Ландо Калриссиан и Звездная пещера ТонБока

Глава 6

Первый обратился ко Второму: — Наконец, пришло время. Как и Лехесу, он комфортно чувствовал себя в пустоте, без спешки размышлял о звездах вокруг. В отличие от молодого освафта, он знал о них все и на многих побывал сам. Но с жителями ТонБоки он разнился не только этим. Он вообще не был похож на живое существо.

— Да, — ответил Второй, несмотря риторичность обращенной к нему фразы. — Все так, как было запланировано. Я соберу Остальных, пусть сопровождают нас.

И он совершил потребное для этого движение. Расстояние было настолько велико, что сообщению, идущему на сверхсветовой скорости, потребовалось несколько дней, чтобы достичь адресата.

— Верно, — согласился Первый. — Все идет как запланировано. Занятно, незнание еще страннее, чем я предполагал, друг мой. Неприятное чувство. Прошло столько времени с тех пор, как мы ощущали его.

Он замолчал, раздумывая о быстротечности времени, о периоде, который вверг бы меньшее существо в восхищение и ужас. Второй выразил безмолвное сочувствие. Он тоже пережил чувство неуверенности, и оно ему не понравилось, несмотря на то что продолжалось оно бесконечно малое в сравнении с его жизнью время. Неуверенность была целью их плана. За бессчетное время существования Первый, Второй и Остальные стали слишком идеальными, слишком информированными. Предугадывать события стало чересчур легко, опираясь только лишь на жизненный опыт.

По иронии судьбы именно в этом Первый предвидел опасность застоя расы и даже ее смерть, если продолжится жизнь в чересчур комфортных условиях. И тогда он предложил путь, в котором в их существование вводился неизвестный элемент. Они, разумеется, согласились с радостью, которая сама по себе говорила об опасности: среди более живых и обладающих нуждами существ обязательно нашлись бы возразившие, хотя бы только ради составления оппозиции. Их первый эксперимент на непредвиденность, начатый много тысяч лет назад, как раз входил в завершающую стадию.

— Вы предполагаете… — начал Второй, используя давно забытый оборот речи, который заставил его мысли пойти по непродуктивной дорожке.

Предположения сейчас были бессмысленны. Он, как и Первый, знал, какие последствия могли их ждать. Последствия, которые могли привести их древнюю и невероятно сложную культуру к необратимому уничтожению. Они не были привычны к риску — еще одна причина, почему он был необходим.

— Не знаю, — отозвался Первый. — Насколько все же бесплотно ощущение! Впервые за долгое время мы сумеем узнать что-то новое, независимо от исхода. И мы должны будем соединить новое со старым, чтобы создать нечто еще более новое. Эта эмоция должна быть хорошо знакома нашим предкам, когда едва ли что-то было известно и оставалось еще так много неизученного. Неудивительно, что они были полупомешанными и раз за разом стремились уничтожить себя.

После продолжительной тишины Второй сказал:

— Я уже узнал новое, — в его голосе слышалось нечто полузабытое, но все же знакомое.

Голос Первого окрасила радость:

— Скажи мне! Я тоже должен узнать новое, и мы должны передать его…

— Я понял, что возможность узнать новое делает нас бесцельно болтливыми. Я не уверен — опять оно, это незнание, — что это хорошо.

— Я думаю, — раздраженно ответил Первый;- что ты снова изобрел юмор. И я не уверен, что это хорошо.

Клин Шанга летел через бесконечную ночь, чтобы воссоединиться со своей эскадрильей. Из трех его карьер — солдата в национальной армии, удалившегося от военных дел фермера и вновь солдата в поспешно собранной и быстро разгромленной ренатазианской армии — последняя включала в себя стремление к мести и была самой странной. Шанга откинулся на потертую спинку противоперегрузочного кресла и аккуратно поставил ноги между педалями. Потянулся, чтобы избавиться от сводящей мышцы усталости, приобретенной скорее от нервного напряжения, чем от длительного путешествия. В последнем он был опытен как никто.

Бластер вернули, и теперь он снова висел на поясе, утешая гладкой от долгого использования рукоятью и почерневшим от слишком частой стрельбы дулом. Не наличие оружия делало Клина настоящим мужчиной, наоборот, как многие профессиональные солдаты, он чувствовал отвращение к убийству и избегал его, где возможно. К тому же он мог нанести врагу больший урон голыми руками, чем многие, имея на руках целый арсенал. Как и потрепанный старый кораблик, на котором он летал, кулаки были привычными орудиями, друзьями. Одними из немногих оставшихся.

Впереди на границе системы Тунд его с новостями ждал маленький флот. Они прибыли в этот далекий от родного дома сектор Галактики с помощью кое-как восстановленного двигателя военного крейсера, который чудом остался среди руин их цивилизации после ухода мародеров. К нему они присоединили с помощью кабелей купленные, взятые бартером и украденные корабли из сотни систем. Для них этот двигатель стал орудием возмездия, продиктованного отчаянием. Но даже с ним они не сумели выполнить миссию — уничтожить Вуффи Раа.

Теперь, лишенные возможности путешествовать в гиперпространстве, они были вынуждены положиться на малопонятного союзника. Того, кто без сомнений предаст их.

В одиночестве кабины Шанга снова и снова продумывал слова, которые скажет, чтобы убедить своих в том, что заключил лучшую из плохих сделок. Их не так много осталось после нападения врага на Осеон и путешествия к Тунд у. Некоторые присоединились позже. Они спаслись на древних фрахтовиках и в насквозь провонявших контейнерах для мусора.

Смешно, но Рокур Гепта как никто представлял собой злой дух, который уничтожил Ренатазию. И в то же время казалось правильным, что они вместе строят планы об использовании флота в качестве опоры, с которой можно перейти к уничтожению общих врагов. Именно флот был орудием в уничтожении его системы. В начале похода за восстановлением справедливости Клин Шанга был готов фанатично положить собственную жизнь и жизни тех, кто по желанию подчинился ему, чтобы отомстить за громадные потери. Теперь он понимал — и усталость все больше тяготила его плечи, — что оставалось еще многое, для чего стоило жить. Пленение и медленное уничтожение пятиконечного предателя лишь начнут процесс. Но необходимо произвести впечатление на флот, на само правительство, на всех, кто несет ответственность за уничтожение целой цивилизации. Безнадежность вызывает отчаянные меры. Партнерство с чародеем Тунда предполагало, что жалкие останки мужчин Ренатазии будут использованы для достижения цели более ужасной, чем уничтожение целой населенной системы. Если кто-то и был способен организовать подобный катаклизм, это был Рокур Гепта. Когда-то существовало ренатазианское животное, которое приходило к воде, чтобы дать жизнь потомству, и тем самым давало корм зубастому водному хищнику. Гепта сильно походил на того хищника, описывающего круги в ожидании. Шанга со своим маленьким флотом чувствовал себя животным на берегу, которое должно умереть само и пожертвовать частью потомства, чтобы могли выжить Другие, чтобы придать жизни хоть крошечный, но смысл. С другой стороны, только разумные существа были достаточно глупы, чтобы воображать, будто вселенная является чем-то кроме поля боя, где жестокость в порядке вещей, а вместо музыкального сопровождения звучат мучительные крики. Но даже настолько потерявший силу духа человек, как Клин Шанга, не верил, что есть смысл в смерти.

Наверное, не стоило уходить из армии, подумал он со вздохом, нехарактерным для него сейчас, для той роли, которую он теперь играл, для обстоятельств, в которых находился. Годы, проведенные на ферме среди свежей зелени и сочных плодов под щедрым добрым небом, сделали его философом, которому не место в рядах солдат. Но у этого мира больше никого не осталось, так что придется воевать ему.

Клин Шанга летел в окружении россыпи звезд на черном бархате космоса и обдумывал слова, которые скажет своим. Как бы он хотел, чтобы эти слова могли убедить и его самого.

Рокур Гепта на борту крейсера «Веннис» получил неприятный доклад от одного из разведчиков. Пилот вернулся в одноместном истребителе, близком по размерам и боевым характеристикам к машине Клина Шанги, но оборудованном гипердвигателем, что было редкостью даже для военного флота. Маленький кораблик наполовину состоял из двигателя и потому был почти безоружен. В кабину с трудом поместился бы даже тощий подросток. Нахождение в нем более нескольких минут придавало новое значение слову «дискомфорт». Истребитель с пилотом побывал в ТонБоке и вернулся, пока «Веннис», считавшийся для своего класса очень быстроходным кораблем, полз в нескольких днях пути от туманности.

Гепта держал истребитель для себя. Машина уже спасла ему жизнь как минимум дважды. Он любил ее — насколько вообще мог любить что-либо, кроме темных переходов мрачной влажной пещеры на Тунде. Любовь к вещам трудно было найти в черной душе колдуна, хотя была ли способность к любви уничтожена им самим или ее там не было изначально, оставалось вопросом, на который не был готов ответить и сам Гепта. Поэтому для мага стало шоком краткое и быстро подавленное сожаление, когда он узнал об уничтожении «Тысячелетнего сокола». Каким-то образом Ландо Калриссиан превратился из досадной помехи в достойного оппонента и признаваемого врага.

— Я видел собственными глазами, сэр! — подтвердил разведчик.

В повышенной влажности «Венниса» его ледяные после путешествия доспехи покрылись изморозью. Как у всех, кто был приписан к этому крейсеру, ни на доспехах, ни на серой униформе под ними не было знаков отличия ради сохранения политической легенды, которую так ценили оба его хозяина. Тот факт, что ни одно существо чуть умнее амебы не купилось бы, не означал, что надо отменить легенду. Также и «Веннис» преподносился как гражданский корабль, несмотря на то что немалую часть экипажа составляли профессиональные солдаты. Впрочем, они предпочитали не болтать об этом вслух.

На крейсере у Рокура Гепты не было ни базальтового трона, ни тишины уединения его любимой пещеры. Он устроился в кресле капитана (хотя на корабле был офицер, занимавший эту должность) и наблюдал за работой на мостике. Состояние разведчика, которого трясло после трудного, лишенного удобств путешествия и от резкой перемены температуры и влажности, не вызвало у него жалости. Колдун думал: Неужели после всех усилий, потраченного времени, кто-то вот так, походя, лишил меня победы над моей добычей?!

— Повтори название корабля, — прошипел он, подумав, не наказать ли капитана и команду. — Какой был корабль? Как они уничтожили «Тысячелетнего сокола»?

Чародей склонился вперед, будто птица, выискивающая падаль. Его глаза, не закрытые слоями серой ткани, горели, словно два уголька. Остальные на мостике уделяли повышенное внимание приборам, внутренне жалея беднягу-разведчика, но не желая разделить его вероятную судьбу. Они видели, как был унижен и чуть не убит их капитан на этом самом месте. Какая могла быть надежда для простого лейтенанта?

Разведчик с трудом сглотнул подступивший к горлу ком, мечтая вновь оказаться хоть в вызывающей клаустрофобию кабине истребителя, хоть вообще где угодно. Он был лучшим пилотом на борту «Венниса», но для колдуна это был пустой звук. К тому же пилота не учили, как проявлять дипломатию в тот момент, когда над тобой нависает разъяренное существо, обладающее немыслимыми властью и могуществом. Лучше бы они включили такой курс в изнурительные тренировки в академии вместо бесполезных вещей вроде того, как развести костер с помощью кремня или как позвать на помощь сигнальным зеркалом.

— «Любезный», сэр, — ответил он. — Участвует в блокаде ТонБоки. Сэр, в тот момент он был ближе всех к туманности. Я слушал переговоры, поскольку собирался тогда взойти на борт флагмана, как было приказано вами, и ждал разрешения. «Сокол» должен был пришвартоваться к «Любезному» в целях торговли. Фрахтовик прошел таким образом через весь флот, продавая табак и прочие гражданские вещи, сэр. Но вместо стыковки «Сокол» попытался уйти от крейсера ко входу в туманность, и крейсер поймал его. Я никогда не видел такого луча, сэр. Должно быть, что-то новое.

Гепта навис еще больше, чуть не заставив беднягу спасаться бегством.

— Что стало с «Тысячелетним соколом»?

Пилот вновь проглотил подступивший к горлу ком, помня о судьбе тех, кто приносит плохие вести.

— Испарился, сэр. Удар пришелся по кормовым щитам, и случилась перегрузка. Это видел весь флот. Сэр.

Колдун обдумал сообщение, забыв о молодом человеке, который стоял перед ним по стойке «смирно», держа шлем в руке. Дорожки пота текли по шее пилота под воротник скафандра. Наконец облаченный в пепельные одежды маг вспомнил о нем.

— Вы еще здесь, лейтенант? Отправляйтесь к себе.

Из уст команды вырвался единодушный вздох облегчения. Обалдевший молодой разведчик отсалютовал старшим по званию и покинул мостик. Его не проводили ни единым взглядом, на всякий случай. Думая о ждущей его в пилотской столовой еде и, чем-нибудь приятном, чтобы ее запивать, лейтенант почти весело миновал высокие двери. Те с шипением закрылись за ним. Один из личных охранников Гепты, широкоплечий гигант, положил ему на плечо широченную ладонь. Пилот чуть не выпрыгнул из штанов.

— Думал, спета твоя песенка, да, сынок? — с непонятным выражением ухмыльнулся здоровяк. — Я тут как раз иду с дежурства, а поскольку я был на борту, когда мы впервые столкнулись с этой мусорной корзиной по кличке «Сокол», и я жутко рад, что теперь от него остался только дым, почему бы нам с тобой не пойти вниз и не устроить вечеринку с принятием всяких жидкостей?

Лейтенант неуверенно посмотрел в лицо охранника, но твердая хватка на плече не давала особого выбора. Он кивнул без энтузиазма, и оба направились вдаль по коридору.

Рокур Гепта оторвался от бесполезных раздумий, поднял затянутую в перчатку руку и щелкнул пальцами. Откуда-то сверху послышалось сухое хлопанье мохнатых крыльев. Один из его питомцев вылетел из темной, отвратительно пахнущей ниши, промчался через комнату и уцепился бессчетным количеством суставчатых ножек за протянутое запястье колдуна Существо было слепо. На мостик, чеканя шаг, вошел телохранитель с маленьким неглубоким подносом в руках, и зверек заволновался в предвкушении. Гепта взял пластиковыми щипцами что-то с подноса и поднес к мордочке питомца. У того не было ничего похожего на лицо, всего лишь помещенное между крыльями отверстие в сморщенной коже. Отверстие жадно раскрылось, заглотило предложенный кусок. Существо взвизгнуло с неудержимой радостью.