Ян Шуминь
Десять лет назад мне довелось стать участником научной конференции, проходившей в г. Вэньчжоу, и посетить с экскурсией одну из известнейших достопримечательностей тех мест — гору Яньданшань, живописнейшее, особенно в ночное время, место. Когда после ужина мы стали собираться, чтобы пойти на смотровую площадку, наш экскурсовод Чжан спросила: “Что нужно взять с собой на экскурсию в первую очередь?” “Еду, фотоаппарат, лекарства, деньги”, — наперебой пытались угадать мои попутчики-учителя. Но наш гид только улыбалась в ответ. Наконец она сжалилась над нами и назвала то, что, пожалуй, мы меньше всего ожидали услышать: “Воображение!”
Таким образом, вооружившись воображением, мы отправились любоваться ночным видом горы Яньданшань. И действительно, дав волю нашей фантазии, мы могли увидеть все, что нас окружало, в ином свете. Невзрачный каменный выступ, названный кем-то “Поцелуй мамы”, стал напоминать слегка отклонившееся назад тело женщины, крепко держащей на руках запеленутого младенца и вытянувшей губы, чтобы поцеловать его в лобик. Возникло ощущение любящего взгляда и переполняющего ее счастья. Выше виднелся огромный горный пик, нависший над нашими головами. На серо-зеленом фоне четко проступали черные контуры скалы, напоминавшие высокую грудь молодой женщины. Комментарий гида не оставил сомнений: “Это знаменитый пик “Женская грудь”. Тут мне вспомнилась богиня Нюйва, праматерь всех китайцев, которая, высоко поднимая на вытянутых руках чудесный разноцветный камень, затыкает им прохудившийся небесный свод, а молоком, стекающим по ее огромным вздыбленным грудям, вскармливает одно за другим поколения своих потомков. Ночью каждый пик, каждый выступ горы Яньданшань — отдельное прекрасное предание, каждый ее камень — интереснейший рассказ. Эта экскурсия стала одним из самых ярких воспоминаний в моей жизни.
С тех пор, отправляясь в путешествие, я никогда не забывал прихватить с собой самое главное — воображение. Как-то мы всей семьей поехали в горы Хуаншань. Когда мы любовались “сосной, встречающей гостей”, растущей у “яшмовой стены”, я, случайно повернув голову, вдруг увидел, что вся вершина горы точь в точь напоминает лежащего Будду. Его лицо смотрит в небо, глаза прикрыты, четко очерчены контуры груди — прямо как живой. Это был вид, не упоминавшийся в туристических планах и картах, поэтому я был чрезвычайно взволнован своим открытием и не преминул сделать несколько фотоснимков. Только через два года в газетах появилось сообщение, что “в горах Хуаншань обнаружен гигантский лежащий Будда”, но снимки, сопровождавшие это сообщение, были гораздо хуже моих. Если бы я тогда опубликовал свои фотоснимки, то права на открытие этого удивительного вида принадлежали бы мне. Во время той же поездки я обнаружил еще одну интересную фигуру — “восточную Венеру”: созданный природой каменный образ богини. К сожалению, несовершенство моей фотоаппаратуры не позволило мне сделать качественные снимки, и я вынужден пока хранить в тайне ее местоположение, чтобы не потерять права на ее открытие. Мне, вероятно, придется вновь съездить туда с фотоаппаратом, обладающим более высокими возможностями, и тогда, увидев мои фотографии, все смогут насладиться этим удивительным творением природы.
В августе 1996 г. мы всей семьей собрались в Чжанцзяцзе. Как раз в это время зарядили дожди, и многие туристы, узнав из прогноза погоды, что в ближайшие два дня прояснений не ожидается, вернулись домой или направились в другие места. Я же, вооружившись силой своего воображения, был уверен, что дождливая погода придаст этим живописным местам совсем другой колорит. Поэтому, купив плащи и прихватив бамбуковые палки, мы тронулись в путь. Надо сказать, что Чжанцзяцзе в пелене дождя представлял собой настолько прекрасную картину, что нельзя было глаз оторвать: переливающееся темно-зеленое море, гигантские волны, перекатывающиеся по бескрайнему сосновому лесу, многокилометровые потоки стремительно мчащихся вод — все это превращало многочисленные пики в необъятных размеров акварельное полотно. Когда находишься среди этой необыкновенной красоты, появляется ощущение небывалой легкости, кажется, что еще немного и ты взлетишь к облакам подобно бессмертным. Так что о дождливой погоде сожалеть не пришлось. Если в ясную безветренную погоду Чжанцзяцзе напоминает спокойного медведя, то во время дождя с сильным ветром это уже расшевелившийся медведь. Вершины горного массива, нечетко проступающие за пеленой дождевого потока, как будто оживают, пробуждаются от тысячелетнего сна и приветствуют нас как своих гостей. “Отвесная стена высотой в сто чжанов”, “Городская стена четырех путей”, “Приоткрытые небесные двери” — все эти живописные места во время ветра и дождя кажутся еще более величественными и незыблемыми. Там мы увидели безымянную вершину, никак не обозначенную на туристической схеме, но составляющие ее четыре горных пика напомнили мне представителей гостеприимного народа туцзя, проживающего в тех местах. Два правых пика — как два человека, которые, взявшись за руки, вышли встречать дорогих гостей. Кажется, будто за одним из “хозяев” бежит маленькая “собачонка”. Она мотает головой, виляет хвостом и прыгает, разделяя радость своего хозяина. Я специально остановился, снял с плеча фотоаппарат и запечатлел этот замечательный, наполненный жизненной энергией, вид.
Опыт нескольких туристических поездок убедил меня в том, что сила воображения позволяет увидеть совсем в другом свете простую гору, обыкновенное дерево, любой камень. Она превращает путешествие в приятное и в высшей степени творческое и познавательное мероприятие, а простую поездку — в интересное и радостное времяпровождение.
Перевод С. Сергеева
Ван Цэнци
В Гонконге много высотных зданий и совсем нет высоких деревьев.
В районе Центрального кольца все здания имеют 50–60 и больше этажей. Бетонных уже мало, в основном из алюминиевых сплавов, стали, черного мрамора. Улицы узкие, аллей нет. Каждый клочок земли на вес золота, сажать деревья совершенно негде.
Гонконг очень красочен, сияет огнями, но ему не хватает зелени.
На склонах гор есть деревья. На вершинах гор есть деревья.
Однако, кажется, на них никто не обращает внимания, никто не любуется ими. Деревья игнорируются людьми.
Есть парк с аккуратно подстриженными деревьями, в нем много экзотических растений, привезенных со всего мира. Есть такие цветы, которых и на континенте не часто увидишь. Замечательны китайские розы самых разных оттенков. Но публике до цветов мало дела. Сюда приходят ради щекочащих нервы аттракционов. Я не решаюсь на такие развлечения. Я только смотрю, попивая кока-колу, на молодые возбужденные лица, слушаю, как они визжат от страха, катаясь на какой-нибудь “бешеной ракете”. Я состарился.
Я сижу в кафе, вспоминаю большие деревья в Пекине: кипарисы парка Сунь Ятсена, парка Храма Неба, белые сосны Бэйхая.
Два дня прожил на острове Мэйво, где участвовал во встрече писателей континента и Гонконга. Здесь гонконгцы проводят свои выходные, отпуска. Очень тихое, спокойное место. Море, песчаные пляжи, галька. Много простора, нет небоскребов. Тропинки, ведущие в горы. Только сейчас понял, зачем людям, живущим в современных городах, нужен отпуск: им требуется покой, временное безделье.
Один из коллег-писателей, глядя на гору, сказал: “Почему на горе нет больших деревьев? Ведь если бы было десять больших сосен — больше не надо, всего десять, — был бы совершенно другой вид!” Деревья-то есть и очень красивые. Но больших деревьев действительно нет: ни пекинских кипарисов, ни белых сосен, ни обычных сосен. Пекинские деревья приобрели известность уже в Минскую эпоху. Пекин стал Пекином, когда в нем появились большие деревья.
Вернувшись в Пекин, взяли с коллегой в аэропорту такси. В дороге заговорили о том, с какой скоростью ездят в Гонконге. “И у нас будет то же”, — вмешался в разговор водитель. Отличные слова! Пекин тоже станет современным городом, будут и в Пекине скоростные магистрали. Каким он будет, современный Пекин? Подумал о больших деревьях, и на сердце стало спокойно. И после модернизации Пекин все-таки останется Пекином.
Перевод А. Александрова
Примечание редактора
Рассказ написан десять лет назад. За это время Гонконг внешне почти не изменился. Пекин же изменился значительно. А если сравнивать с началом 80-х годов, то можно сказать, что это совсем другой город. Теперь он стал во многом напоминать Гонконг: построено огромное количество современных и суперсовременных зданий: банков, гостиниц, торговых центров. Из аэропорта до Пекина можно доехать по скоростной платной дороге. Но сам город задыхается от огромного количества автомашин. Задыхается и в прямом, и в переносном смысле. “Пробкам” нет конца и утром, и днем, и вечером. Большую часть автомобильного потока составляют такси. Иногда кажется, что на каждого жителя Пекина приходится по такси. Чтобы поймать такси, обычно требуется несколько секунд. Стоит только поднять руку. Но так в обычные дни. В воскресные же дни, особенно ближе к вечеру, картина резко меняется: поймать такси становится крайне трудным делом. Их так же много, десятки и сотни проезжают мимо вас, но все они заняты: и дешевые, и средние, и дорогие. Для пекинцев такси — доступный вид транспорта.
Да, Пекин сильно изменился, но все-таки не так, как Шанхай, который действительно изменился до неузнаваемости, стал вторым Гонконгом. Пекин же, несмотря ни на что, остался Пекином. Быть может потому, что в нем остались большие деревья.
Для начала посетим заставу Цзюйюнгуань которая находится в пятидесяти километрах к северо-западу от Пекина и давно пользуется особой известностью. Еще в древности это место называли “первой заставой государства”. Собственно сооружения заставы находятся в средней части ущелья протяженностью двадцать километров. В 1961 г. Цзюйюнгуань была объявлена правительством КНР памятником культуры, охраняемым государством. Поэт эпохи Тан (VI–IX вв.) Гао Ши так описал величественный вид этого места: “По склонам крутым ниспадают потоки воды, а пики вершин вздымаются под облака”. Именно крутизна склонов и сложность рельефа в этом месте определили его важное, с военной точки зрения, значение. Само название “Цзюйюн”[7] появилось в эпоху Воюющих царств (V–III вв. до н. э.). Уже в трактате “Чунь-цю” Цзюйюнгуань названа среди “девяти основных крепостей Поднебесной”. В эпоху Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.) она была расширена, а в эпоху Северной и Южной династий (IV–VI вв.) стала важным форпостом Великой стены. В эпоху династии Юань (XIII–XIV вв.) через Цзюйюнгуань пролегал путь из Даду (совр. Пекин) в Шанду (совр. Долунь, Внутренняя Монголия). В то время на территории заставы еще не было ни монастыря, ни сада.
Цзюйюнгуань — это важнейший памятник культуры, охраняемый государством, и одновременно составная часть знаменитого ландшафтного района Бадалин — Шисаньлин. Взоры людей поражают громоздящиеся друг на друга скалистые горы, бурные водные потоки, буйная растительность, удивляющая своей пышностью и разнообразием. До сих пор в народной памяти остались старые эпитеты, употреблявшиеся для описания Цзюйюна: “восемь живописных мест в ласточкиных горах”, “восемь живописных мест северной столицы”, “россыпи изумрудов Цзюйюна”. Последний эпитет принадлежит императору эпохи Цин Цянь Луну, который даже установил стелу с этой надписью. В ущелье также находится камень, называемый “подушкой бессмертных”, и узкий проход, известный как “игра на цине”. Это место знаменито и другими достопримечательностями и пейзажами.
Более чем двухтысячелетний период существования заставы Цзюйюнгуань оставил нам богатейшее культурное наследие, позволяющее глубже понять историю развития экономики, политики и искусства Древнего Китая.
В настоящее время этот участок Великой китайской стены пользуется большой популярностью у китайских и зарубежных туристов. К нему проложена скоростная автодорога, по которой к местам осмотра можно добраться на специальных туристических автобусах, отправляющихся из Пекина.
Хотите считаться настоящим человеком — посетите Великую китайскую стену и начните с Цзюйюнгуань.
Перевод С. Сергеева