Первый день осени в 1939 году начался с тревожного сообщения: фашистская Германия напала на Польшу. Англия и Франция через два дня объявили войну Германии, но не стали оказывать помощь полякам. СССР – тоже. В Париже, Лондоне и Москве имелись свои политические сценарии развития ситуации в Европе.
Двадцать лет, начиная с 1919 года, на землях, простиравшихся от Атлантики до Днепра, тлели остатки первого вселенского пожара, который с новой силой вспыхнул 1 сентября. В Европе никто никогда никому не доверял.
В 1939 году ситуация в Европе развивалась динамично и непредсказуемо. Между сентябрем 1939 и июнем 1941 произошло много событий, в которых до сих пор разбираются историки.
Смогла ли советская военная разведка разобраться в основных проблемах отношений между европейскими государствами накануне Второй мировой войны?
Какие сведения смогла добыть военная разведка для советского руководства?
Поступали ли Сталину, Тимошенко и Жукову данные о подготовке фашистской Германии к войне против СССР?
Как данные, добытые военной разведкой, были учтены советским руководством в первой половине 1941 года?
В августе 1939 года в Саратов из Москвы пришла срочная телеграмма. Она была адресована Николаю Зайцеву, которому предлагалось прервать отпуск и срочно вылететь в столицу.
Почтальон доставил телеграмму владельцу дома номер 20, расположенному в Старолагерном проезде. Получателем телеграммы оказался Николай Максимович Зайцев, прибывший несколько дней тому назад в Саратов в отпуск. Он давно уже не бывал дома, и его родные искренне обрадовались гостю из столицы. За праздничным столом собрались все родственники, кроме отца – он умер в 1934 году.
Николай Зайцев, которому в то время еще не исполнилось и тридцати лет, среди соседей пользовался особым уважением. Не только потому, что они хорошо знали его отца Максима, проработавшего всю свою жизнь на мельнице, которая до революции принадлежала немецкому промышленнику Шмидту. Старший Зайцев добился в жизни немалого. У Шмидта он добросовестно работал простым мукомолом. После революции, когда мельница стала первым заводом «Союз муки», Зайцев стал счетоводом, потом заведующим мучными складами – должность ответственная и высокооплачиваемая. На одном заводе он проработал более тридцати лет.
Николай Зайцев после окончания пяти классов начальной школы поступил в фабрично-заводское училище мельничных предприятий Саратова, затем работал на хлебозаводе имени Сталина. Дирекция завода неоднократно награждала Николая грамотами за ударный труд. В 1931 году он стал «ударником третьего года пятилетки».
Затем, как и его брат, Николай поступил в артиллерийскую школу, которую окончил в 1934 году.
Прочитав содержание телеграммы, Николай Зайцев обратил внимание на то, что она подписана неким Петровым. Эта фамилия была условным сигналом и говорила о том, что Зайцева срочно вызывают в Москву в Разведуправление Красной Армии, сотрудником которого он был уже несколько лет.
Через три дня Зайцев был в Москве. В столице его ждали и сразу же подключили к решению двух секретных задач, о которых знал крайне ограниченный круг лиц советского политического руководства и начальник военной разведки.
Николай не был в родном Саратове более двух лет – все это время он находился в командировке в Берлине. Работая комендантом советского торгового представительства, Зайцев выполнял секретные задания Разведуправления Красной Армии.
В военную разведку хлебопек Зайцев попал не случайно. Он имел хорошие способности к изучению иностранных языков. Среди его саратовских друзей было много ребят из семей поволжских немцев. Играя с ними, Зайцев быстро научился говорить по-немецки. За годы учебы в военном училище он закрепил и систематизировал свои знания.
По окончании обучения лейтенант Зайцев получил положительную характеристику, в которой говорилось, что он «выдержан, точен, исполнителен, культурен, решителен и требователен к себе».
Помощник начальника артиллерийской батареи, в которой числился Николай, капитан В. Капустин в его характеристике отметил, что «Зайцев вынослив, решителен, много работает над собой, подвижен, инициативен, владеет немецким языком, дисциплинирован, пользуется среди курсантов авторитетом, активно участвует в общественной работе, является одним из лучших по учебе, физически развит вполне удовлетворительно».
Среди положительных качеств отмечались и некоторые недостатки, присущие Зайцеву. В частности, Капустин считал, что у Зайцева «еще недостаточная строевая выправка». Для работы в разведке строевая выправка, видимо, была не особенно важна. Важно, что Зайцев владел немецким и ему можно было доверять выполнение серьезных заданий. Поэтому его и отобрали для работы в военной разведке. Об этом в Саратове никто не знал, но соседи считали, что Николаю сильно повезло – он был единственным из парней Старолагерного проезда и всех прилегающих к нему улиц, который уехал работать в Москву.
В феврале 1937 года Разведуправление Красной Армии направило лейтенанта Зайцева в первую специальную командировку. Начальник Разведуправления комдив С. Урицкий пожелал молодому разведчику успехов. Так Зайцев оказался в Берлине, где стал работать курьером охраны и портье в торговом представительстве СССР в Германии, которое возглавлял советский торгпред Д. В. Канделаки.
Столица Германии удивила саратовского хлебопека обилием магазинов, большим количеством полицейских и улицами, заполненными автомобилями различных марок.
Первые общие впечатления о немецкой столице постепенно дополнялись более глубокими наблюдениями. В метро, на стенах домов, в трамваях и автобусах Зайцев все чаще и чаще стал замечать красочные плакаты, призывавшие берлинцев проявлять бдительность. На многих плакатах было написано всего три слова: «Осторожно! Враг подслушивает!» Читая местные газеты, курьер охраны советского торгового представительства обращал внимание на статьи, где говорилось, что тот или иной немец приговорен к смерти за антигосударственную деятельность. В Берлине шла своя особая внутренняя жизнь, и молодому сотруднику советской разведки еще предстояло ее изучить, понять и приспособиться к выполнению специальных заданий.
Сотрудники советского торгового представительства в Берлине находились под пристальным вниманием агентов государственной тайной полиции. Гестапо при любой возможности внедряло в торгпредство, посольство и советское консульство своих осведомителей. Были они и среди преподавателей немецкого языка, которые давали уроки советским специалистам.
Немецкому языку сотрудников советского торгпредства обучали три сестры. Они не скрывали, что хорошо знают русский язык. Каждая из сестер в «учебном процессе» играла свою роль. Одна выясняла, где до прибытия в Берлин проживали советские сотрудники и где они получали образование. Вторая – интересовалась, где в Москве проживали инженеры и руководящий состав торгпредства до командировки в Германию, чем занимаются в Берлине. Третья сестра пыталась выведать, чем увлекаются те или иные сотрудники советского представительства, уточняла, кто из них и сколько выпивает спиртного, собирала сведения об их семейном положении. Чувствовалось, что третья сестра по заданию германской контрразведки искала кандидатов для вербовки. Руководил работой сестер преподаватель – мужчина, обучавший языку руководящих работников советского торгпредства.
За сотрудниками советских представительств гестапо вело постоянное наблюдение. Сыщики демонстративно следовали за работниками торгпредства на улице, при посещении фирм и промышленных предприятий.
По заданию начальника разведки С. Урицкого, Зайцев ежемесячно направлял ему отчеты, в которых сообщал подробности освоения им новой для него специальности, делился своими первыми наблюдениями. Письма он подписывал оперативным псевдонимом «Бине».
Через полгода резидент советской военной разведки в Берлине «Андерсон» сообщал в Москву, что «Бине» немецкий язык «освоил прилично, может свободно объясняться. Теорию проведения агентурных встреч изучил и может встречаться с источниками. Человек он развитый и подвижный, но к работе связника еще не готов. Город изучил. Успешно выполнил первые оперативные задания».
Под псевдонимом «Андерсон» в Берлине работала разведчица Альма Берзина. С Яном Берзиным, который возглавлял советскую военную разведку, Альма родственных отношений не имела. Настоящая фамилия начальника Разведупра была Петер Кюзис.
Альма старалась передавать Зайцеву свой опыт: она видела, что из сообразительного саратовского хлебопека может получиться мастер агентурной работы, и не ошиблась.
Прервав отпуск и прибыв в Москву в середине августа 1939 года, старший лейтенант Н. Зайцев явился в Разведуправление. Начальник отдела сказал, что он был вынужден прервать отпуск в связи с чрезвычайными обстоятельствами.
– Не исключено, – пояснил майор Ляхтеров, – что между Германией и Польшей возможен вооруженный конфликт. О таком развитии событий нам сообщают наши проверенные агенты из Варшавы. Эти же агенты выехали в Берлин. Вам тоже необходимо отправиться в Германию...
Зайцев был готов к ответственной оперативной работе. 29 августа 1939 года новый начальник военной разведки комдив И. И. Проскуров утвердил «Задание связника „Бине“ на командировку в Германию». Главной задачей «Бине» было восстановление связи с «Альтой» и агентами: «Арийцем», «ABC», «ХВЦ» и «ЛЦЛ». «Бине» предписывалось отыскать их в Берлине, создать разведгруппу и по указанию Центра руководить ее работой.
Советская военная разведка в 1920 – 1930 годах создавалась и действовала на фоне противоречивых советско-германских отношений. В те годы Германия была для Советского Союза и другом, и противником. Именно это обстоятельство заставляло руководителей советской военной разведки обращать особое внимание на организацию разведки Германии, в которой происходили серьезные и динамичные перемены. Они отражались на политическом климате Европы и оказывали влияние на ситуацию в СССР.
В 1922 году неожиданно для европейской политической элиты произошло сближение Берлина и Москвы. Представители двух государств – советский нарком иностранных дел Г. Чичерин и германский министр иностранных дел В. Ратенау подписали 16 апреля в Италии Рапалльский договор. Это был последний международный договор, подписанный Ратенау. В июле 1922 года он был убит членами террористической организации «Консул».
Установление дипломатических отношений между Германией и Советской Россией было выгодно и Москве, и Берлину. Германия избежала полной внешнеполитической изоляции. Советская Россия тоже вырвалась из кольца дипломатической блокады. Перед ней, как и во времена Петра Великого, вновь приоткрывалось окно в Европу.
Рапалльский договор интересен по многим параметрам. Однако три из них заслуживают особого внимания.
Во-первых, этот договор был бессрочным. Руководители Германии и Советской России смотрели в будущее с оптимизмом и надеждой. Они рассчитывали на то, что нормальные отношения между двумя крупнейшими государствами Европы должны строиться на долговременной основе и быть взаимовыгодными.
Во-вторых, договор заключили государства, которые в годы Первой мировой войны были основными противниками. В 1922 году они нашли общий язык и общие интересы.
Третьей, наиболее интересной особенностью этого договора было то, что он состоял из шести коротких и четких статей. Тексты пяти из них были опубликованы и создали основу для установления дипломатических отношений, урегулирования различных претензий, открыли широкие возможности для торгово-экономического сотрудничества между Россией и Германией.
Содержание третьей статьи было секретным. В ней говорилось о сотрудничестве Германии и России в военной области. О такой договоренности ни в Москве, ни в Берлине в 1922 году открыто говорить не могли.
На основе третьей статьи в 1923 году представители правительства СССР подписали договор с германской фирмой «Юнкерс» о поставках самолетов и строительстве в России авиационного завода. В том же 1923 году с командованием рейхсвера было подписано соглашение о совместной постройке в России завода по производству иприта.
Военное сотрудничество между Германией и Советской Россией возникло на основании объективных внешнеполитических и экономических факторов. Россия, окруженная со всех сторон недругами, должна была создавать свою военную промышленность, укреплять оборону и готовить офицерские кадры для вооруженных сил. Германия, отторгнутая международным экономическим консорциумом, в который входили Англия, Франция и США, не могла существовать без источника сырьевых ресурсов и рынка сбыта продукции своей промышленности.
Непримиримые противники Россия и Германия стали если не союзниками, то, по крайней мере, партнерами. Интересы различных государств иногда совпадают.
Военное сотрудничество между Советской Россией и Германией развивалось медленно. Подписанные промежуточные соглашения реализовывались частично или вовсе не выполнялись. Видимо, каждая из сторон хотела получить в военной области больше, чем отдать. И это тоже вполне объяснимо. Германия и Россия на протяжении многовековой истории чаще были противниками, чем друзьями.
В конце декабря 1928 года некоторые итоги советско-германского военного взаимодействия за шесть лет были проанализированы в докладе начальника военной разведки Яна Берзина, подготовленного для народного комиссара по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилова.
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ
ПО ВОЕННЫМ И МОРСКИМ ДЕЛАМ СССР
тов. ВОРОШИЛОВУ
ДОКЛАД
О сотрудничестве РККА и рейхсвера
Переговоры о сотрудничестве между РККА и рейхсвером, поскольку мне известно, начались еще в 1922 году (точных данных в IV Управлении не имеется). Переговоры в то время велись членом РВС Союза тов. Розенгольцем и после длительного обмена мнениями осенью 1923 года приняли конкретную форму договоров:
а) с фирмой «Юнкерс» о поставке самолетов и постройке на территории СССР авиазавода;
б) с командованием рейхсвера о совместной постройке завода по выделке иприта (акционерные о-ва «Вико», «Метахим», «Берсоль»).
Далее в 1924 году через фирму «Метахим» был принят нашей промышленностью от рейхсвера заказ на 400 000 снарядов для полевых 3-дюймовых орудий.
Вышеупомянутые договоры (с фирмой «Юнкерс» и договор по постройке ипритного завода) не дали для нас положительных результатов. Фирма «Юнкерс» не выполнила взятые на себя обязательства по поставке нам металлических самолетов и завода не построила. Договор поэтому был расторгнут в 26 – 27 гг. Договор о совместной постройке ипритного завода также пришлось в 1927 году расторгнуть потому, что фирма «Штольценберг», которой рейхсвер со своей стороны перепоручил техническое исполнение взятых по договору обязательств (поставка оборудования и организация производства), получив от рейхсвера около 20 миллионов марок, фактически надула и рейхсвера и нас. Поставленное «Штольценбергом» оборудование не соответствовало условиям договора, и методы изготовления иприта нашими специалистами, а впоследствии и немецкими, были признаны устаревшими и негодными.
Материального ущерба в этом деле не понесли, но потеряли почти три года времени, так как в надежде на строящийся, не предприняли меры к самостоятельной организации производства иприта.
Заказ рейхсвера на 3-дюймовые снаряды нами был исполнен, и снаряды в 1926 году переданы немцам. Однако расчеты по этому делу (правда, по вине нашей промышленности) были закончены лишь в конце текущего года. Дело с этими снарядами, как известно, принесло нам большой политический ущерб, так как факт изготовления нами снарядов для Германии, по вине самих немцев, известен немецким социал-демократам, которые (поскольку нам известно) с благословения Штреземана подняли против нас большую кампанию в прессе.
Таким образом, первый период нашего сотрудничества с рейхсвером никаких положительных результатов (я не говорю о чисто политической стороне дела) нам не дал.
Начиная с 1925 года, когда уже ясно определились неуспехи с «Юнкерсом» и ипритным заводом, сотрудничество постепенно переводится на другие рельсы.
Если договорами 1923 года немцы, как видно из секретного письма командования рейхсвера от 7/1 – 1927 года на имя представителя в Москве Лита, стремились стать поставщиками для нас в области авиации и химии и обеспечить за собой влияние на соответствующие отрасли нашей промышленности, то с этого времени они «более всего заинтересованы в том, чтобы приобрести еще большее влияние на русскую армию, воздушный флот и флот». Речь, как видно, идет о влиянии на организацию и тактическую подготовку нашей армии.
В связи с этим немцы еще в 1925 году соглашаются допустить 5 наших (на взаимных условиях) командиров на свои тактические учения в поле и маневры, а в 1926 году уже ставят вопрос о совещании по оперативным вопросам, с целью выработки единства оперативных взглядов.
В 1926 году впервые допускаются наши командиры (т.т. Свечников и Красильников) в качестве слушателей на последнем курсе Германской военной академии (академические курсы).
В том же году немцы заключают с нами договор об организации танковой школы в Казани и совместных газовых опытов в Подосинках (ныне «Томка»).
В настоящее время наши взаимоотношения с рейхсвером имеют конкретное выражение:
а) взаимного ознакомления с состоянием и методами подготовки обеих армий путем командировки лиц комсостава на маневры, полевые поездки и на академические курсы;
б) в совместных хим. опытах (предприятие «Томка»);
в) в совместной организации танковой школы в Казани («Кама»);
г) в авиационной школе в Липецке («Липецк»);
д) в командировании в Германию для изучения отдельных вопросов и ознакомления с организацией работ ряда представителей отдельных управлений (УВС, НТР, Артуправления, Главсанупра и др.).
1. Переходя к оценке отдельных видов сотрудничества, необходимо сказать, что наиболее ощутимые результаты нам дают поездки нашего комсостава на маневры, полевые поездки и академические курсы в Германии. Путем изучения организации отдельных родов войск и постановки штабной работы, методов обучения и подготовки, а также течения военной мысли, расширяют свой кругозор, но и получают известный толчок к изучению отдельных вопросов и самостоятельному решению их применительно к нашим условиям. Короче говоря, наши командиры, углубляя свои познания, приобретают так называемую военную культуру. Пока для нас недоступны другие западноевропейские армии, эту возможность усовершенствования ряда наших командиров целесообразно и необходимо сохранить.
2. Существующие предприятия пока что нам реально дали немного. Наиболее старое предприятие – авиационная школа в Липецке до 1928 года нами использовалась слабо. Эта школа организована немцами в 23 – 24 гг., имеет целью не только подготовку летного состава (летчиков и лет. набл.), но и опытно-исследовательские цели. Школа первые два года была материально слабо обеспечена, имела старые самолеты, и работа для нас особого интереса не имела. Начиная с 1927 года, школа стала работать и наш интерес к ней возрос. Все работы по организации, оборудованию и содержанию школы несут немцы.
3. Химические опыты в Подосинках, а затем в «Томке» дали положительные результаты, и продолжение этих опытов в течение ближайшего года Химуправлением признается целесообразным. Цель этих опытов – испытание новых приборов и новых методов применения О. В. (артиллерия, авиация, спец. газометы и т. п.), а также новые способы и средства дегазации зараженной местности. Расходы по опытам оплачиваются поровну.
4. Танковая школа в Казани до сих пор еще не начала функционировать; занятия в ней начнутся, по заявлению немцев, лишь с весны 1929 года, когда будут из Германии доставлены необходимые для школы танки. Пока что немцы в течение двух лет отстроили и оборудовали школьные помещения, мастерскую и учебное поле. Из этого предприятия мы сможем извлечь пользу лишь с начала занятий, так как имеем право, на паритетных началах, иметь равное количество учеников. Оборудование школы и содержание, за исключением предполагаемых наших учеников, оплачивается немцами.
На организацию и содержание вышеуказанных предприятий немцы тратят крупные суммы денег; нам неизвестна точная цифра расходов (кроме прямых расходов на нашей территории по строительным работам и содержанию личного состава, нужно учесть еще расходы по оборудованию, которое полностью прибывает из Германии), но расходы по «Томке» (хим. опыты) уже достигают миллиона марок, расходы по организации и содержанию танковой школы выше 500 000 марок, а расходы по Липецкой школе, считая оборудование, свыше миллиона марок. Если учесть прежние расходы рейхсвера в виде дотации Юнкерсу по линии сотрудничества с ним и потерю рейхсвера на деле Штольценберга (ипритный завод), то нужно сказать, что материальные затраты рейхсвера на «предприятия» в СССР весьма крупны и до сих пор не оправдались теми конкретными результатами, которые дают эти предприятия.
Нет сомнения, что все немецкие предприятия кроме прямой своей задачи имеют также и задачу экономической, политической и военной информации (шпионажа). За это говорит хотя бы то, что наблюдающим за всеми этими предприятиями состоит такой махровый разведчик герм. штаба, как Нидермайер. С этой стороны предприятия нам приносят определенный вред. Но этот шпионаж по всем данным не направлен по линии добычи и собирания секретных документов, а ведется путем личного наблюдения, разговоров и устных информаций. Такой шпионаж менее опасен, чем тайный, ибо не дает конкретных документальных данных, а ограничивается лишь фиксированием виденного. Немцы имеют на территории нашего Союза более чем достаточно людей, при помощи которых они могут организовать прекрасную тайную разведку, вследствие чего удаление с нашей территории немецких предприятий в смысле уничтожения немецкого шпионажа дает чрезвычайно мало.
До начала 1928 года (приезд полковника Миттельбергера) отношение немцев к сотрудничеству было выжидательное и довольно прозрачно отражало все те колебания между востоком и западом, которые наблюдались в германской внешней политике. «Военное сотрудничество» с Советским Союзом для германской дипломатии было лишь козырем в переговорах с Францией и Англией. Однако с началом нового сближения между Англией и Францией (начало 1928 г.) и крахом немецких надежд на благоприятное для Германии решение репарационного вопроса и «рейнской проблемы» (очищение от французских и бельгийских войск рейнской зоны) отношение руководящих кругов рейхсвера к вопросу сотрудничества с РККА постепенно меняется. В СССР, для ознакомления с РККА и изучения возможностей сотрудничества, командируются такие ответственные лица, как зам. нач. генерального штаба Миттельбергер, а затем и нач. ген. штаба генерал Бломберг, и во взаимоотношениях отмечается более дружественный тон, чем это было раньше. Конечно, сейчас еще рано говорить о серьезном длительном курсе на восточную ориентацию, но неудачи немцев в попытках договориться по репарационным вопросам и по вопросу освобождения от оккупационных войск рейнской зоны, очевидно, будут «восточную ориентацию» укреплять. Этим и объясняются новые предложения командования рейхсвера об «урегулировании и расширении» сотрудничества обеих армий, предложенные через Нидермайера и тов. Корка[1].
Конкретно эти предложения сводятся к следующему:
1. Замена личного состава предприятий, состоящего из офицеров запаса, квалифицированными офицерами активной службы в рейхсвере.
2. Открытие весной 29 года танковой школы в Казани и доставка туда новых тяжелых и средних танков последней конструкции.
3. Заключение договора о газовых опытах и расширении этих опытов. Доставка из Германии хим. снарядов и 4-х полевых гаубиц для опытной стрельбы.
4. Присылка радиостанций для увязки работы танковой школы в Казани и Липецкой школы, воздушная связь между школами и проверка действия радиостанций на самолетах, на более далекие расстояния, чем позволяет липецкий аэродром.
5. Постепенное сближение морских штабов обоих государств путем поездки представителя наших морских сил в Германию или представителя германского флота в Москву, установление личного знакомства между ответственными руководителями обоих флотов, обсуждение некоторых общих проблем и т. д.
6. Констатирование разведывательной деятельности обеих армий против Польши, обмен разведывательными данными о Польше и встреча руководителей обеих разведок для совместного рассмотрения данных о мобилизации и развертывании польской армии.
7. Совместная работа конструкторских сил в области артиллерии и пулеметного дела с использованием достижений в этой области как германской, так и нашей промышленности, при условии равноправного использования результатов этой конструкторской работы (предложение, переданное через проф. Шмица).
8. Продолжение взаимных командировок на маневры, полевые поездки, допущение наших командиров на последний курс военной академии рейхсвера, приезд нескольких германских офицеров для стажировки в наших частях.
Кроме того, фирма «Юнкерс» в частном порядке подняла перед нашим военным атташе в Берлине вопрос относительно возобновления своей работы в СССР; в частности, о постройке авиационного завода на концессионных началах. Свои предложения фирма «Юнкерс» согласна конкретизировать, если будет дан принципиальный ответ о нашем согласии на переговоры.
Резюмируя вышеизложенное, полагаю целесообразным:
1. Сотрудничество с рейхсвером в существующих формах продолжать.
2. В максимальной степени использовать возможность обучения и усовершенствования нашего командного состава путем посылки на последний курс немецкой академии, для участия в полевых поездках, маневрах и т. д. Равным образом практиковать направление отдельных специалистов для изучения способов и методов работы в отдельных отраслях военной промышленности.
3. Настаивать перед немцами на скорейшем открытии танковой школы и в максимальной степени использовать таковую для подготовки нашего комсостава танковых войск.
4. Впредь возможно широко использовать результаты опытных работ немцев в Липецкой школе, путем введения туда разрешенного договором количества наших учеников.
5. Продолжать хим. опыты, обусловив в договоре возможность отказа от дальнейших опытов тогда, когда мы сочтем это необходимым.
6. Предложение об установлении контакта между руководителями обоих флотов принять, ограничив этот контакт личным знакомством руководителей и обсуждением вопросов общего характера.
7. Предложение об обмене развед. данными по Польше и совместном обсуждении мобилизации и развертывании польской армии принять. Попытки установить организационный контакт между разведками – отклонить.
8. Вопрос о совместной конструкторской работе решить в зависимости от более конкретных предложений со стороны рейхсвера.
Изложенное докладываю на усмотрение.
Начальник IV управления штаба РККА Берзин
24 декабря 1928 г.
г. Москва.
Отп. в 6 экз.
Я. Берзин оценил весь комплекс советско-германского военного сотрудничества достаточно объективно. Он хотел, чтобы это сотрудничество принесло максимальную пользу, открыло доступ к опыту организации вооруженных сил западных стран, использованию системы подготовки военных кадров для обучения советских офицеров, получению полных данных о германской авиационной и химической промышленности, которые были крайне необходимы для укрепления обороноспособности СССР.
Берзина заинтересовали предложения немцев об обмене разведывательной информацией о вооруженных силах Польши. Однако начальник советской военной разведки выступил категорически против любых контактов с представителями немецкой разведки и отверг предложение о сотрудничестве разведок двух стран в решении любых организационных вопросов. Берзин был твердо уверен в том, что взаимодействие между разведками различных государств невозможно, нежелательно и опасно.
В 1932 году на политическом небосводе Германии появилась черная звезда – Адольф Гитлер. Его националистические выступления взбудоражили немцев. Многие хотели увидеть в нем человека, способного улучшить их жизнь. Гитлер обещал немцам все, но для того, чтобы выжить, говорил новоявленный пророк, нужна война. «Будущая война будет неслыханно кровопролитной, жестокой и бесчеловечной. Но для Германии это будет самая гуманная война, так как она будет проходить на чужих территориях и ни одна бомба не упадет на немецкие города...»
Своих будущих противников Гитлер определил в книге «Моя борьба». На одной из страниц своего откровения он писал: «Ничто не удержит меня от того, чтобы напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе... Мы пойдем на эту борьбу. Она раскроет перед нами ворота к длительному господству над всем миром...»
В 1933 году Гитлер пришел к власти. В советско-германских отношениях наступила черная полоса.
Став руководителем Германии, Гитлер начал незамедлительно претворять в жизнь свои планы. В 1934 году он впервые нарушил требования Версальского договора и приказал увеличить армию Германии со 100 до 300 тысяч солдат. Против кого собиралась воевать новая германская армия? Против Франции? Против Англии? Рано или поздно Гитлер должен был напасть и на Россию. На протяжении многовековой истории войн в Европе Германия и Россия редко оказывались по одну сторону баррикад. Два великих народа, которым самой историей суждено определять мир и спокойствие на Европейском континенте, не находили общего языка и часто предпочитали для разрешения споров использовать штыки и пушки.
Искусство дипломатов всегда ценилось в Германии и России только после очередного военного конфликта.
Сталин хорошо знал историю российско-германских отношений. Он понимал, что приход к власти Гитлера, одержимого идеями реванша за поражение Германии в Первой мировой войне, неизбежно приведет к пересмотру границ в Европе, которые не раз перекраивались с помощью тевтонского меча.
Разведка докладывала Сталину о возрождении военной мощи Германии, которое осуществлялось под прикрытием различных гражданских программ и проектов. Реализуя указания Гитлера, генерал Кейтель требовал от своих подчиненных: «Ни один документ не должен быть потерян, иначе им воспользуется вражеская пропаганда. Все, что сказано устно, мы можем отрицать».
Принцип Кейтеля был прост. Он предполагал разработку минимального количества экземпляров секретных документов и сокращение до минимума официальных лиц, допущенных к тайным планам германского руководства. В первые годы своего пребывания у власти Гитлер боялся агентов иностранных государств. Он опасался, что нарушение Германией требований Версальского договора может вызвать нежелательную реакцию со стороны Франции и Англии.
Возрождение немецкой армии тоже проводилось скрытно. Однако все меры предосторожности были эффективны только до определенного момента. Настало время, когда никакие меры секретности, которые принимались в Берлине, уже не могли скрыть то, что скрыть было невозможно.
В 1935 году Гитлер подписал указ о переименовании рейхсвера в вермахт и назначил себя главнокомандующим вооруженными силами. Новый шаг Гитлера к возрождению былого германского военного могущества, к удовлетворению Берлина, не вызвал противодействия в столицах ведущих европейских государств. Наоборот, Англия в том же 1935 году сняла ограничения на возрождение германского военного флота.
Англичане, играя свою партию в главной дипломатической интриге XX века, не согласовали свои действия ни с американцами, ни с французами, ни с итальянцами. Британская политика односторонних дипломатических уступок Германии в те годы до сих пор не имеет логического объяснения. В результате поражения Германии в Первой мировой войне Великобритания выиграла больше всех – она расширила свое политическое и экономическое влияние там, где господствовала кайзеровская Германия. Слабая Германия периода Веймарской республики, связанная обязательствами Версальского договора, была не способна поднять голос против Англии. Но приход в 1933 году к власти Гитлера и его агрессивных сторонников изменил ситуацию в Европе. Новая война между немцами и британцами была неизбежна. Тем не менее английское правительство без особого волнения реагировало на усилия Германии по возрождению своего могущества.
Политика Лондона подтолкнула Францию во второй половине 1935 года тоже предпринять дипломатические шаги по пути создания основы для отношений с обновленной и уже достаточно окрепшей Германией.
В марте 1936 года Гитлер второй раз нарушил требования Версальского мирного договора – восстановил систему всеобщего набора на военную службу и увеличил германскую армию до полумиллиона человек. Французы и англичане опять не стали возражать германскому фюреру. Великие державы словно страусы спрятали голову в песок и не хотели замечать новой опасности, надвигавшейся на Европу.
В 1936 году Германия вновь преподнесла сюрприз европейцам – германские войска заняли демилитаризованную рейнскую зону. В Париже промолчали. В Лондоне тоже не заметили очередного нарушения Гитлером требований Версальского договора.
Резиденты советской военной разведки, которые действовали в Берлине, Париже и Лондоне, информировали советское руководство о нараставших темпах восстановления немецкой военной машины. Было очевидно: Гитлер готовился к реваншу за поражение Германии в Первой мировой войне. Он искал союзников, которые могли бы оказать ему поддержку.
В Центральной Европе началась новая поляризация государств. После прихода к власти Гитлера вся система советско-германских отношений, созданная на базе Рапалльского договора, рухнула. В 1935 году Сталин попытался найти место СССР в стихийно формировавшейся в Европе новой системе международных отношений. Однако попытки заключить с Германией договор о ненападении, продолжавшиеся в течение 1935 – 1936 годов, оказались безрезультатными.
Германия предпочитала сама выбирать союзников и не хотела обременять себя подписанием документов, которые не соответствовали ее политическим интересам. В октябре 1936 года Германия и Италия подписали соглашение о военно-политическом сотрудничестве, образовав «ось» Берлин – Рим. Встречаясь во время подготовки этого договора с министром иностранных дел Италии Чиано, зятем Муссолини, Гитлер заявил, что Италия и Германия вместе победят не только большевизм, но и Запад. Для достижения победы над СССР необходимо было создать особые условия: сделать вооруженные силы Германии лучшими в Европе, сформировать блок государств, которые могли бы выступить совместно с Германией против СССР как с Запада, так и с Востока.
Муссолини готов был следовать за Гитлером. Он был таким же самовлюбленным фанатиком, мечтавшим о своей особенной роли в истории Европы. Как-то выступая в Милане, лидер итальянских фашистов заявил, что германо-итальянские отношения создали ось, вокруг которой будет вращаться европейская политика. Гитлер хотел, чтобы вокруг этой оси вращался весь мир.
Немцы и итальянцы нашли друг друга. Их союз прошел первую проверку на прочность в ходе гражданской войны в Испании и был готов к расширению за счет привлечения под свои знамена таких же агрессивных, как фюрер и дуче, политиков.
В ноябре 1936 года Германия подписала с Японией Антикоминтерновский пакт. В 1937 году к этому пакту присоединилась и Италия. Это был новый успех Гитлера на политическом фронте. Роль главного противника отводилась СССР. Для борьбы с большевизмом объединялись силы Германии, Италии и Японии. Не заметить этого в Москве не могли.
«Битва, к которой мы приближаемся, – заявил Геринг 17 декабря 1936 года на закрытом совещании германских промышленников, – требует колоссальной производительности. Предела перевооружению не видно. Альтернативами являются победа или разрушение... Мы живем во время, когда на горизонте видна конечная битва. Мы уже на пороге мобилизации, и мы уже вступили в войну. Единственное чего пока нет, это собственно стрельбы».
Содержание выступления Геринга, второго лица в фашистской Германии, стало известно представителю советской военной разведки в Берлине. Он дал правильную оценку этой речи: Германия готовится к большой войне, пушки расчехлены. Расчеты ждут команды: «Огонь!» Стволы орудий направлены на Восток.
Не встречая никакого противодействия со стороны Англии и Франции, Италия в 1935 году захватила Эфиопию. В 1937 году Германия и Италия организовали интервенцию против Испанской республики. В 1938 году Германия напала на Австрию; в марте 1939 года – на Чехословакию. Гитлер отдал приказ разработать план войны против Польши.
В 1939 году в Европе назрел очередной военный конфликт.
В столицах всех европейских государств велись напряженные дипломатические переговоры с участием руководителей США, Великобритании, Франции и СССР.
Англичане и французы опасались агрессивных планов Германии, но хотели бы направить германскую военную машину против СССР.
Гитлер собирался напасть на Советский Союз. Однако в предстоящей борьбе Германии за мировое господство война против России не была в планах Гитлера актом первого действия. Для того чтобы сломить Россию, необходимы были огромные военные ресурсы, которые Гитлер планировал получить после покорения Европы.
За событиями в Старом Свете с большим вниманием наблюдали американцы. Они прагматически оценивали ситуацию в Европе и разогревали котлы своей тяжелой промышленности, которая ориентировалась на производство оружия, боеприпасов и боевой техники. В случае войны в Европе на этом товаре можно было хорошо заработать.
События в Европе развивались быстро и вышли из-под контроля Англии и Франции. Летом 1939 года представители этих стран были вынуждены начать переговоры с Советским Союзом о возможных мерах противодействия агрессивной политике Германии. Но эти переговоры зашли в тупик. Ни англичане, ни французы не хотели принимать на себя каких-либо конкретных обязательств по противодействию Германии. Предложения Советского Союза о создании военного союза против Германии в Париже и Лондоне были отвергнуты. Советская дипломатия потерпела поражение. Сталин снял M. M. Литвинова с должности наркома иностранных дел. Новым наркомом стал В. М. Молотов. Он должен был найти общий язык с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом. Война стояла на пороге. Сталин хотел спасти страну от надвигавшейся угрозы.
Перед советской военной разведкой была поставлена задача – непрерывно добывать сведения о подготовке к войне Германии, Италии, Японии, Румынии, Прибалтийских государств, Польши, Англии и Франции. Ян Берзин, выступавший в 1928 году против сотрудничества советской и германской разведок, оказался прав. В 40-х годах немцы не смогли проникнуть в советскую военную разведку. Удар был нанесен с другой стороны.
Мария Полякова мечтала стать детским врачом. Она хотела учиться в Московском медицинском институте и уже сдала документы в приемную комиссию. Но поступить в институт ей помешали непредвиденные обстоятельства...
В первых числах июня 1932 года ее, молодого и активного сотрудника КИМа (Коммунистического интернационала молодежи), неожиданно вызвали в ЦК комсомола и предложили работать в военной разведке. Для принятия решения ей дали двое суток и предупредили о том, что она ни с кем не имеет права советоваться...
Эти два дня для Марии тянулись очень долго. Она еще никогда не попадала в ситуацию, в которой так трудно было принять решение. Она хотела лечить детей, а о работе в разведке вообще ничего не знала...
Полякова, думая над сделанным ей предложением, пыталась найти ответ на вопрос, который ее очень беспокоил: «Почему именно ей предложили работать в этой секретной службе?» Конечно, она свободно владела немецким и английским языками; жила в Праге, Берлине и Лондоне: ее мать работала сотрудником торговых представительств России. Обучению Марии придавали особое значение – несколько лет она занималась в реальном училище в Берлине, затем в одной из лондонских школ.
Возвратившись в 1927 году в Россию, Полякова поступила на работу в Исполком КИМа в качестве референта информотдела. Вскоре вышла замуж за Иосифа Дицку, который работал в этой же организации. Родившейся дочери, по предложению мужа, выросшего в Вене, дали имя Златана. Так что к лету 1932 года двадцатичетырехлетняя Полякова была уже человеком достаточно самостоятельным и имеющим приличный жизненный опыт. Но обладала ли она определенными способностями, чтобы работать в этой организации?
Несмотря на молодость, Полякова хорошо понимала, что далеко не каждого человека приглашают в разведку.
Через два дня она пришла в ЦК комсомола, и молодежный лидер Саша Косарев вручил ей направление в Разведуправление Красной Армии. Как оказалось, Косарев, хорошо знавший Полякову по работе среди заводской молодежи Бауманского и Фрунзенского районов Москвы, рекомендовал Марию в военную разведку...
– Уверен, ты справишься, – сказал он, прощаясь с Поляковой. И добавил: – Там сейчас очень нужны такие, как ты. Врачи у нас есть, а разведчиков очень мало. Если бы не это, мы бы не мешали тебе учиться в институте...
Мария рассказала, что ее, вероятно, пригласят на новую ответственную работу. Иосиф Дицка не стал расспрашивать жену о ее беседе с Косаревым, которого он тоже хорошо знал. Они решили обсудить эту проблему после ее беседы в Разведуправлении. Дицка сам часто выезжал в зарубежные командировки, поддерживая связи Исполкома КИМа с различными молодежными организациями в Бельгии, Франции, Чехии, Австрии и других странах. Свободно владевший немецким, чешским, французским и испанским языками, он прекрасно знал обстановку в европейских странах и был незаменимым работником.
Ровно в 22 часа Полякова прибыла в Четвертое управление Красной Армии (так называлось тогда Разведуправление). Получила пропуск и прошла по длинному коридору к указанной комнате. Ее встретила симпатичная девушка в строгой военной форме. Они познакомились. Девушка назвала свою фамилию: «Звонарева».
Полякова запомнила эту фамилию. Тогда она еще не знала, что их дружба с Наташей Звонаревой продолжится около полувека.
Вскоре Полякову пригласили в кабинет к начальнику Разведупра Берзину. Когда она вошла в его просторный кабинет, то увидела за большим письменным столом седого, крепко сложенного человека в военной форме. Он встал, вышел из-за стола и подошел к посетительнице.
– Давайте знакомиться. Меня зовут Павел Иванович. Так Берзин, которого на самом деле звали Ян Карлович, представлялся своим собеседникам.
Предложив Поляковой сесть, Берзин продолжил:
– Кое-что я о вас уже знаю, но хотел бы узнать больше. Готовы ли вы вступить в Красную Армию? Нам нужен не сотрудник за письменным столом, а человек для выполнения специальных заданий. Не боитесь?
– Нет, – тихо, но спокойно ответила Полякова.
Берзин внимательно посмотрел в ее глаза и сказал:
– Вижу, что вы не из пугливых. Ну, рассказывайте о себе. Когда были в Германии? Где учились? Что видели? Говорите по-немецки, – неожиданно предложил он.
Беседа длилась около тридцати минут. Берзин прекрасно владел немецким. Она тоже. Начальник Разведуправления внимательно выслушал Полякову и остался доволен ее произношением.
Тридцать минут пролетели быстро. Испытание Мария Полякова успешно выдержала и через несколько дней начала подготовку к работе в Германии.
...В первую спецкомандировку ее провожал муж. Иосиф Дицка не возражал против работы Марии в военной разведке. Однако его тревожило, что четырехлетней Златане какое-то время придется провести без матери. Эта же проблема очень беспокоила и Марию. Но они жили в такое время, когда личное было второстепенным, а общественное – главным. Они хотели построить новый мир, ради которого готовы были пожертвовать даже теплом семейного очага...
Отправляясь в спецкомандировку, Полякова с согласия командования Разведуправления взяла с собой фотографию дочери. И находясь далеко от Златаны, она никогда не расставалась с этой фотографией, показывала ее своим новым знакомым, выдавая симпатичную девчушку за свою любимую племянницу. Так и предусматривалось в ее оперативной легенде-биографии, которая есть у каждого разведчика...
В берлинскую резидентуру военной разведки Мария Полякова прибыла в качестве заместителя резидента по связи. Она изучила шифровальное дело, освоила технику использования фотоаппаратуры для копирования документов, научилась конспиративно встречаться с агентами. Ее ждала опасная работа...
Обстановка в Германии в то время становилась все сложнее и сложнее. К власти рвались нацисты, они наводнили Берлин, и их молодчики при полном попустительстве полиции устанавливали в городе свои порядки. Мария Полякова сразу же включилась в работу. Молодой и обаятельной женщине приходилось проводить встречи с агентами, получать от них секретные документы, оплачивать их услуги разведке...
Женщинам в разведке работать значительно сложнее, чем мужчинам. Однако они чаще добиваются более значимых результатов.
В обязанности Поляковой входили контакты с источниками, проживавшими не только в Берлине, но и в других городах Германии и даже в соседних странах. Бывая там, Мария никогда не встречалась со своим мужем, который тоже в те годы часто посещал Бельгию, Францию и Австрию. Таковы жесткие требования конспирации, и эти правила она никогда не нарушала...
В 1933 году, когда к власти в Германии пришли нацисты, Полякова, проживавшая в Берлине по документам датчанки, уже успела поступить в Берлинский университет, подыскать приличную однокомнатную квартиру, получить в полиции разрешение на проживание в германской столице. В ее квартире находился чудесный шахматный столик. Но это был особый предмет старинной мебели – с оборудованным в нем тайником, где хранились наличные деньги резидентуры и некоторые средства оперативной техники...
Единственная дочь обеспеченной датчанки, за которую выдавала себя Полякова, вела очень размеренный образ жизни: посещала театры, музеи, работала в библиотеках, выезжала, как она говорила своим друзьям, к матери в Данию. А на самом деле в это время она занималась активной разведкой, добывала сведения о технологии производства крупповской стали, чертежи образцов нового вооружения, которое разрабатывалось в некоторых конструкторских бюро Германии. Она добросовестно выполняла указания Центра, и успех сопутствовал ей...
Однако незамужняя датчанка все-таки привлекла внимание полиции, контролировавшей поведение молодых женщин, проживавших в отдельных квартирах. Полиция проинформировала датское посольство о том, что в Берлине проживает некая молодая особа из Копенгагена. Посольские работники, естественно, решили взять свою соотечественницу под защиту. Об этом Полякова узнала, обнаружив в своем почтовом ящике письмо с приглашением на воскресное богослужение, а затем на встречу за чашкой чая в датское посольство. Естественно, она не могла принять такое предложение и на чаепитие не пошла.
Через некоторое время швейцар многоквартирного дома, где жила Полякова, сообщил ей, что во время ее отсутствия к ней приходил сотрудник датского посольства и оставил визитную карточку. Он приглашал ее на очередную встречу в дипломатическое представительство...
Пришлось срочно менять место проживания и переходить на новый паспорт. Датчанка сообщила хозяину квартиры, что в связи с неожиданным заболеванием ее любимой мамы она вынуждена безотлагательно выехать к себе на родину.
После этого разведчица перешла на резервные документы, несколько дней жила на конспиративной квартире, а потом поселилась в другом районе Берлина в тихом пансионате. Теперь Мария стала австрийкой, родившейся в Австро-Венгрии в городке, граничившим с Польшей...
Новые документы позволили Поляковой благополучно прожить в Германии еще полтора года и вести активную разведывательную работу...
Первая специальная командировка Марии Поляковой завершилась летом 1934 года. Командование Разведуправления отозвало ее в Москву. Прибыв домой, она опять хотела поступить в медицинский институт, но у Я. Берзина, который внимательно следил за профессиональным становлением молодой разведчицы, были другие планы...
Вместо учебы в мединституте Мария прошла курс специальной подготовки в разведшколе. Работать в этот период ей приходилось по двенадцать часов в сутки. После окончания обучения старший лейтенант Полякова в 1936 году отправилась во вторую спецкомандировку. В ее личном деле сохранилась уникальная запись:
«...Особо одаренный, ценный и серьезный разведчик, обладающий необходимой подготовкой и всеми данными для зарубежной работы.
При наличии умного руководства и правильного воспитания может вырасти в крупного агентурного работника...»
На этот раз Иосиф Дицка не смог проводить свою жену. Он был уже далеко от Москвы – воевал в Испании против путчистов Франко, которого поддерживали фашистская Германия и Италия.
Дицка был начальником штаба 35-й дивизии республиканской армии, участвовал в боях против франкистов под Сеговией и Сарагосой.
Молодая англичанка Маргарет Ли прибыла в Женеву для того, чтобы оправиться от горя после смерти мужа – канадского бизнесмена. Она поселилась в одном из тихих районов Женевы, на берегу красивого озера в пансионате около конечной остановки городского трамвая. Пансионат принадлежал французу Полю Бертье, который работал в этом же заведении поваром, а его жена выполняла роль главного и единственного администратора. Маргарет Ли быстро нашла общий язык с этой семейной парой и особенно подружилась с их десятилетним сыном Жаном. Бездетная вдова часто баловала мальчишку – дарила ему различные недорогие игрушки...
Никто не знал, что под именем Маргарет Ли в Женеве жила Мария Полякова.
Поскольку Жан любил кататься на горных лыжах, а в окрестностях Женевы снега бывало мало, то с благословения родителей Маргарет Ли по воскресеньям выезжала вместе с мальчиком на лыжные базы во Францию. Там разведчица определяла Жана на детскую площадку, а сама занималась своей секретной работой – встречалась с представителями Центра, агентами, передавала в Москву добытую информацию, получала деньги от курьеров из Москвы.
Резидентура, руководителем которой стала Мария Полякова, была некоторое время в консервации. Она не работала после того, как ее шеф «Виктор» уехал в Москву из-за серьезной болезни. Начальник военной разведки С. Урицкий поручил Поляковой возобновить деятельность швейцарской группы, занимавшейся военно-технической разведкой. В ее задачи входило добывание документальных данных о новых образцах оружия, боевой техники и боеприпасов, поступавших в армии Германии и Италии. В середине 30-х годов это было одно из важных направлений деятельности военной разведки....
В первое время наибольший интерес для Поляковой представляли агенты «Макс» и «Пауль», проживавшие в Базеле, «Клемент» и «Фалькон», работавшие в Цюрихе, а также «027» – германский офицер, который когда-то передавал «Виктору» ценную информацию о немецкой армии. Центр предупредил Полякову, которая числилась в то время в Разведуправлении под псевдонимом «Гизеля», что немец – человек надменный, награжден Железным крестом, информацию передает только за деньги, и трудно предположить, как он поведет себя с женщиной-руководителем...
Учитывая особое отношение «027» к деньгам, Центр рекомендовал «Гизели» в ходе первой же встречи проявить твердость, передать ему 25 франков на оплату ужина в ресторане под предлогом того, что ей, как женщине, неудобно будет расплачиваться с официантом...
Центр также сообщил разведчице, что «027» любит дорогой французский коньяк «Мартель».
«Гизеля» не курила и никогда не употребляла спиртного. Так что первая встреча с этим агентом обещала быть сложной...
Разведчица встретилась с германским офицером вечером около одного тихого ресторанчика. После обмена паролем и отзывом она увидела на лице немца явное разочарование и недоброжелательную ироническую улыбку. Она сразу же все поняла, но не растерялась и тут же предложила ему деньги для оплаты ужина в ресторане. Настроение «027» несколько изменилось, а после принятия нескольких порций «Мартеля» – заметно улучшилось. В ходе встречи «Гизеля» поняла, что работать с этим человеком будет действительно трудно. Позже в их деловых отношениях были и критические ситуации. Но особый талант руководителя, который был не случайно отмечен в ее служебной характеристике, помог Поляковой в работе с этим агентом.
19 декабря 1936 года «Гизеля» получила из Москвы указание по работе, в нем, в частности, говорилось:
«...Материалы „027-го“ важны. Особую ценность представляет доклад о состоянии боеспособности германской армии. Это и есть результат вашего правильного руководства его работой. Отблагодарите „027“. Желательно было бы получить от него такой же доклад о материально-техническом обеспечении армейских частей, тактико-технических данных основных видов бронетанковой техники, а также о ежемесячной производительности германских заводов, выпускающих такую технику...»
Это задание Центра «Гизеля» также выполнила. Она не зря угощала «027» дорогим французским коньяком...
Старший лейтенант Мария Полякова умела руководить и германским офицером, и швейцарскими инженерами. В 1937 году во время лыжной прогулки с Жаном она познакомилась с молодым швейцарцем Иоганном. Как оказалось, он имел высшее инженерное образование и широкий круг знакомых среди технической интеллигенции. Иоганн стал помощником «Гизели». По ее указанию именно он привлек к разведывательной работе своего друга, который стал источником важной документальной информации. Второй инженер, «Соваж», работал на военном заводе. Он передал ей значительное количество технической документации. В частности, от него были получены чертежи автоматической башни Р-5, разрабатываемой пушки для установки на самолете, авиационного прицела Цейса, различных взрывателей, полный комплект документации и образец пулемета системы «Штанге», а также чертежи нового противотанкового ружья.
Успех в разведке приходит к тем, кто хорошо знает все тонкости этой опасной профессии и кому сопутствует госпожа удача.
Однажды «Гизеля» была в театре на опере Рихарда Вагнера «Золото Рейна». Ее поразила философия этого спектакля, в котором раскрывалось коварство Зла. Смысл оперы состоял в том, что могучий и седой Рейн, олицетворявший мудрую Природу, однажды раскрыл своим дочерям-русалкам тайну о гибельной власти золота и повелел им зорко охранять заколдованный клад, который хранился в его водах. Но отвратительный нибелунг Альберих завладевает тайной и похищает золото. Он надеется, что оно поможет ему покорить весь мир. Однако нибелунга обманывают боги и захватывают золото. Но и им оно не приносит счастья...
В непримиримой борьбе карликов и богов, в печальном плаче русалок об исчезнувшей из мира справедливости Мария увидела ситуацию, к которой вел Германию Гитлер. Это неожиданное сравнение ее сильно взволновало...
Во время антракта Полякова познакомилась с молодой женщиной, которую звали Рашель Дюбендорфер. Она была сотрудником Международного бюро труда Лиги Наций и тоже любила театр. Оценки восприятия оперы Вагнера этих двух женщин неожиданно совпали. Они подружились. Как оказалось, Дюбендорфер придерживалась прогрессивных взглядов и считала, что немецкие фашисты угрожают демократии в Европе...
Изучая свою новую знакомую, Полякова установила все ее связи, узнала, что Рашель была платным корреспондентом двух социалистических газет, жила со вторым мужем, а от первого брака у нее была дочь Тамара.
Полякова предложила Центру привлечь Дюбендорфер к работе на военную разведку и направила в Москву характеристику на нее, в которой, в частности, говорилось следующее:
«...Эта женщина политически грамотна. Не болтлива. Дисциплинированна. Легко находит общий язык с различными слоями населения. Вызывает доверие своей солидностью и поведением. Несомненно, будет полезна для нашего дела...»
Центр согласился с предложением своего резидента в Женеве. Рашель Дюбендорфер была привлечена к работе на военную разведку, ей присвоили оперативный псевдоним «Сиси». Через несколько лет эта «Сиси» станет женщиной-легендой в мире шпионажа и сыграет важнейшую роль в добывании по заданию советской военной разведки секретных сведений из важнейших штабов командования германских вооруженных сил...
В 1937 году Полякова завербовала шлифовальщика инструментального цеха завода фирмы «Эрликон». Он стал работать на военную разведку под псевдонимом «Брудер». Из характеристики:
«..."Брудер" симпатизирует нам, работать согласился охотно. Несомненно, честный пролетарий, не болтун и вполне способен к разведывательной работе...»
И опять ее выбор оказался правильным. «Брудер» регулярно передавал информацию об артиллерийских системах и снарядах, производившихся на заводе. От него и его друзей «Гизеля» узнала о поставках зенитной пушки фирмы «Эрликон» в Германию. Немцы закупали эту систему для последующей отправки в Испанию сторонникам Франко...
По указанию Центра Полякова добилась получения полного комплекта документации на эту пушку...
Как же доставлялась разведывательная информация резидентуры М. Поляковой в Москву? Это была особая проблема в работе «Гизели». Дело в том, что между СССР и Швейцарией в те годы не было дипломатических отношений, а это означало, что в Берне не существовало и советских представительств. Так что все добытые разведчиками документы и образцы приходилось отправлять в Центр через Париж. Но это был длинный, а иногда и опасный путь.
По рекомендации Поляковой «Сиси» окончила курсы водителей, получила права, и в нужное время разведчицы стали брать напрокат в различных фирмах легковые автомобили для перевозки своих особых грузов...
Но с чертежами эрликоновской пушки возникли большие трудности. Дело в том, что чертежей оказалось много – два чемодана средних размеров. Кроме этих чемоданов агент передал ей еще и два боевых снаряда...
«Гизеля» хорошо подготовила операцию по приему документов от агента. Когда источник уехал, через минуту к Поляковой подкатила на машине «Сиси». Разведчицы погрузили чемоданы в багажник, а снаряды, обмотав ветошью, спрятали в сумки. Но ехать ночью по горной дороге они не решились, опасаясь, что в случае толчка снаряды могут взорваться...
Найдя безопасную парковку в горах, женщины дожидались рассвета. Утром они двинулись в Базель, где и спрятали опасный груз на конспиративной квартире у «Анны» – еще одного агента резидентуры «Гизели».
Теперь, чтобы доставить образцы снарядов в Париж, предстояло пройти контрольно-пропускные пункты на франко-швейцарской границе и каким-то образом избежать досмотра вещей, но такой привилегией пользовались только дипломаты. «Гизеля» и «Сиси», естественно, дипломатических паспортов не имели. Но они были у знакомых «Сиси» – сотрудников Международного бюро труда Лиги Наций. Разведчицы решили воспользоваться представившейся возможностью. Один был австриец, второй – новозеландец. Вначале «Сиси» попросила австрийца помочь перебросить через границу некий груз, предназначенный якобы для испанских антифашистов. Австриец согласился. Он не смог отказать такой милой даме...
Привлекать к операции второго дипломата уже не потребовалось.
В назначенный день «Гизеля», одетая в дорогое платье, в великолепной шляпке, с дамской сумкой на коленях, на автомобиле отправилась с австрийцем во Францию. В багажнике машины этого добровольного помощника лежали два чемодана с секретными документами, а в личной сумке «Гизели» находились... снаряды, прикрытые коробочками с пудрой, флакончиками с духами, платочками, пачкой сигарет и другой мелочью, без которой не может обойтись ни одна молодая и к тому же красивая женщина...
На контрольно-пропускном пункте пограничник проверил документы у спутника «Гизели». Потом подошел к ней и спросил, что она везет в сумочке. Полякова, мило улыбаясь, открыла ее и начала ворошить содержимое. Пограничник не стал ничего проверять и, махнув рукой, разрешил проехать через контрольно-пропускной пункт... Вся проверка заняла несколько секунд, но она потребовала от разведчицы максимальной выдержки.
В Париже чемоданы с чертежами и два снаряда Полякова поместила в камеру хранения на железнодорожном вокзале. Но на этом ее часть операции по переброске документов в Центр еще не заканчивалась. Только после того как передала квитанцию от ячейки камеры хранения другому разведчику, работавшему в Париже, она наконец-то облегченно вздохнула.
Старший лейтенант Мария Полякова провела несколько таких опасных операций, за что и была награждена орденом Красной Звезды.
В конце 1937 года Полякову отозвали в Москву. Покидая Женеву, по указанию Центра она передала руководство резидентурой своей помощнице Рашель Дюбендорфер.
Маргарет Ли больше не существовало...
В Москве в те годы была сложная обстановка. В Разведуправлении тоже шла охота за «врагами народа». Это Полякова поняла, когда прибыла в Центр, – начальника разведки Яна Берзина на месте уже не было.
На имя своего непосредственного начальника Оскара Стигги разведчица написала самый короткий отчет в ее жизни: «По выполнении вашего задания явилась. Старший лейтенант Полякова».
Однако вручить его комдиву Стигге Полякова не смогла – он выполнял очередное задание командования военной разведки.
...На месте О. Стигги работал Алексей Коновалов – молодой офицер с двумя шпалами в петлицах. После окончания военной академии он и ряд других офицеров были направлены на службу в Разведуправление. Опыта специальной работы они не имели и не знали иностранных языков, как это требуется в разведке...
В 2002 году мне довелось встретиться с дочерью Марии Поляковой. Златана проживает в Москве на одной из тихих улочек старого Арбата. Дом, где жила Мария Полякова, известен тем, что когда-то здесь имел квартиру Владимир Маяковский, а также известные советские дипломаты и актеры.
В семейном архиве Златаны Иосифовны сохранились воспоминания Марии Поляковой о ее работе в Разведуправлении. Вспоминая период после возвращения из Швейцарии, М. Полякова писала: «Вернулась я из командировки осенью 1937 года. Не застала в управлении ни Павла Ивановича, ни моего начальника и учителя Оскара Стигги. Не застала я и Н. В. Звонареву, которую успела хорошо узнать и полюбить. О ней мне сказали: уволилась, где-то работает, а где, не знаем. В кабинете Стигги сидел командир с двумя шпалами. Это был А. А. Коновалов. Мы поздоровались. Он сказал, что надеется, что я выйду скоро на работу, так как некому разбирать и отправлять почту отдела. На мой вопрос, когда мне докладывать начальству, он ответил: „Пока начальства нет наверху, а мне вы доложите по ходу дела. Завтра в Кремле пройдет награждение. Поздравляю вас с орденом. Пропуск заказан. Явиться надо в двенадцать“. Я обещала ему после обеда прийти на работу. Меня охватило чувство полного одиночества. Дело в том, что специфика моей работы держала меня в полной изоляции и я знала все эти пять лет только трех человек и фотографа. На душе было тяжело, я не могла понять, что происходит, и я не знала, кого можно спросить об этом. И награде своей как-то не могла радоваться. Было ясно, что представили меня к ордену мои исчезнувшие начальники. Я даже догадывалась за что.
Получив на другой день награду, я пришла в управление. А. А. Коновалов, еще раз поздравив меня, сразу же отвел в комнату напротив и, показав три больших сейфа, сказал: «Принимай это хозяйство по описи, получи расписание почты и действуй. Мы уже многим задолжали с ответами...»
Эти простые слова меня встряхнули. Я вспомнила сразу, что в сейфах дела живых людей, что они ждать не могут, что им требуется помощь.
Познакомилась с товарищами в отделе. В основном это были командиры, окончившие академии, но языков и нашей работы не знали. Не знал ее и А. А. Коновалов. Я всеми силами старалась им помочь, и как-то случилось, что эти товарищи стали моими первыми учениками, а позднее некоторые из них и моими начальниками. Все, что я знала сама, все полезное и нужное из моего опыта я старалась передать им, старалась научить их любить нашу работу и гордилась ими все последующие годы...»
Поляковой пришлось учить своих новых начальников основам разведки.
Кроме непосредственной работы по руководству агентурной сетью в Европе, Мария Полякова читала лекции по специальной подготовке в разведшколе управления. В группу, которую она вела, входили толковые, как она скажет через много лет, молодые командиры. Пятеро из них, И. Большаков, К. Леонтьев, Н. Трусов, А. Коновалов и В. Никольский, позже станут генералами.
В декабре 37-го из Испании вернулся Иосиф Дицка. За мужество в боях против испанских фашистов он получил орден Красной Звезды.
Наконец-то вся семья была в сборе. Мария, Иосиф и их дочь были счастливы. Однако, как оказалось, счастье ограничивалось лишь рамками ее маленькой семьи. Вернувшись из командировки, она узнала, что отец арестован. Органами НКВД был задержан и ее старший брат, один из лучших слушателей пятого курса Военной академии имени Жуковского, мастер спорта по альпинизму. Эти обстоятельства тревожили Полякову, она не могла понять, что же произошло.
В конце 1938 года М. Полякову неожиданно пригласил на беседу бригадный комиссар И. Ильичев – заместитель начальника управления. Он поинтересовался, откуда она пришла в Разведуправление, с кем работала в КИМе (Косарев к тому времени уже был арестован), что думает об аресте ее отца и брата...
В конце беседы Ильичев приказал дать письменные ответы на все его вопросы и добавил: «Все дела в отделе передадите майору Большакову. Мы будем увольнять вас из армии. Мы не можем держать вас на разведывательной работе».
Для Поляковой это был почти смертельный удар. Она уже не представляла свою жизнь без работы в разведке...
Целый день Мария находилась в подавленном состоянии из-за неожиданного распоряжения Ильичева.
С Коноваловым и Мелкишевым она не стала обсуждать возникшую проблему – она еще мало знала этих людей.
После мучительных раздумий Полякова решила написать личное письмо наркому обороны К. Ворошилову, которое и оправила в Кремль утром, оформив его литерной (то есть секретной) почтой, на что имела право.
Через несколько дней в ее кабинете раздался телефонный звонок. Помощник Ворошилова сообщил, что «Климент Ефремович прочитал ее письмо, просит не волноваться и продолжать работать...»
В конце месяца К. Ворошилов посетил Разведуправление Красной Армии и представил личному составу нового начальника военной разведки, Героя Советского Союза И. Проскурова.
В этот же день окончательно решилась и судьба Марии Поляковой. Ворошилов разрешил оставить ее на работе в Разведуправлении...
Работа в разведке в 40-е годы была сложной, опасности подстерегали разведчиков не только за рубежом, но и в собственной стране.
В 1931 – 1935 годах в резидентурах военной разведки, действовавших в Германии, Австрии и Финляндии, произошли крупные провалы. Один из них случился в 1933 году в Финляндии. Была арестована резидент Мария Талтынь, затем контрразведка захватила несколько ее агентов не только в Финляндии, но и во Франции.
Для И. Сталина провалы в военной разведке, на которой в основном лежала ответственность за добывание сведений об антисоветских планах капиталистических стран, создавали большие проблемы. В западной прессе началась шумиха о появлении красных шпионов. Это подрывало и без того еще слабый авторитет Советского Союза и коммунистической идеи.
Опытный революционер-подпольщик, Сталин считал себя знатоком нелегальной работы и полагал, что руководители военной разведки и их разведчики потеряли революционную бдительность и поэтому попали в засаду.
У Яна Берзина, руководителя Разведупра, было другое мнение. Он считал, что связи разведчиков с представителями компартий других стран попали в поле зрения агентов контрразведки, которая и нанесла по советской военной разведке очередной удар. Берзин понимал, что в разведработе были допущены ошибки, которые необходимо незамедлительно исправлять.
Берзин, как и Сталин, тоже имел богатый опыт подпольной деятельности, поэтому, чтобы не допустить провалов в работе зарубежных резидентур, он тщательно готовил каждую операцию, хорошо знал своих подчиненных.
В странах, окружавших Германию или склонявшихся к военному союзу с ней, Берзину удалось создать резидентуры военной разведки. В Италии успешно работал Лев Маневич, в Австрии обосновался Иван Винаров, в Праге резидентурой военной разведки руководил Иван Крекманов, в Японию из Китая перебрался Рихард Зорге, в Польше добывал информацию Рудольф Гернштадт. В Германии тоже действовали хорошо законспирированные советские военные разведчики.
Берзин знал и любил свою работу. С марта 1919 года занимал пост заместителя наркома внутренних дел Советской Латвии. После установления в этой стране буржуазного порядка покинул родину, стал начальником политотдела 11-й стрелковой Петроградской дивизии, а в августе был назначен на должность начальника особого отдела 15-й армии; в ноябре 1920 года поступил в распоряжение начальника особого отдела ВЧК. В конце 1919 года Ян Карлович Берзин, настоящее имя которого Петер Янович Кюзис, назначен начальником сектора в Регистрационном управлении Полевого штаба РККА. Вскоре стал начальником 2-го (агентурного) отдела Региструпра. Берзину принадлежат наиболее интересные идеи в области развития военной разведки, которые на протяжении одиннадцати лет использовались в этой службе для организации резидентур военной разведки в ряде европейских государств. Поэтому не случайно в 1921 году Берзин занял должность заместителя (с 1 мая 1922 года – помощник) начальника Регистрационного управления. 16 апреля 1924 года Ян Карлович Берзин – начальник Разведывательного управления Штаба РККА.
В 1935 году, после провала резидентуры военной разведки в Копенгагене, Я. Берзин был вынужден написать рапорт об освобождении его с должности начальника военной разведки. Однако были и другие причины, вынудившие Берзина пойти на такой шаг.
Сталин утвердил рапорт и назначил его на должность заместителя командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией. Казалось, что на этом карьера Берзина в военной разведке завершилась. В 1936 году он был направлен главным военным советником в Испанию. Республиканцы воевали против Франко, которого поддерживали Гитлер и Муссолини.
Секретная командировка Берзина длилась семь месяцев. Находясь в Испании, Берзин подобрал несколько офицеров, которых проверил в боевых условиях и рекомендовал для работы в военной разведке. Среди них были Федор Кравченко, Алексей Коробицын и другие молодые и способные офицеры Красной Армии.
...В начале 1937 года в распоряжение наркома внутренних дел Н. Ежова попала докладная записка, подготовленная А. Артузовым, который в 1934 – 1935 годах работал с Я. Берзиным. В январе 37-го года Артузов был освобожден от должности заместителя начальника Разведуправления Красной Армии.
Артузов попал в военную разведку по личному указанию Сталина. Это произошло в 1934 году, когда после провала в резидентуре военной разведки в Финляндии было принято решение об укреплении руководства Разведуправления кадрами из ОГПУ. На работу в Разведупр направили 30 чекистов. Вместе с Артузовым прибыли Ф. Карин, О. Штейнбрюк, Л. Мейер-Захаров, Б. Эльман, А. Манштейн, А. Ригин, М. Михайлевский и другие. А. Артузов считал себя глазами и ушами Сталина в Разведупре.
О. Штейнбрюк, который был в НКВД начальником 8-го (немецкого) отдела контрразведки Иностранного отдела ОГПУ, хорошо знал Я. Берзина. Вместе с ним он в 1923 – 1932 годах занимался вопросами советско-германского сотрудничества. Именно в те годы под контролем О. Штейнбрюка в СССР были созданы акционерные общества «Берсоль» и «Метахим», объекты «Томка» (военно-химический полигон на станции Причернавская), «Липецк» (школа для подготовки немецких летчиков) и «Кама» (танковая школа в Казани)[2].
Направление чекистов на руководящие должности в военную разведку могло привести к положительным результатам – повысить безопасность и эффективность работы военных разведчиков. Но прибывшие чекисты были похожи на спецотряд НКВД, присланный для покорения Разведупра. Возможно, их цель и не имела такого стратегического замысла, однако попытка лишить Наркомат обороны зарубежных структур военной разведки была очевидной. Новшество Сталина, в необходимости которого его убедил нарком внутренних дел Ежов, вызвало отрицательную реакцию со стороны наркома обороны К. Ворошилова, начальника военной разведки Я. Берзина и сотрудников Разведуправления.
С мая 1935 года А. Артузов перешел на основную работу в Разведуправление Красной Армии. Именно тогда Берзин, руководивший военной разведкой одиннадцать лет, написал рапорт с просьбой освободить его от занимаемой должности. Новым начальником военной разведки был назначен С. П. Урицкий, которому едва исполнилось сорок лет.
Урицкий Семен Петрович (18.03.1895 – 01.08.1938) родился в Черкассах, учился в Одессе, в декабре 1917 года добровольно вступил в Красную Армию, был некоторое время начальником Одесской Красной гвардии, затем – военным секретарем генерального консульства СССР при гетманском и германском оккупационном управлении в той же Одессе. В 1918 году Урицкий был слушателем Академии Генерального штаба РККА, начальником оперативного отдела 14-й армии. За короткий период времени ему пришлось работать на различных ответственных должностях, участвовать в подавлении военного мятежа в Кронштадте. С 15 августа 1922 года С. Урицкий числился в распоряжении Разведывательного управления РККА. Особых результатов в разведывательной работе добиться не смог – выявлен контрразведкой противника.
В начале 40-х годов С. Урицкий назначен начальником штаба Ленинградского военного округа, затем командиром 13-го стрелкового корпуса. В 1935 году Семен Петрович стал заместителем начальника Автобронетанкового управления РККА, а 15 апреля 1935 года комкор С. Урицкий – начальник Разведывательного управления Красной Армии.
Почему И. Сталин назначил С. Урицкого на должность начальника военной разведки? Ответ на этот вопрос сегодня найти невозможно. Однако можно предположить, что Сталин не решился поставить на должность военной разведки кого-либо из аппарата НКВД, поэтому он и остановил свой выбор на кандидатуре Урицкого.
Семен Петрович был опытным командиром, талантливым военным организатором. Однако вряд ли именно это привлекло внимание подозрительного Сталина. Скорее всего, он принял решение доверить Семену Урицкому управление важной и сложной системой военной разведки потому, что комкор С. Урицкий был племянником М. С. Урицкого, крупного деятеля революционного движения в России, которого Сталин хорошо знал. М. Урицкий во время Октябрьской революции был членом Петроградского военно-революционного комитета. В июле 1917 года М. Урицкий был председателем Петроградской Чрезвычайной комиссии, а с марта 1918 года – кандидат в члены ЦК. Жизнь его оборвалась после террористического акта, организованного эсэрами.
Племяннику бывшего главного чекиста Петрограда Сталин и доверил в 1935 году судьбу военной разведки и военных разведчиков.
В ноябре 1935 года была утверждена новая организационная структура Разведуправления. Заместителем С. Урицкого стали корпусной комиссар А. Артузов и комдив А. Никонов. Начальниками основных агентурных отделов были назначены чекисты О. Штейнбрюк (западное направление) и Ф. Карин (восточное направление).
Карьеры С. Урицкого и А. Артузова в военной разведке продолжались недолго. 11 января 1937 года по предложению К. Ворошилова Политбюро приняло решение об освобождении А. Артузова и О. Штейнбрюка от работы в Разведуправлении Красной Армии. На должность заместителя начальника Разведуправления был назначен чекист, старший майор госбезопасности М. К. Александровский, который имел незначительный опыт работы в разведке. Такой заместитель не мог стать квалифицированным помощником С. Урицкому.
В начале мая 1935 года И. Сталин направляет начальнику военной разведки С. Урицкому указания по работе аппарата военной разведки. Он требует обратить особое внимание на подготовку и воспитание кадров военной разведки, рекомендует подбирать кандидатов среди русских, украинцев, белорусов, а также проверенных латышей и евреев. По мнению Сталина, для работы в военной разведке не следовало брать поляков, эстов, финнов, венгров и австрийцев.
Сталин потребовал от Урицкого сосредоточить силы военной разведки на добывании сведений о Германии, Польше и Финляндии – на Западе; Японии и Маньчжурии – на Востоке: «Важнейшей задачей военной разведки является своевременное предупреждение о замыслах и мероприятиях этих государств. На этом сосредоточить все силы, не распыляя их на других направлениях».
Несомненно, Сталин знал, что между военной разведкой и органами НКВД сложились не простые отношения. ВЧК еще во времена Ф. Дзержинского стремилась подчинить себе военную разведку. Когда это не удалось, чекисты в декабре 1920 года создали свою внешнюю разведку – Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ. С тех пор, несмотря на отдельные совместные успешные операции, отношения между двумя спецслужбами были не безоблачными. В 1934 году, не без участия НКВД, И. Сталин пришел к выводу о неудовлетворительной работе военной разведки, которую решил усилить чекистами.
Стремясь не допустить обострения отношений между своими спецслужбами, Сталин рекомендовал руководству военной разведки и ИНО поддерживать постоянную и прочную связь, обязал их наладить обмен взаимной информацией и организовать совместное обсуждение особо важных оперативных вопросов.
Указания Урицкому Сталин завершил такими словами: «...Все должны знать, что партия и правительство уделяют особое внимание Разведуправлению, считая его работу очень большим и серьезным делом».
Возвратившийся в НКВД А. Артузов в марте 37-го был назначен на должность научного сотрудника 8-го учетно-архивного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД. Для специалиста такого класса, который руководил проведением сложнейших операций ВЧК, подобное назначение означало больше, чем завершение служебной карьеры. Артузов несколько раз попытался попасть на прием к наркому внутренних дел Н. Ежову. Однако нарком не принимал его. Тогда Артузов написал Ежову личное письмо. Ответа не последовало. Артузов направил наркому еще несколько писем. В одном из них он писал: «...Три месяца я переживаю провал нашей польской работы, думаю о его причинах и корнях. Стыжусь, что в разведке дал себя обмануть полякам, которых бил, работая в контрразведке. Глубоко понял, как должен быть недоволен мною и возмущен Сталин, который послал меня в Разведывательное управление исправлять работу. Особенно тяжело сознание, что я его подвел перед военными, ведь он надеялся, что я буду сталинским глазом в Разведупре». Далее Артузов писал: «Пока я еще не знаю, почему меня сняли из Разведупра. Я написал Сталину письмо (если разрешите, предъявлю вам копию этого письма), отчет о моей работе в Разведупре. Я думаю, что военные меня выперли, пользуясь тем, что Вам, занятому троцкистами, не до меня. Безуспешно я пытался тогда попасть к Вам на прием. После разговора с Фриновским я понял, какое несчастье случилось в НКВД по польской работе, понял свою ответственность, считал, что моя собственная судьба и моя работа – мелочь по сравнению со случившейся бедой, что ЦК поступил со мной чрезвычайно терпеливо...»
В Москве уже полным ходом шла чистка от тайных «врагов народа, предателей и вредителей». Артузов трезво оценил ситуацию. Его положение было безнадежным, и он решил сделать еще один упреждающий ход, который, как он, видимо, надеялся, должен спасти его жизнь.
На этот раз Артузов написал Н. Ежову докладную записку, где обвинил 34 сотрудника Разведуправления Красной Армии в троцкизме. В этот список попали и чекисты, которые прибыли на работу в Разведупр, и военные разведчики, которых Артузов хорошо знал. Охота на троцкистов в стенах военной разведки началась незамедлительно.
В первой половине 1937 года произошли очередные провалы в резидентурах военной разведки в некоторых европейских странах. Сталин знал и о провалах, и о письме Артузова. Поэтому он решил лично провести совещание руководящих работников Разведупра. Оно состоялось 21 мая 1937 года. Выступая перед руководителями военной разведки, Сталин сказал: «Разведка должна постоянно учитывать, что есть враги прямые и враги возможные. Все союзники – возможные враги, и союзников тоже надо проверять. С точки зрения разведки, у нас не может быть друзей. Поэтому никаких секретов никому не давать. При сотрудничестве с чехами давать им материалы, не вскрывающие наши планы. Считать чехов врагами наших врагов. Необходимо полностью учесть урок сотрудничества с немцами на основе тесных взаимоотношений с ними после Рапалло...»
Я. Берзин на этом совещании не присутствовал. Тем не менее Сталин счел необходимым заявить: «...Товарищ Берзин – честный человек, но проглядел и со своим аппаратом попал в руки немцев...» Далее сделал неожиданный вывод: «...Сеть Разведупра нужно распустить. Лучше распустить всю. Вызвать людей, присмотреться к ним и после тщательной проверки некоторые из них могут быть использованы в другом направлении, можно посылать их в другие места».
Сталин не забыл и о докладной записке Артузова. Видимо, именно тогда он и решил предпринять кардинальные меры по обновлению аппарата военной разведки. Завершая свое выступление, сказал: «Мы должны создать свою сильную разведку. Хорошая разведка может отсрочить войну. Сильная разведка врага и наша разведывательная немощь – это провокация войны. Нельзя быть слепыми, надо иметь глаза. Значит, надо иметь сильную разведку и контрразведку».
2 июня 1937 года состоялось расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны. Сталин прибыл на это совещание и выступил с докладом. Касаясь проблем в работе военной разведки, он сказал: «Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также, в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ПУ возглавлялась шпионом Гаем, и внутри чекистской разведки у нас нашлась группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу сколько угодно, только не для нас. Разведка – это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза и уши».
Урицкий не мог перестроить работу так, как требовал Сталин. Через неделю после расширенного заседания Военного совета при наркоме обороны, точнее 9 июня 1937 года, С. Урицкий был освобожден от должности начальника Разведуправления. В этот же день начальником военной разведки был назначен Я. Берзин, возвратившийся из Испании.
Армейский комиссар 2-го ранга Я. К. Берзин 9 июня 1937 года вновь прибыл в свой рабочий кабинет в Разведуправлении, которое по-прежнему располагалось на Гоголевском бульваре, в центре Москвы.
Берзин был опытным организатором военной разведки, человеком, беззаветно преданным делу революции и социалистической России.
По распоряжению Сталина в Москве и других крупных городах проводились мероприятия по борьбе с «врагами народа». Коснулись они и Разведуправления Красной Армии. В июле 1937 года 20 офицеров Разведуправления, названных в доносе Артузова, были арестованы и отправлены на Лубянку. Среди них оказались Штейнбрюк, Геккер, Карин, Захаров-Мейер, Узданский и Александровский. В тот же день были арестованы опытные разведчики – дивизионный комиссар Л. А. Борович, заместитель начальника 2-го отдела Разведупра, работавший резидентом в Шанхае, комбриг В. Г. Боровой, полковник А. А. Мазалов, полковые комиссары Ю. Л. Антонович и А. Б. Асков. На Лубянке оказались и специалисты Разведуправления по Германии полковник А. М. Идоловский, руководивший резидентурой в Берлине, С. А. Залесская, работавшая в Германии, Чехословакии и Польше, и другие разведчики.
1 августа 1937 года положение в Разведуправлении, сложившееся в связи с разоблачением «врагов народа» среди разведчиков, было рассмотрено на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). В связи с этим принято решение освободить Я. К. Берзина от обязанностей начальника Разведывательного управления Красной Армии и временное исполнение обязанностей начальника Разведуправления возложить на товарища Никонова. Никонов продержался на должности руководителя центрального аппарата военной разведки всего несколько дней.
В октябре 1937 года был арестован Я. К. Берзин. 28 июля 1938 года он был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. Через 28 лет – в 1956 году – Ян Берзин был реабилитирован. Однако до сих пор причины ареста и расстрела Берзина не имеют логического объяснения.
В начале семидесятых годов один из ветеранов военной разведки пытался выяснить, за что же арестовали начальника военной разведки. После преодоления некоторых обязательных формальностей он получил доступ к делу по обвинению Я. К. Берзина в государственной измене, которое хранилось в КГБ. В этом деле находился один любопытный документ – личное признание Берзина в сотрудничестве с иностранными разведками. Это признание, судя по дате, Берзин «написал» на следующее утро после ареста. Оно и стало основным доказательством вины начальника военной разведки.
На листе бумаги почерком Берзина было написано то, что он никогда не делал и не мог бы сделать, как честный человек, отдавший все свои силы в борьбе за социализм и его идеалы. Признание мог написать специалист, умеющий подделать любой почерк. Сотрудник КГБ, в присутствии которого изучалось дело бывшего начальника военной разведки, не мог опровергнуть такую версию.
Берзин знал многое. Он был опасен для наркома внутренних дел Н. Ежова, который воспользовался случаем и расправился с начальником военной разведки.
Репрессии обрушились на военную разведку по всем направлениям. Чистке подвергался центральный аппарат, зарубежные резидентуры и органы оперативной разведки – разведотделы штабов военных округов. Были арестованы все заместители начальника Разведуправления, все начальники отделов и их заместители. В ходе чистки Разведупра уничтожены наиболее опытные сотрудники центрального аппарата, из командировок отозваны зарубежные резиденты и некоторые разведчики. Многие из них тоже были репрессированы, некоторые уволены с работы.
Последствия чистки таковы: около 250 человек из состава Разведуправления арестованы НКВД, 321 человек отчислен из состава управления.
Начальник Разведуправления С. Урицкий 1 ноября того же 1937 года тоже был арестован и 1 августа 1938 года приговорен к высшей мере наказания.
А. Артузову тоже не удалось избежать смертной казни.
8 сентября 1937 года исполняющим обязанности начальника Разведуправления был назначен старший майор госбезопасности С. Г. Гендин. Контроль над военной разведкой оказался в руках наркома внутренних дел. Однако для С. Гендина руководство военной разведкой стало тяжелой ношей. 22 октября он тоже был арестован и через четыре месяца Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания.
Некоторые историки, попытавшиеся разобраться в трагедии военной разведки, пришли к выводу, что чистка, проведенная в Разведупре в 1937 – 1939 годах, создала благоприятные условия для возрождения военной разведки на качественно новой основе. «Произошло невозможное. Более пятнадцати лет правительство безуспешно пыталось покончить с бардаком в ведомстве ГРУ. Но это было невозможно, отсутствие дисциплины казалось неистребимым, за взлетами следовали сокрушительные провалы. Руководителей вызывали на Политбюро, принимали меры, разведку усиливали кадрами из ОГПУ – все без толку. А профнепригодные „майоры“ за считанные годы на развалинах создали спецслужбу, которая уже в годы войны была признана лучшей в мире». К такому парадоксальному выводу пришли историк А. Колпакиди и Е. Прудникова в книге «Двойной заговор».
Все было не так просто. «Майоры», которые в 1938 – 1939 годах были направлены на работу в разведку, не могли создать «спецслужбу, которая уже в годы войны была признана лучшей в мире». Специальные службы воспитывают своих сотрудников годами, а агентурные сети создают десятилетиями.
Назначенный 14 апреля 1939 года начальником военной разведки Герой Советского Союза И. И. Проскуров, прославившийся в воздушных боях в Испании, 25 мая 1940 года докладывал наркому обороны и Комиссии ЦК ВКП(б): «Последние два года были периодом чистки агентурных управлений и разведорганов от чуждых и враждебных элементов. За эти годы органами НКВД арестовано свыше 200 человек, заменен весь руководящий состав до начальников отделов включительно. За время моего командования только из центрального аппарата и подчиненных ему частей отчислено по различным политическим причинам и деловым соображениям 365 человек. Принято вновь 326 человек, абсолютное большинство из которых без разведывательной подготовки».
Несмотря на репрессии, в Центре все-таки уцелели разведчики, имевшие опыт зарубежной работы. В Германии, Польше, Чехословакии, Венгрии, Швейцарии, Болгарии, Италии, Франции, Японии и некоторых других странах сохранились источники информации, начавшие сотрудничество с советской военной разведкой еще во времена Я. Берзина.
«Майоры», в большинстве своем не знавшие иностранных языков и не имевшие представления о специфике зарубежной разведработы, учились новой для них профессии у старой разведгвардии, выжившей в годы репрессий. Среди новых сотрудников, прибывших в Разведуправление, конечно, были талантливые молодые люди. Это генерал-майор И. Скляров, полковник Н. Скорняков, военинженер 2-го ранга К. Леонтьев, капитан Н. Аптекарь, лейтенант Н. Зайцев и другие.
Обстановка, которая складывалась в Европе и на Дальнем Востоке, беспокоила руководство разведуправления Красной Армии. В военной разведке проводились специальные мероприятия, направленные на укрепление зарубежных органов разведки. Продолжал реализовываться замысел Яна Берзина. В Германии и в странах, которые имели с ней общие границы, начала создаваться разведывательная сеть, которая могла бы действовать даже в случае возникновения военногоконфликта. Однако, как оказалось, для создания надежной разведывательной сети требовалось значительно больше времени, чем предполагал Сталин.
Накануне войны эффективную агентурную сеть за рубежом целенаправленно стремились воссоздать начальники военной разведки А. Орлов, И. Проскуров и Ф. Голиков. Они использовали возможности, созданные в европейских странах еще Я. Берзиным. В 1937 году в Германии реально действовали 16 советских разведчиков-нелегалов. Разведку Японии вели 17 специальных сотрудников военной разведки. Сведения о внешнеполитическом курсе фашистской Италии добывали 5 разведчиков.
Силы военной разведки в ходе репрессий были все-таки основательно подорваны. Чистка значительно сократила ее возможности по добыванию сведений о вероятных противниках. 7 декабря 1940 года К. Ворошилов передавал Наркомат обороны С. К. Тимошенко. В акте о передаче дел Ворошилов дал следующую оценку состоянию военной разведки: «Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организационной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется. Работа Разведуправления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведуправления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении и подготовке к развертыванию иностранных армий. К моменту принятия Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагал. Театры военных действий и их подготовка не изучены».
Акт о сдаче-приеме Наркомата обороны СССР утверждал И. Сталин. Возможно, читая этот документ, вождь впервые понял, что репрессии практически полностью уничтожили военную разведку, о которой он в 1937 году сказал: «Это наши глаза, это наши уши».