«Если», 2006 № 07

… И пусть никто не уйдет обиженным Дмитрий Володихин

Предлагаемые заметки не о творчестве, не о вдохновении и даже не о высокой этике писательского ремесла. Речь пойдет о буднях. О том, с чем сталкиваются все писатели, но о чем мало кто говорит. Произносить речь о литкарьере так же неприлично, как пересчитывать деньги посреди улицы… Тем не менее автор этих заметок рискнул «пересчитать» формы писательского успеха и даже выстроить более или менее стройную схему. Правда, получилась она весьма условной и спорной.

Разговор о сужении книжного рынка начался не сегодня и не вчера. Несмотря на то, что в 2005 году вышло больше новых фантастических романов, чем в 2004-м, а в 2004-м больше, чем в 2003-м, падение средних тиражей и огромные складские остатки свидетельствуют о том, что коммерческий успех в фантастической литературе стал редкостью.

Как говорили в старину, «природа не терпит пустоты». На протяжении последних пяти-семи лет в нашей фантастике появилось несколько ниш литературного успеха, не связанного с уровнем продаж. Это и понятно: большей части землян свойственно желание делать карьеру. Пишущим людям оно присуще в той же мере, как и всем остальным. И если пробиться в передовики по части гонораров и тиражей стало труднее, чем, скажем, в благословенном 1997-м и урожайном 2001-м, то иные приоритеты возвышения, карьерного продвижения просто обязаны были возникнуть.

Эта форма успеха проста, понятна и не требует особых комментариев. Существует множество рецептов, как попасть в бестселлеристы. Причем сами авторы (например, Юрий Никитин) время от времени преподносят хиты, содержащие самые подробные инструкции по созданию книги на миллион. Буквально все знают, как это делается, а редкие люди, которые все-таки не знают, старательно следуют инструкциям уже пробившихся… Но издатели продолжают сетовать, до чего же мало в их обоймах людей, способных «взять» первым тиражом хотя бы двадцатипятитысячный рубеж. Да что там 25 000 экз.! Мысленно сбросим десятку, и… добавится очень небольшое количество умельцев. В мейнстримовских проектах, ориентированных на потребителя, принадлежащего более или менее образованной части среднего класса, что ни год, то новые Гришковцы и Робски. А у нас, как ни странно, выдвижение в бестселлеристы происходит намного реже.

Казалось бы, существуют абсолютные лидеры продаж — Сергей Лукьяненко, Василий Головачёв, Ник Перумов, Андрей Белянин, Роман Злотников, Александр Бушков, тот же Юрий Никитин… Есть у кого поучиться коммерческому успеху. Но конкурентов у мэтров немного…

Причин тут может быть две, и обе они неоднократно озвучивались. Постараюсь сформулировать их в максимально корректной форме.

Первый вариант. Написание бестселлера в нише массовой фантастики накладывает слишком серьезные ограничения на литературную работу, и многим трудно смириться с этими ограничениями — они предпочитают отказаться от успеха подобной ценой. Проще говоря, требование жесткой форматности письма мало кого способно вдохновить на подвиги и свершения.

Второй вариант. Вся сложность имеет не этическую, а чисто технологическую природу. Сделать текст, интересный для очень широкого круга читателей, написанный прозрачно, понятно, динамично — задачка в духе «сядь и сочини шлягер». Тут нужны особые способности. Высокоумный самовыраженец может тысячу раз заявить: «Подобной дрянью я пачкать благородное стило не стану. А делов-то: месяцок посидеть за «клавой», наступив на горло собственной песне, и вот тебе бестселлер». Однако никто не знает, получится ли у него продаваемая книга на самом деле. Бывало и то, и другое.

Поэтому каждый может: а) сделать бестселлер; б) не сделать бестселлер. И в последнем случае объяснить свою неудачу причиной номер один или причиной номер два. На выбор. Возможно, он окажется прав…

Успех совсем другого свойства даруется фэндомом. Нет смысла обсуждать здесь, чем фэндом хорош и чем он плох. Важнее другое: у него, в силу определенной организованности, есть возможность, во-первых, обеспечить избраннику рекламу (как через интернет, так и по «сарафанному радио») и, во-вторых, одарить его литпремиями.

В настоящее время нет никакого единого фэндома. Существует несколько влиятельных группировок. Каждая из них подчиняется своим авторитетам, но никогда не ведет себя как партийная фракция в Госдуме, где все обязаны голосовать унифицированно. Ничего плохого нет ни в их существовании, ни в консолидированных действиях. Это естественная часть литературного процесса в секторе фантастики. Деталь антуража. Одно из правил игры.

Четыре самых устойчивых группировки фэнов: Харьковская, Питерская, Московская старая и Московская новая.

Наверное, отечественный фэн-дом достоин самостоятельной статьи или даже книги. Но в данном случае важно лишь то, как возможности каждой группировки связаны с механизмом литературного успеха. Редко кто замечает, что любая организованная часть фэндома, помимо товарищества немолодых сильно пьющих фантастоедов (вариант: молодых и не сильно пьющих фантастоедов), представляет собой группу людей, поддерживающих определенный набор идеалов. Эти идеалы нечасто проговариваются фэнами вслух, порой они варьируют в широком диапазоне, но просматриваются у каждой группировки довольно четко.

Следовательно, «избранник» всякой группировки должен в своем творчестве и отношениях с людьми фантастики соответствовать корпоративному идеалу. Так, например, Московская старая группировка фэндома исповедует либеральное мировидение, традиционный гуманизм, критически относится к советскому времени, предпочитает научную фантастику, а не фэнтези, уважает четкий динамичный сюжет и оригинальные идеи; к религиозным вопросам она индифферентна. Три наиболее известных приобретения нашей фантастики, сделанных с подачи Московской старой группировки, это Александр Громов, Владимир Васильев и Алексей Калугин.

Другой пример: Московская новая группировка, в том числе ее ядро — клуб «Стиратели» (по составу намного шире Москвы и Московской области). Ей ближе фэнтези, эзотеризм, магизм, этика профессиональной состоятельности и абсолютной независимости личности в любом мире. Она отрицает любое стеснение индивидуальной свободы, она не видит каких-либо законов, которые стоило бы соблюдать, кроме правил поведения, установившихся между членами команды, сбитой для решения конкретной задачи; после распада команды все эти принципы теряют смысл. Московская новая группировка аполитична. Предметы, которые старым фэндомом отнесены к периферии интересов, столь же маргинальны и для нее. Мощную поддержку от этого сообщества получили Алексей Пехов, Роман Афанасьев, Ольга Громыко, Елена Бычкова и Наталья Турчанинова.

В фантастике есть своя альтернатива, как есть она, скажем, в музыке. Никто до конца не смог дать ей точное определение.

Допустим, существуют идеи, этические принципы или эстетические стили, близкие и дорогие для множества людей, но нет никакой определенной группы, поддерживающей их. Допустим, какой-то фантаст примется ярко и талантливо манифестировать эти идеи (стили, принципы) в своих текстах. Поскольку они окажутся в некоторой оппозиции к четко выраженным корпоративным ценностям или, по крайней мере, выпадут из общего потока, — а для литальтернативы вообще характерен дух оппозиционности, — то поставивший на них писатель может получить славу духовного авторитета альтернативы. Разумеется, это произойдет только в одном случае: если альтернативные элементы вызовут душевный резонанс у множества читателей.

Мотивы, способные обеспечить фантасту такого рода успех, могут быть самыми разными: мачизм, массированное использование трэша или, скажем, стиля «красного ретро». Желательно быть убежденным панком. Известность духовного лидера альтернативы иррациональна, она основывается на его высокоразвитой интуиции. Ее системная неустойчивость предполагает два исхода: либо она довольно быстро рассеется (Александра Сашнева), либо будет отконвертирована в другой вид литературного успеха (Михаил Тырин). На нашей фантастической сцене один Олег Дивов демонстрирует способность на протяжении многих лет оставаться своего рода вождем альтернативы.

В последние четыре-пять лет в отечественную фантастику вернулся маршрут писателя-интеллектуала, любимца «качественных читателей». В 80-х это был естественный путь для «Четвертой волны» наших фантастов, но в 90-х названная ниша фактически не объявляла набора новичков. Теперь положение изменилось: страта «умников» опять востребована. И в ней-то как раз котируются искусные стилисты, эстеты и эрудиты, люди, сумевшие выработать собственный художественный язык.

Стать на этой почве бестеллеристом почти невозможно. Уникальное и, вероятно, не совсем адекватное исключение — Макс Фрай. Но заработать добрую репутацию среди любителей интеллектуальной фантастики и тем более среди ее творцов само по себе нелегко. Это может считаться своеобразной карьерой. С императивами массовой литературы в таком случае придется порвать. Чтиво, порожденное сообществом высоколобых и им же высоко ценимое, может стать достоянием широких масс только в результате крайне редкого, можно сказать, экзотического стечения обстоятельств. В подавляющем большинстве случаев ничего подобного не происходит.

Славу фантастов интеллектуалов получили Андрей Валентинов, Елена Хаецкая, Марина и Сергей Дяченко, Олег Овчинников, Василий Мидянин, Ольга Елисеева, Юрий Бурносов…

На протяжении нескольких лет в середине 90-х было весьма немодно становиться писателем-политиком, писателем-идеологом, т. е. человеком, сознательно обкатывающим социально-политические модели в художественных текстах. Продолжали работать Владимир Михайлов, Вячеслав Рыбаков, Эдуард Геворкян, для которых это было нормальной функцией писателя-фантаста. Но в целом социально-политическая НФ сдала свои позиции. Более того, репутация литератора, «забаловавшегося с политикой», стала восприниматься негативно. Футурология «ближнего прицела» пришла в ничтожное состояние.

Однако в 1999–2000 годах положение начало изменяться. К настоящему моменту оказаться в обойме авторов, чьи имена не сходят с уст политологов и политтехнологов — очень хорошая литкарьера. Политика властно вошла в фантастику и не собирается ее покидать. Десятки писателей заинтересовались будущим России и мира. В том секторе фантастики, где живет борьба идеологий, распускаются футурсценарии, возникают комментарии к политической реальности, пожалуй, самым громким за последние годы был успех Кирилла Бенедиктова, Виктора Косенкова и Елены Чудиновой. Политические мотивы в книгах Вадима Панова и Романа Злотникова также немало способствовали приобретению ими широкой популярности.

Русский интернет будто специально создавался для роли «садка гениев». Теоретически, обилие пишущей, а главное, читающей публики, относительно быстрое возникновение литературных сайтов и порталов, неограниченные возможности самовыражения могли привести к новому витку в истории отечественной беллетристики. Или, как минимум, к формированию «коацерватного бульона», где один за другим зарождались бы новые звезды изящной словесности.

Ничего подобного не произошло. Литературная сфера русскоязычной сети представляет собой братскую могилу графоманов. Изредка среди их курганов попадаются погребения талантливых литераторов, безвестно сгинувших в сетевом болоте. Слава сетевого фантаста — никакая слава. Выйдя призером из горнила крупного сетевого конкурса («Грелка», «Эквадор», «большой» конкурс рассказа в Московском КЛФ, питерский «Фантакритик»), можно получить недурную репутацию, т. е. своего рода «прописку» в фантастике. Это неплохое начало для литературной карьеры, но и только.

Авторы, мечтавшие о рождении совершенно особой фантастической сетературы, резко отличающейся по тематике и художественному арсеналу от своей «бумажной мамы», оказались на задворках литпроцесса. Более или менее заметны Мерси Шелли (автор романа «Паутина»), Илья Новак да несколько несгибаемых бойцов из обоймы Александра Житинского.

Немного благосклоннее обошлась судьба с сетевыми критиками. Некоторые из них сумели завоевать доброе имя, ничуть не уступающее авторитету оффлайновских коллег. Возвышению сетевых критиков способствовал триумф системы livejournal (ЖЖ). Ведь ЖЖ-блоги — идеальный формат для микрорецензий, к тому же исключительно удобный для их обсуждения.

С каждым годом все более влиятельным становится сообщество писателей, вышедших из ролевой среды. Подобному взлету немало способствовала экранизация Питером Джексоном эпопеи Дж. Р.Р.Толкина. Сама по себе ролевая субкультура не является абсолютно открытой. Но этические концепции и эстетические стили, опробованные там, нередко обретают популярность во «внешнем» мире.

Ролевой «мастер» или иной духовный авторитет субкультуры может получить немалую известность. Так произошло, например, с авторами «Черной книги Арды» Натальей Некрасовой и Натальей Васильевой.

Современные условия игры таковы: в целом ряде «страт» нет шансов высоко взлететь после выхода первой же книги. О бестселлеристах тут и говорить нечего: в первой половине девяностых случалось всякое, в том числе триумф «Меча и радуги» Елены Хаецкой, «взявшей банк» после первого же выстрела. Но теперь фигуры, по уровню продаж сравнимые с Сергеем Лукьяненко, Василием Головачёвым, Ником Перумовым, Андреем Беляниным, не имеют шансов появиться на свет в громе и буре дебютного романа. На третьем или пятом романе — еще туда-сюда. А то и на десятом…

Интеллектуалы не менее требовательны. Да и то сказать, имя в кругах «высоколобых» можно заработать отличной повестью, превосходным рассказом, а вот крупная форма мало кому дается. Можно, конечно, назвать трилогию Юрия Бурносова «Числа и знаки», но автор долго шел к этому успеху, скрываясь под маской Полубурцева. Здесь, скорее, показатель успеха — восторженно принятый сборник повестей и рассказов. Например, «Левый глаз» Андрея Плеханова. Признание эта книга получила после «Сверхдержавы» и целого сонма фэнтезийных боевиков, появившихся в печати намного раньше… Нет, здесь имя добывают долго и трудно, как в классическом балете: вроде бы легко прыгает и скачет главный герой по сцене, а на репетициях он чуть ли не весь, с костями вместе, исходит на пот.

В сфере писателей-политиков пробиваться чуть полегче. Вот Михаил Харитонов взял высоту уже дебютным «Моргенштерном». Но он прежде получил немалую известность под другим именем. А «Война за «Асгард» Кирилла Бенедиктова или «Новый порядок» Виктора Косенкова далеко не дебютные книги. «Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой появилась после того, как автор опубликовал первую полудюжину книг. Нет, положительно: человек, идущий по этому пути, прежде должен заработать определенную репутацию, и лишь потом к нему станут относиться с вниманием.

Фэндом способен сделать фантаста известным после первой же книги: в качестве примера можно привести «Коммутацию» Леонида Каганова. Но коллективное сознание фэнов (что «старых», что «новых») представляет собой капризное существо. Сегодня ты герой, а завтра тебя сдают в утиль…

Легче всего, наверное, «выйти в авторитеты» на почве альтернативной фантастики. Иногда этого можно достигнуть за счет мощной трэшевой подкладки. Так поднялась та же Александра Сашнева. Но и тут все зыбко. С утра ты был вождем краснокожих, а к вечеру тебя забыли… Ведь по-настоящему никто не знает, что такое альтернативная литература…

В среде ролевиков давно установились горизонтальные корпоративные связи весьма высокой прочности. Так что если сообщество захочет поддержать определенный текст или определенного человека, то он получит высокий статус с первого раза. Так произошло с дилогией «По ту сторону рассвета…», принадлежащей перу Берена Белгариона (Ольги Чигиринской). Однако возможности ролевиков перевести своих «выдвиженцев» в другие ниши литературного успеха невелики.

Писателю присуще желание прославиться. В огромном большинстве случаев именно стремление к известности подвигает людей на литературный труд. Тем, кто пишет все-таки не для славы, не стоит соваться на тропу, заканчивающуюся красной ковровой дорожкой: напрасная трата времени. Ну а с большинством жизнь обходится неласково, словно охотник, получивший лицензию на отстрел в «санитарных целях»: вот сидит он в камышах и лупит по взлетающим уточкам картечью. Собьет очередную эскадрилью, похихикает вдоволь и давай перезаряжать ружьишко. Падают, теряя перышки, и сущие графоманы, и талантливые люди, и крепкие середняки. Стена из фотовспышек ждет немногих. И через фантастику туда пролегает не самый легкий маршрут.

Но чем тяжелее заработать славу, тем дороже она стоит. И по кривой не объедешь, сколько ни старайся.