«Долина смерти». Трагедия и подвиг 2–й ударной армии

Глава II. ЗА МЯСНЫМ БОРОМ

Когда войска 2–й ударной армии с боями преодолели шоссе и железную дорогу у деревни Мясной Бор, перед ними оказался густой, дремучий лес. Местные жители называли его также, как и деревню — Мясной Бор. В глубине леса стояли могучие сосны. Теперь их нет, они погибли в войну. Но в свое время они послужили основой для названия местности и деревни. Ведь слово «бор» очень древнее, в славянских языках оно значит «сосна», а слово «сосна» пришло в русский язык гораздо позже, из финно–угорской языковой группы, однако быстро прижилось и даже вытеснило предшественника. Словосочетание «Мясной Бор» гораздо ближе к нашему времени. Его происхождение уходит в XIX в. Тогда здесь располагалась база для скота, который гнали в Петербург. Вскоре рядом с базой возникла деревня Мясной Бор. В 1941 г. она состояла из 38 дворов. В 1 км южнее деревни находились хутора и латышское селение Теремец–Курляндский. Их основали переселенцы из Прибалтики в 1878 г. В те времена название латышской деревни произносилось в женском роде: Теремец–Курляндская¹.

В лес за хуторами вела дорога. Она начиналась у самого шоссе и шла за Теремец–Курляндский, мимо мельницы, а затем по просеке через весь Мясной Бор, площадь которого 8х10 км. И чем дальше уходила в лес дорога, тем выше становился рельеф местности и тем на удивление обширнее делались болота, которые располагаются здесь даже на возвышенных участках рядом с сухими местами, поросшими старым лесом.

Вдоль этой дороги и начала стремительно продвигаться на северо–запад 2–я ударная армия. Сбивая заслоны в редких деревнях, уничтожая крупные гарнизоны противника, она за пять дней прорвалась более чем на 40 км. Первой в прорыв ввели 59–ю стрелковую бригаду, но вскоре у деревни Горки ее обогнал 13–й конный корпус генерал–майора Н. И. Гусева. В ночь на 25 января корпус передали из резерва фронта во 2–ю ударную армию и он стал ее главной силой. 59–ю бригаду оперативно подчинили корпусу. Таким образом в составе армии возникла ударная группа, которая шла впереди армии². Непосредственную поддержку группе оказывали лыжные батальоны и четыре стрелковые бригады (23–я, 25–я, 53–я и 57–я), а также другие части армии. Они закрепляли достигнутые рубежи и вели бои за расширение прорыва. «Глубокие обходы по снежной целине, — писал К. А. Мерецков, — сильно изнуряли людей и снижали темпы наступления. Тогда я приказал ввести в прорыв вслед за 13–м корпусом соединения 2–й ударной армии, чтобы они сменили кавалерийские части на фланговых направлениях и высвободили их для развития наступления непосредственно на Любань»³.

Наступление развивалось успешно. 27 января генерал Ф. Гальдер отметил в «Дневнике»: «На фронте группы армий «Север» противник добился тактического успеха на Волхове». 28 января Ф. Гальдер снова выделил среди других событий «успешные действия противника у Волхова». 30 января он с тревогой записал: «Чрезвычайно напряженная обстановка на волховском участке», а 31 января был вынужден констатировать, что «на севере, в районе Волхова, обстановка еще более обострилась. Наши контратаки будут продолжены завтра»⁴. Но немецкие контратаки не могли сдержать боевой напор наших воинов.

Командование Волховского фронта и 2–й ударной армии, организуя наступление, уделяли большое внимание обеспечению коммуникаций, проходивших через узкий коридор в Мясном Бору и старались расширить горловину прорыва. 24 января командарм Н. К. Клыков в 8 час. 30 мин. утра приказал группе Ф. М. Жильцова (23–я, 24–я и 58–я осбр) войти в прорыв и, действуя из немецкого тыла, захватить у основания коридора, на его левом фланге, деревню Любцы, превращенную оккупантами в сильный опорный пункт. Овладев деревней, группа Жильцова должна была передать свои позиции 52–й армии и следовать в распоряжение Н. К. Клыкова. 23–я бригада заняла исходные позиции в 800 м северо–восточнее и восточнее Любцев, 24–я бригада — восточнее и юго–восточнее. 53–я бригада находилась в резерве. Ночь красноармейцы провели, зарывшись в снег под открытым

небом, в сильный мороз — температура воздуха опять опустилась и дошла до —34°. Утром 25 января стрелковые бригады атаковали Любцы. Снарядов для артподготовки было выделено очень мало, систему обороны противника никто не знал, поэтому наши артиллеристы не смогли подавить немецкие огневые точки, атака Любцев захлебнулась. 26 января командарм Н. К. Клыков приказал бригадам выделить часть сил на прикрытие Теремца–Курляндского и Мясного Бора, сменить там 366–ю дивизию и занять круговую оборону, чтобы закрепить южный фланг коридора⁵. При этом за бригадами сохранялась еще и прежняя задача — овладеть Любцами. Однако ее выполнение затруднялось большими потерями, которые понесли бригады в предшествовавших боях. Только 23–я бригада с 7 по 26 января потеряла убитыми 399 чел. и ранеными 886 чел., не считая 202 обмороженных и 318 пропавших без вести (подсчитано ветераном 23–й бригады М. М. Агаповым по материалам ЦАМОРФ). Большое число пропавших без вести объясняется тем, что значительную часть из них составляли раненые, эвакуированные в тыл, минуя медсанроту бригады и потому не попавшие в соответствующие списки.

27 января Н. К. Клыков приказал 23–й и 58–й бригадам изменить направление главного удара и наступать в южном и юго–западном направлениях на д. Земтицы и Земтицкие хутора (Земтицы северные). Деревня Земтицы находилась в 1,5 км западнее Любцев на дороге Некохово–Мясной Бор, а Земтицкие хутора располагались в 1 км севернее Земтиц, на западной стороне той же дороги и граничили с Теремецкими хуторами. Вместе с тремя бригадами по–прежнему взаимодействовали 44–й отдельный лыжный батальон, 561–й артполк РГК и группа танков КВ. После захвата Земтиц и Земтицких хуторов 23–я и 58–я бригады получали возможность ударить по Любцам с запада, со стороны немецкого тыла, а 24–я бригада в соответствии с новым планом наступала на Любцы с востока. Н. К. Клыков приказал начать атаку Земтиц в 8 часов утра 28 января⁶.

Перед наступлением и. о. командира взвода старший сержант А. И. Малеванный и помощник командира взвода отдельной разведроты 23–й бригады старший сержант А. Г. Шмалько получили задачу выявить систему огня и расположение огневых точек противника. Во главе отделения разведчиков они под огнем врага выполнили приказ и добыли необходимые сведения. По указанным ими целям открыл огонь 1–й дивизион 561–го артполка. Но едва после артиллерийской подготовки бойцы поднялись в атаку, противник вызвал авиацию. Группы по 5–10 самолетов непрерывно бомбили и штурмовали атакующие войска. И все же к 18 часам 28 января 2–й батальон 23–й бригады овладел Земтицкими хуторами⁷.

В бою за Земтицы минометный взвод лейтенанта П. Н. Черникова подавил 11 огневых точек, а когда был ранен пулеметчик, Черников заменил его и огнем станкового пулемета уничтожил около 20 немцев. За проявленную отвагу А. И. Малеванному, А. Г. Шмалько, П. Н. Черникову и другим героям боев за Земтицы командование фронта вручило боевые медали.

С утра 29 января 1–й и 2–й батальоны 23–й бригады атаковали саму деревню Земтицы, но были остановлены сильным минометным огнем⁸. В бою на нашей стороне участвовали восемь немецких 105 мм гаубиц. Красноармейцы обнаружили их у Теремца–Курляндского. Снарядов к ним оказалось 2000. Немцы при отступлении привели в негодность замки и панорамы орудий, но орудийный мастер 23–й бригады старший сержант Макеев за одну ночь исправил три гаубицы. Утром 29 января орудийный расчет в составе командира орудия Скляра, наводчика Степанца и замкового Короткого открыл из трофейных орудий огонь по немцам. Снарядов не жалели: в первый день выпустили 200 штук, на следующий день — 300, а 31 января — еще 200 снарядов. Вскоре мастер Макеев подчинил еще три немецких гаубицы и они тоже приняли участие в боях⁹. Помимо перечисленных трофеев, 23–я бригада захватила с 13 по 26 января еще 9 вражеских 75 и 37 мм пушек, 10 тыс. снарядов к ним, 12 ручных и один станковый пулемет.

Овладеть Земтицами все же не удалось из–за сильного огневого превосходства противника и больших потерь. Бригады остро нуждались в пополнении. Приказами по армии от 30 января — 1 февраля 1942 г. 23–й бригаде в качестве средства усиления передали три лыжных батальона (48–й, 50–й и 95–й), но в распоряжение бригады они поступили позже, т. к. несколько дней доукомплектовывались лошадьми и материальной частью в Плотишно, Борисове и «Красном Ударнике». 4 февраля распоряжением Н. К. Клыкова № 0016 22–ю, 23–ю и 58–ю бригады направили в прорыв для обеспечения флангов наступавших соединений. 24–я бригада осталась у Любцев. Севернее, в лесу Мясной Бор, сражалась за расширение коридора 53–я бригада. Вскоре 53–я, а вместе с нею 25–я и 57–я бригады в свою очередь вошли в прорыв и заняли позиции на флангах кавкорпуса: 25–я бригада на левом фланге, 53–я и 57–я — на правом, за 22–й бригадой.

Стрелковые бригады и лыжников ввели в прорыв по просьбе комкора Н. И. Гусева. Он понимал, что лыжники незаменимы при наступлении в условиях зимнего бездорожья. Лыжные батальоны поступали на Волховский фронт из Уральского военного округа, из Челябинска. В батальон входило 578 чел. Их отбирали из коммунистов, комсомольцев и спортсменов–лыжников. К. А. Мерецков с пониманием отнесся к просьбе Н. И. Гусева и 25 января приказал командарму Н. К. Клыкову:

«Поскольку сейчас введено и будет вводиться несколько лыжных батальонов, командующий фронтом считает возможным согласиться с просьбой Гусева, с тем, чтобы с нашей стороны были все меры для скорейшего ввода в прорыв стрелковых бригад с лыжными батальонами. Одновременно сообщаю для сведения, что кроме 11 лыжных батальонов, уже переданных в Ваше распоряжение, Вам будет направлено еще 6 лыжных батальонов. Мы считаем, что за счет поступивших и Ваших 11 лыжных батальонов укомплектованы 57–я, 59–я, 23–я и 58–я бригады»¹⁰. Из текста приказа следует, что слабая огневая мощь стрелковых бригад и большие потери заставили командование фронта рассматривать лыжные батальоны не только как мобильные подразделения, но и в качестве обычных маршевых пополнений для наступавших частей.

А между тем условия развития удара в глубину вражеской обороны были далеко не благоприятны. Общая ширина плацдарма на Волхове достигала 25 км, но ширина прорыва у Мясного Бора составляла всего 3–4 км. Неприятель мог перекрыть горловину и тогда в западню попадала целая армия. Вот что писал К. А. Мерецков: «К этому участку, простреливаемому всеми видами огня, нами подтягивались основные силы фронта: войска 2–й ударной армии и часть соединений 59–й и 52–й армий. Они нацеливались на расширение прорыва в стороны флангов и на развитие наступления на Любань, до которой надо было пройти еще около 80 километров.

Принимая решение на перенесение усилий к району прорыва, — продолжал Мерецков, — командование фронта опять исходило из того, что скоро прибудет обещанная общевойсковая армия. Поэтому задача по расширению прорыва обороны противника решалась одновременно с задачей по развитию наступления в глубину. Но армию мы не получили. Своих же сил для одновременного решения этих двух задач фронту не хватало. Я известил об этом Ставку, однако она не внесла исправлений в план операции»¹¹.

Таким образом, из воспоминаний Мерецкова следует, что ввести 2–ю ударную армию в узкий коридор прорыва приказала Ставка, т. е. Верховный Главнокомандующий Сталин. Значит, на Сталине лежит большая доля ответственности за весь ход операции. Но, с другой стороны, кто же тогда мог представить, что две советские армии окажутся неспособны отобрать у немцев десяток деревень по обе стороны Мясного Бора? Сомнения здесь исключались и Мерецков был обязан выполнить приказ.

Снабжение Волховского фронта боеприпасами и продовольствием по–прежнему оставляло желать лучшего. Общая скудость снабжения дополнялась частыми срывами графика перевозок. Военный совет фронта неоднократно жаловался в Ставку. Там обещали разобраться, но положение не менялось. И лишь после прорыва вражеской обороны у Мясного Бора Ставка вняла мольбам волховцев и прислала к ним заместителя наркома обороны, главного интенданта РККА генерала А. В. Хрулева. 28 января он приехал в штаб фронта, который располагался в городе Малая Вишера. Хрулев помог наладить регулярное снабжение. Кроме того, фронт получил автотранспортные и дорожные части. Обеспеченность войск на плацдарме значительно улучшилась¹². Но произошло это позже, а до февраля машин не хватало даже для медсанбатов. 25 января ведущий хирург Волховского фронта А. А. Вишневский, сын известного врача–анестезиолога, изобретателя знаменитой мази А. В. Вишневского, записал в дневнике: «Приезжаем в Большое Вязьмище. Здесь развернулся медсанбат 460. У них неприглядная картина: нет автотранспорта, эвакуировать не на чем. В перевязочной всего один стол. Говорят, что работать начали всего 2 дня назад, а до этого шли пешком через всю Вологодскую область». По–прежнему донимали людей сильные морозы. В тот же день, 25 января, А. А. Вишневский выезжал на плацдарм, где посетил медсанбат № 468. Вот еще строки из его дневника: «Холод дикий. На дороге стоит человек на коленях. Он тихо склоняется и падает, видимо, замерзает. А в десяти минутах ходьбы развернут медсанбат. Мы с шофером подхватили замерзающего под руки и отвели туда/…/ Раненых с фронта везут на лошадях.

Лошади по дороге останавливаются, иногда падают. Одеял нет, раненые укрыты шинелями, в лучшем случае — одним одеялом». Замерзали не только наши воины, замерзали немецкие снайперы — «кукушки», А. А. Вишневский писал, что их находили мертвыми на деревьях¹³. И все–таки противнику было легче. Он предпочитал вести огонь из теплых блиндажей и землянок. В траншеи немцы выходили редко, только при отражении большой атаки, когда пулеметного огня из блиндажей оказывалось недостаточно.

В начале февраля 59–я бригада и 43–й лыжный батальон, продвигаясь на северо–запад, с боями взяли деревни Финев Луг, Радофинниково, Горка. 6 февраля освободили деревню Дубовик, где бригада уничтожила карательную роту эстонских айсаргов, командир роты был взят в плен и расстрелян. В Дубовике бригада получила небольшой отдых. Здесь к ней присоединились 169–й, 170–й и 171–й отдельные лыжные батальоны. В дальнейшем, когда почти весь личный состав батальонов погиб, их остатки в апреле 1942 г. влились в состав бригады.

После боев за Дубовик 59–я бригада по единственной дороге, которая тянулась через лес на 15 км, подошла к деревням Большое и Малое Еглино. На опушке леса противник остановил бригаду сильным огнем. Правее деревень находилась железная дорога Новгород — Батецкая — Ленинград. Разъезд Еглинка явился северной точкой этой дороги, перерезанной вскоре частями ударной армии на протяжении более 40 км, от Еглинки до района деревни Гаренка на юге. Вдоль линии железной дороги немцы оборудовали тыловой рубеж. Преодолеть его сходу бригада не смогла, так как артиллерия и тылы отстали. За те несколько дней, что бригада ждала отставшие подразделения, противник успел лучше подготовиться, но зато бригада получила пополнение — два маршевых батальона уральских лыжников. К сожалению, прибыли они почти без оружия и времени на подготовку их к наступлению было крайне мало. Наступление началось утром 10 февраля. Правее 59–й бригады наносили удар части 13–го кавкорпуса, левее — 25–я бригада. Атакующим предстояло преодолеть большое открытое пространство и потери могли быть велики. Чтобы свести их к минимуму, командование 59–й бригады объединило остатки своих стрелковых подразделений в один батальон, собрало для него имевшиеся в бригаде автоматы и направило этот сводный батальон через лес в обход деревни Большое Еглино. Он атаковал врага с фланга и тыла, одновременно уральские лыжники ударили с фронта. Противник бежал из Большого Еглина, опасаясь окружения. Бригаде досталось много трофеев, в том числе склады с продовольствием и штабной автобус. При осмотре деревни стало ясно, что не только бригада, но и враг понес большие потери, причем еще при первых штурмах: бойцы бригады обнаружили в подвалах домов и на огородах большое количество немецких трупов, собранных до будущего погребения в аккуратные штабели.

После взятия Большого Еглина бригада, опять создав угрозу окружения, вынудила противника оставить Малое Еглино и железнодорожный разъезд. Но за разъездом неприятель смог удержать железнодорожный мост–виадук и не пустил бригаду дальше на север. Тогда она перешла к преследованию врага, отходившего на запад, но у деревни Каменка встретила новый оборонительный рубеж, сооруженный в насыпи недостроенной железной дороги Чудово — Веймарн. Наши бойцы захватили несколько огневых точек, однако силы бригады были уже исчерпаны и наступление остановилось. Противник предпринял контратаку силою до роты с тремя танками «Рено–35». Наши пулеметчики отсекли вражескую пехоту от танков, но три «Рено» ворвались в Большое Еглино. Здесь их встретил расчет противотанковой 45–мм пушки старшего сержанта Жукова.

Танки «Рено» достались немцам в 1940 г. при оккупации Франции. В нашей армии знали, что это устаревший легкий танк с экипажем из двух человек, весьма тихоходный (19 км/час). Вооружен 37–мм пушкой, к которой имелось 58 снарядов и пулеметом с запасом в 2500 патронов. Было известно, что броня «Рено»(лобовая — 32 мм, бортовая — 40 мм, башенная — 45 мм) доступна для советских танковых и противотанковых пушек. Однако здесь случилось непредвиденное. Снаряды нашей пушки попадали в танк, но отскакивали рикошетом. Впоследствии оказалось, что «Рено» дополнительно экранированы броней и снаряды «сорокопятки» пробить ее не могут.

Трудно представить, какие чувства испытали артиллеристы сержанта Жукова, когда им стала ясна неуязвимость танка. А танк полз прямо на них. Еще оставалась возможность отбежать в сторону, залечь в укрытие, но артиллеристы стреляли до конца, пока танк не смял орудие вместе с расчетом… Другим бойцам все же удалось подбить один танк и тогда остальные «Рено» уползли прочь. После боя командир и комиссар бригады написали на артиллеристов Жукова посмертные

представления к наградам, а на командира орудия — к званию Героя Советского Союза. Командование фронта такую оценку сочло завышенной и посмертно наградило Жукова орденом Ленина. Бои за Еглино продолжались до начала марта. Затем 59–я бригада занимала здесь оборону до общего отхода армии 25 мая¹⁴.

13–й кавалерийский корпус состоял из двух кавалерийских дивизий — 25–й подполковника Д. М. Баринова и 87–й полковника В. Ф. Трантина и 366–й стрелковой дивизии. Ее передали в корпус из состава 59–й армии, т. к. одной кавалерии в лесу воевать трудно. В лесных условиях и самим конникам приходилось сражаться в пешем строю. Действиям корпуса мешали не только природные условия. В. Н. Соколов, бывший помощник начальника 4–го, строевого отдела штаба корпуса, рассказывает, что «очень скоро стал ощущаться недостаток фуража, сена взять негде — все, что было раньше в колхозах, отобрано немцами /…/. День ото дня увеличивались потери конного поголовья как боевые, так и от скудного питания»¹⁵.

Сначала все части корпуса двигались строго на северо–запад. 26 января 98–й кавполк 25–й кавалерийской дивизии с ходу захватил деревню Новая Кересть в 14 км от Мясного Бора. Вечером того же дня полк ушел в морозную ночь, чтобы преследовать врага, не дать ему закрепиться на тыловом рубеже у платформы Глухая Кересть и станции Рогавка на железной дороге Новгород — Батецкая — Ленинград. Ранним утром саперы 98–го полка взорвали рельсовый путь южнее платформы Глухая Кересть, а 1–й эскадрон полка захватил деревню Чауни в 3 км юго–западнее платформы. К 14 часам 23–я бригада вместе с 48–м и 50–м лыжными батальонами при содействии кавалеристов овладела Глухой Керестью, причем захватила несколько минометов, 6 ручных пулеметов, 6 мотоциклов, 10 повозок с разным имуществом.

В этот же день в 6 км северо–западнее Керести части 25–й кавдивизии при содействии лыжников и 57–й стрелковой бригады освободили поселок Тесово и станцию Финев Луг, после чего в ожесточенном бою взяли станцию Рогавка в 3 км восточнее Финева Луга. Немцы бежали под угрозой оказаться сброшенными в Тесовское болото. Наши воины прорвались дальше на север и 29 января отобрали у противника деревню и станцию Огорели¹⁶. На станции они захватили немецкий узел связи, соединявший гарнизоны Новгорода, Оредежа и Любани¹⁷.

Вторая дивизия корпуса — 87–я барнаульская — при содействии лыжников 27 января взяла Ольховку в 6 км северо–западнее Спасской Полисти, а 28 января — большое старинное село (до середины ХГХ в. погост, т. е. центр округи) Вдицко западнее Ольховки. В бою за Вдицко было уничтожено до 200 немцев.

В начале февраля, прорвавшись за Кересть на 10–15 км, корпус развернул свои дивизии и начал наступательные операции на фронте в 30–40 км. На левом фланге действовала 25–я кавалерийская дивизия. 8 февраля она заняла деревню Язвинка и с помощью 49–го лыжного батальона перекрыла дорогу Огорели–Оредеж. Продвигаясь дальше, части дивизии вместе с лыжниками освободили деревни Поддубье, Кубалово, Пустое и Жилое Рыдно, Замежье, Березницы, Старое и Новое Почепово, Заручье, Корешно, Веряжино, Панышино. Рубежи, завоеванные 25–й кавалерийской дивизией, закрепляли и расширяли стрелковые части. Юго–западный фланг прорыва приняла от кавкорпуса 366–я стрелковая дивизия. Она вошла в прорыв вслед за 59–й бригадой, как только 23–я бригада приняла от нее рубежи у Мясного Бора. Дивизия заняла позиции у ручья Барская Канава и деревни Пятилипы. В упорных боях воины–сибиряки овладели деревнями Заболотье, Вольные Кусони, Ясно, Ушницы, Пуховежи¹⁸, освободили от врага район площадью 12 х 18 км.

Северо–западнее 366–й дивизии заняла позиции 23–я стрелковая бригада. Первоначально 23–ю бригаду вместе с 58–й направили на правый фланг прорыва, севернее д. Мясной Бор, напротив д. Мостки. Обе бригады к 6 февраля сосредоточились в лесу южнее д. Ольховка и севернее д. Новая Кересть. Приказом штаба армии № 0017 им предписывалось обойти с юга и запада опорные пункты врага в Ольховских хуторах и захватить их общим ударом. Затем наступать на северо–восток, в тыл немецкой линии обороны, проходившей по шоссе у Мясного Бора, и овладеть там деревней Сенная Кересть, чем помочь войскам, наступавшим на шоссе с востока¹⁹. Бригады изготовились к атаке хуторов, но внезапно в ночь на 7 февраля получили новый приказ: намеченная операция отменялась. 58–я бригада некоторое время еще воевала у Ольховки, после чего прошла коридор в обратном направлении и в дальнейшем сражалась у деревень Остров и Михалево на шоссе Новгород — Чудово севернее Мясного Бора. Рядом с нею дралась 24–я бригада, переведенная туда из–под Любцев. 23–й бригаде 7 февраля приказали выйти из подчинения группе Жильцова и через Финев Луг следовать в распоряжение комкора Н. И. Гусева. Причина отказа от операции по захвату хуторов заключалась в том, что в группе Гусева осложнилась обстановка на острие прорыва в районе Еглино. Требовалось усилить натиск там, на главном направлении, а в это время два полка 87–й кавалерийской дивизии оказались скованы тяжелыми боями с 636–м пехотным полком немецкой дивизии литер «А». 23–я бригада должна была сменить кавалеристов 87–й дивизии на рубежах д. Вережино, Паншино, Филипповичи. Выполняя приказ, 23–я бригада в 6 часов утра 7 февраля по глубокому снегу вышла в поход²⁰. Поздно вечером 8 февраля, когда она подходила к с. Вдицко, комбриг В. И. Шишлов получил второй приказ с уточнением задачи. Распоряжением № 40/кк, отданным в 21 час 50 минут 8 февраля, командир корпуса приказал: «Командиру 23–й ос бригады форсированным маршем выйти в район Поддубье, Жилое Рыдно, Язвинка, выдвинув не менее усиленного батальона на рубеж Паншино — Волкино для смены частей 25–й кд (98 и 104 кп) и 87–й кд (256 кп) с задачей не допустить продвижения противника с направления Филипповичи, Лютка…». Один стрелковый батальон, даже усиленный, не мог, конечно, заменить три кавалерийских полка. Тем не менее, определяя задачи бригаде, комкор требовал «действовать дерзко», ни перед чем не останавливаться, сурово соблюдать дисциплину и при этом «уничтожать тех (красноармейцев — Б. Г.), кто сдается в плен». Кроме того, он распорядился «не допускать ухода населения к противнику»²¹.

9 февраля командование 2–й ударной армии переподчинило 23–ю бригаду командиру 366–й дивизии полковнику С. И. Буланову. Сражаться им предстояло рядом и командарм Клыков полагал полезным их оперативное соединение. Возникновение новой оперативной группы, вслед за группами Коровникова, Жильцова и др. до известной степени восполняло отсутствовавшее в РККА в 1942 г. корпусное звено управления. 10 февраля бригада сменила в заданном районе кавалерийские части. Разведчики бригады сразу приступили к рекогносцировке немецких позиций в деревнях Филипповичи, Загородницы, Клюкушицы, Донец, Замостье, Фролево, Солони. Противник вел такую же разведку со своей стороны, а 13 февраля немцы перешли в наступление. В 8 час. 45 мин. после артподготовки они силою до двух с половиной рот атаковали боевые порядки 3–го (50–го) отдельного стрелкового батальона бригады в деревнях Паншино и Волкино, но были отброшены и залегли в 300–400 м от деревень²². В этот день немцы атаковали еще несколько раз, однако отступали с большими потерями. В бою отличился красноармеец И. И. Ивлев, правильный орудия отдельного артдивизиона. Его орудие расстреливало немцев картечью в упор. Когда враг подошел на 30–40 метров, Ивлев продолжал наводить орудие, вдохновляя примером товарищей. Перед его позицией остались лежать 35 гитлеровцев.

Потерпев неудачу, немцы мелкими группами сосредоточились в роще в 500 м юго–восточнее Волкино и вызвали авиацию. Прилетели три бомбардировщика, посыпались бомбы, открыли огонь немецкие орудия и минометы и под их прикрытием около 17 часов неприятель начал «психическую» атаку силою до батальона. Отражая вражеский натиск, многие бойцы бригады проявили героизм. Например, сержант Н. А. Игнатенко, командир отделения отдельного минометного батальона 50–мм минометов со своим расчетом вел огонь, пока враг не подошел на 50–100 м и стрелять из миномета стало невозможно. Тогда Игнатенко взял ручной пулемет, меткими очередями разрезал немецкую цепь и уничтожил до 15 врагов. Будучи ранен, он не вышел из боя. Стрелок роты противотанковых ружей А. К. Рощин, раненый в руку и ногу, не покинул поле боя, он собирал у раненных и убитых патроны и подтаскивал товарищам. Благодаря этому бойцы продолжали огонь. Раненый телефонист минометного батальона бригады красноармеец Г. С. Мордасов не оставил наблюдательный пункт и огнем из автомата уничтожил 7 оккупантов.

Противник стремился прорваться через боевые порядки бригады в тыл 2–й ударной армии и отрезать ее от коммуникации в Мясном Бору. Но 23–я бригада не ограничилась упорной обороной и сама предприняла контратаки в направлении урочища Корбово. Не ждавший контрудара противник к 19 часам 13 февраля отошел в исходное положение. Наши воины победили, но потеряли 42 чел. убитыми и 123 ранеными. Враг потерял убитыми более 300 чел. Красноармейцы взяли 7 пленных, в том числе фельдфебеля.

Отразив удар врага на Паншино и Волкино, командование 23–й бригады решило само перейти к активным действиям против немецкой группировки у деревень Филипповичи, Загорье, Лазарево, Людка, Савлово, Загородницы. К 7 часам утра 15 февраля части бригады заняли исходное положение и на рассвете начали наступать. Немцы яростно контратаковали, но во встречном бою

красноармейцы опрокинули противника и к концу дня заняли Филипповичи, Любище, Волосково, Донец, Замостье, Лахуни, Солони²³. Были захвачены трофеи: 4 спаренных миномета, 2 станковых и 11 ручных пулеметов, 2 зенитных пулемета, 2 противотанковых ружья, 9 автоматов, 30 винтовок, 9 пистолетов, 4 бинокля. Взято трое пленных.

В боях за Филипповичи и Загорье отличился командир орудия отдельного артдивизиона красноармеец П. И. Крышун. Во время вражеской атаки он заменил наводчика, был ранен в руку, но продолжал сражаться, а когда кончились снаряды, откатил пушку в безопасное место. Отважный санитар стрелковой роты красноармеец М. В. Глазунов вынес под огнем 12 раненых с оружием. Последних четырех вынес, будучи ранен сам.

К 16 февраля в 23–ю бригаду резко сократился подвоз боеприпасов, т. к. бензина почти не осталось, а лошадей не хватало. 16 февраля в бригаде сменился комбриг — вместо В. И. Шишлова командование принял полковник Н. П. Коркин. В. И. Шишлова перевели на должность командира 53–й бригады, а затем 382–й стрелковой дивизии. При новом командире 23–я бригада 18 февраля пыталась продолжать наступление, но в этот день по личному приказу генерала Н. К. Клыкова 3–й (50–й) отдельный стрелковый батальон 23–й бригады вывели из боя и направили к Красной Горке, где начинались главные события всей операции фронта. С уходом батальона 23–я бригада лишилась значительной части личного состава, в ней осталось лишь 2290 чел. Поэтому вечером 19 февраля, едва стемнело, она прекратила атаки и перешла к обороне²⁴. Воины бригады в минувших боях продвинулись более, чем на 10 км. В результате 23–я бригада глубже всех вклинилась в немецкую оборону в направлении Новгорода. Поэтому в конце февраля бригаду передали в 52–ю армию, которая имела задачу взять Новгород. Командование фронта еще не потеряло надежду на получение общевойсковой армии и готовилось к выполнению операции в первоначальном объеме.

На правом фланге 25–й кавалерийской дивизии у деревень Никулино, Старое и Новое Почепово, Замежье в конце января вела бои 59–я бригада. Когда наступательные возможности бригады оказались исчерпаны, кавалеристам приказали сменить ее на острие прорыва. 236–й кавполк обошел слева подразделения бригады и, выйдя вперед, атаковал неприятеля в северо–западном направлении. В тяжелейших боях воины полка взяли деревни Конечики, Порожки, Совкино 2–е, Совкино 1–е, Глебово, Нестерково, Абрамове²⁵. Участник боев бывший командир полковой батареи 236–го кавполка Д. Е. Мязин вспоминает: «Особенно тяжелые бои развивались за деревню Конечики. С одной и другой стороны участвовали тысячи солдат и офицеров. Несмотря на 25–ти градусный мороз, орудийные расчеты были в одних ватниках, а стволы пушек были красными. Деревня Конечики десятки раз переходила из рук в руки. Было уничтожено много техники и полностью была уничтожена дивизия баварского корпуса, много было взято в плен»²⁶.

Вслед за 59–й бригадой 236–й кавполк в этих боях оказался обескровлен и отведен на отдых и пополнение к Финеву Лугу. Его место заняла 25–я бригада²⁷. Она закрепилась между 59–й и 23–й бригадами, у деревень Никулино, Почепово, Замежье, западнее Жилого Рыдна и Поддубья, дальше ее позиции шли вдоль селений Олений Остров, Абрамов Клин, через замерзшее озеро Черное, а затем западнее деревень Веретье Финское и Веретье Русское и почти до самого Еглина.

В результате февральских боев левое крыло 2–й ударной армии вышло на реку Оредеж на участке д. Порожки — Пристанское озеро, а у д. Нестерково удалось захватить плацдарм на правом берегу реки. Дальше на запад начиналась псковская земля. Бои здесь шли трудные. Но еще более кровопролитные сражения разгорелись северо–восточнее, у Еглино и Конечиков. Сопротивление противника там, на северном фланге прорыва, нарастало. Неприятель наращивал силы, стараясь не пропустить наши войска в тыл 18–й армии верхмата, к Ленинграду. 10 февраля в «Дневнике» Ф. Гальдера появилась запись: «На волховском участке противник не может добиться новых успехов», а на следующий день он с облегчением отметил: «На волховском участке наступательный порыв русских ослаб, что, видимо, связано со значительными потерями»²⁸.

На правом, восточном фланге прорыва 87–я кавалерийская дивизия продолжала наступление, несмотря на большие потери. Захваченные ею рубежи принимали и закрепляли 53–я и 22–я стрелковые бригады. 87–я дивизия шла прямо на Любань. Севернее Спасской Полисти и Ольховки в ночь на 30 января она вместе с 45–м, 46–м и 49–м отдельными лыжными батальонами освободила деревни Кривино и Новая. В 3 км северо–западнее деревни Новая 49–й лыжный батальон занял высоту 47,6. Противник контратаковал, но был отброшен кавалеристами и лыжниками²⁹. Под Ольховкой 22–я бригада захватила у врага 8 пушек и 10 минометов и использовала трофеи в боях.

Встревоженный нашими ударами, неприятель направил большую группу разведчиков, чтобы уточнить намерения волховцев. Группа добралась до штаба 2–й ударной армии. Охрана штаба вступила с нею в бой. К месту схватки направились командарм Н. К. Клыков, член Военного совета дивизионный комиссар И. В. Зуев и начальник особого отдела А. Г. Шашков. В пути они встретили крытые санитарные сани с одним ездовым, а в санях под пологом обнаружили спрятавшегося немца с автоматом. Пленный показал, что под Любанью накапливаются еще пять немецких дивизий — корпус генерала Герцога³⁰.

Продвигаясь на север, 87–я кавалерийская дивизия вместе с 53–й бригадой, 169–м, 170–м и 171–м лыжными батальонами освободила д. Тигодский завод и Червино. Но дальше, у деревень Крапивно, Ручьи и Червинская Лука неприятель занял жесткую оборону и остановил наши войска. Начались затяжные, тяжелые бои. На помощь 87–й дивизии перебросили с левого фланга 25–ю кавдивизию и 57–ю бригаду. Однако добиться перелома не удалось. Тем временем 22–я бригада, 42–й, 164–й и 165–й лыжные батальоны пытались прорвать немецкую оборону западнее и вдоль реки Сычева³¹. Продвижение корпуса, — отмечал К. А. Мерецков, — шло успешно до тех пор, пока наступление велось строго в северо–западном направлении, где силы противника были незначительны. Но стоило генералу Гусеву повернуть дивизии на северо–восток, непосредственно на Любань, как противник стал оказывать сильное сопротивление»³². 57–я бригада понесла в этих боях большие потери. Ее сменила 191–я стрелковая дивизия, которую передали 2–й ударной из состава 4–й армии. Дивизия начала наступление на деревни Коркино и Померанье, но снаряды и бомбы противника закрыли ей дорогу на Любань. Обескровленная дивизия перешла к обороне. По решению К. А. Мерецкова стрелковые части, сосредоточенные правее кавкорпуса на линии Ручьи–Ольховка, объединили в оперативную группу генерал–майора П. Ф. Привалова. Это позволило улучшить руководство войсками, но никак не повлияло на их низкую техническую оснащенность. Любань оставалась недоступной. Темп наступления значительно снизился, чему способствовали большие потери, особенно в лыжных батальонах. Они использовались весьма активно всеми частями и соединениями. В результате к 28 февраля в 45–м лыжбате осталось 17 чел., в 46–м — 25 чел., в 49–м — 12 чел. 24 марта приказом командарма Н. К. Клыкова № 0088 эти три лыжбата расформировали, их личный состав поступил в стрелковые бригады, которым эти батальоны подчинялись прежде³³.

Утром 18 февраля на усиление кавкорпуса в район Красной Горки прибыла из 4–й армии 80–й кавалерийская дивизия полковника А. А. Асланова (с марта — полковника Н. А. Полякова). Ее сопровождали 39–й и 42–й отдельные лыжные батальоны. За ними проходили стрелковые полки³⁴. Для броска на Любань собирался ударный кулак.

В результате наступления 2–й ударной армии исчезла сплошная линия фронта. Это позволило улучшить обеспечение партизанских отрядов оружием и продовольствием, активизировать их деятельность. В начале февраля волховские партизаны были объединены в два батальона. Одним командовал Е. Ф. Тувалович, другим — К. Н. Валович. Партизаны нападали на немецкие гарнизоны и занимались диверсиями, получая задания непосредственно от командования 2–й ударной армии³⁵.

В течение января авиационный парк Волховского фронта значительно пополнился, в частности прибыли пять истребительных авиаполков. К началу февраля военно–воздушные силы фронта насчитывали уже 313 боевых машин, но легкомоторные самолеты по–прежнему составляли значительное большинство. 188 вновь поступивших самолетов У–2 командование ВВС фронта передало в начале февраля в распоряжение ВВС 2–й ударной, 4–й, 52–й и 59–й армий. Против Волховского фронта действовало в то время 385 боевых самолетов. Таким образом, превосходство врага в воздухе оставалось неизменным³⁶.

Наступление 2–й ударной обеспечивали 52–я и 59–я армии. Они не прекращали бои за расширение плацдарма и коридора в Мясном Бору. В ночь на 24 января, сразу после прорыва немецких позиций у Мясного Бора, командование 52–й армии по распоряжению К. А. Мерецкова приказало 305–й дивизии войти в прорыв и, расширяя горловину, нанести удар в южном направлении. Целью операции являлся захват деревни Теремец–Курляндский. Для решения задачи выделялась часть сил дивизии, остальные ее подразделения продолжали удерживать рубеж перед шоссе и железной дорогой. Выполняя приказ, воины 305–й вошли в прорыв и к 1 часу ночи 24 января овладели деревней. Другие батальоны дивизии в это время отражали контратаки врага у д. Лелявино. Используя успех 305–й дивизии у Теремца–Курляндского, днем 24 января 46–я стрелковая дивизия пробилась к шоссе с востока и ворвалась в деревню Тютицы, но закрепить успех не смогла³⁷.

Между 46–й и 305–й дивизиями, в 7 км южнее д. Мясной Бор продолжала бои за Копцы 267–я дивизия. Захват Копцев являлся необходимым условием расширения прорыва и обеспечения левого фланга ударной армии. Но фронтальные атаки успеха не имели. 27 января К. А. Мерецков приказал 267–й дивизии взять деревню обходным маневром с запада, а для этого пройти через коридор в Мясном Бору и сосредоточиться в лесу западнее Теремца–Курляндского, рядом с 305–й дивизией, которой также приказали перевести в Мясной Бор свои главные силы. Прежние участки перед шоссе 267–я дивизия передала соседней 259–й дивизии, а 305–я дивизия — 225–й дивизии. 305–й дивизии предстояло наступать от Теремца–Курляндского вглубь вражеской обороны, а 267–я дивизия должна была решать задачу вместе с 259–й дивизией, которая атаковала Копцы с востока. Общая атака Копцев была назначена на 14 часов 28 января³⁸. Для передислокации 267–й дивизии отвели короткий день и длинную зимнюю ночь, причем требовалось преодолеть еще немецкий рубеж под Теремцом–Курляндским, чтобы выдти в тыл Копцам. Путь дивизии по глубокому снегу прокладывал ее 848–й стрелковый полк. У Теремецких хуторов дивизию бомбила немецкая авиация, но это не помешало нашим воинам найти проход через вражеские позиции, где не было сплошной линии обороны, уничтожить несколько групп немцев, перерезать проводную связь, взять пленных и трофеи — повозки с продуктами. 844–му стрелковому полку приказали обойти Копцы с юга и перехватить шоссе и железную дорогу со стороны Новгорода, а 848–й полк пошел в атаку на деревню. Противник отбросил атакующих сильным огнем. Тяжело раненый командир роты автоматчиков младший лейтенант Петухов и санинструктор, который оказывал ему медицинскую помощь, были захвачены в плен. Враги пытали Петухова, добиваясь сведений. Он ничего не сказал и тогда перед смертью ему отрезали язык. Санинструктор вскоре бежал из плена. Поэт М. А. Дудин посвятил Петухову стихотворение «Молчание». Его опубликовала дивизионная газета «Сталинский путь». Петухова посмертно наградили орденом Красной Звезды. Взять Копцы не удалось. Более того, противостоявшая 58–я пехотная дивизия верхмата направила сюда подкрепление, 848–й стрелковый полк оказался фактически в окружении и с трудом отбивал атаки противника. В одном из боев немцы прорвались к штабу. Все штабные работники взяли оружие, сам командир полка капитан В. А. Поспелов стрелял из пулемета. Его мужество и находчивость позволили продержаться до подхода главных сил полка. В этих боях дивизия понесла большие потери³⁹.

В 300 м севернее Копцев, с правой стороны шоссе находилась в 1942 г. деревня Крутик, тоже превращенная врагом в опорный пункт. После неудачи с Копцами 267–й и 305–й дивизиям приказали взять Крутик. 305–я сосредоточилась в лесу севернее деревни Вешки, в 2 км от цели атаки. 267–я дивизия наносила удар непосредственно по Крутику, а 305–я прорывалась между Крутиком и Копцами. Узкое пространство между деревнями простреливалось насквозь и главная тяжесть боя ложилась на 305–ю. Ей предстояло отвлечь врага на себя. Обе дивизии начали наступление, но пробиться к позициям немцев не смогли. 31 января последовала новая попытка. Противник отразил ее минометным и пулеметным огнем и отбросил части 305–й дивизии в лес. 3 февраля к 305–й присоединилась 259–я стрелковая дивизия полковника А. В. Лапшова, которая действовала с востока. Вместе они атаковали северо–восточную окраину и центр Копцев, но тоже безрезультатно. Не имели успеха и последующие атаки, которые продолжались всю первую неделю февраля. Немцы контратаковали, а 2 февраля даже выбили с позиций 1–й батальон 1000–го стрелкового полка 305–й дивизии. За это отступление командование 52–й армии 7 февраля приказом № 0245 сняло с должности командира и комиссара батальона как непосредственно виновных в том, что батальон «не оказал должного сопротивления», а заодно сняли с должности командира и комиссара 1000–го полка⁴⁰. Столь суровые меры объяснялись большим значением, которое командование армии и фронта придавало взятию Копцев. Этот узел обороны препятствовал расширению коридора прорыва и закрывал путь на юг, к Новгороду. Германское командование понимало значение Копцев не хуже нашего и оборонялось умело и стойко. 6 февраля генерал Ф. Гальдер в «Военном дневнике» отметил, что «на фронте группы армий «Север» по–прежнему напряженная обстановка»⁴¹. Немалый вклад в такое развитие событий внесли полки 52–й армии.

Прорыв на Новгород являлся для 52–й армии главной задачей. Позиции у самого Новгорода занимала 225–я дивизия полковника К. Ю. Андреева. Боевой путь она начала 2 июля 1941 г. под городом Остров у Псковского укрепленного района как 3–я танковая дивизия. Вместе с другими соединениями отходила на восток, а 14 июля участвовала в одном из первых успешных контрударов Красной Армии под городом Сольцы южнее Новгорода. Там сгорели ее последние танки. 15 августа

ее перебросили в Новгород. Она обороняла его вместе с 28–й танковой дивизией, тоже лишившейся танков. 19 августа наши войска оставили Новгород и 3–я танковая заняла оборону у деревни Войны на берегу озера Ильмень и далее на север по реке Малый Волховец вдоль деревни Городище до прежних рубежей 305–й дивизии. В ноябре 1941 г. 3–ю танковую дивизию переформировали в 225–ю стрелковую и вскоре включили в состав Волховского фронта. Она постоянно вела разведку левого, вражеского берега Волхова, захватывала «языков»⁴². Дивизия готовилась освободить Новгород вместе с другими войсками 52–й армии, наступавшими с плацдарма. Кроме того, постоянные вылазки держали врага в напряжении и препятствовали переброске отсюда немецких войск против наступавших частей Волховского фронта.

У Городища можно видеть стоящие в Волхове каменные быки и насыпь на левом берегу. Это остатки железной дороги Петербург — Орел. Ее начали строить перед Первой мировой войной, но так и не закончили. Гитлеровцы устроили в насыпи дзоты. В ночь на 29 января 1942 г. 20 разведчиков 229–го стрелкового полка 225–й дивизии перебрались через Волхов и забросали дзоты гранатами. Внезапно с фланга открыли огонь два замаскированных дзота. Спасая товарищей, сержант И. С. Герасименко бросился на амбразуру первого дзота. Пулемет захлебнулся, но вскоре снова открыл огонь. Пулемет второго дзота бил, не замолкая. Тогда грудью кинулись на амбразуры ефрейтор А. С. Красилов и рядовой Л. О. Черемнов. Дзоты замолчали и разведчики гранатами уничтожили огневые точки. Герасименко был еще жив, его перевязали, но прожил он не долго. Всем троим присвоили звания Героев Советского Союза. 7 февраля 1942 г. им посвятил стихотворение «Трое» волховский фронтовой поэт П. Н. Шубин, затем написал «Балладу о трех коммунистах» ленинградский поэт Н. С. Тихонов. На месте гибели героев поставлена стела. Их подвиг позволил дивизии захватить на берегу Волхова небольшой плацдарм для будущего броска к Новгороду⁴³.

Южнее 225–й дивизии начиналась полоса действий Северо–Западного фронта. Выполняя план Ставки, его войска 15 февраля пробились к городу Холм и окружили демянскую группировку 16–й немецкой армии, а 20 февраля образовали еще одно кольцо окружения, соединив вторые клещи у села Залучье. Разрыв между первым и вторым кольцом составлял 40 км. В окружении оказалось 70 тыс. немцев — 7 дивизий. Впервые Красная Армия окружила столь крупные силы врага. На помощь Северо–Западному фронту подошла с московских рубежей 1–я ударная армия. Но фронт имел всего 142 боевых самолета, из них 32 истребителя⁴⁴. Поэтому противник смог наладить воздушный мост к окруженной группировке и начал готовить операцию для ее деблокирования.

По плану освобождения Новгорода навстречу 225–й дивизии должна была наступать с захваченного плацдарма 305–я дивизия. Прямо на запад от позиций 305–й дивизии, за лесом у Теремца–Курляндского, лежало топкое болото — Большое Замошское. Оно тянется с севера на юг на 10 км при средней ширине 3–4 км. В центре болота два озера. Первое совсем небольшое, его называют Глухое. Величина второго (2,5х1,5 км) соответствует названию — Большое Замошское. К юго–западу от Большого Замошского озера, у края болота, рядом друг с другом расположены еще два озера: Земтицкое и южнее его Вешское. Они названы по именам деревень — Вешки и Земтицы. Обе деревни стояли в 1–1,5 км от болота, на дороге, которая шла вдоль леса. Она начиналась севернее станции Мясной Бор и шла на юг, параллельно железной дороге, вдоль Теремца–Курляндского, до деревни Нёкохово и дальше. У Нёкохово она соединялась с другой дорогой, накатанным большаком, который шел от пристани Муравьи через узел вражеской обороны в селе Подберезье к деревне Долгово, где резко поворачивал на север к деревням Оссия, Малое и Большое Замошье. Эти три деревни расположены сразу за болотом, на западной его стороне, напротив Копцев. Дальше лесная дорога поднималась к деревне Кречно, пересекала реку Кересть и доходила до Глухой Керести. Расположение дороги свидетельствует о ее важности для организации обороны в районе Большого Замошского болота и всей северной части лесного массива Мясной Бор. С востока на запад болото пересекают несколько хорошо нахоженных троп. Их еще задолго до войны проложили грибники, охотники и сборщики клюквы.

Казалось, здесь, за двумя линиями обороны, за обширным болотом с топями и озерами нет нужды строить сильные укрепления. Но в 4 км западнее д. Оссия, Замошье проходила железная дорога Новгород — Батецкая — Ленинград и поэтому здесь находился еще один рубеж противника. Он не был сплошным, как два первых, а состоял из отдельных укрепленных сел и деревень. Севернее, за рекой Кересть его уже прорвала 2–я ударная армия. Теперь 52–я армия должна была разгромить врага у Замошья и открыть, наконец, дорогу на Новгород. Правда, крайняя узость горловины прорыва сохраняла возможность флангового удара по наступавшим на Новгород войскам. Должно быть, советское командование надеялось в ходе наступления блокировать узлы сопротивления на втором рубеже и потом уничтожить их. Но главным в тот период, пожалуй, было то, что овладение Замошьем повышало безопасность горловины прорыва, так как дорога от Мясного Бора на Кересть, по которой снабжалась ударная армия, проходила всего в 2 км севернее Малого Замошья, по краю болота.

Оборону врага у Замошья держали отброшенные с Волхова части 250–й «голубой» дивизии. Они разместились на подготовленных немцами позициях, в теплых блиндажах, дзотах. Подходы к ним прикрывались надолбами из рельсов и поясами минных полей. Враг применил здесь даже запрещенные международными соглашениями химические мины⁴⁵. По рассказам местных жителей, испанцы находились в Замошье как бы на отдыхе. В отличие от немцев, больших безобразий себе не позволяли, общих реквизиций не делали. Армейского пайка им не хватало и они съели в деревнях всех кошек, употребив на жаркое вместо кроликов. Отдельные испанцы предпочитали русским морозам сдачу в плен. Но большинство продолжало выполнять присягу и воевать за чуждые испанскому народу интересы Германии.

Взять Замошье, Оссию и Долгово приказали 305–й дивизии. Она получила приказ еще 27 января⁴⁶. Но тогда ее отвлекли бои у Крутика и Копцев и только ее разведчики из 2–го батальона 1002–го стрелкового полка ходили через болото к Большому Замошью. А в начале февраля весь 2–й батальон перешел линию фронта и проник в тыл врага на 5–7 км к западу от Большого Замошья на платформу Гаренка, и дальше, к населенному пункту Село–Гора. Батальон имел задачей разведку, диверсии, нападения на вражеские гарнизоны, организацию партизанских отрядов. В тылу противника он находился до конца февраля⁴⁷. Действиями батальона было установлено прибытие на фронт из Западной Европы легиона голландских фашистов «Нидерланд». Легион разместился в селениях Село–Гора и Тесово–Нетыльское, а южнее занял позиции 426–й пехотный полк 126–й немецкой пехотной дивизии⁴⁸. Плотность вражеских войск оказалось такой, что организация партизанских отрядов становилась невозможна. Несколько дней спустя после боев за Копцы по пути батальона двинулись через болото полки 305–й дивизии. Противник их не ждал. Внезапной атакой в ночь с 12 на 13 февраля они захватили Малое Замошье и двинулись к Большому Замошью. Но пока они преодолевали разделявшие деревни 1,5–2 км и готовились к штурму, неприятель опомнился и на следующий день, 14 февраля, едва началась атака, наступавших встретил сильный огонь. Начались упорные бои.

Одновременно 46–я дивизия в течение трех дней за Большим Замошским болотом атаковала Земтицы (северные).

Южный фланг 305–й дивизии через Большое Замошское болото соприкасался с позициями 24–й стрелковой бригады полковника М. В. Романовского. Бригада в первой декаде февраля вела бои за Земтицы (южные). Вместе с бригадой сражался 172–й лыжный батальон, прибывший на фронт вечером 6 февраля, почти в один день со 173–м и 174–м лыжбатами. Батальоны имели хорошее вооружение: в основном автоматы ППШ, винтовки СВТ, а также карабины и пулеметы. Каждый боец был тепло одет и обут. Перед отправкой на фронт все лыжники получили кроме сапог еще и валенки, портянки простые и теплые, носки хлопчатобумажные и шерстяные, белье бязевое и теплое, шапку–ушанку и шерстяной подшлемник, чтобы одевать под каску зимой, матерчатые или вязаные руковицы с указательным пальцем для стрельбы и меховые варежки кроличьи, заячьи или овчинные для тепла, гимнастерку и свитер, брюки, шинель и ватник, маскировочный халат. Хорошо вооруженные и тепло одетые лыжники предназначались для глубоких рейдов по вражеским тылам, для диверсий, для нападений на отдельные гарнизоны противника, но нужда и здесь заставила использовать их как обычную пехоту.

Деревню Земтицы (южные), как и другие селения на Волхове, противник превратил в мощный опорный пункт. Ветеран 172–го лыжбата Г. И. Геродник так описывает немецкую систему укреплений:

Карта позиций 52–й армии. Февраль 1942 г.

«Перед избами простирается абсолютно голая снежная полоса шириной в двести, триста и более метров. Все, что мешало обзору, немцы убрали. Деревья, в том числе и плодовые, спилили и использовали для укреплений/…/ Даже плетней и заборов не оставили.

На подходе к избам — минные поля, обычные проволочные заграждения, спирали Бруно. За ними траншеи полного профиля. Они ходами соединены со вторыми и третьими рядами траншей. Между избами притаились доты и дзоты, пулеметные точки. Да и сами избы представляют собой серьезные узлы сопротивления. В этих краях во многих из них есть так называемые подызбицы. Что–то вроде нулевого этажа. В отличие от подвалов, в них имеются расположенные над самой землей невысокие оконца. Немцы укрепили эти подзыбицы, вместо оконцев устроили амбразуры. Пока тихо, находятся наверху в комнатах/…/ А лишь почуют опасность — одни бегут по ходам сообщения в доты и дзоты, другие спускаются в подзыбицы»⁴⁹.

К моменту прибытия лыжбата 24–я бригада захватила северную половину деревни и старалась выбить неприятеля из остальных домов. Кроме того, бригаде приходилось отражать сильные контратаки немцев в северном направлении. Этими атаками враг старался закрыть наш прорыв в Мясном Бору.

Бои севернее и южнее Замошья показали, что 52–й армия своими силами не может расширить прорыв южнее Мясного Бора и пробиться к Новгороду. Командование фронта приняло меры к усилению армии. 11 февраля 24–ю бригаду передали из 52–й армии во 2–ю ударную армию, а прежние позиции бригады у Земтиц и Любцев приказали занять 65–й забайкальской стрелковой дивизии полковника П. К. Кошевого, которую перебросили сюда из состава 4–й армии. Затем по распоряжению командования 46–я дивизия сдала свой участок 259–й дивизии и к утру 12 февраля отошла к железной дороге Новгород–Чудово, в район юго–восточнее Теремца–Курляндского, чтобы прикрыть от возможных атак левый фланг основания коридора. 259–я дивизия, приняв новые позиции от 46–й дивизии, получила приказ перейти на этих рубежах к обороне⁵⁰. Перемещения дивизий были вызваны, видимо, большими потерями в указанных соединениях 52–й армии, о чем можно судить по таблице, где приведен состав армии на 25 февраля 1942 .

Состав 52–й армии на 25 февраля 1942 г.⁵¹

Из таблицы видно, что вновь прибывшая 65–я дивизия даже после недельных боев за Любцы превосходила по численности все соединения 52–й армии, кроме 225–й дивизии, и это несмотря на то, что перед 25 февраля все дивизии получили маршевые пополнения. Обращает также на себя внимание острая нехватка винтовок (кроме вновь прибывшей 65–й дивизии). Такое положение объясняется с одной стороны большими потерями в личном составе и невозможностью собрать у убитых оружие и вынести его с поля боя, а с другой стороны — тем, что маршевые пополнения приходили без оружия. Еще хуже обстояло дело с противотанковой обороной. Главным средством борьбы с танками являлась в то время в Красной Армии 45–мм противотанковая пушка, маленькая, легкая (560 кг), маневренная. За маленький броневой щиток, который никак не мог прикрыть орудийный расчет, и за то, что пушку в бою ставили в самые опасные места, фронтовики называли ее «Прощай, Родина». И вот, столь необходимых противотанковых пушек в дивизиях оставалось от 3 до 5 (исключение составляла опять–таки 65–я дивизия). Противотанковых ружей, сравнительно нового тогда средства борьбы с танками, не имела в 52–й армии ни одна дивизия, кроме 225–й. Весьма мало сохранилось в дивизиях и 76 мм пушек. Это свидетельство того, какие тяжелые бои пришлось вести нашим артиллеристам, чтобы не пустить к коридору немецкие танки.

65–я дивизия имела больше всех противотанковых пушек — 22. Дивизию поставили на одно из самых танкоопасных направлений — в полях и рощах у Теремец–Курляндских хуторов и вдоль шоссе Новгород — Чудово. На правом фланге, за Теремцом–Курляндским занял позиции ее 38–й стрелковый полк; в центре, вдоль шоссе и железной дороги 311–й полк; на левом фланге у Любцев — 60–й полк. Ближайшие задачи 65–я дивизия получила те же, что и ее предшественница: взять Любцы, Копцы, Тютицы. В ночь на 17 февраля 311–й полк атаковал Любцы вдоль шоссе, но отступил с большими потерями. Враг отбросил его пулеметным огнем из многочисленных дзотов. На другой день в бой за Любцы вступили 311–й и 60–й стрелковые полки. Перед деревней, на берегу реки Питьбы их встретил сильнейший артогонь. Десятки раз бойцы поднимались в атаку, но немцы снова и снова опрокидывали их на снег. Бой не прекращался и ночью, все поле перед деревней усеяли тела погибших. Наконец, 8–я рота 60–го полка захватила четыре дзота на северо–восточной окраине Любцев. Бойцы роты под командованием старшего сержанта политрука А. Грудинина еще до окончания артподготовки начали выдвигаться к немецким позициям и теперь, захватив дзоты, закрепились в них и приготовились к новой атаке. Однако дальше 65–я дивизия продвинуться не смогла, а 20 февраля враг предпринял ответное наступление со стороны Любцев. Немцы шли строем, как на параде. Это напоминало психическую атаку. Но минометчики старшего лейтенанта А. Зайчикова не растерялись и с первых выстрелов накрыли врага плотным огнем. За минометами ударили пушки. Вражеские солдаты начали разбегаться. Как выяснилось позже, командиры убедили их, что русские оставили Мясной Бор и немцы не ждали сопротивления⁵².

Немцы, конечно, сознательно обманули своих солдат, но на самом деле немецкие командиры оказались близки к истине: штаб фронта уже наметил очередную рокировку и 65–я дивизия вечером 20 февраля должна была покинуть позиции. Невольно возникает мысль: являлось это совпадением или враг имел в штабе фронта своего агента? Так или иначе, командование 52–й армии создавало по приказу К. А. Мерецкова новую группировку сил для еще одной попытки разгромить врага на южном фланге 2–й ударной армии и открыть дорогу на Новгород. 20 февраля истощенной боями 65–й дивизии приказали отойти к Мясному Бору и Теремцу–Курляндскому и занять там окопы 46–й дивизии. 46–ю дивизию передавали в состав 2–й ударной армии. Одновременно 267–я дивизия сдавала участок 305–й дивизии, а 259–я дивизия передавала свои позиции 225–й дивизии. Обе эти дивизии — 267–я и 259–я получили пополнение и к 26 февраля вышли в район Малое Замошье, Гаренка для удара в южном направлении⁵³. Не дожидаясь, пока они перейдут на новый рубеж, командование 52–й армии 22 февраля приказало 305–й дивизии не позднее 26 февраля взять деревню Оссия в 3,5 км южнее Малого Замошья и наступать вдоль железной дороги Новгород — Батецкая — Ленинград, на платформы Большая и Сиверсово, прикрыв одним полком дорогу от Нёкохово на Долгово⁵⁴. Это значило, что дивизия идет на Новгород, блокируя и обходя отдельные узлы сопротивления. 305–я дивизия полностью разгромила в тех боях испанскую дивизию, но взять Оссию не смогла из–за большого некомплекта личного состава, потому что ее не успели пополнить перед началом операции, в отличие от других дивизий. По состоянию на 22 февраля 1942 г. 305–я дивизия насчитывала всего–навсего 437 чел., не считая артиллеристов. Из 437 чел. в стрелковых полках имелось 346 стрелков и 91 автоматчик. По полкам они распределялись следующим образом: 1000–й стрелковый полк — 145 стрелков и 28 автоматчиков; 1002–й стрелковый полк — 115 стрелков и 18 автоматчиков; 1004–й стрелковый полк — 86 стрелков и 45 автоматчиков⁵⁵. По численности это не полки, а роты. И все же они разгромили врага. Испанский гарнизон в Оссии заменили немецкие и голландские части. Остатки испанцев отвели в тыл.

25 февраля, накануне намеченной операции 305–я дивизия получила пополнение. Однако 26 февраля командование фронта неожиданно отменило наступление и приказало 267–ю и 259–ю стрелковые дивизии переподчинить 59–й армии и направить назад через коридор к Спасской Полисти для обеспечения правого фланга ударной армии. Вместо убывших дивизий К. А. Мерецков 26 февраля передал 52–й армии 366–ю дивизию и 23–ю бригаду. Они занимали юго–восточные рубежи во 2–й ударной армии, рядом с 305–й дивизией, в направлении на Новгород⁵⁶. Это направление по–прежнему оставалось главным для 52–й армии. Но для проведения большой операции у нее не хватало сил. Накануне 25 февраля численность стрелковых полков в ее дивизиях не превышала 700–800 чел., а положенные дивизиям по штату танковые батальоны полностью отсутствовали, кроме 305–й дивизии⁵⁷. К 25 февраля 52–я армия получила маршевые пополнения, но численность личного состава так и не превысила трети или в лучшем случае половины штатного расписания. Это видно из приведенной выше таблицы о составе и вооружении стрелковых дивизий 52–й армии на 25 февраля 1942 г. Такое же положение с вооружением и личным составом существовало и в 59–й армии.

59–я армия прикрывала с севера дорогу, по которой шла в наступление 2–я ударная армия. Эта дорога в давние времена имела для местных жителей огромное значение. Она соединяла лесные деревушки с главным трактом России Москва–Петербург. Появление железной дороги Новгород — Батецкая — Царское Село — Петербург упростило связи здешнего населения с большим миром. Но люди продолжали пользоваться старой дорогой и поддерживать на ней бревенчатый настил, необходимый в сыром, заболоченном лесу. Когда сюда пришли германские захватчики, эта коммуникация стала связывать их передовые позиции с глубоким тылом. Они укрепили несколько километров дороги песчаной подушкой, залив ее водой на морозе⁵⁸. С началом боев на Волхове значение лесной дороги еще больше возросло, а прорыв 2–й ударной армии сделал дорогу чрезвычайно важной. Она являлась единственной коммуникацией, проходившей через коридор, однако враг простреливал ее насквозь. Поэтому 59–я армия вела постоянные атаки в северном направлении, стараясь «смотать» вражескую оборону вдоль шоссе Новгород–Чудово. Борьба за дорогу стала частью общей задачи 59–й армии по разгрому Чудовской группировки противника. Но случилось так, что в сражение здесь вступила первой 327–я стрелковая дивизия 2–й ударной армии, а войска 59–й армии подошли сюда несколько дней позже. 327–я дивизия после взятия Коломно вместе с 44–м лыжбатом начала с 22 января наступление на село Спасская Полисть. Этому селу посвящена шестая глава в знаменитом произведении А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Тогда, в XVIII веке, село называлось несколько иначе: Спасская Полесть, тут была почтовая станция и стоял путевой дворец императрицы Екатерины П. С 1896 г. село стало волостным центром⁵⁹. Немецкие оккупанты превратили Спасскую Полисть в мощный узел обороны. Отсюда они постоянно угрожали коридору в Мясном Бору. Взять село мешала деревня Коляжка. Она располагалась в 3 км севернее Спасской Полисти, у шоссе Новгород–Чудово. 1102–й и 1098–й стрелковые полки 327–й дивизии бросили на Спасскую Полисть, а чтобы отрезать село от других вражеских гарнизонов, 1100–й полк атаковал деревню Коляжка. Он подошел к деревне и расположился на опушке леса. Затем один батальон полка занял деревенское кладбище, обнесенное валом. Оно находилось между лесом и деревней и являлось удобным плацдармом для наступления. Противник контратаковал батальон, бой за кладбище шел весь день. Два наших легких танка Т–60 сгорели, в стрелковых ротах оставалось по 17–20 чел. Из–за больших потерь батальон покинул кладбище и отошел за 800 м на опушку леса. Здесь его бойцы впервые за много дней получили горячую пищу из полевой кухни. Людям дали немного отдохнуть и командир полка приказал вернуться на прежнюю позицию, куда уже перебросили артиллеристов с 45–мм пушкой. Однако дойти до кладбища батальон не смог, так как немцы освещали поле перед ним ракетами и вели пулеметный огонь. Нашим бойцам пришлось встретить рассвет на пол–пути в снегу на морозе. Оказалось, что это их спасло, потому что с рассветом противник открыл по опушке леса сильный минометный огонь и вел его 40 мин., после чего позиции полка бомбили три самолета. Немецкий гарнизон в небольшой деревне мог позволить себе такую роскошь — вызвать на подмогу авиацию. Наша пехота в 1942 г. могла об этом только мечтать. После налета авиации тяжелый германский танк выполз из деревни и, прикрываясь сгоревшими советскими танками, открыл прицельный огонь по опушке. Немецкая пехота цепью пошла в наступление. Пулеметная рота 1100–го полка открыла по врагу огонь. Немецкий танк находился от наших пулеметов в 100–200 м, но первое время не замечал их. Артиллеристы 45–мм пушки расстреляли все снаряды по немецкой пехоте и не могли поразить вражеский танк. Немцы упорно атаковали, они приблизились настолько, что начался бой гранатами. Теперь немецкие танкисты заметили наших пулеметчиков и накрыли их своими пулеметами. Остатки батальона отошли к лесу и тут наконец–то заработала советская артиллерия — К. А. Мерецков прислал реактивную установку. Залп «эресов» обратил немцев в бегство, но их танк продолжал стрелять. Бой затих только с темнотой и на рассвете опять возобновился. Остатки батальона объединили в штурмовую группу и она перебежками двинулась к деревне под сплошным минометным огнем⁶⁰. В отчаянном бою воронежцы взяли деревню, но потери у них были значительны, от батальона ничего не осталось.

Большие потери понесли и полки, наступавшие на Спасскую Полисть. Каждый дом, каждый сарай в этом большом селе немцы превратили в пулеметную или артиллерийскую огневую точку. Причем многие дома были кирпичные, старинной кладки и отличались особой прочностью. Кроме того, часть танков немцы закопали в землю, они стали дотами. Для штурма такого узла сопротивления требовалась артиллерия, танки, самолеты. Но самолетов не хватало, снарядов оставалось все меньше, а легкие танки сопровождения завязли в сугробах у реки Полисть и подойти к селу не смогли. Тем не менее, 1102–й полк прорвался к северной окраине села, но противник контратакой с танками отбросил его назад. 1098–й полк занял южную окраину Спасской Полисти, начались уличные бои. Упорная борьба продолжалась до конца января. Но дивизия не располагала средствами для штурма таких позиций. Командование фронта помочь техникой и живой силой не могло ввиду отсутствия резервов. Атаки Спасской Полисти оказались безрезультатны⁶¹.

Во время боев 327–й дивизии за Спасскую Полисть лыжные батальоны очищали от неприятеля лес в ее тылу. В 1942 г. лес начинался западнее прибрежной деревни Кузино и доходил до шоссе и железной дороги Новгород — Чудово⁶².

1 февраля 327–ю дивизию из оперативной группы И. Т. Коровникова в 59–й армии вернули в состав 2–й ударной армии. Дивизия перешла к Мясному Бору и двинулась через коридор⁶³.

После 327–й дивизии под Спасской Полистью сражались два полка 382–й стрелковой дивизии. Ночью 1267–й стрелковой полк 382–й дивизии скрытно прошел через старый сосновый лес и оказался в 200 м перед немецкими траншеями между железной дорогой и шоссе. После артподготовки красноармейцы преодолели вражескую траншею и прорвались на восточную окраину Спасской Полисти. Одновременно второй полк— 1265–й — преодолел оборону неприятеля у д. Мостки и, выйдя в немецкий тыл, начал наступление на Спасскую Полисть с запада. Против 1265–го полка немцы бросили в контратаку большую группу танков с десантом автоматчиков. Танки, взметая снег, надвигались быстро и вдруг остановились, хотя гусеницы продолжали вертеться. Стало ясно, что танки застряли в сугробах. По ним ударили наши орудия и минометы. Три танка загорелись, остальные начали медленно отходить к железной дороге. Бутылками с горючей смесью бойцы подожгли еще два танка. Противник бежал. Немцы в Спасской Полисти оказались в окружении. Однако прорвавшийся к ним в тыл 1265–й полк майора Дормидонтова тоже попал в кольцо, т. к. неприятель закрыл прорыв у Мостков. Для снабжения полка командование фронта направило самолеты.

Тем временем около 100 немцев пробрались в тыл 1267–го полка и вышли к его штабу. Их заметили, когда они уже развернулись в цепь. Офицеры и охрана штаба заставили врага отступить. Но противник вызвал самолеты. Они бомбили и штурмовали расположение штаба, осколком ранило командира полка майора Красуляка. После авиационного налета немцы снова пошли в атаку. Началась рукопашная, положение стало критическим, но в последний момент пришла помощь из полка⁶⁴. Воины 382–й дивизии продолжали бои за село. В одной из атак они прорвались к центру Спасской Полисти, но были остановлены пулеметным огнем из церкви.

С дивизией взаимодействовал 41–й лыжный батальон. Его направили в тыл врага к д. Ольховка. Но противник окружил батальон и полностью уничтожил. Уцелел лишь один взвод, который при штабе дивизии выполнял эстафетную связь⁶⁵.

Противник у Спасской Полисти неоднократно контратаковал. Наконец, ему удалось отбросить 382–ю дивизию на исходный рубеж. 17 февраля обескровленную дивизию отвели в резерв фронта, а затем передали во 2–ю ударную армию. Дивизия прошла коридор и заняла позиции на правом фланге 59–й бригады у деревень Верховье и Глубочка⁶⁶.

Нашу пехоту под Спасской Полистью поддерживал огнем 18–й артполк Резерва Главного Командования. Его 152–мм гаубицы крушили в щепки дзоты противника. В одну из морозных ночей разведгруппа полка во главе с лейтенантом А. Ф. Гавриловым проникла на окраину Спасской Полисти. Там среди сараев группа обнаружила немецкую минометную батарею. Разведчики отошли в лес и, дождавшись нашей атаки с фронта, ударили по вражеской батарее с тыла. В этом бою сержант Н. Клыков обнаружил в одном из блиндажей карту со схемой немецкой обороны. За умелые и отважные действия все разведчики получили ордена и медали⁶⁷. Но даже располагая столь ценными сведениями, которые добыли разведчики, наши войска не смогли сломить сопротивление врага в Спасской Полисти. Для этого требовалось гораздо больше орудий и снарядов, чем располагали 18–й артполк РГК и артполки стрелковых дивизий, а кроме того, бронетехника более многочисленная и мощная, чем легкие танки Т–60, имевшиеся у нас под Спасской Полистью.

После ухода от Спасской Полисти 382–й стрелковой дивизии ее позиции там перешли к другим соединениям 59–й армии. Наряду с овладением Спасской Полистью 59–й армии предстояло завершить прорыв на своем участке немецкого рубежа по реке Волхов. 24 января соединения армии начали подготовку к продолжению операции против прибрежной обороны немцев. 27 января

командарм И. В. Галанин приказал начать наступление утром следующего дня. Главный удар наносил левый фланг армии — 377–я, 372–я и 92–я стрелковые дивизии. 377–я дивизия 28 января прорвала вражеские позиции вдоль Волхова между Селищенским Поселком и деревней Прилуки и сделала попытку пробиться на запад, за шосссе и железную дорогу, к Спасской Полисти. Но преодолеть шоссе не удалось.

Первый командир 372–й дивизии полковник Н. П. Коркин был ранен еще при захвате плацдарма у деревни Водосье и его сменил полковник А. Ф. Попов. 372–я дивизия, наступавшая севернее 377–й, от деревни Порожки и болота Лебединый Мох, завязала в тяжелых боях на рубеже вдоль Волхова у деревни Кипрово. Из–за слабой артиллерийской поддержки она несла большие потери, отдельные дзоты переходили из рук в руки, а 2 февраля противник контратакой потеснил ее 1236–й и 1238–й стрелковые полки. Комдив А. Ф. Попов остановил бегущих бойцов и сам повел их в атаку. В бою он погиб, но деревня была взята. Новым комдивом стал полковник Д. С. Сорокин. Продолжая наступление, вечером 6 февраля 1236–й и 1238–й полки прорвались к деревне Малое Опочивало, расположенной у шоссе, севернее Спасской Полисти. Подтянув дополнительные силы, неприятель окружил оба полка. Командиры полков С. П. Кошкарев и В. Ф. Лепешко приказали занять круговую оборону и успешно отражали вражеский натиск. В ночь на 18 февраля окруженные прорвались на восток к деревне Кипрово, где занимал позиции второй эшелон дивизии — ее 1240–й стрелковый полк.

Удачнее действовали другие войска 59–й армии, наступавшие севернее. 6 февраля 25–я стрелковая бригада овладела прибрежной деревней Вергежа, а 8 февраля захватила соседнее селение Пересвет–Остров. Еще севернее 53–я бригада взяла деревню Дымно. Рядом с нею сражалась 92–я дивизия. В упорных боях она прорвала позиции противника, пробилась к шоссе и железной дороге, штурмом захватила деревни Овинец и Михалево севернее Спасской Полисти⁶⁸.

Внешне эти успехи кажутся более чем скромными. Но вспомним, что у наших воинов почти не было снарядов и минометных мин. Они шли в атаку в лютый мороз, при абсолютном господстве немецкой авиации. Вот как описывает эти бои их участник, бывший командир огневого взвода полковой батареи 22–го полка 92–й дивизии Н. П. Бородавка: «В одном из боев за эту железнодорожную линию командир одного из батальонов 22–го стрелкового полка Марципака попросил меня перед наступлением пехоты обработать передний край немцев пушками. Я ответил, что стрелять по площади не могу, так как у меня только 7 снарядов на пушку. Комбат разволновался, резко выругался и приказал батальону по–пластунски и частыми перебежками идти на сближение с противником. Пехота пошла. И немцы открыли по ним такой шквальный огонь из пулеметов, автоматов и минометов, что снег кипел вокруг наступающих. Я не выдержал и приказал обоим расчетам прямой наводкой ударить по двум дзотам, которые, как мне показалось, вели особенно интенсивный огонь. Расчеты молниеносно выполнили мой приказ. С первого же снаряда (фугаски) полетела вверх земля и бревна правого дзота. Вторая пушка сделала три выстрела, но промазала. Видимо, испугавшись артогня, и второй дзот замолчал. Комбат, наблюдая за стрельбой из пушек, воодушевился и только просил: «Ну, добей, добей левый дзот, остальные добьет моя пехота». Но мои пушки замолчали. Стрелять было нечем. И когда пехота поднялась в атаку, дзот снова накрыл наших бегущих солдат сумасшедшим пулеметным и минометным огнем. Наступление захлебнулось. Боевое задание было не выполнено, хотя батальон потерял половину личного состава⁶⁹. После боев за Овинец и Михалево 92–я дивизия сражалась за Спасскую Полисть, но в середине февраля прекратила атаки из–за больших потерь — более 60% личного состава⁷⁰. Обескровленную дивизию отвели в резерв.

Севернее группировки, наступавшей на Спасскую Полисть, сражалась 378–я дивизия. С 23 января она тоже находилась в группе генерала И. Т. Коровникова. 1 февраля дивизия начала наступление между деревнями Вергежа и Коломно на деревню Остров, захватила ее и, продвигаясь дальше, перерезала шоссе севернее Спасской Полисти. На исходе 3 февраля 378–й дивизии приказали передать свой рубеж 92–й дивизии и наступать за шоссе, в обход Спасской Полисти, на деревню Большое Опочивалово. 378–я дивизия неоднократно пыталась выполнить поставленную задачу, но огневой заслон неприятеля преодолеть не смогла, несмотря на большие потери. 9 марта погиб полковник П. И. Дорофеев и с 10 марта командиром 378–й дивизии стал полковник Г. П. Лиленков⁷¹.

Главная цель наступления 59–й армии — взять Чудово — достигнута не была. Не удавалось решить и более близкую задачу — преодолеть вражескую оборону у Спасской Полисти. Однако в ходе этих боев 59–я армия вышла на значительном протяжении к шоссе Новгород — Чудово севернее и южнее Спасской Полисти, от Пересвет–Острова на севере до Мостков на юге. Одновременно 2–я ударная армия, прорвавшись в глубину расположения противника, развивала наступление по всем направлениям, в том числе на севере, параллельно шоссе и железной дороге Новгород–Чудово. В результате немецкие войска, расположенные вдоль шоссе, были зажаты между двумя нашими армиями. Такое же полуокружение противника, но в гораздо меньшем масштабе, создали южнее Мясного Бора части 52–й армии. Из двух этих направлений главным по значению и протяженности являлись позиции врага у Спасской Полисти. Там в полуокружении оказались 20–я механизированная, 121–я и 212–я немецкие пехотные дивизии (группа полковника Ванделя). Они вклинивались в рубежи Волховского фронта длинным «языком» в междуречьи Полисти и Глушицы и в районе севернее р. Глушицы. Ширина вклинения местами доходила до 20 км, длина — до 40 км. Южный конец «языка» упирался в северный фланг коридора 2–й ударной армии в Мясном Бору. Теперь 59–й армии наряду с овладением Спасской Полистью предстояло ликвидировать вражеский клин. Командование фронта решило выполнить обе задачи сразу, встречными ударами: со стороны шоссе, в западном направлении и из района, занятого 2–й ударной армией, — в восточном направлении. Для этого 4–я гвардейская стрелковая дивизия генерал–лейтенанта А. И. Андреева, входившая прежде в состав 4–й армии, а теперь переданная в подчинение фронта, прошла 5 февраля через коридор в Мясном Бору. Продвигаясь на север параллельно шоссе, она заняла позиции у деревни Сенная Кересть и Ольховских хуторов. В тот же день 4–я гвардейская дивизия и 59–я армия начали встречные бои. Командование фронта усилило 4–ю гвардейскую дивизию 172–м лыжным батальоном, который, таким образом, передавался из 52–й в состав 2–й ударной армии. Кроме того, на помощь гвардейцам перебрасывалась 24–я стрелковая бригада. Лыжбату и бригаде приказали передать прежние позиции 111–й стрелковой дивизии и перейти из–под Земтиц к Ольховке. 11 февраля 172–й лыжный батальон присоединился к 8–му гвардейскому стрелковому полку гвардии подполковника Никитина и занял позиции на правом фланге полка прямо в замерзшем болоте Гажьи Сопки. Там лыжбат заменил один из стрелковых батальонов, где почти не осталось бойцов. Гвардейцы и лыжники упорно штурмовали Ольховские хутора. Хутора состояли почти из 50 домов, каждый из которых немцы превратили в укрепленную огневую точку, а наши войска атаковали врага прямо в лоб. Поэтому бои за хутора были затяжными и кровопролитными. Они не прекращались весь февраль, продолжались и в марте, но большого успеха не имели. Удалось отбить у врага лишь несколько домов и траншей⁷².

Одновременно с боями за Спасскую Полисть 59–я армия вела бои за прибрежную деревню Соснинская Пристань и располагавшуюся рядом фабрику «Коминтерн», где еще оставались гарнизоны противника. Фабрика и деревня находились чуть севернее имения поэта Г. Р. Державина «Званка», напротив Сенной Керести и Большого Опочивалова. В середине февраля взять Соснинскую Пристань и фабрику приказали 1269–му полку 382–й дивизии, который по–прежнему оставался в распоряжении командования 59–й армии. Полк бросился на деревню почти без подготовки и атака не удалась. Тогда 15 разведчиков лейтенанта К. Смирнова пробрались через вражеские позиции, забросали гранатами дзот и землянку и взяли пленного. Пленный показал брешь в обороне, через которую полк ночью прошел в тыл неприятеля и ликвидировал узел сопротивления⁷³.

В середине февраля на Волховском фронте несколько улучшилось медико–санитарное обеспечение войск, наладилась эвакуация раненых и работа госпиталей. 11 февраля на фронт прибыли собачьи нартовые упряжки для эвакуации раненых с поля боя. Но противник усилил авиационные налеты. Особенно охотно он бомбил госпитали, размещенные в населенных пунктах. 15 февраля хирург А. А. Вишневский, находясь в Новой Керести в полевом госпитале № 179, записал в дневнике: «День прошел в непрерывных налетах. Раненых главным образом перевязывают, кормят, обогревают и по возможности стараются эвакуировать. Противник бомбит с большой высоты. Все нервничают. Говорят все время о том, что мало готовились к войне. А ведь в мирное время были такие, что жаловались на то, что слишком много на войну тратим»⁷⁴. Элементарные основы военного искусства в век техники не допускают размещения войск и военных учреждений на длительный срок в населенных пунктах прифронтовой полосы, где они могут подвергаться воздушным и даже артиллерийским ударам. Тем не менее в 1941—1945 гг. командование Красной Армии разных уровней нередко размещалось само и располагало войска в только что освобожденных городах и селах. Это вызывало немедленные налеты вражеской авиации и сопровождалось большими потерями, как, например, при первом освобождении Харькова 16 февраля 1943 г. Во 2–й ударной армии размещение войск в населенных пунктах у линии фронта первоначально определялось сильными морозами и высокими темпами наступления, а в дальнейшем было вызвано головотяпством и надеждой на «авось — пронесет». Зенитных средств не хватало и от зенитчиков требовалась не только смелость, но и большое умение. 13 февраля немецкие самолеты бомбили госпиталь в Новой Керести, одна бомба попала прямо в операционную, хирург, сестра и санитар погибли. Зенитчики сбили один бомбардировщик. Налет произвел большое впечатление на хирурга А. А. Вишневского, который приехал сюда накануне. Немедленно последовало его распоряжение о передислокации всех госпиталей из прифронтовых деревень под защиту леса. Однако инерция у людей оказалась сильнее страха. Вот что писал А. А. Вишневский в дневнике на следующий день после налета: «14 февраля. Сегодня авиации противника с утра нет. Все повеселели, успокоились и начали потихонечку противиться моему распоряжению о передислокации госпиталя в лес. Палатки переносить не хочется, площадку для развертывания найти не могут и т. п. Понадобилось несколько крепких слов, чтобы заставить сделать все это». Отдав необходимые распоряжения, Вишневский отправился назад, за Волхов, но на втором километре обратного пути его машина попала под минометно–пулеметный огонь⁷⁵ — противник начал операцию против коридора в Мясном Бору.

Как только прекратились атаки Спасской Полисти, немцы перешли в контрнаступление и опять захватили деревню и разъезд Мостки и Любино Поле. Возникла непосредственная угроза горловине прорыва. К. А. Мерецков приказал 111–й дивизии выбить противника и восстановить положение. Дивизия раньше числилась в 59–й армии, теперь ее передали во 2–ю ударную. Однако в прорыв войти она не успела и пока оставалась в районе шоссе. Для обеспечения действий командование дивизии стянуло на один участок 120 орудий. Половину артиллерии комдив С. В. Рогинский выделил для стрельбы прямой наводкой. Ночью 14 февраля 111–я дивизия заняла исходные позиции рядом с 22 стрелковой бригадой. Утром 15 февраля дивизия и бригада взяли Любино Поле и Мостки внезапной атакой. Продолжая наступление, 111–я дивизия подошла вплотную к Спасской Полисти, обошла ее с запада и перерезала дорогу, которая вела к деревне Ольховка, стоявшей в 9 км от Спасской Полисти. В результате горловина прорыва расширилась до 13 км и пулеметный огонь противника перестал угрожать коридору. К тому времени несколько расширился и сам плацдарм по Волхову, ширина его достигла 35 км⁷⁶.

В эти дни на левом фланге прорыва 2–й ударной армии совершил подвиг заместитель политрука одного из лыжных батальонов Е. Загаров. Он бегло говорил по–немецки и однажды, находясь в разведке за линией фронта, захватил немецкого связного, который направлялся в штаб испанской дивизии. Загаров взял у немца донесение и явился в штаб вместо него, разумеется, в немецкой форме. В штабе он сумел объясниться с испанским офицером и получил другой пакет для германского штаба. Возвращаясь с этим пакетом через линию фронта, Загаров был ранен шальной пулей, но все–таки дошел до своего комбата майора Рыскалова. Вскоре девятнадцатилетний Загаров отличился во второй раз. Случилось так, что рота финских лыжников вышла в наш тыл к Сенной Керести у правого фланга прорыва, прямо к штабу лыжного батальона. По приказу комиссара батальона Андижанова Загаров быстро собрал людей из хозяйственного взвода и вел бой до тех пор, пока посланный гонец не привел на помощь главные силы батальона. Загаров в бою получил ранение в голову⁷⁷.

Ввод в прорыв новых частей, развитие наступления и удлинение в связи с этим коммуникаций потребовали увеличить и ускорить доставку грузов во 2–ю ударную армию. Однако повысить пропускную способность единственной дороги через коридор не представлялось возможным. Требовалась по крайней мере еще одна дорога и тогда в феврале по соседней просеке, расположенной в 500 м правее, начали прокладывать вторую коммуникацию. Закончили ее уже в марте. Первую дорогу стали называть Южной, вторую — Северной. Так они называются и сегодня и все также идут параллельно одна другой строго на северо–запад, через лесные речушки Полисть и Глушила до реки Кересть.

17 февраля в штаб Волховского фронта приехал новый представитель Ставки маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, главком всего Северо–Западного направления. Талантов полководца он не имел, их создала ему сталинская пропаганда, немало потрудились советское искусство и литература. Ворошилов выдвинулся в гражданскую войну и на всю жизнь так и остался убежденным большевиком–комиссаром. Но в основе его карьеры лежала не ортодоксальность убеждений, а личная преданность Сталину. Дружба между ними началась еще осенью 1918 г., в период боев за Царицын. С тех пор Ворошилов и Сталин поддерживали и двигали друг друга наверх, пока оба не заняли самые высокие посты в государстве. С приездом Ворошилова Мерецков вздохнул по–свободнее — ведь Ворошилов сменил здесь Мехлиса, которого Ставка переводила своим представителем на Крымский фронт.

Рис.

Ворошилов привез требование Ставки активизировать действия на Любанском направлении. Операция получила название «Любанской». 19 февраля в присутствии Ворошилова собрался Военный совет фронта. Члены Совета полагали необходимым дать войскам небольшой отдых, перегруппировать силы, подвезти боеприпасы. В помощь командованию 2–й ударной армии решили направить начальника артиллерии фронта генерал–майора В. Э. Тарановича и начальника бронетанковых войск фронта генерал–майора А. В. Куркина. Они должны были обеспечить наилучшее использование технических средств при наступлении на Любань, компенсировать недостаток техники ее умелым применением. Но не успели они выехать в войска, как наступление началось. Трудно сказать, почему так поторопились с наступлением. Может быть противник начал оказывать слишком сильное огневое воздействие на собранные для удара войска, а может, причиной являлся нажим со стороны Ставки и Ворошилова? Возможно и другое объяснение: приезд Ворошилова совпал с 24–й годовщиной образования РККА, а советская традиция требовала отмечать каждую годовщину какого–либо события обязательным трудовым или боевым достижением.

Как только на острие прорыва началась операция по взятию Любани, Ворошилов в сопровождении Мерецкова переправился на плацдарм. Надо отдать должное личной храбрости маршала — он не побоялся оказаться под немецкими бомбами.

Ворошилов отправился в войска, стараясь узнать правду о боевых возможностях волховских армий. Войска встречали «первого маршала» исключительно тепло, как живую легенду. Его приезд значил для фронтовиков очень многое. Люди убеждались, что они не забыты, высшее командование о них помнит и сам Ворошилов приехал на помощь. Речи Ворошилова укрепляли боевой дух, поднимали веру в победу. Оособенно большое впечатление произвел в войсках приезд Ворошилова во 2–ю ударную армию. Ведь для этого надо было проехать через коридор в Мясном Бору и дальше по опасным фронтовым дорогам. В глухом лесу у Новой Керести маршал Ворошилов посетил редакцию газеты 2–й ударной армии «Отвага». Она размещалась среди вековых сосен в просторной сухой землянке, где прежде укрывались партизаны⁷⁸. Отсюда на танкетке он отправился 25 февраля в деревню Дубовик в штаб 13–го кавкорпуса, чтобы лично наблюдать за операцией по взятию Любани. Кстати, там же, в Дубовике, находился штаб 366–й стрелковой дивизии. По пути от Новой Керести в Дубовик Ворошилов ненадолго заехал в село Вдицо. Одно время в этом селе после переезда из Малых Вяжищ находился штаб 13–го кавкорпуса. Затем штаб перебрался в Дубовик, а во Вдицко разместился 364–й полевой передвижной хирургический госпиталь. Упомянутый выше приказ А. А. Вишневского о передислокации госпиталей заставил начальника 364–го ППХГ Юмаева эвакуировать свое хозяйство в соседний березовый лес. Село было важным опорным пунктом и его прикрывала от немецких самолетов батарея 37–мм зенитных пушек. В день приезда Ворошилова она сбила «юнкере», четырех летчиков взяли в плен, у пятого не раскрылся парашют. Вечером прилетели 14 «юнкерсов» и то ли в связи с приездом Ворошилова, то ли мстя за сбитых товарищей, засыпали село бомбами⁷⁹.

Находясь в Дубовике, маршал подвергал себя еще большей опасности, чем во Вдицко, так как противник, кроме налетов авиации, постоянно и методично обстреливал Дубовик из тяжелых орудий. Поэтому свой командный пункт комкор Гусев предусмотрительно расположил в лесу в 1,5 км от деревни. В связи с приездом Ворошилова Гусев пригласил для доклада командиров и комиссаров отличившихся в боях частей. По воспоминаниям комиссара И. Х. Венца. Ворошилов обратился к собравшимся со следующими словами: «Сознаете ли вы, товарищи, понимают ли ваши воины, как далеко вы забрались, как близко вы подошли к Ленинграду, чтобы помочь ленинградцам, умирающим от обстрелов, а еще больше от голода и холода?». Дальше, — сообщает И. Х. Венец, — разговор шел о том, как можно добиваться успеха»⁸⁰.

Приезд маршала в Дубовик не являлся секретом для противника. Вечером 25 февраля Ворошилов уехал, а утром следующего дня семь «юнкерсов» старательно сбросили на деревню тяжелые бомбы. Немецкая разведка сработала оперативно, но отъезд Ворошилова оказался слишком внезапным.

Налет причинил значительный ущерб. Одна из бомб попала в овраг, где укрылась группа офицеров штаба 366–й дивизии, и разнесла всех на куски. «Деревня Дубовик, — вспоминал очевидец, — после бомбежки представляла собой жуткую картину горящих домов, разметанной взрывами техники и инвентаря, тут и там оставшихся трупов коней. Около сотни человек убитыми и ранеными потеряли штаб корпуса и дивизии /…/. Размещение военнослужащих в деревенских домиках во время боевых действий, — продолжает тот же очевидец, — противоречит общепринятым понятиям, но в той быстротечной операции подготовить для всех более надежное укрытие в зимнее время просто не представлялось возможным А../»⁸¹. Деревню Дубовик, как и село Вдицко, прикрывала батарея 37–мм зенитных пушек и несколько установок счетверенных пулеметов «максим». Однако к налетам, по свидетельству очевидца, здесь привыкли и на этот раз даже не подали сигнал воздушной тревоги. Последующие налеты и большие жертвы отучили людей от беспечности и в марте артиллеристы–зенитчики прямым попаданием в кабину сбили вражеский самолет, который пикировал на батарею⁸².

Во время налета на Дубовик 26 февраля погиб поэт Всеволод Эдуардович Багрицкий, сын известного поэта Э. Г. Багрицкого. Он служил литературным сотрудником в редакции газеты «Отвага». До последнего времени считалось, что он погиб в тот момент, когда, находясь в избе, брал интервью у одного из раненых командиров 13–го кавкорпуса. Но недавно опубликовано свидетельство местного жителя В. Н. Николаева, в доме которого, как полагали, погиб от взрыва бомбы В. Э. Багрицкий. В. Н. Николаев рассказывает, что его дом остался цел, вылетели только стекла, а поэт погиб не в доме, а был убит пулеметной очередью с вражеского самолета в 20 метрах от избы на льду реки Тосно вместе с неизвестным офицером и девушкой–санитаркой. Погибших отнесли в дом Николаева, откуда на следующий день тело Багрицкого увезли на редакционной полуторке⁸³. Похоронили его на перекрестке фронтовых дорог у Новой Керести в гробу, сооруженном из ворот крестьянского сарая. На место Багрицкого в редакцию прибыл другой поэт — Муса Джалиль (старший политрук М.М.Залилов). Художником в редакции «Отваги» служил московский ополченец скульптор Е.В.Вучетич, уже успевший повоевать рядовым бойцом в 33–й армии. Когда Багрицкий погиб, Е.В.Вучетьшч вырезал на листе фанеры эпитафию для его могилы со строками стихов М. И. Цветаевой:

«Я вечности не приемлю,

Зачем меня погребли?

Мне так не хотелось в землю

С любимой моей земли»⁸⁴.