Кэрри Беркли со смешанными чувствами ожидала дня своего шестидесятисемилетия. С одной стороны, выглядела она прекрасно. Подтянутая, спортивная, с гладкой, практически нетронутой временем черной кожей и только редкими проблесками седины в коротких черных, постриженных по последней моде волосах.
С другой стороны, шестьдесят семьесть шестьдесят семь, и от этого никуда не денешься. Если набраться смелости и трезво оценить ситуацию... она, конечно, старуха.
Кэрри даже вздрогнула от этой мысли, пришедшей в ее голову, когда она в спешке наводила порядок в своем доме на Фаер-Айленде, поправляя подушки на диванах и по-новому расставляя свою коллекцию безделушек из серебра.
Дом был очень мил. Уютный и со вкусом обставленный, достойное отражение избранного ею для себя стиля. Редкий месяц обходился без умоляющего звонка из редакцни «Вога» или «Харперс Базар», чтобы она еще раз позволила им сфотографировать ее интерьеры.
– Ни за что, – неизменно отказывала она. – Я больше не желаю привлекать к себе внимание.
И она ничуть не кривила душой. Три года назад Кэрри развелась с мужем, известным бизнесменом и владельцем театров, Эллиотом Беркли. И тем caмым избавилась от бремени светской жены богатого мужчины. От бремени, что так долго несла всем известная, очаровательная миссис Эллиот Беркли, идеальная хозяйка, образец идеального вкуса, идеальная, идеальная, идеальная...
Если бы они только знали правду...
Кэрри Джонс, тринадцатилетняя проститутка, отправленная на панель собственными бабкой и дядей. Подобранная негодяем по кличке Белый Джек, который посадил ее на иглу. В пятнадцать она оказалась в психиатрической лечебнице, безумная и абсолютно никому не нужная. Умри она – никто бы и ухом не повел.
Она провела под замком девять долгих, мучительных лет. А потом – работа. Бралась за все – от места прислуги до наемной партнерши в танцевальном клубе. Так длилось до тех пор, пока не обнаружила, что беременна, и тогда поняла, что они с ребенком смогут выжить только в одном случае – если она вернется к той жизни, которую так хорошо знала.
Публичный дом – лучше, чем бродить по улицам.
Публичный дом – это значит, что у крошки Стивена будет крыша над головой, чистая одежда и няня.
Публичный дом стал ее жизнью до тех пор, пока милый, добрый Бернард Даймс не вытащил оттуда ее и пятилетнего Стивена.
По гроб жизни она останется благодарна Бернарду, любовь к нему не умрет в ее сердце... хотя сам Бернард умер двадцать пять лет назад.
Бернард ввел ее в совсем другой мир. Элегантный мужчина со вкусом и деньгами, к тому же удачливый театральный продюсер. Его женитьба на Кэрри повергла в шок его друзей и знакомых. Кто она такая? Откуда она взялась? И как он мог жениться на черной женщине?
Никто не знал, что Бернард сыграл над всеми одному ему известную шутку – поставил свой самый смелый спектакль, придумав Кэрри такую биографию, которая сразу открыла перед ней двери в предубежденный против нее свет.
Он всем рассказывал, что она – прекрасная африканская принцесса, встреченная им во время сафари в Кении и очарованная им до такой степени, что согласилась выйти за него замуж и вместе с маленьким ребенком уехать с ним в Америку.
Только Бернард мог заставить поверить в такую невероятную ложь.
Кэрри согласилась разыгрывать придуманную для нее роль, потому что ему так нравилось. А со временем вжилась в нее, тем более что пресса с готовностью подхватила романтическую историю. Даже ее сын Стивен не знал правды, пока в 1977году ей не пришлось все ему рассказать.
Кэрри вдребезги разбила его мир, его спокойствие, его представление о самом себе. В растерянности и злобе он оставил свою работу уважаемого прокурора и уехал в Европу, где скитался два года, пока наконец не вернулся на исходе 1979 года. Один раз навестил мать, чтобы сказать, чтовсе понимает. Но она ясно видела его неискренность. Он был холоден и далек. С тех пор он даже не позвонил.
А затем, два дня назад, раздался неожиданный телефонный звонок.
– Я хочу с тобой увидеться, – объявил он.
И скоро он войдет в ее дверь.
Стивен Беркли сидел за рулем черного «порше». Не своего. Владелец машины, его друг Джерри Майерсон, одолжил ему ее на сегодня. Джерри входил в число наиболее удачливых адвокатов Нью-Йорка. Он бесспорно заслужил «порше», раз уж для него это имело такое значение. Сам Стивен считал сумасшествием выкладывать пятьдесят тысяч баксов за любой автомобиль. Но онне мог не признать, что ездить на нем очень приятно.
Он посильнее нажал на акселератор, в глубине души наслаждаясь ревущей мощью, пробужденной к жизни легким движением его ноги.
Джерри Майерсон – хороший друг. Они вместе ходили в школу, колледж и на юридический факультет. В 1966 году Стивен пригласил Джерри в свидетели на свою свадьбу с недоброй памяти танцовщицей по имени Зизи. Зизи. Сплошная неприятность. Полтора метра бешеного темперамента и скандального характера. Их брак продлился пять лет. Развод пришел как избавление. Кэрри всегда ненавидела ее.
Кэрри.
Его мать.
На мгновение на него накатила знакомая волна ярости и отчаяния. Чувства, оставленные в прошлом, как он надеялся. С тех пор как она рассказала ему... призналась...
Всю свою жизнь Стивен верил, что он рожден в Африке, что его отец умер, и что Кэрри ребенком привезла его в Америку.
Тем сильнее оказался удар.
Родился в Америке. Вырос в борделе. А его отцом мог быть любой из двух мужчин – оба белые.
Он вынудил ее назвать их имена. С первым она переспала одну ночь. Второй ее изнасиловал. Сорок один год назад он был зачат, и Кэрри не могла сказать ему, который из двух приходился ему отцом. Но он должен это узнать. Тогда он сможет вернуться к нормальной жизни.
Машинально он вдавил в пол педаль газа и сжал губы в узкую решительную линию. Стивен был бесспорно красив.
Высокий, с телом атлета, пронзительными зелеными глазами, черными курчавыми волосами и кожей цвета молочного шоколада. Годы красили его. С каждым прожитым годом он, казалось, становился еще привлекательнее. Когда-то Стивен славился как один из самых модных помощников окружного прокурора во всем Нью-Йорке. Несгибаемый законник с безукоризненной репутацией. Но разоблачения Кэрри вышибли его из седла, и три последних года он шатался без дела по Европе, перебивался случайными заработками и пытался смириться с реальностью своего происхождения.
Кэрри вырастила сына в сказочном мире. Разрушив его, она разбила его жизнь надвое. Требовалось немало времени, чтобы вновь соединить обе половины.
Он ехал на Фаер-Айленд, твердо зная, наконец, что ему делать. Три года назад она назвала два имени, Фредди Лестер и Джино Сантанджело. Один из них был его отцом. И нравится ей это или нет, но ей придется помочь ему выяснить, кто именно.
Жгучее солнце до костей пропекало Лаки, растянувшуюся на коврике около выполненного в форме грота бассейна с морской водой. Ее тело, нагое, за исключением миниатюрных плавок, отливало блестящим бронзовым цветом. Она собрала свои непокорные волосы в тугой узел, а в уши воткнула наушники плейера «сони». Она слушала проникновенные мелодии издавна любимого ею Бобби Уомака. Его голос обволакивал Лаки. Погрузившись в звуки «Пожни бурю', она не думала ни о чем. Только когда пленка закончилась со щелчком, Лаки наконец открыла глаза.
Какой жаркий день. Синее небо с редкими клочками облаков, такими высокими, что казались нарисованными. Если бы не слабенький ветерок, жара была бы невыносимой.
Лаки встала, потянулась и прыгнула в бассейн, в непрогретую, прохладную, но бодрящую и освежающую воду. С легкостью пересекла бассейн, красивыми движениями рассекая водную гладь. Лаки остановилась только тогда, когда увидела у края купальни знакомые белые туфли Димитрия.
– Доброе утро, мистер Станислопулос, – торжественно поздоровалась она, удерживаясь на плаву.
Он поглядел ей в глаза своим пронзительным взглядом. Ей нравился его взгляд. Глубокий, все понимающий. Димитрий выглядел как человек, который много повидал и многое сделал.
– Доброе утро, Лаки, – ответил он не менее торжественным тоном. – Как ты сегодня себя чувствуешь?
Как будто он не знал. Как будто за последние два года между ними не существовало такой близости, какая только возможна между двумя людьми.
Димитрий Станислопулос. Шестидесяти четырех лет. По возрасту годный ей в отцы.
И,как и ее отец, человек цельный и могущественный. Человек, с которым ей удалось обрести надежную дружбу и даже нечто вроде любви. Конечно, тут и речи не могло быть о белом пекле страсти, которым испепелял ее Марко, но между ними установились вполне удовлетворительные отношения.
Когда Лаки прибыла в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь и завоевать мир, она не рассчитывала оказаться беременной. Вот уж нет! Она вообще никогда не собиралась заводить ребенка. Не для нее материнский инстинкт. Дети нужны тем женщинам, которые хотят сидеть дома, стирать пеленки и вести растительный образ жизни.
Сперва она хладнокровно подумала об аборте. С мыслью об аборте она легла спать, но восемь часов спустя проснулась с ясным сознанием, что это не выход.
Разумеется, она знала, кто отец. Тут не было никаких сомнений. За много месяцев Лаки переспала только с одним мужчиной – с Димитрием.
О Боже! Димитрий Станислопулос, папа Олимпии. О Боже!
Неделю она хранила свой секрет в тайне. Она не чувствовала себя обязанной сообщать его никому, даже Джино. Она в состоянии родить и воспитать ребенка одна – слава Богу, имеется и неплохая голова на плечах, и финансовая независимость. Но потом появились иные мысли. Ребенок, когда станет постарше, захочет узнать, кто его отец. И,естественно, имеет на это полное право.
Ребенок.
Мальчик или девочка?
Все равно. Кто бы ни родился, она будет рада.
Внезапно ее жизнь пошла в совершенно неожиданном направлении.
Лаки позвонила Димитрию в Париж, выбрав наугад один из оставленного им длинного списка телефонных номеров.
В Париже было три часа ночи. Он спал и снял трубку не в лучшем настроении.
– Да, – рявкнул он.
– Говорит Лаки Сантанджело. Ты скоро станешь отцом, – объявила она. Какой смысл ходить вокруг да около.
– Что?
– Я жду ребенка. А ты – счастливый папочка.
Димитрий сел в кровати, радуясь про себя, что на сей раз проводил ночь в одиночестве.
– Я не понимаю... – начал он.
– А между тем все очень просто. Мы играли. Мы забили гол. Теперь, привыкнув к этой новости, я рада. А что чувствуешь ты?
Он прокашлялся и покосился на часы.
– Ты хотя бы представляешь, который сейчас час? – спросил он резко.
– Что с тобой? Я только что сообщила, что ты скоро станешь папой, а ты мне начинаешь толковать о времени.
Он не знал, что ответить. Поэтому сказал то, что говорил всегда, когда оказывался в затруднении.
– Тебе нужны деньги?
– Что?
Он не расслышал звона льдинок в ее голосе и продолжил:
– Позвони моей секретарше в нормальное время. Она вышлет тебе чек на аборт и покрытие расходов.
– Кретин! – закричала Лаки. – Ты действительно полагаешь, что я позвонила тебе из-за денег? Ах ты, слизняк поганый. Да провались ты! – В ярости она бросила трубку.
Да кем он себя считает? Как он только осмелился разговаривать с ней, как с какой-нибудь шлюшкой-попрошайкой? Как он только набрался наглости! В гробу она видела Димитрия Станислопулоса вместе с его дурацкими миллионами. Она не хотела от него ничего, только думала порадовать.
Прошло еще несколько месяцев. Лаки переехала в дом в Ист-Хэмптоне. Сейчас, будучи беременной, она не чувствовала себя в состоянии отправиться на завоевание Нью-Йорка. И, однако, целыми месяцами сидеть сложа руки тоже было не в ее характере. Лаки навестила самого лучшего гинеколога, который уверил ее, что тошнота по утрам и постоянное ощущение усталости скоро пройдут. Он прописал ей витамины, здоровую диету и покой.
Покой уже стоял ей поперек горла. Ей хотелось действовать.
Как-то утром, разбирая почту, Лаки нашла приглашение на свадьбу Джино. Она тут же перезвонила Косте. Они обговорили ситуацию и решили ехать вместе. Не то чтобы ей безумно хотелось. Но она знала, что это необходимо. Она не порадует Сьюзан Мартино своим отсутствием.
Свадьба скорее напоминала какой-то гала-концерт. Бесконечная череда кинозвезд и кино боссов, знаменитых в кругах шоу-бизнеса адвокатов, агентов, режиссеров и продюсеров. Лас-вегасские друзья Джино совсем затерялись в блестящей толпе.
Лаки чувствовала себя здесь чужой. Почему ей порой начинало казаться, что она присутствует не на свадьбе Джино, а на его похоронах? Она обменялась с ним только парой слов и села за стол рядом с Костой, разглядывая сливки беверли-хиллзского общества. Она надела простое белое шелковое платье и изумруды, купленные ею самой. Ее четырехмесячная беременность пока еще не бросалась в глаза, но от постоянного ощущения усталости у нее под глазами появились небольшие круги.
Джино ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, но Коста сразу же забеспокоился. Он настойчиво расспрашивал, чем она занимается, а когда она, пожав плечами, ответила: «Ничем», он нахмурил брови, так как слишком хорошо знал Лаки, чтобы понять, что что-то здесь не так. Не с ее темпераментом сидеть сложа руки. Поразмыслив, он решил, что женитьба Джино огорчает ее гораздо больше, чем она хочет показать.
Когда Лаки представили отпрысков Сьюзан, они ей сразу же не понравились. Пар очка богатых снобов, преисполненных сознанием собственной значимости.
А затем она увидела, как гостям торжественно явилась английская примадонна Франческа Ферн в окружении своей свиты. Пять минут спустя возник Димитрий Станислопулос.
– О нет, только не это! – пробормотала Лаки.
– Что такое? – спросил Коста.
– Ничего. – Она сжалась в комочек на своем стуле, стоявшем во внутреннем дворике в тени навеса, надеясь, что он ее не заметит. Или еще лучше – не узнает ее. Она не станет делить с ним их ребенка. Он упустил свой шанс.
Но он заметил ее. Несколько позже. К счастью, кругом толпилось много народа, когда Димитрий подошел к столу, поцеловал ей руку и произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз. От Лаки не ускользнуло, что его глаза ощупывают ее фигуру – он искал признаки беременности и гадал, не приснился ли ему тот парижский звонок.
Лаки отвечала холодно, но вежливо. А пошел он...
Спустя неделю он позвонил в дверь ее особняка в Ист-Хэмптоне. Стояла осень. Лаки вышла в белом спортивном костюме, теннисных туфлях и без грима. Ее волосы были небрежно собраны в пучок.
– Ты очень молодо выглядишь, – сказал он, стоя у порога. Его шофер ждал в лимузине неподалеку.
– Что ты хочешь? – спросила Лаки ровным голосом.
Его взгляд упал на небольшое утолщение в районе талии, которое она не стала трудиться скрывать.
– Я хочу знать, правда ли это. Ты ждешь ребенка от меня?
Ледяным тоном:
– Нет.
Какой он высокий. Огромный мужчина. От него исходило ощущение силы. И еще эта копна седых волос и проницательные глаза.
– Я думаю, что ты врешь.
– Думай, что тебе угодно.
– Если так, то зачем ты мне звонила?
– С тех пор миновал не один месяц, – ответила она холодно. – Я тебя проверяла. Ты не прошел проверки.
Он ожег ее взглядом. Глаза, полные мировой усталости и греческого огня.
– Я еще вернусь, – сказал он.
И он действительно вернулся. От него невозможно было нигде скрыться. Как будто исправлял свою первую реакцию, он без устали преследовал ее. Каждый день – серебряно-пурпурные розы. Ящики шампанского. Банки икры. Корзины с экзотическими фруктами.
В конце концов она позволила ему пригласить ее на обед. Он прислал за ней свой личный вертолет, и они пообедали на борту его яхты, которая кружила вокруг Манхэттена в то время, как они лакомились паштетом и омарами.
Потом они занимались любовью. Он нежно погладил ее живот своими большими руками.
– Хочу мальчика, – объявил он.
– Не будь таким женоненавистником, – отозвалась Лаки.
Второго июля 1979 года в частном роддоме в Коннектикуте Лаки родила сына. Димитрий присутствовал при родах.
Они назвали его Роберто Ставрос Джино Сантанджело Станислопулос. Ребенок стал их общей тайной. И оставался тайной до сих пор.
Лаки перевернулась в воде на спину и призывно протянула руки к Димитрию.
– Иди сюда, – позвала она. – Здесь так здорово.
Его не пришлось просить дважды. Он стянул с себя белую тенниску «лакоста». Расстегнул черный ремень змеиной кожи, отшвырнул в сторону туфли и снял белые льняные брюки. Димитрий Станислопулос не жаловал нижнее белье. Он обладал крепким и сильным телом и находился в прекрасной форме для человека его лет. Он был большой мужчина во всем и очень гордился своей силой и непоколебимым здоровьем. С ревом он обрушился в бассейн, пытаясь схватить Лаки за ногу. Она увернулась и поплыла прочь от него.
Он погнался за ней, мощными гребками вздымая волны, и вскоре загнал ее в угол в глубокой части бассейна. Там лежала тень, а в углу шумел искусственный водопад. Лаки поплыла к водопаду, надеясь спрятаться от преследователя за его струями.
Димитрий рассек стену падающей воды и прижал Лаки к шершавой стене. Одной рукой он сорвал с нее плавки и навалился на нее.
– Ах ты, коварный негодяй, – воскликнула она, наполовину в шутку, наполовину всерьез, и они начали погружаться под холодную зеленую воду.
Он не ослабил хватки, а только прижал ее к себе еще крепче. Его бедра казались отлитыми из стали. Когда они вынырнули на поверхность, Лаки жадно хватала ртом воздух, но ноги ее крепко обнимали его талию, а лицо порозовело от удовольствия. Не говоря больше ни слова, они закончили таинство и достигли кульминации одновременно.
Димитрий отпустил ее.
– Полагаю, пора обедать, – объявил он.
– Господи! – воскликнула Лаки. – Секс. Еда. Ты явно себе ни в чем не отказываешь.
– А зачем? Жизнь дана, чтобы прожить ее приятно. Я немало потрудился, чтобы получить то, что имею сегодня. И теперь я наслаждаюсь. Ведь ты согласна? – Одним мощным движением он вылез на край бассейна и завернулся в махровый халат.
Она подплыла поближе к бортику.
– Надеюсь, наш сын не пойдет в тебя.
Димитрий наклонился, чтобы помочь ей выйти.
– Надеюсь, пойдет.
– Ну да. И вырастет в жирного жеребца. Чудесно! Всю жизнь мечтала.
Димитрий от души расхохотался.
– Я жирный, да, Лаки? И к тому же жеребец?
– При малейшей возможности, – съязвила она.
Он улыбнулся и подал ей халат. Затем оглядел горизонт и сказал:
– Надеюсь, сегодня фотографы нигде не прячутся. Не люблю устраивать спектакли.
Лаки проследила за его взглядом. От бассейна открывался вид на море. Оно было пустынным. Порой маленькие суденышки, закамуфлированные под рыболовные шхуны, покачивались на волнах вдалеке, скрывая на борту фотографов с мощными камерами. Остров Димитрия считался славной добычей. Но сегодня горизонт был чист.
– Обедать, – сказал Димитрий твердо.
– Иди. Я задержусь только на пять минут.
– Как угодно.
Лаки была довольна, что уступила и позволила Димитрию разделить с ней ребенка. Получив разрешение, он оказался прекрасным отцом. Но хранить тайну становилось с каждым днем все сложнее и сложнее. Она не сомневалась, что слуги на вилле в Греции все знали. И Чичи, хорошенькая негритянка, что присматривала за Роберто, и пожилая чета, что следила за домом в Ист-Хэмптоне, и адвокат Димитрия.
Тайна, известная более чем двоим, – уже не тайна. Лаки вздохнула. Димитрий не раз заговаривал о свадьбе, но она упорно отмалчивалась. Она один раз уже побывала замужем, и это было ужасно.
Однако Димитрий с каждым днем становился все настойчивее и настойчивее. Он хотел объявить всему свету о том, что у него есть сын. Он хотел, чтобы все знали, что Роберто – его законный наследник.
– Если со мной что-нибудь случится, – постоянно повторял он, – возникнет масса проблем.
– Но почему? – не понимала она. – Ты же говоришь, что изменил завещание.
– Этого мало, – не успокаивался он. – Олимпия захочет получить все. Она станет оспаривать мою волю. Я ее знаю.
Лаки не возобновила дружбу с Олимпией. Димитрий считал, что им лучше не встречаться. Она, в свою очередь, не сообщила Джино, что он стал дедом. Он женился на Сьюзан и осел в Беверли-Хиллз, как старый, выживший из ума пердун. До нее доходили слухи, что отелями в Лас-Вегасе руководили за него управляющие и что он ликвидировал многие другие свои дела. Она получила свою долю за «Маджириано» – весьма щедрый куш, положила деньги в банк и забыла о них. Пока она наслаждается воспитанием сына, карьера может подождать. И с какой стати ей делить ребенка с Джино? Он ей даже почти не звонил. После его свадьбы они ни разу не виделись.
Иногда Лаки просыпалась посреди ночи от тоски по нему. Он уже стар. Он уже однажды перенес сердечный приступ. Почему бы ей не поехать к нему, не показать ему внука, заново отстроить сожженные мосты?
Нет, потому что ему на нее наплевать. Потому что он предпочел ей Сьюзан Мартино.
Обед был накрыт на красивой террасе с видом на море.
Лаки помнила свой первый приезд на собственный остров Димитрия. Они приехали с Олимпией совсем еще подростками. Могла ли она представить себе, что вернется сюда в качестве матери его ребенка? Некоторые слуги остались здесь до сих пор. Интересно, что они думали о ней? Узнали ли они ее? Расскажут ли они Олимпии?
– Олимпия редко сюда приезжает, – хмуро ответил Димитрий, когда она поделилась с ним своими мыслями.
Лаки знала, что он очень не одобрял сенсационный роман своей дочери с английским рок-музыкантом, к тому же наркоманом. Их имена постоянно украшали первые полосы газет. Димитрий места не находил от бешенства.
– Глупая девчонка, – говорил он. – Сперва три раза выходила за жуликов, которым нужны были только ее деньги. А теперь живет с этим... с этим... дегенератом.
Лаки подавила смешок. Порой Димитрий вел себя в полном соответствии со своим возрастом.
Но не в постели. В постели он был мастером. Порой слишком хладнокровным и умелым. Он знал все, что только можно, и пользовался своими знаниями.
Как-то она спросила его, сколько женщин прошло через его жизнь.
– Тысячи, – ответил он без тез смущения.
Тысячи. Гм-м... Неудивительно, что для него не оставалось никаких секретов.
Интересно, Джино тоже имел тысячи?
Вполне вероятно. У них было много общего.
После обеда Чичи принесла Роберто. Он очень походил на Лаки – темноволосый, черноглазый, с обворожительной улыбкой. И Джино он тоже напоминал. Она знала, что поступает несправедливо, скрывая внука от деда.
Лицо Димитрия посветлело. Они уже неделю как приехали к нему на остров, и он был готов вечно возиться с сыном. Обычно он видел ребенка, лишь когда навещал Лаки в Ист-Хэмптоне.
Когда Чичи унесла Роберто спать, Димитрий долго с взволнованным видом расхаживал по террасе взад и вперед.
– Лаки, – сказал он нетерпеливо, в волнении похрустывая пальцами. – Все, достаточно. Мой сын должен носить мое имя. По закону. Я настаиваю. Нам необходимо пожениться.
– Как романтично, – пробормотала она.
– Ради Бога – ты же знаешь, что я обожаю тебя.
А в самом деле, как он к ней относится? То встречаясь, то расставаясь, они провели вместе полтора года. В это же время он несколько раз встречался с Франческой Ферн. Она знала, но не стала его спрашивать – не в ее духе цепляться за мужчину.
– Ну, не знаю, – начала она.
– Скажи, как я могу тебя убедить?
Действительно, как? Она снова начала подумывать об Атлантик-Сити. Она скучала без гостиничного бизнеса. Волнения, власть...
У нее есть свои деньги, но их явно недостаточно. В качестве миссис Станислопулос она сможет делать все, что захочет.
К тому же, Димитрий прав. Роберто заслуживал того, чтобы имя его отца официально защищало его.
– Я хочу построить отель, – начала Лаки медленно. Он понимающе кивнул.
– Ты получишь все, что захочешь, Лаки. Только скажи мне, и все.
– Нет, – говорила Джесс в прижатую к уху телефонную трубку. – Ленни Голден загружен на многие месяцы вперед. Он не сможет даже прочитать ваш сценарий.
– Пожалуйста, – умолял ее собеседник. – Если он прочтет его, то ему обязательно понравится, и тогда он захочет сыграть.
– Простите. – Джесс положила трубку и закричала: – Вики! Куда же ты запропастилась?
Раздалось цокание, и в комнату вошла Вики на каблуках, более высоких, чем того требовали соображения безопасности. К тому же она носила черные в сеточку лосины, шорты и кофточку, заканчивающуюся чуть ниже грудей. Волосы она начесала до предела и аккуратно нанесла слой грима и туши на свое на удивление уродливое лицо. Она скорее походила на добродушную соседку-проститутку, нежели на личного секретаря, каковым она числилась. У Джесс давно чесались руки уволить ее, но Ленни и слышать об этом не хотел.
– Извини, Джесс, – пропищала Вики. – Я отлучилась в туалет. У меня на этой неделе дела.
– У тебя всегда дела, – проворчала Джесс и встала из-за старого, со сбитыми углами стола. – Отвечать на звонки – не моя работа. Мы тебе платим за это.
Вики опустила две пары фальшивых ресниц.
– Да, Джесс.
Где их Ленни только находил? Предыдущая походила скорее на мужчину в женской одежде, но по крайней мере она (или он) отвечала на звонки. Эта же все время проводит в туалете.
– Мне надо ехать, – объявила Джесс, с тяжелым сердцем оставляя контору на Вики. – Ты справишься тут одна?
Секретарша ухмыльнулась. Ей никак не удавалось скопить деньги на коронки, поэтому ее зубы представляли собой душераздирающее зрелище. «Справлюсь ли я? Что за вопрос!»
– Записывай, кто звонил, – грозно напомнила Джесс. Вики кивнула.
Джесс вышла из их маленького офиса в неприметном здании на бульваре Сансет и отметила, что им обязательно нужно большее помещение и две нормальные секретарши. Ленни становился крупной фигурой, а они по-прежнему экономили на мелочах. Шесть месяцев назад так и надо было, но не теперь, когда Ленни взлетел к славе как ракета.
Джесс спустилась на лифте в подземный гараж и села в свою машину – подержанный «датсун». Она все собиралась поменять ее на что-нибудь поприличнее, но где взять время?
Столько всего случилось, причем хорошего. Какое счастье, что она тогда послушала Ленни и перебралась из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес. Сначала все шло ужасно. Она безвылазно сидела в номере отеля, где поселил ее Ленни, круглые сутки уставившись в телевизор. Он не вмешивался несколько недель, но однажды сказал: «О'кей, детка. Хватит. Жизнь начинается снова». И с того дня ни на миг не оставлял ее одну – таскал с собою всюду, куда бы ни направлялся. Она познакомилась со всеми его друзьями – с Суной и Ширли, с Джоем Фирелло, с Фокси и фигуристой Лучик, с Исааком и его хорошенькой женой. Они с ходу ее приняли и делали все, чтобы вернуть ее к жизни. Близняшки ходили с ней вместе в спортзал. Джой настоял, чтобы она сидела среди публики на записи нескольких из его телешоу. Лучик вызвалась сопровождать ее к «Федерику» – фантастический магазин дамского белья на бульваре Голливуд – и уговорила купить пурпуровую сатиновую ночную рубашку с разрезом на боку. Исаак с женой пригласили ее на воскресный пикник к себе в дом. А Фокси, чья грубость уже давно вошла в легенду, вообще на нее запал и, стоило ему ее увидеть, начинал развлекать ее бесконечными историями из своего богатого прошлого. Поскольку ему уже стукнуло восемьдесят шесть, недостатка в темах для разговора не ощущалось.
Ленни, разумеется, всегда был рядом. Надежный и понимающий, настоящий друг. Она знала, что без него пропала бы. Но он не дал ей утонуть в тоске, и она ему обязана и бесконечно благодарна.
Наконец, пришло время перестать зависеть от других людей. У нее заканчивались деньги, и она не намеревалась паразитировать на Ленни. Но чем ей заняться? Возвращаться в Лас-Вегас она не собиралась, а спрос на крупье в Лос-Анджелесе был не сказать, чтобы велик. Она обратилась за советом к Фокси.
Он откусил кончик старой вонючей сигары, сплюнул на пол и предложил нечто, что ей никогда и в голову не приходило.
– Стань личным менеджером, – сказал он. – Ты неглупая бабенка и очень храбрая. Воспользуйся своими достоинствами.
– Личным менеджером... кого?
– Ленни, конечно.
– У Ленни уже есть агент.
– Кто говорит о том, чтобы работать агентом? – Он взмахнул рукой с зажатой в ней сигарой.
– Но если у него есть Исаак, то зачем ему еще и менеджер?
Фокси непонимающе покачал головой:
– А я-то тебя за умную держал. Для девушки, выросшей в Лас-Вегасе, ты не так уж много знаешь.
– Да все я знаю, – взорвалась Джесс. – У звезд есть и агенты, и менеджеры. Они могут себе такое позволить.
– А как, по-твоему, они становятся звездами, в первую очередь? Ты полагаешь, благодаря агенту с еще тридцатью клиентами и невыплаченной страховкой?
– Не знаю.
Фокси кивнул с умным видом.
– Тогда слушай.
Он говорил быстро, захлебываясь словами. И в его словах был смысл. Конечно, у Ленни имелся агент, и Исаак нормально справлялся со своим делом – под его крылом собрался целый выводок молодых комиков, и он очень старался ради каждого из них. Но все его старания, разделенные на всех поровну, оказывались недостаточными. В качестве примера Фокси привел историю с «Мерв Гриффин шоу». Ленни не стал у них сниматься, так как хотел быть рядом с Джесс на похоронах ребенка. Исаак ни разу потом не упомянул им имя Ленни Голдена. Он до полусмерти испугался – как бы из-за этой истории не пострадали другие его клиенты. Вот что значит агент. А вот личный менеджер с них с живых бы не слез. Понимаешь разницу?
Она поняла. И признала его правоту. К тому же она впервые услышала, что ради нее Ленни упустил шанс участвовать в «Гриффин шоу». Она ему должна, оказывается, еще больше, чем полагала раньше, и твердо решила вернуть долг.
– Как стать менеджером, – спросила она.
– Знать, как заключать сделки. Верить в клиента на все двести процентов. И гнуть свою линию несмотря ни на что. Я мог бы стать лучшим менеджером в мире, стоило бы мне захотеть. Я бы смог продать кучу дерьма и конюшню, полную дизентерийных лошадей.
Джесс хихикнула. Старик Фокси мог загнуть, уж этого у него не отнимешь.
– Научи меня, – попросила она.
– У тебя и так получится, – ответил он. – И у тебя есть что продавать. Ленни ждет большое будущее. Я понял это с первого взгляда.
Уже через неделю она добилась повторного приглашения в «Мерв Гриффин шоу».
Ленни восхитился:
– Как тебе это удалось?
Она улыбнулась:
– Смелость и отсутствие страховки.
– Что?
– Ничего, пустяки.
Так началось его восхождение. Джесс проявляла редкостную целеустремленность и ни о чем другом не думала. Она упорно гнула свою линию, как и советовал ей Фокси. А Ленни работал отлично, поэтому все, что она выбивала для него, проходило успешно и вело к новым контрактам.
Вначале Исаак возмутился, но со временем привык особенно когда Джесс доказала, что знает свое дело лучше, чем кто бы то ни было.
Сначала «Гриффин шоу». Две недели спустя повторное выступление, потому что он понравился Мерву. Третьи съемки еще через месяц, потому что зрители требовали. Два приглашения в юмористическую программу Джоя Фирелло. А затем предложение из еженедельного телешоу, в котором ему поручили роль тронутого доктора, заведующего курортом. Эта программа, названная «Источники», представляла собой нечто среднее между мыльной оперой и семейной хроникой. Началась она практически с нулевым рейтингом, но постепенно обрела небольшую аудиторию поклонников, затем – большую аудиторию приверженцев и вдруг прорвалась на самый верх списка популярных передач, став к середине второго года своего существования настоящим хитом. Ленни и остальные, ранее практически неизвестные исполнители ролей, что называется, проснулись знаменитыми.
Это случилось шесть недель назад. Сказать, что Ленни стал теперь популярным, значило не сказать ничего.
«Датсун» Джесс влился в полуденный медленный автомобильный поток. Столько всего происходило, и на все вечно не хватало времени. Какой-то лихач подрезал ей дорогу. Она засигналила. Тот немедленно показал ей в ответ два растопыренных пальца.
– Засунь их себе в зад, морячок, – буркнула она и пронеслась мимо него.
В первую очередь ей предстояло направить Ленни на путь истинный. Ходили слухи, что он начал попивать, хотя и не при ней. Но ведь после успеха шоу она почти его не видела. Он либо раздавал интервью, либо работал, либо развлекался с очередной изящной блондинкой, которые бесконечной чередой проходили через его жизнь.
Только этого не хватало. Пьянство, и как раз тогда, когда наступил перелом к лучшему.
Лихач вновь вклинился перед ней, заставив ее резко затормозить. Джесс попробовала сдержать свои эмоции, но все же не смогла устоять перед искушением громко и протяжно просигналить.
«Не психуй», – предупредила она сама себя. Она ехала на ленч с Ленни и не хотела появляться в возбужденном состоянии. Сейчас важно сохранять образ хладнокровного, сдержанного человека. Так будет легче выяснить, что с ним творится.
Блондинка утверждала, что ей девятнадцать, но Ленни имел сомнения на сей счет. Скорее семнадцать. Сексуально подкованная семнадцатилетняя девица, от которой он мечтал поскорее избавиться. Одного вечера страстей вполне довольно. Почему они всегда непременно хотят остаться на ночь?
Она одевалась. Медленно. Белые брюки, откровенная кофточка, туфли на шнурках, целая коллекция повязок.
– Подбросишь меня до Вэствуда? – спросила она.
– Я – в другую сторону. Но я вызову такси.
– У меня нет наличных.
– Я заплачу.
Пока он делал по телефону срочный вызов такси, она включила телевизор и с головой ушла в какую-то мыльную оперу. Он не мог дождаться, когда она наконец уберется из его квартиры. Девушка была миленькая, с хорошей загорелой фигуркой и довольно приятная в общении. Но она оказалась уже третьей по счету блондинкой за неделю – Ленни сам чувствовал, что перебирает, и теперь предавался самокритике.
Когда снизу раздался сигнал подъехавшего такси, он сунул ей в руку двадцатку, пообещал скоро позвонить и со вздохом облегчения захлопнул за нею дверь.
Как только она ушла, он немедленно сорвал с кровати все простыни, швырнул их на пол, открыл все окна и соорудил себе освежающую смесь водки с апельсиновым соком.
Было одиннадцать часов утра. Не так уж и плохо. Такой редкий за последнее время выходной, и можно абсолютно ничего не делать до часу, когда у него назначен ленч с Джесс в «Скандии».
Да, работы хватило бы на двоих. Он не только переписывал свою роль в «Источниках», не только снимался в шоу почти каждый день, но еще и готовил новый материал для дальнейших выступлений, а также пытался сочинять сценарий. Плюс к тому, ежедневные интервью и ежевечерние вечеринки.
Ну и что тут плохого? Разве он всего этого давным-давно не заслужил?
Зазвонил телефон. Мама. Милая Алиса ворвалась в его жизнь с энергией ракеты. Поразительно, какие чудеса творит известность.
– Ленни, дорогой, – пропела она.
Он потянулся за водкой и налил себе вторую порцию.
– Да?
– Я тут подумала.
– Да?
– Почему бы тебе не ввести меня в «Мерв Гриффин шоу»?
Он не поверил своим ушам.
– Что?
– Не понимаю, почему ты так удивился. Я замечательно выступлю.
– С чем ты выступишь?
– С тем, что я делаю лучше любого другого. С рассказами о моей жизни. Вообще с разными рассказами.
– О чем?
– О Лас-Вегасе. О твоем отце. Обо мне. Никто из тех, кого я знаю, не прожил такую интересную жизнь, как я. Обо мне следовало бы написать книгу. Это был бы бестселлер! Меня дрожь берет, как я об этом подумаю.
– Меня тоже.
– Не груби.
– А кто грубит?
– С тех пор как ты стал каждую неделю выступать по телевизору, ты стал очень грубым. Никогда не позвонишь, не приедешь. Как ты думаешь, что я должна испытывать? Я – твоя мать, Ленни, а ты отшвырнул меня в сторону, как кучу тряпья.
Совершенно неожиданно Тростинка Алиса оказалась его матерью – факт, которого она ни за что не признала бы еще шесть месяцев назад. После того как он вторично появился в «Мерв Гриффин шоу», она написала ему письмо на адрес шоу. Он перезвонил и выслушал ее жалобы. Похоже, она безумно огорчилась из-за того, что он не пригласил ее на съемки. Вскоре он решился-таки навестить ее и провел день в ее обществе. Алиса угостила его бутербродом с ветчиной, поведала все о своем новом приятеле – двадцатишестилетнем музыканте, который «сейчас уехал на гастроли», – и вогнала его в краску, продемонстрировав шесть новых упражнений, которые, по ее словам, позволяли ей оставаться в прекрасной форме, молодой и сексуально активной.
Больше он с ней не встречался, но она регулярно звонила – очень регулярно, с тех пор как «Источники» стали бить рекорды популярности.
Ленни посылал ей деньги, за что она его ни разу не поблагодарила, и смирился с ее телефонными звонками. А что поделаешь? Она ведь действительно его мать.
– Ну что? – требовательным тоном спросила Алиса.
– Очень.
– «Очень» что?
– Очень хорошо.
В наступившей ледяной тишине Алиса обдумывала свою следующую фразу. И результат оказался сногсшибательным:
– Я хочу нанять себе агента.
Ленни снова потянулся за водкой.
– А это еще зачем?
– Ха! Ты считаешь, только тебе надо делать карьеру? Если бы ты хоть чуть-чуть обо мне думал, ты предоставил бы мне своего агента. Я пою, танцую, рассказываю забавные истории. Почему бы тебе не пригласить меня в качестве гостя программы в твое шоу?
Мысль о том, чтобы взять и подойти к Исааку Лютеру и предложить ему Алису в клиенты была слишком нелепа, чтобы хоть на минуту рассматривать ее всерьез. Однако Ленни все же удалось не расхохотаться в трубку.
– Мне пора. Я опаздываю.
– Так подумай о моем предложении. Ты не пожалеешь. Никогда не поздно начинать, сам знаешь.
– Да, мама.
– Зови меня Алиса – так лучше звучит. И когда тебя спрашивают о возрасте, немножко сбавляй. Говори, что тебе двадцать пять – ты старше и не выглядишь. Никто ничего не заподозрит.
– Спасибо за совет.
Он повесил трубку, все еще от души смеясь. По крайней мере, она занятный персонаж – что есть, то есть.
Вскоре пришла Гарриета, его прислуга. Она была древняя, как мамонт, и передвигалась с трудом. Качество ее уборки оставляло желать лучшего, но ее услуги входили в плату за занимаемую им небольшую квартиру с отдельным входом.
– Доброе утро, мистер Голд, – сказала она.
– Голден, – поправил Ленни.
Она работала у него всего лишь год. Старуха безразлично кивнула головой и проследовала на кухню, где сразу же сняла туфли и включила телевизор.
Ленни вернулся в ванную, скинул халат и встал под холодный душ. Он с удовольствием предвкушал ленч с Джесс, а затем, в три часа, ему предстояло дать интервью для журнала «Пипл». Он терпеть не мог давать интервью. Они виделись ему вторжением в его личную жизнь, о которой особенно нечего было сказать.
Какая еще личная жизнь?
Трахаться – это очень лично? Он сомневался.
Растираясь досуха, Ленни прикидывал, что бы надеть. Большая часть его гардероба валялась кучей на полу, ожидая, пока кто-нибудь не отнесет ее в чистку. Порывшись в груде вещей, он выудил оттуда черные брюки и черную же рубашку. Джесс, наверное, сделает ему замечание. «Тебе надо купить что-нибудь новое», – скажет она.
Теперь, когда у него завелись свободные деньги, он больше не располагал свободным временем.
А на что он тратил время?
На работу.
На постель.
На пьянку.
На работу.
Малышка Джесс свершила чудо. Не женщина, а динамо-машина. Она взяла его застоявшуюся карьеру в свои руки и швырнула ее публике в физиономию, как гранату. И как раз вовремя. Она спасла жизнь им обоим, и теперь он действительно пошел в гору. Телевизионные сериалы. Хорошие деньги. Господи, если уж журнал «Пипл» просит у него интервью, значит, он действительно кое-что из себя представляет. Еще они хотели сделать фоторепортаж: один день из жизни Ленни Голдена. «Интересно, – подумал он, – увидит ли их Иден», но тут же подавил в себе эту мысль.
Иден Антонио осталась в прошлом.
Иден Антонио больше ничего для него не значила.
Ленни оглянулся назад на историю их взаимоотношений. Три года вместе в Нью-Йорке. Грызлись как собаки. Она уехала на Запад. Он последовал за ней. Одна встреча. Великолепный секс. И все. Она использовала его – может быть, просто в тот момент хотела мужика, а затем отшвырнула, испытывая эмоций ничуть не больше, чем египетский сфинкс. Боже правый, как он ее ненавидел.
«Не пудри мозги».
«Что?»
«Не пудри мозги. Если она придет к тебе сейчас, ты ухватишься за нее обеими руками «.
«Возможно «.
«Да что там возможно. Точно».
Ленни ненавидел такие диалоги, что происходили, неведомо от всех, в его мозгу. Ненавидел, потому что то была правда.
Он многое знал про нее.
Он знал, что она живет с каким-то женатым бандюгой, который купил ей дом, одежду, драгоценности.
Близняшки кое-что ему рассказали. Ленни прикинулся, что ему наплевать.
Он знал, где находится ее дом. Он знал номер ее личного телефона. Несколько раз проезжал мимо ее дома. Не раз и не два звонил ей и вешал трубку, не говоря ни слова.
Но он отказывался первым искать с ней встречи. Если он ей понадобится, пускай прибежит сама.
И если она когда-нибудь прибежит...
Одетый во все черное, он собрался уходить.
Гарриет балдела на кухне, вытянув перед собой ноги в варикозных прожилках вен. С телеэкрана гремело и орало очередное шоу.
– У меня просто маленький перекур, – добродушно пояснила она.
– Постелите на кровать чистые простыни, – проинструктировал служанку Ленни, заранее зная, что его просьба останется втуне и ему придется сделать это самому. Конечно, старую кошелку жалко, но нормальная прислуга действительно очень нужна.
В подземном гараже Ленни завел свою новую черную БМВ. Что за машина! Шесть недель назад он зашел в выставочный зал и купил ее прямо с подиума. Его первая экстравагантность. Приятное ощущение. Вот только жаль – не с кем разделить успех. Джесс, конечно, замечательный друг, но ее не бывало рядом именно в те минуты, когда он особенно в ней нуждался, – в холодные пустынные утренние часы, в которые он так жаждал тепла любимого человека, товарища, родной души.
Иногда в подобные моменты он тянулся к спящей с ним в одной постели блондинке, нежно будил ее и занимался с ней любовью.
Нет. Не любовью. Просто сексом.
Успех – это замечательно. Деньги – тоже замечательно. Признание – просто великолепно.
Но недостаточно.
Чего-то не хватало в его жизни.
Возвращаясь в Нью-Йорк, Стивен Беркли все пытался понять, как же все-таки прошла его встреча с матерью.
Кэрри очень обрадовалась сыну, окружила его вниманием. Она хотела, чтобы он остался на весь уик-энд, но Стивен отказался. Ему не терпелось узнать то, за чем он приехал, и поскорее убраться прочь.
– Послушай, – заявил он в конце концов. – Я не желаю тебе врать и не стану. Мне надо заново наладить свою жизнь, а для этого я должен знать, кто мой отец.
Наступила долгая и томительная пауза, во время которой Кэрри встала, молча походила взад и вперед по комнате, снова уселась и наконец посмотрела ему прямо в глаза.
– Я рассказала тебе все, что знаю сама, – проговорила она чуть слышно.
– Ты назвала два имени, – отрывисто сказал он. – Два имени – по-твоему, этого достаточно? По-моему, нет. Совершенно не достаточно. Я должен знать, кто именно мой отец. И ты обязана помочь мне.
Все было очень сложно. Она не хотела облегчить его задачу. Она не желала копаться в грязи своего прошлого. Но постепенно ему удалось втолковать ей, что если она не собирается навсегда потерять сына, то у нее не остается другого выбора. В конце концов она согласилась с предложенным им планом.
И вот теперь, мчась по полупустой дороге, Стив снова и снова спрашивал себя, правильно ли он поступает. Джерри Майерсон не советовал ему что-либо предпринимать.
– Как ты себе представляешь развитие событий? – спрашивал Джерри. – Ты тащишь Кэрри к какому-то мужику, который может – и я подчеркиваю, что только может, – оказаться твоим стариком. Потом ты излагаешь ему факты, что сорок два года назад он переспал с Кэрри, а в заключение предлагаешь ему сделать анализ крови. Ты в своем уме? Будь ты белым, тебя бы просто спустили с лестницы. Но ты черный – тебя поднимут на смех. Зачем самому нарываться на такое? И зачем унижать Кэрри?
Джерри не понимал. Есть в жизни такие вещи, которые сделать просто необходимо.
Он знал, где находится Джино Сантанджело. Пока не умер. Семидесяти четырех лет от роду. Женат на вдове Тини Мартино и живет в Беверли-Хиллз. Нет сомнений, что это тот самый Джино Сантанджело, с которым Кэрри переспала в 1938 году, когда он был владельцем ночного клуба «У Клемми».
Найти Фредди Лестера оказалось сложнее. Все, что помнила о нем Кэрри, так это то, что он происходил из семьи, входившей в элиту нью-йоркского общества, что его лучшего друга звали Мэл и что во время их встречи он только-только окончил колледж.
Стивен отыскал трех возможных кандидатов: один – судья, другой – издатель, а третий – врач на пенсии. Все трое примерно подходили по возрасту, жили в Нью-Йорке или неподалеку, и имена их представляли собой разные варианты одного и того же имени. Судья Фредерик Лестер. Фред Е.Лестер. И Фред Лесстер. Из них из троих Кэрри предстояло выбрать одного, того самого.
Джерри Майерсон прав. Это будет очень непросто. Но как бывший адвокат, Стивен обладал решимостью и крепкой хваткой, и, что еще более важно, он знал, что сможет добиться своего.
С некоторой помощью со стороны Кэрри. По крайней мере эту услугу она должна ему оказать.
Олимпия уже довольно давно подозревала, что ее отец втайне от всех завел любовницу. Вообще-то, это ее не касалось. Димитрий мог делать, что ему угодно, так же как и она сама. Но любопытство не давало ей покоя. Кто эта таинственная женщина? И почему он ее так скрывает?
В Нью-Йорке, в «21», она нос к носу столкнулась с Франческой Ферн.
– Дорогая! – хором воскликнули обе. – Ты выглядишь просто божественно. Давай пообедаем вместе! – Дамы потерлись щечками, изображая поцелуй.
– Как насчет завтрашнего дня? – предложила Олимпия. Ей очень хотелось узнать, что известно Франческе.
Франческа, которая отнюдь не горела желанием обедать с взбалмошной дочерью Димитрия, не смогла с ходу придумать подходящую отговорку.
– Итак, «Русская чайная», в час дня, – твердо заключила Олимпия.
Франческа уклончиво кивнула, рассчитывая под каким-нибудь предлогом отменить встречу в последний момент.
Но утром ее расстроил Гораций, затем она в дым разругалась по телефону со своим агентом, и ленч с Олимпией оказался как раз кстати, чтобы с негодующим видом уйти из дому.
Олимпия проснулась поздно в своей роскошной квартире на Пятой авеню с видом на Центральный парк. Флэш уехал на юг Франции, чтобы вместе с «Лайэбаутс» поработать над новым альбомом. Она собиралась присоединиться к нему через несколько дней, но сейчас, честно говоря, наслаждалась тишиной и спокойствием. Жизнь с Флэшем являлась сплошной чередой вечеринок, занятных людей, ночного наркотического кайфа и сексуальных извращений.
Не сказать, чтобы ей что-то не нравилось, но маленький перерыв пойдет ему на пользу – пусть немножко поскучает.
Порой ей казалось, что он слишком уж воспринимает ее как должное. У него водились деньги, но он ни разу и цента не потратил. Всегда ждал, что она расплатится за все – что она и делала.
– Золотой мешок купит, – отвечал он любому просителю. – У нее бабок больше, чем у самой королевы чертовой Англии.
Вспомнив о предстоящем ленче с Франческой, Олимпия заторопилась одеваться. Она одела кремового цвета кожаную юбку, но она отказывалась застегиваться. Тогда она отбросила юбку и натянула шелковое платье, которое ее толстило. В конце концов Олимпия остановилась на голубом льняном костюме, имевшем множество недостатков. В последнее время Флэш стал называть ее Кадушкой, что приводило Олимпию в ярость. В свою очередь, она прозвала его Скелет. Он только усмехался в ответ.
Кадушка и Скелет. Сегодняшние любимцы газетных столбцов светской хроники. О, если бы читатели знали все!
Дамы прибыли одновременно, клюнули друг друга в щечку и устроились в кабинке слева от дверей. Олимпия заказала «Кровавую Мэри», Франческа выбрала себе «Перье». Олимпия уже пожалела о своем решении пригласить Франческу. О чем они станут разговаривать целых два часа? Между ними нет ничего общего, кроме Димитрия, а эта тема окажется исчерпанной за каких-нибудь пять минут.
– В два часа меня ждет мой парикмахер, – объявила Франческа, как будто думая о том же.
– Хорошо, – подхватила Олимпия. – А я в два иду к маникюрше.
Франческа полезла в сумочку и достала длинную и тонкую черную сигаретку. Стоило ей зажать ее между ярко накрашенными губами, как два официанта бросились к ней с зажигалками. Она приняла их услуги с усталой небрежностью звезды и, отбросив назад огненно-рыжие волосы, заявила:
– Утром я улетаю в Париж. Вся моя жизнь – сплошная дорога.
Олимпия сразу взяла быка за рога.
– Вы давно не виделись с Димитрием? – спросила она.
– А разве он не в Греции? – небрежным тоном ответила Франческа.
– Да. – Олимпия выдержала многозначительную паузу. – Опять.
Франческа не клюнула на наживку. Она оглядела зал своими глубоко посаженными глазами и хрипловатым голосом подозвала метрдотеля.
– Меню, – приказала она со скучающим видом.
Олимпия не собиралась сдаваться.
– В этом году он уже третий раз ездит на остров.
Франческа взглянула ей прямо в лицо:
– Ну и что?
– Ну и... тебе не кажется это немного... странным?
Франческа передернула плечами, вырвала меню из рук склонившегося над ней метра и углубилась в чтение.
– Ничего странного. Его остров: сколько хочет, столько и ездит.
– Г-м, – хмыкнула Олимпия. – По-моему, странно то, что он запрещает появляться на острове кому бы то ни было, пока он находится там. Даже включая меня. Я хотела послать туда дочь и получила отказ.
Франческа глубоко затянулась сигаретой и помахала рукой проходившему мимо продюсеру.
– А зачем ты все это мне рассказываешь? Я туда ехать не собираюсь.
– Но вы с Димитрием такие добрые друзья. Я думала, ты можешь знать, в чем дело. У него что, новая подружка?
Франческа перевела взгляд горящих глаз на метрдотеля.
– Омлет с травами, – сказала она. – И салат из зелени. Без подливы.
Олимпия вздохнула. Франческу, казалось, ничуть не беспокоила мысль о том, что Димитрий, возможно, втайне от всех завел новый роман.
– Слушаю, миссис Станислопулос. – Метр, весь внимание и уважение, обратился к Олимпии.
– Блины, икра, яблочные пирожки и порцию земляники.
Взгляд Франчески был красноречивее любых слов.
– Разве ты не соблюдаешь диету? – промурлыкала она.
– Нет, – с вызовом ответила Олимпия. – У меня все идет в грудь – а уж ее соблюдает Флэш.
После этого ленч покатился под гору – редкие обрывистые фразы вместо беседы и мысли о том, как бы поскорее уйти первой.
– До свидания, – грациозно попрощалась Франческа. – Полагаю, мы, как обычно, встретимся в августе.
– Не уверена, – ответила Олимпия. – У Димитрия могут появиться и другие планы. Вдруг он отменит круиз?
– Не думаю, – сказала Франческа с многозначительной улыбкой и грациозно удалилась.
Олимпия терпеть не могла эту бабу. Она решила остаться и заказать еще одну порцию земляники, второй бокал «Кровавой Мэри» и, может быть, совсем чуть-чуть сырного пирога.
И правильно сделала, потому что через несколько минут в ресторан вошел не кто иной, как Витос Феличидаде, кратковременный предшественник Флэша.
– Витос! – воскликнула она и замахала руками.
Он остановился и посмотрел, кто его зовет. Он не сразу узнал ее, но, когда наконец узнал, его улыбка была великолепной, а процедура целования рук выполнена безупречно.
– Олимпия! Как мило!
Весь прошлый год Витос находился в центре пристального внимания прессы и теперь стал гораздо более знаменитым, чем во время их первой встречи. Одевался он безупречно. Шикарный костюм черного шелка, сшитая по заказу рубашка, золотые запонки и браслет, усеянный крупными бриллиантами. Его сопровождали две женщины. Одна его личный секретарь по связям с прессой, а другая – толстая особа с магнитофоном и папкой вырезок из газет.
– Она из «Нью-Йорк таймс», – объявил Витос, указывая на свою крупногабаритную спутницу. – А это Памела. – Секретарша коротко кивнула, а Витос сделал широкий жест в сторону Олимпии. – Дамы, разрешите представить вам сеньориту Олимпию Станислопулос.
Обе женщины подобрались и уставились на пышнотелую пухлощекую блондинку. Вот уже два года, как ее роман с рок-идолом Флэшем не сходил с первых страниц газет всего мира.
Олимпия небрежно кивнула – она ненавидела всю прессу, кроме «Вога» и «Харперс Базар», даже «Архитекторал дайджест» она переносила с трудом.
Олимпия нацарапала номер своего телефона на спичечном коробке и протянула его Витосу.
– Позвони, – проговорила она с многозначительным взглядом. – Как-нибудь.
Его улыбка оставалась такой же великолепной. Он щелкнул каблуками в лучших традициях прошедших времен, взмахнул рукой и отбыл в сопровождении двух своих спутниц.
Олимпия задумчиво поджала губы. Витос может помочь ей мило скоротать время. Перед ней простирался бесконечный день. Не было назначено никакого визита к маникюрше. Ей вообще нечем было заняться, кроме как вернуться к себе в квартиру (такую тоскливую без электризующего присутствия Флэша), в общество дочери. Бриджит уже исполнилось одиннадцать лет, и она стала еще большим чудовищем, чем прежде. С первой встречи они с Флэшем мгновенно возненавидели друг друга, и через месяц после начала романа Олимпия отправила Бриджит продолжать образование в Англию. Менеджер Флэша подсказал подходящую школу в Оксфордшире, и Олимпия, не откладывая в долгий ящик, собрала няню Мейбл и Бриджит в дорогу. Бриджит жила в школе всю неделю, а няня Мейбл поселилась в доме неподалеку, чтобы девочке было куда приходить на выходные. Все складывалось вполне удовлетворительно – если, конечно, не брать во внимание ужасающие оценки.
Оставалась только одна серьезная проблема – каникулы. Естественно, Олимпия должна провести какое-то время со своим ребенком, так что от каникул никуда не денешься. Она надеялась сплавить Бриджит и няню Мейбл на остров к Димитрию, но, к ее удивлению, он отказал ей в просьбе. Вот тогда-то Олимпия и сообразила, что тут что-то не так. Она рассчитывала что-нибудь выведать у Франчески, но – увы.
Как все-таки непросто быть матерью. Тяжкий, тяжкий крест. А ведь Бриджит совершенно ничего не ценит. Чем она старше, тем с ней труднее. Разве она способна понять, что, например, сейчас Олимпия жертвует ради нее драгоценным временем, которое она могла бы провести с Флэшем?
Нет, конечно.
Выйдя из ресторана, Олимпия отпустила лимузин и пошла пешком в «Бендел», один из ее любимых универмагов. Она немного потолкалась у прилавков, выбрала бледно-бежевый замшевый костюмчик, пару туфель с блестками за восемьсот долларов и распорядилась отослать покупки к ней домой.
Стоял приятный, не слишком влажный летний день, и она отправилась еще в универмаг «Бергдорф» и оставила там пару тысяч долларов. По дороге домой, переходя через Пятую авеню, она заметила на углу газетный киоск. Олимпия задержалась у киоска, потому что на витрине, среди развала дешевых женских журнальчиков, рядом с «Энкваером» и «Стар» заметила образчик желтой прессы под названием «Пойнтер». А на обложке указанного образчика красовалась большая фотография Флэша, голого по пояс, но с длинным потрепанным шарфом на шее. На его лице блуждала недобрая усмешка, и костлявой рукой он обнимал худенькую крашенную перекисью куколку никак не больше семнадцати лет от роду. Заголовок гласил: «Тайный брак Флэша с девочкой-подростком».
Олимпия так и застыла на месте, уставившись на фотографию. Она сощурила свои маленькие голубенькие глазки, потом полезла в сумочку, швырнула киоскеру десятку и схватила с витрины проклятый журнал. Пока старик рылся в мелочи, собирая ей сдачу, она пробежала подпись под фотографией. Подпись была короткой и исчерпывающей: «Легендарная суперзвезда рока Флэш, будучи на юге Франции, где он работает над новым альбомом вместе с группой «Лайэбаутс», признал, что уже три года состоит в браке с восемнадцатилетней Кипп Хартли. Кипп, которая в момент их встречи еще училась в школе, ожидает первенца в начале следующего года».
Решение было принято. Лаки собралась замуж. Во второй раз.
– Давай не станем устраивать ничего грандиозного. В свидетели можно взять кого-нибудь из прислуги, – предложила она Димитрию.
Димитрий согласился. Так никто не узнает, когда именно они поженились, и даже малейшая тень подозрения не падет на законность рождения Роберто.
Они решили сыграть свадьбу за день до отъезда с острова. Адвокат Димитрия прилетел за сорок восемь часов до события. Он привез с собой полный чемодан бумаг. Большую часть из них предстояло подписать Лаки. Она не возражала, так как в их число входил и самый важный для нее документ – соглашение между ней и Димитрием о том, что он полностью принимает на себя обязательства по покупке земли, строительству и финансированию отеля в Атлантик-Сити, который затем полностью и безоговорочно перейдет в ее собственность. А после ее смерти его унаследует Роберто.
– Это мой тебе свадебный подарок, – прокомментировал Димитрий, скрепив документ затейливой подписью.
Лаки расписалась рядом. На большую часть его состояния она не получала никаких прав. Ну и что? Все равно Роберто получит половину, а отель стоимостью в многие миллионы будет принадлежать ей одной.
День свадьбы выдался чудесный. Лаки одела простое белое платье и украсила волосы цветами. Димитрий остановил свой выбор на легком летнем костюме – ничего слишком официального.
Специально для церемонии с материка самолетом привезли православного священника. Гостями на свадьбе были прислуга и Роберто, который провел весь день на коленках Чичи, не понимая, что происходит, но от души радуясь царившему вокруг возбуждению.
Лаки вспомнилась ее первая свадьба. Лас-Вегас. Она – шестнадцатилетняя девочка. Пять сотен гостей. Помпезный и безвкусный спектакль, участвовать в котором пришлось и ей. Против воли.
Все из-за Джино. Он от нее избавился таким образом.
Наступала вечерняя прохлада. Роберто уложили спать, а Димитрий и Лаки вдвоем уселись за накрытый на террасе праздничный обед. Их поджидало тонко нарезанное жаркое из барашка с зеленью, жареная картошка в чесночном соусе, мелкий горох в масле. А на десерт – миниатюрный свадебный пирог с меренгами и земляникой.
Они чокнулись рюмками с оузо – любимым ликером Димитрия, а потом пошли в бассейн купаться нагишом.
В постели он не спеша взял ее, и Лаки с наслаждением отдалась его умелым мужским ласкам.
Как все не похоже на ее первую брачную ночь с Крейвеном на Багамах! Днем он докрасна обгорел под яростным тропическим солнцем и всю ночь напролет хныкал и капризничал. Что за ничтожество!
«Завтра мы покидаем остров», – думала она.
«Завтра я должна позвонить Джино и Косте».
Завтра... завтра... завтра...
Она погрузилась в сон, небрежно положив руку на грудь своего нового мужа.
Джино привычным жестом отстегнул чек на пять тысяч долларов на еще одно благородное дело. У Сьюзан всегда имелось наготове какое-нибудь благородное дело, как у фокусника – кролик. Одно, другое, третье. Да, Сьюзан Сантанджело не упрекнешь. Она щедро жертвовала на благотворительность. Из кармана Джино.
Сьюзан одарила его щедрой улыбкой.
– Спасибо, дорогой, – прошептала она.
Они присутствовали на очередном торжестве в «Сенчури Плаза Отель». Стол на двенадцать персон. Его стол. Нет, ее. Он платил. Она приглашала гостей.
Джино помещался между Сьюзан и ее доброй подругой Пейж Вилер. Пейж ему нравилась. По крайней мере, она обладала чувством юмора, чего никак уж не скажешь про большинство «добрых друзей» Сьюзан.
В число прочих гостей входили: муж Пейж, Райдер, кинопродюсер, не умеющий разговаривать ни о чем, кроме как о «производстве», а также целое сборище приближенных Сьюзан. Парикмахерша, портниха, зубной врач. И,уж конечно, детки. Ее-Совершенство-Всемогущество-Джемма. И Натан – Не-Стану-Же-Я-Пачкать-Руки-Работой-После-Окончания-Колледжа.
Некогда он ими пленился, счел их прекрасным плодом материнского воспитания. Но за два года совместной жизни взгляды Джино претерпели значительные изменения. Они пребывали в непоколебимой уверенности, что все вокруг им должны, – жертвы трех извечных ловушек: «слишком много», «слишком рано» и «а что мне это даст?». Парочка недоносков из Беверли-Хиллз в шикарной спортивной одежде и в автомобилях под стать.
С грустью Джино пришлось узнать, что ему так и не удалось полюбить ни одного из них, хотя он долго и упорно старался.
Он знал, что и они его не любили, более того – не выносили.
Ну и хрен с ними. Наплевать. Он женился на Сьюзан, а не на ее детях.
Сьюзан мечтала, чтобы все они стали одной большой счастливой семьей, и без устали подталкивала их друг к другу.
Они звали его «Джино».
Сьюзан хотела, чтобы они звали его «отец».
Они старались избегать его.
Сьюзан настаивала, чтобы он официально их усыновил. Ха! Он рассмеялся ей прямо в лицо, когда она впервые ему это предложила.
– Да ты что? Они же взрослые, зрелые люди. Зачем это нужно?
– В душе они еще совсем дети. Им требуется нормальный отец. Если ты не усыновишь их, Джино, не покажешь им, что они тебе не безразличны – я не уверена, что между вами вообще когда-нибудь наладятся хорошие отношения.
– Бред собачий.
– Нет, дорогой. Надо смотреть правде в глаза.
Она уже поговорила со своим адвокатом, который, по ее словам, горячо поддержал идею.
Всякий раз, когда Сьюзан заводила этот разговор, что случалось довольно-таки часто, Джино торопился сменить тему.
– Как чудесно, – любила поразмышлять вслух Сьюзан, – иметь детей, которым действительно есть до тебя дело.
Камушек в огород Лаки.
Тут она была права. Он не получал никаких вестей от дочери. Она отсидела у него на свадьбе с каменным выражением лица и с тех пор от силы пару раз позвонила. И все.
Сначала, когда он только что женился на Сьюзан, его не слишком беспокоило, что должна чувствовать Лаки. Ведь это он женился. Какое она имела к этому отношение? Но теперь, задним числом, он понимал, что, возможно, ему следовало бы быть к ней повнимательнее, в конце концов, целый год они были неразлучны после многих лет недопонимания и конфликтов и он наслаждался их близостью не меньше, чем она.
Два Сантанджело. Отец и дочь. Непобедимая команда.
Ему не хватало ее. Возможно, пришла пора заново наводить мосты.
– Сдается мне, вы задумались о чем-то постороннем, – прошептала ему на ухо Пейж. – И неудивительно. На подобных сборищах от тоски мухи дохнут.
Джино повернулся и внимательно посмотрел на подругу Сьюзан. Привлекательная женщина с буйной гривой небрежно расчесанных волос и с тем, что в годы его молодости называли «порочными глазами».
Она положила легкую руку ему на бедро.
– Я всегда загибаюсь от скуки на благотворительных балах. Мой девиз – кинь им чек, лишь бы отвязались. А вы как считаете?
Джино чувствовал тепло ее ладони сквозь ткань брюк.
Еще он чувствовал, как наливается его член. Вот уже шесть недель, как Сьюзан по разным причинам не спала с ним. Возможно, он и стар, но пока еще живой. Ему требуется регулярный секс.
Пейж не убирала руки. Стоило ей перенести ладонь на пару дюймов повыше, и она почувствовала бы его возбуждение.
Но ей не требовалось переносить ладонь. Она и так знала.
– Вы очень сексуальный мужчина, Джино, – проговорила она так, чтобы только он один услышал ее слова.
– А вы весьма приятная бабенка, – с удовольствием подхватил он игру.
– Не кажется ли вам, – медовым голосом сказала Пейж, – что нам пора что-нибудь предпринять в этой связи?
Он не обманывал Сьюзан. Он хранил ей верность.
К чертям верность. Он уже давно так не заводился. По правде говоря, Сьюзан оказалась не так уж и хороша в постели. Слишком уж манерная. Она была великолепная жена, если вам по душе торчать на чопорных вечеринках, вести утонченные беседы и гонять дурацкие мячи идиотскими клюшками по уик-эндам на площадках для гольфа в Палм Спрингс.
Длинная скатерть никому не позволяла видеть, как Пейж вce-таки перенесла руку повыше. Джино едва удержался от того, чтобы не застонать во всеуслышание.
– Еще, – прохрипел он.
– Позвони мне в контору, – ответила она, еще раз на прощание сжав руку. – И поскорее. Как можно скорее.
Ленни не ожидал, что его портрет опубликуют на обложке. Черт побери, на обложке журнала «Пипл»!
Все пришли в восторг.
Все, кроме Алисы.
Естественно.
Она позвонила, вне себя от ярости.
– Обо мне там и двух слов не сказано! – вопила она. – Нет моей фотографии. Ты что, хочешь погубить мой шанс на успех?
Ленни не верил своим ушам.
– Но послушай... – начал он.
– Нет. Сам послушай, – не унималась Алиса. – Я на писала им письмо. Пусть напечатают извинения. Я хочу, чтобы они опубликовали статью обо мне.
На Алису невозможно было угодить. Вместо того чтобы гордиться его успехом, она завидовала. Его собственная мать ему завидует! Поразительно.
Близняшки настояли на вечеринке в его честь. Они процветали, снявшись в очень удачной серии реклам какой-то зубной пасты и став заметными фигурами. Суна встречалась с хирургом, специалистом по пластическим операциям, и он разрешил устроить праздник в его доме в Коулдвотер Кэньоне, где имелось все вплоть до бассейна и теннисного корта.
Пригласили сто человек.
Явилось двести.
Хирург выставил закуску из блюд мексиканской кухни.
Крутая рок-группа играла оглушающе громкую музыку (вклад Ширли – она встречалась с барабанщиком). Все славно повеселились.
В четыре утра Ленни пришел в себя, ничего не соображая, абсолютно голый, в бассейне, в окружении трех девиц и целой выставки различных наркотиков, предоставленных неизвестными доброжелателями. Он закурил «косячок», две девицы нюхнули кокаинчику, а третья едва не утонула, подныривая под него.
Так это и значит – быть звездой?
Так это и значит – добиться всего?
Наркотики за бесплатно и баб – без счета. Но ведь он ждал чего-то большего.
Хорошо, что Джесс уехала рано. Ленни знал ее отношение к «отрывам от жизни».
– Что бы ты ни делал, Ленни, – сказала она в самом начале вечера, – не будь ослом.
Он отлично понимал, что она имела в виду. Но почему нельзя всего лишь на одну ночь побыть ослом? Сколько раз в жизни ты оказываешься голышом в бассейне вместе с тремя красотками и немыслимым количеством наркотиков?
Одна из девиц прижала его к стенке бассейна и начала трясти грудью невероятных размеров перед его лицом. Ленни поймал ртом сосок.
Другая девица, оснащенная ничуть не хуже, решила присоединиться, засунув ему в рот сосок своей правой груди.
Теперь он сосал их обеих, а подводная девочка сосала его.
Он почувствовал, как отрывается от земли.
Взлет.
Вход в пике.
Дрожь.
Приземление.
О Боже!
Как все-таки здорово быть звездой!
Ему захотелось домой. Он оттолкнул от себя женскую плоть и вылез из бассейна. Повсюду валялись бесчувственные тела в различной степени обнаженности. Перешагивая через спящих, Ленни отыскал свою одежду и натянул ее на себя.
Его машина ожидала у ворот. Джесс засунула за ветровое стекло записку. «Осел! – написала она. – Поаккуратнее за рулем!»
Он ехал очень аккуратно. Прямо до ее квартиры, что была в квартале от его.
Джесс впустила его, ни слова не сказав по поводу ночного визита, напоила черным кофе, и они сидели и говорили до тех пор, пока на небе не разгорелось яркое утреннее солнце. Ленни высказал все, что у него накопилось. Радость от того, что он наконец-то добился успеха. Постоянное сосущее чувство тревоги, что все это только временно, что ему не следует слишком уж торжествовать – его триумф скоро закончится.
– Нет, не закончится, – разуверила его Джесс. – Ты пришел надолго.
– Твоими бы устами...
Они крепко обнялись. Ленни начал говорить что-то об Иден, но потом передумал.
Джесс изжарила ему яичницу с ветчиной и уложила спать в свою кровать. К счастью, было воскресенье. Никакой работы. Никакой спешки.
Она пошла в соседнюю комнату и позвонила Матту. Они не потеряли связи друг с другом. Когда Джино Сантанджело женился и уехал из Лас-Вегаса, он оставил Матта присматривать за всем, что касалось «Маджириано». Теперь Матт подчинялся только одному человеку – самому Джино.
Он всегда был рад услышать ее голос. Тем более что через несколько дней она и Ленни собирались вернуться в Вегас. Только на неделю, но все же лучше, чем ничего.
Шесть месяцев назад, когда Ленни еще не достиг вершин популярности, Матт договорился с ним о выступлении в главном зале «Маджириано». Другим гвоздем программы должен был стать Витос Феличидаде. Какая удача! Когда он заключал контракты, ни тот ни другой не считались крупными звездами. Теперь оба вознеслись на гребне славы.
– Ну как, не хочешь отказаться от контракта? – Джесс уже пару месяцев над ним так подшучивала.
– Умная какая.
– Спасибо.
– Чем сегодня могу быть полезен?
– Я просто хотела уточнить кое-какие детали.
– Ты их уже раз сто уточняла.
– Вот такая я въедливая.
Джесс полюбила эти беседы с Маттом. Странно, но она почти что скучала по нему. «Интересно, – думала она, – по-прежнему ли он ходит, весь увешанный золотыми цепями, укладывает волосы феном и не пропускает мимо себя ни одной артисточки». Она полагала, что он мог бы навестить ее в Лос-Анджелесе, но он так и не собрался.
– Слишком много дел, – как-то раз объяснил он.
Джесс хорошо знала, что такое «слишком много дел».
Карьера Ленни не оставляла ей ни минуты свободного времени. Ни на что – даже на личную жизнь. За два последних года у нее состоялся только один роман. Бывший актер с прекрасно развитыми мышцами, потрясающими ляжками, твердокаменным всем остальным и с мозгами умственно отсталого подростка. Их связь длилась ровно шесть недель.
Больше она не смогла довольствоваться отличным сексом и только. При расставании он предложил ей стать его менеджером. Его менеджером! С ним и спать-то было порядочным испытанием.
Поболтав с Маттом, Джесс оделась в шорты и футболку, убедилась, что Ленни заснул, и съездила в универмаг за продуктами и газетами. Никак она не могла побороть в себе беспокойство за Ленни. Иден Антонио по-прежнему имела над ним власть. Он ничему на свете не сможет по-настоящему радоваться, пока раз и навсегда не оставит ее позади. А как это возможно, если он ее не видит?
Джесс наморщила лоб. Она никогда не встречалась с Иден, но достаточно слышала о ней, чтобы понять, что та из себя представляла – избалованная сука на содержании какого-то богатого мафиози, да к тому же еще и чертовски честолюбивая. Стоит Ленни провести в ее обществе всего несколько дней, как у него откроются глаза, и он поймет, с кем связался. Ведь так?
Пустые рассуждения.
Он у нее на крючке.
И единственный способ освободиться – сделать это самому.
До боли закусив губу, Иден рассматривала обложку «Пипл». Сукин сын! Эта сволочь все-таки добился своего.
Кто бы мог представить, что Ленни Голден когда-нибудь удостоится чести красоваться на обложке «Пипл»? Ну уж только не она. На ее взгляд, Ленни обладал весьма хиленьким талантом. Да, конечно, в постели он бог. Но за хороший секс не фотографируют на обложку.
Она прищурила свои топазовые глаза и злобно посмотрела на картинку. Ухмыляется. Над ней? Как бы говоря: «Послушай, детка, я всегда знал, что у меня получится. Ну а как твои делишки?»
А как ее делишки? Не блеск. Отнюдь не блеск.
Она жила в купленном Сантино Боннатти для нее доме практически на положении заключенной. Он по существу запер ее вместе с телохранителем-шофером, которому вменялось в обязанности выполнять любое ее пожелание. Так объявил Сантино, когда навязал ей этого гунна, причем с таким видом, будто делал ей величайшее одолжение.
– А вот Зеко. Он присмотрит за тобой и еще будет возить тебя в машине. Он выполнит любое твое желание. О'кей, киска?
Что она могла ответить? Нет? В ее положении оставалось либо смириться со всеми требованиями Сантино, либо полностью порвать с ним. А она не такая дура, чтобы уходить от него раньше времени. Сантино – ключ к ее будущему, и, хотя время тянулось медленно, Иден знала, что ее час настанет – рано или поздно.
А сейчас, наконец, появился приличный сценарий, интересный режиссер и известный продюсер – Райдер Вилер. Фильм назывался «Жизнь проститутки», и Иден отводилась в нем заглавная роль. Сантино оплачивал большую часть стоимости съемок, а также выступал в роли исполнительного директора.
Иден торжествовала. Как долго она ждала!
Зеко вошел не постучавшись и уставился на нее. Один глаз у него был настоящий, другой – стеклянный. Это придавало ему несколько сумасшедший вид. К тому же гигантский рост и голова, лысая как коленка. Иден не сомневалась, что он подсматривает, когда она принимает ванну в своей роскошной мраморной ванной комнате с одной стеклянной стеной, увитой снаружи густым плющем. Она представляла, как он, крадучись, продирается сквозь колючие кактусы, чтобы украдкой бросить вороватый взгляд. Иден не задергивала занавески, испытывая даже какое-то извращенное удовольствие. Пусть смотрит, раз его это заводит. Иногда она раздвигала ноги и гладила свой золотистый лобок – устраивала настоящее шоу.
– Да? – высокомерно спросила она.
– Я поехал за мистером Боннатти.
– Валяй, – небрежно бросила Иден.
Уже миновал полдень, а она еще не одета. На ней была только шелковая пижама и домашние туфли на высоком каблуке. Сантино всегда навещал ее после воскресного семейного обеда, событие, которое почему-то действовало на него исключительно возбуждающе. Как ни странно, ей начали доставлять удовольствие знаки его внимания. Он был тем, чем не был любой другой мужчина в ее жизни. Сантино держался так, как будто может получить все, что захочет, и тем самым в какой-то степени компенсировал недостаток физической привлекательности. Иногда его несколько заносило, и пару раз, увлекшись, он сделал ей больно. Но она чувствовала, что в целом она правит бал. Сантино явно обожал ее. Где еще такой, как он, найдет себе такую женщину.
Она, наконец, выяснила, на чем он делает деньги. Конечно, не на импорте оливкового масла и кофе. Сантино Боннатти занимался порнографией и наркотиками.
Иден передернула плечами, бросила последний взгляд на фотографию Ленни, отшвырнула журнал и направилась в ванную, чтобы принять душ и одеться. Сантино любил, чтобы у нее кожа была чистая до скрипа – в отличие от его супруги, которая, по его словам, мылась один раз в неделю.
После душа Иден провела инспекцию своего гардероба. Так много разных туалетов – и так мало случаев их носить. Сантино очень редко выводил ее в общество, хотя недавно сказал мимоходом, что скоро они могут пообедать с Райдером Вилером и новым режиссером в ресторане «Чейзен». Иден с нетерпением ждала намеченного дня и уже придумала, что одеть. Потрясающее красное платье с рубиновым ожерельем, которое Сантино подарил ей на день рождения. Иногда он бывал очень великодушным. Должны же существовать хоть какие-то компенсации за то, что приходится терпеть такого типа, как Сантино Боннатти.
Витос позвонил. Очень своевременно.
– Давай расслабимся, – предложила Олимпия.
– Прошлый раз мы расслабимся, ты уйдешь с Флэш, оставил Витос один. Нехорошо с Витос.
– Неужели я так поступила? Я не хотела.
– Теперь Витос большой звезда, и ты хотишь его назад. Зачем мне?
– Затем, что я тебе отсосу так, как ты любишь.
– Оли-импия!
Он заехал за ней в длиннющем белом лимузине, и они расслаблялись во всех кабаках города. На сей раз Олимпия не отворачивалась от назойливых фотографов. Наоборот, она специально позировала перед ними, обняв Витоса за шею.
Он прекрасно ей подыгрывал. По американским правилам игры, главное – реклама. А с кем лучше всего играть в эту игру, как не с одной из самых богатых женщин мира?
Не то чтобы он всерьез смотрел на Олимпию как на женщину. Она ребячлива, как игривый щенок. К тому же за прошедшее после их расставания время она сильно поправилась. В постели он не считал это помехой. Ему всегда нравились самки с мясом на костях. А Олимпия – это не только мясо, а еще и картошка, и овощи. Голая она вся была, как мячик.
Ему нравилось заниматься с ней любовью. Он погружал губы в складки сладко пахнущей плоти. Прятал голову между необъятными ляжками. Пасся среди чудесных холмов ее очень-очень большой груди.
Она любила кончать несколько раз подряд. Ублажить ее было не просто, и спустя два часа оба они лежали мокрые от пота и измочаленные.
– Почему бы нам не пожениться? – предложила Олимпия, взбивая за собой подушку и усаживаясь в кровати.
Витос улыбнулся. Полный рот чудесных зубов. Улыбка героя-любовника. Как обидно, что волосы начинают выпадать.
– Что ты хочешь иметь в виду, Оли-импия?
Она покосилась на него. Красивый, но тупой. Флэш, несмотря на наркотики, в десять раз больше мужчина, чем Витос.
– Пожениться. По-же-нить-ся. Теперь понимаешь?
Она все продумала. Выйти замуж за Витоса. Послать Флэша куда подальше – пусть знает. А когда Флэш усвоит урок, она просто-напросто разведется с Витосом. Придется откупиться от него парочкой миллионов. Что же, дело того стоит.
– Ты любишь идея свадьбы? – переспросил Витос, поглаживая ее бедро и прикидывая в уме, как отразится на его популярности женитьба на Олимпии Станислопулос.
– Я думаю, мы чудесно подходим друг другу. А ты как считаешь?
– Восможно.
– Это значит «да»?
– Завтра я ехать в Лас-Вегас. Один неделю в отеле «Маджириано». Ты ехать тоже. Мы будем говорить.
– Ничего себе ответик, – вспыхнула она. – Я не каждый день предлагаю жениться на мне.
– Оли-импия, – протянул он примирительным тоном. – Я теперь большой звезда. Американский женщины любят меня. Я немного жду, мы делаем это. Что скажешь?
Она проглотила то, что хотела сказать на самом деле, и понимающе кивнула.
– Конечно, Витос. Я поеду с тобой. Я подожду, и мы посмотрим, что из этого получится. Хорошо?
Он счастливо улыбнулся.
– Хорошо, Оли-импия. Хорошо, моя дорогая.
Два дня они просидели в зале суда, где заседал судья Фредерик Лестер. На второй день во время обеденного перерыва Кэрри повернулась к Стивену и сказала:
– Это не он. Теперь я уверена.
Стивен почувствовал укол разочарования. Он надеялся, что из всех кандидатов именно судья Фредерик Лестер окажется его отцом.
– Как ты можешь так уверенно говорить, – спросил он сердито. – Прошло более сорока лет.
– Я уверена. Два дня я с него глаз не сводила. – Ей ужасно хотелось расплакаться, но она сдерживала слезы, не желая, чтобы Стивен видел, насколько ей тяжело.
Мать и сын вышли из здания суда и остановились на ступеньках.
Кэрри смотрела прямо перед собой и гадала, чем кончится попытка Стивена докопаться до самых глубин его прошлого. Она не хотела вспоминать... но забыть тоже оказалось невозможно.
Ее подружке Золотцу исполнялся двадцать один год. Золотце договорилась отметить праздник со своим приятелем Мелом, а он в свою очередь пригласил Фредди Лестера. Они назначили встречу после окончания шоу, но девушка, которая согласилась составить пару Фредди, подвернула ногу и со всхлипываниями прыгала на другой ноге. Золотце с мольбой посмотрела на Кэрри.
– Ну пожалуйста, – упрашивала она.
Кэрри не нашла в себе сил отказать. В конце концов, сегодня у Золотца был день рождения. Да и вообще, пора когда-нибудь научиться верить в себя – не может же она оставаться затворницей всю оставшуюся жизнь.
– О'кей, – согласилась она неохотно.
Когда они вышли из театра, Мел и Фредди – симпатичный парень и сам отлично это знающий – уже ждали у служебного входа. Они радостно приветствовали девушек.
– Привет, ребятки, – провозгласила Золотце голосом, как у Мэй Уэй.
– С днем рождения, очаровашка, – ответил Мел, по-медвежьи облапив ее и поцеловав прямо в рот.
Кэрри и Фредди настороженно смотрели друг на друга.
– Перестань, – воскликнула Золотце, отталкивая кавалера. – Ты смажешь мне всю помаду, невежа. – Она повернулась к Фредди. – Здравствуй, меня зовут Золотце, если ты раньше этого не знал. А вот Кэрри, твоя восхитительная спутница на сегодняшний вечер. Попробуй только сказать, что тебе не повезло!
По выражению лица Фредди никак нельзя было сказать, что он счастлив своему везению. Он коротко кивнул Кэрри, и все четверо направились по аллее в сторону машины Мела. Мел распахнул двери. Золотце уселась на переднее сиденье, а Кэрри забралась назад. Мел и Фредди задержались около машины.
– Что с тобой стряслось, – услышала Кэрри голос Мела.
– Господи, – ответил Фредди, как ему казалось, шепотом. – Так она же – гуталин.
– Ну и что? – беззаботно отозвался Мел. – Ты что, никогда не слышал о белом торте с шоколадным кремом?
– Слышал, – сказал Фредди. – Но я никогда не ел его на людях.
– А, брось, – рассмеялся Мел. – Давай двигаться.
И мужчины сели в машину.
Сжавшись на заднем сиденье, Кэрри с тоской глядела в окно. В ее ушах по-прежнему звенели их мерзкие голоса: «Гуталин. Шоколадный крем».
Соленые слезы наполнили ее глаза, потекли по щекам. Она намеренно не отрывалась от окна, чтобы никто не увидел ее обиду.
Вечер начали в маленьком кафе-джазе на Пятьдесят второй улице. Играл симпатичный маленький оркестрик, рекой лилось шампанское. Золотце пребывала в отличном настроении. И,когда Кэрри заявила, что будет пить только апельсиновый сок, она ей выдала по полной программе:
– Эй, послушай, цыпа. Сегодня у меня день рождения, и я хочу как следует повеселиться. Если ты собираешься тут сидеть с вытянутой физиономией, то ты нам все испортишь. Так что давай, выпей шампанского и покажи, что ты умеешь улыбаться.
Кэрри подчинилась. Она уже забыла вкус дорогого шампанского, хотя, когда у Белого Джека, ее бывшего сутенера, заводились в кармане денежки, он покупал его ящиками.
За одним бокалом последовал второй, затем третий, потом вся компания перебралась в другой клуб, а холодные белые пузырьки так приятно щекотали в горле, что после четырех она потеряла счет выпитому. В конце концов, шампанское совсем не крепкое, поэтому – что с ней может случиться?
Когда их четверка ввалилась в ночной клуб «У Клемми», все уже находились в прекрасном расположении духа. Кэрри и Фредди стали лучшими друзьями и вовсю перемигивались, хохотали, танцевали. И когда его руки как бы случайно дотрагивались до ее груди, она ничуть не возражала. Она чувствовала себя свободной и счастливой. Впервые за много-много лет Кэрри могла искренне сказать, что живет нормальной жизнью.
– Ты знаешь, что ты просто замечательная? – пьяным голосом вопрошал Фредди.
В ответ Кэрри обвила руки вокруг его шеи и заглянула ему в глаза. Жестокая кличка «гуталин» больше не билась в ее мозгу.
– Спасибо, – прошептала она совершенно искренне.
Давно уже ей никто не говорил ничего похожего.
– Нет, правда, – настаивал Фредди, как будто она собиралась спорить.
– Эй, – воскликнула Золотце, подталкивая Кэрри локтем. – Видишь во-он того парня? Это сам Джино Сантанджело. Он хозяин заведения. Как-то раз я с ним встречалась. Это по-настоящему опасный тип.
Кэрри смерила его взглядом.
– Мне довел ось побывать под многими опасными типами в свое время, – похвалилась она.
– Кэрри! – со смехом воскликнула Золотце. – Я такой тебя никогда не видела.
– Ага. Ты ничего про меня не знаешь.
Золотце подтолкнула Мела.
– Она пьяная в стельку.
Мел ухмыльнулся.
– Хочешь зашибить полста баксов, Кэрри?
– Что у тебя на уме, парень?
– Спорю на полтинник, что ты не сможешь соблазнить Великого мистера Сантанджело.
– Вот как? – Ее глаза блеснули. – Ты только что проиграл пари.
Прежде чем они успели ее остановить, Кэрри встала и, покачиваясь, направилась через переполненный народом зал.
Золотце в удивлении поднесла ладонь ко рту.
– О Боже, Мел, что ты наделал? Это совсем на нее не похоже.
Он цинично рассмеялся.
– Брось, куколка, она не собирается делать ничего нового для себя.
Пьяный Фредди скорчил недовольную гримасу.
– Спасибо большое, дружище, – пожаловался он.
Джино сидел за своим обычным столиком. Царь бала. Нескончаемый поток постоянных посетителей тянулся к нему, чтобы засвидетельствовать почтение.
Как всегда, на нем был костюм-тройка, белая шелковая рубашка и элегантный галстук. Черные волосы аккуратно уложены. Массивное кольцо с бриллиантом на мизинце время от времени попадало в луч света и блестело дорогим огнем. Шрам на щеке придавал его лицу зловещий вид – шрам, а еще его жесткий взгляд черных глаз, которые одна женщина недавно сравнила с глазами Рудольфо Валентино.
Он потягивал виски и оценивающе разглядывал женщину, что шла к его столику. Чернокожая. Экзотического вида. И грудь, способная остановить все движение на улице.
Она подошла вплотную и улыбнулась.
– Мистер Сантанджело?
–Да.
– Говорят, что вы владелец этого заведения. Мне просто захотелось сказать вам, что, на мой взгляд, здесь шикарное местечко.
Он улыбнулся. Ему нравились смелые женщины. Иногда.
– Садитесь, выпейте со мной.
Кэрри села. Она великолепно себя чувствовала. После выпитого вина ей казалось, что стоит ей захотеть – и весь мир окажется у ее ног.
– Шампанского? – спросил он.
– Естественно.
Джино щелкнул пальцами, и тут же рядом с ним вырос официант.
– Бутылку самого лучшего шампанского.
Джино внимательно изучал свою новую знакомую. Какая редкая, нестандартная красота. Один бокал – и он увезет ее к себе домой.
Еще один бокал – и она поедет.
Потом они оказались в его квартире, и любовь была приятной. Когда все закончилось, он захотел, чтобы она ушла. Он встал с кровати.
– Ай-я-яй, – усмехнулся он. – Держу пари, ты не в школе научилась такому.
Шампанское все еще туманило голову Кэрри. Она чувствовала себя сильной, могущественной и... как все хорошо складывалось. Джино Сантанджело не использовал ее. Она не использовала его. Они лишь получили удовольствие друг от друга.
Она лениво потянулась. Ей казалось, что она заново родилась, как будто кто-то пришел и развеял все, что угнетало ее.
– Моя машина внизу. Шофер отвезет тебя домой, как только ты соберешься, – спокойно объявил Джино. – О, а вот тебе маленький подарок. Купи себе что-нибудь хорошее.
Он дал ей сто долларов. Джино всегда давал деньги в подарок тем женщинам, с которыми он переспал. Так уж он привык, и никто никогда не обижался.
– Ах ты сукин сын! – вскричала она, как ошпаренная спрыгнув с кровати. – Ты думаешь, я шлюха?
– Да конечно же, нет...
– Как ты смеешь!.. Как ты только смеешь!
Кэрри впопыхах одевалась, обжигая его ненавидящим взглядом и осыпая потоками брани.
– Да послушай же. Если бы я считал тебя шлюхой, я расплатился бы с тобою по таксе. Это – подарок.
– Подонок, – крикнула она. – Если бы я была шлюхой, тебе я обошлась бы гораздо дороже. – И,швырнув деньги ему в лицо, выбежала из квартиры.
Она и близко не подошла к машине Джино и побрела пешком по Парк авеню. Кэрри быстро трезвела. Снова в ее голове зазвучало ненавистное «гуталин». И багровая ярость кипела внутри нее.
О чем она только думала, таким вот способом знакомясь с Джино Сантанджело? Кто еще, кроме шлюхи, подойдет к столику одинокого мужчины, примет приглашение присесть, а уже спустя полчаса уляжется с ним в постель?
Гуталин. Шлюха. Эти два слова молнией мелькали в ее мозгу. Она так старалась стать порядочной женщиной и вот теперь – всего за одну ночь – снова оказалась там, откуда начинала свой путь.
Пройдя семь кварталов, Кэрри поймала такси. Водитель бросил на нее подозрительный взгляд и сказал:
– Я не еду в Гарлем, крошка.
– Я тоже, киска.
Ему не понравился ее ответ. Всю дорогу он хранил ледяное молчание.
Кэрри расплатилась и пешком поднялась на мансарду трехэтажного здания, где они с Золотцем снимали квартирку. Закрыв за собой дверь, она с отвращением обнаружила в кровати Фредди Лестера. В ее кровати. Она не могла поверить собственным глазам.
Пылая злобой, Кэрри начала трясти его.
– Убирайся отсюда, – прошептала она яростным шепотом, когда он проснулся.
– Ой, хватит тебе, детка, – пробурчал он, глядя на нее мутными и все еще пьяными глазами. Фредди вовсе не улыбалось сейчас вставать и тащиться домой.
– Уберешься ты или нет из моей постели, – настаивала Кэрри.
– А может, ты сама ко мне присоединишься? Я прождал тебя всю ночь.
– Еще чего не хватало.
Он схватил ее за руку.
– Ну давай, милая, не упрямься.
– Отпусти меня.
Фредди оказался на удивление сильным. Без всякого труда он бросил ее на кровать.
– Если не перестанешь, я закричу, – отбивалась она.
– Не надо, моя хорошая, – и он закрыл ей рот тяжелой ладонью, не давая ей ни кричать, ни подняться. Другой рукой он задрал ей юбку и содрал с нее трусы.
Силы оставили Кэрри. Она затихла.
Он принял это за знак согласия и грубо вошел в нее.
Она издавала тихие стоны, как будто задыхаясь. Его руки по-прежнему не позволяли вырваться наружу крику отчаяния. Усилием воли она отключила свое сознание, и, когда Фредди убрал наконец руку, Кэрри уже не кричала. Она дождалась, пока он закончит, а затем сказала спокойно:
– С вас тридцать баксов, мистер. Тридцать зеленых.
– Что? – пробормотал он.
– Когда трахаешь шлюху, ей надо платить, – проговорила она холодно, без всякого выражения. – Особенно, когда трахаешь «гуталин».
– Но...
– Плати, или я закричу, что ты меня изнасиловал.
Он заплатил.
Спустя шесть недель с тупым отчаянием она поняла, что беременна. Ее как громом поразило – она всегда считала, что не способна зачать.
– Ты просто бесплодна, – часто убеждал ее Белый Джек.
А теперь она забеременела и понятия не имела, кто отец ее будущего ребенка.
Джино Сантанджело. Фредди Лестер. Им мог оказаться любой из них.
Она не знала, что делать, к кому обратиться за помощью.
– Ну что ж, – напряженным голосом произнес Стивен. – Полагаю, теперь надо навестить издателя. Я организую встречу, ты можешь сказать, что хочешь написать книгу о своей жизни.
Кэрри безвольно кивнула. За что Стивен так пытал ее? Она была хорошей матерью. Она оградила его от своей прежней жизни, и он не знал страданий из-за этого. Даже когда заправляла борделем и продавала наркотики для печальной памяти Энцо Боннатти, она всегда следила, чтобы эти занятия ничем его не коснулись.
– Когда? – спросила она безучастно.
– Я постараюсь все организовать как можно скорее.
Кэрри опять кивнула, и на короткий момент в ней проснулось чувство ненависти к ее симпатичному, бесчувственному сыну. Что он мог знать о ее страданиях? Какое ему было до них дело?
Они говорили по телефону. Лаки и Коста.
– Дядя Коста?
– Да.
– Я вышла замуж.
– Ты... что?
– Я снова вышла замуж. За очень хорошего человека, тебе он понравится.
– У меня есть выбор.
– Уж доверься мне.
– О, Лаки, я всегда тебе доверял. Отец знает?
– Гм... Еще нет. Я ему сообщу.
– Когда?
– Скоро.
Неодобрительное покашливание.
– Ну и кто этот паренек?
Немного смущенный смех.
– Ну... он не совсем парень.
В трубке затрещало – Коста устраивался поудобнее.
– Так кто же он?
Лаки спешно переменила тему.
– У меня для тебя есть еще сюрприз.
– Разве одного недостаточно?
– Ты не просто мой дядя.
– Спасибо.
– Нет, я имею в виду, ты не просто дядя, ты двоюродный дедушка.
– Я чего-то не понимаю.
– Все ты отлично понимаешь. Есть ребенок.
– Чей ребенок?
– Мой ребенок.
По его голосу она явственно поняла, что он шокирован. Коста всегда придерживался консервативных взглядов.
– Твой, Лаки? Что это значит?
– Это значит, – терпеливо объяснила она, – что шестнадцать месяцев назад я родила замечательного мальчика по имени Роберто, а два дня назад я вышла замуж за его отца.
Молчание.
Долгое молчание.
Потом:
– Джино знает?
– Нет еще.
Усталый вздох.
– Нет еще.
– Не повторяй за мной таким тоном. Мне это не нравится.
– А что я должен сказать?
– Поздравь меня. Скажи, что все прекрасно и что тебе не терпится поскорее прилететь и повидать нас с Роберто. Потому что мы просто умираем от желания увидеть тебя.
– Шестнадцать месяцев назад ты родила ребенка, а сейчас ты умираешь от желания меня видеть. Ха!
– Ну, не сердись, – умоляющим тоном сказала она. – Ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Прекрасное подтверждение твоей любви! Даже мне тяжело все это слышать. А каково будет Джино?
– Он и ухом не поведет – у них с суперженщиной своя собственная жизнь. Она ужасно огорчится, что он стал дедом. У нее целую неделю волосы завиваться не будут!
– Лаки, я считаю, что тебе следует съездить к Джино. Я бы не советовал рассказывать ему по телефону.
– По-моему, я уже не ребенок, – упрямо ответила она. – Мне больше не требуется его благословения.
– А кто говорит о благословении? – мягко сказал Коста. – Ты можешь поступать, как тебе вздумается, но, на мой взгляд, можно сделать широкий жест, как ты считаешь? Первый внук Джино, его единственный внук... Он уже не так молод... сердце у него пошаливает...
– Что-то с ним случилось? – сразу же спросила она в панике.
– Нет, нет, ничего не случилось. Но несколько недель назад я разговаривал с ним, и у меня создал ось впечатление, что ему скучно и все надоело. Он сказал, что скучает по тебе.
– В самом деле?
– Я ничего не придумываю.
Она на мгновение задумалась. Действительно, почему бы не навестить Джино в Калифорнии? Взять с собой Роберто. О, ей просто не терпелось увидеть его лицо, когда она покажет ему такого замечательного младенца. Ее младенца. Ее достижение. И она сможет рассказать ему об отеле и казино, которые собирается построить в Атлантик-Сити. Наконец-то. Без его помощи.
– Я поеду, – сказала Лаки, повинуясь импульсу. – А ты – ты тоже приедешь, Коста? Я очень этого хотела бы.
Он заколебался.
– Не уверен, стоит ли. Там будешь ты, твой ребенок, твой муж...
– Его как раз и не будет. Он уехал в деловую поездку на целую неделю.
– По-моему, ты сказала, что вы только два дня, как поженились.
– Ну и что? Это не значит, что мы срослись спинами. Каждый из нас живет своей собственной жизнью.
Коста вздохнул.
– Ох, современная молодежь...
– Ну... Не так уж он и молод.
– Как именно не молод?
– Расскажу при встрече.
Пейж Вилер закричала во весь голос. Возможно, Джино Сантанджело и стар. Но уж никак не слаб.
Она никогда не кричала со Сьюзан. С Райдером тоже. Но это понятно, Райдер совершенно не интересовался сексом. Только бизнес возбуждал его, что явилось одной из причин, почему Пейж развлекалась со столькими любовниками.
Они с Джино лежали на огромной двухспальной кровати в отеле «Беверли Уилшир». Два дня назад Пейж заказала номер для одного из своих клиентов. «Беверли Уилшир» представлял собой идеальное место для романтических свиданий. Расположен в центре города. Роскошная обстановка. А если тебя и засекут в холле или неподалеку, что ж, ты просто шел в магазин «Тиффани», который был в том же здании, или обедал в модном ресторане «Эль Падрино», или забежал в книжную лавку «Брентано». Поди подкопайся.
– Гм-м... – пробормотала Пейж, садясь в кровати и протягивая руку за сигаретой. – Теперь я понимаю, почему Сьюзан все время жалуется.
– Какие, интересно, у нее причины жаловаться? – спросил Джино, перегнувшись через ее полные груди и зажигая спичку.
Пейж глубоко затянулась.
– Причины – твой энтузиазм, сексуальность и неугомонность.
– Ты хочешь сказать, что вы говорите между собой о сексе?
– А о чем еще говорить?
– И она жалуется?
– Глупая женщина.
– Ну и дела!..
– Сьюзан никогда не умела получать удовольствие. Бедному Тини вечно приходилось искать утешения на стороне.
Джино мотал информацию на ус. После свадьбы Сьюзан проявляла все меньше и меньше темперамента. Чем больше она его отталкивала, тем больше он старался ей угодить. Господи! А он-то думал, что все дело в нем. Что годы начали, наконец, брать свое, а силы его стали оставлять. Он лез из кожи вон, а вот теперь ее лучшая подруга спокойно сообщает ему, что Сьюзан просто-напросто не любит секс. Неплохо же она притворялась вначале. Ну и ну!
– Ты что, только сейчас прозреваешь, Джино?
– Что?
– Раньше ты не знал?
Он чувствовал, что оказался в глупом положении, что редко с ним бывало.
– Наверное, знал, – медленно проговорил он. – Иначе я не лежал бы здесь с тобой сегодня.
Надо смотреть правде в глаза – после двух лет со Сьюзан такая женщина, как Пейж, явилась подарком судьбы. Вместе с одеждой Пейж сбрасывала все предрассудки. Пусть не красавица, но она чрезвычайно сексуальная особа.
– Возможно, мне следовало бы промолчать, – тактично сказала Пейж.
– Интересно, что могло бы тебя остановить? – отозвался Джино. – Разве что танк?
Она высвободила ногу из-под простыни и провела пальцами по его груди.
– Ты, – прошептала она внезапно охрипшим голосом, – такой несмышленый мужчина. И я тоже несмышленая женщина. Так зачем нам тратить время на разговоры о Сьюзан?
Он начал целовать пальцы ее ноги.
– А кто о ней говорит? – пробурчал он.
Ленни, Джесс, Исаак и его хорошенькая жена, плюс журналист из журнала «Роллинг стоунз» летели в Лас-Вегас на частном самолете – знак особого внимания со стороны Матта Трайнера и отеля «Маджириано». Минут десять все они делали вид, что такое для них – привычное дело.
Первым не выдержал Ленни.
– Знаете что – если бы сейчас Алиса меня увидела, она бы обкакалась!
Исаак расхохотался.
– А что говорить о моей матери? Она мыла полы чужим людям, а вот как высоко взлетел ее сын. Скорее бы ей рассказать!
Его жена Ирена молча достала камеру и начала делать снимки.
– Чтобы имелись доказательства, – пояснила она.
Репортер из «Роллинг стоунз» оставался совершенно спокоен. Он сотни раз летал на частных самолетах с рокзвездами. Его позабавило их возбуждение, но он обещал ничего об этом не писать.
– Ну конечно, – пробормотала Джесс, самая циничная из всех. – Он выставит нас такой дремучей деревенщиной!
– Ну и что, – рассмеялся Ленни. – Читатели запоминают только имя, и больше ничего. Ты сама так все время говоришь.
– Главное, чтобы ничего не напутали в написании фамилии, – добавил Исаак, король прописных истин.
О выступлении в «Маджириано» договорилась Джесс. Она вела финансовые переговоры по большинству контрактов Ленни, но он не расставался с Исааком и по-прежнему выплачивал ему десять процентов комиссионных.
– Он нам больше не нужен, – сказала Джесс Ленни несколько месяцев назад. – Он получает деньги ни за что.
– Ну и пусть, – отмахнулся Ленни. – Он оставался со мной в самые трудные минуты. Не разоримся.
Когда Матт подсластил лас-вегасскую сделку частным самолетом и другими знаками внимания, Ленни сразу же предложил взять с собой Исаака и Ирену. Джесс согласилась. Она ничего не имела против них лично – очень милая пара. Единственное, что ее раздражало, так это деловая нецелесообразность.
– Пожалуй, – продолжал Ленни, – сегодня я просажу за игровым столиком тысячу долларов. Это моя давнишняя мечта.
– Сколько вам платят за данное выступление, – интересовался репортер из «Роллинг стоунз».
– Он никогда не говорит о своих финансовых и любовных делах, а только находит смешные стороны в финансовых и любовных делах других людей, – вмешалась Джесс.
Ленни взглядом заставил ее замолчать. В последнее время она начала брать на себя слишком много. Он сам мог отвечать на заданные ему вопросы, не только мог, но и хотел. Ему не требовались няньки.
– Ты стал какой-то... другой! – воскликнула Джесс. – Похудел. Ты выглядишь... просто прекрасно.
Матт улыбнулся.
– Я сбросил пятнадцать фунтов. Постригся. И еще бегаю трусцой – по два часа в неделю. Только поэтому до сих пор не сошел с ума.
Прежний Матт Трайнер исчез. Перед ней стоял худощавый, спортивного вида мужчина с седыми коротко остриженными волосами и без малейшего намека на животик. Вместо кричащих туалетов, которые он так любил, теперь был одет в простые темные брюки и белую рубашку с открытым воротом.
– А где же золотые цепочки? – ухмыльнулась Джесс.
– Я их переплавил и отослал в казначейство.
– Представляю, как они там обрадовались.
– Теперь звонят не переставая.
Они улыбнулись друг другу.
– А ты? – спросил он. – Ты стала настоящей мисс Успех. Когда о тебе напишут статью в журнале?
– Когда я дам свое разрешение.
– А если серьезно, то я очень рад за тебя, Джесс.
– Спасибо.
Сегодня она одевалась особенно тщательно. Но он не сказал ни слова о том, как она выглядела.
Пока служащие суетились, провожая Ленни и остальных в отведенные им номера, Матт предложил ей выпить.
– В твоей квартире? – в шутку поинтересовалась она.
– Я оттуда уехал. Теперь я живу здесь.
– Ну пошли.
Шикарный номер, куда поселили Ленни, не оставлял желать ничего лучшего. Небольшой бассейн. Огромное зеркало на потолке. Толстый ворсистый ковер. Повсюду цветные телевизоры, в том числе и в туалете. Восхитительная терраса, откуда открывался захватывающий дух вид.
Все.
Кроме Иден.
У него промелькнула мысль – только на один короткий миг, – вот если бы открыть дверь в номер, а там – Иден.
Но зачем она ему?
Бар полон напитков, а внизу толпы красивых, доступных танцовщиц. Он теперь звезда. Можно выбирать любую.
Не видно ни одного бокала с инициалами владельца. Нет поддельного мрамора, позолоты и даже приглушенного розового света. Просто современные, рационально обставленные комнаты, в которых нет ничего лишнего и ощущается присутствие мужчины.
– Что будешь пить? – спросил Матт.
– Что-нибудь прохладное и безалкогольное, – ответила Джесс, с удовольствием оглядываясь по сторонам. – Ты сменил стиль, – отметила она.
– Да уж давно пора, – проговорил Матт от электронного бара, где он наливал ей в высокий бокал грейпфрутовый сок с кубиками льда.
Джесс приняла бокал из его рук и отпила маленький глоточек.
– Мм... восхитительно.
– Я передам твою благодарность прислуге.
– Так вот как ты теперь живешь? Все за тебя делает прислуга, а тебе нет нужды даже палец о палец ударять?
– Я управляю отелем, Джесс. Мой рабочий день длится двадцать четыре часа в сутки. Нина что другое у меня не остается времени.
– Нина что? – подковырнула она.
– Ну... почти ни на что.
Она рассмеялась, и каждый почувствовал, что не знает, о чем дальше говорить. Поэтому, естественно, оба заговорили одновременно.
– Как ты думаешь... – начала Джесс.
– Я полагаю, что попозже... – начал Матт.
Зазвонил один из трех расположенных на баре телефонов.
– Извини, – сказал он.
– Конечно, конечно. – Джесс прихлебывала из бокала и смотрела, как он говорит по телефону. Они были так вежливы друг с другом, как не слишком близкие знакомые, а не два человека, вместе пережившие самую большую трагедию в ее жизни. Она почти никогда не позволяла себе вспоминать о том кошмаре – потере Симона. Но она никогда не забудет, что именно Матт помог ей пережить первые сорок восемь часов. Не будь его рядом, она, возможно, проглотила бы первую попавшуюся коробочку таблеток и разом покончила бы со всем.
Он положил трубку с гримасой неудовольствия.
– Что случилось? – спросила она.
– Витос Феличидаде расширил свою свиту. Сейчас он летит из Нью-Йорка, и с ним – Олимпия Станислопулос, ее дочь и няня дочки. Так у меня скоро не останется люксов.
– Какая трагедия!
– А ты все такая же ехидна.
– Да. И немалого добилась благодаря своему ехидству.
– Мне надо поговорить с менеджером службы размещения.
– Понимаю.
– Он уже идет сюда.
Она поставила бокал и направилась к двери.
– Я все равно уже все выпила.
Матт поспешил за ней следом.
– Сегодня вечером я хочу дать обед в честь Ленни и его друзей.
– Я передам ему.
– Позвони мне как можно скорее. Я должен знать, сколько вас всех будет.
Джесс кивнула и ушла.
Когда за ней закрылась дверь, Матт вздохнул с облегчением. Он твердо решил не строить больше из себя идиота, и ему казалось, что он достойно справился с задачей. Из опыта он прекрасно знал, что для Джесс он навсегда останется добрым другом и ничем более. Так что, хотя он и теперь хотел ее ничуть не меньше, чем раньше, Матт решил спустить все на тормозах. Он уже слишком стар, чтобы гоняться за женщиной, которая его не воспринимает. Слишком стар и слишком умен.
Джесс разглядывала свое отражение в зеркале лифта. На ее взгляд, она смотрелась совсем неплохо. Лос-анджелесский загар. Короткая стрижка. Туфли на высоких каблуках прибавляли ей роста и позволяли казаться взрослой.
Гм-м... Но он и словом не обмолвился о ее внешности. Впрочем, ей-то все равно.
С какой стати огорчаться?
Но раньше ей нравилось, что он к ней неравнодушен. О да, она помнила, как тряслись его руки, когда он оказывался рядом с ней, помнила, какими глазами он на нее постоянно смотрел. И, честно говоря, последние два года ей не хватало такого горячего поклонника.
Теперь же Матт стал совсем другим человеком. Очаровательным и милым, да, но где же дрожащие руки и пламенный взгляд?
Возможно, он так смотрел на нее только тогда, когда она ничего из себя не представляла?
А выглядел он действительно здорово. Неужели сейчас, когда Матт остыл к ней, ее саму начало тянуть к нему.
Нет, ерунда.
Как приятно вернуться в родной город в ранге знаменитости. И как все удачно совпало. Обложка «Пипл». Местный паренек добивается успеха. Сынишка Джека Голдена, Ленни. Достиг таких высот, о которых и не мечтал его отец.
Мимоходом он подумал об Алисе. О, как бы ей хотелось вернуться сюда звездой. Но она так достала его своей карьерой (какой карьерой?), что он даже не позаботился сообщить ей о своей второй попытке на сцене «Маджириано».
Два года назад Ленни покидал этот город, униженный, разбитый и злой. Попадись ему тогда Матт Трайнер – он с радостью задушил бы его собственными руками. Но проходит время... меняются обстоятельства... Джесс объяснила ему, что Матт тут ни при чем. Какая-то сука распорядилась, чтобы его вышибли вон. Какая-то Лаки Сантанджело.
– Хозяйка, – шепотом пояснила Джесс.
Да пошла она! Очевидно, она больше не имела отношения к отелю – в этом он в первую очередь удостоверился, прежде чем дать согласие вернуться.
И вот он снова здесь. И ему предоставили все удобства, которые любая звезда быстро перестает ценить и принимает как должное. Личный самолет. Лимузин с шофером наготове в любое время. Охранник (неужели ему действительно нужен охранник?). И карандаш.
О, этот знаменитый лас-вегасский карандаш. Не карандаш в буквальном смысле слова – но право выписывать все, что он захочет, причем бесплатно. Еду, питье, услуги – все что угодно. Когда-то они с Джесс мечтали о нем. Привилегия, предоставляемая только сильным мира сего и суперзвездам. Более всего остального его радовал именно карандаш.
Пришла Джесс в прекрасном расположении духа. Он немного беспокоился, как она воспримет возвращение в Лас-Вегас и связанные с ним воспоминания, но она явно оставила все в прошлом. Ни разу не заговорила ни о Вэйланде, ни о ребенке.
– Ну и ну! – воскликнула она, оглядывая многочисленные корзины цветов, шампанское в ведерках со льдом и огромное блюдо с экзотическими фруктами, разрезанными и красиво уложенными на буфетном столике. – Как я вижу, тебя встречают должным образом.
– Еще бы, – усмехнулся Ленни. – Они должны радоваться, что заполучили меня. Будь я позлопамятнее, ноги бы моей здесь не было.
Джесс взяла ломтик папайи.
– Матт хочет сегодня дать вечером обед в твою честь, и ты можешь пригласить кого угодно.
– Как поживает твой воздыхатель?
– Прекрати, – оборвала она его слишком быстро, что заставило его удивленно приподнять бровь.
– Куда делось твое чувство юмора, обезьянка?
– Не называй меня так! – воскликнула она.
Он поднял руки.
– Я пришел как друг. Пощади.
Джесс не смогла удержаться от смеха.
– Слушай, – объявил Ленни. – Я хочу воспользоваться этим чертовым карандашом, только вот не знаю, чего мне еще пожелать.
– Тяжело быть звездой, – сухо прокомментировала она.
– Давай сходим в магазин. Я с ума схожу от желания чего-нибудь выписать.
– Позвони. Звездам приносят все, что они пожелают.
– Да ну тебя! Пошли.
Он за руку вытащил ее из номера.
В магазине, расположенном на одном этаже с бассейном, продавалось все, начиная от бумазейных трусиков до бикини из соболя за три тысячи долларов. Ленни схватил проволочную корзинку и начал бросать туда все подряд: зубную пасту, зубные щетки, кремы после бритья, шампуни.
Джесс безропотно тащилась за ним следом.
– Тебе в самом деле все это нужно? – поинтересовалась она.
– Детка, так ведь даром, – пробормотал он, наполнив одну корзину и берясь за вторую.
– Ленни, – предложила она. – Если уж халявничать, то давай посмотрим что-нибудь получше.
Она потащила его к прилавку с косметикой.
– Пополни мои запасы. «Эсте Лаудер», – скомандовала она, заражаясь его настроением. – И «Диора». И «Клинкус».
Вдвоем они набили вторую корзину, а за ней и третью.
– Пожалуй, достаточно, – объявила Джесс, когда он набрал сладостей на месяц вперед.
– Но я еще не взял всего, что мне надо, – возразил он, схватив три коробки тампаксов и горсть противозачаточных пилюль в изящной упаковке.
Джесс не могла больше сдерживаться, а ее смех всегда привлекал внимание. Она по-прежнему хохотала как сумасшедшая гиена.
– О черт, – пробурчал Ленни, поймав на себе несколько взглядов.
– Не ваша ли фотография недавно была на обложке «Пипл»? – спросила загорелая женщина в шортах на толстых, в прожилках ляжках.
– О! Вы – Ленни Голден, – объявила высокая брюнетка, как будто он сам не знал.
Он обаятельно улыбнулся. Вокруг начала собираться толпа.
– Что это за тип? – раздался голос красномордого нью-йоркца.
– А, никто, – махнула рукой его расфуфыренная спутница.
Ленни обернулся к Джесс за помощью. Согнувшись пополам, она досмеивалась за стойкой с журналами.
– Можно у вас попросить автограф? – с придыханием попросила миловидная девчушка. – Я не пропускаю ни одного вашего выступления по телевизору. Я ваша поклонница.
Они наступали – целая людская стена. Его загнали в угол, и вдруг он почувствовал себя беззащитным и в опасности. Ему со всех сторон совали ручки и листки бумаги. Ленни несколько раз черканул на них свое имя. Черт! Если в этом и заключается слава, можете оставить ее при себе.
Беременная женщина дотронулась до его лица.
– На счастье! – хихикнула она.
А другая, постарше, шипела уголком увядающего рта:
– Бог следит за вами. Берегитесь. Бог не прощает.
Он хотел поскорее выбраться отсюда. Ему срочно требовалась помощь. К счастью, Джесс наконец пришла в себя и позвала охранника. Вдвоем они вырвали Ленни из толпы и впихнули в первый попавшийся лифт.
– Это еще не толпа, – махнул рукой пожилой охранник. – Как-то раз мне пришлось выручать Элвиса. Они разорвали в клочья его брюки. Они могли бы убить его своей любовью. Мы ввосьмером едва усадили его в машину. Вот были времена.
В номере Ленни огорченно вздохнул.
– Так я ничего и не выписал.
Джесс усмехнулась.
– Интересно, а что ты хотел делать с восемью упаковками противозачаточных пилюль?
– Трахаться до полусмерти.
– Вот уж удивил.
Витос не ожидал, что Олимпия непременно захочет тащить с собой в Лас-Вегас дочь и ее няню. Но она настояла.
– Бриджит будет моей подружкой на свадьбе, – заявила она. – Я не могу выйти замуж без нее. Неужели ты считаешь меня плохой матерью?
На самом деле Олимпия не желала, чтобы няня Мейбл и Бриджит остались в Нью-Йорке. Ей могут позвонить, и мало ли чего они наговорят в ответ. Лучше пусть будут у нее на глазах. Теперь, когда позвонит Флэш, он нарвется на службу передачи сообщений по телефону, а там не знают, где она. Пусть мерзавец помучается. Так просто она к нему не вернется.
Олимпии не приходило в голову, что он может и не захотеть возвращаться к ней. Она шла по жизни, полная уверенности в себе, что легко дается, когда ты можешь купить и продать практически любого.
Перед отъездом из Нью-Йорка она переговорила со своим адвокатом.
– Перешлите мне свадебный документ, – потребовала Олимпия. – Ну, сами знаете – соглашение об имуществе супругов.
– Неужели вы опять выходите замуж? – застонал он, не веря своим ушам.
– Вполне возможно.
– Пожалуйста, не могли бы вы подождать, пока мы все как следует не обсудим? Ваши финансовые дела чрезвычайно запутаны. С ними очень долго разбираться.
– Мне бумага нужна сейчас. Немедленно.
Раньше она никогда не бывала в Лас-Вегасе, и город одновременно поразил и шокировал ее.
– Какие ужасные кругом люди, – пожаловалась она Витосу, когда они в сопровождении своей свиты быстро шли по приемному холлу гостиницы.
Он кивнул, как китайский болванчик, одновременно ослепляя собравшихся поклонников безупречной фирменной улыбкой Феличидаде.
– Все здесь выглядят так... так... дешево, – продолжала она в лифте.
– Эти люди покупают мои пластинки, – рассудительно заметил он.
– Неудивительно, – пробормотала она.
Их разместили в соседних номерах. Витосу достался более шикарный, что взбесило Олимпию. Она решила вызвать Лаки Сантанджело и высказать претензии. Димитрий как-то упомянул, что Лаки – владелица «Маджириано». Интересно будет снова повидаться с ней...
Как она теперь выглядит? Замужем ли? Есть ли у нее дети?
Устроившись, Олимпия отослала няню Мейбл и Бриджит осмотреть отель, а сама позвонила портье.
– Говорит Олимпия Станислопулос, – величественно объявила она. – Будьте добры, передайте Лаки Сантанджело, что я хочу ее видеть.
– Мисс Сантанджело больше здесь нет, – ответил портье.
– А где она?
– Боюсь, я ничем не могу помочь, мадам.
– А кто может?
– Возможно, управляющий или мистер Трайнер.
– Пусть кто-нибудь из них мне позвонит. Немедленно.
Почему-то она почувствовала себя разочарованной. Интересно было бы встретиться с Лаки. Или – нет? Их объединяло слишком много общих воспоминаний о давнем беззаботном лете. Некогда Лаки считалась ее лучшей подругой. Но зачем человеку друзья? Рано или поздно они всегда предают.
Витос оживленно переговаривался по-испански со своим менеджером. Разговор касался его матримониальных дел. В восемнадцать, в своем родном городе в Испании, он женился на местной девушке. Когда его звезда начала восходить в Америке, Витос аннулировал брак. Теперь он хотел жениться на Олимпии. Насколько законно прекращение его первого брака? И где соответствующие документы?
Его менеджер состроил задумчивую гримасу. Предоставилась замечательная возможность. При всей известности, свалившейся в последнее время на его подопечного, союз с Олимпией Станислопулос повлечет за собой еще большую славу и откроет новые двери в Земле Обетованной – в Америке. Излишняя спешка могла все испортить.
– Нам следует обратиться к самым лучшим юристам, – предупредил он. – А я прикажу начать самые тщательные поиски бумаг.
– Только побыстрее, – напутствовал его Витос. У него сложилось впечатление, что Олимпия не принадлежала к числу очень терпеливых женщин.
Бриджит оглядела переполненные карточные столы, снующую толпу, едва одетых официанток, разносивших коктейли, размалеванных проституток.
– Какое вонючее место! – громко поделилась она с няней Мейбл.
– Ш-ш, – предупредила ее та.
– Вонючее! – заорала Бриджит. – Вонючее! Вонючее! Вонючее! Гадость!
В глубине души няня Мейбл была с ней согласна, но не желала слушать подобные оценки из уст своей слишком рано взрослеющей воспитанницы. С каждым днем девочка становилась все более похожа на мать.
– Успокойся, – одернула ее няня Мейбл.
– Нет, не успокоюсь! Ты меня не заставишь! Это вонючее место!
– Если ты будешь так себя вести, мне придется пожаловаться твоей маме. А она...
Няня не успела договорить. Перед ними выросла мрачного вида охранница с револьвером на поясе.
– Заткните ребенка, – потребовала она.
Няня Мейбл предупреждающе посмотрела на Бриджит.
– Не заткнусь! – выкрикнула та. – Я буду делать что захочу. Вот так, глупая толстая свинья!
– Нет, не будешь, – сказала охранница.
– Буду!
– О Боже! – простонала няня Мейбл.
Матт Трайнер стоял в дверях номера Олимпии.
– Вы кто такой? – недружелюбно спросила она, запахивая китайский халат.
– Я отвечаю за все, что происходит в отеле, мисс Станислопулос.
– Полагаю, вам передали мою просьбу?
– Какую просьбу?
– Относительно Лаки Сантанджело.
– Боюсь, что нет.
– А все-таки, где она?
– Мисс Сантанджело больше не связана с отелем «Маджириано».
Олимпия наморщила лоб.
– Жаль.
Матт не любил, когда его держат у порога, как посыльного.
– Разрешите мне войти?
– Зачем?
Матт решил, что ему совсем не нравится светловолосая пухлая наследница с капризным выражением лица и обаянием вздорной продавщицы.
– У нас возникла небольшая проблема с вашей дочерью.
– Какая скука! Что она натворила?
– Лягнула охранницу, попыталась перевернуть карточный столик и...
– Где она сейчас? – перебила его Олимпия.
– Внизу в конторе. Она подняла большой шум. Она отказывается... успокоиться... пока вы ее не заберете.
– Боже! – Олимпия явно начинала раздражаться. – А что ее няня? Почему она ее не утихомирит?
– Похоже, няня не может воздействовать на ребенка.
Олимпия закатила глаза.
– Как все это неприятно, – сказала она ядовито, как будто Матт сам был во всем виноват. – Подождите. Мне надо одеться.
Она захлопнула дверь перед его носом, и он целых десять минут сердито мерил шагами коридор. Но наконец Олимпия вышла, и они в молчании отправились вниз.
Бриджит сидела нахохлившись в маленькой конторе и в полный голос скандировала:
– Лас-Вегас воняет! Лас-Вегас воняет!
Няня Мейбл, красная как рак, нервно топталась у дверей, а серьезного вида охранница стояла у стены, вытянувшись по стойке «смирно».
Олимпия смерила дочь ледяным взглядом голубых глаз, и та тут же замолчала.
– Что здесь происходит? – требовательно спросила Олимпия.
Бриджит разразилась бурным потоком давно подготовленных слез.
– Мамочка, мамочка, меня здесь так обижали. Очень очень обижали.
– Прошу прощения, – вмешалась охранница. – Ребенка не мешало бы хорошенько отшлепать. Она груба, избалована и...
– Меня не интересует ваше мнение, – отмахнулась Олимпия. – Пойдем, Бриджит. Пора спать. – Она бросила на Матта уничтожающий взгляд. – Моя дочь устала, у нее был трудный день. – С этими словами она взяла Бриджит за руку и величественно удалилась.
Няня Мейбл с виноватым видом поплелась следом.
Кэрри Беркли была женщина с отличным вкусом. На протяжении многих лет замужества – сначала за Бернардом Даймсом, затем за Эллиотом Беркли – она оставалась знаменитостью, из тех, кто вроде бы ничего особенного не делает, но тем не менее всегда упоминается в колонках светской хроники и чьи фотографии часто появляются на страницах модныx журналов. Несколько лет подряд она входила в десятку самых красивых женщин Америки в классификации «Харперс Базар».
Разведясь с Эллиотом и найдя постоянное пристанище на Фаер-Айленд, она порвала со светской жизнью. Но ее еще хорошо помнили, поэтому договориться о встрече с Фредом Е.Лестером из издательства «Лестер и Веллингтон» не составляло никакого труда.
Стивен хотел сопровождать ее, но Кэрри воспротивилась.
– Я без твоей помощи прекрасно разберусь, он это или не он, – холодно отрезала она.
Именно такие чувства стала испытывать Кэрри по отношению к Стивену в последнее время. Холод, отчуждение. Да, он ее сын, но она никогда не простит ему те мучения, которые он заставил ее испытать. Никогда.
Разве это имеет такое уж значение, кто именно его отец?
Оба они негодяи. Какая разница?
Фред Е.Лестер сидел за дубовым столом в большом уютном кабинете. Высокий, широкоплечий, с лысиной, окаймленной венчиком седых волос, и со здоровым свежим загаром. На вид ему было под семьдесят. Когда предупредительная секретарша ввела Кэрри в его кабинет, он встал, обошел вокруг стола и, протягивая к ней обе руки, объявил:
– Наверное, вы меня не помните, прошло уже столько лет, но...
Ее охватила паника. Так это он!
Кровь отхлынула от ее щек, в желудке ощутилась неприятная пустота.
– На благотворительном балу, – говорил он тем временем. – Наверное, лет двадцать назад. Вы с тех пор совсем не изменились. Такая же красивая.
С чувством огромного облегчения она опустилась в кресло. Нет, все-таки не он. Фред Е.Лестер совсем не походил на выпускника колледжа из тех давно прошедших дней.
Да и как вообще возможно узнать человека, с которым она провела одну-единственную ночь сорок два года назад? Черт бы побрал Стивена. Зачем он подвергает ее таким испытаниям?
– Кофе? Чаю? Или чего-нибудь покрепче? – спросил Лестер.
Его секретарша в ожидании застыла в дверях.
– Чаю, – ровным голосом ответила Кэрри. – С лимоном.
– Принесите две чашки, пожалуйста, – попросил Фред, снова усаживаясь за стол и поигрывая серебряной ручкой.
Кэрри старалась вернуть спокойное расположение духа.
Она огляделась вокруг. На всех стенах висели оправленные в рамки книжные обложки.
– Свидетельства моих побед, – пояснил Фред со скромной улыбкой. – В нашем деле принято хвалиться победами и скрывать поражения.
Кэрри вежливо улыбнулась.
– Так вот, – продолжал Фред, сводя руки вместе. – Будем надеяться, что нас с вами ждет большой успех.
– Простите?
– Вы ведь хотите написать для нас книгу, не так ли?
Она только сейчас вспомнила, что именно поэтому сидела в его кабинете. Стивен позвонил и договорился о встрече.
«У миссис Кэрри Беркли имеется интересная идея», – сказал он, и ей тут же назначили время.
– У меня есть только кое-какие наметки, – извиняющимся тоном сказала она.
– С этого все всегда и начинается, – улыбнулся он.
Кэрри не могла отвести взгляда от его лысины. Она сияла, как будто натертая мягкой тряпочкой. Голова Белого Джека тоже сияла. Черная и блестящая. Иногда он смазывал ее маслом. «От этого все симпатяшки кончают», – пояснил он тогда с порочной ухмылкой, обнажая большие белые зубы.
– Насколько я могу догадываться, вы бы хотели написать книгу о секретах красоты, – предположил Фред Лестер. – Я угадал?
– Да, о красоте и – гм, – может быть, о моде, о вкусе, – ответила она, подхватывая его идею.
– Прекрасно. И очень своевременно.
У него были очень милые глаза. Добрые и карие. На столе стояли три семейные фотографии в серебряной оправе.
В его обществе она чувствовала себя спокойно и уверенно. Странно, но он чем-то напоминал ей первого мужа, Бернарда.
– Ну что ж, – сказал он. – Давайте вы мне расскажете, в чем конкретно состоит ваша идея, и мы от этого будем плясать, согласны?
Она кивнула и начала лихорадочно придумывать хоть что-нибудь.
Коста встретил Лаки в аэропорту. Он улюлюкал над Роберто, как будто это он был счастливым дедушкой.
– Ты ведь еще не сказал Джино? – потребовала она ответа.
– Я прилетел вчера поздно вечером, – пояснил Коста. – Он даже не знает, что я здесь.
– Хорошо. Его ждет настоящий сюрприз.
Лаки устроилась в отеле «Беверли-Хиллз» и сразу же позвонила Джино.
К ее разочарованию, его не оказалось дома. Теперь, когда она решилась открыться ему, ее ужасно раздражали всякие препятствия. Скоро Димитрий сделает официальное сообщение, и она совсем не хотела, чтобы Джино узнал о ее браке из газет.
– Когда он вернется? – спросила она прислугу.
– Позже, – все, что могла сказать служанка.
«Позже» могло значить что угодно. Интересно, где он все-таки был? Что делает в Лос-Анджелесе человек, не занятый в кинобизнесе? Джино всегда был таким неугомонным.
Неужели он не скучал по суете Лас-Вегаса? Уж конечно, он не станет проводить дни в пеших прогулках.
Пока Роберто спал, они с Костой пообедали около бассейна.
– Ну, Лаки, – поинтересовался Коста, – когда же ты мне скажешь? За кого ты вышла замуж?
Она глубоко вдохнула.
– За Димитрия Станислопулоса.
– Нет, без шуток, за кого? – настаивал он.
Лаки пожала плечами.
– За Димитрия.
Коста покачал головой с мрачным видом.
– По-моему, я не совершила никакого преступления, – быстро проговорила Лаки. – Да, он на несколько лет старше меня. Ну и что?
– Эх, хотел бы я, чтобы жива была твоя тетя Дженифер, – упрямо сказал Коста.
– Мы все этого хотели бы. Но она умерла, и даже доживи она до сегодняшнего дня, я не нуждалась бы в ее указаниях.
– Ты слишком долго оставалась предоставлена сама себе, – вздохнул Коста. – Тебе не к кому было обратиться за советом. Когда ты росла, тебе недоставало матери. Человека, которому ты могла бы выговориться. Человека...
– Может, хватит похоронных мелодий? Мне нравится решать все за себя самой.
– Димитрий Станислопулос стар.
– Как и ты. Но отсюда не следует, что ты плох.
– Лаки, Димитрий Станислопулос годится тебе в отцы. Неужели тебе не ясно, что ты сделала? Ты...
– Иди ты к черту, Коста. – Ее черные глаза блеснули яростным огнем. – Я ожидала выслушать лекцию от Джино, но я не обязана слушать весь этот бред от тебя. Мне скоро тридцать. Может, хватит меня поучать?
И она выбежала из-за стола.
Пейж Вилер умела зажимать его в себе, как в тисках.
– Когда-то я встречалась с подпольным «шарилой», – сообщила она Джино, когда он поинтересовался, где она этому научилась.
– С кем-кем?
– С гинекологом. Он обучил меня всему, что я знаю. О, он был знаток. Впрочем, ничего удивительного. Он глядел в нее целыми днями напролет, так что, естественно, кое-что усвоил.
Джино нравился ее маленький фокус. Благодаря ему он мог продолжать, сколько хотел, а затем наступала ее очередь, и она удерживала его до тех пор, пока он не был готов снова. Джино никогда не любил спешки. Ему искренно нравилось доставлять женщинам удовольствие. Наблюдать за их сосредоточенным и одновременно отсутствующим выражением лица, за признаками получаемого ими ничем не скованного чувственного наслаждения – все это заводило его. Вот почему его так разочаровала семейная жизнь со Сьюзан. Пейж права – Сьюзан не любила секс. Как он ничего не заметил до свадьбы. И вот теперь глубоко увяз в ненужном ему браке.
Каждый день Джино думал, как хорошо было бы освободиться, позвонить Лаки и объявить: «Эй, детка, я совершил ошибку. Давай займемся Атлантик-Сити, построим там отель. Давай дадим прикурить этому чертовому миру!»
Но не все так просто. Сьюзан не делала ни одного неверного шага. Она окружила его заботой и вниманием. Следила за его диетой, заставляла его поддерживать себя в форме. Заказывала повару его любимые блюда.
И выглядела она тоже прекрасно. Привлекательная, ухоженная, безупречно одетая. Они посещали все самые значительные социальные мероприятия, в том числе все устраиваемые местной элитой вечеринки.
Если не считать секса, Сьюзан оказалась идеальной женой. И безумно скучной.
Он ненавидел Беверли-Хиллз. Ненавидел здешнее насквозь фальшивое общество. Ненавидел элитные сборища, на которых кишмя кишели выжившие из ума живые окаменелости. Одни и те же разговоры. Один и тот же бред.
Джино Сантанджело хотел вырваться отсюда. Оставалось только решить как.
– О, привет, Сьюзан, – сказала Лаки. Ну уж, естественно, она обязательно должна была нарваться на «Грейс Келли». – Джино дома?
– Ты здесь? В Калифорнии?
«Нет. На Северном полюсе. Разве не слышно, откуда звоню?»
– Да, здесь.
– Как мило.
– В самом деле? – Пауза на три счета. – Так могу я поговорить с Джино.
– Извини, дорогая. Он куда-то отлучился.
– А скоро вернется?
– О Джино никогда нельзя сказать с уверенностью, когда он вернется.
– Верно. – По крайней мере, это она узнала о Джино. – Так я перезвоню попозже.
– Хорошо.
«Да уж ты просто в восторге, что я здесь. Даже не спросила, где я остановилась, не предложила зайти».
Она прошлась по комнате. Роберто гулял с Чичи около бассейна. Где Коста, она не знала. И знать не хотела.
О нет, неправда. Он ведь о ней беспокоился. Как можно его винить за заботу. Димитрий ведь на самом деле старше ее более чем на тридцать лет. Косте надо увидеть их вдвоем, чтобы понять, что у них все хорошо.
Пейж одевалась. Туалеты она носила просто восхитительные – ну вылитая шлюха. И ездила на «порше» золотого цвета – рождественском подарке Райдера. Иногда Джино гадал, что связывало ее со Сьюзан – лощеных голливудских жен с их роскошными туалетами, безупречными подтяжками и строгими правилами поведения.
– Сьюзи любит меня, потому что я сумасшедшая и забавная, – призналась как-то Пейж. Она не стала добавлять, что Сьюзан любила ее еще и потому, что уже несколько лет их связывает серьезный и пламенный роман.
Пейж понимала, что, возможно, она играет в опасную игру. Трахаясь и с мужем, и с женой одновременно. Она с легкостью рассталась бы со Сьюзан. Но Джино был неотразим и великолепен в постели.
У нее сложил ось впечатление, что они вряд ли станут раскрывать друг другу душу, поэтому не видела причины срочно отказываться от того или другого.
– Завтра, – сказал Джино. – Здесь же. В то же время.
– Нет, невозможно. Я пообещала Райдеру, что съезжу с ним в Лас-Вегас. Ему надо развлекать одного из его вкладчиков.
Джино недоумевающе уставился на нее:
– Ты собралась в Лас-Вегас и ничего мне не говоришь? Да ты шутишь. В свое время весь этот город был у меня в кармане. Я мог бы организовать для вас лучшие рестораны, лучшие столики, вообще все, что пожелаешь.
Пейж накрасила свои полные губы ярко-красной помадой.
– Все свои лучшие годы Райдер катал молодых дам в Вегас на грязные уик-энды. Не думаю, что его обрадуют советы, где остановиться и куда пойти.
Джино пожал плечами.
– Ты потеряешь время. Есть только один способ хорошо прокатиться в Лас-Вегас – это со мной.
– Мы возьмем с собой твою жену и моего мужа или оставим их здесь?
Он проигнорировал шпильку.
– Когда ты вернешься?
– В среду.
– Встретимся в четверг. Здесь же. Тогда же.
– Не могу. Мне надо работать.
– Отложи работу.
– Я работаю над виллой одного «двуствольного» киноактера, а он очень требовательный.
Джино схватил ее за талию и раскрутил.
– Я тоже.
Она рассмеялась. Боже! Что же он представлял собой в молодости! Даже сейчас он оставался чувственнее и выносливее многих мужчин вдвое моложе его.
– Да, знаю. Именно поэтому мне требуется небольшой отпуск.
Он прищурил глаза.
– С кем еще ты трахаешься?
Она взъерошила копну своих волос.
– С любым, кто подвернется. Вроде тебя.
Джино ухмыльнулся.
– Ты классная телка. Не психуешь. Мне такие нравятся.
– Спасибо. Я очень люблю комплименты.
Улица Родео Драйв не очень понравилась Лаки, но все же она прошлась по ней. Заглянула в магазин» Лина Ли» и купила темно-пурпурный кожаный пиджак с широкими плечами. Осмотрела витрины ювелирной лавки «Фред», затем забрела в «Джорджио», где приобрела несколько сногсшибательных платьев. Она не так уж и любила ходить по магазинам, предпочитая носить джинсы и рубашки, но порой на нее находил покупательский зуд. Если уж Лаки одевалась не по-простому, то предпочитала что-нибудь экстравагантное. Ей нравилось, как одеваются рок-звезды. Они обладали своим определенным стилем, свободой, умением поразить. Недавно она увидела по телевизору Флэша, он был в костюме из черной кожи, длинных белых шарфах и с золотыми сережками. Он выглядел просто потрясно!
Димитрий как-то упомянул, что Олимпия живет с Флэшем. Ну и парочка!
Лаки очень ждала встречи с ней. Когда она росла, у нее не было других подруг, кроме Олимпии, и какое-то время они настолько сблизились...
А что, если Олимпия придет в ярость при известии о ее браке с Димитрием?
А что, если...
А, к чертям собачьим. Она терпеть не могла гадать: «Что, если так, что, если этак». Глупее занятия не придумаешь. Когда Димитрий вернется из своей деловой поездки, они объявят о свадьбе официально. Олимпия или порадуется или огорчится. Одно из двух.
– Тебе звонила Лаки, – вспомнила Сьюзан.
Джино уже час как вернулся домой.
– Почему ты мне сразу же не сказала? – сердито спросил он.
Сьюзан сделала неопределенный жест.
– Я не предполагала, что это так важно.
– Она сама так сказала?
– Что она сказала?
Он все еще сдерживался.
– Что это не важно?
– Нет.
Джино направился в свой кабинет.
– Она не в Нью-Йорке, – добавила Сьюзан ему вслед.
– А где?
– По-моему, она сказала что-то вроде того, что здесь.
– По какому она телефону?
– Не знаю.
Теперь уж он взорвался.
– Какого черта ты не спросила?
Два ярко-красных пятна выступили на фарфоровых щечках Сьюзан.
– Я не твоя секретарша, Джино.
– Тогда не бери за меня трубку.
Джино закрылся в кабинете. Лаки в городе, а он не знает, как ее найти. Что такое творится с его женой?
Вернувшись в отель, Лаки извинилась перед Костой. Он обнял ее и сказал, что все дело в том, что он волнуется за нее. Они сидели в ресторане, и она принялась рассказывать ему о своих планах.
Коста внимательно рассматривал Лаки. Как она походила на отца! О... он помнил добрые старые дни, как будто все было только вчера. Джино, полный такого же энтузиазма и с оптимизмом, горящим в глазах. Они оба люди действия. Но Лаки брала то, что ей надо, в мире, принадлежащем мужчинам. А это совсем не просто. Замужество с таким богатыми влиятельным человеком, как Димитрий Станислопулос, пойдет ей только на пользу.
В пять часов Лаки взглянула на часы и сказала:
– Давай позвоним Джино.
Официант принес им телефон, и она назвала номер. Подошла служанка.
Обед в ресторане «Рио» при отеле проходил шумно. Присутствовал Ленни, навеселе после немалого количества рюмок водки. Присутствовали Исаак и Ирена. Присутствовал репортер из «Роллинг стоунз» вместе с юной девушкойфотографом с многозначительным прозвищем Ротик. Присутствовал Матт в компании с привлекательной разведенной дамой тридцати с чем-то лет. И Джесс. Одна. Трезвая. И тем более злая.
Во-первых, она злилась, что Матт пришел с женщиной.
Во-вторых, она злилась на себя за то, что злилась.
– Сделай одолжение, расслабься, – шепнул ей Ленни. – Ты ведешь себя, как старая дева на свадьбе.
– Сделай одолжение, отстань, – огрызнулась Джесс.
Ротик поочередно щелкала своими многочисленными камерами. Она была хорошенькой и на вид неглупой, с мальчишеской стрижкой «ежиком», проницательными глазами и остренькими, не нуждающимися в бюстгальтере грудками под свободной майкой.
Исаак и Ленни наперебой рассказывали всякие забавные истории; Ирена восхищенно внимала.
Спутница Матта казалась совсем не к месту в своем вечернем платье и соболях.
Репортер из «Роллинг стоунз» примечал все и вся.
Матт разыгрывал роль благодушного хозяина.
Джесс попыталась развеселиться, но безуспешно. После ресторана все пошли в номер к Ленни. Исаак достал хорошей травки, что смутило Матта, и он ушел под ручку со своей дамой.
Травка подействовала замечательно на всех, кроме Джесс. Она была не в настроении.
Они включили музыку, немного выпили, немного покурили. А через некоторое время Ленни выяснил, почему фотограф носила прозвище Ротик. Она вышла из его номера в пять утра с довольной улыбкой и с дюжиной отличных снимков.
Ему не спалось. Он спустился вниз и поплавал в бассейне. Вышел из отеля и посмотрел на свою афишу. Ленни Голден. Шестиметровыми буквами. Ленни Голден. Тысячи разноцветных лампочек. Казалось, что все это происходит во сне. Он сунул двадцатку проходившему мимо пьянчужке и позавтракал в кафетерии. Для поклонников было еще слишком рано. Только несколько ночных заядлых игроков и пара-другая потрепанных проституток. Сегодня вечером – открытие гастролей. Две звезды – он и Витос Феличидаде. Ленни не испытывал волнения. Он никогда не боялся сцены. Более того, только общаясь с публикой, он чувствовал себя уверенно и спокойно. Еще мальчишкой-школьником Ленни в любой момент мог собрать вокруг себя толпу слушателей – стоило только начать рассказывать похабные анекдоты, чем похабнее, тем лучше. Материал поставляла ему Джесс. Он не встречал человека с более неистощимым запасом ругательств. Он любил ее. Его настоящая семья – это она. Алиса не в счет.
Ленни покончил с завтраком и вернулся в номер. Ему предстоял напряженный день. Рано утром – репетиция. Ленч с репортером из «Роллинг стоунз» – он обещал ему серьезный разговор. Прочитать и исправить два сценария для сериала «Источники». И надо еще раз попозировать Ротику.
Он сожалел теперь, что позволил ей показать ему свое мастерство. Господи! Родись он женщиной, он пользовался бы славой самой доступной шлюхи в городе. А на самом деле ему нужно совсем другое – прочный, надежный союз. Хватит мимолетных приключений. Почему бы кому-то не начать заботиться о нем, делить с ним его успехи? Не просто прыгать к нему в постель ради его ставшего известным имени.
Иден.
К черту Иден.
А разве тебе не хотелось бы?
Нет.
На мгновение она вновь заполнила собой все его мысли. Но только на мгновение.
Дело пошло на поправку.
Олимпия скучала. Жутко. Она прилетела в Вегас, чтобы досадить Флэшу и выйти за Витоса. Но Витоса, похоже, гораздо больше занимал вечер открытия его дурацких гастролей, репетиции, и еще он постоянно полоскал горло какой-то отвратительной смесью на меду. И вот теперь она торчала около бассейна в компании недовольной няни и непредсказуемой дочери, и ей оставалось только одно – дуться.
В белом закрытом купальнике, из-под которого во все стороны торчали складки жира, она возлежала в полосатом шезлонге в тени зонта. Олимпия накупила целый ворох журналов, но глазеть по сторонам оказалось гораздо интереснее. Давно уже она не сиживала около общедоступных бассейнов. Она могла бы и остаться наверху, на своей личной террасе, но там слишком припекало, к тому же Бриджит попросила ее вместе спуститься к бассейну, а сегодняшний день проходил у Олимпии под девизом: «Я – прекрасная мать».
– Давай поплаваем, мама? – предложила Бриджит.
«Какая она все-таки симпатичная девочка, – подумала та. – Как жаль, что ее характер совсем не соответствует ее внешности».
– Не сейчас, дорогая, – ответила Олимпия. – Мне надо отдохнуть. Няня пойдет с тобой.
Няня Мейбл, такая нелепая в своем старомодном купальнике, возмущенно посмотрела на нее.
Но Олимпия не замечала никаких взглядов. Она сама, позабыв обо всем, разглядывала спасателей, чьи выпирающие под миниатюрными плавочками чресла полностью привлекали ее внимание.
Время ленча. И Ленни благополучно устроен за столиком в компании репортера из «Роллинг стоунз».
Пересекая холл, Джесс нос к носу столкнулась с Маттом.
– Как дела? – спросил он.
Она ослепительно улыбнулась.
– Прекрасно.
– Ничего не нужно?
– Абсолютно ничего.
– Ленни доволен?
– Похоже.
– Долго еще вчера развлекались?
Ответив, она спохватилась, но было уже поздно:
– А я-то думала, что это как раз ты развлекался.
Он добродушно рассмеялся.
– Тина – мой старый друг, – пояснил он, имея в виду свою вчерашнюю спутницу.
Снова Джесс не удержалась:
– Старый – это в точку сказано.
Матт опять расхохотался:
– А пойдем-ка, перекусим.
И он взял ее под руку, не ожидая отказа.
– Я очень занята.
– Но есть-то надо.
– Я заказала что-то в номер. Мне должны позвонить из Лос-Анджелеса.
– Какая ты трудолюбивая особа.
– Мне нравится моя работа.
– Да, и ты, конечно, очень многое сделала для Ленни.
– Он бы и без меня пробился. Он просто великолепен. Тебе следовало бы это понять еще в первый раз.
Матт насупился. Конечно, Ленни Голден хорош, кто спорит. Но почему Джесс прямо вся светилась, когда говорила о нем? Почему так преображалось ее лицо?
Она спит с ним. У Матта не оставалось никаких сомнений. А из этого следовало, что у него, Матта Трайнера, не было ни малейшего шанса.
Да он и раньше все понял. Понял, когда она вместе с Ленни уехала из Вегаса. И поэтому больше не добивался ее.
– Ну что же. Увидимся позже, – сказал он. – Так тебе точно ничего не нужно?
– Совершенно точно.
«Я его больше не интересую, – подумала она. – Ему на меня наплевать».
Да и стоит ли переживать?
Но она переживала.
– Расскажите мне о вашей матери, – попросил репортер «Роллинг стоунз».
Ленни медленно пережевывал большой кусок гамбургера.
– Что именно вы хотите знать? – спросил он с набитым ртом.
– Ну, ваш отец был комиком – это вы мне говорили. Братьев или сестер у вас нет. Вы перебрались в Нью-Йорк в семнадцать лет, остальное уже известно. Но вы ни разу не упомянули о матери. Она жива?
Какой соблазн избавиться от Алисы. Разделаться с ней в печати и больше никогда не иметь с ней дело. Но Алиса вряд ли смирится. Теперь, когда он прославился, она не имела ничего против тридцатидвухлетнего сына.
– Да, она жива, – сказал он.
– Что она думает о ваших сюжетах? Ваши интермедии на тему матери и сына поразительно безжалостны. Ей они нравятся? Или огорчают? Или?..
Ленни передернул плечами. Пора кончать с этим интервью. Какая к черту разница, что там себе думает Алиса! Она никогда не высказывала своего мнения. Он никогда ее не спрашивал. Единственный услышанный им за все время комментарий сводился к тому, что она посоветовала ему поменьше выражаться.
Он усмехнулся, потянулся.
– Послушайте, если вы хотите это узнать, почему бы вам не расспросить ее саму? – Быстрый взгляд на часы. – Мне пора. Увидимся позже. Вы ведь будете на концерте, верно?
Репортер кивнул и выключил миниатюрный диктофон. Ленни встал, подмигнул крутившейся неподалеку официантке, которая уже успела выпросить у него автограф, и покинул ресторан.
В три часа Олимпия пошла к себе, чтобы начать готовиться к предстоящему вечеру. Витос лежал у себя в номере и распевал голос.
– Оли-импия, – протянул он. – Ка-ак ми-ила.
– Витос, – заявила она твердо, – я приехала в этот противный игорный дворец не для того, чтобы сидеть тут без дела. Объясни, что происходит?
– Завтра я буду узнавать, – широко улыбнулся Витос, усаживаясь.
Он сказал Олимпии, что ожидает прибытия кое-каких бумаг из Испании. И не соврал. Ему срочно требовались документы, подтверждающие ликвидацию брака, но их никак не могли найти.
Она отщипнула виноградину со стола, заваленного фруктами.
– Сколько еще нам здесь торчать? – капризно заныла Олимпия детским голоском.
– Одну неделю.
– Слава Богу, не так уж долго. Кошмарное место.
Ленни надел черный кожаный пиджак, черные брюки в обтяжку, белую рубашку, расстегнув на шее, узкий галстук из черной кожи и белые кроссовки. Его светлые волосы были артистично взлохмачены.
Джесс привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Ты потрясающе выглядишь, – прошептала она.
Он был готов.
Глубокий вдох.
Кровь стучит в висках.
Вперед!
Сидя в зале, Иден гадала, заметит он ее или нет. Вообще-то ее трудно было не заметить. Она расположилась за лучшим столиком – по центру и прямо перед сценой. Ее окружали Пейж и Райдер Вилеры, Куинн Лич, режиссер будущей картины; его всем недовольная, некрасивая подружка; конечно же, Сантино. И еще два его лас-вегасских знакомых.
– Они могут дать денег на фильм, – предупредил он ее. – Веди себя с ними поприветливее.
Оба оказались на редкость мерзкими типами. Один – приземистый и коренастый, с волосами, буйно растущими повсюду: в носу, в ушах, на шее, на руках. От одного взгляда на него по телу Иден пробегала дрожь отвращения.
Другой – огромный, пузатый, с недобрыми маленькими глазками и зачесанными назад жирными волосами. Оба пришли без дам, из чего естественно следовало, что, едва взглянув на Пейж Вилер (в свои сорок с лишним лет чересчур старую, на их пресыщенный вкус) и подружку Куинна Лича (чересчур некрасивую, по их понятиям, воспитанным регулярным разглядыванием красоток в «Плейбое»), они сосредоточили все свое внимание на Иден.
Она отвечала односложно и смотрела холодно. Жить с мужчиной вроде Сантино Боннатти само по себе уже не подарок. Так с какой стати ей лезть из кожи вон перед парой горилл, которые еще только могут финансировать фильм?
Да Сантино и не нужно никаких инвесторов – у него и самого денег хватает.
Она не сводила глаз с Ленни, стоящего посреди сцены. Выглядел он просто великолепно. Впрочем, он всегда был красивым сукиным сыном. На счастье, она знала, что и сама смотрелась потрясающе в своем глубоко вырезанном соблазнительном платье. К тому же на ней рубиновое ожерелье и серьги – подарок Сантино. Волосы, расчесанные на прямой пробор, ласкали ей плечи – две белые шторы, обрамляющие точеное личико.
Когда Сантино объявил, что они едут на несколько дней в Лас-Вегас, Иден пришла в восторг. Ей безумно надоело торчать в доме на Блю Джей Уэй, фактически в положении пленницы. Она не могла дождаться, когда же начнутся съемки и она обретет свободу передвижений и вернется хоть к какому-то подобию нормальной жизни. Стоит работе закрутиться, и Сантино вынужден будет предоставить ее самой себе. Пойдут примерки, обсуждение сценария, возможно, репетиции. Некоторые режиссеры по нескольку недель занимаются с актерами, прежде чем приступить собственно к съемкам.
Естественно, Сантино не удосужился ее предупредить заранее. «Мы едем в Вегас», – объявил он, и уже через час они катили в машине с Зеко за рулем. Конечно, хорошо бы былоуспеть сходить к парикмахеру, привести в порядок ногти, кое-чего прикупить.
Но – нет. Сантино все делал по-своему. Иден уже научилась с ним не спорить.
По прибытии Сантино устроил ее в номер в «Сэндсотеле» под присмотром Зеко. Потом ушел и вернулся спустя час.
– Одевайся, – приказал он. – Мы идем на премьеру.
– Премьеру чего? – спросила Иден.
– Ну, этого... испанского певунчика Витоса или как его там. Держи, – он сунул ей в руку пачку купюр. – Ступай и купи себе что-нибудь такое, от чего у меня встанет. Возьми с собой Зеко.
Она и понятия не имела, что Ленни Голден делит премьеру с Витосом Феличидаде. Только подъехав к «Маджириано», она увидела огромные афиши.
Пейж перегнулась через стол и что-то прошептала. Иден не расслышала:
– Что?
– Знойный мужичок, а? – повторила Пейж. – Он мне напоминает сексуального Редфорда, к тому же чувственный, как Ньюмен.
Иден сообразила, что никто не знал об их трехлетней связи с Ленни Голденом. Непонятно почему, но это ей показалось обидным. Он даже не упомянул о ней в статье в «Пипл» – только бросил туманную фразу, что в Нью-Йорке встречался со многими манекенщицами.
А разве она – не часть его прошлого? И еще какая часть!
Иден приходила в бешенство от мысли, что он добился успеха первым. Ведь это ей следовало бы находиться в центре внимания. Ей, не ему, пристало красоваться на обложке журнала.
Пейж явно ждала от Иден какой-то реакции на свое замечание.
– Ничего, – выдавила она.
– Ничего?! – воскликнула Пейж. – Да он потрясный мужик, милочка. Когда я говорю о ком-то «знойный», можете не сомневаться – так оно и есть.
Иден нравилась Пейж Вилер, хотя они провели вместе не так уж много времени. Пару раз поужинали, раза три пообедали – все с разрешения Сантино. С Пейж быловесело. Она наслаждалась каждой минутой, и жизнь платила ей взаимностью. О! Интересно, как бы она отреагировала, если бы Иден поделилась с ней, какой Ленни Голден «знойный» на самом деле?
Была минута, когда она почувствовала, что соскучилась по нему.
Но только минута.
И только в постели.
Публике Ленни пришелся по вкусу. Эти люди обладали реальной властью. Они могли вознести до небес, могли и повергнуть в грязь.
Стоило ему выйти на сцену, как он понял, что они у него в руках. Ленни уловил их настроение – они хотели разделить с ним успех этого вечера.
С невозмутимым видом он выдал порцию циничных, язвительных шуток.
Они отреагировали моментально, отдавая должное всем мельчайшим нюансам его юмора.
Он говорил правду. Они катались со смеху.
Он облил грязью телевидение. Им понравилось.
Он перешел к семейным отношениям. Народ хохотал до слез.
Он попал в струю. Чувствуя себя хозяином положения, уверенно, с безупречным чувством ритма, Ленни вел свой концерт.
И тут он увидел ее.
– Ну чего ты, собственно, добиваешься, черт побери? кричал Джерри Майерсон.
Стивен и он стояли в противоположных углах гостиной нью-йоркского особняка Джерри, оба злые донельзя. Стивен – потому что он хотел, чтобы Джерри, наконец, заткнулся. А Джерри – потому что в молодости был тайно влюблен в Кэрри и теперь не мог спокойно смотреть на ее мучения.
Стивен нетерпеливо взмахнул рукой.
– Когда что-нибудь прояснится, я дам тебе знать.
– И когда же это случится? – саркастически поинтересовался Джерри.
– Думаешь, мне самому не терпится? – Стивен повернулся спиной к собеседнику и уставился из окна на хаос, вечно царящий на Пятьдесят четвертой улице. Водитель такси делал оскорбительные жесты в адрес шофера огромного грузовика, перегородившего движение. Скандал с минуты на минуту грозил перейти в драку.
– Самое для тебя лучшее – вновь приступить к работе, – без обиняков заявил Джерри. – Я уже говорил, что ты можешь прийти в мою фирму, когда захочешь.
Стивен обернулся.
– Я сам хочу того же. И сделаю, как только улажу этот вопрос.
– Хорошо. Тогда ты сможешь вернуть мне деньги, которые я тебе одолжил.
Стивен гневно сверкнул глазами.
– Ты так боишься за свои деньги, Джерри?
– Нет, дубина. Я боюсь за тебя, и мне очень не нравится твое настроение.
Спор продолжался еще некоторое время, но оба знали, что он ни к чему не приведет. Стивен все решил. И ничто его не могло остановить.
На следующий день Джерри пригласил Кэрри пообедать вдвоем. Она выглядела утомленной, но была рада встрече и крепко обняла его. Кроме ее сына, только Джерри знал правду о ее прошлом и, похоже, понимал все гораздо лучше, нежели Стивен.
– Завтра он ведет меня к оставившему практику врачу, – устало сказала она. – Кто знает? Возможно, внешность и имя совпадут.
– Надеюсь, – ответил Джерри. – Ради блага вас обоих.
Глядя в стол, Кэрри крутила в руке бокал с «мартини».
– Джерри, – начала она неуверенно. – Я не знаю, что делать дальше. Когда я разговариваю со Стивеном, я чувствую, что он меня ненавидит. Такое впечатление, будто он возвел вокруг себя стальную решетку и сквозь нее до него никак не добраться. Но я сделала только то, что сделала бы любая другая мать, – я защитила его от горькой правды.
– Я знаю, – сочувственно произнес Джерри, – вы не можете себя ни в чем винить. Просто он запутался и не может понять, кто же он такой. Из кризиса только один путь, и он должен пройти его самостоятельно. Не только вы – никто не может помочь ему.
– Я так рада, что ты его понимаешь.
– Для того и существуют друзья.
– Спасибо, Джерри, – она взяла его ладонь в свою и крепко пожала. – А как твои дела?
Он ухмыльнулся.
– Пока умудряюсь оставаться холостяком, несмотря на многочисленные трудности. Не так-то просто быть богатым, удачливым и гетеросексуальным в Нью-Йорке. Дамы чуть не силой тащат тебя к венцу.
Кэрри улыбнулась и впервые за много недель почувствовала, как напряжение покидает ее.
Фред Лесстер, доктор медицины, жил на полпути между Нью-Йорком и Филадельфией. Он оказался наполовину ливанцем восьмидесяти пяти лет от роду. Его кандидатура отпала с первого взгляда.
Стивен, по такому случаю вновь позаимствовавший у Джерри его «порше», молча вез Кэрри обратно в город. Она остановилась в квартире своей подруги. Та уехала на шесть месяцев в Европу, и разумнее казалось пожить у нее, чем в доме на Фаер-Айленде.
– Может, поднимешься? Я приготовлю яичницу или что-нибудь еще? – предложила она.
Он отрицательно покачал головой.
Кэрри хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, он выглядел таким несчастным. Но почему ее сын не может принимать мир таким, какой он есть?
– Извини за беспокойство, – сказал он, глядя прямо перед собой. – Сегодня мы только зря потратили время.
– Ничего страшного.
– Больше такого не случится.
Кэрри подумала про себя, значат ли его слова, что он отказывается от поисков Фредди Лестера. Возможно, дело вовсе и не в нем. Может, его отец – Джино Сантанджело.
Стивен знал, где находится Джино. Почему бы ему не слетать в Калифорнию и не уговорить его сделать анализ крови?
Кэрри едва не рассмеялась от этой мысли. Джино Сантанджело ни за что на свете ее не припомнит. Он решит, что Стивен – сумасшедший, только и всего. И спустит его с лестницы.
– И что теперь? – спросила она ровным голосом.
Стивен перегнулся через нее и открыл правую дверь машины.
– Поговорим через пару дней, – ответил он коротко.
«Большое спасибо. Может, мне теперь вообще не жить, только ждать, что ты придумаешь в следующий раз?»
– Спокойной ночи, – сказала она вслух, выходя из машины Джерри.
Он умчался в ночь, не обернувшись даже на миг. Даже не подумал убедиться, что она благополучно вошла в дом. Вот и вся плата за ее любовь и заботу. Ей стало очень грустно.
Кэрри не спалось, и она долго сидела у окна, вглядываясь в игру ночных теней и слушая вой полицейских сирен.
Воспоминания теснились у нее в голове, и, когда она наконец уснула, сон ее был беспокойным.
Если уж Сьюзан начинала действовать, то действовала она решительно. В течение сорока пяти минут она позвонила Эприл Кроуфорд и сослалась на жуткую мигрень; позвонила в ресторан «Чазенс» и заказала несколько порций их знаменитого перца чили; немного освежила грим и надела простое платье абрикосового цвета. Когда приехали Лаки и Коста, она была уже готова.
Джино тоже. Он очень радовался встрече с дочерью, по которой, как оказалось, очень соскучился.
– Дочурка! – воскликнул он, распахнув объятия.
– Папка! – пискнула она, бросаясь к нему. Пусть он не любил, когда она так его называла, но сейчас ей хотелось произнести это слово.
Сьюзан одарила Косту улыбкой:
– Входите, прошу вас.
Вся компания ввалилась в дом. Так, ничего себе, обычный калифорнийский четырехмиллионный особнячок. Без всяких претензий.
– Ну, ну, ну, – ухмыльнулся Джино, оглядев Лаки с головы до ног. – Выглядишь прекрасно. – Затем он повернулся к Косте и шутливо ткнул его кулаком в живот. – А ты, приятель, что-то отрастил брюшко. Слишком налегаешь на домашние деликатесы, а? Небось немало вдовушек потчуют тебя горяченьким?
– Да, – подхватила Лаки. – Я тоже собиралась поговорить с тобой о твоей фигуре, Коста. Они скоро сделают из тебя толстяка!
Все покатились со смеху, кроме Сьюзан, которая не видела ничего смешного в том, что кто-то не соблюдает диету. Сама она со всей серьезностью относилась к тому, что попадало ей в рот, – одна из причин, по которой она перестала заниматься оральным сексом с Джино уже через месяц после свадьбы. Он ворчал, но тем хуже для него – она твердо стояла на своем.
– Что будете пить? – спросил Джино по пути к бару, одной рукой обнимая Лаки, а другой Косту.
– Перно со льдом, – ответила Лаки.
– Что-нибудь не крепкое, – сказал Коста.
– Что-нибудь не крепкое! Вот ты всегда так и во всем, – пошутил Джино, берясь за бутылки.
– Ганс позаботится о напитках, дорогой, – проворковала Сьюзан, подплывая к мужу.
– Ерунда. Я сам, – ответил Джино и бросил кубики льда в бокалы.
Сьюзан сделала слуге знак удалиться. Затем с приятной улыбкой на устах она повернулась к Лаки:
– Как поживаешь, дорогая? Мы так давно тебя не видели.
«Ах ты, лживая сучка, – подумала Лаки. – Ни на йоту не изменилась. Все так же строишь из себя Грейс Келли».
– Прекрасно, Сьюзан.
«Ха! Ты еще не знаешь, что я вышла замуж на Димитрия Станислопулоса. Вот когда ты в штаны напустишь!»
– Выглядишь ты просто превосходно, – продолжала Сьюзан. – У тебя немного усталый вид, но это, наверное, из-за разницы во времени. Такие перелеты всегда выбивают меня из колеи. Разница в три часа кажется не такой уж большой, но поверь мне...
– Эй, Джино, – воскликнула Лаки, не обращая на нее внимания. – Ты еще не соскучился по Вегасу?
Он усмехнулся.
– А ты?
– Я? У меня слишком много других дел.
– Например?
– Например, Атлантнк-Сити. Я взялась за тот проект, а то ведь можно и опоздать.
– В самом деле?
– А чего ждать? Я всегда этого хотела. А теперь у меня есть финансовая поддержка.
– Да?
– Да.
– Чья?
– Потом расскажу.
Сьюзан слушала с застывшей улыбкой на губах. Она понятия не имела, о чем они говорят.
– Я заказала чили от «Чазенса», – объявила она. – Надеюсь, вы оба любите чили, но Джино сообщил мне о вашем прибытии в самый последний момент, и я просто...
– А почему не сейчас? – потребовал Джино, продолжая разговор с Лаки и не обращая никакого внимания на Сьюзан.
– Потому что это долгая история.
– У нас весь вечер впереди.
Ее черные глаза блеснули.
– А почему ты так заинтересовался? Хочешь войти в долю?
– Эй, – рассмеялся он. – Я тебя раскусил. У тебя не хватает денег, и ты намереваешься привлечь меня. Угадал?
– Нет, не угадал.
–Да?
– Да. Я наконец-то строю свой собственный отель. И мне не нужны партнеры.
– А как тебе это удалось?
– Тебе так интересно?
– Интересно, и ты сейчас мне все расскажешь.
– В самом деле? А если нет?
На их лицах играли широкие улыбки, и они как мяч бросали друг другу шутливые реплики, как в старые добрые времена, когда игра называлась «единение».
– Обед будет готов с минуты на минуту, – объявила Сьюзан ледяным тоном.
– Если не ошибаюсь, вы говорили что-то о чили? – вежливо переспросил Коста.
– Да, – ответила Сьюзан, удостоив его взглядом и не придя в восторг от увиденного. Зачем Джино понадобилось навязывать ей помимо своей невыносимой дочери еще и своих скучных друзей?
– Может быть, если моя просьба вас не слишком обеспокоит, я бы съел что-нибудь другое, – продолжил Коста тихим голосом. – Суп из пакетика или яйцо. – Он похлопал себя по животу. – Чили для меня слишком остро. Врачи запрещают.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала Сьюзан, обдавая его холодом.
Джино и Лаки перешли к другому концу бара и настолько увлеклись разговором, что никого вокруг не видели и не слышали. Джино отдалялся от нее – уже несколько месяцев она это чувствовала. Теперь, глядя, как он разговаривает с дочерью, такой оживленной и радостной, она поняла, что ей следует быть настороже. Она может его потерять. А к такому повороту событий она не была готова. Пока.
Сьюзан быстро подошла к мужу и с видом собственницы взяла его под руку.
– А теперь, Лаки, мы очень хотим, чтобы ты нам рассказала, что ты делала все это время. Расскажи нам все-все. – Голос ее был мед, а тонкогубая улыбка – сахар. – В этом доме по тебе очень скучают. Ведь мы скучаем по ней, милый Джино, правда?
Джино настоял, чтобы обед накрыли на кухне. Было бы из-за чего устраивать сыp-бор, а то всего-навсего перец.
Итак, обед состоялся на кухне, к большому раздражению прислуги. Кухня являлась их территорией, и им не нравилось, когда их оттуда изгоняли.
Сьюзан весь вечер сохраняла улыбку на лице, что, впрочем, давалось ей с трудом. Джино, Лаки и Коста составили прекрасную группу. Джино хотел говорить только о прежних временах в Нью-Йорке. Коста идеально подходил на роль собеседника, а Лаки – на роль слушателя.
Сьюзан вовсе не хотела слушать их излияния. В рассказах о прежних временах в Нью-Йорке она слышала лишь грубость и грязь.
В середине обеда приехала Джемма с друзьями.
– А я думала, вы куда-то собирались, – заявила она грубовато. – И какого черта вы торчите на кухне?
Сьюзан деликатно промокнула губы салфеткой.
– Планы поменялись, дорогая. Джемма, ты ведь помнишь Лаки? А это Коста... – она запнулась, припоминая его фамилию, – Дзеннакоти.
– Дзеннокотти, – поправил Джино.
– Ах да, – быстро проговорила Сьюзан, – Дзеннокотти.
– Привет, – сказала Джемма не слишком дружелюбно.
Джемма надеялась никого не застать дома, тогда они с друзьями могли бы как следует расслабиться и немножко покайфовать. Теперь придется ехать куда-нибудь еще. Она вовсе не собиралась сидеть весь вечер в такой тоскливой компании. С недовольным видом она вышла из комнаты.
Лаки отодвинула от себя недоеденную тарелку с чили. Как ей хотелось, чтобы они с Джино и Костой остались одни. Сьюзан действовала на нее угнетающе. Ее фальшивая улыбка, неуместные попытки участвовать в разговоре. И сам дом казался холодным, в нем не чувствовалось домашнего уюта, просто картинка из журнала. А теперь еще и Джемма, заносчивая дочь хозяйки. Джино совсем не изменился – неужели ему нравится жить с этими людьми?
– Давай поедем в отель, – тихо предложила она ему. – У меня там есть для тебя сюрприз.
– Какой?
– Поехали. Там увидишь, – подзадорила она.
Его не пришлось долго уговаривать.
– Вперед.
Сьюзан не понравилось, что они уехали сразу после обеда. Она тоже было собралась, но Джино остановил ее:
– Нет, я скоро вернусь. Оставайся.
Они уселись в машину, которую Лаки взяла напрокат, и помчались в отель. Всю дорогу они смеялись как дети.
Заглушив двигатель, Лаки подумала о том, какой огромный сюрприз она сейчас обрушит на Джино. Она ведь даже не сказала ему, что вышла замуж. Лаки вдохнула полную грудь воздуха. Он должен прийти в восторг. Какие еще чувства может он испытать, впервые увидев Роберто? Его собственный внук. Его плоть и кровь. О Боже! Почему же ей так страшно?
Стараясь не шуметь, они пошли по усеянной листьями дорожке к ее домику. Она вставила ключ в дверь, открыла ее и включила свет.
– И где же твой сюрприз? – нетерпеливо спросил Джино, озираясь кругом.
– А чего ты ждал? «Феррари»? – подначила Лаки.
– Ну, я думал, может, увижу собственный портрет. Я всегда мечтал висеть на стене у кого-нибудь.
Она мягко рассмеялась.
– Подожди! – приказала она. – Дай ему чего-нибудь выпить, Коста.
Лаки в спешке забежала в спальню и закрыла за собой дверь. Роберто спал в кроватке рядом с ее постелью. Чичи смотрела телевизор в соседней спальне.
Лаки стояла и смотрела на своего ребенка, своего маленького мальчика. Шестнадцати месяцев от роду и фантастически хорош.
Он спал лицом вниз. Черные волосы, как у всех Сантанджело. Сейчас не было видно его пронзительных глаз с длинными, загнутыми вверх ресницами.
Как она его любила! Джино должен испытать те же чувства. Просто должен!
Она нежно взяла сына на руки. Он был теплый и влажный и пах тальком и мылом.
– Роберто, – прошептала она. – Мама вернулась.
Ребенок быстро открыл глазки.
– Э-гей, – пропела она. – Сегодня очень важный день. Ты, мой замечательный малыш, сейчас увидишь своего дедушку. – Лаки крепко обняла его. – Ты будешь себя хорошо вести, правда?
Роберто открыл ротик, продемонстрировав все свои три зуба. У него было замечательное настроение.
Она еще крепче прижала его к себе.
– Пошли, маленький, – сказала она. – Пошли и давай произведем наилучшее впечатление.
Ленни показалось, что он получил удар под дых. Бац! Прямо в солнечное сплетение. Получай, сукин сын.
На какую-то долю секунды их с Иден глаза встретились. Она не кивнула и вообще ничем не показала, что они знакомы, только повернулась к соседу и попросила сигарету. Он знал, что она играла. То был знак безразличия. Так сказать, пожимание плечами. «Все остальные могут приходить от тебя в восторг, но, честно говоря, меня ты совершенно не трогаешь».
Сука с Кукольным личиком.
Выглядела она сногсшибательно.
Хотя все эти мысли молнией пронеслись в его мозгу, внешне он сохранял полное спокойствие. Ни словечка не перепутал. Продолжал делать то, что так хорошо умел делать, а тем временем эта стерва покуривала сигаретку, потягивала винцо и притворялась, что вообще его не знает.
Она подстегнула его. Прибавила ему сил. Он завелся, как шлюха при виде денег, и сделал гораздо больше, чем первоначально планировал. Он импровизировал, играл с публикой в кошки-мышки, задержался на сцене на десять минут больше положенного и заслужил восторженные овации.
Ленни Голден. Звезда. Если она не знала этого раньше, пусть узнает теперь. Он спрыгнул с эстрады с кружащейся от успеха головой, готовый начать все сначала.
– Ты былпросто великолепен! – воскликнула Джесс, сверкая глазами от радости.
Гром аплодисментов все не утихал. Он выходил на поклоны три или четыре раза, пока шум не заглушила тема вступления Витоса Феличидаде. Начиналась вторая часть шоу.
– Мать моя! – Джесс никак не могла успокоиться. – Ты им сегодня дал прикурить!
Все набились в его гримерную. Исаак и Ирена, Матт, Ротик со своими камерами и неотвязный репортер из «Роллинг стоунз».
А Ленни хотел остаться один. Все, в чем он сейчас нуждался, так это в нескольких минутах мира и покоя. Джесс угадала его настроение и выпроводила всех из комнаты, а он заперся, разделся и подставил тело под ледяные иголки холодного душа.
Иден здесь.
Возможно, она специально приехала. Вряд ли, конечно, но приятное предположение.
Он выключил душ, завернулся в полотенце и вернулся в гримерную.
Джесс сидела на диване, обхватив руками колени, на одном из которых балансировал бокал шампанского. Она подняла бокал, приветствуя его:
– Салют.
– Иден здесь, – сказал он. – Выясни, что за хрен такой с ней.
Витос Феличидаде не отрываясь смотрел прямо на нее. Она чувствовала его взгляд, но не подавала виду.
Поскольку все остальные дамочки торчали от восторга, она не станет растворяться в толпе. Ведь она – Олимпия Станислопулос. И может заполучить любого мужчину по своему выбору. Когда угодно. И где угодно.
К сожалению, после не слишком чистоплотного, но темпераментного Флэша Витос с его мягким животиком и меланхоличной улыбкой казался неудачной заменой. Но и он сойдет. Пока.
Сейчас он разливался соловьем о погубленной любви, страсти и звездных летних ночах. Честно говоря, Олимпия нашла комика, Ленни... или как его там, гораздо более привлекательным, чем Витос. Тот был сексуален той же сексуальностью, что и Флэш. Шпанистой сексуальностью. Этому выражению научил ее Флэш, и Олимпии понравилось новое словечко.
Шпанистый. При этом слове воображение рисовало образ человека, знающего кое-что о жизни. Витос же, казалось, жил в вакууме идеальных отношений. В постели он тоже не блистал. Мягкий животик оказался не единственной его проблемой.
Олимпия заерзала в кресле. Она сегодня нарядилась по первому разряду, а впереди еще полчаса тоскливых песен Витоса. У нее не было уверенности, что сможет досидеть до конца.
Ленни прошелся взад и вперед по комнате. Гримерная. Здесь легче, чем на сцене, но все равно приходится играть. Он уже наловчился отвечать на вопросы. Сейчас его атаковали два местных репортера и, конечно, неизменный парень из «Роллинг стоунз». Всех их интересовало одно и то же. Как он начинал? Где он родился? Когда он решил стать комиком?
Какого черта они не читают его биографические данные, аккуратно отпечатанные и размноженные Джесс?
Глупые вопросы. Утомительные вопросы. Еще пара месяцев – и он вообще завяжет с интервью. Что, конечно, сделает его еще более популярным. Вернулась Джесс. Он пошел к ней навстречу. По пятам за ним следовала Ротик, которая уже, по меньшей мере, тысячу раз его сфотографировала.
– Ну и что?
– Дурные новости.
– А именно?
– Ее компания – пара местных уголовников и их приятель из Лос-Анджелеса.
– Откуда ты знаешь?
– Сам метрдотель сказал мне. Мы с ним старые друзья, а он знает здесь всех и вся. Уж поверь мне, Ленни, эти ребята – акулы, а не мелкая рыбешка, так что держись от них подальше. Дошло?
Он кивнул.
Но они оба понимали, что ничего до него не дошло.
Иден пришла в восторг от того, как держался Витос Феличидаде. Элегантный, уверенный в себе, по всей вероятности, внимательный и чувственный любовник.
Секс с Сантино напоминал спаривание со слюнявым бабуином. Он понятия не имел, как доставить удовольствие женщине. Очень похоже, что он даже не знал, что женщина тоже может кончать. Все, что ему было нужно, – это снять напряжение самому, ну и порой, под настроение, немножко садизма.
– Ну и как тебе этот типчик из Испании? – поинтересовался он, словно прочитав ее мысли.
– А что? – осторожно спросила она.
– Куин и Райдер полагают, что он подойдет для нашего фильма.
Иден постаралась скрыть охватившие ее чувства. Она достаточно хорошо знала Сантино, чтобы понимать, что, прояви она хоть каплю энтузиазма, у Витоса Феличидаде не останется ни малейших шансов на роль.
– А с чего ты взял, что он умеет играть? – спросила она безразлично.
– С того же, с чего ты взяла, что ты сама умеешь.
Он заржал во весь голос, и на него тут же зашипела женщина за соседним столиком.
Иден вспыхнула.
– Я ходила на занятия по мастерству в Нью-Йорке, – звенящим шепотом ответила она. – И я уже снималась в нескольких телевизионных шоу. Не сравнивай меня со своим испанским прощелыгой.
Чудесно. Теперь он решит, что она ненавидит Витоса. И может быть, они его все-таки возьмут. И тогда она закрутит с ним роман. Тайный роман. А если фильм «выстрелит», то не такой уж тайный. Ведь тогда она сразу же оставит Сантино.
Выступление Витоса близилось к концу. Великолепный в своем фраке и черном галстуке, он послал Олимпии воздушный поцелуй и представил ее аудитории. Затем посвятил ей свой последний сингл «Всей жизни моей любовь» и закончил песню, опустившись на колено и глядя ей в глаза.
Олимпия испытала большое удовольствие. Стоило людямузнать, кто она, как они начинали смотреть на нее чаще, чем на Витоса. Еще бы – знаменитая богатая наследница, любимица журналистов, поменявшая многих мужей и пережившая бурный, занимавший место на первых полосах многих газет роман с легендарным Флэшем.
Она расправила плечи и мило улыбнулась.
На праздничный вечер для избранных в честь Ленни Голдена и Витоса Феличидаде Матт пришел с новой спутницей – бывшей танцовщицей сорока лет, все еще красивой и ста восьмидесяти сантиметров ростом.
Джесс только взглянула и отвела глаза. Высокая, самоуверенная, элегантная, высокая, эффектная, высокая.
Чертов Матт Трайнер. Снова вернулся к своим танцовщицам. Впрочем, он всегда был прощелыгой.
Обе звезды явились со своими свитами. У Витоса окружение было помногочисленнее, чем у Ленни. Менеджеры, агенты, фотографы, посыльные, репортеры, прилипалы. И еще Олимпия. Но за Ленни стояла обложка недавнего номера «Пипл». Так что, появившись с интервалом в пять минут, оба получили равную долю внимания.
Сантино и его группа уже устроились за одним из лучших столиков. С юности Сантино запомнил совет отца, Энцо Боннатти: «Когда идешь на важный вечер, приходи пораньше, занимай лучший стол и, несмотря ни на что, не двигайся с места».
Сантино так не хватало мудрости и сметливости Энцо. Вот был человек! Настоящий «капо». Он знал, как вести дела, как управлять людьми и как откручивать им яйца, если они поступали не так, как он хотел. Зал для танцев отеля «Маджириано», где проходил вечер, навевал мрачные воспоминания. В 1975 году Энцо фактически завладел «Маджириано». От имени Сантанджело и по их просьбе он руководил всеми их операциями в Лас-Вегасе, пока Джино скрывался от налоговых ищеек, а Лаки убежала из города, когда здесь убили ее приятеля Марко.
Проклятые Сантанджело. Они заплатили за услугу угрозами вместо благодарности. И одним жарким сентябрьским днем в 1977 году Лаки Сантанджело – крестная дочь Энцо, черт побери, – приехала в его особняк на Лонг-Айленд и застрелила его. Выстрелила в живот, в шею и в низ живота. Три раза.
Она заявила, что защищала себя. «Он напал на меня, пытался изнасиловать». И все поверили этой шлюхе! Дело об убийстве так и не дошло до суда. Она ушла свободной как птица. Последней каплей явился запрет на мщение. Семья сказала: «Нет». Карло – тряпка, но Сантино все еще не мог смириться.
К чертям Карло. К чертям семью.
Сантанджело еще услышат о Сантино Боннатти. Непременно.
Какое-то время Джино молчал. Он только переводил взгляд с Лаки на ребенка и обратно, затем с немым вопросом в глазах повернулся к Косте.
Коста откашлялся, но ничего не сказал.
– Его зовут Роберто, – объявила Лаки с гордостью. – Он твой внук.
Снова воцарилось молчание.
У Лаки перехватило дыхание. А она-то ждала от Джино восторга, радости, восхищения!
– Да, – промолвил он наконец, усаживаясь. – Ничего себе сюрприз.
– Лучше, чем портрет, а? – улыбнулась Лаки.
– Ты что, усыновила ребенка? – спросил он.
– Нет. Это Роберто, – заявила она с возмущением. – Он мой сын. Наша плоть и кровь. Твой внук. Ему шестнадцать месяцев, и он давно хотел с тобой познакомиться.
Джино опять взглянул на Косту, но тот чувствовал, что в данном вопросе ему лучше оставаться в стороне.
– Я иду спать, – объявил он. – Джино, я тебе позвоню завтра утром. Спокойной ночи.
И он исчез.
– Ну? – спросила Лаки с нервным смешком. – Так что ты думаешь?
– Я думаю, – медленно ответил Джино, – что, если мальчишка так сильно хотел со мной познакомиться, ты могла бы что-нибудь придумать пораньше.
Он потянулся к ребенку. «Наверное, следует взять его на руки». Очень бережно он переложил Роберто к себе на колени.
– Тысячу лет не держал ребенка, – проговорил он, сидя как истукан.
– Роберто крепкий, он не сломается.
Боже! Она говорила словами глупых молоденьких матерей. Но внутри у нее все пело. Наконец-то она свела вместе двух самых важных для нее людей.
– Итак, – Джино немного покачал мальчика, – ты хочешь мне что-нибудь рассказать?
– Он очень похож на Сантанджело, правда? – возбужденно спросила она.
– Он похож на тебя в его возрасте.
Она обрадовалась.
– Правда? Честно?
– Точная копия.
– Хотелось бы мне посмотреть на твои детские фотографии.
– Да ты что, я чувствовал себя счастливым, если мне удавалось поесть хотя бы раз в день. На фотографии денег не оставалось.
– Знаешь что? – Она наклонилась, чтобы поцеловать его. – Я люблю тебя, на самом деле люблю.
Когда она в последний раз произнесла эти слова, он балансировал на грани между жизнью и смертью после сердечного приступа. Теперь она снова их говорила и казалось, что отчуждения последних двух лет как не бывало.
– И я тебя, дочка. Возможно, я не всегда давал волю своим чувствам, но ты же знаешь, после гибели твоей матери я...
Его тихую речь прервал телефонный звонок. Он тут же замолчал.
Лаки была вне себя от ярости. Надо же, именно сейчас, когда он впервые мог раскрыться. Он никогда не говорил с ней об убийстве Марии, никогда даже не упоминал тот роковой день, когда она, пятилетняя, обнаружила тело своей матери плавающим в бассейне. И теперь, когда он почти заговорил, обязательно должен был помешать чертов телефон. Ей хотелось кричать от отчаяния, когда она поднимала трубку.
– Да?
– Лаки, дорогая, – услышала она мелодичный голос Сьюзан, – Джино еще у тебя?
Лаки передала ему трубку.
– Твоя хозяйка, – сказала она в надежде, что он быстро от нее избавится.
Он бросил на дочь короткий взгляд. Она сняла Роберто с его колен и уложила ребенка обратно в кроватку. Когда она вернулась, Джино уже повесил трубку. «Ну так как? – хотелось ей спросить. – Ты все еще бежишь сломя голову, когда тебя зовет Идеальная Вдова?» Вместо этого она сказала:
– Наверное, тебе пора.
– Там неприятности с Джеммой и ее друзьями, – вздохнул он.
– И только ты можешь помочь, да?
– Ага. Видишь ли, только я могу их вышвырнуть вон – меня они послушаются.
– Я тебя отвезу.
– Не беспокойся, дочь. Я уже позвонил вниз, и они вызвали мне машину.
Она открыла дверь, пытаясь скрыть разочарование.
– Позавтракаем завтра вдвоем? – проронил он. – Тогда и сможем поговорить.
Лаки кивнула, но она знала, что утром все будет совсем по-другому.
– Спокойной ночи, детка.
– Спокойной ночи, Джино.
Он обнял ее. Но мыслями он был уже на пути домой.
Какое-то время Лаки сидела в темноте и думала. Потом набрала его номер.
Подошла Сьюзан.
Голос Джино, когда он взял трубку, звучал встревоженно:
– Что стряслось?
– Просто маленькое послесловие. Я, знаешь ли, замужем.
– Я не знал. Я решил, что нет и именно поэтому ты не говорила раньше о ребенке.
– Как это архаично! – фыркнула Лаки. – На дворе, слава Богу, 1980 год.
– Ну... так где твой муж?
– В отъезде. Он бизнесмен. – Она выждала паузу, потом добавила: – возможно, ты его помнишь.
– Я с ним знаком?
– Конечно. Димитрий. Димитрий Станислопулос, отец Олимпии.
На вечере выступали глотатели огня. И фокусники в костюмах Пьеро. И красивый чернокожий певец. И отличный оркестр. Еще имелся шикарный буфет, целый цветник очаровательных танцовщиц и масса знаменитостей помимо двух звезд – героев дня.
Представители прессы мелькали повсюду. Хорошенькие девушки в аккуратных платьицах с блокнотами и ручками. Фотографы, исходящие потом под тяжестью своих массивных аппаратов. И несколько телевизионщиков с камерами на плечах.
Вокруг Витоса и Ленни образовались два отдельных лагеря со всем антуражем.
Ленни оказался в женском окружении, и, поскольку он заметил Иден за одним столом с типами, как будто сошедшими со страниц «Крестного отца», он только приветствовал такой оборот.
Вокруг Витоса тоже увивались женщины.
Он с обаятельной улыбкой отвечал на их знаки внимания. Олимпия, оттесненная в сторону, заметно злилась.
Джесс оглядела зал, выискивая, с кем бы приятно провести время. Ей надоело вечно оставаться в одиночестве – хороший парень Джесс, мастер решать все проблемы. Возможно, ей следует попытаться наладить и свою личную жизнь.
Матт разрывался между обоими лагерями. Его сегодняшняя подружка возжелала Витоса, устроилась за его столом и отказывалась тронуться с места.
«Не беда», – решил Матт. Он глядел, как Джесс оживленно беседует с музыкантом из оркестра Витоса, и спрашивал себя, что у нее может найтись общего с ним. Когда их разговор затянулся на целых десять минут, он подошел к ним.
– Пора и о деле поговорить, – заявил он сухо, беря ее под руку.
– О каком еще деле? – едва успела спросить она, увлекаемая к бару.
– Ленни имел сегодня такой успех, что, я считаю, нам следует начать переговоры относительно следующего года.
– Прямо сейчас?
– А что ты имеешь против?
– То, что сейчас праздничный вечер.
– Тебе это не идет.
– Что?
– Таскаться по вечеринкам.
– Ты с ума сошел.
– Ты спишь с Ленни?
– Не твое дело.
Она гордо удалилась. Трудно гордо удалиться, когда в тебе только полтора метра роста, но у Джесс получилось.
Райдер Вилер представил Пейж Витосу. Тот отвесил поклон. Прищелкнул каблуками. Пропел: «Enchante».
Пейж нашла, что он – кусок дерьма.
Иден танцевала с тем из друзей Сантино, что повыше, обладателем маленьких недобрых глазенок и жирных волос. К его достоинствам относились также вонючие подмышки, дурной запах изо рта и потные ладони. Она надеялась, что Ленни не смотрит на нее.
Несмотря на то что его окружали женщины, она знала, что он следит за ней. Она может вернуть его, когда захочет. Стоит только поманить – и он прибежит.
От этой мысли у нее поднял ось настроение, несмотря на Потные Ладони, который все прижимался к ее бедру своим вяловатым знаком мужской доблести.
Ленни встал, освободил Ротика от ее камер и закружил по подиуму, невзирая на ее протесты, что она не одета для танцев.
– Ты самая симпатичная девушка здесь, – сказал он, оказавшись в пределах слышимости от Иден.
– Мне надо работать, – настаивала Ротик. – Отведи меня назад к моим камерам.
Он перехватил презрительную усмешку Иден. Его бесила ее привычка кривить уголок рта.
Их взгляды встретились, и они притворились, что не знают друг друга.
Олимпия объявила, что хочет познакомиться с комиком. Матт организовал встречу на нейтральной территории между двумя лагерями.
– Вы нас всех очень развеселили, – сказала Олимпия своим самым чарующим голосом. – Я думала посмотреть ваше телевизионное шоу. Говорят, оно безумно смешное.
Ленни поблагодарил ее улыбкой и уже собрался уходить, когда заметил, что за ними следит Иден. На сей раз она не кривила рот. На сей раз она ревновала.
Что нужно, чтобы пробудить ревность в Иден Антонио? Одна из богатейших женщин мира.
Он одарил Олимпию Станислопулос взглядом своих глаз цвета морской волны и многозначительной ухмылкой.
– Хотите потанцевать? – спросил он.
Она улыбнулась в ответ. Симпатичная улыбка. Симпатичные волосы. Симпатичный бюст. Как жаль, что в ней фунтов тридцать лишнего весу.
– Да, – ответила она.
И они закружились в танце под звуки «Уличной жизни».
Вечер шел своим чередом.
На десерт подали огромные вазы мороженого – десять сортов с разными добавками.
Красивый чернокожий певец превзошел самого себя, удачно имитируя Стива Уандера и Смоки Робинсона.
Витос Феличидаде купался в знаках внимания всех присутствовавших женщин. Он не заметил, что Олимпия уединилась в уголке с Ленни Голденом и что они вели более чем просто вежливую беседу.
Иден заметила. Она танцевала с мерзкими приятелями Сантино и замечала все.
Джесс возобновила дружбу с музыкантом из оркестра Витоса, с которым разговаривала раньше. Он играл на гитаре, изъяснялся на приличном английском и обладал выразительными глазами и руками.
Матт наблюдал издалека. Происходящее его не радовало. Ясно, что Джесс кокетничала с гитаристом, потому что Ленни ворковал с богатой дурой.
Сантино решил, что хочет, чтобы в его фильме играл Витос Феличидаде. Он любил фотографироваться со знаменитостями – у него собралась уже большая коллекция снимков. С танцевальной площадки была вызвана Иден, боровшаяся там с маленьким волосатым другом Сантино. Он оказался еще короче и волосатее, чем сам Сантино, и она обрадовалась избавлению.
Райдер Вилер подвел их к столу Витоса и представил. Витос сверкнул зубами, взял ее за руку, незаметно пожал ее, поднес к губам и поцеловал. Его глаза излучали огонь желания. «Enchante», – пропел он.
Она решила, что получила сигнал – сигнал, который явно означал: «Я хочу заняться любовью с тобой. Скоро. Очень скоро. Ты не пожалеешь».
Сантино посадил ее для фотографии между собой и Витосом. От прикосновения Витоса она вздрогнула.
Сантино решил, что ему не нравится такое расположение, и он сам встал в середине группы и заставил фотографа сделать еще один снимок.
Витос соглашался на все. Его менеджер рассказывал ему о Сантино Боннатти. Они уже несколько недель вели переговоры с Райдером Вилером о фильме, в котором тот хотел отвести Витосу заглавную роль. Похоже, все дело упиралось только в деньги, и Райдер объяснил, что Боннатти – главный инвестор и ему как таковому принадлежит решающее слово. Витос хотел сняться в кино. Он излучал очарование.
Ленни смотрел на Иден. Она запала на испанского певца. Язык ее тела говорил сам за себя. В то же самое время он ухитрялся слушать все, что говорила Олимпия Станислопулос. Она перепила шампанского и рассказывала ему историю своей жизни. Бедная маленькая богатая девочка. Слишком много и слишком рано. Нелегко быть одной из самых богатых девушек в мире. Люди просто пользовались тобой. Их привлекали твои деньги, или известность, или они хотели, чтобы их хотя бы видели в твоем обществе.
Он начал испытывать к ней жалость. Все ожидают увидеть привычный образ – богатая избалованная сучка. Но рядом с ним сидела грустная, незащищенная женщина, которая, если сбросит вес, станет весьма привлекательной.
Хотя и не в его вкусе, конечно.
Впечатляющий бюст.
Но не в его вкусе.
Конечно.
Иден не сводила с них глаз.
– Давайте сбежим отсюда, – предложила Олимпия грустным шепотом. – Мне надо побыть с кем-то, кому есть до меня дело.
Иден смотрела во все глаза.
Он заколебался:
– Мне казалось, вы пришли с Витосом.
Она передернула плечами.
– Витос не мужчина, марионетка. Потяни за одну ниточку – и он запоет. Потяни за другую – и он улыбнется в камеру.
Иден определенно следила за ними.
Что за сладкая месть – увести Олимпию Станислопулос, в то время как Иден торчит со своим дружком-уголовником.
Он встал.
– Пошли, – произнес он решительно. – Выпьем у меня в номере.
Лаки не стала долго задерживаться в Лос-Анджелесе. Она рассказала Джино о его внуке и о своем замужестве прежде, чем он мог прочитать о них в газетах, и тем самым выполнила свой долг. К счастью, Димитрий обладал достаточным влиянием, чтобы попридержать газетчиков до того момента, когда он сам будет готов сделать объявление.
На следующее утро она вызвала лимузин, купила билет на ранний рейс и отправилась в Нью-Йорк вместе с Роберто и Чичи.
Она не сердилась на Джино. Их вечер вдвоем шел великолепно, пока не вмешалась Сьюзан и не разрушила все очарование. Но надо смотреть на вещи трезво. Теперь все изменилось. Уже нет отца и дочери – вместе против всего мира. Есть отец со своей женой, приемными детьми и новым образом жизни. И есть дочь с мужем и сыном. У нее тоже появились другие приоритеты.
Лаки оставила Косте записку. Джино она написала короткое письмецо, в котором объяснила, что Димитрий вернулся из Европы раньше, чем предполагал, и ей надо немедленно лететь в Нью-Йорк.
Димитрий... Когда она сообщила Джино, за кого вышла замуж, последовало красноречивое молчание. Он был слишком умен, чтобы осудить ее решение, и только пробормотал:
– Поговорим завтра утром за завтраком.
Вот и все.
Ну, так она позавтракает на борту «боинга». Интересно, что он сейчас делает.
– Хочешь еще тост? – спросила Сьюзан.
Он отрицательно помотал головой.
– А чаю?
Снова нет.
– А как насчет чернослива? Твой любимый.
Он встал из-за стола и принялся мерить комнату шагами. Письмо Лаки пришло, когда он одевался. Почему она убежала?
Это все Сьюзан виновата. Сьюзан и ее чертов телефонный звонок. Прервала его, когда он почувствовал, что наконец пришло время поговорить с Лаки об убийстве ее матери. Он так давно хотел поговорить. Димитрий Станислопулос. Она что, рехнулась? По возрасту он ей годился в дедушки. И к тому же пользовался дурной репутацией. Все знали, что Димитрий давным-давно спит с Франческой Ферн, а уж она-то – настоящая акула.
Уф! Что Лаки нужно, так это родительский совет. Не то чтобы ему обрадовалась – скорее всего, она послала бы Джино с его советами куда подальше.
Но он ее отец. Попытаться-то он должен, не так ли?
– А что ты скажешь насчет свежего грейпфрута? – весело поинтересовалась Сьюзан.
Он хотел заорать на нее. Сказать, чтобы она заткнула пасть.
Но потом он убедил себя, что не ее вина, что она стала наводить на него смертельную тоску. Она-то не изменилась. Переменился он. Не для Джино Сантанджело монотонная шикарная жизнь, которую предлагал Беверли-Хиллз. Не для Джино Сантанджело премьеры и празднества, светские беседы и сплетни. Он – уличный мальчишка, привыкший к бурной жизни. А сейчас ему исполнилось семьдесят четыре года и он чувствовал себя стариком.
Там, в Лас-Вегасе, его место, там он, безусловно, вновь обретет энергию и жажду жизни.
Нью-йоркская квартира Димитрия была старомодной, душной и уставленной бесценным антиквариатом. Там постоянно жили двое слуг и дворецкий, и еще двое приходили ежедневно и выполняли менее ответственную работу.
К своему великому неудовольствию, Лаки приехала на день раньше Димитрия. Она уже видела его квартиру, но жить там значило совсем другое.
Предстояло произвести полное переустройство, иначе она вернется в свой любимый дом в Хэмптоне. Он такой белый, мирный и наполненный свежим воздухом. Единственное, что она там поменяла, – бассейн. Его засыпали землей и засадили розами.
Иногда, в периодически повторявшихся кошмарных снах, Лаки по-прежнему видела плавающий посреди бассейна плотик... распростертое тело ее матери... мертвой.
Димитрий позвонил из Парижа.
– Как Роберто? – спросил он первым делом.
– Прекрасно. Просит новую комнату.
– Прошу прощения?
– Твоя квартира угнетает. Можно мне что-нибудь с ней сделать?
– Тебе не нравится обстановка? Я над ней работал с лучшим в Нью-Йорке дизайнером по интерьерам.
Он, конечно, не собирался признаваться, что пять лет назад, когда обставлял квартиру, Франческа Ферн обещала расстаться с мужем. Именно она и занималась с дизайнером в расчете переехать туда, но к моменту завершения работ передумала и примирилась с Горацием.
Димитрий чуть с ума тогда не сошел от ярости. Тем не менее ему нравилось то, что она сделала из его квартиры. Менять ничего он не собирался.
– Она такая старомодная и душная, – пожаловалась Лаки.
– Я приеду, и мы все обсудим, – ответил Димитрий.
– Ты что, смеешься? Никаких обсуждений. Она наводит тоску, и я все тут поменяю.
Они еще поговорили о том о сем, и, когда Димитрий наконец положил трубку, он глубоко задумался. Лаки Сантанджело молодая и обладает сильным характером. Язычок у нее будь здоров, и она всегда делает то, что хочет. Он привык к другому типу женщин – к дорогим и богатым красавицам, знающим толк в наслаждениях и радостях жизни. Лаки же – цыганка. Правильно ли он поступил, женившись на ней?
Да, она – мать его сына и наследника. И следовательно, заслуживает права носить его имя.
В Париже Франческа Ферн вновь бурно ворвалась в его жизнь. Франческа, с ее рыжими волосами, большим ярко-алым ртом и хрипловатым выразительным голосом. Два года после их ссоры в Лас-Вегасе на празднестве в ее честь она оставалась холодна с ним. Но Франческа обладала прекрасно развитым чувством паузы. Она захотела вернуть его, как только поняла, что потеряла. Она позвонила ему в Париж.
– Я как чувствовала, что ты там, – проворковала она так тепло, как никогда не говорила с ним уже долгие годы. – Я одна сейчас. Когда мы увидимся? Сегодня вечером?
Франческа не относилась к тем женщинам, которым можно отказать. Она буквально пылала страстью. Она была его любовницей долгие годы, и Димитрий не видел ничего плохого в том, чтобы их связь продолжалась, никоим образом, разумеется, не отражаясь на их отношениях с Лаки.
– Да, сегодня вечером пообедаем, – пообещал он. – Я скучала по тебе, – промурлыкала она.
И Франческа снова вошла в его жизнь.
Фред Лестер, издатель, звонил Кэрри несколько раз. Он хотел пригласить ее на ленч и обсудить книгу, которую она якобы обдумывала. После третьего звонка она решила, что, возможно, идея с книгой не так уж и плоха. Судьба привела ее в кабинет Фредди Лестера, так почему бы не воспользоваться стечением обстоятельств?
Она согласилась пообедать с ним. Они пошли в ресторан «Четыре времени года» и поговорили о ее несуществующей книге.
– Я нашел для вас идеального литературного помощника, – сообщил он с воодушевлением. – Ее зовут Анна Робб. Она работает быстро, и я полагаю, вам понравится стиль ее письма.
Он назвал имена двух известных телезвезд, над чьими книгами о секретах красоты и здоровья Анна в свое время работала.
– Разве не они сами написали свои книги? – наивно спросила Кэрри.
Фред рассмеялся.
– У них нет ни времени, ни таланта, – ответил он. – Не поймите, что я ставлю под сомнение ваши способности, – добавил он быстро. – Возможно, вам и не понадобится никакая помощь. Но уж поверьте моему опыту: если вы раньше никогда не писали, так вам покажется проще. Вас избавят от беспокойства по поводу грамматики, пунктуации и правильного составления фраз. Вам останется только диктофон. Что скажете на сей счет?
Кэрри пришлось согласиться, что ее задача теперь казалась не такой уж и сложной.
– У вас есть агент? – поинтересовался он.
– А он мне нужен?
– Если бы я хотел соврать, то сказал бы, что нет. Но агент действительно блюдет ваши интересы – хотя я и готов заключить очень выгодную для вас сделку и вы можете мне доверять. Вы во мне не сомневаетесь, правда?
Она кивнула. Вообще-то, странно. Они встречались только второй раз в жизни, но он производил впечатление честного человека, и он ей нравился.
– Я не думаю, что мне нужен агент, – решила она.
– Будем взаимно вежливы, – отозвался он, но в его добрых карих глазах промелькнула искорка удивления.
– Что ты делаешь? – воскликнул Стивен.
– Пишу книгу, – спокойно ответила Кэрри.
Он бросил на мать укоризненный взгляд.
– Ты пишешь книгу?
– А почему бы и нет? В первую очередь, именно ты послал меня к издателю. А теперь мне дают литературного помощника и платят очень хорошие деньги. – Она выждала паузу в надежде на хоть немного более благоприятную реакцию. Напрасно. – Я действительно знаю многое о моде, красоте и развлечениях, – продолжила Кэрри. – Это будет книга о хорошем стиле.
Стивен раздраженно фыркнул и заговорил о своем.
– Я пришел сообщить тебе, что на той неделе мы летим в Калифорнию, – безапелляционно объявил он.
– Зачем? – со страхом спросила она.
– Затем, что с Фредди Лестером у меня ничего не вышло. Возможно, на самом деле его и звали как-нибудь по-другому.
– Нет, я же помню.
– Он мог тебе соврать.
Она в отчаянии развела руками. Как убедить его, что все это не имеет никакого значения? «Ну, уж не знаю».
– Полагаю, тебе вообще все равно, правда? – заметил он холодно. – Ну конечно. Ты придумала для себя новую жизнь и прекрасно прожила на маскараде.
– Я хотела защитить тебя, – отозвалась она еле слышно.
– Так зачем же ты тогда рассказала мне правду? – вскричал Стивен.
– Ты же знаешь зачем, – прошептала она. – Ты работал над делом Боннатти. Когда-то я работала на Энцо Боннатти. Я продавала наркотики... поставляла девочек... управляла принадлежавшим ему публичным домом...
Она подавила подступившее рыдание.
– Стивен, один старинный друг предупредил меня: Энцо знал, кто ты такой. После того как я вырвалась от него, он следил за моей жизнью и знал о твоем происхождении. Представляешь, что он сделал бы с тобой, если бы ты когда-нибудь привлек его к суду? Он разоблачил бы нас обоих.
– Но я же не привлек его к суду, не так ли? – огрызнулся Стивен. – Лаки Сантанджело добралась до него раньше меня. Я больше года распутывал его дело, а она просто пришла и пристрелила.
В волнении Кэрри потянулась за сигаретой.
– Он заслужил свою судьбу, – сказала она дрожащим голосом. – Энцо Боннатти был чудовищем.
Она все-таки не рассказала Стивену всю правду о том дне в 1977 году. Рано утром она взяла напрокат машину, взяла револьвер из коллекции Эллиота и поехала к особняку Боннатти на Лонг-Айленд. Там она весь день прокараулила у его дверей, стараясь собраться с духом, Но затем ей все стало ясно... Кэрри помчалась в город и ворвалась в кабинет Стивена. Он собирался уходить, и у него не было времени на разговор. Она не знала, что он как раз ехал арестовывать Боннатти. И еще она не знала, что к тому времени, когда Стивен добрался до дома Боннатти, тот уже был застрелен Лаки Сантанджело.
Когда Стивен вернулся домой в тот вечер, она рассказала ему все о своем прошлом и о том, в какой грязи он был зачат. Знала бы она о смерти Боннатти, она ничего не стала бы говорить. Но теперь слишком поздно думать об этом. Она раскрыла Стивену глаза и, похоже, разбила ему жизнь.
И вот теперь, три года спустя, каким образом она может помочь ему вернуть самоуважение?
– Так зачем мы возвращаемся в Калифорнию? – спросила Кэрри спокойно, хотя и прекрасно знала ответ.
– Мы нанесем визит Джино Сантанджело, – ровным голосом сказал Стивен. – Нам предстоит выяснить, нужно ли продолжать поиски настоящего Фредди Лестера.
Они улеглись в постель по разным причинам – Олимпия Станислопулос и Ленни Голден.
Уединившись в его роскошном номере, они прикончили еще две бутылки шампанского, покурили травку и механическими движениями, глядя друг на друга пустыми глазами, скинули свою одежду. Затем они всерьез занялись любовью.
Олимпия закрыла глаза и стала думать о Флэше.
Ленни закрыл глаза и стал думать об Иден.
В результате оба испытали фантастический оргазм.
Они вместе приняли душ, вволю понюхали кокаину, оказавшегося в сумочке Олимпии, и поговорили о том, как хорошо им вместе.
Ленни не увлекался наркотиками, но сегодня они попали ему под настроение. Все к чертям собачьим.
Что бы сказала Тростинка Алиса, посмотри она на него сейчас? Вот он, Ленни Голден, снова в своем родном городе. Только теперь он здесь – царь и бог.
Он стал звездой.
Он делил постель с одной из самых богатых женщин в мире.
И наслаждался каждой прожитой минутой.
– Мы должны сделать что-то безумное, – решила Олимпия. Ее голубые глаза сверкали ярче бриллиантов. – Что-то совсем-совсем безумное.
– По-моему, мы уже сделали, – пошутил он.
Олимпия соскочила с кровати. Полногрудая и пышнотелая, она, казалось, только что сошла с полотна кисти Рубенса.
– Давай поженимся, – заявила она. Эти слова легко сорвались с ее губ – она начала привыкать произносить их.
– Давай – что? – Он, конечно, был не в себе, но не настолько.
– Давай покажем им всем, – она хихикнула. – Представляешь? Все газеты будут писать только о нас.
– Эй... Потише. Я вовсе не собираюсь ни на ком жениться.
Она искрение удивилась:
– А почему?
– Потому что... уф... ну, я просто об этом никогда и не думал.
– Я выходила замуж три раза, – задумчиво сообщила она. – За трех пустышек. – Она подошла поближе к кровати, села рядом с ним, погладила его грудь. На него смотрели большие, серьезные, синие-синие глаза. – Ну что ты теряешь? Это будет приключение, и, кто его знает, возможно, тебе даже понравится.
Он рассмеялся. Ну и бредовая идея.
– Ну послушай...
Она обвила руками его шею и прижалась к его голой груди своим роскошным бюстом.
– Я не девчонка с улицы, Ленни. Ты знаешь, кто я такая. Ты знаешь, какой жизнью мы зажили бы. А если ничего не получится... Что ж, никаких цепей, никаких алиментов, ничего такого. Кто еще предложит тебе такую выгодную сделку?
Он задумался.
Всерьез.
Ну, конечно, настолько серьезно, насколько возможно после шампанского, травки и кокаина. Не говоря уже о полбутылке водки в начале вечера.
Если Ленни Голден женится на Олимпии Станислопулос, с Иден случится удар. Наконец-то свершится месть. Боже правый! Если он захочет, он так и поступит. Олимпия права. Что он в конце концов теряет?
Подружки на один вечер. Мать, которой нет до него дела. Оргии. Квартира в Лос-Анджелесе с тронутой прислугой. Одинокие ночи с мыслями об Иден.
– Послушай, – сказал он, пытаясь привести мысли в порядок. – Мы совсем не знаем друг друга. Мы – двое совершенно незнакомых людей, которые всего-навсего хорошо провели время в постели.
– Так в том-то и вся соль, а? – Она мечтательно вздохнула. – Настоящее волшебное путешествие в страну тайн. Чего еще можно желать?
– И не подумаю, – шипела Иден. – Ах ты, скотина, ты не сможешь меня заставить.
Сантино ковырял пальцем в зубах и с каменным видом смотрел на нее. Они стояли лицом к лицу в спальне их номера в отеле. В гостиной сидели его два мерзких лас-вегасских приятеля.
– Можно подумать, я хочу, чтобы ты пробежала голышом по главной улице, – произнес наконец Сантино. У него начал подергиваться левый глаз – дурной признак, как уже успела узнать Иден. – Я же всего-навсего прошу тебя раздеться и пройти через соседнюю комнату на высоких каблуках. Неужели это так трудно?
– Ты хочешь, чтобы я устроила представление для твоих противных дешевых друзей? – ответила она сухо. – И не подумаю.
– Куда ты денешься, – рявкнул Сантино. – Если хочешь сниматься в этом чертовом кино, пойдешь как миленькая. – Неуловимым движением руки он ухватился за лиф ее нового платья и рванул вниз. Серебристый материал треснул и порвался.
– Негодяй! – тихо проговорила она.
Он несильно ударил ее по лицу.
– Для начала, – сказал он спокойно. – Хочешь еще – продолжай в том же духе.
Он направился к двери, но на пороге задержался и оглянулся. На нее смотрели самые маленькие и злобные глазки, какие она когда-либо видела.
– Я хочу, чтобы ты прошла через соседнюю комнату, с голым задом, как ни в чем не бывало. Нальешь себе выпить и вернешься сюда. Ясно?
– А что ты захочешь от меня потом? Чтобы я переспала с ними? – сверкнула глазами Иден.
– Детка, если ты трахнешься с кем-нибудь, кроме меня, я тебя убью. – Он вышел вон.
Она прикусила нижнюю губу, пытаясь справиться с охватившей ее яростью. Что он о себе воображает?
Иден проскользнула в ванную и переступила через погубленное платье. В зеркале было видно, что рука Сантино оставила только слабый отпечаток на ее бледной коже. Она напудрилась, чтобы скрыть красноту. Затем наложила на лицо румяна, накрасила губы блестящей помадой и расчесала свои тонкие светлые волосы.
Сантино Боннатти хотел представления. Она устроит представление этому ублюдку.
Очень аккуратно она пощипала соски своих маленьких грудей, чтобы они встали и налились цветом. Затем сняла трусики и начесала золотой треугольник между ног. Потом взяла флакон детского крема и побрызгала на себя, пока ее тело не заблестело матовым цветом. Немного духов напоследок. Осталось только одеть серебряные босоножки на шпильках и тонкую серебряную цепочку на талию.
Сочтя себя готовой, Иден отступила на шаг и осмотрела творение своих рук. «Ты играешь роль, – сказала она себе. – Не бойся. Это работа. Не позволяй сукину сыну оскорбить тебя». С высокомерным достоинством она распахнула дверь в гостиную и шагнула вперед.
Сантино и его два кореша беседовали. Разговор вмиг замер, и они во все глаза уставились на нее.
Не обращая на них внимания, она прошествовала к бару.
Сантино снова заговорил, как будто ничего не произошло, но мысли его собеседников витали далеко от темы их разговора.
Иден хладнокровно налила бокал белого вина и бросила туда кубик льда. Затем так же хладнокровно вернулась к двери спальни, где задержалась на мгновение.
– Спокойной ночи, ребята, – проворковала она хрипловатым голосом.
Каков выход! Забавно, но она сама возбудилась. Ей понравилось устроенное ею бесплатное представление. Ишь, слюни распустили!
Эх, былбы здесь Ленни! Она была готова, ей хотелось и...
Сантино распахнул дверь. Он спешил, на ходу снимая брюки. Не говоря ни слова, он поставил ее на колени.
К Витосу подошел его менеджер и сообщил, что Олимпия Станислопулос удалилась в свой номер. Витос не слишком огорчился. Позади остался тяжелый день, и он не былготов к агрессивной требовательности Олимпии. Сияя улыбкой, он покинул праздничный зал. Несколько женщин попытались уйти с ним вместе – одна из тягот положения всемирного сексуального символа. Но Витос ухитрился отделаться от них, призвав на помощь свое очарование, такт и плохое понимание английского, которое, похоже, только усиливало его притягательность.
Оставшись наконец один, он позволил улыбке сойти с его лица. Наконец-то. Без нее он выглядел угрюмым мужчиной тридцати с лишним лет с меланхоличными глазами и слабым ртом.
Оставшись наконец один, он смог снять маленький пучок волос, прикрывавший небольшую лысину на затылке – предмет его серьезной озабоченности.
Оставшись наконец один, он разделся и со вздохом облегчения распустил живот и расслабил плечи.
Оставшись наконец один, он мог не думать о необходимости в очередной раз доказывать свою мужественность в постели.
Наконец-то сексуальный символ мог отдохнуть. Что он и сделал.
– Позавтракаем? – предложил Матт.
– Почему бы и нет.
Джесс передернула плечами. Гитарист Витоса оказался отчаянным игроком, и, походив за ним следом от стола к столу, она наконец сдалась и вернулась на вечеринку, которая, как выяснилось, уже заканчивалась. Матт перехватил ее в дверях. Его подружки не было видно.
– Милый вечерок, – сказала Джесс.
– Неплохой, – согласился Матт.
Оба хотели сказать больше, но момент былнеподходящий.
– Согласна, – сказала Олимпия. – Она еще не пришла в себя, но отлично сознавала, что делает.
– Согласен, – вторил Ленни, одевая дешевое колечко из пластика на безымянный палец ее левой руки, которое купил у дверей церкви Любви и Чести. «Мы обслужим вас в любое время суток». Он мало что соображал и ничего не чувствовал.
– Объявляю вас мужем и женой, – произнесла женщина-священник в кудряшках и платье из толстого велюра. – Можете поцеловать невесту.
Ленни облапил Олимпию, согнул ее в утрированном па танго и отвесил сочный поцелуй.
Оба зашлись от хохота. Женщина-священник не разделила их веселья. Часы показывали пять утра, и она хотела назад в постель.
Обед проходил в нью-йоркской квартире Станислопулосов. Трое слуг ловили каждое желание Лаки и Димитрия.
– Никак не могу найти Олимпию, – пожаловался Димитрий с неодобрительным покашливанием. – Она вылетела из Нью-Йорка вместе с Бриджит и не оставила никакой информации, куда направляется.
– Олимпия – взрослая девочка, – отозвалась Лаки, уплетая салат. – Ты же не хочешь, чтобы она отчитывалась перед тобой в каждом своем шаге?
– Я хочу иметь возможность связываться с ней, когда возникает необходимость, – ответил он возмущенным тоном.
– Она сама свяжется с тобой. Ты же говорил, что Олимпия всегда бывает на твоих летних круизах, а до него осталась только пара недель.
– Да, – Димитрий взял бокал красного вина.
Он прибыл из Парижа вчера и еще не сообщил Лаки, что пригласил в круиз Франческу и Горация Фернов. Теперь представлялась прекрасная возможность. Он откашлялся и зачитал ей список гостей. В него входили Франческа и Гораций, Олимпия и Флэш, Бриджит и ее няня. Техасский нефтяной король с супругой. И арабский миллиардер-посредник с его широко известной подружкой-аристократкой.
Лаки скорчила гримаску.
– Похоже, будет веселая компания, – сказала она с отчетливым сарказмом.
– Мой летний круиз всегда собирает сливки общества, – напыщенно произнес Димитрий. – Не многие удостаиваются чести быть приглашенными.
Лаки расхохоталась.
– Иногда ты несешь такую чушь!
– А почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из твоих друзей? – спросил он, стараясь не испортить ее хорошего настроения.
– А мне обязательно надо ехать? – спросила она. – Сливки общества – не моя привычная компания, и у меня столько всяких дел. Завтра я должна посмотреть участки под застройку в Атлантик-Сити, и, если увижу подходящее местечко, надо будет сразу же начинать. Ну, сам знаешь, встречаться со строителями, с архитекторами, чтобы колесо завертелось.
– Естественно, ты должна ехать. Ты теперь моя жена, и я хочу представить тебя моим друзьям. Даже если ты завтра найдешь подходящий участок, переговоры займут немало времени. Мои адвокаты могут взять их на себя. – Он помолчал. – Олимпия едет с нами тоже. Мы должны вдвоем сообщить ей о нас.
– Интересно, как она воспримет новость. – Лаки в задумчивости вздохнула. Двое слуг убрали тарелки из-под салата и заново наполнили бокалы.
– Некогда вы дружили. Вы сможете опять сблизиться, – заявил он. – Возможно, ты окажешь на нее благотворное влияние. Ее скандальная связь с Флэшем обязательно закончится какими-нибудь неприятностями. Ты сможешь дать ей добрый совет.
– О, класс. Старая подружка Лаки появляется вновь и сразу же начинает учить ее жить. Она придет в восторг.
– Олимпия нуждается в руководстве.
– Я ей не руководитель.
Вошла служанка в пелерине и принесла блюдо с тонко нарезанным ростбифом. Лаки положила себе порцию. Ей придется что-то решать насчет этих торжественных обедов на две персоны. Пицца перед телевизором гораздо больше отвечала ее вкусам.
– У меня появилась идея, – объявил Димитрий. – Почему бы тебе не пригласить в круиз своего отца и его очаровательную жену? На мой взгляд, наше путешествие должно пройти в семейном кругу.
Лаки едва не подавилась ростбифом. Джино. В великосветском круизе. Ну уж нет. Причем очаровательная жена, наверное, придет в восторг. Лаки с легкостью представила Сьюзан, кокетничающую с престарелыми весельчаками-миллиардерами.
– Не думаю, – ответила она.
– Но почему? – настаивал Димитрий. – Давай я поручу секретарю позвонить и передать приглашение.
Лаки пожала плечами.
– О'кей, – сказала она, отлично зная, то Джино ни за что на свете не согласится.
– Да, – заливалась Сьюзан. – Передайте мистеру Станислопулосу, что мы с радостью присоединимся к нему на его яхте.
Она повесила трубку и сразу же начала думать о туалетах. Что ей взять с собой? Сейчас же надо отправляться в большую экскурсию по магазинам. Как удачно, что Лаки Сантанджело сделала один-единственный умный шаг в своей жизни и вышла замуж за Димитрия Станислопулоса. Хотя, как она его заарканила, Сьюзан понятия не имела. Что может найти в неотесанной Лаки такой мужчина, как Димитрий. Наверное, она поймала его с помощью ребенка.
Сьюзан вспомнила свою встречу с Димитрием в Лас-Вегасе. Было короткое мгновение, когда она рассматривала его как возможного кандидата в мужья – как раз тогда она подыскивала себе кого-нибудь. Но скоро ей стало ясно, что все сплетни о Франческе Ферн имеют под собой твердую основу – он весь вечер о ней говорил. Как удалось Лаки вытеснить из его жизни грозную Франческу? Возможно, во время круиза ей удастся все выяснить.
Но что же она теряет время? «Нейман-Маркус» ждет ее. «Сакс», «Магнинь Бонвит»... В большой спешке она вышла из дома.
– Я тебе не верю! – кричала Джесс. – Ты сошел с ума? Спятил? Что с тобой стряслось?
– Простого поздравления было бы достаточно, – простонал Ленни.
– Ты, – не унималась Джесс, – шел к тому, чтобы в скором времени стать звездой, причем первой величины.
Он лежал на кушетке в своем номере и смотрел, как Джесс сердито меряет шагами толстый ковер на полу комнаты. Голова его болела. Глаза болели тоже. И все тело болело. Даже зубы и те ныли.
– И что же ты делаешь? Что ты делаешь? Ты женишься на какой-то нимфоманке с толстым кошельком, которая заставит тебя таскать за ней сумки. Да ты положительно сбрендил.
Ленни снял со лба холодное полотенце и попросил очень вежливо, чтобы она говорила потише.
Джесс ответила уничтожающим взглядом.
– Идиот, – пробормотала она.
– Богатый идиот, – ответил он слабым голосом.
– Тупой богатый идиот, – отозвалась она тут же. – Твоя женитьба на Олимпии Станислопулос – не более чем неудачная шутка. Сколько мужей она уже поменяла? А сколько знаменитых любовников? Пополни собой этот список, Ленни. Ты попал в очень большую компанию. Ну и как оно – быть одним из многих?
– Джесс, – сказал он спокойно. – Сделай одолжение, вали отсюда.
– С удовольствием бы, да не могу.
– А ты постарайся. У меня в голове марширует целая армия горилл, и мне кажется, нам с ними лучше остаться наедине.
– О Ленни, – она села рядом и взяла его за руку. – Думаю, ты просто ничего не соображал. Почему ты ее просто не трахнул, вместо того чтобы жениться?
– По-моему, это мы тоже сделали.
Джесс грустно покачала головой. Ленни. Лучший друг. Всю жизнь он оказывается в дураках, когда дело касается женщин.
Час назад она пришла в его номер и там обнаружила его спящим в одежде на кушетке с мокрым полотенцем на лбу.
Уже было одиннадцать утра, и Джесс попыталась переместить его в спальню. Он с усилием приоткрыл налитые кровью глаза и сказал:
– По-моему, я сделал что-то такое, о чем скоро пожалею.
Затем последовало его признание. В подтверждение слов на полу валялось свидетельство о браке.
Теперь, откричавшись, она попыталась собраться с мыслями и спокойно обдумать сложившееся положение.
– Где Олимпия? – спросила она голосом гораздо более спокойным, чем она сама.
– Не знаю, – простонал Ленни, поднявшись на ноги и неверными шагами направляясь в ванную. Он пописал, бросил взгляд в зеркало и ввалился в спальню, где рухнул на кровать лицом вниз. «Больше никаких наркотиков. Никогда».
Джесс последовала за ним.
– Я заказала завтрак, – сказала она. – Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь.
– Не говори мне о еде.
– Вставай. Прими душ. Нам надо выпутаться из этой истории.
– Вали отсюда, Джесс.
– Не повторяйся. Я здесь, чтобы помочь тебе.
Он почесал в затылке, сел и потянулся за сигаретой. «Боюсь, ты немного опоздала».
Олимпия не спала. Флэш открыл ей один полезный секрет. После ночи пьянства и наркотиков новый день нужно встретить только с помощью пары таблеток метаквалона.
По возвращении в отель она выпила две штуки и, приняв ванну и переодевшись, почувствовала себя готовой начать делать дела. Прежде всего Олимпия позвонила в Нью-Йорк своему адвокату. Затем – журналисту при отеле «Маджириано». И, поскольку была хорошо воспитана, Витосу.
– Мистер Феличидаде просил не беспокоить его до полудня, – отозвался телефонист.
Что ж, тем хуже для него. Мистера Феличидаде ожидает большое потрясение.
Иден проснулась рано и тихонько, как заговорщица, выскользнула из кровати. Сантино спал на спине и громко храпел.
Очень осторожно она вынула одежду из гардероба, проскользнула в ванную и закрыла за собой дверь.
Почему она не заговорила с Ленни на вечере?
Почему он сам не заговорил с ней?
Она умылась холодной водой. След от пощечины совсем прошел. Она выглядела красивой, как никогда, – фарфоровое личико, нежная кожа, Глаза, как топазы, и экзотические скулы.
Она нанесла на лицо коричневые тени, румяна и чуть подкрасила губы. Затем завязала в пучок свои тонкие волосы. Так она выглядела совсем молоденькой и невинной. Ленни любил ее такой.
Она надела белые брюки и шелковую блузку.
Почти не дыша, Иден прошмыгнула назад в спальню. Сантино все еще спал. На столике околокровати лежала пачка банкнот, несколько золотых украшений и револьвер с коротким стволом. Не глядя ни на украшения, ни на револьвер, она взяла из пачки несколько стодолларовых купюр. Затем, подойдя к столу, нацарапала записку: «Пошла по магазинам. Скоро вернусь». Он рассердится, она знала. Но ей надо выбраться отсюда одной. Оставалось надеяться, что Зеко не спит под их дверью.
Сантино – опасный человек. Упрямый и непредсказуемый. Она терпела его уже два года и готова потерпеть еще, до конца съемок фильма. Но после вчерашней сцены стало ясно, что ей надо как-то подстраховаться. А есть ли лучшая страховка, нежели Ленни Голден? Особенно теперь, когда он выбился в люди.
– А вы кто такая? – величественно поинтересовалась Олимпия, проходя мимо Джесс в номер Ленни.
Светловолосая наследница оделась по-деловому – в белое платье, прическу украсила розовыми цветами. За ней следовала процессия посыльных из магазинов, несущих ворох костюмов в полиэтиленовой оболочке, кипу рубашек на плечиках и целую коллекцию разного размера коробок и коробочек.
– Я – менеджер Ленни, – ответила Джесс. – А что...
– Гм-м, – Олимпия уничтожила ее взглядом. – Полагаю, вы уже слышали новость?
–Да, и...
Олимпия перестала обращать на нее внимание и переключилась на посыльных.
– Оставьте все на кушетке и можете идти, – скомандовала она.
Так они и поступили.
После их ухода Олимпия вновь обратила холодный взгляд на Джесс.
– Теперь, – заявила она сухо, – есть несколько организационных вопросов, и я хочу, чтобы вы их проконтролировали. Прием назначен на сегодня на три часа дня. Отель обещал выставить закуски и цветы, но убедитесь, чтобы все было сделано должным образом. И особое внимание обратите на то, чтобы явилось как можно больше корреспондентов. Я хочу быть уверена, что наша свадьба будет освещена в прессе наилучшим образом. Несколько журналистов сейчас уже летят сюда из Лос-Анджелеса. Пошлите к самолету лимузин и проследите, чтобы о них тут хорошо позаботились.
Она остановилась, чтобы перевести дух.
– Вы не очень-то похожи на менеджера, – презрительно добавила она. – Впрочем, полагаю, Ленни сам знает, что делает. Где он?
Джесс едва не лишилась дара речи. И вот на этом Ленни женился? На этой писклявой, самоуверенной кукле с жирными ляжками и огромными сиськами? Ленни, который всегда имел самое лучшее. Только дам первого сорта.
Она безнадежно махнула рукой в сторону спальни.
– Он там, – сказала она. Пусть сам выпутывается. В конце-концов он на этом женился.
Витос проснулся под звуки собственного голоса. Он любил возвращаться к реальности, слушая нежное, ласковое пение. Магнитофон-будильник сработал ровно в полдень. Витос перевернулся на другой бок и некоторое время балансировал на грани между бодрствованием и сном, затем встал, сделал зарядку, принял душ, побрился, приклеил парик на место и вызвал прислугу и своего менеджера. Они явились одновременно.
Пока Витос расправлялся со свежим грейпфрутом, яйцами всмятку и лимонным чаем (ему все время приходилось следить за своей диетой), его менеджер нервно ходил взад и вперед по комнате. Он открыл Витоса несколько лет назад, когда застал свою служанку-мексиканку плачущей над его песней, которая передавалась одним из каналов испанского телевидения.
– Эти американски женщина, они так много меня любят, – протянул Витос, задумчиво прихлебывая чай.
– Да, – согласился менеджер, гадая, как поделикатнее преподнести новость, о которой жужжал весь отель.
– Иногда бывает так трудно изобрести международную языку любви. Я думает, все меня так хорошо понимает?
–Да.
– О, – Витос вздохнул. – Женщина. Они меня любят.
– А где Олимпия? – спросил менеджер быстро, воспользовавшись моментом.
– Ты получал мои бумага из Испании? – поинтересовался Витос, встав из-за стола и любуясь собой в зеркало.
Он попробовал улыбнуться, остался довольным результатом и приступил к упражнениям для мышц лица, гарантирующим спасение от второго подбородка. Не то чтобы он у Витоса уже появился – но никогда нельзя расслабляться.
– Бумаги еще не пришли.
– Плохо, – Витос выдвинул вперед и убрал подбородок. – А может, не так и плохо. Этот женитьба, ты уверен, он мне нужен? Каждый женщина – как вы говорите – сидит на черт.
– В женщине.
– Что?
– Нет, ничего.
– Доброе утро! – Олимпия распахнула дверь в душ. – Как ты себя чувствуешь сегодня?
Ленни посмотрел на свою молодую жену, которая явно не испытывала мук похмелья. Она выглядела свежей, яркой и исключительно хорошенькой, разве только немножко толстоватой.
– Я себя чувствую, как верблюжье дерьмо, – ответил он печально. – Мы в самом деле сделали то, что мне припоминается?
Она выбрала большое полотенце и подала ему.
–Да.
– О черт!
– Ты ведь не жалеешь? – Она пошире раскрыла свои голубые глаза, ухитрившись напустить на себя одновременно обиженный и беззащитный вид.
– Не знаю.
Ленни обернулся полотенцем и попытался спокойно разобраться в ситуации. Вот он – в ванной лас-вегасского отеля, рядом одна из самых богатых женщин мира, с которой он знаком менее суток, и они уже женаты! Ему казалось, что он вот-вот проснется. В настоящей жизни такого не случается. Как со свойственным ей красноречием отметила Джесс, это – безумие.
– Нам надо поговорить, – сказал он, перейдя в спальную и озираясь в поисках сигарет. – Кх-м... Не знаю, как ты, но я прошедшей ночью вообще ничего не соображал. То есть полностью отключился. И... ну... при свете дня наше решение не кажется таким уж забавным, не так ли?
Он бросил на нее взгляд в надежде встретить понимание. Он мечтал, что она согласится с ним и скажет: «Какую ошибку мы совершили! Я пришла сообщить тебе, что я уже обо всем позаботилась и дала делу обратный ход. Мы больше не связаны законом».
Вместо этого она заявила:
– Я назначила прием на сегодня на три часа дня. Думаю, не стоит закатывать еще один праздничный вечер, достаточно свадебного пирога, ну и фотографы придут. – Она весело рассмеялась. – Иначе что за свадьба? Да, и моя дочурка Бриджит так расстроится, если мы вообще ничего не устроим. Она очаровательна, ты, несомненно, полюбишь ее. Сейчас она пошла со своей няней покупать праздничное платье.
– Я не знал, что у тебя есть ребенок, – сказал он тупо.
– Есть масса всего, чего мы не знаем друг о друге, не правда ли? – Она обласкала его невинной улыбкой. При случае Олимпия могла блистательно разыграть невинность. – Но в том-то и вся прелесть, да? Каждый день открывать для себя что-то новое. – Она нежно обняла его. Я купила тебе кое-что из одежды. Она там, в соседней комнате, где... эта девушка, твой... э-э… менеджер. Я подумала, что для свадьбы тебе потребуется обновить гардероб. О, Ленни, я так рада. За одну ночь ты переменил всю мою жизнь. Я испытывала такую тоску. Не могу даже сказать, как несчастлива я была. – Она опустила ресницы и понизила голос. – Я даже подумывала о самоубийстве, – прошептала она. – Но ты все изменил. Похоже, мы нашли друг друга очень вовремя.
Ему было что сказать, но он не мог выдавить из себя ни слова. Ну как заявить ей, что все происшедшее – ошибка? Как пойти на попятную сейчас? Спасибо большое, Иден, смотри, во что я вляпался из-за тебя на сей раз. Женат на абсолютно незнакомой женщине, и ничего уже невозможно изменить.
Счастье возвращалось вновь. И Атлантик-Сити являлся именно тем местом, где Лаки хотела сейчас находиться. Она оставила Роберто в Нью-Йорке под присмотром Чичи и в прекрасном расположении духа отбыла в Атлантик-Сити.
Она знала, что ей нужно, и торговцы недвижимостью с нетерпением ожидали ее приезда. К сожалению, тот участок, что присмотрели они с Джино, давно ушел. И цены подскочили на головокружительную высоту. Атлантик-Сити развивался быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Она и раньше знала, что так и случится. Чертов Джино. Они могли бы насладиться ролью первопроходцев. Но – ладно. Она построит самый хороший отель в мире. Она создаст легенду, сказочный замок. И назовет его «Сантанджело».
Два дня спорили Джино и Сьюзан. Он категорически отказывался даже обсуждать свое участие в круизе, если только Лаки лично не пригласит его. А Сьюзан настаивала, что она ни при каких обстоятельствах не может упустить такой случай.
Джино уже понял для себя, что его женатой жизни пришел конец. Сьюзан, теплая и замечательная женщина, на которой он женился, на поверку оказалась пустышкой.
Заводишь пружинку – и она наряжается.
Нажмешь кнопку – и она дает шикарный обед. Подтолкнешь ее в нужную сторону – и она начинает тратить деньги с такой скоростью, будто завтра они выйдут из моды.
Лаки была абсолютно права насчет нее. Почему он сам ничего не видел? Она обвела его вокруг пальца.
Он много думал о Лаки. И скучал по ней. Но назад дороги нет. Она вышла за Димитрия, родила ребенка. И ни разу не спросила его совета.
Он позвонил Косте в Майами и излил свою обиду.
– В жизни что даешь, то и получаешь, – философски отметил Коста. – Что ты дал Лаки, чтобы она чувствовала необходимость обращаться за советами к тебе?
Джино в ярости бросил трубку. Коста явно выжил из ума.
– Мы поедем в твой чертов круиз, – объявил он Сьюзан. – Я хочу побыть вместе с моим внуком и, похоже, другой возможности мне не представится.
Сьюзан улыбнулась.
– Да, дорогой, – ответила она спокойно. И помчалась поскорей тратить еще несколько тысяч долларов.
Едва Димитрий закончил телефонный разговор с Франческой, как секретарь сообщил, что звонит Олимпия.
– Где ты была? – проревел он в трубку. – Я пытался отыскать тебя.
– Я в...
– Так нельзя, Олимпия. Ты не должна исчезать на несколько дней подряд. Откуда мне знать – может, вас с Бриджит похитили. Ты – Станислопулос, и ты должна всегда...
– Я снова вышла замуж.
– Господи, помилуй! – вскричал он. – Живи со своим дегенератом-струнодером, если тебе так нравится. Но женитьба исключена!
– Я вышла замуж не за него.
Она всегда была совершенно невыносима. Избалованная, безответственная...
– Тогда за кого? – прорычал он.
– Посмотри на обложку журнала «Пипл». Ленни Голден. Он комик.
– Комик!!!
– Перестань кричать. Он лучше, чем те трое. Ну, мне пора, у нас прием. Сделай мне, пожалуйста, одолжение, скажи маме сам.
– Мать не знает?
– Узнает, если ты ей скажешь.
– Олимпия...
– Пока, папуля, увидимся в круизе.
Димитрий расхаживал взад и вперед по офису. Олимпия глупа до безобразия!
Он связался со своей бывшей женой, которую новость нисколько не взволновала.
Он послал секретаря за номером «Пипл» и долго смотрел, как очередной охотник за его состоянием ухмыляется ему с обложки. Он позвонил в Мюнхен Франческе, и она долго смеялась.
Олимпия, Олимпия. Бог не наградил его умной дочерью.
Лаки вернулась поздно вечером, радостно возбужденная. Димитрий только что пообедал в одиночестве и пребывал не в лучшем настроении.
– Я нашла как раз то, что надо, – поделилась она. – Восхитительный участок, и фактически уже наш. Ты должен подключить своих адвокатов немедленно. – Она обвила его шею руками. – Я так счастлива. Давай пойдем в спальню и отпразднуем успех. Удачные сделки меня очень заводят.
– Ты говоришь, как дешевая шлюха, – сказал он резко, высвобождаясь из ее объятий.
– Что? – она в удивлении уставилась на мужа.
– Ты теперь моя жена. Постарайся не забывать об этом ни на минуту.
Она отодвинулась от него.
– Кажется, я плохо расслышала твои слова.
– У меня был на редкость тяжелый день, – продолжал он. – И не надо усугублять положение.
Он не заметил опасных огоньков в ее глазах. Приближалась гроза.
– Олимпия опять вышла замуж, – коротко объявил он. – Она не знакома с чувством ответственности. Она заслуживает того, чтобы лишить ее наследства.
– Эй, мужик, – грубо сказала Лаки с интонациями нью-йоркской уличной девки. – Ты чё, не слышал? У меня свербит. Хочешь вставить?
Его лицо стало похоже на маску из гранита.
– Прошу прощения?
– Да, мужик. И еще можешь поцеловать меня в задницу.
Не оборачиваясь, она ушла в спальню и захлопнула за собой дверь. Пусть не думает, что с ней безнаказанно можно говорить таким тоном.
Он последовал за ней. Димитрий не привык встречать сопротивление.
– Убирайся с дороги, – вспыхнула она.
– Что с тобой? – спросил он.
– Подумай.
– И думать нечего. Я сделал замечание относительно твоего поведения.
– Мне замечание? Замечание мне? С кем ты, по-твоему, разговариваешь?
– С моей женой, матерью моего ребенка. И я не позволю тебе выражаться языком уличной девки.
– Ну и ну! Офигеть можно.
Он дал ей пощечину. Она бросилась на него и вцепилась ему в лицо ногтями. Выступила кровь.
Он был большим, сильным мужчиной, Он прижал ее руки к телу, и они оба тяжело рухнули на кровать.
Лаки не могла поверить в происходящее. Она знала Димитрия два года, и он никогда не открывался перед ней с такой стороны. Она выходила замуж за ровню себе, а не за покровителя, который станет учить ее, как говорить и как себя вести.
Она попыталась ударить его коленом в низ живота, но он оказался слишком силен для нее. Лаки занималась спортом, и, уж конечно, никто не назвал бы ее слабенькой, но, по мере того как он удерживал ее в лежачем положении, силы начинали ее оставлять.
И тут это случилось. Она почувствовала его возбуждение, но ей уже не было нужно. Так она не хотела. Не после такой безобразной сцены.
Не отпуская Лаки, он попытался расстегнуть молнию на брюках.
Ей удалось резким движением освободить одну руку, и она ударила его под подбородок.
Он закричал от боли.
Мгновения оказалось достаточно, чтобы выскользнуть из-под него и запереться в ванной. Ее всю трясло от ярости.
Он больше не стал ее преследовать.
Хорошие дни сменялись плохими и наоборот. Теперь, когда с поездкой в Калифорнию все определилось, Стивен чувствовал себя несколько лучше. Он жил в однокомнатной квартире на Третьей авеню. Свое прежнее комфортабельное жилье Стивен сдал в наем перед отъездом в Европу.
Его жизнь пошла наперекосяк, и он сам знал это. Некогда честолюбие переполняло его, но Кэрри разрушила все своими злосчастными откровениями. После возвращения в Америку он ничего не делал, только раздумывал о себе и о своих проблемах. Спать ложился поздно, ел кое-как и без толку торчал в своей однокомнатной дыре, тупо уставясь в телевизор. Единственный друг, которому он дал о себе знать, был Джерри Майерсон. И то только затем, чтобы занять денег.
Ему стало все равно, какая женщина рядом. Некогда такой привередливый в отношении прекрасного пола, он теперь был рад любой девушке, лишь бы с ней не требовалось много разговаривать. Какая огромная разница по сравнению с его прежней жизнью. Молодой перспективный Стивен Беркли. Трудолюбивый, уже помощник окружного прокурора, с прекрасными возможностями для карьеры. Жизнь – странная штука. С горечью он вспомнил тот роковой день в 1977 году, когда он явился в лонг-айлендский особняк Энцо Боннатти, готовый к решительным действиям.
Но Лаки Сантанджело опередила его.
Та самая Лаки Сантанджело, вместе с которой он застрял в лифте несколькими днями ранее, во время большого энергетического кризиса.
Та самая Лаки Сантанджело, которая может, только может, оказаться его сестрой по отцу.
Лаки.
Ее нелегко забыть, с ее чувственным ртом и цыганской внешностью.
Лаки.
Какое счастье, что они не...
Он даже думать не хотел о том, что едва не произошло между ними.
Интересно, что она испытает, если выяснится, что они действительно брат и сестра. Вообще, вспомнит ли она его?
«О да, вспомнит», – говорила его гордость.
Какая еще гордость?
Выглядит он ужасно. Надо собраться, снова начать работать и оставить прошлое позади.
Да, уже скоро.
В общем и целом, Витос Феличидаде достаточно стойко перенес удар. Впрочем, что еще ему оставалось, кроме как улыбаться репортерам (которых слетел ось великое множество) и делать вид, что именно он способствовал возникновению и развитию «любви с первого взгляда».
Оставшись один, он мучительно размышлял. Что с ним такое? Почему Олимпия отвергла его? Причем дважды. Неужели она сумела увидеть то, что скрывалось за его блестящей внешностью? Неужели она одна знала, что маску неугомонного секс-символа носил неуверенный в себе, заурядный и неинтересный человек?
Витос гнал от себя подобные мысли. Он около часа поприсутствовал на свадебном приеме, а потом удалился к себе в номер, где долго сидел, погруженный в мрачное молчание.
Джесс повела себя менее стоически. Она отыскала Матта и принялась горячо жаловаться ему. Он с ней полностью согласился, но отметил, что теперь уже ничего не поделаешь.
В отеле «Сэндс» Иден молча глядела в окно, в то время как за ее спиной Зеко раскладывал пасьянс. Тем утром она ускользнула с твердым намерением встретиться с Ленни, но только собралась сесть в такси, как рядом словно из-под земли вырос Зеко и объявил, что босс приказал ему всюду ее сопровождать. Она чуть не закричала от разочарования. Ей оставалось только холодно улыбнуться и позволить тупому громиле тащиться за ней по дюжине ярко разукрашенных, но дешевых магазинчиков. Лас-Вегас – такая дыра. Скорее бы убраться отсюда.
Пейж пригласила ее на ленч, и Иден получила разрешение пойти. Но за салатом из тунца по ресторану разнеслась весть об Олимпии Станислопулос и Ленни Голдене.
Свежая сплетня.
Ее чуть не стошнило. И вот теперь она смотрела на неоновые огни и на пустыню и спрашивала себя, правильный ли выбор сделала.
Сантино Боннатти.
Ленни Голден.
Она надеялась, что поставила на фаворита.
Сейчас у нее зародилось ужасное подозрение, что фаворит – совсем другой.
– Ты вонючка, – прищурилась Бриджит.
– Не может быть. Я специально помылся перед встречей с тобой, – невозмутимо ответил Ленни.
– А я говорю, ты – вонючка, – повторила Бриджит.
– У тебя внутри что, пластинку заело?
Она посмотрела ему в лицо. Глаза цвета сапфира (как у матери) на личике сердечком.
– Я тебя ненавижу, – объявила она с чувством.
Он состроил пренебрежительную гримасу.
– На всех не угодишь, – заметил он с чарующей улыбкой.
Няня Мейбл, сгорая от стыда, проговорила:
– Пожалуйста, простите, мистер Голден. Она устала, уже поздно, и...
– Перестаньте, – добродушно перебил Ленни. – Время – полпятого. Если девочка хочет меня ненавидеть, нечего извиняться, пусть ненавидит на здоровье. – Он наклонился к ребенку: – Знаешь что? Бриджит – очень симпатичное имя, а ты очень симпатичная молодая леди.
Бриджит замолчала. Почему этот разговаривает с ней?
Обычно, когда она обзывала их «вонючками», они сперва злобно на нее глядели, а потом переставали замечать, и ей не нужно было никогда больше с ними разговаривать, что вполне ее устраивало. «Мамины приятели – все свиньи». Она их всех ненавидела.
Ленни не стал дожидаться ответа. Он повернулся и исчез. Олимпия созвала столько журналистов, сколько собирается только на презентации кассового фильма, и наслаждалась вовсю, позируя фотографам, как профессионал. Впрочем, она и есть профессионал. Она выросла в окружении фотографов. Олимпия Станислопулос. Наследница. Лакомый кусок для фоторепортеров и авторов колонок светской хроники со всего мира.
Каким-то образом она ухитрилась превратить их свадьбу в крупное событие. Пирог, увенчанный миниатюрной фигуркой танцующей пары, был истинным произведением искусства. Танцевальная зала «Маджириано» преобразилась в волшебную страну цветов. Рекой лилось дорогое шампанское.
У Ленни озноб пробежал по коже при мысли о том, сколько все это может стоить. А вдруг платить придется ему? Или «Маджириано» взял на себя расходы?
Грустная Джесс пожала плечами, когда он спросил ее.
– Не знаю, – ответила она вредным голосом.
Ей все здесь не нравилось. Он тоже не испытывал особого восторга, но что сделано, то сделано. И кто знает? Возможно, из этого что-нибудь да выйдет. Более странные вещи случались.
Это точно.
Идти на компромисс былоне в характере Лаки. Она не собиралась сидеть и ждать, пока Димитрий извинится. Он должен понять, и чем быстрее, тем лучше, что она никому не позволит вытирать об себя ноги.
На следующее после драки утро Лаки уехала в Ист-Хэмптон вместе с Роберто и Чичи. Если говорить правду, ее очень обеспокоило его поведение. Она хотела равного партнерства, а не подчинения мужчине, считающему, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. С грустью Лаки поняла, что совершила ошибку, выйдя за Димитрия. Они принадлежали к разным поколениям, и между ними лежала непреодолимая пропасть. И она никогда не станет играть ту роль, которую он отводил ей в своих планах.
Лаки совсем не обеспокоило, что он целых три дня не пытался связаться с ней. Она хладнокровно позвонила адвокатам Димитрия и поручила им провести переговоры относительно земельного участка, который она хотела приобрести в Атлантик-Сити. Затем обратилась к своим собственным адвокатам и перепроверила, что все идет как надо. Димитрий подписал официальный документ. Что бы ни случилось, отель будет построен.
Он приехал к ней через три дня.
– Прости, – сказал он, стоя в дверях с букетом ее любимых роз и коробочкой от Тиффани.
Она знала, как тяжело Димитрию произносить извинения. Лаки, конечно, могла задать ему жару, но вместо этого она впустила его, и они прошли в сад и там все обсудили насколько, конечно, можно все обсудить с таким человеком, как Димитрий. Типичный представитель своего поколения, он не выносил долгих аналитических бесед.
Она открыла коробочку от Тиффани. Там лежало великолепное бриллиантовое колье с подвеской в виде сердечка. Димитрий застегнул замочек у нее на шее и нашел, что все в порядке. Он чмокнул ее и сообщил, что Сьюзан и Джино приняли приглашение погостить на его яхте.
О Боже! Ни за что в жизни Лаки не поверила бы, что Джино согласится. Она сама не понимала, почему она так огорчилась. Ей трудно было разобраться в своих чувствах к отцу. Порой она любила его больше всего на свете, а порой он становился ей совершенно безразличен. И так было всегда.
– Ты ведь рада? – спросил Димитрий.
Лаки скрыла свои истинные чувства.
– Ну конечно, – спокойно ответила она.
Она вовсе не была в восторге при мысли о круизе. Друзья Димитрия. Франческа Ферн со своим занудой-мужем. А теперь еще и Сьюзан с Джино. И все – на замкнутом пространстве яхты. Какой большой бы ни оказалась эта яхта Димитрия, все равно она не бесконечно велика. Никуда не денешься от обязательных ленчей и обедов.
Возможно, Олимпия и ее новый муж, кем бы он ни был, спасут положение. Лаки забыла расспросить о нем, а теперь Димитрий уже умчался назад в Нью-Йорк, оставив ее готовиться к двухнедельному круизу. Она с неохотой принялась за сборы.
Джино часто замечал, что теперь он просыпался в хорошем настроении только в те дни, когда предстояла встреча с Пейж. Она внесла хоть какое-то разнообразие в его жизнь. Пусть вульгарная и аморальная, но зато с ней весело.
Он едва дождался ее возвращения из Лас-Вегаса и в пятницу приехал в «Беверли Уилшир» за час до назначенного срока. Пейж объявилась с получасовым опозданием, как всегда, пахнущая мускусом, одетая в белую юбку с разрезом чуть ли не до пупа.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты одеваешься, как шлюха? – улыбнулся он, сидя на краю кровати.
– Да, – она продолжала начесывать свои вьющиеся волосы. – И именно это тебе и нравится.
Одним быстрым движением Пейж расстегнула юбку на поясе и та упала на пол. Трусиков под ней не было.
– Эй, – рассмеялся он.
– Быстрое обслуживание, – с милой улыбкой сказала Пейж, подходя к нему. – И, пожалуйста, оставьте пятьдесят долларов на столе.
– Что-то дешево, – заметил Джино, наслаждаясь игрой.
– Потому что ты – почетный клиент, – отозвалась Пейж, прижимаясь к его лицу жестким кустиком лобковых волос.
Он не стал терять времени. Именно благодаря сексу он не старел – в этом он не сомневался. Болячки старости не для Джино Сантанджело. Секс не давал застаиваться его жизненным сокам. Пока он мог возбуждаться, он чувствовал себя непобедимым, а Пейж Вилер заводила его больше, чем кто-либо за долгие годы.
Как сложилась бы его жизнь, если бы он женился на такой женщине, как Пейж? Бесспорно, гораздо интереснее, чем та, что проходит в постоянном общении со Сьюзан.
Они долго наслаждались друг другом. Пейж требовалось больше одного оргазма, в отличие от Сьюзан, которая считала, что, после того как она кончила, продолжать уже не следует, и скидывала его.
Пейж любила экспериментировать. Иногда он хотел бы стать помоложе и посильнее. Но, похоже, ей и так нравилось. По крайней мере, он знал, что доставляет ей удовольствие.
– Как тебе Лас-Вегас? – спросил он, когда Пейж наконец-то угомонилась.
Она лежала, раскинувшись, на постели, абсолютно нагая.
– Интересно, – ответила она.
– А именно?
– Ну... Я сходила на премьеру программы Витоса Феличидаде и Ленни Голдена в твоем отеле.
– Ну и как?
– Что, обслуживание или шоу?
– И то и другое.
– Замечательно. Ленни Голден – вообще нечто особенное. И у Витоса тоже есть своеобразное европейское очарование. Естественно, все только и говорили о том, что на следующий день после премьеры Олимпия Станислопулос и Ленни Голден поженились. Она же приехала с Витосом, сам знаешь.
– Да?
– Ты разве ты не читаешь светскую хронику?
– Только когда там пишут обо мне.
– Каждый вечер устраивались вечеринки. И еще я немного играла в карты.
– Выиграла?
– Проиграла.
– Жалко, меня там не было. Я не дал бы тебе проиграть.
Он дотронулся до волос между ее ног. Она сладострастно потянулась.
– Я скоро уеду на пару недель, – объявил он. – Ты как, сможешь без меня?
– Попытаюсь, – ответила она шутливо. – Куда ты едешь?
– Не помню, говорил ли я тебе, но моя дочь Лаки – она немного с приветом, вроде меня – вышла замуж за другого Станислопулоса – за отца, Димитрия. Можешь себе такое представить? Он почти такой же старик, как и я. Когда-то Лаки ходила с Олимпией в одну школу. – Он вздохнул. – Нет, она ненормальная.
– Что ненормального в том, чтобы выйти за одного из самых богатых людей на земле?
– Лаки не нуждается в его деньгах, – отрезал Джино, убирая руку.
– Положи на место! – цыкнула Пейж.
Джино подчинился.
– Гм-м... – Пейж вся отдалась чувственному наслаждению.
Джино почувствовал, что она хочет еще, и склонился над ней. Через несколько секунд Пейж уже громко стонала и еще раз кончила.
Несмотря на весь свой богатый опыт, Джино не мог припомнить второй такой неутомимой женщины.
Она сама поцеловала его и сказала:
– Спасибо. А теперь рассказывай о своей дочери.
Он передернул плечами.
– А что тут рассказывать? Она вышла за него, и они пригласили нас принять участие в их круизе. Сьюзан хочет ехать.
– Ну естественно.
– А я еду, потому что тогда смогу видеть парнишку.
– Какого парнишку?
– Я дедушка.
– О нет! – Пейж вскочила с кровати, изображая притворный ужас. – Я сплю с дедушкой!
– Эй, – усмехнулся он. – Ты тоже не весенний цветок.
– Мне сорок с лишним. А я еще не готова трахаться с дедушками.
– Пошла ты...
– Куда прикажете.
Они начали смеяться. Он встал, обнял ее, и они вдвоем захохотали.
– Знаешь что? – сказал он наконец. – Ты телка в моем вкусе.
– Нас разделяет несколько десятилетий, – задумчиво протянула она. – Но мы оба выросли на нью-йоркских улицах.
– Ты никогда мне об этом не рассказывала.
– Ты никогда и не спрашивал. Кроме того, я не очень-то люблю распространяться о своем происхождения.
Он потянулся за халатом.
– Ну что ж. Расскажи мне историю твоей жизни.
– Как-нибудь потом. Сейчас я опаздываю на одну встречу.
– Ну вот! А я-то думал, что мы еще посидим и поболтаем. Не назначай больше встреч в дни наших свиданий.
Пейж поспешила в ванную.
– Когда ты уезжаешь? – крикнула она оттуда.
– Через несколько дней.
– Я буду скучать по тебе.
– Все равно меньше, чем я по тебе.
Сидя на открытой террасе отеля «Бель Эйр», Сьюзан нетерпеливо поглядывала на свои дорогие золотые часики. Пейж опаздывала. Опять. Она всегда опаздывала, то есть тогда, когда вообще находила время встретиться со Сьюзан. Вот уже несколько месяцев их свидания были невыносимо скоротечными, и Сьюзан начинала подозревать, что у Пейж появилось новое увлечение.
Она глубоко вздохнула и сказала себе, что не переживет, если Пейж объявит, что между ними все кончено, Это несправедливо. Она не вынесет такого удара. Пейж значила для нее все.
Неслышно подошедший официант поинтересовался, не хочет ли она еще что-нибудь. Сьюзан заказала уже третий «мартини» и снова принялась ждать.
Через несколько минут явилась Пейж, раскрасневшаяся, растрепанная и черт знает как одетая.
Женщины поцеловались.
– У меня столько дел! – воскликнула Пейж. – Такое впечатление, что все решили поменять обстановку. После того как «Архитектурал дайджест» опубликовал снимки интерьеров, разработанных мною для Рамо Калиффе, я больше сама себе не принадлежу.
Сьюзан вежливо улыбнулась. От Пейж пахло мускусом и сексом – как всегда. Двое мужчин на противоположном конце террасы пожирали их глазами. Пейж всюду привлекала к себе внимание. Она не отличалась особенной красотой, ее даже хорошенькой трудно было назвать, но от нее исходила неизменная притягательность.
– Я уж думала, ты не придешь, – с упреком проговорила Сьюзан.
– Ты же знаешь, я всегда опаздываю.
– Мы уезжаем в круиз к греческим островам с Димитрием Станислопулосом. Я не могла не повидаться с тобой перед отъездом, – Сьюзан перешла на шепот. – Уже два месяца прошло с тех пор, как мы... были вместе. Я не в силах больше ждать.
Избегая встречаться с ней глазами, Пейж оглядела террасу. Ее взгляд перехватил один из назойливых мужчин. Он салютовал поднятым бокалом. Пейж не смогла вспомнить, знает ли она его, решила, что он, возможно, один из друзей Райдера, и помахала ему в ответ.
– Ну так что? – продолжала Сьюзан. – А тебе не кажется, что два месяца – слишком долгий срок? Разве ты не скучала по мне так же, как я по тебе?
Пейж глубоко вздохнула. Какими словами объяснить женщине, что все кончено? Будь Сьюзан мужчиной, не было бы ничего легче.
Она взяла несколько орешков из стоявшего на столе блюда.
– Райдер – очень тяжелый человек, – начала она.
– Я знаю, – перебила Сьюзан. – А думаешь, Джино шоколадка? Старый, сварливый и сексуально озабоченный. Не знаю, как мне удается терпеть его. Если не ты, я...
– Послушай, – твердо сказала Пейж. Ей не хотелось слушать жалобы на Джино. Лично она находила Джино очень интересным и именно поэтому собиралась расстаться со всеми остальными своими любовниками, в том числе и со Сьюзан. – Райдер переменился. Не знаю, что на него нашло, но он определенно переменился – и в лучшую сторону.
Сьюзан непонимающе уставилась на нее:
– Что?
– Я хочу попробовать спасти наш брак, – пояснила Пейж с наигранной убедительностью.
– Простите, милые леди. – Мужчина, чей взгляд Пейж недавно перехватила, стоял около их столика. Он был средних лет и по-лосанджелесски раскован. – Я взял на себя смелость заказать шампанского.
Официант поднес к столу ведерко со льдом, из которого торчало горлышко «Дом Периньона».
– Мы с другом решили, что такие очаровательные женщины, как вы, заслуживаете только самого лучшего, – пояснил мужчина. При этих словах его приятель, маленький и бородатый, подошел к нему, и они оба замерли в ожидании приглашения к столу.
– Спасибо, – грациозно проворковала Пейж и закинула ногу на ногу.
Они учуяли ее запах и застыли в стойке – две гончии, готовые припуститься за добычей.
– Я бы предложила вам присоединиться к нам, – продолжала она, – но миссис Сантанджело недавно пережила горе – смерть одного из членов семьи, – поэтому вы, конечно, понимаете, сейчас для нас не самое подходящее время заводить... новые знакомства.
– Разумеется, – с чувством ответил первый. – Мы ни за что и не подумали бы беспокоить вас и миссис Сантер... гм... но, может быть, вы найдете возможность пообедать с нами как-нибудь попозже?
– Очень соблазнительное предложение, – вздохнула Пейж, – но, боюсь, совершенно невыполнимое. Была рада познакомиться.
Она перекинула ногу на ногу, предоставляя им возможность еще раз насладиться райскими запахами, и дала понять, что интервью закончено, повернувшись к ним спиной.
Мужчины поняли намек и неохотно удалились.
– Так что ты имеешь в виду, говоря, что хочешь попробовать спасти свой брак? – спросила Сьюзан отчаянным шепотом.
– Именно то, что я сказала, – спокойно пояснила Пейж. – Я собираюсь хранить верность мужу.
– Ты! – презрительно воскликнула Сьюзан. – Ничего не выйдет.
Официант разлил по бокалам шампанское.
– Пожалуйста, не надо меня недооценивать, – промурлыкала Пейж. – Если я чего-нибудь хочу, то я, как правило, добиваюсь своего.
Глаза Сьюзан заполнились слезами.
– А как же мы? – печально проскулила она.
– Пока переждем и посмотрим, как станут развиваться события.
Алиса Голден явилась в Лас-Вегас через два дня после того, как газеты всего мира оповестили человечество о женитьбе ее сына. Только ее ему и не хватало для полного счастья! У Ленни появились жена и приемная дочь, и он старательно привыкал к ним обеим. Неожиданный приезд мамаши еще больше осложнил ситуацию. Впрочем, послушать Алису, так мать с сыном никогда шагу не могли ступить друг без друга. Она обучила его всему в жизни. И, хотя для нее явилось потрясением появление Олимпии в их хрупком семейном союзе, Алиса была готова принять ее с распростертыми объятиями. Она дала три эксклюзивных интервью на данную тему еще до первой встречи с Ленни.
Он устало поприветствовал мать, когда ту доставила в его номер слегка ошалевшая Джесс.
– Я нашла ее внизу, – прошептала Джесс. – Она закатила жуткий скандал, требуя Бог знает чего. Так что я решила, что лучше привести ее сюда. По-моему, она меня не помнит.
– Дорогой, – воскликнула Алиса, распахивая навстречу ему паучьи объятия. Диета сделала ее кожу шершавой, а волосы она выкрасила в ослепительно белый цвет. Она крепко обняла Ленни.
– Алиса, – сказал он. – Ну ты-то что здесь делаешь?
– Что я здесь делаю? – переспросила она, оглядывая комнату, словно ее заполняла внимательная аудитория, а не только Ленни и Джесс. – Что я здесь делаю? Твоя мать? Одна с тобой плоть и кровь. Что я здесь делаю? Ха! Занятный вопрос для человека, который только что женился, ни слова не сказав своей любящей, заботливой, одинокой мамочке.
Ну вот она и дозрела до роли еврейской мамаши. Ленни не знал, плакать ему или смеяться.
– Прекрати ломать комедию, Алиса, – попросил он.
Джесс переступала с ноги на ногу. Она никак не могла решить, уходить ей или остаться. Ленни пришел к ней на выручку.
– Закажи чаю, – коротко сказал он. – На троих.
Алиса сжимала в руках потрепанный саквояж, явно знавший лучшие дни.
– А где прынцесса? – поинтересовалась она.
– Кто-кто? – не понял Ленни.
– По-моему, она хочет сказать «принцесса», – вмешалась Джесс, с трудом удерживаясь от смеха. – Ведь вы именно это имели в виду, миссис Голден? Принцесса?
Алиса уставилась на нее через три пары негнущихся искусственных ресниц.
– А ты кто такая? – спросила она строго. – Где-то я тебя уже видела.
– Я школьная подруга Ленни, Джесс Сколски.
Алиса долго смотрела на нее.
– Ах да, коротышка – произнесла она наконец, вызвав в памяти Джесс все мучения ее подросткового периода.
Алиса уселась на кушетку. Дешевое синтетическое платье с глубоким вырезом позволяло видеть ее постаревшие груди. Ноги же все еще оставались красивыми.
– Я летела сюда на самолете, – объявила она. – Всю дорогу мужчины не давали мне ни минуты покоя. А когда я всем рассказала, что ты мой сын, мне не давали покоя уже женщины. Я записала для тебя четыре телефончика, но, наверное, теперь, раз ты женат, они тебе уже не понадобятся.
– Моя жена не придет от них в восторг, – сухо подтвердил он.
– Кстати, где она? Я приехала, чтобы посмотреть на эту, – тут она сделала паузу и собралась, чтобы правильно произнести слово, – принцессу.
– Ее зовут Олимпия.
– Странное имя, – она укоризненно посмотрела на него. – Ты мог бы мне позвонить. Ты мог бы пригласить меня на свадьбу. Ты мог бы сообщить мне, что выступаешь в Лас-Вегасе – в моем родном городе. Когда-то я тоже была здесь звездой. Не так уж и давно. Тростинка Алиса. Меня все еще помнят здесь. Знал бы ты, как хорошо помнят. Тебе бы такую известность, какой пользовалась я когда-то, а может быть, пользуюсь и сейчас. Кто знает, если они вспомнят... – она загадочно замолчала.
– Где вы остановились, миссис Голден, – вежливо спросила Джесс, полагая, что пришла пора деликатно выпроводить гостью. Ленни предпочитал, чтобы его не беспокоили перед вечерним представлением.
– Здесь, конечно, – высокомерно отрезала Алиса. – Организуйте все, пожалуйста. Я мать звезды. Я заслуживаю уважения. Не будь меня, не было бы и его, не так ли?
– И как долго вы собираетесь здесь оставаться?
– Ровно столько, сколько захочет мой мальчик.
Ленни беспомощно вздохнул:
– Вообще-то, я только что женился.
– Потому-то я и здесь.
У него не хватило духу указать ей на дверь. Зачем человеку мать после тридцати двух лет одиночества?
Но нужна она ему или нет – она была здесь. Олимпия и Алиса вместе – это будет зрелище. Он предвкушал, что что-то произойдет.
На следующей день после свадьбы, убедившись, что ее свадебные фотографии украсили первые полосы газет всего мира, Олимпия позвонила Флэшу на юг Франции. Ей ответил полудетский женский голосок.
– Позовите Флэша, – высокомерно потребовала Олимпия. – И поскорее, я звоню из Америки.
Ей пришлось ждать целых одиннадцать минут, прежде чем в трубке раздался его голос.
– Я так и знал, что это ты, – грубо заявил он. – Обалдеть от радости! На той неделе мне пришлось битых два часа проторчать в аэропорту, а я не часто там бываю.
– Ты в самом деле ждал, что я приеду?
– Конечно. Сказала, что едешь, так приезжай.
– Я не приехала, – объявила она ледяным тоном. – Потому что не думаю, что мой приезд обрадовал бы твою жену.
– О черт. Так вот почему ты взъелась?
– Да, твою жену, Флэш. Твою жену, о которой ты почему-то забыл мне рассказать. Твою беременную юную женушку. Боже, какая же ты скотина!
Он рассмеялся пьяным смехом.
– Так ты читала дешевые журнальчики? Вот уж не думал, что такие богачки станут хотя бы глядеть в их сторону.
– Правда рано или поздно выходит наружу, и богатство здесь ни при чем. Я собрала все твои вещи, что остались на квартире в Нью-Йорке, и отослала их в отель.
Вспышка ярости.
– Что-что ты сделала?
– Ты слышал.
– Черт побери!
– И кстати, о газетах. Ты сегодня их читал?
– Ты глупая корова.
– Наверное, раз терпела тебя.
– Суй свою толстую жопу в самолет и лети сюда. Я все объясню.
– И мужа с собой взять?
– Кого?
– Читай газеты.
– Ах ты, сука безмозглая. Неужели ты это сделала?
– А чем я хуже других?
– И с кем, интересно? Не с тем ли испанским придурком с париком?
– Это искушение я преодолела.
– Слава Богу, хоть так.
– Я вышла замуж за Ленни Голдена.
– А кто он такой?
Разговор поворачивался не совсем так, как его задумала Олимпия. Прежде всего она не сомневалась, что Флэш будет знать о ее свадьбе. И, конечно, ожидала, что ему известно имя Ленни Голдена.
– Я тебя ненавижу, – ляпнула она ни с того ни с сего.
– Так ты едешь или нет?
– Ты что, не слышал? Я не свободна, как и ты. Все кончено.
Ему явно надоело выяснять отношения.
– Как хочешь, Пупс.
Она почти воочию увидела, как он пожимает худыми плечами, как всегда в моменты раздражения или когда ему надоедал разговор. Ему все равно! В ярости она швырнула трубку на рычаг. Ее отец говорил правду. Флэш – самовлюбленный, бесчувственный потребитель, и она должна радоваться, что избавилась от него.
Так почему же ей так грустно? Она снова новобрачная. Ей следует петь и веселиться, по крайней мере, пребывать постоянно в отличном расположении духа.
Она заглянула в свой тайничок и взяла щепотку кокаина. Кто вообще такой Ленни Голден? И зачем она вышла за него? Чтобы позлить Флэша? Глупо связывать себя по такой причине.
Боже! Что она наделала! Ленни производит приятное впечатление, он привлекателен и очень хорош в постели, но приятные парни никогда по-настоящему не притягивали ее.
Она совершила еще одну ошибку. Через несколько недель, после круиза, она прикажет своим адвокатам исправить дело. Ничего страшного. Еще раз придется откупиться. Она может себе это позволить. Должны же быть хоть какие-то преимущества у богатства.
Лаки собиралась взять в круиз только спортивные вещи, но Димитрий сообщил ей, причем практически в последний момент, что каждый вечер обеды будут происходить в торжественной обстановке.
– Как, переодеваться к обеду?! – с удивлением переспросила она.
– Такова традиция, – ответил он.
– А кто ее установил?
– Я.
Она попыталась найти хоть малейший признак улыбки на его словно высеченном из камня лице. Не нашла. Теперь, став его женой, Лаки поняла, что совсем его не знает. За восемнадцать месяцев их знакомства они не так уж много времени провели вместе – в основном относительно короткие встречи на его острове, где они были одни и свободны от всех забот. Теперь перед ней представал новый Димитрий – чопорный человек с устоявшимися вкусами и старомодными взглядами. Она не чувствовала уверенности в том, что ей приятен этот новый Димитрий. В чем она не сомневалась, так это в том, что ей следовало бы не менять их прежних отношений. И зачем только она уступила давлению с его стороны?
Сделка в Атлантик-Сити близилась к завершению, и Лаки радовалась как дитя. Но приближающийся круиз пугал ее. Она надеялась, что ей удастся найти тихий уголок и потеряться.
Димитрий решил на сей раз отправиться к южным берегам Франции. Конечно, он никому не объяснил, и Лаки в первую очередь, что такой маршрут им избран для удобства Франчески – в Монте-Карло устраивали парадный обед в ее честь, и она не хотела пропускать торжество.
Они вылетели в Париж из Нью-Йорка на «Конкорде», а оттуда частный самолет доставил их в Ниццу. Там их встретил «роллc-poйc», с шофером, который и отвез их на «Гpeка», как Димитрий скромно назвал свою яхту.
Роберто хорошо перенес путешествие. Он рос на редкость подвижным, веселым мальчуганом. Ничто, казалось, не могло его огорчить, и Лаки очень радовалась, что ей повезло с няней. Чичи была хорошенькой двадцатилетней негритянкой. Ее крупных белых зубов хватило бы на двоих. Улыбка не сходила с лица Чичи, а волосы она заплетала в множество мелких косичек. Лаки отыскала ее за шесть недель до рождения Роберто, когда та работала официанткой в какой-то забегаловке.
– Я так вам завидую! – воскликнула улыбчивая девушка, оглядывая огромный живот Лаки, подавая ей запрещенную жареную картошку, молочный коктейль и большой сочный гамбургер. – Я так люблю маленьких детей. Дома, на Ямайке, у меня шесть младших братьев и сестер, а здесь я безумно скучаю по малышам.
Они разговорились, и Лаки не успела оглянуться, как предложила ей работу, которую Чичи немедленно приняла.
Димитрий высказал неудовольствие. Он хотел, чтобы за его сыном присматривала вышколенная английская няня, а не какая-то неопытная официантка с Ямайки. Но Лаки всегда и во всем следовала своей интуиции, и скоро стало ясно, что Чичи – просто находка. Она любила Роберто почти так же сильно, как и они.
Лаки впервые увидела «Грека». Он оказался огромным. Она знала, что столкнется с роскошью, но его кричащее богатство превзошло все ожидания. Белый дворец ста метров в длину, с полной командой; восемь великолепных кают, отделанных под руководством восьми различных знаменитых дизайнеров; кинозал в стиле «Арт Деко» со стенами, обитыми черным шелком, и оборудованный по последнему слову техники для показа видеокассет или самых новых фильмов; бело-золотой мозаичный бассейн; несколько палуб и прочие места для отдыха и развлечений.
Капитан приветствовал их на борту. Им оказался розовощекий англичанин с усами, как руль велосипеда, и наигранно жизнерадостный. Его жена, женщина с лошадиным лицом и пергаментной кожей, стояла рядом с ним. Она заведовала кухней. Оба проработали у Димитрия уже пятнадцать лет и встретили Лаки с плохо скрытым подозрением. Капитан и миссис Пратт имели весьма своеобразное представление о бухгалтерском учете и отнюдь не желали, чтобы новая жена босса вмешивалась в их дела.
– Все ли гости прибыли? – прогремел Димитрий.
– Нет еще, мистер Станислопулос, – ответил капитан Пратт, отдавая честь. – Но у нас все готово.
Его плоские глаза раздели Лаки, пока он пожимал руку и говорил, как все онирады, что босс наконец нашел себе жену.
«Да уж конечно», – подумала Лаки. Она с первого взгляда поняла, что капитан с супругой запускают руки в хозяйский карман. Годы руководства отелем в Лас-Вегасе научили ее хорошо разбираться в человеческой натуре. Жуликов и проходимцев она чуяла за версту. Лаки автоматически улыбнулась. Как хорошо она научилась разыгрывать из себя светскую даму! Оставалось надеяться, что ей удастся продержаться таким образом весь круиз. А потом она «сделает ноги». Атлантик-Сити звал.
Димитрий взял ее под руку и проводил до их каюты. Ее взгляду предстало очень строгое помещение, выдержанное в темно-коричневых и земляных тонах. Королевских размеров кровать, увенчанная обитой кожей спинкой, рядом тумбочки, отделанные кожей и медью. Кожа покрывала и стены. На одной стене висел портрет обнаженной женщины.
– Пикассо, – подсказал Димитрий, перехватив ее взгляд.
Она перешла в ванную. Зернистый мрамор. Все холодное и безликое.
– Ну? – спросил он. – Как тебе здесь нравится?
– Она очень сурова, – ответила Лаки.
– Наверное, ты хочешь сказать, строгая. Эскизы для нее сделал три года назад один из лучших итальянских дизайнеров.
– И все равно суровая. Я бы предпочла что-нибудь более умиротворяющее, – она еще раз огляделась. – А где книги? Журналы? И самое важное – где музыка?
– Какая музыка? – недовольно переспросил он. Димитрию еще предстояло узнать о ее страстной привязанности к музыке в стиле «соул». Без стереомагнитофона она чувствовала себя не в своей тарелке. Как можно задумать спальню без классной звуковой системы?
Роберто и Чичи досталось явно более веселое помещение. Его первоначально предназначали для Бриджит и ее няни. Стены покрывали изображения животных, на потолке было нарисовано небо и солнце, ванная выдержана в солнечных желтых тонах. Лаки сразу поняла, что тут она станет проводить гораздо больше времени, чем в аскетических чертогах Димитрия.
– О Боже! – восклицала Франческа Ферн. – Осторожнее с моими вещами, недотепы!
Французы-носильщики обменялись взглядами. Они не поняли, что она сказала, но она была либо англичанкой, либо американкой, а ко всем англоговорящим туристам следовало относиться свысока и настолько презрительно, насколько возможно в такой жаркий и ветреный день. По неслучайной случайности один из ее двенадцати шикарных разнокалиберных чемоданов свалился с тележки, на которой их везли к ожидающей машине.
– Гораций! – завопила Франческа. – Как ты смеешь допускать такое!
Гораций, явно невиновный в инциденте, сказал:
– Прости, дорогая. Больше такого не повторится.
– Надеюсь, – фыркнула Франческа, величественно шествуя к машине и не удостаивая взглядом как притихших туристов, узнавших ее, так и вежливо кланяющегося шофера.
Гораций сунул деньги двум высокомерным носильщикам.
– Пожалуйста, – попросил он жалобно, – поаккуратнее, да?
Те сунули деньги в карманы и пропустили мимо ушей его мольбу. Едва тележка подъехала к машине, как несколько чемоданов соскользнули с нее на пыльный тротуар. Они уже получили чаевые, поэтому и не подумали помочь пожилому шоферу загрузить их в багажник, а просто повернулись и расслабленной походкой удалились в поисках очередной жертвы.
По счастью, Франческа уже сидела в лимузине, обмахиваясь веером и жалуясь на жару. Она всегда находила на что пожаловаться, и Гораций всегда имелся под рукой, чтобы принять удар на себя. Он страстно любил свою крупную, переменчивую жену и знал, что при ее огромном таланте ей просто необходимо на ком-то вымещать свои огорчения. Все восемнадцать лет семейной жизни он являл собой идеальную мишень для ее ядовитого язычка. Вытирая пот со лба, он уселся рядом с ней на заднее сиденье.
– Уф-ф, – вздохнула Франческа своим знаменитым глубоким голосом. – Я совершенно выбилась из сил. Кажется, я бы неделю не просыпалась.
Гораций согласился. Он всегда с ней соглашался. Он пребывал в непоколебимой уверенности, что свет не видывал второй такой потрясающей женщины, и не переставал удивляться, как случилось, что она именно его выбрала себе в мужья.
– Может, ты так и поступишь, дорогая, – сказал он, отлично зная, что этого-то она никогда и не сделает.
Когда Франческа оказывалась в одной компании с Димитрием Станислопулосом, то они ночи напролет не спали, а только пили, смеялись, танцевали. Гораций не позволял себе задумываться, чем еще они могли заниматься, и, уж конечно, не осмеливался спросить напрямую. Как-то раз он предпринял робкую попытку произвести расследование.
– Как ты смеешь шпионить за мной? – бушевала Франческа. – Димитрий мой самый лучший друг, и я не собираюсь отвечать на твои вопросы.
С тех пор Гораций заткнулся. Круиз был один раз в году, и, даже если Франческа и ложилась украдкой в супружескую постель в шесть утра, он знал, что все это не более чем временное отклонение и скоро она снова будет принадлежать только ему.
В нынешнем году, однако, все может пойти по-другому.
Димитрий женился снова.
– Лас-вегасская дешевка! – презрительно воскликнула Франческа, получив сообщение.
Гораций нарисовал себе в мыслях портрет блондинки-танцовщицы с большим бюстом.
– Водитель, – Франческа наклонилась вперед и резко постучала по стеклу, отгораживавшему шофера от пассажиров. – Помедленнее, ради Бога. Вы гоните как сумасшедший.
Шофер, утомленный схваткой с ее чемоданами (шесть из них пришлось загрузить в идущее следом такси) и ехавший со скоростью не более сорока миль в час, отозвался стоически:
– Oui, madame, – и пожелал поскорее оказаться дома, со своей молодой женой, которая каждую ночь подолгу не давала ему уснуть.
Поездка в Канны продолжалась без дальнейших приключений еще десять минут, а потом без всяких видимых причин машина начала вдруг мотаться по шоссе то вправо, то влево, едва не сталкиваясь с другими отчаянно гудевшими автомобилями.
– Боже! – в ужасе завизжала Франческа. – Гораций! Сделай что-нибудь!
Машина вздрогнула, накренилась на бок, свернула к тротуару, врезалась в фонарный столб и резко остановилась.
Франческу бросило на пол, а Гораций плюхнулся на нее сверху. Чудесным образом никто из них не пострадал.
– Слезь с меня, идиот! – вопила Франческа и лупила его куда ни попадя туфлей на высоком каблуке, которую она стащила с ноги.
Впервые за все годы совместной жизни Гораций повысил на нее голос.
– Прекрати! – рявкнул он.
– Не смей мне приказывать, – орала она, разъярившись еще больше и продолжая действовать в том же духе.
Таксист, ехавший позади с остальным багажом, распахнул заднюю дверь и с помощью нескольких прохожих вытащил их из машины. В воздухе сгустилась французская речь.
Превалировaли выражения типа: «Моn dieu!», «Merale!».
Шофера выволокли из-за руля. У него имелся маленький порез на лбу, и все, но он был мертв.
– Гораций! – воскликнула Франческа. – Это ты во всем виноват! Ты всегда постараешься испортить мне отдых!
Неделя в Лас-Вегасе – вряд ли самое лучшее, с чего следует начинать семейную жизнь. Тем более с очаровательной Алисой в качестве бесплатного приложения. В соответствии с доброй традицией матерей и невесток, Алиса невзлюбила Олимпию, а та отвечала ей взаимностью.
– Она толстая, – заявила Алиса.
– Она ведьма, – решила Олимпия.
– Она груба, – отметила Алиса.
– Она невыносима, – заключила Олимпия.
Так оно и шло. Ленни выслушивал потоки жалоб от обеих. И, по правде говоря, не слишком переживал. Олимпия действительно полновата – он заставил ее пообещать, что она сбросит десять фунтов. А Алиса вполне может вести себя, как настоящая ведьма. Он приказал ей или последить за собой, или убираться. Олимпия грубо обращалась с прислугой. Ленни заметил и призвал ее к порядку. Алиса всегда была невыносима. Тут уж ничего не поделаешь. Она всю жизнь была такой.
Что удивительно, так это Алиса и Бриджит. Они полюбили друг друга! Светловолосая девочка один раз взглянула на увядшую стриптизерку – и союз родился.
Бриджит еще ни разу в жизни не любила взрослого человека. Алиса всегда терпеть не могла детей. Они очень странно смотрелись вместе, когда начинали болтать о телепередачах, еде или одежде, как ровня с ровней. Ни Олимпия, ни Ленни не верили своим глазам. В глубине души Ленни всегда подозревал, что умственное развитие его матери остановилось задолго до двадцати лет – но ведь Бриджит только-только исполнилось одиннадцать. Тем, не менее складывалось впечатление, что с Алисой они давние друзья. Их привязанность оказалась спасительной. Из-за нее Олимпия смирилась с Алисой. Совершенно неожиданно для всех, Бриджит начала вести себя как человек – явление новое и непонятное.
Ленни пришел к выводу, что у семейной жизни есть свои преимущества. Одно из них – конец мимолетным связям.
Он, конечно, не обманывал себя, будто они с Олимпией без ума друг от друга. Но впереди много времени. Дело сделано, и уж он-то, по крайней мере, постарается, чтобы все шло хорошо.
Он задвинул Иден на задворки своей памяти.
Олимпия тоже нашла, что брак (четвертый по счету) не так уж плох. Особенно с кем-то вроде Ленни. Он ничем не походил на трех других ее мужей – это она поняла сразу же. Он умнее, сексуальнее и, в отличие от них, не гнался за ее деньгами. Более того, он, казалось, вообще не думал о деньгах. Когда через три дня после свадьбы она подсунула ему брачный контракт, он подписал просроченный документ не глядя.
– Я женился не на твоих капиталах, – обронил он небрежно.
У него горящий взгляд, настойчивые губы, нежные руки и кое-что еще тоже замечательное.
Не Флэш. Но очень и очень ничего.
Она отложила мысли о Флэше. Он может и подождать.
Джесс прекрасно сознавала, что не является свидетелем романтической любви, но все шло не так плохо, как она предположила после ее первой встречи с Греческой Принцессой – как она окрестила Олимпию, – хотя та походила скорее на коренную жительницу Калифорнии, нежели на гречанку.
– Ленни, – заявила она. – Я не знаю, что ты ей сказал, но что бы то ни было, повторяй снова и снова – она стала почти сносной.
Он рассмеялся.
– Олимпию надо понять, – терпеливо объяснял он. – Конечно, она избалована. А с тобой что случилось бы, если бы твой старик владел доброй половиной мира, а ты росла в ожидании, что тебе достанется вторая половина?
Джесс попыталась представить себя в такой ситуации, но у нее не очень хорошо получилось.
– Олимпия очень неуверенна в себе, – продолжал психоаналитик Ленни. – Вот почему она так обращается с людьми.
Ах, вот как? Неуверенна – в чем? Теперь картина начинала проясняться. Ленни Голден. Покровитель сирых и убогих. Он женился на самой богатой девушке в мире, чтобы спасти ее от нее самой. Ха-ха!
– Когда ты получше ее узнаешь, – добавил он, – она тебе понравится.
Стерпится-слюбится. Все равно, что привыкнуть есть арбуз с солью.
– Может быть, – дружелюбно согласилась Джесс. Она не хотела спорить. Со временем сам все поймет.
Между тем Матт сводил ее с ума. Теперь, когда она решила, что он ей нравится, и очень, он вдруг превратился в мистического Лучшего Друга, который никогда до тебя пальцем не дотронется. А ей нужен был не только его палец, о чем она ему и намекнула.
– Ты всегда была права насчет нас с тобой, Джесс, – сказал он, не поняв намека. – Наверное, я тебе казался редкостным прощелыгой, когда не давал тебе проходу.
– Нет, что ты, – с надеждой ответила она.
– Да. Я и вел себя как прощелыга, – повторил он.
Матт твердо решил больше не строить из себя дурака.
Олимпия обсудила с Ленни приближающийся круиз. Он посоветовался с Джесс и выяснил, что может поехать на неделю; затем он твердо обещал сняться в «Ночном шоу». Он очень хотел впервые выступить в этой программе, хотя и сильно волновался. Появиться в кадре вместе с Карсоном все равно что получить аудиенцию у папы римского.
– Они пообещали дать тебе семь минут, – радостно объявила Джесс. – Фредди де Кордова сказал, что он не понимает, почему ты раньше у них не снялся. Я не стала говорить ему, что мы два года бомбардировали их предложениями.
Ленни решил, что они с Олимпией сразу после последнего шоу в субботу вечером поедут на машине до Лос-Анджелеса, затем полетят в Лондон, где переночуют, и на следующий день на другом самолете вылетят на юг Франции. Он очень мечтал о путешествии, так как ни разу не выезжал за границу, хотя, к счастью, уже получил паспорт несколько лет назад. Тогда они с Иден собирались в Венецию, но никуда не поехали, так как она убежала в Лос-Анджелес с любовником-актером. Интересно, а что с ним стало?
Олимпия радовалась его энтузиазму. Как интересно будет показывать ему новые места. Жаль только, что у них так мало времени.
Няня Мейбл и Бриджит уезжали за два дня до них, и тут Олимпии пришла в голову блестящая идея. Почему бы не отправить с ними Алису? По крайней мере, при Алисе ребенок будет прилично себя вести.
Она поделилась своим планом с Ленни, а он среагировал моментально:
– Не дури!
Но каким-то образом слух просочился, дошел до Алисы, и она немедленно предстала перед Ленни с пунцовыми щеками и трясущимися руками.
– Ты не можешь лишить меня такой возможности, – с чувством заявила она. – Ты не пустил меня в «Гриффин шоу» – я знаю. Я тебе не вещь, которую можно задвинуть подальше. Я твоя мать, Ленни, твоя родная мать!
Как будто она не повторяла ему этого десять раз на дню. Он неохотно разрешил ей ехать, хотя его терзали мрачные предчувствия, что им вместе еще предстоит пожалеть об этом, а особенно ему.
Неделя в Лас-Вегасе пролетела быстро. На их с Витосом Феличидаде концертах держался постоянный аншлаг, и отчеты в прессе звучали так, будто он их писал сам. Особенно польстили ему «Вэрайети». В их описании он обладал множеством талантов – чувством ритма, как у Карлина, смелостью Брюса и комичностью Чеви Чейза. Неплохо. Джесс вырезала заметку и положила вместе с другими, которые она собирала для будущего альбома.
В последний вечер Матт устроил небольшую вечеринку. Он пришел на нее без спутницы. Джесс тоже явилась одна. Они сидели бок о бок с печальным видом, погрузившись каждый в свои мысли, которые так и остались невысказанными.
Витоса сопровождала изящная брюнетка. На протяжении всего обеда она лизала ему ухо.
«Выжми из уха все, что можно, – подумала Олимпия. – Все равно у него ничего нет».
Витос старался очаровать всех и вся; никто бы и не подумал, что всего неделю назад Олимпия послала его.
Ленни напился, а Олимпия нанюхалась.
Утром он решил бросить пить. Ему не нравилось ни то, как он ведет себя в пьяном виде, ни последующее похмелье.
Олимпия собирала вещи. Джесс пришла и пообедала с ними. Она собралась в Лос-Анджелес следующим утром.
– А почему ты не хочешь поехать с нами сегодня вечером? – недоумевал Ленни.
Она покачала головой. Она хотела остаться в Лас-Вегасе еще на одну ночь. Надо дать Матту еще один, последний шанс.
Куда бы ни приехала Олимпия, везде ей оказывали королевские почести. Ленни скоро выяснил это обстоятельство. В Америке его тоже стали принимать как особо важную персону – плоды славы, не говоря уж о волшебной силе телевидения. В Европе о нем никто не слышал, и он вдруг превратился в мистера Станислопулоса. Когда к нему в первый раз обратились подобным образом, он только рассмеялся. Во второй раз ему было уже не так смешно. В третий он вообще уже не видел здесь ничего смешного.
Олимпия поправила прическу и посоветовала ему привыкать.
– Никогда не привыкну, сударыня, – ответил он сердито.
Лондон оказался именно таким, каким он его себе и представлял, хотя и менее холодным. Волны горячего воздуха дрожали над асфальтом улиц. Белый «бентли» встретил их в аэропорту, и светловолосый, под цвет машины, шофер отвез их в «Коннот-отель».
– Мой отец всегда останавливается здесь, – объявила Олимпия. – Здесь лучший ресторан во всем городе.
Но, несмотря на высокое качество местной кухни, обедать они все равно отправились в какой-то особенный клуб «Анабел» на Беркли-сквер, где Олимпия встретила каких-то своих английских друзей. Они представляли собой странную группу и носили еще более странные имена: Мафи, Пинко, Найджел и Пупси.
– Английская знать, – шепнула Олимпия.
Мужчины говорили пронзительными голосами, а девушки, хотя и очень хорошенькие, розовощекие и белокожие, с аккуратными прическами, выглядели недоступными. Он танцевал с одной из них под пластинку Синатры, и, казалось, все развлекались вовсю. Девушка сильно прижималась к нему своим крепким телом. От нее пахло увядающими розами.
– Пошли дальше? – предложила Олимпия после великолепного обеда, состоявшего из салата из крабов, бифштекса и горького шоколадного мороженого.
– Неужели ты не устала? – спросил он. Утомление перелетом начало наваливаться на него.
– Вовсе нет, – ответила она и подумала, не предложить ли ему нюхнуть отличного кокаинчика, к которому она приложилась перед выходом. Нет, это ее запас, и она не станет ни с кем делиться. На яхте неоткуда будет взять, так что важно беречь то, что есть. К тому же Ленни говорил, что не употребляет наркотиков – так зачем тратить их впустую?
Тут она вспомнила Флэша. Вот с ним таких проблем не возникало. Наркоман высшей марки. Кто знает, возможно, они столкнутся с ним на юге Франции. Он затаился где-то там, на вилле около Канн, вместе со своей молоденькой беременной женой. Наверное, оба постоянно торчат под кайфом.
От «Анабел» они перебрались в «Трамп» на Джеримин стрит, еще один частный клуб, но более раскрепощенный и веселый, чем чопорный «Анабел».
Заправлял «Трампом» жизнерадостный англичанин по имени Джонни Гоулд. Он приветствовал Олимпию как пропавшего друга, хотя она до сих пор только один раз заходила к нему вместе с Флэшем. И он так же дружелюбно обошелся и с Ленни и даже, казалось, знал, кто он такой, что согрело Ленни душу. Инстинктивно Ленни почувствовал, что «Трамп» – местечко в его вкусе. Он снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и ему сразу стало легче.
Джонни отвел их в переполненную дискотеку и затолкал за уже занятый столик. Он представил их своей жене Джен, ослепительной экс-манекенщице. Среди тех, кто сидел за удобными столиками неподалеку, были Ринго Стар, Джек Николсон и звезда британского футбола Джордж Бест.
У Ленни открылось второе дыхание, усталость с него вдруг как рукой сняло.
Они с Олимпией вывалились из клуба в четыре утра, попробовали ускользнуть от круживших неподалеку фотографов, рухнули на сиденья дожидавшейся их машины и проспали всю дорогу до «Коннота».
Так прошел сей памятный вечер. В полдень следующего дня они уже находились на борту другого самолета, который нес их на юг Франции, навстречу летнему круизу Димитрия.
С самого первого дня Лаки выбрала для себя манеру поведения. Она тихонько сидела в уголке и смотрела, чувствуя себя невольным, но внимательным свидетелем самой большой загадки жизни.
Вообще-то, она давно привыкла наблюдать за людьми и ситуациями, с тех еще пор, когда ей пришлось провести четыре года в Вашингтоне со своим первым мужем, невообразимо скучным Крейвеном Ричмондом.
Теперь она превратилась в миссис Димитрий Станислопулос и иногда спрашивала себя, что же она все-таки выиграла. Возможно, замужняя жизнь вообще не для нее. Каждый день ей все больше хотелось вновь стать одинокой и свободной, потому что с каждым днем она все больше понимала, что ничего не знает о Димитрии. Он оказался нетерпимым и высокомерным, тираном по отношению к подчиненным. Некогда он явился к ней в облике опытного и нежного любовника, но после свадьбы он, казалось, потерял всякий интерес к сексу.
Франческа Ферн прибыла по театральному эффектно.
Шофер, отвозивший ее на яхту, был настолько дурно воспитан, что с ним случился инфаркт, и он помер в середине пути. Ее возмущению не было границ. Во всем происшедшем она винила своего несчастного мужа Горация.
Гораций принимал ее брань как должное.
Димитрий утешал ее шампанским, розами и большими дозами дружеского внимания.
Лаки, которая знала о его многолетнем романе с мадам Ферн, начала сомневаться, действительно ли их связи положен конец, как он уверял ее при обсуждении списка приглашенных.
– Некогда я страстно любил Франческу, – открыто признался он. – Но теперь она всего-навсего мой добрый друг, и я хочу пригласить ее.
– Конечно, – согласилась Лаки, не будучи по натуре ревнивой. Честно говоря, она не воспринимала Франческу как возможную соперницу, видя в ней только знаменитую женщину средних лет с лошадиным лицом.
После того как Ферны расположились на яхте, прибыл Сауд Омар, невероятно богатый араб, и его знатная подруга, графиня Таня Жебровски. Один взгляд – и Лаки едва сдержала стон: маленький толстый человечек с маслянистыми коричневыми глазами, явно сексуально озабоченный, и его спутница, вся в золоте и бриллиантах, резкая женщина, чья красота, несмотря на многочисленные пластические операции, знавала лучшие времена.
Затем явился Дженкинс Уайлдер, нефтяной король из Техаса, развязный мужчина пятидесяти с лишним лет со своей восемнадцатилетней женой по имени Флафф. Она называла его «папулечка» и «хулиганчик».
Так прошел первый день.
Следующее утро принесло с собой няню Мейбл, Бриджит и разодетую в пух и прах Алису. К неудовольствию Димитрия, она заключила его в жаркие объятия, страстно поцеловала и объявила:
– У меня такое чувство, будто мы знали друг друга всю жизнь. Теперь мы одна семья. Так давайте познакомимся как следует.
Джино и Сьюзан прибыли в полдень, и яхта отчалила вскоре после их приезда.
Путешествие началось.
Возникли первые симпатии.
Графиня и Сьюзан понравились друг другу с первого взгляда.
Флафф и арабский сладострастник выяснили, что их объединяет любовь к подводному плаванию.
Франческа и Димитрий обменивались словами и многозначительными взглядами.
Алиса положила глаз на Горация.
Дженкинс Уайлдер проводил почти все время в телефонных разговорах.
Оставались Лаки и Джино.
– Как поживаешь? – спросила она.
– Зачем ты убежала из Лос-Анджелеса? – ответил он вопросом на вопрос.
– Сьюзан очень хорошо выглядит, – проговорила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Этот парень, Димитрий, – он слишком стар для тебя, – пробурчал Джино.
«Какого черта мы здесь торчим? – хотелось ей воскликнуть. – Мы совсем не подходим для этой компании».
– Слушай, детка, а какого черта мы здесь торчим? – спросил он вслух. Старина Джино – что на уме, то и на языке.
Она передернула плечами и уставилась в море. Яхта плавно бежала по голубой водной глади, направляясь в Сан-Тропез, где ей предстояло принять на борт Олимпию и ее очередного мужа. Лаки и Джино загорали на верхней палубе. Под ними, на другом уровне, Димитрий и Франческа шумно играли в карты на выпивку.
– Понятия не имею, – произнесла она наконец.
– Знаешь что? – задумчиво пробормотал Джино. – По-моему, мы оба наделали немало ошибок за два последних года.
Она внимательно посмотрела на него. Что он хотел ей сказать? Что у него тоже появились сомнения относительно его брака?
Она только собралась спросить его, но ее перебил слуга, пришедший объявить, что ленч накрыт. Всегда, как только они с Джино собирались серьезно поговорить, кто-нибудь обязательно вмешивался. Она надеялась, что он еще задержится, но Джино встал, натянул рубаху и предложил ей руку.
– Пошли, дочка, – сказал он. – Чем больше обедов и ленчей мы съедим, тем скорее смоемся с этой плавучей сральни, а мне уже и сейчас здесь невтерпеж.
Яхта Станислопулоса бросила якорь в бухте Сан-Тропез в семь вечера. Димитрий принял решение, что, поскольку большинство из его гостей еще не привыкли к европейскому времени, они останутся обедать на яхте.
Лаки с неохотой надела длинное белое платье и застегнула на шее новое бриллиантовое колье, яростно расчесала волосы и, тряхнув головой, убедилась, что все ее кудряшки лежат как положено. Потом она немного подкрасилась.
Димитрий облачился в темный костюм, белую рубашку и шелковый галстук, покрутился перед большим, в человеческий рост, зеркалом и побрызгался одеколоном.
– Не понимаю, – пожаловалась Лаки, – мы находимся в Сан-Тропезе, на яхте, на отдыхе – и наряжаемся, как будто собираемся на премьеру в оперу.
– Ты, может, и не понимаешь, – высокомерно отозвался Димитрий. – Но тем не менее, дорогая, именно так у меня заведено.
– А как насчет меня? – вскинулась она. – У меня есть право голоса или нет?
Он оглядел ее с ног до головы.
– У этого платья чересчур глубокий вырез. И ты наложила чересчур много теней на глаза.
Впервые за все время он позволил себе критиковать ее внешность.
– Пошел ты, – возмущенно отмахнулась она.
Димитрий уставился на нее и с глубоким сожалением подумал, что им не следовало жениться. Лаки слишком молода, слишком необузданна, и у нее бесспорно слишком длинный язык. Он надеялся, что, став его женой, она подчинится его авторитету, руководству и знанию жизни. Очевидно, напрасно надеялся.
К обеду, накрытому в большой столовой, они вышли очень недовольные друг другом. Димитрий сел на одном конце стола с Франческой слева и Сьюзан справа. Лаки оказалась на противоположном конце стола в окружении Сауда Омара и Горация Ферна. Джино отвели место где-то посередине, по соседству с Флафф. Лаки еще больше разозлилась. Кто распределял места?
Она потянулась к серебряной подставке для именных карточек и узнала корявый почерк Димитрия.
К черту! Ей начала надоедать его манера вечно командовать. Неужели ей, в качестве миссис Станислопулос, не полагается иметь вообще никакого влияния?
Беседа за обедом протекала по меньшей мере вяло. Лаки терпеть не могла Сауда с его похотливыми глазками и жирными волосами, Горация считала просто ничтожеством, женщины наводили тоску своими бесконечными сплетнями и разговорами о тряпках, дизайне, драгоценностях и проблемах со слугами.
«Что я делаю здесь? – подумала она. – Что я, с ума сошла? Здесь мне не место».
Смех Франчески напоминал звук электропилы. И она часто ее включала: они с Димитрием, похоже, отлично проводили время. На Сьюзан они внимания не обращали. Джино был странно молчалив.
Обед тянулся медленно. Сначала – икра. Затем шатобриан с картофельным пюре и разными овощами. За столом прислуживали три служанки-филиппинки в белых крахмальных платьях.
«Как старомодно», – подумала Лаки, ковыряясь в тарелке.
Когда подошла очередь десерта, она уже умирала от скуки. И Джино тоже, несмотря на то, что Флафф из кожи вон лезла, чтобы его развлечь. Он завязал с восемнадцатилетними девчонками уже много десятилетий назад.
Отец и дочь переглянулись через стол. Он покачал головой, как бы говоря: «Что за фигня?» Она просигналила в ответ: «А я откуда знаю?» Оба понимающе ухмыльнулись друг другу. Боже, как ей его не хватало!
Десерт состоял из шоколадных пирожных с кремом. Нехотя перебрасываясь парой фраз с Горацием, Лаки вдруг заметила, что Франческа собственноручно кормит Димитрия пирожными. Одновременно они обменивались горящими взглядами. Франческа заливалась хрипловатым смехом и поминутно облизывала тонким, как у змеи, языком свои ярко накрашенные губы.
Сукин сын, он по-прежнему спит с ней!
Лаки не испытывала никаких сомнений, и она побелела от ярости.
Конечно, она все поняла, едва Франческа ступила на борт. Долгие многозначительные взгляды, прикосновения рук, знаки внимания, которые он ей оказывал. Какие еще нужны доказательства? Лаки не дура. Она уже не любила его – да, впрочем, никогда не любила. Да, конечно, в какой-то момент она убедила себя, что он именно такой мужчина, какой ей нужен. Но, трезво глядя на вещи, следует признать, что она вышла за Димитрия потому, что ей казалось, что так будет лучше для Роберто, а еще потому – не надо себя обманывать, – что больше всего на свете хотела построить свой отель.
Проклятье! Что же случилось с любовью? После смерти Марко она не сомневалась, что никогда не полюбит вновь.
Никогда не испытает той всепоглощающей, раскаляющей все естество страсти. И так оно и вышло.
Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Гораций все повторял какой-то идиотский вопрос. Как она хотела, чтобы он заткнулся! И вообще, что он за мужчина? Он не может не знать, что происходит у него под носом.
Лаки прищурилась и попыталась составить план дальнейших действий. Прежде всего, решила она, нельзя унижаться и устраивать сцены. Возможно, вся живописная компания именно этого от нее и ждала.
Нет, она затаится и дождется, когда наступит подходящий момент для удара.
Ну почему Марко умер!
Она почувствовала, что ее глаза наполняются слезами.
Она поморгала и прогнала их прочь. Слезы – знак слабости, а Лаки Сантанджело прежде всего – сильный человек.
Кэрри и Стивен прилетели в Лос-Анджелес под вечер. Как обычно, Стивен в основном молчал, скрывая бурлившее в его душе негодование и гнев. Зарегистрировавшись в отеле, он обернулся к Кэрри и сказал:
– Увидимся в десять утра.
И все. Она осталась предоставленной самой себе. Его не волновало, что ее ждал очередной длинный и одинокий вечер.
– Очень хорошо, Стивен, – ответила она спокойно и направилась к лифту.
Он зашел к себе в номер, некоторое время смотрел на телефон, потом побрился, принял душ, заказал полбутылки виски и снова уставился на телефон.
В четверть восьмого он взял трубку и набрал номер. Ему ответил женский голос.
– У меня очень важное дело, – объявил Стивен, внимательно следя за своим голосом. – Мне необходимо срочно поговорить с Джино Сантанджело.
– О Господи, – женщина замялась. – А что за дело? Мистер и миссис Сантанджело вчера уехали за границу. Они пробудут в Европе две недели.
– В Европе? – переспросил он тупо.
– Во Франции, – уточнила женщина. – Я могу попытаться связаться с ними...
Он повесил трубку, не дожидаясь конца фразы.
Позже Стивен взял напрокат машину и проехал мимо резиденции Сантанджело. Именно тогда он осознал, насколько защищенной жизнью живут люди такого сорта, и посмотрел правде в глаза – Джино Сантанджело не стал бы его слушать, даже случись он сейчас в городе. Зачем он себя обманывал?
В тоске он сделал еще один круг, вернулся на бульвар Сансет и наконец притормозил у стоянки бара. Только войдя внутрь, он понял, что попал в заведение со стриптизом. Но ему так хотелось выпить, что уже было все равно, в какую дыру его занесло.
Зал заполняли мужчины, во все глаза глядевшие на роскошную скандинавку, которая кокетливо раздевалась на узком обшарпанном постаменте, что извивался между щербатыми столиками. Красный атлас упал на пол, обнажив гладкую кожу, высокую грудь и кустик густых волос.
Стивен подозвал официантку в одной юбочке из травы и заказал двойную порцию виски. У нее были жесткие волосы и вызывающие груди. Он не дал бы ей больше семнадцати лет. Ему стало ее жалко, и, когда она принесла выпивку, Стивен сунул ей в руку щедрые чаевые.
Она посмотрела на него остановившимся взглядом и прошептала:
– В девять тридцать у меня перерыв. За двадцать баксов я могу сделать тебе минет на автомобильной стоянке.
Он почувствовал себя оскорбленным. Неужели он стал похож на подонка?
– Нет, спасибо, – коротко отрезал он.
– Пятнадцать, – прошептала она с надеждой.
– Нет.
– Десять, – умоляла она. – У меня ребенок. Ему многое нужно.
– Что именно? – спросил Стивен.
– О, – она беспомощно оглянулась. – Еда, одежда. Все.
– Все ты врешь.
– Нет, правда.
– Эй, Дезире, – заорал бармен. – Что там такое? Ты принимаешь еще один заказ или что?
Она замерла, как загнанная в угол крыса.
– Все в порядке, – сказал Стивен. – Принеси мне еще выпить.
На сцене скандинавка уступила место энергичной пуэрториканке с удивительно белыми, расчесанными на отдельные пряди волосами. Она вышла в костюме ковбоя, который оставался на ее зрелом теле ровно три с половиной минуты. Когда она сняла все, кроме крошечных кусочков ткани на сосках и лобке, она присела и начала бешено крутиться.
Мужская аудитория между тем громко и не стесняясь в выражениях подбадривала ее.
Дезире вернулась со вторым бокалом.
– Сколько лет твоему ребенку?
– Почти два года.
– А тебе?
– А сколько тебе надо? – ответила она кокетливо. – Я могу изобразить и школьницу, и шлюху. Хочешь, приходи ко мне попозже, и сам все увидишь. Тебе это обойдется в полтинник, но ни о едином долларе ты не пожалеешь. Если заплатишь шестьдесят, я пойду сейчас. Скажу, что плохо себя чувствую.
– Дезире, – закричал бармен.
– Ну как? – настаивала она.
У Стивена разыгралось любопытство.
– Пошли сейчас, – бросил он.
– На стоянке через пять минут, – прошептала она и убежала.
Он высидел еще несколько минут мелькания голого женского тела. Но, когда исполнительница начала влагалищем подбирать с пола скомканные доллары, он встал и вышел на улицу.
Его встретила волна ароматного и свежего воздуха. Он стоял у своей машины и ждал.
Наконец появилась Дезире в джинсах и футболке, с волосами, собранными в пучок. Теперь она выглядела на двенадцать лет. Она двинулась к старому «понтиаку».
– Давай деньги и поезжай за мной, – скомандовала она.
У него отнюдь не имелось лишних денег, но Стивен уже слишком далеко зашел.
– Половину сейчас, половину потом, – заявил он.
– Но ты меня не обманешь? – жалобно спросила она.
– А ты от меня не удерешь?
– Ни за что. Ты мне нравишься. Я подарю тебе настоящее чувство удовлетворения.
Он не хотел говорить ей, что не собирается заниматься с ней сексом. Иначе она решит, что он извращенец, и убежит.
Может быть, он именно им потихоньку и становился: жалкий извращенец, таскающийся по низкосортным притонам в поисках отца, которого уже не найти.
Дезире жила в убогой квартирке на улице неподалеку от Санта-Моннка. Она поставила свою машину, заблокировав выход другой, и посоветовала ему сделать то же самое.
– Если они захотят уехать, заорут, – сообщила она.
Он проследовал за девушкой по скрипучей лестнице и попал в маленькую комнату, в которой было собрано все, что она имела в жизни, в том числе малыш, спящий в обшарпанной кроватке, задвинутой в один угол, и облезлый кот, свернувшийся в клубок в другом.
Она включила лампу и небрежно бросила:
– Ты ведь не легавый, а?
И, когда он отрицательно покачал головой, она быстро проговорила:
– Нормальный секс за шестьдесят. Все остальное стоит дороже.
Стивен указал на ребенка.
– А как же он?
– С ребенком секса не будет, – сказала Дезире быстро с тревогой в глазах.
Стивен растерялся. И разозлился.
– Я имел в виду, – медленно пояснил он, – разве он останется здесь? Что, если он проснется?
– Не проснется.
– Откуда ты знаешь?
– Не проснется, и все, – упрямо повторила она.
– А кто следит за ним, когда ты на работе?
– Он все время спит.
– Ты хочешь сказать, что просто уходишь отсюда и оставляешь его одного?
– Он не просыпается.
– Почем тебе знать?
– Потому что я даю ему снотворное – и над ним можно из пушек палить.
Она злобно посмотрела на него.
– Удовлетворен?
Он сел на угол кровати.
– Господи!
Она приняла его слова за сигнал и начала стягивать футболку через голову.
– Не раздевайся, – сказал он быстро.
Она опустила футболку.
– Но мне надо снять джинсы, – жалобно проговорила она, теребя молнию.
– Я хочу только поговорить. И ничего больше.
В растерянности она схватила ободранного кота, открыла дверь и вышвырнула его вон. Она предпочла бы не разговаривать – занимаясь сексом, она по крайней мере чувствовала себя в своей тарелке.
– Дай мне остальные деньги, – потребовала она.
Он выполнил ее просьбу и тихо произнес:
– Ты знаешь, что давать снотворное маленьким детям очень опасно?
– Да ты кто такой – член Армии Спасения?
– Он может умереть. И нельзя оставлять его здесь одного – тут в любую минуту может случиться пожар.
– Не каркай!
– Кто его отец?
Она громко расхохоталась.
– Не знаю. И знать не хочу. Кому какое дело?
– Может, ему будет дело, когда он подрастет. Об этом ты подумала?
– Послушай, ты, – вдруг ее пустые глаза зажглись огнем. – Я воспитываю моего ребенка. Ты можешь сказать, что я мало ему даю, но это все, что я могу. Когда он подрастет, я расскажу ему всю правду. Я скажу ему, что оставила его с собой, заплатила за все, что он получил, и что ему некого благодарить, кроме меня, потому что, если бы не я, он рос бы в каком-нибудь дурацком детском доме, где никому не было бы до него никакого дела.
Стивен не стал больше ничего ждать. Ни слова не говоря, он повернулся и вышел. Долго еще в его ушах звенели ее слова: «Если бы не я, он рос бы в каком-нибудь детском доме, где никому не было бы до него дела...»
Если бы не Кэрри, такая же судьба ждала и его. И как он отблагодарил ее? Таскает по всей стране в поисках какого-то миража или, скорее, кошмара. И она уже начинает ненавидеть его за это, он чувствовал, и в том нет ее вины. Испытание, которому он ее подверг, оттолкнет ее от него, и, возможно, навсегда. Впервые в нем проснулось сознание того, как много она значила для него, и какие страдания он ей причинял. Он перекрыл ей все пути. Может быть, настала пора открыть дверь. Эта погоня, этот нескончаемый бег в поисках правды, никуда не могли привести.
Рано утром он позвонил Джерри в Нью-Йорк.
– Мне нужна твоя помощь, – сообщил он.
– Что теперь стряслось? – устало вздохнул тот.
– Мы в Лос-Анджелесе. Джино Сантанджело здесь нет. Я позвонил к нему домой и выяснил, что он уехал на две недели. И знаешь что? Похоже, я наконец осознал твою правоту. Если я явлюсь к нему со своей историей, он просто-напросто вызовет полицию и меня вышвырнут вон. И поделом.
– Тебе потребовалось забраться так далеко, чтобы наконец это понять? – сухо поинтересовался Джерри.
– Я проезжал мимо его дома. Там крепкие ворота, телекамеры наблюдения и вооруженная охрана.
– Из чего следует, что ты, со своим черным лицом, и близко не сможешь подступиться к этому сукину сыну.
– Точно.
– И потому ты обращаешься ко мне за помощью.
– Точно.
Последовало долгое молчание, затем Джерри наконец заговорил:
– Стивен, – заявил он, – мне начинает надоедать давать тебе взаймы деньги, бесплатные советы и выслушивать твой бред.
– Я согласен.
– Что?
– Согласен, говорю. На твоем месте я давно уже послал бы меня куда подальше.
– Неужели ты хочешь сказать, что прекращаешь этот безумный поиск и снова становишься здравомыслящим человеком?
– Мне по-прежнему надо выяснить, кто мой отец, – серьезным голосом ответил Стивен. – Но я не хочу больше мучить Кэрри. Я больше не стану таскать ее по всей стране. И, если твое предложение остается в силе, я готов работать у тебя. Пора уже начать возвращать долги.
– Я не верю своим ушам! – воскликнул Джерри. – Один-единствеиный день на Западном побережье – и ты узрел свет!
– Прекрати. Мне нужна поддержка, а не шуточки.
– Ты уже сказал Кэрри?
– Нет еще.
– Скажи. Сейчас же. И лети сюда сломя голову.
Они жили в «Хайат-отеле» на бульваре Сансет. Калифорнийское солнце жгло немилосердно, и туристы переполняли холл гостиницы. Стивен назначил встречу с Кэрри в десять у главного входа. Он издалека заметил ее. Отрешенная, стройная, как всегда, элегантная и моложавая, она стояла в стороне от прочей толпы.
Она полагала, что сейчас они пойдут к Джино Сантанджело, – унижение, которое Кэрри была готова перенести ради сына.
Он подкрался сзади и обнял ее. Такого она не ожидала.
Кэрри заглянула ему в глаза, поняла, что что-то изменилось, и не стала задавать никаких вопросов.
– Я скучаю по тебе, Стивен, – произнесла она тихо.
– Знаю, – ответил он. – Еще как знаю.
В то утро, когда они выписались из «Коннат-отеля» и направились в аэропорт Хитроу, Олимпия вела себя невыносимо грубо со всеми, включая Ленни. Когда они сели в самолет, чаша его терпения переполнилась. Оказавшись в салоне, она первым делом оскорбила стюардессу.
– Ради Бога, брось эти штучки богатой дамочки, сердито прошипел он. – Чего ты добиваешься? Титула «Стерва года»?
– У меня болит голова после вчерашнего, – ответила она сварливо.
– Ну так терпи и перестань вымещать свое похмелье на окружающих.
Ей нравились сильные мужчины. Жаль только, что они так редко встречаются.
– Извини, – виновато произнесла она. – Я больше не буду.
Но она не сдержала слова, и, когда они наконец приземлились в Ницце, он весь кипел от негодования. В аэропорту их ждал вертолет, чтобы доставить на яхту в Сан-Тропез. Олимпия забралась в салон и сразу же уснула.
Ленни все больше подозревал, что здорово сглупил. Джесс, а она редко ошибалась, утверждала, что он сошел с ума. Если дела так пойдут и дальше, то она права.
Роскошь и богатство яхты Станислопулоса поразили Ленни. Только в кино он видел что-либо подобное. «Грек» скорее походил на плавучий дворец.
Алиса все испортила. Она первой встретила их на борту – нелепая фигура в свободном костюме в красную полоску, туфлях на шпильках и сетчатых колготках. Лицо ее скрывал толстый слой грима. Еще она приклеила искусственные ресницы.
– Добро пожаловать, – приветствовала она их таким тоном, будто яхта принадлежала ей. – Будьте как дома.
Олимпия бросила на нее уничтожающий взгляд.
– Алиса, дорогая моя, – процедила она. – Это и есть мой дом, и мне не требуется ваше благословение. Где Бриджит? И почему вы не с ней? Она – единственная причина, почему вы находитесь здесь. Я уверена, вы это понимаете.
Олимпия не любила отмалчиваться, она предпочла сразу поставить Алису на место.
Ленни было абсолютно наплевать. Он огляделся по сторонам. Слуги появились как из-под земли, подхватили их чемоданы, поднесли охлажденное шампанское на серебряных подносах.
– Где отец? – требовательно спросила Олимпия у мужчины в белой форме.
– Он сошел на берег, миссис Олимпия, – отрапортовал капитан Пратт. – Сказал, что там и пообедает. Вернется уже в скором времени. Просил вас ждать его в три часа в верхнем баре.
– Он взял с собой Бриджит, – вставила Алиса. – Я тоже хотела идти, но твой папа оставил меня здесь.
– Умница, – пробормотала Олимпия. Она повернулась к капитану и сварливым голосом спросила:
– А где остальные гости?
– По большей части на берегу, миссис Олимпия, – капитан Пратт быстро оглядел Ленни, пока Олимпия зевала и жаловалась на тяготы поездки. – Прикажете подавать ленч, мисс? – добавил он.
– Нет, – ответила она, даже не посоветовавшись с Ленни. – Мне надо отдохнуть.
Алиса весело рассмеялась.
– Ну, Ленни, мальчик мой, что ты обо всем этом думаешь?
– Я думаю, что мне надо сходить в туалет и переодеться, – мрачно ответил он. Сейчас ее вопрос прозвучал не к месту.
Сезон в Сан-Тропезе был в самом разгаре. Туристы и местные жители вместе толпились на мощенных каменными плитками набережных, где на каждом шагу зазывали посетителей модные лавки и рестораны под открытым небом.
Яхты боролись за места стоянки в маленьком заливе, а их пассажиры сидели на палубах, потягивая коктейли и поглядывая на проходящую толпу. В полдень наступало время обеденного парада зрелых тел, облаченных в самые модные туалеты.
Димитрий не спеша прогуливался со своей хорошенькой белокурой внучкой в компании Сауда Омара и Дженкинса Уайлдера. Сложившись, эта троица могла бы запросто купить всю Францию. В нескольких шагах позади держались их охранники, стараясь казаться незаметными в своих городских костюмах с кобурами под мышками.
Трое мужчин провожали глазами дефилирующих мимо женщин со смесью скуки и ленивого интереса. Деньги приучили их к тому, что почти все женщины доступны, дело только в цене. Одной хватит нового платья, другой требуется целый гараж «мерседесов». Но факт оставался фактом – они никогда не знали азарта погони, потому что с самого начала были уверены, что получат приз.
Бриджит весело семенила рядом, держась за дедушкину руку. Она любила общество Димитрия. Он называл ее своей маленькой Бриллиантовой Принцессой и покупал ей все, что она захочет. Абсолютно все. Она радовалась, что сошла на берег. В этом году многое изменилось. Димитрий опять женился, и у него родился мерзкий ребенок по имени Роберто.
Глупое имя.
И глупый ребенок.
Бриджит возненавидела обоих новых членов семьи и недоумевала, почему мама не предупредила ее о них. Помимо всего прочего, ребенок и его глупая черномазая нянька заняли ее старую каюту. Ну, вообще-то, это не так уж плохо, потому что ей отвели новую, для взрослых, с голубыми обоями и ванной с устройством для водного массажа. И, что еще лучше, няня Мейбл больше с ней не жила – девочка делила каюту со своей новой подругой Алисой, а Алиса очень забавная, и с ней можно болтать хоть всю ночь напролет. Бриджит не понимала и половины из того, о чем та рассказывала, но не в том дело. Алиса такая забавная, хотя и выглядела довольно чудно, как-то странно пахла, ни на миг не замолкала и красилась сильнее, чем мисс Хрюшка из мультфильмов.
– Мы поедим здесь, – решил Димитрий, остановившись перед фешенебельным рестораном.
В мгновение ока для них накрыли лучший столик. Охранники устроились неподалеку.
Бриджит углядела вблизи лавчонку – настоящую пещеру Аладдина, полную дешевых безделушек.
– Дедушка, я хочу в магазин, – объявила она.
– Завтра, – отмахнулся Димитрий. – Сходишь с кем-нибудь из женщин.
– Я хочу сейчас. – Ей удалось сделать так, что ее нижняя губа задрожала. – Я могу и одна сходить. Магазин совсем рядом. Посмотри. Видишь? – указала она.
– Хорошо, только быстро.
– Но дедушка, у меня нет денег.
Димитрий полез в карман своей спортивной рубашки, но, как у большинства очень богатых людей, у него не оказалось при себе наличных.
– Возьми, детка, – пробасил Дженкинс Уайлдер, доставая целый ворох стодолларовых бумажек. – Сколько тебе надо для счастья? Две? Три?
Она схватила триста.
– Слишком много, – проворчал Димитрий.
– Но я куплю подарки, дедушка, – терпеливо объяснила Бриджит и умчалась прочь.
Димитрий кивком приказал одному из охранников следовать за ней.
Дженкинс Уайлдер откинулся на спинку стула и осклабился:
– Ну и телки здесь ходят, – заметил он. – Будь я неженат, я бы повеселился.
– Француженки требуют слишком много внимания к себе, – отозвался Сауд, задумчиво поглядывая вокруг маслянистыми глазками. – И обычно оказывается, что они не стоили потраченных усилий.
– Согласен, – поддержал его Димитрий. – Самые чувственные женщины в мире – англичанки.
– Послушай, ты ведь только что женился на американской девчонке, – напомнил Дженкинс.
«Он прав, – подумал Димитрий. – И Лаки, конечно, необычайно красива». Но все же она не Франческа, а он по-прежнему питал горячую страсть к мадам Ферн, страсть, которая не остывала с годами.
Он начинал думать, что напрасно пригласил ее в круиз.
Теперь, когда они с Лаки поженились, стало невозможно уединяться с Франческой. Раньше, когда приходилось считаться только с Горацием, проблем не возникало. Гораций никогда не осмелился бы вмешаться.
В глубине души Димитрий надеялся, что Лаки скоро надоест здесь и она улетит обратно в Нью-Йорк.
Он предпочел бы, чтобы их отношения строились на менее постоянной основе. Но, конечно, он должен был жениться на ней из-за Роберто. Он не мог позволить, чтобы его сын жил без той защиты, которую дает имя Станислопулос.
– Я также пришел к выводу, – продолжал Сауд Омар, – что английские женщины в самом деле самые эротичные, если только вам удастся преодолеть их природную сдержанность. – Он растянул до бесконечности слово «преодолеть», глядя глазками-маслинками на подрагивающие груди двух молоденьких девушек, что прошли мимо в вязаных топах и миниатюрных трусиках.
– А я ни разу не трахал островитянку, – поведал Дженкинс Уайлдер. – В пятьдесят первом наша часть стояла под Лондоном, но я до поноса боялся подхватить трипперок!
Ленни принял душ, надел шорты «Левис» и выцветшую хлопчатобумажную рубаху. Олимпия лежала на кровати и жаловалась.
Она жаловалась на отца, что он ее не встретил.
Она жаловалась на Алису.
Она жаловалась на капитана Пратта.
– Сколько лет я уже прошу папу избавиться от него. У него такие противные маленькие глазенки.
Она жаловалась на жену капитана Пратта.
– Готовит она просто отвратительно. Как ты думаешь, почему я отказалась от ленча?
– Ну хватит, – сказал Ленни, пытаясь не обращать внимания на ее дурное расположение духа. – Расслабься. Мы, по-моему, отдыхать сюда приехали. Давай сходим в город, погуляем.
– Погуляем? – она презрительно фыркнула. – Я терпеть не могу Сан-Тропез. Он кишит занудливыми туристами и шлюхами.
– А я хочу погулять, – упрямо повторил он.
– Давай. Тебе никто не мешает. Только, будь добр, подожди, пока я познакомлю тебя с Димитрием.
Он посмотрел на часы. Без четверти три. «Именно ради этого я и приехал, не так ли?»
Она встала с кровати и начала прихорашиваться перед зеркалом. Ей хотелось нюхнуть кокаинчику, но она опять не собиралась делиться. Незаметно Олимпия перенесла свой запас в ванную, закрыла дверь и отсыпала две порции.
Облегчение последовало незамедлительно. Весь день она отвратительно себя чувствовала и держалась только на таблетках. Как последняя дура, она упаковала всю свою заначку в чемодан и только сейчас смогла добраться до нее.
Она втянула порошок сперва одной ноздрей, потом другой. Тучи рассеялись. Голова прояснилась. Олимпия снова ощутила желание жить.
Ленни забарабанил в дверь.
– Что ты там делаешь? – крикнул он.
– Просто причесываюсь.
– Побыстрее.
Он чувствовал себя не в своей тарелке. В Лондоне все было прекрасно. Но, возможно, зря он согласился ехать в круиз. Одно дело терпеть Олимпию – он мог держать ее в руках, даже когда она становилась совершенно невыносимой. Но отец обязательно решит, что он женился на ней ради денег, да и список остальных гостей не внушал особого оптимизма. Плюс к этому, еще и Алиса. А хотелось ему только одного – поработать над материалом для «Карсон шоу».
Олимпия наконец вышла из ванной и взяла его за руку. Похоже, ее настроение улучшилось.
– Пошли познакомимся с папулей, – весело пропела она. – Он выглядит немного суровым, но не обращай внимания, на самом деле с ним можно иметь дело. Просто отвечай на его вопросы, не тушуйся, и потом я обещаю, что нам придется терпеть все это только раз в году.
Они поднялись на верхнюю палубу. Из стереосистемы лилась греческая музыка, и под ее звуки Димитрий демонстрировал Бриджит какие-то сложные па. Ребенок сиял и заливался смехом, а Алиса стояла в стороне и весело хлопала в ладоши.
– Семейная идиллия, – добродушно шепнула Олимпия и с энтузиазмом начала процедуру приветствия.
– Деточка! – бросилась она к совершенно равнодушной Бриджит. Чмок, чмок. – Папа! – к Димитрию, который отмахнулся от нее, чтобы она не мешала ему танцевать.
Когда он остановился, и только тогда, он ответил на ее приветствие.
Ленни топтался на заднем плане, поглядывая на происходящее со стороны и телепатируя Алисе, чтобы она помалкивала. Как ни странно, она действительно ничего не сказала.
– Папа, познакомься, пожалуйста, с моим новым мужем, Ленни Голденом, – объявила Олимпия.
Боже! Она произнесла это так, как будто он – ее новая покупка. Он протянул руку и опять спросил себя, что он делает на огромной яхте на юге Франции, зачем знакомится с таким человеком, как Димитрий Станислопулос и, главное, зачем он женился на его дочери. Нет, с ним определенно происходит что-то невероятное.
Димитрий смерил его пронзительным взглядом. Каменные черты его лица ничуть не смягчились.
– Итак, – бросил он громко, – вы и есть очередной муж.
Ленни не понравилось его замечание, а особенно то, что отец Олимпии проигнорировал протянутую им руку. Он стал лихорадочно соображать, что бы такое сказать пооскорбительнее. Никому он не позволит обращаться с собой, как с куском дерьма – будь то даже трижды отец его жены.
Но прежде, чем он успел что-то сказать или сделать, Димитрий внезапно заключил его в медвежьи объятия.
– Добро пожаловать в нашу семью, – прогремел он. – Если ты хорош для Олимпии, то хорош и для меня. – Короткий знак бармену. – Шампанского для всех. Нам предстоит много чего отметить.
Олимпия улыбнулась и схватила Ленни за руку.
– Я знаю, – сказала она. – Как здорово, правда?
– Прекрасно. Замечательно, – с широкой улыбкой подтвердил Димитрий. – И у меня тоже есть для тебя сюрприз.
– Какой? – Воскликнула Олимпия, допуская мысль о новом ожерелье из бриллиантов; Димитрий никогда не скупился на ее свадьбы.
– Дедушка тоже женился! – возбужденно сообщила Бриджит. – И у тебя есть братик, мама. А я его тетя. Правда. Честно. Серьезно. Я теперь тетя.
Улыбка застыла на лице Олимпии. Неужели не она окажется в центре внимания? Она оглянулась на отца, ожидая, что он подтвердит, что Бриджит, как всегда, сочиняет.
Он кивнул.
– Все верно. Я тоже снова женат. И Бог благословил меня сыном.
На какой-то момент у Олимпии ослабли ноги. Слишком долгая дорога и слишком мало кокаина, чтобы смягчить эффект, подобный неожиданному взрыву бомбы.
– Не может быть, – пробормотала она непослушным языком.
– Нет, правда! Нет, правда! Нет, правда! – Прыгала вокруг Бриджит.
– Да, – подтвердила Алиса, ухватив с серебряного подноса бокал с шампанским и присоединяясь к тому, что виделось ей как всеобщее торжество.
Олимпия глубоко вздохнула. В том, что он еще раз женился, нет ничего страшного. Но ребенок – в его-то возрасте! Она была единственной наследницей Станислопулоса, итак должно оставаться и впредь. При всем своем богатстве она вовсе не собиралась делить с кем-либо огромное наследство, которое достанется ей после смерти Димитрия. Ей должно принадлежать все. Так не честно!
Ленни всучил ей бокал шампанского и взял другой для себя.
– Поздравляю вас, мистер Станислопулос, – сказал он, довольный, что честь находиться в центре всеобщего внимания теперь принадлежит другому.
– Я обожаю свадьбы, – объявила Алиса. – Это такие счастливые моменты. Я помню свою свадьбу, как будто она была всего неделю назад. Я сшила себе белое роскошное платье – такое красивое приталенное, – она повернулась к Олимпии, которую свадебные туалеты Алисы интересовали меньше всего на свете. – Поверишь ли, дорогая, талия у меня была восемнадцать дюймов! Восемнадцать дюймов!
– Неужели? – воскликнула Бриджит.
– Да, милочка. У меня....
– Алиса, уложите Бриджит спать, – коротко произнесла Олимпия тоном, не оставляющим места для возражений.
– Но, мама... – начала Бриджит.
– Марш!
– Пойдем, киска, – засюсюкала Алиса и вывела ребенка из каюты.
– На ком ты женился, папа? – ласково поинтересовалась Олимпия, зная, что точно не на Франческе, и гадая, уж не на той ли бразильской потаскушке, что почти захомутала его несколько лет назад. Или, может, на той светской даме из Англии с фамильным замком и отдаленными родственными связями с королевским домом? Димитрий всегда любил культуру.
– О... – замялся он. – Вот теперь тебя действительно ждет сюрприз.
Ленни понял, что он здесь лишний и что лучшего момента исчезнуть не представится.
– Вы не станете возражать, если я пойду погулять? – спросил он.
– Ступай, – отозвалась Олимпия, даже не взглянув в его сторону.
Он не замедлил смыться.
– Так кто? – настаивала Олимпия.
– Ну, – Димитрий никак не мог собраться с духом. – Помнишь, довольно давно я рассказывал тебе, что встретил твою старую школьную подругу, Лаки Сантанджело?
– Да.
– Мы возобновили знакомство в Нью-Йорке и... – он выразительно пожал плечами, – все произошло.
– Все произошло! – вскричала Олимпия громче, чем собиралась. – Надеюсь, ты не на Лаки женился?
– Именно на ней.
Теперь, когда Лаки знала, была уверена, что роман Димитрия с великолепной мадам Ферн продолжался, она решила встречаться с ним как можно реже. Похоже, Роберто прекрасно чувствовал себя в умелых руках любящей Чичи, так что ей легко удалось улизнуть поутру и пойти прогуляться по живописным улицам. Она оставила Димитрию записку, что отправилась посмотреть город. Зачем ей страдать на яхте, когда она может остаться одна и спокойно разобраться в своих чувствах?
Одиночество никогда не угнетало Лаки. Всю жизнь она была одна. Но теперь у нее появился Роберто, и в первую очередь из-за него она сразу же не села на первый самолет до Нью-Йорка, до ближайшей адвокатской конторы. Она хотела развода. Но она не желала упустить возможность построить свой отель, и прежде, чем что-нибудь предпринять, ей требовалось убедиться, что все идет как надо.
Вдоволь набродившись среди многочисленных модных лавок и прочих магазинчиков, она отправилась на такси до пляжа «Таити», о котором слышала много интересного. На ней была свободная футболка поверх маленького алого купальника-бикини, а на ногах – вьетнамки. Ее жесткие волосы волной струились по спине, темные очки скрывали глаза.
С плейером «сони», флаконом масла от загара и хорошей книгой она уверенной походкой вошла на кишащую людьми территорию модного пляжа. С юных лет Лаки кое-что помнила из французского, и она взяла напрокат полосатый шезлонг, полотенце и большой зонт.
Бронзовый от загара служитель усадил ее у самого края воды. Лаки расслабилась и осмотрелась.
Одно из величайших удовольствий на свете – наблюдать за кипением жизни вокруг. А на пляже «Таити» в Сан-Тропезе посмотреть всегда есть на что. Многие женщины носили купальники без лифчиков, и взгляду открывались бюсты всех форм, размеров и возрастов. Никто, похоже, не возмущался – напротив, никто ни на кого не обращал внимания.
Французы-мужчины предпочитали миниатюрные тесные плавки и, казалось, все они участвовали в конкурсе на самые большие гениталии. Некоторые конкурсанты имели интересные образцы.
Лаки усмехнулась. Ей нравился такой подход. Будучи замужем за пожилым человеком, она стала забывать удовольствие от идеального мужского тела – счастливое сочетание матового блеска мускулов и сияющей молодости. Ее глаза, скрытые темными очками, свободно оглядывали их тела, оценивая их, как обычно мужчины оценивают женщин. Она приятно проводила время.
Ленни не знал ни слова по-французски. Он мог послать по-итальянски, выругаться по-немецки и объясниться в любви по-шведски, но французский язык оставался для него тайной за семью печатями. Возможно, все дело в том, что он ни разу не спал с француженкой, а азам любого языка учили его именно мимолетные пассии.
Впрочем, это не имело значения. В Сан-Тропезе все говорили по-английски – иногда свободно, чаще кое-как, но, по крайней мере, все пытались.
Он сразу же влюбился в город. Здесь царила непринужденная атмосфера, которая немедленно покорила его. Ленни не обладал ни достаточным богатством, ни достаточным опытом, чтобы увидеть в нем грязную и переполненную народом ловушку для туристов. Он видел только толпы молодых людей, собравшихся, чтобы повеселиться, и ему здесь понравилось. Он уселся за столик в открытом кафе и заказал «чинзано» со льдом. «Хорошо бы, – подумал он, – приехать сюда с компанией. Джесс, Исаак, Джой, близнецы, Иден».
Она-то как проникла в его мысли? Тогда, на его премьере, сидя за одним столиком со своими друзьями-гангстерами, она в своем серебристом с блестками платье походила на дорогую шлюху.
Иден Антонио.
Тысобиралась стать кинозвездой. Так что же с тобой приключилось на самом деле?
Он представил себе выражение ее лица, когда она прочитала о его свадьбе с Олимпией Станислопулос. Продолговатые глаза. Тонкие губы. Элегантный нос. Наверное, с ней случился шок. Хотелось надеяться.
Хотелось ли?
Свеча догорала. В первый раз после отъезда из Америки он вспомнил об Иден. Дело вроде пошло на поправку.
Молодая пара за соседним столиком разглядывала его явно не из праздного любопытства. Девушка, хорошенькая, но простоватая, встретилась с ним глазами и улыбнулась. Он вежливо улыбнулся в ответ. Тогда она толкнула локтем своего неопрятного длинноволосого спутника в хлопчатобумажной куртке с заклепками и грязных джинсах. Не успел Ленни и глазом моргнуть, как они оказались за его столиком.
– Вы ведь Ленни Голден, правда? – взволнованно спросила девушка, загорелая, с американскими зубами и соответствующим акцентом.
– Признаю.
– Ну, что я тебе говорила! – воскликнула она. Ее приятель даже не расщедрился на улыбку. Его предплечье украшала татуировка – череп и кости, – и сам он имел мрачный вид. Не то чтобы Джеймс Дин, но, скорее всего, молодой Джеймс Кобурн. Хотя он и последовал за своей подругой, его явно не интересовало происходящее.
– Мы американцы, – объявила она, по-прежнему сияя оскалом. – Мы здесь уже месяц.
– Рассчитываете получить медаль? – парировал Ленни.
– Вот уж никогда я не думала, что встречу вас! – Блеск и сверкание. – Я без ума от вашего телешоу. Я его обожаю. Не пропускаю ни одного. Когда я дома, конечно.
– Конечно.
– Да, друг, ты в порядке, – наконец подал голос мистер Тоскующий.
– Рад, что вам нравится.
Он их не приглашал, но, вообще-то, ничего не имел против. Ленни хотелось с кем-нибудь поболтать, а они производили впечатление неплохих ребят.
Завязался разговор. Самый обычный. «Что вы здесь делаете? Сколько намереваетесь здесь пробыть? Вам нравится тут? Хотите покурить классной травки?»
Ленни решил, что несколько затяжек сумеют скрасить его существование. И Олимпия обрадуется, если он вернется с гостинцем.
– Наш поставщик на берегу с моей сестрой, – пояснила девушка. – Тут недалеко, несколько минут езды. Пошли, мы отвезем вас.
Они подвели его к старому дышащему на ладан «рено», который всю дорогу чихал и кашлял. Ленни в три погибели согнулся на заднем сиденье. Радости хождения в народ. Как ни странно, он даже получал удовольствие от своего приключения. Лимузины, личные самолеты, роскошные гостиничные номера и частные яхты были все же чем-то слишком роскошным для его плебейской натуры. В голове у него уже зарождался новый монолог о жизни богачей. Сколько материала! И неисчерпаемого, как только что открытая нефтяная скважина. Если он успеет, было бы здорово использовать его в «Ночном шоу».
Сестра девушки с пленительной улыбкой презирала любую одежду и кроме природного загара, вороха индейских бус и крошечных плавочек ничего не носила. Где же она прятала знаменитую «сокровенную тайну»? Уж точно не на себе.
Ее французский приятель был одет только в черный бандаж, который он все время любовно теребил. Они по очереди запускали руку в большую холщовую сумку, наполненную сладостями.
– У нас все, что вы захотите, – объявил чумазый знакомый Ленни, проявляя признаки интереса к жизни и вытаскивая на свет божий маленький пакетик с травой. Он умело свернул «косячок» и передал его Ленни.
– За счет заведения. Пробуйте. Наслаждайтесь. Покупайте.
Ленни попробовал, одобрил и заказал две дюжины.
– Сверните, пожалуйста.
Чумазый с готовностью взялся за привычную работу.
– Скоро вернусь, – объявил Ленни и побрел по берегу, наслаждаясь видами. Большинство женщин носили только нижнюю часть крохотных купальников, и притом вели себя как полностью одетые – бегали вдоль берега, догоняли удирающих детей, лизали мороженое, лежали с раскинутыми в разные стороны ногами, чтобы лучше загореть.
Первые пятнадцать минут Ленни казалось, что он умер и попал в нудистский рай. А потом... ну и что такого? Подумаешь. Соски тоже могут надоесть, и если только они не какие-нибудь особенные...
И тут он заметил ту самую девушку с курчавыми волосами и черными глазами, которая пыталась снять его в Лас-Вегасе. И теперь, два года спустя, на морском берегу в Сан-Тропезе, она выглядела такой же чувственной и необъезженной, как и тогда. Естественно, она носила полный купальный костюм. Зачем устраивать бесплатные зрелища? Красный соблазнительный бикини, плейер. Глаза закрыты. Он тут же ее узнал. Очевидно, она произвела на него неизгладимое впечатление.
«Осторожнее, – предупредил его внутренний голос, – у нее язычок, что змеиное жало».
И,пожалуй, самая сексуальная фигура, какую он когда-либо видел. Высокая, стройная, гибкая, с длинными ногами, тонкой талией, потрясающей грудью и широкими плечами.
Он вспомнил ее походку. Грациозна, как пантера.
Он также вспомнил тот единственный поцелуй, которым они обменялись, прежде чем он положил конец этому безобразию. Идиот!
Как подойти к ней теперь?
«Ты женатый человек», – напомнил его разум.
«Ну и что?» – ответили его чувства.
«Не делай этого», – взмолилась его совесть.
«Вперед», – позвало его желание.
Должно быть, она почувствовала его взгляд. Неожиданно она села, сняла наушники, сняла темные очки и посмотрела на него.
Он стоял слишком далеко, чтобы заговорить. К счастью. Потому что, стоило ему открыть рот, как она всегда отбривала его.
Помнила ли она его? Сердится ли по-прежнему?
Он стоял у кромки воды и ждал.
Медленно она встала. Сладко потянулась и пошла к нему.
Он задохнулся. Пусть он женат, но не мертв. Второй такой шанс он не упустит.
Их взгляды встретились. Она подошла уже совсем близко, и он потерялся в темноте ее глаз, в ее длинных ресницах. Какая у нее блестящая кожа, какие полные, роскошные губы!
Он начал что-то говорить, что – и сам толком не знал:
– Привет! Опять вы? – что-то бессмысленное.
Впрочем, это не имело никакого значения. Она прошла мимо него, в море.
Долю секунды Ленни стоял как громом пораженный, но быстро оправился. Он повернулся и смотрел, как она плывет к качавшейся на волнах деревянной платформе. Не колеблясь больше, он сорвал с себя рубаху, швырнул ее на песок и бросился за ней следом.
Она здорово плавала и оторвалась от него довольно далеко. Но он прибегнул к энергичной версии кроля его собственного изобретения и, помчавшись как пуля, догнал ее уже на полпути. Они поплыли рядом. Она ничего не говорила. Он тоже.
День клонился к вечеру, и плотик впереди казался пустынным.
Когда ее голова поднялась над поверхностью воды, то в ушах блеснули маленькие бриллиантовые сережки.
Он заметил, какие у нее сильные руки.
Ленни чувствовал приключения, знал, что сейчас возможно все, что угодно, и не собирался отступать. Сколько раз в жизни можно рассчитывать на встречу с подобной женщиной?
Иден.
Какая еще Иден?
Лаки наслаждалась игрой. Сквозь опущенные ресницы она видела проходящего мимо Ленни. Она не забыла их прерванную встречу в Вегасе и подумала, что, возможно, вот что ей сейчас нужно – чисто физическая связь без всяких последствий. Если только он опять не даст обратный ход.
Ленни Голден. Она даже имя его помнила. Эротического вида парень. Почему бы не испытать его? В конце концов, судьба свела их на берегу в Сан-Тропезе, а мщение – приятная шутка. Он идеально подходит, чтобы сквитаться с Димитрием, который, наверное, по-прежнему увивается сейчас вокруг этой кошмарной Ферн.
Она встала и небрежно двинулась ему навстречу. Он что-то пробормотал, когда она проходила мимо. Не обращая на него внимания, Лаки бросилась в море. Она знала, что он последует за ней. «Ничего не говори. Не испорть момент», – молила она про себя.
Довольно далеко от берега дрейфовал деревянный плот, и она направилась туда.
Он поплыл следом.
Если Димитрий полагает, что она из тех женщин, кому можно безнаказанно изменять, то он глубоко заблуждается.
За Лаки Сантанджело не заржавеет. И об этом всем следует помнить.
Плот покачивался впереди, пустой и заманчивый. Интересно, что испытываешь после кораблекрушения, оставшись в одиночестве и отрезанным от всего мира? Она часто оказывалась отрезанной от всего мира. Димитрий ничего не сделал, чтобы у нее исчезло это чувство.
Они доплыли до плота одновременно и забрались на него.
Он внял ее молчаливым мольбам и не произнес ни слова. Солнце клонилось к горизонту, И люди на берегу начинали собираться домой. Одинокий водный лыжник пронесся вдалеке, и от поднятых им волн плот закачался. Их глаза встретились, и по молчаливому согласию они придвинулись ближе друг к другу. Она пристально смотрела на него своими сумасшедшими цыганскими глазами, черными и безумно чувственными, – смысл взгляда не оставлял никаких сомнений.
Он хотел знать, кто она такая. Что она здесь делает. Все в ней интриговало его. Но он знал, что сейчас не время для расспросов. Но из этого не следовало, что нельзя продолжить начавшуюся игру.
Он протянул руку и привлек ее к себе. Она приникла к нему так естественно, как будто они долгие годы знали друг друга. Электрический разряд пробежал между ними, когда они начали целоваться долгими, затяжными поцелуями, сплетаясь языками.
Их тела были влажными. Соленая плоть прикасалась к соленой плоти. Он обнял ее за талию и покрепче прижал к себе.
Она не отодвинулась и медленно, соблазнительно начала тереться об него. Он плавно провел рукой по ее позвоночнику, нащупал край жесткой волны ее волос, снял с них резиновую ленту, и роскошный поток заструился по ее плечам.
Все это время они не разъединяли уста в горячем, головокружительном поцелуе.
Мимо пролетела моторная лодка, и плот опять закачался. Он еще крепче обнял ее, опытным движением расстегнул застежку на спине и почувствовал восторг прикосновения ее голой груди.
Медленно, очень медленно она провела руками по его спине, чертя кончиками пальцев замысловатые кривые, а дойдя до плавок, начала ласкать его спереди.
Он невольно застонал, отодвинулся на мгновение и выскользнул из плавок, не думая о том, видят ли его с берега. Не думая вообще ни о чем, кроме происходящего с ним наяву чуда.
Ее руки ласкали его, гладили, мучили, сводили с ума.
«Контролируй себя! – воскликнул голос у него в голове. – Не испорть все».
Он заключил в ладони ее груди. Твердые соски, нежные мягкие формы. Чудесно восхитительно.
Он потянул вниз ее трусики, и она помогла ему.
Они рухнули на холодную палубу плота, не чувствуя ее шероховатости. В их любовной игре не было места ни малейшей неловкости. Он нежно вошел в нее, она плотно обвила длинными ногами его талию и начала двигаться с ним в одном ритме, как будто они бывали вместе уже много-много раз. Инстинктивно она поняла его ритм, а он ее.
Он не торопился. Волна экстаза еще не пришла, а когда придет, он хотел, чтобы она унесла их обоих.
Пожилой француз в купальной шапочке подплыл к плоту. Перед тем как влезть на него, он задержался, чтобы перевести дух, увидел слившуюся в объятиях пару и поплыл прочь, благодаря Бога, что его сварливая жена осталась на берегу.
Лаки закрыла глаза и вся отдалась ощущениям. С первого взгляда на Ленни Голдена она поняла, что он великолепный любовник. И не ошиблась. Это ее даже пугало, потому что она хотела только совершить акт мести – нечто, что досадило бы Димитрию, узнай он о происшедшем. Однако... то, что с ней сейчас случилось, значило гораздо, гораздо больше. Их тела пели в унисон, а сейчас меньше всего на свете ей хотелось начинать новые сложные отношения с кем-либо.
Она чувствовала, что подходит оно. И не сомневалась, что сейчас произойдет что-то особенное. Ее кружило, уносило вдаль, поднимало все выше и выше.
– О Боже! – услышала она свой собственный крик. О Господи, как хорошо!
И все исчезло в мареве ощущений. Она плыла в чудесном неведомом мире. Блаженство освобождения охватило ее, наполняя душу светом.
Ленни чувствовал то же самое. Сила и глубина его оргазма застали его врасплох, оставив опустошенным и потрясенным. Он еще некоторое время лежал на ней, не спеша выходить из нее и глядя в глаза, такие глубокие и таинственные.
Кто она?
Он должен узнать.
И в то же время... возможно, она права. Она таинственная женщина, и явно хочет ею оставаться. Да и что он может сказать? «Я хочу еще раз увидеть тебя?» Ну конечно: «И жену захвачу».
Он скатился с нее и потянулся за плавками, радуясь, что те не свалились в море.
Она села, взяла купальник и оделась.
Солнце садилось, и воздух становился холодным. Два служителя стаскивали в груду матрасы на почти пустом берегу. Вдалеке девочка и большая белая собака рядом бежали вдоль кромки моря.
Ленни наклонился, расправил ее волосы и собрал их в узел на затылке. Она коротко взглянула на него и нежнейшим голоском промурлыкала:
– Sayonara, приятель, – ловко нырнула в воду, и последнее, что он увидел, были ее сильные бронзовые от загара руки, мелькающие над водой, когда она поплыла к берегу.
Он выждал еще минут десять, затем последовал ее примеру. Когда он достиг берега, она уже исчезла, и он понял, что, наверное, никогда больше ее не увидит.
Несколько сказочных минут... а он даже не знал ее имени.
– Мы скоро обедаем с испанским певунчиком и Куинном. Похоже, сделка состоится.
– Когда? – быстро спросила Иден.
– Сегодня, – ответил Сантино, рыгнув и почесав живот.
Иден едва сдержала возглас возмущения. Ну почему он всегда говорит о таких вещах в самый последний момент? Уже четверть шестого, как она сможет хорошо выглядеть, если обед, возможно, начнется уже через час?
Она встала с кровати и поспешила в отделанную мрамором ванную.
– Когда и где? – прокричала она, включая душ.
– Я веду тебя к «Чейзену», – объявил Сантино. – Будь соблазнительной, но не переборщи, это шикарное местечко.
Она в ярости скрипнула зубами. Он говорил с ней, как с уличной дешевкой.
– Будь готова к семи пятнадцати. Зеко тебя отвезет. Мне надо сперва домой – встретимся там.
Иден не взяла на себя труда ответить. Она уже стояла под душем, смывая с себя его запах, поливая шампунем волосы, лаская свой золотистый треугольник и подводя себя к оргазму, до которого ему никогда не удавалось ее довести.
Ей не требовалось много времени, чтобы собраться.
Бывшая манекенщица, она назубок знала, что надо делать.
Вон из-под душа, сильно растереться полотенцем, включить электробигуди, втереть в кожу крем для тела «Эсте Лаудер», подушиться духами «Эсте Лаудер». Нагая, она села перед зеркалом на туалетном столике, протерла лицо кремом, нанесла тон, тени, пудру, румяна, подвела глаза, брови, очертила губы, накрасила их, наложила блеск.
Вся процедура заняла пятнадцать минут, и результат говорил сам за себя.
Затем она высушила свои шелковистые волосы феном и накрутила их на бигуди.
Теперь ей осталось только решить, что надеть, а на это всегда уходило много времени. Рядом со спальней располагалась большая комната-гардероб, забитая одеждой. Иден прошлась взад и вперед вдоль вешалок, выбирая идеальный туалет – нечто такое, что устроит и Сантино, и Куинна (типичный гомик на вид), Витоса и, конечно, остальных посетителей «Чейзена». Подобрать ансамбль для ресторана – вопрос первостепенной важности.
Под окном ванной комнаты, скрытый густой растительностью, Зеко наконец кончил. Он практически перестал заниматься нормальным сексом. Онанировать, подглядывая за подружкой босса, оказалось гораздо слаще.
Он застегнул брюки и вернулся в дом, где взял номер «Автомеханика» и отправился читать на кухню.
Иден остановилась на облегающем черном платье с широким поясом на золотой застежке. Она натянула черные трусики, надела туфли на шпильках и шелковый бюстгальтер. Затем сняла бигуди и причесалась.
Она была полностью готова в пять минут восьмого и решила приехать к «Чейзену» пораньше – лучше всего, до появления Сантино. Даже пять-десять минут свободы много значили для нее.
Бугай Зеко читал на кухне. Странно, что он вообще, оказывается, умеет читать.
– Поехали, – нетерпеливо сказала она.
– Босс приказал трогаться в семь пятнадцать.
– А я говорю, поехали сейчас.
Она холодно уставилась на ненавистного типа, вызывая его на спор.
Он не стал спорить.
Сантино Боннатти жил в особняке в Бель Эйр за высоким забором с массивными воротами. Некогда резиденция звезды немого кино, теперь он служил домом возглавляемой Сантино ветви семьи Боннатти. Донателла, жена Сантино, была некрасивой, уродливо толстой женщиной. Восемнадцать лет назад молоденькой девушкой ее вывезли из Сицилии. Но сердце Донателлы осталось в маленькой деревушке.
У супругов имелось четверо детей в возрасте от семи до семнадцати лет: три девочки (все, к сожалению, жирные в мать) и один мальчик (точная копия отца). Мальчик, носивший имя Сантино-младший, был самым маленьким, и отец с матерью баловали его безмерно, соперничая друг с другом за право оказывать ему знаки внимания.
– Сантино! – Донателла встретила его в дверях особняка, заламывая руки. Ее выразительные глаза излучали страдание. – Сантино-младший заболела. Она имеет лихорадка. Она очень больная. – Донателла укоризненно посмотрела на мужа. – Где ты была? Я пытался звонить на твоя офис – никого. Где ты была?
Сантино едва не поскользнулся на гладком паркете, бросившись наверх, чтобы своими глазами посмотреть на своего «очень больная» сына. Донателла имела привычку драматизировать события.
– У меня была встреча, – объяснил он, хотя объяснений и не требовалось. Он мог поступать как хотел, и они оба это знали, лишь бы он посылал деньги ее родственникам, содержал ее и детей на привычном уровне и спал с ней раз в пару месяцев. Она не отличалась особой требовательностью, но ждала, чтобы он время от времени выполнял супружеский долг, а шесть раз в году – не так уж и много.
Она поковыляла за ним следом и стояла за его спиной, когда он распахнул дверь в спальню сына.
– Вот видишь! – воскликнула она триумфально.
Сантино-младший лежал посреди кровати в пижаме. На лице его играл нездоровый румянец. По широкоэкранному телевизору шел фильм с Чарльзом Бронсоном, и в комнате стояла невообразимая духота.
– Сынок! – воскликнул Сантино, подбегая к его кровати и кладя липкую руку на лоб мальчика.
– Вот видишь! – повторила Донателла. – Он имеет лихорадка!
Иден вошла в «Чейзен» эффектно, как звезда. Она поинтересовалась у метрдотеля, где находится столик для мистера Боннатти. Он понятия не имел о заказе для мистера Боннатти. Тогда она предположила, что заказ может быть на имя Куинна Лича или Витоса Феличидаде.
– А, мистер Феличидаде, – выдохнул метрдотель, наконец-то проявляя какие-то эмоции. – Сюда, пожалуйста.
Ему не пришлось сопровождать ее далеко, потому что Витос и его менеджер сидели в кабинете в главном зале – пока не имелось никаких признаков присутствия Куинна или Сантино.
– Добрый вечер, – грациозно произнесла Иден, когда мужчины сделали попытку привстать ей навстречу из-за стола. – Я не слишком рано? Или остальные опаздывают?
– Мне кажется, вы как нельзя вовремя, моя леди, – пропел Витос на таком чистом английском, на каком только мог, и отвесил короткий официальный поклон. – А вы...
Неужели он ее не помнил?
Уж она-то его помнила.
– Иден Антонио, – проворковала она, не выказывая своего разочарования. – Мы встречались в Лас-Вегасе.
– Да, конечно, – вздохнул Витос, совершенно ничего не вспомнив, и склонился над ее рукой, – «Enchante», – промурлыкал он.
Она стрельнула глазами, чего никогда бы не осмелилась сделать в присутствии Сантино.
– Спасибо, – тихо проговорила она.
Менеджер Витоса указал на нее рукой.
– Вы дама Куинна, верно?
– Нет, я не дама Куинна, – отрезала Иден в ярости, что ее спутали с тоскливой подругой Куинна Лича. – Я приезжала в Вегас вместе с мистером Боннатти для обсуждения моего участия в фильме «Девушка по вызову», в котором должна исполнять главную роль.
Она зашла в кабинет, уселась рядом с Витосом и заказала «мартини», не замечая удивленных взглядов, которыми обменялись Витос и его менеджер.
– Насколько я знаю, мистер Боннатти ведет с вами переговоры по поводу того, что вы будете моим партнером, – заявила она, надеясь, что теперь-то они ее вспомнят.
– Мы говорит кино, – виновато сказал Витос. – Но мы нет женски роль.
– Простите? – его трудно было понять, но ломаный английский звучал очень мило.
– Витос говорит, что мы действительно обсуждаем проект фильма с ним в главной роли. Но его предполагаемое название «Певец», – пояснил менеджер.
– «Певец?» – механически переспросила она. Появление Куинна Лича избавило их от дальнейших объяснений. Он пришел один, распространяя вокруг запах чеснока и виски.
– Всем привет, – сказал он и уселся рядом с Иден, так что она оказалась между ним и Витосом. – А где Сантино?
– Еще не приехал, – констатировала очевидный факт Иден. – А что тут они говорят о фильме под названием «Певец?» Я полагала, речь идет о роли мистера Феличидаде в «Девушке по вызову».
– Планы поменялись, – жизнерадостно объявил Куинн.
– Поменялись? – переспросила Иден.
Куинн кивнул.
– Так этот сукин сын вам ничего не сказал?
Она покачала головой, чувствуя, как ярость переполняет ее.
– Послушайте, – конфиденциально зашептал ей на ухо Куинн. – Вы думаете, что Витос Феличидаде собирается играть заглавную роль в фильме под названием «Девушка по вызову?» Мы поменяли сценарий. Вы его прочтете, и он вам обязательно понравится.
– Да, но моя роль там осталась? – спросила она горько.
Куинн развел руками.
– Не могу знать. Я всего-навсего режиссер.
– Но Сантино когда-либо упоминал в разговоре с вами, что этот фильм планировался, чтобы открыть мне дорогу в большое кино?
– Никогда ничего подобного не слышал, – честно признался Куинн и заказал двойную порцию «Джека Даниэля».
Иден погрузилась в молчание. «Ублюдок! Лысый, волосатый, сексуально озабоченный ублюдок!» Ничего удивительного, что он приказал не говорить о фильме ни с кем, кроме него. Неудивительно, что он утверждал, что еще рано ей говорить о проекте с Куинном, или с Райдером, или с Пейж, да и вообще с кем бы то ни было. Он водил ее за нос. Он забивал ей голову пустыми обещаниями. Ей хотелось завыть диким зверем прямо здесь, посреди «Чейзена». Сейчас она убила бы его.
Официант поднес к столику телефон. – Просят мисс Антонио, – объявил он.
Она приложила трубку к уху.
– На хрена ты так рано уехала из дому? – спросил Сантино.
– Ты где? – поинтересовалась она сухо.
– Мой мальчик заболел. Его лихорадит. Я не могу отойти от него. Если бы ты не поторопилась, я успел бы тебя остановить.
– Но я уже здесь.
– Да уж знаю. И хочу, чтобы ты убиралась оттуда, и побыстрее. Скажи им, что я не смогу прийти, и объясни почему. С чувством объясни, я не желаю, чтобы подумали, будто я выхожу из игры. А затем закругляйся и дуй домой. Слышишь?
– Слышу.
– Придумай что-нибудь. Плохо себя почувствовала, голова разболелась – все, что угодно. Но я требую, чтобы через пять минут духу твоего там не было. Ясно?
– Да.
– Надеюсь, ничего не случилось? – спросил Витос, когда официант унес телефон.
– Мистер Боннатти не сможет сегодня к нам присоединиться. – Иден покрутила в руке бокал с «мартини». – У его сына высокая температура, и он не хочет оставлять его. Он надеется, что вы поймете его.
Все уверили, что прекрасно понимают.
– Он такой семьянин, – добавила она.
– Да! – согласился Куинн и принялся ощупывать под столом ее бедро.
Иден сняла его руку.
– Мистер Боннатти просил кого-нибудь передать его шоферу Зеко, что он свободен до конца вечера. Можем мы послать такую записку лично от мистера Боннатти?
– Нет проблем, – заявил Куинн.
– А вы, прекрасная леди, останется с нами? – поинтересовался Витос. Его жгучие глаза таяли от страсти.
– Естественно, – коротко отозвалась она. – Мистер Боннатти настаивал, чтобы я не уходила.
Лаки поспешила назад на яхту. Она нашла Димитрия и Франческу на верхней палубе, с головой ушедшими друг в друга и в партию в триктрак. Больше никого не было видно.
Франческа красовалась в зеленом сарафане и в платке того же цвета, который почти полностью скрывал ее ярко-рыжие волосы. Димитрий по-прежнему оставался в шортах цвета хаки и в спортивной рубашке.
– Я боялась опоздать на обед, – объявила Лаки, переводя дух.
Франческа не повернула головы. Димитрий бросил на нее короткий взгляд, пробурчал: «Обед в восемь» – и снова сосредоточился на игре, не спросив «Где ты пропадала целый день?» или «Почему ты опоздала?». Не сказав даже «Здравствуй».
Последние остатки чувства вины испарились мгновенно.
– А где все остальные? – спросила она.
– Ага... попался, – проскрипела Франческа, делая решительный ход.
– Ты полагаешь, женщина? – пробасил Димитрий, отвечая ударом на удар. Оба рассмеялись.
Лаки почувствовала почти физическую боль. Снова, как и всю ее жизнь, ее отметали в сторону. Ну и черт с ними. Если они так нужны друг другу – на здоровье.
– Пойду приму душ, – сухо бросила она.
Димитрий махнул рукой. Жест красноречиво говорил:
«Не мешай, я занят».
– Обед в восемь, – повторил он.
– Уж не знаю, дождусь ли, – саркастически пробормотала Лаки.
Она навестила Роберто. Мальчуган играл в своей желтой ванной, счастливый и довольный, под присмотром всегда улыбающейся Чичи.
Лаки крепко прижала к себе его мокрое тельце.
– Привет, красавец, – пропела она. – Как поживает мой мальчик? Как поживает моя детка?
– Мама! – пропищал он радостно. – Милая мамочка.
– Он себя сегодня очень хорошо ведет, – ласково сообщила Чичи. – Этот ребенок никогда не плачет.
– Как и его мама, – тихо вздохнула Лаки.
– Простите?
– Нет, ничего.
Вернувшись в мрачную каюту Димитрия, она разделась и встала под горячий душ. Закрыв глаза, Лаки отдалась успокаивающему щекотанию воды по коже. На какое-то мгновение она позволила себе вспомнить о Ленни и об их невероятно эротичном и нежном свидании.
На сей раз он принял ее правила игры. Никаких слов, никаких глупых расспросов. Только восхитительно раскованный, молчаливый секс.
Она вздохнула. Ни разу после Марко она не получала от мужчины такого удовольствия.
Алиса хотела пожаловаться Олимпии. Она постучала в ее дверь под вечер, когда та в ярости расшвыривала вещи по комнате.
– Что случилось, дорогая? – спросила она, вмиг забыв о собственных проблемах.
– Ничего, – скривилась Олимпия. – А вам что надо?
– Хорошо же ты разговариваешь со свекровью, – закудахтала Алиса. – А я-то думала, что мы друзья.
– Что? – рявкнула Олимпия. Она была совершенно не в том настроении, чтобы ублажать эксцентричную мамашу Ленни.
Алиса сразу перешла к делу.
– Я очень оскорблена, – заявила она, отковыривая краску с ногтей.
– Чем?
– Неужели я, Алиса Голден, бывшая звезда Лас-Вегаса – все, что Ленни знает, он унаследовал от меня, – недостойна сидеть за одним столом с остальными высокими гостями?
– Это вопрос?
– Это утверждение, дорогая. Утверждение. – Она выдержала драматическую паузу. – Я обедала с королями, танцевала перед принцами. За кого меня здесь принимают – за бесчувственную деревяшку?
– Ради Бога, Алиса. У меня раскалывается голова. Чего вы хотите?
– Обедать вместе со своим собственным сыном.
– Вы здесь для того, чтобы присматривать за Бриджит, – напомнила Олимпия.
– Из чего следует, что я не могу находиться с Ленни за одним столом? Бриджит ложится спать в восемь. А потом мне что делать – сидеть с прислугой?
Олимпия тяжело вздохнула. Ну где Ленни черти носят как раз тогда, когда он ей так нужен?
– Ну, не знаю, – раздраженно бросила она. – Поступайте как знаете.
Водянистые глаза Алисы блеснули торжеством.
– Спасибо дорогая, – сказала она, уже на ходу прикидывая, какими именно историями очарует общество во время обеда.
Джино не нравилась Франция. Он не понимал языка, находил людей грубыми. Здесь стояла слишком сильная жара. Торчать все время на яхте ему тоже не улыбалось. И еще он скучал по Пейж.
Сьюзан, общительная как всегда, настояла, чтобы сегодняшний день они провели у ее друзей, владевших летней виллой в горах неподалеку. Глава семьи, кинозвезда, обладал грубым профилем, желтоватыми зубами и плохо подкрашенными черными волосами. Его жена оказалась язвительной европейкой, которая в течение дня разделала в пух и прах всех, кого знала, включая и своих лучших друзей.
Джино едва дотерпел до конца визита, о чем и сообщил Сьюзан по пути на яхту.
– А я прекрасно провела время, – ответила она.
– Ты не так бы прекрасно чувствовала себя, если бы могла слышать, что сейчас о тебе говорит эта стерва, – отозвался он.
– Что ты имеешь в виду?
– Да нет, ничего.
Он понял, что ни за что на свете не выдержит целых две недели такого путешествия.
– Я выиграла, – объявила Франческа.
– Как всегда, – рассмеялся Димитрий.
– Да, правда.
– Надо идти готовиться к обеду.
– Да. – Она прикоснулась своей белой рукой с длинными кроваво-красными ногтями к его подбородку.
– Зачем ты женился на ней, Димитрий? Зачем ты так меня унизил?
– Франческа, но ты же замужем, – напомнил он.
– Тут совсем другое дело. Гораций просто следит за моими удобствами. У нас скорее не брак, а договор.
– Разведись с ним.
– Не могу. Его сердце не выдержит.
– Тогда о чем мы говорим?
– О твоей измене.
– Я тебе не изменял.
– Изменял.
– Я женился на Лаки, чтобы дать моему сыну законное имя.
Франческа легонько провела ногтями там, где, как она знала из опыта, ему приятнее всего.
– Теперь ты можешь развестись с ней, – предложила она.
Избавившись от Алисы, Олимпия снова дала волю ярости. Ну, черт же побери, где Ленни? Ей необходимо было на ком-нибудь сорвать зло. Зачем вообще муж, если, когда он тебе нужен, его нет под рукой?
Голова у нее болела так, что казалось, вот-вот расколется. Еще бы, кто спокойно отреагирует на известие, что у него появился сводный брат? Не говоря уж о том, что Димитрий женился на Лаки Сантанджело.
Лаки и Димитрий! Невероятно! Поразительно! Ужасно!
Она пошла в спальню, решительно направилась к тайнику и приняла весь оставшийся запас кокаина. Затем проглотила пару таблеток и села решать, в чем встретить свою новую мачеху.
Мачеха!
Какая ирония! Лаки Сантанджело. Подруга.
Та еще подруга.
Димитрий отличался отменным гостеприимством. О его летних круизах ходили легенды. Он не жалел средств, лишь бы гости отлично провели время.
Закончив партию с Франческой, он поспешил принять душ и переодеться, и, когда гости поднялись на верхнюю палубу, чтобы выпить перед обедом, он уже стоял там во всем своем великолепии и приветствовал их. Его сопровождала Лаки. Она выглядела ослепительно в белом смокинге от Сен-Лорана и с небрежно распушенными волосами. Джино в одиночестве притулился у бара. Лаки тут же подошла к нему.
– Я хочу убраться отсюда, – объявил он.
– И я тоже.
– Эй, может быть, мне сочинить какое-нибудь семейное дело, которое требует нашего немедленного присутствия в Нью-Йорке? Знаешь, дочка, я очень по нему скучаю.
– А я думала, тебе нравится в Беверли-Хиллз.
– Там слишком размеренная жизнь для меня. Надоело.
– В самом деле?
– Мне нравятся более оживленные места.
– А как же Сьюзан?
– Я еще не говорил, но я подумываю о том, чтобы купить дом в Нью-Йорке.
– И жить то здесь, то там?
– А почему бы и нет.
– На мой взгляд, отличная идея.
– Мы так интересно провели сегодняшний день, – сообщила Сьюзан графине, щедро намазав крекер белужьей икрой и лихо отправив его в рот.
– В самом деле? – переспросила графиня. – А я жутко скучала. Я люблю играть в баккара. Не могу дождаться, когда же мы наконец приплывем в Монте-Карло. Я просто умираю от желания поиграть.
– При жизни моего покойного мужа, Тини Мартино, мы часто ездили в Монте-Карло, – подхватила Сьюзан, надеясь произвести впечатление. – Тини ведь дружил с Райнерами. Они с Грейс очень сблизились.
Графиня подняла подведенную бровь.
– Как, вы были замужем за Тини? – переспросила она.
– Двадцать пять лет, – гордо отрапортовала Сьюзан. И кокетливо добавила: – Я очень рано вышла замуж.
Графиня улыбнулась и похлопала ее по руке.
– Как и все мы, милочка.
Сьюзан ждала, когда же та снимет с ее руки свою довольно жаркую ладонь с пальцами, отягощенными кольцами с бриллиантами впечатляющих размеров.
Но она ее все не убирала.
Олимпия очень сердилась, что Ленни куда-то запропастился. Она не намеревалась сидеть и ждать. Если он опоздает на обед, ему же хуже. Кроме того, ей просто не терпелось увидеть Лаки. Тощую, наивную Лаки Сантанджело. Бывшую лучшую подругу. Бывшую хранительницу всех ее секретов. Ха! Никогда нельзя делать людям добро. Они всегда воспользуются твоей добротой и при первой возможности сделают тебе гадость.
Сама мысль о Димитрии и Лаки в постели казалась ей отвратительной. Она, Олимпия, научила Лаки всему, что знала. Пятнадцать лет назад Лаки приехала в Швейцарию еще девочкой нецелованной! Олимпия просветила ее насчет мужчин и жизни вообще и как получать удовольствие. И посмотрите, как ее отблагодарили.
Она надела дорогой золотистый костюм от Унгаро, который великолепно смотрелся бы на высокой плоскогрудой манекенщице, но совершенно не шел Олимпии. Украсила уши, пальцы и шею огромными бриллиантами. Потом взбила свои длинные белые кудри и отправилась туда, где ей предстояло встретиться с врагом лицом к лицу.
– Я ни разу не бывала в Париже, – исповедовалась Алиса Горацию, мечтательно глядя вдаль.
– В самом деле? – Он все время озирался в ожидании появления Франчески. Она заставила его идти первым под тем предлогом, что он постоянно путался у нее под ногами.
– Ах, волшебный Париж, – вздохнула Алиса. – О-ля-ля.– Она ухватила горячий канапе с подноса у проходившего мимо официанта. – Возможно, я поеду туда с сыном. Он очень гордится мной. Только истинный талант может до конца понять другой талант, и он меня понимает. – Она кивнула в подтверждение своей мысли. – Да, конечно, понимает.
– Не сомневаюсь, – согласился Гораций.
– Скоро я собираюсь выступить в «Мерв Гриффин шоу». – Она с довольным видом пережевывала фаршированную оливу. – Мне нравится Мерв. Он такой душевный.
– Да, хороший.
Она наклонилась к нему поближе.
– Очень хороший, – подмигнула она многозначительно. – Очень, очень хороший.
– Прекрасно.
– Да.
– Да.
Олимпия вошла в бар. Остановилась. Огляделась. Сразу же заметила Лаки. Взглянула на нее еще раз. С трудом поверила своим глазам – неужели ее худенькая, маленькая, невзрачная подружка превратилась в такую красавицу. И нигде ни грамма жира.
Лаки перехватила ее взгляд, их глаза встретились на мгновение, и они снова стали детьми, прогуливавшими вместе уроки, тайком приводившими к себе мальчишек и игравшими с ними в «почти» – игру, которую, как им казалось, придумали они сами.
Большую часть жизни Лаки провела в одиночестве, без подруг, без матери, без кого-нибудь, с кем она могла бы похихикать или поболтать, только однажды, давным-давно, у нее была Олимпия.
Она бросилась к ней через всю комнату, раскрыв объятия.
Олимпия отшатнулась.
Лаки инстинктивно поняла, что та не в восторге от ее замужества. Ничего странного. Действительно, произошло нелепое совпадение. Вместо объятий она потрепала бывшую подругу по плечу.
– Олимпия! Сколько лет, сколько зим. Ты прекрасно выглядишь.
Олимпия лихорадочно соображала, как получше ответить. Слишком большая доза кокаина затуманила ей мозги. Она хотела казаться холодной и вести себя так, будто ей все равно, хотя ей было совсем не все равно, что Лаки бросила ее и ни разу не попыталась найти, даже когда они обе выросли и могли встречаться с кем угодно.
– Маленькая Лаки Сант, – ледяным тоном процедила она, обращаясь к ней так, как ее звали в школе. – Ты явно подросла.
– Надеюсь.
– Ты всегда была такой глупой гусыней.
– Спасибо.
– Разве на правду можно обижаться?
Лаки заговорила потише:
– Давай не будем устраивать сцен, хорошо?
Олимпия вскинула голову.
– А кто устраивает сцены? Уж конечно, не я. С чего мне их устраивать?
Лаки спасло появление Франчески. Она надела красное, в тон волосам, бальное платье. На ее шее сияло ослепительное рубиновое ожерелье. Гораций вздрогнул. Он никогда раньше не видел этого ожерелья. Значит, его подарил ей Димитрий – следовательно, роман продолжался вовсю.
– Черт, – пробормотал он.
– Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Берджесса Мередита? – спросила Алиса, играя фальшивыми ресницами. – Я всегда находила его таким привлекательным мужчиной.
На обратном пути в порт Ленни проголосовал, и его подвезли два загорелых немца-гомосексуалиста. Они не знали ни слова по-английски, а он не говорил по-немецки, но они обменялись множеством вежливых кивков и улыбок.
На борту яхты он первым делом встретил капитана Пратта.
– Хорошо погуляли, сэр? – поинтересовался тот.
Ленни так и не понял, показалось ему или нет, но он готов был поклясться, что капитан понимающе подмигнул.
– Спасибо, да, – ответил он.
– Вы немного опоздали, – добавил капитан. – Все как раз садятся обедать.
– Я переоденусь за пять минут. Не окажете ли вы мне любезность сообщить моей жене, что я уже здесь?
– Разумеется, сэр. – Еще одно заговорщицкое подмигивание. – Должен сказать, сэр, ваша мать – замечательная женщина.
«О, черт. Капитан хочет трахнуть Алису. Извини, приятель, ты лет на двадцать старше, чем требуется, чтобы понравиться Тростинке Алисе».
– Да, – уклончиво отозвался Ленни.
Гости коротали время в вежливых беседах, пока слуги заканчивали сервировку стола и разливали изысканные вина в серебряные кувшины. Олимпия обнаружила, что ей отведено место рядом с Джино Сантанджело. Она изо всех сил выпятила грудь и начала отчаянно флиртовать с ним. Он, конечно, старик, но, если Лаки можно заполучить Димитрия, почему ей нельзя вскружить голову ее отцу?
Она наклонилась к нему поближе.
– Держу пари, вы даже не помните, когда мы с вами встречались в последний раз, – прошептала она.
Он как раз помнил. Та картина навечно врезалась в его память. Шестнадцатилетняя Олимпия Станислопулос с торчащей вверх розовой попкой, сосредоточенно делающая минет своему тогдашнему приятелю.
– Знаешь, ты права, я действительно не помню.
Она поджала губки.
– Да бросьте! Как вы могли забыть!
Он знал, что он действительно хотел бы забыть. Нынешнюю поездку. И всех собравшихся. Завтра же он организует телеграмму, срочно вызывающую его в Нью-Йорк.
Олимпия предупреждала: «Мы переодеваемся к обеду». Интересно, что она имела в виду? Ленни неохотно облачился в костюм. Что за идиотизм! Почему он мирится совсем этим? Одного вчера хватит за глаза. Он с завтрашнего дня решил брать с собой в город Олимпию. Там наверняка масса отличных ресторанов, он не собирается проводить весь отпуск, разыгрывая из себя надутого индюка на радость этим толстосумам.
Ленни погляделся в зеркало и подумал, успеет ли он выкурить «косячок». На миг ему показалось, что в зеркале рядом с ним возникло отражение той девушки с пляжа. Смуглая, таинственная, сексуальная... Ему всегда нравились блондинки, но с ней он забыл о всех блондинках на свете, даже об Иден.
Неужели он наконец свободен? Да!
Но почему он по крайней мере не выяснил, как ее зовут?
Ленни ослабил узел галстука, взъерошил рукой волосы, закурил «косячок», пару раз глубоко затянулся и отправился на обед.
– Бизнес есть бизнес, – декламировал Сауд Омар. – А женщины есть женщины. И вместе им не сойтись.
– Что за старомодная чушь, – воскликнула Лаки. – Где вы прятались последние пятьдесят лет?
Сауд растерянно замигал, он не привык, чтобы женщины ему противоречили. Кроме того, он вовсе не к Лаки обращался, а просто делал общее замечание.
– Я согласна с вами, Сауд, – пискнула Флафф. – Я вовсе не хочу работать. Нет, ни за что. Фу!
– И тебе никогда не придется, мой персик, – вставил Дженкинс Уайлдер. – Умненькие девочки все имеют, даже не поднимая пальчика.
– Только попочку, – пробормотала Лаки.
Алиса прыснула.
Франческа многозначительно посмотрела на Димитрия.
Сьюзан сказала:
– По-моему, всем женщинам следует учиться в школах искусству ведения дома. Готовке, шитью, вообще всему, что нужно для содержания дома в порядке.
– А как насчет траханья? – добавила Лаки. – Уж если ходить в школу только для того, чтобы научиться, как заботиться о мужчине, так надо научиться всему. Вы не согласны, Сьюзан?
Димитрий осуждающе зыркнул на Лаки, но она не обратила на него внимания.
Сьюзан покраснела как свекла.
Джино сказал:
– Эй, дочка...
Графиня расхохоталась.
Олимпия скривилась. Маленькая тощая Лаки не научилась сдерживать свой язык.
Ленни вошел в комнату, увидел Олимпию и сразу же направился к ней.
– Где ты был? – спросила она сердито.
– Прошу прощения за опоздание. Я никак не мог поймать машину от пляжа, – объяснил он.
– От пляжа! – фыркнула Олимпия, как будто Ленни произнес непечатное слово.
– Да, знаешь ли. Это такое место, где собираются крестьяне, – не у всех есть яхты.
– Очень смешно. Может, ты все-таки сядешь? – Она обратилась к собравшимся. – Я хочу представить вам моего мужа, Ленни Голдена.
Он видел перед собой сплошные бриллианты и старые мужские лица. Еще, к своему великому огорчению, он видел Алису.
– Так, значит, – продолжала Олимпия, разыгрывая роль прекрасной хозяйки. – Вот графиня Жебровски и Сауд Омар, мистер и миссис Дженкинс Уайлдер, Сьюзан и Джино Сантанджело, Франческа и Гораций Ферны, а с моим отцом ты уже встречался. – Она замолчала, прикидывая, сойдет ли ей с рук, если она проигнорирует Лаки. Нет, слишком откровенно. – Ах да, а это Лаки. – Она отказалась давать дальнейшие пояснения.
– Моя жена, – сказал Димитрий.
– Ваша жена, – повторил Ленни.
Он смотрел на нее. Она смотрела на него. Время, казалось, остановилось.
Стивен с радостью вернулся в мир реальных вещей и дел. Он никогда не поддавался искушению работать в крупных, дорогих адвокатских конторах и предпочитал должность помощника прокурора округа и государственного обвинителя, которая не приносила больших денег. Но со временем он стал старше и мудрее, и зарабатывать много казалось ему теперь задачей достойной внимания. Не то чтобы он с радостью ухватился за что угодно – Джерри уверял его, что он сможет спокойно выбрать себе любого из многочисленных богатых клиентов, нуждавшихся в помощи.
– То, что у них водятся денежки, вовсе не означает, что они все мерзавцы, – жизнерадостно объяснял Джерри. – А почему бы тебе не взять дело Мэри Лу Мур? Она – отличная темнокожая актриса, снимается на телевидении и очень популярна у семейной части аудитории. Она собирается подать в суд на какой-то порнографический журнальчик, который недавно опубликовал грязные фотографии, снятые еще до того, как к ней пришел успех. Мы начинаем судебное преследование на этой неделе.
Мэри Лу Мур. Стивен несколько раз видел ее в комедийных ролях по телевизору. Он помнил забавную комедию положений, действие которой происходило в Коннектикуте. Мэри Лу играла там приемную дочь белых родителей. Совсем молоденькая, лет восемнадцати-девятнадцати, и очень хорошенькая.
– Никак ты собираешься передать мне всех чернокожих клиентов? – в шутку съехидничал он.
– Только тех, кого ты сам захочешь. Но здесь – многообещающее дело. Несчастная героиня против мерзких дельцов. Прямо специально для тебя придумано. Она ничего не подписывала. И,вообще-то, утверждает, что на фотографиях ей пятнадцать лет и их сделал ее тогдашний приятель просто из озорства. Как считаешь, верное дело?
– По-моему, его нельзя проиграть.
– Так вперед. Требуй больших денег для потерпевшей. Таких ребят можно трясти как грушу.
Решив вопрос с работой, Стивен сообщил жильцам, снимавшим его квартиру в кирпичном особняке, что он собирается снова жить там. Ему повезло – глава семьи, инженер, только что получил работу на Ближнем Востоке и мог съехать в любую минуту. Потом он разобрался с платой за квартиру (еще небольшой заем у Джерри, но скоро уже придет время отдавать долги) и вернулся домой.
Он и в самом деле возвращался домой после трех потерянных лет. Какое чудесное ощущение!
Кэрри познакомилась с Анной Робб, литературным помощником, рекомендованным Фредом Лестером. Она оказалась аккуратной сорокалетней женщиной маленького роста в соответствующих ее возрасту туфлях и в свободном шерстяном свитере. Анна, казалось, неотделима от магнитофона «сони», который включила, как только вошла в жизнь Кэрри.
– Просто говорите, и все, – сказала она одобряюще. – Обо всем, о чем хочется. Потом я отберу, что нам нужно.
И Кэрри говорила. Сначала об одежде, потом о стиле, затем перешла к развлечениям. Скоро она уже рассказывала о своей жизни с первым мужем, Бернардом Даймсом.
– Нас окружали люди искусства, звезды балета, писатели. Бернард знал всех. Он был очень интересный человек.
– А как вы встретились? – поинтересовалась Анна, попивая чай с лимоном, которым угостила ее Кэрри.
– Я предпочла бы не касаться этого вопроса, – быстро ответила та.
Как опытный интервьюер, Анна тут же сменила тему.
За неделю они провели три сеанса записи, каждый по четыре часа. К концу срока Кэрри чувствовала себя совершенно свободно в обществе Анны и сказала, что может еще поболтать о моде, стиле, секретах красоты и диете. Анна ответила, что у нее уже есть все, что требуется.
– Как все оказалось легко! – воскликнула Кэрри.
– Для вас, – подчеркнула Анна. – Для меня настоящая работа только сейчас и начинается. Сначала я напишу книгу, затем разобью ее на части. Мы просмотрим, что у меня получилось, чтобы у вас не возникало замечаний. Затем начнем отбирать фотографии и решим, какие еще следует сделать.
– Как интересно! – восхитилась Кэрри.
– Если книга становится бестселлером, действительно нет ничего интереснее. – Анна улыбнулась. – Если она проваливается, нет ничего ужаснее.
– А как сделать так, чтобы вышел бестселлер? – наивно спросила Кэрри.
– Если бы я знала, Фред Лестер сейчас работал бы на меня, а не наоборот.
– Расскажите о нем, – попросила Кэрри. – Он производит очень хорошее впечатление. Он женат?
– Он вас интересует? – поддразнила ее Анна.
Кэрри растерялась. Почему он должен ее интересовать? Разведясь с Эллиотом Беркли, она больше не смотрела в сторону мужчин, и сейчас она слишком стара и слишком привыкла к одиночеству, чтобы начинать думать о новой связи. Кроме того, если у нее снова появится мужчина, ей придется рассказать всю правду о своем прошлом. А кто захочет иметь с ней дело, узнав о ней все?
Нет. Связи исключались. К ней снова вернулся Стивен, благодарение Богу. У нее есть друзья, немного, но есть. Чего еще остается желать?
– Конечно, нет, – ответила она сухо.
– Он вдовец, – сообщила Анна, укладывая магнитофон в сумку. – Но должна предупредить вас, что он живет с женщиной.
Кэрри умирала от желания узнать об этой женщине, но не стала развивать тему. Как стыдно, если Анна решит, что она домогается ее босса. Кэрри быстро заговорила о чем-то другом.
Лаки понятия не имела, как ей удалось досидеть до конца обеда. Она старалась не смотреть на Ленни и знала, что он тоже избегает глядеть на нее, но все оказалось напрасно. Их глаза постоянно встречались, и тогда, казалось, комната вот-вот полыхнет пламенем от пробегавших между ними электрических разрядов.
В течение обеда оба кое-что для себя прояснили.
Лаки, которая кроме книг читала в основном только « Ньюсуик», «Уолл стрит Джорнал» и «Блюз энд Соул» и никогда не смотрела телевизор, узнала, в основном от Алисы – та трещала без умолку, – что к Ленни пришел успех и он стал известной личностью и телезвездой.
– Разве ты не читала о нашей свадьбе? – воинственно спрашивала Олимпия. – О нас писали газеты всего мира.
– Нет. Мне как-то ничего не попалось на глаза, – вежливо ответила Лаки.
Олимпия обиженно надулась.
– А как же мой Ленни на обложке «Пипл»? Уж это-то вы видели?
– Простите, нет, – виновато призналась Лаки.
– Пусть он сам просит прощения, – мрачно заявила Алиса. – Он совсем выпустил меня из интервью. Но они скоро напишут и обо мне. Возможно, я и не попаду на обложку, ведь невозможно же получить от жизни все, что хочешь, не правда ли, дорогая?
Ленни точно знал теперь, кто такая его таинственная незнакомка. Она не только замужем за отцом Олимпии, но ее звали Лаки Сантанджело – та самая Лаки Сантанджело, что пинком под зад вышвырнула его из отеля «Маджириано» два года назад.
В один миг все встало на свои места. Теперь он понял, почему ему так неожиданно указали на дверь и вынудили бежать из города, как прокаженного.
Она хотела трахнуться.
Он не оправдал ее ожиданий.
«Избавься от сукина сына». Он словно наяву слышал ее приказ Матту.
Он разозлился, и не без оснований.
– Так это тот самый Ленни Голден, который совсем недавно имел огромный успех на сцене моего отеля? – переспросил Джино.
– Да, – ответил Ленни.
«Что здесь происходит? Семейное торжество? Лаки с отцом. Алиса восседает за столом с гордым видом главы рода. Боже! Все как в дурном сне».
– Вы побили все наши рекорды сборов, – заявил Джино. – Я сказал Матту, что хочу, чтобы вы снова у нас выступили в любое удобное для вас время. Более того, я проинструктировал его заключить сделку с вашим агентом, чтобы вы на эксклюзивной основе выступали у нас, скажем, по одной неделе каждые два месяца.
Лаки и не знала, что Джино по-прежнему следит за всем происходящим в отеле. Она полагала, что он только гребет деньги, и все.
Ленни Голден имел успех в отеле, а она ничего и не знала. Она чувствовала себя полной идиоткой.
«Но это больше не твой отель, – напомнил ей внутренний голос. – Ты продала свою долю, убежала. Так почему ты должна знать? И вообще, какое тебе дело».
Да, черт побери. Какое ей дело? Разве Ленни Голден занимает хоть какое-нибудь место в ее жизни? Ну, трахнулась – велика важность. Секс есть секс, и вообще очень жаль, что они опять встретились.
Неужели? Да, конечно.
После обеда часть гостей собралась на берег в ночные клубы.
– Я хочу идти, – объявила Олимпия Ленни. Она довольно нанюхалась и чувствовала в себе силы веселиться хоть всю ночь напролет.
Он, напротив, начинал ощущать на себе действие длительного перелета, не говоря уже о напряжении, которое испытал, отсидев обед прямо напротив Лаки.
– Я – пас, – сообщил он.
– Ну уж ничего подобного! – сердито заявила Олимпия. – Ты гулял целый день, пока я здесь торчала одна. А теперь мы идем по ночным клубам, и давай-ка пошевеливайся!
– Не разговаривай со мной таким тоном, – сердито ответил он.
– Я буду разговаривать с тобой таким тоном, каким мне угодно, – фыркнула Олимпия.
Ленни уставился на женщину, ставшую его женой. Маленькие голубые глазки на пухлом розовом лице. На ее накрашенных губах играла ехидная ухмылка, светлые кудряшки растрепались и поникли. Да, Джесс определенно права. Приступ сумасшествия.
– Слушай, – сказал он ровным и спокойным голосом. – Можешь разговаривать таким образом с кем тебе угодно, но никогда не смей говорить со мной, как с куском дерьма. Уяснила?
Олимпия не собиралась сдаваться. Она откинула волосы назад.
– Как я понимаю, ты не хочешь идти, – высокомерно молвила она. – Ну так я пойду и без тебя.
– Желаю приятно провести время.
– Непременно, – бросила она и гордо удалилась.
В каюте неподалеку Лаки пожаловалась Димитрию на головную боль. Он только обрадовался, что она остается.
Франческа, конечно, была готова и полна желания и сил. Она не стала интересоваться желаниями Горация.
– Ты останешься здесь, – сообщила она ему. – Ты же сам знаешь, как ненавидишь ночные клубы.
Поскольку Алису никто не приглашал, она решила сделать хорошую мину при дурной игре.
– Я поухаживаю за Горацием, – вызвалась она.
Франческа не обратила не нее внимания – она вообще имела привычку игнорировать окружающих, за исключением Димитрия.
Дженкинс и Флафф Уайлдер решили идти. Сауд и его графиня – тоже.
Сьюзан сказала:
– Да.
Джино сказал:
– Нет.
Она с радостью бы отправилась без него, но он не предложил, и она скрепя сердце осталась. Графиня такая интересная женщина, и ей хотелось узнать о ней как можно больше.
Как только ночные гуляки удалились, Джино пожелал всем спокойной ночи и вместе со Сьюзан ушел в свою каюту. Лаки чувствовала, что Ленни как магнитом притягивает ее взгляд. Он не отвел глаз. Алиса потчевала Горация историями из жизни Лас-Вегаса. Она имела все, что ей требовалось для счастья – внимательного слушателя и неограниченный запас «гранд маринер» – ее любимого напитка.
Ленни мотнул головой в сторону двери.
Лаки кивнула в ответ.
– Спокойной всем ночи, – весело сказала она и ушла.
Ленни досчитал до десяти и тоже встал.
– Ой! – по-девичьи захихикала Алиса. – Ты что, оставляешь нас одних? Я не уверена, что смогу отвечать за свои поступки, если окажусь наедине с таким привлекательным мужчиной.
Ленни не знал, какую из ее ролей он ненавидел больше – заботливой матери или кокетливой девочки.
Выйдя на палубу, он огляделся в поисках Лаки. Она стояла, опершись о барьер, и курила сигарету. Ее темные глаза внимательно смотрели на приближающегося Ленни.
– Мир теснее, чем мы полагаем, – промолвила она тихо. – Нам следовало бы оставить все так, как было в Лас-Вегасе. Возникло бы меньше сложностей.
Он многое мог бы сказать ей. Например, для начала: «Зачем ты велела прогнать меня?» Но слова путались у него в голове. Он просто хотел обнять ее.
Она глубоко затянулась сигаретой и щелчком бросила ее за борт. Не говоря больше ни слова, будто заранее все решив, они прижались друг к другу, словно ничего более естественного нельзя было вообразить. Всю усталость, все напряжение вечера у него как рукой сняло.
Она целовала его, ласкала языком его язык, ее руки нежно гладили его лицо, затем в спешке страсти скользнули вниз по его телу.
Отвечая на ее поцелуи, он освободил ее груди из плена тоненькой блузки.
– Я хочу тебя, – бормотал он. – Всегда, везде я хочу тебя.
Лаки слабым жестом попыталась оттолкнуть его. Она не хотела прогонять Ленни. Он пробуждал в ней давно уснувшие чувства. Он доводил ее до такой степени возбуждения, о которой она уже забыла. Он звал ее в опасное путешествие, и она не находила в себе силы отказаться.
Они молча целовались и ласкали друг друга, пока не настала уже его очередь отпрянуть.
– Ты что, нарочно меня дразнишь? – спросил он хриплым голосом.
– Я никогда не дразню, – ответила она, расстегивая молнию на его брюках и опускаясь на колени. – Никогда.
И он взлетел до вершин рая, и вновь оказался на земле.
– О Боже! – воскликнул Ленни. Он знавал хороший секс, плохой секс, посредственный секс, но никогда не испытывал ничего столь эротичного и волнующего, как с Лаки Сантанджело.
– Весь обед я мечтала об этом, – ее глаза блестели в темноте. – Нечто вроде подарка на прощание.
– Эй, леди, если вы так прощаетесь, хотел бы я узнать, как вы здороваетесь.
Она не засмеялась.
– Я действительно прощаюсь. Никому из нас не нужны проблемы. Сегодня мы вдвоем видели сон... сказочный сон. А теперь нам пора вернуться в реальный мир.
– Ты смеешься надо мной? – Он схватил ее за руки. – Ты действительно любишь того старика, твоего мужа, или вышла за него по расчету?
– Не твое дело, – резко ответила она. – И, если уж мы начали задавать вопросы, почему ты связался с Олимпией? Тебя покорил ее очаровательный характер или ее астрономический банковский счет?
Он смял ее в объятиях, заставил прогнуться назад и склонил голову к ее груди.
– Нет! – вскричала она.
– Да, – настаивал он. – О да, да.
Она обо всем забыла в его руках. Что-то случилось с ней. Никогда после Марко она не испытывала такой страсти. А Марко умер пять лет назад...
Она чувствовала испуг и одновременно восторг. Все доводы разума развеялись как туман, когда он с силой прижал ее к себе. И она снова хотела его.
Капитан Пратт, скрючившись на четвереньках на верхней палубе, едва не свалился за борт. «Он уж эти богатые! Они ничем не отличаются от всех прочих. Интересно, что сказал бы мистер Станислопулос о происходящем?»
А впрочем, что он мог сказать? Только сегодня днем Димитрий Станислопулос отвел свою уродливую Ферн в кабинет, и они пробыли там больше часа, спустив шторы на окнах и вывесив на дверь табличку «Не беспокоить». Неудивительно, что его жена «пошла налево». Возможно, она ничего не получает от старого грека – он все отдает своей подружке.
Капитан Пратт встал и отряхнул пыль с колен. Любопытно, на сколько потянет такая история? Английские газеты любят скандалы и сплетни – особенно о супербогатых. «Ньюс оф зе уорлд» или «Санди миррор» отвалят целое состояние за некоторые из известных ему эпизодов. Не говоря уж о «Энкуайере» и «Стар».
Да, капитан Пратт не сомневался, что, когда ему придет время уйти на покой, он не пропадет.
– Мы сошли с ума, – бормотала Лаки, собирая по палубе предметы своего туалета и лихорадочно одеваясь. – Совершенно сошли с ума. На нас мог наткнуться кто угодно. Яхта кишит слугами. Мы сошли с ума. Я уверена.
– Можешь не повторять больше. Ты меня убедила.
– Это секс, только секс, – упрямо заявила Лаки. – Ты и сам это знаешь, ведь правда?
Он прямо посмотрел ей в глаза.
– Не знаю, как у тебя, но моя семейная жизнь закончилась прежде, чем начаться. Я женился на Олимпии безумной ночью в Лас-Вегасе в церкви Любви и чести – можешь себе представить?
Она кивнула.
– Я хорошо ее знаю. Хористки таскают туда деревенских простаков, если те выигрывают больше сотни в казино.
– У меня тоже тогда голова шла кругом, только по другим причинам. Я обкурился до одеревенения: отходил от связи с редкостной стервой, и вообще хотел погубить сам себя. Понимаешь?
– Начинаю понимать.
– Ты, возможно, ты и есть та самая женщина, которую я искал всю жизнь. Только меня сбивали с пути толпы блондинок.
– Хороший секс еще не любовь, – мудро заметила Лаки.
– Но он не идет ни в какое сравнение с плохим сексом.
– Правда.
– Я всегда говорю только правду.
– Когда она тебе выгодна.
– Что ты имеешь в виду?
– Да брось, Ленни. Ты же сердцеед, гроза женщин. И ты даже не в моем вкусе.
– А с чего ты взяла, что ты – в моем?
Они оба расхохотались.
Лаки легонько дотронулась до его щеки и не смогла удержаться, чтобы не сказать:
– Ленни Голден, я не знаю, что здесь происходит, но, по-моему, что-то случилось с нами.
– Да, как удар грома, – ответил он.
– И блеск молнии.
– Не просто секс.
– Нет.
– Нечто большее.
– Верно.
– Гораздо большее.
– Да.
– А мы даже не знаем друг друга.
Она долгим взглядом посмотрела на него. Сколько всевозможных чувств сразу. Прежде чем она сообразила, что сделать или сказать дальше, на них налетели Алиса и Гораций.
– О! – вскрикнула от неожиданности Алиса и деликатно икнула. – А что вы здесь делаете?
Гораций смущенно переминался с ноги на ногу.
– Играем в теннис, – сухо ответил Ленни.
Алиса хихикнула.
– Сан-Тропу – такое замечательное местечко, – пропела она и опять икнула. – Такое все... тропическое.
«Сан-Тропез», – про себя поправила Лаки.
– Гораций показывает мне яхту, – пояснила Алиса, слегка качнулась и ухватилась за поручень.
– Очень мило, – саркастически отозвался Ленни.
– Пойдем, Гораций, – закокетничала Алиса. – Я хочу посмотреть на спасательные шлюпки. Я ведь не умею плавать, так что надо убедиться, что все тип-топ и готово к употреблению. – Заходясь от смеха, она потащила куда-то несчастного Горация.
– Мама! – горько сказал Ленни. – Она никогда не угомонится.
– Ты ее стесняешься?
– Я уже не так молод, чтобы стесняться.
– Кстати, а сколько тебе лет?
– Тридцать. А тебе?
– Я достигну тридцатилетия через два дня. Считается, что потом начинается взрослая жизнь, верно? Конец сумасшедшей молодости.
– Конец траханью под открытым небом, да?
– Вообще-то, это не входит в число моих привычек.
Он схватил ее за плечи.
– Что мы теперь будем делать, Лаки?
– Ты о чем, о моем дне рождения?
– Не придуривайся.
Она нетерпеливо пожала плечами.
– Я вовсе не собираюсь рушить все из-за тебя. Я уже сказала, что я думаю. Мы распрощаемся и сделаем вид, что ничего не произошло.
– Вот как, да?
– Я смогу, если ты сможешь. Запросто.
– Ясно, – ядовито произнес он. – Ты всегда так решаешь свои проблемы, да? Просто вычеркиваешь их, и все. Поэтому и меня вышвырнули коленом под зад из Вегаса, чтобы ты могла сделать вид, что нашего маленького эпизода вообще не было?
– А что мне оставалось делать? Терпеть твое присутствие как постоянное напоминание о нашей несостоявшейся ночи?
– Людей не выставляют на улицу только за то, что они не стали с тобой спать.
– Спасибо, я как-нибудь и без лекции обойдусь.
– Однако я попробую тебя кое-чему научить.
– Научить меня! – Она повысила голос. – Научить меня! Ха!
– Не кричи.
– А кто кричит? – закричала она.
Глухой рокот мотора возвестил о возвращении ночных гуляк.
– Черт! – с отвращением воскликнул Ленни. – Ну так когда же я снова тебя увижу?
– Завтра. За завтраком, ленчем и обедом. Если никто из нас отсюда не сбежит, очень трудно будет избегать встреч.
Она уже шла к лестнице.
– Я сделала тебе подарок на прощание, Ленни. Давай все так и оставим.
Но в глубине души оба чувствовали, что так не получится.
Иден твердо намеревалась завершить вечер в нежных объятиях Витоса Феличидаде. Если уж она решила изменить, то лучше со знаменитым испанским любимцем женщин. Однако самые хорошо продуманные планы порой срываются, и чем дальше, тем больше она чувствовала, что ее неумолимо тянет к Куинну Личу. Куинн представлял собой мужчину пятидесяти с лишним лет, с густой бородой, неестественно худого, с порочными глазами и огромными руками. Но он был режиссер и, следовательно, привлекателен. Она видела несколько его фильмов. Странные коммерческие триллеры с щедрым вкраплением секса и жестоких сцен. Он любил разрывать женщин на части – на экране, а феминистки с наслаждением разрывали его на части – в печати. Его две последние картины почти не дали сборов. Некогда он имел репутацию «молодого модного режиссера». Теперь он просто притаился перед очередным хитом. Киностудии не проявляли к нему интереса, поэтому, когда старый приятель Райдер Вилер предложил ему снять фильм, финансируемый «группой инвесторов», он согласился не раздумывая. Какое ему дело, откуда взялись деньги?
Райдер сразу же предупредил его: «Держись подальше от подружки Боннатти. Не надо трахать наемную рабочую силу».
Но Куинн терпеть не мог, когда ему указывали, что делать.
Они вывалились от «Чейзена» незадолго до полуночи. Витос уселся в лимузин вместе со своим менеджером и вежливо пожелал Иден и Куинну спокойной ночи.
– Ничтожество! – пробормотал Куинн, глядя вслед удаляющемуся по бульвару Беверли лимузину.
– Он тебе не нравится? – спросила Иден.
– А что тут любить или не любить? Он пустой, как выпитая бутылка.
Она побарабанила длинными ногтями по своей маленькой золотой сумочке в ожидании приглашения. Иден уже решила, что скажет «да».
– А где твоя машина? – поинтересовался он.
– Неужели не помнишь? Мы отправили водителя домой.
– Ты отправила водителя домой.
Швейцар подал черный «порше» Куинна.
– Ты подвезешь меня? – спросила она быстро.
– Еще как, крошка.
Он жил на Голливудских холмах, в Лаурел Кэньон. Черный дом среди буйной растительности.
Он выпил «Чивас регал» прямо из бутылки, сорвал с себя одежду, потребовал, чтобы она разделась очень медленно, и у него ничего не получилось.
Он предложил альтернативу – черный вибратор, последнее слово техники, любовно хранившийся в черном кожаном футляре. И еще общество своей подружки, что спала наверху.
– Без меня, – заявила оскорбленная Иден и вызвала такси.
Когда она уходила, он уже вовсю храпел на кушетке.
Иден не понимала, почему предпочла его Витосу.
Дома Зеко ждал ее возвращения.
– Босс тебе хвост накрутит, – сразу же начал каркать он, потирая свою лысую голову.
– Только в том случае, если ты ему расскажешь, – отрезала она. – А если ты ему расскажешь, придется и мне пожаловаться, что ты подглядываешь за мной в ванной из-за кустов и что ты при этом делаешь.
Угроза сработала. Зеко промолчал.
Когда Сантино явился на следующий день, Иден поведала ему, что осталась у «Чейзена» до конца обеда.
– Почему? – прорычал он,и мускул на его щеке начал подергиваться. – Я ведь что тебе говорил?
– Но я хотела как лучше, – ответила она спокойно, думая про себя, что, если сукин сын не прояснит ситуацию с фильмом в самом ближайшем будущем, она его бросит. – Если бы я тоже ушла, это выглядело бы некрасиво. Как будто нам на них наплевать.
Сантино злобно вытаращил глаза.
– Когда я тебе что-то приказываю, ты делай то, что приказано, ясно? Ты что о себе воображаешь, что ты мой партнер, что ли?
– Куинн Лич рассказал мне, что сценарий переписывали и что фильм теперь называется «Певец», – проговорила она сквозь плотно сжатые губы.
– Рассказал, да?
– Да.
– Ублюдок недоделанный. Много болтает.
– А почему ты мне ничего не говорил? – она с упреком взглянула на него.
– Я что, должен тебе сообщать о всех пустяках?
– Переделку сценария и новое название трудно отнести к разряду пустяков.
Сантино прошелся взад и вперед по комнате.
– Дура набитая, – плюнул он. – Когда мне захочется, чтобы меня пилили, я могу пойти домой. Сюда я прихожу отдыхать.
Иден не знала точно, как далеко она может зайти. Но она застала его врасплох, так почему бы не попробовать дожать до конца?
– Я хочу увидеть новый сценарий, – продолжала настаивать она. – Я хочу узнать, что случилось с моей ролью. Ты обещал, что это мой фильм, мой дебют. А Куинн Лич даже не знает, что главная женская роль предназначена мне.
Его первый удар пришелся ей по щеке.
– Ах ты, ско... – начала она.
Второй удар сбил ее с ног.
– Я тебе покажу, как приказывать мне, – прорычал он. – Я тебе вчера что сказал: уносить свою жопу оттуда. Но нет, ты не могла. Тебе надо было остаться и лезть со своими идиотскими вопросами. Выставила меня каким-то глупым бараном, которым вертит его девчонка. Только попробуй еще раз меня не послушать, и ты вылетишь отсюда как пробка.
Она заплакала, скорее от обиды и злости, нежели от боли.
– Может быть, я этого и хочу, – всхлипывала она. – Убраться от тебя подальше.
Он смерил ее презрительным взглядом маленьких злобных глазок.
– Когда я буду готов, – медленно произнес он. – Только когда я буду готов.
Димитрий решил устроить празднество. Большое. Лаки не знала, имело ли тут место чувство вины, но он твердо намеревался отметить ее день рождения с размахом. Она пришла к выводу, что делать нечего и придется смириться, а затем она уедет. Джино уже организовал телеграмму, которая скоро вызовет его в Нью-Йорк на деловую встречу.
– Ты поедешь со мной, – сообщил он Лаки. – Можешь сказать, что нам предстоит встретиться с адвокатами по лас-вегасским делам.
Она хотела уехать. И раньше-то ей приходилось здесь несладко, а теперь, когда с появлением Ленни все еще больше усложнилось, на яхте стало совсем невыносимо. Почему все так сложно? Почему при первом взгляде на Ленни ей начинало казаться, что у нее растут крылья, а всего лишь через пять минут она смотрела на него чуть ли не с ненавистью? Она не понимала, что происходит. Ленни Голден не в ее вкусе. Между ними нет ничего, кроме секса. И все же...
Она думала о Марко. Они провели вместе одну великолепную, незабываемую ночь. Затем его застрелили. Лаки не хотела снова испытать такое разрывающее сердце чувство утраты и отчаяния.
И вообще, Ленни принадлежал Олимпии. Пышнотелой, вздорной Олимпии, которая обращалась с Лаки так, как будто та была очередной подружкой Димитрия, а не его женой. Лаки попыталась поговорить с ней наедине. Олимпия отмахнулась от нее, едко бросив:
– А что бы ты испытывала, если бы я спала с твоим отцом?
Лаки пришлось признать, что такая мысль показалась ей отвратительной.
От ее внимания не ускользнуло, что Олимпия при первой возможности начинала отчаянно флиртовать с Джино. Лаки пришлось делать вид, что она ничего не замечает.
Яхта снялась с якоря и отправилась в Канны, где и должно было состояться торжество. Лаки загорала около бассейна и смотрела, как Чичи учит Роберто плавать. Бриджит все время норовила прыгнуть в воду и брызгами залить его лицо. Чичи предложила ей играть подальше от ребенка, на что та ответила потоками оскорблений.
– Черная грязная свинья! – нараспев повторяла она. – Грязная! Грязная! Грязная!
Лаки подскочила и отшлепала девочку.
Несколько секунд Бриджит смотрела на нее в ужасе, а затем громко и фальшиво разревелась.
– Прекрати, – сказала Лаки. – Зря стараешься.
Бриджит моментально прекратила плач.
– Я ненавижу грязных черномазых, – упрямо сказала она.
– А почему? – спокойно поинтересовалась Лаки.
– Потому что... Потому что... – хорошенькое личико девочки сморщилось в задумчивой гримаске. – Потому что мама их тоже ненавидит! – торжествующе объявила она.
– Не слишком хорошее объяснение.
Бриджит засунула палец в рот.
– Так только маленькие делают! – воскликнула Лаки.
– Я не маленькая! И могу делать что захочу.
– Грязная маленькая свинья, – поддразнила ее Лаки. – Грязная! Грязная! Грязная!
Бриджит скривилась.
– Я тебя ненавижу, – заявила она.
– Ничего подобного, – небрежно отмахнулась Лаки. – Ты просто меня не понимаешь.
Бриджит убежала на другой конец бассейна, где сидела и вязала няня Мейбл.
– Избалованный ублюдок! – пробормотала Чичи.
– Скорее, заброшенный ублюдок, – заметила Лаки. – Я не заметила, чтобы ее мать уделяла ей хоть чуточку внимания. Только потискает иногда, как щенка. Девочка явно требует заботы о себе.
– Я бы о ней позаботилась, – сердито буркнула обычно добродушная Чичи. – Я бы ей всыпала по заднице!
– Я уже всыпала. Но это не помогло. Ей нужно, чтобы ее любили.
Лаки припомнила свое собственное детство. Она-то знала, что такое одиночество и отсутствие любви, и хотя не верила в психоанализ, но предвидела, что, если Бриджит кто-нибудь не поможет, девочку ждут трудные времена.
Ленни появился ближе к ленчу. Они обменялись жгучими взглядами, но сразу за ним следовала Олимпия. Казалось, та чувствовала разлитое по воздуху электричество и стремилась не допустить вспышки. Олимпия поприветствовала Лаки, послала Бриджит воздушный поцелуй и направилась на верхнюю палубу.
– Пойдем, – позвала она мужа.
– Я искупаюсь перед ленчем, – сказал он.
– Потом искупаешься, – нетерпеливо приказала Олимпия.
– А я хочу сейчас.
– Ну хорошо. Побыстрее.
Олимпия исчезла из виду.
Ленни посмотрел на Лаки:
– Как ты себя чувствуешь?
Она вернула ему взгляд и утонула в его ленивых зеленых глазах.
– Нормально.
Он быстро оглядел бассейн. Две няни и двое детишек.
– Кажется, я скучаю по тебе, – проговорил он очень спокойно.
Бриджит вылезла из бассейна и подбежала к нему. С видом собственницы она прижалась к Ленни своим мокрым тельцем.
– Ты любишь черных людей? – спросила она громко.
Чичи с ненавистью глянула на нее.
Ленни моментально разобрался в ситуации.
– Я люблю зеленых людей, оранжевых людей, толстых людей, худых людей. Конечно, и черных тоже. А ты?
– Не знаю. – Уголки ее рта опустились. Она надеялась, что он ее поддержит. – Ты умеешь плавать под водой? А меня научишь? – попросила она.
Он взглянул на Лаки. Та играла с Роберто в мелкой части бассейна.
– Пошли, красавица, – заявил он и подбросил Бриджит в воздух. – Я научу тебя превращаться в рыбку. Идет?
Девочка взвизгнула от радости, высвободилась и, подняв множество брызг, плюхнулась в воду.
– Скорее! – скомандовала она. – Скорее! Ну скорее!
Он прыгнул головой вниз с бортика, проплыл под водой и вынырнул рядом с Бриджит. Она залезла ему на плечи и он прокатил ее вдоль всего бассейна.
– И меня! – закричал Роберто. – Меня! Меня тоже!
Ленни ссадил Бриджит и водрузил на ее место Роберто.
– Осторожнее! – взмолилась Лаки.
– Эй, леди, – подмигнул он. – Я мастер в общении с детьми.
Их глаза встретились, и тепло пробежало между ними.
Снова Лаки растерялась, не понимая, что происходит. В основе ее отношений с Ленни лежит секс – чистый секс, и только. И тем не менее почему она умирала от желания увидеть его? Почему ее била мелкая дрожь?
Он не в ее вкусе. Он не Марко. У него волосы грязно-белого цвета, он походит скорее на Редфорда, нежели на Эль Пачино. У него глаза зеленые – убийственно зеленые.
Она смотрела, как Ленни играет с детьми. Они заходились от смеха, а он поровну делил свое внимание между ними. Роберто неудержимо смеялся, когда Ленни подбрасывал его в воздух. Лаки заметила, что Димитрию вечно не хватало времени заняться сыном. Но на мадам Ферн он всегда находил время.
Она помрачнела. Из всех сделанных ею ошибок то, что она вышла за Димитрия, было, наверное, самой большой.
Погода в праздничный вечер стояла волшебная. Чистое звездное небо, ни ветерка, ни дождинки. Яхта в гирляндах разноцветных фонариков выглядела восхитительно. На нижней палубе для сотен гостей приготовили круглые столики, украшенные свежими цветами. На верхней палубе оркестр из пяти музыкантов наигрывал баллады и мягкий рок.
Перед самым приездом гостей с берега Димитрий торжественно преподнес Лаки подарок – прямоугольную кожаную шкатулку, отделанную изнутри плюшем и украшенную фирменным знаком ювелирной фирмы «Ван Клиф и Арпелс». В шкатулке покоилось великолепное ожерелье из белого золота, усеянное бриллиантами чистой воды и мерцающими изумрудами, а рядом – такие же серьги.
– Замечательно, – проворковала графиня, кое-что понимавшая в драгоценностях.
– Какая прелесть, – вздохнула Сьюзан и подумала, что рядом с этим подарки Джино кажутся дешевой бижутерией.
– О-о! Класс! – выдохнула Флафф.
– Как красиво! – воскликнула Лаки, вынимая ожерелье из шкатулки. – Спасибо, дорогой. – Она чмокнула Димитрия в щеку.
Он улыбнулся избранному обществу свидетелей.
Франческа мрачно блеснула глазами.
Олимпия надулась.
Затем пришел черед других подарков. Пара массивных серебряных рам для картин от графини и Сауда. Дорожные часы чистого золота от Дженкинса и Флафф. Уродливая шелковая рубашка, на несколько размеров больше, чем надо, от Фернов. Ничего от Олимпии. Кашемировый свитер от Сьюзан и маленькая кожаная коробочка от Джино.
– Так, купил кое-что на свой вкус, – смущаясь, пояснил он. – Если не понравится, можешь не носить.
Она медленно открыла коробочку. Много лет Джино даже не вспоминал о ее днях рождения. Внутри лежала брошь в форме пантеры, инкрустированная бриллиантами с включением рубинов и изумрудов. Она никогда не видела такой тонкой работы. Очень оригинальная и абсолютно в ее стиле.
– Мне очень нравится, – нежно сказала она, особенно обрадованная тем, что он сам ее выбрал. – Просто замечательно! Мне правда очень нравится! – Она крепко обняла его.
– Я люблю тебя, дочка, – ровным голосом проговорил он. – С днем рождения!
Скоро начали подходить катера с гостями. Большинство приехали с подарками, которые образовали огромную кучу. Ее предстояло разобрать позже.
Одетая в ярко-алое длинное шелковое платье с разрезом спереди, украшенное новыми ожерельями и брошью-пантерой, загорелая, с собранными на голове волосами, Лаки излучала таинственность. Она подходила то к одной, то к другой группе гостей. Играя отведенную ей роль – миссис Станислопулос до кончиков ногтей, – Лаки знала, что это положение недолговечно.
Ленни держался в тени и наблюдал. Фантазия обернулась реальностью, которая глубоко запала ему в душу.
Он настиг Лаки в баре и влез в скучную беседу, которую она вела с разодетой в пух и прах блондинкой, увешанной бриллиантами по меньшей мере на миллион.
– Я скучаю по тебе, – шепнул он.
По ее телу пробежал холодок предчувствия. Блондинка деликатно удалилась.
– Я озабочен, одинок и сбит с толку, – продолжил он. – И ты не поверишь – по-моему, я влюблен.
– В кого-нибудь из моих знакомых?
Он прикоснулся к ее руке.
– А что ты чувствуешь?
– Что я замужем, – ровным голосом ответила она. – А ты – женат.
– Я расстанусь с Олимпией, – быстро проговорил он, – как только вернусь домой. А как насчет вас с Димитрием?
– Не знаю, – сказала она честно.
– Что ты имеешь в виду – не знаешь? Ты же собираешься с ним развестись, не так ли?
Ей не понравился его вопрос. Какое ему дело?
– Кажется, я не говорила, что планирую какие-то шаги в этом направлении, – холодно бросила она.
Он брезгливо дотронулся до ее ожерелья.
– Полагаю, после таких стекляшек действительно трудно отвечать.
Она вдруг взорвалась.
– Уж не намекаешь ли ты, что я живу с ним из-за денег?
– Предложи какое-нибудь более правдоподобное объяснение.
– Пошел к черту!
Он решил смягчить ее.
– Если только с тобой вместе.
Но Лаки не захотела идти на попятную:
– Проваливай, идиот!
Их разговор прервало появление Олимпии. Щеки ее пылали румянцем, груди вываливались из отрытого желтого платья, в котором она походила на перезревший банан. К тому же она накачалась наркотиков, но не подобрела. И напилась, но не развеселилась.
– Вы, похоже, нашли общий язык, – промурлыкала она. – О чем беседуете?
– Так, о пустяках, – отозвался Ленни.
– Она обозвала тебя идиотом. – Маленькие глазки Олимпии горели ревностью. – Ничего себе пустяки.
– Я неудачно пошутил.
– Ты всегда неудачно шутишь.
– Большое спасибо.
– Ты жалкий комик. Ты его когда-нибудь видела, Лаки? Он бездарь. – Она хихикнула.
– По правде говоря, – по неясной ей самой причине Лаки бросилась ему на выручку, – я была на его концерте и он показался мне очень талантливым и ни на кого не похожим.
– Где это ты его видела? – Вскинулась Олимпия.
– Некогда мне принадлежал отель в Лас-Вегасе, «Маджириано». Ленни выступал у нас.
– Так, значит, вы уже встречались.
Они оба ответили одновременно.
– Да, – сказала Лаки.
– Так, мельком виделись, – сказал Ленни.
– И чем занимались, трахались? – рыкнула Олимпия с пьяной прозорливостью.
– Ты не в себе, – быстро проговорил Ленни, обняв ее за плечи.
Она стряхнула его руку.
– Не надо разыгрывать из себя заботливого муженька только потому, что я угадала. Весьма вероятно, что ты действительно ее трахнул. Как я понимаю, она спала с любым, кто носил штаны и двигался.
– По-моему, это скорее к тебе относится, – ледяным тоном сказала Лаки.
– Мне никогда не приходилось ни за кем бегать, – заявила Олимпия. – Я помню, когда мы обе во Франции удрали из школы, никто на тебя даже не смотрел. Ты себе не смогла бы найти пария, даже если бы тебе пришлось встать ради этого на голову.
– А я и не знал, что вы вместе учились, – вставил Ленни, надеясь сменить тему.
– Заткнись, идиот, – яростно прошипела Олимпия. – Мне ведь позволено называть тебя идиотом? – саркастически спросила она. – Или такой привилегией обладает только маленькая Лаки Сант?
Он смерил ее взглядом более красноречивым, чем любые слова, и ушел.
– Ну? – воинственно спросила Олимпия у Лаки. – Так ты с ним трахалась?
– Даже если и так, – холодно произнесла Лаки, – тебе я бы не рассказала. И если и нет – тоже. – Она повернулась к ней спиной и растворилась в толпе гостей.
– Сука высокомерная! – крикнула Олимпия ей вслед. – Да я все о тебе знаю! Я знаю, откуда ты вышла. Не думай, что можешь задурить мне голову своими штучками. Ты всего-навсего уличная шпана, как и твой бандит-папаша.
– Олимпия! – Резкий голос, тяжелая рука. – Не позорься. Иди в свою каюту и возвращайся только тогда, когда придешь в себя. – Лицо Димитрия представляло собой маску гнева. Он подозвал слугу. – Проводите мисс Станислопулос в ее комнату. Поите ее кофе, пока она не протрезвеет. Я не потерплю подобного поведения.
Олимпия безропотно подчинилась. Ей требовалось больше, нежели «косячок» и несколько бокалов шампанского, ей требовался кокаин, и очень сильно.
В Нью-Йорке стояла жара. По улицам толпами бродили туристы, а постоянные жители спасались только благодаря кондиционерам. Контора Майерсона, Лейкера и Брандо находилась в угрюмом доме на Парк авеню. Стивену предоставили большой угловой кабинет со всеми удобствами – холодильником, телевизором с видеоприставкой, стереопроигрывателем и магнитофоном. «Надо иметь возможность и отдохнуть тоже, – благодушно заметил Джерри. – Я считаю, что в хорошей рабочей обстановке и работается лучше». Его собственный кабинет скорее напоминал жилую квартиру. Там имелась даже небольшая соблазнительная спальня на тот случай, если он захочет остаться на ночь.
– Ты же знаешь Джерри, – усмехнулся Сэм Лейкер, один из партнеров. – Она ему нужна на всякий случай.
– На случай чего? – не понял Стивен.
– На случай, если вдруг потребуется развлечь какую-нибудь клиентку, – многозначительно подмигнул Сэм.
Стивен отметил про себя разительное отличие новой конторы от его прежнего места работы в качестве помощника окружного прокурора. Что ж, сейчас все изменилось. Он теперь делает деньги точно так же, как и Джерри. К чертям благотворительность.
Его первой клиенткой стала Мэри Лу Мур. Она оказалась симпатичнее, чем на экране телевизора. Черные волосы ниспадали до пояса, на лице сияли карие широко поставленные глаза и ослепительная улыбка. Ее сопровождали мать, тетя – она же ее менеджер – и приятель, белый парень с кудрявыми волосами и привычкой надувать пузыри из жвачки.
После короткой предварительной беседы Стивен пришел к убеждению, что Мэри Лу ничего не скажет в присутствии своего эскорта.
– Я хотел бы поговорить с Мэри Лу наедине, – объявил он.
Мать посмотрела на тетю. Тетя посмотрела на приятеля. Все они посмотрели на Мэри Лу, которая утвердительно кивнула. Когда за ними закрылась дверь, Стивен произнес:
– А теперь рассказывайте.
Она поежилась, пытаясь держаться спокойно. Но когда начала припоминать унижения, бессильную ярость и отчаяние, вызванные публикацией фотографий, то тут же превратилась в угловатого подростка.
– Негодяям, которые выпускают такие журналы, такие штучки спускать нельзя. Конечно, в первую очередь мне самой не следовало сниматься, но мне тогда было только пятнадцать, и я всего-навсего развлекалась со своим парнем – откуда я могла знать, что он их сохранит и продаст? – Она упрямо выпятила подбородок. – Я намерена подать в суд.
– Потребуется время.
– Наплевать.
– Их адвокаты предпримут ответные шаги. Они попытаются любыми способами вас опорочить.
– Я готова ко всему.
– Последуют задержки, отмены заседаний – а в конце концов вам придется обратиться в суд.
– Чего я и хочу.
– Мы начинаем путешествие. И, сев в поезд, уже нельзя будет передумать и сойти.
– Начинайте!
После ее ухода он взял в руки пресловутый журнал – глянцевую порнографическую дешевку под названием «Кончай!». Мэри Лу было отведено шесть страниц. Фотографии делал явно не профессионал, но кем бы ни был тот, кто снимал пятнадцатилетнюю девчонку, потрудился он на совесть.
Стивен узнал имя ее прежнего дружка, издателей и распространителей журнала. Насколько он мог судить, она имела неплохие шансы на успех в судебном процессе.
Анна Робб трудолюбиво выстукивала на пишущей машинке. Она уже закончила четыре главы «Кэрри Беркли о красоте и стиле». Дела шли неплохо.
Она зевнула и потянулась. «Определенно настала пора устроить перерыв», – решила она и направилась в гостиную квартиры на Манхэттене, которую делила со своим любовником. Он спал на кушетке, не сняв очки с носа и рассыпав по полу лист рукописи.
Она подобрала их и бережно разбудила его.
– Я заснул, – прокомментировал он очевидный факт.
Анна взглянула на часы «Картье», купленные им для нее в качестве рождественского подарка и с удивлением увидела, что уже за полночь.
– Поздно, – сказала она, – сварить какао?
Он встал с кушетки.
– Лучше ничего и не придумаешь.
– Иди ложись, я принесу.
– И не забудь шоколадное печенье.
– Как можно?
Он смотрел по телевизору окончание «Ночного шоу», когда Анна вошла в спальню с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки с какао и коробка английского печенья.
– Я работала над книгой Кэрри Беркли, – сообщила она.
Он открыл коробку.
– Ну и как идут дела?
Она присела на краешек кровати – маленькая, похожая на птичку женщина с некрасивым лицом и теплой улыбкой.
– Очень хорошо. Я полагаю, книгу ждет успех.
– Надеюсь.
– Но хочу тебе кое-что сказать.
– Что?
– Под всем этим блеском и позолотой прячется какая-то тайна.
Он не сводил взгляда с телевизора.
– В самом деле?
– О да. Определенно, – кивнула Анна. – Кэрри Беркли могла бы рассказать действительно интересную историю. Ты же знаешь, какой у меня нюх на такие вещи.
Он откусил кусочек печенья.
– Ты настоящий Шерлок Холмс.
– Нет. Но у меня хорошо развит инстинкт. К тому же я умею читать между строк и восстанавливать пропущенные страницы.
Она замолчала, с интересом глядя на экран, где дрессировщик демонстрировал ведущему Джимми Карсону какое-то маленькое, но шустрое животное.
– Я бы предложила ей написать автобиографию. А ты как считаешь?
– Давай сперва посмотрим, как пойдет книга о красоте.
– Думаешь, она станет прилагать большие усилия, чтобы помочь нам рекламировать книгу?
– Понятия не имею.
Анна тонко улыбнулась.
– Ты мог бы убедить ее. Ты ей нравишься.
– Что ты хочешь сказать?
– Снова мой знаменитый инстинкт. Она спросила меня, женат ли ты. Я ответила, что ты живешь с женщиной. – Она мягко рассмеялась. – Но не стала уточнять, что со мной.
– Ерунда. С чего ты взяла, что я ей нравлюсь?
Анна с удивлением подняла бровь.
– Уж не затронула ли я ненароком взаимную симпатию?
Он смешался.
– Ты иногда ведешь себя как дура. Ей, наверное, уже под семьдесят.
– И тебе тоже, – напомнила Анна.
– Глупости, – пробурчал он.
– Я рада, что ты так считаешь.
Анна допила какао и пошла в ванную готовиться ко сну. Фред Е.Лестер невидящими глазами смотрел на экран телевизора, не замечая смешных трюков, которые проделывали мистер Карсон и веселая обезьянка. Его мысли парили в давнем, давнем прошлом.
У Фредди, яснолицего и разговорчивого студента колледжа, наступила пора каникул. Ему хотелось выпить и повеселиться, и его приятель, Мел Уэбстер, нашел для него девушку. Ее звали Кэрри, и она была очень красивая – и черная. Фредди шокировало то, что ему придется провести время с чернокожей. Его семья происходила с юга страны.
– Господи! – прошептал он Мелу. – Так она же – шоколад.
– Ну и что, – ответил Мел. – Ты что, никогда не слышал о шоколадном пудинге?
«А почему бы и нет? – подумал Фредди. – Почему бы и нет?»
Дальше он мало что помнил. Череда ночных клубов, море выпивки. Предвкушение ночи с цветной. Шампанское лилось рекой, и все здорово напились.
Следующее воспоминание... Они с Мелом и с девчонкой Мела едут на квартиру. Оказываются на большом чердаке, оборудованном под жилье, с кроватью в каждом углу. Мел и девица сразу же устроились на одной из кроватей и приступили к делу, а Фредди рухнул на другую и заснул. Казалось, прошло всего несколько минут, как он заснул, а его растолкала Кэрри. Она была такой хорошенькой, а ему так хотелось! Так почему же не заняться тем же, что и Мел с подружкой?
Она отчаянно сопротивлялась, но он был сильнее и одолел ее. Она лежала под ним, совершенно беззащитная. Он понимал, что насилует, но не остановился. Ну и что такого? Она получает то, чего в глубине души сама хочет, – чего хотят все женщины.
Потом она потребовала денег. Он разозлился, швырнул ей все, что имел при себе, взял ключи от машины спящего Мела и неверной походкой пошел прочь.
Улицы были пустынны, и он хотел поскорее добраться до дому и смыть с себя запах черномазой суки. Он несся сломя голову, не думая ни о ком, на повороте выскочил на встречную полосу и лоб в лоб врезался в грузовик.
Очнулся он через несколько месяцев в больнице, где выходил из коматозного состояния. Его лицо, испещренное ужасными шрамами, напоминало подробную дорожную карту. Но его родители могли себе позволить самую дорогую пластическую операцию. Много месяцев он провел то дома, то в больницах – и постоянно перед ним стояло лицо Кэрри. Он изнасиловал ее – и потому наказан.
С тех пор его жизнь переменилась.
Прошли годы. Фредди женился на хорошей женщине, которая родила ему двух прекрасных детей. Он организовал издательскую фирму и с течением лет сумел стать одним из самых преуспевающих издателей Нью-Йорка. Как-то в 1960 году на благотворительном балу он увидел ее, Кэрри. Несмотря на шикарное платье и ухоженный вид, на дорогую прическу и бриллианты на шее и в ушах, он узнал ее сразу же. Чувство вины вернулось к нему с новой силой. Он молил Бога, чтобы она его не вспомнила. Не вспомнила.
Он испытал огромное облегчение. – Кэрри понятия не имела, что он и есть тот сопляк, который так мерзко обошелся с ней много лет назад. Потом, на досуге, он понял, что она никак не могла бы узнать его. Пластические операции значительно изменили его облик, к тому же прошло двадцать лет. Ее он вспомнил только потому, что лицо Кэрри огнем отпечаталось в его памяти.
Он выяснил, кто она такая, и не мог удержаться от того, чтобы не следить за ее жизнью по публикациям в «Вог», «Харпер Базар» и в «Вуменс Веа Дейли». Кэрри оказалась личностью. Он радовался за нее.
Его жена скончалась от рака в 1973 году. Дети выросли, нашли себе подходящие пары и зажили каждый своей собственной жизнью. Он остался один и мучился одиночеством до тех пор, пока в один прекрасный день в его контору не пришла Анна Робб, чтобы взять у него интервью. И вот уже два года они живут вместе. Их не связывает страстная любовь – какая страсть в его возрасте. Но они вполне совместимы.
Когда Кэрри снова вошла в его жизнь, он испытал потрясение. Он и не предполагал, что когда-нибудь вновь увидит ее. С течением времени ее имя сошло со страниц газет и журналов. Насколько он помнил, последний раз она упоминалась в связи с разводом. А потом – ничего.
Он вспоминал тот день сорок два года назад. «Так она же – шоколад», – сказал когда-то он – вернее, глупый, предубежденный, упрямый мальчишка. Как все изменилось с тех пор.
Анна утверждает, что он нравится Кэрри. Так ли это?
Если она когда-нибудь узнает, кто он на самом деле, она его проклянет.
Джино уехал первым. Он попрощался на следующее утро после дня рождения Лаки, сославшись на срочные деловые обязательства.
Сьюзан предпочла остаться.
– Ты не возражаешь? – спросила она тоном заботливой женушки.
– Давай развлекайся, – ответил он, предвкушая свободу.
Они договорились встретиться в Лос-Анджелесе через десять дней.
Он долетел до Парижа, там пересел на «Конкорд», следующий в Нью-Йорк, где заказал свой привычный номер в «Пьере». Первым делом Джино позвонил Пейж в Лос-Анджелес.
– Садись на первый же самолет и дуй сюда, – приказал он.
– Не дури.
– у меня для тебя есть подарок.
– Какой?
– Кое-что вкусненькое.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты всего-навсего грязный старикашка?
Он ухмыльнулся.
– Первый же самолет.
– Джино!..
– Не заставляй меня мучиться.
– Только если ты пообещаешь помучить меня!
– Слово даю.
Она перезвонила через час.
– Прилечу в среду.
– Что-то долго.
– Не ной. У меня есть дела, не говоря уж о муже и семье.
Он связался с Костой в Майами.
– Давай встретимся.
– А что случилось? – встревожился Коста.
– Я в Нью-Йорке. Прекрасно себя чувствую. Хотелось бы посмотреть на знакомые лица.
– А где Сьюзан?
– Осталась на яхте Станислопулоса. Она там счастлива.
– А Лаки?
– Приедет завтра. Минуточку. – Он положил трубку и впустил горничную, принесшую сочный бифштекс, жареную картошку, шоколадный торт и мороженое – все то, что ему строго-настрого запрещала Сьюзан, постоянно кудахтавшая о холестерине и диете. Потом снова взял трубку и продолжил разговор с Костой: – Давай, приятель. Мы отлично проведем время.
Коста обрушил на него поток жалоб.
– У меня артрит, боль в суставах, мне надо подлечить десны...
– Потом как-нибудь развалишься на части. Неужели я так часто прилетаю в Нью-Йорк?
– Возможно, смена обстановки на несколько дней пойдет мне на пользу? – задумчиво протянул Коста. – Да, я приеду. Почему бы и нет?
Джино съел бифштекс, всю до последнего ломтика картошку, мороженое и торт. Потом удовлетворенно рыгнул и заснул на диване.
Еще один день обмена долгими многозначительными взглядами с Ленни – и Лаки поняла, что ей пора исчезнуть.
Возможно, когда она не будет видеть его ежедневно, ее перестанет так тянуть к нему. Господи! Неужели это только от сексуального голода?
Но она знала, хотя и не хотела признавать, что тут дело не тольков сексе. Она имела массу возможностей наблюдать за ним и нашла, что он забавен, добр и очень хорош как с Роберто, так и с Бриджит. По его давнему выступлению в «Маджириано» она помнила, что он к тому же на редкость талантливый и умный комик.
Что свело его с Олимпией? Он слишком умен, чтобы мириться с ее фортелями. Но даже умные люди порой попадают впросак. Однако он достаточно сообразителен, чтобы долго оставаться в дураках.
Лаки знала, что и ей самой надо выпутываться.
– Мы с отцом должны заняться кое-какими семейными делами, – объявила она Димитрию. – Подписать кое-какие бумаги и так далее, – пояснила она туманно. – Мне нужно поскорее в Нью-Йорк.
Он кивнул, думая о другом. Франческа разозлилась на него за бриллиантовое ожерелье и серьги, которые он подарил Лаки, и теперь ему предстояло тактично преподнести темпераментной актрисе никак не меньший подарок.
– Поступай как знаешь, – сказал он.
– Роберто останется здесь вместе с Чичи, – решила Лаки. – Возможно, я обернусь за несколько дней.
На самом деле она отнюдь не собиралась возвращаться. Бороздить Средиземное море на борту плавучего дворца вовсе не являлось для нее идеалом приятного времяпрепровождения, особенно в компании людей типа Сауда Омара и Дженкинса Уайлдера. Она терпеть не могла эту породу. Богатые, могущественные шовинисты. Она их за милю угадывала.
«Так как же ты вышла замуж за одного из них?» Димитрий казался не таким. К несчастью, только казался.
Лаки не стала обременять себя долгими прощаниями.
Вряд ли кто-нибудь, кроме Роберто и Чичи, будет по ней скучать. И еще Ленни, но их связь она не собиралась продолжать. Опасная территория. Олимпия и так ее ненавидела. Она не хотела еще более накалять обстановку.
– А где Лаки? – спросил Ленни за обедом.
– Какое тебе дело? – огрызнулась Олимпия. Все время после скандала на дне рождения она пребывала в дурном расположении духа.
Он пожал плечами.
– Никакого. Просто спросил.
– У нее дела в Нью-Йорке, – пояснил Димитрий.
– Какие еще дела? – фыркнула Олимпия. – Еще одно платье надо купить?
Димитрий взглядом заставил ее замолчать.
После обеда состоялось обычное обсуждение, кто чем хочет заняться.
– Пошли танцевать, – предложила Олимпия, глотнув бренди и мечтая о кокаине, чтобы снять нервное напряжение.
– Я бы предпочла игорный дом, – объявила графиня.
Итак, они разбились на две группы. Сауд, графиня, Дженкинс Уайлдер, Димитрий, Франческа и Сьюзан решили отправиться в казино. А Ленни оказался в компании Олимпии и Флафф, возжаждавших танцев. Алису и Горация не пригласили ни те ни другие.
– Ты устал, – заявила Франческа своему смиренному мужу. – Иди отдохни.
– Мы с вами выпьем по рюмочке на сон грядущий, Гораций, – сказала Алиса и многозначительно подмигнула.
– Приглядывайте за моей куколкой, – поручил Дженкинс Ленни и сунул несколько тысячефранковых банкнот в подставленные с готовностью руки жены. – На тот случай, если тебе понадобится попудрить носик, киса.
– Спасибо, папочка, – пропищала она.
Целый кортеж «кадиллаков» ожидал их на берегу, чтобы отвезти, куда им заблагорассудится.
– К «Реджине», – приказала Олимпия.
И они оказались в «Реджине» – элегантном ночном клубе на самом берегу моря.
– Мисс Станислопулос! – промурлыкал метрдотель. – Добро пожаловать. Рады снова видеть вас здесь.
Им дали, как понял Ленни, самый лучший столик.
– Будем танцевать, – заявила Олимпия и устремилась на площадку.
– Вперед! – подхватила Флафф, эдакий ребеночек в обтягивающих сатиновых брючках и в открытом топе, вернее, с открытой грудью.
Они начали танцевать под музыку Стиви Уандера. Ленни механически делал нужные движения, думая совсем о другом – о Лаки, о том, как его тянет к ней. Надо сказать Олимпии, что их женитьба – ошибка. Она и сама должна все понимать. У них столько же общего, сколько у «харлея давидсона» с «роллс-ройсом». Возможно, лучше вообще ничего не говорить – просто улететь в Лос-Анджелес на съемки «Ночного шоу» и не вернуться.
За Стиви Уандером последовал темпераментный Род Стюарт, после чего они вернулись за столик.
Вокруг Флафф начали увиваться два ухмыляющихся итальянца. Она, похоже, вовсе не возражала – напротив, поощряла их влажными улыбками и визгливым хихиканьем. Один из них пригласил ее на танец, и она устремилась на площадку, как птичка, выпущенная из клетки.
– По крайней мере хоть кому-то весело, – со значением проговорила Олимпия и отправилась разделить «понюшку» со своей знакомой, костлявой красоткой в сетчатом платье.
– Где купить кокаину? – спросила она девицу, принадлежавшую к английской аристократии.
– Понятия не имею, милочка. Я себе немножко купила вчера у какого-то довольно занятного типа у казино. Спроси Мак-Гинесса, он всегда в курсе.
Мак-Гинесс оказался довольно жалкой, хотя и знатного рода, личностью, к тому же заикой. Он проводил Олимпию к своему источнику, молодому владельцу фабрик одежды из Англии с проволочными волосами, крошечными пронзительными глазками и простонародным говором. Они справили свое дело в укромном уголке – и именно оттуда она увидела вошедшего Флэша.
О... аура poк-звезды! Не для них обыкновенное появление. Им нужно внимание, толпа, побольше шума. Флэш не являлся исключением. Он был весь в черной коже и развевающихся, хотя и довольно потрепанных, белых шелковых шарфах. Свои длинные волосы он окрасил в иссиня-черный цвет (седина не мила сердцу рок-звезд). В ухе у него обязательно красовалась золотая серьга – только одна, – а зубы выглядели даже хуже, чем всегда.
Олимпия только взглянула – и сердце у нее оборвалось.
Флэш задержался в дверях дискотеки ровно столько, сколько требовалось, чтобы плебеи осознали, что он почтил их своим присутствием.
Если бы проводились соревнования под лозунгом «Я могу узнать знаменитость на расстоянии не меньше двадцати футов», местный диск-жокей числился бы на них среди фаворитов. Он тут же вырубил сестер Пойнтер и поставил самый знаменитый хит Флэша «Беспечная леди», написанный в середине шестидесятых, когда тот жил с бывшей монашенкой.
– Флэш! – воскликнула Олимпия.
Но ее голос был не одинок. Половина присутствовавших дам выдохнули такое же взволнованное «Флэш!»
– Да, да, да, вот он, мой дорогой! – возрадовался производитель одежды, чье истинное призвание лежало в области распространения наркотиков. Он сунул в карман деньги Олимпии и рысью побежал к своему герою, который – он знал – будет тратить, тратить и тратить.
Олимпия нахмурилась: Флэш явился не один. На одной его руке висела блондинка, а на другой – брюнетка, обе богатые фанатки, которых Олимпия знала и терпеть не могла.
Жены нигде не просматривалось.
Она выпятила грудь (Флэш питал слабость к пышным бюстам), дождалась, пока он усядется, и направилась к его столику.
– Ну что ж, – выдохнула она. – Вот мы опять и встретились.
Он смерил ее настороженным взглядом налитых кровью глаз.
– Привет, дорогая, – пробормотал он наконец, не осознав, кто именно перед ним.
– Ну и как семейная жизнь? – спросила она саркастически. – Паршиво, надеюсь!
– Ничего себе! Так это ты! Пупс! – прокудахтал он. – Никак еще поправилась на пару фунтов, а?
Автоматически она втянула живот.
– Ты груб, как всегда, – бросила она. – На себя посмотри – прямо ходячий мертвец.
– Привет, Олимпия, – сказала блондинка, вцепившись в руку Флэша, будто он – спасательная лодка.
Олимпия удостоила ее мимолетным кивком.
Брюнетка, завладевшая другой его рукой, молчала. Она заметила в зеркале собственное отражение и теперь любовалась своей яркой красотой.
– Я думал, что ты притащишься сюда еще раньше, – весело заметил Флэш. – Мы вроде собирались на корыто твоего старика.
– Ты опоздал на яхту, – величественно заявила Олимпия. – На ней мы с моим мужем.
– Ты говоришь... ну прямо как королева, – крякнул Флэш.
– А где юная женушка? – спросила Олимпия, и ткань на груди ее платья опасно натянулась.
– Перестань, бэби, – запросто отмахнулся Флэш. – Я не люблю, когда мне напоминают о прошлом.
– Но ты женат, не так ли? – настаивала она.
– Ага. А ты теперь тоже завела себе старика, так что мы квиты. Верно?
– Давай потанцуем, Флэш, – попросила блондинка, проводя аккуратными алыми ноготками по его затянутой в кожу ляжке.
– Не здесь, киса, – ответил он голосом, в котором звучало: «Разве ты не знаешь, что звезды рока ничего не делают в общественных местах за бесплатно?»
– Тогда где? – логично поинтересовалась она.
– Хочешь ширнуться, Флэш? – спросил фабрикант одежды, вне себя от счастья, что находится так близко от своего кумира. – За счет фирмы.
Он попытался отпихнуть Олимпию в сторону, но она стояла как скала.
Флэш встал.
– Что бесплатно, то по мне. Простите, детки, нам надо прогуляться.
Он широким жестом обнял за плечи своего нового друга, едва державшегося на ногах от восторга, и оба удалились в мужской туалет.
– Черт! – прошипела Олимпия.
Ленни наблюдал за происходящим из противоположного конца зала. И ничего не испытывал. Да и с какой стати?
Скоро от его союза с мисс Станислопулос останется лишь воспоминание. И чем скорее, тем лучше.
По прибытии в Нью-Йорк, Лаки первым делом позвонила Джино.
– У меня есть сюрприз для тебя, дочка, – сообщил он. – Приезжай в «Пьер» к пяти тридцати.
Во вторую очередь она позвонила своим адвокатам и расспросила о земельной сделке в Атлантик-Сити. Все шло как надо: еще несколько подписей – и желанная недвижимость перейдет в ее собственность.
Она пребывала в восторженном состоянии. Теперь-то начнется самое интересное. Создавать новый отель с ноля – трудная, изнурительная, но в конечном итоге благодарная задача. Уж она-то знает – она уже строила «Маджириано».
О... работа!
Лаки чувствовала себя готовой. Слишком долго она бездельничала. Полностью погрузиться в проект – вот что ей сейчас нужно. Тогда она сможет отвлечься от мыслей о Димитрии и его не столь уж невинном романе. И перестанет думать о Ленни, с которым явно перешла все границы. Теперь, когда она вырвалась с яхты и обрела возможность смотреть на вещи трезво, ей стало ясно, что связь с Ленни – чистое безумие. Он женат на Олимпии – уже достаточная причина, чтобы держаться от него подальше. Но он к тому же и не просто минутное увлечение. У нее было чувство, что он – именно тот человек, который может заставить ее забыть Марко...
И что, если действительно заставит?
Нет, спасибо. Она больше не желала испытывать подобных переживаний. Они несли с собой слишком много боли. Лучшее, что она могла сделать – это забыть Ленни Голдена. Именно так она и собирается поступить.
Через три часа она явилась в «Пьер». В последний раз Лаки навестила Джино в его любимом номере нью-йоркского отеля в тот вечер, когда ее брат Дарио погиб на улице от пули неумолимого убийцы.
В лифте мужчина в темно-сером костюме поинтересовался, не манекенщица ли она. Лаки смерила его долгим холодным взглядом.
– Нет, – медленно процедила она. – А вы?
Он смешался: Ему было пятьдесят два года, и его дети уже подросли. Как у нее хватило наглости спросить, не манекенщик ли он? Ну и нахальная девица. Он вышел на четвертом этаже, больше не произнеся ни слова.
Джино обнял ее и подмигнул.
– Как в добрые старые времена, а? – Он ухмыльнулся. – Посмотри, кто у меня есть для тебя?
– Дядя Коста! – радостно воскликнула Лаки. – Что ты здесь делаешь?
Они обнялись, и Коста объяснил, каким настойчивым бывает порой Джино.
– Поездка в большой город – не такая уж плохая идея, – признался он. – И как я мог устоять перед возможностью увидеться с тобой.
Она засмеялась счастливым смехом.
– Дядя Коста, ты просто замечательный сюрприз!
Но сюрпризы еще не кончились. Джино решил устроить для старых друзей обед в итальянском семейном ресторане в Куинсе. Присутствовали Альдо и Барбара Динунцио – она маленькая и хрупкая, а он жирный и благодушный, как обленившийся кот. Еще их взрослые дети с супругами, плюс целый выводок внучат. Другие шестнадцать человек гостей сидели вокруг стола, пили дешевое красное вино, отдавали должное восхитительной пицце, за приготовлением которой Барбара лично присмотрела на кухне (ресторан принадлежал ее кузену), и завершили пир «спумони», любимым мороженым Джино.
Лаки уже много лет не видела никого из приглашенных.
Джино тоже, и за столом царило дружелюбие и веселье.
– Я очень хочу, чтобы вы увидели моего сына Роберто, – гордо объявила Лаки Барбаре. – Он великолепен, восемнадцати месяцев от роду и просто великолепен! Вот сами посмотрите!
Старая женщина, знавшая и любившая мать Лаки, крепко пожала ее руку.
– Как жаль, что здесь нет Марии, – печально проговорила она. – Она была такая красавица. И такая добрая. Нам всем так ее не хватает.
– Эй! – воскликнул Джино, заметив тень, набежавшую на лицо Лаки. – Мы сейчас разговариваем о настоящем, а не о прошлом. Стоит вам взглянуть на Роберто, и вы поймете, что он истинный Сантанджело. Он похож на меня как две капли воды.
Лаки прогнала прочь грустные воспоминания и улыбнулась. Ей нравилось, когда отец хвастался Роберто.
– у него мои глаза, мои волосы, – не унимался Джино. – Верно, Лаки? Верно, дочурка?
Она дотронулась кончиками пальцев до брошки в форме пантеры, которую он подарил ей. Со дня своего рождения она постоянно ее носила, в то время как бриллианты Димитрия пылились в сейфе.
– Да, папа, – нежно сказала Лаки. – Твоя точная копия.
Позже, по дороге в отель, Джино предложил:
– Хочешь подняться ко мне? Пропустим по рюмочке на ночь.
Лаки с радостью согласилась.
После того как Коста ушел к себе, отец и дочь заказали бренди и уселись на уютном диване в гостиной номера Джино.
– Здорово все прошло, – заметил Джино. – Надо почаще вот так собираться.
Лаки кивнула в знак согласия и несмело прикоснулась к его руке.
– Знаешь, когда Барбара заговорила о Марии,.. о маме... – она запнулась, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами.
Джино понял.
– Мы никогда об этом не говорили, верно, дочь?
Она покачала головой и шепнула:
– Никогда.
Он встал и подошел к окну. Потом повернулся и посмотрел на нее.
– Твоя мать была самой доброй и самой красивой женщиной на свете, – сказал он хрипло. – Она любила тебя, и меня, и твоего брата. Она всех нас слишком сильно любила. Когда они убили Марию, они вырвали мне сердце. Ты понимаешь, дочурка?
Так вот оно, объяснение Джино, почему он долгие годы избегал своих детей. Перепоручил их нянюшкам, гувернанткам и учителям пансионатов. Он решил, что если его любовь убивает, то, чтобы не потерять их, надо давать им поменьше любви.
Как он ошибался!
Но теперь его ошибка – в прошлом.
Лаки встала с дивана, подошла к отцу и крепко обняла его.
– Расскажи мне о маме. Я хочу знать все. Пожалуйста. Сделай ее снова частью моей жизни.
Джино не пришлось просить дважды. Долгие годы он держал под спудом свои чувства, и как хотелось ему наконец-то поговорить о Марии и о самом счастливом времени своей жизни.
Часы летели незаметно, и Лаки вышла из отеля уже на рассвете. У нее слегка кружилась голова, но она чувствовала себя такой счастливой. С пятилетнего возраста она не знала матери. И теперь мать снова вернулась к ней. Джино поделился с ней бесценными воспоминаниями. Марии нет больше, но они навсегда сохранят память о ней.
– С возвращением в Город ангелов, – торжественно произнесла Джесс. Она встретила Ленни в аэропорту с лимузином и представителем туристического агентства, который провел Ленин через таможню, как будто той и не существовало.
– Здорово быть звездой, а? – спросила она, когда они устроились на заднем сиденье лимузина. – Ну и как поездка? Нормально?
– Кажется, я влюбился, – заявил он и взял сладкую булочку и стакан апельсинового сока, лимузин был хорошо оборудованный.
– Гм-м... – небрежно бросила Джесс. – Естественная реакция на прелести медового месяца.
– Да не в Олимпию, балда.
– А, понимаю. Так, значит, ты не любишь свою жену, и следовательно, я – балда. Что еще скажете новенького, мистер Очарование?
Он полез за сигаретой и обезоруживающе ухмыльнулся.
– Не сердись на меня. Мне нужны утешение и совет.
– Которого ты не послушаешь.
– Как хорошо ты меня знаешь. – Он наклонился и включил встроенный телевизор. – Ты можешь мне не верить, но я встретил ту единственную женщину, с которой хотел бы провести всю оставшуюся жизнь.
– Только не говори мне, что Иден проникла на яхту и увела тебя прямо из-под хорошенького носика греческой принцессы.
– Иден! – презрительно засмеялся он. – Кто такая Иден?
Джесс вздохнула.
– Твоя любовь навек. Не припоминаешь?
– Разве я тебе не говорил? Я на пороге новой жизни.
– С греческой принцессой или без? – Она выдержала многозначительную паузу. – Ее-то ты помнишь? Ну та, на которой ты женился.
– А можно аннулировать брак? – с надеждой в голосе поинтересовался Ленин.
– Ты спал с ней?
– Ну конечно.
– Тогда, если только она не заявит обратное, у тебя нет ни малейших шансов.
Он переключил программу телевизора и потянулся за другой булочкой.
– Истинная любовь, похоже, не сказалась на твоем аппетите, – сухо заметила Джесс.
– Я волнуюсь.
– По поводу «Ночного шоу»? Мне не терпится послушать твой новый материал. Исаак придет чуть попозже. Я подумала, что ты захочешь проверить текст на нас.
– Нет у меня никакого нового материала.
– Что-о?!
Он проглотил булочку, полностью игнорируя ее негодование.
– По-моему, ты не поняла, – серьезно продолжил он. – Я хочу развестись. Моя семейная жизнь окончена. Финито. Капут. Вообще не понимаю, как ты позволила мне совершить такую глупость. Наверное, ты...
– А ну, постой! – возмущенно затараторила Джесс. – Как я позволила тебе совершить такую глупость? Я пошла спать – ты пошел трахаться. Я проснулась – ты уже женат. Меня как-то не было поблизости, чтобы остановить тебя.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Я люблю тебя, Джесс. Как твои дела? Как вы с Маттом, нашли наконец общий язык? И вообще, что тут творилось в мое отсутствие?
Она бросила на него убийственный взгляд.
– Знаешь, ты все-таки ненормальный.
– В том-то и секрет моего успеха.
Друзья замолчали. Иногда Джесс думала, что знает Ленни лучше, чем кто-либо другой. А иногда ей казалось, что, она совсем его не понимает: Вот он спросил о Матте. А интересно ли ему на самом деле? Вовсе нет. Наплевать ему.
Впрочем, и рассказывать тоже практически нечего. Матт вел себя с ней как с сестрой – она больше не притягивала его.
Последнюю ночь в Вегасе она провела со старым дружком.
Скука. Скука.
По крайней мере, выглядит Ленни прекрасно, но на душе у него явно скребут кошки. Лучше держать выпивку от него подальше.
– А молодая знает, что получила отставку? – Спросила она.
– Я ей еще не говорил.
– Устроит скандал?
– Ну, не думаю, что она зажжет свечи и начнет плясать от радости. – Ленни помолчал. – Но, с другой стороны, сердце я ей не разобью – только оскорблю ее самолюбие. Она по-прежнему увлечена Флэшем.
Джесс оживилась.
– Ты видел Флэша? – с восторгом переспросила она.
– Видел, нюхал дурной запах у него изо рта, любовался его еще более дурными зубами и забалдел от наркотиков, только подышав воздухом недалеко от него.
– О! Ты видел Флэша!
– Говорю тебе – в нем нет ничего особенного.
– Ну конечно. Как будто мы не торчали под его музыку дни напролет, когда учились в школе.
– Это ты торчала, – поправил Ленни. – Мне только нравилось, как он играет на гитаре и держит мелодию.
Джесс начала хихикать.
Ленни тоже не удержался.
– Ну и в кого ты влюбился на сей раз, придурок? – нежно спросила она.
– В Лаки Сантанджело, – ответил он, став вдруг совершенно серьезным.
Она широко раскрыла глаза от удивления.
– Ты меня разыгрываешь?
Ленни схватил третью булочку.
– Я серьезен, как никогда.
После отъезда Джино, Лаки и Ленни жизнь на борту «Грека» претерпела некоторые незначительные изменения. Сьюзан теперь и шагу не ступала, не получив одобрения и разрешения от графини.
Димитрий, считавший, что возобновление его романа с Франческой прошло никем не замеченным, позволил себе расслабиться и стал проводить в обществе переменчивой актрисы практически все свободное от сна время. И несвободное – тоже.
Присутствие Горация представляло собой определенное неудобство, которое они оба старались не замечать. Алиса утешала его как могла, и он впервые за последние четыре года переспал с женщиной. Франческа ему таких вещей не позволяла. Горация она держала для того, чтобы он организовывал ей жизненные удобства и вел ее дела.
Олимпия оставалась на яхте еще ровно час после отъезда Ленни. Затем она позвонила на виллу Флэша.
– А ну дуй сюда, и поживее, – приказал он. – Да прихвати хлеба, у нас здесь вечеринка.
Вечеринка продлилась три дня. Олимпия провела их с Флэшем. Она только не знала, как сказать Ленни, что между ними все кончено. Возможно, не стоит и беспокоиться. Пусть об этом думают адвокаты – она достаточно хорошо им платит.
Флафф заявила, что пошла за покупками, а сама сбежала в Портофино с одним из тех итальянцев, с которыми познакомилась в «Реджине». Дженкинс нанял частных детективов, и, когда те ее нашли, послал за ней одного из своих охранников. Она вернулась – надутый, обиженный подросток. Вскоре супруги вернулись в Техас.
Бриджит пыталась утопить Роберто в его ванночке. Чичи поймала ее на месте преступления и шлепала до тех пор, пока та не разревелась.
Два дня спустя Бриджит подошла к дедушке и пожаловалась, что противная черная няня Роберто прикоснулась к ней «вот здесь».
Димитрий, слишком увлеченный своим бурным романом, чтобы заниматься домашними проблемами, поручил няне Мейбл разобраться в ситуации. Няня Мейбл, опьяненная долгожданной властью, двадцать благословенных минут шлепала Бриджит.
– А если ты побежишь жаловаться к дедушке, – пригрозила она, – я тебе еще всыплю.
Чичи нашла наказание слишком суровым, но держала рот на замке и не сводила глаз с Роберто.
Как-то в бесконечно долгий и жаркий день, когда все, кроме графини, отправились на берег, Сьюзан пробралась к ней в каюту и голая легла на кровать. Через несколько минут вернулась графиня и удовлетворила ее так, как раньше удавалось только Пейж Вилер.
Сьюзан закрыла глаза и насладилась каждой минутой.
Прикосновение женской руки так деликатно. Она сомневалась, сможет ли вообще когда-нибудь вынести рядом с собой присутствие Джино.
Капитан и миссис Пратт видели все, слышали все и делали вид, что ничего не происходит.
Погода на юге Франции стояла прекрасная. Летний круиз Димитрия Станислопулоса удался на славу. Впрочем, как всегда.
Пейж не без труда, но все же сумела вырваться в Нью-Йорк по неожиданно свалившимся делам. Слава Богу, Райдер никогда не вел себя как собственник – работа занимала его целиком. Если уж он заключал сделку, все остальное отступало на второй план. Поэтому, когда Пейж сообщила ему, что должна лететь в Нью-Йорк на встречу со знаменитым дизайнером мебели из Италии, он огорчился только из-за того, что под вопрос встал обед, который они давали в честь Витоса Феличидаде. Испанский певец создавал все новые проблемы вокруг предложенного ему контракта. Он хотел получить право утверждать сценарий, исполнителей других ролей, содержание рекламных текстов.
– Я думаю, он скоро потребует, чтобы я согласовывал с ним, когда мне ходить в туалет, – мрачно объявил Райдер.
Запустить финансируемую Боннатти картину оказалось труднее, чем соблазнить епископа. Любой продюсер на его месте стал бы нервничать. Райдер рассматривал предстоящий обед как возможность примирить оскорбленные самолюбия и наконец вывести чертов фильм на финишную прямую.
– Отложи поездку, – потребовал он.
– С удовольствием бы, – соврала она. – Но не беспокойся ни о чем. Я прослежу, чтобы все прошло как надо.
В конторе тоже пришлось изворачиваться. Дела шли хорошо, и она назначила много переговоров. Пейж обладала своеобразным стилем и как раз сейчас вошла в моду. Она позвонила Ирвин Стролл, своей близкой подруге и коллеге, и попросила взять себе семейную пару из Бразилии, которая собиралась переехать в город и не имела никакого имущества, кроме денег. Ирвин с радостью согласилась помочь.
К счастью, оба ее сына-тинейджера путешествовали с рюкзаками по Франции. Эта поездка должна принести им пользу. Пусть узнают, что жизнь состоит не только из роскошных лимузинов и блеска Беверли-Хиллз.
Она отправилась в путь утром в среду, не совсем понимая, почему предстоящая встреча с Джино Сантанджело так ее волнует.
В самолете Пейж сидела рядом с молодым актером, снявшимся в новом телесериале, обладателем великолепной фигуры. Некогда он представлял бы собой интересную задачу – как скоро ей удастся уложить его в постель? Но сейчас ее это не занимало. Ей хотелось поскорее очутиться рядом с Джино.
– Стареешь, – сказала она самой себе. Но почему-то совсем не огорчилась.
Лаки и Пейж понравились друг другу с первого взгляда.
Джино привел ее с собой на обед и объявил:
– Пейж – наш со Сьюзан старый друг из Калифорнии.
«Вот как? – подумала Лаки. – Рассказывай». Она хорошо помнила ловеласа Джино. Сьюзан наложила на него узду. Теперь в его глазах вновь играли знакомые огоньки.
Обедали они в «Элайн», одном из лучших ресторанов Нью-Йорка, если вы хотите развлечься и поглазеть на людей. Сама Элайн, смуглая интересная дама, знавшая всех и вся, лично отвела их к столику в глубине зала.
Пейж помахала рукой какому-то знакомому писателю, а Бобби Зарем, живая легенда среди специалистов по связям с общественностью, подошел к ним и поздоровался.
Получился замечательный вечер – из тех, когда за столом царит беззаботный смех и все довольны и веселы.
– Кто она? – спросила Лаки, когда Пейж отлучилась в дамскую комнату.
– Ну вроде как лучшая подруга Сьюзан, – виновато пряча глаза, пояснил Джино.
– А поменять местами их нельзя?
Он едва сдержал усмешку.
– Не умничай, детка.
– А я и не умничаю. По-моему, я делаю одно из самых толковых в моей жизни предложений. А ты как считаешь, дядя Коста?
Коста кивнул, от души наслаждаясь игрой.
Они засиделись у «Элайн» до полвторого ночи, а потом отправились по домам.
Прежде чем все встали из-за стола, Лаки заметила, как рука ее отца легла на бедро Пейж. Он по-прежнему оставался в седле. Она любила его за это. Вообще вся неделя в Нью-Йорке прошла великолепно. В Атлантик-Сити поставили все нужные печати и подписи. Предстояли встречи с архитекторами и строителями. Она со страстью вновь окунулась в бизнес и наслаждалась вовсю.
В квартире ее ждали три записки, нацарапанные тонким почерком дворецкого: «Мистер Голден просил перезвонить ему». И номер телефона в Лос-Анджелесе.
Лаки скомкала бумажки и швырнула их в корзину для мусора. Олимпия нашла его первой, и она, Лаки, не станет вмешиваться.
«Но ты уже вмешалась «.
«Нет».
«В самом деле? А как это называется?»
«Мимолетная интрижка».
«Не ври».
Она вытащила скомканные записки из корзинки и расправила их. Ее рука уже висела над телефоном, когда он зазвонил.
Она знала, чей голос сейчас услышит, и не сразу решилась снять трубку.
«Ты вмешалась «.
«Нет».
– Алло?
– Лаки?
– Кто говорит?
– Только не надо этих штучек – «кто говорит?» Я в Лос-Анджелесе. Завтра я участвую в «Карсон шоу». Можешь прилететь?
Лаки потянулась за сигаретой и заметила, что ее рука дрожит мелкой дрожью.
– Хватит жить в выдуманном мире, Ленни. Это было... – она тщетно подыскивала слово и, не найдя, удовлетворилась определением «мимолетное удовольствие». – Теперь все позади. Забудь. Я забыла.
Он не обратил внимания на ее увещевания.
– Я скоро свяжусь с адвокатом. Если Олимпия согласится, мы просто признаем наш брак недействительным.
На миг перед мысленным взором Лаки возникло лицо Олимпии. Никогда теперь им не стать снова друзьями.
– Ты слышишь? – настаивал он.
Лаки вздохнула.
– Делай что хочешь.
– Так я и поступлю. А ты?
Она глубоко вздохнула.
– В данный момент я приступаю к новому проекту. Я строю отель в Атлантик-Сити. Для такого дела потребуется все мое время и энергия.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Я не слышала никаких вопросов.
– Ну что ж, слушай. Ты собираешься разводиться с Димитрием?
Лаки не устраивало, как складывался разговор. Кто он такой, чтобы допрашивать ее?
– А почему бы тебе не оставить меня в покое? – устало проговорила она. – Сейчас я не хочу усложнять свою жизнь, а ты как раз добавляешь мне трудностей. Еще раз прошу – оставь меня в покое.
Она положила трубку, глубоко затянулась сигаретой и, когда телефон зазвонил снова, не стала обращать на него внимания.
В номере «Пьера» Джино и Пейж знакомились заново.
– Выше, – скомандовала Пейж.
Джино провел языком повыше.
– Нежнее, – попросила она.
Он ослабил давление.
– Еще – взмолилась она.
Он погрузил лицо в ее горячую сочную плоть и весь отдался наслаждению.
К глубокому возмущению Джесс и Исаака, Ленни не имел нового материала для «Ночного шоу».
– Какого черта ты делал на этом проклятом корыте? – восклицала Джесс. Затем припомнила имя его последней пассии и заткнулась. Лаки Сантанджело. С ума сойти! Лаки Сантанджело. Леди-босс. Пусть Ленин звезда, но тут он явно взялся рубить сук не по себе. Совершенно не по себе.
– Она и есть та самая девушка, которую я тогда встретил в казино, – исповедовался он. – Помнишь? Я рассказывал тебе. Та, что выставила меня.
– И уволила.
– Ну и что?
– Да ты что, придуриваешься? – вскинулась Джесс. – Ты чуть не сбесился от злости, что тебе указали на дверь.
– Но в итоге это мне пошло на пользу, разве нет?
Джесс покачала головой.
– Господи. Ну что я тебе могу сказать? Лаки Сантанджело имеет... связи. Она играет в игры с большими ребятами. Ее отец известен всем. Джино Сантанджело – он мафиози.
– С тех пор сколько лет прошло?
– Какая разница?
– Нет, продолжай, – настаивал он. – Ты же такой крупный специалист по семейству Сантанджело. А разница большая, потому что сейчас он всего-навсего жизнерадостный старикашка, женатый на вдове знаменитого артиста.
Джесс не уступала.
– Поверь мне, Ленин. Послушай меня. Несколько лет назад Лаки Сантанджело была замешана в деле об убийстве.
– Каком еще убийстве?
– Ну, в результате все замяли. Но ходили слухи, что застреленный ею человек приходился ей крестным отцом.
– Не надо пересказывать слухи – давай факты.
– Она прикончила его из его собственного пистолета выстрелом в мошонку, если ты уж так настаиваешь, что-то в этом роде. Потом объявили, что он пытался ее изнасиловать, но по городу распространился слух, что на самом деле она ему отомстила. Он стоял за убийствами ее брата и любовника.
– Любовника?
– Да, одного красавчика по имени Марко. На вид – типичный персонаж фильма о гангстерах.
– И что с ним случилось?
– Ему прострелили голову на автомобильной стоянке у «Маджириано». Я уже шесть месяцев там работала и прекрасно все помню. Мы все тогда здорово перепугались – решили, что начинается большая война между кланами. Но обошлось. Лаки уехала на некоторое время, и все мало-помалу стихло. Отелем стал управлять Энцо Боннатти – тот самый тип, которого она вскоре пристрелила.
Ленни помолчал, усваивая новую информацию. Он не знал, верить Джесс или нет. Она обладала богатым воображением.
– Матт знает всю правду, – добавила Джесс. – Только вряд ли он расскажет. Дела гангстеров в Вегасе покрыты мраком, о них никто не распространяется.
– Спасибо за увлекательный экскурс в жизнь Лаки Сантанджело. Однако ты ничего не изменила. Мои чувства к ней остались неизменными.
– Боже! Ты рассуждаешь, как наивная деревенщина. Что с тобой случилось? Что за идиотские причуды? Где тот прежний Ленни Голден, который просто трахался себе и не забивал голову всякими глупостями? В чем дело?
– Знаешь что, Джесс? Ты мой менеджер, и тебя никто не просил совать нос в мою личную жизнь.
Они обменялись гневными взглядами, и каждый остался при своем мнении.
Наконец состоялось «Ночное шоу». Ленни выступил хорошо – не так хорошо, как мог бы, но Джонни он, похоже, понравился. Когда Ленни отработал свой эпизод, Джонни предложил ему сесть с другими гостями программы, и они поболтали. Ведущий был сама любезность и после окончания шоу пригласил Ленни выступить еще.
– Ты не ударил в грязь лицом. Они в восторге, – радовалась Джесс на обратном пути. – Кого Джонни приглашает присесть с ним, тот может не сомневаться – он в полном порядке.
Ленни слушал вполуха. Он гадал, видела ли Лаки шоу, и надеялся, что видела.
Их разделяло только несколько часов лету, но он безумно скучал.
Лаки устроилась за рабочим столом Димитрия, чтобы довести до конца кое-какие планы,. связанные с отелем «Сантанджело». Она надела наушники плейера и включила Исаака Хайеса, одного из ее любимых певцов в стиле «соул». Он идеально подходил к ее настроению, его глубокий и выразительный голос передавал все те чувства, которые она сама испытывала.
В одиннадцать тридцать Лаки посмотрела на телевизор и машинально включила его.
– А вот и Джонни! – объявил знакомый голос Эда Макмохана.
Джонни Карсон, самый знаменитый человек на американском телевидении, предстал перед камерами и вступил в шутливую перепалку с собравшимися в студии.
Лак и взяла бокал и уселась перед телевизором. Посреди монолога Джонни она щелкнула выключателем.
Через пять минут она снова включила телевизор.
Стоит ли смотреть выступление Ленни Голдена?
А что тут такого?
Когда он наконец появился, его встретила буря оваций. Очевидно, Алиса недаром говорила, что он хорош.
Так оно и оказалось. Его острый, ироничный ум находил отклик у каждого. И ещё он прекрасно выглядел.
Лаки закурила сигарету и в задумчивости выпустила колечко дыма.
Ленни Голден.
Нечто большее, нежели мимолётная интрижка.
На следующий день после шоу Ленни, к неописуемой ярости Джесс, отменил свой концерт в одном из клубов и улетел в Нью-Йорк. Он остановился в отеле «Регент» и позвонил Лаки.
– Я здесь, и нам необходимо поговорить, – заявил он.
– Нет. Ничего не выйдет, – ответила она.
– Не надо меня мучить. Просто пообедай со мной, и всё.
– Но зачем? Это ничем хорошим не кончится.
– Затем, что я хочу, чтобы ты, глядя мне в глаза, подтвердила, что между нами больше никогда и ничего не произойдёт. И тогда я оставлю тебя в покое. Даю слово.
Лаки не знала, что сказать.
– Ну как, договорились? – настаивал он.
– Не знаю…
– Эй, ты же хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, так? Я ведь действительно могу довести тебя до белого каления звонками, письмами и цветами. Я могу постоянно ошиваться вокруг твоей квартиры и всячески усложнять твою личную жизнь – понимаешь? – Он помолчал. – На вашем месте, мадам, получив такое заманчивое предложение, я бы пулей прилетел. – Он выждал долю секунды, чтобы она могла решиться.
– Итак – когда за тобой заехать?
– Из этого не выйдет…
– …ничего хорошего, – закончил он за нее. – Жди меня в восемь тридцать.
Лаки начала было возражать, но он повесил трубку прежде, чем она успела сказать что-то членораздельное.
Лаки Сантанджело достанется ему, и ничто его не сможет остановить.
Франческа Ферн восприняла новый брак Димитрия Станислопулоса как личное оскорбление. При любой возможности она возвращалась к этой теме, причем чем меньше оставалось времени до конца круиза, тем горячее становились ее упреки.
– Какое унижение! – жаловалась она во время неизменной партии в триктрак. – Весь мир знает, что ты любишь именно меня. И вдруг ты женишься на этой... этой... особе. Что, по-твоему, я должна испытывать? Ты меня выставил на посмешище всем.
Он наклонился и погладил ее рыжие жесткие волосы. Потом его рука скользнула за ворот ее низко вырезанного платья и остановилась на груди с твердыми сосками.
– Очаровательно, – пробормотал он.
Форма ее груди напоминала ему об африканке, чью фотографию он видел когда-то в «Нэшнл Джиографик». Ничто не действовало так возбуждающе, как возможность впиться поцелуем в ее соски.
Она отбросила его руку.
– Черт побери, Димитрий! – сверкнула она глазами. – Разве моей любви тебе казалось недостаточно?
Димитрий быстро перешел в оборону.
Я женился на Лаки ради ребенка, – в сотый раз пояснил он.
Да. А теперь ты должен с ней развестись, – объявила Франческа тоном, не терпящим возражений.
Не думаю, – ответил Димитрий. – Она нам не мешает. Она очень независима и, честно говоря, дорогая, в твое отсутствие я испытываю нужду в женском обществе.
Она не женщина! – ядовито бросила Франческа. – Она дешевка! Не знаю, как ты вообще мог до нее дотрагиваться. Она плебейка. Цыганка. У нее такой вид, будто она всегда грязная.
Франческа не любила, когда ей перечили.
– Довольно! – резко прервал ее Димитрий. – Я никогда не критикую эту жалкую болонку, твоего мужа.
– Неудивительно. Все эти, годы Гораций был очень понимающим человеком.
– Понимающим. Еще бы! Он же ничтожество без капли мужества. Насекомое, не заслуживающее внимания.
Она поджала ярко-алые губы.
– Пошел ты к дьяволу. Тебе нужно только мое тело. Ты мною пользуешься, и тебе наплевать на мои чувства.
Димитрий хохотнул.
– Тобой, пожалуй, попользуешься, Франческа.
Она вскочила из-за стола. Высокая, ширококостная, мускулистая.
Ты прав, – вскричала она. – Никто и никогда не сможет пользоваться Франческой Ферн, даже наш великолепный грек, Димитрий Станислопулос, – издевательским тоном продолжала она, – со всей своей властью, всеми своими деньгами. Димитрий Станислопулос, готовый умереть ради меня, но отказывающий мне в одной-единственной маленькой просьбе.
А как насчет моей просьбы? – прогремел он. – Сколько лет я умолял тебя освободиться от Горация и выйти за меня. Я и просил, и угрожал – делал все, что может сделать мужчина. И ты еще смеешь говорить об унижении? Это я унижен. Ты предпочла остаться с таким ничтожеством, когда могла бы стать миссис Станислопулос. Черт побери, Франческа!
Разведись со своей цыганкой, а там посмотрим, – многозначительно промурлыкала она.
Нет, – ответил Димитрий, отталкивая в сторону доску для триктрака и вставая. – Ты разведись с Горацием, а там посмотрим.
Не шантажируй меня, – взвилась она. – Не смей шантажировать Франческу Ферн!
Это не шантаж, а элементарная самозащита, – парировал он твердо.
Она внимательно посмотрела на своего любовника.
Очень хорошо, – драматично заявила она. – Время пришло.
Для чего?
– Для того чтобы мы были вместе, как ты всегда хотел.
– И ты разведешься сГорацием?
– Я подумаю.
Димитрий стукнул кулаком по столу.
– Черт возьми, женщина! Да решайся ты наконец.
В ее глазах блеснула молния, когда она откинула назад копну своих рыжих волос.
– Да, – проговорила она. – Я решусь.
Графиня сжала руку Сьюзан.
– Прощайте, дорогая, – сказала она. – Или лучше – до свидания, ведь мы, конечно, встретимся когда-нибудь.
Графиня пахла духами «шанель». У нее была гладкая кожа и недовольный рот с опущенными уголками. В молодости она, очевидно, отличалась необыкновенной красотой. Теперь же в ней осталась только порода. Рядом с ней Сьюзан чувствовала себя наивной молоденькой девушкой – впервые за последние тридцать пять лет.
– Если будете в Беверли-Хиллз, обязательно звоните, – вежливо попросила Сьюзан, в глубине души надеясь, что этого не случится.
– Беверли-Хиллз, – улыбнулась графиня. – Родео и киношники. – В ее устах это прозвучало как нечто неприличное.
—И еще арабы, – ядовито добавила Сьюзан. Графиня оказалась снобом. И, по мнению Сьюзан, еще и извращенкой. После их первого восхитительного свидания графиня предложила позвать еще и своего масляного дружка – араба. Сьюзан была шокирована.
– Конечно, нет, – сказала она, и с тех пор графиня обращалась к ней с раздражающей снисходительностью.
Сьюзан подумала о Пейж. Как ей хотелось поскорее увидеть ее! Пейж никогда не предложила бы «групповуху».
На яхту вернулась Олимпия, счастливая и одуревшая от наркотиков. Димитрий был слишком занят, чтобы что-нибудь заметить. Франческа согласилась обратиться к своему адвокату в Париже и обсудить с ним детали развода с Горацием. А потом они скажут ему. Вдвоем.
Олимпия чмокнула Бриджит в щечку и мысленно прикинула, сколько дней осталось до начала занятий в школе-интернате в Англии. Какая все-таки тяжелая ответственность – растить дочь. Не будь Бриджит, она могла бы делать все, что ей вздумается. Олимпии никогда не приходило в голову, что она всю свою жизнь как раз и делала все, что ей вздумается.
Флэш улетел в Германию записывать пластинку. Через неделю они договорились встретиться в ее нью-йоркской квартире. Жизнь вернется в нормальную колею. Секс, рок-н-ролл и наркотики.
Как хорошо все складывалось. Флэш ни разу не упомянул о своей юной жене, лишь однажды небрежно взмахнул рукой и сказал:
– Ошибка, киска. Она нам не помешает.
Олимпия думала о Ленни таким же образом – тоже ошибка. Теперь, когда она вернула Флэша, надо избавиться от Ленни. Он – очень далеко, в Калифорнии. Нет проблем.
– В конце недели Франческа собирается на денек в Париж, – мимоходом заметил Димитрий за обедом. – Ее доставит мой самолет.
Гораций все свое внимание сосредоточил на тарелке с крабами, твердо решив не замечать тот факт, что его мир стоит на гране краха. На яхте остались только Ферны и Олимпия, не считая двух детей и их нянюшек.
– Замечательно! – воскликнула Олимпия. – Я тоже полечу. Мне надо денек побегать по магазинам.
– А мне можно с тобой, мама? – попросилась Бриджит, которой в качестве поощрения позволили пообедать вместе со взрослыми.
– Не говори глупости, дорогая, – пропела Олимпия.
Но почему? – не отставала девочка.
Потому, – туманно ответила Олимпия.
Бриджит засунула палец в рот.
– Мама, ну пожалуйста, – запищала она.
Нет, – отрезала Олимпия. – Нет, и точка.
Ребенок сверкнул глазами.
Я ненавижу тебя! – завопила она неожиданно, заставив всех вздрогнуть. – Я тебя ненавижу! Большая толстая корова!
Бриджит! – прогремел Димитрий, – Как ты смеешь так разговаривать с матерью. Немедленно иди в свою комнату.
Бриджит прикинула, стоит ли связываться с дедом, и решила, что не стоит.
– Но дедушка, я просто очень редко вижу маму, – жалобно пискнула она. – Прости, пожалуйста, я больше не буду. Но почему она меня не берет?
Димитрий повернулся к дочери.
– Еще чего! – фыркнула Олимпия. – Не собираюсь я тащить с собой, ребенка.
Бриджит решила, что несколько слезинок не помешают, и начала хлюпать носом.
Боже! – выдохнула Олимпия и позвонила, чтобы прислали няню Мейбл, которая и увела плачущую девочку.
Свидание. Лаки не привыкла ходить на свидания – они не вписывались в ее образ жизни. «Жди меня в восемь тридцать», – сказал Ленни. Она не давала согласия. Он просто объявил, что собирается сделать, и она не возразила.
А теперь жалела, что смолчала. Ну зачем ей встречаться с ним? У них нет будущего. Она ясно это сознавала. Почему же он не понимает таких простых вещей?
В семь часов Лаки приказала дворецкому говорить, что ее нет в городе. Последующие полчаса она провела, гадая, что в таком случае предпримет Ленни. Возможно, все-таки, лучше встретиться с ним и все поставить на свои места раз и навсегда.
Она отменила свое распоряжение и задумалась что ей надеть. Димитрию нравилось, чтобы она одевалась роскошно, но сама она предпочитала будничный стиль и поэтому остановилась на брюках из мягкой черной кожи и на свободной белой шелковой блузке, которую она туго перетянула поясом. Черные туфли, золотые сережки в форме кольца и брошь-пантера завершили ансамбль. Волосы она распустила по плечам.
К восьми часам Лаки снова передумала. Зачем нужна эта встреча? Он явно не понимал, в какой сложной ситуации они оказались. Наверное, он, как большинство мужчин в подобной ситуации, просто решил, что ему привалило счастье – подвернулась доступная телка, – и он начал действовать. Проклятье! Он задурил ей голову. Ему нужно потрахаться, и все. Она сама ничего для него не значила. Мужчины не в состоянии понять, что женщины могут быть так же свободны в вопросах секса, как и они сами. К чертям Ленни Голдена. Почему она должна с ним встречаться?
Я ухожу – сообщила она дворецкому. – Когда придет мистер Голден, скажите ему, что меня сегодня не будет.
Да, мадам, – ответил дворецкий, не позволяя ни малейшему проблеску любопытства проникнуть сквозь маску английской невозмутимости.
Но куда она отправится? Джино проводит все время в обществе Пейж, а Коста вернулся в Майами.
Может, ей вообще не стоит никуда уходить. Какого черта! Достаточно того, что дворецкий скажет ему, что ее нет.
«Ты боишься встречи с ним?»
«Вовсе нет».
Она налила бокал «перно» с водой и выкурила одну за другой две сигареты.
Я передумала, – заявила она невозмутимому дворецкому. – Когда появится мистер Голден, проводите его сюда.
Да, мадам.
Она нервно прошлась взад и вперед по роскошной гостиной. Роскошной, изысканной, дорогой и наводящей тоску. Если Димитрий рассчитывает, что она будет жить в этой квартире, пускай соглашается, чтобы она сменила обстановку. Ей здесь душно. И вообще, зачем она вышла за него замуж? Зачем он женился на ней? Ведь очевидно, что его сердце принадлежит мадам Ферн с ее лошадиным лицом. Честно говоря, Лаки все равно. Ревность ее не мучает. Димитрий и она вступили в брак по причинам, среди которых не было ни любви, ни страсти. Неужели такова ее судьба? Два мужа, и ни одного из них она по-настоящему не любила.
Она чувствовала себя одинокой и неприкаянной, вся ее жизнь казалась сплошным серым пятном.
«Мой отель наполнит ее содержанием, – подумала она. – Мой отель... мой... и Роберто. Мой чудесный мальчуган».
В дверном проеме выросла фигура дворецкого.
– Мистер Голден, мадам, – объявил он, слегка поклонившись.
Лаки ткнула сигаретой в пепельницу, глубоко вздохнула и с фальшивой вежливой улыбкой повернулась, чтобы приветствовать его:
– Ленни!
Их глаза встретились, и все доводы рассудка испарились из ее головы.
– Привет, моя прекрасная леди! – сказал он, подходя к ней, и взял ее руки в свои.
От его прикосновения слабость охватила ее. Что с ней происходит?
—Не желаете ли чего-нибудь вылить, сэр? – спросил дворецкий, весь заботливость и внимание.
– Водки со льдом, – бросил на него короткий взгляд Ленни.
– Слушаю, сэр.
Ленни усмехнулся.
У меня такое чувство, будто я в музее.
Лаки не смогла сдержать ответной улыбки.
Так оно я есть, – сказала она тихо.
Они молча ждали, пока дворецкий наливал, добавлял и размешивал. Закончив священнодействовать, он вручил Ленни хрустальный бокал и вежливо удалился.
Ленни посмотрел ей прямо в глаза, поднял бокал и произнес:
– За нас. За нашу совместную жизнь. За то, что это обязательно будет.
Вернувшись в Беверли-Хиллз, Сьюзан не нашла там Джино, зато нашла свою дочь Джемму.
– Почему ты здесь, дорогая? – спросила она, пытаясь скрыть раздражение.
Джемма такая неаккуратная девушка. Сьюзан испытала несказанное облегчение, когда та переехала к своему приятелю.
– Мы поссорились, – объяснила Джемма, вгрызаясь в яблоко.
– Надеюсь, ничего серьезного? – переполошилась Сьюзан.
– Все зависит от того, что ты считаешь серьезным, – ответила Джемма и положила огрызок яблока на полированный столик. – Я поймала этого типа, когда он запустил руку под юбку моей лучшей подруги. А трусов на ней не было. К какой категории ты отнесешь сей маленький инцидент?
– Ты уверена, дорогая?
Джемма с удивлением, смешанным с восхищением, посмотрела на мать. Поразительная женщина. Одно слово – неот мира сего.
– Уверена, – спокойно отозвалась она. – Ну и как поездка?
Сьюзан поправила цветы в вазе и с несколько раздраженным видом удалила оттуда увядшую розу.
– Очень мило. Очаровательная компания.
А кто именно? – спросила Джемма, не столько из любопытства, сколько для того, чтобы поддержать разговор. Ведь она вернулась домой и не хотела, чтобы мать начинала ныть на эту тему.
О, Франческа Ферн с мужем, Сауд Омар, – еле заметная пауза. – Графиня Жебровски, Ленни Голден.
Джемма навострила уши.
– Ленни Голден! – воскликнула она. – В самом деле?
Сьюзан закончила возиться с цветами и принялась переставлять безделушки.
Он женат на дочери Димитрия, – пояснила она.
Классный мужик, – вздохнула Джемма.
Какое вульгарное выражение, – поморщилась Сьюзан.
К нему оно идеально подходит, – мечтательно протянула Джемма. – Я могу с ним познакомиться? Ты можешь организовать какой-нибудь обед или что-то такое?
Нет, – отрезала Сьюзан. – Джино еще не вернулся из Нью-Йорка, и я очень утомлена. Мне нужен отдых. Поездка вытянула из меня все силы.
Джемма потянулась к серебряному блюду за следующим яблоком и откусила от него здоровый кусок.
Я не имела в виду прямо завтра, – фыркнула она. – Может, на следующей неделе.
Ты пробудешь еще неделю? – спросила Сьюзан в тайной надежде на отрицательный ответ.
Если эта сволочь не приползет ко мне на коленях и не станет молить о прощении, я смогу пробыть здесь еще год, – улыбнулась Джемма. У нее были очень мелкие, очень ровные и очень белые зубки. – Я вернулась домой, мама. Насовсем.
Джино с сожалением проводил Пейж домой. Несколько дней, проведенные ими в Нью-Йорке, надолго останутся его памяти. Она – женщина в его духе.
При прощании на ее лице играла улыбка удовлетворения. Пейж насладилась его обществом не меньше, чем он ее.
– Я вернусь в Лос-Анджелес через несколько дней, – пообещал он.
– Тогда я закажу наш номер в «Беверли Уилшир», – ласково проговорила она. – Только дай знать, когда именно.
Оба они понятия не имели, куда их заведет этот роман, но ни один из них не собирался давать обратный ход. По возвращении домой Пейж встретил мрачный Райдер.
– В гробу я видел Боннатти, Витоса, поганца Лича и вообще весь их поганый фильм, – объявил он с ходу.
Пейж изобразила из себя заботливую жену.
– Обед не удался? – спросила она.
– Чертов обед до сих пор еще не состоялся! – ощерился Райдер – Мне пришлось отменить заказ у твоих поганых доставщиков продуктов, хотя они все равно пытаются подсунуть мне счет. Витос заболел, Боннатти отозвали из города дела, а Куинну возжа попала под хвост. Я назначил еще один обед, теперь уже на понедельник.
Поставщики те же?
Смеешься, что ли? Теперь в ресторане, у «Чейзена».
Пейж кивнула.
– Правильно. – Она ожидала расспросов о ее поездке, но их не последовало. С чего ей чувствовать себя виноватой, если ему глубоко наплевать?
Сьюзан Мартино Сантанджело трижды звонила в ее отсутствие. Пейж неохотно перезвонила. Ей что-то расхотелось продолжать прежнюю игру. «Я трахаюсь с твоим мужем, но мы все равно можем оставаться лучшими подругами».
Нам надо увидеться, – сказала Сьюзан.
У меня куча дел, – коротко ответила Пейж.
Очень важно, – настаивала Сьюзан, переходя на шепот.
Неужели она узнала? Пейж заколебалась.
– Ну...
Приходи завтра ко мне на чай. В четыре часа.
Ты прямо как англичанка.
– Пожалуйста, приходи.
Пейж вздохнула. Не надо оттягивать неприятные моменты.
– Приду.
Джино рассчитывал, проводив Пейж, провести пару дней с Лаки, а затем уж вернуться на побережье. Но, когда ему наконец удалось дозвониться до дочери, она на ходу объявила ему, что безумно занята, что очень хотела бы встретиться, но сейчас никак не может.
Сказать, что Джино огорчился, значило ничего не сказать. Он рассердился и оскорбился. Он задержался в Нью-Йорке специально, чтобы побыть с дочерью, а ей, видите ли, некогда.
Вот они, дети, с их благодарностью. Что они понимают? Ты посвящаешь им всю жизнь а они не могут выкроить для тебя и минутку свободного времени. Он, разумеется, не стал беспокоить себя воспоминаниями о том, что все предыдущие дни не расставался с Пейж и не имел ни минутки времени ни для кого, в том числе и для Лаки.
– И даже пообедать сегодня вечером не сможем? – возмущенно спросил он в трубку.
Ну ни секунды свободной, – пожаловалась Лаки голосом слишком счастливым для заваленного работой человека.
Ну, хорошо, – ответил Джино. – Я все понимаю, детка.
Но он ничего не понимал. И решил вернуться в Лос-Анджелес пораньше – устроить сюрприз для Сьюзан и Пейж.
С чем сравнить ощущения влюбленного? Пожалуй, с тем, что испытывает человек, попавший под грузовик, но отделавшийся испугом. Щекотание где-то в районе желудка, состояние восторга, моментально уступающее место глубокой печали. Ты голоден, но есть не можешь. Тебе то горячо, то холодно, ты постоянно заведен, полон надежд и энтузиазма, которые вдруг сменяются самым мрачным пессимизмом.
Еще влюбиться – значит быть не в состоянии согнать со своего лица улыбку, любить жизнь с поразительной страстью и чувствовать себя на десять лет моложе.
Любовь никогда не предупреждает о своем приближении. Ты падаешь в нее, будто тебя столкнули с вершины вышки в бассейн. Некогда обдумывать, что же все-таки происходит. Случилось и случилось. Нечто, что вне контроля. Сумасшедшая, захватывающая дух гонка по американским горам, и нет другого пути, кроме как вперед.
Ни Лаки, ни Ленни ничего такого не ожидали. Да, конечно, их влекло друг к другу, их роман закрутился вовсю. Но – любовь?
Да бросьте.
Они – два разумных, независимых, умных человека, немало повидавших в жизни. Оба настроены сделать блестящую карьеру и имеют перед собой четко определенные цели. Лаки надо строить отель, а Ленни намеревается взлететь настолько высоко на вершину славы, насколько возможно.
Взрывоопасная смесь.
И однако... То были две родственные души, наконец обретшие друг друга, два страстных, отчаянных человека, полных неутомимой жажды жизни.
– Так что нам теперь делать? – спросил Лаки после сорока восьми часов, прожитых вместе. Самых чудесных, невероятных сорока восьми часов в ее жизни.
– Нам надо выпутаться из идиотского положения, в котором каждый из нас оказался, а потом совершить нечто совсем уж глупое – например, пожениться, состариться вместе, завести дюжину детишек. Что угодно.
Ленни говорил шутливым тоном, но он не шутил.
Лаки витала в облаках. Она больше не контролировала происходящих событий. И вовсе не беспокоилась по этому поводу. Она замечательно себя чувствовала.
Правда?
Он улыбнулся.
Что угодно.
Перестань так говорить.
А что? Тебя возбуждают мои слова?
Она бросилась на него сверху.
Ты меня возбуждаешь. И еще как.
Со смехом они катались по кровати в ее доме в Ист-Хэмптоне – в доме, некогда принадлежавшем Джино и Марии в те дни, когда Лаки была всего-навсего маленькой девочкой с любопытными глазенками и непоседливым характером.
Ленни наконец поборол ее и улегся сверху.
– Эй, леди, почему ты всегда нападаешь на меня? – потребовал он ответа.
Она высунула язычок и кокетливо провела им по губам.
– Чтобы дать тебе возможность победить, – хрипловато проговорила она. – Мне нравятся победители.
Он впился поцелуем в ее губы, и она потонула в наслаждении его силой, прикосновением его тела и запахом его кожи. Ее бастионы пали. Ленни, с его ковбойской красотой, веселым характером, талантом, любовью к детям, не говоря уж о мужских достоинствах, покорил ее. Никогда раньше она не встречала таких мужчин, и лучше его не было на свете.
Одного-единственного свидания оказалось достаточно. Он заехал за ней в нью-йоркскую квартиру и отвез в китайский ресторанчик, где они пообедали свежеиспеченными булочками, нарезанной мелкими кусочками говядиной со специями и распили бутылку водки. Вежливая беседа длилась ровно десять минут. А затем они стали рассказывать друг другу все о себе, обо всем, что с ними было, – слушали, говорили, не скрывая ничего. Когда ресторан закрылся в час ночи, они еще не наговорились и тогда перебрались в джаз-клуб в Гринвич Виллидж, где нашли приют до четырех утра.
Не хочу домой, – объявила Лаки.
А кто говорит о доме? – переспросил Ленни.
Он отвел ее в забегаловку, чья клиентура состояла в основном из официантов и рабочих ночных смен, открывавшуюся только на рассвете. Там они сидели в уголке, пили кофе чашку за чашкой, а из старого проигрывателя неслись блюзы Билли Холлидея, и размалеванная девица весело отплясывала на крохотном подиуме.
Лаки рассказала ему то, что никогда и никому не рассказывала. О том, как в пятилетнем возрасте нашла обезображенный труп матери. Об отчуждении в отношениях с отцом. О побеге из школы вместе с Олимпией. О женитьбе, к которой ее, шестнадцатилетнюю, принудил Джино.
– Много лет я ненавидела его, – пояснила она. Но знаешь что? Наверное, я всегда его любила.
– Я понимаю, что такое смесь любви и ненависти, – сочувственно произнес Ленни.
И они начали говорить об Алисе, о том, что такое расти с матерью, которой нет до тебя никакого дела.
В восемь утра они остановились у гаража, в котором стоял «феррари» Лаки. Она бросила Ленни ключи и указала дорогу до дома в Ист-Хэмптоне.
То была легкая поездка под запись Отиса Реддинга по полупустым утренним дорогам. В местном супермаркете они купили французские булочки, масло, ветчину и яйца.
Я не умею готовить, – призналась Лаки.
Я умею, – успокоил ее Ленни и прикупил еще грибов и помидоров.
Дом в Ист-Хэмптоне стоял запертый. Домоправительница уехала в месячный отпуск к своей семье в Финляндию.
– Нет проблем, – объявил Ленни, открыл окно в ванной на первом этаже и, как тать, проник внутрь.
Спать им не хотелось, но после завтрака, вполне профессионально приготовленного Ленни, они отправились наверх в большую отделанную ивняком спальню и не спеша, с наслаждением предались любви, как будто в первый раз. А потом заснули, сплетясь в объятиях.
Лаки проснулась, когда наступили сумерки. Ленни спал рядом, раскинувшись. Она осторожно спустилась на кухню, открыла банку консервированного супа и развела его крутым кипятком. Потом включила медленную музыку в стиле «соул'« и вернулась в спальню.
Она разбудила его поцелуем и вручила суп.
– Подкрепись, – с улыбкой пояснила Лаки. – Тебе скоро понадобятся все твои силы.
– Ого! – Он отхлебнул горячего супа. – Ты явно умеешь открывать консервы.
Лаки нежно рассмеялась.
– Ради тебя я научусь готовить.
– В самом деле?
Нет, конечно. Но звучит здорово.
Он поставил чашку и потянулся к ней.
Иди сюда.
Лаки не возражала. Она жаждала его прикосновения. Он заряжал электричеством ее кожу, и каждая его ласка отдавалась приятной дрожью в ее теле.
Они испытывали друг друга, не торопились, сдерживались, проверяя, кто выдержит дольше, прежде чем раствориться в экстазе последнего момента.
Ты удивительная, – искренне воскликнул Ленни.
Да и ты не так уж и плох, – с улыбкой ответила Лаки.
Они разговаривали далеко за полночь. Она рассказала о бегстве Джино и как она взяла в свои руки семейное дело.
Я построила «Маджириано», – заявила она гордо. – В двадцать пять лет, и к тому же женщина. Это было не просто.
Представляю.
Нет, не представляешь. Не все.
– Но могу попробовать.
– Попробуй лучше вот это.
Она хотела почувствовать его у себя во рту. Его напряжение, пульс его мужества. Хотела, чтобы он оказался в ее власти, под ее чарами.
Он стонами выразил свое наслаждение.
Она улыбкой выразила свой триумф.
Он признался в былой страсти к Идеи. Каким банальным все казалось сейчас.
Как она выглядела? – поинтересовалась Лаки.
Худая хищная блондинка.
Ты говоришь о ней, как о птице.
Она была очень красива.
Это важно?
Для меня – нет.
Он раздвинул ее бедра оливкового цвета и погрузил между ними голову. Ее жесткие волосы казались ему шелковыми. Он чувствовал мускусный вкус раздавленных цветов. Горько-сладкий.
Она закинула руки за голову и снова и снова повторяла его имя, пока не кончила, всхлипывая от невыносимого наслаждения, а он, припав к ней, высосал ее досуха.
Потом они спали до утра.
Утром позвонил Джино. Лаки не помнила, что именно отвечала ему. Она не хотела, чтобы реальный мир вторгался в те часы, которые принадлежали только Ленни и ей. Скоро вернется Димитрий, и предстоит многое решать.
Самолет Димитрия нес Франческу и Олимпию в Париж. Франческа глубоко затянулась тонкой черной сигареткой.
Ты никогда не задумывалась о том, чтобы пройти курс инъекций от лишнего веса? – спросила она бесцеремонно. – В Швейцарии есть клиника специально для полных людей.
А! – весело отозвалась Олимпия. – Вы именно там делали подтяжку.
Франческа нахмурилась.
Я никогда не делала подтяжку, – соврала она.
В самом деле? – искренне удивилась Олимпия.
– В самом деле, – твердо ответила Франческа.
Беседа исчерпала себя. Олимпия пожалела, что здесь нет Флэша. Только представить себе – он и Франческа. Вот была бы стычка!
Она подозвала стюардессу, высокую загорелую шведку с ледяной улыбкой. Когда Димитрий летал сам, она делала ему массаж. Олимпия подозревала, что не только массаж.
– Я хочу чего-нибудь в шоколаде, – заявила она. – Что у нас есть?
Желе, пломбир, свежие ягоды.
Земляника?
Черника.
Облейте ее шоколадом. Сойдет и черника.
Шведка одарила ее своей ледяной улыбкой и ушла выполнять заказ.
– Черника в шоколаде, – покачала головой Франческа, обмахивая свой лошадиный фасад франкоязычной копией «Вога». – Ты безнадежна.
Олимпия, абсолютно невозмутимая после хорошей дозы кокаина, улыбнулась.
Далеко не так безнадежна, как некоторые мои знакомые, – сказала она и потянулась за наушниками.
Как культурно, – заметила Пейж, глядя на накрытый Сьюзан стол для английского чаепития.
Тонкие, как бумага, сэндвичи с огурцами, легкие пшеничные лепешки, едва смазанные сливками и джемом, имбирный кекс, чай «Эрл Грей», прозрачные фарфоровые тарелки, чашки и блюдца.
На яхте Станислопулоса чай подавали ежедневно ровно в четыре, – гордо объявила Сьюзан.
Какое, наверное, уютное и милое у вас там было общество. – Ответила Пейж, ничуть не впечатлившись.
Да, чудесное, – вздохнула Сьюзан. Ей очень понравилась поездка. Жаль только, что она не устояла перед извращенными предложениями графини. – Только вот тебя там не было, – добавила она, многозначительно взглянув на Пейж.
Та впилась зубами в сэндвич. Разве она не сказала Сьюзан еще до отъезда, что между ними все кончено? Неужели она не поняла?
– Я скучала по тебе, – продолжала Сьюзан, придвигаясь поближе на бледно-бежевой дамасской кушетке. Она положила руку на плечо Пейж. – Очень-очень.
Тишину дня нарушило гудение пчелы. Пейж заерзала, чувствуя себя крайне неловко. Почему так трудно заканчивать романы? Мужчины, женщины – со всеми приходилось вступать в борьбу.
Она набрала полную грудь воздуха и встала.
– Сьюзан, дорогая, – сказала она, глядя на свою идеально ухоженную светловолосую подругу. – Я знаю, что у нас были хорошие времена – когда-то. – Она подчеркнула слово «когда-то». – Но все течет, все изменяется. При нашей последней встрече я предупредила тебя, что мы с Райдером хотим дать еще один шанс нашему браку.
Ясные голубые глаза Сьюзан, тщательно подкрашенные и подведенные, наполнились слезами.
– Я знаю, знаю, – залепетала она, пытаясь сдержаться. – Но ты нужна мне, Пейж. Ты так много для меня значишь. Мы так много значили друг для друга.
Пейж бросила тревожный взгляд на дверь. Еще не хватало, чтобы домоправительница подслушивала их маленькую сценку.
Сьюзан заметила, куда она смотрит, и встала с кушетки.
– Я их обоих отпустила на сегодня, – сказал она. – Они вернутся поздно вечером. А Джемма уехала в Сан-Франциско. Мы абсолютно одни, – со значением закончила она.
Пейж кивнула. Еще один раз со Сьюзан. Прощальный. Она по-иному все себе представляла, но сойдет и так.
Реальный мир не мог больше ждать. Ленни звала его карьера. И обязательства.
Он позвонил Джесс в Лос-Анджелес и покорно выслушал, как та орет, подобно сошедшему с ума индейцу.
– Куда ты запропастился? – вопила она. – Ты мне обещал, что вернешься через двадцать четыре часа, мать твою. И вдруг исчез, паразит такой. Запись новой серии начинается через два дня. Телевизионщики по стенам бегают, и я тоже. Так где ты есть, Ленни? Черт, у тебя что, вообще нет чувства ответственности?
Успокойся, – попросил он. – Инфаркт схватишь.
Я еще слишком молода для инфаркта, – упрямо отозвалась она. – И ты тоже слишком молод для того, чтобы погубить свою карьеру из-за того, что твой член опять вырвался из-под контроля. Ну что случилось с тем жеребцом, которого я некогда знала и любила!
У тебя прямо-таки золотые уста.
А у тебя деревянная башка.
Теперь, когда мы оба выяснили, кто мы такие, я могу сообщить, что позвонил тебе, чтобы сказать, что вернусь завтра.
Прекрасно. Великолепно. – Она презрительно фыркнула. – И что ты станешь делать? Прямо из аэропорта отправишься в студию?
Ты, кажется, говорила, что у меня есть два дня.
Верно. Сегодня и завтра. В отеле тебя ждет сценарий – почитай в самолете. В студии ты должен быть в понедельник в восемь утра. – Она помолчала, потом добавила: – Ленни.
– Да?
– Я только хотела сказать, что ненавижу тебя.
Он рассмеялся.
А я тебя люблю.
Какая радость, – угрюмо буркнула она.
Он повесил трубку. Лаки, в свободном свитере и гольфах до колен, сидела по-турецки на кровати рядом с ним. Она заплетала волосы в косички. Без макияжа Лаки походила на удивительно красивую шестнадцатилетнюю школьницу.
– Похоже, мир требует нас, – сообщил он.
Она вздохнула.
– Это должно было случиться.
Он остановил ее взглядом.
– Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.
Лаки серьезно кивнула, желая того же, но оба знали, что хотят невозможного. Димитрий скоро вернется вместе с Роберто, и предстоит решить много проблем, прежде чем они смогут прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Много часов подряд они обсуждали свое будущее, но короткое расставание было неизбежно. Она сообщит Димитрию, что все кончено. А Ленни свяжется с Олимпией.
Не хочу оставлять тебя, – сказал он, гладя ее ногу.
А думаешь, мне нравится, что ты уезжаешь? – ответила она искренне.
Ленни обнял ее и начал тихонько баюкать.
Она почувствовала знакомый запах и успокоилась.
Ты дрожишь, – заботливо сказал он.
Она теснее прижалась к нему.
– Холодно.
Мы разлучаемся ненадолго.
Знаю.
Я могу прилететь назад в пятницу после записи. Встретимся здесь же. У нас будет вся суббота и часть воскресенья.
Она мягко рассмеялась.
– Тогда я приготовлю тебе шикарную еду.
Ага. Запасись консервами. Твой картофельный суп не знает себе равных.
Подожди, скоро попробуешь мои консервированные грибы. Вы, мистер, считай, ничего еще и не видели.
Эй, леди, мне никогда не было так хорошо. Я хочу, чтобы ты знала это.
Она легонько дотронулась до его щеки. «Я знаю».
Они снова занялись любовью, их ласки были нежнее и бережнее, чем все, испытанное ими прежде.
Лаки спала в надежных объятиях его рук, а утром они проснулись рано и по дороге в Нью-Йорк почти не разговаривали.
Идиллия окончилась.
Марко тоже некогда ушел от нее...
И больше она никогда не видела его живым...
Джино не нравилось стареть. С одной стороны, не так уж и плохо, ведь только счастливцы дотягивают до времени написания мемуаров. Но, с другой стороны, как печально! Внезапно, в семьдесят четыре года, он увидел свет в конце туннеля, и с каждым днем он становился все ближе и ближе.
В отличие от Косты, он не разваливался по частям. Он сохранил волосы – почти полностью седые, но крепкие и густые. И зубы – все собственные. И никаких серьезных проблем после того давнего сердечного приступа. Изредка несварение желудка, да язва пошаливает, да иногда стреляет в плечо, но никаких поводов для серьезного беспокойства.
В Нью-Йорке он прошел полное медицинское обследование.
– Вы в прекрасной форме, – заверил его доктор. – У вас сердце и легкие пятидесятилетнего мужчины.
К чертям собачьим пятидесятилетнего. Он хотел иметь сердце и легкие, как у двадцатилетнего. Страшно сознавать себя смертным.
Во время перелета в Лос-Анджелес он заигрывал со стюардессой. У нее были рыжие волосы, что напомнило ему о Пейж, и живое хорошенькое личико, как у Синди, его первой жены. Сколько лет прошло!
Она не строила из себя недотрогу. Он не знал, потому ли, что находила его неотразимым, или потому, что почувствовала в нем богача. Последнее не требовало особой проницательности. Костюм, сшитый на заказ, шелковая рубашка. Его золотые часы «ролекс» стоили шесть тысяч долларов. Он знал, что, стоит ему пригласить ее пообедать, она согласится не колеблясь. Женщины. Легкая добыча. Как всегда в его жизни.
Но он не стал ею заниматься. Ему хотелось остаться верным Пейж. Сейчас она занимала все его мысли. Все до последней. А в этом плане до последней мысли у него оставалось еще далеко. Очень далеко.
Сьюзан разочаровала его. Под ее лощеной внешностью скрывался совершенно холодный человек, и ему так и не удалось растопить лед ее характера.
В аэропорту Джино взял такси до Беверли-Хиллз. Ему следовало бы позвонить Сьюзан, чтобы она прислала машину с водителем, но из-за отсутствия Лаки он уезжал в спешке, и, кроме того, ему нравилась мысль свалиться Сьюзан как снег на голову. Она любила планировать и рассчитывать каждый шаг – небольшая неожиданность пойдет ей только на пользу.
Ему попался шофер-иностранец. Он всю дорогу без умолку болтал на ломаном английском обо всем, что приходило ему в голову. Джино время от времени что-то бурчал в ответ и попросил его ехать помедленнее, когда тот проскочил на два красных светофора.
Шофер ухмыльнулся и помахал рукой с толстыми пальцами.
Я вас не убить, мистер, – пошутил он, едва не сбив при этом переходившую улицу пожилую даму. – Снулая рыба, – рявкнул на нее таксист.
Кретин! – заорала в ответ почтенная старушка, после чего как Джино, так и водитель погрузились в задумчивое молчание.
Показался Беверли-Хиллз – наманикюренный, спокойный и безукоризненно чистый. «Совсем как моя жена», – подумал Джино, щедро расплачиваясь с таксистом...
– Вы настоящая джентльмен, – заявил тот, отъезжая.
Когда Джино направился к дому, газон перед парадным входом перебежали две белки. Недалеко от дверей стоял «роллс-ройс» Сьюзан, а за ним – золотой «порше» Пейж.
Две вместо одной. Он увидит Пейж раньше, чем ожидал.
Джино ускорил шаги и полез в карман за ключами.
Избавившись от Франчески, которой Олимпия отдал бы титул «первой суки века», – даже Лаки уступала ей, что невероятно, – наследница Станислопулоса всерьез занялась покупками. Она намеревалась вернуться в Нью-Йорк с полностью обновленным гардеробом и рука об руку с Флэшем. Сезон званых обедов начинался в сентябре, и она не собиралась ничего упускать.
О Ленни она даже не вспомнила. Он остался в прошлом. Все равно как если бы они уже развелись. Сразу по возвращении в Нью-Йорк она отдаст своему адвокату указание заняться разводом.
Нагая Сьюзан распростерлась на кровати. Ее гладкую алебастровую кожу не тронули лучи южного французского солнца. Она являла собой идеал белой женщины, и только маленький шрам от аппендицита нарушал гармонию.
Пейж разделась до трусиков и лифчика, едва сдерживавшего ее могучую грудь. Она смотрела сверху вниз на Сьюзан и абсолютно ничего не испытывала. «Все прошло», – подумала она.
Груди Сьюзан безвольно опали, соски в ожидании ласк еще не налились. Она всегда предоставляла Пейж делать всю работу. Некогда той нравилось возбуждать Сьюзан. Теперь Пейж не знала, с чего начать. Погладить там, надавить здесь. Сьюзан заводилась с полоборота.
Пейж стиснула зубы и приступила к делу.
Адвокат Димитрия проводил Франческу Ферн в свой кабинет с величайшей предупредительностью. Сам босс попросил его оказывать ей всяческое содействие.
Исполните все, что она ни пожелает, – заявил Димитрий. – Ее развод должен состояться немедленно. И чтобы никаких проволочек. А затем я решу, как поступить с моей нынешней женой.
Димитрий, – простонал адвокат, – если вы собираетесь разводиться с Лаки, вы на этом потеряете целое состояние.
– Не забывайте, что она подписала брачный контракт, – напомнил Димитрий.
– Да. Но вы также подписали документ, согласно которому она имеет право построить отель в Атлантик-Сити за Ваш счет. Такое строительство обойдется во много миллионов.
Ей никогда не осилить отель, – небрежно бросил Димитрий. – А если строительством будет заниматься не она лично, документ теряет свою силу. К тому же там оговорены сроки. Я не дурак.
Конечно нет, – поддакнул адвокат, но про себя подумал, что человек, способный предпочесть Франческу Ферн Лаки Сантанджело явно вступил на дорогу к безумию.
Франческа сидела перед ним в коротком шелковом платье, черных чулках и туфлях на очень высоких каблуках. Она распространяла вокруг себя запах духов «Калеш», курила отвратительные сигаретки и слишком часто заходилась в приступах кашля. У нее были тяжеловатые ноги, и, когда она закидывала ногу на ногу, что повторялось неоднократно, он не мог не заметить, что она не носила трусов.
Если я все-таки приму решение развестись с моим мужем Горацием, как того желает мистер Станислопулос, – хриплым голосом объявила она, – Гораций должен получить щедрую компенсацию из средств мистера Станислопулоса, а не из моих. Понятно?
Да, мадам Ферн, – вежливо подтвердил адвокат. – Димитрий проинструктировал меня на этот счет во вчерашнем телефонном разговоре.
Она проигнорировала то, что он назвал Димитрия по имени в знак того, что между ними существовали более близкие отношения, чем ей того хотелось. В глазах Франчески все, кому платили, были наемной рабочей силой, и обращалась она с ними соответственно.
– В случае если мой развод состоится, – продолжала она, – Вам следует подготовить кое-какие документы на подпись мне и мистеру Станислопулосу.
Естественно, – ответил адвокат. Невозможно себе даже представить, чтобы эти двое поженились без финансового контракта.
У меня есть много пожеланий, – заявила Франческа, пустив дым ему в лицо и еще раз забросив тяжелую ногу на ногу.
Без сомнения, миссис Ферн, – ласково проговорил адвокат, сгорая от ненависти к этой лошадиной морде, которая обращается с ним как с посыльным.
И когда она изложила свои пожелания, он возненавидел ее еще больше. Она оказалась не просто сукой, а сукой расчетливой. Ее требования были возмутительны. Он надеялся, что, узнав о них, Димитрий тоже возмутится.
Франческа хотела огромную сумму наличными в день ее развода. Еще одно состояние в день свадьбы с Димитрием. Фантастические отчисления за каждый год совместной жизни. Более чем солидные ежемесячные выплаты. Квартиру в Париже и еще одну, двухэтажную, в Нью-Йорке. Еженедельную субсидию на пополнение туалета, которой хватило бы семье из четырех человек, чтобы безбедно прожить всю жизнь. И обговорила отдельным пунктом, что спустя год после свадьбы они с Димитрием будут обязаны проводить в обществе друг друга только шесть месяцев в году. В оставшееся время они получают право путешествовать поодиночке согласно своим желаниям.
Адвокат постарался сохранить спокойствие, пока она перечисляла свои требования, но помимо его воли у него начала дергаться щека.
– Янадеюсь, вы записали все мои пожелания, – сказала она, вставая и оправляя юбку.
Адвокат тоже встал.
Да, мадам, – ответил он вежливо.
Хорошо, – высокомерно бросила она. И не прощаясь вышла из кабинета.
Он тут же схватился за телефон.
Дом в Беверли-Хиллз мало походил на место, куда приятно вернуться после долгой отлучки. Он напоминал скорее музей, нежели обжитое жилье.
День клонился к вечеру. Тишину нарушало только гудение пчелы.
Джино вошел в гостиную и обнаружил там следы прерванного чаепития. Он ухватил сэндвич с огурцом и побрел на кухню, где тоже никого не нашел. Тогда он направился наверх, решив, что Сьюзан демонстрирует Пейж очередное творение портняжного искусства. Женщины и тряпки. Они неразделимы, как власть и деньги. Тратят целые состояния на дорогие наряды для того, чтобы всего один раз в них покрасоваться. Непонятно.
Воздух пах духами Пейж. Мускусное масло. Поливается она им, что ли? Все лучше, чем тошнотворно сладкие «Джой» – любимые духи Сьюзан.
Он улыбнулся сам себе. Джино Сантанджело – специалист по запахам. Уличный мальчишка с тонким нюхом!
Он распахнул дверь в спальню и застыл. Немая сцена. Две застывшие в ужасе женщины.
Блондинка, не слишком молодая, но хорошо сохранившаяся. Белоснежная кожа и малопривлекательный бюст. Другая – рыжая, загорелая и пышнотелая.
В игры, значит, играли. «Покажи мне твою... а я тебе – свою».
Единственным звуком, который раздавался в замершем доме, был грохот и рев в его голове.
Лаки пыталась собраться. Непростая задача. Она все время возвращалась мыслями к Ленни, и тогда ее лицо расплывалось в глупой улыбке и она чувствовала себя полной идиоткой.
– Что такого смешного? – уже не в первый раз спросил один из архитекторов, пришедших к ней на встречу. Привлекательный парень тридцати с небольшим лет. В прежние времена она с удовольствием провела бы с ним вечерок, но теперь все изменилось.
Нет, ничего, – ответила она, все еще улыбаясь.
Он кокетливо посмотрел на нее.
Значит, у вас замечательный характер.
Она вовсе не хотела поощрять его, но, очевидно, ее постоянная улыбка сделала свое дело.
– Моему мужу вас бы послушать, – мимоходом бросила она и отвернулась.
Димитрий? Как поступить с ним? После ее отъезда во многих газетах и журналах появились фотографии, снятые вездесущими репортерами. И на всех Димитрий вместе с Франческой. Поднимаются на яхту... Сходят с яхты... Убегают из ночного клуба... Входят в ресторан. В обнимку, с веселыми улыбками. Неразлучная пара – Димитрий Станислопулос и Франческа Ферн.
Как любила их пресса – стареющего миллиардера и театральную примадонну. Оба в браке, живописные – находка для газетчиков.
Лаки только радовало, что женитьба не остудила его страстной любви к Ферн. Так ей будет легче сказать ему, что все кончено. Прекрасное оправдание. Жаль, что нельзя просто написать ему короткую записку. «Дорогой Димитрий. По вполне понятным причинам я освобождаю тебя от твоих обязательств по отношению ко мне. Давай останемся друзьями. Лаки».
Как все было бы просто и легко.
Но инстинкт говорил ей, что им не удастся расстаться так цивилизованно.
В Париже Олимпия накупила одежды на триста тысяч долларов. И еще новую соболиную шубу и целую коллекцию экстравагантных драгоценностей. К тому же она запаслась отличным кокаином, без которого не могла уже прожить и дня. Какое счастье, что она родилась наследницей огромного состояния. Какой мужчина стал бы столько на нее тратить. Мужчины все жмоты, какими бы богатыми они ни были. Взять хотя бы отца – сколько лет она за ним наблюдала. Он редко раскошеливался, разве что для себя самого или для Франчески.
Она посмотрела на стареющую актрису, сидевшую через проход от нее в самолете Димитрия. Ну что он нашел в этой старой корове? И почему за столько лет как-то не упорядочил их отношений?
Интересно, зачем Франческа так внезапно сорвалась в Париж? Может, спросить Димитрия по возвращении? Возможно, он ответит, а возможно, и нет.
Она перегнулась через проход.
– Ты что-нибудь купила себе?
Франческа удостоила ее взгляда. Глубоко посаженные задумчивые глаза в обрамлении длинных фальшивых ресниц.
– Магазины наводят на меня тоску, – ответила она.
– А на меня нет, – отозвалась Олимпия и выставила напоказ безвкусный браслет с рубинами и бриллиантами. – Красивые вещи возбуждают меня.
Франческа снисходительно улыбнулась.
– Если бы ты проработала хотя бы день в своей жизни, ты, возможно, поняла бы, что магазины – всего лишь способ для богатых бездельников убивать время, – бросила она.
– Какие глупости! – воскликнула Олимпия. Она бы и больше сказала, но самолет вошел в область летних гроз и внезапная качка заставила ее замолчать.
На юге Франции Димитрий терпеливо ждал возвращения своей любовницы. Перед ним в бассейне резвились Роберто и Бриджит. Он пытался не замечать робких попыток Горация завести разговор. Недавно он выслушал по телефону своего адвоката из Парижа и громко расхохотался, узнав о требованиях Франчески.
– Дайте ей все, что она просит, – пророкотал он. И не жалел.
Наконец-то Франческа будет принадлежать ему. И его не волновало, сколько придется за это заплатить.
Ленни вернулся в Лос-Анджелес к сердитой Джесс и пустой квартире. Продюсеры «Ручьев» тоже не прыгали от восторга, особенно когда он пожаловался на сценарий, присланный ему в Нью-Йорк и прочитанный в самолете.
– Дерьмо, – заявил Ленни.
– Пошел к черту, – ответили продюсеры. – Съемки начинаются завтра. Не надо было уезжать.
Ленни просидел над исправлениями в сценарии всю ночь, пытаясь сосредоточиться и постоянно возвращаясь мыслями к Лаки.
Он звонил ей каждый час, пока она наконец не сказала:
– Ну это уже становится смешным.
Но все равно они долго еще разговаривали.
– Мне надо хоть немного поспать, – взмолилась она в конце концов. – Димитрий приезжает завтра, и мне необходимо иметь ясную голову.
– Потом позвони мне, – попросил Ленни. – Я вернусь из студии около восьми вечера по лос-анджелесскому времени.
Они все спланировали. Лаки не станет колебаться. Она скажет Димитрию о разводе при первой возможности. Затем вместе с Роберто и Чичи переедет из нью-йоркской квартиры в дом в Ист-Хэмптоне. Затем в дело вступят адвокаты.
Все, казалось, так просто. Но внутренний голос говорил Лаки, что что-то случится.
Олимпия сразу же почувствовала неладное. Она достаточно часто и подолгу летала, чтобы заметить неполадки. Они слишком долго готовились к посадке.
Шведка-стюардесса побледнела под загаром, а гроза и качка здесь были ни при чем.
– Что случилось? – требовательно спросила Олимпия, схватив ее за руку, когда та пробегала мимо.
Стюардесса фальшиво улыбнулась.
– Ничего, – ответила она с наигранной веселостью.
– Не пудрите мне мозги, – сказала Олимпия, ощущая странное спокойствие.
– Просто небольшая проблема с шасси.
– Какая проблема.
– Его заклинило.
– Чудесно!
– Аэропорт Ниццы предупрежден. Но командир корабля считает, что все само наладится прежде, чем мы вынуждены будем прибегнуть к аварийным мерам.
На какой-то миг Олимпию охватила паника, но только на миг. Она бросила взгляд на Франческу – примадонна спала...
– Не будите ее, сколько возможно, – приказала она. Стюардесса кивнула. Несмотря на шведскую сдержанность ее била дрожь.
– Когда мы должны садиться? – спросила Олимпия.
– Через двадцать минут.
Двадцать минут на то, чтобы заставить шасси встать на место.
А если не встанет?
Олимпия полезла за кокаином.
Личный самолет Димитрия Станислопулоса разбился в 19.45 в пятницу.
На борту находилось девять человек – семь членов экипажа и двое пассажиров.
Приземлившись в море пены, самолет перевернулся на взлетно-посадочной полосе и вспыхнул как факел. Два члена экипажа и один пассажир сумели выбраться из огненной ловушки. Все трое получили сильные ожоги.
Остальные погибли.