«Если», 2016 № 02

Дэйв Хатчинсон
НЕВЕРОЯТНЫЙ ВЗРЫВАЮЩИЙСЯ ЧЕЛОВЕК

/фантастика

/сверхчеловек

Первое, что видишь издалека, — это облако.

Оно поднимается километра на полтора или выше: идеальная вертикальная спираль, медленно вращающаяся в небе над Эпицентром. Ветры высоко в атмосфере размазывают его верхушку на ленты, но, как бы ни старались ветры вблизи земли, основная часть облака сохраняет форму. Год назад через эту часть Айовы на северо-запад прошел смерч, и даже ему не удалось хотя бы потревожить облако. Оно выглядит зловеще и пугающе, но это лишь побочный эффект, безвредный водяной пар из атмосферы, собранный тем, что происходит внизу. Реально жуткое содержимое Эпицентра невидимо.

Сидящий напротив меня молодой лейтенант выглядит усталым и больным. Здесь, возле Периметра, люди быстро перегорают — постоянный стресс, потому что нельзя пропустить кого-либо или что-либо через ограду, и постоянный ужас из-за того, что им придется сделать, если такое случится. Типичная командировка сюда длится менее шести месяцев, затем происходит ротация — солдат возвращают в подразделения и привозят смену. Я иногда гадаю, зачем мы вообще держим это в секрете: если подождать достаточно долго, здесь побывает весь корпус морской пехоты США.

Я подался вперед, повысил голос, чтобы перекрыть рев двигателей, и спросил лейтенанта:

— Тебе сколько лет, сынок?

Лейтенант лишь тупо посмотрел на меня. Сидящий рядом с ним бывший капрал Фенвик закатил глаза.

— Просто пытаюсь завести разговор, — пояснил я, откидываясь на сиденье.

Лейтенант не реагирует. Он не знает, кем я был, — точнее, ему сказали, что я специалист и прилетел для планового техобслуживания датчиков, установленных по всей Зоне. Непонятно, поверил ли он в это и есть ли ему вообще до этого дело. Он старается поддерживать видимость профессионализма, но когда думает, что на него никто не смотрит, поглядывает на окна. Ему хочется выглянуть, проверить то, за что он отвечает на земле. На месте ли Зона? Не началась ли паника? Не пролез ли через ограду койот?

В последний раз именно койот и нарушил Периметр. Во всяком случае, все пришли к такому выводу — по останкам наверняка судить было трудно. Комиссия по расследованию выяснила, что нарушение произошло из-за халатности старшего офицера. Этот офицер, полковник, с которым я пару раз общался и который мне понравился, сэкономил дяде Сэму расходы на трибунал, потому что умер вместе с семнадцатью своими людьми, вытаскивая из Зоны то, во что превратился койот. Поэтому достаточно было взглянуть на лейтенанта, чтобы понять: его по ночам мучают кошмары.

«Черный ястреб» сделал еще один широкий круг над Сиу Кроссинг, ожидая разрешения на посадку. Когда я выглянул наружу, мне показалось, что я вижу свой старый дом. Город был эвакуирован вскоре после Происшествия. На его полную очистку ушло несколько недель: даже после жутких историй о смертях и несчастьях, даже несмотря на висящее над Зоной облако, оставались люди, отказывающиеся уезжать. И то, что небо над ними было полно военных вертолетов, и некоторые из них черные, тоже не помогло. Правительство контролировало ситуацию очень паршиво, и даже случилось несколько вооруженных столкновений между домовладельцами и военными. А потом из диких просторов Монтаны заявилась толпа придурков-ополченцев, называвших себя милицией и поклявшихся выступить против всемирного сионистского правительства, или бильдербергской группы, или еще кого-то, кто, по их мнению, правил миром. Я порадовался, что меня здесь в то время не было.

Еще дальше я разглядел здания коллайдера. Отсюда все выглядело мирно. Если не считать облака, возвышающегося над местностью, создавалось впечатление, что здесь никогда и ничего не происходило.

Наконец пилот получил разрешение заходить на посадку, и мы приземлились в парке на окраине Сиу Кроссинг. Парк окольцовывали сборные щитовые домики, установленные в четыре этажа, офисы, казармы, столовые, пункты управления, склады оружия и гаражи, а в центре на грунте располагалась крупная белая «Н» вертолетной посадочной площадки. Лейтенант выпрыгнул, едва открылась дверь, и я увидел лишь его спину, когда он быстро шагал к центру управления.

— Разговорчивый придурок, — прокомментировал бывший капрал Фенвик, спрыгивая из вертолета рядом со мной.

Я вздохнул. Со стороны центра управления к нам направлялась фигура в полевой форме. Когда офицер проходил мимо лейтенанта, они отдали друг другу честь, даже не замедляя шага.

— Комитет по встрече, — сказал Фенвик. — Мило. Одобряю.

— Заткнись, Фенвик, — процедил я.

Фигура оказалась командиром базы, полковником Ньютоном Дж. Кеттерингом. Он подошел к нам строевым шагом и отдал честь. Фенвик повторил его действие лениво, как обычно. Я даже не стал утруждаться.

— Сэр, — элегантно произнес Кеттеринг. — Добро пожаловать в лагерь Батавия.

— Вы очень любезны, полковник, — ответил Фенвик. — Похоже, у вас тут все ходят по струнке.

— Сэр. Благодарю вас, сэр.

В отличие от лейтенанта Кеттеринг не выглядел усталым и больным. Он выглядел бодрым и ясноглазым. Причем бодрым и ясноглазым на грани безумия. Полковник был ветераном Ирака и Афганистана, провел здесь три командировки, и я не желал проводить в его обществе ни минуты сверх необходимого.

— Я лучше прослежу за разгрузкой, — сказал я Фенвику.

Тот ответил мне широкой и самодовольной улыбкой:

— По-моему, прекрасная идея, мистер Долан. — Мне захотелось его ударить. — Возможно, полковник Кеттеринг сможет провести для меня экскурсию, пока вы этим занимаетесь.

— Сэр, я надеялся, что вы присоединитесь ко мне в офицерском клубе, — вставил Кеттеринг. — Мы там подготовили второй завтрак.

Улыбка Фенвика стала шире.

— Я бы с удовольствием, полковник.

— Нам нужно добраться до Зоны как можно быстрее, — сказал я в основном Фенвику. Кеттеринг взглянул на меня с легкой враждебностью. Фенвик надулся: ему очень хотелось поесть на халяву. — Полковник, на разгрузку моего оборудования уйдет не более получаса…

— Черт, — дружески вставил Фенвик. — Да этого времени с лихвой хватит для завтрака. Верно, полковник?

— Сэр. Да, сэр.

Кеттеринг снова бросил на меня враждебный взгляд. Я уже погубил его тщательно лелеемый распорядок дня, и он не позволил бы мне лишить его еще и завтрака. Фенвик тоже. Я посмотрел на них.

— Полчаса, — решил я. — И не дольше.

Фенвик и Кеттеринг понимающе переглянулись. Гражданские. Затем Фенвик хлопнул Кеттеринга по спине.

— Ведите, полковник, — сказал он, и они пошли. Пройдя несколько шагов, Фенвик обернулся и спросил: — Хотите, чтобы мы вам прислали перекусить, мистер Долан?

Я покачал головой.

— Нет, генерал, спасибо, обойдусь.

Фенвик исподтишка показал мне средний палец и повернулся к Кеттерингу. И парочка, погруженная в разговор, направилась к стене из щитовых домиков.

Несколько секунд я смотрел им вслед, потом вернулся к вертолету, где в стиле скучающих грузчиков всего мира шестеро морпехов швыряли на траву мои металлические транспортировочные ящики.

— Эй! — завопил я. — Осторожнее! Там хрупкие научные приборы!

Если честно, то ящики были набиты старыми телефонными справочниками, но я должен был подыгрывать спектаклю.

Я пребывал в мерзком настроении, придя на работу в то утро. Я проехал небольшое расстояние от дома до объекта, ненадолго задержался в воротах, чтобы показать пропуск, и подъехал к зданию с небольшой комнатой управления, которой пользовались профессор Делахэй и его команда.

Большая часть сотрудников уже опередили меня и были на месте. Делахэй стоял у одной из стен, совещаясь с полудюжиной коллег и аспирантов. Остальные деловито стучали по клавиатурам возле консолей и всматривались в мониторы. Но я нигде не заметил лохматого блондина, которого искал.

Увидев меня, Делахэй подошел.

— Что вы здесь делаете, Долан? — спросил он. — Вы уже наверняка собрали достаточно материала.

— Мне нужно заключение, — пояснил я, продолжая оглядываться. — Всего лишь последний штрих.

— Ладно, только постарайтесь не путаться под ногами, хорошо? Будьте хорошим мальчиком.

Делахэй был невысоким и нервным лондонцем, который не мог понять, для чего ему и его эксперименту навязали журналиста.

— Я что-то не вижу Ларри, — заметил я. — Он придет сегодня?

Делахэй осмотрелся.

— Может быть. Кто знает? Эксперимент почти завершен, ему нет нужды здесь находиться. Это важно?

Важно ли это? Для вас, профессор, может быть, и нет.

— Я лишь хотел переброситься с ним парой слов, — пояснил я.

Делахэй раздраженно кивнул.

— Ладно. Только…

— Постараюсь не путаться под ногами. Да, профессор, я знаю. Постою в уголке, и все.

Можно подумать, я собирался нажать какую-нибудь важную и большую красную кнопку или упасть на прибор. Любые мои поступки здесь не окажут ни малейшего влияния на огромные энергии, которые генерируются с каждой наносекундой глубоко у нас под ногами, в туннелях коллайдера. И даже если я ухитрюсь что-то испортить, это почти не повлияет на эксперимент: все результаты уже были получены и зарегистрированы, теперь Делахэй лишь использовал выделенное ему время для парочки последних «выстрелов».

Профессор одарил меня напоследок предостерегающим взглядом и вернулся к небольшой группе, ждущей его на другом конце помещения. Здесь не происходило ничего, сотрясающего основы мира: коллайдер был новенький, с иголочки, в офисах еще пахло свежей краской. Делахэй лишь тестировал оборудование в режиме прогрева и калибровал приборы — эквивалент обкатки новой машины в физике высоких энергий. Я работал здесь два месяца, собирая материал о новом коллайдере для журнала «Тайм». На мой взгляд, статься получалась интересной и информативной. Но худшим во всей этой гребаной науке стало то, что из-за нее в моей жизни появился Ларри.

Подошел Энди Чен, мы пожали друг другу руки.

— Прикольно было, когда ты к нам приходил, — сказал он.

— Это точно, — согласился я.

— Нет, я серьезно. Ты жутко выводил старикашку Делахэя из себя. Одно удовольствие было посмотреть. Спасибо.

Я улыбнулся, хотя был еще злее профессора.

— Не за что. А у тебя какие теперь планы? Вернешься в MIT?[1]

Он покачал головой.

— Предложили работу в JPL[2].

— Так это отлично! Поздравляю.

— Ну, посмотрим. Это не чистая наука, но я хотя бы окажусь подальше от этого нелепого старого пердуна. — Он взглянул на профессора, который потчевал студентов какой-то байкой. Энди фыркнул: — Британцы. Что с них взять? — Он перевел взгляд на дверь, возле которой началась какая-то суматоха. — Ну вот, теперь можно начинать вечеринку.

Я посмотрел на дверь и увидел львиную голову Ларри Дэя, возвышающуюся над остальными. Сердце забилось чаще.

— Энди, мне надо по-быстрому переговорить с Ларри. — Мы пожали руки, и я стал протискиваться через толпу. — Отличная новость насчет JPL, приятель. Я серьезно.

Ларри снова был пьян. Это стало очевидно еще до того, как я приблизился. Он был облачен в шорты-бермуды и куртку с «пустынным» камуфляжем. В одной руке он стискивал потрепанную пачку бумаг, а другой держал полдюжины пива в термопленке. Шевелюра у него выглядела так, словно его несколько раз протащили туда и обратно по живой изгороди, а глаза прятались за черными зеркальными очками со стеклами размером с серебряный доллар.

— Ларри, — окликнул я, добравшись до него.

Зеркальные линзы повернулись ко мне.

— О, Алекс. Привет, чувак.

Его окутывала мощная аура виски и кубинских сигар. Он улыбнулся, продемонстрировав желтые неровные зубы.

Журнал «Роллинг стоун» назвал Ларри «зловещим близнецом Стивена Хокинга». Один из самых блестящих физиков своего поколения, уже в двадцать четыре года ставший легендой. Конечно, к тому времени его вышвырнули из Гарварда за инцидент, в который были вовлечены самодельная электромагнитная пушка, замороженная курица и винтажный «ТрансАм» его научного руководителя, но это была лишь часть его загадочного обаяния. Почти все университеты Земли мгновенно предложили ему должность. Его докторская диссертация называлась «Почему все лептоны похожи на Джои Рамоне, но пахнут как Леди Гага», и все согласились, что станет перебором, если она все же принесет ему Нобелевскую премию. Достаточно плохо уже то, что она вошла в шорт-лист. Его аспирантское исследование было смесью прозаичного и безумно экзотичного, он тщательно выбирал себе путь через некоторые экзотические и далекие области квантовой механики и нанотехнологий, выдвинул новую теорию эволюции звезд и опубликовал статью, в которой не только бросил вызов теории Большого Взрыва, но и выставил ее весьма тупой и примитивной. Ларри Дэй. Блестящий физик. Блестящий пьяница. Блестящий серийный бабский соблазнитель. Мы с ним побывали во всех барах Сиу Кроссинга, и из большинства нас вышвырнули.

— Я вчера вечером разговаривал с Элли, — негромко сказал я.

— Замечательно, — ухмыльнулся он, глядя на меня сверху вниз.

Я скрежетнул зубами.

— Она мне все рассказала.

Позади меня Делахэй что-то плел о том, какая здесь сегодня праздничная атмосфера, но я не обращал на него внимания. Я видел лишь рот Ларри и его губы, когда он произнес:

— A-а. Ладно.

— И это все, что ты можешь сказать? — прошипел я. — A-а. Ладно?

Он пожал плечами, несколько листов бумаги выскользнули из его руки и упали на пол.

— А что я могу сказать, чувак? «Извини»?

Делахэй что-то громко отсчитывал, но я слышал его словно издалека. Я бросился на Ларри, схватил его за ворот камуфляжной куртки, толкнул его на два шага вперед и прижал к стене.

— …Три… два… — произнес Делахэй.

— Долбаный ублюдок! — завопил я Ларри в лицо.

— …Один! — воскликнул Делахэй, и мир наполнила неожиданная вспышка чего-то, что не было ослепительно белым светом.

К тому времени когда Фенвик с полковником вернулись, армейский внедорожник был уже загружен. После этого я велел морпехам уйти и сделал все сам. С годами я заметил, что морпехи проявляют некое презрение к тем, кто не является одним из них. Я был гражданский специалист. Для большинства из них это эвфемизм ЦРУ, то есть прямое приглашение волынить и попытаться вывести меня из себя, но я не собирался играть в эту игру.

— Как позавтракали, генерал? — спросил я, когда подошли Фенвик и Кеттеринг.

Фенвик взглянул на полковника.

— Полагаю, я смогу включить в отчет, что этот лагерь не лишен земных благ, мистер Долан, — ответил он, и Кеттеринг облегченно улыбнулся.

Я взглянул на часы.

— Нам действительно пора начинать, генерал, — сказал я. — Мне бы хотелось уехать отсюда до темноты.

— И мне тоже, — фыркнул Фенвик и повернулся к Кеттерингу. — Ньют, если окажетесь в Форт-Брэгге, я закачу для вас такую вечеринку с барбекю, что у вас голова кругом пойдет.

Кеттеринг ухмыльнулся.

— Сэр. Да, сэр.

Они пожали руки, и Кеттеринг встал по стойке смирно, пока мы с Фенвиком садились в машину. Я сел за руль.

— Надеюсь, ты не допустил нарушения протоколов секретности, капрал?

Фенвик улыбнулся и постучал по звездам на погонах.

— Генерал.

Я включил передачу.

— Да пошел ты в задницу, Фенвик. Ты такой же генерал, как и я.

Я выехал из ворот лагеря и поехал к Зоне.

Там было место, которое не было местом. Одновременно слишком маленькое и слишком большое, оно было то ли темным, то ли освещенным чем-то, что не было светом, но возникало на краю зрения подобно гипнотическому кошмару. Тут имелись верх и низ. А может, низ и верх. Я вопил и вопил, и издаваемые мною звуки не были звуками. Я был… Я был…

У меня ушло много времени, чтобы сориентироваться. Или же мне это так и не удалось, и все это было случайностью. Я шагал. Во всяком случае, перемещался. Я не мог понять, что вижу, и не мог быть уверен, что вижу это. Мне хотелось свернуться калачиком и умереть, я несколько раз попробовал, но это было невозможно. Я не мог даже свернуться калачиком — в том смысле, в каком я это понимал. Я поднял руки и посмотрел на них. Они были… Они были…

И в какой-то момент, может, через секунду, а может, через сто миллионов лет, я наткнулся на… структуру. Слишком маленькую и слишком большую одновременно. Она выглядела… невозможно описать, как она выглядела, но я коснулся ее, опустился рядом и свернулся вокруг нее, и в следующий миг я уже лежал на спине, глядя в звездное небо, а рядом кто-то орал:

— Не шевелись, мудак! Лежи, где лежишь!

Я повернул голову, удивленный тем, что все еще помню, как это делается. В шаге от меня стоял солдат, освещенный лунным светом, направив на меня автомат.

— Кто ты такой? — спросил я и едва не задохнулся, потому что все еще пытался говорить так, как мог бы говорить там. Я закашлял, меня чуть не вырвало, и в какой-то момент я осознал, что я голый и ужасно замерз. — Кто ты такой?

— А ты кто такой? — крикнул солдат.

— Долан, — ответил я, и на этот раз смог ответить нормально. — Алекс Долан. Произошел какой-то инцидент.

Тут что-то квакнуло, и солдат поднес ко рту рацию.

— Это Фенвик, сэр, — гаркнул он в рацию. — У меня тут гражданский. И он заявляет, что произошел какой-то инцидент.

При осмотре с Земли пятнадцать лет заброшенности стали более очевидны. У ворот стояли «зеленые береты», которые добрых полчаса проверяли наши документы, пока не убедились, что мы — это мы, и лишь потом пропустили. Как и животные, журналисты со всего мира упорно старались прокрасться через ограждение. Пока это никому не удалось. Во всяком случае, никому, о ком стало бы известно.

Здания стояли, потрепанные непогодой и грязные, трава вымахала по пояс, хотя ее регулярно поливали с вертолетов гербицидами, и начала перебираться на потрескавшийся асфальт дорог.

Я ехал, пока мы не оказались в сотне метров от здания с комнатой управления, прямо под медленно вращающимся спиральным облаком. Не в состоянии замять факт его существования, правительство признало, что в коллайдере произошел инцидент, и объяснило наличие облака электромагнитным эффектом. Ученые — как правительственные, так и другие — все еще спорили об этом феномене.

Фенвик посмотрел на белую спираль и скривил губы. Он обладал многими качествами, лишь очень немногие из которых были достойны восхищения, но трусом он не был. Ему было сказано, что для него не будет опасно подходить настолько близко к Эпицентру, и он в это поверил. И ему даже не приходило в голову, что немалая доля оборонного бюджета уходила на то, чтобы не дать этого сделать животным.

После того как я появился возле него буквально из воздуха, было много споров о том, что с ним делать. Быстрое изучение личного дела намекало, что взывать к его патриотизму бессмысленно, а отвалить кучу денег — нецелесообразно и бесполезно. Рабочая группа из тридцати очень умных мужчин и женщин собралась исключительно для изучения проблемы «что делать с капралом Робертом Е. Ли Фенвиком», который однажды ночью, находясь в патрулировании на военной базе Форт-Брэгг, увидел, как я возникаю из направления, которого никто во вселенной еще не видел.

Их решение оказалось простым и, на мой взгляд, необычно гуманным. Капрал Фенвик был простым организмом, нацеленным в основном на удовлетворение личных желаний, и его лояльность — и молчание — была куплена всего-навсего повышением его в звании до трехзвездного генерала. Что меня восхищало, так это то, что Фенвик никогда не высказывал за это ни малейшей благодарности. Создавалось впечатление, что альтернатива никогда не приходила ему в голову. Казалось, он даже не задумывался о том, насколько проще и дешевле было бы его убить.

— Приехали, значит, — сказал Фенвик.

— Да. Приехали. С этим я спорить не могу.

Я взглянул на облако, потом на здания вокруг. Фенвик удивил всех, восприняв свое новое звание как должное. Он все еще был в армии, но уже не был офицером. У него фактически не имелось обязанностей, кроме связанных со мной. Ему выплатили задним числом генеральский оклад за десять лет, он купил родителям новый дом в Западной Виргинии и новую машину брату, а сам жил с бывшей невестой Розелинн и полудюжиной писклявых отпрысков в роскошном особняке в Александрии, штат Виргиния. Их дети ходили в лучшие школы, и в моменты отчаяния меня это утешало. Старшая дочь, Бобби-Сью, на следующий год собиралась поступать в Принстон. Из-за того что случилось со мной, сыновья Фенвика не будут работать всю жизнь в местных угольных шахтах, а дочери Фенвика не выйдут за спортсмена из команды средней школы, чтобы увидеть, как тот превращается в пьяную скотину, избивающую жену. Все они станут юристами, врачами, конгрессменами и сенаторами, а может, даже и президентами. Когда мне становилось особенно тяжело, я смотрел на бывшего капрала Фенвика и почти верил в то, что мои мучения того стоили. Почти.

— Много у нас осталось времени? — спросил он. Он всегда это спрашивает.

Я пожал плечами.

— Минуты? — Я тоже всегда так отвечаю. — Дни?

Я открыл дверь и вышел из машины. Фенвик тоже вышел, и мы выгрузили ящики. Потом отнесли их в одно из зданий неподалеку от пункта управления и вывалили на пол телефонные справочники. Затем отнесли ящики обратно в машину, а я достал свое снаряжение.

Фенвик взглянул на часы.

— Пора возвращаться.

Я кивнул. Часа через два тут будет перелет границы. Черный вертолет без опознавательных знаков и транспондера-идентификатора пролетит надо мной, до последнего момента игнорируя запросы местных диспетчеров полетов, затем передаст короткий шифрованный сигнал, идентифицирующий его принадлежность к АНБ. Он снизится, выходя из поля зрения радаров, зависнет на несколько секунд, потом поднимется и улетит. Якобы вместе со мной.

— Глупо все это. Однажды кто-нибудь обо всем догадается, — сказал я.

Фенвик пожал плечами.

— Не моя проблема.

Он протянул руку, я ее пожал. Когда мы впервые встретились, он был поджарый и вертлявый. Теперь он стал спокойный, отъевшийся и гладкий, и по большому счету я не мог на него за это злиться.

— В добрый путь, Алекс.

— Тебе тоже, Бобби Ли. До скорого.

— Будем на это надеяться?

— Да. — Я улыбнулся. — Будем.

Фенвик уселся в машину, помахал мне и поехал к воротам, где он скажет «зеленым беретам», что гражданский специалист организовал себе иной способ эвакуации. И это в каком-то смысле будет правдой.

Я смотрел, как машина исчезает в отдалении. Когда она скрылась, я взял свои вещи и отнес в одно из ближайших зданий. Свалил все в пустом офисе, развернул на полу спальный мешок, подкатил к окну кресло и сел.

Комнатка была маленькая и без окон, а из мебели в ней имелись только стол и складной пластиковый стул. На нем сидел капитан. Я стоял по другую сторону стола, охраняемый двумя вооруженными солдатами.

— Итак, все, что мне нужно знать, сынок, это твое имя и то, как ты пробрался с голой задницей на эту базу, да еще так, что тебя никто не увидел, — сказал капитан. Он задавал этот вопрос уже несколько раз.

— Меня зовут Александр Долан. Я журналист. Я был в комнате управления вместе группой профессора Делахэя. И, полагаю, там произошел инцидент.

Я тоже повторял это несколько раз.

Капитан улыбнулся и покачал головой. Он работал в охране базы. А может, в разведке — не знаю. И был воплощением здравомыслия. Казалось, он говорит: мы можем продолжать так весь день и всю ночь, пока ты не скажешь то, что я хочу знать.

— Отыщите профессора Делахэя, — предложил я. — Он подтвердит мои слова.

Я не мог понять, что военные делают в коллайдере. Возможно, инцидент оказался гораздо серьезнее, чем показалось. А это делает его воистину потрясающим мир.

— Я не знаю никакого профессора Делахэя, сынок. Это он помог тебе пробраться сюда?

Я вздохнул и покачал головой.

— Нет. Он руководил экспериментами по запуску коллайдера. Послушайте, если он ранен, может, кто-то другой сможет прийти? Доктор Чен или доктор Морли. Меня там все знают.

— А я не знаю никого из этих людей, мистер Долан. Зато хочу знать, кто вы такой и как, черт подери, вам удалось проникнуть на базу Форт-Брэгг абсолютно голым.

— Форт-Брэгг?

Капитан ответил мне страдальческим взглядом: мол, не вешай мне лапшу на уши, сынок.

Я обвел взглядом комнату. Тут была лишь одна дверь. Она выглядела прочной и была снабжена большими запорами. Но, осмотрев комнату снова, я заметил, что если посмотреть на нее определенным образом, то это вовсе никакая не запертая комната. А всего лишь плоскости массы, которые даже не соприкасаются. По сути, она была широко распахнута.

— А я думал, что нахожусь в коллайдере в Сиу Кроссинг, — сказал я капитану.

— Где? — моргнул он.

— Мне здесь не нравится, — заявил я. И шагнул из комнаты, а потом вернулся туда.

Я прихватил с собой галлон воды в канистре, маленькую туристическую печку на сухом горючем, пару кастрюлек и сковородок и полдюжины армейских рационов. Я взял первую коробку и открыл ее. Еда, готовая к употреблению. Но только если ты в отчаянном положении или не особенно привередлив. В коробке оказались говяжьи равиоли в мясном соусе, несколько ломтей хлеба, печенье, плавленый сыр, вяленая говядина, кофеиновые леденцы, конфеты, кофе, сахар, соль, жевательная резинка, немного сушеных фруктов и другой всячины. Я слышал, что в рацион французской армии включают пакетик красного вина. Эх, если бы Происшествие случилось в ЦЕРН…[3]

Я заметил… нечто. Если твердый предмет может иметь эквивалент негативного изображения, то это оно и было. Нечто вроде негативного смерча, вывернутого наизнанку. Я шагнул к нему…

И обнаружил себя на территории коллайдера, возле здания, в котором я в последний раз видел профессора Делахэя, его команду и Ларри Дэя.

Надо мной возвышался колоссальный облачный столб, медленно вращающийся в небе. Запрокинув голову, я смотрел на него, открыв рот.

И внезапно оказался на земле, корчась от боли. Мышцы сводили судороги и спазмы. Я попытался уйти, но из-за сильнейшей боли не смог сосредоточиться.

Именно так меня и поймали во второй раз, сидя в засаде, потому что предполагали, что я вернусь к коллайдеру. И оглушили меня шокером до полусмерти. Кто-то подошел ко мне и ударил кулаком по бедру. Когда он поднял руку, из моей ноги тянулась пластиковая трубочка, а потом в голове раздался дикий рев, и меня смыла накатившаяся волна черноты.

На капитане и двух охранниках испробовали тот же трюк, что и на бывшем капрале Фенвике. Я уже начал думать, что путешествую по миру, оставляя за собой новеньких генералов. Их осыпали деньгами и повышениями, но почему-то это не сработало так, как с Фенвиком. Они все же проболтались, и в конечном итоге правительство было вынуждено сделать так, чтобы они исчезли. Офицеров рассадили по одиночным камерам в Левенворте, а тех, с кем они болтали, как-то нейтрализовали.

Покончив с обедом, я уселся у окна, потягивая кофе и куря маленькую сигару. Она нашлась в жестяной коробке в рюкзаке — скромный подарок от Фенвика. Во время обеда я слышал, как надо мной пролетел вертолет. Он приземлился на несколько секунд примерно в двухстах метрах от Эпицентра — и это был безумно храбрый поступок со стороны пилотов, необходимый для подержания того, что я считал бессмысленной и примитивной легендой о моем «отлете», — а затем взлетел и улетел на запад. Теперь все стихло, наступала ночь.

Я вспомнил, как все здесь когда-то кипело и бурлило. Теперь коллайдер заброшен, а выживший персонал раскидали по другим местам. Я подумал о Делахэе, Энди Чене, Кейтлин Морли и всех тех, кто был со мной в этой комнате в день Происшествия. Делахэй был нервный неадекват, а Ларри завел интрижку с моей женой, но остальные мне нравились: они были хорошие, спокойные профессионалы и с ними было приятно общаться.

Моя рука лежала на подоконнике. Когда я взглянул на нее, волоски на предплечье зашевелились и начали медленно подниматься.

На этот раз напротив меня находился генерал, а я сидел. По одну сторону от генерала я увидел двоих мужчин среднего возраста в штатском, а по другую — моложавого человека с редеющими волосами и нетерпением на лице.

— Вы меня оглушили шокером и накачали какой-то дрянью, — заявил я. — Не очень-то дружественное обращение.

— За это мы извиняемся, мистер Долан, — сказал один из штатских. — Мы не могли рисковать тем, что вы… снова уйдете. Поставьте себя на наше место.

Я поднял руки. Они были в наручниках, а те подключены к генератору за стулом. Если создастся впечатление, что я намереваюсь проделать нечто возмутительное — или даже слишком сильно чихну, — то через наручники меня шарахнет током и оглушит. Я это знал, потому что они продемонстрировали этот процесс, пока я отходил от успокоительного.

— Я с удовольствием представлю себя на вашем месте. До тех пор, пока вы в состоянии представить себя на моем.

— Это лишь предосторожность, мистер Долан, — заявил второй штатский. — Пока у нас не появится уверенность, что вы не покинете нас снова.

Я посмотрел на наручники. Если разглядывать их под определенным углом, они вовсе не охватывали мои запястья. Я опустил руки и сложил их на коленях.

— Профессор Делахэй?

— Про него мы ничего не знаем, — ответил моложавый. — Мы не осмелились войти в комнату управления. Туда послали робота-сапера с камерами, и… там что-то есть, но не тела, и живых тоже нет.

— Что-то? — уточнил я.

— Мы не знаем что. — Он покачал головой. — Камера не в состоянии передать изображение. Какое-то «слепое пятно» в центре комнаты. Вы можете вспомнить, что произошло?

«Я собирался набить морду Ларри Дэю за то, что он переспал с моей женой».

— Они выполняли последний эксперимент из серии. Делахэй начал обратный отсчет, а потом… — Я посмотрел на них. — Извините. Я не могу это описать.

— Что-либо показалось вам необычным? Что угодно?

«Да, я только что узнал, что у Ларри Дэя интрижка с моей женой».

— Нет, все выглядело нормально. Но я не физик, я журналист.

— И куда вы… попали?

— Не знаю. Куда-то. Никуда. Куда угодно.

Все четверо переглянулись.

— Мы полагаем, что мог быть еще один выживший, — сказал один из штатских.

Я подался вперед.

— На следующий день после вашего первого… э-э… возникновения в Каире произошел инцидент, — продолжил он. — Половина центра города была уничтожена. Видео того, что произошло, не имеется, но некоторые выжившие утверждают, что видели джинна, шагающего через город. Человеческую фигуру, проходившую сквозь дома и разрушавшую их.

Мне в голову пришла ужасная мысль.

— Это мог быть я.

— Мы так не думаем, — сказал второй штатский, покачав головой.

— Почему?

— Потому что такое повторилось вчера в Неваде. Пока вы лежали здесь без сознания. Небольшой город Спайсервиль был полностью уничтожен. Погибло восемьсот человек.

— Мы назвали это взрывом железнодорожного вагона с химикатами, — вставил генерал. — Египтяне назвали свою катастрофу падением метеорита. Но мы считаем, что это был… кто-то вроде вас.

— Что бы ни произошло возле коллайдера, это вас изменило, — сказал моложавый, как мне показалось, с достойным восхищения подтекстом. — Мы считаем, что это изменило и того, другого, кем бы он ни был. Но там, где вы, похоже, нашли способ… справляться… с ситуацией, тот, другой, не смог этого сделать.

— И вовсе я не нашел способа с этим справляться, — возразил я.

Я взглянул на разделявший нас стол. То был довольно дешевый на вид стол для совещаний, из тех, что правительство закупает в огромных количествах в магазинах уцененных офисных товаров. Похоже, я прежде никогда не смотрел на предметы должным образом, теперь же я видел, как этот стол был сконструирован, начиная от субатомного уровня и выше.

— Очевидно, эта… личность опасна, — произнес один из штатских. — И мы очень высоко оценим любую помощь с вашей стороны.

Я вздохнул. Потом разобрал стол на детали и сложил их в форме, которая мне понравилась. Однако больше никому из присутствующих она не понравилась, судя по тому, как они подпрыгнули и с воплями ломанулись к двери. А я выскользнул из наручников и вернулся туда.

Я вышел наружу и встал перед зданием, сунув руки в карманы. Примерно семь часов назад я сидел в комнате для совещаний в подвале Белого дома с президентом и примерно дюжиной сотрудников ЦРУ и АНБ и смотрел видео.

Оно было снято беспилотником «Предатор», летящим над Афганистаном. Это было острие длительной операции по ликвидации полевого командира «Талибана» под кодовым названием «Водораздел». Этого типа проследили до огороженного поселения в Хелманде. Мы смотрели обычное военное видео — не черно-белое, а со странной смесью оттенков серого. Ландшафт то отдалялся, то приближался, когда оператор беспилотника, находясь в тысячах милях от него, на континентальной территории США, наводил аппарат на цель. Потом на холме показалась кучка зданий, беспилотник запустил ракету, и в этот момент из-за угла одного из зданий вышел человек. Несколько секунд перекрестье камеры беспилотника подергивалось в центре экрана, а потом здание пыхнуло во все стороны и исчезло.

А секунду спустя целый и невредимый и вроде бы даже не заметивший взрыва человек спокойно вышел из дыма и пошел дальше.

— Итак, — сказал президент, когда видео закончилось, — или война в Афганистане только что приняла очень странный оборот, или нам понадобятся ваши услуги, мистер Долан.

Я посмотрел в небо. Луна висела низко над горизонтом, и все было залито странным, не имеющим направления серебристым светом, отбрасывающим странные тени от зданий. В воздухе разливалось наэлектризованное ожидание, запах озона и жженого сахара, из ниоткуда дул ветерок. И тут он возник в нескольких шагах от меня, озираясь и издавая странные звуки. Я вздохнул.

— Ларри, — окликнул я.

Ларри обернулся и увидел меня.

— Господи, Алекс. Что случилось, черт подери?

Ларри не помнил Происшествия, и это было хорошо. И не помнил, что происходило потом, что еще лучше. Зато он удивительно легко приспосабливался к ситуации, и я не мог себе позволить расслабиться даже на секунду.

Я подошел и остановился, глядя на него. Он очень походил на серию картинок из комикса, изображающую взрывающегося человека. Вот он на первой картинке, твердый и цельный человек. А вот в конце серии — разлетающиеся кости, мясо и прочие ошметки. А вот он на протяжении трех-четырех предыдущих картинок, когда взрыв только начинается, а тело разлетается на части. И все это Ларри — человек, невозможным образом пойманный в момент взрыва. Его тело выглядело одновременно и отвратительно, и абсурдно: анимированное облако из мяса и крови в форме человека, только раза в два больше нормального размера.

— Произошел несчастный случай, — сказал я. — Что-то случилось во время последнего эксперимента, и мы до сих пор не знаем точно, что именно.

Голос Ларри прозвучал откуда угодно, но только не из его взорванной гортани. Он доносился словно с большого расстояния, как радио, настроенное на далекую галактику.

— А что стало с твоими волосами, Алекс?

Я провел ладонью по голове.

— Прошло много времени Ларри. Я постарел.

— Сколько? — уточнил зловещий голос.

— Почти двадцать пять лет.

Ларри осмотрелся и снова издал те странные звуки.

— Делахэй?..

— Все мертвы. Делахэй, Уоррен, Чен, Брайт, Морли. Вся команда. Выжили только ты и я.

Ларри посмотрел на свои руки. Невозможно было прочесть выражение на том, что было у него вместо лица, но он издал звук, который можно было принять за смех.

— Похоже, я не очень-то хорошо уцелел, Алекс. — Он посмотрел на меня. — Зато ты вроде бы в порядке.

Я пожал плечами.

— Я же говорил, что мы до сих пор не знаем точно, что там произошло.

Ларри снова жутко хохотнул:

— Боже мой, я смотрюсь как персонаж из комикса. Может, ты думаешь, что я стал супергероем, Алекс?

— Это… необычный взгляд на ситуацию, — настороженно произнес я.

Ларри вздохнул.

— Или что у меня появилось рентгеновское зрение, или что-то вроде. А не… — он помахал не совсем руками, — … это.

— Ларри, тебе нужна помощь.

— Да ну? — рассмеялся Ларри. — Ты так думаешь? Господи, Алекс. — Он принялся расхаживать взад-вперед, потом остановился. — Где я был? Прежде?

— В Афганистане. Мы полагаем, что ты просто старался найти дорогу обратно, сюда.

Ларри покачал головой. Смотреть на такое было жутковато.

— Нет. Еще раньше. Это было… все было неправильно… образ…

— Ларри… — сказал я, делая шаг вперед.

— А еще раньше… я был здесь, и у нас был тот разговор…

— Это просто дежавю. И оно не стоит твоих волнений.

Ларри выпрямился, и его тело даже обрело внутреннюю устойчивость.

— Алекс, сколько раз мы такое уже проделывали?

Я покачал головой.

— Чертовски много раз, — ответил я, сунул руки в колышущуюся и взрывающуюся массу тела Ларри Дэя и утянул нас обратно в ад.

Я до сих пор не знаю точно, почему вернулся после того, как сбежал во второй раз. Вероятно, просто хотел узнать, что со мной произошло, а узнать это самостоятельно было невозможно. Возможно, испугался, что если пробуду там слишком долго, то забуду, что значит быть человеком.

Генерал и три его приятеля оказались недоступны. Позднее я узнал, что они в госпитале, с тех пор как увидели, во что я превратил стол. Одного из них привести в норму так и не удалось. Вместо них для общения со мной назначили двух других генералов — одного из авиации, а второго армейского — и адмирала, а в довесок к ним группу азартных молодых ученых. И за всем этим зверинцем присматривали спокойные и эффективные ребята из ЦРУ и АНБ.

Меня расспрашивали (или допрашивали) снова, и снова, и снова, и моих ответов не хватило бы, чтобы исписать оборотную сторону почтовой открытки. Один из ученых спросил: «Что значит находиться там? Сколько там измерений?», и я смог лишь ответить: «Недостаточно. Слишком много. Не знаю».

Мы оказались неподготовленными. Мы знали слишком мало, и поэтому он едва не достал меня в тот первый раз. Я знал, что там Эпицентр служит чем-то вроде маяка, огромным и твердым негативным смерчем, и одним из немногих полезных советов, которые я смог дать, был такой: надо следить за любыми проявлениями на территории коллайдера. А я вернулся ждать в наш старый дом в Сиу Кроссинг, потому что знал. Знал, что он ищет ориентир, точку отсчета, потому что именно это делал я. И когда проявления начались, меня в полной секретности доставили в Зону, и я впервые увидел его появление. Впервые услышал, как он говорит. И подумал не в последний раз: «Конечно. Это должен был оказаться Ларри, кто же еще?»

Он был в смятении, напуган и зол, но быстро пришел в себя. Я рассказал ему о том, что произошло — во всяком случае, о том, что мы поняли, — и мне показалось, что его взрывающееся тело немного уплотнилось. Он осмотрелся, сказал: «Должно быть, так чувствует себя бог», и у меня кровь застыла в жилах. А потом я почувствовал, как он пытается разобрать меня на части и собрать иначе — так, как я переделал стол.

Я сделал первое, что пришло мне в голову. Схватил его и вернулся туда вместе с ним, а потом выпустил и вернулся сюда.

Когда он вернулся во второй раз, все повторилось. Несколько случайных проявлений, немного ошеломляющих, но относительно мелких разрушений. Потом он отыскал дорогу к Эпицентру, ошеломленный и ничего не помнящий. Но пришел к тому же заключению: «Должно быть, так чувствует себя бог». И мне пришлось уволакивать его туда.

И снова. И снова. И снова.

Я прошагал невообразимое расстояние. На это у меня ушло невозможно долгое время. Ничто здесь не означает что-то и не имеет какой-то смысл, но тут есть структуры, колоссальные предметы, которые слишком малы, чтобы их увидеть: останки профессора Делахэя и других жертв Происшествия. Есть и останки специально обученной команды «морских котиков», посланных сюда президентом, — не нынешней, а предыдущей, — когда он решил, что может создать группу всеамериканских супергероев. И я, и практически все ученые, занятые в исследовании Происшествия, уговаривали этого не делать. Но когда президент командует прыгать, ты лишь спрашиваешь, какая высота ему нужна, поэтому «котики» здесь и остались. Там нет жизни или смерти, только существование, поэтому профессор Делахэй и остальные существуют в шрёдингеровском не-совсем-состоянии, пытаясь разобраться, что они такое и где находятся. Если им это когда-либо удастся, я буду очень занят.

Ученые называют это «пространством Калаби-Яу», или, если хотят нагнать таинственности, «многообразием»[4]. Которое может существовать, а может и нет — никто не знает. Спецы по «теории струн», обалдевшие от радости, потому что у них появились свидетельства очевидца, побывавшего в ином пространстве, назвали его в мою честь, хотя я смог дать им очень мало подтверждающих сведений. Пространство Калаби-Яу существует на расстоянии крохотной доли нанометра от того, что я привык считать «нормальным» пространством, но чтобы протолкнуть между пространствами один-един-ственный фотон, понадобится больше энергии, чем ее вырабатывает вся вселенная.

Однако перемещение между измерениями больше похоже на дзюдо, чем на карате — это скорее манипулирование силой, чем прямое ее применение. Каким-то образом последний эксперимент Делахэя направил эти силы в неправильном направлении, зашвырнув все в радиусе пяти метров в ужасную пустоту и оставив после себя Эпицентр — пульсирующую открытую рану между мирами. Точку, которую невозможно описать. Кто-то мне однажды сказал, что вероятность Происшествия — миллиарды и миллиарды против одного. Это примерно как пройтись по всем казино на Стрипе в Лас-Вегасе, сыграть на всех стоящих там автоматах и выиграть на всех джекпот, и все это за один вечер. Но есть одно обстоятельство насчет шансов и вероятностей. Вы можете говорить о них сколько угодно, проделывать всяческие хитроумные расчеты, но в конечном итоге результат сводится только к или-или. Только это и имеет значение. Или ты выиграешь все джекпоты на Стрипе, или не выиграешь. Это или произойдет, или нет. Это произошло, и вот я здесь. И здесь же каким-то образом находится Ларри Дэй.

Существовать в пространстве Калаби-Яу, обладать способностью шагать между измерениями, использовать проникновение в сущность для манипуляции «реальным» миром… это действительно словно быть богом. К сожалению, это как быть одним из богов, о которых писал Лавкрафт: огромным, непостижимым и совершенно лишенным человеческой морали. Пока человечеству везет в том, что Ларри, судя по всему, не смог как следует освоиться со своей божественностью. Никто из нас не сумел понять, почему я освоил ее настолько легко и почему это до сих пор настолько тяжело для Ларри. А также почему возвращение Ларри туда отбрасывает его на исходную позицию, в то время как я могу перемещаться туда и обратно безо всякого вреда для себя. Ларри был одним из умнейших людей в истории человечества, но не сумел справиться с Многообразием, в то время как я, самый прозаичный человек на свете, о чем любила напоминать моя бывшая жена, овладел им практически сходу. Я мог лишь сказать им, что при каждой нашей встрече — а на сегодня эту короткую пантомиму мы изобразили уже пятьдесят два раза — он осваивается все быстрее. Однажды он появится в полной форме, и я уже не смогу утащить его туда. Мне придется сразиться с ним здесь, и как это будет, не смог бы вообразить и Стэн Ли[5]. Или-или. Мир или уцелеет, или нет.

Ларри не славный малый. Он был великим человеком до Происшествия, и он мне очень нравился, пока я не узнал о нем и моей жене. Но он не славный малый. Если бы я составил список тех людей, которым пожелал бы, чтобы их укусил радиоактивный паук, то Ларри, пожалуй, расположился бы в нем ближе к концу.

А самая поразительная и экстравагантная космическая шутка заключается в том, что Ларри — даже не самый страшный сценарий исхода. Кошмарный сценарий начнется, если Делахэй, Чен, Морли, отряд «котиков» и все животные, пробравшиеся в Зону, несмотря на все усилия этого не допустить стоимостью миллиард долларов ежегодно, каким-то образом перейдут одновременно в состояние покоя и найдут дорогу сюда. Если такое произойдет, то «Сумерки богов» покажутся безмятежным утром в придорожной кафешке. Я планирую в тот день оказаться где-нибудь в другом месте. Меня вполне устраивает, что я пока изображаю гуманизм, но я этим людям ничего не должен.

В конце концов я наткнулся на комнату. Хотя это не была комната в том смысле, какой ее увидели бы здесь. Для меня это были распределенные плоскости напряжений и узлы массы, открытые со всех сторон и настолько огромные, что не измерить. Я шагнул в комнату и уселся в удобное кресло.

Никто не завопил. Никто не убежал. Меня, разумеется, ждали, и я уже давно научился, как одеваться перед возвращением сюда. Люди терпеть не могут, когда голый мужчина появляется из ниоткуда в комнате для совещаний в Белом доме. Кто-то принес мне кофе. Он здесь всегда превосходный.

— Мистер Долан, — сказала президент.

— Мадам президент, — отозвался я и глотнул кофе. — Он восстанавливается все быстрее.

— Мы это заметили, — подтвердил ученый по фамилии Серпински. — А остальные?

— Я видел некоторых. Они все еще в состоянии покоя. И я не уверен, что мне следует их проверять. Ведь сам факт наблюдения может спровоцировать их коллапс в одно из двух состояний?

Серпински пожал плечами. «Мы не знаем». Может, надо сделать эти слова гимном нашей компании?

— Вы выглядите усталым, — сказала президент.

— Как хочу, так и выгляжу, — огрызнулся я, и пожалел об этом. Президент мне посочувствовала, а я действительно устал. В любом случае, это было смешно. С какой стати богоподобный супергерой, проходящий между измерениями, захочет выглядеть как полноватый и лысеющий мужчина средних лет?

Если бы я захотел, то смог бы принять образ Леди Гаги, или Роберта Дауни-младшего, или огромного хрустального орла. Чего мне действительно хотелось, так это вновь стать обычным, но именно этого я сделать не мог.

Я взглянул на их полные ожиданий лица. Им не терпелось услышать, как я снова спас мир.

— А можно мне бутерброд? — спросил я.

© Dave Hutchinson. The incredible exploding man. 2011.

Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в альманахе

Solaris Rising (Solaris).

© Андрей Новиков, перевод, 2016

Дэйв Хатчинсон (Dave Hutchinson)

____________________________

Британский писатель и журналист. Родился в Шеффилде в 1960 году. Рано начал писать фантастику и с восемнадцати до двадцати одного года выпустил четыре сборника фантастических рассказов. После этого полностью ушел в журналистику. Вернулся в фантастику только спустя двадцать лет с фэнтези-романом The Villages (2001). Повесть The Push (2009) была номинирована на премию Британской ассоциации научной фантастики (BSFA). Кроме того, он проявил себя и как редактор антологии Under the Rose и соредактор антологий Strange Pleasures 2 и Strange Pleasures 3. Шумную известность Дэйву принесли романы о ближайшем будущем Европы: Europe in Autumn (2014) и Europe at Midnight (2015, номинирована на BSFA). В 2016 году выходит третья часть — Europe in Winter.

Живет в Лондоне с женой и несколькими кошками.