«Альта» против «Барбароссы» (Дело №...)

Глава первая Смена «караула» на первом военном посту

Совет Народных Комиссаров СССР 8 мая 1940 года принял постановление, в соответствии с которым К. Е. Ворошилов должен был передать руководство Наркоматом обороны СССР маршалу С. К. Тимошенко.

В это же время было принято решение о назначении нового начальника военной разведки, которым 11 июля 1940 года стал генерал Филипп Иванович Голиков, командовавший до этого 6-й армией. Опыта работы в системе Разведуправления Красной Армии Ф. И. Голиков не имел.

Назначение Голикова на должность начальника военной разведки произведено «волевым» решением. Генерала никто никуда не вызывал, никто с ним не беседовал, никто не предлагал ему занять должность начальника военной разведки. Его мнением по поводу возможного назначения на должность начальника Разведуправления Красной Армии никто в управлении кадров Наркомата обороны не поинтересовался.

Почему Филипп Иванович был выдвинут на эту должность, до сих пор остается загадкой.

Попытки Голикова объяснить, что он не имеет опыта управления таким сложным «хозяйством», как военная разведка, были отвергнуты.

И. Проскурова в Разведуправлении Ф. Голиков не застал. Дела пришлось принимать без предшественника.

Герой Советского Союза генерал-лейтенант И. И. Проскуров, возглавлявший военную разведку с 14 апреля 1939 года, был освобожден от занимаемой должности и числился в распоряжении наркома обороны. В сентябре 1940 года он занимает должность командующего ВВС Дальневосточного фронта.

27 июня 1941 года генерал-лейтенант И. И. Проскуров был арестован и приговорен на основании обвинительного заключения НКВД к высшей мере наказания. Его уникальный опыт ведения воздушных боев, приобретенный во время гражданской войны в Испании, за что он и получил звание Героя Советского Союза, мог бы пригодиться в первые же дни войны, начатой фашистской Германией против СССР. Таких героев-летчиков в Советском Союзе было в то время очень мало. Тем не менее от И. Проскурова власть решила избавиться...[24]

Иначе обстояло дело с передачей должности наркома обороны – главной военной должности в СССР, образно говоря, первого военного поста в Советском Союзе.

В связи с тем, что постановлением СНК СССР не был определен точный срок передачи дел Наркомата обороны, смена «караула» на посту военных наркомов произошла только 7 декабря 1940 года.

По указанию И. В. Сталина, процедуру передачи дел контролировали Жданов, Маленков и Вознесенский.

Ответственные за смену наркомов обороны члены Политбюро заслушали доклады начальников центральных управлений и подписали «Акт о приеме Наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К. Е. Ворошилова».

Маршал Ворошилов пост сдал.

Маршал Тимошенко пост принял.

В «Акте...» имелся раздел – «Состояние разведывательной работы», в котором было зафиксировано следующее положение в Разведуправлении Красной Армии:

Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организационной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется.

Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке к развертыванию иностранных армий. К моменту приема Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены...

В этом «Акте...» «досталось» не только военной разведке. Такую же неудовлетворительную оценку получили и другие центральные управления Наркомата обороны, а также практически все службы и рода войск – пехота, противовоздушная оборона, авиация, бронетанковые войска, артиллерия, войска связи и другие.

Комиссия по приему дел Наркомата обороны отметила, что штаты и табели, по которым «войска живут и снабжаются, никем не утверждены и изданы для руководства, как временные», «к моменту приема и сдачи Наркомата обороны оперативного плана войны не было», «Генштаб не имеет данных о состоянии прикрытия границ», «точно установленной фактической численности Красной Армии в момент приема Наркомат не имеет, учет личного состава по вине Главного управления Красной Армии находится в исключительно запущенном состоянии», «крайняя запущенность учета военнообязанных запаса», «мобилизационный план нарушен», «слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки», «пехота подготовлена слабее всех других родов войск», «состояние учета самолетов и моторов неудовлетворительное, а качественный учет совершенно не организован и не ведется», «вооружение танковых частей в своем развитии отстает от современных требований вследствие того, что толстоброневые танки внедрены на вооружение с опозданием», войска связи «плохо обеспечены почти по всем видам имущества связи», «противовоздушная оборона войск и охраняемых пунктов находится в состоянии полной запущенности...»

Другие пункты «Акта...» были не менее тревожными.

«Странная война» СССР в 1939 году против Финляндии выявила множество недостатков Красной Армии. В финской кампании армия оказалась неспособной вести слаженные наступательные боевые действия, использовать танки, авиацию и артиллерию на направлениях главных ударов, организовывать взаимодействие в бою различных родов войск. Вероятно, это и стало причиной такой резко отрицательной оценки боеспособности Красной Армии в декабре 1940 года.

Красная Армия в 1940 году переживала трудные времена: не хватало опытных командиров, воинские части укомплектованы устаревшей боевой техникой, личный состав обучен слабо.

Такое состояние Красной Армии было зафиксировано германской военной разведкой и было доложено Гитлеру. 9 января 1941 года, беседуя с Риббентропом, он сказал своему министру иностранных дел: «Сталин, хозяин России, – умный парень. Он не станет открыто выступать против Германии... Сейчас русские вооруженные силы – это обезглавленный колосс на глиняных ногах, но невозможно предсказать его будущее развитие. Коль скоро Россия должна быть разбита, лучше сделать это сейчас, когда русские войска не имеют хорошего руководства, плохо оснащены и когда русские испытывают большие трудности в военной промышленности... Уничтожение русской армии, захват наиболее важных индустриальных районов и уничтожение остальных станет целью этой операции...»

Гитлер говорил с Риббентропом об операции «Барбаросса». Именно об этой операции, план которой Гитлер утвердил 18 декабря 1940 года, «Альта» сообщила «Бине» на встрече 28 декабря. 29 декабря данные «Альты» уже были в Центре. Голиков приказал доложить радиограмму «Альты» Сталину, Молотову, Тимошенко и Мерецкову...

Положение в системе военной разведки, судя по содержанию «Акта...», подписанного новым наркомом обороны, тоже было не блестящим. Репрессии 1937 – 1939 годов в военной разведке не прошли бесследно.

До начала нападения фашистской Германии на СССР оставалось всего шесть месяцев. Что же удалось сделать советской военной разведке в этот критический для страны период?

Найти объективный ответ на этот вопрос, который играл и продолжает играть ключевую роль в понимании трагедии начального периода Великой Отечественной войны, достаточно сложно.

До сих пор существует твердое убеждение, что в трагическом начале войны в июне 1941 года виновен И. В. Сталин.

Это мнение сложилось под влиянием многих факторов. И как это ни странно, особую роль сыграл и маршал Г. К. Жуков. В его неопубликованных воспоминаниях есть такие оценки:

И. В. Сталин был общепризнанным марксистом-диалектиком. Сталина все привыкли считать дальновидным, осторожным государственным руководителем, мудрым вождем партии и советского народа. Члены Политбюро в лице Молотова, Жданова, Маленкова, Ворошилова, Хрущева, Калинина и других были полностью согласны со Сталиным в его оценках обстановки и всех прогнозах в отношении действий гитлеровской Германии.

...Могло ли высшее военное руководство в лице Тимошенко и Жукова заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки и создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск, обеспечить мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных группировок вооруженных сил? Без решения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог...

Как же мог Сталин, который не имел специальной военной подготовки, строить прогнозы о возможных военных действиях Гитлера против СССР? Для того чтобы разбираться в этих вопросах, в советском правительстве тех лет были нарком обороны, начальник Генерального штаба и другие крупные военные фигуры, маршалы и генералы, которые должны были объективно оценивать состояние советско-германских отношений и прогнозировать возможные пути их развития. Военная разведка предоставляла высшему военному руководству страны достаточно сведений, чтобы заставить ответственных лиц Наркомата обороны серьезно подумать о безопасности страны...

В 1941 году Сталин, как никто другой, нуждался в политиках и военных деятелях, мнение которых не совпадало бы с его точкой зрения и было бы основано на объективных данных. Такие данные могли поступать только от разведки. Наиболее важные секретные сведения в обязательном порядке докладывались наркому обороны С. К. Тимошенко и начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову.

Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» писал:

...Сейчас бытуют разные версии по поводу того, знали ли мы или нет конкретную дату начала и план войны.

Я не могу сказать точно, правдиво ли был информирован И. В. Сталин, действительно ли сообщалось ему о дне начала войны. Важные данные подобного рода, которые И. В. Сталин, быть может, получал лично, он мне не сообщал.

Правда, однажды он сказал мне: «Нам один человек передает очень важные сведения о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения...

Судя по утверждению Г. К. Жукова, высшее политическое и военное руководство СССР сведениями о готовящейся войне Германии против СССР в 1941 году не располагало.

Так ли все было?

Глава вторая «Держите глаза открытыми и не обманывайте себя...»

Донесение «Альты» о том, что Гитлер утвердил план войны против Советского Союза, в Разведуправлении было получено 29 декабря. Именно в это время начальник военной разведки генерал Ф. Голиков находился на совещании высшего командного и политического состава РККА, которое проходило в Москве. Это совещание началось 23 декабря и завершилось в последний день 1940 года, последнего мирного года для Советского Союза.

С докладом об итогах боевой подготовки войск Красной Армии выступил начальник Генерального штаба генерал армии К. А. Мерецков.

Командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков сделал доклад о наступательной операции.

Об оборонительной операции доложил командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев.

С докладами также выступили командующий Западным военным особым округом генерал-полковник Д. Г. Павлов и генерал-инспектор пехоты генерал-лейтенант А. К. Смирнов, а также начальник военной разведки генерал-лейтенант Ф. И. Голиков.

Совещание проходило, как всегда, в деловой обстановке. Ждали приезда И. В. Сталина, но на открытие он не прибыл.

Маршал С. К. Тимошенко представил Сталину текст своего заключительного выступления.

Сталин внимательно изучил доклад маршала С. К. Тимошенко, сделал незначительные поправки. В одном месте доклада он счел необходимым вписать такую фразу: «...К обороне приступают для того, чтобы подготовить наступление».

В другой абзац Сталин добавил следующую мысль: «Оборона особенно выгодна лишь в том случае, если она мыслится как средство для организации наступления, а не как самоцель»[25].

Возвращая С. Тимошенко текст его доклада, И. В. Сталин сказал, что на закрытии совещания он присутствовать не будет...

Новый 1941 год начался в Москве с тревожных сообщений из Германии. 4 января в Разведуправление Красной Армии поступило донесение «Метеора» из Берлина. Оно было ответом на запрос Голикова по поводу содержания радиограммы от 29 декабря, в котором «Альта» сообщала о принятии Гитлером решения начать войну против СССР весной 1941 года.

Голиков за несколько дней, которые он дал «Метеору» на уточнение всех деталей донесения «Альты», изучил агентурное дело Ильзе Штёбе и «Метеора», полковника Скорнякова Н. Д.

Для Голикова, который пришел в военную разведку с должности командующего 6-й армией, послужной список офицера разведки Николая Скорнякова говорил только о том, что он был хорошим военным летчиком и хорошим инструктором.

В 1936 году Скорняков окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского, командовал авиационной эскадрильей Белорусского Особого военного округа.

Из характеристик на полковника Скорнякова генерал Голиков узнал, что тот обучался в Академии Генерального штаба и 3 сентября 1939 года был командирован в Берлин на должность помощника военного атташе по авиации. Такой офицер, сделал вывод Голиков, мог стать и удачливым военным разведчиком.

То, что произошло в Берлине с военным атташе генерал-майором М. Пуркаевым, новый начальник военной разведки хорошо знал. После отъезда Пуркаева из Берлина резидентура перешла к полковнику Скорнякову...

Знакомясь с делами берлинской резидентуры военной разведки, Голиков хотел найти ответ на один вопрос: в какой степени можно доверять сведениям, поступившим из Берлина 29 декабря?

Сведения «Альты», полученные от неизвестного Голикову «Арийца», противоречили генеральному курсу, принятому в СССР, на укрепление добрососедских отношений с Германией, развитие с немцами взаимовыгодных торговых связей. Результаты визита В. М. Молотова в Берлин, его переговоры с Гитлером и Риббентропом, встречи с другими официальными лицами Германии, казалось, создали благоприятную основу для развития советско-германских отношений. Но сообщение «Альты» говорило о другом.

Понимая, какую ответственность он берет на себя, Голиков тем не менее 29 декабря 1940 года приказал направить копии шифртелеграммы из Берлина Сталину, Молотову, Тимошенко и Мерецкову, который был начальником Генерального штаба.

29 декабря 1940 года главные советские государственные и военные руководителя впервые узнали о том, что, кроме официального курса правительства Германии в отношении СССР, существует и секретный курс на войну.

Донесение военной разведки о том, что Гитлер приступил к подготовке войны Германии против СССР, противоречило всему тому, что было, и тому, чего хотели бы видеть и иметь в советско-германских отношениях Сталин, Молотов и другие советские государственные деятели.

Донесение «Альты» противоречило докладу В. М. Молотова, опытного дипломата, которому И. В. Сталин полностью доверял. Может быть, именно поэтому Сталин, прочитав донесение «Альты», не прибыл на закрытие совещания высшего командного и политического состава РККА. В его выступлении должны были прозвучать новые оценки. Сталин к таким оценкам не был готов.

Возможно, Сталин не поверил донесению военной разведки из Берлина, но не обратить внимания на донесение «Альты» он не мог...

4 января 1941 года из Берлина в Разведуправление поступило новое донесение «Метеора» о военных приготовлениях Германии против СССР.

В донесении говорилось, что «Альта» запросила у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 года:

«Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам.

В подтверждение этого он приводит еще некоторые основные доводы:

1. Его беседы с руководителем Восточного отдела министерства иностранных дел Шлиппе, который ему сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с посещением Бека[26]. Единомыслия не было достигнуто ни по одному важнейшему вопросу – ни о Финляндии, ни о Болгарии.

2. Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на Востоке.

3. Несмотря на то, что Германия продает СССР военные материалы, предала забвению занятие Буковины, «не замечает» пропаганды СССР в Болгарии, Гитлером враждебные отношения к СССР не были изменены.

4. Гитлер считает:

а) состояние Красной Армии именно сейчас настолько низким, что весной он будет иметь несомненный успех;

б) рост и усиление германской армии продолжаются. Подробное донесение «Альты» по этому вопросу – очередной почтой[27].

Вторая мировая война, начавшаяся 1 сентября 1939 года, стала катастрофой для народов Европы. Война разлучила Ильзе Штёбе с Рудольфом Гернштадтом навсегда. Ильзе оказалась в Берлине и продолжала дело, начатое Рудольфом. Гернштадт был в Москве и всячески старался помочь «Альте» в выполнении свалившихся на нее обязанностей резидента советской военной разведки в столице Германии.

С августа 1940 года и до 21 июня 1941 года Ильзе Штёбе написала мужу несколько писем и получила на них ответы. Письма эти не похожи на любовные послания молодой женщины возлюбленному. Ответы Рудольфа Гернштадта тоже не отличаются особой лиричностью. Тем не менее эти письма свидетельствуют о личных отношениях двух людей, которых связывала большая дружба и которые в молодости решили всецело подчинить себя борьбе против Гитлера.

22 августа 1940 «Альта» писала «Арбину»:

Мой дорогой Старина! Благодарю тебя за твое письмо. К сожалению, в ответ я ничего не могу сообщить такого, что могло бы тебя обрадовать.

Прежде всего твоя просьба в отношении письма к Хуберу. Руди Хубер умер 7 января. Я собиралась навестить его в рождественские праздники, но не смогла этого сделать. По-видимому, уже в декабре, когда он просил меня приехать к нему, он чувствовал себя плохо. Два посвящения в книгах, которые он прислал мне в качестве рождественского подарка, звучали, это я почувствовала только потом, – как прощание. Смерть Руди Хубера на меня сильно подействовала, и нужно признаться, что и сегодня еще я вспоминала о нем с болью. Его последние мысли, жесты и слова принадлежали мне. И если я подумаю о том, чтобы снова начать жить, то я должна была бы жить иначе, чтобы лишь тогда заслужить все то хорошее, что сделал для меня Руди Хубер.

О смерти Руди я сообщила нашему общему другу по спорту и просила его известить об этом тебя. В выполнение этого поручения я также мало верю, как и в выполнение моей второй просьбы через них. Второе поручение было связано с «Вельтвохе». Шумахер беспокоился о тебе. В феврале я два раза была в Швейцарии, и он несколько раз спрашивал о тебе. Он даже предлагал заняться твоим поиском, потому что был уверен, что тебе приходится плохо. Доказательством этому он считал, что последний раз ты дал знать о себе, когда сообщал о том, что нуждаешься в деньгах. «Вы должны меня правильно понять, – говорил мне Шумахер, – не то, что я беспокоюсь о деньгах, а меня тревожит то, что Гернштадт, такой надежный человек, поэтому что-то должно значить, если он о себе не сообщает».

Я как раз и просила нашего друга обо всем этом тебе рассказать с тем, чтобы ты послал Шумахеру какую-нибудь успокаивающую весть. Жаль, что это оказалось невозможным.

С Шумахером ты еще можешь договориться, но вот с Тургауэром это невозможно.

Итак, к сожалению, я совсем не могу тебе помочь. Единственное, что успокаивает меня в этом отношении, это то, что в Румынии в сегодняшних условиях ты не сможешь устроиться. Самое лучшее, если ты останешься там, где ты есть. Ведь может быть и так, ты направишься в США, где ты, между прочим, можешь встретить меня по окончании войны. Мои тренеры[28], которые проявляют чрезвычайную любезность и заботу обо мне, предложили мне такую возможность, которой я смогу воспользоваться после окончания войны. Между прочим, это меня не обязывает, потому что срок «после войны» настолько неопределенный и дальний, что спокойно можно сказать: да. (Между прочим, я ничего не имела бы против, если бы такой план осуществился даже после войны.)

Теперь о поездке. Я не совсем понимаю твой вопрос. Ты спрашиваешь о Франценсбаде? Спрашиваешь вообще о поездке? Или спрашиваешь о поездке вместе с одним из моих друзей? Я попытаюсь ответить. Прежде всего, Франценсбад. Я поеду в этот город в ближайшие дни вновь на обследование, но еще не на лечение. На моей данной работе я еще не имею права на отдых. Сейчас я уже в течение 10 дней в отпуске по болезни: нервы, желудок, головокружение. Старая песня. Как сказал врач, недуги мои носят производственный характер. Поэтому необходимо, как он говорит, искать первопричину болезни. Местному врачу я не доверяю. Поэтому отправляюсь в Франценсбад. Тамошний врач хорошо знает ход моей болезни, и я думаю, что он вернее, чем кто-либо другой, может сказать, что нужно делать, не меняя «производство»[29].

Должна ли я обязательно начать лечение, если он что-то найдет серьезное с моим здоровьем? Пока что я чувствую себя очень скверно. Да и работы много. Ты же знаешь, что я не мастер нашего дела, поэтому много приходится работать дома. Так что я целый день на ногах, порой без достаточного сна, отдыха и даже питания. Мою работу ты знаешь. Она доставляет мне радость и удовлетворение, из которого я черпаю силы. Но после того как от усталости я упала на улице, стараюсь по вечерам не работать. В воскресенье выезжаю в лес и высыпаюсь там под голубым небосводом.

Ты интересуешься, есть ли у меня возможности совершать поездки за границу. Есть. Я могу совершать поездки в Швейцарию и еще, вероятно, в Румынию. Румынский министр иностранных дел, у которого я брала интервью, сказал мне, что он будет рад, если я приеду в Бухарест, чтобы написать о германо-румынских отношениях несколько статей. Если Господь Бог и железная гвардия пожелают оставить его на прежнем посту, то он действительно может меня пригласить в Румынию. Обе эти поездки очень ненадежны. Но если нужно, то они осуществимы.

Ты спрашиваешь, смогу ли я провести отпуск на курорте совместно с одним из твоих друзей? Я не понимаю вопрос. Не сердись, спроси более точно[30].

Вот, мой дорогой, я ответила на твое письмо. Ты не написал мне о том, как ты себя чувствуешь. По-видимому, хорошо, если ты об этом ничего не говоришь.

Мама вспоминает о тебе с большой теплотой. Курт[31] тоже иногда упоминает твое имя. Я часто думаю о том, что, уезжая из Варшавы, я знала, что наше последнее «До свиданья!», станет роковым – «Прощай!». Я довольна, что с таким чувством я тогда протянула тебе руку и сказала мои последние слова. И как глупо, и, как в случае с Руди Хубером, безнадежно – остаться со словами, которые я все-таки не успела тебе сказать, и с сожалениями, что я уже никогда, понимаешь, никогда! их уже не могу тебе высказать... А я так хочу говорить с тобой. Обо всем. По деловым вопросам тоже. Обдумай, пожалуйста, быть может, мы все-таки сможем вести деловую переписку? Ты же понимаешь, что нерадивое отношение джентльменов и друзей не улучшает мою позицию. С работой я справлюсь. Безусловно, справлюсь. Но вдвоем все-таки лучше, чем одной.

Шлю тебе наш привет и наилучшие пожелания. И остаюсь здесь.

Ильзе.

В этом письме «Альты» много загадок. Но их можно разгадать, зная некоторые подробности пребывания «Арбина» в Москве. Накануне нападения фашистской Германии на СССР «Арбин» прошел в школе Разведуправления курс специальной подготовки и должен был вылететь для работы в Румынию. Он надеялся, что один из его старых друзей, которого хорошо знала «Альта», поможет ему получить румынские документы. «Альта» ответила, что его знакомый Тургауэр не сможет достать ему необходимые документы. Вариант вылета Рудольфа Гернштадта в одну из европейских стран через США тоже не получился. «Альта» ориентировала «Арбина» на то, что после войны они могли бы вместе работать в США. Но она понимала, что до окончания войны еще далеко. И Рудольф Гернштадт и Ильзе Штёбе чувствовали, даже больше – понимали, что им вряд ли посчастливится вновь увидеть друг друга.

Гернштадт, готовившийся к новой специальной командировке, всячески помогал Ильзе Штёбе. 24 декабря 1940 года он обратился к начальнику отдела Разведуправления с рапортом:

Товарищ подполковник! Я только что получил письмо от «Альты», в котором она сообщает мне, о чем и почему она просила Разведуправление. Желание ее состоит в том, чтобы, совершенно не отрываясь от работы для нас, выехать на несколько месяцев из Берлина в немецкий курортный городок Эгер. В своем письме она как раз просила меня поддержать ее в этой просьбе. Мне неизвестно, приняло ли Управление какое-нибудь решение по этому вопросу. Тем не менее я со всей настойчивостью хотел бы поддержать эту просьбу «Альты» по тем причинам, которые она искренне излагает в своем письме ко мне и разъясняет более понятно нашему человеку в Берлине.

Дело в том, что с 1 января «Альту» увольняют с работы. В Эгере ей предлагают место, которое, во-первых, явится хорошей крышей для нашей работы, во-вторых, предоставит ей возможность продолжить журналистскую работу. И в этом тоже заложены большие преимущества для нас.

Состояние здоровья «Альты», к сожалению, настолько плохое, что, по заключению врачей, она вообще не должна работать в течение зимы. Она должна принимать процедуры в Франценсбаде. Этот город расположен в нескольких минутах езды от Эгера. Работа «Альты» в Эгере представляет единственную возможность продолжить лечебные процедуры, хотя бы в незначительной степени, но не прерывая нашей специальной работы.

Кроме работы с «Арийцем», которую «Альта» будет по-прежнему вести из Эгера, она через каждые три недели будет приезжать в Берлин и оставаться там на 8 дней. Для нее представляет большие вербовочные возможности протекторат, расположенный недалеко от Эгера. Об этом я ей как раз собираюсь написать.

По поводу личности «Альты» не может быть никакого сомнения. Ее новое предложение является максимумом того, что может сделать «Альта» для восстановления своего здоровья. Опасность будет состоять не в том, что (даже после того, как «Альта» переедет в Эгер) «Альта» упустит что-нибудь в нашей работе, а напротив, в том, что она за счет продолжительной работы окончательно переутомит себя еще больше и мы можем ее потерять.

Поскольку время не терпит (приближается 1 января 1941 года), то я прошу Вас, товарищ подполковник, дать «Альте» телеграмму, в которой согласиться с ее предложением переехать в Эгер, если такого сообщения ей не было дано раньше. Одновременно я хочу поблагодарить вас за заботу, которую вы проявили в октябре и предоставили ей возможность выехать на несколько дней в Франценсбад для продолжения лечения.

«Арбин».

Рудольф Гернштадт написал этот рапорт 24 декабря 1940 года. Гитлер уже утвердил план операции «Барбаросса». 28 января «Альта» сообщит «Бине» основные положения этого плана. Узнав о замыслах Гитлера, «Альта» приняла решение остаться в Берлине, активизировать работу с «Арийцем» и источником «Хир», которого она завербовала самостоятельно и устроила на работу в министерство иностранных дел Германии.

Центр не мог согласиться с просьбой «Альты» о ее переезде в Эгер и, понимая ее затруднительное положение со здоровьем, предложил все-таки организовать лечение в германской столице, выделив для этих целей необходимые финансовые средства.

В первой половине 1941 года «Арбин» успел написать «Альте» еще два письма. Она отправила, видимо, тоже два ответа. Найти удалось только один, от 25 апреля 1941 года:

Дорогой старый друг!

Придет время, когда я отблагодарю тебя за твое письмо. А сейчас я хочу ответить на твое письмо пункт за пунктом с тем, чтобы не упустить ничего, что тебя интересует. И наконец, нужно использовать случай. Первый абзац твоего письма посвящен теме моей поездки в Эгер. Так что, если я начну с него, то я, так сказать, сообщу важнейшее из всего того, что хочу тебе сказать.

В Эгере я, к сожалению, никогда не была. Мое предложение тогда было «оборотом почты» отклонено, так что я еще не приступала к тому, чтобы начать подготовку. То, что я была огорчена, ты, безусловно, поймешь. Для тебя также понятно и то, что я охотно осталась на прежнем месте. В то время, как первые три месяца этого года я не имела постоянной работы, я снова делала интервью и выполняла другие мелкие работы. Между прочим, меня интересовало нечто новое. Но все связанное с местонахождением, не соответствовало мне. К счастью, на сегодня можно чувствовать себя в некоторой степени свободной, работать и в то же время иметь возможность выбирать, поскольку не являешься «служебнообязанным».

«Служебнообязанным» может быть каждый, и может остаться им навсегда: пойти на фабрику, встать у конвейера, копать картошку или делать еще что-нибудь в этом роде. О работе в такой «организации» не может быть и речи. И я искала свое место в жизни и каждый раз приходила к выводу, что ничего не найти «редакторского». Ты знаешь почему.

Антипатия к писанию, действительную причину которой ты знаешь, сегодня в моей душе выражается еще ярче. И это понял также наш Шлингель[32]. Он решил, что при условиях сегодняшнего дня с меня уже хватит заниматься пропагандой. Однажды он предложил мне побеседовать с одним из его друзей из промышленных кругов. Я сделала это, написала статью, которая всем понравилась. В результате я получила место, которое занимаю с 1 марта. Теперь я – руководитель иностранного вербовочного бюро на заводах Лингнера в Дрездене. В конце концов, рекламы Одоля делать легче, чем рекламировать «взятие под защиту чужих государств». Если бы ты знал местные условия, то ты бы сказал то же самое, что и опытный руководитель отдела иностранных реклам И. Г. Фарбен. Когда он узнал, что занимаю этот пост, он заявил: «Следовательно, нужно сказать, что если Лингнер – Верке решил предоставить этот пост женщине, то – снимай шляпу перед ней». Да, мой дорогой, так обстоят дела. Очень счастливой назвать себя не могу, потому что мне приходится чертовски трудно. Моя работа начинается четверть восьмого. То есть я встаю в 6 часов утра. Работаю официально до половины пятого. Но если бы захотел меня найти, то ты бы нашел меня здесь даже и в половине седьмого. Ты же знаешь – рекомендация обязывает выполнять свои служебные обязанности предельно качественно. Наше предприятие ограничено, что, разумеется, облегчает мне возможность освоиться с новой работой. Ты понимаешь что-нибудь в рекламе? Имеется ли там у вас что-нибудь подобное? Напиши мне как-нибудь об этом, я не могу себе представить такое явление в ваших условиях, потому что там нет конкуренции, в которой необходимо побеждать более обширными стендами, плакатами, более красивыми объявлениями, более рафинированными идеями, еще более крупными подкупами. Как мало мы все-таки знаем о вас, о вашей жизни и как мы чувствуем вас именно сегодня!

Итак, далее о Дрездене. У меня есть секретарша, которой я часто диктую длинные и сложные письма. Я веду длинные переговоры с нашими чертежниками и составителями текстов. То, что, наконец, эти тексты я выражаю хорошим немецким языком, тебя не удивит. Кто мог иметь лучшую подготовку, чем я? Прежде всего, это опыт, который я получила, работая с Классиком[33].

Затем – знания, которые я приобрела от его помощника. Ты его еще помнишь? Как далеко все это. Иногда мне кажется, что обо всем происходившем с нами я знаю по рассказам других людей. Теперь я организую конференции, я езжу для переговоров в Берлин, короче, я что-то из себя представляю. Я даже получаю соответствующий оклад. Это радует тебя? У меня едва на все хватает времени, потому что слишком много дел. Но я чувствую облегчение, что мне больше не нужно писать статей.

Несколько слов о моем здоровье. По заключению врачей, к сожалению, я лишена возможности, не хотелось бы тебе об этом говорить, но лучше скажу, и мне будет значительно легче, – я не могу иметь детей. Это приводит меня в отчаяние именно сейчас. Почему как раз сейчас? Да ты ведь ничего не знаешь, потому что ты так далеко. Я, наконец, снялась с якоря, я так счастлива. Не правда ли, я должна тебе об этом сказать и знать, что это тебя не слишком тревожит. Ведь мы так давно вдали друг от друга. А я – мы знаем это оба – никогда целиком тебе не принадлежала. Человек, женой которого я скоро буду (для общества) является одним из нас. Он происходит из той же среды, которая мне родственна. Он плавает, ходит на лыжах, смеется, он сдал государственный экзамен по математике, занимался философией, играет в шахматы и на виолончели. У него та же профессия, что и у тебя. Он – счастливое сочетание ума и сердца, и ты поймешь меня, если вспомнишь наши размышления о жизни, счастье и человеческой судьбе.

Но я хочу сказать тебе, что ухожу от тебя не совсем и не навсегда. Я считала и хочу считать тебя своим лучшим другом, которому можно доверять и на которого можно всегда положиться в трудную минуту.

Твое письмо к Шлингелю не было приложено. Между прочим, оно бы уже опоздало. Ты же знаешь, как быстро меняется сейчас обстановка. Также быстро сегодня изменяются люди. Многомесячные перерывы между вопросами и ответами сейчас в нашем деле невозможны. Я продолжаю находиться с ним в дружеских отношениях, и он – в рамках своих возможностей – прилежен и надежен. То, что его возможности ограничены, от него не зависит. У него под ногами был тяжелый и огромный камень, который он медленно и терпеливо сдвигал с места, а затем отбросил. Правда, еще рано говорить о том, что он снова добьется больших успехов, но он уже многого добился, восстановил свой престиж и обрел некоторое влияние. Он расширяет круг своих знакомых. Нужно признать, что он противостоял каждой приманке и каждый отдельный случай в своей служебной карьере обсуждал со мной. Он поддерживает систематически все свои старые связи. Все, что здесь есть, – это шеф Клюнгель, который по-прежнему недоступен, так как связан с партией. Несмотря на это, Шлингель старается, и, я думаю, в этом отношении на него не следует нажимать. Он и так делает многое.

Трудно сложится для меня ситуация, когда ему не удастся решать наши общие проблемы и когда конфликт[34] будет разрешен в пользу нашего Отечества. Тогда я просто не знаю, как поступать. Мне явно недостает твоей большой головы, какими аргументами подкреплять сотрудничество с ним. Если бы ты мог мне своевременно назвать эти аргументы, то я бы была очень благодарна. Мне уже сейчас тяжело от предчувствия его презрительного шипения. Приди и помоги мне, мой старый добрый друг.

Пиши. Я жду твоих писем.

Завершая свое письмо, хочу тебе сказать о самом главном – мне тяжело наблюдать всю подготовку к предстоящему конфликту[35]. Держите глаза открытыми и не обманывайте себя.

Ильзе.

«Альта» обращалась к Р. Гернштадту. Она обращалась ко всем работникам Разведуправления, она настойчиво предупреждала их о том, что подготовка Германии к нападению на СССР зашла уже далеко и Гитлер в любой момент может отдать приказ о нападении на СССР.

Глава третья Выполнил ли резидент «Арнольд» приказ Центра?

Новым советским военным атташе в Берлине в конце декабря 1940 года был назначен генерал-майор Василий Иванович Тупиков. Он уже имел опыт военно-дипломатической работы, который приобрел, будучи советским военным атташе в Таллинне. После возвращения из Прибалтики Тупиков был назначен начальником штаба Харьковского военного округа. Назначение на должность военного атташе в Берлин было для Василия Ивановича полной неожиданностью. Однако он согласился отправиться в новую зарубежную командировку.

7 января 1941 года в 8 часов вечера по приглашению начальника Разведуправления Красной Армии Тупиков прибыл на Гоголевский бульвар. Генерал Ф. Голиков определил В. Тупикову основные задачи и порядок их выполнения.

В частности, Тупиков должен был «...установить группировку германских войск в северных и Скандинавских странах, на Западном фронте и востоке Германии против СССР. Точно установить состав каждой группировки, номера армейских групп, армий, корпусов, дивизий и полков всех родов войск, их дислокацию, места расположения штабов, фамилии командующих и начальников штабов армейских групп, армий, армейских корпусов, а также танковых и моторизованных корпусов и воздушных соединений...»

В приказе на командировку генерал-майора В. Тупикова были и другие пункты, такие же важные и сложные для выполнения, направленные на решение одной-единственной задачи – своевременно предупредить руководство страны о возможном нападении фашистской Германии на СССР.

Генерал Голиков понимал, что германские войска за два года войны в Европе приобрели значительный опыт ведения боевых действий. Этого опыта не было у командиров советских воинских частей и соединений. Офицеры Генерального штаба тоже не имели возможности на практике убедиться в правильности их расчетов использования крупных группировок войск. Военные игры и учения не могли заменить то, чем немецкие генералы овладели в ходе реальных боевых действий в Польше, Дании, Голландии или Франции. Именно поэтому начальник военной разведки просил Тупикова добыть документальные сведения о боевом составе ударных группировок германских армий, корпусов и дивизий, оперативной и тактической плотности боевых порядков, норм насыщения их средствами усиления. Интересовала генерала Голикова и организация взаимодействия родов войск, особенно боевое применение танковых и моторизованных частей и соединений во взаимодействии с авиацией и пехотой.

Отдельной темой в разговоре двух генералов являлась проблема возможного нападения Германии на СССР и в этой связи взаимодействие с «Альтой», которая добывала сведения, представлявшие чрезвычайный интерес для советского политического и военного руководства.

Голиков предложил генералу Тупикову изучить представление, которое прислал из Берлина «Метеор», выполнявший обязанности руководителя резидентуры советской военной разведки в Берлине, о поощрении «Альты», непосредственно руководившей работой агентов и выполнявшей другие задания Центра. Предлагая отметить работу «Альты» в связи с очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции, «Метеор» докладывал в Центр:

...«Альта» – связистка и руководитель группы «Ариец» – «X». Группа в 1940 году давала ценные сведения. «Альта», как связистка, обеспечивала бесперебойную связь Центра с группой. Несмотря на плохое состояние здоровья, она четко организовала работу. Действовала энергично, своевременно добывая ценные сведения. Большую часть получаемой от других источников устной информации «Альта» сама обрабатывала и печатала на машинке для передачи Центру, что является порядочной нагрузкой к ее основной работе. Кроме того, «Альта» давала собственную информацию, представляющую интерес...

Генерал Тупиков познакомился и с ответом Центра на предложение «Метеора». Голиков дал новому резиденту текст указания, которое 10 ноября 1940 года было направлено начальником военной разведки в берлинскую резидентуру. В указании говорилось: «За обеспечение работы группы, получение ценного материала объявляю благодарность групповоду „Альте“ и награждаю ее денежной премией в размере 300 германских марок...»

Начальник военной разведки порекомендовал генералу В. Тупикову проявлять особую осторожность и бдительность во время работы с «Альтой», просил передать разведчику Николаю Зайцеву, который встречался с «Альтой» в Берлине, тщательно готовить все агентурные контакты с Ильзе Штёбе, исключить малейшие возможности попадания связи «Альты» с «Бине» в поле зрения германской контрразведки.

В 1940 году у «Альты» возникли большие затруднения с устройством на работу. Редакции германских газет, с которыми она сотрудничала, находясь вВаршаве, считали журналистку Ильзе Штёбе «иностранным корреспондентом» и предлагали ей должности в Бухаресте, в Праге и столицах других европейских государств. Ей даже предложили место корреспондента «Берлинер тагеблатт» в Советском Союзе. Однако все эти интересные и материально выгодные назначения не устраивали И. Штёбе – она должна была оставаться в Берлине, чтобы руководить работой «Арийца», которого терпеть не могла из-за его жадности, особой страсти к деньгам и тоски о неудавшейся, как он считал, дипломатической карьере.

«Альта» попыталась получить назначение от одной из бреславских газет на должность корреспондента в Берлине. Но все должности оказались занятыми. Один из старых друзей Штёбе, некий фон Шрейбер, предлагал ей устроиться на работу в министерство авиации. «Альта» отказалась от этого предложения, потому что поступавших на работу в эту организацию гестапо подвергало тщательной проверке, которую она бы не прошла. Проявив разумную осторожность, «Альта» под благовидным предлогом отклонила предложение фон Шрейбера.

В конечном счете «Альте» удалось сделать то, о чем просил Центр, а именно, она устроилась на работу в пресс-бюро информационного отдела имперского министерства иностранных дел вначале внештатным сотрудником, а с мая 1940 года официальным работником пресс-бюро, в котором оставалась практически до конца 1940 года.

Это место давало «Альте» хорошее положение в глазах властей и агентов гестапо, укрепляло ее авторитет среди знакомых журналистов, с которыми она поддерживала рабочие контакты, использовавшиеся для сбора разведывательной информации.

Центр был доволен тем, что «Альта», получив должность в германском МИДе, «узаконила» свои встречи с Рудольфом фон Шелия, так как он работал в том же отделе.

Заведующий пресс-бюро МИДа лично представил Рудольфу фон Шелия своего нового сотрудника Ильзе Штёбе. Так связь «Альты» со своим главным источником ценной информации получила важное служебное основание.

Инструктируя генерала В. Тупикова, уезжавшего в Берлин, начальник Разведуправления рекомендовал ему приложить максимум усилий для того, чтобы сохранить положение «Альты» в МИДе. Но, как оказалось, сделать это было нелегко.

В начале 1941 года «Альта» вынуждена была уволиться из министерства иностранных дел. Она устроилась на работу начальником рекламного отдела фирмы Лингнер – Верке, которая располагалась в Дрездене. Об этом она и сообщала своему «старому и доброму другу» Рудольфу Гернштадту в апреле 1941 года.

Положение «Альты» в конце 1940 – начале 1941 года было не из простых. Все усилия она направляла на выполнение своих нелегких разведывательных обязанностей. Она никогда не жаловалась на судьбу и только однажды сообщила «Арбину», что пошатнувшееся здоровье мешает ей эффективно заниматься сбором разведывательных сведений.

В одном из писем «Арбину» Ильзе Штёбе писала:

Разреши мне рассказать о себе... Я стыжусь рассказывать здесь во всех подробностях. Но ты должен знать, что я делаю последние усилия и работаю. В конце августа мне необходимо было уехать во Франценсбад. Остро выявились все болезни. Это ужасный круговорот, «Арбин». Мне страшно. Я боюсь, что это может иметь самые неожиданные последствия. Может быть, это истеричность, но всю зиму я храбро переносила ужасные боли.

Я все продумала, «Арбин». Нельзя ли объединить как-то мое лечение и работу.

Это письмо «Альты» своему другу «Арбину» заставило его обратиться к руководству Разведуправления с просьбой о переводе И. Штёбе на работу в город Эгер. Центр отклонил это предложение, выделил «Альте» дополнительные средства для поездки во Франценсбад на грязевое лечение. «Альта» с этим согласилась. Она могла выехать на лечение, как ей рекомендовал Центр, в любое время, однако поступила иначе. «Альта» организовала свою поездку во Франценсбад только тогда, когда ее источник Рудольф фон Шелия на две недели выехал в командировку за пределы Германии. Она договорилась с «Арийцем», что он сообщит ей во Франценсбад, когда возвратится в Берлин и приступит к работе.

«Альта», отправляясь на лечение, организовала связь с «Арийцем», была готова к получению от него новых разведывательных материалов и договорилась о том, как эти материалы она сможет передать Паулю – советскому военному разведчику Николаю Зайцеву.

На встрече с «Альтой» Н. Зайцев по указанию Центра передал деньги для оплаты проживания и лечения в Франценсбаде. «Альта» была очень щепетильна в денежных вопросах. В подробном письме в Центр, которое она передала «Бине» в декабре 1940 года, она просит понять, почему ей все еще приходится получать от Пауля денежную поддержку в форме ежемесячной премии за работу в размере 350 марок. Она в деталях сообщила, куда уходят ее деньги, получаемые в МИДе, какие у нее имеются неизбежные дополнительные расходы, без которых она не может выполнять свои обязанности. В этом письме в Центр «Альта» заверила, что через некоторое время ее материальное положение должно улучшиться и она сможет обойтись меньшей суммой для служебных расходов. Видимо, «Альта» понимала, что деньги в разведывательной работе иногда звенят противно...

Последний вопрос, который генерал Голиков обсудил 7 января 1941 года с В. Тупиковым, – организация нелегальной радиосвязи «Альты» с Центром.

Этот вопрос должен был решить резидент «Мрамор». Еще 22 марта 1940 года Центр предложил «Мрамору» создать к 1 июля для работы с «Альтой» специальную конспиративную квартиру, чтобы разместить там фотолабораторию, и рекомендовал безотлагательно приступить к решению вопроса об организации радиосвязи «Альты» с Москвой.

Когда М. Пуркаев не смог выполнить к 1 июля эту задачу, Центр потребовал 16 июля 1940 года «обеспечить группу надежной связью внутри резидентуры, срочно организовать радиоточку. Все это нужно сделать в кратчайшие сроки...». 30 августа Центр еще раз предписывает Пуркаеву «организовать берлогу и установить музыку. Срок – до 1 октября».

Грубая провокация, которую германская контрразведка провела против М. Пуркаева, пытаясь его завербовать, не позволила реализовать замысел Центра. Когда «Мрамор» покинул Германию, указание по «радиофикации» «Альты» в ноябре 1940 года получил его заместитель «Метеор»: «Важнейший участок работы – установление связи по музыке ваших групп с Центром – у вас запущен. Обратите максимум внимания на его решение, ибо без этого вся проводимая вами организационная работа пойдет насмарку при возникновении чрезвычайных обстоятельств. С каждой оказией докладывайте, как продвигается у вас эта работа...»

Указаний из Центра по вопросу обучения «Альты» агентурной связи было много, но ни одно из них в 1940 году реализовать не удалось. Провокация против М. Пуркаева, плохое состояние здоровья «Альты», отсутствие необходимых специалистов для ее обучения...

Можно найти и другие причины, не позволившие Центру добиться выполнения своевременных указаний по обеспечению «Альты» агентурной радиосвязью с Центром. Но ни одна из них не может служить оправданием того, что важнейший источник информации Разведуправления, который действовал в германской столице, оставался без радиосвязи с Центром.

«Альта» и сама предлагала Центру обучить ее в качестве радистки. В октябре 1940 года Центр сообщал «Метеору»: «Альта», поскольку ей не удалось еще привлечь музыканта[36], должна сама систематически готовиться к освоению музыкального дела, с тем чтобы в случае необходимости обеспечить с дирекцией (с Центром. – В. Л.) непрерывную связь».

В. Тупиков, направлявшийся в Берлин, должен был до 1 июля 1941 года организовать обучение «Альты» агентурной радиосвязи....

Василий Тупиков, которому в Москве был присвоен псевдоним «Арнольд», приложил немало сил для выполнения приказа начальника Разведуправления. Прибыв в Берлин, он активизировал работу с агентами «Альты» и другими источниками. Они увеличили объем и повысили качество добываемой информации о германских вооруженных силах, военной экономике страны, образцах нового оружия и боевой техники. «Ариец» добывал важные сведения о планах Германии по развязыванию войны против Советского Союза.

«Арнольд» был наблюдательным военным специалистом и тонким аналитиком. На основании имевшихся в его распоряжении данных он докладывал в Центр:

Качественное состояние вооруженных сил Германии по признакам морально-политическим, обученности и оснащенности сейчас пребывает в зените и рассчитывать, что оно продержится на таком уровне долгое время, у руководителей рейха нет оснований, так как уже теперь чувствуется, что наметившиеся осложнения, намекающие на затяжку войны, вызывают острую нервозность среди широких слоев германского населения...

В марте 1941 года работа советских военных разведчиков в Берлине значительно усложнилась. В советско-германских торговых отношениях наступила «зима». Немецкие промышленники, как вспоминал Н. Зайцев уже после войны, все реже и реже появлялись в советском торгпредстве. А для военных разведчиков, наоборот, наступила горячая пора. Немцы открыто перешли к переброске своих войск к советским границам. Резидентурой «Арнольда» было установлено, что по всем железнодорожным магистралям перебрасывались на Восток составы с войсками и большим количеством военной техники. Германские автострады, которые вели с запада на восток, тоже были заполнены двигавшимися в одном направлении военными грузовыми автомобилями.

Активизировали свою работу и многочисленные агенты гестапо. Они все настойчивее, а часто и совсем открыто сопровождали сотрудников советских представительств во время их деловых и личных поездок по Берлину. Все чаще и чаще по ночам в германской столице завывали сирены воздушной тревоги. И местные жители, и сотрудники дипломатических представительств подолгу вынуждены были находиться в бомбоубежищах.

Обстановка в Берлине была тревожной. В этих условиях «Бине» должен был проводить встречи с «Альтой». Выезжая на встречи с ней, разведчик оставлял машину на тихой улице в одном из районов Берлина, незаметно выходил на другую магистраль, садился в автобус или электричку и таким образом, петляя по городу, прибывал в нужный район. Получив от «Альты» агентурный материал, передав ей очередные указания Центра и письмо от «Арбина», Николай Зайцев возвращался в торгпредство.

В апрельское утро 1941 года, направляясь из торгпредства в посольство, Зайцев попал в пробку. Полицейский, увидев машину, принадлежавшую советскому представительству, дал знак, разрешающий следовать без остановки. Другие полицейские поступали так же. Только у Бранденбургских ворот Зайцеву было указано изменить маршрут. Следуя указаниям полицейских, «Бине» оказался у здания имперской канцелярии, где располагалась резиденция Гитлера. На площади около канцелярии было много народу – мужчины, молодежь, изредка попадались девушки лет двадцати – двадцати пяти.

Машина Зайцева застряла в толпе. В этот момент на балконе канцелярии появился Гитлер. Народ подошел ближе к зданию. Зайцев заглушил двигатель. Гитлер был одет в коричневую униформу, прилизанные черные волосы поблескивали под лучами весеннего солнца. Гитлер улыбался и приветствовал собравшихся людей. Эта сцена продолжалась минут десять. Прибыв после этого в посольство, Н. Зайцев встретился с резидентом, генерал-майором В. Тупиковым, от которого получил замечание за то, что нарушил его указание. В день рождения Гитлера, а это был именно этот день, сотрудникам советских представительств в Берлине не рекомендовалось работать в городе...

О генерал-майоре Василии Ивановиче Тупикове, советском резиденте «Арнольде» в Берлине, было мало что известно. В сталинские времена имя этого руководителя резидентуры советской военной разведки в Берлине вспоминалось лишь при знакомстве с докладной запиской Л. П. Берии, адресованной И. В. Сталину 21 июня 1941 года. В тот последний мирный день Берия писал Сталину:

Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Ссылаясь на берлинскую агентуру, этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев...

Если Л. П. Берия в июне 1941 года знал о донесениях генерал-майора В. И. Тупикова, который сообщал о трех группах армий вермахта, которые будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, то вызывает удивление заявление Г. К. Жукова, который был в конце января 1941 года назначен начальником Генерального штаба, о том, что он не имел таких сведений. Когда мне однажды посчастливилось брать интервью у бывшего начальника Главного разведывательного управления Героя Советского Союза генерала армии П. И. Ивашутина, я спросил его о том, знало ли советское руководство о подготовке Германией войны против СССР. Генерал сказал: «...Тексты почти всех документов и радиограмм, касавшихся военных приготовлений Германии и сроков нападения, докладывались регулярно по следующему списку: Сталину (два экземпляра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркому обороны и начальнику Генерального штаба». После этого П. И. Ивашутин посоветовал мне ознакомиться с его статьей «Докладывала точно».

Найдя в библиотеке пятый номер «Военно-исторического журнала» за 1990 год, я внимательно прочитал воспоминания генерала и нашел ответ на вопрос – порядок рассылки в 1941 году секретных материалов Разведуправления Красной Армии П. И. Ивашутин знал точно. Видимо, этот вопрос имел для него важное значение.

О чем же, выполняя приказ начальника военной разведки, генерал-майор В. Тупиков докладывал в Центр в начале 1941 года? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо полностью привести одно донесение В. Тупикова, которое он направил из Берлина генералу Голикову 25 апреля 1941 года.

Записка советского военного атташе в Германии Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии[37] 25 апреля 1941 г.

Совершенно секретно

За 3,5 месяца моего пребывания здесь я послал Вам до полутора сотен телеграмм и несколько десятков письменных донесений, различных областей, различной достоверности и различной ценности. Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос.

Стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами, каковы сроки начала возможного столкновения, как будет выглядеть германская сторона при этом?

Я привел количество посланных донесений. Вы не заподозрите, что я плодовитость на донесения отождествляю с чем-то положительным в работе. Но изучение всего, что за 3,5 месяца оказалось допустимым, привело меня к определенному выводу, который и докладываю Вам.

Если окажется, что с изложением этих моих выводов я ломлюсь в открытую дверь – меня это никак не обескуражит.

Если я в них ошибаюсь и Вы меня поправите – я буду очень благодарен.

Советско-японский пакт о нейтралитете, на мой взгляд, явился своего рода проявителем курса германской политики в адрес Советского Союза.

Приезду Мацуока предшествовали:

а) Распространение среди всех слоев населения и иностранных политиков и разведчиков утверждений, что война между СССР и Германией неизбежна.

б) Действительное сосредоточение войск на востоке, действительная инженерная подготовка восточного театра, действительная эвакуация немецкого населения из восточных районов.

в) Открыто подчеркнутое игнорирование наших интересов в своей балканской политике.

г) Толкование визита Мацуока в Москву только как транзитной неизбежности, а его визита тт. Молотову и Сталину как визита признательности за предоставленный ему вагон или поезд от Владивостока до германской границы.

Приезд Мацуока сопровождался:

а) Продолжением той же пропаганды неизбежности столкновений Германии с СССР, и в этот период пропаганда достигала размеров ажиотажа.

б) Пропагандой, что содержанием переговоров с Мацуока является установление контакта между Германией и Японией в одновременном выступлении этих стран против Советского Союза.

в) Продолжением сосредоточения войск на востоке и демонстративной популяризацией этих мер.

Второе пребывание Мацуока в Москве, до того как появился пакт, не освещалось никак, кроме минимально необходимых хроникерских сообщений.

Появление пакта, видимо, ошеломило германские круги, так как надо было изобретать новую трактовку европейским миссиям Мацуока.

Надо отдать справедливость – новая трактовка была сформулирована очень быстро:

а) Берлинские и римские встречи Мацуока вооружили его столь широкими политическими перспективами, что Московский пакт является лишь первой ласточкой грядущих побед держав «оси».

б) Блестящая победа Мацуока в Москве (над кем победа и за что шла борьба?).

в) Советско-японский пакт продиктован Москве Берлином. Этот пакт знаменует собой новый этап отношений между Германией и СССР и характеризуется капитуляцией последнего.

Среди корреспондентов, штатских и военных дипломатов, среди всех кругов своего населения с немецкой энергией начинается пропаганда версии, будто угроза столкновения отдалена тем, что СССР капитулировал и теперь вряд ли попытается проводить свою политику там, где уже присутствует политика Германии.

18.4. я в ресторане встретился с известным Вам «Хозяйственником». Он мне сказал, что очень рад, что сейчас германо-советская атмосфера неизмеримо лучше, чем в период последней нашей встречи (а последняя встреча была в период, когда слухи о войне с нами текли со всех сторон широким потоком. Он тогда говорил, что он всем этим удивлен, поражен, не хочет этому верить, не знает, что все это значит, и т. д. в этом духе).

Теперь, заявил он, угроза столкновения снята.

На мою реплику – разве она была реальной? – он ответил утвердительно и продолжал, что заключением пакта с Японией СССР вновь стабилизировал свои отношения с Германией.

Я сказал, что мне непонятно все, что он говорил, т. к. я считал и считаю, что отношения между СССР и Германией определены договорами между ними самими непосредственно и пакт с третьей стороной не может играть роль барометра.

Ответ он начал с заявления, что авторство всего, что он сейчас скажет, принадлежит не его домыслам, а человеку, который фактически почти единолично решает судьбы Германии. (Я понял, что речь идет о Геринге.)

Прямо на высказанную мною мысль он не ответил, но изложил буквально программную тираду.

1. Взаимоотношения СССР и Германии мыслимы лишь как хозяйственный контакт. Контакта политического быть не может из-за контрастности социальных систем.

2. Германия в ведущейся войне борется за жизненно необходимое ей пространство. У СССР этого пространства с избытком в пределах его границ и, следовательно, вмешательство СССР в зоны интересов Германии может объясняться не жизненными интересами, а агрессивной противогерманской политикой, как политикой одной системы против другой системы.

Попытка СССР противопоставить жизненным интересам Германии свою политику в недавнем прошлом привела к обострению, которое сейчас рассеялось благодаря пакту. (Почему благодаря пакту, он и здесь не сказал.)

3. Сейчас перед Германией стоит задача добить Англию на внеевропейских театрах.

Для этого Германии нужна Турция. При сегодняшней ситуации на Балканах о позиции Турции не может быть двух мнений: она пойдет на все, что ей продиктует Германия, т. к. Англия утратила все остатки своего авторитета, а СССР не будет вмешиваться.

4. В хозяйственных взаимоотношениях СССР должен учитывать интересы Германии и обеспечивать эквивалентность обмена так же, как это учитывает Германия.

Германии нужен хлеб в таком количестве, которое обеспечивает ей победоносное ведение войны.

Далее он применил аллегорию следующего порядка – крысы, когда они голодны, прогрызают стальную броню, чтобы проложить дорогу к хлебу. Немцы же уже дошли до того, что их химики работают над тем, чтобы содержимое канализационных котлованов вновь сделать пригодным для обедов и ужинов.

Такова суть высказываний «Хозяйственника», заявившего, что это не его домыслы, а лица, государственную власть преимущего.

Что означает все вышеприведенное?

По-моему, оно означает, что немцы в программе своей политики каких-то не весьма отдаленных сроков имели выступление против нас. Япония по этой программе должна была выступить одновременно с Германией.

Московский пакт опрокинул генеральную суть этой программы (второй фронт).

Немцы, чтобы провал их этой политики не стал всеобще очевидным, толкуют пакт как победу Берлина и чуть ли не поражение Москвы.

Избежать огласки этого провала Германия должна была прежде всего по мотивам внутриполитического порядка.

Ведь неизбежность войны в самые близкие сроки вдалбливалась всерьез широким слоям населения и вдруг отсрочка. Этим именно и объясняются молниеносность, с какой берлинская версия Московского пакта охватила широкие слои населения, и антисоветская сущность самой версии.

Итак, если признать, что нападение действительно готовилось в близкие, конкретные сроки, то пакт, разрушив важнейший участок этих приготовлений, действительно отсрочил столкновение. Он отсрочил столкновение просто потому, что поставил перед необходимостью перерасчета сил и создание возможной другой коалиции.

Однако и после пакта германская трактовка взаимоотношений Германии с СССР осталась ярко выраженной антисоветской. СССР в ней фигурирует чем-то в виде доминиона.

В силу этого вопрос столкновения – вопрос сроков, и сроков не столь отдаленных, так как, будучи столь зависимой от нормальных отношений с нами, Германия едва ли сочла бы возможным на долгий период планировать устойчивость германо-советских отношений на антисоветской основе.

Это данные общеполитического порядка.

Данные состояния вооруженных сил также говорят о том, что Германия проедается, но держит армию такой численности, которую, кроме нашего театра, негде применить.

Сейчас под ружьем вместе с апрельской мобилизацией резервистов и призывом новобранцев больше 9 миллионов человек.

Против англо-французов Германия выступила с семью миллионами человек.

Группировка германской армии с осени 1940 года (не считая первой партии войск после разгрома англо-французов) неизменно смещается на восток. Сейчас на востоке – Восточная Пруссия, Польша, Румыния – до 118 – 120 дивизий.

Против англо-французов Германия выступала, имея на западном фронте 150 – 160 дивизий.

Сосредоточение на восток продолжается.

Качественное состояние вооруженных сил по признакам – политико-моральным, обученности и оснащенности – сейчас пребывает в зените, и рассчитывать, что оно продержится на этом уровне долгое время, у руководителей рейха нет оснований, т. к. уже теперь чувствуется, что малейшие осложнения, намекающие на возможную затяжку войны, вызывают острую нервозность среди широких слоев населения.

В своей внешней политике Германия не только игнорирует интересы СССР там, где интересы обеих стран якобы сталкиваются естественным ходом событий (Балканы). Она изыскивает свои интересы и устремляет их прямо, ярко, антисоветски, больше того – открыто военно-антисоветски и там, где эти интересы, кроме военно-антисоветских, отсутствуют (Финляндия).

Потоки военных транспортов из Германии в Финляндию идут непрерывно, а в последнее время получаются сведения о транспортировке войсковых частей.

Наконец состояние наших вооруженных сил.

Немцы несомненно в курсе слабых сторон подготовленности Красной Армии в период по 1939 год включительно.

Но они также несомненно в курсе и того, какими темпами идет перестройка в армии и какая именно. А эти данные весьма весомые для выбора сроков ведения с нами войны.

Вывод:

Я оговорил вначале, что рассуждения в этом докладе я веду на основе различных конкретных данных, в разное время и в разных документах, доложенных Вам.

Все эти данные приводят меня к убеждению, что:

1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник.

2. Сроки начала столкновения – возможно более короткие и, безусловно, в пределах текущего года.

Другое дело, что эти планы и сроки могут натолкнуться на нечто подобное поездке Мацуока «в Москву через Берлин и Рим», как ее здесь в дипломатических кругах называют. Но это уже не по доброй воле немцев, а вопреки ей.

3. Очередные, ближайшие мероприятия немцев мне представляются такими:

а) Оседлание Турции пактом трех или каким-либо ему аналогичным.

б) Присоединение к пакту трех Швеции, а следовательно, и Финляндии, так как последняя давно готова к нему присоединиться.

в) Усиление перебросок войск на наш театр.

г) Планируют ли немцы широкие операции на Ближнем Востоке и в Африке с применением такого количества войск, которое ослабило бы их европейскую группировку, сказать трудно, хотя официально прокламируются такие цели, как Суэц, Моссул, разгром англичан в Абиссинии.

Военный атташе СССР в Германии

генерал-майор В. Тупиков.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Группировка германской армии на 25.4.41 г.

Германская армия имеет в настоящее время 5 основных группировок:

1. Западная группировка.

2. Восточная группировка у границ СССР.

3. Балканская группировка.

4. Африканская группировка.

5. Резерв внутри страны.

Кроме того, с апреля месяца начата подготовка новой партии резервистов. Количество дивизий точно неизвестно. Есть сведения 40 дивизий, но они подлежат проверке.

270 – 280 германских дивизий распределяются по этим группировкам следующим образом:

1. Западная группировка.

Включает в себя 75 дивизий, т. е. 27% общего числа дивизий германской армии, из них 8 в Норвегии, 2 в Дании и 65 дивизий в Голландии, Бельгии и Франции.

По имеющимся у нас данным, в последнее время начались переброски германских войск из Норвегии в Финляндию, т. е. западная группировка уменьшается.

2. Восточная группировка.

Включает в себя до 95 дивизий, т. е. 35% общего числа дивизий германской армии, из них 1 – 2 дивизии в Финляндии, 20 – 25 в Восточной Пруссии, 12 – 16 – Люблинская армия, 20 – Южно-Польская (Тарнов), 20 – в Вартегау и 12 дивизий в Молдау.

По имеющимся данным, в последнее время начались переброски германских войск из Норвегии в Финляндию, т. е. восточная группировка увеличивается.

3. Балканская группировка.

Включает в себя до 50 дивизий, т. е. 18% всей армии, ведущих боевые операции на Балканах, из них 32 пехотных, 6 танковых, до 6 моторизованных и 4 горных дивизии.

4. Африканская группировка.

В Африку немцами переброшено морем больше 20 эшелонов своих войск, что составляет 8 – 10 дивизий, преимущественно танковых и моторизованных.

5. Внутри страны.

Внутри страны расположено до 45 дивизий т. е. 16% всей армии. В этой группировке заслуживает внимания Штеттинская группа, включающая в себя до 5 дивизий, по некоторым данным, предназначенная к переброске в Восточную Пруссию, а часть из нее в Финляндию.

Изменения в группировке, происшедшие в течение полугода, выглядят так:

Выводы:

Как видно из этой таблицы, восточная группировка германской армии у наших границ систематически росла и растет. В настоящее время имеются сведения, что восточная группировка еще больше увеличивается за счет следующих перебросок:

а) В Восточную Румынию производится переброска частей германских дивизий, принимавших участие в боях против Югославии, с Румынского театра военных действий.

б) Производится переброска германских войск в Вост. Румынию и Южную Польшу, принимавших участие в боях против Югославии на бывшем Австро-венгерском фронте.

в) В Финляндию производится переброска из Норвегии и из Германии не только отдельных групп солдат, но и целых воинских частей.

Таким образом, есть основания установить, что восточная группировка германской армии продолжает возрастать и вместе с войсками в Румынии уже сейчас составляет до 40% всех дивизий германской армии – 118 – 120 дивизий.

Такие доклады военный атташе генерал-майор В. И. Тупиков направлял из Берлина в Москву для начальника военной разведки.

Берия, как и Молотов, смотрел на Германию глазами Сталина и видел только то, что видел или хотел видеть Сталин...

О жизненном пути генерал-майора В. И. Тупикова в открытой печати никогда ничего не сообщалось. А этот человек заслуживает внимания.

Тупиков не был «тупым генералом», как его обозвал нарком НКВД Л. П. Берия. Василий Иванович получил хорошее военное образование, имел богатый жизненный опыт и, что особенно важно, был честен, принципиален и самостоятелен.

Для В. Тупикова, резидента военной разведки в Берлине, существовал только один идеал, которому он честно служил, – Россия. Он любил Россию и верил в ее будущее.

Василий Иванович Тупиков родился в 1901 году в российской глубинке, в Ямской слободке Курской губернии. Окончил двухклассную школу, затем Тульское техническое училище, курсы «Выстрел». В 1933 году завершил обучение в Военной академии имени М. В. Фрунзе.

В Красную Армию вступил добровольно в 1922 году и за десять лет прошел путь от рядового до командира-комиссара полка. Это были самые трудные годы в истории Советской России и в жизни Василия Ивановича. Он честно и самоотверженно служил своей Родине, не думая о служебной карьере и о материальных благах. Поколение, к которому принадлежал Василий Тупиков, хорошо знало, что саван карманов не имеет.

В марте 1935 года В. Тупиков был назначен на должность военного атташе СССР в Эстонии. После работы по военно-дипломатической линии В. Тупиков опять стал кадровым военным – с июня 1938 по апрель 1939 года был начальником штаба корпуса, заместителем начальника и начальником штаба Харьковского военного округа.

3 декабря 1940 года В. Тупиков назначен на должность советского военного атташе в Берлине. В столицу Германии прибыл 8 января 1941 года.

В. Тупиков работал в Германии до начала Великой Отечественной войны, то есть около пяти месяцев. Он не был профессиональным разведчиком, поэтому лично не проводил агентурных встреч с источниками информации. Тупиков руководил работой резидентуры военной разведки.

Тупиков обладал развитыми аналитическими способностями, получая из достоверных источников важные сведения о замыслах германского политического и военного руководства, составлял доклады, которые направлял в Центр. Эти донесения освещали подготовку Германии к войне на Востоке.

Василий Иванович не подстраивался под мнение начальника Разведуправления. Он писал ему: «Если окажется, что с изложением этих моих выводов я ломлюсь в открытую дверь – меня это никак не обескуражит.

Если я в них ошибаюсь и Вы меня поправите – я буду очень благодарен...

...В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник».

Об этом же сообщала и «Альта».

Генерал В. Тупиков, сегодня это очевидно, «не ломился в открытую дверь», он не ошибался в своих выводах.

Второй вывод, к которому В. Тупиков пришел, анализируя имевшиеся в его распоряжении агентурные материалы, тоже был серьезным предупреждением: «Сроки начала столкновения – возможно более короткие и, безусловно, в пределах текущего года».

Генерал Василий Тупиков оказался прав. Л. П. Берия, которому И. В. Сталин несомненно доверял больше, чем генералу Тупикову, глубоко ошибся.

Советское руководство также пренебрежительно отнеслось к донесению генерала И. Суслопарова – резидента советской военной разведки во Франции. 21 июня И. Суслопаров («Маро») сообщал в Центр, что нападение Германии на СССР произойдет 22 июня 1941 года.

Ф. Голиков направил копию донесения «Маро», как всегда, по малому списку – И. В. Сталину, Л. П. Берии, В. М. Молотову, С. К. Тимошенко и Г. К. Жукову. Реакция Сталина была негативной. Красными чернилами на бланке радиограммы он написал: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его»[38].

Наказать генерала И. Суслопарова не успели. Донесение советского военного атташе из Франции было достоверным и, к сожалению, полностью подтвердилось – 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз...

Информация, полученная Центром из Франции и Берлина, подтверждалась данными, поступившими из Токио от «Рамзая», от источника «ХВЦ» – Герхарда Кегеля, советника в германском посольстве в Москве. Наши военные разведчики, работавшие в Бухаресте, Будапеште, Софии, Праге, Вене сообщали то же самое...

Когда поток тревожных донесений военных разведчиков стал наиболее интенсивным, Сталин обратился с личным письмом к Гитлеру. Советский руководитель сообщил фюреру о том, что у него сложилось впечатление, что Германия готовится к нападению на СССР. В ответ Гитлер прислал Сталину «доверительное письмо», где сообщал, что «в Польше действительно сосредоточены крупные войсковые соединения, но что он, будучи уверен, что это не пойдет дальше Сталина, должен разъяснить: сосредоточение войск в Польше не направлено против Советского Союза, так как он намерен строго соблюдать заключенный пакт, в чем ручается своей честью главы государства»[39].

Сталин поверил Гитлеру...

Жуков, вспоминая о переписке Сталина с Гитлером, писал: «Как-то при личном докладе Сталин говорит, что он вчера получил от Гитлера личное письмо, который его заверяет, что сосредоточение в Польше войск не имеет ничего общего с подготовкой нападения на Советский Союз, что эти войска готовятся совершенно для другой цели, для более крупной цели на Западе. Авиация, сосредоточиваемая в Польше, на польских аэродромах, тоже выведена из-под удара английской авиации. И я вам скажу, что Сталин этой версии, конечно, поверил. Он был убежден, что Гитлер готовит, с одной стороны, вторжение в Англию, а с другой стороны, имел в виду усилить свою африканскую группировку, где действовал корпус Роммеля. Но оказалось это глубоко ошибочным. Ухватил ли я, как начальник Генерального штаба, глубокую ошибочность в мыслях Сталина? Я бы соврал, сказав, что вполне понимал, что война неизбежна. Я тогда поверил, что вполне удовлетворен ответом Сталина... У Тимошенко тоже не было никаких сомнений...»[40]

...После нападения фашистской Германии на СССР В. Тупиков возвратился в Советский Союз, был назначен на должность начальника штаба Юго-Западного фронта. Погиб летом 1943 года.

Судьба генерал-майора И. А. Суслопарова сложилась иначе. В годы войны он был начальником артиллерии 10-й армии, 7 мая 1945 года участвовал в подписании предварительного акта о капитуляции германских вооруженных сил...

Глава четвертая Последние встречи с «Альтой»

В книгах, изданных после окончания Второй мировой войны и посвященных борьбе немецких патриотов за свержение фашистской диктатуры в Германии, об Ильзе Штёбе всегда рассказывалось очень мало. Партийное руководство Германской Демократической Республики считало Ильзе Штёбе активным антифашистом, в СССР ее считали руководителем группы советской военной разведки. Компромиссного решения не было.

Шестьдесят лет об «Альте» и ее помощниках в основном говорились общие слова.

Выпущенная в 1970 году в Берлине книга Карла Г. Бирната и Луизы Краусхаар «Организация Шульце-Бойзена – Харнака в антифашистской борьбе» – одна из немногих публикаций на эту тему. Это издание, давно уже ставшее библиографической редкостью, является сборником биографий основных героев-группы Шульце-Бойзена и Харнака. «Альте», которая к организации Шульце-Бойзена никогда не принадлежала, посвящено всего полторы страницы. О ней сказано, что она была «молодой, красивой и жизнерадостной женщиной, которая более десяти лет образцово выполняла все поручавшиеся ей задания, всегда проявляла находчивость, изобретательность и творческую инициативу. Зачастую „Альте“ приходилось подчинять опасной работе разведчицы все свои личные интересы и склонности. Ей было поручено руководить группой разведчиков. Она добывала чрезвычайно ценную информацию...»[41]

Описание жизненного пути «Альты» заканчивалось тем, что в 1942 году она попала в руки гестапо и была казнена.

Все в этой автобиографической справке сказано вроде бы и правильно, но что же реально сделала «Альта», читателю предлагалось догадываться самому.

О том, что и как делала «Альта», знал крайне ограниченный круг лиц. В свое время они дали обязательства не раскрывать секретные сведения, связанные с работой разведгруппы «Альта».

Встречались документы, в которых говорилось о том, что: «Альта» поддерживала связь с советскими разведчиками из аппарата ВАТ – «Мрамором», «Метеором», «Арнольдом» через связников этого аппарата «Бине» и «Таля».

«Альта» ничего не знала о существовании «Мрамора», «Метеора» и «Арнольда» и никогда с ними связь не поддерживала.

Мы уже установили, что в конце 1939 года Ильзе Штёбе с помощью Маргариты Велкиш впервые встретилась с Николаем Зайцевым, который представился ей как Пауль Фишер. Кто такой «Таль» и какое отношение он имел к «Альте», впервые будет рассказано в этой главе.

В 1940 году с «Альтой» встречался только капитан Н. Зайцев. Их встречи проходили три раза в месяц. Разведчик приносил «Мрамору» или «Метеору» сведения, которые передавала «Альта».

Самыми трудными для «Альты» и «Бине» были встречи, которые проводились в декабре 1940 – январе и феврале 1941 года. В Берлине стояла суровая зима, морозы достигали 20 градусов. Как правило, Н. Зайцев, выходя на встречу с «Альтой», проводил в городе около пяти часов, смотрел, чтобы не было слежки со стороны агентов германской контрразведки. В одном из отчетов о встрече с И. Штёбе разведчик писал, что его лицо «опухло от мороза» и ему несколько часов пришлось приводить себя в порядок.

Непосредственный контакт с «Альтой» в таких условиях продолжался только несколько минут.

17 апреля 1940 года «Бине» докладывал Директору:

Сообщаю, что 15.04 провел очередную встречу с «Альтой». Встреча прошла спокойно в 9 часов вечера. Получил очередной материал и высылаю его почтой. Прошу срочно изучить его и дать свои указания. «Альта» уже посылала вам свои предложения, а ответа пока от вас не вижу. Этим вы ставите меня в неловкое положение. Письма, которые я просил для «Альты» и «Арийца», ожидались больше месяца. Так работать трудно. «Альта» для нас очень и очень необходима. Это вы видите из содержания материалов.

Еще один совет хочу от Вас получить. «Альта» нуждается в материалах для платья и пальто. В Берлине с этим сейчас нелегко. Как вам известно, у меня есть возможность выдать ей то, что нужно. Но без вашего согласия и разрешения я это сделать не могу. Затраты необходимо будет погасить соответствующим образом. Жду ваших указаний. Ей материал нужен, ей необходимо приодеться. Прошу у вас разрешения оказать «Альте» помощь и продуктами питания. Я могу передать ей карточки, по которым она получит необходимые продукты в немецких магазинах.

Относительно внутреннего положения в Германии могу сказать следующее. Продовольственное положение населения с каждым днем ухудшается. Уже введены карточки на фрукты и овощи. Для детей выдают один апельсин на две недели. Пива очень мало, что беспокоит немцев больше всего. Недавно был в кинотеатре. Показывали кинохронику о сборе металлолома. Показывали, как люди тащили на металл какие-то статуи. Металл здесь собирают в качестве подарка ко дню рождения Гитлера. Лозунги с подписью Геринга: «Этим металлом мы спасем народу жизнь. Не будет металла – мы погибнем» – расклеены по всему Берлину...

«Бине» сообщил в Центр о том, что германское руководство в середине апреля 1940 года запретило все частные телефонные разговоры с городами, расположенными в восточных районах Германии, отменило перевозку всех личных грузов граждан на железнодорожном транспорте в этом же направлении. Все это свидетельствовало, по оценке Н. Зайцева, о превращении восточных районов Германии и приграничных с СССР территорий в закрытые зоны.

Данные, которые в это же время передавала «Альта», касались состояния и перспектив развития советско-германских отношений. По донесениям «Альты» можно было сделать только один вывод о том, что в 1940 году перспектив у этих отношений оставалось очень мало. Вернее, существовала только одна перспектива, которую тщательно скрывало германское руководство, – война Германии против СССР.

Советское руководство о такой перспективе узнало из сообщений «Альты» и других военных разведчиков – Рихарда Зорге и Шандора Радо. И. Сталин в такую перспективу не верил, во всяком случае, он пытался не допустить подобного развития событий и уверовал в то, что ему удастся это сделать. В этом ему помогали Молотов, Берия и другие советские партийные и государственные деятели. Оставались месяцы до нападения. Гитлер и его генералы считали, что Сталин и его генералы ничего не успеют предпринять для повышения боеготовности и боеспособности Красной Армии. Разбив Красную Армию одним мощным ударом, Гитлер рассчитывал уничтожить русское государство. Под ударами германских армий Россия, полагал Гитлер, должна распасться на несколько национальных княжеств, которые он планировал подчинить германскому контролю и использовать в качестве сырьевой базы.

Подготовка к выполнению плана операции «Барбаросса» проводилась тайно, целенаправленно и под личным контролем Гитлера. Группы армий будущей агрессии незаметно приобретали реальные очертания.

3 февраля 1941 года в Берлине состоялось совещание руководства ОКВ[42], которое длилось около шести часов. С докладом выступил генерал Гальдер. Он представил германскую оценку Вооруженных Сил Советского Союза. По его специально заниженным данным, в Красной Армии было 155 боеготовых дивизий; по численности Красная Армия примерно равна германской армии, которая значительно превосходит ее в качественном отношении.

На этом совещании Гитлер поставил перед своими генералами задачу: «В первых же боях уничтожить большие части войск противника, не дав им возможности отступить». Германские войска планировали разгромить Красную Армию на пространстве между новой границей и линией Минск – Киев.

Будущая война с Россией, территория которой превосходила территорию не только Германии, но и всей Европы, волновала всех участников секретного совещания. Закрывая встречу с генералами, Гитлер воскликнул: «Когда начнется „Барбаросса“, мир затаит дыхание...»

Через четыре месяца мир действительно затаил дыхание.

Сверхсекретный меморандум о результатах совещания был отпечатан в единственном экземпляре. Доступ к документу имели Гитлер, Геринг, Браухич, Гальдер, Паулюс и, возможно, еще некоторые высшие военные чины Третьего рейха.

Гитлер был уверен, что результаты совещания будут сохранены в абсолютной тайне, но через несколько дней самые важные детали этого совещания стали известны советской военной разведке...

Поздним морозным вечером в середине февраля 1941 года «Альта» вызвала «Бине» на срочную встречу и передала ему очередное донесение. Она сообщила разведчику, что «Ариец» придавал этому донесению особую важность. В нем сообщалось, что подготовка Германии «к войне против СССР уже зашла далеко. Руководящие круги, как и прежде, придерживаются точки зрения, что война с Россией будет еще в этом году. Формируются три армейские группы под командованием Бока, Рунштедта и фон Лееба.

Армейская группа Кенигсберг будет наступать в направлении Петербурга, армейская группа Варшава – в направлении на Москву, армейская группа Познань – в направлении на Киев. Сроком наступления необходимо считать 20 мая. Запланирована колоссальная битва на окружение в Пинской области с участием 120 дивизий с немецкой стороны...»

Ситуация продолжала развиваться по тайному сценарию Гитлера. В Берлине принимались специальные меры предосторожности, которые должны были целенаправленно вводить советское руководство в заблуждение. В области проведения операций по дезинформации советского руководства Гитлер, Геринг, Геббельс и Риббентроп проявили исключительные способности. Они понимали, что перемещение крупных войсковых соединений с запада на восток не могло остаться не замеченным советской военной разведкой. Поэтому германскому военному атташе в Москве генералу Э. Кестерингу было дано указание «уведомить советский Генеральный штаб о массовой замене квалифицированных рабочих более молодыми солдатами...»

Несмотря на «дезинформационный туман», который преднамеренно распространялся из Берлина в Москве, Токио, Хельсинки, Бухаресте, Белграде, Анкаре и в других столицах, «Альта» продолжала добывать достоверные сведения, отражавшие реальное отношение германского руководства к СССР.

В начале марта 1941 года «Альта» передала «Бине» новое донесение. На основании данных «Арийца» в этом донесении И. Штёбе говорилось:

...Имеются основания, говорящие о том, что выступление против России состоится в ближайшем будущем (называются сроки 15 мая – 15 июня). Говорится и о концентрации в Польше 120 дивизий, о размещении бомбардировочной авиации на ранее незанятых аэродромах в Восточной Пруссии, интенсивном создании ПВО в восточных городах Германии, что свидетельствует о подготовке каких-то чрезвычайных событий. Об этом же свидетельствует и перенос совещания советско-германской комиссии по установлению границы. В апреле оно не состоится.

Концентрация советских войск на границе вызывает здесь определенное беспокойство. Спрашивают, не заметили ли русские, что против них что-то готовится, и не собираются ли они упредить германский удар? Некоторые высказывают удовлетворение этой концентрацией, так как считают, что русская армия не в состоянии будет отступить и поэтому им удастся осуществить против нее Канны.

«Ариец» сообщает, что министерство иностранных дел Германии не намерено информировать Японию о планируемом ударе на Востоке. Но военные круги не согласны с тем, что Япония не должна участвовать в войне против СССР. Они считают желательным, чтобы и восточная граница Советского Союза также подверглась нападению. «Ариец» заметил, что эта информация исходит из военных кругов. Он добавил: прекрасно информированные круги руководящих политических и военных инстанций сообщают единогласно, что выступление против СССР несомненно будет в этом году, а именно до июня.

В этом донесении «Альты» нет мелочей. Но есть одна важнейшая деталь, на которую военные специалисты обязаны были обратить особое внимание. Германская военная разведка пришла к выводу о том, что наблюдается «концентрация советских войск на границе» и что именно это обстоятельство в случае нападения Германии на СССР должно стать самым слабым местом Красной Армии, которая «не в состоянии будет быстро отступить» и, таким образом, обречена на уничтожение. Немцы хорошо знали, что увеличение границ СССР за счет присоединения областей Западной Украины, Прибалтики и других районов привело к передислокации войск Красной Армии в новые районы, которые не были оборудованы в оперативном отношении. Войска передней линии Белорусского и Киевского Особых военных округов оторвались от тылового обеспечения, их оборонительные линии в достаточной степени не укреплены и вся система обороны еще не эшелонирована.

5 апреля 1941 года «Альта» срочно пригласила «Бине» на встречу. Николай Зайцев встретил И. Штёбе около одного из кинотеатров Берлина. Возвратившись в резидентуру, «Бине» передал резиденту «Арнольду» сообщение, полученное «Альтой» от «Арийца»: «Выступление Германии против Югославии произойдет в ночь с 5 на 6 апреля. Германия рассчитывает за 14 дней разгромить Югославию».

Это донесение срочно отправили в Центр.

На рассвете 6 апреля германские бомбардировщики обрушили на югославские города массированный бомбовый удар. После завершения «акции устрашения» в бой вступили сухопутные германские войска, которые вторглись на территорию Югославии. Три дня немцы бомбили Белград, бомбили планомерно, уничтожая квартал за кварталом. В результате погибло около 17 тысяч мирных белградцев.

13 апреля 1941 года немецкие войска вошли в Белград. Вместе с немцами туда пришли и венгерские войска. Еще через четыре дня в Сараево прекратили сопротивление остальные югославские войска.

Король Югославии и премьер-министр бежали в Грецию. Гитлер праздновал победу.

«Ариец» еще раз оказался прав. Нападение Германии на Югославию произошло в тот самый день, о котором он сообщил в своем донесении.

В середине апреля «Альта» сообщила, что нападение Германии на СССР затягивается на четыре недели из-за задержки операции на Балканах. «...Выступление против СССР стоит в центре всех военных мероприятий. Война с Россией для Германии неизбежна... Речь при этом идет о том, чтобы предотвратить русскую угрозу с фланга, если Германия будет стремиться к Суэцкому каналу, чтобы затем проложить свободный путь к Индии...»

10 мая 1941 года «Альта» сообщила, что из кругов министерства иностранных дел Германии начали поступать сведения, свидетельствующие о том, что военные действия против России запланированы и готовятся, по данным, полученным от «Арийца», следует, что принимаются активные меры по скрытию истинных намерений германского руководства в отношении России. В частности, «военное министерство разослало директивные письма всем своим военным атташе о необходимости опровержения слухов о том, что Германия якобы готовит военные действия против России. Военное министерство требует от военных атташе выступать с разъяснениями, что Германия концентрирует свои войска на Востоке для того, чтобы встретить в готовности мероприятия с русской стороны и оказать давление на Россию».

«Альта» передала мнение «Арийца», который считал, что директивные указания германским военным атташе были подготовлены как с целью распространения дезинформации, так и успокоения германской армии, в которой начало проявляться недовольство в связи с подготовкой к новой войне... Факты свидетельствуют о том, сообщала «Альта», что «начата подготовка Германией войны с Россией и что эта война стоит уже у дверей».

15 мая «Ариец» заявил «Альте», что он не будет стесняться и будет передавать французам и англичанам все, что он знает, до мельчайших деталей. «Французов и англичан нужно информировать во всех деталях, чтобы они имели возможность уничтожить этот ужасный режим», – говорил «Ариец».

В начале 1941 года, когда Гитлер уже подписал план операции «Барбаросса», работать в Берлине Н. Зайцеву стало значительно труднее. «Бине», который своевременно заметил активизацию деятельности германских специальных служб, предложил Центру сократить количество встреч с «Альтой». В письме начальнику военной разведки Ф. Голикову он сообщил, что в новых условиях необходимо проводить с «Альтой» только одну встречу в месяц. В случае необходимости «Альта» сама имела возможность вызвать разведчика на встречу для передачи секретных материалов или срочных сведений.

Война еще не началась. На советско-германской границе еще не развернулись боевые действия, а капитан Н. Зайцев в начале 1941 года уже действовал в реальных боевых условиях. Над ним одновременно висели два меча. Один – тевтонский. Германские службы безопасности окружили советские представительства плотным кольцом своих агентов, и любая ошибка в проведении операций неминуемо привела бы к провалу, за которым последовало бы серьезное осложнение советско-германских отношений. Это было бы на руку Гитлеру, который незамедлительно обвинил бы Советский Союз в проведении враждебных акций против Германии.

Втором меч был советского производства. В начале 1941 года Сталин требовал от всех руководителей, имевших отношение к различным областям советско-германских связей, не допускать действий, которые могли бы оказать отрицательное воздействие на отношения между двумя государствами и спровоцировать германское руководство на военные действия против СССР. В случае провала любой операции военной разведки на территории Германии Сталин не простил бы того, кто допустил ошибку. К счастью, профессионализм капитана Н. Зайцева оказался на достаточно высоком уровне, что позволило ему не допустить ни одной ошибки в работе с «Альтой».

Сегодня, когда специалисты военных и исторических институтов изучили практически каждый день первой половины 1941 года на основе советских и трофейных германских документов, легко судить о том, права ли была «Альта» в своих донесениях. Но до сих пор непонятно, как советское руководство использовало ее сведения. Таких рассекреченных документов пока еще нет. Однако известно, что в начале 1941 года новый нарком обороны маршал С. К. Тимошенко начал готовить широкомасштабную игру. По данным доктора исторических наук Анатолия Уткина, возглавлявшего Центр международных исследований Института США и Канады РАН, интерес к замыслу С. К. Тимошенко, как никогда в советской истории, проявили «члены Политбюро, высшее руководство страны. Этот интерес не был случайным. Советская Россия напрягалась в страшном предчувствии. Самая мощная армия мира, овладевшая всей Западной Европой, лязгала гусеницами танков, таила неимоверную угрозу. Подпись Риббентропа и слова Гитлера ничего не значили...»[43]

Самым главным в этой оценке, если отбросить «лязг гусениц» немецких танков, было то, что интерес к мероприятию, запланированному наркомом обороны С. К. Тимошенко, проявили, «как никогда в советской истории», руководители советского государства. До начала вторжения германских войск на советскую территорию оставалось всего несколько месяцев. Об этом в Москве в январе 1941 года точных сведений еще не было. Но были многочисленные донесения военных разведчиков о том, что Германия готовится к войне на Востоке. Такой интерес членов Политбюро можно объяснить только тем, что тревожная информация, поступавшая в Москву от «Альты», все-таки доходила до столов больших советских начальников. И, как всегда в случае возникновения опасности, грозившей уничтожению российского государства, они вспомнили, что у них есть армия. Они знали, что эта армия находилась не в лучшей боевой форме, и, видимо, собирались побывать на штабных учениях, выделить определенные средства, необходимые для укрепления Красной Армии.

Однако недостатки, имевшиеся в армии и отмеченные в «Акте приема Наркомата обороны» С. К. Тимошенко, были столь велики, что их невозможно было устранить и исправить за полгода.

Армия, способная надежно защищать территорию государства, в одночасье не создается. Психология русских князей, которые в случае возникновения опасности созывали под свои знамена дружины соседних княжеств, в середине XX века была еще крепка, но несостоятельна. Она стоила советскому народу более 25 миллионов жизней наших соотечественников.

Несомненно, донесения «Альты» были точны и своевременны. Они постепенно раскрывали поэтапную подготовку Германии к войне против СССР. За такие сведения «Арийцу», который, рискуя собственной жизнью, регулярно и добросовестно их добывал, необходимо было платить соответствующие гонорары. Разведуправление Красной Армии, не без ведома высшего военного руководства СССР, выдало «Арийцу» 15 000 марок для приобретения в Берлине особняка у «одного выезжавшего из Германии еврея».

«Ариец» верил, что благоустраиваться в жизни ему и его семье помогает британская разведка. Он не задумывался над тем, что британская разведка вряд ли бы платила ему такие гонорары за то, что он добывает сведения о планах нападения Германии на СССР.

7 июня 1941 года «Альта» последний раз встретилась с «Бине». От нее он узнал, что вопрос о России по-прежнему находится в центре внимания германского руководства. Принимаются меры, чтобы не дать возможности советской разведке преждевременно узнать об истинных намерениях Германии в отношении СССР. Гитлер приказал Гиммлеру установить, кто распространяет слухи о войне с Россией, и прекратить их. «Альта» сообщала:

На восток, как и раньше, ежедневно идет 50 составов. Генералитет опасается трудностей со снабжением горючим, а в их распоряжении может быть только 10 составов. Налицо опасность, что танковые войска не смогут пройти далее Киева. Войска информированы о том, что воздушная поддержка будет значительно слабее, чем на западе. Фактом является то, что сроки начала кампании против России перенесены после 20 июня, что объясняется большими материальными потерями в Югославии. Никто из информированных инстанций не сомневается, что военные действия против России будут проведены...

Капитан Зайцев завершил свою специальную командировку в Германию, получил приказ сдать дела и выехать в СССР. Вместо него на связь с «Альтой» был выведен молодой разведчик «Таль», который прекрасно владел немецким языком, имел опыт работы в Германии и хорошо знал обстановку в Берлине. Главной задачей «Таля» было обучить «Альту» шифру и подготовить ее к работе на радиостанции.

«Таль» успел провести только две встречи с «Альтой». На одной из них, состоявшейся 12 июня, «Альта» передала разведчику новое донесение «Арийца». На основании этого донесения «Арнольд» 12 июня 1941 года докладывал в Центр: «Ариец» в переданном нам сейчас материале называет сроки вероятного выступления против нас 15 – 20 июня».

Генерал-майор Василий Тупиков, которому «Таль» докладывал о результатах встречи с «Альтой», считал, что в ближайшее время фашистская Германия может напасть на СССР. В этом его убеждали не только донесения «Альты», но и личные наблюдения и выводы, сделанные им в середине мая...

С И по 22 мая 1941 года германский Генеральный штаб организовал для аккредитованных в Берлине военных атташе Италии, Швеции, Финляндии, Турции, Болгарии, Румынии, Венгрии, Словакии, Испании и Японии поездку в Грецию для ознакомления с результатами действий немецких войск на Балканах. В список приглашенных для этой поездки попал и советский военный атташе генерал-майор В. Тупиков.

Немцы так организовали поездку, что все военные атташе большую часть времени находились в автобусах или автомашинах. За пять дней пребывания в Греции сделали только три короткие остановки в тех местах, где в апреле проходили бои немецкой армии против югославов.

Немецкие офицеры, сопровождавшие иностранных военных атташе, давали пояснения, носившие общий характер и не позволявшие судить о том, как же было организовано взаимодействие немецких войск в ходе ведения боевых действий в гористой местности. О принципах организации взаимодействия авиации и танковых соединений вообще не было сказано ни слова. В. Тупиков понял, что германский генштаб специально организовал эту поездку. Главной ее целью было не ознакомление иностранных военных атташе с вопросами организации боевых действий немецкой армии на Балканах, а отвлечение их от выполнения своих служебных обязанностей. В первую очередь это относилось к советскому военному атташе, который был, как догадывались немцы, руководителем резидентуры советской военной разведки в Берлине.

Во время поездки генерал-майор В. Тупиков обратил внимание на то, что отношение к нему немецких офицеров, сопровождавших группу, было подчеркнуто недоброжелательным. Фамилия генерала Тупикова всегда называлась последней при размещении военных атташе в гостиницах. Тупикова последним приглашали в автомашину на аэродромах при перелетах из одного пункта в другой. За всеми военными атташе были закреплены немецкие лейтенанты, которые помогали им переносить ручную кладь. Тупиков преднамеренно был лишен помощника и ему приходилось самому носить свой дорожный чемодан.

В одном греческом городе при следовании из гостиницы на железнодорожный вокзал каждому военному атташе предоставили персональный автомобиль. Советский представитель отправился на вокзал в автобусе. Это преднамеренное нарушение военно-дипломатического протокола говорило о том, что советский военный атташе и страна, которую он представляет, больше не пользуются авторитетом и уважением в германском Генеральном штабе...

...16 июня «Альта» вызвала «Таля» на срочную встречу и передала ему сообщение «Арийца». Оно было коротким и вполне конкретным: «В кругах штаба верховного командования упорно циркулирует версия о выступлении против России 22 – 25 июня».

За сутки до начала нападения Германии на СССР «Альта» вызвала «Таля» на встречу, но выехать без слежки из советского представительства разведчик уже не смог...

Вечером в субботу 21 июня 1941 года многие сотрудники советских представительств в Берлине, как всегда, собрались в клубе, играли в волейбол, затем посмотрели новый художественный фильм. К полночи все разъехались по своим квартирам. Н. Зайцев отправился в гостиницу торгпредства, где он проживал в последнее время.

Капитан сдал дела и готовился к отъезду в СССР. Перед тем как лечь спать, он позвонил дежурному. Комендант доложил, что на территории все спокойно, только у здания торгпредства, несмотря на поздний час, собираются немцы...

В 4 часа 15 минут утра в здание ворвались гестаповцы, вооруженные автоматами, они стучали прикладами в двери и кричали только одно слово: «ауфмахен!», что означало: «открыть дверь!»

В номер к Зайцеву ворвались три вооруженных гестаповца, приказали ему одеться, взять с собой пару белья, сигареты и продукты питания на два дня.

Зайцев собирался медленно. Его подгоняли. Из соседнего номера послышался шум борьбы. Видимо, кто-то из работников торгпредства пытался оказать сопротивление немцам, которые хватали ценные вещи, принадлежавшие русским. Двое гестаповцев рванулись в соседний номер. Зайцев остался один на один с подгонявшим его немцем. Николай спросил его, что происходит. Немец ответил: «Началась война...»

Ранним утром 22 июня 1941 года радист резидентуры советской военной разведки по указанию «Арнольда» направил в Центр самую короткую в его жизни радиограмму. В ней было всего одно слово: «ГРОЗА!» В это время германская авиация уже бомбила Киев, Минск и другие советские города...

Воспользовавшись ситуацией, Николай попросился в туалет. Немец кивнул головой, но приказал двери в туалетную комнату не закрывать.

Пока гестаповец осматривал комнату Зайцева в поисках ценных вещей, Николай избавился от нескольких листочков из своей записной книжки и бросил в унитаз ключи от сейфа.

К вечеру 22 июня все работники советского торгпредства оказались в концлагере в окрестностях Берлина. Обращались с ними грубо, так как они не были дипломатами и на них не распространялся дипломатический иммунитет.

23 июня в 23 часа выход из советского посольства был полностью блокирован. Резидентура оказалась отрезанной от внешнего мира и всех своих источников. Обеспечение внутреннего порядка в посольстве возлагалось на военного атташе и сотрудников его аппарата. Генерал В. Тупиков приказал своему старшему помощнику полковнику Василию Хлопову выполнять обязанности коменданта посольства.

В условиях тотальной изоляции посольства Тупикову было необходимо сохранить радиосвязь с Центром. В подвале посольства выбрали подходящее место и установили радиостанцию, которая действовала все дни до полной эвакуации советского дипломатического представительства.

Связь с внешним миром не прерывалась и благодаря имевшимся в посольстве радиоприемникам.

Военные сводки были жестокими: 28 июня пал Минск, 30 июня немецкие войска вошли во Львов, тяжелые бои шли под Киевом...

Эти сведения говорили о том, что советское военное командование оказалось неподготовленным к отражению фашистской агрессии.

Задача разведчика – своевременно добыть достоверную информацию о замыслах противника. С помощью «Бине», «Альты», «Арийца» генерал-майор В. Тупиков, начиная с января 1941 года, постоянно информировал Центр о подготовке Германии к войне против СССР. Красный свет может увидеть только тот, кто хочет его видеть...

Немцы обращались с сотрудниками советского посольства достаточно корректно. В Москве находились немецкие дипломаты во главе с послом графом Шуленбургом. Берлин хотел получить всех своих сотрудников целыми и невредимыми. Но и здесь немцы стремились поиметь выгоду. Министерство иностранных дел Германии предложило советской стороне обменять 120 своих сотрудников, работавших в Москве, на такое же количество советских дипломатов и граждан, находившихся в Берлине, но советских граждан в Германии было около 1000 человек. В случае такого обмена на территории врага могли бы остаться 880 человек.

Переговоры с представителями МИДа Германии вел первый секретарь советского посольства Валентин Бережков. Он заявил, что все советские граждане должны беспрепятственно покинуть Германию. В этом случае советская сторона передаст Германии всех ее граждан, находившихся в Москве. Немцы согласились с нашими требованиями.

1 июля 1941 года все советские граждане покинули Берлин. По пути в Болгарию поезд делал короткие остановки на глухих станциях. Немцы выстраивали посольских и торгпредовских работников вдоль вагонов и проводили поименную перекличку. Советский посол Деканозов и военный атташе генерал-майор Тупиков от этой унизительной процедуры отказывались, в строй не становились и в перекличке не участвовали.

19 июля генерал В. Тупиков прибыл в Москву, доложил руководству Разведуправления о прекращении работы резидентуры советской военной разведки в Берлине и попросил направить его на фронт...

Для военного разведчика капитана Николая Зайцева, который не имел дипломатического паспорта, путь из Берлина в Москву оказался более трудным и менее комфортабельным.

В Югославии поезд с техническим персоналом советского торгпредства был остановлен на одной из железнодорожных станций, там же стоял немецкий воинский эшелон. Зайцев увидел на его платформах новенькие танки, на которых лежали, греясь на солнце, немецкие солдаты. Один из них спросил Зайцева, обросшего и похудевшего, кого везут в этом поезде.

Николай ответил:

– Мы граждане СССР. Едем из Берлина в Москву...

Немец засмеялся.

– Это мы едем в Москву, – крикнул он и похлопал по зеленой броне новенький танк.

– Нет, – сказал Зайцев. – Такого не может быть!

Немецкий танкист самодовольно улыбнулся:

– До встречи в Москве...

– Не советую, – ответил ему Николай Зайцев.

Поезд с сотрудниками советского торгпредства покатил к болгаро-турецкой границе, где должен был состояться обмен.

Николай Зайцев на всю жизнь запомнил этот случайный диалог на глухой югославской станции.

Глава пятая Почему был разгневан И. Риббентроп?

Судьбы Ильзе Штёбе и Рихарда Зорге в чем-то похожи. Они были профессиональными журналистами, активно боролись против Гитлера и его фашистского режима, часто бывали в Берлине и других германских городах. Ходили по одним и тем же улицам. Возможно, посещали одни и те же кафе и рестораны.

Нельзя исключать, что они имели общих знакомых в журналистских кругах Германии, но Ильзе Штёбе и Рихард Зорге никогда не встречались. Они даже не знали о существовании друг друга, хотя каждый из них сотрудничал с советской военной разведкой длительное время.

Их жизни оборвались неожиданно, когда они еще были молоды и полны сил. В разное время в разных странах они были схвачены агентами контрразведки. Ильзе Штёбе в Берлине арестовали гестаповцы, Рихарда Зорге – агенты японской тайной полиции. Их обвинили в сотрудничестве с советской разведкой и казнили.

Трагический финал их разведывательной работы, как это ни парадоксально, был предопределен – они слишком долго находились на передовой невидимого фронта, бои на котором не прерывались ни на минуту и были не менее жестокими, чем сражения под Москвой, Сталинградом или Курском. В таких условиях, к сожалению, потери неизбежны.

Рихард Зорге, отправляясь в опасную служебную спецкомандировку в Японию, попросил Яна Берзина выполнить три его условия: подобрать ему помощника японской национальности, предпочтительнее всего – из журналистской среды. Это оправдывало бы их частые контакты; организовать радиосвязь с резидентурой «Рамзая», что позволило бы обеспечить устойчивую связь между «Рамзаем» и Разведуправлением, а также исключить второстепенные звенья в ходе передачи в Москву агентурных материалов; исключить связь его будущей организации с сотрудниками резидентуры, которая действовала на территории Японии под крышей советского представительства. Эта связь могла устанавливаться только «Рамзаем» и только в исключительных случаях.

Требования простые. Но от их выполнения во многом зависела безопасность и Рихарда Зорге, и сотрудников его организации.

Ян Берзин обещал выполнить просьбу «Рамзая».

Свою работу по организации благоприятных условий въезда в Японию и работы в этой восточной стране Р. Зорге начал с того, что в мае 1933 года прибыл в Берлин, добился назначения в Токио в качестве корреспондента нескольких германских газет. Редакции газет «Франкфуртер цайтунг», «Берген курир», «Технише рундшау» и другие согласились с его предложением – им было выгодно иметь собственного корреспондента в Японии.

Находясь в Берлине, Зорге также подал заявление о приеме в нацистскую партию. Это был важный ход в его большой игре. Он достаточно быстро и легко решил все свои проблемы в Германии. Этот успех невольно позволяет предположить, что советская военная разведка в то время имела в гестапо своего агента, который и помог Зорге. Но вероятнее всего другое – Берзин и Зорге оперативно воспользовались возможностями, которые им предоставила обстановка, сложившаяся в то время в Германии. Нацистская партия, пришедшая к власти в 1933 году, еще не успела создать необходимых институтов для тотальной проверки населения страны, новые структуры не проявляли необходимой бдительности, которая станет характерной для последующих лет гитлеровской диктатуры.

Получив без каких-либо осложнений разрешение на выезд за пределы Германии, Зорге оказался в США, затем в Канаде, где сел на пароход в Ванкувере и 6 сентября 1933 года оказался в Иокогаме.

Немецкий журналист, прибывший в Японию, ничем не отличался от других пассажиров океанского лайнера. Он быстро прошел пограничный контроль и таможенный досмотр и через некоторое время поселился в фешенебельной гостинице «Тэйкоку». Рихард Зорге посещал немецкий клуб, был любезно принят в немецком посольстве, стал популярным человеком в немецкой колонии в Токио... Зорге много ездил по стране, посетил древнюю столицу Японии – город Киото, в котором находится сегунский дворец Нидзе, сделанный древними японскими мастерами из резного дерева. Позже Р. Зорге писал: «Я стремился узнать людей, развить в себе интуицию, без которой невозможно познать страну».

Поездки по стране давали хороший материал для подготовки интересных статей о Японии, которые печатались в немецких газетах. Его способность увидеть в Японии то, чего не замечали другие журналисты, умение отобрать наиболее интересные факты и толково написать статью были замечены и в кругах иностранных корреспондентов, аккредитованных в Токио, и в германском посольстве. Р. Зорге понимал, что без должного авторитета и достаточной эрудиции он не смог бы занять «столь прочное, – как он писал, – положение в германском посольстве. Именно по этим причинам, приехав в Японию, я занялся доскональным изучением японских проблем».

Постепенно Р. Зорге достиг того, к чему стремился: он стал лучшим иностранным корреспондентом в Японии. Немецкие газеты, и прежде всего «Франкфуртер цайтунг», с удовольствием публиковали его статьи. Японская тайная полиция не могла усомниться, что Р. Зорге – профессиональный журналист высокого класса.

Создав условия для журналистской и разведывательной работы, Р. Зорге переехал из отеля «Тэйкоку» в Адзабуку, буржуазный район японской столицы, и поселился в небольшом двухэтажном доме на улице Нагасаки-мачи.

Центр перевел из Парижа в Токио югослава Бранко Вукелича и Мияги Йотоку, который прибыл в Японию из Лос-Анджелеса. Р. Зорге установил с ними контакты. Постепенно в Токио была создана резидентура, в состав которой входили: доктор Рихард Зорге – резидент; Бранко Вукелич, журналист, владевший десятью иностранными языками, Мияги Йотоку, «благонадежный» японский художник, а также радист Макс Клаузен и несколько источников. Рихард Зорге установил прочные деловые отношения с германским послом, военным и военно-морским атташе, а также с другими сотрудниками германского посольства.

В 1935 году Центр пригласил Рихарда Зорге в Москву для отчета о проделанной работе. Его доклад высоко оценило командование военной разведки. Новый начальник Разведуправления С. Урицкий перед возвращением «Рамзая» в Токио лично определил главное направление в работе его резидентуры.

Если бы Разведуправление Красной Армии в 1940 – 1941 годах имело в Берлине только одну разведывательную группу, которую возглавляла «Альта», сведения ее вряд ли были бы оценены так высоко. Данные, которые она добывала через «Арийца», страдали одним существенным недостатком – они не имели документального подтверждения. То есть от «Альты» военная разведка не получила ни одного документа, подписанного Гитлером, Риббентропом, Герингом или другими политическими и военными руководителями фашистского государства.

Резиденты «Мрамор», «Метеор», «Арнольд», работавшие в Берлине, считали сведения «Альты» достоверными и направляли их в Центр.

Перед начальником военной разведки И. Проскуровым, а с середины 1940 года и Ф. Голиковым, стояла сложная проблема. Она касалась степени доверия руководства разведки тому, что сообщала «Альта», тоже получавшая свои сведения со слов «Арийца».

«Ариец» часто не видел оригиналов секретных документов, касающихся подготовки Германии к нападению на Советский Союз. Он черпал сведения, которые интересовали «английскую разведку», в беседах с высокопоставленными германскими чиновниками, имевшими доступ к этим документам в МИДе, Верховном командовании вермахта.

И. Проскуров знал об условиях работы «Альты» несколько больше, чем Ф. Голиков, который стал начальником Разведуправления Красной Армии в середине 1940 года. Он принял эту должность в сложных условиях – пять его предшественников были репрессированы. Вероятно, именно этим можно объяснить чрезмерную осторожность Ф. Голикова в оценке результатов работы зарубежных резидентур и агентурных материалов.

Ф. Голиков имел сведения о том, что начиная с 1937 года руководство НКВД не в полной мере доверяло Р. Зорге, но убрать его из Токио не решался, потому что «Рамзай» был единственным военным разведчиком-нелегалом, внедренным в Японию. Филипп Иванович тщательно изучал все донесения, которые поступали в Центр от «Рамзая». Некоторые из них, не совпадавшие с оценками, в частности, боевой готовности Красной Армии, Ф. Голиков относил «в разряд сомнительных и дезинформационных». Такие сведения не докладывались высшему политическому и военному руководству страны. В частности, когда Зорге сообщал о том, что немецкие генералы считают боеготовность Красной Армии низкой, эта оценка не попала в специальное сообщение Разведуправления. Голиков, который был до назначения начальником Разведупра командующим 6-й армией, не мог согласиться с тем, что его офицеры и солдаты обучены хуже, чем немецкие.

Система обработки агентурных материалов, существовавшая в Разведуправлении, была четкой и исключала проявление субъективизма. В оценке разведсведений И. Проскуров и Ф. Голиков опирались в своей работе на специальное информационное управление, работой которого руководил бригадный инженер А. Панфилов. Он окончил Военно-техническую академию Красной Армии, имел значительный опыт аналитической работы. Офицеры, служившие под руководством А. Панфилова, занимались изучением, анализом и обобщением политических, военных, военно-экономических и военно-научных сведений, которые Центр получал из зарубежных резидентур.

Некоторые специалисты в области разведки, в частности П. Судоплатов, утверждали, что до начала «Великой Отечественной войны ни разведка НКВД, ни Разведуправление Генерального штаба не имели отделов обработки и анализа поступающей информации, которые были созданы уже в ходе войны». Подобное утверждение не соответствует действительному положению дел, существовавшему в Разведуправлении.

Сила любой разведывательной организации заключается в ее умении проверить и обработать добытые сведения. Одним из наиболее эффективных способов такой проверки является сравнение полученных данных с сообщениями других источников.

Я. Берзин, С. Урицкий и другие руководители военной разведки, готовя Разведуправление к работе в чрезвычайных условиях, особое значение придавали проверке сведений, поступавших от источников. И такая система, несмотря на разгул репрессий в 1937 – 1939 годах, была создана. В предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны офицеры-аналитики Разведуправления ценились так же высоко, как офицеры-разведчики, добывавшие сведения.

В предвоенные годы Разведуправление создало свои резидентуры в странах, которые могли угрожать безопасности России: в Германии, Польше, Румынии, Венгрии, Турции, Финляндии, Италии и Японии. Значительная часть разведсведений касалась состояния и возможных перспектив развития советско-германских отношений. Фашизм угрожал не только европейским государствам, но и безопасности СССР. Свое отношение к России Гитлер высказал в известной книге «Моя борьба». Это отношение за годы его пребывания у власти не изменялось.

Сведения о подготовке Германией войны против СССР, поступавшие от «Альты», подтверждались донесениями «Рамзая» из Токио, агента «ABC» из Бухареста, «Доры» из Женевы, «Мольера» из США...

Вернемся к «Рамзаю». Исключительный интерес представляют количественные характеристики результативности разведывательной деятельности Рихарда Зорге. В период с января 1936 по октябрь 1941 года «Рамзай» направил в Центр по радио 805 срочных донесений. В 1936 году 49 радиограмм, поступивших от Зорге в Центр, были «доложены правительственным инстанциям и руководству H КО СССР». В 1937 году – 48 материалов Зорге оказались в числе «доложенных». В 1938 году доложено 86 информационных донесений «Рамзая». В 1939 году – 85, в 1940 году – 59 и в 1941 году – 36 донесений.

Скупая фраза «доложены правительственным инстанциям и руководству НКО СССР» – высшая оценка результатов опасной деятельности Р. Зорге. За четыре с половиной года 363 донесения «Рамзая» легли на стол И. Сталина, В. Молотова, Л. Берии, наркома обороны и начальника Генерального штаба.

Начальник Разведуправления Красной Армии Ф. Голиков имел все основания для удовлетворения результатами работы «Рамзая». Тем не менее 17 февраля 1941 года Ф. Голиков дал «Рамзаю» следующее указание: «...считаю необходимым сократить расходы по вашей конторе... Платите источникам только за ценные материалы, сдельно...»

«Рамзай» написал в Центр еще одно донесение: «...если вы настаиваете на сокращении наших расходов... Вы должны быть готовы к разрушению того маленького аппарата, который мы создали... Вы должны приказать мне уволить „Джо“ и „Жиголо“, которые были присланы мне в 1937 году распоряжением Центра...»

Под псевдонимом «Джо» в резидентуре «Рамзая» работал Мияги Йотоку. Кличка «Жиголо» принадлежала члену разведгруппы Бранко Вукеличу.

В письме от 26 марта 1941 года в Центр Р. Зорге продолжал отстаивать свою точку зрения: «...Когда мы получили ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, то восприняли их как своего рода меру наказания. Вы уже, вероятно, получили нашу подробную телеграмму, где мы пытаемся доказать, что это сокращение вдвое, без предоставления нам возможностей расходовать суммы на экстраординарные потребности, равносильно просто уничтожению аппарата».

Все члены группы Рихарда Зорге, так же как и «Альта», «Арбин», источники «ABC», «ЛЦЛ», «ХВЦ» и другие, работали не ради денег, а ради общего дела – они боролись против фашистского режима в Германии. Скромные финансовые средства, выделяемые им из Центра, шли на оплату арендованных конспиративных квартир, компенсацию транспортных и некоторых других расходов. Личное материальное благосостояние «Альты» и «Рамзая» от выделявшихся для них Центром финансовых средств не зависело. Но за информацию, которую передавал «Ариец», работавший с «Альтой», нужно было платить. Так же обстояли дела и у Рихарда Зорге с его источниками. В большинстве донесений Зорге освещались важные вопросы подготовки Германии и Японии к войне против СССР. Источники, передававшие Р. Зорге такие сведения, рассчитывали на определенное материальное вознаграждение. Зорге беспокоился не о себе. Его волновали интересы дела, которое не могло существовать без определенной финансовой поддержки. Именно об этом и писал «Рамзай» начальнику военной разведки... В середине января 1941 года «Рамзай» сообщил о том, что министр иностранных дел Германии Риббентроп пригласил Мацуоку в Берлин для обсуждения вопросов пакта трех держав. «Возможно, – сообщал „Рамзай“, – что Мацуока попытается дать новое развитие вопросу переговоров СССР с Японией». Анализ отношений СССР – Япония – Германия был главной целью специальной миссии Зорге. Он должен был хорошо знать и предвидеть динамику возможного развития отношений в этом не простом политическом треугольнике. Зорге с задачей справлялся успешно. 2 мая 1941 года «Рамзай» прислал в Центр следующее донесение:

Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой.

Оба, посол и атташе, согласились с тем, что после поражения Югославии во взаимоотношениях Германии с СССР приближаются две критические даты. Первая дата – время окончания сева в СССР. После окончания сева война против СССР может начаться в любой момент, так что Германии останется только собрать урожай.

Вторым критическим моментом являются переговоры между Германией и Турцией. Если СССР будет создавать какие-либо трудности в вопросе принятия Турцией германских требований, то война будет неизбежна.

Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии. Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба.

Решение о начале войны против СССР будет принято Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией. Однако Отт лично против такой войны, в настоящее время настроен только скептически, что он уже предложил принцу Ураху выехать обратно в Германию...

При подготовке донесения для руководства Наркомата обороны Ф. Голиков приказал убрать пункт о слабости Красной Армии, которая «будет разгромлена в течение нескольких недель». Был изъят пункт о том, что, по оценке немецких генералов, «система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба».

30 мая 1941 года «Рамзай» сообщил в Центр:

Берлин информировал посла Отта, что немецкое наступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95 процентов уверен, что война начнется. Косвенные доказательства к этому в настоящее время таковы:

Технический департамент воздушных сил в моем городе получил указание вскоре возвратиться. Отт потребовал от ВАТ, чтобы он не посылал никаких важных сообщений через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума.

Причины для германского выступления – существование мощной Красной Армии не дает возможности Германии расширить войну в Африке, потому что Германия должна держать крупную армию в Восточной Европе. Для того чтобы ликвидировать полностью всякую опасность со стороны СССР, Красная Армия должна быть отогнана возможно скорее. Так заявил Отт...

Донесение «Рамзая» подтверждено сведениями, которые «Альта» сообщила в Центр 10 мая 1941 года.

1 июня 1941 года Р. Зорге направил в Центр радиограмму следующего содержания:

Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолл привез с собой из Берлина, откуда он выехал 6 мая в Бангкок. В Бангкоке он займет пост военного атташе.

Отт заявил, что он не мог получить информацию по этому поводу непосредственно из Берлина, а имеет только информацию Шолла.

В беседе с Шоллом я установил, что немцев в вопросе о выступлении против Красной Армии привлекает факт большой тактической ошибки, которую, по заявлению Шолла, сделал СССР.

Согласно немецкой точки зрения, тот факт, что оборонительная линия СССР расположена в основном против немецких линий без больших ответвлений, составляет величайшую ошибку. Она поможет разбить Красную Армию в первом большом сражении. Шолл заявил, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии.

На это донесение Филипп Иванович Голиков не мог не обратить внимания.

Во-первых, «Рамзай» подтверждал сообщения «Альты» о том, что нападение Германии на СССР произойдет «около 15 июня».

Во-вторых, Зорге сообщил в Центр, что в немецких верховных штабах уже проведена полная и всесторонняя оценка дислокации советских войск, расположенных вдоль западной границы, обращено внимание на то, что советская оборона построена без учета соответствующих требований (глубина, эшелонирование, создание и укомплектование укрепленных районов, накопление резервов боеприпасов и т. д.).

Шолл, прибывший в Токио из Берлина проездом в Бангкок, выдал в беседе с послом Оттом важные сведения.

Это донесение «Рамзая» вызвало у Голикова несколько вопросов.

Они отражены в резолюции начальника Разведупра.

«Прошу сообщить:

1. Более понятно сущность большой тактической ошибки, о которой вы сообщаете;

2. Ваше собственное мнение о правдивости Шолла насчет левого фланга.

Голиков. 3.06.41 г.»[44]

Далее Голиков дал указание начальнику 5-го отдела Разведуправления: «В перечень сомнительных и дезинф. сообщений «Рамзая». Голиков».

Шолл убыл в Таиланд. Ошибка, о которой он сообщил Р. Зорге, состояла в том, что группировка войск Красной Армии, выдвинутая к новой государственной границе, по мнению немцев, была слаба и давала им возможность разбить передовые соединения Красной Армии в первом же большом сражении.

Сообщение Зорге поступило в Центр 1 июня 1941 года. Оно имело принципиально важное значение. Однако по указанию Ф. Голикова оно попало в перечень «сомнительных и дезинформационных сообщений „Рамзая“».

4 июня этого же года Совет Народных Комиссаров СССР утвердил специальное постановление «Об укрепленных районах».

С. К. Тимошенко, народный комиссар обороны СССР, предложил утвердить штатное расписание для вновь строящихся укрепленных районов. Постановлением СНК было установлено: закончить формирование этих воинских частей (110 артиллерийско-пулеметных батальонов, 16 артиллерийско-пулеметных рот, 16 артиллерийских батарей, 13 отдельных саперных рот, 6 артиллерийских дивизионов и т.д.) к 1 октября 1941 года.

Этим же постановлением предусматривалось увеличить численность Красной Армии по мирному времени на 120 695 человек и по военному времени на 239 566 человек[45]. Но время уже было упущено. До начала вторжения германских армий на территорию СССР оставались считанные дни.

Когда в Токио стало известно, что фашистская Германия 22 июня 1941 года напала на СССР, Р. Зорге направил в Центр радиограмму: «Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу...»

«Рамзай» счел необходимым дать разъяснения Ф. Голикову того, что же «составляет величайшую ошибку», которая, по оценке немецких генералов, «поможет разбить Красную Армию в первом большом сражении».

Отвечая на запрос Центра уже после начала Великой Отечественной войны, Зорге 3 июля 1941 года докладывал в Центр:

Теперь уже поздно вам отвечать на вопрос в отношении удара левым флангом и некоторых тактических ошибках.

Подполковник Шолл сказал тогда, что первый и главный удар будет нанесен немцами по Красной Армии их левым флангом. Немцы полностью уверены, что главные силы Красной Армии будут сконцентрированы в противоположном направлении от линии, дающей полную возможность для сильного удара. Немцы очень опасались, что Красная Армии в порядке осведомления главного удара отступит на некоторое расстояние, чтобы изучить силы противника и предпринять кое-что в стороне от направления главного удара. Главная цель немцев это уничтожение Красной Армии охватом ее, как это было с польской армией.

Германский военный атташе сказал мне, что японский Генштаб наполнен деятельностью с учетом наступления немцев на большого противника и неизбежностью поражения Красной Армии.

Он думает, что Япония вступит в войну не позднее как через 6 недель. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта со стороны Сахалина на советское побережье Приморья. Общее настроение народа против действий Германии и присоединения к ней Японии.

Ваша дипломатическая деятельность должна быть значительно сильнее, чем это делается другой стороной.

Источник «Инвест» думает, что Япония вступит в войну через 6 недель. Он также сообщил, что японское правительство решило остаться верным пакту трех держав, но будет придерживаться пакта о нейтралитете с СССР.

Решено послать три дивизии в Сайгон, Индо-Китай. Даже Мацуока голосовал за это, который перед этим был ориентирован на СССР.

Источники «Итери» и «Ирако» сказали, что слышали в отношении укрепления восточной границы некоторым количеством войск из Сев. Китая, а также усиления войск на Хоккайдо.

Возвращенная в Киото дивизия будет направлена на север.

Содержание радиограмм, поступавших в Центр от Рихарда Зорге, – отражение высокого профессионального мастерства этого разведчика, который умел добывать важные сведения, всесторонне анализировал их и докладывал в Центр.

Содержание резолюций Ф. Голикова на бланках донесений «Рамзая» тоже является характеристикой человека, который некоторое время был начальником военной разведки. На радиограмме Зорге от 3 июля 1941 года он написал несколько резолюций.

Первая: «Подчеркнутое на стр. 1 – 2 послать выпиской членам Гос. Ком. Обор. и НГШ».

Вторая: «Потребуйте от „Рамзая“ сообщить о японских воинских перебросках против СССР из Китая и самой Японии».

Третья: «Доложите, сколько времени он не давал ответа на наше требование о левом фланге и его саму телеграмму...»

Последняя резолюция свидетельствует о том, что Голиков не доверял Зорге, он находился под влиянием содержания справки, подготовленной начальником IV отдела Разведуправления ГШ РККА генерал-майором Колгановым, «Истоки политического недоверия „Инсону“»[46].

В этой справке, похожей на донос, сказано:

1. В течение продолжительного времени «Инсон» работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, оказавшихся врагами народа. Отсюда вытекает вывод: если враги народа продались сами иноразведкам, то спрашивается, почему же они не могли выдать «Инсона». Так, например, бывший начальник 2-го отдела Карин являлся немецким шпионом, и он выдал, по его словам, некоторых наших секретных агентов в Китае. В бытность Карина начальником японского отделения Покладок являлся японским шпионом.

2. Бывший начальник японского отделения (после Покладока) Сироткин оказался также японским шпионом. Сироткин показал органам НКВД, что он выдал японцам «Инсона» со всеми его источниками.

По показанию Сироткина, он выдал «Инсона» в конце 1938 г., и с этого времени «Инсон» начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просит его отозвать домой. Почти весь 1940 год «Инсон» настаивает на возвращении в СССР.

3. По записям врагов народа видно, что у «Инсона» имеется жена, которая живет в Берлине, она знает, что он коммунист и где находится.

В 1935 году «Инсону» Центром был направлен радист Фриц, личность также весьма темная. Известно только, что он сербский офицер, женат на русской белогвардейке, и больше ничего. Радиодело знает хорошо, срывов связи не было.

У «Инсона» нет истории о прошлой работе до партии, как он работал в партии, как попал в партию и затем в Разведупр.

«Инсон» является секретарем ячейки фашистов в немецком посольстве в Токио. Но когда спрашиваешь «Инсона», почему он не поступает на официальную работу в посольстве, всегда следует ответ: «Вы знаете мое прошлое, поступающие на работу в немецкие учреждения тщательно проверяются гестапо, это может меня погубить».

Вопрос «Инсона» не новый, неоднократно ставился на обсуждение. Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают «Инсона» с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы.

Информацию «Инсона» необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться.

«Инсон» самолюбив и большого мнения о себе, что необходимо учитывать при руководстве им.

Рихард Зорге понимал, что отношение к нему изменилось, но продолжал заниматься своим делом несмотря на трудности в Японии и недопонимание в Москве. Он, как и «Альта», работал во имя будущего... После назначения начальником Разведуправления генерала А. Панфилова, отношение к донесениям «Рамзая» стало другим. На бланках расшифрованных радиограмм «Рамзая» сохранились резолюции А. Панфилова: «По донесениям „Инсона“ составить Специальное сообщение», «направить членам ГКО, Начальнику Генштаба»[47]; «В спецдонесение поставить сегодня»...

Для того чтобы окончательно изменить отношение сотрудников Разведуправления к Р. Зорге, исполнявший обязанности начальника Разведуправления Генерального штаба Красной Армии генерал-майор танковых войск А. Панфилов 11 июля 1941 года написал резолюцию-распоряжение на одной из радиограмм «Рамзая»: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия».

В июле, августе и сентябре 1941 года ежедневно в Центр от «Рамзая» поступали срочные и важные донесения. 15 августа Зорге сообщил, что немцы продолжают по дипломатическим каналам настойчиво оказывать давление на Японию с целью заставить ее вступить в войну против СССР.

14 сентября 1941 года Рихард Зорге направил в Центр два донесения, которые заслуживали особого внимания.

В первом говорилось о том, что «по сведениям, полученным из МИД, Япония начнет войну на юге для обеспечения себя нефтью и металлами. Немецкий посол Отт потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР».

На юге к этому времени у Японии оставался только один главный противник – тихоокеанский флот США, корабли которого базировались в Пёрл-Харборе. Сокрушительный удар по этой военно-морской базе японцы нанесли 7 декабря 1941 года.

После окончания войны, когда американцы без всякой военной необходимости сбросили на японские города две атомные бомбы и взяли под свой контроль японскую территорию, в их руки попали некоторые сохранившиеся документы следствия по делу Рихарда Зорге.

В 1948 году по указанию генерала Дугласа Маккартура начальник управления разведки штаба армии генерал Чарлз Уиллоуби (Charles Willonghby) и его подчиненные подготовили специальное исследование деятельности резидентуры Р. Зорге в Японии. Через некоторое время этот объемный документ, который получил название «Меморандума», был рассекречен и передан журналистам. Американские газетчики по-разному оценили его содержание. Одних заинтересовали отношения Р. Зорге с американской писательницей Агнесс Смедли, которую обвинили в шпионской деятельности в пользу СССР. А. Смедли пришлось долго оправдываться.

Другие журналисты обратили внимание на высокий профессионализм работы разведчика Рихарда Зорге. Корреспондент газеты «Вашингтон пост» Джон Норрис, в частности, писал, что «все девять лет, с 1932 по 1941 год, Москва была полностью информирована о военных планах японского руководства». Американцев удивило то, что «все члены группы Зорге, как это ни покажется необычным, работали ради идеи, ради общего дела, а не ради денег...»

Наиболее опытные журналисты достали не только рассекреченный текст «Меморандума», предназначенного для печати, но и полный, секретный вариант этого документа, где они обнаружили текст радиограммы Р. Зорге о планах японского руководства по нанесению ударов по военным объектам противника на юге, узнали о том, что за два месяца до нападения японцев на Пёрл-Харбор администрация Рузвельта получила сведения о подготовке этой акции.

Во втором донесении «Рамзая» от 14 сентября 1941 года говорилось о том, что «по данным секретаря кабинета министров Одзаки, японское правительство решило не выступать в текущем году против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в Маньчжурии на случай выступления весной будущего года при условии поражения СССР к тому времени. После 15 сентября советский Дальний Восток можно считать гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии».

По оценке бывшего первого заместителя начальника ГРУ ГШ ВС СССР генерал-полковника Анатолия Георгиевича Павлова, эта информация сделала возможной переброску наших частей с Дальнего Востока под Москву, что позволило зимой 1941 года защитить Москву, осуществить контрнаступление советских войск и сорвать планы германского командования по достижению быстрой победы над Советским Союзом.

После разгрома немецких войск под Москвой японское правительство не решилось вступать в войну против СССР.

Не разведчики выигрывают войны, но они могут предупреждать военные конфликты между государствами... В 1941 году 25 донесений Рихарда Зорге были доложены И. В. Сталину. На основании семи донесений «Рамзая» было подготовлено семь специальных сообщений для высшего политического и военного руководства страны. Все они были важны для безопасности СССР и могли оказать помощь в понимании угрозы, которая уже нависала над западными границами СССР. Они подтверждали и дополняли сообщения, поступавшие от «Альты».

В 1941 году данные «Рамзая» увидели И. В. Сталин, Л. П. Берия, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков и другие государственные деятели СССР. Они знали, что Разведуправление Красной Армии имеет в Токио источник ценной информации. Они знали его оперативный псевдоним, который оставался в спецсообщениях Разведуправления, подготовленных для высшего руководства Советского Союза...

Рихард Зорге выполнил все задачи, которые были поставлены перед ним историей. Незадолго до ареста он доложил в Центр о том, что его «дальнейшее пребывание в Японии бесполезно». Поэтому он ждет указаний: «возвращаться на Родину или выехать в Германию для новой работы?» Родиной Р. Зорге считал Советский Союз.

18 октября 1941 года японская тайная полиция арестовала Рихарда Зорге и членов его организации. Когда об этом узнал рейхсминистр иностранных дел Германии фон Риббентроп, он направил шифрованную телеграмму германскому послу в Токио. В телеграмме говорилось следующее:

Послу. Лично.

Телеграммой от 23 марта 1942 года полномочный абвера в германской миссии в Чанчуне направил подробное сведение по вопросу о Рихарде Зорге... В ней отмечено, что Зорге ежедневно бывал в германском посольстве и регулярно, в конфиденциальном порядке, получал информацию от осведомленнейшего немецкого источника. При этом на протяжении долгих лет он работал на Советскую Россию, в частности на Красную Армию, так что нанесен тяжелый ущерб интересам Японии и, прежде всего, интересам Германии...

Прошу вас исчерпывающе изложить в телеграмме, которую следует направить мне лично, вашу точку зрения по этому вопросу. Если Зорге действительно сообщал регулярно в Москву по тайному радиопередатчику информацию, передаваемую ему в посольстве, то мне абсолютно необходимо точно знать, какая это была информация и от кого он ее получал. Вот почему я прошу вас об исчерпывающем докладе: верно ли то, что Зорге постоянно бывал в посольстве, с кем любил беседовать там, каким доверием пользовался. Верно ли то, что Зорге, как докладывали здесь, любил вести также лично с вами конфиденциальные беседы по внешнеполитическим вопросам? Я также прошу вас изложить ваше мнение о том, как это было возможно принять там Зорге, несмотря на его коммунистическое прошлое, в члены партии в 1934 году и по рекомендации членов тамошнего посольства в 1936 году назначить его корреспондентом «Франкфуртер цайтунг»...

Риббентроп был разгневан. Он требовал от немецкого посла ответов на многие вопросы. Он не мог поверить, что в германском посольстве в Токио на протяжении нескольких лет действовал советский разведчик, который был «другом германского посла» Отта.

Риббентроп еще ничего не знал об «Альте» и «Арийце», которые добывали сведения непосредственно из министерства иностранных дел Германии в Берлине. Он не предполагал, что в германском посольстве в Москве советская военная разведка тоже имела своего человека, который передавал ей практически все указания, которые он, Риббентроп, направлял германскому послу в СССР Ф. фон Шуленбургу.

Глава шестая Тайна фирмы «Геопресс»

«Альта» любила отдыхать в Швейцарии. В маленьком поселке, окруженном горами, ей принадлежала небольшая дача. Этим уютным и аккуратным загородным домом по ее распоряжению управлял Георг Альт, сотрудник кредитного общества из Фрауефельда. Поездки в Швейцарию были редкими. Они позволяли Ильзе Штёбе немного расслабиться, вспомнить счастливое детство, которое словно северное лето быстро закончилось. Ее родители расстались навсегда. Через несколько лет отец умер, оставив дочери в наследство свою любимую швейцарскую дачу. После нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 года Ильзе Штёбе приезжала в Швейцарию редко. Но каждая такая поездка для нее была словно глоток свежего воздуха, которым она наслаждалась, вырвавшись из напряженной, переполненной заботами жизни в Берлине.

В швейцарских городах жизнь текла размеренно, как в истинно нейтральной стране, которая не хотела принимать участия в войне, уже охватившей своим пламенем почти что все европейские государства. В первой половине 1941 года Швейцария была похожа на австралийского страуса, который, почувствовав опасность, прячет голову в песок, пытаясь избежать неприятностей. Судьбе страуса завидовать трудно – она предрешена. Судьба Швейцарии иная – она прятала свою голову в золотой песок, который хранился в ее банках. Названия этих финансовых гигантов были хорошо известны и немецким фашистам, и британским консерваторам, и американским ковбоям, и советским коммунистам. Напасть на Швейцарию Гитлер не мог. Этого ему бы никто не простил.

Пользуясь своим особым положением в международном сообществе, Швейцария открывала двери всем порядочным людям, которые хотели проживать на ее территории, приумножая ее богатства, или иметь на ее территории недвижимость.

Военные успехи Гитлера в Европе пугали Швейцарию, руководители которой понимали, что опьяненная легкими победами Германия может пойти на любую авантюру. Швейцарская разведка, немногочисленная, но в достаточной степени эффективная, пыталась выявить тайные планы Гитлера и его окружения.

На территории нейтральной Швейцарии свили свои тайные гнезда разведки Ватикана, Великобритании и США, которые поддерживали контакты с представителями швейцарской разведки.

Советская военная разведка тоже смогла создать на швейцарской территории свою резидентуру. В начале это была организация, которой руководила Мария Полякова. Ее резидентура «Корона» занималась добыванием военно-технических секретов Германии.

После того как М. Полякову отозвали в Москву, ее группу возглавила Рашель Дюбендорфер («Сиси»). Пока в Москве проходила чистка Разведуправления Красной Армии «от врагов народа», группа «Сиси», получившая название «Севилья», практически не действовала. Когда резидентура «Дора», которую возглавил Шандор Радо, начала работать на территории Швейцарии, группа «Сиси» была включена в эту новую организацию.

В 1940 году завершилось формирование резидентуры «Дора», которая по указанию Центра получила агентурную радиостанцию, собственный шифр, программу радиосвязи. Первых радистов для этой резидентуры готовила прибывшая в Швейцарию для этих целей разведчица Урсула Кучински («Соня»). По указанию начальника военной разведки «Соня» обучила радиоделу помощников Шандора Радо – Эдуарда и Ольгу Хамель. «Соне» помогали также ее муж Джон и Александр Фут.

Когда «Соня» вместе с детьми выехала в Великобританию, «Дора» получил указание из Центра перевести Александра Фута в Лозанну, арендовать квартиру и установить в ней «Сонину» радиостанцию. Джон временно оставался в Женеве и поддерживал связь с Центром.

Эдуард Хамель собрал из радиодеталей собственный радиопередатчик, который устойчиво принимал радиосигналы из Центра.

Июньские дни 41-го года в Женеве были безоблачными. Маленькая нейтральная Швейцария, опасавшаяся вторжения гитлеровских дивизий, жила внешне спокойно, но на ее территории бушевала тайная борьба разведок ведущих мировых держав – СССР, США, Великобритании, Франции, Германии и Италии.

В эфире над Швейцарией днем и ночью пересекались потоки радиоволн, по которым неслись секретные радиограммы в Москву, Лондон, Вашингтон, Берлин, Рим.

Посты германской радиоконтрразведки следили за эфиром, знали почерки многих радистов, их позывные. Отдельные радиограммы им удавалось дешифровать.

В ночь с 16 на 17 июня 1941 года пост перехвата в Кранце отметил, что неизвестный радист дважды выходил в эфир с одним и тем же сообщением. Взаимодействуя со специалистами другого такого же поста в Бреслау, немцы определили местонахождение «пианиста» (так немецкие спецслужбы называли советских разведчиков-радистов). Он выходил в эфир в районе Женевского озера. По характеру позывных установили, что он и раньше давал о себе знать, но делал это нечасто.

О неожиданной активности женевского корреспондента утром узнали начальник дешифровальной службы генерал Тиле, шеф гестапо Мюллер и бригадефюрер СС Вальтер Шеленберг – начальник разведывательного отдела Главного управления имперской безопасности. Специалисты Тиле не смогли раскрыть содержание радиограммы. Но Шеленберг понял, что женевский «пианист» проявил необычную активность в эфире не случайно. До нападения Германии на Советский Союз оставались считанные дни.

Утром 17 июня расшифрованная радиограмма радиста из Женевы легла на стол начальника Разведуправления Красной Армии генерала Ф. Голикова. Руководитель швейцарской резидентуры Шандор Радо («Дора») сообщал об опасном наращивании немецкой группировки войск на советско-германской границе и завершении переброски в Польшу немецких дивизий из Греции. В радиограмме из Швейцарии говорилось:

На советско-германской границе стоят около 150 пехотных дивизий, из них одна треть – моторизованные. Кроме того, 10 бронетанковых дивизий. В Румынии особенно много немецких войск у Галаца. В настоящее время готовятся отборные дивизии особого назначения, к ним относятся 5-я и 10-я дивизии, дислоцированные в генерал-губернаторстве[48]...

Генерал Ф. Голиков несколько раз перечитал донесение Шандора Радо и после этого пригласил к себе начальника отдела информации генерала А. Панфилова, которого попросил принести ему все донесения «Доры», поступившие в Центр с апреля 1941 года.

Панфилов вошел в кабинет Голикова, как всегда, с черной кожаной папкой. Голиков знал, что в этой папке находятся самые важные документы – радиограммы, поступившие из-за рубежа от резидентов или агентов, а также специальные сообщения, которые готовились на основании поступивших данных для высшего политического и военного руководства страны и Наркомата обороны. На этот раз, 17 июня 1941 года, А. Панфилов прибыл к Голикову, имея в своей черной папке донесения от резидента «Доры» из Швейцарии.

Голиков взял бланки радиограмм и начал их читать. Эти сообщения поступали от «Доры» в разное время, и теперь, когда они все лежали на столе перед начальником военной разведки, нетрудно было заметить, что из месяца в месяц «Дора» докладывал в Центр о том, что Германия наращивает на советской границе группировку своих войск.

21 февраля «Дора» сообщал о том, что он получил от начальника разведывательного управления швейцарского Генерального штаба данные о том, что Германия сосредоточила на Востоке уже 150 дивизий. По мнению швейцарского разведчика, Германия может напасть на Советский Союз в конце мая 1941 года.

Это сообщение Голиков помнил. На бланке радиограммы сохранилась его резолюция: «Это, вероятно, деза. Надо указать „Доре“».

«Доре» было указано более тщательно проверять содержание донесений, которые он направляет в Центр.

6 апреля «Дора» сообщал, что, по данным офицера швейцарской разведки, которому он присвоил псевдоним «Луиза», все германские моторизованные дивизии уже переброшены на Восток. Германские войска, которые ранее располагались на швейцарской границе, тоже переброшены на юго-восток к советской границе. На этой радиограмме тоже сохранились резолюция. Начальник разведки просил присылать все, что станет известно о военных приготовлениях Германии против СССР.

Ш. Радо продолжал настойчиво добывать сведения, которые прямо или косвенно раскрывали замыслы германского политического руководства и военного командования. «Дора» не забывал свою последнюю встречу в 1935 году с начальником военной разведки Семеном Урицким. Отправляя Радо в специальную командировку, Урицкий просил особое внимание обращать на добывание достоверных сведений о Германии и Италии, которых он рассматривал в качестве потенциальных противников Советского Союза через несколько лет.

Следующая радиограмма поступила в Центр 22 апреля 1941 года и была одной из самых коротких. В ней говорилось о том, что главный редактор газеты «Базлер нахрихтен» господин Паусон сообщил ему, что берлинские правительственные круги называют 15 июня как дату похода на Украину и германское командование рассчитывает на слабое сопротивление Красной Армии.

На бланке радиограммы сохранилась резолюция Голикова: «Он способен или нет на деловую информацию? Ничего от него не вижу, кроме передачи подобных сведений...» Начальник Разведупра еще раз перечитал собственную резолюцию.

– Пятнадцатое июня уже прошло, а гитлеровские войска все еще не начали похода на Украину, – сказал он, то ли обращаясь к генералу Панфилову, то ли высказывая свои мысли вслух.

Панфилов решил ответить.

– По данным, которые поступили к нам за последнюю неделю из Бухареста, Будапешта и Токио, можно сделать только один вывод: война неизбежна и может начаться уже в ближайшие дни...

Голиков отложил в сторону радиограмму «Доры», высоко поднял тщательно выбритую голову, расправил плечи и сказал:

– Этого исключать нельзя. Слишком много данных поступает от наших резидентов, в которых утверждается одно и то же: Германия нападет на Советский Союз во второй половине июня. Об этом сообщает «Альта», пишет Тупиков, доносит «Ещенко». Но так ли это?

– Ваше перечисление можно продолжить, – сказал Панфилов.

– Что вы имеете в виду, – спросил Голиков.

– Об опасности нас постоянно предупреждает «Рамзай».

– Вы верите его донесениям?

– Не имею оснований не доверять «Рамзаю», – ответил Панфилов.

Голиков внимательно посмотрел на начальника отдела информации, который был также и заместителем начальника Разведуправления, и произнес:

– У товарища Сталина другое мнение. Он получает информацию не только от Разведуправления Красной Армии. Не ошибаются ли наши резиденты?

– Мы получаем сведения от наших проверенных работников из разных стран. Все одновременно ошибаться не могут. В этом я убежден...

Голиков продолжил изучение радиограмм Шандора Радо.

19 мая «Дора» докладывал, что его проверенные источники сообщают: Германия готова к походу на Украину. Эти сведения он получил от надежных источников и ручается за их достоверность.

2 июня «Дора» сообщил: по данным немецкого офицера, прибывшего в Женеву, «все немецкие моторизованные части на советской границе находятся в постоянной готовности, несмотря на это, напряжение сейчас меньше, чем было в начале апреля – начале мая. В отличие от апрельско-майского периода подготовка на русской границе проводится менее демонстративно, но более интенсивно».

– Как вы оцениваете это донесение «Доры», – спросил Голиков.

Панфилов встал и доложил:

– Все немецко-фашистские армии находятся в полной готовности и ожидают приказа начать вторжение...

– Вы отдаете отчет своим словам? – спросил Голиков.

– Так точно, – по-военному ответил генерал Панфилов.

– Приму ваше мнение к сведению, – завершая беседу, сказал Голиков. – Надо дать указание нашим резидентам проявлять особую бдительность и обо всем подозрительном немедленно сообщать в Центр...

На рассвете 22 июня Шандор Радо, включив, как обычно, радиоприемник, услышал, что Берлин передает заявление о начале войны Германии против СССР. Произошло то, чего он опасался больше всего.

Радо направил в Центр радиограмму: «В этот исторический час с неизменной верностью, с удвоенной энергией будем стоять на боевом посту. „Дора“.

В 1941 – 1943 годах резидентура «Дора» во главе с Шандором Радо добыла важнейшие сведения, которые помогли советскому военному командованию разгромить немецко-фашистские войска под Москвой, уничтожить группировку фельдмаршала Паулюса под Сталинградом и добиться победы в битве на Курской дуге, которая окончательно изменила ход Великой Отечественной войны.

Оценивая работу резидентуры Ш. Радо, некоторые специалисты говорили о том, что «Вторая мировая война была выиграна в Швейцарии». Сам Радо такую оценку отвергал и говорил, что не разведчики выигрывают войны, а солдаты и полководцы.

В составе резидентуры «Дора» было 97 человек. В Женеве работали 19 тайных агентов; в Берне – 15; в Цюрихе – 9; в других городах Швейцарии еще 27 человек. В Германии для Радо добывали информацию 17 его помощников; в Италии – 2; в Австрии – 3; во Франции – 5. Наиболее крупными агентурными группами были организации «Сиси» – 20 человек и «Пакбо» – 34 агента. В группу «Джима» входили 9 человек. В группе «Пьера» было 4 источника информации.

Члены группы Шандора Радо были представителями разных национальностей: австрийцы, англичане, венгры, евреи, немцы, швейцарцы, французы – люди высокообразованные и достаточно обеспеченные, владевшие двумя-тремя иностранными языками. Их объединяло твердое намерение не допустить германского господства.

Что же удалось сделать этой резидентуре? Вот некоторые обобщенные данные.

В 1942 году «Дора» направил в Центр 800 шифрованных радиограмм (около 1100 листов).

С 1 января по 15 июня 1943 года Центр получил от «Доры» 750 телеграмм.

Общий объем представленных швейцарской резидентурой донесений только за 1942 – 1943 годы составляет более 3000 листов. Таков вклад резидентуры «Дора» в разгром немецких войск под Сталинградом.

Руководство резидентурой требовало от «Доры» огромного напряжения. Он почти ежедневно встречался со своими групповодами, принимал от них донесения, давал различные указания, беспокоился о безопасности организации. Он лично обрабатывал все сообщения источников, составлял информационные донесения, сам шифровал и дешифровал всю переписку с Центром. Его радисты ежедневно находились в эфире несколько часов подряд. Чем больше они передавали информации в Центр, чем чаще выходили в эфир, тем уязвимее становилась разведывательная организация Радо. В Разведуправлении понимали грозящую опасность, но изменить ничего не могли. Генштабу нужна была оперативная информация о планах немецкого Верховного командования и обо всех перебросках германских войск на Восточный фронт.

«Дора» и его помощники добросовестно делали свое трудное дело. Опасности поджидали их на каждом шагу. Разведка – это разумный риск, помноженный на профессиональное мастерство и везение.

У Шандора Радо было много друзей, которые помогали ему добывать сведения о фашистской Германии. Одна из его активных помощниц – Рашель Дюбендорфер. У нее был хороший знакомый, с которым она много лет работала в Международном бюро труда Лиги Наций, X. Шнейдер. Этот человек знал, каких политических взглядов придерживалась Р. Дюбендорфер. Когда в сентябре 1942 года гестапо арестовало в Берлине членов организации Шульце-Бойзена – Харнака, активно работавших на советскую разведку, немецкие антифашисты, занимавшие влиятельные посты в администрации Гитлера, стали искать тайные контакты с представителями русской разведки. Видимо, тогда-то Шнейдер и раскрыл свои возможности Рашель Дюбендорфер, полагая, что у нее есть выход на Москву.

У Шнейдера, который получил псевдоним «Тэйлор», оказалось много полезных знакомых. Среди них был Рудольф Ресслер. Интересно, что Шнейдер и Ресслер стали передавать «Сиси» информацию о Германии тогда, когда поняли, что сведения, переданные разведкам США и Великобритании, не попадают в русский Генеральный штаб.

Так в середине 1942 года образовался тайный канал поступления важной разведывательной информации из Берлина в советский Генштаб. Она шла из Берлина по агентурной цепочке: Ресслер – Шнейдер – Дюбендорфер – Радо – Разведуправление Генштаба в Москве. Главное условие такого тайного сотрудничества – полная анонимность источников информации в Германии. Это требование, выдвинутое Ресслером, соблюдалось всегда. Все эти источники в переписке Центра с Радо упоминались только под условными именами – «Вертер» (источник в Генштабе германской армии), «Ольга» (подполковник в штабе связи между Верховным командованием вооруженных сил Германии и одной армейской группой), «Анна» (группа источников в германском министерстве иностранных дел), «Тедди» (офицер при ОКВ) и т.д. Шандор Радо сам придумал эти псевдонимы. Возможно, он таким образом «сортировал» разведсведения, которые поступали к нему от «Люци», которого он тоже никогда не видел.

Центр неоднократно требовал от Радо установить имена и фамилии агентов, но получить ответа так и не смог.

Удивительным в этой истории является то, что после разгрома фашистской Германии, когда все антифашисты, боровшиеся против Гитлера и его сообщников, по праву пользовались заслуженным уважением во всех европейских странах, тайные источники Ресслера не назвали свои имена. Почему? Причин тому могло быть несколько. Близким к истине может быть предположение о том, что наиболее важные источники информации «Люци» были арестованы и казнены после неудачного покушения на Гитлера в июле 1944 года.

Не исключено, что дипломаты и генералы, передававшие информацию «Люци», относились к высшим слоям германской интеллектуальной элиты. Они не предполагали, что после поражения Гитлера на территории Германии образуются два враждебных друг другу государства. Вряд ли они боролись против Гитлера за такую национальную перспективу.

Длительное время считалось, что «Люци» тоже унес свою тайну в могилу и не назвал ни одной фамилии. Но оказалось, что это не совсем так. Один раз «Люци» все-таки нарушил собственное правило. И это нарушение зафиксировано в докладах «Доры» в Центр.

19 марта 1943 года «Дора» докладывал: «"Вертер" посетил „Люци“. В беседе с ним он сказал, что одним из его источников получения важных документов является генерал Томас. Документы от генерала поступают через офицера его отдела».

Генерал Томас – не вымышленное лицо и не оперативный псевдоним, придуманный Шандором Радо. Недавно мне попалась очень редкая книга «Генералы фашистской армии». Она была издана во время Великой Отечественной войны для командования Красной Армии. На 126-й странице этого хорошо иллюстрированного сборника есть упоминание о двух немецких генералах, которые имели одинаковую фамилию Томас. Один из этих генералов и был источником информации, которая по тайным каналам Рудольфа Ресслера поступала в Женеву и попадала к Шандору Радо.

Вот что сказано об этом человеке: «Генерал пехоты Георг Томас. Родился в 1890 году. В 1928 году произведен в майоры, 1932 году – в подполковники, в 1934 году – в полковники. В 1936 году назначен начальником штаба управления военной экономики и вооружения военного министерства, затем стал начальником этого управления в главном штабе вооруженных сил Германии. 1 января 1938 года произведен в чин генерал-майора. 1 января 1940 года – в чин генерал-лейтенанта. 1 августа 1940 года – в чин генерала пехоты».

Второй генерал Томас, указанный в этом справочнике, постоянно находился на Восточном фронте. В Берлине в 1942 – 1943 годах не работал.

Таким образом, впервые можно утверждать, что одним из тайных источников информации Рудольфа Ресслера, о которых он никогда и никому не говорил, являлся генерал пехоты Георг Томас.

«Вертер» был и курьером, и источником информации. Немецкий офицер, о котором идет речь в сообщении Радо, числится в сети резидентуры «Дора» под псевдонимом «Тедди».

В этой же радиограмме Радо сообщил в Москву о том, что «в качестве источника информации по Италии и Африке „Вертер“ назвал майора Кайзера, находящегося при немецком посольстве в Риме». Далее Ш. Радо сообщил руководителям Центра, что «информация, поступающая ему из Берлина, бывает в пути от одного-двух дней, но не более пяти суток».

Данное сообщение Радо не подтверждало предположение о наличии у Ресслера двусторонней радиосвязи с Берлином и о тайном использовании дипломатических каналов для передачи информации из объединенного командования вермахта в швейцарский городок Люцерн.

22 марта «Дора» был вынужден направить в Центр донесение, в котором говорилось следующее:

После того как «Сиси» сообщила мне, что к источникам «Вертера» относится, как ей удалось установить, генерал Томас и майор Кайзер, она на следующий день заявила мне, что «Люци» не разрешал сообщать нам эти сведения и эти фамилии. «Сиси» сказала, что она сожалеет о том, что нарушила эту просьбу «Люци». Я постарался доказать «Сиси», что наши интересы должны быть для нее важнее, чем слово, данное Тэйлор, и что информация, полученная от агента при указании источников является более ценной».

За достоверность имени генерала Томаса говорит и письмо Шандора Радо, которое он направил в Центр 1 июня 1943 года. Это уникальный документ.

По данным «Люци», источник «Тедди» является экспертом при ОКБ по вопросам румынской армии и работает в отделе генерала Томаса. В прошлом «Тедди» был дипломатом в США и работает для американской разведки, а материалы, которые попадают нам, передаются им для швейцарской разведки.

Глава седьмая «Наступающей ночью начнется война...»

Начиная с января 1941 года все отделы Разведывательного управления Красной Армии работали напряженно. Рабочий день сотрудников военной разведки увеличивался по мере нарастания потока тревожных сообщений, которые поступали в Центр от зарубежных резидентур.

В апреле 1941 года регламентированный законодательством распорядок дня был полностью нарушен и никем не вспоминался. О выходных днях многие сотрудники Центра тоже забыли. Но никто не роптал. Все понимали, что ценность информации, добывавшейся за рубежом, зависит не только от ее содержания, но и от своевременной обработки и безотлагательном доведении до руководства Наркомата обороны и часто – и до руководства страны.

Основные отделы Центра работали с раннего утра и до полуночи. Начальник военной разведки и руководитель европейского направления трудились по 12 – 14 часов в сутки. В таком же ритме работали управления Наркомата обороны и Генерального штаба.

В ряде основных управлений Наркомата обороны происходили существенные организационные мероприятия. На новые штаты с увеличением личного состава перешли «Главное политическое управление пропаганды, Главное управление ВВС, Управление ПВО страны преобразовано в Главное управление; в июне 1941 года началось формирование управления воздушно-десантных войск...»[49].

Все организационные мероприятия, направленные на укрепление центрального аппарата и местных органов военного управления, обходили Разведывательное управление Красной Армии стороной. Военная разведка, которая в годы репрессий потеряла большинство своих опытных организаторов разведки, нуждалась в увеличении количества разведчиков и технических специалистов, в оснащении добывающих и обрабатывающих структур необходимым материальным обеспечением. Но в первой половине 1941 года финансовые средства для наращивания сил и технических средств военной разведке не выделялись.

В марте 1941 года ЦК КПСС и Совнарком СССР приняли решение, уточняющее обязанности руководящего состава НКО. Новый нарком обороны маршал С. К. Тимошенко, принявший эту важную должность в декабре 1940 года у К. Е. Ворошилова, стал осуществлять управление Красной Армией через своих заместителей, Генеральный штаб и управления наркомата.

Каждый заместитель С. К. Тимошенко отвечал за конкретный круг вопросов, связанных с деятельностью Красной Армии, ее центральных и периферийных органов управления, военных академий и училищ.

Генерал Г. К. Жуков, назначенный 1 февраля 1941 года начальником Генерального штаба, был заместителем наркома обороны и руководил работой Главного управления противовоздушной обороны, командовал Управлением связи, Управлением снабжения горючим, а также Военной академией Генерального штаба.

Генерал К. А. Мерецков, сдавший Г. К. Жукову должность начальника Генерального штаба, руководил инспекцией всех родов войск, управлениями военно-учебных заведений и боевой подготовки Красной Армии.

Маршал Г. И. Кулик возглавил Главное артиллерийское управление, руководил Управлением химической защиты и Артиллерийской академией.

Генерал П. В. Рычагов возглавлял Главное управление ВВС Красной Армии.

Армейский комиссар 1-го ранга А. И. Запорожец возглавил Главное управление пропаганды и руководил издательскими и культурно-просветительскими учреждениями Красной Армии, Военно-политической и Военно-юридической академиями, а также военно-политическими училищами.

Маршал Б. М. Шапошников курировал работу Главного военно-инженерного управления и Управления строительства укрепленных районов.

Маршал С. М. Буденный отвечал за работу Главного интендантского управления, Санитарного и Ветеринарного управлений и отдела материальных фондов.

Генерал Ф. И. Голиков, назначенный в июле 1940 года начальником 5-го управления РККА, переименованного в Разведывательное управление, считался заместителем начальника Генерального штаба. Он был обязан ежедневно докладывать генералу Г. К. Жукову наиболее важные специальные сообщения, которые касались безопасности государства.

Голиков не входил в круг высшего военно-политического руководства СССР, не имел права лично докладывать разведсведения И. В. Сталину. Его «потолок» был ограничен рамками его должности в структуре Наркомата обороны.

За год и три месяца работы генерала Ф. Голикова в должности начальника Разведывательного управления (с 11 июля 1940 по октябрь 1941 года) И. В. Сталин только два раза вызывал его для доклада. Первый раз это произошло 20 ноября 1940 года, когда В. М. Молотов завершил визит в Берлин и советское руководство стремилось понять, каких же результатов удалось достигнуть за время визита в Германию.

Начальник военной разведки на основе имевшихся в его распоряжении сведений мог только доложить об усилении группировки германских войск вдоль советской границы и донесение «Метеора», в котором говорилось, что немецкое руководство продолжает рассматривать СССР в качестве вероятного противника. Такое мнение Разведуправления Красной Армии противоречило оценке, данной В. М. Молотовым результатам визита в Берлин. 13 ноября 1940 года нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов докладывал И. В. Сталину: «Принимают меня хорошо, и видно, что хотят укрепить отношения с СССР...»[50]

Голиков был на докладе у И. В. Сталина 35 минут, с 23.40 до 0.15. Доклад шел в присутствии В. М. Молотова.

Второй раз И. В. Сталин вызвал Ф. Голикова для доклада приблизительно через пять месяцев. Это произошло 11 апреля 1941 года. На этот раз Голиков находился в кабинете Сталина 30 минут и тоже отвечал на его вопросы в присутствии В. М. Молотова.

4 апреля 1941 года Разведывательное управление Красной Армии подготовило специальное донесение – «Об усилении группировки немецких войск на границе с СССР». Этот исключительной важности документ был направлен Сталину, Ворошилову, Молотову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Буденному, Кулику, Шапошникову, Мерецкову, Жукову, Жданову, Запорожцу и Ватутину. Практически все высшие военные руководители Советского Союза были извещены 11 апреля 1941 года о том, что «в течение всего марта немецким командованием осуществлялись усиленные переброски войск в пограничную полосу с СССР. Начались они еще с конца января 1941 года. Переброска войск производилась как с западного фронта, так и из центральных районов Германии».

Шла подготовка Германии к войне против СССР. Не заметить этого было невозможно. Разведуправление Красной Армии на основании конкретных фактов докладывало руководству страны о возрастании угрозы со стороны Германии.

К спецсообщению Разведуправления прилагалась схема, на которой были показаны группировки германских войск вдоль советской границы...

Какую оценку И. Сталин дал докладу Ф. Голикова, неизвестно. Но можно предположить, что этот доклад не прошел бесследно. 14 апреля 1941 года на совещании к Сталину были приглашены Молотов, Берия, Маленков, Ворошилов, Тимошенко, Жуков и Жигарев[51]. Судя по составу, вопросы укрепления обороноспособности на этом совещании не могли не обсуждаться...

В Берлине тоже проводились напряженные секретные совещания. На основании решений, которые принимались в ходе этих совещаний, 10 июня 1941 года главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник Ф. Гальдер по указанию Гитлера подписал секретное распоряжение «О назначении срока нападения на СССР».

О существовании этого документа знали Гитлер, Геринг, Гиммлер, Браухич, Кейтель, Паулюс и еще несколько руководителей вермахта.

В распоряжении указывалось:

На основании предложения, представленного командованием сухопутных войск, Верховное главнокомандование вооруженных сил назначило для приготовления к военным действиям следующие сроки:

1. Днем «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня.

2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позже 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае по-прежнему оставаться в тайне.

3. В 13.00 21 июня войскам будет передан один из двух следующих сигналов:

а) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов;

б) Сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут находиться в полной боевой готовности.

4. 22 июня, 3.30: начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно...

До нападения фашистской Германии на Советский Союз оставалось двенадцать дней.

За это время в Центр поступило несколько донесений от советских военных разведчиков, которые предупреждали о грозящей опасности.

Три радиограммы прислал Рихард Зорге.

«Рамзай» предупреждал начальника военной разведки о готовности Германии к вероломному нападению на СССР.

Две радиограммы прислал Шандор Радо.

«Дора» сообщал о возможности в ближайшие дни германского вторжения на территорию СССР.

Одна радиограмма поступила от Ильзе Штёбе.

16 июня резидент «Арнольд» на основании данных, поступивших от «Альты», сообщал о том, что «в кругах штаба верховного главнокомандования упорно циркулирует версия о выступлении против нас 22 – 25 июня. Финляндия и Румыния готовы выступить вместе с немцами».

Одно донесение от резидента советской военной разведки «Коста» из Софии.

«Коста» докладывал о том, что германский представитель в Болгарии 20 июня сказал, что военное «столкновение ожидается 21 или 22 июня».

«Коста» также сообщил о том, что в Польше находятся 100 германских дивизий, в Румынии – 40, в Финляндии – 6, в Венгрии – 10 и в Словакии – 7. Всего 60 моторизованных дивизий.

Завершая свое донесение, «Коста» сообщал: курьер, прибывший из Бухареста, сказал, что в Румынии мобилизация окончена и каждый момент ожидаются военные действия. В настоящее время в Болгарии находятся 10 000 немецких войск.

Одно донесение от источника «ХВЦ».

Были и другие сообщения.

Утром 21 июня 1941 года источник советской военной разведки Герхард Кегель («ХВЦ»), работавший в германском посольстве в Москве, вызвал на экстренную встречу представителя Разведуправления Красной Армии военинженера 2-го ранга Константина Леонтьева. Это означало, что источник «ХВЦ» имеет какое-то важное сообщение, которое он должен срочно передать разведчику.

На этот раз Кегель и Леонтьев встретились около станции метро «Дворец Советов» (ныне – «Кропоткинская»). Кегель был взволнован. Он сообщил, что располагает минимумом времени, так как в посольстве за каждым сотрудником установлено наблюдение и по указанию посла Шуленбурга никто не имеет права покидать территорию посольства.

– По всем данным, – сказал Кегель, – ночью начнется война. Посол дал указание всем сотрудникам представительства собраться в здании посольства, все секретные материалы немедленно уничтожить.

Леонтьев внимательно слушал сообщение источника, стараясь запомнить каждое слово, ведь речь шла о начале войны против СССР.

– Шуленбург получил важную телеграмму из Берлина, – продолжал Кегель. – Содержание ее известно пока только послу. Постараюсь до наступления вечера узнать, какие указания прислал Риббентроп, и сообщить вам, – завершая свое короткое донесение, сказал немецкий дипломат и передал Леонтьеву записку.

– Здесь все, что я вам только что сообщил, – добавил он.

Леонтьев, понимая огромную важность сообщения Кегеля, попросил его узнать, какие же указания получил посол Шуленбург из Берлина и предложил встретиться в семь часов вечера.

– Звоните по этому телефону, – Леонтьев впервые сообщил источнику номер своего служебного телефона и добавил: – По вашей просьбе меня обязательно найдут, и мы с вами встретимся в любое время...

Подъехав к германскому посольству, Герхард Кегель вынужден был оставить свою машину на улице: во дворе дипломатического представительства горел костер, клубы дыма рваными клочками поднимались над оградой. Кегель понял, что его германские коллеги уничтожают какие-то документы, которые не должны были попасть в чужие руки в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств.

Войдя во двор представительства, Кегель столкнулся с начальником секретариата и хозяйственного отдела посольства господином Ламлой.

У этого дипломата было прозвище «канцлер». Он командовал служащими секретариата, архива, техническими секретарями, машинистками и стенографистками, радистами и водителями. Ламле подчинялись сотрудники службы безопасности посольства и даже посольские повара.

Кегель поддерживал с Ламлой дружеские отношения, которые были чрезвычайно важны. От него Кегель узнавал о прибытии в Москву различных немецких делегаций, их составе, в котором всегда находились сотрудники гестапо или немецкой разведки. Знакомясь с ними с помощью Ламлы, Кегель, как гостеприимный хозяин, хорошо знающий местные условия, приглашал немецких коллег в рестораны гостиниц «Националы» или «Метрополь», угощал по-русски и получал от берлинских гостей ценную информацию о том, что происходит в различных ведомствах Берлина. Эти сведения Кегель сообщал К. Леонтьеву, которого знал как Павла Ивановича Петрова.

Встретив Ламлу во дворе посольства, Кегель спросил его, что происходит.

Ламла «по секрету» сообщил Кегелю, что прошлой ночью он получил из Берлина указание срочно уничтожить все оставшиеся секретные документы.

– Приказано оставить только шифровальные блокноты, которые еще могут понадобиться. Через два часа я все закончу и вы сможете поставить свою машину во дворе, – сказал Ламла, торопливо прервал разговор и скрылся в одной из своих многочисленных комнат.

Кегель понял, что дел у «канцлера» Ламлы сегодня действительно много. Не без разрешения посла он разжег костер во дворе посольства. Видимо, посольские печи, предназначенные для уничтожения секретных документов, работали на полную мощность и были перегружены.

«Времени у Ламлы совсем мало», – подумал Кегель и вспомнил о том, что все предыдущие важные сообщения Гитлер делал в выступлениях по воскресеньям.

День 21 июня 1941 года был субботой. Это означало, что до нападения Германии на Советский Союз оставались считанные часы.

Находясь в посольстве, Кегель встретился с послом Шуленбургом, который был явно чем-то глубоко расстроен.

Кегель хорошо изучил не только биографические данные своего руководителя. Фридрих-Вернер граф фон Шуленбург, родившийся в 1875 году, находился на дипломатической службе с 1901 года, работал в Варшаве, Дамаске, Тегеране, Бухаресте и других столицах.

С 1934 года Шуленбург по указанию Гитлера направлен в Москву. Шуленбург был опытным дипломатом, который в любых условиях умел держать себя в руках и скрывать свои чувства.

Днем 21 июня, когда Кегель встретил Шуленбурга, он понял, что посол потерял контроль над собой. Было над чем задуматься...

Военинженер 2-го ранга Константин Леонтьев после встречи с «ХВЦ» возвратился в Разведуправление и незамедлительно доложил своему непосредственному начальнику о содержании беседы с источником. Он также вручил полковнику Кузнецову письменное донесение Герхарда Кегеля.

Кузнецов поручил сотруднику отдела капитану Марии Поляковой срочно перевести на русский язык донесение Кегеля.

Примерно через полчаса Полякова перевела донесение источника и отпечатала его текст на старенькой пишущей машинке, которая была в отделе. Кузнецов, прочитав донесение «ХВЦ», сказал Леонтьеву, что его устное сообщение слово в слово совпадает с письменным переводом Марии Поляковой.

– Память у вас великолепная, – похвалил Кузнецов своего сотрудника и добавил: – Вы доставили важнейшие сведения. Готовьте донесение. Начальника управления пока нет. Как только он прибудет на службу, будьте готовы к личному докладу...

Начальник Разведуправления генерал Ф. Голиков работал по графику, который был похож на рабочий ритм, установленный Сталиным. Рабочий день начальника Разведупра заканчивался после полуночи, а начинался ближе к одиннадцати часам дня. К этому времени К. Леонтьев был готов к встрече с начальником Разведуправления.

В одиннадцать часов полковник Кузнецов доложил генералу Ф. Голикову о результатах встречи К. Леонтьева с «ХВЦ».

Изучив донесение, начальник военной разведки принял решение подождать до вечера, когда Леонтьев проведет вторую встречу с агентом, и после этого подготовить специальное сообщение.

Во второй половине дня, ближе к вечеру 21 июня 1941 года Герхард Кегель смог незаметно выйти из посольства. Когда он оказался на улице Горького, где в тот летний день было много отдыхающих москвичей и гостей столицы, около Центрального телеграфа «ХВЦ» позвонил по телефону, который ему передал Павел Иванович.

Леонтьев ждал этого телефонного звонка и ровно в 19.00 был на месте встречи с «ХВЦ». Кегель доложил об обстановке в германском посольстве и передал содержание последних указаний из Берлина, о которых на совещании дипломатического состава представительства сообщил посол Шуленбург.

Из этих указаний следовало, что в ночь с 21 на 22 июня фашистская Германия начнет военные действия против СССР.

– Посольство получило указание уничтожить все секретные документы. Всем сотрудникам приказано до утра 22 июня упаковать свои вещи и сдать их в посольство. Всем сотрудникам посольства приказано находиться в здании посольства, – торопливо докладывал разведчику Герхард Кегель указания посла Шуленбурга немецким дипломатам и оставшимся в Москве представителям германских газет...

Закончив доклад, Кегель спросил Леонтьева, как ему следует подключиться к подпольной работе в Берлине после начала военных действий.

– У нас еще есть время для решения этого вопроса.

Прощаясь с Леонтьевым, Герхард Кегель еще раз сказал:

– В посольстве все считают, что наступающей ночью начнется война...

Герхард Кегель отправился домой, включил радиоприемник, но не смог найти ни одной передачи из Берлина. Откупорив бутылку вина, дипломат позволил себе выпить бокал полусладкого напитка, для того чтобы ослабить нервное состояние, которое не покидало его уже вторые сутки...

Леонтьев вернулся в Разведуправление. Его тут же принял генерал Ф. Голиков. Выслушав подробный доклад разведчика о результатах встречи с агентом, Голиков приказал немедленно подготовить специальное донесение в шесть адресов и доставить их по назначению.

Примерно 21.00 специальные сообщения были готовы. В них говорилось о том, что, по данным проверенного источника, фашистская Германия в ночь с 21 на 22 июня 1941 года совершит вероломное нападение на Советский Союз.

Срочное специальное сообщение Разведуправления Красной Армии незамедлительно было доставлено в секретариат И. В. Сталина, министру иностранных дел В. М. Молотову и наркому обороны маршалу С. К. Тимошенко.

Всем начальникам отделов и отделений Разведуправления было приказано оставаться на службе. Офицеры Центра, под видом оперативного учения, начали подготовку указаний в зарубежные резидентуры по переходу на работу в условиях военного времени...

Наращивание группировок германских войск было очевидным и полностью доказанным военной разведкой. Наставал момент, когда стратегические планы Гитлера, которые держались в тайне, переросли в оперативные приказы, обрели конкретные варианты. О них сообщали в Москву «Арнольд» на основе данных «Альты», «Рамзай», «Ещенко», «Софокл» и другие резиденты советской военной разведки.

Нападение Германии на СССР готовилось в условиях глубочайшей конспирации, которая дополнялась дезинформационными мероприятиями. Распознать, где и когда будет нанесен удар, было трудно. Эти трудности многократно возросли из-за нежелания И. В. Сталина поверить в вероятность нападения Германии на СССР. Эти трудности создавались в ходе переговоров, которые в 1939 – первой половине 1941 года проводились В. М. Молотовым.

Добиваясь всестороннего обеспечения внезапности нападения на СССР, Гитлер в ходе дипломатических переговоров «потребовал, разумеется, неофициально, прекращения разведывательной деятельности СССР на германской территории»[52].

А тем, кто занимался разведывательной работой в Берлине, «германская сторона» стремилась или помешать, как произошло с советским военным атташе генералом М. Пуркаевым, или снабжала выявленного агента «хорошей» дезинформацией.

В советском посольстве в Берлине, кроме резидентуры военной разведки, которой руководил генерал-майор В. Тупиков, существовала резидентура НКВД, которой командовал советник посольства Амаяк Захарович Кобулов. Он был назначен на эту должность по рекомендации Л. Берии.

Кобулов разведывательной работой до назначения на эту ответственную должность не занимался, специальной подготовки не проходил и вряд ли имел об этой профессии серьезное представление. Он окончил всего пять классов тбилисской торговой школы, считался соратником Берии. Его знал Сталин. Кобулов допустил «немало крупных ошибок, направляя Сталину наряду с ценной информацией, добытой работниками резидентуры, стратегическую дезинформацию. Он взялся лично работать с агентом по кличке „Лицеист“, которого подставило гестапо»[53]. Под псевдонимом «Лицеист» в разведке НКВД числился латыш Берлинкс. В мае 1947 года майор германской военной разведки Зигфрид Мюллер, захваченный в плен, на допросах рассказал, что «в августе 1940 года Кобулову был подставлен агент германской разведки латыш Берлинкс, который длительное время снабжал его дезинформационными материалами».

На вопрос о том, действительно ли германской военной разведке удалось обмануть Кобулова, Мюллер категорически утверждал: «Я твердо уверен, что Кобулов не подозревал об обмане. Об этом свидетельствует тот факт, что в беседах с Берлинксом он выбалтывал ему некоторые данные о политике Советского правительства в германском вопросе... Сведения из бесед с Кобуловым докладывались Гитлеру и Риббентропу. Сам агент удивлялся словоохотливости Кобулова, который рассказывал Берлинксу даже о том, что его доклады направляют лично Сталину и Молотову».

На основании информации, которую «Лицеист» получал от Кобулова, готовились справки А. Гитлеру и И. фон Риббентропу. 30 декабря 1940 года в одной из таких справок сообщалось:

Наш осведомитель в советско-русском посольстве сегодня вечером в 19.30 был вызван к советнику посольства Кобулову, который дал ему четыре важных поручения, в том числе:

1) Г-н Сталин затребовал от советника посольства в Берлине текст речи, которую фюрер произнес 18 декабря перед несколькими тысячами офицеров-выпускников. Кобулов сказал, что эта неопубликованная в немецкой печати речь на основании нескольких высказываний, ставших известными в Кремле, якобы имела антисоветскую тенденцию. Сталин этим заинтересовался и по тексту речи хочет убедиться в ее тенденции. Агент, который работает на ГПУ, должен достать текст...

Риббентроп, прочитав это донесение, написал свою резолюцию: «Мы можем проинструктировать агента как нам надо». На этой справке есть еще одна пометка: «Фюрер желает, чтобы регулярно собирались подобные сообщения из советского посольства».

Сколько дезинформации удалось Гитлеру и Риббентропу через «Лицеиста» и Кобулова направить в Москву? Вряд ли все донесения Кобулова попадали на стол Сталину, но Берия об их содержании несомненно знал. В мае 1941 года Берия отозвал Кобулова из Берлина и назначил его наркомом внутренних дел Узбекистана.

В 1952 году Кобулов, который дослужился до звания генерал-лейтенанта, был арестован и позже приговорен к высшей мере наказания...[54]

«Альта», работавшая в Берлине в то же время, смогла совершить невероятное – добыла сведения о секретном решении Гитлера напасть на Советский Союз, сообщила направления главных ударов, отслеживала динамику подготовки фашистских армий к походу на Восток. Угол агрессии был своевременно и достаточно точно определен.

Друзья «Альты» – источники Курт и Маргарита Велкиш из Бухареста и Герхард Кегель из Москвы сообщили о сроках германского вторжения на территорию СССР.

Как во время войны сложились судьбы Ильзе Штёбе, Курта и Маргариты Велкиш, Рудольфа Гернштадта, Рихарда Зорге, Шандора Радо и Герхарда Кегеля? Об этом будет рассказано в следующей части этой книги.