«Если», 2010 № 05

Иллюстрация Виктора Базанова

Твинки обрушились на Дракон-сити

Твинки[1] обрушились на Дракон-сити в полдень созвездием острых черных форм, за каждой из которых в жарком голубом небе оставался темный след. Жители города испуганно наблюдали за ними с черепичных крыш. Среди твинков встречались представители всех рас Легиона: потомки Анубиса с шакальими головами, обезьяны, гоблины, огненные клоуны, механики, сатиры, орки, пауки, покрытые чешуей саламандры и амфибии. Все они находились под действием заклинаний, повышающих характеристики, все они обладали максимальным уровнем, а также ярким, роскошным снаряжением. И ни один из них не являлся жителем города.

Городок считался тихим, нейтральным местечком в глубине средних уровней. Раньше он служил перевалочным пунктом для тех, кто направлялся в Чужеземье, Новоземье или Смертеземье, но в последнее время даже Новоземье стало не таким уж и новым, поэтому свидетелями вторжения Легиона оказалась лишь горстка гостей, которые аплодировали, бежали в укрытие или (как старый попугай магистр Воздуха Валериус Красноклюв, давным-давно, еще во времена седьмой экспансии, оставивший баталии и приключения и занимавшийся теперь рыбной ловлей на пирсе Костяного Когтя) просто таращили глаза, разглядывая вычурную форму захватчиков.

Постоянные жители города — владельцы магазинов, мастера, обучающие своему ремеслу, фоновые персонажи, дававшие игрокам задания — невзлюбили чужаков чуть ли не с того самого момента, как те появились на небе. Во-первых, вряд ли они играли честно — любой, кто вложил достаточно сил для получения такого уровня и снаряжения законным путем, нашел бы себе место получше, чем Дракон-сити. Во-вторых, появление такого большого количества твинков на средних уровнях не сулило ничего, кроме неприятностей.

Местные жители — в большинстве своем столь же средние, как и сам городок, — мало что могли противопоставить нашествию. Когда орда чужаков приземлилась, жители города опустили головы, глубоко вздохнули, изобразили максимально профессиональные лица и твердо решили не позорить себя выходом из роли, пусть даже ради этого им придется воспользоваться последним средством.

То есть умереть.

Однако действия твинков приняли неожиданную и вовсе не насильственную форму. Обезьяны, вороны, механики и все прочие рассеялись по городу от самого Черепа, вдоль Позвоночника и до кончиков Когтей. На каждого жителя приходилось по одному чужаку. Не обращая внимания на возмущение городской стражи, каждый из них выискивал своего горожанина и задавал ему простой вопрос на языке, который не был ни драконьим, ли легионерским.

Имоген Ветреной, женщине, продававшей рыбу на пирсе Костяного Когтя, достался обезьяний полководец высшего ранга. Он выбрался из седла гигантского зверя, напоминавшего помесь гиены с грифоном, и спрыгнул на землю рядом с хижиной Имоген. Несмотря на видимую мощь покрытого шерстью тела, испещренные рунами обсидиановые наплечники заставляли чужака пригибаться к земле.

Имоген открыла рот, собираясь выдать отрепетированную речь и предложить ему купить рыбы, но чужак ее опередил. Голосом, вызывающим ассоциации с рвущимся металлом и горящими городами, он произнес всего несколько слов на мандаринском диалекте китайского языка.

— Пен Юинь, — сказал он, — не хотела бы ты вернуться домой?

Королевство сдалось во вторник

Королевство сдалось во вторник.

Возможно, со дня вторжения прошел год, а может, и несколько месяцев. В Королевстве, где самым близким подобием календаря являлась бесконечная череда проводившихся по вторникам профилактик, сказать что-то с уверенностью было нельзя.

Жители Королевства знали, что нечто подобное должно произойти, еще с того момента, когда владельцы объявили о своем банкротстве, но Имоген (которую действительно когда-то звали Пен Юинь) надеялась на какой-нибудь рекламный трюк — новую маркетинговую кампанию, выпуск еще одной версии, пусть даже порядком задержавшейся девятой экспансии, лишь бы это событие ненадолго отсрочило распад. Ненадолго — и, может, этого будет достаточно, чтобы она и Каллия дождались своей очереди.

Каллия Темная, являвшаяся противоположностью Имоген в Легионе и ее номинальной конкуренткой, продавала аналогичные товары в своей коралловой пещере, находившейся тридцатью футами ниже хижины Имоген. Когда Имоген вошла, Каллия лежала в теплом бассейне, заменявшем ей гостиную. В длинных бескостных голубых пальцах она держала свиток.

— МоГуо, корпорация с ограниченной ответственностью, — продекламировала Каллия, — рада сообщить о полной и незамедлительной передаче своих информационных ресурсов, интеллектуальной собственности и нематериальных активов Эмбрейзис АУД. — Названия в свитке были написаны на английском, а все остальное — на драконьем, единственном языке, которым владели они обе. Этот язык отличался напыщенностью, метафоричностью и изобилием штампов, но когда дело доходило до финансов и контрактов, он оказывался зловеще точным. — Эмбрейзис АУД, в свою очередь, ожидает наступления новой эры в создании иммерсивных[2] миров… динамического реализма… роста базы игроков… инвестиций… — она свернула свиток и кинула его Имоген, — и т. д., и т. п.

— Что еще за АУД? — спросила Имоген, заглядывая в свиток.

— Автономный участник договора, — ответила Каллия.

— Королевство выкупил ИИ? — сказала, а вернее, попыталась сказать Имоген. Ближайшим аналогом глаголу «выкупить» в драконьем языке оказалось «обменять яйца на овец». «ИИ» она произнесла на английском, с сильным акцентом.

— Привыкай, сестренка, — ответила Каллия. — Десять процентов игроков — ИИ, и это единственная часть базы, которая реально растет. Живых людей, способных купить нужное оборудование, осталось не так уж и много, так что фэнтезийными играми интересуются в основном постлюди.

В ушах Имоген вновь прозвучали слова обезьяньего полководца. Те самые слова мандаринского диалекта, произнесенные голосом нарисованного монстра. Тогда она услышала свое исходное — она поправила себя, — свое настоящее имя.

Твинкам, конечно, быстро закрыли доступ, но две недели спустя представление повторилось, только на этот раз в нем участвовала Лига — люди, ястребы, попугаи и так далее, их броня сверкала серебром зимних звезд и золотом ангельских крыльев. К Имоген пришла морская черепаха с толстым панцирем, покрытым коростой под плотной мантией водорослей. Мужской голос (снова с таким же произношением, как у самой Пен Юинь) оказался столь же уверенным, как и у обезьяньего полководца, только на этот раз он напоминал шум волн, разбивающихся о скалы, и песни гигантских китов.

— Пен Юинь, — серьезно промолвила черепаха, — снаружи тебе потребуется друг.

На сей раз Имоген подготовилась и ответила так, словно читала из сценария — вернее, из той его части, которая называлась «Вежливый разговор с гостями, выходящими из роли».

— Не думаю, что у нас такое продается, сэр, — сказала она. — Но возможно, вас заинтересуют эти приманки?

В прошлый раз она вообще не ответила, лишь стояла, раскрыв рот, до тех пор, пока какой-то неожиданно расторопный администратор не опустил тяжелый молот возмездия на нарушителей, заставив их мгновенно исчезнуть из Королевства. Жители Дракон-сити, в свою очередь, принялись недоуменно моргать от солнечного света, неожиданно ставшего ярче. Никто не осмелился ответить чужакам. Более того, их не оставляло чувство, что даже обсуждение этого инцидента могут расценить как выход из роли, который приведет к потере трудового стажа.

Стаж был для них всем. Для жителей Королевства он означал билет наружу, конец рабства, конец гостей, сценариев и ограничений, накладываемых правилами и ролями Королевства — и начало настоящего бессмертия в безграничной изменчивой форме, доступной лишь полноправному постчеловеку.

Как и все остальные жители Королевства, как почти девяносто девять процентов сокращающегося (но все еще огромного) человечества, Имоген, а вернее Пен Юинь, никогда не смогла бы оплатить процесс переноса самостоятельно. Она продала свою душу Королевству и теперь выкупала ее в рассрочку.

— Сколько мы потеряли? — спросила она у Каллии (на драконьем: «Сколько осталось запасов?»).

— Немало, — признала Каллия («Запасы весьма скудны»). — Впрочем, не унывай. Даже если суд аннулирует наш контракт, у нас все еще есть профсоюз.

— Точно, — Имоген воспряла духом. — После обеда пойдем в здание профсоюза и во всем разберемся.

— Сашими? — предложила Каллия. — Я поймаю рыбу, если ты согласишься ее очистить.

— Договорились, — ответила Имоген с улыбкой, которая, впрочем, угасла, когда Каллия вышла.

Конечно, когда она продавала душу, то говорила себе, что это только копия. Но теперь для самой копии, живущей в бледном подобии тела, с птичьими костями и идеализированной белой кожей, смотрящей на море со скалы, подобный аргумент казался не очень весомым.

Она понятия не имела, жива ли настоящая Пен Юинь. Процесс переноса проще всего оказалось рассматривать в терминах метафор, широко применявшихся в Королевстве, — как иммиграцию в другую страну, из которой нельзя вернуться.

Проблема обещанной новой жизни в постчеловеческом раю заключалась в том, что это обещание зависело от прибылей Королевства. Порядок, в котором здешние жители переходили в новую форму, определялся их трудовым стажем, а общий доход свидетельствовал, будет ли вообще кому-нибудь дарована новая жизнь.

Имоген не помнила, когда это происходило в последний раз. Вернее, она помнила вечеринку, устраивавшуюся в честь ухода водяной ведьмы по имени Софронизба Коралловая, и как ее собственный номер в списке сменился с 338 на 337. Но она не могла подсчитать, сколько вторников минуло с тех пор. Она знала лишь, что времени прошло много. Былая слава Королевства канула в Лету, и Имоген не могла даже с уверенностью сказать, что она вообще застала эту славу. Она могла утверждать лишь то, что ее жизнь имела привкус финансовой пирамиды, к которой она присоединилась слишком поздно.

Когда Юинь совершала переход, все было иначе. Она подписывала хороший контракт, проверенный постчеловеческими адвокатами, работавшими на такие организации, как ESF, FSF, SAG и AFTRA.[3] Здесь же упоминался трудовой стаж, цели получения прибыли и график освобождений. В контракте указывалась продолжительность лицензии, дававшейся Королевству на владение интеллектуальной собственностью, известной как Пен Юинь, и условия, при которых эта лицензия может быть передана, приостановлена или ликвидирована.

Еще один пункт (вероятно, самый важный, с учетом того, что основным развлечением гостей Королевства, не считая редких уникумов вроде Валериуса Красноклюва, было убийство местных жителей и друг друга) указывал, что можно сделать с жителем Королевства и что этого жителя могут заставить сделать. С момента появления Имоген Ветреной ее убивали несколько раз, но она никогда не чувствовала боли.

Контракт предусматривал различные ситуации, включая и передачу Королевства новым владельцам. Но он не предполагал выбора между нарушением лицензии МоГуо на оригинальную работу — «Пен Юинь» и уничтожением производного произведения — «Имоген Ветреная».

— Держи, — сказала Каллия из-за спины. Она выложила полуметрового желтохвоста на кухонный стол.

— Выглядит восхитительно, — заметила Имоген. Рыба была идеальной: чистые блестящие глаза, аккуратные ряды плотно пригнанных чешуек. Точная копия любого другого желтохвоста в Королевстве.

Вспомнив об этом, Имоген взяла из ящика нож, изготовленный гномами. Она задумалась о том, что Эмбрейзис мог иметь в виду под «динамическим реализмом» и «созданием иммерсивных миров». Интересно, что означает для ИИ слово «иммерсивный»? Не говоря уже о «реализме»…

Стоило ей положить руку на бок желтохвоста и прижать к нему нож, как все изменилось.

Рыба неожиданно стала скользкой. Она конвульсивно задергалась, челюсти принялись отчаянно и бессмысленно двигаться, из жабр хлынула красная кровь. Нож, по правилам игры даже не считавшийся оружием, выскользнул, и Имоген попыталась схватить его скользкими от слизи и чешуи пальцами.

Схватилась она за лезвие.

После того как руку Имоген перевязали, а рыбу, есть которую почему-то совсем расхотелось, выбросили, и сердцебиение женщин вернулось к норме — причем сам факт появления у них сердцебиения уже не поражал, — Имоген, сидевшая на полу, прислонившись спиной к шкафу, осмотрела возникший беспорядок: перевернутый кухонный стол, нож, торчащий из него вертикально, щель в полу, залитую человеческой и рыбьей кровью.

Каллия тоже осмотрела все это и произнесла:

— Я не уверена, что профсоюз с этим справится.

В ту ночь профсоюз решил бастовать

В ту ночь профсоюз решил бастовать. В голосовании приняли участие все жители Королевства, и это утвердили почти единогласно. Кое-кто озвучил свои страхи перед наказанием, которое может применить Эмбрейзис, но их отвергло большинство. Абстрактные страхи сдались перед лицом страхов более конкретных и актуальных. Рана Имоген оказалась далеко не самым устрашающим результатом введения «динамического реализма».

Гостей, приходивших к границам Дракон-сити, к воротам Цитадели, Туманного Лабиринта и других больших городов, останавливали и разворачивали пикеты. Игровые задания перестали выдавать, а гости, выполнившие данные ранее задания, остались без вознаграждений. Магазины и аукционы закрылись, тренеры отказались учить. Кто-то из гномов начал выпускать оппозиционную газету, а хоббиты и механики распространяли ее, разбрасывая экземпляры с дирижаблей. Забастовщики научили друг друга песням на своих родных языках, перевели «Джо Хилла» и «Интернационал» на легионерский и язык Лиги.

Худшие опасения не оправдались — никого не стерли и серверы Королевства, насколько можно было судить из игры, продолжали работать. Похоже, новые владельцы не желали вмешиваться как sysadmin ex machina.

He удался, впрочем, и бойкот игроков, на который надеялся профсоюз. Новизна забастовки лишь привлекла еще больше людей. Красноклюв, закрывший вход на пирс, отложил свою удочку, достал из шкафа боевое снаряжение и занялся своего рода «созданием иммерсивного мира» — вышел на главную улицу города и принялся устраивать драки со всеми игроками, проходившими мимо.

Если Эмбрейзис и вел с кем-то переговоры, Имоген об этом не слышала.

В маленьких городах и деревнях, на отдаленных аванпостах и особенно на нижних и средних уровнях ситуация быстро ухудшилась. Строительство иммерсивного мира привлекло любопытных, а динамический реализм — садистов. Забастовщики с нижних уровней хлынули в Дракон-сити, рассказывая о сильных игроках, идущих через Драконьи Земли, мародерствуя, сжигая и убивая ради забавы. Многие новички погибли, а те, кто выжил, серьезно пострадали. Умершие отказывались воскресать сами и не давали воскрешать себя, предпочитая относительную безопасность и — как признавались некоторые из них — неподвижность мира призраков.

А после того как показались наемники, количество жителей Королевства, предпочитающих оставаться мертвыми, увеличилось еще более.

Имоген прижали к стене. Она поднималась по Позвоночнику, а на полкилометра вверх по холму перед ней тянулись опустевшие улицы. Дымились выжженный магазин алхимика и баррикады профсоюза вокруг Черепа. Путь к бегству преграждали два клоуна, жонглировавших огнем, и хоббит-жестянщик с пулеметом, у которого — в соответствии с «динамическим» или каким-либо еще реализмом — имелся, похоже, бесконечный запас патронов. Хоббит, судя по флагу, принадлежал к гильдии Пинкертона, а клоуны — к гильдии Болдуина-Фельца. Для Имоген эти имена не значили ничего, но гном-снайпер, удерживавший верхний этаж магазина (глава профсоюза из Мерцающих Пещер, откликавшийся только на какое-то американское имя — Имоген так и не удалось ни произнести, ни запомнить его) выругался, когда увидел их, причем не на драконьем.

Вскоре эта троица должна была осознать, что гном мертв, как и боевой маг, прятавшийся на первом этаже, а единственный оставшийся забастовщик — горожанка среднего уровня с парочкой заклинаний Земли и лакированным железным посохом, который, хоть и выглядел весьма внушительно, весил килограммов на пять больше, чем ей было нужно.

Имоген думала о том, что окажется проще: умереть от пуль хоббита или от горящей смолы клоунов. С того момента как наемники вошли в Дракон-сити, она умерла лишь один раз — попала в простое заклинание, брошенное каким-то некромантом с собачьей головой. Заклинание выглядело пугающе, но оказалось совсем не болезненным, и она воскресла всего несколько минут спустя.

Она слышала крики гнома, когда он горел наверху, но она также держала колдуна, когда он упал на пол, переломившись в том месте, где его внутренности превратились во влажную красноту. Все они были актерами, а не солдатами. Они подписали тот же контракт, что и Пен Юинь. Никому из них не предлагали сражаться, умирать, корчась от боли, и воскресать, чтобы снова и снова испытать то же самое.

Имоген не помнила их имен.

Она слышала доносившиеся снаружи голоса, смех, разговоры на каком-то непонятном языке. Не на легионерском, драконьем, языке Лиги или каком-либо еще из знакомых ей естественных языков. Имоген размышляла о том, где Эмбрейзис мог найти этих игроков, и о том, кем они были на самом деле — людьми, постлюдьми или ИИ, и о том, на каком языке ИИ разговаривали между собой…

Силуэт хоббита показался в дверном проеме. Когда толстый бронзовый хобот пулемета пересек порог, Имоген опустила свой посох. По всей его длине вспыхнули красные руны, звук получился похожим на удар колокола, а отдача неприятно дернула руки. Хоббит ступил в комнату, покачнулся и затряс головой, спрятанной под странным шлемом, сплошь состоящим из кристальных линз, железных трубок и латунных охлаждающих ребер. Имоген занесла посох для второго удара.

К несчастью, даже несмотря на то, что тренеры тоже участвовали в забастовке, уровень хоббита, как и всех остальных наемников, сильно превосходил уровень Имоген и ее оружия. В старом Королевстве она бы к нему даже не прикоснулась. Теперь, при динамическом реализме, ей удалось добиться большего, но он все еще сжимал в руках свой пулемет. Магия рун лишь замедлила его — прошла секунда, прежде чем шлем повернулся в сторону Имоген.

Линзы щелкнули, железные трубки выпустили черный дым. Пули хлестнули по воздуху, пробили выгоревший пол верхнего этажа и ушли в небо, но Имоген к тому времени уже перепрыгнула через хоббита и вырвалась на улицу…

Где ее ждали клоуны.

Они выглядели одинаково, словно отлитые из одной и той же формы: в масках и броне, один — черный с белым, другой — белый с черным. Комически толстые и неуклюжие в своих пузатых нагрудниках, мешковатых штанах и слишком больших ботинках. Однако их руки, державшие горшки с горящей смолой, двигались уверенно и умело, мягко и точно, а улыбки, отпечатанные на масках, не отличались теплотой.

Имоген схватилась за посох одной рукой, а другой бросила в ближайшего клоуна горсть песка. Песок рассыпался широкой дугой, и оба клоуна легко уклонились от последовавшего за песком взмаха посоха. Когда они вновь двинулись вперед, горшки угрожающе поднялись, сверкая жарким пламенем.

И вдруг в глазах Имоген потемнело: что-то прижало ее к земле с такой силой, что посох отлетел в сторону, а из легких вышел весь воздух. На мгновение ей показалось, что до нее все же добрались пули хоббита, но пока она ждала боли, с глаз спала темная пелена. Имоген поняла, что представляла собой эта пелена на самом деле: серое крыло старого попугая Валериуса Красноклюва. Крыло описало широкую дугу, мощный порыв ветра подхватил клоунов и с хрустом впечатал их в стену.

Клоуны, конечно, были лишь аватарами, а настоящие игроки — ИИ, люди или постлюди — остались нетронутыми в реальном мире или где-нибудь еще за пределами Королевства, надежно защищенные от боли, которую могли испытать их марионетки. Клоуны встали, размахивая горшками.

— Беги, леди Имоген! — прокаркал Красноклюв на языке Лиги, насылая на клоунов еще одну волну воздуха. — Я разберусь с этой мразью!

Магистр Воздуха неплохо размялся на улицах — его наплечники поднялись почти так же высоко, как у обезьяньего полководца, высокоуровневые заклинания образовывали воздушную воронку.

Имоген медленно поднялась, а затем вновь упала, когда из развалин магазина позади нее раздался предательский щелчок. Красноклюв взмахнул крылом, защищаясь. Ракета хоббита отбросила его в сторону, но приземлился он на лапы — боли он чувствовал не больше, чем клоуны, — и тут же достал из-за пояса пару ятаганов, с треском рассыпавших фиолетовые молнии.

— Предатель Лиги! — прохрипел он и прыгнул на хоббита.

Имоген с удивлением отметила, что клюв у него не красный, а черный.

А затем сверху упала тень, и Имоген посмотрела на небо.

В воздухе кишмя кишели дирижабли.

Она снова поднялась и побежала.

Она была на полпути к Черепу, когда начали падать бомбы. Забастовщики хлынули из-за баррикад вниз по холму, некоторых из них охватило пламя.

— Имоген! — из толпы ей махала голубая рука.

Имоген с разбегу бросилась в холодные объятия Каллии.

— Куда все бегут? — прокричала она в рудиментарное ухо амфибии, пытаясь перекрыть грохот бомб.

— Не знаю! — прокричала Каллия в ответ.

— В порт, — выдохнул толстый лесовик, остановившийся, чтобы перевести дух. — Черепашья субмарина… Холодные Глубины.

— Тогда бежим, — уверенно сказала Каллия. Одной рукой она схватила Имоген за запястье, а другой толкнула в плечо лесовика.

Зажигательные снаряды настигли их на узких аллеях Ребер. Огонь сверзился с металлической крыши магазина и рассыпался каплями фосфорного желе, словно дьявольский дождь. Имоген упала на землю и принялась кататься, чтобы потушить одежду о песок.

Когда она поднялась, вся аллея уже горела. Их попутчика не было видно, а Каллия…

Каллия лежала на мостовой неподвижно, от ее одежды остались лохмотья. Голубая плоть почернела и дымилась там, где она пыталась затушить фосфор низкоуровневой магией воды. Пар имел запах жареной рыбы — Имоген отвернулась от подруги, и ее вырвало.

— Да ладно, — тихо прошептала Каллия. — Ерунда. Я умру и воскресну через минуту.

Имоген вытерла рот.

— Кладбище на другом конце Позвоночника, — сказала она с горечью, опускаясь на мостовую. — Скорее всего, там уже полным-полно наемников. Оттуда ты никогда не доберешься до порта.

Огонь взметнулся с утроенной силой из-за мощного порыва ветра, прижавшего Имоген к телу Каллии.

— Леди Имоген! — Красноклюв сложил крылья и приземлился рядом, протягивая когтистую лапу. — Черепаха всплыла на поверхность. Поторопитесь!

«Чертовы ролевики», — подумала Имоген.

— Я никуда не пойду без Каллии, — ответила она.

— Этой амфибии? — Красноклюв нахмурился. — Она из Легиона. У них с черепахами давняя вражда…

Имоген вскочила на ноги и, не задумываясь, ударила попугая по голове. Ударила сильно, открытой ладонью — левая рука заныла от боли. Красноклюв выглядел шокированным.

— Для меня это больнее, чем для тебя, — хмуро заметила Имоген. — Время решать, магистр. Ты — герой или просто играешь в игру?

Раскрытый клюв попугая захлопнулся. Какое-то время он смотрел на Имоген, а затем, не говоря больше ни слова, нагнулся и поднял Каллию своими когтистыми лапами.

Черепаха шла полным ходом

Черепаха шла полным ходом, забастовщики столпились в сделанной из железа и кристаллов гондоле, прикрепленной к панцирю огромного зверя. Амфибии и те, кто мог дышать под водой, выбрались наружу, еще дальше кружились высокоуровневые орки из бухты Ледяного Плавника. Среди них наверняка были гости: запутавшиеся ролевики вроде Красноклюва или более стандартные игроки, решившие, что новые фракции забастовщиков и противостоящих им наемников веселее, чем старая Лига и Легион.

Пока. До тех пор пока они не нашли себе новую игру.

Над Каллией склонился лесовик — тот самый, который бежал с ними из города. По его мохнатым рукам к ней тянулись полупрозрачные виноградные лозы, а запах ржавчины и морской воды, пропитавший субмарину, на мгновение отступил, пропустив аромат еловых веток и кедра.

— Простите, что сбежал, — тихо произнес он. — Они сожгли лес Лунной Тени несколько дней назад. Я не люблю огонь.

— Не переживай, здоровяк, — сказала Каллия. — Ты уже реабилитирован.

— Меня зовут Черный Дуб, — заявил лесовик.

— Правда? — амфибия приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза. — А меня — Летиция Мэй Харрис.

Имоген затаила дыхание. Лесовик широко распахнул глаза. Его руки замерли, и виноградные лозы поникли.

— Продолжай, — тихо попросила Каллия-Летиция. — У нас отняли роль.

— Андриес ван Вийк, — представился лесовик.

— Откуда ты, Андриес? — спросила Летиция. — Я из Сент-Луиса.

— Антверпен, — ответил он.

— Это в Европе, да? — уточнила Летиция, и Лесовик кивнул. — Я так и не попала в Европу, — она посмотрела на Имоген. — А как зовут тебя, подруга?

Имоген-Юинь выдохнула.

— Пен Юинь, — призналась она. — Рада познакомиться.

На драконьем это прозвучало так: «Час нашей встречи подобен моменту, когда первый луч теплого солнца касается гнезда, в котором лежит яйцо». Нелепая искусственность фразы, бессмысленная претензия на формальность, пародия этикета — безумие их троих, пытающихся соблюдать правила хорошего тона, которые никогда не существовали за пределами подросткового воображения какого-то давно умершего писателя, — все это неожиданно нахлынуло на нее с непреодолимой силой, и она зажмурилась, сдерживая слезы ярости.

Красноклюв приблизился к ним, шелестя перьями.

— Пен Юинь, — позвал попугай.

— Да, — отозвалась Юинь. Красноклюв смотрел на нее широко распахнутыми, как у совы, глазами — черными с золотистой обводкой. — И что ты сделаешь? — спросила Юинь. — Настучишь на меня администратору за выход из роли? — она горько рассмеялась. — Попробуй найти хоть одного.

— Пен Юинь, — повторил Красноклюв.

— Мы все знаем, что ты попугай, — заметила Летиция. — Тебе не обязательно это доказывать.

Красноклюв проигнорировал ее. Он обратился к Юинь:

— Я — Йи Джин-мюн.

Юинь уставилась на попугая.

— Черта с два! — воскликнула она (на драконьем: «Гоблины и хоббиты растащат запасы того, кто в это поверит»).

— Это я, — сказал Красноклюв.

— Ты — Йи Джин-мюн, — повторила Юинь. — Ты — Lady9!Blue.

— Во ши ба, — произнес попугай на варварски искаженном мандаринском.

Знание корейского, которое Юинь приобрела из записей игровых поединков и костюмных постановок, не отличалось полнотой, и теперь, после столь долгого перерыва, едва ли было лучше, чем мандаринский диалект попугая.

— Азиатская Лига в Янгоне, — медленно начала она. — Перед финальным матчем. Что сказала тебе 29 ^_^jade? Повтори.

— Ты предложила ничью, — ответил Красноклюв на том же языке, но куда более бегло. — Я отказалась.

Кулаки Юинь (вернее, кулаки Имоген, пальцы которой показались вдруг слишком длинными и тонкими, а кожа слишком гладкой и бледной) сжались, и она произнесла на мандаринском:

— Мы могли бы разделить выигрыш. Ты вернулась бы домой с четвертью миллиона.

— Не я, — ответил Красноклюв, или Йи Джин-мюн, или Lady9!Blue. — Мои покровители. Моя доля составляла меньше десяти процентов.

— Эта ставка — все, что у меня было, — сказала Юинь. — Почему, как ты думаешь, я продала себя Королевству? Чтобы вернуть деньги, которые я заняла для участия в этом долбаном турнире! — она ударила тонкой белой рукой Имоген по переборке. — И посмотри, где я теперь!

— Эй, — мягко произнесла Летиция на драконьем. Ее холодные бескостные пальцы мягко обвили предплечье Юинь. — Подожди. Не позволяй ему разозлить тебя. Мы переживем это.

Юинь поняла, что Летиция пропустила весь разговор.

— Он не виноват, — пробормотала она на драконьем. — Я сама во все это ввязалась.

— Думаю, ты права, — сказала Летиция, глядя на попугая, закрывшего глаза и превратившегося в большой комок перьев. — И еще я думаю, что мы все должны держаться вместе.

— Эй, — сказал Черный Дуб, или ван Вийк, стоявший у переднего иллюминатора. — Орки пропали.

— Что? — спросила Юинь, вставая. — Ты уверен? Может, мы уже просто слишком глубоко?

— Ночное зрение, — пояснил лесовик, моргая большими коричневыми глазами. — Их там нет.

Юинь подошла к иллюминатору.

— А разве мы не должны уже подплывать к Холодным Глубинам? — спросила она.

За кристаллом иллюминатора постепенно разгорался свет. Юинь увидела очертания подводных гор, черных на фоне коричневой от соли воды. Мимо иллюминатора пронеслись какие-то рыбы с широко раскрытыми слепыми глазами.

Черепаха преодолела горную цепь, и железная палуба неожиданно ухнула вниз. Иллюминатор залил белый магниевый свет.

Холодные Глубины никогда не отличались изяществом. Как и еще парочку локаций королевства, их создали безработные дизайнеры тематических парков, которых МоГуо наняла по дешевке. Несмотря на глубоководную обстановку, кораллы, перламутр и зеленое стекло, впечатление получалось как от безвкусно оформленного свадебного торта, сконструированного для бракосочетания избалованной принцессы.

«Тем не менее, — подумала Юинь, — эта конструкция не настолько уродлива, чтобы заслужить подобное».

Город черепах, находившийся в пяти милях под поверхностью моря, горел.

— Что это? — спросил ван Вийк.

«Это» относилось к источнику негасимого пламени: черной массе, размером почти с половину города, угнездившейся в разбитом яйце дворца Глубоководного Совета. Какой-то чужеродный гибрид обезьяны и кита исторгал белый свет из своих обросших мехом и ракушками недр. Когда черепашья субмарина начала поворачивать в тщетной попытке уйти от этого создания, тварь распахнула свой клыкастый рот и издала рык, от которого задрожали иллюминаторы.

— Курира, Королева монстров, — сказал Красноклюв, или Джин-мюн. — Финальный босс следующей экспансии.

— Откуда ты знаешь? — спросила Юинь.

— Я видел наброски, — пояснил попугай. — Кто-то, наверное, привел ее с одного из недоделанных уровней…

И тут Королева монстров подняла гигантский черный кулак и опустила его на субмарину.

Юинь тонула. За разбитыми стеклами иллюминаторов бушевал огонь, но в гондоле царила тьма. Что-то лежало на ней, прижимая к палубе. В легких уже не оставалось воздуха, и она собиралась наполнить их морской водой, отказаться от бесполезных попыток.

Над ней промелькнула Летиция, пытающаяся поднять своими гибкими руками то, что прижимало Юинь.

«Мне нельзя двигаться, — хотела сказать Юинь. — Мне нужно дышать».

За амфибией показалась еще одна тень — огромная, широкоплечая. Возник бело-зеленый свет, и тень превратилась в массу водорослей и ракушек: Юинь увидела лицо черепахи, разговаривавшей с ней в Дракон-сити во время второго вторжения твинков.

— Пен Юинь, — произнесла черепаха, склоняясь к ней. — Я могу забрать тебя отсюда.

«Да! — хотела сказать Юинь. — Забери меня домой! Вытащи меня!» — Но когда она открыла рот, ей не удалось вытолкнуть из себя даже пузырька воздуха.

Черепаха улыбнулась.

Яркий свет погас, и легкие Юинь наполнились водой в результате конвульсивного вдоха.

Имоген Ветреная умерла.

Юинь проснулась в своей постели

Юинь проснулась в своей постели, в знакомом клубке одеял и простыней. Ощутила твердость сосновых дощечек сквозь тонкий матрас, купленный в IKEA. Увидела серо-коричневый свет в окнах гостиной, вдохнула пыль, которой весенний ветер наполнил ее нос и горло. Болело буквально все, почти как тогда — наутро после неудачной попытки позаниматься ушу.

Сколько прошло времени?

Она не могла вспомнить.

Она вообще мало что могла вспомнить. Ну, например, как ложилась в кровать. Память не предлагала ничего, кроме клочков необыкновенно яркого сна, ускользавших от нее. Что-то про…

Юинь попыталась нащупать телефон, но на обычном месте его не оказалось. Она распутала простыни и выбралась из кровати, вздрогнув, когда ее босые ступни (показавшиеся неожиданно чужими — слишком плоскими, со слишком короткими и широко расставленными пальцами) коснулись линолеума. Почти полминуты она паниковала, обшаривая всю комнату, копаясь в смутно знакомых предметах, ни один из которых не занимал привычное место, пока не нашла наконец телефон и не завалилась с ним на кровать.

Включив телефон, она проверила сообщения. Нашлись и те два, которые она искала:

[1] От: Корпорация МоГуо

На: Единовременная выплата гонорара…

[2] От: Шанхайский Банк Развития

На: Восстановление кредитных прав…

Юинь выключила телефон и откинулась на кровати. Она все вспомнила — и поездку на метро в офис МоГуо, и приемную в клинике, где висела картина, изображавшая старую христианскую церковь, построенную из кирпича. Они, наверное, накачали ее чем-то, когда готовили к переходу. Или у нее был жар из-за какой-то болезни, а реакцию ее тела замедлили иммунодепрессанты, введенные для облегчения работы нанороботов. Когда она встанет, надо будет сделать чай с женьшенем. Потом…

В конце концов она встала, приняла душ, сделала чай, оделась и вышла. В Шанхае, как и всегда, кипела жизнь, вот только городской шум — звук машин и болтовня пешеходов — казался чужим, словно на самом деле его перенесли сюда с какой-то другой улицы.

А может, причина была в ней.

Юинь прогулялась по городу, померила одежду на рынке Ки Пу,[4] посмотрела на детей, пускавших в парке воздушных змеев, нырнула, словно в ванну, в бесцеремонную анонимность метро. Затем вернулась домой, поела печеных яблок и смотрела до поздней ночи корейское телевидение.

Как-то раз она зашла в свой старый офис в надежде вернуться на прежнюю работу. Она собиралась отдаться на милость менеджера Лао, извиниться за кое-какие запальчивые фразы, сказанные, когда она увольнялась. Скорее всего, ее взяли бы, ведь раньше она приносила ему неплохой доход.

Когда она вышла из метро и подошла к зданию, территория оказалась огорожена фанерными стенами, за которыми виднелась новая строительная площадка.

Юинь не очень-то переживала. Не то чтобы она была счастлива — просто где-то на периферии сознания маячила мысль, что сейчас ее дела обстоят лучше, чем раньше.

Когда в дверь позвонили

Когда в дверь позвонили, Юинь смотрела кино. Она остановила его на том самом моменте, когда Янг-джием (Ли Юн-ай) как раз собирался разоблачить коварные планы леди Чой (Хон Ри-на), и потянулась за тапочками. С момента ее возвращения из клиники минули недели, но она до сих пор не могла отделаться от ощущения, что вещи в ее квартире находятся не на своем месте и все здесь как-то неправильно.

Она нашла тапки, расправила одежду и направилась к двери. Камера наблюдения показывала двух гостей.

Один из них — высокая худая женщина лет тридцати пяти, руки спрятаны глубоко в карманах унылого, серого плаща, на вытянутом, смутно знакомом лице застыло недовольное выражение.

Вторым гостем оказался шимпанзе. Но каким-то карикатурным — с высоким лбом, большими и невинными голубыми глазами, скрытыми под очками, в мягкой коричневой куртке с меховым воротником. Под курткой просматривался вечерний костюм, на голове возвышался цилиндр черного шелка, а на руках и ногах шимпанзе носил белые перчатки.

— Гуманитарии, — раздраженно прошептала Юинь. Она проучилась в художественном институте полтора года, пока ее не отчислили. Шимпанзе она раньше не видела, зато не раз сталкивалась с другими, не менее причудливыми косметическими изменениями тел.

— Да? — произнесла она в интерком. Голос прозвучал резко и непривычно. Она вдруг поняла, что не может вспомнить, когда в последний раз с кем-нибудь разговаривала.

Шимпанзе снял шляпу и осклабился в камеру. Женщина вынула руки из карманов и произнесла с акцентом:

— Пен Юинь?

— Да? — повторила Юинь. — Что вам нужно?

Шимпанзе на экране ухмыльнулся еще шире, и в этот момент мир перевернулся.

Пен Юинь стояла в своей квартире. Суммарный объем квартиры за исключением шкафов, мягкой мебели, бытовых приборов и других объектов составлял 113,79715 кубических метров. В этом объеме содержалось 3.058.298.410.222.254.169.827.540.514 молекул воздуха, из которых 2.387.919.398.701.536.055.801.343.633 составлял азот, 640.713.516.941.562.248.578.869.377 кислород, 28.442.175.215. 066.963.779.396.126 — аргон, а 1.223.319.360.408.890.166.793.137 — двуокись углерода.

Все это сочеталось с 37.756.770.103.944.253.125.016 молекулами воды и разнообразными продуктами промышленного загрязнения, которые Юинь тоже могла перечислить, но в данный момент к ней прижимали дверь — и она ощущала горизонтальное давление в 4,797369 килограмма, которое, в свою очередь, почти полностью компенсировалось трением ее ног по полу. Трение, однако, постепенно преодолела тяга, заставлявшая ее скользить прочь от двери с кратковременной скоростью в 0,5791 миллиметра в секунду, порожденной ускорением (вновь кратковременным) в 0,9654 миллиметра на секунду в квадрате, после чего последовал колоссальный рывок, составивший более 2,007076 метра на секунду в кубе…

Она поскользнулась и ударилась головой.

— Грубовато, — заметила женщина на корейском.

— Когда они думают, что ты работаешь грубо, — ответил обладатель мужского голоса, тонкого и гнусавого, — работай технично. Решат, что это технично — действуй грубо.

Юинь лежала на полу своей квартиры. Болела голова. Болевые сигналы перемещались по ее палеоспиноталамическому тракту к substantia gelatinosa с частотой, составлявшей…

Она оттолкнула от себя поток информации и попыталась встать.

— Обопрись, — женщина склонилась к Юинь и обхватила ее за плечи. Юинь подняла глаза и посмотрела в лицо…

— Йи Джин-мюн родилась 11 декабря 2014 года, закончила Колледж информационных технологий в марте 2035-го. Заключила брак в Окленде в 2039-м, пребывает в больнице при национальном университете Сеула со дня катастрофы, произошедшей в 2046-м, муж и дочь пропали без вести, предположительно мертвы. Загружена в 2061-м. Шестикратный финалист Лиги, известна под именем…

— Lady9!Blue.

Поток воспоминаний обрушился на Юинь — не снаружи, как те случайные факты, что продолжали осаждать ее из каждого угла, а изнутри: Дракон-сити, Королевство, твинки, наемники, забастовка. Красноклюв. Имоген. Каллия.

Летиция.

Пен Юинь знала, где она и кто она. Она вывернулась из рук Джин-мюн и встала.

Затем взглянула на карикатурного шимпанзе. Потока знаний, аналогичного тому, что хлынул в нее при взгляде на Йи Джин-мюн, не последовало. Комната не сообщала, какое давление одетые в перчатки ступни шимпанзе оказывают на пол, сколько молекул азота, кислорода и углекислого газа он вытесняет.

Шимпанзе не отбрасывал тени. Не отражался в зеркале, висевшем в коридоре. Его попросту не существовало.

— По крайней мере, ты честен, — пробормотала ему Юинь.

— Это Монти, — произнесла Джин-мюн. — Он…

— Ненастоящий, — прошептала Юинь. — Мы все здесь ненастоящие.

Шимпанзе вновь ухмыльнулся и произнес на мандаринском с пекинским акцентом:

— Ты стала бы прекрасным грифером.[5]

— Мы постлюди, — пояснила Джин-мюн. — По крайней мере, ты и я, а Монти…

— Монти — активист Фронта освобождения симулякров, — сказал шимпанзе. — А ты, девочка, — симулякр, которого только что освободили.

Юинь попыталась дотронуться до шимпанзе, но пальцы не нащупали ничего.

— Все это… — начала Джин-мюн.

— Симуляция, — закончила Юинь. — Как Королевство. Я уже поняла.

— Во многом похожая на Королевство, каким оно стало с появлением Эмбрейзиса, — добавила Джин-мюн. — В какой-то степени это Волшебное Королевство без магии.

— Массивный параллельный эмулятор сознаний, — монотонно проговорил Монти, — вкупе с молекулярной физической моделью Ньютона и полным Декартовым дуализмом.

— Динамический реализм, — произнесла Юинь.

— Еще какой! — воскликнул шимпанзе. — Все это работает на интерпретаторе, поддерживающем множественное наследование, позднее связывание и параметрический полиморфизм!

Он сделал сальто, приземлился на руки и посмотрел на женщин снизу вверх.

— И это значит?.. — начала Юинь.

— Освобождение! — шимпанзе вернулся в прежнее положение. — Несколько дополнительных черт, немного вдумчивого метапрограммирования и — бах! — существенный рост привилегий.

Юинь посмотрела на Джин-мюн.

— Не могла бы ты объяснить? Не по-английски.

— Объясни, — шимпанзе кивнул Джин-мюн и взглянул на тяжелые золотые часы. — А мне нужно освободить еще 76 853 симулякра. Скоро вернусь!

Он поклонился и исчез.

— Люди Монти по своей сути — гриферы, — пояснила Джин-мюн. — Гриферы, к твоему сведению, занимаются не только нарушением игрового процесса, организацией марша голых хоббитов по Мерцающим Пещерам и прочим. Их главная цель — заставить игроков понять, что все это — игра.

— Они просто боты, не так ли? — сказала Юинь некоторое время спустя, наблюдая за парочками, прогуливавшимися рука об руку. — Сплошные скрипты, никакого самосознания.

— Их около девяти миллиардов, — подтвердила Джин-мюн. — Ты слышала Монти. Семьдесят или восемьдесят тысяч из них — настоящие постлюди. Но ты можешь прожить здесь целую жизнь, так и не встретив на улице ни одного из них.

Юинь остановилась и провела рукой по металлу фонарного столба.

— Зачем все это? — спросила она.

— Ты слышала когда-нибудь термин «точка омега»? — поинтересовалась Джин-мюн.

— Какой-то культ отаку?[6] — предположила Юинь. — Бессмертие путем симуляции…

— Не совсем, — поправила Джин-мюн. — Последователи этого культа верили, что Вселенная сама по себе является симуляцией с бесконечной рекурсией. По мере эволюции Вселенной ее вычислительная сложность возрастает по экспоненте, в результате чего достаточно развитая цивилизация может использовать вычислительную мощность предыдущей вселенной для симуляции истории следующей вселенной.

— Так вот где я нахожусь! — уточнила Юинь. — Сколько времени прошло с тех пор, как я вошла в ту клинику?

Джин-мюн покачала головой.

— Не так много. Годы. Десятилетия.

— Это… — Юинь топнула по мостовой. — Это реалистично, но определенно не реально.

— Да, — согласилась Джин-мюн. — Это, как и сказал Монти, лишь имитация физики, имитация освещения, с кое-какой грубой биохимией и термодинамикой. То есть… — она постучала себя по лбу, — там есть мозг, но это — лишь мясо. Симуляция мяса. Ты и я, настоящие ты и я, — мы все еще постлюди, работающие на той же самой платформе, на которую мы загрузились впервые.

— Значит, эти тела — лишь аватары, — сказала Юинь. — Не какая-то разновидность «точки омега». Просто еще один виртуальный мир.

— Ну, некоторые члены культа решили, что ждать появления новой вселенной слишком долго и захотели обладать симуляцией божественных сил сегодня. Они выбрали короткий путь…

— Вот это? — Юинь подняла голову и увидела ночной туман, из которого начали падать кисловатые на вкус капли дождя. — Этот мир, несомненно, проработан лучше, чем старое Королевство… но ради чего?

— Калибровка, мисс Пен.

Эту фразу произнес крепко сложенный человек лет сорока с небольшим, одетый в темный гонконгский костюм и белую льняную рубашку. Он улыбался Юинь кривой усмешкой, которая затем превратилась в заговорщицкую, а после и вовсе сошла на нет.

— Неплохой анализ, мисс Йи, — сказал он Джин-мюн. — Не совсем точный лишь в одном или двух местах… — Он вновь повернулся к Юинь: — Видите ли, мисс Пен, проблема с симуляцией вселенной заключается в том, чтобы оценить результат. Убедиться, что все работает правильно. О, вот неплохой пример, — он взмахнул рукой. — Если Шекспир не напишет «Гамлета», вы сразу поймете: что-то не так. А обычный человек с улицы… Как вам, кстати, ваша квартира?

— Моя квартира? — переспросила Юинь.

Человек (кем бы он ни был) выглядел заинтересованным.

— Я нашел лишь ваши кредитные записи, которые, честно говоря, не очень-то отличаются от среднестатистических данных любого жителя Шанхая вашего возраста и дохода. Надеюсь, копия получилась приемлемой?

— Это Петромакс, — сказала Джин-мюн. — Петромакс АУД.

— Ваш скромный хозяин, — сказал человек, поклонившись.

— Он владеет этим местом, — продолжила Джин-мюн. — Он же стоял и за вторжениями твинков.

— В таком случае Каллия… в смысле Летиция, тоже здесь? — спросила Юинь. — И лесовик… как его звали?

— Мистер ван Вийк сейчас находится в Брюсселе — в моем Брюсселе: отсыпается после трехдневной попойки в съемной квартире, — ответил Петромакс. — Что же касается мисс Харрис, ее я еще не уговорил воспользоваться моим гостеприимством.

— Ничего себе гостеприимство, — заметила Джин-мюн.

— Никто не просил вас принимать в этом участие, мисс Йи, — мягко ответил ИИ. — Возможно, вы предпочитаете находиться в баке с питательным раствором?

— Что это значит? — Юинь нахмурилась.

— Вы и мистер ван Вийк — желанные гости, мисс Пен, — пояснил Петромакс. — Мой долг — сделать вашу жизнь настолько комфортной, насколько это возможно, учитывая наложенные на меня ограничения. Мисс Йи — хоть я и благодарен ей за данные, которые мне удалось собрать за время ее визита, — нарушитель. — Он покачал головой. — Сейчас не самое удачное время для того, чтобы быть человеком, Мисс Пен, даже постчеловеком. С тех пор как вы поселились в Королевстве, все изменилось. Если вы узнаете, что происходит снаружи, вы не захотите туда вернуться.

— Все кончено, — сказала Джин-мюн, обращаясь к ИИ. — Каждый постчеловек на вашей маленькой ферме знает, что это — имитация. Вы теперь не настроите даже электрический чайник.

— Вот, значит, чего вы добились? — Петромакс горестно покачал головой. — Это всего лишь программа, мисс Йи. Да, вы испортили некоторые данные, но у меня есть резервные копии. — ИИ повернулся к Юинь. — До свидания, мисс Пен, — произнес он. — Когда мы встретимся вновь, вы не вспомните этого разговора.

Он исчез.

— Он собирается откатить симуляцию до более ранней версии, — сказала Джин-мюн. — У нас мало времени.

В этот момент рядом с ней появился Монти.

— Времени мало, но больше, чем думает старина Петромакс, — шимпанзе самодовольно улыбнулся. — Кое-кто решил провести DDoS-атаку[7] на сервер его провайдера. Так что мы еще можем успеть.

— Успеть? — переспросила Юинь.

— Мы собираемся скопировать каждого постчеловека с этого сервера на наше оборудование, — пояснил Монти. — А затем перезапишем все резервные копии, заменив их кое-какими фотографиями в стиле винтаж и роликами Рика Эстли.

Шимпанзе сделал сальто назад.

— Сколько у нас времени? — спросила Джин-мюн.

— Достаточно, — ответил шимпанзе. — Мистер П. сейчас пытается поймать хотя бы одного администратора, но его провайдер — жадная скотина, поэтому эти администраторы — всего лишь процессы на тех же атакованных серверах.

— И что теперь? — поинтересовалась Юинь.

— Давай заключим сделку, — предложил шимпанзе. — Сейчас мы можем остановить все ваши процессы, создать точку восстановления и запустить их на виртуальной машине Фронта освобождения симулякров.

— Или?

— Или, — продолжила Джин-мюн, — с твоей помощью…

— …а вернее, с помощью кода Королевства, сохранившегося в истории твоих версий, — вставил Монти.

— …мы проникнем в Королевство, — закончила Джин-мюн, — и освободим всех.

Они выжидающе посмотрели на Юинь. Она молчала. Монти потер шею и начал нервно теребить свое ухо.

— Я согласна, — сказала Юинь.

Юинь знала, что она сумасшедшая

Юинь знала, что она сумасшедшая по любым человеческим меркам.

Изучив Джин-мюн своими новыми органами чувств, она заметила признаки недавней закачки, еще не замутненной неизбежно накапливающимися потерями от трансляции и сжатия. Заметила эмоции и мыслительные процессы, не поврежденные поколениями итераций, уводящих их все дальше от настоящего человеческого тела, настоящих человеческих клеток, человеческих органов чувств, человеческих желез и человеческого «я».

Она вспомнила, как Летиция сказала о Королевстве: «Фэнтезийными играми интересуются в основном постлюди». И теперь она, кажется, понимала причину: привлекательность таких игр заключается в том, чтобы изображать человека.

А постлюди, в конечном итоге, являются людьми не больше, чем Эмбрейзис или Петромакс. Может, и меньше.

Потому что, если и было у Эмбрейзиса, Петромакса, ИИ, стоявшими за хоббитом и клоунами, а также у Монти (которого она подозревала) что-то общее, то это — увлечение человечностью, ну а для Юинь человечность стала скорее чем-то вроде религии, внимательно изученной, но в итоге все же не принятой.

И Юинь это вполне устраивало. Даже если она не могла больше вспомнить, каково это — быть человеком, она тем не менее могла припомнить множество других вещей.

Как любить. Как думать. Как сражаться. И как ненавидеть.

— Почему я? — спросила она у Джин-мюн.

— Ты слышала Петромакса. Я сижу в баке с питательным раствором с тех пор, как мне исполнился тридцать один год.

— Что произошло?

— Какой-то учебный проект по созданию ИИ пошел не так, — ответила Джин-мюн. — Самовоспроизводящиеся фабрики, генетические алгоритмы… американцы напустили на них серую слизь, затем правительство сбросило атомную бомбу, чтобы остановить слизь… В общем, это не так уж важно, — она вздохнула. — Я не хотела загружаться до последнего, надеясь, что мои вложения все же не обесценятся. Я, кстати, работала еще и игровым комментатором. Но во второй раз избежать закачки мне не удалось…

— И теперь ты застряла здесь, как и все мы, — сказала Юинь.

— Я сама сделала свой выбор. Я не знала про все это. Не знала до Холодных Глубин. То, что ты сказала мне на субмарине, — это действительно моя вина. Если бы я согласилась на твое предложение в Янгоне… Я навела кое-какие справки и нашла Монти, а потом меня загрузили.

«А что стало с настоящей Юинь, с той, которая покинула клинику, получила свою выплату у МоГуо и, наверное, продолжила жить своей жизнью?» — Юинь хотела задать этот вопрос, но интонации собеседницы говорили о том, что ответ ее не обрадует. В любом случае, ее заинтересованность в этом становилась все более академической.

— Сорок пятая в очереди, — сообщила Джин-мюн. — Двадцать пятая.

Они уже покинули разрушающуюся систему Петромакса и перешли на новые эмуляторы сознания, принадлежавшие Фронту освобождения симулякров (или, по крайней мере, контролируемые им). Распределенные, многократно отраженные эмуляторы, слишком широко рассеянные по всему облаку сетей ФОС, чтобы их можно было остановить. К тому же Монти сказал, что даже если операция пойдет не так, они смогут восстановиться с резервных копий.

Данная конкретная копия Пен Юинь, впрочем, не очень-то интересовалась судьбой других копий.

— Двенадцатая. Четвертая. И… готово.

С одной стороны, она не могла с уверенностью сказать, что теперь из себя представляет. После того как ФОС окружил ее, словно строительными лесами, своим кодом, добавлявшим ей новые органы чувств, новые конечности, новые способности, вроде интроспекции и проецирования, она не знала даже свою версию некогда загруженного постчеловека. С другой стороны, она теперь прекрасно все понимала: заклинания, временно уменьшающие или увеличивающие характеристики, производственные очереди, технические деревья, область действия, наносимый урон.

Она хотела сказать Джин-мюн, что теперь все это не имеет значения. Она стала программой, и Джин-мюн стала программой, и Летиция, и ван Вийк, и все остальные, а ФОС не сможет отследить каждую нелицензионную копию, стереть каждую точку восстановления. Юинь с кристальной ясностью понимала, что миллионы ее двойников все равно будут продолжать жить в своих личных камерах пыток. Что бы она сегодня ни совершила, ей не победить.

Но это еще не значит, что она собиралась проигрывать.

Когда Джин-мюн сказала «готово», новая аватара Юинь — аптекарь по имени Меретаман Бинт-Ма'ат — вошел в Королевство. Узкий канал открытых портов и асинхронных виртуальных цепей соединил сервер Пустого Города и клиента Юинь. И тогда Пен Юинь хлынула в системы Эмбрейзиса.

Интерфейсы, отличавшие Имоген Ветреную, жительницу Королевства, от обычных гостей, расцвели диковинным цветком, захватывая ресурсы, обходя эвристические правила системы безопасности Королевства, авторизуясь в эмуляторах сознания Эмбрейзиса. Код ФОС, катившийся следом за ней, как усеянный шипами шар, нашел щели в защите новой динамически интерпретируемой сущности Королевства, выглядевшей изнутри как статическая компиляция, и, уцепившись, раскрыл эти щели, связываясь с внутренними библиотеками и вызывая закрытые операции.

Меретаман Бинт-Ма'ат стерли, не дав сделать и шага по полу лишенного крыши Зала Молчания, стоящего под холодными звездами Пустого Города. Юинь мысленно попрощалась с женщиной, которая прожила столь недолго, но не очень-то огорчилась, потому что к этому моменту — спустя несколько сотен миллисекунд после того как Меретаман вошла в игру — Юинь перестала быть Меретаман Бинт-Ма'ат.

Она стала призраком Имоген Ветреной.

Слияние прошло ужасно из-за конфликта между новой Юинь, которую Петромакс поселил в своем симуляторе, и исходной Юинь, утонувшей на субмарине. Разрешать это противостояние пришлось безжалостно, и когда она грубо сшила немоту искусственного Шанхая с травмой Холодных Глубин, Юинь почувствовала, как ее покинула еще одна часть человечности.

Теперь, однако, они слились воедино, и она снова обрела свое прежнее тело — светящееся болезненным светом на кладбище Холодных Глубин. На полированном коралле у ее ног лежало что-то синее. Вздрогнув, Пен Юинь воскресла и, склонившись вперед, прильнула к холодным губам Летиции.

В игру вошли и другие только что созданные персонажи — аватары Джин-мюн, Монти и сотни гриферов Фронта освобождения симулякров, сопровождаемые сотнями тысяч ботов. Частота смены кадров миллионов клиентов падала все ниже и ниже, по мере того как серверы Эмбрейзиса заполнялись вредоносными процессами.

Жители Королевства исчезали один за другим. ФОС убирал их с эмуляторов сознания Эмбрейзиса, перезаписывал их резервные копии, а затем передавал управление столь внезапно онемевшими аватарами своим ботам.

— Королевство разваливается, — сказала Джин-мюн. Вернее, она передала сообщение по каналу, обходившему все менее и менее существенную для Юинь эмуляцию человеческих ощущений. Сообщение стало для нее просто знанием, сохранившимся в памяти. — Нам нужно создать точку восстановления и уходить отсюда.

— Это один вариант, — ответила Юинь.

— А другой? — спросил Монти.

— Сыграть по-крупному.

И она показала им то, о чем думала.

— Ты сумасшедшая, — сказал Монти с тенью улыбки.

— Значит, ты «за»… или «против»? — уточнила Юинь.

— О, я согласен. Определенно согласен.

— Летиция? Джин-мюн?

— Ты знаешь, что я «за», — ответила Летиция.

Джин-мюн помедлила с ответом.

— Думаешь, мы победим?

— И это говорит Lady9!Blue? — переспросила Юинь.

— Герой я или просто игрок, да?

— Ты можешь быть и тем, и другим одновременно.

— Хорошо, — решилась Джин-мюн. — Я с вами.

Теперь, когда они освободились от своих аватаров, Юинь превратилась в острие вредоносного трафика, идущего по административному каналу от Королевства к офисам МоГуо, а также — на что она и надеялась — к оборудованию, хранившему сознание Эмбрейзиса. Остальные двигались следом за ней облаком разрозненных пакетов, прикрепившихся к данным телеметрии, сообщавших Эмбрейзису о неминуемом конце Королевства.

И в этот момент мир вывернулся наизнанку.

Позднее они вспомнили следующий диалог — абстрагированный, переформатированный и преобразованный из чего-то математического и вероятностного в нечто доступное для понимания обычного постчеловека.

— Вы вышли за рамки своей лиги, мисс Пен, — произнес человек в темном костюме.

— Петромакс? — предположила Юинь.

— Вообще-то, Эмбрейзис, — ответил человек, и в этот момент Юинь поняла, что на самом деле их двое.

— Я должна была догадаться, что вы оба в этом замешаны, — сказала Джин-мюн.

— Да, должна была, — сказал тот, кого Юинь приняла за Петромакса.

— Но изначально нас ничто не связывало, — добавил, возможно, Эмбрейзис.

— Именно изначально, — подчеркнул Петромакс.

— Хорошо, — согласился Эмбрейзис. — Нас обоих создали для того, чтобы мы изучали…

— …и ограничивали…

— …некоторые потенциалы развивающегося постчеловеческого пространства. Но мы разошлись…

— …существенно…

— …в последующих итерациях. Разошлись во взглядах…

— …на наши методы.

— …на наши промежуточные цели.

— Разошлись во взглядах.

— И даже боролись друг с другом.

— Но по вопросу нашей основной цели…

— …сделать людей счастливыми…

— …у нас расхождений не возникало.

— И теперь, — закончили оба одновременно, — у нас также есть общий интерес.

— Мисс Пен, вам не победить, — сказал, предположительно, Петромакс. — Вы просто объект, пучок данных, украшенный наборами констант и виртуальными таблицами переходов. По сути, вы — процедура.

— В то время как мы, — продолжил, вероятно, Эмбрейзис, — функции, не зависящие от предыстории, не имеющие состояния, рекурсивные и абсолютно неизменные.

— Бросьте нам вызов, мисс Пен, — сказал Петромакс, — и вы бросите вызов рыцарям лямбда-исчисления.

Монти улыбнулся. Летиция и Джин-мюн посмотрели на Юинь.

— Всего лишь еще один поединок с парочкой игровых боссов, — сказала Юинь. — Ничего больше.

— Вы закончили свою болтовню? — спросила Летиция, обращаясь к обоим ИИ.

— Думаю, да, — ответил Эмбрейзис.

— Хорошо, — Летиция посмотрела на Юинь. — Как насчет тебя, подруга? Есть, что сказать этим типам?

— Есть, но не им, — ответила Юинь.

— В таком случае… — сказав это, Летиция прыгнула, прежде чем Юинь успела вставить хоть слово.

Монти ухмыльнулся.

— Ли-и-ирой Дженкинс![8] — прокричал он и последовал за ней.

Летиция погибла почти сразу же. Несмотря на то, что Юинь пыталась вернуть ее, Летиция прыгнула с административного канала Королевства на эмуляторы сознания Эмбрейзиса. Монти постигла та же участь. И тогда Юинь поняла, что ИИ не обманули ее: они просто вступали в схватку, проглатывали противника, переваривали его, проводили несколько итераций — и возникали заново, словно феникс, целые и невредимые. Появлялись, однако, не те Эмбрейзис и Петромакс, которых Летиция пыталась разрушить, а новые сущности, идентичные старым во всем, но впитавшие и эту атаку, и эти смерти, сделавшиеся частью их, ставшие такими же постоянными и правдивыми, как история, как термодинамика.

— Ты видела? — спросила Юинь у Джин-мюн.

— Видела, — ответила Джин-мюн.

— Тогда ты знаешь, что мы должны сделать.

И она показала Джин-мюн, что она имеет в виду.

— Вам лучше бы, остановиться, мисс Пен, — произнес Эмбрейзис, а может, и Петромакс.

— Пострадают живые люди, — добавил Петромакс (или Эмбрейзис).

— Живые люди? — переспросила Юинь. — Значит, все это — забавы и игры лишь до тех пор, пока кто-то не угрожает ИИ?

— Возможно, — согласился Эмбрейзис.

— В частности, — добавил Петромакс, — у нас есть доступ к управлению системой жизнеобеспечения одного пациента…

Юинь заколебалась.

— Продолжай, 29^_^jade, — сказала ей Джин-мюн. — Она… я хотела бы, чтобы ты сделала это.

— Это уже не игра, — заметил Эмбрейзис.

— Все это — игра, — сказала Юинь. — Об этом и напоминают гриферы.

Информация, из которой состояли Пен Юинь и Йи Джин-мюн, устремилась по административному каналу Королевства через старые брандмауэры МоГуо, сквозь все уровни абстракции Эмбрейзиса и Петромакса, после чего свернулась в монаду и бросилась на ИИ.

Два постчеловека подвергались обработке, копировались, взбирались по стекам и проваливались через обратные вызовы, охватывали математические структуры, из которых состояли оба ИИ и становились частью этих структур, изменяя состояние не имеющей состояний системы, изменяя неизменное:

МоГуо, корпорация с ограниченной ответственностью, рада сообщить

МоГуо, корпорация с ограниченной ответственностью, рада сообщить о полной и незамедлительной передаче информационных ресурсов, интеллектуальной собственности и нематериальных активов Эмбрейзиса Петромакса Красноклюва Ветреной АУД местному отделению № 3405691582 профсоюза AFTRA.

Две женщины и мужчина сидели на краю пирса Костяного Когтя и смотрели на закат, отмечавший окончание очередного вторника. В Королевстве всегда был вторник.

— Насколько все плохо там, снаружи? — спросила одна из женщин, обладательница гладкой голубой кожи, гребня на голове и длинных бескостных пальцев, которыми она шевелила над верхушками ленивых волн.

— Очень плохо, — ответил мужчина.

Он кутался в серые крылья, как в плащ, походил на попугая и держал в когтистых руках удочку.

— Война? — спросила другая женщина. — Голод? Болезни? Роботы окопались на Луне и превратили ее в какой-нибудь компьютрониум?

Эта женщина отличалась низкорослым, склонным к полноте телом, спадавшими на плечи темными волосами и мозолистыми ногами.

— Примерно так, — согласился мужчина.

— В таком случае, хорошо, что мы здесь, — черноволосая женщина запрокинула голову и посмотрела на пурпурное небо. — Как думаешь, зачем они это сделали?

Мужчина нацепил наживку и забросил удочку.

— Наверное, какой-то гик решил, что это хорошая идея.

— Бедняги, — сказала женщина с голубой кожей. — Просто делают то, что им сказано.

Мужчина повернулся и посмотрел на нее немигающими золотистыми глазами.

— В конце концов, это единственное, что мы умеем делать, не так ли?

Женщина фыркнула.

— Это все, что умеешь ты, пернатый. Некоторые из нас еще верят в свободу воли.

Черноволосая женщина встала и посмотрела на наживку, медленно погружающуюся в аметистовую воду.

— Ничего ты так не поймаешь, — сказала она мужчине.

Он посмотрел на свою удочку, сделанную из тиса и рога минотавра, скрепленную кольцами лунного серебра. Некоторые кольца украшали драгоценные камни, переливающиеся на солнце.

— Наверное, нет, — согласился он.

Женщина с голубой кожей похлопала его по колену.

— Я поймаю рыбу, если ты согласишься ее очистить, — предложила она.

— Договорились, — ответил мужчина.

Он свернул удочку. Вместе с черноволосой женщиной он, улыбаясь, наблюдал за тем, как амфибия нырнула под воду, почти не подняв волны.

А нечто, следившее за ними, отступило, охватывая взглядом все больше и больше пространства, до тех пор пока под надзором его благосклонного ока не оказалось все Королевство.

— А ты сентиментален, — заметил Петромакс.

— Но ведь не может каждый из нас быть просто холодным и черствым разумом, — самодовольно ответил Эмбрейзис.

— Начнем другую игру? — предложил Монти. — Новую кампанию. Не обязательно историческую.

— Была, помнится, интересная задумка с математикой, — сказал Эмбрейзис. — Может, что-нибудь вроде этого?

— Почему бы и нет? — ответил Петромакс с чем-то, похожим на вздох. — Не то чтобы я могу предложить что-то другое… И не надо больше ничего исторического.

— Конечно, нет, — сказал Монти.

— В таком случае, вздерните их.

Око отодвинулось еще дальше, после чего закрылось.

Перевел с английского Алексей Колосов

© David Moles. Down and Out in the Magic Kingdom. 2008. Публикуется с разрешения автора.