Лабиринты лжи

Глава 13

Эммет успел подхватить ее, прежде чем она упала. Почувствовав у себя на лице знакомое тепло, запах горячего тропического ливня, исходящего от его рубашки, она крепко вцепилась пальцами ему в плечи. Его тихий и ласковый голос, слегка дразня ее, зашептал ей в ухо:

— Ты правда чуть не упала в обморок, детка? Я и не думал, что ты такая неженка.

Она кивнула и обняла его за шею.

— Ты меня испугал. Я не слышала, как ты вошел.

— Правильно, я ведь не стадо слонов, чтобы меня слышать при этаком грохоте. — Словно в подтверждение его слов раздался новый раскат грома. Рейчел невольно вздрогнула. — Все хорошо, Рейчел, — его горячее и влажное дыхание щекотало ей ухо, — все хорошо.

Она неподвижно замерла в его объятиях, боясь пошевелиться, боясь даже дышать. Одна рука сжимала ее затылок, большим пальцем поглаживая нежную кожу на шее, а вторая лежала на талии, прижимая ее стройное трепетное тело к его сильному и мощному торсу. Их сердца бились одинаково стремительно, его дыхание ворошило ей волосы. С удивительной нежностью его рука с затылка скользнула вперед и приподняла ее голову за подбородок, заставив взглянуть ему в лицо. Это замкнутое, непроницаемое выражение, вечно застилавшее его карие глаза, исчезло. Теперь его глаза горели откровенным, раскаленным добела желанием, без намека на смущение или сомнение.

— Рейчел, — прошептал он, — что ты со мной делаешь?

Она смотрела на него круглыми виноватыми глазами. Ни отвращения, ни ужаса не было в ее взгляде. Даже этого не было. Она стояла в западне его сильных рук и своей слабости, а он жадно пожирал ее похотливым взором. Затем его голова упала, его циничный рот потянулся к ее губам, а она застыла и как завороженная ждала их соединения.

Удар молнии, точно гнев Божий, взорвался на кухне. Рейчел рванулась прочь, отвергая сомнительную защиту его рук, и пронзительно вскрикнула, почувствовав, как ее захлестывает паническое отчаяние. Едва касаясь пола, ее босые ноги промчались до двери ее спальни.

Она захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, тяжело дыша от страха и смущения. Не было смысла продолжать отрицать очевидное — она влюблена в Эммета, отчаянно, откровенно влюблена, и желает его, как никого не желала в своей жизни. И волею судьбы он тоже хочет ее, не важно, что это грех и преступление.

Долго же она тянула время, играя с огнем, и теперь оказалась в смертельной опасности гореть в вечном пламени. Нужно уезжать — немедленно, сейчас же, пока не случилось непоправимое. Ей была чужда роль Антигоны при своем брате.

Несмотря на непогоду, темноту и пульсирующую боль в порезанной руке, она стала торопливо швырять вещи в чемодан, который бросила на кровать. Некоторые не помещались, и она оставила их валяться на полу своей неосвещенной комнаты. Ни звука не доносилось из соседней комнаты. Она надеялась, что Эммет, поняв всю опасность происходящего, затаился и сидит тихо. Может быть, он тоже в ужасе. Только бы добраться до машины, не встретив его. Дядя Харрис устроил бы ей кровать на ночь, или отец Фрэнк нашел бы ей убежище. А завтра первый же самолет унесет ее далеко-далеко отсюда.

Схватив чемодан и не обращая внимания на боль в руке, она распахнула дверь и побежала на крыльцо. Гостиная была освещена мягким светом керосиновой лампы. Эммет стоял на кухне и смотрел на нее насупившись.

— Куда это ты собралась? — Он снова заговорил холодным, насмешливым тоном.

— Уезжаю. — Она остановилась.

— Не валяй дурака! Что я такого сделал, что ты бежишь от меня как укушенная?

— Ничего, — ответила она, — ты ничего не сделал. — Она подняла к нему полные слез глаза, не пряча больше горя и любви, которые так успешно скрывала до сих пор, — Неужели ты не понимаешь? Это я, не ты. Это я должна уехать. — И она рванулась к выходу.

Но он настиг ее и захлопнул дверь, которую она успела распахнуть, с такой силой, что едва не посыпались стекла.

— Ты никуда не пойдешь. — Она оказалась припертой к шершавой стене, зажатой меж двух его рук, раскинутых по сторонам ее тела. — Ты, может быть, не заметила, что на улице страшный ветер и дождь. А у «лендровера» нет крыши. Не говоря уж о том, что дороги размыло. Ты останешься здесь, и мы все обговорим.

— Нет, — застонала она, — я пойду пешком, если надо. Пусти меня, Эммет.

Он оторвал от стены одну руку и с отчаянием запустил ее в свои мокрые волосы.

— Рейчел, не сходи с ума…

Воспользовавшись открывшимся проходом, она снова рванулась к двери, но он схватил ее железной хваткой и резко дернул к себе, прижав к своему напряженному разгоряченному телу. И сразу все перестало иметь значение.

Он наклонил голову, и его рот овладел ее губами в поцелуе, пылающем сдерживаемой тысячу лет страстью. Его твердые и жадные губы беспощадно подавили ее слабое сопротивление. Когда он на миг прервался и заглянул в ее полные отчаяния глаза, в его взгляде не было ни тени жалости.

— Открой рот, Рейчел, — приказал он.

И она подчинилась и обняла его своими беспомощными руками. Только раз, сказала она себе, один разочек. И отдалась во власть его настойчивого, требовательного поцелуя.

Получив ее согласие, он больше не торопился. Его язык медленно и нежно ласкал мягкую чувствительную плоть на внутренней стороне губ, затем, с легкостью преодолев преграду маленьких зубов, вторгся в жаркие внутренности ее рта. И когда их языки сплелись, ритм поцелуя изменился. Его страсть и напор потребовали от нее ответа и получили. Жгучие стрелы желания пронзили ее. Она со стоном вцепилась пальцами в его широкую спину. Его руки скользнули вниз, обхватили ее ягодицы и приподняли ее, прижимая ее трепещущие бедра к его пышущей жаром плоти. Губы, оторвавшись от губ, проложили дорожку горячих и влажных поцелуев к уху, лишив ее остатков воли. Ей захотелось упасть на пол, увлекая за собой, на себя, его тяжелое грубое тело. Она хотела его, всего его целиком, сейчас и навсегда.

Внезапно она запаниковала. Он удивился: только что она была сама покорность, трепетная и податливая в его руках, а тут вдруг отталкивает его, так что он чуть не свалился с ног. Он отступил — но лишь для того, чтобы взглянуть ей в лицо. Она стояла, тяжело дыша и глядя на него круглыми от страха, безумными глазами, точно загнанное животное.

— Нет, Эммет… Ради бога, не надо, ведь ты мне брат… — пробормотала Рейчел.

И не успел он остановить ее, она повернулась и выбежала в ночь, где бушевали дождь и ветер.

Как обычно, она надела не те туфли. Высокие каблуки тут же утонули в песке, ноги подогнулись, и она упала. Но времени, чтобы разуться, не было. Она снова вскочила и побежала к машине. Дождь, хлещущий в лицо, моментально вымочил ее до нитки. На черном небе беспрестанно сверкали молнии. Но гнев сил природы был ей милее, чем сладкие объятия Эммета.

Рука, схватившая ее запястье, была точно из стали. Он резко дернул ее, поворачивая к себе лицом. В неверном свете молний, под дождем, вид у него был устрашающий. Последняя тонкая нить самообладания не выдержала и порвалась. Она стала бешено вырываться, как дикое животное, бить его ногами и кусать, крича:

— Нет, Эммет, нет, нет, нет!

Он схватил ее за другое запястье, впиваясь жестокими пальцами в ее нежную кожу, и затряс, так что загремели все ее кости.

— Перестань, Рейчел! — рявкнул он, стараясь перекрыть шум непогоды.

Она не обращала внимания, лишь сильнее прежнего рвалась из его рук.

— Перестань! — крикнул он снова. — Я не твой брат!

Не сразу до нее дошел смысл его слов. Не сразу она перестала пинать его и кусать. Но потом замерла, подняла голову, глядя на него с ужасом и изумлением в глазах, и переспросила:

— Что? Что ты сказал?

— Я сказал, что я не твой брат, — без тени волнения повторил он.

Он отпустил ее руки, безвольно упавшие по бокам. «Синяки, наверное, останутся», — почему-то промелькнуло у нее в голове. Она смотрела на него сквозь пелену дождя.

— А кто же ты тогда?

«Одной ложью меньше, одной больше — какая разница?» — устало подумал он и сказал:

— Меня зовут Джек Аддамс.

— Дядя Харрис знает? — Не дав ему ответить, она продолжила: — Конечно, знает. Наверняка это все его идея.

Все чувства оставили ее. Она стояла — пустая холодная раковина — и смотрела на человека с равнодушными непроницаемыми глазами, который так долго обманывал ее. Теперь она понимала, откуда бралась та настороженность, постоянно мелькавшая на его лице.

— Идем в дом, — позвал он и хотел взять ее за руку, но, увидев ее презрительную гримасу, не стал. — Ты поранилась… надо перевязать. Обещаю, что пальцем тебя не трону.

Она рассеянно взглянула вниз, на свою руку: из раны продолжала сочиться кровь, стекавшая вместе со струями дождя на песок.

— Я тебя убью, если ты только посмеешь.

Она сняла свои босоножки на высоких каблуках и медленно побрела обратно, держась на расстоянии от человека, выдававшего себя за Эммета. Единственной реальностью для нее был песок, сырой рыхлый песок под ногами. Ничего другого ощущать она не хотела.

Войдя, она остановилась посреди гостиной, в своем мокром, облепившем ее тело сарафане, и огляделась вокруг, будто в первый раз сюда попала. Человек, которого она считала Эмметом, куда-то исчез, после того как за ними закрылась дверь, но через минуту вернулся, неся бинты и йод.

— Садись на диван, — приглушенно сказал он.

Она помедлила, смерила его холодным, равнодушным взглядом и затем сделала, как он ей велел. Саднили ободранные о песок колени, сквозь тонкую мокрую ткань сарафана явно проступали вставшие соски. Она заметила, как его взгляд скользнул по ее груди. Ей хотелось надеяться, что ее грудь волнует его не больше, чем ее.

— Как ты порезала руку? — спросил он, опускаясь перед ней на колени, чтобы промокнуть кровь. Порез был всего один — глубокая рана на кончике пальца, которая все кровоточила.

— Ножом в ящике на кухне. — Его манипуляции причиняли ей боль, но виду она не подавала.

— Я тебя предупреждал. Острые ножи нельзя хранить в ящиках, их нужно ставить на подставку.

— Мне плевать, где ты хранишь свои ножи, — отрезала Рейчел. — Мне интересно, что случилось с настоящим Эмметом. Он умер?

Он отпустил ее руку и сел на корточки.

— Не думаю.

— Не думаешь? — саркастически усмехнулась Рейчел. — А тебе не приходило в голову, что он может объявиться? И тогда ваша с дядей Харрисом афера накроется медным тазом.

— Веришь ли, мы это предусмотрели. Поэтому мы выбрали Кауай. Здесь его видели в прошлый раз. Более того, последние несколько месяцев ходят слухи, что он до сих пор здесь.

— Ах, значит, вы все это затеяли по доброте душевной? Дабы выманить Эммета и уговорить его получить наследство? Кем-кем, а филантропом я бы тебя не назвала.

— А как бы ты меня назвала? — холодно поинтересовался он.

Она открыла было рот, но снова закрыла, ничего не сказав. Блаженная бесчувственность, охватившая ее при его заявлении, постепенно уступала место гневу, нараставшему с такой скоростью, что она испугалась, как бы дело не кончилось истерикой.

— Мне бы не хотелось произносить подобные слова, мистер… Аддамс. В устах вашей младшей сестренки они прозвучали бы не слишком приятно. — Она наклонилась и стряхнула песок с коленей. Несмотря на острую боль, она даже не поморщилась. — Здесь я сама. — Она протянула руку за йодом и затем стала увлеченно покрывать ссадины бурой жидкостью, жгучей как огонь, чему она даже была рада. — И что же ты собираешься делать, когда появится мой брат? Вежливо с ним раскланяться? А если он так и не появится? Я просто уверена, что человек твоих благородных принципов ни на секунду не соблазнится миллионами, которые должен унаследовать Эммет Чандлер. А между тем сойти за Эммета Чандлера тебе не составило бы труда — поскольку главный распорядитель наследства согласен был поклясться, что ты и есть его блудный племянник, а его сестра готова была подтвердить, что ты ее брат. Или ты чужд подобных меркантильных соображений?

— Ну почему же, — хмыкнул он, — вовсе нет.

Он по-прежнему сидел перед ней на корточках и смотрел на нее глазами хмурыми, как штормовой Тихий океан.

Рейчел откинулась на спинку дивана, не обращая внимания на дрожь, пробежавшую по всему телу. Он заметил это, но ему хватило ума не предложить свою помощь. Рейчел была на взводе, точно тугая пружина, и, если бы он коснулся ее, она могла бы разлететься на миллион кусков.

— Скажите мне, Джек Аддамс, как вы дошли до жизни такой? Чем вы занимались последние годы?

Этот вопрос положил конец его усилиям лгать во спасение. Она узнала воинственный огонек, вспыхнувший в его глазах, и даже обрадовалась. Она не нуждалась в его доброте или жалости — в гневе он был менее опасен.

— Я провел шесть месяцев в тюрьме, — сквозь зубы отвечал он, — а до того я много мотался по миру. — И все это было правдой, поскольку он решил следовать простому правилу: чем меньше врешь, тем меньше риск проколоться.

— Замечательно, — фыркнула она. — И каков же был уговор с Харрисом? Что он обещал тебе за твою роль? Помимо сестры Эммета Чандлера, конечно.

— Не забывай, что ты свалилась мне как снег на голову, — возмутился он. — Сколько раз я пытался тебя выпроводить? Не помнишь? Так что не надо делать вид, будто тебя обманули и предали.

— Вот как? — Боль в ее голосе ножом резанула его по сердцу. — И что ты получишь от дяди Харриса?

— Двести пятьдесят тысяч, в случае если Эммет найдется.

— А если нет?

— Миллион — если я смогу продержаться в роли Эммета год, чтобы родня ничего не заподозрила, а потом убедительно разыграть несчастный случай. — Говоря это, он стойко выдерживал ее взгляд.

— Обалдеть! Вот так удача для бродяги и уголовника. Обидно все-таки будет, если Эммет найдется, не так ли?

— Нет, не совсем так. Четверть миллиона мне полагается в любом случае. То есть полагалось, пока ты не приехала, — проворчал он. — Я всегда предпочту синицу в руках журавлю в небе.

— Раз уж ты заговорил пословицами, то как насчет еще одной: пошли вора поймать вора? — Ее мокрое тело снова пробила зябкая дрожь, и она выпрямилась. — Понимаешь, Джек Аддамс?

— То есть?

— Я тебе не верю. Дядя Харрис, может быть, верит, а я ни на грош. Если ты ввязался в это дело всего лишь ради того, чтобы набить карман, то я и вправду твоя младшая сестра. — Она снова откинулась на спинку. Торжествующий тон не вязался с потерянностью и одиночеством в ее глазах.

— Не веришь? Что ж, я тебя не виню.

Он встал и потянулся. Мышцы забугрились под влажной теснотой джинсов и рубашки цвета хаки. Глядя на линии его тела, резко обозначившиеся в свете керосиновой лампы, она поняла, что по-прежнему к нему неравнодушна. «Вариться тебе в котле с кипящим маслом, — попробовала она мысленно себя припугнуть, но впустую. — Сама решай, что правда, а что нет».

Он явно знал о ее сомнениях и нарочно искушал ее, желая напомнить о прошлом. Ей стало противно. Никогда больше.

Издалека донесся шум двигателя. Они оба замерли и прислушались: к коттеджу подъехала машина. Затем хлопнула дверца, по крыльцу застучали шаги, и промокший и грязный Харрис ввалился в гостиную, дрожа и отряхиваясь, как большой мокрый пес. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, но трезвости, чтобы оценить напряженную обстановку, ему явно не хватало.

— Ну и погодка! — заявил он. — Я подумал, что надо проведать моих любимых племянников, а то как бы их не смыло в океан. Какая досада, что у тебя нет телефона, Эммет, а не то я бы…

— Не называй его так.

Харрис повернулся к своей мокрой племяннице, пьяно удивляясь:

— Что-что, Рейчел?

— Я сказала: не называй его Эмметом.

Брови Харриса полезли на лоб.

— Что она болтает, малыш? — обратился он к бывшему Эммету. — Она не заболела? Дождь, холод…

— Не заболела, — коротко ответил Джек Аддамс, — она знает.

— Знает что? — вилял Харрис, пытаясь выиграть время.

— Знает, чем мы с тобой занимались последние три недели. Знает, что я ей не брат.

— Мой милый мальчик, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Она знает, потому что я ей все рассказал. При этих словах лицо у Харриса Чандлера моментально осунулось.

— Черт возьми, парень, зачем ты это сделал? — спросил он, помолчав. Он стрельнул взглядом в сторону племянницы, сидевшей с каменным выражением, и снова обратился к бывшему Эммету: — Это ты зря.

— Нет, не зря, — горько улыбнулся тот. — Хочешь выпить? Глупый вопрос. Конечно, хочешь. Я бы тоже не отказался. А ты, Рейчел?

— Нет! — Она решила, что ничего не примет из его рук.

— Напрасно ты отказываешься, — пожурил ее Харрис, — ты рискуешь простудиться и умереть.

— Потрясающая заботливость. Я растрогана, — процедила она сквозь зубы. — Ты пробовал найти настоящего Эммета?

Харрис побледнел, испугавшись ее внезапного выпада.

— Мы пытались, верно, малыш? — начал оправдываться он. — Мы ездили к твоему священнику и вчера и сегодня, но его чертовски трудно застать дома.

— К моему священнику?

— К отцу Мерфи. Ходят слухи, что он разговаривал с твоим братом в последние месяцы. Мы хотим выяснить, правда ли это.

— Я сама у него спрошу. — Она поднялась, едва сдерживая дрожь, пробирающую ее до печенок.

— Э-э-э-э… Рейчел, — нервно пролепетал Харрис, — какие у тебя планы?

— В отношении чего?

— В отношении меня. Нас. Ты собираешься нас разоблачить?

Джек Аддамс задержался у двери и посмотрел на нее с любопытством, но без тени беспокойства, будто его будущее совершенно не зависело от ее ответа.

Рейчел холодно улыбнулась:

— Пока не знаю. Утро вечера мудренее.

— Э-э-э… подвезти тебя в гостиницу? Я нашел бы для тебя свободный номер.

— Не нужно, дядя Харрис. Я никуда не поеду. Я останусь здесь.

Она направилась к себе в спальню, подобрав по пути брошенный чемодан. И не без удовлетворения заметила, что ей удалось вытрясти эмоции из замкнутого лица Джека Аддамса, удалившегося, наконец, на кухню, хотя оставалось неясным, какие именно.

— Здесь? — сдавленным голосом переспросил Харрис.

— Естественно. Если Эммет появится — а я ожидаю, что это произойдет через несколько дней, то я не должна глаз с вас спускать, чтобы вы тайком не облапошили его. Если мой брат находится на острове, я не хочу упустить случая увидеться с ним, прежде чем он снова растворится в тумане.

— Рейчел! — воскликнул потрясенный Харрис. — Мы не желаем Эммету зла! Ради бога, детка, что ты болтаешь?

Она резко и неприятно расхохоталась, задыхаясь от слез, и скрылась у себя в комнате. Джек Аддамс стоял на кухне и исподтишка наблюдал за ней через распахнутые двери. Когда дверь ее спальни закрылась, он повернулся, плеснул себе чистого рома, взял бокал и, ни слова не сказав сообщнику, вышел на крыльцо, в штормовую ночь. Там он стоял и невозмутимо смотрел на океан.