Три ладьи переселенцев отправились дальше, вниз по Клязьме-реке. На третий день к вечеру причалили они к правому берегу под гору. У родника с ключевой водой устроились.
Утром дед проснулся рано, прошёл вдоль воды, на гору поднялся, вернулся и сказал:
— Посмотрел я, какое здесь приволье. С горы тот берег на сорок вёрст виден. Шесть недель мы скитались. Довольно. Тут и поселимся.
Разгрузили ладьи, корову девчонки повели пасти. Дед наметил, где по склону горы будут стоять землянки, где лес корчевать для будущей нивы.
И пошла работа от восхода и до заката солнца. Лишь самые малые дети играли и в Клязьме-реке купались. А взрослые и ребята постарше копали землянки, крепили их стены жердями, крыши ветками настилали, а поверх землю насыпали. Посреди каждой землянки ямку выкапывали — для очага. Придёт зима, на очаге будут пищу готовить. И тепло сбережётся.
— Дым глаза не выест, — сказал дед. — Как-нибудь до весны проживём, а там избы начнём рубить.
Епифанко усердствовал с теми, кто лес корчевал. Сперва вокруг дерева откапывали те корни, какие неглубоко, в разные стороны от ствола расходились, и перерубали их. Но были корни, какие шли вглубь, до тех не всегда удавалось добраться.
Епифанко влезал на дерево ловчее белки, у самой вершины привязывал к стволу верёвку и спрыгивал на землю. Мужики дружно, изо всех сил тянули верёвку, раскачивали дерево. Оно кряхтело, стонало, наконец, падало. За день по дюжине сосен, елей и берёз валили. А коли дуб попадался, трудились над каждым стволом долго. Тонкие деревья и кустарник выкорчёвывали мальчишки, а девчонки им помогали.
Землянки построили скоро, а лесу требовалось корчевать много, вот-вот нагрянут холода, и потому трудились без отдыха.
А дед теми днями ладил к железному сошнику деревянную соху да вязал липовым лыком кленовые зубья к бороне. Когда он кончил, то пришёл на место будущего поля и сказал:
— Потрудились вы на славу. Пока нам этого поля хватит.
Он привязал два конца верёвки к сохе, шесть молодцов встали по два в ряд, дед взялся за ручки сохи.
Поднатужились молодцы. И потянули, потянули… И пошла, пошла соха целину пахать.
А Епифанко из-под сохи камни и корни отбрасывал.
День пахали, другой, третий. Всё поле распахали!
— К весне коня добудем, — сказал дед.
Он притащил мешок ржи, что с родной земли Любечской, насыпал в лыковое лукошко золотистые зёрна, перекинул ремешок через плечо и зашагал по полю. Он сеял рожь-кормилицу; ровно сыпались зёрна между его пальцами.
А когда всё поле было засеяно, впряглись в борону шесть молодцов. Они таскали её по полю туда и обратно; комки земли зубьями бороны разбивались, зёрна присыпались землицей.
Осень стояла тёплая, дожди кое-когда перепадали. И вскоре зазеленело поле частыми тоненькими ростками. То всходила озимая рожь.
И все радовались — вырастет у них свой хлеб в будущем году.
Епифанко и другие мальчишки бегали на Клязьму-реку рыбу ловить, а то шли в лес ставить силки на тетеревов и рябчиков. Девчонки пасли корову и ходили за грибами и за ягодами, но в лесную чащу не заглядывали — медведей и волков боялись. Мужики охотились на соболей и бобров, искали в лесу, где в дуплах старых деревьев пчёлы жили, доставали мёд. Мамка Епифанкина доила корову, молоко давала самым малым детям. А дед на утлом челноке либо пешком разведывал всю округу. Хотелось ему узнать, кто ранее их невдалеке поселился, какие реки в Клязьму-реку впадают, где луга для сенокоса и где озёра для рыбной ловли.
Он познакомился с жителями ближнего селения племени весь. И он и их старики друг друга по плечам хлопали, улыбались, а разговор не получался. Деду удалось променять два рыболовных крючка на изукрашенную узорами глиняную посуду…
Случалось, мимо землянок новосёлов проплывали ладьи других переселенцев, иные причаливали, спрашивали у деда совета — где они могут остановиться. И дед объяснял, у каких берегов лучше найти пристанище…
Для постройки изб надо было заготовить лес. Рубили невдалеке сосны да ели, от сучьев и от коры стволы очищали, притаскивали на себе в селение.
Тёмными вечерами собирались парни и девицы в самую просторную землянку и при свете лучины песни пели.
Поднялись на горе два ряда бревенчатых изб с малыми окошками, с каменными очагами вместо печей.
— Как назвать нам наше новое селенье? — спросил однажды Епифанко деда.
— Назовём его в память того города, откуда мы родом, — ответил дед.
…До сих пор стоит на Клязьме-реке старинное село Любец. Основано оно более девятисот лет назад переселенцами с берегов Днепра, с земли Любечской.