Июньское утро. Около полудня. Жара. Музыкальный салон. Уютный, но довольно беспорядочно обставленный. Здесь: маленький рояль, большое зеркало, ширма. Фотографии или портреты Верди, Бичема, Пуччини, Сольти, Моцарта, Карузо, Бриттена, Каллас, Гобби, Джеран Эванс. Двухстворчатое окно до пола, выходящее на маленькую веранду. Застекленные двери ведут на узенькую террасу. На веранде Сиссилия Робсон / СИССИ /, крупная женщина, сидит и слушает оперу через наушники, которые присоединены к CD плееру. Она, то блаженно улыбается, то шепчет слова, то беззвучно подпевает мелодиям, которые слышит, конечно, только она сама.
На скамейке сидит РЕДЖИНАЛЬД /РЭДЖ / ПЕЙДЖЕТ. Он — стройный, подтянутый, аккуратный, в хорошей форме, безукоризненно одетый мужчина. Он читает книгу Эрнста Ньюмена «Изучение Вагнера». Делает заметки. Через несколько минут появляется УИЛФРЕД /УИЛФ/ БОНД. Его всегда много, во всех смыслах, одет артистически небрежно или просто, ему не важно, как он выглядит. Он пользуется тростью. Реджи поднимает глаз, видит Уилфа и возвращается к своему чтению. Сисси потеряна для общества, она вся ушла в свою музыку. Уилф сначала обращается к ним обоим, затем подсаживается к Сисси. Он что-то явно замышляет. Она улыбается. Он улыбается тоже. Она делает знак, что слушает музыку. Он одобрительно кивает. Затем:
УИЛФ. Сисси, можно, я скажу тебе, что твои груди, самые великолепные из всех, какие я когда-либо видел?
Никакого ответа, естественно, от Сисси. Реджи устало вздыхает.
На самом деле, все твое тело заставляет меня содрогаться от страсти.
Уилф смотрит на Реджи, в надежде на реакцию, но безуспешно.
Я скажу, чтобы я хотел с тобой сделать. Я бы хотел взять тебя внезапно, когда ты нагибаешься, чтобы надеть свои медицинские чулки. Тебе бы это понравилось, не так ли?
РЭДЖ. Пожалуйста, Уилфред, Я же просил тебя…
УИЛФ. Чего не скажешь о Сисси. (Ему нравится процесс. Продолжает, обращаясь к Сисси) А ведь ты всегда была немного распутной, не так ли, Сисси? По моим собственным наблюдениям много лет назад, я могу утверждать, что тебе нравится, когда тебя насилуют, не так ли?
РЭДЖ. Перестань, Уилф, я тебя вежливо об этом прошу.
УИЛФ /продолжает/. Рабочие сцены, осветители, вот на кого ты западала. Тебе не нравились твои друзья артисты, ими ты пренебрегала. Ты и меня не замечала. И Реджи. Правда, говорили, что ты сыграла разок или два на флейте у Френка Уайта. Несчастный педик. Тебе стоило потрахаться со мной, в те безвозвратно ушедшие деньки. Конечно, я не был диким жеребцом, но тебе бы понравилось, это точно. Ты всегда была в моем вкусе, и тогда и сейчас.
РЭДЖ. Да, прекрати же, Уилфред, ты начинаешь повторяться. Гарцуешь, как жеребец уже целую неделю.
УИЛФ. Знаю и ничего не могу с этим поделать. Я оживаю, когда говорю скабрезности Сисси. На сегодняшний день, это, пожалуй, единственное, что меня заводит. Да, я думаю о сексе дни и ночи напролет. Это все должно было давно уйти в прошлое, но не уходит. Может, я какой-то ненормальный? Взглянув на женщину, я тут же представляю, как раздеваю ее, и начинаю делать с ней ужасные вещи. Или она со мной. Даже такая, как наша сестра — хозяйка. Пропащий я человек. С Сисси было сложно, потому, что для вдохновения ей надо было окунуть свои крылышки в грязь, прямо перед выходом на сцену. Я был слишком рафинирован для нее. (Хихикает) Мы понимаем, что это нужно было для голоса, да, Сисси?
Отворачивается от Уилфа и продолжает читать.
РЭДЖ. Уилф, это гадко, я прошу тебя остановиться.
УИЛФ. Это все так, просто вспомнилось… Рэджи, Рэджи, а теперь внимание, мои поиски увенчались успехом. Я нашел подходящий вопрос, к тому ответу, что она произносит всякий раз, снимая наушники. Ты думаешь, это было легко? /к Сисси/ Сисси, позволь мне и Реджу поразвлечься с тобой. Пойдем на свежий воздух, на травку, ножки врозь, штанишки вниз. Согласна, Сисси?
Он похлопывает ее по руке. Сисси снимает наушники.
СИССИ. Я готова.
УИЛФ /в восторге/. Вот! Что я тебе говорил? «Я готова!».
Рэдж не может сдержать улыбку.
СИССИ. Что здесь смешного?
УИЛФ. Ничего, ничего. Что ты слушала?
СИССИ. Нас, конечно. «Риголетто». Мы были так хороши. Почему ты прервал? Что-нибудь срочное?
УИЛФ. Уже и не помню.
СИССИ. Слава Богу, не одна я все забываю…
РЭДЖ. Это интересно!. /Читает./ «Вопрос могут или нет поэзия и музыка сосуществовать равноправно будет обсуждаться в этой главе ниже. Сейчас, важно отметить, что применять термин „поэтический“ для обозначения основного импульса для всех искусств будет ошибкой, это приведет только к путанице»… А вы что думаете?
УИЛФ. Я думаю о том, кто же этот новенький.
СИССИ. (очень возбужденно) Что? Что? Кто-то еще прибыл? Кто? Кто? (Она отстегивает наушники от плеера и кладет его в сумочку)
УИЛФ. Если бы я знал, я бы не спрашивал, не так ли?
СИССИ. (расстроена сверх меры) Ну, почему они никогда не предупредят нас. Почему из всего делают тайну?
УИЛФ. Потому, что это лучший способ управлять нами. Секретность укрепляет власть. (Возвращается к чтению).
СИССИ. Как это неприятно.
УИЛФ. Наверняка, это важная птица.
СИССИ. С чего ты взял?
УИЛФ. Не знаю. Такое ощущение. Все время шла какая-то возня. Все о чем-то шептались…
СИССИ. Ненавижу, когда люди шушукаются за спиной. Мне всегда кажется, что они шепчутся обо мне: Сисси Робсон, Сисси Роосон, Сисси Робсон…
УИЛФ. А сегодня утром они нас так торопили с завтраком…
РЭДЖ (вспыхивая). Прошу в моем присутствии о завтраке не упоминать!
УИЛФ (продолжая). Они так настойчиво просили нас уйти с главной аллеи… были такие взъерошенные — и сам Дуче и старшая сестра, матрона. Вот я и решил: прибывает какая-то важная персона.
СИССИ. Но почему ты со мной не поделился. Не сказал ни слова. Никто больше об этом и не подозревал. Рэджи, ты знал?
РЭДЖ /продолжая свое/. Я уверен, что все-таки прав. Поэзия не может быть основным импульсом всех искусств.
УИЛФ. Перестань зудеть, Рэджи! Вместо своего Вагнера почитал бы лучше Кама Сутру…
СИССИ. Рэджи таких книг не читает, потому что он истинный джентльмен, чего не скажешь о тебе, Уилф!.. Рэджи, я так рада, что ты благополучно вернулся из Карачи-,
Рэдж и Уилф обмениваются взглядами с некоторым недоумением. Пауза.
РЭДЖ. Мне так хотелось хоть раз в жизни спеть Тристана или Зигрфида. Но все это проплывало мимо меня.
УИЛФ. Вагнера поют идиоты иностранцы. Наши лучше всего исполняют британских композиторов — например, Россини, Доницетти, Джузеппе Верди.
Рэдж улыбается.
СИССИ. Я где-то читала, что если бы Джузеппе Верди родился в Англии, его непременно назвали бы Джон Грин. Но разве с таким именем можно сделать карьеру?
Никто, кроме нее не смеется.
Вообразите себе «Реквием» Джона Зеленого. Кто бы слушал такое с благоговением.
РЭДДЖИ. Кстати о Верди, Есть у вас какие-нибудь мысли о гала-концерте десятого октября…
УИЛФ. Думаю, что каждый должен выступить соло.
РЭДЖ. А если трио?
СИССИ. Трио? Но какое? Лучше б из старого репертуара. Не думаю, что осилю что-нибудь новое…
РЭДЖ. Давайте обсудим это на специальном заседании. /Делает в блокноте пометки./
УИЛФ. Ох уж эти твои заседания? Неужели мы просто не можем договориться?
СИССИ. А все-таки, дурно с их стороны было принимать новенького, не посоветовавшись с нами.
РЭДЖ. Все законно. Кто нас обязан спрашивать? Они же здесь хозяева, а не мы.
УИЛФ. Рэджи прав. Мы приходим и уходим, а они здесь на века. И когда наши голоса будут петь в небесном хоре, кто-то займет и наши комнаты. Так устроен мир. Лоуренс Тимс покинул этот берег месяц назад и сейчас, как говориться, возможно, поет дуэтом с Марией Калласс. Мы предполагали, что его заменят. Мы же все говорили об этом.
РЭДЖ. Да, старые уходят, новые приходят. Надо с этим смириться.
Пауза.
СИССИ. Как я рада, Реджи, что ты благополучно вернулся из Карачи. Я не говорила, что получила небольшой гонорар за «Цирюльника»? (Встает) Надо бы узнать, кто этот новенький. (Уходит)
Уилф подсаживается к Рэджи.
УИЛФ. Почему Карачи?
РЭДЖ. Не знаю.
УИЛФ. У нее там родственники?
РЭДЖ. Ее отец служил в Индии. На прошлой неделе она поздравила меня с возвращением из Бадлей Салтертона.
УИЛФ. Ты ведь заметил. Она стала немного того. Я беспокоюсь за нее. Не хотелось бы, чтоб ее отсюда отправили.
РЭДЖ. Нет, боже упаси…
УИЛФ. Дорогая Сисси. Ее лицо до сих пор как у ребенка, без морщин и такое невинное. А ее улыбка может сиять в самой темной комнате. Когда я ее впервые увидел, бог знает сколько лет назад, я подумал, что это самое сексуальное создание, которое попадалось мне на глаза. Большая и щедрая. Но, боже мой, она всегда была занята. Я пытался, но безуспешно. Она общалась тогда с театральным художником из Беснал Грин. Ты думаешь, она действительно получила что-то за «Цирюльника»?
РЭДЖ. Возможно.
УИЛФ. А кто пел Фигаро?
РЭДЖ. Дилан Морган.
УИЛФ. Проклятые иноземцы.
Они улыбаются. Уилф берет буклет «Риголетто».
Как ты думаешь, заплатят нам за нашу запись «Риголетто»?
РЭДЖ. Скорее всего. Я слышал, что она продается довольно хорошо.
УИЛФ. Действительно? Кто тебе сказал?
РЭДЖ. Не помню. Кто-то говорил.
УИЛФ /читает/. «Риголетто». Хорошо, что они переиздали это. Но могли бы и поместить наши портреты на обложку, а не только имена. Проклятые агенты. Хотя и так довольно мило: Хортон, Бонд, Пейджет, Робсон. Чувствуешь, что все еще жив. Конечно, мое имя следовало бы поставить в начале списка. Публика на это реагирует. Что же это были за времена, Рэджи, а? Я помню спектакли, записи музыки, все, как будто это было вчера, притом, что не могу вспомнить, что нам давали на завтрак сегодня утром…
РЭДЖ (сердито). Я же просил — ни слова про завтрак…
УИЛФ. Наш квартет никто не пел лучше.
РЭДЖ (опять спокойно). А ты прослушал диск?
УИЛФ. Нет. Мне это ни к чему… не хочу. Не хочу слышать себя молодым снова. А ты? Слушал?
РЭДЖ. Нет. По другой причине.
УИЛФ. Конечно. Какой я неловкий. Прости, что напомнил… (Он кладет буклет на место.) Голова шла кругом в те дни. (Улыбается, вспоминая) «Молодой соперник Гоби.» Обложка «Дейли мейл». И моя фотография с подписью «Уилфред Бонд — новая звезда?» Зачем тут знак вопроса, думал я. Но, как время показало, он был, увы, на месте.
РЭДЖ. Да, шум я помню.
УИЛФ. Я был знаменитым целый день. Или неделю? Прихоть изменчивой моды. Однако я обеспечил себя, и это все, что мне было нужно. У меня нет настоящего нерва, это моя проблема. Ты- другое. Ты — артист, я — ремесленник…
РЭДЖ. Твоя настоящая проблема в том, Уилф, что ты вечно себя недооцениваешь. Иногда, у тебя бывают настоящие прозрения. Я вижу это.
УИЛФ. Какой же ты хороший друг. Кстати, долг платежом красен. Я думал о названии для твоей автобиографии. «Сладкоголосый путь Тенора» Как тебе?
РЭДЖ. Неплохо.
УИЛФ. Сладкоголосый путь Реджинальда Пейджа. Это симпатично. Как продвигается работа?
РЭДЖ. Медленно.
УИЛФ. Ну и на чем ты остановился?
РЭДЖ. На своем первом уроке игры на фортепьяно.
УИЛФ. Сколько тебе было лет?
РЭДЖ. Семь.
УИЛФ. Скажи, когда дойдешь до половой зрелости. Это то, место, когда это начнет быть интересным. Да, у меня для тебя есть еще мысль об искусстве. (Он роется в карманах)
РЭДЖ. Видишь, не такой уж ты обыватель, каким хочешь казаться…
УИЛФ. Куда я подевал ее? Я записал, потому что знаю, что никогда не вспомню, и сунул куда-то… (роется в карманах)
РЭДЖ. Довольно странно. Я написал афоризм этим утром, тоже об искусстве. (Он берет свой дневнки, и ищет страницу) Вот оно. «Обыватель думает, что хорошо лишь то искусство, которое популярно, но искусство, которое хорошо, никогда не популярно». Это культурное кредо нашего времени. Мне кажется, довольно изящно сказано. Нет?
(Уилф не отвечает, потому что занят поисками в своих карманах.)
«Обыватель думает, что хорошо лишь то искусство, которое популярно, но искусство, которое хорошо, никогда не популярно» Как ты думаешь, точно сказано?
УИЛФ. (смущенно) В десятку…
Появляется СИССИ в состоянии тайного возбуждения.
СИССИ. Я знаю, кто это, я видела ее, я видела ее, ты прав, это важная персона, но ты никогда, никогда, никогда не догадаешься, кто это…
УИЛФ. Ну, говори же, не мучай нас…
СИССИ. Я видела ее, я видела ее, грозная, как сама жизнь и вдвое великолепней, чем прежде…
УИЛФ. Ну, кто же, бога ради?
СИССИ. Ты никогда в это не поверишь! Проклятие, как ее зовут..?
УИЛФ. Ну же, Сисси.
СИССИ. Провалилось. Минуточку, сейчас вспомню, начинается на Дж…
УИЛФ. Дж…Дж… женщина, надо подумать…
СИССИ. Сопрано, знаменитое…
УИЛФ. Знаменитое сопрано, начинается на Дж. Джали-Курчи.
СИССИ. Нет, нет, она умерла. Разве не так?
УИЛФ. Не удивился бы. Ну, Сисси, думай.
СИССИ. Джильда! Наша Джильда!
УИЛФ. О! Дж, Джильда, да наша Джильда. Ты имеешь ввиду Джин Хортон…
СИССИ. Наша Джильда!
СИССИ. Да! Какой ты умный! Да, Джин Хортон.
Реджи мрачнеет.
УИЛФ. (внезапно осознав) Джин Хорто? Здесь? Боже милостивый.
Затем вместе с Сисси они смотрят на Реджи, который явно огорчен и нервничает.
С тобой все в порядке, старина?
РЭДЖ. Джин? Здесь? Ты уверена?
СИССИ. Несомненно. Сам Дуче ее представлял. Он купался в лучах ее славы. Он выглядел, как кобель, которому только что сообщили, что его не собираются кастрировать.
РЭДЖ. Джин. Здесь.
Небольшая, напряженная пауза.
УИЛФ. Спокойно, Рэдж, спокойно…
РЭДЖ. Но… но как они могли сделать это, не предупредив меня? Они же знают. Это недопустимо.
Напряженное молчание.
СИССИ. Я сказала вам, что получила чек за свою Розину в «Цирюльнике»?
РЭДЖ. Это чудовищно.
СИССИ. Нет, нет, нет, заплатили мне совсем немного.
Пауза.
УИЛФ. После тебя она вышла замуж за Фредди Мильтона?
РЭДЖ. Да. А после Фредди Мильтона был Майкл Риц, а после — Майкла Рица… (он убит)
СИССИ. И она крутила с Энрико Кардинале, разве нет? Это было во всех газетах.
УИЛФ. Мне всегда казалось, что он не по тем делам…
СИССИ. Нет, он был довольно крепкий мужчина. Правда не ловкий. Ты его знал, Реджи? Он был похож на зонтик, вывернутый ветром на изнанку…
УИЛФ. Замолчи, Сисси…
РЭДЖ. Это возмутительно. Это грубо и жестоко. Они же прекрасно понимали…
УИЛФ. Возможно, и нет, ты же знаешь, какие они…
РЭДЖ. Они должны были посоветоваться со мной. Я напишу своему адвокату. Я не позволю так со мной обращаться. Что они себе думают? Я уеду. Я найду, где жить (Он останавливается, почувствовав беспомощность.) Но куда мне идти? У меня нет ничего. Ничего. Нигде.
УИЛФ. Ну же, ну же, старина. (Осторожно) Вы были вместе не долго, не так ли?
РЭДЖ (сквозь зубы) Нет. Не слишком долго.
Небольшая пауза.
УИЛФ. Я всегда думал, что она фригидна.
РЭДЖ. Но они должны были меня предупредить.
УИЛФ. Возможно, они не знали…
СИССИ. Если это утешение, она ужасно постарела.
УИЛФ. Сколько же ей сейчас?
СИССИ. Немного больше, чем мне…
УИЛФ (поддразнивая). Как? Почти девяносто?
СИССИ. Какая глупость. Намного, намного меньше. Намного. Но она выглядит столетней. Пойду узнаю, что происходит. Я вернусь…
Она поспешно выходит. Уилф подходит к Рэджи.
РЭДЖ. Я не хочу говорить об этом!
УИЛФ. И не надо.
РЭДЖ. И уж во всяком случае, не надо меня жалеть.
УИЛФ. Я? Жалеть? Да я вообще не знаю, что такое жалость.
РЭДЖ. В моем возрасте я в этом не нуждаюсь.
УИЛФ. Хочешь побыть один?
РЭДЖ. Я же сказал, мне не надо сочувствия.
УИЛФ. Я пошел.
РЭДЖ. Нет, не уходи.
Уилф мурлыкает что-то себе под нос.
И перестань мурлыкать, пожалуйста, что за отвратительная привычка.
Уилф замолкает.
Это действительно чудовищная несправедливость. Здесь было так спокойно. Так приятно. Теперь Джин. Я старался забыть прошлое. Я вычеркнул ее из жизни. Я не хочу опять этих страданий. Я научился жить настоящим. Теперь это. Это проснуться от наркоза и увидеть жуткую реальность. Вот почему мне на самом деле нравиться стареть. Годы помогают тебе забыть то, что должно быть забыто. Пусть это странно, но я получаю удовольствие оттого, что мой организм все меньше и меньше зависит от мелочных амбиций, от смешной гордости. И физическое угасание ощущается естественным и неизбежным. Если честно, то меня манит эта неизбежность. Я жил скромно, еда моя была простая, позволял себе, по совету врачей, один стакан красного вина в день, иногда покупал CD и подержанные книги. Я следил за своей одеждой и никогда не носил одной и той же пары обуви два дня подряд. Моя единственная слабость- это то, что я, время от времени, покупал свой любимый одеколон. Я экономил, копил и все для чего? Для того, чтобы позволить себе без стеснения, не рассчитывая на чью-то милость, жить в приличной комнате своего собственного дома, разделяя его с мужчинами и женщинами, некоторые из которых были моими коллегами, наслаждаясь достойной и спокойной старостью. И вот появляется она и все разрушает. Я не хочу смотреть в глаза своему поражению. Это невыносимо.
УИЛФ. Развод не всегда поражение, разве не так?
РЭДЖ. В моем случае — поражение.
УИЛФ. Но это могло быть одно из таких вещей, как несовместимость характеров. Двое людей одной профессии, столкновение карьерных интересов. И вот решение жить раздельно. Решение принимается с обоюдным желанием. И, скорее всего, в этом винить можно более ее, чем тебя, если я что-либо в этом понимаю.
РЭДЖ (взрываясь) Что ты в этом понимаешь? Ты был женат на одной и той же женщине тридцать пять лет. Таких, как ты с Мелиссой больше не найти.
Пауза.
УИЛФ. Я ненавидел это. Ненавидел старение. Ненавидел каждый ее мгновение. Сначала — простата и ты бегаешь в туалет трижды за ночь. Если у тебя не простата, то геморрой. Потом выпадают зубы, ты глохнешь, глаза начинают слезиться и у тебя катаракта. Сначала ты не можешь вспомнить, как кого зовут, потом ты не помнишь, как зовут тебя самого. А все эти мошенники доктора… Сбейте давление, купите шагомер, может, вам вшить кардиостимулятор или вставить свиной клапан?.. не курите, следите за холестеролом, со спазмами увы ничего не поделаешь и все это на авось, либо пан либо пропал, чаще пропал. А когда речь доходит до секса, то тут уж могу сказать, спили-ка ты мушку со своего кольта…
РЭДЖ. Они нашли какое-то лекарство для этого, разве не так?
УИЛФ. Да, и я попросил доктора выписать мне его. Она ответила: «А зачем Вам оно нужно?» Я ответил: «А как Вы думаете, зачем?» Она сказала: «Я выпишу Вам что-нибудь успокоительное». Я сказал, что не нуждаюсь в успокоительном, потому что и так убийственно спокоен, в этом и есть загвоздка. Она говорит: «Напомните мне, пожалуйста, сколько Вам лет?». Тут я и послал ее.
РЭДЖ. «Я гневаюсь, я полыхаю, я горю…»
УИЛФ. Точно. Ты поэт Рэджи, настоящий поэт. Как там «Я гневаюсь, я полыхаю…»?
РЭДЖ. У тебя потрясающая способность поддержать в трудную минуту.
УИЛФ. Странно, что ты это говоришь. Твоя бывшая говорила мне что-то подобное сто лет назад. Мы репетировали Риголетто, этот проклятый квартет, с адскими муками, ты тоже был с нами. Я помню Сисси. Она плакала, потому что Джин вела себя как обычно. Я хлопнул Джин по заднице просто, чтобы привести ее в чувство. И она сказала «Уилфред, ты вульгарен и груб, у тебя характер, как у мухи це-це, но ты возвращаешь к жизни и это прекрасно. Но я буду признательна, если ты никогда больше не притронешься к моему заду».
Рэджи нехотя улыбается.
РЭДЖ. Да, как только вышла замуж за Майкла Риза. Она была на вершине славы. И вдруг остановилась. Что-то вроде этого. Она сказала, что хочет посвятить себя мужу и детям. Настоящая причина мне не известна.
УИЛФ. Ты прав, это на Джин не похоже. Из нее такая же мать, как из нашего Дуче.
РЭДЖ. Она всегда бежала от правды, бежала. Особенно, если это была горькая правда. Никакой попытки побороться с этим, просто побег.
УИЛФ. Мне пришла в голову блестящая идея, давай сбежим отсюда. Ночью. Давай совершим побег. Мы закажем такси, мистер Данворс отвезет нас, о деньгах не думай, мы потратим наш гонорар от Риголетто до того даже, как он попадет нам в руки, устроим пирушку, возьмем бутылочку виски…
РЭДЖ (внезапно с яростью) Эта проклятая Анжелика пять не дала мне мармелада за завтраком….
УИЛФ. (не обращая внимания на вспышку, продолжая почти без паузы) Мы устроим пирушку, а потом вернемся сюда, встанем напротив комнаты Джин и споем дуэт из Искателей жемчуга. Как тебе это?
Входит СИССИ, она в большом ажиотаже
СИССИ. Рэджи, Уилфред! Джин, во всем ее блеске!
Рэдж отворачивается. Появляется ДЖИН ХОРТОН. Она стройная, опирается на трость, но ведет себя, как гранд-дама. Одета соответствующе. Несколько взволнована и нервно улыбается.
ДЖИН. Да, да, узнаю. Так, вот, как живут поверженные боги.
УИЛФ. Бестактна, как всегда. Ничуть не изменилась.
Уилф подходит к ней, и они целуются в обе щеки.
СИССИ. Что я вам говорила? 0на все еще выглядит как девочка. Это место совершенно не для тебя. Обстановка не для тебя. Мы все обветшали, а ты такая же, как была. Молодая и сияющая.
ДЖИН. Как вы добры ко мне. (Идет к Рэджи.) Рэджи? Это я. Джин.
РЭДЖ /отшатываясь/. Я знаю, кто ты.
ДЖИН. Не будь таким суровым ко мне, Рэджи, после стольких лет… Я этого не перенесу.
УИЛФ. Он расстроен потому, что его не предупредили о твоем приезде.
РЭДЖ. Я не расстроен…
ДЖИН. Это я во всем виновата, Рэджи. Я не хотела поднимать шума. Ты ведь знаешь, что такое пресса. Если бы они узнали, что я собираюсь провести остаток дней здесь, то стали бы злорадствовать. (Нервно) Какая все неловко получилось.
УИЛФ. Да все нормально.
РЭДЖ. Странно, что пресса все еще интересуется тобой.
ДЖИН. Как это грубо, Рэджи. Ты же не стал жестоким…
РЭДЖ. Ну, ты то точно знаешь, что такое жестокость, я не прав?
ДЖИН. Ты никогда не был жестоким. Ты был добрым и мягким. И застенчивым.
РЭДЖ. Застенчивость, по правде говоря, ушла в прошлое.
Неловкая пауза.
ДЖИН. На самом деле, и это, скорее всего, удивит тебя, я все еще могу произвести впечатление. Вчера вечером, я была на приеме в Ковент-Гарден. Мое появление в ложе было встречено овацией. Это так приятно. Рэдж, ну скажи мне что-нибудь приятное. Пожалуйста. Мы должны быть друзьями, если я буду жить здесь. Ну, если не друзьями, то давай, хотя бы сохраним приличие. Мне надо присесть. Мне предстоит операция на бедре. (Она подсаживается к Рэджи. Интимно. Ему на ухо.)
Рэджи не отвечает.
Рэджи, не усложняй ситуацию. Я знала, что ты живешь здесь, и что мое появление может вызвать неудобства, но…
РЭДЖ. Неудобства? Неудобства?
ДЖИН. У меня не было выбора, поверь мне. Поэтому, дай мне сказать то, что я хочу сказать. Прости, что я делаю тебе больно. Будь милосердным. Мы были очень разными людьми. Да. Вся неделю это репетировала. (Рэджи не отвечает, Джин обращается к другим) Чувствую себя, как первоклассница. Или как на первой репетиции в театре. Как хочется произвести впечатление. Расскажите, как вы здесь живете. Директор мне показался страшно обаятельным…
СИССИ. Мы зовем его Дуче.
ДЖИН. Как это мило! Дуче. Да, понимаю, понимаю. (На самом деле, не понимает почему) Скажу, что мне было не по себе, когда меня окружили все эти хористы. Я никого из них лично не знала, одного или двух, мне кажется, видела до этого. Потом разные оркестранты. Я думала, что встречу здесь, как бы это сказать, первачей…
СИССИ. Френк Уайт здесь, но, думаю, не надолго. Они от него избавятся. Он не здоров бедняга. Дышит на ладан. Жаль его. Даже не уверена, что он понимает, где находиться. Не выходит из своей комнаты и никого к себе не пускает. Даже меня. А какая это была звезда. Сияющая. Когда-то мы были друзьями. Иногда, он позволял мне подержать свою флейту.
Уилф хихикает.
Она была золотой и блестящей. Какие звуки он извлекал из нее, как будто пел ангельский хор.
ДЖИН. Мне показалось, что там, в углу, прятался Бобби Свансон?
СИССИ. Вполне возможно.
ДЖИН. Он сделал вид, что не узнал меня.
УИЛФ. Просто он плохо видит. Они ждали, когда его катаракта вызреет, а теперь говорят, что ждать уже бесполезно. Нужна хирургическая операция. Проклятые врачи.
ДЖИН. Маленький забитый человечек. Похож загнанную жертву.
УИЛФ. С Бобби все в порядке, просто он немного не в духе, только и всего. Он такой же, как и другие. Просто он любил покомандовать. А сейчас ему этого не позволяют. Но он был потрясающим, действительно.
ДЖИН. Да, кое-кто, кого я знала, Энрико Кардинале, вы должны его помнить, был под большим влиянием Бобби. Я уже не помню, что их связывало, но Энрико постоянно нуждался в опеке. Больше, чем другие. Ну и, естественно, мне всегда казалось, что он и Бобби… (он останавливается на полуслове)
СИССИ. У всех есть свои территории, маленькие пространства, где мы собираемся и считаем их своими. Это наше пространство. Эта маленькая терраса и музыкальная комната. Когда я появилась здесь, то на стенах ничего не было, кроме натюрмортов с мертвой рыбой, мертвой птицей и артишоками. Очень депрессивно. Но мне позволили все поменять.
ДЖИН. Да, вижу. Вкусом ты никогда не отличалась.
СИССИ. Нам приятно думать, что мы здесь избранное общество.
УИЛФ. Элита, вот мы кто, элита!
СИССИ. И когда я говорю добро пожаловать в наше сообщество, я уверена, что меня поддержит каждый.
РЭДЖИ. За меня не говори, пожалуйста.
УИЛФ. Но ты должна признать наш девиз НЖС — Никакой жалости к себе. И есть два вопроса, которые ты не должна задавать: как вы себя чувствуете и что собираетесь сегодня делать? Это все, что тебе надо запомнить.
ДЖИН. Должна признаться, что давно меня не принимали так радушно. Когда я шла по столовой, то все приветствовали меня, как знакомые. Даже немного поаплодировали. Это так приятно. Совсем, как в другой день, в оперном театре, на торжественном вечере. Тогда я вошла в свою ложу, и меня встретила овация в зале. Это ведь кое-что?
СИССИ. Однажды в Нью-Йорке мне тоже аплодировали стоя.
УИЛФ. Даже, если тебе аплодируют сидя Нью-Йорке, то это уже нечто.
ДЖИН. Какой у вас здесь замечательный сад. Мне так нравятся эти гиацинты, дигиталисы. А какие розы…
СИССИ. Если бы ты видела этот сад прошлым месяцем. Полиантусы, незабудки. Такого не увидишь и в Карачи.
(Джин косится на нее)
ДЖИН. Слава богу, подул веток. Мне так жарко. Хотя я хорошо переношу жару. А тебе с твоим весом, наверное, не легко? Мне так нравится печься на солнце дни напролет.
СИССИ. А за золотым пляжем парк с колокольчиками, мы там часто гуляем. Не без присмотра, конечно. Тебе надо бы взять пейджер у заведующей. Этим сезоном колокольчики были просто чудо. Но сейчас их уже нет.
ДЖИН. Как и нас.
СИССИ, Ты не должна так говорить, Джин. Мы так счастливы, что живем здесь. Все вместе, рядом. Конечно, порой и здесь случаются депрессии, со всеми всхлипами и стонами, но тогда человека отсюда выселяют, если он слишком плохо себя чувствует или если он «того», такое не часто, но случается, Почему? Здесь все должно быть приятным глазу. Люди приходят и уходят, новые лица, старые знакомые, новые интересы, фитнесс классы, ПТ, что значит профессиональные терапевты, различные лекции, много интересного. И для таких, как я, которая никогда не была замужем, никогда не имела детей, и у которой все близкие и дорогие далеко, это место прост о послано богом, рай земной, ярмарка сверкающая праздничными огоньками. И люди здесь такие интересные, такие удивительные. Один из них, драматический тенор, забыла его имя, ты должна с ним познакомиться, пел партию Отелло с Дездемоной, которая, ты не поверишь темнокожая певица из Ганы. Разве это не прелестно? В чем сюжет оперы, понять никто не мог совершенно.
УИЛФ. У нас тут еще есть довольно брутальный садовник, не так ли Сисси? Откликается на имя Нобби. Работает обнаженным до пояса, играет мускулами, обливаясь потом.
СИССИ. Мне нравится запах мужского пота.
УИЛФ. Я про тоже…
СИССИ. Я могу часами наблюдать за тем, как он работает.
УИЛФ. Осторожно, Сисси, это может не понравиться твоему кардиостимулятору.
СИССИ. От Френка Уайта пахло медом.
УИЛФ. Я был удивлен, услышав, что ты здесь, Джин. Последнее, что я слышал о тебе, это то, что ты живешь на Итон сквере.
СИССИ. А наш бассейн они тебе показали? Вода в нем всегда двадцать градусов. Я плаваю каждое утро.
УИЛФ. А я наблюдаю за ней. Это единственная моя зарядка.
ДЖИН (интимно). Рэджи, пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Я так.
Так хотела увидеть тебя снова. Правда. Не надо вспоминать прошлое. Что было, то было. Давай, просто будем друзьями. Раз и навсегда. (Рэджи не отвечает. Джин обращается к остальным) Надеюсь, здешние обитатели говорят не только о своих прошлых успехах. Или поражениях, может быть. Мне кажется это скучно, не так ли? К тому же, это признак старости, меня это пугает. Начинаешь все время повторяться. Мой бывший муж повторялся все время.
РЭДЖ. Который из твоих бывших?
ДЖИН. Найджел. Найджел Харрис.
РЭДЖИ. Это был четвертый или пятый?
ДЖИН А как здесь кормят?
УИЛФ. Отлично, если ты предпочитаешь унылую жареную баранину и сладкий крем с комочками. Иногда их подают вместе.
РЭДЖИ. Кем был Найджел Харрис?
ДЖИН. Как давно вы здесь все вместе?
УИЛФ. Почти год, я…
СИССИ. Девять месяцев…
Рэджи не отвечает.
УИЛФ. А Рэдж у нас новичок. Ты здесь в заточении, сколько, месяцев шесть, не так ли?
ДЖИН (Уилфу). Мне так жаль, я слышала, что твоя жена умерла. Белинда, ее звали Белинда?
РЭДЖ. Ее звали Мелисса. И она очень меня любила. Терпимая. Понимающая. Они были женаты тридцать лет.
УИЛФ (отвернувшись, расстроено). Прекрати, Рэджи, прекрати это, старина.
Короткая пауза.
ДЖИН. А что я слышала насчет десятого октября? Ваш директор сказал, что уверен, что комитет, он, по-моему, сказал именно комитет, будет просить меня выступить. Я понимаю, что у вас тут готовиться какой-то концерт? А что это за дата десятого октября, он не объяснил.
УИЛФ. (успокоившись, повернулся) Праздничный юбилейный концерт.
ДЖИН. А чей юбилей?
СИССИ. Джо Грина.
ДЖИН. Мне кажется, я его не знаю.
СИССИ. Да, нет же, нет, я все объясню. Комитет по проведению праздничного концерта. Я его член. Седрик Ливингстон — его председатель. Меня привлекли спустя неделю, после моего прибытия сюда. Им нужен был кто-либо пободрее. Рэджи мог бы быть председателем, и мы все хотели его выбрать, но Седрик держится за кресло. Это так занятно, мы пишем протоколы, есть выступающие, разные ритуалы, мы чувствуем, что все очень важно, и вот мы готовим концерт ко дню рождения Верди каждый год. Джо Грин. Джузеппе Верди. Ты не понимаешь юмора?
ДЖИН. (Она не понимает) Да, конечно.
СИССИ. У него день рождения десятого октября и мы отмечаем его. Потом мы немного отмечаем дату Томи Бичема, только никогда не помню день рождения это или смерти, Бена Бриттена, даже Моцарта не забываем. Мы все время чем-то заняты. Сама увидишь. И каждый что-то должен что-то сделать. Этот концерт будет первым нашим общим праздником. Все хотят, чтобы Рэджи спел «Сердце красавиц», да Рэджи?
Рэджи не отвечает.
ДЖИН. Я влюбилась в Рэджи, когда впервые услышала, как он это исполняет.
СИССИ. А гвоздем программы у нас будет Энн Ленгли. Она исполнит партию Виолетты.
ДЖИН. Энн Лэнгли? Здесь? Думаю, что она здесь пользуется успехом.
СИССИ. Будет, когда споет свою Виолетту.
ДЖИН. Она все такая же грузная?
СИССИ. У каждого своя конституция.
ДЖИН. Ну, не знаю. К тому же, мне всегда казалось, что ноты в ее верхнем регистре звучат, как крик совы при родах. Рэджи, ты не хочешь прогуляться со мной и показать мне сад?
РЭДЖ (страстно). Оставь меня в покое, Джин! Ради Бога, оставь меня в покое…
Джин рыдает.
Прости меня. Извини. Не обращай внимания. Меня всегда учили, что истинный джентльмен тот, кто даже случайно, не может быть грубым. У меня просто вырвалось. Это было недостойно.
ДЖИН (сквозь слезы). Мне столько пришлось пережить. Меня приняли сюда из милости…
УИЛФ. Как и меня, и Сисси. Как и большинство из здешних обитателей. Не надо стыдиться этого, с кем ни бывает.
РЭДЖ. Со мной не бывает. Я сам за себя плачу.
УИЛФ. Рэджи, Рэджи, НЖС, НЖС.
Он улыбается, тихо напевает. Джин продолжает всхлипывать. Рэдж протягивает ей безупречно чистый носовой платок. Она утирает слезы, хочет вытереть нос, но останавливается, когда чувствует запах от платка.
ДЖИН. Тот же одеколон. 4-7-11. Не знала, что ты по-прежнему его покупаешь. Боже, это возвращает меня в прошлое. Это возвращает меня к тебе, Рэджи. Запахи для меня — тоже, что для Магдалена для Пруста.
СИССИ. (тихо, Уилфу) Что это за Магдалена?
Уилф пожимает плечами.
ДЖИН. Запахи и музыка, конечно.
Джин возвращает платок Рэджи. Они улыбаются друг другу. Уилф замечает это.
УИЛФ Сисси, я вижу, что Нобби отправляется в цветник. Он снял свою рубашку…
СИССИ (Притворно равнодушно). Где?.. Что-то не видно….
УИЛФ. Он скрылся за деревом.
Уилф беззвучно хмыкает. Сисси быстро уходит. Уилф торжествует.
УИЛФ (ухмыляется). Пойду посмотрю, не пришел ли последний номер журнала «Эротика».
Уходит. Пауза.
РЭДЖ. Я даже не помню, когда ты плакала.
ДЖИН. Мама меня учила, никогда не показывать людям свои переживания. Рэджи, нам надо кое о чем договориться.
РЭДЖ. Твоя мать умела скрывать свои чувства. Ей это было легко. У нее их. Когда я впервые встретил ее, то думал, что она никогда не улыбается, потому, что у нее плохие зубы. Но я ошибался. Она показала их за обедом. Они были блестящие и даже то, что ты оставила меня. Верно, она умерла уже?
ДЖИН. Да. Десять лет назад. Нет, одиннадцать. И не говори о ней плохо. Пожалуйста.
РЭДЖ. Я любил твоего отца. Когда он услышал, что ты оставила меня, он позвонил и сказал: «Извини, старина, но поблагодари бога, я женат на ее матери… Его уже тоже нет, наверное».
ДЖИН. Да. Он умер раньше мамы. (Маленькая пауза) Они так мною гордились. Ни дня не проходит, чтобы я о них не думала. Твои родители мне тоже нравились. Но они не приняли меня.
РЭДЖ. Не приняли.
Пауза.
Джин. Мама тоже закончила в доме для престарелых. Я клялась, что это никогда не случиться со мной, и вот я здесь. Рэджи, мы оба должны жить здесь. Что мы можем сделать?
РЭДЖ. Как говориться, сделаем, что можем. Что же еще?
ДЖИН. Прости меня, что я причинила тебе боль. Не сердись. Мы были слишком разные. Я заучивала эту фразу целую неделю.
РЭДЖ. Ты это уже говорила. Ты повторяешься.
ДЖИН. Я? О, Боже. Останови меня, если я буду делать это снова. (Маленькая пауза) Но, все-таки, это правда.
РЭДЖ. Что за правда?
ДЖИН. Что я очень, очень сожалею, что ранила тебя так глубоко. Меня ужасно мучает совесть. Но я была молодой и горячей. И я была так потрясена. То, что я сделала — непростительно…
РЭДЖ. Остановись, остановись, Джин остановись немедленно. Я не хочу говорить об этом, я не хочу вспоминать. Когда Сисси объявила о том, что ты здесь я среагировал очень резко, даже более резко, чем, когда увидел тебя. Глубина моих чувств к тебе была для меня неожиданно. Но уже я справился с собой. Я слишком стар, чтобы переживать заново старую историю. Я не хочу волноваться. Это слишком меня утомляет. Ты здесь. Я здесь. Ловушка. Добавить нечего.
Молчание.
ДЖИН. Я знала, что наш брак принесет несчастье в тот момент, когда отец ввел меня в храм.
РЭДЖИ. Неужели?
ДЖИН. Да. Когда я увидела священника. У него были впалые щеки и глубокие круги под глазами. Он был похож на призрак онаниста. Это был дурной знак.
Рэджи улыбается, опять через силу.
Бедный Рэджи.
РЭДЖ (взрываясь). Не произноси это больше никогда.
Пауза.
ДЖИН. И вот, мы оба старые.
РЭДЖ. Да, теперь мы старики.
Пауза.
ДЖИН. Как ты проводишь здесь время?
РЭДЖ. Я слушаю музыку. Я читаю. Наслаждаюсь общением с друзьями. Я их люблю. Я не хочу попасть в сумасшедший дом, поэтому я не смотрю телевизор. Я пишу свою автобиографию. Если я хочу утомить себя, то я думаю об искусстве. Если я хочу замучить себя, то я думаю о жизни. Но искусство- это моя единственная забота, его смысл, его значение, его способность учить, увлекать, воздействовать и воспитывать… (Он внезапно останавливается, бросает взгляд на кого-то в саду; Становиться злым, шипит) Сука!
Джин поражена.
Посмотри, посмотри на нее, вот она идет, Ангелина, тюремщица в белом халате, идиотка, называет себя сестрой милосердия, посмотрите на нее, корова, толстозадая пи… Она отказалась мне дать мармелад за завтраком. Она дала мармелад всем, кроме меня, она дала мне абрикосовый джем, а я его ненавижу, она сделала это специально. Сука! Корова! (Он смотрит, как она идет, потом, как будто ничего не произошло) Искусство — лекарство для человечества, Джин. Но, из чего оно возникает? Прав Эрнест Ньюман, не из поэзии. Я пришел к выводу, что настоящий источники искусства — это сама жизнь. Жизнь во всем своем разнообразии, красоте, уродстве — нет, нет, не верно, слишком помпезно, претенциозно, искусственно, о, это так трудно описать…
Джин чувствует себя неловко. Старается взять себя в руки.
ДЖИН. Ты слушаешь свои старые записи?
РЭДЖ. Нет, если ты там, то не слушаю.
ДЖИН. А я себя слушаю часто.
РЭДЖ. Я так и думал.
ДЖИН. Они переиздали нашего «Риголетто».
РЭДЖ. Меня просят спеть на «Сердце красавицы» гала-концерте в честь дня рождения Верди…
И ты была моей Джильдой.
ДЖИН. Да, Сисси говорила…
РЭДЖИ. «La Donna e mobile qual plumo al Vento». Сердце красавицы склонно к измене. И образ, который у меня будет перед глазами — это ты в роли Джильды. Это будет бешеный успех.
ДЖИН. Ты слышал, как я сказала, что влюбилась в тебя, когда впервые услышала, как ты это поешь?
РЭДЖ. Меня вызывали двенадцать раз.
ДЖИН. Тебя девять, а меня двенадцать. Однажды, когда меня пригласили почетным гостем на вечер в Ковент-Гарден, и я вошла в ложу…
РЭДЖ. Ты повторяешься.
ДЖИН. Да?
РЭДЖ. И не первый раз. Хотя, какая разница? В опере мы повторяем себя бесконечно, мы повторяем, повторяем себя, все время, все время.
Он улыбается. Пауза.
ДЖИН. Мое несчастье в том, что я никогда не думала о будущем. Жила одним днем, не заботясь. Я пела, я путешествовала, я тратила свои деньгами, и деньги мужа. Когда я вышла за Найджела Харриса… (она останавливается на полу слове)
РЭДЖ. Чем он занимался?
ДЖИН. Продавал тряпки. Вдовец и большой любитель оперы. Он бывал на всех вечеринках. Это маленькая банальная история. Мне никогда не везло с деньгами. Мне сказали, что он очень богат. Он ухаживал за мной. Я поощряла его. Бесстыдно. Мы поженились. У него была квартира на Итон-Сквере. Он был замечательным товарищем. Однажды вечером, как раз перед рождеством, мы переодевались к ужину. Он пожаловался на трудности с желудком. Я пошла в ванную комнату за лекарствами и когда вернулась, то он лежал на полу. Его адвокат пришел ко мне. Квартира оказалась наемной. Найджел был не так богат, как меня убеждали. Я не хотела попасть сюда, поверь мне, но у меня не было выбора.
РЭДЖ. Ну а твои дети? Разве у вас с Майклом Ризом не было детей?
ДЖИН. Христофор и Эмма. Они очень милые. Ты их увидишь. Они обещали меня навещать…
РЭДЖ. Они не могут тебе помочь?
ДЖИН. Нет, Кристофер — священник…
РЭДЖИ. Священник? Неужели?
ДЖИН. Да. Играет на гитаре. Живет в Ловинстоне. Он принял приход, когда я вышла замуж за Энрике Кардинале. Ты помнишь Энрико?
РЭДЖ. Да, бас по голосу, по сути — подделка. Не везет мне на мужиков.
РЭДЖ. Спасибо…
ДЖИН. Эмма вышла за школьного учителя. Поэтому, они бедны как церковные мыши. Оба имеют детей, у меня шестеро внуков… (она умолкает)
РЭДЖ. И вот, ты здесь.
ДЖИН. Да. Из милости. Я, я из милости живу здесь… У меня ничего нет, Рэджи, ничего. Одежда, побрякушки. И бедро, которое приносит мне адские муки. Почему мы должны стареть?
РЭДЖ. Глупый вопрос. (Маленькая пауза) Почему ты оставила сцену так внезапно?
СИССИ возвращается из сада.
СИССИ. О, вы вместе! Как хорошо, что вывернулись из Карачи. Нам надо многое обсудить, поговорить вчетвером. А где Уилфред? Придется снова его искать.
Сисси уходит.
ДЖИН. Она стала очень эксцентричной…
РЭДЖ. Не, нет. Она была такой всегда. Просто сейчас ее стало немного больше.
ДЖИН. Она сказала мне нечто, что показалось мне странным. Карачи. Что это?
РЭДЖ. Да, она стала думать, что все люди только что откуда-то вернулись. Нам надо быть настороже. Мы не хотим, чтобы ее выселили отсюда. Они это так и делают, сама увидишь, если кто-нибудь становиться неуправляемым.
УИЛФ появляется из музыкальной комнаты.
УИЛФ. Вот вы где. Вас ищет Сисси. Я ей сказал, что вы, скорее всего, здесь.
РЭДЖ. Нам она сказала, что ищет тебя.
УИЛФ. Да? Она была чрезвычайно возбуждена. Наверное, Хобби слишком уж обнажился перед ней. Если нет, то может она, наконец, купила свой билет в Карачи.
Рэджи улыбается.
У вас с Джин перемирие?
РЭДЖ. Не совсем перемирие. Просто маленькая передышка. Переговоры продолжаются.
Маленькая пауза.
УИЛФ. Напомните мне. Как долго вы были женаты?
Никто не отвечает. И появляется СИССИ.
СИССИ. Вот вы где, а я уже подумала, что вы все меня избегаете. У меня было для вас что-то очень важное. Но, что? Что же? (вспоминает) Какое-то предложение, по-моему.
УИЛФ. Нобби предложил тебе выйти замуж.
СИССИ. (в своих мыслях) Нет, не думаю, что это. Я помню, как я наблюдала за ним, и кто-то подошел и говорил со мной. Но кто? Одетый в шифон…
УИЛФ. В шифон? Это, конечно же, был Седрик.
СИССИ. Да, конечно, это был Седрик! Но что он сказал?
УИЛФ. «Вон отсюда, Сисси. Нобби мой.»
СИССИ. Нет, нет, что-то другое. Вылетело из головы… Ты помнишь Седрика Ливингстона, не так ли, Джин? Не такой красивый, как ты, но гораздо более женственный…
ДЖИН. Смутно…
УИЛФ. Контр — тенор. Или, точнее, кастрат. Ему за девяносто, председатель нашего комитета и настоящий руководитель. Ему бы быть паханом в тюрьме. Здесь он просто тормоз.
РЭДЖИ. Твои шуточки поросли мхом, приятель.
УИЛФ. А для чего тогда новые постояльцы, если не рассказывать им старых шуток.
ДЖИН. Пожалуйста, не называй меня постояльцем.
СИССИ. Вот что! Комитет. Седрик его председатель. Правда, он не любит, когда об этом говорят…
УИЛФ. Потому, что он никогда себя ни в чем не смеет обнаружить. Он говорил, что не хотел, чтобы его родители узнали о его ориентации. Я заметил, что они ведь уже умерли. И он ответил «Да, но тем не менее».
РЭДЖИ. Он медиум. Он верит, что люди не умирают, а просто уходят в соседнюю комнату.
ДЖИН. Можете передать ему, что я смотрела в соседней комнате и там никого не нет.
СИССИ. Но, что, что же он хотел? У меня это было минуту назад. Да! Да, да вспомнила, вот. Это так волнительно. Он хочет, чтобы мы спели наш квартет из Риголетто. На юбилейном концерте 10 октября.
Маленькая пауза.
ДЖИН. Ужасно глупая затея.
СИССИ. Но это же большая честь, Джин.
ДЖИН. Большая честь? Мы четверо, престарелых инвалидов, поем квартет из Риголетто, это — безумие.
СИССИ. Но мы обязаны что-нибудь исполнить на этом вечере.
ДЖИН. Почему?
СИССИ. Потому что так, вот почему. Каждый что-нибудь готовит. И наш квартет из Риголетто был довольно известен. Я слушала его этим утром. Мы там были очень хороши. Поэтому нас и переиздали.
ДЖИН. Если бы так.
Джин смеется, ее смех все больше и больше напоминает истерику. Спустя момент, ее смех смолкает. Пауза. Она смотрит в пространство. Уилф что-то напевает невнятно. Сисси глядит то на одного, то на другого.
СИССИ. Что мне сказать Седрику?
УИЛФ. Скажи, что шифон следует одевать только на ночь.
СИССИ. Нет, нет о праздничном концерте.
Джин внезапно встает и, прихрамывая, выходит. После ее ухода:
УИЛФ. Она была на грани срыва. Еще немного и ее хватил бы удар.
СИССИ. Джин? Никогда не поверю. И вообще, квартет, по-моему, идея хорошая.
УИЛФ. Но не для троих, не так ли?
СИССИ. Мы должны постараться и убедить ее. На наших собраниях мы же все время друг друга в чем-нибудь убеждаем…
УИЛФ. Убедить в чем?
Пауза.
РЭДЖ. Никогда не думал, что я задел за живое, вот я и я взорвался.
УИЛФ. Прости и забудь, Рэджи…
РЭДЖ. Простить могу, но забыть — никогда. Бог свидетель, я пытался…
ДЖИН возвращается.
ДЖИН. Нет, это не дом престарелых, это сумасшедший дом.
СИССИ. С приездом тебя из Карачи, Джин.
РЭДЖИ. (улыбается) О, я думал, я был там один.
ДЖИН. Я только что была окружена толпой беззубых старух, которые твердили мне, что они в восторге от мысли увидеть меня в роли Джильды. Потом, какое-то существо, думаю, что это был Седрик Ливингстон, потому что его одеяние было похоже на сари, сказал «Квартет мы поставим в финале»…
СИССИ. Замечательно. Это будет гвоздь программы.
РЭДЖИ. А Энн Ленгли вообще вычеркнут.
ДЖИН. Давно пора. Я бы хотела, чтобы здесь поняли, что всю эту затею я считаю совершенно нелепой. Поэтому, Сисси, пожалуйста, передай это Седрику Ливингстону, Бобби Свансону, Энн Ленгли и всем другим обитателям этого сумасшедшего дома, и сделай это, пожалуйста, немедленно. Боже, почему я оказалась здесь?
Она собирается выйти. Рэджи преграждает ей путь.
РЭДЖ. Джин, я прошу тебя, не торопись. Давай обсудим это. Только и всего.
СИССИ. Я готова.
Уилф смеется.
А что здесь смешного?
РЭДЖИ. Вы все слушаете?
ДЖИН. Я не хочу делать этого, поэтому не надо и начинать.
СИССИ. Я не говорила вам, что получила чек за «Севильского»? Но они не прислали запись на CD. Разве не скоты? Я написала им…
РЭДЖ. Сисси, сосредоточься. (Вынимает свой ежедневник) Может, составим маленький план?
УИЛФ. Может, просто поговорим об этом?
РЭДЖ. (листает страницы, делая пометки) Люблю порядок во всем. Итак. Концерт назначен на десятое октября, это будет воскресенье. У нас в запасе еще максимум пять-шесть-одинадцать-двенадцать-пятнадцать недель…
ДЖИН. Вся эта идея- полный абсурд. Мы просто выставим себя на посмешище. Даже сама мысль об этом приводит меня в ужас, а я и так на грани отчаяния…
СИССИ. Да, нет же, нет, это будет забавно, вот увидишь…
ДЖИН. (Страстно). Я не хочу быть забавой, никаких больше забав, во мне и так все отравлено.
Маленькая пауза.
РЭДЖ. Главный вопрос — в принципе принимаем мы предложение комитета или нет?
ДЖИН. Комитет, комитет, большинство из них стояли вероятно в хоре, когда я дебютировала со своей Виолеттой и вот они здесь, на моем последнем концерте…
СИССИ. Но не Энн Ленгли, она тоже пела Виолетту и очень хорошо….
ДЖИН. О, пожалуйста, не говори ерунды. Виолетта умирает от чахотки, а Энн Лэнгли выглядит так, как будто поет Фальстафа.
СИССИ. В те дни мы выглядели по-другому.
ДЖИН. Меня не интересуют те дни.
РЭДЖ. Если мы решим петь, нам будет нужен репетитор, конечно…
УИЛФ. Боби Свансон. Он будет крайне полезен. Он все еще приличный пианист, думаю, он сумеет…
СИССИ. Я думаю, это будет выдающееся событие, мы все вчетвером поем впервые, за бог знает сколько лет.
ДЖИН. Я сказала: нет и не собираюсь менять своего решения. Это будет похоже на кошачий концерт.
УИЛФ. Я бы сказал на оргию…
РЭДЖ. Ставлю вопрос на голосование. Каково общее мнение? Будем мы петь квартет из Риголетто на праздничном концерте или нет?
УИЛФ и СИССИ. Да…
ДЖИН. ( Одновременно) нет…
РЭДЖ. Два против одного. Мы будем петь.
ДЖИН. Твои глупые правила не для меня.
РЭДЖ. Это не мои правила, джин, это законы демократии, большинство…
ДЖИН. Вы потеряли рассудок. Вы не политическая партия. Мы четыре личности. Я не хочу этого делать и не буду, вот и все. Демократия ничто для искусства…
РЭДЖ. Увы, это правда.
СИССИ. Но это так почетно выступать в финале. Я не могла и вообразить, что буду петь в финале праздничного концерта, посвященного Джузеппе Верди.
РЭДЖ. И это стало возможным лишь только в связи с твоим появлением.
СИССИ. Давайте, начнем репетировать немедленно, сейчас, сегодня…
ДЖИН. Нет! Я категорически отказываюсь! Я не буду петь ни Джильду, ни что-либо другое. Пожалуйста, выслушайте меня.
РЭДЖ. Мы слушаем.
ДЖИН. Нет, не могу… Не знаю, как вам объяснить…
РЭДЖ. Постарайся. Нам некуда спешить.
ДЖИН. У меня просто шок, это мой первый день здесь. Не прерывайте меня, я скажу. Я думаю, что вы все согласны, что мой голос был действительно прекрасным. Я сама помню это. Я помню, что это такое слышать свой голос, летящий вдаль, свободно, да, свободно, это было, как дарованный мне свыше…
Звук гонга.
УИЛФ. Обед!
УИЛФ, СИССИ и РЭДЖ идут к выходу так быстро, как только могут. Рэджи на секунду останавливается.
РЭДЖ. Обед, Джин, поторопись, там картофельное пюре, оно может закончиться.
Он уходит вслед за другими. Джин рыдает. Затемнение.