«Если», 2011 № 04

ДМИТРИЙ КАЗАКОВ ПРАВИЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Йохан Кнут оказался в пределах славного города Мюнхента теплым летним днем.

Постоял в очереди у ворот, позубоскалил с дородной торговкой, восседавшей на телеге в окружении плотно набитых мешков, заплатил пошлину стражникам и безропотно выдержал тщательный досмотр.

— Иди, паря, — сказал наконец рябой десятник. — Клинок у тебя такой, как положено, только не вздумай его обнажать. Штраф — разве что самому герцогу по карману.

— Да вы что, я ж человек мирный, клянусь посохом Прозревшего Петера! — Йохан заулыбался, поспешно взял под уздцы чалую кобылу и повел за собой.

Но за воротами, на небольшой площади, зажатой между надвратной башней и старым храмом Первой Искры, его ждал сюрприз — еще пятеро стражников во главе с могучим воином в бригандине поверх кольчуги.

На грудь обладателя бригандины спускалась рыжеватая борода, а взгляд синих глаз излучал холод.

— Стой! — приказал бородатый, и Йохан послушно замер.

При желании он мог бы легко удрать от этих увальней, но тогда пришлось бы бросить лошадь и уходить из города. Да и необходимости в бегстве пока не было — оставалась надежда, что тут удастся вывернуться при помощи резвости языка, а не ног.

— Ты ли Йохан, именуемый Кнутом? — властно спросил бородатый.

Все ясно — новый капитан городской стражи. Когда Йохан последний раз бывал в Мюнхенте, то есть восемь лет назад, тут командовал другой парень, длинный и сутулый, со шрамом на физиономии.

— Точно так, господин, — сказал он.

— То есть ты не запираешься? — уточнил бородатый, и во взгляде его мелькнуло удивление.

Йохан знал, кого видит сейчас новый капитан стражи — моложавого мужчину, тощего и жилистого, словно настоящий пастушеский кнут; хитрые глаза близко посажены, волосы светлы, как пакля; одет самым простецким образом, хотя и не бедно, на поясе висит короткий меч, что дозволено носить мастеровым и торговцам; а в поводу ведет кобылу из тех, на каких настоящий всадник и не посмотрит.

— А какой смысл мне запираться, господин? — Йохан пожал плечами. — Я чист перед герцогом и его подданными.

И это было правдой.

Йохана приговорили к повешению на родине, в далеком Ринбурге, что в Нижней Локсии, к колесованию в веселом Майнхейме, чьи стены отражаются в Рейне, и к четвертованию во владениях Арманийского ордена, но в пределах герцогства Геверн, где правит свирепый Генрих Медведь, он закона не нарушал.

А если и нарушал, то так, чтобы об этом никто не узнал.

— Верно, разрази меня Разрушитель, — неохотно признал капитан стражи и от избытка чувств дернул себя за бороду. — Но всякому известно, что ты, Йохан по прозвищу Кнут, — вор!

Йохан улыбался так же безмятежно, как и ранее.

— Но я, капитан Фридрих фон Флоссенбург, не позволю тебе смущать покой добрых обитателей Мюнхента! — грозно заявил обладатель бригандины. — Ты волен пребывать здесь сколько захочешь, но даже не думай о том, чтобы запустить руку в чужой карман! Закон над тобой, клянусь Триединым Писанием!

Улыбка Йохана стала чуточку презрительной, но заметить это смог бы только очень наблюдательный человек.

Йохан лишился родителей, сестер и братьев после мора, опустошившего Северную Арманию восемнадцать лет назад. Остался один как перст, но жить там, где появился на свет, не захотел, избрал долю странствующего подмастерья, благо ремеслу башмачника покойный родитель сына обучил.

Прозвище Кнут он получил довольно быстро, а вскоре заработал и репутацию.

За годы путешествий Йохан побывал в Бретланде и Галлеоне, в землях восточных еретиков, чтящих Двоицу вместо Троицы, посетил даже жаркое Заморье, отвоеванное Прозревшим Воинством у диких язычников, и везде зарабатывал воровством. Нет, он не таскал кошельки у ротозеев на рынке, не поджидал путников в темных лесах, он занимался куда более интересными и сложными делами.

Казначейство маркграфа Пфальца, сокровищница замка Тевтонбург, одного из оплотов Ордена, коллекция самоцветов купца Салиха ал-Хали, башня старого, выжившего из ума мага Гильома из Эксетера…

Йохан ловко обращался с замками, умел обмануть стражу и найти хитрую лазейку.

За все эти годы его ни разу не поймали, хотя многократно осудили, но всегда заочно, в бессильной злобе выставляя на эшафот соломенную куклу. И если бы Кнут приехал в Мюнхент ради очередного «дела», то бравый капитан Фридрих фон Флоссенбург об этом даже не узнал бы.

— Я понял, господин, — смиренно проговорил Йохан, — буду тише воды и ниже травы.

— То-то же, — удовлетворенно пробормотал капитан, давая подчиненным знак освободить дорогу и отступая в сторону. — Да убирайся из нашего славного города побыстрее.

Задерживаться в столице Геверна Йохан и не собирался.

Пройдя чуть ли не через весь Мюнхент, он добрался до Герцогской площади, где обыкновенно казнили преступников. С площади свернул в безымянный кривой переулок и оказался у постоялого двора «Под трубой», такого ветхого, будто его возвели еще во времена Карла Великого.

Сунул поводья выбежавшему навстречу мальчишке, присовокупил медную монетку, а сам сдернул с крюка у седла мешок и поднялся на крыльцо. Скрипнула покосившаяся дверь на ржавых петлях, и Йохан очутился в просторном, хотя и несколько задымленном зале, ощутил запахи соломы и горелого мяса.

Из-за стойки на посетителя уставился хозяин заведения Хайко, прозванный из-за отрубленного носа Кабаном.

— Кнут? — проревел он во всю луженую глотку. — Ха, заходи, бродяга!

Помимо Хайко в зале было четверо мужчин: один спал, упав рожей в пивную лужу на столе, двое играли в кости, а последний, плечистый и круглолицый, торопливо насыщался, разрывая на части каплуна.

Услышав рев хозяина, он прекратил жрать и заинтересованно повернул голову.

— Это я, клянусь посохом Прозревшего Петера, — сказал Йохан. — А там, если не ошибаюсь, сидит мой друг Ринкель Швеппс?

— Иди сюда, Кнутище! — радостно завопил круглолицый тонким, почти бабьим голосом. — Выпьем за встречу, сожри ее демоны! Не ожидал увидеть тебя здесь! Болтали, что ты удрал в Бретланд или вовсе стал монахом!

Ринкель, парень из обнищавшего дворянского рода, был наемником, одним из тех солдат, что продавали свой меч кому угодно и не очень дорого, а прозвище получил за привычку шуметь по делу и без. Они с Йоханом лет пять назад сталкивались в прирейнских городах, даже пару раз работали в одной команде и стали хорошими приятелями.

«На ловца и зверь бежит, Швеппс — это тот, кто мне нужен», — подумал Кнут.

Вскоре они хлестали довольно жидкое, честно говоря, пиво, обгладывали уже второго каплуна, вспоминали старые добрые времена и обсуждали нынешние. Ринкель хвастался, что в последние полгода зарабатывал «огромные деньжищи» в Верхней Локсии и Вохемии, но одежда и обувь его красноречиво говорили, что их хозяин прочно сидит на мели.

Выпили один кувшин, другой, Швеппс побагровел, лицо его расплылось в пьяной ухмылке.

— А что ты тут делаешь, дружище? — спросил Йохан, решивший, что нужный момент настал.

— Как что? Пью, сожри меня демоны! — заявил Ринкель, но тут же физиономия его сделалась уморительно серьезной. — А если честно… — он огляделся. — Пройти мне все Пять Шагов, если я тут просто так… Ты ведь никому не выдашь меня? Я могу верить тебе, Кнутище?

Йохан с готовностью замотал головой, а Швеппс нагнулся к нему и заговорил шепотом, обдавая запахом пива и жареного мяса:

— Я собираюсь на юг… в горы… там прячется одна штука, надо ее навестить, и мы заживем, как бароны… Только надо дойти… и тогда желание исполнится… а уж я пожелаю…

Йохан сидел, точно замороженный, и мысли его двигались короткими резкими толчками: «Неужели этот увалень тоже узнал об Оракуле? Но откуда? Это невозможно! Невозможно, но факт, провалиться мне сквозь землю. Что тогда? Зарезать его? Зачем мне соперник? Нож в бок — и все решено? Нет, нехорошо… Мы ели из одного котла, прикрывали спину друг другу. Я не крыса, чтобы жрать своих».

За годы странствий ему приходилось убивать, но всегда защищая собственную жизнь, и он даже гордился тем, что «дела» выполнял чисто, не оставляя за спиной тел и луж крови.

— Э, ты чего, Кнутище? Заснул? — Ринкель заметил, что с собеседником что-то не так.

— Нет. — Йохан посмотрел прямо в блекло-голубые глаза Швеппса. — Ты говоришь о Симферийском Оракуле?

Ринкель замер с открытым ртом.

Он блестяще обращался с мечом, недурно ездил на коне и управлялся с копьем, но вот скрывать собственные мысли никогда не умел, да и умение это для наемника не столь важно, как для вора или купца.

— Э… как? Откуда? Ты что? — тут Швеппс разом утратил дар речи.

— Я вижу, что не ошибся, — Йохан кивнул. — Предлагаю для начала поговорить и только затем решить, кто мы — враги или союзники. Начнем с того, откуда мы оба узнали об Оракуле. Идет?

Ринкель подумал немного, захлопнул рот и кивнул.

— Я начну, — Йохан пригладил непослушные волосы. — Это случилось два года назад в Бретланде…

Тогда он и еще трое отчаянных сорвиголов решили заглянуть в башню, где с незапамятных времен жил безумный колдун Гильом. Он много лет не показывался, и жители окрестных сел решили, что старый чародей то ли помер, то ли его утащили демоны прямо в лапы к Разрушителю.

— Мы так и не узнали, что с ним случилось, — продолжал Йохан. — Гильома мы не видели ни живым, ни мертвым, но столкнулись с множеством жутких чудес, которыми была напичкана его башня…

Обратно вернулись двое из четырех, и напарник Кнута, беглый монах из Кентербери Джек Плут, утащил с собой целую охапку пергаментных свитков. Там он и вычитал о Симферийском Оракуле, который находится в горах к югу от Мюнхента и доступен для смертных только раз в столетие.

— Джек Плут тогда посмеялся, решил, что все это выдумки, — тут Йохан ухмыльнулся, — да только я место сразу узнал, слишком уж похожим было описание… Бывал я там поблизости, когда удирал из Армании на юг, и рассказы местных слышал — про Красные Скалы и Каменный Мост… Я ничего Плуту говорить не стал, да только решил: наведаюсь, проверю, что там да как, в тот день, когда срок подойдет.

— То есть в летний день Прозревшего Яна этого года, — уточнил Ринкель.

Он выглядел уже не таким пьяным, и ухмылка исчезла с круглой физиономии.

— Именно. А ты откуда узнал об Оракуле?

Из невнятного рассказа Швеппса стало ясно: в Вохемии он находился рядом с умиравшим монахом из ордена Пламени Прозрения, и тот перед смертью раскрыл тайну, которую хранил многие годы.

— Долго говорил… потом умер, мы его и похоронили… с остальными, там, в монастыре, — бормотал Ринкель, смущенно моргая. — На следующее утро воины князя пожаловали… всех убили, я один спасся… Но поверил, ведь зачем ему было врать, сожри его демоны, да еще перед смертью и чужим людям?

— Понятно, — кивнул Йохан. — И монах твой поведал, что Оракул даст ответы на все вопросы, а еще исполнит одно правильное желание того, кто до него доберется? А если оно будет неправильным, то дерзкий погибнет?

— Ага, — и Швеппс потянулся к кувшину, забыв, что тот давно опустел. — Зараза!

Пока они разговаривали, за окнами постоялого двора успело стемнеть, и Хайко принялся разжигать огонь в громадном очаге. Пьяница проспался и теперь вновь хлебал пиво, игроков в кости стало четверо, а за столом у входа появилась компания подгулявших мастеровых.

— И что ты думаешь делать? — спросил Йохан, оценивающе глядя на приятеля. — Может, дальше вместе пойдем?

Он все равно собирался нанять в Мюнхенте парочку местных головорезов.

В унесенном из башни пергаменте упоминались «опасности и страхи для тела многие», ожидающие того, кто рискнет пойти к Оракулу. Кроме того, в южной, горной части Геверна всегда пригодится тот, кто знает местные тропы, диалект и обычаи, а также добавочный клинок в умелых руках. И не так худо все выйдет, если этот клинок окажется в руках Ринкеля.

— А как… желание делить будем? — надулся Швеппс.

— Сначала надо дойти, — окоротил его Йохан. — Вдруг кто из нас погибнет? Там же ловушки упоминаются? Стражи, по-моему? Еще всякие чудеса, замки, которые придется вскрывать?

— Да, «двери, видом странны», — вспомнил Ринкель. — А ты ведь мастак по всяким запорам…

Йохан молчал, давая мысли о том, что сотрудничать полезнее, чем враждовать, укорениться в голове собеседника. Владеть оружием — это здорово, но меч мало поможет там, где нужны ловкость и хитрость вора.

— Можно пойти вместе, — сказал Швеппс после недолгого чесания в затылке и плямканья губами. — Доберемся, а там решим, кто желание пойдет загадывать… да, это верно.

Расчет Ринкеля читался у него на лице: «Пойду я, поскольку я сильнее, и тебе, Кнутище, со мной лицом к лицу, меч против меча или кулаки против кулаков никогда не выстоять».

— Так и поступим, сожри нас демоны, — подвел он итог размышлениям. — Вдвоем двинем?

— Нет, нам бы пригодился третий, — тут Йохан позволил себе улыбнуться: на всякую силу есть своя хитрость, а острота ума куда полезнее, чем острота самого лучшего клинка. — Проводник.

Третьим стал Арне Шишкарь, маленький, неразговорчивый и мрачный парнишка, родившийся в южном Геверне. Узнав, что им нужно добраться до Красных Скал, он пожал широкими плечами и сказал с южным акцентом:

— Скалы так скалы.

Арне, если верить друзьям Йохана, отлично владел топором и ножом, ничего на свете не боялся, даже слуг Разрушителя, и прекрасно знал горные тропы от Геверна до Острейха.

Они закупили провизии в дорогу и выехали из Мюнхента: впереди Кнут на смирной кобылке, за ним Ринкель на могучем черном жеребце и позади всех равномерно шагающий Арне.

До праздника Прозревшего Яна оставалось три дня.

Первый день ехали по оживленному тракту, ведущему на юго-восток, а когда ближе к вечеру показался постоялый двор, Йохан предложил:

— Что, заночуем тут?

— Давай, — оживился Швеппс. — Пивка выпьем, горячего поедим! Эй, ты, мелкий, что это за место, знаешь?

— «Красный петух», — отозвался Арне. — Безопасное.

— Тогда остаемся, — решил Йохан и повернул кобылу в сторону постоялого двора.

«Красный петух» оказался переполнен, в очаге пылал огонь, за столами пили, ели, орали и смеялись возчики, странствующие мастеровые, мелкие торговцы, монахи и прочий люд, что топчет дороги Геверна. На помосте у дальней стены терзал струны миннезингер, брылястый, толстый и белобрысый, в полинявшем берете, и через гомон время от времени прорывались обрывки баллады о Лоэнгрине.

Служанки носились туда-сюда, таскали кружки и миски, из открытой двери кухни тянуло горелым.

— Эх, ну и толпа, сожри ее демоны! — воскликнул Швеппс радостно. — Эй, рыбка, куда бы нам присесть?

Проносившаяся мимо рыжая служанка лишь замученно улыбнулась и махнула в ту сторону, где за одним из столов виднелись свободные места. Чтобы добраться до них, пришлось немного потолкаться и даже двинуть в челюсть одному не слишком понятливому типу.

Тот открыл рот, собираясь возмутиться, но увидел меч на поясе Ринкеля и решил, что молчание — золото.

Едва уселись, как та же рыжая служанка притащила три кружки, кувшин пива, здоровенный каравай и добрую порцию свиных ребрышек на блюде. Швеппс осклабился, начал бормотать те глупости, какие обычно вешают на уши девчонкам, а Йохан молча отдал девице монету и принялся за еду.

Когда он был на работе, то не позволял себе отвлекаться.

Пока ели, Швеппс успел познакомиться с соседями, вскоре пересел к ним и заказал еще кувшин. Насытившийся Арне буркнул «я похожу, послушаю» и исчез в толпе, и только Йохан остался на месте. Миннезингер обошел слушателей со своим беретом, пересыпал монеты в карман и затянул нечто длинное, нудное и воинственное, похоже, «Песнь о походе императора Барбароссы в Заморье».

Те из гостей, что оплатили отдельные комнаты, потянулись к лестнице на второй этаж, зал понемногу начал пустеть.

Арне вернулся не скоро, но возник рядом так стремительно, что Йохан с трудом удержал позыв схватиться за нож.

— Монахи, — выпалил гевернец, указывая туда, где за угловым столом сидели двое в серых рясах ордена Прозревшего Франца и с ними — могучий углежог в запачканной сажей одежде.

— Я вижу. И что?

— Спрашивают дорогу к Красным Скалам.

Йохан нахмурился — в той части Геверна, куда намылились смиренные слуги Хранителя, нет ни то что монастырей и храмов, там не водится деревень и пастушьих поселков.

Выходит, братья Прозревшего Франца тоже отправляются к Симферийскому Оракулу, хотят добраться до него как раз к дню Прозревшего Яна? Но откуда монахи узнали о нем? Хотя этот вопрос как раз может подождать, сейчас куда важнее ответить на другой: «Что делать с соперниками?».

Ничего нет проще, чем подкараулить обладателей серых ряс в лесу и прирезать обоих, свалив все на гевернских разбойников. Но мысль об этаком поступке Йохана покоробила — не хотелось брать на душу столь тяжкий грех, особенно на пути к великой цели. Кто его знает, может, Оракул не исполняет желания отъявленных грешников или вообще прижаривает им задницы?

В свитке из башни не говорилось, чьей силой творятся его чудеса: Творца, Хранителя или Разрушителя…

— Сделаем так, — предложил Йохан. — Как монахи закончат расспрашивать этого здоровяка, подсядь к ним за стол и попробуй убедить братьев, что им указали неправильную дорогу. А ты, мол, знаешь правильную. Справишься? Я бы и сам провернул этот трюк, но я не похож на местного, а говорю вовсе как северянин.

Арне Шишкарь улыбнулся, показав щербину на месте одного из верхних зубов:

— Мне за это не платят.

— А ты парень не промах, — Йохан хмыкнул и вытащил из кошеля серебряный талер.

Гевернец сделал все как надо: уселся на место углежога через мгновение после того, как тот поднялся, и принялся что-то объяснять братьям Прозревшего Франца. То, что Арне говорил короткими фразами, косноязычно и путано, пошло только на пользу, ведь лжецы обычно изъясняются совсем иначе. Монахи проглотили наживку, это Йохан понял по их физиономиям и облегченно вздохнул.

— Хорошая работа, — похвалил он, когда Шишкарь вернулся на место.

Миннезингер тем временем перестал мучить лютню, появившийся в зале хозяин громогласно объявил, что «на сегодня хватит, во имя Первой Искры», и собравшийся в «Красном петухе» люд принялся устраиваться на ночлег.

Укладывались прямо на лавках, скидывая сапоги и умещая их под голову, спихивая на пол вусмерть упившихся собутыльников. Шум потихоньку стихал, пламя в очаге более не ревело, лишь потрескивали угольки, и из углов неторопливо наползала тьма.

Швеппс и его новые приятели, затеявшие игру в карты, угомонились последними, Арне дрых без задних ног, да и завернувшийся в одеяло Йохан начал подремывать.

Спал он плохо, то и дело просыпался — казалось, из мрака к нему кто-то подкрадывается. Бормотал молитву и закрывал глаза, чтобы вскоре опять вскинуться — не на звук, не на движение, а не пойми на что…

Выехали рано, еще до рассвета, в густом, как сметана, тумане, но монахов в «Красном петухе» к этому моменту уже не было.

— Куда они делись, как думаешь? — спросил Йохан, когда постоялый двор исчез за белой пеленой.

— Топают в сторону Траунштейна, — буркнул в ответ Арне.

— Это вы о чем, Кнутище? — влез в разговор Швеппс, мучавшийся болью в башке и бурчанием в животе.

— О своем, — бросил Йохан. — Провернули одно дельце, пока ты развлекался.

Ринкель мрачно засопел, круглая физиономия его стала на диво подозрительной, но тут накатил очередной приступ головной боли, и уроженец дворянского рода углубился в свои ощущения.

Ехали неспешно, шагом, под копытами плескали лужи, оставшиеся от ночного дождя.

К восходу солнца туман рассеялся, и вскоре трое путников свернули с наезженного тракта на узкую тропу. Начались горы, пока больше похожие на обыкновенные холмы, но впереди, на юге, вздыбили к небесам серую щетину хребтов настоящие исполины.

Стали попадаться валуны, затем целые скалы, дубы и грабы уступили место березам и соснам.

— Стоп! — велел Арне, когда они добрались до развилки. Тропка делилась аж на три: правая убегала в густые заросли, центральная продолжала карабкаться вверх по каменистому склону, а левая пряталась в узкое ущелье, из которого доносилось лопотание ручейка.

Всадники натянули поводья, а гевернец опустился на колени и принялся изучать ничем не примечательный кусок земли.

— Тут проезжали. Тяжелый конь, — сказал он после паузы.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Йохан, а Швеппс помянул матушку Разрушителя и вытянул из ножен клинок.

Арне оглянулся, и Кнут кивнул ему — двинули, мол, дальше, только осторожнее, без суеты. Гевернец поднялся и зашагал по левой тропке, легко и совершенно бесшумно, точно подкрадывающийся к птице кот.

За ним последовали всадники.

Они миновали ущелье, и тут слуха Йохана достигли выкрики и негромкий лязг — впереди, за поворотом тропы, кто-то сражался. Услышавший звуки боя Арне насторожился, а на бледном доселе лице Швеппса обнаружился румянец, глаза зажглись боевым азартом.

— Давай вмешаемся! — предложил он, возбужденно сопя.

— Для начала глянем, что там, — осадил приятеля Йохан и торопливо спрыгнул с седла.

Ринкель остался на месте, а Кнут вслед за Арне сделал пару дюжин шагов и выглянул из-за округлого валуна размером с дом. Разглядев, что именно творится на окруженной соснами поляне, он изумленно присвистнул и вытаращил глаза.

Конный рыцарь в тяжелом доспехе, в каком только на турнирах красоваться, сражался с тремя оборванцами, вооруженными лишь дубинами. Двуручный меч летал с такой легкостью, словно был из соломы, из-под опущенного забрала доносилось нечто, похожее на молитвы, но нападавшие не лезли на рожон, они ждали, когда всадник устанет, чтобы взять его тепленьким.

— Местные, — сказал Арне. — Зачем он сюда полез?

Все было понятно — гевернские разбойнички взяли в оборот растерявшего где-то всех оруженосцев со слугами рыцаря-одиночку, неведомо зачем забравшегося в горы. Хотя почему неведомо? Если эта тропа ведет к Красным Скалам и лежащему за ними Каменному Мосту…

Неужели и этот тип с султаном на шлеме едет к Симферийскому Оракулу?

Йохан заскрипел зубами — похоже, когда они доберутся до цели, там будет ждать целая толпа: герцог Генрих Медведь со свитой, табор цыган, кагал еврейских ростовщиков и орава бродячих жонглеров.

Мелькнула мысль, что разумнее всего будет не лезть, выждать, когда разбойнички покончат с рыцарем и уберутся прочь. Вот они точно явились сюда не из-за Оракула, а ради хорошей лошади, доспехов, а также вещей, что могут быть в седельных сумках…

Но тут один из оборванцев саданул дубиной по рыцарскому шлему Так, что Йохан вспомнил о храмовых колоколах.

— Во имя Хранителя! Я погибаю! — фальцетом возопил рыцарь, и тут со стороны ущелья донесся топот копыт.

Швеппс не выдержал и ринулся в схватку.

Йохан и Арне едва успели отскочить в сторону, причем Кнут рявкнул в спину приятелю: «Придурок!». А Ринкель, размахивая мечом, выметнулся на поляну и полоснул наименее расторопного из разбойников. Стоптал конем второго, а третий, замешкавшись, угодил под двуручное страшилище в руках рыцаря.

Землю «украсили» три свежих трупа.

— Благодарю вас, мой спаситель, во имя Прозревшего Микела, покровителя воинов! Без вас я сгинул бы в этих местах! — заявил рыцарь, салютуя Швеппсу, после чего с лязгом и грохотом упал с коня.

— Не было печали — демоны примчали, — заметил Йохан. — Сходи, Арне, за моей кобылой…

Гевернец отправился назад по тропе, а Кнут зашагал туда, где спешившийся Ринкель суетился вокруг спасенного вояки. Ловко стащил с него шлем, и обнажилось бледное, изможденное лицо с козлиной бородой, обрамленное кольчужным капюшоном.

— И что будем с ним делать? — спросил Йохан, когда Арне присоединился к спутникам.

— Хм, сожри меня демоны, поможем: я знаю, что делать при ударах по голове… — круглая физиономия Швеппса отражала растерянность. — Так, где у меня вода?

Сняв с пояса фляжку, он плеснул в физиономию рыцаря, а затем похлопал того по щекам.

— О… я… — веки затрепетали и поднялись, обнажая глаза, ярко-зеленые и совершенно безумные. — О, мой славный спаситель, клянусь Прозревшим Георгом! И его добрые, осиянные благодатью небесной друзья! Как я счастлив, что повстречал вас на этой опасной тропе!

По мнению Йохана, приятели никак не выглядели «добрыми, осиянными благодатью».

Похоже, столкнулись с сумасшедшим.

— Как вышло, что вы оказались здесь в одиночестве? — спросил Йохан.

— Увы! Увы мне! — фальцетом запричитал рыцарь. — На оруженосца моего, кой оказался слаб верой, Разрушитель наслал недуг, и тот остался в Берхтесгадене! Помог лишь облачиться в доспехи, а далее я, Мартин фон Хекленбург цу Вальдзее фон Шверзенкопф, двинулся один!

Имя у благородного обладателя козлиной бороды было не короче его меча.

— Но герб Черного Орла заставляет трепетать врагов, а слава моя бежит впереди моего коня! — продолжал хвастаться рыцарь, и глаза его истово сверкали. — Сейчас я встану, помолюсь и двинусь далее к той цели, которую в великой благости своей указали мне Небеса!

Изображенная на щите Мартина фон Хекленбурга птица, на взгляд Йохана, более напоминала ощипанную ворону с вызолоченными когтями и клювом, но Швеппс глядел на нее с уважением.

Благородный рыцарь попытался встать, но руки его подломились, а на лице выступила испарина.

— Не выходит… — растерянно пробормотал он. — Силы оставили меня? Невозможно, клянусь всеми Пророками!

— А теперь ты знаешь, что делать? — зло спросил Йохан, глядя на Швеппса. — Какого демона ты полез в эту историю? Мы не можем бросить этого юродивого просто так и тащить с собой тоже не можем!

Ответить побагровевший Ринкель не успел.

— Мир вам! — прозвучало с той стороны, откуда они приехали, и двое приятелей обернулись.

Йохан опустил ладонь на рукоять меча, а в лапке Арне возник метательный нож.

В том месте, где тропа выводила на поляну, стояли двое монахов в серых рясах ордена Прозревшего Франца, и Кнут готов был поклясться, что именно этих типов видел вчера в «Красном петухе».

Так что, гевернец лгал? Он не отправил братьев по ложной дороге?

Быстрый взгляд в сторону Арне уверил Йохана, что это не так — Шишкарь выглядел как громом пораженный. Так какой же демон притащил сюда монахов, как они оказались на верном пути вместо того, чтобы благополучно утопать в сторону Траунштейна?

— Рады видеть тебя здесь, сын мой, — сказал старший из монахов, смуглый и гладко выбритый, с седыми волосами, и приветливо кивнул Арне. — Мы немного сбились с указанного тобой пути… но, я вижу, не зря, ибо Хранитель направил нас туда, где есть нужда в умелых врачевателях. Мы же с братом Отто немного смыслим в лекарском деле, так что пустите нас к сему раненому рыцарю…

— Конечно, прозревшие отцы, — Йохан изобразил улыбку. — Вы прибыли крайне вовремя.

«Сбились с пути! Ничего себе!» — подумал он.

Монахи занялись Мартином фон Хекленбургом, и вскоре тот не только поднялся на ноги, а даже сумел взгромоздиться в седло. Шлем, правда, напяливать не стал, повесил на крюк у седла, а на таком же с другой стороны разместил щит с Черным Орлом.

— Благодарю вас всех! — громогласно объявил рыцарь, улыбаясь редкозубо и немного безумно. — Теперь я полон сил и готов продолжить путь, указанный мне Небесами! Пусть Прозревший Георг и Прозревший Микел укрепят десницу мою, а Пророки — воспламенят веру!

Тут Йохан решил, что пора слегка прояснить ситуацию.

— Если ваша дорога лежит к Красным Скалам, то нам по пути, — сказал он. — И цель у нас, я думаю, одна.

Швеппс выпучил глаза; Арне, успевший обшарить карманы убитых разбойников, недоуменно нахмурился.

— Как? Невозможно! — вскричал Мартин фон Хекленбург. — Я избран… двадцать поколений благородных предков… чистота веры, украшенная рвением… а вы, вы… как сие возможно?

— Очень просто, — вмешался старший монах. — Хранитель избирает людей, не глядя на герб и знатность. Как сказано в Книге Рока: «Всякий да сядет одесную Меня, когда придет День».

Потянувшийся было к мечу рыцарь стыдливо отдернул руку.

— Воистину так! — пылко сказал он. — Разрушитель возжег гнев и ревность в душе моей, о чем я скорблю. Ежели все мы движемся к одной цели, то пойдем далее вместе, ибо цель сего благочестивого паломничества все равно откроется лишь одному. Отринем рознь, друзья!

Монахи заулыбались и дружно закивали.

Йохан посмотрел на Швеппса, перевел взгляд на Арне, скрипнул зубами и произнес:

— Хорошо, я согласен.

Пока он не видел возможности без крови избавиться от незваных попутчиков.

Дальше двигались большой, хотя и не совсем дружной компанией.

Рыцарь Мартин фон Хекленбург беспрерывно болтал, рассказывал невероятные байки о своих подвигах, как бранных, так и духовных, и призывал в свидетели чуть ли не всех Прозревших разом. Ринкель, потрясенный тем, что встретил трепача посильнее себя, завистливо молчал.

Монахи шагали молча, лишь иногда затягивали молитву, по обычаю своего ордена в полный голос.

Арне зорко следил за ними.

Йохан поглядывал по сторонам и наблюдал за спутниками — на всякий случай, чтобы никто не выкинул какого фортеля.

До Красных Скал добрались к закату.

Три каменных исполина, похожих на окровавленные зубы, торчали посреди поросшего травой плато, и хорошо различалась тропа, уводящая дальше и выше, туда, где нет деревьев, а только валуны, снег и холодный ветер.

— Возблагодарим же Хранителя, указавшего нам верный путь в пустыне! — объявил Мартин фон Хекленбург, и Арне посмотрел на рыцаря с удивлением: как любой гевернец, он понимал все буквально.

— Возблагодарим, — согласился старший из монахов, откликавшийся на имя брата Дитмара, — и остановимся тут на ночлег, ибо двигаться далее в ночной тьме просто опасно. Как сказано в Книге Злого Пророка: «Всякий, кто окунается во мрак, рискует не телом своим, а душою».

— Разумные слова, клянусь посохом Прозревшего Петера, — сказал Йохан, слезая с коня. — Ринкель, мы с тобой за дровами…

Арне он отправил за водой к ближайшему источнику, монахам велел заниматься провизией, а рыцаря, не раз, похоже, крепко получавшего по голове, приставил к лошадям. Вскоре стреноженные кони щипали траву, весело пылал костер, булькавший над ним котелок источал запах каши с салом, и брат Отто деловито помешивал варево длинной ложкой.

Они помолились, поужинали, и к этому времени стемнело окончательно. На небе высыпала неимоверная прорва ярких звезд, из-за горизонта выползла ущербная луна, и начало холодать.

Здесь, в горах, лето не имело той силы, что внизу.

— Швеппс, первую половину ты на страже, вторую — я, — распорядился Йохан, не обратив внимания на то, что Мартин фон Хекленбург громогласно обещал «беречь покой и сон доблестных спутников».

— Хорошо, Кнутище, — уныло отозвался Ринкель и перешел на шепот: — А что с ними со всеми будем делать? Желание-то исполняют одно, а нас вон какая орава, сожри ее демоны. На всех не хватит!

— Завтра, все завтра, — ответил Йохан.

На самом деле он еще не решил окончательно, как поступить с навязавшимися спутниками. Самый простой вариант — попросить Арне увести их в сторону, поводить по горам пару деньков, а самим за это время добраться до Оракула и сделать там все дела.

Или можно…

От размышлений отвлек гевернец, подергавший Йохана за рукав.

— Что такое? — спросил уроженец Ринбурга.

— Разговор есть. Отойдем?

Йохан поднялся и вслед за Арне зашагал прочь от спутников, в холодную темноту. Остановились там, куда не падал свет от костра, а когда Шишкарь повернулся, стало видно, что глаза его возбужденно блестят.

— Чего ты хотел? — спросил Йохан.

— Знать, куда мы идем, — гевернец облизнул губы.

— Зачем? Я тебе плачу за работу и плачу честно. Мы ударили по рукам.

Арне нахмурился, и Йохан вспомнил, что гевернцы не только понимают все буквально, а еще и отличаются невероятным упрямством — блажь из головы местного уроженца можно выбить лишь моргенштерном. Может быть, и вправду наплести парню что-нибудь про пещеру с сокровищами, оставшимися со времен Зигфрида или императора Карла Великого?

— Хочу знать, — повторил Арне. — Я…

Фразу до конца он не довел, резко повернулся и глянул в ту сторону, откуда они пришли. Йохан решил было, что это обманный маневр, но в следующий момент и сам уловил шум шагов.

Кто-то двигался по тропе, приближался к месту стоянки.

— Не спешите хвататься за оружие, путники! — донесся из тьмы мощный голос. — Ибо оно вам, во-первых, не нужно, а во-вторых, в оный час не поможет, и порукой тому мое слово!

Возившийся с доспехами Мартин фон Хекленбург, вопреки призыву, схватился за двуручник, улегшиеся уже монахи вскинули головы, а Ринкель поднял взгляд от огня.

— Кого еще Разрушитель принес? — буркнул Йохан, и они поспешили к костру.

В круг света вступил невысокий, но широкоплечий мужчина с коротко подстриженной черной бородой. Сверкнули, отражая пламя, большие светлые глаза, бледное лицо украсила чуточку надменная улыбка, а руки с длинными тонкими пальцами вцепились в широкий ремень.

— Кто ты, во имя Небес? — вопросил рыцарь, воинственно топорща козлиную бороду.

— Легко догадаться, — ответил ночной гость.

Йохан привык с первого взгляда определять, чем занимается тот или иной человек, а тут, к собственному удивлению, не сумел: одет небедно, но оружия нет вообще, и идет пешком, за плечами — небольшой мешок, и еще почему-то кажется, что этот тип опасен, как ядовитая змея…

Неужели?..

— Мы видим перед собой мага? — спросил брат Дитмар, оказавшийся самым догадливым.

— Воистину так, — чернобородый поклонился. — В Верхней Локсии я известен как Рудольф Белый.

Йохан поежился, подумал, что только колдуна в их разношерстной компании и не хватало. Этого не проведешь, не отправишь по ложной тропе, и как бы он сам не оставил их с носом.

Тем временем Рудольф, не дожидаясь приглашения, подошел к костру.

— Цель моего странствия та же, что и у вас, — заявил он, сбрасывая мешок. — На всех вас я вижу отметины Судьбы, оставленные той силой, которая проявляет себя в нашем мире как Симферийский Оракул. Она привела вас сюда, дабы использовать в своих целях, и привела, употребляя хитрость, обман и то, что простые смертные именуют случайными обстоятельствами…

— А вы много знаете об Оракуле? — ревниво спросил Мартин фон Хекленбург.

— Достаточно. На его изучение я потратил более двадцати лет.

Йохан вспомнил, как пытался избавиться от монахов, как вмешательство Швеппса в схватку привело к тому, что в их компании оказался рыцарь, и невольно поежился: все они считали, что приехали в горы Геверна по собственной воле, но, похоже, каждого приволокли сюда, точно козу на веревке, и ничего удивительного, если приволокли на заклание…

Может быть, оракулу нужно иногда питаться? Телами или душами тех, кто к нему приходит…

— Полагаю, мы обо всем поговорим завтра, — сказал маг. — Утро вечера мудренее.

— И то верно, — проворчал Йохан.

Он напомнил Ринкелю, что тому сторожить первым, после чего завернулся в одеяло и уснул.

Ночь прошла спокойно, разве что к утру Йохан немного замерз.

Но затем взошло солнце, и он согрелся, а вскоре начали просыпаться и спутники: поднял веки Мартин фон Хекленбург, встали привычные к ранним молитвам братья Прозревшего Франца.

— Скоро в путь, — заявил открывший глаза Рудольф Белый, который спал прямо на голой земле, ноздри его длинного носа затрепетали. — Так, мне кажется или нас с вечера стало меньше?

Меньше? Но вроде бы все на месте… Йохан быстро огляделся, а затем шагнул туда, где лежал Арне, отбросил в сторону одеяло. Так и есть, под ним несколько валунов, и никаких следов гевернца с его мешком… Когда только успел, змей подколодный?

Если только в первую часть ночи, когда дежурил разиня Швеппс.

Сам Йохан готов был поклясться, что не сомкнул глаз и никак не мог упустить Арне.

— Как, он удрал?! — возмутился рыцарь. — Струсил, клянусь копьем Прозревшего Георга и мечом Прозревшего Микела? Но это же позор! — Мартин фон Хекленбург уткнул в небо указующий перст, глаза его гневно сверкнули. — Где вы нашли такого спутника, друзья мои?

— Он был всего лишь проводником, — заметил Йохан, — и свою работу по большому счету выполнил.

Да, досадно, что Арне удрал, и теперь, скорее всего, вернется с дружками-головорезами из местных. Но от них всегда можно ускользнуть, если повести дело с толком, зато теперь не нужно лгать гевернцу насчет того, куда и зачем они идут, скрывать от него истинную цель похода.

Маг тем временем поднялся и начал принюхиваться не хуже охотничьей собаки.

— Кажется, наш малорослый друг близко, — заявил он. — Пойдемте, мы найдем его в два счета…

Для того чтобы отыскать Арне, не пришлось идти далеко: гевернец лежал в неглубокой, метра в три расселине, и неестественно вывернутая шея не оставляла сомнений в том, что он мертв.

Сорвался? Горец, родившийся в этих местах и знающий тут каждую тропку?

Йохан вновь почувствовал холодок, который впервые навестил его вчера, при мысли о том, что они явились сюда не по своей воле.

— Он отринул путь Судьбы, попытался свернуть, отступить, и это погубило его, — изрек Рудольф Белый.

— То есть если еще кто из нас захочет вернуться, он тоже погибнет? — спросил брат Дитрих. — Как вы выразились… та сила, что проявляет себя как Симферийский Оракул, убьет его?

— Скорее всего, да.

— Я начинаю сомневаться, от Хранителя ли происходит эта сила. — Смуглый монах покачал головой, и лицо его стало скорбным.

Братья Прозревшего Франца настояли на том, чтобы похоронить Арне, хотя Ринкель и Мартин фон Хекленбург возражали. Мечами выкопали могилу, завалили ее камнями, и брат Дитрих прочитал отходную молитву.

Когда вернулись к месту стоянки и занялись завтраком, Йохан с досадой сообразил, что лошадей теперь оставить не с кем, а тащить их с собой дальше нет никакого смысла.

Как вскоре выяснилось, то же самое беспокоило и рыцаря.

— А куда я дену своего верного Вельянгифа? — осведомился он возмущенно. — Клянусь именем Хранителя, этот конь стоит больше, чем стадо коров! Может быть, кто-то из любви к прозрению мудрости и братского смирения останется здесь, чтобы приглядеть за сим благородным животным, а также за прочими?

Мартин фон Хекленбург глянул сначала в сторону монахов, а затем на Йохана с Ринкелем.

— Мы исполняем наказ капитула нашего ордена, велевшего нам обоим добраться до престола Оракула, — молвил брат Дитрих, — и не можем отступить.

— А я вообще не знаю, что такое «братское смирение», — нагло заявил Швеппс и выразительно сплюнул.

Рыцарь запыхтел, готовясь разразиться гневной речью, но тут вмешался Рудольф.

— Погодите, — сказал он, и одного слова оказалось достаточно, чтобы страсти утихли. — Коней можно оставить тут. Простенькое заклинание не даст животным уйти куда-либо, а заодно отгонит возможных хищников, как двуногих, так и четвероногих.

— Магия? — лицо Мартина фон Хекленбурга перекосило отвращение.

— Оная признана «даром Хранителя» Седьмым Вселенским собором в Никее в семьсот восемьдесят седьмом году, а также объявлена «богоугодным делом, противным всякого зла», в булле романийского первосвященника Иннокентия Второго «Всякий Дар Совершенен», данной в тысяча двести втором году от Воплощения, — сообщил маг.

— Истинно так, — подтвердил брат Дитрих.

— А я согласен, — сказал Йохан. — Пусть будет заклинание, клянусь посохом Прозревшего Петера.

— И я, — поддакнул Швеппс.

Рыцарь нахмурился, раздраженно засопел, потрясая бородой, а затем кивнул.

— Снимите с них путы, — попросил Рудольф Белый, поднимаясь. — Наложение чар займет немного времени…

Йохан, честно говоря, ожидал услышать бормотание, а то и обращение к демону. Но все вышло совсем не так: маг постоял, глядя на коней, щелкнул пальцами, и очертания животных поплыли, размазались, словно они угодили в непонятно откуда взявшийся густой туман. Ринкель вскинул руку, чтобы протереть глаза, но все уже исчезло, стало как обычно, разве что взгляд у всех трех скакунов сделался каким-то странным, недоумевающим.

— Вот и все, — заключил Рудольф. — Они не уйдут далеко от этих скал. Трава здесь есть, вода рядом…

— Надеюсь, так и будет, клянусь щитом Прозревшего Микела! — заявил Мартин фон Хекленбург. — Солнце уже высоко, я думаю, нам пора отправиться в путь, если мы хотим добраться до цели вовремя!

Доблестный рыцарь, облачившийся в доспехи с помощью Швеппса, похоже, собирался шествовать прямо в них, да еще и вскинул на плечо двуручник, а на другое повесил щит с гербом.

— Мы готовы, — смиренно склонил голову брат Дитрих, а молчаливый брат Отто кивнул.

— И мы тоже, — сказал Йохан. — Пошли?

Тропа, уводящая прочь от Красных Скал, немилосердно петляла, вела то вверх, то вниз и порой довольно круто. Монахи шли неутомимо, Рудольф шагал по камням легко, словно горец, Ринкель насвистывал что-то себе под нос, а вот Мартину фон Хекленбургу в его железе приходилось туго.

— Стойте, ради Небес! — наконец взмолился он. — Надо передохнуть… и не будет ли у кого воды?

Сам рыцарь не задумался о том, чтобы наполнить и прихватить свою флягу.

— Держите, во имя Хранителя, — пришел на помощь рыцарю брат Дитрих. — Хлебните, но немного. Кто знает, когда нам встретится следующий ручей и встретится ли вообще?

— Вряд ли, — сказал Рудольф. — Скоро будет Каменный Мост, а за ним — Оракул… Надеюсь, все помнят, что добраться до него может только один, тот, чье желание окажется правильным?

Йохан нахмурился — проклятый чародей, мог бы и не напоминать…

Кто знает, какое желание — правильное? То, которое так откровенно написано на физиономии Швеппса — куча денег, чтобы можно было пить, жрать, тискать продажных девок и в ус не дуть? Или то благочестивое, направленное к вящей славе Хранителя, что по поручению капитула загадает брат Дитрих или брат Отто?

Чего хочет Мартин фон Хекленбург, угадать трудно, слишком уж он безумен.

Ну а свое собственное желание Йохан обмозговывал долго и сформулировал давно — такое, чтобы и ему от сего была польза, и пока еще не появившимся на свет потомкам кое-что перепало. Ведь грех думать только о себе и глупо просить рыбу, если есть шанс научиться ловить ее.

Да, а еще есть маг, много лет потративший на изучение Оракула.

Вот уж кто лучше остальных готов к тому, что ждет их на другой стороне Каменного Моста.

— Нет сомнений, что правильное желание может загадать лишь тот, чье сердце чисто и крепко, как алмаз! — заявил тем временем рыцарь, едва не раздувшись от важности. — Кто благороден и смел, чтит заповеди вседневные и экстраординарные, а также имеет двадцать поколений благородных предков!

— Может быть тот, кто смирен? — тихо спросил брат Дитрих.

«Или самый хитрый и ловкий», — подумал Йохан, жестом осаживая готового вступить в перепалку Ринкеля.

— Это мы скоро узнаем, — подвел итог Рудольф Белый, и они пошли дальше.

Увидев Каменный Мост, Йохан в первый момент решил, что видит сон.

Над глубоким ущельем, дно которого устилал густой туман, висела полоска из небрежно состыкованных блоков шириной в пару ступней. Она не имела никаких опор, даже намека на перила или растяжки, а вдобавок покачивалась на ветру, словно обычная веревка. На другой стороне провала виднелись уходящие в скалы каменные ступени, широкие, будто двери храма.

— Ну ни хрена себе, сожри меня демоны! — воскликнул Швеппс, выглянув за край обрыва.

— И нам по этому идти? — в очередной раз возмутился Мартин фон Хекленбург.

— Именно так, — кивнул маг и первым вступил на Мост.

Тот колыхнулся, но и не подумал разваливаться, и Рудольф зашагал дальше, спокойный и сосредоточенный. За ним двинулись монахи, дружно читая молитву, следом пошел Йохан — высоты он не боялся с детства и знал, что сейчас главное — поменьше думать и попроворнее шевелить ногами.

Внизу колыхался серый, как дерюга, туман, сзади долетали богохульства Ринкеля.

Доблестный рыцарь, судя по гневным воплям, сунуться, на Мост сначала побоялся, но затем преодолел страх, и сабатоны, ботинки из стали, залязгали по камням. Но обладатель двадцати поколений благородных предков то ли запнулся, то ли потерял равновесие в своем железе, по крайней мере послышался стук, скрежет, а затем короткий, сдавленный вскрик.

Йохан обернулся.

Внизу мелькнули белое, без кровинки лицо, развеваемая ветром бородка, треплющийся султан из белых перьев. Двуручник взлетел в прощальном салюте, солнечный луч полыхнул на шлеме, заиграл на нагруднике. Рыцаря поглотил туман, и через мгновение со дна пропасти донесся смачный, тяжелый хряск.

Надо отдать должное Мартину фон Хекленбургу — он умер молча, так и не выпустив меча.

— Упокой Хранитель его душу, — произнес брат Дитрих.

Перебравшись через Каменный Мост, они зашагали вверх по лестнице из широких, вырубленных из камня ступеней. И восхождение по ним неожиданно затянулось — только когда над горами начал сгущаться вечер, впереди показались тяжелые, украшенные резьбой ворота.

— Мы пришли, — облегченно проговорил Рудольф Белый. — Ночь проведем здесь, а завтра…

Завтра самый короткий день года, день Прозревшего Яна. День, когда смертный может добраться до Симферийского Оракула.

В эту ночь Йохан спал плохо, то и дело пробуждался — ему чудился лязг сабатонов по камням, мерещилась легкая походка Арне и грезились уродливые тени, крадущиеся со всех сторон.

Поднялись рано, до того как солнце выбралось из-за горизонта. По помятым физиономиям и красным глазам стало понятно, что кошмары сегодня мучили не одного Йохана.

— Ворота, — сказал маг, когда они покончили со скудным завтраком. — Сможешь ли ты их открыть?

— Я попробую, — ответил Йохан и полез в мешок за инструментами.

До сих пор он не сталкивался со слишком сложными замками, но, с другой стороны, имел дело с запорами, изготовленными руками смертных. Кто сотворил грандиозные, вырубленные из камня ворота, украшенные искусной резьбой, оставалось только гадать.

— Давай уж, Кнутище, не подведи, — ободрил приятеля Швеппс, и Йохан принялся за работу.

Она оказалась на диво легкой — пара поворотов отмычкой, и громадные створки начали расходиться, медленно, величаво и совершенно бесшумно, открывая уводящий в скалу коридор.

Стены его были гладкими и белыми, пол покрывали синие и зеленые квадратики.

— Упаси нас Хранитель… — потрясение прошептал брат Отто, на памяти Йохана подавший голос чуть ли не впервые.

— Сожри меня демоны! — не отстал от него и Ринкель, вытаскивая меч из ножен.

— Путь открыт, — дрожащим от возбуждения голосом сказал Рудольф Белый, поворачиваясь к спутникам. — Но дальше я воистину отправлюсь один, ибо многим нет пути к престолу Оракула…

— Что? — опешил брат Дитрих.

А вот Йохан все понял и прыгнул в сторону за миг до того, как маг начал размахивать руками. Сорвавшиеся с ладоней колдуна зеленовато-желтые искры разлетелись в стороны, точно испуганные бабочки, одна зацепила брата Отто, и тот зашатался, жадно хватая воздух ртом.

Но, судя по перекосившейся физиономии, что-то у Рудольфа пошло не так, а исправить положение он не успел.

Швеппс отреагировал на угрозу так, как умел — сначала пригнулся, избегая удара, а затем атаковал сам. Блестящее лезвие вонзилось магу в грудь, погрузилось на добрую ладонь, а когда вышло, то из раны хлынула кровь.

— Зачем?.. Как?.. Почему?.. — прохрипел Рудольф, с ужасом глядя на собственные ладони. — Двадцать лет, и все зря…

Он медленно упал назад, дернулся несколько раз и затих.

— Я убил мага? — в тонком голосе Ринкеля звучали одновременно страх, удивление и гордость.

— Похоже на то, клянусь посохом Прозревшего Петера.

— И я готов отпустить тебе этот грех, сын мой, — твердо сказал брат Дитрих. — Книга Гнева гласит: «Всякий, поднявший меч свой для защиты братьев, причислен будет к тем, кто рубит траву сорную».

— Интересно, чего он хотел? — спросил Йохан, опускаясь на корточки рядом с магом.

Рудольф Белый был мертв, и невидящие глаза его смотрели в ясное, голубое небо.

— Трудно постигнуть, чего желают чародеи, пути их сокрыты от тех, кто лишен колдовского дара, — старший из монахов пожал плечами. — Знания, власти, чего-то еще… Но незачем медлить, мы должны за сегодняшний день добраться до Оракула, иначе все будет напрасным.

Йохан кивнул и поднялся, отогнал мысль о том, что можно бы порыться в вещах мага. Вслед за спутниками вступил в коридор с белыми стенами и сине-зеленым полом, и восприятие его странным образом исказилось — все вокруг сделалось размытым, будто он смотрел через слой воды; звуки казались приглушенными, запахи вовсе исчезли, а мысли в голове ворочались еле-еле.

Сколько они шли и куда, Йохан не смог бы сказать.

Он понимал, что они спускаются, идут в глубь скалы, но темнее вокруг почему-то не становится. Одну за другой открывал двери, обычные и странные, из досок и из цветущих роз, невидимые, как воздух, и состоящие будто из дрожащего фиолетового света.

В длинном сводчатом коридоре их атаковали странные ящероподобные существа, явившиеся прямо из стен. В ход пошли мечи, нападение было отбито, но брат Отто остался лежать на полу с разорванным горлом, и брат Дитрих, опустившись на корточки, опустил собрату по ордену веки.

Прошли через лабиринт, в недрах которого сгинул Швеппс.

Куда он пропал, что с ним случилось, Йохан вспомнить не мог, как ни напрягал память — та сохранила лишь надвигающийся из тьмы неприятный костяной скрежет и отчаянный, полный боли крик.

Затем они поднялись по длинной лестнице, ступени которой были черны как ночь, и брат Дитрих возвестил:

— Мы дошли.

— Да? — Йохан тряхнул головой и обнаружил, что перед ними ворота, почти такие же, как те, которые он открыл в самом начале, только выточенные из темно-синего камня. — Вдвоем?

Монах помолчал, а затем проговорил с улыбкой: — Мне очень не хочется этого делать, но задание капитула — святое, и Прозревший Франц велит не…

Йохан смотрел, как в появившейся из-под серой рясы руке блеснул стилет, как лезвие приближается к его горлу. Сил на то, чтобы сопротивляться, не было, желания — тоже, осталась лишь тупая покорность судьбе, неведомо зачем притащившей его сюда, в горы южного Геверна.

Он не особо удивился, когда брат Дитрих неожиданно скорчился и упал.

«Здесь только я решаю, кому жить, а кому умереть, — прозвучавший в голове голос был мягким и в то же время мощным, будто раскат грома. — Ты же, достигший моего порога, заходи».

Синие ворота распахнулись, и Йохан увидел Симферийский Оракул.

На что тот похож, он не смог бы сказать при всем желании — на прекрасную женщину, на статую из храма, на облако разноцветного огня, на могучее, статное дерево, на увенчанную пеной волну…

На все это вместе и ни на что в отдельности.

Не чувствуя под собой ног, Йохан сделал дюжину шагов.

«Спрашивай», — произнес тот же голос внутри его головы.

В ответ Йохан отчаянно замотал головой — даже если бы он явился сюда за ответами на вопросы, сейчас вряд ли бы смог сформулировать хотя бы один из них, слишком сильный хаос царил в голове.

«Тогда проси», — велел Оракул.

Йохан собрался с мыслями, прокашлялся и заговорил, медленно и четко произнося каждое слово:

— Я хочу иметь возможность проникать в любую сокровищницу так, чтобы стража меня не замечала, и еще я хочу, чтобы мои потомки были многочисленны, живучи и род мой не прервался до скончания времен.

Он понимал, что хитрит, загадывает два желания вместо одного, но с другой стороны — если это желание не является для Оракула правильным, то оно все равно не будет исполнено.

И тогда жить Йохану по прозвищу Кнут осталось несколько мгновений.

Наступила тишина, такая звонкая и мучительная, что у него возникло желание заорать, подпрыгнуть, сделать хоть что-нибудь, лишь бы нарушить это ужасное, рвущее уши безмолвие…

«Будь по-твоему», — молвил Оракул.

Сверкнуло, что-то с шорохом упало на пол, и ворота из синего камня начали закрываться. Но прежде чем они захлопнулись, в крохотную щель проскочил шустрый рыжий таракан.

Оказавшись на верхней ступени лестницы, он поводил длинными усами и двинулся вниз…