Лабиринты любви (СИ)

Глава 40. Лина

Под ногами мокро от луж, сумка насквозь промокла, как и я. Ощущение, что сердце не бьется вообще. Поясница отдано жуткой болью по всему позвоночнику.

За что? За что? За что?

Сто раз этот вопрос возникает в голове, почему он так со мной? Неужели я ему так быстро надоела? Он кричал про измену, но ведь он знает, что он для меня был первым. Почему?

Пробегая улицы, одну за другой, я не перестаю плакать, просто кричу. Хочется волосы рвать от боли…

За что он так? Ведь я его любила… Я любила его больше жизни.

«Семья от шлюхи», — эхом отзывается в голове. За что? Спор, спор на меня. На человека. Как так можно.

Пробегаю парк, ноги уже еле двигаются, низ живота болит, а спина не выравнивается. Рука сильно затекла от тяжелой сумки. Я не взяла ничего, все оставила. Мне не нужно, я ушла с тем, с чем пришла. Вижу окна бабушки, забегаю в подъезд, блузка неприятно липнет к телу, делая холодно. Стучусь в дверь, а когда она открывается, я просто падаю.

— Господи, Лина, — голос бабушки слышится где-то далеко, — внученька, что с тобой? — я не могу ответить, я не могу дышать. Помогите мне. Мой ребенок, — Витя, помоги мне, — чувствую, как чьи-то теплые руки поднимают меня.

— Девочка, дыши, — слышу мужской, приятный голос, — её кто-то бил, — мой ребенок, болит, у меня все болит, — у нее кровь, срочно скорую.

А дальше туман, слышу, как плачет бабушка, как её успокаивает мужской голос, как меня везут куда-то. И холодно, очень холодно. Легкие сдавливает, тело горит огнем, не хватает сил, чтобы дышать. Каждый вдох отдает болью в сердце, что со мной? И приваливаюсь. Тьма.

— Она открывает глаза, — голос Светы. Она здесь, рядом, — Линь, ты здесь, смотри на меня, — открываю глаза и вижу светлую комнату. Большое окно, жарко, сейчас лето. Вижу испуганную Свету, она держит меня за руку. Ребенок.

— Как, — горло пересохло и саднит, — где, — я не могу договорить.

— С ребенком все хорошо, все хорошо, — меня отпускает и я снова проваливаюсь. Мой доченька. С ней все хорошо.

Открываю глаза и меня сразу хватает рука.

— Внученька, я здесь, рядом, — бабушка плачет, слышу, как она плачет, — Я рядом, вернись ко мне, не засыпай, — открываю глаза и вижу бабушку. У нее красные глаза и очень уставший вид.

— Ба, — я не могу ничего произнести. Слышу, как она зовет доктора. В палату входит статный мужчина, пожилой. Он сразу прислоняет руку ко лбу и проверяет температуру.

— Горячая, но главное, что пришла в себя, — говорит бабушке.

— Ангелина, вы слышите меня? — я машу головой. Как же хочется воды. Все горло стянуло из-за сухости.

— Воды, она хочет пить, — мне вливают в рот приятную жидкость, в этот момент вода кажется просто божественно вкусной, будто я пью сок.

— Мой ребенок? — спрашиваю я.

— С ним все хорошо, но может быть плохо, — говорил врач, а бабушка стоит рядом, плачет и держит мою руку.

— Что со мной?

— У вас было кровотечение, когда вас сюда привезли, вы могли потерять ребенка, но к счастью обошлось. У вас было воспаление легких, а так же побои и временная потеря чувствительности ног, но сейчас вы можете двигать ногами, но рожать я вам настоятельно не рекомендую, потому что это может плохо закончится, — я буду рожать.

— Это мой ребенок и я его рожу, — никаких других вариантов даже нет. Мой ребенок будет со мной и никто его от меня не заберёт, ее. Это девочка, я знаю.

— Внученька, ну может не нужно? — бабушка пытается отговорить меня, но мне все равно.

— Я рожу своего ребенка, — кричу я, ощущая, что жар приливает к голове и становится плохо.

— Все, Ангелина, успокойтесь. Если вы решили рожать, то вам нужно успокоится. Ребенок чувствует температуру и ему плохо.

— Сколько я уже здесь?

— Месяц, — целый месяц.

Месяц, как я здесь. Пока мне очень тяжело ходить, бабушка и Света все время рядом со мной. Света каждый день приносит какие-то фильмы, мы их вместе смотрим. Про Гордея я ни разу не спрашивала, потому что больно было знать. А может он тоже был здесь? Он же должен был прийти.

— Света? — Она сидела на пуфике и ела чипсы, а на улице все так же противно лил дождь, будто с того дня ничего не менялось.

— Ммм?

— Гордей не приходил? — Света прекращает ест и оборачивается на меня.

— Не приходил, — отодвигает тарелку, — Он уехал из страны, — Как уехал? Это ошибка, он же знает, что это ошибка.

— Я вернусь в университет и я все докажу, я не крала я… ничего не брала, — плачу, снова плачу, потому что мне тяжело поверить это все. Он не мог. Не мог.

— Линь, — садится рядом и накрывает мою руку своей, — тебя отчислила из университета, — как? Почему?

— Как? — спрашиваю уже вслух.

— Бабушке привезли домой документы, ты не можешь больше учится в университете, — удар. Мне снова так же больно.

— Но как? Никто ничего не говорит?

— В универе все только знают, что вы расстались и о том, что ты больше там не учишься, больше ничего, — Света опускает глаза.

— Мне нужно поговорить с Захаром Александровичем, он мне поверит, он расскажет Гордею и…

— Лина, он не захочет с тобой разговаривать, — нет, он точно захочет. Он точно захочет.

— Я сейчас, — Света встанет и выходит в коридор, а вместо нее заходит бабушка.

— Бабушка, ну скажи ей, нужно поговорить с Захаром Александровичем, он точно мне поверит, и вернет меня в университет и объяснит все Гордею…

— Солнышко, он и слушать тебя не захочет, — нет нет, он точно захочет.

— Я ему все объясню, он…

— Лина он приезжал сам, — бабушка сглатывает, — он сам отдал документы и попросил исчезнуть, — удар. За что?

— Я не понимаю, почему Гордей так со мной? — бабушка обняла меня, а я разревелась. Не знаю сколько я так плакала, сколько раз я впадала в жуткую истерику. Я не могла взять себя в руки. Ведь, я просто хочу объясниться. Я хочу, чтобы мне поверили.