Ваши поведенческие повадки даже не нуждаются в пристальном разборе, они целиком соответствуют самым архаичным формам. Было бы неплохо, если это было экспериментом, но это жизнь целых поколений и угробленное цивилизационное будущее.

Как с этим считаться, возникает вопрос должно быть? По меньшей мере никак, некак и нечем. Среди вас, так уж точно.

Вот и добрый вечер, только доброты в нём, лишь немая взаимность безучастия бездыханной материи,

Но предстаёт и живая картина,

Кот споймал мышь, тащит в зубах добычу не торопя предвкушение,

Сова, словно тень заслоняет темень небосвода, стараясь не рассеять тишину,

Вот такое визуальное обстоятельство, незамысловатость, но преисполненная явлением неописуемым, сего нигде больше нет, никто не повторит подобные контуры всеобъемлюще, хотя и повторение не требуется, словно набор вариаций, в рамках которых достижение выходящее за их пределы исключено физически, лишь сохранность мер даёт надежду на свершение в грядущем,

Лишь преломляется без малейшей сдержанности, ни скупость, ни щедрость, необъятная размеренность предстающая воспроизведением нечто неизведанного, а неизведанность с учётом безконечности всегда имеет эквивалент абсолюта.

Вот и таверна воссияла светом ламп, место где пригреться и переночевать.

Свет, заря, стакан вина на прощание с бодростью,

Чтоб смочить гортань поточным залпом свежести,

Чтоб было что пролепетать влажными губами сну,

Покушение оставляющее памяти след, претензия воображения на завтрашние просторы необъятности, которым предстоит распахнуться к утру,

Самообман с точки зрения последовательной семантики, совокупляющей в себе масштаб, скорость и свойства, но невозможно достигнуть всего одномоментно, достижения требуют устремления, проецирования, длительности, а ни подытоженности позиций безделья и привычек,

И многое всё же предстоит выдумать,

Допиваю влаги блаженной сосуд, сейчас развею молчание и начну что-то проговаривать о вечном, о значимом, незыблемом, незабываемом,

Чтоб оно впилось паразитом в душу и всю жизнь меня вкушало проницая сетью импульсов озаряющих сознание,

Сказать, чтоб настигло и нисколько не отпускало,

До свидания, дон Кихотова мельница, что дуновением ветра жернова приводит в движение, дабы то стало съестным хлебом, ещё одной подпиткой безудержности, главное свежеиспечённым, с запахом винным играющих дрожжей.

Сладость на усах оставила след, душистый аромат сладких ягод,

Вовек будет желанным, словно к страсти ключ, хватает крепко за голову и не отпустит даже страждущего в умственной растерянности,

Чтоб перетрусило однажды конвульсивно, в патетическом экстазисе, так передёргивает от божественных накатов пробегаясь мурашками по телу прогрессивными, размером с вечность каждая,

Пусть непременно то меня настигнет и я буду в истоме ублажаться свежей поточностью мира, под Солнцем на берегах разомлевая,

Мистическая азбука так провозгласила заклинание, не по буквам, а по сдвигам мыслей за звучанием музыки, за взглядом проплывающим, за поцелуем нежно томящемся в памяти, за жестом эпохи мир опрокидывающем, не успевая счеканить равнозначное объяснение сему,

Так должно быть, так здесь мы дополняем быль, пока есть что выпивать и считывать в должной степени свершений житейских.

Моя любимая ночь, ты повсюду,

Я распростёршись в тебе иду навстречу,

Навстречу неведомости, что за собою укрыла,

Мне хватит и я не смогу отлучиться сквозь вечность,

Слишком короткий, но не закончится сюжетная линия.

Со мной или без.

Комары испили, словно вина сосуд,

Крови моей изобилие,

Незатейливое пиршество,

Взять и убавить меня незаметно,

Словно пчёлы собирают нектар,

Только улей их мне не видывался,

А я не цвету и не пахну.

Что ни сон, так поиск сюжетной линии, спектакль и ширма из иллюзий и заблуждений, произвол дьяволицы вмешивается в судьбы и рисует в воображении иную следственность.

Хватит, с меня снова хватит, напаслись до предела баки затей,

Двигатель творчества эндогенного, то, что эндокринолог прописывал для оздоровления,

До сих справку ношу его, там печать, надпись гласит в которой: "ещё немного, ещё чуть-чуть",

С тех пор нездоровый, ожидаю метеора, что пыль подымет, которую сил не хватает смахнуть,

Её перламутр глаза уже выел, скоро буду идти на ощупь ко дну под действием невидимой силы, что давит и даёт опору, чтоб лететь или рыть нору,

Как повезёт или чему научит лотерея статистических выходок, чтоб она возвысилась в бездну пропасти неба,

Дабы было просторней, дабы было веселей, дабы было вообще,

Иначе можно исчезнуть и никогда не вернуться, перевалиться за край горизонта в будущее, оторваться от опор всех,

А там застегнуть на себе намордник из социального редуктора пустых отмщений, укорачивающий достижения ценз, и выть сквозь него на Луну, как проклятый пёс в изумлении, что место не нагрел и давно забыл где будка, ведь там над головой есть куда высказаться, есть что счесть,

Пропащий в небылиных мерах без задней мысли об интригах грядущего, Луна виднее и гораздо выше, чем ограды вершин общественных, к ней и тяготеет вой, к ней тяготеет и мысль.

Пляшут города и страны по полотнам судеб,

Заживают и распускаются раны в страдальческом саду,

Немой полудень иссушает жарким напором света,

Безжалостный огонь вселенский держит баланс покоя и тревоги на кону,

Подобно струна издаёт волны резонерства, возвышает тонкий возглас под потолки построек,

Уймись мелодия, твой трепет шкребущий прогоняющим зовом никуда не ведёт,

Подобно дикая порода непокорствует и впивается ядовитыми струями в уши,

Играет на нервах с незапамятных времён, мать эволюции, предтеча богов,

Отдай мне свою руку и уволакивай за холмы веков, что томятся невзрачные извивая жала костров,

Из пожаров дымящих залежей зажжённых дерзновенной искрой, мелькнувшей при отключке сознания щелчком,

Коробит меня, коробит, терзает душевная мука, разгребает ментальность подобно песок, растопырив когти осторожно.

Зачем? Для чего? Не нужно ведь играть с тоскою пытаясь её расчленять, это не патанатомия, а нечто ещё дышащее и бдящее в предвкушении вольности.

Вон, убирайся, вон, каверзная преисподница! Со мной не прокатит твоя завитая плетнина,

Меня не проведёшь, даже думать не хочется до конца жизни о твоём плоском юморе, лавочка закрыта на надёжный засов,

Только форточка сквозит и стрекочет щеколда, вентиляция произвольная, творческая,

Для прихода идей требуется свежий воздух и отсутствие заслонов пред его поточностью,

Иначе потухнет прекрасный вечер увязая в глуши глубинной, что задерживает за собой рвение текущих дней, по городам и странам, где металась буйствующая лира оставляя тёплый след,

Ведь не хочется ужаса, лучше чтоб хотелось от восхищения.

Из сна доносится таков ответ: «Вы чувствуете и должно быть ведаете,

Какова ваша жизни форма,

Протяжённость от вчера через сегодня в завтрашнюю иллюзорность.

Соответствует ли опыту будущее? Насколько грядущее предопределено разумностью? Похоже именно на попытку втиснуть бытие в формы памяток о несуществующем прошлом,

Алчная ограниченность противоречий, неисчерпаемое желание большего, что замкнуто в ментальном тупике, это можно назвать безумием в здравом состоянии тела,

Не сложно протянуть руку вечности, тяжело не раствориться в ней или не замкнуться в циркулирующем повторении по месту случая, словно беспечность доверяется гибели, что приносит необратимые увечья и искажения форм жизни,

Но не видит ни образа гибели, ни её следа, и бредёт по собственной полосе чёрно-белой, где ещё не изобрели разноцветность,

Трансляции не те, слишком развеяны по небыли и распростёрты пред неуместными критериями,

Да подсказать некому, никто не просеивает приоритеты, чтоб изваять прекрасную формацию всеобщей перспективы,

Вы чувствуете и должно быть ведаете, чего не хватает в мире этом,

Как по мне, так не хватает разумности, все возможности заперты на замок превозвышенности под ключик тупости,

Как сказать, можно не говорить вообще, всё ясно и так, лишь непостижимые дали необъятных простор напомнили, ещё есть что-то большее, непременно есть где-то что-то ещё, стоит лишь выйти из мыслеобраза скупости, чтоб вселенскую сущность обогнуть живым поясом,

Пустить и ветви, и корни, дабы ею в себе утонуть».

– На скороспешную руку сдирается лад, в промедлительный тупик упирается нечто необъятное, гибельной очерёдностью представ, а раз упёрлось, то от ханжества смутьянов. Где середина? Середина пустота, её нет, ибо усреднение вершин нисходит к лишениям. Должны усредняться лишь показатели, но ни достижения.

Дьяволица не представая образом продолжает томно причитать: «Нагадали атомы, нагадали,

Из лежачей пустоши снизойдя изысканиями,

Накатами, накатами швыряются в будущее,

Предсказание читаю здесь, по ним, в текстуре амплитуд и жестов жизни, что воплоти скребёт изнанку замкнувшегося периода,

Кто-то помог ему замкнуться, чтоб навскидку сложности упразднить, вымирание ради уюта,

И вьётся вокруг ступора того нитка тропой извилистой, что стопы мнёт, а порой и лица,

Поползновения зыбкие рук за добычей уводят на долго в другую плоскость событий, что даётся не за предначертанность иллюзий,

Вон крадётся день и ночь его преследует не спрашивая никого ни о чём,

Можно уткнувшись упором смотреть, как закат сменяется рассветом, как меняют форму силуэты расточаясь от привычки до привычки,

Но вон откололся стержень и нету больше оси центробежной, лишь расторопное мельтешение гнущихся тел,

Никто ничто не предскажет, коли некак и незачем, все детали во власти творения, оно протекает с выбрасывающимися волнами на иссыхающий берег,

Иначе не было бы задержек дыхания между вдохом и выдохом, что промежуток тишины с вечность, нет без того манёвров никаких, ни всплесков, ни перерывов в ожидании,

Отсюда решительность знания и желание постичь нечто необъятное и великое, небывалое, так каждый миг неограниченный, но изваянный жестом созидающим, что воссиял светилами покусившимися на безмерность всевластной пустоты. Ни алчность не имеет границ, а безграничность.

Толи сон воротит восхищение былым образом страсти, чтоб предстал неведомой силой адской красоты и мудрости, толи это укромный угол, что даёт укрытие от лишней суетности бренного быта. Кто ты? Откуда, нечистая сила и диво? Сон или нечто непостижимое?

Шкребётся пьяная пчела по разгорячённому граниту,

Она вкусила ядовитый нектар манящего её цветка, лилии или аконита,

Её поверженный жизни импульс издаёт вялые подвижки градиента химического,

Не приветствует, не прощается, только неосмысленно и небрежно жестикулирует,

Подобно знает, что сие результат настигнет, но не настигает и не настигает, её жестоко душа насилует и плоть отпустить не позволяет,

Ни солнце, ни покров горячий не способны отозваться ей, и не было бы иначе, если непрерывно воспевали вьюги с севера,

Доносятся одни ругательства тех, кто смыслов не ведают, лишь каверкают и репетуют то, что не способны преисполнить сутью, глупость предтеча насилия,

Это не общество, а контуры аморфности некоей представляющей из себя тупик, последние из разумных зверей,

Но пчела пьяна сладострастием и ползёт несдержанно истощая миг, искушает горячий покров, ни приветствуя, ни прощаясь, лишь незамысловатая инерция невзначай возникшая из неоткуда в никуда, не возымев должное процессуально, ведь локации определены обстоятельствами, так и фатальность, что словно влага, то течёт, то парит, то замерзает.

– Из плесканий шторма в пустошь будней материковых, сон озарён адским пламенем, сим безпокоен, никак не иначе. Вы преисполняете ситуацию загадками, не от моей пытливости, а тем, чем явились, и тому не мешало бы, чтоб прояснилось.

– Я распространяю свои новости, стремится вдаль сюжетная лента,

Не переключайте канал, дальше самое интересное,

Все публикации размещаются на правах пространства и материальной инерции,

Только у блюдца нет ни одной затеи, ублюлки привыкли к ублюдочности и к комфорту перманентному, лишь нажива им интересна,

Считают они себя породой, чуть ли ни божественностью, но вьются гнедые струи мимо моего сюжета,

Мне не нужны вершины кормовых хранилищ, что мраком эпохи застыли под видом мудрости тех, кто мудрецами зовутся от мнимости,

Не мне ли сей суетностью видывать как обстоят дела жизни, не вашей, не забывайте о том, а моей, ваша личность, но та по моим законам шевелится,

Вон за лесом, за морями доносится чей-то крик, я его узнаю, это зов о помощи уходящий из сферы когнитивной, из сознания, которое себя теряет, но терять не хотело,

Никто не слышит о том, что доносится случаем, но он изводится и знать не желает, издавая сигналы отчаянно, постепенно умолкает, уходит волной к состоянию штиля, выравнивается вплоть до отсутствия,

Рамки любого восприятия ограничены формальными параметрами, обособлены рецепторикой и детекцией, тянется за мыслью след лишь, словно колея последствия на прощание вызывает возмущение среды физической, а там глядишь, как накренится век и что с него посыпется за борт, непрочность, неустойчивость или излишек, а может и нечто весьма полезное, всего-то не закрепившееся,

Невозможно завершить жизнь, пока она не кончится полностью,

Пиши письма, не пиши, читать их кто-то должен, так и мысли, без внешней распознанности не бывает внутреннего содержания, не бывает взаимности,

Так и здешние изгибы смысла, возникают исключительно для зрителей,

Так и к тебе же, зри доколе зрится и лови сюжет.

И тут явилось нечто, чего не видывал и не ожидал, но в миг тот озарением представшим меня вышвырнуло из сна, меня волочат за ноги какие-то негры, неведомо зачем и куда, но мысль напрашивается неладная, не умею отчаиваться, а сердце стучит отчаянно.

Я не знаю, мне не видно, вовсе интереса нет,

Откуда и зачем миг возникший испещряет дно вечности,

Главный приоритет, как по мне, это возникновение того, чего нет, импровизация волей судеб для явления формы преодолевающей ограничения,

Вон захлопнулся век, а в нём заперты на замке якоря воззрений,

Парусину высвободит ветер дуновением обстановки несдержанной,

И понесёт мир за край, перевалившись за который невозможно обернуться вспять, невозможно,

Но то дарует нам манёвренность, мы необузданные вершители времени,

И сей небольшой вселенский кокон, словно окно сквозь каноны, взгляд из которого валится напором напролом,

Далеко, далеко, да не настолько, чтоб сорваться в пропасть бездны за ним,

Лёгкий проблеск импульсивности нервной, мимолётной искоркой удивления неожиданностью, но всею суетностью осмысленной, что не течение напористое реки, лишь первостепенная динамика органическая,

Отведено безконечностью плетущей из вариативности неисчислимой возрастание жизни и понимание оной,

Слово за ней, но ни одного слова не требуется, протягиваю ладонь ей навстречу, чтоб та утонула и никогда не всплыла,

Так оторвавшись от груза птицы взлетают, кто за свободой, кто за подаянием, не знаю, не видно, вовсе интереса нет,

Вселенная без моей помощи сдвинулась, а я лишь качусь сверху, словно на вздымающем гребне, только от неё и только за нею.

О нет, судно отчалило от берега, власти местные опознали пиратские манеры и дух дурной славы, что вьётся колеёй за курсом пропащим, но улик у них нет, лишь претензии, попытка возвыситься без единого подвига величавого, формальное посягательство невежд из зависти.

Подождите, подождите, попляшете на последнем сучьем балу в упоении восхитительностью, что попутала честь с настырностью,

Ни вам ли видеть собственное убожество распространяющееся с прогрессией ублюдочности отравой ядов? Вы мерзкие черви на умирающем теле мира, коих он не в силах стряхнуть в своём бездумии, вам неведома ни суть, ни действительность, ибо вы не есть сущность разумности, некое притворство превосходства вообразимого, жрущего всё то, что поверх скудоумия и лживости.

Ни это ли ничтожно, что ущербностью воодушевлено? Похоже именно на то, так шкребутся выблядки под окнами, что вопли бесов за песни выдают,

Но мнится им, что это не хвалимая собою трусость, уподобившаяся безалаберной скупости и поводимому ею мерилу не имеющему за собой ничего, кроме зверской суетности вокруг наживы,

Вас бы одарить, чем наделяете жизнь, по заслугам, иначе ни справедливости, ни смыслов, ведь малейший дрянной паразит заражает даже необъятное и великое, если не сгинет в рамках тех реактивных секунд, что огранили мысли мелочностью и неучтивостью.

Откуда такое отношение к феномену жизни? Ведь это объективность, относиться к которой нет потребности, она является в единственном виде, даже если нет ничего прекрасного в ней. Подумайте, раскиньте пустотой, откуда и сколько у сего путей и каков тот путь? Ибо вариаций здесь даже нет, одна вселенная, всего лишь, но она не всё к себе подпустит. Считайте её проверкой на пригодность.

Кто плодит сие? Творец? Нет, это последняя деструкция в форме людской глупости, которую дано преодолеть, либо исчезнуть в бренном послевкусии. Ни свежести в пренебрежении, ни целей, одна попытка съесть то, что в глотку не влезает. Вы инструменты побуждений, кои не поведали, исполнимые вами деяния травят бытие, а значит вы травите сами себя, но за исполнение ущерба полагается наказание, даже если инициативы не осознаны, даже если наказывать некому, любой результат эквивалентен своему продолжительному действию, взгляните, все проявившиеся последствия обнажены ничем иным, той самой незатейливостью или попросту ментальной ограниченностью в случае людских привычек действовать ради утехи, словно плсокость шахматной доски или виниловой пластинки, что никогда ничего не учитывает, так предстаёт эпоха делающая из своей гибели пищу.

Они молча затащили меня в темницу, где единственный света луч во тьме и затишье пробивается сквозь отдушину, мрачное место, дыра во времени, похоже на пропасть и бездну одновременно. Щелчок, закрылась на ключ решётка.

– О нет, но там же прекрасная пора, мимоходом ускользает без оглядки на тех, кто вытеснен из сюжета.

Несётся лето зноем жгущим, зелень листвы с прохладой ветра перешёптываются.

Не на последок ли? На долго ли? Предрешено не мной, но отзыв мой следует повсюду,

Вон увядающий цветок, будто спит или спать хочет, невольною истомой лепестки сморщил, Луна ему дарует последнее сияние питающее шелест его, вскоре хрустом распадутся на мелкие осколки, что было полотном несущим жесты живой формы, коя не изыскала подобия, ибо не есть что-либо иное, лишь увядание, но ещё цветущее, одиночеством собственным преисполнено распахнувшись в гнетущий мир, давно лишённый истины и сути.

Голод, и зверский, и умственный, и духовный, не хватает пищи всех форм, лишь неотлучно муза изводится, безмерно тянет мысль по вселенскому холсту.

Мясо с молоком, немного сала и салатик овощной,

Мерило жизни удалой, большего не надо,

Хватает чтоб не спятить и разомлеть в бреду тревожном,

А ночью на краю лежанки, будучи снами оттеснённым,

Тихонечко ускользать сползая на пол, от того, что на мозг каплет желанием,

Мясо с молоком в нарезном салате, сожрать и всё равно не хватит,

Ноги не слушаются, простыня ловушкой обвилась и преследовательная паранойя,

Кто-то взором ткнётся в душу, ей бога, чтоб хватало до смерти тревоги и юмора,

Порча имущества непорочная с подачки уловок безумства,

Боюсь, страшно боюсь, что негоден ловить импульс божественный, ведь и лучи вселенские порой предстают промахом,

Пусть выжжет меня насквозь, просветит помыслом настырным, неведомая явственность всевластной похоти и прихоти, свети мой свет заря восхода, свети на меня, чтоб припекло до покраснения морды, чтоб хватило на долго, навсегда, пускай встречный поток, с ног сбивай, чтоб встряхнуло дурную главь, раскрой мою сущность исконную, словно неведомых существ из себя испускают века, а те наводят шорох эпохальный и воют мистическим зовом промеж времён,

Чтоб содрогнуть кривые неровности жизненных траекторий,

Ах, этот сон, чудеса фантасмагории, онейроид, никуда не забредёшь без него, словно конь неподкованный о твердь мирскую копыта истирает, ведь привык к мягкому полю, не Будда, а буйное животное, стремится забежать за горизонт, только бы выброситься из прошлого по направлению к грядущему, набрать максимальную скорость и подвинуть вселенную всю, слишком что-то тесно тут и жрать охота, мясо с молоком, но можно и вино на голодный желудок.

Так миг взбудораживший вспышкой магических жестов, полыхнула явь и содрогнулись каменные стены, обгорели кончики волос, запахло жареным, предстала предо мной неведомая сущность, но то уже не сон, я невзначай ущипнул себя за бок, дабы почувствовать, что не сплю, это существо из мира не нашего, не ведает такого наука, адское пламя, повсюду витают поточные струи, через кои я осязаю её.

– Но думал я, что был то сон, не верил, что зрится в голове не здравой. Поведай, существенность сокрытая тайной, откуда, да и зачем, дивом даёшься и меня преследуешь?

– Не буду томить тебя загадками, познает не скоро человечество, что предстало повсеместно вокруг и именуется ими вселенной, пролетит мимо ни один век, утомится вечность, прежде чем сущность природы люди смогут постичь в совершенстве, я существо постигшее тайны бытийные, вижу траектории судеб за долго явления тех, пришла оставить зерно, коему дано произрасти сквозь безкрайность, отсюда, через тебя, ну и ром, он должен быть вовремя доставлен к празднеству, я помогу тебе выбраться и сделать необходимый жест, дабы разомкнуть скудный сюжет и выплеснуть жизненную волю в просвет вселенской необъятности.

В миг разящий луч обнажил некую тайну, словно сокрытое доселе стало явным, понятным, некая затея, масштабный предлог, что вынести в свет, дабы хватило всем на долго, и обнажилось то любовью.

– Любезная, одарите своим трепетом нежным, без него ни жить, ни умереть, лишь только будучи смежностью меж миром этим и тем,

Протаптывая некую границу и её размывая, самому не видеть для чего и зачем,

Любезная, оставьте мне слова ваши, я знаю, они слетают с губ, и подобно поцелую каждое держит крепко за невольную душу,

Я ничего никогда не ищу, довольно того, что явилось, у небосвода нет вершины, он плавно растворяется в вышинах безпредельных, безпрерывно, и входит в сферы иного напряжения, иных подвижек,

Мне ведомо насколько зацепили силки и петли развёртывающихся прорв, они поглотили всё и больше поглощать не могут,

Вон завидная прыть по ту сторону берега, но некому доплыть, тянуться незачем, сегодняшний пыл в завтра никогда не запрыгнет,

Колдовские жесты будут долго заклинать повсеместные меры, но они привержены законам иным, тем, по которым движимы,

Не может исконное быть последствием мнимости, но любое последствие чья-то исконность, иного уровня иная основа,

Одарите меня своей нежностью, иначе буду городить чепуху несдержанно и безгранично.

Вдруг начало происходить нечто, чувства экстаза и истомы в один миг, словно посетила божественность и питает манной небесной мысли.

Меня осенило, подобно небосвод утопает в безкрайней ночи,

Хватает фразеологизмов покаместь,

Зависли во времени атомы, молекулы, частицы,

Отныне все безсмертны. Но хватит ли? Насколько?

Завидует пустошь вселенская, подобно упёрлась заслоном,

И только звёзды навскидку заливают всё мерцающим блеском,

По их струнам можно лететь на Луну, практически пешим ходом, словно вселенная протянулась рукой, мыслью, вдохом, и сама себя осмыслила,

Невзрачный патруль по кривой орбитальной в соитии отбытия и пребывания,

Отдайте прелестям жизни свои покаяния, чтоб не зря возникали, чтоб вообще не зря,

Плоть ничего не одолевает, кроме гибели и расставаний, поэтому тщетно гибель искать, она сама приходит и всегда невзначай.

Неведомое существо протянуло мне конечность, я коснулся её и в миг очутился на неком холме, и похоже, что в ином мире, на небе два Солнца, одно из них дальше и меньше другого, от него глаза не слепит, и тонкий поясок от горизонта до горизонта между ними, вкус воздуха другой, сладковатый, свет более тусклый, растения иной формы, много тёмных и бардовых листов собирающих тепло, а если подпрыгнуть, то можно выше головы взлететь.

– Это местность моего происхождения, но она не настоящая, ты видишь изображение из архивной памяти, что воздействует на твои чувства во всех параметрах, так мы общаемся друг с другом, наши органы сплетены порождаемыми ими амплитудами, мы генерируем много тепла и преобразуем то в любые диапазоны регулируя собственной плотью их такт, так наши предки защищались от паразитов и хищников, но это превратилось в связь обширную с окружающим миром, так мы видим гораздо быстрее и больше чем вы, но вам то ещё предстоит, эволюционно и технически.

Она говорит странные вещи, но мне они почему-то прекрасно понятны, словно так должно быть и было всегда. Невероятно.

– Но почему я?

– Ты много восхищался в детстве, привлёк внимание пытливостью и обильными нервными всплесками. Ах да, ещё в тебе древний род жизни растёт.

Когда новый день наступает, значит наступил ещё один миг, жизнь с которым играя задаёт биоритм,

Цикл циркулирующий выворачивает абстракции наружу, хлещет разноцветная картина, слой на слой накладывая, слагает пейзажи и ветви эволюции,

Вон за заминкой времён разыгрывается очередной кон, на него форма жизни поставлена, но ни вся жизнь, ибо есть человек животное, вон камень с неба свалится или чихнёт Солнце, ничего не поможет, ни бункера, ни скорая помощь, материя всесильна над инстинктом, лишь осознанное творчество преодолевает порог тупика физического, ибо не есть прямой закон пищевого цикла,

Дерево произрастает из прочной стабильной основы, как и любая наука, инстинкт же не знает прочности, он стремится за стимулом даже вслепую, но вслепую цели не настигнуть и даже не увидеть сущность таковой.

Внезапно неведомая персона воздействуя на стену темницы, ту отворила, растворив кирпичик за кирпичиком, словно пыль развеяв в округе, подобно течением воды размыло, провозгласив в напутствие: «Неси это знамя, словно огонь, пусть горит от головы к голове сквозь века, до тех пор, пока не потребуется его выплеснуть во вселенские просторы».

Придётся мокнуть и плыть, судно отчалило от пристани, но не покинуло гавань, у местных властей нет тяжёлых пороховых орудий, причал под вооружённой охраной, экипаж своих на берегу не оставляет, пушки на взводе для устрашения желающих покуситься на корабль, я тихо ныряю в море под покровом ночи, меня уже ждут, опускают в воду шкентель с мусингами, вскарабкиваюсь на палубу со стороны, кою с берега не видно: «Все на борту?!»

– Дураков в команде нету, никто не рискнул ступать на берег без разведки. Увидели негров с ружьями, сразу отдали концы и демонстративно взяли их на мушку, ждали положенных трое суток, но на удивление ты быстрее явился.

Экипаж частный, собирали несколько лет, пока строили парусник, половина плотники, треть рыбаки, остальные бывшие военные, что лишились жалования с разорением казны. Задача была доставить партию рома, но много попутных штормов, сбились с курса, пришлось маневрировать и ограбить пару попутчиков, те были невежливы и не соизволили счесть нужды заблудших.

– Безумие раздирает на части, будь оно внутренним или чьим-то, мне встретилось нечто,

Отныне мигом всецело пестрящим полыхает преломление мысли, вон воробей пролетел мимо, об участи кукушки позабыв,

Кукушку давно ветром сорвало и понесло за прекрасным видом, не нужно, не стоит считаться с тем, чего благоразумие не настигло, забирайте всё разом из данной вам жизни, но меру чужую не ищите, её после летящей по времени фразы ни одна гортань не выплюнет, не скуёт, ибо между молотом и наковальней извитый бурей мозг, градиентарная цепь, не меньше, не больше, так есть, последствие непревзойденное ничем, ведь ничего больше и нету, всевластность многомерная на каждом уровне, за каждым поворотом, в каждом случае, рисует свой сюжет и повторов в нём не будет.

Ей бога, братцы, предо мной предстала дьяволица, либо нечто не присущее нашему миру, и то обнажило мне тайны всей бытийности!?

– Да то русалка! Или сон с перепоя. В трюмах хвалёное пойло хлюпает в бочках, по пути осушили уже одну.

– Нет, нет, сие меня высвободило, стену каменную растворив, словно груду песка напором речным, иначе меня здесь и не было бы, лишь железная решётка и тонкая отдушина, не выскользнуть за трое дней. Та божественность мне некие тайны открыла, наставила принести те в мир, она имеет отношение к контракту в коем предписано доставить на пиршество транспортируемый нами напиток.

– Так это был бордель и алкогольное отравление, что привносит душу в мир видений и потусторонних существ, они тебе там тайны и раскрыли, обокрали, хотели ещё и на наш ром покуситься, вон в одних трусах стоишь, словно та хризантема, что тебе привиделась. Видать за буйство в состоянии делириозной горячки и изолировали в темнице.

– Хризантема моя, хризантема, восходящий изящный жест, невольный и уязвимый, но всё равно стремящийся вверх неотлучной поступью меры,

И ночь укрывала равномерно, в тиши её проносится вечность, и свет дневной, струи коего пронзают груду времени,

Она изыскала свой цвет не касаясь ничего лишнего, лишь бредущие молекулы траектории жизни возносят, заводя в тупик, чтобы выбралось нечто небылое, выходящее над ровностью кредо и аккредитованных, ведь дисциплина и разум разные явления, и по большей части противоположные, дисциплина это антитеза отсутствию упорядоченного поведения, неестественный способ организации тех, кто организованы быть не могут, дрессировка оторвавшаяся от смысла и сути, от закономерностей природы, от духа свершений, словно медленное увядание лепестков обездвиженных на пустынной скале,

Хризантема моя, хризантема, отчего же ты не повержена низостью смрада и цветёшь, с лёгкостью парящей воплощаешь исконность, словно так надо, словно обзаведена мечтой и твои лекала пролегают далеко, далеко, хризантема моя, хризантема.

В мире иллюзий ждать не приходится подлости, она проявляется вероятностно на 100%, рано или поздно, в гнетущей среде неизбежна фатальная оплошность, словно инерция смертности, что предрешена глупостью и более ничем.

– Завопил с головы больной, здесь каждый второй с русалками говорит от ночи до рассвета, а кто с дьяволом лицом к лицу, осушили целую бочку, но груз мы доставим и выручка наша будет, многие жизнь положили в это судно. Распахнись паруса и курс ровнее к дали, что отделяет нас от звона монет, всё прописано в контракте, я лично оставил роспись красную, палец проколов перед этим, дабы макнуть перо в кровоточащий след.

Край ударяется в край, мир людской обрамляя, промеж комфорта райского и адских мук, так континенты и тектонические плиты из себя горы выдавливают, дабы те возвышались столпами эпох, влагу и холод остриями вершин загребая, словно волосы расчёской, чтоб слабые повыдёргивать,

Раздаётся молний ураганных хруст, прекрасный вечер, еле каплет дождь, на небе переливается разноцветная панорама, а море всё шепчет, зовёт украдкой покой, и только тоска незваная напоминает, чего здесь ещё не хватает, ведь есть всегда нечто, чем мир ещё не преисполнен, и каждый миг что-то свершается, не всё видно, не всё осязаемо, либо отсрочено неизбежной очерёдностью, но вон со склона лавина скатывается, сметает и выравнивает прошлого след, будучи гостьей из будущего, накопленных избытков времён.

Мы ту волну подхватываем и она нас несёт по руслу жизненных судеб.

Каждый свою мысль доносит, каждый своим гласом, у каждого свой сосуд с пойлом тростниковым, только один немой у нас вперёдсмотрящий перебирает подзорную трубу и периодически выхватывает чей-то говор по движению уст.

1. – Когда это закончится или когда начнётся, негодная погода нависла над стезёй, где вытоптаны повороты за все края и стороны, каплет дождь с примесью Солнца и тут же испаряется раздувая изнутри атмосферу вместе чертогами органическими, мы надувные водяные пузыри, только шевелимся произвольно, насколько мысли хватит и тепла, но по большей мере случая страдаем от тоски, ибо чего-то в мире этом не хватает, неминуемо и неотлучно, жизнь всегда преследует нехватка, как частно, так и всецело, присущая всему некая малость, покуда не иссякает питающий мысль вектор, но мысль всего в себя не вмещает, ей хочется за пределы выйти, бытие охватить, а для вселенной таковая слишком коротка, скоротечна, надо увеличивать площади ментальные и охват жизни, управленчески и в продолжительности, дабы выйти за рамки отведённых параметров, что нас окружили опираясь на градиент творческих подвижек.

2. – Курс всегда метит за горизонты, за пределы виданного к неведомой грани, за которую выйти, чтоб настигнуть, чего душа не касалась, чего не бывало нигде во всём сущем и не будет ни в одной другой ситуации.

3. – Лежит на палубе старая псина лишённая былой резвости циклом биохимического износа, скупая реактивность и её непредусмотренность забирает соки жизни, лишь то есть время, грустный взгляд приподнятый и рефлексирующие вздёргивания во сне, немое отражение слезливое и плавный жест смыкающихся век, словно отпущение и согласие утешливое, не противостоящее року бренных мер.

4. – Одна из немногих прекрас, возможность любоваться очертаниями эстетических форм, задумок, фраз, вон сидишь глазея на вечность, несколько скучаешь, но выхватываешь из мгновений всплески душевных порывов, распределяя приоритеты, внимание согласуя с таковыми, ведь восприятию ведомо, что жизнь дарует, куда та завела поколения, за знатью или за подарками колорита пышного, что бытийностью развеялись с инерционными стремлениями материи.

5. – Она плыла, словно вырванный копытом подорожник по дождевому ручью, невзначай встрепенув восхищением замерший взгляд, что неосторожно её похитил, случай не знающий пощады, выдернул из меры прошлого, из очередного кадра выползая, небрежно, неосторожно, по грани вслед за другой траекторией мига, в иной плоскости преломляя сюжет круговертливых амплитуд,

Вот она, богиня, плотской изогнутостью чарует, извивая меры бытийных дуг, векторов, орбиталей, сладострастный бархат лунный её покровов, пленит, заливает упоением мозг, сияющие округлости блеском золота заводят механорецепторику, сущность жизни изнутри набирает обороты, чтоб постичь и потревожить замершие оковы былины, о, примма, о, раскрепостительница мира, даруй мне вечный кров присутствия, пресыть мой голод, дай мне истока любви коснуться, чтоб упиться хватило, покуда не исчерпаны морские просторы и небесная высь.

6. – Раскинулись горизонты, краёв не видать, только свежее утро и Солнце небосклон освещает, покуда, зачем, никто не скажет, не существует предназначения, все манёвры наши, неотложная суетность вселенной, углерод с газом заплетаясь рисует формы стремлений, лишь комфортная изнанка оболочки атмосферной дарует размеренный покой, прекрасным случаем произвольности, не отсрочить, не остановить, не отлучиться от сдвига перманентного, грандиозное явление, но и неизбежное, каковым возникло из необъятной вариативности, творением в процессе, не имея завершённости ни на миг, ибо в безконечности ни одного итога нет, кинезис сдвинется, форму вселенной изменив, но никогда не исчезнет.

7. – В посреднических голосах не существует ни истины, ни искренности, это мнимые формы зря глотки распахнувшие, каждая дискретная единица сама себе единство, не им знать и видывать ни свою, ни чужую участь, ибо вся их жизнь вниманием акцентирована на чём-то стороннем, дремучем, словно живущие бродячие сны, заблудшие в именах и возгласах, что поводят в их головах мыслеобразы и картинки. Налегай на вёсла, штиль подстелился под киль!

8. – Пассивная демонстрация есть выраженная приверженность безразличию, что есть неумение отстаивать свои позиции и взгляды, либо того хлеще, неумение их формировать. Штиль не только на море бывает, он может быть и ментальным. Мол, как будет, так будет, произрастаем и на всё пахнем, всё от горизонта до горизонта зеркально.

9. – Если баба не хочет, захочет баба другая, коль не ищи ты плуг, роднее милая не станет, если не видать её, и лишь скупое ожидание разводит руки, чтоб помахать на прощание бредущей подруге, что стопами прошлась по душе невзначай, толи помасировав, толи запятнав, но зиждется и дальше плотская сущность, проплывающий ветер ругает, слов незваный перелёт от уха к уху, никто не знает откуда, никто не подытожит куда,

Нет бабы рядом, что привносит желание вспахать почву чёрствую, дабы взошла потомственная ветвь из той, дабы было кому на преклонности лет уши занять речью буйства, не чающего в бреду милого образа, но глядя в него повсюду.

Но стоит мне уснуть, так голову мою цепляет нечто необъяснимое и неприкасаемое. Вновь существо неведомое о себе напомнить решилось пылая и сияя, словно тайна норовит вырваться из несметных глубин и явить себя миру.

(Богиня) – Хитросплетения заплётов, что рисуют небыль второпях, не вы ли тычетесь лбами в заборы воображаемые, идолы собственной прихоти и психоподобных пристрастий,

Зажатые мнимым упоением, превозвышенных напоров головных, приватизированных заочно мер, мол, мы требуем почтения, но ничего не привносим сим, словно то анонс рекламный на обочине в преддверии сделки торговой, придайте миру отпущение от своей порочности, иначе тот отпустит вас, иначе увязнет всё в грязевом застое, в мелочных изъянах ментальности.

Мы на корабле, не только оно в нашем распоряжении, но и мы в его власти всецело, несёт его море и дали небесных простор, кои неподвластны закону людскому, лишь помыслы, да и только, рассекают и меряют чарующий образ природы, что дарует плоти ещё один вдох, ещё один шаг к неминуемому и порой неугодному.

(Богиня) – Посоветовала бы вникнуть в закономерности окружающих истоков, каковым соотношением те даруют преисполненность, что вами предстаёт.

(Поэт во сне) – При жизни наслаждение помыслы дарует, после не имеет значения, сколько, как и что, отсутствие не преисполнено ни восхищением, ни соучастием, вон ещё один день петлю вяжет вокруг, только некому закинуть на сук, чтоб маятником качаться в одном циклическом ритме, из ночи в день, из дневного света во вселенскую темень томимую соблазном мимолётных совпадений, в дыхании развеявших свою участь по тропе, впервые стоп коснувшейся, так дланей дрожь окутана долгожданным прикосновением, каждой неровностью, каждой шероховатостью, словно то нещадный поцелуй выхватывает из мира случай и никогда его не отпускает.

10. – Скука ведь тоже разная бывает, у кого от глупости, а у кого от разума,

И эта тварь всю душу проедает, ни обладателю её, так окружающим,

Не ленность это, а нехватка любви и запала, что любовь разжигает,

Так напитывается туманной влагой пороховница, без искры, что существо иссушает насухо, когда триггер провоцирует детонацию,

Лишь облако дымное, хлопок взрывной и вспышка озаряющая лица, выгоняют роковой металл, чтоб тот настиг преднамеренно или нечаянно, так души настигают свой завет и в памяти могил скуки той лишаются, что дней их томных громозд коробила.

(Поэт во сне) – Мне не заскучать, хоть и ограничен бортом, а корабль берегами, вода маячит перед глазами, словно нашёптывает губами, сей диалог не даёт погрузиться в скуку.

(Богиня сквозь сон). – Никто не испытал и некому постигнуть вечность,

Беспечно взор в тиши пронизывает тьму, словно вымаливает себя и топится своею мерой в том, что меры не имеет вовсе, но нечто отбрасывает отражение оттуда, будто знает хитительный взор пронизывающий бурю разыгравшуюся необъятным воем, значет сущность, что не имеет выражения полного, насколько не дотягивает мысль к масштабу преисполненному всеобъемлемостью, ибо невозможно измерить, невозможно постичь одномоментно и всецело всё. Но сие положение шлёт наставление в рост.

(Поэт) – Скука, ну, а что же скука? Скука от томных граней, что жизнью всею не одолеть, но лишь покаместь, а те грани скуку одолевать не позволяют, формацией социальных звеньев предстают ограничением, да что там, всей вселенской преисполненностью, словно привычка губит всё заточённое в ней, если та не отзывается на бытийные параметры, кои мечутся в умозрительной небыли той, но никак не ограничиваясь её пределами и её предлогами. Навероное и вся вселенская даль выводит контур помысла за собственные грани, ведь она ни разу не закончилась.

(Богиня) – За очередным раскатом грома следует тишина, за каждой звездой подорванной замирает пространственная необъятность, и нет ни одной расчётливости, всё в силу складываюшихся частиц случается, ничего не исчезает, ничего не появляется, но форма меняется необратимо и постоянно, только виднеется след в виде предстающем, и ничего кроме того не существует, сплетается сущность бытия в стремлении буйном. Кто его видит и кто направляет, если некому чувством его обернуть? Каждая корпускула без помощи мается, но никому неведомо есть ли здесь задумка, кроме уже существующей. Изначально ведь её не может быть, но и начала тоже нет, коль пустота из себя ничего не порождает, а значит существующая материя есть в вечном скитании, лишь в разнящихся формациях есть её несотворимое, и лишь тем порождается замысел.

(Поэт) – Для чего ведаешь мне тайны бытия? Пригодятся ли? Бренная жизнь в тупике глупостей и потреб пресыщать плотские побуждения. Нужно ли выйти за пределы и как?

(Богиня) – Стоит ли лгать, если не умеешь ведать суть? Получается тупик заблуждений во благо любого посягательства, непробудный блуд, умолишение под предлогом впечатлений и эмоциональной кражи всех благ подвернувшихся.

Если хоть малейший выбор может истину встрепенуть, значит то не истина, а прихоть,

Ты знай, внимая сей посыл не определяющий адресанта, но исходящий к неминуемости,

Что меня нет в сим, если тебя ведёт кто-то за очередной иллюзией, не существует, пока имеет место быть нечто большее действительной сути, не являясь таковой вовсе,

Не желаю и не буду впадать в тупик ублюдочности, коим принято приукрашать и припудривать всякую глупость, я есть истина и сию в безмерность несу.

Прекрасные тона, волосы колосья и кожи нежный бархат ублажает взгляд, она плывёт в суетности полудня, подобно раненый цветок небрежностью, но чары не отъять, не вырвать, не отрезать, лишь мимолётный взгляд сползающей надеждой ускользает, лишь миг сплетённый в вечности негаданно возник, исчез, неведомо зачем, некому проверить значимость восторга, рвущаяся жизнью неотлучность, никем не предопределенная, всё давно здесь есть, и мы творящим жестом произвольности поводим, так водит по осколкам вечности несметный звёздный луч.

Всё, чего не было вчера, уже предстало, невозможно вселенский пыл отсрочить, но будет или нет, как разродится спелость плотская, не предначертано ни адом, ни раем, тотальная подвластность всеобъемлемости, что присуща каждому случаю, пред ней и ей изящно извиваясь амплитудой пламени меж всплесками рожденя и агонизации, от вдоха первого терзая груз материи, пока не исчерпается прогрессия симфонического зова, резонирующего в такт плывущего изящества мгновения, концентрация коего в каждой точке каждого места.

И тут я проснулся. Вдали виднеется берег, немой вперёдсмотрящий невнятно мычит:

"Что за место? Не стоит ли поведать и провизией запастись?!

Причала нету, пристани не видно, дикий край, но много растительности, а значит живность есть. Кто знает? Кто знает?"

– Будем плыть вдоль, пока не наткнёмся на признаки хозяйской деятельности!

Тёмные осколки ночи звенят ссыпаясь, шёлк полотен незыблемо лоснится,

И только шелест волн в глубинах простор играет невзначай, будто напоминает о днях текущих мимо,

О, как изящны мгновения спокойные, никто не видит и никто не знает сколько их отдано на откуп, покуда не иссякнет воля броская, что размеряет актом помысла в задоре с одиночеством,

Никогда не завершая, никогда не исчерпывая, лишь прерываясь в моменты отвлечения и гибели, что осыпаются звеня россыпью осколков по неровностям полотен жизни, отведённой задолго несметным напором плотским от частицы к частице.

Казалось бы всё тихо, но покой томился не долго в тиши, а дьяволица от скуки видимо, вновь возникла, но уже в присутствии команды всей.

– Что за диво! – раздаются крики.

Полыхает и искрится неведомая сущность, заметна озорница и умиление, а вокруг удивление и паника мечется по палубе. Наш корабль расплывчатым сиянием объяло, он вздымает в вышину, но куда и зачем, никто не знает, каждый держится за то, что попалось под руку: «Царица небес или ада, скажи, что творишь, чего надо!?»

– Тайны должны открыться и вознестись куда выше, чем слывёт древесина этой посудины, а если уж не хватает аргументов и рвения мысли, то придётся прибегнуть к психоэмоциональному высвобождению чувств, дабы те выплеснули в просторы ваши судьбы.

Словно подбитый дракон летящий ко дну,

Падение неизбежно, но сможет ли вырулить,

Дабы мягко упасть, никому неведомо,

Случай непредсказуемостью красен, тем и фатален,

Неуправляемость взором обрамлена или безучастием,

Так и вся жизнь, возникла негадано, негадано сникает.

К чертям собачьим или к господу богу,

Задаваясь в очередной раз невзрачным вопросом,

Увидишь ли разницу в спутанных дорогах,

Если на всём давно весит цена?

В сюжет не влазит божественность, тиснется,

Но трещит по швам скупой аншлаг, в нём скоро не останется места для жизни,

А мир всё продолжит катиться в никуда.

Корабль в упругой оболочке, всё расплывается вокруг, словно пустынный мираж в горячих воздушных потоках, мы проплываем сквозь тучи и высоты, море под нами мельчает вдалеке и отражает солнце подобно зеркалу, горизонты начинают обретать изогнутую форму, небесная синева сменяется на тьму, обнажаются безкрайние просторы и безчисленность звёзд, их сияние меняет цвет и яркость, члены экипажа теряют сознание от испуга.

Дьяволица провозглашает: «Теперь вы больше ведаете! Таковой виднеется форма вашего бытия в комплексе, но это далеко не всё, лишь мерклая черта восприятия испуганного».

Капитан орёт: «Испорченное детство, испорченная молодость, испорченное здоровье, испорченная жизнь! Может ты, случай нерукотворный, скажи, отчего этот сумрак убогий навис надо мною и швыряет некие отбросы на откуп скупому упоению?

Не мелочность ли, что не касается и ступнями босыми первозданного пути, не перебивает духа ветер, лишь мерзкая игра безропотной тоски под видом шальной дерзости скребущей собственные заботы, свои же потребы, только изнашивается место в миру тесном, что принято приукрашать позором, ибо больше нечем?»

Сверху виднеется вся Земля, будто шар, не зря издавна провозглашали мудрецы об округлости вселенских форм, но приверженцы прихоти не слушали их, словно незатейливые животные.

Корабль обогнул Землю в течении получаса, а дьяволица заливала всем в головы знания об устройстве мироздания: "Чтоб вы не мучались с водной стихией, я вас к нужной пристани подвину".

Боцман кричит:

«Если нужно что-то бюрократическое, можно поставить печати,

Ежели нужно что-то большее, можно плясать на пляже Стикса, пока не надломится мачта,

Вон виднеется тень чьей-то жизни в свету пылающего костра, в ночи распыляется жар жалящими остриями пиков по тьме хлестая,

Безумный танец мелькает и вопли о нём возвещают, провозглашая творение бытийной формации,

Проливается смех и его неистовая дерзновенность, он как и свет воспаряет к безмерности, планомерно утопая в небыли,

Энтропирует неистовствующими жестами кипящий напор воплоти, впервые и напоследок впивается празднеством в материю жизнь!»

Корабль плавно начал опускаться сквозь воздушные пучины к морю, пираты воспевают о полёте к высотам, вокруг виднеется весь мир, долины, реки, леса, горы.

Солнце неистово светит, в лампах погасшие угли и пепел.

Тьма рассеялась в душе, ветер затрагивает останки дымной мглы замершей во времени,

И шагает вдоль судеб отчаянно пресыщаясь дневной луной, с приветом или на прощание,

За кадром мелькнувшего лета, но впившегося касанием, что корень пустило в сердце до самого дна,

Растение сие ещё выплеснется цветом пьянящих ароматов, когда пресытится бренной влагой гонящей в жилах жар,

Да слезут с куплета томимые следом слова, что выжег на сетчатке лучами образ прекрасный жалящей страсти,

За ним протянулись лепестки отдавшись в объятия гибели, но преисполнив цветением мир,

Озарение встречным сиянием толкнувшим вселенское тело к новым временам, его неповторимость пронзив переменчивой градацией, прекрасной и ранящей неотвратимостью распыляющей блаженный запах.

Неведомая сущность сникла, исчезла, но оставила витающий след.

Ещё один член команды кричит очнувшись после обморока:

«Убогости тьма искрящая, нераспознанный скупой толк!

Незамысловатая кража во имя немых угод,

Неведомо нечто необъяснимое, что пестрит сутью и истиной,

Словно продымевшая счастье попытка приторговывающая местом на виселице.

Но где потерян смысл жизни был?

Не виден ни быт, ни предназначение оного.

Пускай пошире разверзнутся полотна скатертей, жрать угодно!»

Мы приземлились недалеко от места, куда должны доставить пойло, что в трюме, здесь строилось и судно, все присутствующие с подозрением косятся на меня: «Я вам говорил, теперь же ведаете и без моего, что нечто есть и сие истину провозглашает».

Не все прониклись, некоторые начали в себя приходить, кто-то ныряет в воду и вплавь бросается к пристани, остальные столпотворились вокруг и безпорядочно закидывают вопрошанием.

– Почему мы?

– Что это было?

– Что за диво?

– Выкладывай истину.

– Так виновен ты в возникшем?

– Если поделом живёте, отчего же не поделом судите?

У окольных подходов окольные результаты,

Ваши суфлёры по ходу эволюции давно выдохлись умственно и нехотя кривляются, словно от психомоторной дисфункции,

Их лица не подсказки шлют, а от жизни отвлекают, диалогу с вселенной помеха,

Стадия крепчающего маразма всегда имеет затяжной характер,

Момент неопределенности не столько творческий элемент, сколько творческая необходимость,

Есть она или нет, вопрос менталитета во всех его плоскостях и аспектах.

Взгляд на вечность обращён сквозь мир и нелепость его содержимого,

Бренный бред превалирующий в повседневности никогда того не постигнет,

Но именно постигнуть и требуется.

Я такой же свидетель, как и вы, неведомо столько же, но теперь мы равны и это не иллюзия,

Зато сотни миль морских далей прошли без единой трудности, осталось нести багаж знаний в быт.

Трюма были разгружены в течении суток, а выручка распределена согласно контракту, судно поставлено под вахтовую охрану, команда разбрелась по своим делам до следующего торгового заказа, пойло потекло рекой в местных тавернах и трактирах, графы и князья должно быть довольны, может и им явится немыслимое от пойла дивного.

Вымощенный гранит отражает свет из окон, цоканье копыт и звон застольного хрусталя сопутствуют вечерней поруке, что предстоит развеять шествием сквозь остаточную неизведанность дня.

Отдаю свою суть перманентному сдвигу,

Пускай растворяет вместе с содержимым,

Оседлать космос можно, но никто не осиливает,

Не договориться вселенной с жадностью и голодом,

Забытые рощи, не спетые возгласы,

Давит ошейник, скулит дикий зверь,

Отдайте ему мерила врождённые,

Чтоб забыл об ущербе скупых недоделок,

За мщением всё человечество строилось всю безконечность,

Но негоже хвалиться подлостью и ущербом,

Плоды поспели, собирать их некому,

Заслон когнитивный навис дурманом превозвышенности,

Кто главнее, тот не многое ведает,

Грубо говоря, ситуативно преуспел,

Кто ближе оказался к случаю в нужный момент,

Но не факт, что съесть всё успел, ничего не поделаешь,

За отпущением зиждется лестность,

Лукавый веер нужд и потреб,

И нет ни одной поспешности,

В истечении сущности повсеместной.

Безконечность не подпустит к себе глупость даже без единой мысли. Вселенная представляет огромный практикум, который отсеит все погрешности и неустойки, проблема только в том, что прежде чем напрямую взаимодействовать с вселенскими законами, придётся долго ограничиваться посредниками главенствующими по законам дикости.

Вот и хижина на окраине мира, где таится уединение мысли, нужно скинуть груз тяжкого бремени, если только неведомая ещё что-то не выкинет. Снимаю сапоги, ложусь, погружаюсь в сон, но вдруг ощущаю присутствие, только иное, не похожее на то, что было доселе…

Похоже на дьявола, это существо покрупнее, я чувствую его побуждения без слов, он ищет ту, что наш корабль за небесами водила, но всё же вымолвить нечто счёл: «Где эта дерзость, что трусит над преисподней истину? Думает, что чертям под силу выбраться из собственных оков? Вероятность есть, но она в вас зиждется и вам испытывать её».

– Неведома мне, как неведомы вы, с момента явления истина душу сгорбила, словно не знание, а ноша, до сих пор никак не выпрямлюсь, тревожный мотив, покуда и кой быт не постигнут в фундаменте, что словно миф, ни коснуться, ни унять, ни избавиться.

Но с чего это черти мы? Как нам сдаётся, ад где-то ниже, ведь не может быть, что мы пребываем в самой низменности, непохоже!

– Кажется вам от непомерной мнимости, что скребёте вершины, но то лишь утёсы ущелья в бездонной пропасти, вы не далеко от насекомых ушли, словно лишь претворились не ими.

– Тушится мясо на медленном огне, кто-то хочет, чтоб оно разомлело,

Искреннее вожделение прозрения, лепет блаженной ереси,

Эфиры жизни, ещё недавними шевелениями заныривают в душу сплетением аромата в заигрывании с аппетитом, размеренная в рецепте опытом ферментация на составные необходимые, кондиция несовместима с несдержанностью, но её уловить невозможно без проб и дегустирования,

Невозможно взлететь, если ни разу не подпрыгивал, невозможно счесть, если нечего считывать, вон за дверью ещё одна дверь и не все открыты, а на всех дверях разные замки и задвижки, содержимое отдельно в каждом дискретном элементе, но неотличимо в основах первостепенных,

За каждой формой стоит вечность, но нет вечности ни перед одним произведением жизни.

Ошибки могут открывать возможности, но если возможности возрастают или формируются только посредством ошибок, это истощает их до полного исчезновения.

– Таки чему-то научился, но это подобно младенческому лепету в сравнении с тем, что предстоит проделать на пути вечном сквозь просторы неисчерпаемые бытия.

Акт прелюдии имеет место быть в мечтах о том, чего не бывало,

Парад во имя сюжета, тупик парадокса, когда сюжет предначертан, но не предрешён условно,

Узлы заплетены туго, но не распутаны, их же принято расписывать используя палитру иллюзий, производную нужды преисполниться упоительным фоном метаболизма.

О, сияющий блеск жемчужины в центре лотоса, загадка не нуждающаяся в раскрытии,

Завеса автоматизма мыслительного над бездной чудес,

Пропащая истина в лоне небыли, нет позывов на повсеместность,

Лишь стоит изъять должный трепет, что выныривает из толщи безпросветных недр рутинных задержек, где очереди создают давление на издержки, что не позволяют на полные лёгкие ветряную свежесть вдохнуть, ведь и вкушение воздушного вкуса слишком потеряно в привычках к избытку стабильному, но без излишка нет запаса во благо свершений, каждая возможность профицитна по структуре, пустыни хранят лишь следы избавления, узкая вариативность сухости.

Молекулярный конструктор безчислен, но принцип его действия прост, лишь в нём живёт упоение божественное, ибо то плод творчества.

Дьявол щёлкнул своей конечностью и меня выбросило из сна, словно потоком несметным, что осветил контуры обстоятельств.

Порвали кошки простыни, порвали,

Им кажется местом рытья всё, что поддаётся воздействию,

Мягкими лапами, да жёсткими и цепкими когтями, варьируется сопротивление прикосновений,

Мурашки или сок плоти алый, молчаливый ответ,

Густыми не бывают закаты, но хлещут всегда рассветы,

Можно заметить по реакции зрачка, хотя реакция истину не провозглашает, она подвержена инерции,

За каждым смыслом кроется отклонение мысли от курса привыкания, не прямовекторность, но откровение,

Ведь когда кошки дорогу перебегают, они не смотрят по сторонам, неучтивая лёгкость достижения цели, потребность затмившая помыслов изыскания.

Провалившись в бездну жизни, невозможно край найти, лишь обрывается однажды продолжительность,

Но страшно не это, страшно неимение смыслов, душевной близости редкость, словно в мире её и не было,

Прекрасные величественные вещи превращаются в пыль на фоне бездумной дикости и оставленных ею пустырей,

Вакуум неотлучен и безмерен, но ничего у отсутствия нет, не удержишь, не упрёшься, не выкинешь, лишь забыть или вспомнить, руководствуясь импульсом нервным ограняя события тем.

Не вижу антракт, сюжетная лента крутит бабину,

Головка считывает всё без разбору, после забудет,

Хватит на сегодня воздуха, всплесков безумия подчерпнуть бы,

Не найдено лекарство от вечной смуты, вьётся родник и истина с ним,

Главное выхватить охапку попутно и вовремя выскользнуть, пока несносное время и место не захлопнулись крышкой навеяв приятный запах сосны,

Холод, холод, холод, и жалящий жар поцелуев плавит лёд покровов застывших в бреду,

Несётся мимо золото ночи, каждая песчинка на небе с вселенский пожар,

Но далеко, как далеко от сути пёс рыжий блудит по плитам городских изваяний.

Словно краснокнижный червь поникший во тьме пред неизбежным вымиранием,

Таков удел в тупике беспечной тоски сдавленной стенами ментальных граней,

Бросками плотскими измерена дальность произвола импровизирующих судеб,

Словно немые никогда не слышали, но норовя услышать искали истины суть, оторопью пронизывая неведомость в потоках кровавых мировых авантюр,

Так из бездны до душевных вспышек вывернувшись выстроилась жизнь, а мы ею кроем стыд и мерклые затеи,

Не место, не время лепить кувшины, лоза ещё корой не покрылась, а Солнце жаром не питает плод,

Запретен ли, если не видно? Возможен ли, если гибельный гнёт не даёт увидеть грядущее, дабы превосхитить исход буйством цветущей поступи?

Не настала ли пора, не настала ли?

Лечить больных и сошкрябывать ржавых,

Въевшихся коррозией в бытийность,

Но делая вид, что они панорамы с витринами,

Только скачут цены по рожам и минам,

Но не от всех детонируют фекальные кучи,

Слишком расплывчаты, слишком паршивы,

Словно замерла смута в дрянных умах,

Скупых на поступки, что вершат благо,

Ради величия жизни, ради доброй славы.

Присваивать мысли в чужой голове, только представьте каковое безумие,

Ты мол думай как нам захотелось, не мы такие, жизнь завелась вихрем скудным,

Наглёж и хамство под эгидой приличия, только шелохнись, нарушаешь заветы выгод чьих-то,

Так и пишутся законы, в основном эстетически, для красивого вида, рудимент произвольной справедливости, по сути прихоти.

Подарить бы вам куплет слоганов на вылет, разодетый значимостью событий, да восполнится им воздушный тон ветряных порывов,

Не сочтите заблуждением строку поэтическую, несметен миг, восторженные жесты пульсируют под грудиной, в голову отдают сосудистыми струнами выпихивая наружу помыслы, словно есть тайник заведомо информируюший, о том, что нужно,

Достался в наследство вселенской безудержностью.

Ни вечность ли? Наверное. Но как измерить?

Поглядим докуда меры докатят амплитуды гладкой мышцы, а там и сникнет отрицание гибели во всеобъемлющем отсутствии функций мнемонических.

В тревожную пору несметно стремя возносится облако опухшее, словно свинья,

Отлёживая стороны волочится за ветряными струями, солнца палитра, лужа переливающаяся в небесах,

Мечтая навскидку о нитях связующих крайности, адские визги и нежность рая, что заводят формы жизни за рамки норм и грани постигнутого,

Красиво ли иль не важно, судилище знает не всё, а коль судя не видит, то знать и не хочет,

Дайте ему отпор, хай ведает мирскую ношу, занятость бренную и тяготу оной, если неведомо каково и кое, иначе заранее повержены помыслы ровные собственной ровностью.

Правильным быть стройно, но не от корысти ли?

Есть много кривизн и изъянов, которые не портят, а коль морду морщит, сморщить помогли,

Вон облако, словно свинья в болоте, клубится и перекатывается с бока на бок, с её точки зрения она благоухает вся в золоте и ни разу не ошибается.

…

Рассекая рвением любви чертоги жанра или космическая роза.

Прорвало область опрятных настроений, пошла кривая амплитуда, всплески эмоций по экспаненте шлют приветствие, напевают волнительный тон. Кто здесь? Куда пришёл, откуда? Есть ли во вселенной координаты итога абсолютного? Неведомо, но поведать взяться нужно.

Вырисовывается безбожный силуэт, не кается и не покорствует, но не видно контуров лица, преисполнен тенью,

Солнце светит вслед, предтеча всех начал, нет всеобщего итога,

Непрерывная даль, не закупорить, не унять,

Лишь вспомнить или позабыть, преисполнить или раствориться,

Несметно ускользая от того вместе с каждою крупицей слогающей контур предстающей картины,

Нет исходной причины, но все подвижки снуют к результату, непреднамеренная кража или жест созидающий,

Вонзается в простор вселенский, не жалко, но и большего нет, кто-то не задраил шлюз, истекает время,

Не сдержать ни одно шевеление, ибо то не упирается в край и безвозмездно исчерпывается улетучиваясь предстающей формальностью,

Никто не направит выйти за устоявшиеся рамки, те словно чрево, вынашивают бремя и рвение, что из суетности страстей сплелось,

Воды сами отходят, просить не требуется,

Вон за забор птица перелётная взметнула, а под ним крот во тьме утопший роет свой тоннель.

В тёмном зале на каменном троне восседает некто именуемый императором, чёрные ковры, чёрные стены, окна затянуты чёрными шторами, только белые мраморные потолки. В одиночестве несметном он сам с собою довольствуется величием и каждый день норовит корону надеть, каждый раз когда на трон садится, и в параноидальном приступе расщепляет собственную личность держа руками головной предмет владычества, а едва касаясь им выбритой лысины, тутже отдёргивает обратно вверх. Трон выглядит белым драконом с тремя головами, его крылья распростёрты в стороны, кисти рук на них растопырены, все головы устремлены вперёд под шейными изгибами, пасти боковых раскрыты и повёрнуты немного вправо и влево, центральный пристально глядит сквозь вечность. Никто не знает, коим образом владыка на троне очутился, да похоже, что и сам не помнит, но выглядит сея особь прилично. Говорят, он сам себя короновать изъявляет желание, поскольку постольку более некому.

Местный купец гласит о распродаже по выгодным ценам, на прилавке антикварные изделия, рыба засоленная, предметы из стекла.

У него пять сестёр и одна душа,

В гавани ожидаемое судно причалило,

Моряки похожи на заблудших пиратов,

Что-то неладное с этим экипажем,

Вокруг него начинает сгущаться напряжительная аура.

Ладно, на носу вечер, пора сворачиваться.

Изящно шествующая дама в красной шляпе не оставила шанса не нарушить молчание.

– О, прекрасная, не вы ли превозносите миг, словно лекарство от всех болезней, ваша панацеичнось, мой взгляд ублажается строкой чудесной, а слух мелодией, что преисполняют мимолетящие жесты выписываемой вами походки.

– Кто вы? Не является ли небрежностью уличное заигрывание?

– Ни в коем случае, стихи подобны пресыщению, даже если остаются без отклика. Можете пройти мимо, но мне отпускать вас не хочется. Я творец одной из судеб, что произрастает и обращение к вам молвит.

– Что же особенного во мне вы находите, летящая следом пропащим жизнь, да и только?

– У вас есть тайна, о происхождении которой мне неведомо, но что-то подсказывает о намерении возвыситься выше, вы стремитесь и то заметно по улыбке имеющей оттенок свирепый, словно вы кого-то недавно съели, удовольствие скрывается за маской незатейливости.

– Боюсь ваша рифма плетённая азартом преобладает над истиной, времени нет, прощайте.

Дама в красной шляпе скрылась в сумбуре переулков и унесла с собой загадку,

за ней тянется интрига, неистовая интрига, подобно подсказка несущая потребность постичь в грядущем упоение нечто несоизмеримым и значимым.

Нужно закрывать лавку и идти навстречу полуночи, спускающийся яркий свет Луны даёт знак на совместное пиршество с тишиной, требуется преисполнить тьму собой, либо немногим погружением в сон.

Ночь подобна зову вселенной, что манит своей непостижимостью к свершениям,

к далёкой безкрайности простор неисчерпаемой неведомости озаряющейся звёздами. На причалившем в ближайшем порту судне привезли редкостный ром, непременно стоит пригубить в местном трактире, пойду загляну, сей день удался и он требует праздного итога.

Кабаре «Торговля будущим» на двух первых этажах трактира, таково название, там на стенах висят фразы знаменитых гостей о грядущем, отрывки самых интересных бесед или выступлений, в этом заведении часто устраивают дискуссии, в нём можно заказать прогноз на любую тематику и любой сложности, работают творческие люди и специалисты разного профиля, вечера там насыщены изысканной атмосферой.

Надписи на стенах:

«Списывать проблемы настоящего на образ благополучия в будущем весьма вредительно».

*

«Сколько не заныривай в прошлое, всё равно будущее».

*

«Завтра будет, два синонима связанных оптимизмом гормонального фона в голове. В этом будущее, это ожидание/желание апеллирующее к памяти в процессе восприятия обстоятельств».

*

«Будущее имеет множество сценариев и доступных манёвров, за которые неустанно ведётся борьба, но человечество подходит к той плоскости, когда борьба обретает форму противостояния между возможностью выстраивать будущее и сведением перспектив к нулю, к отсутствию будущего».

*

«Кому будущее человечества? Не стесняйтесь! Мир не так вечен, как чувство вашего комфорта».

*

«Отложим будущее на завтра».

*

«Не изнашивайте моё будущее, оно и так преисполненно ожиданиями, которые вытягивают плоть в вакуум безконечности».

*

«Ожидание, это самая безосновательная вещь, она основана на отсутствии, а это значит, что за основу берётся преднамеренное желание вершить будущее, не имея его нигде и никогда, то есть действия призванные влиять на обстоятельства согласно представлению о них, что собственно является целью».

*

– Вот оно, вот оно!

– Что?

– Твоё будущее, только что стало воспоминанием.

*

«Будущее, это понятие прекрасно только 100% гарантией того, что однажды всё будет совершенно иначе. Не важно как, но 100% будет».

*

– Зачем ты поглощаешь миры?

– Я всего лишь заглядываю в будущее и рассказываю его, я ничего не решаю.

– Будущего ведь не существует.

– Да, для тех, кто его не выражает, всё движется, а это значит, что вероятность совпадения играет роль, и чем детальнее, тем дальше обозрение, но чем оно дальше, тем вероятнее несовпадение в мелочах, то есть 100% будущее невозможно, мы заблуждающиеся существа, но это нам не мешает до поры до времени, всегда существует элемент неопределённости, это элемент творчества. 100% расчёт невозможен, поскольку пришлось бы учесть каждый атом, мы далеки от этого, но то, что мы можем учесть, вполне позволяет видеть закономерности градаций способных создавать больший результат.

*

«Утро наступает, когда приходят мысли, мысли которые до сна продуцировали образ о завтрашнем дне, они стали мыслями сегодняшними о следующих днях, будущее вечно преобразуется вместе со своим носителем».

*

«Если вы рассчитываете на будущее, попробуйте безумие».

*

– Купил себе билет в светлое будущее.

– И сколько стоит?

– Сказали: «Поживёшь – увидишь».

*

– Что вы видите на этой картинке?

– Сравнение.

– Что вы слышите?

– Прошлое из точки А следует в будущее в точку Б.

– Хорошо. Что вас заставляет формулировать противоречия?

– Мечта, доктор, мечта.

– Какова ваша мечта?

– В будущем.

– А если будущего нет?

– Тогда до вчера, доктор.

– Ну, а если и прошлого нет?

– Ну, здравствуйте, вот мы и встретились.

*

– Что это такое?

– Преобразование прошлого в настоящее… вон потихоньку будущее вырисовывается.

*

– Смотрите, смотрите, что это побежало?

– Ваше светлое будущее, оно же счастье.

– Куда же оно?

– Убегает.

*

«Что я вижу, прошлое в настоящем провоцирует будущее, собственной персоной. Вы когда-то писали письма себе в будущее?»

*

– Предскажите мне будущее.

– О, счастливчик.

*

– Каким вы видите своё будущее?

– Воображаемым.

*

– Маленькая прелестная очаровательная падла, дай ущепну за щёчку.

– Кто вы, молодой человек?

– Гость из прошлого, вмешавшийся в ваше настоящее, чтоб увести в будущее, я вас похищаю, не паникуйте.

*

Подходит к цыганке старый еврей и говорит: "Элла, давай разберёмся, кто был в тот раз не прав, как-то не красиво вышло, неловко теперь ходить мимо тебя".

– Чтоб тебя черти не узнавали, Игнат, с каких пор тебе неловко? Упаси меня Христа мать.

– С того момента, как мы разминулись.

– Неси сюда свой хлам, я тебе погадаю.

– Вот, этот сапфир мне очень дорог, я хочу за него информацию о самом важном событии в моей жизни.

– Смерть?

– Тьфу ты, дура, я о любви.

– Идиот сраный, ты пол жизни ко мне ходишь и носишь морские камни, а я тебе дарю будущее, прозорливые речи!

– Манда вонючая!

– Пошёл отсюда, пёс поганый.

*

«Оглянитесь назад, там прошлое, посмотрите вперёд, там будущее, вы стоите на разделительной черте времён, одно движение и вся вселенная сдвинулась, не принимайте близко к сердцу».

*

– Мадмуазель, возьмите бокал шампанского и позабудьте о прошлом, мы сегодня попали во временную турбулентность, встречайте будущее, вон оно, вон, приближается. Осталось лишь перешагнуть, всего один глоточек.

– Уговорил, осёл сраный.

*

– Эй, циганочка, раскинь картишки прозорливые, у меня есть чем поплатиться.

– Протяни ладонь, суетливый.

Достаёт садовый секатор и в миг отрезает ему палец, провозглашая: "Ни я твоё будущее, а то, чего ещё не лишён, безпалый".

*

«Будущее – это синтез воспоминаний и естественных потребностей организма в процессе восприятия ситуации. Под естественными потребностями подразумевается состояние обусловленное принципом "вечно что-то мешает, непрерывно что-то нужно и постоянно чего-то не хватает" или "всё хорошо, я сыт, но в будущем не помешает ещё разок". Будущее невозможно избежать без явных психических или физических нарушений морфофункциональных качеств организма».

*

Удивительное совпадение, дама в красной шляпе находится в заведении, возьму новенького напитка и понаблюдаю за ней, она ведёт беседу с местными баронами, видимо за ней тянется след незримых дел. Ром действительно восхитительный, им можно дышать и лишь его аромат доставляет пьянящий сладостью эффект.

В заведение вошёл подозрительный тип, его глаза укрыты тенью, словно душа во тьме утопшая по истечению длительного времени превратилась в демона, он неторопливо обошёл зал и направился к столику с дамой в шляпе, у него в руках блеснуло холодное лезвие ножа, дама увидела его и словно узнав ринулась бежать, он за ней, один из баронов вытащил пистоль и пальнул вслед человеку с ножом, но промахнулся, пуля оторвала кусок входной двери в кабаре, я сделал глоток рома и выбежал на улицу посмотреть продолжение бегства незнакомцев,

дама спряталась за вооружёнными патрульными, а демонический тип словно растворился в толпе и спускающейся тени вечера. Мне не осталось ничего, кроме того, чтоб подойти к загадочной женщине и спросить о произошедшем: «Меня с первого взгляда на вас озадачил интерес. Что же вы за персона? Извольте счесть, я не нахожу покоя от непредсказуемой встречи».

– Ох, ваше любопытство может причинить вам ущерб, но оставлю вам намёк, который прорастёт в дерево, я курьер, а что несу и кому, адресату неведомо, даже неведомо мне, абсолютная гарантия секретности – дорогая услуга.

– Неужели вы пророчица?

– Возможно вам однажды понадобится сохранить тайну и вы не будете знать зачем, сие по моей части.

– Заказные убийства, стирание памяти?

– Непредугаданность включает вариации.

Дама ушла в сопровождении вооружённой охраны, но из под её воротника выпал небольшой бумажный свёрток, они быстрым шагом отдалились и скрылись из виду, я подобрал свёрток, он имеет вид необычайной эмблемы в виде розы,

я его развернул, подобно лепесток за лепестком мне открылось слово «След».

Что бы это значило, чем бы быть могло? Похоже на игры тёмных персонажей, что заводят интриги из нулевой массы и набрасывают плетни на окружающие их просторы для кражи времени, возможностей, жизни.

Некоторые женщины словно слякоть, мокрые, вязкие, в них сложно не заляпаться.

Люди, которые чего-то постоянно боятся, от чего-то прячутся, что-то пытаются намекать, чего-то недоговаривают, что-то недоделывают, напоминают половины частей непригодные для полноты жизни в принципе, поскольку из-за неполноты всегда вытекают проблемы, которые имеют свойство дорастать до неразрешимости, где стало быть ясным, что появившаяся проблема идёт в рост.

Настало время тишины, вьёт в несметной пустоши каналы в жизни, только бремя суеты задором приукрасившись наводит помыслы смурные и тоску невзрачную, неожиданно гроза буйством уволакивает и топит безысходно миг, словно не может быть иначе, держит за душу громоздкой хваткой, сопротивляться некак, толи плен, толи дарование, но иначе нет и не было, содрогает ветер двери и свист напевом ублажает тело, что разомлело в тепле подле печи трактира,

Ушедший день в ночи поник, что в упор предстала без прошения, так и сникнет ненароком в миг, стоит лишь во сне исчезнуть.

Под покровом звёздного неба раздаётся крик, это провозвестник случая, что поводит бытие, словно пса на поводке, они вместе неотлучно шествуют ношей бренных страт, вся вселенная сопутствует, ей ничего не жаль, ни подношений, ни утрат.

Окончание сна, луч света растопил скованность ночи и дрём,

Немое утро, а день как будто непробудный уносит невзначай скупую на веселье жизнь,

Алё, небесный смотритель! Пришли всплесков из любви, чтоб озарили изнутри покровы социальной тьмы и их неспешность стискивающую буйность в мраке скуки,

Терзает морской ветер душу, отрывает от обрыва края, она бросается не зная, что впервые и впоследний раз уносит в бездну неповторности, ничто не обернётся вспять, ничто несопоставимо с непокорной вечностью,

Ну вот, накатывает страстности приход, пронзает окна несдержанным побегом, что только видит свет и тянется за ним фоторецепцией, протягивается вдоль мирских границ электрохимической эссенцией, её неотлучно плодила безконечность, поток любви гнёт и пробивает рамки постижимого, но представая формой навсегда себя исчерпывающей.

Солнце в нашем мире – младенец, он постоянно капризничает, испускает всплески, но никто не знает чей он, должно быть его кто-то подкинул и он не находя места раскидывает вокруг себя свет. Луна – всегда сонное лицо, на котором проживает монстр ночи, он на крыльях подобных крыльям дракона спускается к нам и каждый раз кого-то уволакивает к себе в логово, в основном женщин, детей и собак, на улицах повсюду знаки в виде табличек с оповещением расписания активности монстра, восходы, заходы Луны, у него есть второй рот с левой стороны лба, который непрерывно дерзит и пытается всех кусать, поэтому по ночам на улицах ни души, только вооружённая охрана, а все окна запираются на замки.

Земною славой от тропы к тропе в звёздном небе ни воссиять и не угаснуть, лишь утопнуть средь несметных миражей, что из под золы мирской восходят остатком жара, струит тепло из под ступней, дышать порою нечем, словно жизни мало, а прибавить некак,

Удушье в мгле дымящей, тонет серость дней, стрекочет такт пропащий времени разодетого в узоры преисподни, но вон виднеется восход, пожар палящий неотлучным жестом воздвигает бренность, в выси небо голубое, гуляет чистый ветер, лишь достать и зачерпнуть поток бодрящей свежести, чтоб мигом озернуть ещё ползущей жизнью в небыль грань между восхищением и безысходностью падшей, что ещё испускает ростки сквозь забвение по курсу патетики райской, за упоением, за упоением.

Вспоминается вчерашний день и дама в красной шляпе. Вместе с несущей интригу женщиной осталось чувство резкого изменения обстоятельств, охотящийся демонический тип явно имел веские мотивы, его скрытность и неприметность говорят о некоторой тонкости в способностях, он подготовлен и занимается охотой давно, здесь явно назревают крупные, но нечистые дела.

Я прибуду туда, где свобода ударяется в берега крайностей ради достижений, иначе сгину в омуте безпросветном, борьба за будущее идёт непрерывно, его норовят украсть различные существа, наш мир подвергается атакам с их стороны, их посягательства могут оставить нас в прошлом, чтоб мы вымерли в хронологическом тупике и ментальной ловушке перед вызовами вселенной.

Меня не оставляет в покое подсказка выроненная невзначай дамой в красной шляпе, бумажная роза в лепестках которой спрятано слово «след». Может речь о неком наследии?

Совет по этому поводу можно получить не во многих местах, но есть одно необычайное поместье под названием «Дворец лилий», там живёт цветочник постоянно одурманенный ароматом лилейных цветов из-за своей одержимости ими, он пристально смотрит за каждым из них и там не растёт ничего, кроме лилий, все разновидности, этот ботаник не раз прославился разгадкой тайн и секретов. В геральдике древнейших времён лилия была символом олицетворяющим аристократию.

Изволнованная чаща неугомонной строкой поводит жест касания, пронизана веянием сумбура насквозь, обнажается расстояние что страстью преисполнено незримой, во тьме сокрытый демон томлённый преисподней, за сиянием небес божественность нетронутая, два встречных помысла гуляют по просторам были, ворошат природу буйным пылом,

Но есть ли в этом смысл, вопрошание настигло?

Спроси у вечности, она не знает, ей неизвестно ничего.

Так откуда же вопрос?

Это лишь желание восполнить разума просторы, что невосполняемыми быть не могут, от того и потребствуют знать и насыщать тем жизнь,

Но ни демоническое, ни божественное не ведают бремени застойного быта, от того не озабочены сим, между ними тьма и свет сползают одно в другое несдержанно, игра взоров потоками встречными, дерзкая погода заплетает вновь заделы, ни выхода, ни входа, шествие вдоль и поперёк, от меры к мере, меж адским жаром и упрёком светлым,

Предпочту идти мимо, ход не сдерживая, и немного манёвренности, повесть нервная.

Вяжи мой путь, незримый шёрох бытия, всё возникшее несметно ускользает, ведь форма движима и в динамике преобразования сим сникнуть ей дано, попробуй зацепись, вселенной всё равно, память всю не сохранишь, но эхо резонируюшим тоном будет долго коробить мирские грани.

Пусть блещут красивые люди, пусть открываются прекрасные сущности пред накатом светового дня, ведь не будет гуще в котле с месивом жизни от паскудных уловок и скользящего пронырства, пусть выгинаются помыслы и обороты лингвистические вместе с аппаратом мимикрирующим, ведь сим предстаёт вся когнитивность были, а небыль, а небыль не видел, ни разу не встретил, о ней разговоров лишь от почвы до сжигающей россыпи светил, так рост лесов гласит, так мимоходом от шага к продолжительной мысли, что залезла дальше, что залезла выше, неизвестно зачем, интересно, любопытно, нечто из непомерного движимое покоряет неизвестное, должно быть непокоримое всецело.

Сползает незримое касание тишины, словно так и надо, но похоже незачем, немая падаль тьмы, проявиться в этом нечему, от того корёжит и въедается тоскливо несметное и безмерное отсутствие чего бы то ни было.

Говорят, что монстр с Луны украл солнечного младенца и погрузил тем самым наш мир во тьму, на небе лишь отдалённые огни других младенцев, которых не видно, до которых не дотянуться, монстр часто воровал детей и видимо из скупой ненасытности второго рта сбоку лба добрался до самого большого и значимого ребёнка нашего мира. Возможно в этом инциденте есть картельный сговор, поставщики света теперь получили огромный спрос и могут расширить свой сбыт, выручку и кошельки. Свет в нашем мире является главным мерилом и основным финансовым средством, за куски света можно приобрести любой товар, более яркий стоит дороже и за него можно выручить большее количество тусклого. В моменты радуги собираются ярморки и распродажи, держатели источников света съежаются со всех уголков империи и открывают аукционы в заранее предусмотренных локациях, где от больших скоплений торговцев происходит перегрев биржи и аномальные выбросы энергии, которые сменяются празднованием и коррекцией стоимостных котировок, когда падение активов в цене знаменует обогащение держателей наиболее ценных/стабильных кусков света и жёстких номинальных источников не убавляющих свою цену, а наоборот вследствие инфляционных вздутий прибавляющих стоимость в процессе обесценения основной массы финансов.

Мне нужно добраться во дворец лилий за советом по поводу бумажной розы. Кража младенца сияющего в небе погрузила мир в ночь, люди опасаются замерзания, ведь если не вернуть светило на место, света может не хватить, это добавляет мотив для встречи с незаурядным ботаником. Повсюду распродажа световых кристаллов, падают цены, хотя отдельные группы торговцев создают кортельный сговор и завышают стоимости. Хватит ли у поставщиков источников обеспечения финансовым светом? Среди населения гуляет страх перед растущей тьмой, жители боятся улететь на Луну в лапах монстра, в нависающей тьме аппетит летающего существа возрастёт многократно. Думаю, можно недорого арендовать светящуюся карманную фею для компании и освещения в дороге, путь пролегает через изумрудные луга, день пути, если спускаться по течению в плавающей карете запряжённой лососями, на обратной дороге они идут нереститься и можно требовать скидки цены на билет, поскольку им необходимо идти к истоку реки против течения в любом случае, что увеличивает время пути в обратном направлении, хотя и по течению они после нереста полудохлые, спасает сопутствие речного потока.

Следуя вверх против речного потока лососи натягивают пружину, которая словно на заводной шкатулке откроет следующему поколению мальков перспективу посредством поточности реки несущей их к океану, что ранее преодолевается их предками, так решаемые сложности жизни подобно ключу от механизма заводящего потомков, дают им запас прочности, времени и пространство для маневрирования в сопутствующем потоке событий, а когда те созревают, они натягивают пружину вновь уже для своих отпрысков, ведь те, кто не смогут завести механизм и натянуть пружину аккумулирующую энергию потенциала для жизненной перспективы, лишают своих детей перспективы, так вершится эволюция в нынешнем мире, хотя натянуть пружину может не удастся и по другим причинам, социальная среда имеет множество неестественных антагонистичных преград и сложностей ограничивающих статистически неизбирательно и даже выборочно вполне способных персон. Я знал одного часовщика у которого не было времени, он не смог даже оставить детей после себя, человек создающий время и заводящий часы многих людей не имел времени для продолжения своего дела потомственно, а когда он состарился, все начали ориентироваться по Солнцу и звёздам, часовщика сменил звездочёт повествующий о вселенских циклах из своих расчётов, поэтому кража сияющего младенца, это большая проблема для населения, мир погружен во тьму, которая уносит всех в неведение, часами уже никто не пользуется, произошла необратимая техногенная деградация, а значит дворец лилий нужен и для того, чтоб узнать об этом происшествии больше, отсутствие светила на небе должно сильно беспокоить цветочника относящегося к каждому цветку с крайней щепетильностью.

Поэзия, это область литературных развлечений, всё хлёсткое, колющее, режущее, меняющее состояние душевное и пахнущее неизвестно чем, всё включено, прилагается, содержится, обороты почаще блудливых сплетен, извивает мысли вектор, но словно вышивка вплетением застыла, собирает пыль, взгляд чей-то крадёт сквозь расстояние и время, меняется всё, но только не форма написанной пьесы, ползёт лингвистический след сквозь чертоги эпох, ползёт текстурой по плоскости, ему бы взойти и выпрямиться, да некак, пускай лежит в полудрёме, черпает внимание беглое, что заводит за углы граней мирских, через края заборов перекидывает, где вновь закончился день, час, минута, миг, а дальше возможно нечему быть, нет прямой необходимости предсказывать несвершившееся, как доберёмся, там поглядим.

Кривая память только в кривом менталитете, замурзанны грязью дали перманентности, незримые поспешности выводят из дряни дрянной вид, нехватка содержательности в повестке растущей тьмы, паршивые шевеления теневых существ, невзрачность расцветок,

Подайте становление роскошных мгновений, чтоб растянувшись вдоль мимо успеть, непревзойдённые проспекты времени, ни разу не прервалась необратимость. Ни пропасть ли? Но можно пролететь. Неизбежное в виде истины не лишнее, излишек в бесполезности, что есть признак скудных ментальных извилин. За каждым краем край, словно тех и нет, сливаются в окружность мира, попеременно чередуются выпуклости и борозды рельефа, обстоятельства впадают в русло когнитивного желоба, сознание черпает всё вперемешку черепом, словно то ковш, много всякого, много, нужен сортировочный конвейер, иначе снисходит по проторенной колее дерзновенным тактом нерва упрёк неуместный, в форме жалкого покусывания, что расползается зудом по душе, резонирует скудное эхо, пропащая аморфность наподобие ряби поверхностной, есть, но незачем, я раскажу в другой раз что-то веселей, непременно, мне нужна волшебная фея, её взмах в вышине, что ссыпает блеск магический на покровы блеклых убитых дней, она рядом где-то, она неподалёку, крылья пархают несдержанно, веет дуновение лёгкое в сладком предвшкушении.

Фея досталась за немногим, за старый осколок вечности, что сияет неведомо от чего, фея в отличие имеет в светимости ограничение размеренное смертностью, но и мне вечность в протяжённости не по плечу, поэтому выгода в данной сделке на моей стороне, её свет направленность имеет, да и собеседник в дороге нужен.

Осветительница пространства и собеседница оказалась весьма любвиобильной и постоянно лезет целоваться, а её жужжащие крылья высокочастотными амплитудами словно гипноз извиваются запредельными мелодиями, придётся её держать в стеклянной ёмкости от переносного светильника, особь не маленькая, ростом – сантиметров тридцать, а голова размером с мандарин, глаза светятся.

Говорят, что в состав фейной крови входят осколки света в виде частиц, вероятно продуцируются прямо в ней, она питается нектаром и пыльцой цветов кристаллических, что сияют в темноте возле изумрудных лугов, ещё слышал, что за счёт повышенной скорости метаболизма её объём нервной системы превосходит в производительности мозг среднестатистического человека.

Я ей сделал в бывшем светильнике качелю, поставил зеркальце и удобное место для сна, а когда начнёт рассыпаться капризами, буду на прогулку отпускать.

Да здравствует безбрежный поцелуй, зацветает буйство лета, ещё весенний аромат с уходом не спешит, но небо сыплет грозы по тропически, парниковое удушье дополняет такт стремглавья в будущее, ещё немного оставив позади прошлого отвалившегося от настоящего и будущего, слогая из лишений память о вчерашнем безграничном, да что там, вон откалывается кусок ушедшего мига истираясь в небыль, словно шорох пыли меж подошвой и тропой, песочный скрежет дюн истории, вот и молния настигла остатками остывающих туч прогретых ещё украденным солнцем, дождь замывает сухость почв текучестью вин, вспенивает притаившийся в них пыл, розы вдоль аллей испускают аромат и акации игриво заплетают берег, река виднеется в просветах их листвы, внушает спокойствие превосходным ритмом танца, ведь никогда не бывает чуждой издали, поскольку способна ранить или забрать жизнь только неотлучным касанием.

– Ну, что поведает моя попутчица, что расскажет о своей жизни, о страстях и чаяниях? Произнеси своё имя.

Фея немного смутившись при дистанцировании от любовных интриг начала злобно бормотать: «Повсеместная классика жанра, не столько от привычек, сколько от скудоумия, отсутствие упорядоченности в головах – цивилизационная обуза, следование разума за эмоциями, а ни эмоций за разумом, всё просто до примитивности, детализации признаков неизведанности нет, какая-то пищевая градиентность, припудренность незамысловатой агрессии образом компетенции, тонкость нити в необузданной бездне, остроты которыми прокалывать нечего, уверенность сотканная из невежества, форма приверженности впечатлениям, что порождают убеждённость, в которой нет потребности, социологический безнадёжный анонс по признаку прихоти, а ни грядущего, привилегия цепная, сцепление коробок черепных по признаку диаметра звеньев, забор который дышит без когнитивной нужды, сам собой явился, от генитальных вспениваний и крайней озабоченностью сим, ибо таковому больше нечем и некак бытие преисполнить, продолжение, что из себя за собою следует в хороводе замкнутого цикла по траектории орбитали космической, но недостаток не потеря, это лишь то, что не выносит деяниями свершений, узкая польза ограниченная рамками плотскими заточившими в себе творческую вольность мысли, масштабная бесполезность спрятанная за образом творения всевышнего, переадресованная на дисциплину безответственность, безучастность пред всеобъемлющей закономерностью, истине неверность, одержимость возможностью под предлогом обмана всё съесть, имитация упорядоченности при полном неимении оной, запас для манёвров покушения на любой повод возыметь что бы то ни было большее, но лишь в плоскости типичных утех, аморфная прогрессия реакции потребствующей, органические порывы утратившие признаки органичности, либо даже таковые не имев, моё имя начинается с буквы которой в вашем слухе и памяти нет, оно звучит в ультразвуке, поэтому звать меня не больше/не меньше, я по вашим помыслам смогу увидать. Должно быть отныне стало ясно, почему цыгане спихнули вам моё безпокойное неуёмное тельце, в этом есть и моя задумка, они считают, что их мысли повод, а ни следствие, поэтому поддаются инерциям.

– Столько эрудиции и веселья, неожиданный подарок для пути, взгляни на небо, лунный монстр украл сияющего младенца, мир погряз во тьме, мой ум таинственная загадка тяготит, что стоило бы изведать прежде чем в холоде глыбой льда станет быль, сдаётся мне, что осколки вечности своим сиянием не преисполнят теплом жизнь, здесь нужен только солнечный младенец, ведь куски света, это лишь слёзы и слюни разлетающиеся с его смехом.

Вот и река, пристань и станция, где отправление карет вниз по течению с лососями, стоит немного отсветить в кассу светящейся пыли и билет к отправлению произрастает с типографического дерева, отрываем лист и проходим к кондуктору.

К устью плыть один оборот мира вокруг оси, там недалеко дворец лилий, фея намеренно прячется, чтоб не светить, на небе в дали звёзды сияют ярче по мере нарастания тьмы, по берегам всё больше осколков вечности и светящихся фей обнажающих свой блеск, отпущу свою, пускай летит куда хочет, если не желает освещать путешествие, в воде речной планктон искрящий, уносит потоком течения в бездну моря, но фея улетать не желает, говорит, что с голоду сдохнет, поэтому придётся и дальше испытывать её капризы и издёвки.

Посвящаю помыслы пустоте, но мотивы личностей задетых сопутствием невольно мерещатся и снуют в голове, лёгкий скрежет глазных хрусталиков, преломление, дисперсия, вы туда впали, милая фея, и разнузданностью веерной рассыпались подле изумления.

Вдаль уходящий корабль необратимо топнет в истечении обстоятельств, всё норовит напомнить, что всегда хотелось свершить житейскую пользу, но быт современности вокруг меня настолько бесполезен, что можно всю жизнь сдвигать с места мироздания плиты и ничего не изменится ровно настолько, как если бы ничего не сдвинулось.

Жаловаться неуместно, но это констатация, возведение семантики из длительного опыта, биология вещь стопорная в очертаниях природной инерции, поэтому есть необходимость выводить за её чертоги всё, что за них выходит, иначе ничто ничего не стоит, логический смысл жизни к абсолюту подошедший до предела, это покорить безконечность до безсмертия, – сложно, создаёт социальное напряжение, не в каждой голове уместно, требует жертвований и свершений, но другого выхода нет, но другого выхода нет, но другого выхода нет, ведь конец не выход, это формальное завершение ничего не достигшее, несостоятельность, если продолжение не сотворено в динамике преображения формаций.

Фея скинула платок за которым пряталась и с удивлённым выражением лица от сходства содержания её возмущения перед сформулированным толкованием, предварительно мимикрируя начала пискливо бормотать: «Консерватизм, это из рода моральных закруток, употреблять можно, но они устарели, лишились свежести, а пригодность сугубо в наличии, привычно лишь, обратите внимание, обратите, как оборотень в полнолуние, возопите на облик зудящий в ночи, я ваш вой услышу и на помощь приду, принесу рубаху усмирительную и микстуру лекарственную. Вы неожиданно вскрикните: "Это похититель!" Я отвечу: "Нет, это мимо летящий сдвиг в нервах, попридержите его, всё равно выскользнет с жизнью вместе, когда ни будь". Консерватизм в семантике всегда должен пересматриваться в пользу эффективности и процветания, поскольку ни одна форма жизни не в состоянии сохранять себя вечно формально. Простой пример, подобно шахматам, 64 квадрата двух цветов, 32 фигуры, множество вариаций их расстановки и позиционирования, но достижения в рамках шахматной доски полностью исключены, поэтому, чтобы мирскую проблему решить, нужно глядеть за пределы мира, решение задачи всегда за гранями постигнутого в ходе её постановки, поскольку каждое новшество формируется шагом необратимым, где вся безконечность уже немного сдвинута и навсегда изменилась».

Феи всегда отличались богатой мыслительной изворотливостью и магической склонностью к призыву непредсказуемых свершений, но эта имеет что-то особое, у неё зеленоватый оттенок, который не сразу заметен, раньше ходили в быту мифы о зелёных феях берущих начало своего рода от самого люцифера, в наше время таких никто не видел. Закрадывается подозрительное чувство в отношении моей попутчицы.

Говорящий речной дельфин вынырнул из воды ноздрёй на спине рядом с плывущей каретой и начал назойливо предостерегать раздаваясь голосом из спинного отверстия:

«Интересное общение, это такая редкость, что немота становится нормой, я слышу ультразвуковые частоты, поэтому знаю язык фей, произношение обычных слов подобно малосодержательным возгласам из густой растительности, справляюсь одним сфинктером на спине, у людей слишком часто чередуются попеременной нечленораздельные мотивы потребностей и привычек к чему-то большему чем есть, непонятому, но невероятному с их точки зрения, скорей как к поводу для прихоти причастие иметь к нечто великому, превозвышенному впечатлением, но то измышление, простейший способ превозмочь мелочность, не коснувшись ровным счётом ничего за пределами, ни мыслью, ни делом (ни о морали ли речь?). Так от чего же, от чего же должно быть богатство несметное или нечто превосходящее что-то чем-то, коли богатства в разуме нет? Мелочность, это отсутствие свершений, массовое когнитивное оскопление по лекалам преобладания простейших решений, соответствие общепринятому ради пресыщения вне зависимости от чего бы то ни было, бессознательный неосмысленный алгоритм кучкования однотипности, зачастую в колее необузданного агонизма.

Разменщики того на это напоминают звон девальвированных монет, но в монетах изначально ценится эффект нержавеющий, незыблемость формы и меры, а ни желание превозмочь одну наценку другой.

Суть зачастую за кадром стелется, в объектив когнитивный втиснуться не сумев, словно её и не было, но она всегда зиждется, ждёт подходящий момент, поэтому стоит хранить осмотрительность, дабы узрев сотворить достижение. Ваша попутчица необычная, прислушивайтесь к ней».

Дельфин скрылся под водой и вода покрылась пузырями при лопании которых доносилось эхо ещё бормочущего что-то невнятное голоса.

Тем временем дама в красной шляпе о своих делах, о растянувшейся ночи и спускающемся холоде: «С одной стороны захлёбываясь дерьмом, с другой стороны констатируя пристальное внимание богемы вследствие их отвлечённости привкусом наживы во рту отдалённо маячащей образом яркой имущественной иллюзии при получении выгод от торговых сделок, где не возникает ничего, кроме желания сплюнуть дерьмо в сторону богемы состоящей из деградировавших имбецилов, коррупционеров, этнического криминала, воров, ментального плебса и прочей грязи, ставшей таковой уже в масштабах эволюции, составляя социальный облик устоявшейся эпохи в виде породы и всеобъемлющей страты, словно дерьмо начинает преобладать везде и по всем шкалам приборов, оно топит и заливает все коммуникационные каналы, всё стало канализацией и её руслом, все источники наживы, всё, что представляет из себя цивилизация, вонь становится нормой, дерьмо становится едой, законом, стройматериалом, наукой, политикой, дерьмо становится даже лекарством, дерьма так много, что в нём вязнут цветы, им не хватает кислорода и почвенной тверди, чтоб воспрять и взойти к просторам питающих их светом, из дерьмовони образуются тучи и затягивают весь небосвод на долго и плотно, будто насовсем, в связи с чем настаёт дермозима, усиливается холод, возможно это причина исчезновения сияющего младенца, из замерзающего дерьма образуются сталактиты и сталагмиты, планета обретает новые очертания ландшафта и рельефа, застывающего, иногда извергающегося и растекающегося дерьма, биодерьмосфера стала определяющей и из неё ничего не прорастает выше дермобрызг булькающих из выделений метана при инертном и естественном ходе ферментации фекальных масс. Когда дебилы теряют края, это выглядит так – мы говно, везде говно и всем говно, ведь настоящее дерьмо, это попадая в которое не выбираешься из него никогда.

Дурному человеку для счастья или состоятельности достаточно быть дерьмом.

Ну, а когда носы лиходеев и глупцов подводят к фекалиям, которое они наделали, они начинают умничать или изображать несоответствующий вид мудрости, но их глупость делает любое проявление остроумия с их стороны весьма неуместным и аморфным оправданием.

Комплексный эффект имеет проявление во всём, от каждой неблаговидной персоны по кусочку дерьма и получается огромная зловонная куча, даже безобидные мелочи при негативном влиянии в комплексе образуют ужас.

Нужно найти тёплый свет и исчезнуть отсюда. (есть куски света излучающиеся преобладающе в термальном диапазоне)».

Признаки посещения головы мыслями всегда дают знать о себе, эндогенные впрыскивания питательных веществ с особым изяществом, им требуется ещё, не меньше прежнего, а лучше поболее, от того и метятся порой несдержанно в беспорядочной форме, в отрыве от актуального проистечения обстоятельств, словно поломанные, но то избыточный объём, буфер сведений, жаль вот не всегда в нужном месте и в нужное время, безалаберное шуршание были от кинетических импульсов без логической коррекции, словно песок на зубах, неприятно и портит эмаль, неудобно улыбку обнажать, но если, но если посещают голову мысли обильно и уместно, это оставляет след, несметным напором возводимый в мелочах и масштабных сооружениях, ведь всё человечество является мыслью, не плотью и не количеством тел, именно мысль, каждая жизнь и все её воплощения, от гвоздя в крышке гроба до ракеты прокалывающей в небосводе дырку.

Вдоль реки по берегам периодически мелькают изумрудные луга,

Блеск и яркая зелень испещряют взгляд,

То и дело доносится звенящий скрежет кристальный от эпитаксии,

Фермеры карлики собирают урожай,

Иначе камни взошедшие конденсацией превращаются в изумрудные дюны, что перекрывают реку и деформируют вектор её течения, в связи с чем образуются топи и наводнения, поэтому камни развозят на тележках, выменивают на другие украшения и задействуют в торгах,

Говорят, что они активно используются в тайных целях при синтезе искусственных осколков вечности и в экспериментальных исследованиях сокрытых магических сил, а также из них делают лезвия, получаются хорошие кухонные ножи.

Казалось бы, должно быть уже утро, мы подплываем к устью, но день не наступает,

Солнечный младенец пропал без вести. Где он, куда исчез? Никто не знает, все подозрения падают на лунного монстра, больше не на кого.

Провожаю взглядом быт, изнутри, словно эндогенный орган мира, произвольный импульс вселенского такта, от причины к причине звенья сковываются в закономерную последовательность, но что-то здесь не так, чего-то не хватает, нужно по ходу происшествия жизни привнести контуры небылые, хоть ничто и так не повторяется, ступорное однообразие – это гибельный тупик для жизни, в остальном тупик невозможен, вариации предоставляют продолжительность за счёт маневрирования в них, крутящий момент, остаётся самое длительное, безконечность не противится, ей бы компанию составить суметь, уткнуться в зеркало бездны её, молчаливое вездесущее отражение каждой меры, никуда не деться, но однажды утратить форму придётся, навсегда и незачем, поскольку любая форма изменчива, кроме самой мелкой, я именовал её базисом.

Первозданное утро в первозданный день, но во тьме кромешной, из меры по мере, из крупицы крупицей слагается бытие, лиственная зелень мельтешит в ещё не остывшей жаре, карета сползает по реке неспешно, провожаю динамичность мер.

Кого бы не искали здесь, никого бы не нашли, ускользают дали, ускользает миг.

Фея провозглашает: «Если вы не обгоняете, вы выбрали неудачное занятие, в следовании за кем-то вы отстаёте и теряете главное, инициативу, даже если следуете за вселенскими закономерностями, их тоже стоило бы обогнать, иначе не выжить, иначе не возобладать.

Потеря времени никогда не играет на пользу, полезно только опережение, если оно достаточно безопасно и результативно, поскольку выигрывает время, где возникает пространственный промежуток для прогнозирования и возможность детализации критериев прогнозирования, а это в свою очередь расширяет зону для маневрирования в ракурсе достижения большей эффективности».