Квартирник

Глава 8 Один на льдине

— Это что? — хирург из военно-врачебной комиссии поликлиники областного УВД ткнул пальцем в ярко-фиолетовый шрам на моем колене. Я покопался в папке и протянул врачу выписку из больницы.

— И ты надеешься, что я тебе допуск поставлю? — доктор отбросил бумагу: — У тебя первая или вторая группа допуска должна быть, а ты на третью не тянешь. Нет и не уговаривай. Через пару месяцев приходи, не раньше. Все, свободен.

Хирурга я оставил на последок, очень надеялся, что к концу работы ВВК доктор устанет и не будет особо придираться, тем более, что я уже действующий сотрудник, и там требования более лояльные, чем к юношам бледным, только окунающимся в адское пламя под аббревиатурой «МВД». Но не сложилось, доктор не удовлетворился моим бодрым уверением, что я здоров, а велел разоблачаться до трусов.

Что за невезуха! С этой травмой аттестация на должность откладывается минимум на пару месяцев, а в условиях, когда старший опер со мной через губу общается, эти два месяца будут тянуться очень долго. Сегодня на утреннем разводе он вновь доложил начальнику уголовного розыска, что я работаю по местам сбыта похищенного и выгнал меня из теплого кабинета под дождь, который, с наступлением первого сентября идет не прекращая уже третий день. Глазырина я, по собственной дурости, упустил, и теперь Близнюк, на каждом разводе, утром и вечером, обещает начальнику ни сегодня — завтра начать давать раскрытия в товарных количествах. С докторами из общаги у меня что-то застопорилось. Молодой фельдшер из комнаты двадцать два, чью фотографию я получил в паспортном столе, действительно оказался парнем, регулярно приезжающим к Рыжему с ворованными вещами. Но напарника его установить до сих пор не удалось, да и установленный фигурант, по документам значившийся Козловым Денисом, работал на подстанции «Скорой медицинской помощи» на противоположном берегу, а квартиры, откуда всплывали вещи, были из нашего Дорожного района или соседнего. Поставить фигуранту «ноги» я не мог, по причине отсутствия допуска к оперативной работе, дать информацию Близнюку не желал категорически. Работать самому мне мешало отсутствие транспорта и ….отсутствие транспорта. Из моих знакомых транспортными средствами обладали Шихман и Алла. Машину Шихмана конфисковала мама, да и, вечно улыбающийся Паша уютно лег под старшего оперуполномоченного, распивая чаек в кабинете и изредка бегая по необременительным поручениям. Аллу о чем-то просить в ближайшее время я не собирался, каждая наша встреча заканчивалась скандалом или слезами, поэтому контакты с беременной заведующей магазина номер восемь Городпромторга я сократил до минимального минимума. Оставался только один, последний вариант. Я вышел на крыльцо, поймал на выставленную ладонь несколько холодных дождинок, представил пустынную привокзальную площадь с одинокими, прыгающим через лужи, прохожими, и решил, что на работу я больше не поеду, плевать мне на всех начальников скопом и каждого в отдельности.

Отец пришел с работы около шести часов, когда я был обсушен, накормлен и пребывал в счастливом ничегонеделании, угощаясь на кухне чаем и маминым пирогом.

— Привет папа. — я встал навстречу и пожал руку отцу: — Ты меня не выручишь? Хотел на пару дней у тебя машину попросить, очень надо.

— Выручу — папа ушел в коридор и через пару минут вернулся, положив в мою, сложенную ковшиком ладошку, ключ от автомашины. Правда вместо блестящей парочки от алой папиной «шестерки», в моей руке лежал одинокий, очень потертый, смутно знакомый ключик.

— О! А я думал вы его продали, пока я в армии был.

— Нет, не сподобился. Гараж на Заречке, помнишь где?

— Очень смутно.

— Ну слушай. Доезжаешь до пивзавода, а оттуда….

Выходные я провел в старом отцовском гараже, где возился с кислотой, дистиллированной водой, ареометром, на поминающим пипетку-переростка, насосом, зажигалкой и прочей гаражной трихамудией, подтягивая, зачищая, обжигая, смазывая и вылизывая железного коня, что пять лет стоял в железном ящике, позабыт-позаброшен. Наконец, под глубокомысленные рассуждения соседей по гаражному обществу (заведется — не, не заведется), во второй половине дня понедельника, прокрутив движок предварительно «кривым стартером», я выжал педаль сцепления, чтобы старому стартеру было полегче проворачивать двигатель, и повернул ключ зажигания. Со второго раза, чихнув несколько раз облачками вонючего дыма, завертелась гигантская крыльчатка, доминирующая в самом центре небольшого моторного отсека, и через десять минут работы, из темноты металлического гаража, попой вперед, выползло голубое разлапистое чудо — «горбатый», по документам числящийся как ЗАЗ— девятьсот шестьдесят пять, могучий иноходец с паспортной мощностью двигателя в двадцать семь лошадиных сил. Три контрольные лампочки и три тумблера, с явно военным прошлым, привольно раскинулись на стильно выкрашенной в цвет кузова, металлической торпедо, самый центр которой украшал замок зажигания с воткнутым в него ключом с рубленной, шестигранной головкой и плетенной из красных проводков креветкой, привезенной отцу в подарок другом, помогавшим народу героического Вьетнама. Наконец ворота надоевшего мне гаража были закрыты, и мы с «горбатым» бодро покатили по разбитому, засыпанному шлаком выезду в сторону шумных улиц, чтобы внести в какофонию городских шумов свой, неповторимый треск движка воздушного охлаждения. Наконец я вновь был «на колесах», правда, для скрытого наблюдения за подозреваемыми, машинка не подходила, да и оставлять ее надо далеко от отдела милиции, иначе через пару дней все местные жулики будут знать, что данный аппарат токсичен. Да и не всякая барышня согласиться сесть в автомобиль, уже ставший героем сотен анекдотов. С другой стороны, ни одна сволочь не подумает, что в голубой таратайке сидит доблестный сотрудник уголовного розыска. Максимум, на что тянет водитель подобного аппарата — лох педальный, получивший наследство от столетнего деда и от глупой радости оседлавший его.

За сорок пронзив Левобережье Города насквозь, я перескочил через реку и приткнул машину на пятачке у темно-коричневого здания Прижелезнодорожного почтамта — место тихое, чужие здесь не ходили. По широкой лестнице я быстро поднялся на Привокзальную площадь, где, по мнению моего непосредственного начальник я с утра кружил, как голодная акула, перекрывая места вероятного сбыта похищенного. Сделав круг, я расстроился. Никто, подмигивая обоими глазами не пытался продать мне золотое колечко или потертую норковую шапку. На площади торговали пирожками с мясом и картошкой, мороженным в вафельных стаканчиках по пятнадцать копеек и георгинами, вперемешку с разноцветными астрами, что за не дорого отдавали пенсионерки, сбившиеся в жидкий рядок у автобусной остановки. Я взял еле теплый пирожок с капустой и двинулся в сторону пригородных касс, так как хоть кого-то подозрительного притащить в отдел я был просто обязан. Добрый ко мне старший уполномоченный отправлял меня рейдовать в одиночку, вольно или невольно подставляя меня. Если мое любопытная физиономия, жадно кусающая дешевый пирожок из пропитанной жиром бумажки, которую я держал плохо отмытыми от «литола» пальцами, подозрения не вызывала, то в момент задержания начинались проблемы. Если «эффект формы» пока спасал и жулики, ругаясь, все-таки шли с одиноким постовым, то один милиционер, вооруженный только маленьким удостоверением, вызывал у правонарушителей желание — это удостоверение отобрать, забив его упомянутому милиционеру в одно из естественных отверстий, желательно поперек. Наличие Кадета или Студента делало бы поставленную передо мной задачу гораздо проще, легкие пути были не для меня. Близнюк целыми днями готовил себе смену, делясь с молодежью своей мудростью и опытом, а я предпочитал лишний раз в кабинете не появляться.

У переходного моста клубилась небольшая толпа, преобразовываясь в небольшую очередь. Сначала я решил, что какой-то мужик торгует семечками, ловко размахивая мерным стаканчиком на большим мешком из коричневой дерюги, но подойдя поближе я понял, что предметом торговли были отнюдь не семечки. Мешок был наполнен на две трети различными изделиями из хрусталя — конфетчицами, розетками для варенья, какими — то салатницами и вазочками. Предметы вожделения граждан были навалены вповалку, некоторые имели отбитые края или трещины, на что мужик быстро скидывал цену, изначально далеко не магазинную.

— Так граждане, торговля ворованным барахлом закончена — кто купил похищенное у государства — предъявите документы — я не успел закончить фразу, как остался стоять один — на один с продавцом, вокруг нас никого не было, граждане предпочли наблюдать за развитием событий с дистанции не менее пятнадцати метров, чтобы я не успел их догнать.

— Вы товарищ от какой организации торгуете? — кинул я наживку.

— Э-э, от ОРСа номер три — в, вмиг ставших скорбными, глазах мужчины с мешком зажегся огонек надежды.

— Где документы на товар?

— Так, товарищ начальник, документы все у товароведа. Мы же, с самого утра, с машины торгуем, а потом машина сломалась. Вот товаровед с водителем и поехали машину чинить, а меня оставили. Тут же последний мешок остался, ну мне и сказали — Кузьмич, продай быстренько, пока мы машину чиним, больно ловко у тебя получается. Ну я и остался. Вы бы товарищ милиционер отошли, а то всех покупателей распугали, а мне же план выполнять — начал маленько наглеть приободрившийся «Кузьмич».

— Сколько товара продали?

— Так это, с утра три мешка было.

— А ОРС ваш где находиться, а то мне надо позвонить, проверить.

— ОРС наш находиться в Трясинном — отправил меня в один из райцентров области передовик советской торговли.

Я представил грузовик, скачущий по асфальту, а в кузове бьются в осколки три мешка из-под картошки, полных дефицитного хрусталя в обнимку с похмельным Кузьмичом — даже для дикой советской торговли это был перебор.

— Ага. А паспорт то у вас с собой, товарищ?

Серые глазки «Кузьмича» забегали, наверное, мужик решал, в какую сторону рвануть на рекорд, но, очевидно, жадность перевесила и из кармана темно-зеленых брюк был извлечен документ в томно-бордовом коленкоре, с золотистым гербом.

Я только сверил оригинал с фото, после чего сунул документ уже в свой карман и, не глядя на продавца двинулся в сторону РОВД:

— За мной следуйте, гражданин.

За моей спиной горестно звякнули вазочки и салатницы, потом крякнул мужик, вскинув на спину мешок, и наша процессия двинулась на правеж.

Кузьмич оказался не «Кузьмичом», а вовсе даже Петровичем, проживал он в Городе, но место работы говорить категорически отказался, уверяя меня, что он находиться в начале увлекательного пути по оформлению второй группы инвалидности, а продаваемые им предметы кухонной утвари являются наследством, доставшимся от любимой бабушки, которая недавно скончалась в Северном районе, и всю свою долгую жизнь посвятила собирательству и коллекционированию предметов из хрусталя. На мое недоумение по поводу торговли от системы Организации рабочего снабжения номер три, мне был дан твердый и честный ответ, что я не представился, поэтому робкий наследник решил, что он подвергся нападению со стороны бандитов. Наслышанный о привокзальной мафии, наследник решил, что государственную собственность банда отбирать постесняется.

Когда пятый сотрудник милиции заглянул в мешок, с видом ребенка, задавшегося вопросом «А что нам вкусненького принес папа?» я сграбастал недописанный рапорт и задержанного, с его звякающим мешком, и двинулся в сторону так и не ставшего мне родным кабинета.

Капитан Близнюк сегодня выглядел плохо. Не шевелясь, сидел, вытянувшись свечкой, с закрытыми глазами. Его всегда бледная кожа сегодня приобрела какой-то голубоватый оттенок. Старшего оперуполномоченного периодически била мелкая дрожь, а на левом виске повисла прозрачная капля.

— Владимир Борисович, с вами все в порядке? — непроизвольно вырвалось из меня: — Может быть «Скорую» вызвать?

— Нормально все, не переживай. Что у тебя? — капитан открыл глаза с полопавшимися сосудами и с трудом разлепил пересохшие губы.

— Вот, гражданина задержал на площади, с мешком изделий из хрусталя, который ими торговал с рук. В показаниях путается, ничего пояснить не может.

Капитан встал, пошатываясь, подошел к мешку, заглянул во внутрь:

— Бля, Громов, тебя зачем посылали? Это явно не с квартирных краж вещи.

— Ой, простите пожалуйста, я сейчас побегу и исправлюсь! — мимолетное желание вызвать начальнику «Скорую» испарилось мгновенно: — Но вы тут, втроем, все равно разберитесь, откуда дровишки то!

Я хлопнул дверью кабинета так, что проснулась задремавшая на стуле пенсионерка, прикорнувшая в ожидании дежурного следователя.

— Сука, ну какой же все-таки козел, мой нынешний начальник. Все равно, хоть какое-то гавно, но сказал. Может попроситься у начальника розыска, чтобы перевел куда-нибудь, хоть на территорию какую.

Погасив вспышку гнева я зашел в кабинет группы розыска в поисках информации. Старший опер по розыску без вести пропавших майор Веткин был ленивым, но информированным предпенсионером. Угостив меня чаем, он, поломавшись для вида, стал делиться со мной анабасисом капитана Близнюка.

— Так он из речной милиции к нам перевелся. У него кум подполковник в нашем городском управлении, вот его сюда и взяли. Не знаю, чем там уголовный розыск на реке занимается, наверное, утопленников, в основном, устанавливают, а так, наверное, летом начальство на катерах на острова на шашлыки возят, но ему сказали — хочешь старшего опера и майора получить — иди на землю, научись преступления раскрывать, потом обратно переведешься. Ну а у нас с должностями попроще, поэтому здесь сразу старшего опера дали. Но он здесь ненадолго. Наш шеф уже понял, что с него толку не будет, поэтому планирует его подержать только полгода, а потом пусть к себе, на речку валит.

Я прихлебывал почти черный кипяток и думал, что полгода срок, конечно, не большой, но кружить еще шесть месяцев по продуваемой осенне-зимними ветрами Привокзальной площади я не собираюсь, мне проще было в роте ППС остаться, там хоть тулуп и валенки дали, да и вообще, ротный же предлагал на автопатруль старшим пойти. Забросить назад Демона, который частенько мог пригодиться, пробежавшись по свежему следу или, только своим появлением, угомонить массовую драку, да и получать регулярные премии, которые пока, патрулю раздавали вполне регулярно. Да и нога за полгода пройдет, у хирурга из ВВК вопросов по поводу моего колена не будет. А на будущий год, при массе не закрытых вакансий на офицерские должности, отдел кадров сам за мной бегать будет, так как по нынешним временам сержант — юрист, хоть и с не законченным высшим, но профильным образованием, это непозволительная роскошь.

Продолжая обдумывать начинающийся складываться в голове план дальнейших действий, я поблагодарил майора за чай и двинулся к выходу. Ни трех своих «товарищей», которые сейчас навалились на задержанного мной мужика, так как рапорт о задержании я дописывать не стал, так и бросив его на столе, возле Близнюка, ни начальство уголовного розыска, сегодня видеть я не хотел. Мужика с явно ворованной посудой доставил? Доставил. Этот факт мои коллеги отвергнуть не смогут, значить работу выполнил. А то что в раскрытие хрусталя меня не запишут, в этом я даже не сомневался. Пусть себя, всех троих, в журнал раскрытий вписывают, ведь Бог заповедовал делится.