первая книга казанской трилогии)

Я моргнул в знак того, что внимательно слушаю; Марта слегка кашлянула и сказала:

– Наш папа процитировал бы одну американскую писательницу, которая сказала: «Работу себе вы выбираете сами, и выбор столь же широк, сколь неограничен ваш ум».

*****

– Ты собираешься в таком состоянии сесть за руль? – спросила Марта, когда мы вышли из кофейни.

– Какое состояние ты имеешь в виду? Влюблённости в тебя или лёгкое опьянение? – ласковым голосом проговорил я, открывая дверь для Стальской. – «Силь ву пле, мадам, мой экипаж, там я…»

– Я имею в виду состояние опьянения, – усаживаясь, пояснила Марта.

– Я могу водить в любом состоянии. Береги голову, Крошка; и вообще вся берегись, – я захлопнул за Стальской дверь и в два прыжка оказался на водительском сиденье. – Вождение у меня в крови.

– В той же крови, где сейчас алкоголь? – Марта отодвинула до упора кресло и пристегнулась.

– Стальская, ты остроумная, как пожилой армянин. Как можно сочетать прелестную наружность и великий разум современности? – я не мог оторвать взгляд от её ног. – Я думал, что это удалось только мне…

– Поехали, Мистер Чистые Руки-Грязные Намерения.

– Ох, Марточка, можно я напишу это на своей визитке?

– Просто поехали.

*****

Когда мы подъехали к нашей штаб-квартире в Вертолётостроительном районе, в наши с Мартой головы одновременно пришла мысль о том, что не стоит парковать новую (для меня) машину под окнами. Хоть она благополучно простояла пару ночей, злоупотреблять удачей не стоит. Решено было воспользоваться ближайшей платной ночной парковкой, на которой уже чувствовал себя как дома мартовский H2.

Через десять минут мы неспешно поднимались на наш третий этаж.

Первый вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между первым и вторым этажом, я решил ответить.

– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте.

– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»

– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».

Я аккуратно повернул ключ в замке, боясь разбудить, вероятно, спящего Глеба.

Второй вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между вторым и третьим этажом, я решил ответить.

– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте; наши носы почти касались друг друга.

– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»

– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».

Марта премило икнула и сказала: «Ой!..», закрыла рот ладонью.

Грязный вонючий подъезд внезапно осветился в нужных местах подсветкой фирмы Philips. Огромный диско шар завращался над нашими идеальными с точки зрения физиогномики головами, создав иллюзию падающего снега. На появившейся в глубине подъезда сцене, в образе Бобби Дарена, Глеб Стальский в компании какой-то полной негритянки, стучит по микрофону и говорит:

– Уан, ту, фри, фо, – даёт отмашку оркестру; все софиты переведены на музыкантов.

«Kiss me hard before you go

Summertime sa-a-a-adness

I just wanted you to know

That baby you're the best…»

Марта в красном платье и с высокой причёской. Я в той же одежде, только мой любимый цилиндр в руке. Я запускаю его, как фрисби, в темноту зала.

«I got my red dress on tonight,

Dancing in the dark in the pale moonlight

Got my hair up real big beauty queen style

High heels off, I'm feeling alive…»

Я протягиваю Марте Стальской руку, приглашая её на танец. Она уверенным движением кладёт свою руку на мою.

«I've got that summertime, summertime sadness

S-s-summertime, summertime sadness

Got that summertime, summertime sadness

Oh, oh oh…»

Маленькая круглая сцена, на которой мы с Мартой кружимся, начинает подниматься над залом. Очень скоро мы становимся похожими на ожившие фигурки со свадебного торта. Конечно, не заставит себя ждать поцелуй, от которого во Вселенной родится новая планета, или хотя бы вышибет пробки в микрорайоне.

«I'm feelin' electric tonight

Cruising down the coast goin' 'bout 99

Got my bad baby by my heavenly side

I know if I go, I'll die happy tonight…»

Поэт здесь я, ты – самозванец!

Молчать, свинья!..

Заткнись, засранец!

Вася В.

Глава о том, что всё куплено

Суббота для нас, как зима для коммунальных служб, подкралась незаметно. Рано утром я вышел на кухню, чтобы попить воды, а потом собирался снова лечь в кровать. Стальский что-то готовил и курил. Я подумал, что он не ложился со вчерашнего дня.

– Нам надо ускориться, – проворчал Глеб.

– Я не поклонник спидов, ты же знаешь, – зевая, пробубнил я и направился в сторону выхода из кухни.

– У нас сегодня мероприятие. Ты что, забыл? – Глеб повернулся от плиты и кивнул в сторону буфетной полки, на которой лежал цветной конверт.

– Что это? – спросил я, нависая взглядом над конвертом.

– Что это, – повторил Глеб ироничным тоном. – Абонемент тебе на весь следующий сезон в наркологию. Владимировна передала приглашения на презентацию Смарт.

– А?!.. – вспомнил я. – Марта поедет?

– Не знаю. Иди, спроси.

Я постучался в комнату Стальской.

– Да-да, – бодрым голосом ответила Марта. – Я скоро выйду.

Я решил поскорее воспользоваться ванной комнатой, пока Стальская её не заняла.

Через десять минут, я, обёрнутый в полотенце, стоял на кухне с отвёрткой в руке и размышлял над тем, что из приготовленного Глебом, мой организм хочет на завтрак. Стальский уже одетый для выхода сидел тут же, а рядом с ним на столе стояла его отвёртка. Марта появилась в дверном проёме.

– Что-то вкусненькое…

– Привет, красавица, – ласково сказал я. – Что ты хочешь на завтрак? Оладьи с алычовым джемом? Мм?..

– Ты чего такой добренький? – улыбаясь, спросила Марта.

– Счастье облагораживает, Крошка, – я щёлкнул языком (кажется, впервые в жизни).

– Ты что-ли пьяный уже?! – ошеломлённо проговорила Марта принюхиваясь. – Вадим, ещё утро!..

– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь?! – негодующе ответил я. – И вообще: ты чересчур велика для алкотестера.

– Уга-га! – залился дьявольским смехом Стальский, сделав вид, что оценил шутку на «отлично»; он тоже был подпит.

– Зачем вы пьёте эти отвёртки? – риторическим тоном спросила Стальская, принюхиваясь к стакану с апельсиновым соком в руках Глеба.

– Так ведь соки полезные, – ответил я. – Знаешь, сколько там витаминов?

Стальский блюзовой интонацией пропел:

– «Учись у меня воздержанию, не суй что попало в рот. Не смотри, что я пью сутра. Это йога наших широт…»

Не видя смысла более тянуть время, я обратился к Марте шутливо-официальным тоном:

– Стальская, надевай свой лучший спортивный костюм, мы идём на… Куда мы там идём, Глеб Егорыч? – я посмотрел на Стальского, убедившись, что моя шутка про спортивный костюм пришлась ему по душе.

Стальский достал из внутреннего кармана пиджака пригласительные билеты на мероприятие. Держа перед глазами глянцевые картонки, произнёс:

– На вручение премии «новому независимому проекту в области СМИ». Нам дадут на полгода в пользование авто с логотипом нашей газеты. Если я всё правильно понял, – как можно внушительнее произнёс Глеб.

– А ты, конечно, наденешь свой лучший – он же единственный – пиджак, – не осталась в долгу Марта.

– И чистую футболку, – счёл нужным уточнить я; Марта ушла собираться.

Я отчётливо видел, что Марта Стальская – элегантная женщина; выглядит на пару лет моложе своих двадцати восьми; имеет вкус в широком смысле слова; может подать себя с любой из хороших сторон; короче, я очарован её личностью и физическими формами, которые эта личность имеет в трёхмерном пространстве нашей действительности.

– Что замер? – вывел меня из задумчивости, в которой я пребывал, формулируя в уме последний абзац, Глеб.

Я пошёл одеваться.

Вернувшись, я сел за кухонный стол напротив Глеба. Мы ожидали Марту и потягивали коктейли.

– За два часа успеем добраться до проспекта Победы? – спросил я.

– Конечно. Суббота всё-таки. Чистоганом? – спросил Глеб.

– С утра пораньше что ль? – покачал головой я.

– Уже больше девяти утра… будет, когда я закончу споласкивать рюмки, – парировал Стальский.

– Марта нас повезёт? – как бы и спрашивая и отвечая, сказал я.

Едва мы допили по второму шоту, как Марта предстала пред нашими слегка окосевшими очами. Мои глаза, и так блестящие после спиртного, ещё больше заблестели. Марта – статная, великолепная – была одета в облегающие чёрные брюки с заниженной талией и заканчивающиеся сантиметров на шесть выше щиколоток, белая рубашка со сложным воротником и тёмно-синем бантом на нём была заправлена в брюки; верх с низом разделял тёмно-синий кожаный ремень средней ширины с прямоугольной медной пряжкой, ноги Марты были обуты в тёмно-синие открытые туфли на невысокой танкетке. Завершала образ чёрная жилетка из тонкой ткани. Глаза Марты были опять же тёмно-синими. Я ощутил прилив вдохновения.

– Ты выглядишь как экономический обозреватель солидного издания, идущий получать премию «Искра», – сказал Глеб.

– Слишком много синего, – сказала Марта и снова удалилась к себе в комнату.

Вернулась через две минуты, сменив тёмно-синий бант на чёрный неплотно прилегающий бантик.

– Готовы? Целый час вас жду! – пошутила Марта, давая отмашку на выход.

– Всё! Выходим! – обрадовались мы.

Мы проверили бытовые приборы и газ, попрыгали в ботинки и, наперегонки, бросились к входной двери. Времени до полудня, когда должна начаться церемония, было предостаточно.

– Накушались уже с утра пораньше… – с досадой констатировала Стальская.

*****

– Спасибо! – проговорил я в микрофон, который сразу же начал фонить; я немного отодвинулся от динамика. – Большое волосатое спасибо, господа! Коллектив газеты La Critica надеется долгое время радовать жителей нашего замечательного города своими текстами! – я почувствовал воодушевление и присовокупил к маханию застеклённой грамотой двоекратное: – Ура! (Ура!)

Крепкие руки конферансье задали мне направление движения – вон со сцены. Через несколько секунд я очутился рядом с партнёрами.

– Позорище!.. – прошипела мне на ухо Стальская и оглянулась по сторонам.

– Отличная речь, – подбодрил Стальский.

– Вы слышали, как ведущий похвалил мою поэму?!.. – якобы умирая от гордости, спросил я.

В конце церемонии начались фотосессии и коротенькие интервью для разных СМИ на фоне двухместного автомобиля Smart белого цвета, на обоих бортах которого было наклеено название нашей газеты. Шрифт надписи был такой же, как и выбранный нами, а выбранный нами шрифт был такой же, как в титрах у Аллена. Смотрелось неплохо. Глеб, как самый далеко зашедший в расщеплении алкоголя среди нас двоих, вызвался перегнать машину, но организаторы сказали, что мы сможем забрать машину через несколько дней.

– Ну и чёрт с ней! – обижаясь, сказал Глеб нам с Мартой. – В эту тачку даже мои яйца по весне не поместятся! Нах она нам вообще нужна. Если только для Аронова.

– А у меня есть машина, а в эту тачку даже моё одно яйцо не поместится! Не говоря уже о моём «удаве, длиной в тридцать три попугая». Да-да, – заверил я партнёров, вызвав на лице у Марты ироничную улыбку.

Мы расстроились и, помахав на прощание в теле и фотокамеры, удалились с праздника.

Когда мы уже почти подъезжали к Вертолётострою, на мобильный Марты позвонила Даша и велела по возможности скорее приехать к ней в офис, чтобы преодолеть последнее препятствие, которое мешало второго июня снять первый выпуск «Пьяного Дивана». Нам не хватало музыкального сопровождения, и Даша рискнула положиться в этом вопросе на наш вкус.

В семнадцать часов пополудни, я задумчиво смотрел из окна кабинета Дарьи-продюсера на дорогу, по которой проезжали многочисленные машины. За моей спиной (в прямом смысле) шло обсуждения вариантов музыки, которую теоретически можно положить на заставки программы «Пьяный Диван». В обсуждении принимали участие Стальский и Даша, а Марта, подбросив нас до дома, где мы пересели в «Единичку» (которую Глеб окрестил «Копейкой», напомнив мне старую песню кое-кого), уехала по работе. Вариации простирались от классики до модерна, от халявы до дороговизны, объясняемой копирайтом. Мой взгляд блуждал по мелким объектам инфраструктуры, которых из окна Дашиного кабинета видно было не так уж много.

– Аронов, идеи!.. – орала Даша время от времени.

В какой-то момент мой взгляд упал на рекламный щит, который то и дело заслоняли от моих ясных очей снующие туда-сюда автомобили. На щите красовался знакомый всем горожанам логотип популярного ресторана «Минимус», где каждую неделю выступали российские и зарубежные музыканты, или комики, или фокусники или ещё кто-нибудь.

– Аронов, идеи!.. – передразнивая голос Даши, выкрикнул Глеб.

– Слышь, подь сюды, – махнул я Стальскому.

– Чаго?! – ответил Глеб.

– Подь, подь.

Стальский подошёл ко мне и посмотрел в окно в направлении моего взгляда. Даша, почти не дыша, следила за нами. Прошла минута. Прошла ещё одна минута, в течение которой в глазах Стальского взвешивались все за и против моей идеи, о которой он догадался сразу, как только понял, куда я смотрю.

– Что там? – тонким голоском пропищала Даша.

– Ладно. Давай попробуем, – повернувшись ко мне, кивая, сказал Глеб. – Может что-то выйдет.

Даша вскочила со своего стула, подбежала к окну и уставилась на улицу.

– Кого?! Кого?! – приговаривала она.

– Вон его, – пальцем указал Стальский на плакат с рекламой сегодняшнего концерта в «Минимусе».

– Кого? – Даша прищурилась, вглядываясь в изображение. – Шнур что-ли?

– Да, – ответил я. – Сможете связаться с его менеджером?

– Он и сам сегодня в нашем городе, – счёл нужным заметить Глеб.

– Минуту, – сказала Дарья, стремительно направляясь к двери. – Никуда не уходите.

Мы остались в кабинете одни. Сели на диванчик.

– А?! – спросил я, имея в виду свою находчивость.

– Да, молодец, – подтвердил Глеб, кладя ноги на придиванный столик.

– Если доведётся встретиться лично со Шнуром, спрошу его: как может быть в одной песне и «Мыслей нет и денег нет», и «Я богат и знаменит».

– Ага, спроси. Пропишет тебе с «вертушки» за умничанье, – сказал Глеб, прикрывая глаза.

– Тогда не буду, – сказал я и тоже откинулся на диване и закрыл глаза.

Только наши дыхания стали ровными и плавными, как в кабинет буквально ворвалась продюсер-Дарья и радостным голосом сообщила:

– Уматывайте домой и думайте над тем, какую композицию хотите использовать. Завтра в девять утра ко мне, без опозданий. У Сергея будет немного свободного времени до вылета в Питер.

Мы прикрыли рты, открывшиеся от удивления, и Глеб спросил:

– Что? Дозвонилась так быстро?

– Имею связи, – гордо объявила Даша.

– А если будет дорого? – на всякий случай поинтересовался я.

– За спрос денег не берут, – парировала Даша. – Всё, мне пора. Людям нужен прогноз погоды.

Мы попрощались с продюсером Дашей и, на крыльях вдохновения, полетели в сторону дома. На завтра ещё был назначен переезд в загородный дом.

«…самое прекрасное впечатление, остающееся у нас от музыкального произведения, часто рождается фальшивыми звуками, извлекаемыми неискусными пальцами из расстроенного рояля»

М. Пруст

«…и не попадаем мы друг в друга бывает…»

С. Шнур(ст)

Глава о встрече со Шнуром и о переезде в загородный дом

Всю ночь напролёт мы со Стальским слушали группу «Ленинград» (особенно тщательно изучали ранний период творчества), чтобы к девяти утра сегодняшнего дня представить вниманию Даши выбранный саундтрэк. Примерно к двум часам ночи мы начали разговаривать между собой строчками из творчества Шнура, а к шести утра начали думать целыми куплетами. Естественно мы страшно нажрались. Мы сильно шумели всю ночь, мы старались не шуметь, но не могли не шуметь.

Бедняжка Марта совсем не выспалась но, ни разу не пожаловалась. Мы же с Глебом не ложились вовсе.

Результатом нашего бдения стал список из пяти композиций (могла быть любая), которые подходили к выбранной тематике, а с первых же строк становилась очевидна параллель между сюжетом музкомпозиции и месседжем нашей телепередачи. Повторю, что абсолютно любая композиция группировки «Ленинград» могла стать саундом к «Пьяному Дивану», тем сложнее было выбрать. Ещё обязательным условием мы решили сделать стопроцентную узнаваемость мелодии среди широкой публики, но, в то же время, чтобы песня не была сильно «затёртой». Да-да, даже насквозь пропитанные матом песни «Ленинграда» иногда были «затёрты». Ещё саундтрэк не должен быть слишком уж заводным, но и не совсем меланхоличным, как например «Мне бы в небо». Короче, сломали всю голову. Вот эти пять композиций: «1. Дай мне любви; 2. Дикий мужчина; 3. Когда нет денег; 4. Бляди (это фаворит) и 5. Money». И ещё мне нравилась песня «Танцы», но она не подходила по параметру «заводности». «Я пришёл к тебе на ДР; не из любви, а чтоб салатов пожрать. Водки хлобыстнул, и стало настроенье, – музыку включай, я буду танцевать». Здорово!

*****

Марта заехала на парковку телекомпании «Кефир» и велела выметаться. У меня в голове шумела какой-то коктейль из ритмов «Ленинграда», я был всё ещё пьяный. На Глеба мне смотреть не хотелось.

– Чтобы вас возить, дворники нужно поставить внутрь, – вместо напутствия промолвила Марта.

– Ты с нами? – сквозь стиснутые зубы спросил Глеб сестру.

– Поднимусь через пять минут, – ответила она.

Мы вскарабкались на четвёртый этаж и дали знать о своём появлении секретарше Дарьи. С тяжёлыми выдохами уселись в кресла и прикрыли глаза.

– Сергей Шнуров уже в кабинете с Дарьей Николаевной, – сообщила секретарша.

Мы снова открыли глаза.

– Тогда мы войдём! – взволновано сказал я и начал приподниматься.

– Нет, сидите, – ответила секретарша. – Дарья Николаевна сама вас позовёт.

– А она знает, что мы здесь? – спросил Стальский.

– Ага, – сказала девушка и со звонким смехом добавила. – Когда ваша машина въезжает на парковку, окна дрожат!.. Ха-ха! Хи-хи!..

Мы снова утвердились в креслах и попытались расслабиться. Выглядели мы неспавшими, помятыми и пьяными, – в общем как надо.

– Я так волнуюсь, – признался я через минуту молчания.

– А что?.. – задал какой-то непонятный вопрос Глеб.

– Всё-таки это не кто-нибудь. Ну, не какой-то там политик или бизнесмен, а Шнур, – я нервно постукивал пяткой по полу, чем сильно нервировал Стальского.

Глеб вперился в пол и молчал. Я сказал:

– Сейчас зайдём, и я скажу: «Здравствуйте, уважаемый Шнур, я вырос на ваших песнях!..»

– Нет, лучше я скажу, что я вырос на его песнях; ведь ты не сильно вырос, – предложил Глеб.

– Да, ты прав, – согласился я. – Тогда я скажу, что рано остался без родителей, а воспитало меня его творчество. Тем более это почти правда.

Глеб закивал. Даша открыла дверь и махнула, чтобы мы заходили.

*****

Спустя час Глеб, Марта и я подъехали к одной сетевой кафешке, чтобы полноценно позавтракать.

– Расскажете, как прошла встреча, – с искренним интересом спросила Марта.

– Позже, – ответил Глеб.

– Да, когда домой приедем, – расскажу. Умираю с голоду. И с похмелья, – сказал я.

Через десять минут нам уже начали приносить наш заказ. Семьдесят три грамма в пустой желудок пришлись кстати; меня одолело желание нести пургу: глядя на мартовский салат, я продекламировал:

– О, Цезарь с Курицей – салатов император, кумир гурманов, инстаграммов завсегдатай, тебе грозят бедою зубы Марты, падёшь несчастной жертвой соляной кислоты желудка девы красной… енот-кисель-каминные щипцы-блэкаут-фаэрплэй-сашими-егерь…

Я закашлялся и отхлебнул томатного сока.

– Извините, не обращайте внимания, – беззаботно махнул рукой я перед озадаченными взглядами коллег.

Марта с преувеличенным удивлением посмотрела на брата, видимо, желая услышать комментарии к моему экспромту. Глеб не подвёл, сказав «Аминь». «Приятного аппетита», – в свою очередь сказала Стальская. Мы приступили к еде.

Естественно, что в этот день ни о каком переезде речи быть не могло.

*****

Вечером этого же дня.

– Отличный ужин, – благодушно сказал Глеб, отодвинув тарелку.

– Мм… Да, – подтвердил я, пережёвывая пищу.

– Да, спасибо братец, – отреагировала Стальская, отпивая из своего стакана.

Глеб всегда старался хвалить свои блюда первым, чтобы на всякий случай иметь моральное право обвинить всех в неблагодарности.

– Так какую композицию выбрали? – задала Марта давно ожидаемый нами вопрос.

– «Без тебя…» – ответил я.

– «…Пиздец», – закончил Глеб.

– А?.. – непонимающе акнула Марта.

– «Без тебя пиздец», – пояснил Глеб.

– Мм… – задумчиво протянула Стальская, а потом спросила: – Хорошая песня?

– Хорошая, – подтвердил Глеб.

– Да ладно, сейчас я тебе поставлю, – послушаешь, – сказал я, вставая; секунду поколебавшись, добавил: – Прямо про нас с тобой, Крошка.

Когда избранная композиция отыграла, Марта на наших улыбающихся лицах прочитала недоговорённость.

– Что-то ещё?.. – неуверенно спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

Глеб щёлкнул языком. Я сказал:

– Да. Кое-что ещё…

– И что же это? – тоже начав улыбаться, спросила Стальская.

– А то, что Шнур напишет для нашей передачи специальную… – начал я.

– …Отдельную! – вставил Глеб.

– Специальную, отдельную песню! – с нескрываемым восторгом почти прокричал я. – И называться она будет «Пьяный…»

– «…Диван»! – закончил Глеб.

Марта улыбалась и молчала. Глеб и я улыбались и молчали. Потом Марта спросила:

– А сколько это стоило?

Глеб назвал сумму.

– За это платит «Кефир», конечно, – счёл нужным уточнить я.

– Да, – счёл нужным подтвердить Глеб.

– Вначале передачи будет звучать тема из «Без тебя пиздец», а во время финальных титров… вот, как раз специальная и отдельная «Пьяный Диван».

– А как же так получилось?.. – недоуменно спросила Марта. – Я имею в виду, как так быстро написалась «специальная и отдельная»…

– А!.. – не дал закончить мысль я. – У Шнура была наработка на очень похожую тематику (как ни странно), и словосочетание «Пьяный Диван» очень хорошо легло в текст припева. Так что мы теперь имеем саундтрэк от маэстро.

– Повезло нам, – резюмировала Марта.

*****

Вчерашняя ночь была последней в съёмной конуре Вертолётостроительного района. Будучи воспитанными людьми, мы сделали генеральную уборку покидаемого жилища, – начали сутра пораньше, закончили в обед. Багажник Танка и Единички были заполнены нашими вещами. Цилиндр в специальной картонной коробочке лежал на заднем сиденье купе. Стальский попросился за руль BMW, а я в свою очередь изъявил желание рулить Танком, потому как Марта всё равно не знает куда ехать. Ни я, ни Стальская не возражали против такой рокировки. В час дня пришла хозяйка квартиры, мы отдали ей ключи и поблагодарили за гостеприимство. В час ноль пять мы выехали в западном (оно же московское) направлении.

*****

Мне показалось, что мы слишком долго стоим в заторе, и, кинув взгляд в левое зеркало, я вскарабкался на бордюр, а потом и на трамвайные рельсы, после чего с ветерком домчал до светофора и с рельсов, обогнув все ряды ждущих «зелёного прямо» машин, повернул на правую стрелку.

– Ещё раз такое проделаешь, – больше не сядешь за Танк, – строго сказала Марта.

– Почему? – удивился я. – Разве не для подобных маневров покупают такие машины?

– Нет. Это просто некультурно, – пояснила Марта все тем же строгим голосом, который мне очень понравился.

– А я подумал, что от этого ты становишься мокрой, – состряпав ироничную физиономию, грубо пошутил я.

– Нет, мне не страшно, просто неудобно перед другими участниками движения, – ответила Стальская.

– «Страшно»?!.. – недоуменно переспросил я.

– Ну да. Ты же имел в виду, что я потею от страха, когда сказал «становишься мокрой»?

– Да, наверное, – не веря, что она не въезжает, ответил я.

– Или что? – задумалась Стальская.

– Проехали, – ответил я.

Мы выехали за пределы города. В сторону же города был поток машин, потому что горожане возвращались с дач обратно.

Уже через двадцать пять минут умеренно быстрой езды мы съехали на грунтовку.

– Эта дорога оставляет желать … асфальта, – грустно молвила Марта.

– Хе, – усмехнулся я, кинув на неё ласковый взгляд.

Где-то на полпути сюда мы потеряли «Единичку» из вида, а теперь подъезжая к дому, обнаружили ворота распахнутыми, а во дворе стояла моя машина. Когда Танк протарахтел во двор, Глеб вышел из дома и, зевая, сказал:

– Ну, сколько вас можно ждать?..

– Как ты смог так быстро приехать, братец, – удивилась Стальская. – Аронов скакал по рельсам, объезжая пробку, и то мы позже приехали!.. А у тебя есть ключи?

– Да, у Глеба свои ключи, – ответил я. – Ведь я одинокий человек, случись что…

Лицо Глеба растянулось в утрированной улыбке, он ответил:

– Это самое, Аронов… Я на трассе притопил немного, ну, чтобы узнать возможности машины, так что, когда придут штрафы, – отдашь их мне, я оплачу.

– Сколько здесь этажей? – спросила Стальская, глядя наверх и щурясь от солнца.

– Четыре. И подвал, – ответил я. – Глеб называет этот дом одноподъездной хрущёвкой. Ха!

– Правда?.. – задумчиво спросила Марта, оглядываясь по сторонам.

– Да. Это за его незатейливую архитектуру. Крыша плоская и на неё можно выходить, – объяснил я.

Мы зашли в дом. Так как Марта здесь была впервые, то с любопытством принялась осматривать дом, не забыв предварительно надеть домашнюю обувь, которую предусмотрительно положила на самый верх дорожной сумки.

– А здесь чисто, – откуда-то из глубины прокричала Марта. – И как-то обжито.

– Так мы с Глебом здесь иногда бывали, – прокричал я в ответ.

Но, как бы «здесь чисто» и «как-то обжито» ни было, всё равно была острая необходимость в генеральной уборке и покупке кое-каких необходимых в быту вещей. Посуду мы привезли ту, которую когда-то взяли из своих квартир, чтобы использовать в съёмной квартире в Вертолётострое. Хотя посуда и приборы, и всё, что придумало человечество для кухни на середину девяностых двадцатого века, здесь имелось. Папа со дня на день намеревался переехать в этот дом, поэтому купил ВСЁ! Так это «всё» и пролежало, упакованное в обёрточную бумагу, в течение двадцати лет.

Мы с Глебом раскладывали кухонную утварь и говорили о том, что надо бы ехать прямо сейчас в Икею и покупать матрасы, когда Стальская вошла в гостиную-столовую-кухню.

– А что, на третьем и четвёртом отделки нет?

Это был риторический вопрос, поэтому я сразу объяснил причину того, почему ремонт есть только на первых двух этажах:

– Папа не успел сделать там ремонт.

– А…

– Сестрёнка, составь список покупок, – сказал Глеб.

– Хорошо, только сначала мне нужно в туалет, – ответила Марта. – Где здесь туалет?

Я вызвался показать, заодно сказал:

– Можешь выбрать для себя отдельный санузел, – будет только твой – девчачий.

– Здорово, – обрадовалась Марта такой возможности.

– Вот здесь (на первом этаже, как входите – прямо) уборная с ванной, раковиной и, конечно, унитазом, – комментировал я, включая свет и открывая дверь ванного помещения. Здесь можно возлежать в пене, читая Вашингтон Пост. – А на втором – нечто похожее на душевую кабину, в которой моются стоя.

– Я выбираю эту, – сказала Марта, и в этот момент лампочка в выбранной ей ванной перегорела.

– Хорошо. Ступай в верхнюю пока, – трогая Марту за плечо, сказал я.

Вернувшись в гостиную к Глебу, я сказал:

– В список надо внести энергосберегающие лампочки и шторки для душа.

– Каркасы кроватей стандартные? – спросил Глеб. – Мерить будем.

– Лучше померить.

Через пять минут вернулась Марта, и с порога воскликнула:

– Воды нет!

– Ой, прости, я сейчас включу, – сказал я и поспешил в подвал, где повернул рычаг воды, а заодно и газовый.

Вернулся к Глебу, который зачитал вслух список необходимого для жизни в этом доме.

Вернувшаяся Стальская, сказала:

– Кажется, придётся купить матрасы. IKEA работает до одиннадцати вечера.

«…На каждом столбе висят цветные листовки,

на них написано, что кто нас найдёт – получит награду,

но все нас видят, и никто не сдаёт. Я рад и ты рада…»

Знаки

Глава о фотоувеличении в переносном смысле, а также о «Голубом Кабриолете», который собрал двести тысяч просмотров

На следующий день – во вторник – в полдень мы подъехали по данному Дашей адресу, по которому располагалась фотостудия. Ещё в воскресенье Даша обратила наше с Глебом внимание на модный прикид Шнурова. Помню, она тогда сказала: «Вот, Аронов, тебя тоже так нарядим: кальсоны, майка и бархатный пиджак. А Глебу – то же самое, только засаленное пальто вместо пиджака».

Итак, когда мы парковались около фотостудии, которая занимала одно из помещений дома культуры имени Кирова в том же Вертолётострое, машина Даши уже была там.

С солнечной улицы мы вошли в полумрак дома культуры и на несколько секунд ослепли. Я даже споткнулся о ведро со шваброй, да так, что Стальским пришлось меня ловить, чтобы я не растянулся. Рассмотрев на стене указатели и следуя им, мы наконец открыли нужную дверь и оказались в фотостудии. Это было помещение с высоченным потолком и задрапированными окнами. Яркое освещение обеспечивалось исключительно за счёт электричества. В глубине зала, между двумя передвижными вешалками со множеством одежд, Даша отчаянно спорила с невысоким ухоженным мужчиной тридцати пяти-тридцати восьми лет с трёх-четырёхдневной небритостью на лице. Даша трясла перед носом мужчины рукавом, висящего на одной из перекладин, пиджака. Мужчина, в свою очередь, тряс перед носом Даши рукавом другого изделия лёгкой промышленности.

– Здравствуйте, – почти хором сказали мы трое.

– Здравствуйте, – почти той же интонацией хором ответили Даша и мужчина с небритостью.

– Сядьте – посидите, – сказала Даша, махнув в сторону дивана. – Привет, Марточка.

– Привет, Даша, – ответила Марточка на индивидуальное приветствие нашего продюсера.

*****

Всё закончилось быстрее, чем я предполагал, и вот мы уже стояли в небольшой пробке на выезде из Вертолётостроя.

– У меня тело чешется от этой чужой одежды, – сообщил я, поводя плечами.

Глеб начал прислушиваться к своим ощущениям. Марта с досадой проговорила:

– Теперь и братец начнёт жаловаться. Зачем ты сказал?..

– Чёрт! Надо поскорее принять душ, – заёрзал Глеб. – Интересно: это стираные вещи? Если стираные, то как давно?

– Думайте о чём-нибудь другом, – посоветовала Марта.

– Жалко, что тебе не пришлось переодеваться, – заметил я. – Сейчас бы у тебя чесалось в труднодоступных местах, и ты бы просила меня почесать, – с улыбкой до ушей, глядя на Стальскую в зеркало заднего вида, проговорил я.

– Блин, я так до крови расчешусь, – проворчал Стальский, елозя спиной и затылком по спинке и подголовнику кресла.

Я решил сменить тему, пока зуд и помывка не стали идеей фикс.

– А как фотограф яростно флиртовал с Глебом, заметили? – засмеялся я, вспомнив фразочки мужчины с трёх-четырёхдневной небритостью.

– Да. Братец ему явно пришёлся по вкусу, – согласилась Марта.

– Я такой. Всем нравлюсь, – приосанился Стальский.

– Там впереди авария что-ли? – опуская окно, задал риторический вопрос я.

– Кхе-кхе… – кашлянула Стальская. – Климат всё-таки куда удобнее, чем этот кондиционер. Хотя, я не привереда.

– А что мы едем, как не на кабриолете? – спросил Глеб. – Где тут кнопка.

– Вот, – указал я и сам же запустил механизм.

Крыша начала движение в сторону багажника. Стальская из полулежачей позы села по-нормальному и пристегнулась.

– А куда вы тогда ночью ездили, ну, в костюмах восемнадцатого века? – спросила Марта.

Глеб закрыл глаза ладонью. Он сказал:

– Чёрт, я снова вспомнил этот день, а ведь только-только начал забывать.

– Что? – переспросила Стальская с заднего сиденья, так как ветер гулял по салону и уносил слова передних пассажиров в сторону.

Глеб обернулся к сестре и повышенным голосом сказал:

– На сегодняшний день тот эпизод был самым постыдным в моей жизни.

– Расскажете? – заинтригованно спросила Марта.

– Нет, – ответил Глеб.

Я посмеялся над выражением лица Стальского и улыбнулся Марте через зеркало заднего вида.

– Попробую излечить тебя от разрушающих воспоминаний той ночи, – сказал я, листая плейлист. – Сейчас-сейчас, малыш… Через несколько минут ты будешь вспоминать о той ночи, как об увеселительной прогулки до ночного супермаркета.

– Что ты задумал, – нахмурился Стальский.

Марта улыбалась, готовясь к чему-то забавному. Наша «открывалка» медленно ползла в потоке других машин, у большинства которых окна были открыты. Я нажал «Play». Заиграло вступление.

– Что-то до боли знакомое, – прищурившись, сказал Глеб.

– А! Я поняла, что это за композиция! – засмеялась Стальская. – Делай громче.

Я сделал весьма громко.

«Слышал я одну легенду, – о двух братьях пересказ…» – томным шёпотом (как он умеет) заговорил Боря Моисеев. «Вроде быль, а вроде сказка, может братья среди нас?..» Кажется в этот самый момент все соседи по потоку, у кого были видеорегистраторы, повернули объективы в сторону нашего кабриолета. Глеб надел очки и сполз, насколько это было возможно при его росте, вниз. Марта, напротив, выглядела счастливой. Во время слов «Младший брат любовью чистой королёву полюбил…» она обвила меня сзади руками и чмокнула в щёку, чтобы зрителям стало очевидно, что я – «младший брат». Ей пришёлся по душе такой экспромт, и она приготовилась дурачиться на полную катушку. Боковым зрением я наблюдал улыбки на лицах водителей и пассажиров. «Их хорошее настроение – лучшая награда для артиста», – не без тщеславия подумал я.

Тем временем Трубач с Моисеевым пели в унисон:

«…Голубая луна всему виной», – все в округе говори-и-и-и-ли. Этой странной любви, этой странной любви так ему и не простили-и-и-и…»

Марта ловким движением накинула на шею брату свой тонкий шарф, чтобы он соответствовал образу «старшего брата». Глеб включился в игру и обернул шарф вокруг шеи один раз, а один конец свесил за дверь для придания комического эффекта. К началу первого припева мы трое уже были в образах, – подпевали и двигали плечами и руками в соответствующем ритме. Особенно хорошо двигать плечами и руками получалось у Стальского. И где он так научился?!..

«…Голубая луна

голубая луна

как никто его

любила

голубая луна

Голубая луна,

голубая луна

звезды сладостью

поила

голубая луна…»

Кто-то из особо ярых поклонников кричал: «Давай-давай!..» Мы не подвели. Слова «Честь моя, моя лишь честь… Ты люби и будь любимым и будь счастлив брат, я теряю всё, но ты теряешь больше…» – Глеб прошевелил губами, как будто это говорил он, а потом манерно закинул конец шарфа за плечо. В соседней машине зааплодировали.

«Голубая луна,

голубая луна

звезды сладостью

поила

голубая луна…»

Вдруг песня прервалась, а вместо неё, с такой же громкостью, в динамиках автомобиля раздался голос Сицилии Владимировны:

– Аронов, слышишь меня? Алло! Приезжайте.

Это было объяснимо, так как мой телефон был подключен к аудиосистеме машины через трёхсполовиноймиллиметровый разъём. Как раз с прекращением связи с Владимировной мы подъехали к концу пробки, причиной которой оказался троллейбус с отлипшими рогами. Снова заиграл припев:

«…звезды сладостью

поила

голубая луна

Голубая луна

голубая луна

как никто его

любила

голубая луна…»,

во время которого я успел проскочить на жёлтый сигнал светофора, а Стальский успел приподняться на кресле и на вытянутой руке развеять по ветру мартовский шарф, как бы прощаясь со зрителями. Чёрный автомобиль стремительно отрывался от потока, а в тёплом весеннем воздухе таяли слова отпрыска Порока: «Голубая луна, голубая луна…»

Не страшитесь совершенства! Оно вам нисколько не грозит

Дали

Глава о марзанах, бабашках, кернинге и трекинге

Среда, двадцать восьмое мая.

Днём мы все трое прокатились до города, – приобрели кое-что для дома, а также MacPro, который вручили Марте в руки. Потом мы поехали на квартиру к Стальским, включили Wi-Fi, и Марта купила на новый лэптоп годовую подписку на Adobe InDesign за семь тысяч сто восемьдесят восемь рублей, оплатив карточкой Глеба, а также годовую подписку на Adobe Photoshop за семь тысяч сто восемьдесят восемь рублей to, оплатив моей карточкой. Для вёрстки La Critic’и версии «два точка ноль» всё необходимое у нас теперь имелось.

– А что, теперь нужен доступ что-ли? – спросил Глеб, кивая на экран нового компа.

Марта затруднилась с ответом и начала поиск в Интернете. Через несколько минут она цитировала сообщение с какого-то веб-дизайнерского форума:

– «При годовой подписке приложения могут работать автономно до девяноста девяти дней. Далее требуется подключение к Интернету для проверки лицензии».

Закончив чтение, она посмотрела на нас и захлопала ресницами, как наивная девочка. Мы покивали в знак того, что уяснили этот момент. Мне пришёл на ум ещё один вопрос:

– Электронные версии газеты будут храниться в облаке или не жёстком диске?

Марта этой информацией уже владела, поэтому немедля ответила:

– И там и там. Можно публиковать версию для Ipad.

Закончив веб-покупки, мы отключили Wi-Fi, погасили свет, проверили газ и покинули квартиру Стальских.

На этом наши хай-тек расходы не закончились. Убедившись в том, что в нашем Новом Чудино существует зона покрытия, мы приобрели стационарный модем Yota и подключили самый шустрый безлимитный тарифный план. Вечером на мраморной стойке кухни-столовой, подмигивая светодиодами, стоял рогатый приборчик и раздавал Wi-Fi’юшку всем желающим и знающим код доступа. Я напряг извилину, отвечающую за креатив, и назвал нашу сеть «CBGB-OMFUG-club». Когда все смартфоны, планшеты, лэптопы, утюги и домашние тапочки подключились к Паутине, Уют окончательно пришёл в наше жилище, и мы почувствовали себя дома.

Часов в десять вечера Марта, утомлённая изучением верстальных программ, пошла принять ванну, а я поднялся в свою спальню и приступил к написанию статьи по материалам, данным мне Сицилией Владимировной. Времени на подготовку номера оставалось всего ничего, – в пятницу тридцатого числа – последний срок; надеюсь, Марта успеет разобраться в ИнДизайне и сверстать номер. За себя, то есть за свою часть работы я не беспокоился, хотя, конечно, Владимировна могла предоставить материал и пораньше. Или не могла? Ладно, начну.

Я разложил на кровати фотографии и листы формата А4 с текстом, посмотрел на люстру с одной лампочкой и понял, что работать тут невозможно. Собрал все бумажки в стопку, сунул подмышку ноутбук и спустился вниз. Разложил всё заново на дальней от плиты половине барно-кухонной стойки, воткнул вилку компьютера в ближайшую розетку, включил дополнительный свет и… начал.

Бежали минуты, в течение которых окружающий мир перешёл для меня в фоновый режим, – Стальский несколько раз спускался вниз, исчезал за кухонной перегородкой, открывал и закрывал холодильник, включал-прибавлял-убавлял газ; появилась Марта с двумя полотенцами на теле – одним на голове, другим на груди и бёдрах, потом ушла наверх; Глеб резал овощи для салата и выжимал фрукты; снова появилась Стальская, на этот раз одетая в плюшевый спортивный костюм, открыла новый Mac и приступила к работе; Глеб вышел во двор, вернулся через некоторое время с охапкой веток и деревяшек. «Вот эти две фотографии сфотографируй на свой фотоаппарат», – скороговоркой проговорил я Марте, катнув в её сторону бумажные фотографии. Глеб разжёг камин и вернулся к приготовлению ужина. Зазвонил телефон Глеба, и он сказал: «Да». Через полторы секунды он сказал: «Работаем, СициМировна. Да. До свидания». Марта катнула в мою сторону флешку из своего фотоаппарата. Я вставил флешку в карт-ридер своего PC, нашёл фото моего героя и скопировал их в папку под названием «La Critica 2». Зашёл в свою почту и отправил обе фотографии на электронный адрес Марты, которая тотчас их получила и сохранила в соответствующей папке, чтобы в скором времени вставить в нужное место макета второго – июньского – номера ежемесячной информационно-аналитической газеты La Critica. «Ужин готов», – сообщил Глеб, наливая в два олдфэшна прозрачную вязкую жидкость из извлеченной из морозилки бутылки. Я захлопнул свой компьютер, поднял очки на макушку и потёр глаза. Подошёл к другому концу стола, где меня поджидал стакан и собутыльник. «Давай», – сказал один из нас мужчин. «Давай», – почти одновременно ответил второй. Мы опрокинули содержимое олдов в себя, занюхав свежим загородным воздухом. Стальская, наблюдавшая за этим священнодейством поверх экрана, решила, что на сегодня хватит, закрыла крышку и яблоко погасло.

– Вадим, сделаешь мне слабоалкогольный коктейль? – спросила она.

– Конечно, красавица. Один к одному, ха?!..

– Пятьдесят миллилитров алкоголя на двести миллилитров апельсинового фреша, – улыбаясь, пояснила Стальская.

Я приступил к выполнению заказа, и вторую «чистую» мы с Глебом выпивали уже в компании Марты. После аперитивов мы приступили к ужину.

– Произнесёшь молитву, Глеб? – благочинным тоном спросил я у партнёра.

– «Я жру, чтоб трахаться, а трахаюсь, чтоб жрать», – не задумываясь, произнёс Стальский, заставив сестру замереть с вилкой у рта.

– Аминь, – подытожил я.

После еды Глеб сразу же поднялся наверх, а я и Марта совместными усилиями помыли посуду. Дрова в камине превратились в едва тлеющие угли. Я указал на задвижку дымохода над камином, и Марта, поняв моё затруднение в дотягивании, закрыла её. Не в силах даже говорить, мы разошлись по ванным комнатам, чтобы почистить зубы, затем на мгновение пересеклись на втором этаже и, пожелав друг другу спокойной ночи, скрылись за дверями своих спален.

Но и наши рожи можно видеть тоже; это значит,

что мы продвигаемся дальше…

Тараканы!

Глава о последних мгновениях перед выпуском второго номера

La

Critic

’и

Около полудня следующего дня.

– Твоя сестра – идеальная женщина по версии журнала «Фантазии Вадима Аронова»; хотя какого чёрта я тебе об этот рассказываю?!.. – я продолжил читать текст, меняя местами некоторые слова. – Да… Я полюбил её бесповоротно, окончательно. Это произошло не вдруг, это были долгие три минуты.

– Я думал, твой идеал Наталья Гундарева, – Глеб тоже читал текст у меня из-за плеча. – Вот ещё тут, слово часто используется, – Стальский указал на экран.

Я поменял слово на синоним.

– Да, Глеб, ты, конечно, прав, – медленно, потому что вникал в текст на экране компьютера, сказал я. – Ты прав, ранняя Гундарева, Валери де Винтер, поздняя Сальма Хайек, Кардинале в прикиде девушки ковбоя – это всё мои женские идеалы. Но Марта – это что-то из ряда вон выходящее; нечто исключительное… Нечто, что не могло прийти в голову, а потому покорившее меня со второго полувзгляда.

– Вот ещё, – Стальский вновь указал на экран, – тут точку с запятой лучше поставить, а не запятую.

– Мм… Да, пожалуй.

Спустя двадцать три секунды.

– Дурак ты, похоже, – вернулся к обсуждению моих фантазий Глеб.

– Это почему? Потому что мне ничего не светит с твоей сестричкой? Да?

– Насчёт этого мне ничего не известно, – Стальский сел на диван, а я отвернулся от экрана и посмотрел на Глеба.

– А почему тогда? – я хотел раз и навсегда выяснить мнение Глеба по этому вопросу.

– Даже не знаю, – Глеб прилёг на диван и рассуждал лёжа. – Просто это Марта. Бестолковая Марта. Моя глупая сестра Марта… А с другой стороны ты, – Вадим, бестолковый Вадим, глупый Вадим… Не знаю даже.

– Ты за кого больше переживаешь: за меня или за Марту? Считаешь, что мы не подходим друг другу? – я приуныл, работать совсем не хотелось.

– Я не семейный психолог. Мне на вас обоих положить, в хорошем смысле… Кажется… – задумчиво проговорил Глеб. – Да… Интересно.

– Не пойму, что ты хочешь сказать, – сокрушённо проговорил я.

– У меня нет мнения по этому вопросу, – уверенно сказал Глеб.

– Я тебе хоть раз говорил, что мне какая-нибудь девочка запала в душу? Нет, не говорил. Потому что мне никто в душу не западал. Я ни к кому не тянулся ни разу в жизни; были – хорошо, не были – тоже прекрасно. Но тут другое дело… – я сохранил документ, закрыл редактор и захлопнул компьютер. – Это что-то да значит.

– Что-то да значит, – повторил Глеб. – У меня нет мнения по этому вопросу. Я тебе точно в этом деле не помощник, если ты за этим разговор завёл.

Около ворот затарахтел Танк – из города вернулась Марта, – и я быстро проговорил:

– Да не за этим! Не за этим. Всё, к чёрту эту статью, ещё завтра время есть. Давай поедим что-нибудь и обсудим перспективы.

*****

Раннее утро тридцатого мая.

– Во-о-от, – объясняла свои действия Марта, – Сохраняем макет в формате PDF и копируем на флэшку. Готово! Кстати, я вам говорила, что нашла дистрибьютора?

– Нет, – ответил я.

– Я нашла дистрибьютора, – сказала Марта, вызвав у нас с Глебом улыбки. – Точнее, фирму, которая будет распространять нашу газету на территории города и республики.

– Цена? – спросил Глеб.

– Двадцать пять копеек за экземпляр. Заберут тираж прямо из типографии. В течение четырёх дней газета окажется в почтовых ящиках самых потаённых уголков республики. Это – эксклюзив, – почтовые ящики физических лиц плюс организации.

– Пятьсот тясяч, – проговорил Стальский.

– Да, полмиллиона, – подтвердила Стальская. – Сицилия Владимировна согласна. Я с ней уже говорила.

– А когда она деньги на расходы передаст? – спросил я.

Стальские замялись.

– Что? – спросил я.

Глеб взял на себя миссию разъяснения:

– У тебя же есть на телефоне калькулятор?

Я кивнул. Глеб продолжил:

– Вот. Один экземпляр полноцветной La Critic’и на бумаге среднего качества стоит столько же, сколько и в прошлом месяце, когда качество бумаги было самым низким, – практически её нельзя было использовать даже в сельском туалете…

– Понятно-понятно, – перебил я. – Это потому, что тираж огромен.

– Правильно, малыш, – похвалил мою сообразительность Стальский. – И всё-таки, умножив пять (рублей за экземпляр) на два миллиона, – получаем… сколько, Аронов?

Я на мгновение задумался и озвучил сумму:

– Десять плюх.

Тут вступила Марта:

– Ты же не собираешься в полиэтиленовом пакете из Пятёрочки принести в типографию десять ректорских зарплат?!..

– И плюс полляма дистрибьютору, – вставил Глеб.

– Нет? – спросил я.

– Нет, – ответила Стальская.

– Хорошо, тогда как? – спросил я.

– В этом месяце так: одна фирма, принадлежащая одному нашему… знакомому, проплачивает тираж и распространение, – уклончиво ответила Марта.

– Может, посвятите меня в подробности, – ироничным тоном сказал я. – Я обещаю, что никому не скажу.

Стальские мельком переглянулись. Я счёл нужным уточнить:

– Ведь всё равно все расходы отплачивает Сицилия?

– Да-да, – хором заверили меня Стальские.

Меня перестала забавлять эта недоговорённость, и я тяжело вздохнул.

– Короче!.. – начал говорить Глеб. – Марта, расскажи.

Марта начала вроде не с самого важного:

– Помнишь, что в нашем договоре с Сицилией был пункт о медицинской страховке? И об адвокате. Так вот, одна из фирм Марка как бы оплачивает наши расходы, а сам он официально становится адвокатом каждого из нас троих, – последнее предложение Стальская проговорила скороговоркой и с виноватой улыбкой на лице.

Мой желудок перестал работать, о чём сообщил зелёный оттенок моего лица.

– Я просил, чтобы они придумали что-то другое, – громко заговорил Глеб, а они – эти проходимки – сказали, что времени слишком мало. Я говорил им: «Давайте соберём деньги на краундфайдинге, ну, там на «Платене точка ру», где Куваев собирает на Масяню, или ещё где», а они мне: «Времени мало»… Прикинь!

Марта уверенным голосом заговорила, для пущей убедительности жестикулируя:

– Мы можем в дальнейшем пересмотреть финансовую стратегию, но в этом месяце, Вадим, выбора нет. И к тому же…

– Что я, по-вашему, маленький дурачок что-ли? – обрёл дар речи я. – Делайте, как удобнее.

Глеб состряпал гримасу, и мне стало понятно, что я должен знать ещё что-то.

– Что? – спросил я.

– Наше наличное Лаве лучше тоже доверить заботе Бимерзкого, – сказал Глеб скороговоркой, а потом продолжил в нормальном темпе: – Он спец по разного рода финансовым манипуляциям. Купит валюту по выгодному курсу, посоветует варианты инвестиций, откроет счета за границами… налогообложения. Всё такое.

Марта, всё это время внимательно следившая за речью брата и кивавшая, перевела взгляд на меня и сказала:

– Да, это так.

– Я как все, – сказал я.

*****

В два часа дня мы выехали из дома, чтобы поехать в типографию, а заодно и к нотариусу, чтобы оформить на Марту доверенность на правоотношения с типографией в отсутствие меня – главного редактора; а заодно и к Марку Бимерзкому, – чтобы… чёрт его знает, зачем!

Когда Марта выруливала из Чудино, мой взгляд мельком зацепил рекламный щит, – его изображение показалось мне каким-то странным, притягательным, но мы так быстро проехали мимо, что мозг не успел проанализировать картинку, и я так и не понял о чём идёт речь на рекламе.

Проехав отрезок дороги пролегающий через сосновый лес – мимо нескольких санаториев и детских туберкулёзных лечебниц – мы повернули направо – в сторону города. Я увидел другой рекламный щит с тем де содержанием, потом следующий щит, с другой версией картинки, но с тем же содержанием. Потом несколько щитов с другой рекламой, а потом снова щит с рекламой «Нового развлекательно-аналитического шоу на телеканале «Кефир». «Каждое воскресенье, в 22:00 смотрите «Пьяный Диван». На всех четырёх разновидностях плакатов были изображены мы – Марта, Глеб, я. На одном – на переднем плане, на засаленном диване сидим мы с Глебом, а Стальская изображена сбоку. На другом варианте: Марта вынесена на передний план, а диван, с сидящими нами, не в фокусе на заднем плане. Ещё один вариант изображал всех троих стоящих в ряд нас – Стальские изображались от ключиц до макушек, а я между ними – от середины переносицы до макушки. И четвёртый вариант, который я насчитал, выглядел так: мы с Глебом вытанцовываем на диване, а героиня Марта находится за соседней стеной и сидит на табуретке, закрыв ладонями уши. Мы, молча, лицезрели самих себя на огромных билбордах вплоть до самого въезда в город, где их не стало меньше, скорее наоборот.

На проходной крупнейшего в нашем городе издательства и типографии под названием «Волга-Волга-Пресс», Марта назвала фамилию нашего менеджера, который уже бежал сломя голову вниз, чтобы самолично препроводить в свой закуток в общем кабинете.

– Это Вадим, – представила Стальская меня ему.

– Я Ильгиз. Несказанно рад познакомиться! – с чувством проговорил он.

Было видно, что он действительно рад познакомиться. Чтобы показать насколько он был рад, скажу, что самый крупный тираж, которым печаталась газета в нашем городе до сего дня – двести девяносто тысяч экземпляров. La Critica – два миллиона. Правда у La Critic’и всего один разворот, а у других газет несколько, но всё равно мы оказались очень крупными игроками.

В конце встречи наш менеджер Ильгиз призвал нас не беспокоиться относительно нотариальной заверки доверенности на Стальскую, сказав, что устной договорённости с ним вполне достаточно. Марта отдала ему флэшкарту с макетом, а Ильгиз в присутствии нас и человека, отвечающего за печать, проверил макет на соответствие требованиям, воткнув флэшку в стационарный Макинтош 5K разрешения. Всё было в порядке; Марта постаралась, и мы с Глебом одновременно погладили её по предплечьям, – я по правому, он по левому.

– Когда ждать аванс? – вкрадчиво спросил менеджер, поворачивая голову от монитора к Стальской.

– В течение ближайших трёх часов, – с улыбкой ответила Марта.

Дела типографские были улажены.

– А это не вы случайно на рекламных щитах? – спросил Ильгиз, провожая нас до парковки.

Оставалось ещё одно дело, а именно визит в адвокатский кабинет Бимерзкого.

«Этот человек – мой враг. Он желает мне зла. Он бы меня уничтожил, будь его воля. Он меня уничтожит при первой возможности», – такие мысли крутились у меня в голове, когда Марта несколько раз нажимала на звонок особым образом. Моя квартира была в двух минутах ходьбы от офиса Бимерзкого. У меня возник порыв убежать, но, естественно я никуда не делся.

– Привет, Марта, – раздался женский голос из динамика.

Дверь запищала, возвещая о том, что можно входить. Я шёл вслед за Стальскими и не знал, как себя вести.

Через полминуты Марк Бимерзкий протянет мне руку и скажет: «Привет, Вадим». Я пожму его руку и тихо скажу: «Привет…ствую». Мы рассядемся по креслам в его кабинете. Марк скажет: «Настоятельно советую: отныне и впредь вкладывать деньги в бивалютную корзину. Месяца через три нужно будет завести заграничные счета». Мы единогласно согласимся. Он спросит у нас паспорта, а я кину взгляд на Стальскую, которая вытащит из своей бледно-розовой Chloẻ три книжицы в цветастых обложках и, очаровательно улыбнувшись, скажет: «Я – администратор труппы».

Первое лето

Когда испытываешь ненависть, нужно брать как можно выше

La Grande Bellezza

Глава о том, что отныне кетчуп «Хайнс» только в стекле!

Время к вечеру; погода прелестная; воздух чище с каждым десятиминутием, – и всё это понедельник, второе июня. Я выхожу из стеклянных дверей торгового мола и направляюсь к Танку, в моих руках пакеты. Марта уже вернулась со своего шопинга и сидит за рулём. Я забираюсь на переднее сиденье и не знаю что сказать Стальской. Однако говорю следующее:

– А ты быстро, да… А Глеб ещё не подошёл? Мы с ним разделились.

Марта кивает и молчит. Потом спрашивает:

– Купил то, что хотел?

– Да, – отвечаю. – Мне нужно было нижнее бельё, и я купил нижнее бельё.

– Понятно, – ответила Стальская.

Она как будто не была настроена на пустую болтовню; в руках вертела телефон, – не иначе некоторое время назад имела неприятный разговор.

– И вот ещё: ремень. Кожаный, – я приподнял футболку и продемонстрировал пряжку ремня, – простую, незамысловатую.

– Мда… – произнесла Марта, кинув взгляд на аксессуар. – Что-то не выглядит как кожаный.

– Ну конечно он кожаный. За две с половиной штуки-то. Он даже пахнет кожей. Понюхай.

Марта деланно зло прищурилась.

– Ладно, – отставил шутки я. – Как насчёт ужина? Где там твой братец? Я думал, что он выйдет раньше меня.

– До дома доедем, – сказала Стальская, видимо имея в виду приём пищи.

– Помнишь, я тебе давал памятку, которую нам вручили в Роспотребнадзоре?

Марта, прищурившись, посмотрела на меня.

– Там, где информация об обязательном экземпляре и…

– А! Да. Всё готово, – ответила Стальская.

– То есть?

– Всё сделано. Я отправила все необходимые посылки, – рассеянным тоном проговорила она.

– А помнишь, Сицилия велела перерегистрировать адрес редакции с городской квартиры на дом? На дом…

– Я послала заявление об изменении данных в Роспотребнад… Я же тебе давала бумажку подписать.

– А! Да. Так это – то самое было?

– То самое.

Больше спросить было не о чем, и я задумался над тем, что бы такое приготовить, когда приедем домой. На горизонте появился Стальский с несколькими пакетами в руках. С некоторого расстояния он сделал жест сестре, чтобы она открыла багажник. Марта нажала кнопочку, – багажник открылся. Стальский кинул пакеты в багажник и сел на заднее сиденье.

– Аронов накупил трусов на одиннадцать тысяч! – поставил в известность Марту Глеб.

– У!.. – смешным голосом ответила Стальская.

– Как говорится: «Магия магией, но я могу носить только тонкие трусы», – смеясь, сказал я.

– Я тоже, признаться, на предмет underwear прогулялась, – сказала Марта, запуская двигатель. – Правда корзина покупок того же самого для девочек немного дороже выходит.

– Правда? – с нескрываемым любопытством спросил Глеб. – И сколько же?

– Сорок семь. Но там ведь комплектами.

По пути мы ещё заглянули в магазин «Fix Price», потому что забыли купить вешалки для одежды.

– Зацените что я приобрёл, – Глеб с хрустом вскрыл пластиковую упаковку с каким-то брелком.

– Что за хрень? – поинтересовался я.

Марта кинула взгляд на брата через зеркало заднего вида.

– Это – лазерный фонарик! – значительно и торжественно возвестил Глеб.

– Круто! Дай позырить! – с абсолютно искренним восторгом воскликнул я.

– Чёрт возьми, братец, не впадай в детство. Ты намерен задолбать всех этой игрушкой? – Марта кинула снисходительный взгляд через зеркало, включила правый поворотник и тронулась со светофора.

– Ну дай-дай! – настаивал я.

– Ага, вот ещё! Я сам не наигрался, – тоном десятилетнего мальчишки сказал Стальский, вставляя в фонарик круглые батарейки-таблетки.

– А что, он тоже тридцать девять рублей стоит? – удивился я.

– Да. Там всё по тридцать девять. Даже такая ценность…

– Здорово! Когда я учился классе в третьем, у нас мода на лазерные фонарики была. Разорение на батарейках…

Наконец Глеб засунул батарейки и немедленно засветил Марте в лоб через отражение в зеркале заднего вида. Я сдерживал смех. Марта не замечала красной точки на лбу, она сосредоточено и серьёзно рулила. Глеб спросил сестру:

– Как считаешь, сестрёнка, ты достаточно важная персона, чтобы быть шлёпнутой?

Марта просекла хохму и взглянула в зеркало; ничего не ответила, однако попыталась взмахом руки согнать красную точку со лба как муху; если бы это было возможно, то множество влиятельных людей до сих пор были живы. Я, смеясь, сказал:

– Она достаточно большая девочка, чтобы быть отшлёпанной.

Стальская удостоила меня заинтересованным взглядом; по крайней мере, мне так показалось, насколько я мог судить через её солнечные очки.

*****

Когда вчера вечером Сицилия, убедившись, что La Critica расползается по городу и субъекту федерации, выдала нам наш июньский гонорар, каждый из нас троих ощутил потребность в некоторых вещах, которые можно купить за деньги. Поэтому, спустя сутки мы и оказались в торговом центре. А сейчас мы едем домой, и собираемся посмотреть местные новости по телевизору, а также почитать новости онлайн на предмет выхода второго номера нашей газеты. И поесть, конечно.

Если произойдёт что-то действительно важное,

я узнаю об этом, выглянув из окна

Г. Стальский

Глава о первом выпуске «Пьяного Дивана»

На третье число была назначена съёмка первого выпуска нашей передачи. Из так называемого пилотного выпуска кое-как была нарезана реклама для прокрутки по телевизору, а сегодня – третьего июня, во вторник – мы втроём явились к одиннадцати тридцати пополудни в кабинет нашего продюсера Даши (со следующей недели «Диван» будет записываться в понедельник»). Там нас уже поджидал представитель алкогольного производства, который пожал руки мне и Стальскому, отвесил полупоклон Стальской и объявил, что мы в частности, и наша замечательная передача в общем, становимся официальными лицами их нового продукта – водки «Метель».

– Да-да, – отозвалась Даша из-за своего стола. – Я обо всём договорилась. Каждый получите по… По сколько там получается?

– Где-то по… – задумался представитель. – Где-то по семьсот тридцать.

– Где-то по семьсот тридцать, – сказала Даша. – Это в течение двадцати четырёх выпусков. Равными платежами. На тот же счёт, что и оплата от канала.

Мы молчали, так как всё поняли, но Даша решила, что мы молчим, потому что не поняли ничего, поэтому громким голосом продолжила объяснение:

– Вот смотри, Аронов: делишь в уме семьсот тридцать тысяч рублей на двадцать четыре, – полученная сумма прибавляется к твоей зарплате за каждый выпуск.

– А? – с тупым выражением на лице сказал я.

– Блин! – выдохнула Даша.

– Да поняли мы всё, – успокоил её Глеб.

– А хера тогда?!.. Ладно, – сказала Даша. – Этот вопрос решён.

– Так мы договорились? – зачем-то спросил представитель. – Вы согласны на наши условия?

– Согласны-согласны они, – ответила Даша. – Насчёт рекламы я сама им всё объясню. До свидания, Олег.

Олег ещё раз пожал руки нам с Глебом и отвесил ещё один поклон Стальской. Затем Олег удалился.

– Давайте, рассаживайтесь, – замахала нам Даша.– Поболтаем, пока там всё готовится.

Спустя двадцать минут.

– Во-о-т, значит. А в воскресенье вечером зрители всей республики увидят ваши, так сказать, светлые лики на экранах своих телевизоров. А некоторые, я уверена, посмотрят передачу в Интернете, когда до них дойдут слухи о том, что передача стоит того, чтобы её смотреть, – медленно говорила-рассуждала Даша.

Мы сидели в её кабинете и ждали звонка. Зазвенел стационарный телефон на столе Даши. Она сняла трубку.

– Всё. Всё. Идём, – сказала Даша в трубку, затем положила её.

Мы зашевелились.

– Всё. Всё. Идём. Студия освободилась, – сказала Даша нам и поднялась с кресла.

*****

Половина восьмого вечера этого же дня.

Начав в половине первого, мы закончили только полчаса назад. Это были долгие шесть с половиной часов. Как я и боялся, мы не смогли расслабиться, и мысли не шли. Декорации студии были почти один в один скопированы с нашей гостиной в Вертолётострое, но, для усиления эффекта, журнальный стол был заменён на две трёхногие табуретки. Надо сказать, что Даша, контролировавшая весь процесс, к выбору декораций, а также наших сценических костюмов, подошла с большим вкусом. Лично мне совершенно не в чем было её упрекнуть. Однако дело не шло. Мы с Глебом постоянно отвлекались на три, направленных на нас камеры, а также на людей за кадром. Естественно, мы не смотрели на них, но их присутствие нам мешало. Через два часа мямлянья, Даша хлопнула в ладоши, велев прервать съёмку.

– Так, господа хорошие, – садясь рядом с нами на диван и положив руку на коленку Стальского, сказала она. – Давайте-ка снимем рекламу.

Ассистент притащил бутылку «Метели» и два гранёных стакана, и в течение следующего часа были сняты несколько рекламных роликов с товаром-спонсором.

– Продолжим, – махнула Даша режиссёру.

Ассистент попытался унести «Метель».

– Стойте-стойте, – поднялся с дивана Глеб. – Может попробуем нажраться?

– Здесь вода, – предупредила Даша.

– Да знаю, я ж понюхал, когда наливали, – ответил Глеб. – А настоящая есть?

Даша задумалась, затем сделала шаг в темноту, затем снова появилась в поле нашего зрения.

– Есть, – ответила она. – Только не «Метель».

– Вот и хорошо, – шепнул я Стальскому, предчувствуя веселье.

– Перельём в бутылку из-под «Метели», – махнул Глеб.

Даша ушла за водкой. А когда она вернулась, всё стало «красиво».

Тем не менее, чтобы впоследствии нарезать всего час эфирного времени считая рекламу, мы отсняли пять с половиной часов, в течение которых нам показывали новости, мы листали газетами, а вся редакция подкидывала нам темы для обсуждения. Это было тяжело. Все утомились. А мы с Глебом ещё и напились, причём без закуски.

Итак, половина восьмого вечера этого же дня. Марта выезжает с парковки «Кефира» и везёт нас в «Фанерный Пейзаж», где нам предстоит разбор полётов, с Сицилией Владимировной в роли председателя заседания.

*****

В самом начале совещания наш куратор подняла вопрос электронных средств коммуникации. Когда Стальские высказались по этому вопросу, Владимировна перевела взгляд на меня:

– У тебя? Есть аккаунты где-нибудь?

Меня повеселило слово «аккаунт». Я ответил:

– ВКонтакте есть. Только я пароль забыл. Полтора года прошло…

– Хорошо, – заключила Сицилия. – Тогда страница Глеба в Твиттере будет официальным электронным ресурсом «La Critic’и» и «Дивана» и всего остального, чем вы занимаетесь.

Марте явно не терпелось что-то сказать. Все перевели взгляды на неё.

– Сегодня сутра пораньше уже начали названивать рекламодатели, – восторженно начала Марта, разводя руками по кабинету Владимировны. – Наверное, больше половины из тех компаний, кому Вадим и Глеб полтора месяца назад рассылали СПАМ с рекламным предложением, звонили мне на телефон! Да, мальчики? Наверное, большая половина тех?.. – Марта посмотрела на меня.

Мы с Глебом сидели и улыбались. Владимировна тоже улыбалась, глядя на радость Стальской. Я не мог не спросить:

– Сицилия Владимировна, всё, что мы заработаем на рекламе ведь наше?

– Разумеется, – сквозь улыбку ответила Сицилия и покачалась на кресле вправо-влево.

Стальский, вполголоса, риторическим тоном заметил:

– Ещё бы!.. Тогда жалкие три тысячи были, а сейчас миллионы! Плюс материал на последней странице.

– Я, конечно, всем дозвонившемся говорила, что старые цены уже недействительны. Говорила всем: «Перезвоните после пятнадцатого».

– Ты записала всех, кто звонил? – повернувшись к Стальской на вертящемся кресле, спросил я.

– Ц!.. Конечно, – покачав головой над моим глупым вопросом, ответила Марта.

Сицилия усмехнулась. Было видно, что у неё хорошее настроение.

– Сами выберем: чью рекламу размещать, – проговорил Глеб.

Таким образом, визит к Сицилии превратился в обсуждение стратегии развития, а сама хозяйка кабинета с полуулыбкой на устах смотрела на нас и покачивалась на кресле из стороны в сторону. Минут через десять Владимировна сказала:

– Ладно, мои хорошие, всё идёт по плану.

Она замолчала. Мы ждали и тоже молчали.

– Так что?.. – начал я.

– Да-да, можете ехать, – сказала Владимировна.

– Это всё что-ли? – спросил Глеб.

– Всё. Если у вас всё, – ответила Сицилия.

– Так мы что, можем ехать? – спросил я.

– Не держу, – ответила Владимировна.

– Мы тогда поехали? – то ли сказал, то ли спросил Стальский.

– Езжайте, – сказала Владимировна.

– До свидания тогда, – сказал я, привставая.

– Ага, – сказала Владимировна.

– Ну, всё, мы пошли, да? – тоже привставая, сказал Глеб, смотря на сестру, которая тоже зашевелилась.

– До свидания, Сицилия Владимировна, – попрощалась Марта.

– До свидания, Марточка, – попрощалась с Марточкой Владимировна.

– А зачем мы приезжали? – спросил я.

– Аронов, – вдруг как будто вспомнила Владимировна. – Насчёт «последней страницы».

– Да, слушаю, – снова усаживаясь в кресло, сказал я.

– Просто хотела сказать, что меня всё устраивает, но можно и пожёстче.

Чтобы представить себе незнакомую ситуацию, воображение пользуется знакомыми элементами и именно потому не представляет её себе

М. Пруст

Глава о том, что хорошая погода не залог хорошего настроения

На следующий день я проснулся около полудня, но выспавшимся себя не чувствовал. Зашёл в ванную, затем спустился вниз. Стальский сидел за компьютером за стойкой и попыхивал папироской.

– А-а-а!.. – зевнул я и спросил: – А где Мартка?

– А-а… – заразился зевотой Глеб и ответил: – В город уехала. Незаконченные юридические дела. Типа. Но мы-то знаем.

Я поморщился и ответил:

– Ничего мы не знаем. Думаешь, она встречается со своим адвокатом?

– Думаю, да. С нашим адвокатом, – уточнил Глеб.

Моё настроение было испорчено. До следующего понедельника делать как будто было нечего. Хотя как сказать.

– Слышь чё, – привлёк я внимание Глеба, усаживаясь напротив него. – Не будем откладывать в долгий ящик сбор материала для следующего номера. Лучше пусть будет что-то лишнее, что мы сможем потом выкинуть, заменив чем-то более интересным, чем будет сплошная вода. Да?

– Да-а-а!.. – снова зевнув, ответил Глеб. – Да. Да. Да. Чем займёмся? У нас куча желающих поместить рекламу. Можем с этого начать.

– Да, согласен, – перемещаясь на диван напротив камина, ответил я.

– Холодильник нужно купить. Бейджики можно сделать, такие, знаешь, с фотографиями, ламинированные, – рассеянно рассуждал Глеб, глядя на экран своего лэптопа.

– Точно, – принимая горизонтальное положение и прикрывая глаза, ответил я.