«Бог, король и дамы!»

Глава 38 Как барону де Нанси трижды наступили на ногу, а он при этом никого не убил

Среди обязанностей капитана королевской стражи не последнее место занимает обязанность все знать, поэтому о прибытие в Лувр графа де Лош Нанси узнал одним из первых. Верный слову держаться как можно дальше от родственника, капитан рассудил, что его положение при дворе и отсутствие зависимости от его сиятельства освобождают его от необходимости спешить к новоприбывшему с изъявлением почтения, а весьма дальнее родство с графом не предполагает обязательного пожелания ему доброго утра. Так что барон постарался занять себя какими-нибудь делами в той части Лувра, которую шевалье Жорж-Мишель не собирался посещать.

Некоторая загвоздка возникала лишь в определении этого места. В отличие от Генриха де Гиза, прибывшего в Лувр одновременно с кузеном и теперь непременно шатающегося где-то поблизости от покоев мадам Маргариты, граф де Лош был человеком непредсказуемым и мог оказаться, где угодно. К счастью, Нанси не принадлежал к людям, легко впадающим в растерянность. Хотя дежурство при дворе и не позволяло ему покинуть королевский замок и самым надежным способом избавиться от общества графа де Лош, то же дежурство давало редкую возможность взвалить на себя такое бремя забот, что даже при нежеланной встрече с его сиятельством капитан всегда смог бы уклониться от общения с родственником, сославшись на служебные обязанности.

Старания капитана королевской стражи, столь странно совпавшие с прибытием в Лувр лотарингских вельмож, не остались незамеченными. Взволнованные придворные наперебой рассуждали, что молодой герцог де Гиз, следуя примеру своего великого отца, решил предъявить претензии на тот прекрасный пирог, что называется Францией. Кто-то даже рискнул предположить, будто юный Генрих счел выгодным поменять веру, перехватив главенство над одной из лучших армий Европы у старого адмирала, и подобное мнение показалась придворным настолько убедительным, что сама королева-мать задумалась, кому из фрейлин «летучего отряда» поручить проверить этот слух.

Среди общего смятения лишь барон де Нанси сохранял спокойствие. Если придворным было угодно нести чепуху — это было их личное дело, и капитан не собирался указывать господам на их ошибку и тем более разъяснять причины своих поступков. Нанси проверял посты, усиливал охрану, устраивал смотр оружию и вообще выглядел человеком настолько занятым, что осторожные придворные предпочитали не лезть к капитану с вопросами, на цыпочках обходя его стороной.

И все-таки, какие бы меры предосторожности не предпринимал барон, ему не удалось оградить себя от неожиданных встреч. Некий шевалье, выскочивший из-за поворота, всем телом налетел на капитана королевской стражи, испуганно отшатнулся, шарахнулся в одну сторону, в другую, запутался в перевязи его милости, и в конце концов, совершенно потеряв ориентацию, замер на месте. Господин де Нанси уже собрался поинтересоваться у неловкого шевалье, не забыл ли он дома глаза, когда хорошенько приглядевшись к провинившемуся узнал шевалье Александра. Но, Боже, в каком виде!.. Несмотря на румяна лицо королевского пажа было смертельно бледно, глаза блуждали, губы нервно подрагивали, дыхание было частым и прерывистым, словно молодому человеку не хватало воздуха. Нанси даже показалось, будто мальчишка едва осознает, где он и что с ним происходит.

Подобное состояние было настолько непривычно для юного шевалье, что капитан слегка встревожился и попытался свести все к шутке:

— Ну-ну, шевалье, — с наигранным смехом произнес он, — куда это вы несетесь сломя голову?

Молодой человек молчал, словно проглотил язык.

— Счастье еще, что я крепко стою на ногах, — тем же тоном продолжал капитан. — Может быть, вы и не слишком дорожите своей репутацией, но я то дорожу остатками своей, и мне бы не хотелось объяснять господам придворным, что мы делаем на полу в объятиях друг друга.

Александр де Бретей не ответил на шутку барона, продолжая оставаться глухим, немым и, как показалось капитану, даже слепым, так что легкое беспокойство Нанси переросло в неподдельную тревогу. Сообразив, что пора переходить к более решительным мерам, капитан взял мальчика за плечи и слегка встряхнул.

— Эй, шевалье, придите в себя — вы на службе, — с настойчивостью произнес барон и с радостью обнаружил, что в глазах юного шевалье появилось осмысленное выражение. — Его величество не любит рассеянности своих людей, а вы слишком недавно вышли из заточения, чтобы вновь вызывать неудовольствие короля.

Упоминание о тюрьме окончательно привело пажа в себя. Молодой человек со смятением обнаружил, что стоит на ноге капитана королевской стражи, испуганно шарахнулся и непременно бы упал, если бы Нанси не удержал его за плечо.

— Да бросьте, шевалье, что за чепуха, — отмахнулся от бессвязных извинений пажа капитан. — Лучше скажите, что случилось и куда вы несетесь с риском свернуть себе шею?..

Александр вымучено улыбнулся.

— Все хорошо, господин капитан, простите… Я… я спешу на свой пост…

Воспользовавшись тем, что барон выпустил его плечо, паж почтительно поклонился и исчез. Нанси покачал головой: «И какой мерзавец ухитрился расстроить мальчишку?» Барону хотелось верить, что обида юного шевалье не была серьезной и не успела стать достоянием двора, чувствуя, что в противном случае мальчику не удастся справиться с неприятностями собственными силами.

Капитан как раз задумался о возможных шагах, призванных восстановить репутацию шевалье Александра, когда новый толчок вырвал его из глубин раздумий. Должно быть, размышления капитана и впрямь были очень глубоки или же второй толчок оказался сильнее первого, но на этот раз барон пошатнулся.

— Где?.. Где он?! — отчаянно рвался из рук капитана виконт де Водемон, даже не подумав извиниться.

— Кто? — холодно осведомился Нанси, на этот раз не склонный проявлять снисходительность.

— Шевалье Александр! — выпалил юный вельможа.

Барон де Нанси вообразил, будто начал что-то понимать. Недовольно сдвинул брови.

— Прежде всего, виконт, потрудитесь сойти с моей ноги, — ледяным тоном распорядился капитан и постарался отодвинуть от себя молодого человека. — Не знаю, кто учил вас манерам, но разрази меня Господь, если ваш батюшка не зря тратил деньги на ваших наставников.

Водемон попытался было открыть рот — напрасно. Капитан не собирался давать юноше слово.

— Что же касается шевалье Александра, равно как и любого другого пажа его величества, так с вопросами о них вам следует обращаться к надзирателю за пажами. Впрочем, отвлекать от обязанностей находящихся на службе дворян недостойно благородного шевалье, а при вашем то виде, молодой человек, неприлично даже разгуливать по королевскому дворцу, не то что с кем-либо разговаривать, — недовольно изрек Нанси. — Так что отправляйтесь домой и потрудитесь привести себя в пристойный вид, — распорядился капитан.

Ошарашенный виконт, заработавший за утро уже второй выговор, принялся тихонько пятиться от разгневанного барона. А припомнив, что кузен Жорж как-то уверял, будто господин де Нанси является пусть и весьма дальним, но все же родственником, и вовсе ужаснулся, впервые в жизни подумав, что три родственника за одно утро — это уже слишком.

Капитан хмуро принял сбивчивые извинения юного вельможи, небрежно кивнул на его почтительный поклон, но когда мальчишка, наконец-то, скрылся из вида, задумался. Судя по всему, виконт де Водемон все же допек шевалье Александра своей «дружбой». Барон никогда не сомневался, что рано или поздно это произойдет, но сейчас с сожалением подумал, что все произошло слишком быстро. В первый раз вмешательство виконта привело шевалье Александра в Бастилию и чуть было не довело до гибели. Во второй… Нанси боялся, что если он не положит конец противоестественной дружбе, Бастилия может показаться пажу раем. «Жорж или Генрих?» — размышлял капитан, прекрасно понимая, что ему стоит обратиться за помощью к более близким родственником виконта. К сожалению, в ближайшие три дня Генрих де Гиз вряд ли пожелал бы выбраться из покоев мадам Маргариты, да и позднее скорее всего забыл бы обо все ему сказанном уже через четверть часа после беседы, а если бы даже и не забыл — вполне мог свалить ответственность за случившееся на голову бедняги-пажа.

Нанси вздохнул. Его клятве не иметь никаких дел с графом де Лош явно не суждено было осуществиться. Что ж, при всем своем кажущимся легкомыслии, Жорж был умнее и терпимее Гиза. Если бы не принцесса Релинген, эти качества могли бы дать блестящий результат. К счастью, на этот раз кузен явился ко двору без жены.

Как всегда, приняв решение, капитан не стал откладывать его осуществление на потом. Однако собрав необходимые сведения о местонахождении родственника и прослышав о разыгравшейся в галерее сцене, Нанси понял, что разговаривать с кузеном о шевалье Александре не только бесполезно, но даже вредно. Уж если Жорж сошел с ума, вряд ли стоило ожидать, что он раскроет пажу объятия или хотя бы проявит по отношению к мальчику понимание и снисходительность. В глубине души капитан искренне жалел, что еще несколько месяцев назад не оттаскал Водемона за уши. Даже нежданный отъезд юноши из Парижа не слишком обрадовал Нанси, ибо вместо одного Лоррена, досаждавшего шевалье Александру по недомыслию, на голову королевского пажа свалились еще двое, преисполненные сил, энергии и ожесточения.

Капитану очень хотелось верить, что в конце концов Жорж опомнится и начнет соображать, что он уже начал соображать, коль скоро так и не довел до конца свою ужасную шутку. Однако еще раз перебрав в памяти события прошедшего утра, Нанси вынужден был признать, что обращенные к шевалье Александру слова кузена являлись ничем не прикрытой угрозой.

Конечно, барон не сомневался, что у пажа хватит здравого смысла и сообразительности держаться как можно дальше от вспыльчивых Лорренов. Но кто мог поручиться, что обезумевший от гнева Жорж не постарается поторопить события? Не для того Нанси проявлял чудеса находчивости и изворотливости, чтобы теперь, когда шевалье Александр вновь оказался под угрозой, бросить мальчишку на произвол судьбы.

Твердо решив на время спрятать пажа от своих обезумевших родственников, капитан размышлял лишь о том, куда лучше всего отправить юного шевалье. Поездки Александра де Бретей в Англию, Савойю или же Польшу могли занять слишком много времени, а барон справедливо полагал, что долгое отсутствие при дворе может оказаться для мальчика не менее опасным, чем слишком скорое возвращение. Правда, можно было спрятать пажа на пару месяцев в Амбуаз, но Нанси вовремя вспомнил, что чуть более года назад граф де Лош просил предоставить место в тамошнем гарнизоне кому-то из своих людей и, что еще важнее, желанное место получил. Нет, самым лучшим и безопасным выходом в данной ситуации должна была стать армия. Капитан без труда припомнил трех или четырех дворян, на порядочность и благодарность которых мог рассчитывать, и которые вполне могли взять Александра с собой, не слишком обременяя службой и не подвергая превратностям войны.

Размышляя подобным образом, капитан неспешно шагал по переходам Лувра, когда в одном из коридоров заметил человека, водящего карандашом по большому листу бумаги с одержимостью истинного художника. Стены Лувра, еще не успевшие забыть итальянцев Россо и Приматиччо, а также благополучно здравствующего француза Клуэ, вряд ли могли удивиться трудам художника, но наряд усердствующего мэтра никак не мог принадлежать члену гильдии маляров. Как следует приглядевшись к разодетому рисовальщику, Нанси с досадой признал в нем графа де Лош. «Накликал…» — подумал капитан. Если бы Жорж был один, Нанси постарался бы тихонько удалиться, не привлекая к себе внимания родственника, но рядом с вдохновенно рисующим графом тосковал его паж. И ладно бы просто тосковал, то и дело зевая, так что со стороны могло показаться, будто мальчишка рискует вывернуться наизнанку. Юный Можирон беспрестанно крутил головой и потому сразу заметил капитана королевской стражи и даже отвесил ему почтительный поклон.

Нанси тяжко вздохнул и направился к графу, намереваясь приветствовать родственника. Как на грех в тот самый момент, когда капитан делал два шага вперед, шевалье Жорж-Мишель, выбиравший наиболее подходящую позицию для своих трудов, отскочил на три шага назад. Каблук графа с размаху опустился на носок сапога Нанси. Барон охнул. Слава Богу, — промелькнуло в голове капитана, — в руках Жоржа нет кинжала!..

— Вы?! Ради Бога, Гаспар, простите, я вас не заметил! — с искреннем раскаянием произнес Жорж-Мишель. Нанси слегка кашлянул. — То есть… — заторопился граф, — я хотел сказать, что не смотрел по сторонам… Бог мой, не обращайте внимание на мои слова. Сегодня я все говорю и делаю невпопад. Но что вы хотите, друг мой? Я одичал на войне, позабыл о манерах, приличиях… Я сам себя не узнаю…

Пока граф де Лош пытался объясниться, капитан лихорадочно соображал, стоит ли ему просто принять извинения родственника и удалиться, или все-таки рискнуть и заступиться за шевалье Александра. После некоторых раздумий барон решил рискнуть. Шевалье Жорж-Мишель, даже не подозревавший о природе мучивших кузена сомнений и искренне полагавший, будто сдвинутые брови родственника знак еще не прошедшей обиды, продолжал сетовать на тяжкую участь солдата.

— Эти кошмарные сапоги… Эта мерзкая кираса… Если бы вы знали, какая тоска — быть офицером!.. Ой, — его сиятельство с самым сокрушенным видов хлопнул себя по лбу, — простите, друг мой, я совсем обезумел…

— Ну что вы, ваше сиятельство, — со всей возможной любезностью отвечал капитан.

Лицо Жоржа-Мишеля вытянулось.

— Смерть Христова, Гаспар, неужели вы так на меня рассердились, что даже не хотите обращаться ко мне по имени?! Ну да, я одичал, покрылся ржавчиной, но в конце концов нет такой обиды, которая бы не прошла после пары-тройки ударов шпаги. Если вам это непременно нужно — пойдемте за рвы Лувра и уладим это дело.

— Как вы могли заметить по моей кирасе и сапогам… — Шевалье Жорж-Мишель покраснел, — я на дежурстве. К тому же в моем гардеробе нет лишних дублетов, а также лишних рубашек и штанов, — не удержался от язвительности Нанси.

Граф де Лош грустно опустил голову. Вздохнул.

— Да что с вами, Гаспар? Вы же мой друг… Ладно, если вы не хотите скрестить со мной шпагу, я знаю другое средство против любых обид. Давайте разопьем бутылочку-другою вина. Ей-Богу, это средство даже лучше шпаги, — оживился шевалье. — Я понял это в армии. Вы не поверите, друг мой, но война так огрубляет, что люди дичают и совершенно теряют голову. Возьмем, к примеру, Строцци…

Нанси с некоторым недоумением уставился на его сиятельство. Судя по всему мысли родственника унеслись столь далеко, что капитан решительно не представлял, каким образом перевести разговор на шевалье Александра.

— Утопить в Луаре несколько сот гугеноток, только потому, что его солдаты слишком увлеклись бедняжками и не спешили с маршем по осенним дорогам, — с искренним негодованием, смешанным с не менее искренним изумлением сообщил Жорж-Мишель. — И это сделал человек, рожденный в Италии… В стране художников и поэтов… — Мысли о стране искусств вызвали на лице графа мечтательное выражение. Он вздыхал. Он улыбался. Он грезил на яву. Однако через несколько мгновений шевалье Жорж-Мишель все-таки вспомнил о своем собеседнике, тряхнул головой, отгоняя сладостные мечты, и продолжил рассказ: — Когда я говорил своим людям, чтобы они щадили французов, меня не понимали… Слава Богу, корнет решил, будто я хлопочу о выкупе. Вы не представляете, как я благодарен этому мальчику. Он растрезвонил о выкупе по всему лагерю. И мои люди раздумали штурмовать палатки с пленными и раненными. Хотя, признаюсь, пленные тоже были совершенно безумны — вопили свои псалмы так, что я боялся оглохнуть. Хорошо, хоть, когда до них дошло, что надо просто заплатить выкуп, они не стали корчить из себя мучеников, прекратили вопить и без лишних споров послали за деньгами. Только наш лагерь это все равно не спасло… — шевалье вздохнул.

— Что же с вами приключилось? — против собственной воли Нанси почувствовал, что начал увлекаться рассказом графа.

— Бог мой, да самая простая вещь! Выкуп за этих шевалье прибыл и немалый выкуп, уж вы мне поверьте. Гугеноты только одеваются скромно, а людей состоятельных среди них довольно много. И вот мои люди начали праздновать победу — есть, пить и петь, особенно, конечно, пить. А затем им пришло в голову пригласить к застолью наших пленных…

— И они согласились? — удивился капитан.

— Еще как согласились! — подтвердил Жорж-Мишель. — А через несколько дней пленники вздумали позвать к нам своих товарищей из гугенотского лагеря. Смерть Христова, Гаспар! Вы бы видели, что у нас творилось!.. Где-то через неделю ко мне пожаловал господин де Муи… Вдвоем мы пошли по нашему лагерю, но знаете, разобрать, кто католик, а кто гугенот оказалось невозможно. Все были одинаково пьяны, веселы, все говорили по-французски…

— А как же белые шарфы гугенотов?

— Какие шарфы?! — граф только махнул рукой. — После стольких дней общей пьянки, после игры в карты и кости?.. Шарфы! — фыркнул шевалье. — Когда я увидел белый шарф на своем лучшем капитане, я сначала не понял, то ли он решил перейти к гугенотам, то ли выиграл этот шарф в кости… Оказалось — ни то, ни другое. Его приятелю-гугеноту так приглянулась его шляпа, что они решили обменяться… Юнцы — что вы хотите? Перья, кружева, галуны, банты… — мальчишки просто без ума от подобных мелочей! Признаться, мне самому захотелось плюнуть на все приказы и распить с господином де Муи бутылочку-другую…

— И что же вам помешало? — засмеялся капитан.

— Да ничего, — пожал плечами молодой человек. — Наши люди все равно не держались на ногах, вот мы и решили, что те развалины… ну, которые нам с де Муи приказали взять… ни ему, ни мне не нужны. Так что посидели мы… душевно посидели… с полдюжины бутылок осушили… на каждого… и разошлись. Кстати, как вы думаете, Гаспар, может, предложить этот способ мадам Екатерине?! Нет, право, — воодушевился Жорж-Мишель, — почему не попробовать? Собрать всех на какой-нибудь праздник — и католиков, и гугенотов — как следует накормить, напоить, спать опять же уложить с красотками мадам Екатерины — и все… Перед такими аргументами не устоит даже старик Колиньи!

— Что за странная мысль, — пожал плечами Нанси.

— Почему странная? — немедленно возразил шевалье. — А вдруг получится?

— Да зачем вам это? — в недоумении вопросил капитан, окончательно убедившись, что граф де Лош и де Бар сумасброд, каких поискать. — Чем вам не по душе война? Кроме, конечно, надоевших вам кирасы и сапог?

— Смерть Христова, Гаспар, да у меня половина родственников воюет на той стороне, — пожаловался Жорж-Мишель. — Знаете, как я боялся, что тетушку Альбре угораздит отправить Наваррского как раз туда, где сражался я? Думаете, приятно по ошибке угостить пулей собственного двоюродного брата? Или получить такой же подарочек от него?

— Об этом я как-то не думал, — признал Нанси. — Все мои родственники, по крайней мере близкие, служат его величеству.

— Везет вам, — позавидовал шевалье. — А вот мне все время приходится думать, как бы так извернуться, чтобы мои родичи друг друга не истребили. И ладно бы только на войне, так ведь и здесь норовят учудить. Слышали, что Водемон натворил? Сговорились они, что ли? Я уже боялся, Анри его в монастырь упрячет и даже герцога Лотарингского спрашивать не будет.

— Стоило бы, — проворчал капитан, даже не успев обрадоваться удачному повороту в разговоре.

— Ну, знаете! — обиделся Жорж-Мишель. — Мальчик еще слишком молод, чтобы разбираться в людях. Да и в любом случае, если бы мы были здесь, а не торчали на этой проклятой войне, Водемон никогда бы не вляпался.

Выслушивать новые сетования родственника на бесконечную гражданскую войну не входило в планы капитана, но отыскать в речи графа хотя бы краткую паузу, дабы заговорить о шевалье Александре, также не удавалось. В конце концов Нанси решил последовать примеру великого тезки королевского пажа и одним ударом разрубить злополучный узел.

— Оставьте мальчишку в покое, Жорж.

— А я то что по-вашему сделал? — удивился граф де Лош. — В конце концов, когда Водемон уедет, разговоры утихнут сами собой…

— Я имел в виду другого мальчишку, — возразил Нанси, — шевалье Александра.

Жорж-Мишель остановился. Взглянул родственнику в лицо. Задумался.

— Поверьте, Жорж, он еще ребенок… Наивный… доверчивый…

Граф де Лош очнулся от задумчивости. По его губам скользнула ироничная усмешка.

— Смерть Христова, Гаспар, я люблю слушать захватывающие истории, но постарайтесь придумать что-нибудь более правдоподобное. Скажите прямо, что стервец вам нужен, но не рассказывайте сказки о доверчивом шевалье Александре — эта роль ему не идет.

— Вы не так меня поняли, — запротестовал капитан.

— Почему же? Я все понял правильно, — вторично усмехнулся Жорж-Мишель. — Возможно, девять из десяти придворных и решили бы, что у вас поменялись вкусы и пристрастия, но не я. Вы что-то задумали, Гаспар. Какую-то интригу. Что ж, что бы вы ни говорили о своих кирасе и сапогах — вы всегда были больше придворным, чем солдатом.

— Вы слишком быстро забыли Блуа, Жорж, — жестко произнес Нанси. Впрочем, если капитан полагал, что при этих словах родственник вспомнит о мальчишке-паже, вырванном принцессой Релинген из рук пьяных насильников, то он заблуждался.

— Значит, он вам очень нужен… — вполголоса произнес граф де Лош. Вскинул голову: — Но в одном вы ошиблись, капитан, я всегда помню об оказанных мне услугах и всегда за них плачу. И коль скоро вы решили приравнять мою жизнь к жизни какого-то мерзавца, — холодно и очень четко проговорил молодой человек, — пусть будет по-вашему. Или вам нужно мое слово?

Нанси почувствовал, как на лбу выступила испарина. Влип…

— Что ж, — пожал плечами Жорж-Мишель, — даю вам слово чести не трогать стервеца, но кроме того клянусь, капитан, — продолжал его сиятельство, — что непременно выясню, для чего вам понадобился этот… шевалье.

В знак прощания граф церемонно склонил голову и быстро пошел прочь.

— А вы знаете, что шевалье Александру пришлось вступиться за честь Лорренов? — в спину родственнику произнес Нанси.

Жорж-Мишель остановился.

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовался он через плечо.

— Водемон поручился за шевалье Александра и не смотря на это Буасе публично обвинил мальчика в том, что его шпага отравлена.

— И что Водемон? — голос графа был ровен и невыразителен.

— Водемон промолчал. А вот шевалье Александр выхватил шпагу и нанес себе рану… дабы доказать, что клинок чист.

Некоторое время Жорж-Мишель обдумывал новость, затем кивнул:

— Благодарю вас, капитан, эти сведения будут мне полезны. И, кстати, кто был секундантом Буасе?

— Граф де Рошпо, — так же ровно ответил Нанси.

— Еще раз благодарю, — поклонился граф де Лош. — Этой услуги я также не забуду.

Рваться спасать тебе жизнь, когда об этом никто не просит, а потом требовать за услугу Бог знает какую награду… — негодовал Жорж-Мишель, спускаясь по лестнице. Как-то это некрасиво… А с другой стороны он сам во всем виноват — вляпался в дурацкую историю, словно несмышленый щенок. А ведь у него есть люди, в чьи обязанности входит забота о его безопасности. А еще у него есть голова. Что касается непрошенных услуг… К черту! В конце концов это честь — быть полезным принцу. И впредь он не признает никаких долгов. Или станет оплачивать их немедленно…

Попрекнуть благодеянием — значит, оскорбить, расстроено думал капитан де Нанси, направляясь к королевской прихожей. И хотя ему даже в голову не приходило попрекать родственника, сейчас барон думал, что свалял дурака, обменяв услугу, которую задолжал ему Жорж, на мальчишку. Если же вспомнить, что обиженный родственник теперь не спустит с него глаз…

Капитан вздохнул и мысленно пожелал шевалье Александру провалиться к антиподам. Оставалась единственная надежда, что Жорж займется бедолагой Рошпо. На счастье Нанси, граф де Лош обожал драться на дуэлях. Как мальчишка.