«Если», 2009 № 11

САВАН ДЛЯ МАУГЛИ Нил ГЕЙМАН. ИСТОРИЯ С КЛАДБИЩЕМ. АСТ-Астрель

Нил Гейман пишет много и с удовольствием. На его счету сценарии фильмов, тексты для рисованных историй и комиксов, статьи и эссе, стихи и пьесы. В то же время Гейман является мастером коротких рассказов, которых у него вышло немало. В противовес этому торжеству литературного минимализма крупные вещи у Геймана появляются нечасто. Тем значительнее выглядит каждый новый роман и тем желаннее он для поклонников.

Использовать идеи, образы и даже сюжетные ходы классиков для Нила Геймана дело привычное. Поборник постмодернизма, он использует идеи и героев знаменитых произведений прошлого, чтобы создавать свои мрачноватые, но притягательные литературные полотна. В «гостях» у писателя успели побывать Томас Мелори и Артур Конан Дойл, Говард Лавкрафт и Майкл Муркок. Наконец пришло время и Редьярда Киплинга. «Книга джунглей», повествующая о приключениях мальчика, воспитанного волками, обрела новое прочтение, пройдя сквозь призму воображения одного из самых одаренных мечтателей современности. К слову, в оригинале роман и называется-то почти по-киплинговски — «Книга кладбищ».

Читатели, знакомые с рассказами «Октябрь в председательском кресле» и «Надгробие для ведьмы», догадаются, в каком направлении развивалась мысль писателя. Разумеется, геймановский «Лягушонок» находит спасение на кладбище, где вместо волков — призраки, а вместо пантеры с медведем — вампир и оборотень. Желающие искать параллели и скрытые аллюзии найдут их в большом количестве, но куда интереснее задержаться на отличиях.

Тема ребенка, постигающего новый мир, — одна из важнейших в творчестве Геймана. Главные герои его произведений, будь то Тень из «Американских богов», Ричард Мейхью из «Задверья» или Тристан Терн из «Звездной пыли», по-детски наивны в столкновении с небывалым и, может быть, поэтому так легко приспосабливаются к необычным условиям. «Мальчик» Геймана мечтателен, погружен в себя и непременно одинок. Его невольное проникновение в иную реальность — это еще и бегство. Он легко сходится с волшебными существами и небывалыми монстрами, но не может найти общий язык со сверстниками. Он спасает целые миры, но не в состоянии решить простейшие бытовые вопросы.

Никт, главный герой «Истории с кладбищем», и похож, и непохож на своих литературных собратьев. С одной стороны, его вполне устраивает существование за оградой кладбища; с другой — неудержимое стремление к получению нового опыта влечет мальчика в большой мир.

В историях взросления большинство читателей, прежде всего, интересует процесс, а не результат. Кому какое дело, какую нишу в обществе волшебников занял Гарри Поттер после победы над силами зла? Кого интересует, какой женщиной стала повзрослевшая Лира Белаква из трилогии Филипа Пулмана «Темные начала»? Прошел герой путь от желторотого птенца до могучего орла — и слава богу. Однако не все замечают, что орлы на выходе получаются разные. Маугли, к примеру, превратился в настоящего мужчину-вожака. Могучего, мудрого и справедливого. Ему всего и осталось, что возглавить какое-нибудь племя, жениться и завести наследников.

Для Никта, вышедшего за ворота кладбища, история только начинается. Из мечтателя-домоседа он превращается в мечтателя-странника. В большом мире его ждут далекие земли и невероятные приключения. Перед нами образ, созданный иной, нежели у Киплинга, идеей самостоятельности. Впрочем, нельзя не заметить определенной нерешительности, присущей юному Никту. Этот недостаток приходится исправлять его потусторонним опекунам. Они все время как бы слегка подталкивают мальчика в правильном направлении. Такой скрытый инфантилизм в любом из главных героев Геймана достаточно четко обрисовывает позицию автора в отношении взросления. Мужчина по-настоящему живет только до тех пор, пока в его душе сохраняется мальчишка.

Очень хороши образы обитателей кладбища. И дело здесь даже не в ярких, самобытных чертах характеров — меньшего от Геймана ждать и не приходится… Поражает странная правдоподобность потустороннего бытия, где-то глубоко внутри возникает уверенность, что так оно и бывает. Тихая дружная семья усопших, завершивших свой жизненный путь, спокойно ждет Конца Дней. Поражает мягкая, не нарочитая толерантность, с которой относятся друг к другу и своему подопечному члены кладбищенской общины. Многим живым стоило бы поучиться терпимости у этих вечных квартирантов склепов и гробниц.

Наставники Никта занимают более активную позицию. Они не привязаны к какому-то конкретному месту и способны оказывать прямое воздействие на внешний мир. Однако, несмотря на свою чудовищную сущность, неизменно справедливы и по возможности аккуратны.

Таким образом, весь негатив, имеющийся в книге, приходит Со стороны живых. Ничего хорошего от общения с людьми воспитанник призраков не получает. Одни боятся его, другие пытаются использовать, третьи — и вовсе убить. Едва наметившаяся романтическая линия обрывается, так и не начавшись. И все же новый Маугли точно так же, как когда-то его предшественник, уходит от своей необычной семьи, близкой по духу, но отличной по природе. Почему это происходит? Может быть, потому что писатель убежден: в большом мире нужно что-то менять. А кому еще этим заниматься, как не живому человеку, познавшему главную тайну посмертного существования: мы способны вмешиваться в ход событий лишь до тех пор, пока дышим.

Гейман обладает удивительной способностью гармонично встраивать в текст заимствованные элементы, а старые заезженные образы и концепции по его воле приобретают свежий, оригинальный вид. В новом романе, как и в предыдущих вещах, очень сильна постмодернистская линия. Помимо регулярных аллюзий с «Книгой джунглей», Гейман широко использует литературный и мифопоэтический потенциал своей родной страны. Старые английские стихи и песенки перемежаются цитатами из Шекспира. Не забывает автор и о своих «любимцах». Например, в мире за упырьей дверью обитают ночные мверзи, существа, описанные Говардом Лавкрафтом в романе «В поисках неведомого Кадата». Правда, несмотря на явную привязанность Геймана к творчеству знаменитого американского мистика, в произведениях ученика нет фирменной лавкрафтовской безысходности. Добро все равно торжествует, даже если его завернули в саван.

«История с кладбищем» — это омут, в который погружаешься и сладко тонешь, пока не достигнешь дна. Простая сказка скрывает в себе больше, чем кажется на первый взгляд. И все-таки это не умаляет ее достоинства именно как сказки, которую приятно перечитывать, уютно устроившись у горящего очага, когда за окном свирепствует непогода.

Николай ОДИНЦОВ