«Желтая смерть»

Глава 37

— Государь, германцы только прогрызают наш фронт, прорыва у них не получается. В развалины Краков превратили, как и Париж — ничего большего у них не выходит, как бы они не старались.

Ренненкампф пожал плечами — ожидаемое майское наступление кайзеровских войск явно провалилось. Задумано неплохо — нанести два сильных удара вдоль левого берега Вислы, чтобы сама река прикрывала открытый фланг. Один с севера, от Торна или Торуни, другой юго-западнее, на захваченный корпусом Келлера в самом начале войны Краков. Да и действовали немцы ожидаемо — подвезли крупнокалиберную артиллерию и стали проламывать фронт на полосе шириной в тридцать километров. Вот только сейчас на дворе стоял совсем другой 1915 год, и бросать в самоубийственные контратаки, расходуя драгоценный состав кадровой армии Ренненкампф не собирался, применив приемы из совсем другой войны.

Поступили намного проще — подвели тяжелую полевую артиллерию и начали подбивать горловину прорыва, стараясь превратить ее в «бутылочное горлышко». И впервые привлекли к делу новую «напасть», которую германцы совсем не ожидали увидеть.

По позициям крупнокалиберной артиллерии отбомбилась Эскадра Воздушных Кораблей, где уже насчитывалось три с половиной десятка четырех моторных бомбардировщиков «Илья Муромец». Вот это и было «ноу-хау», до которого все враждующие стороны еще не додумались. А перспективы авиации были оценены еще семь лет тому назад, когда хрупкие аэропланы еще еле держались в воздухе. Ведь самое уязвимое место в российском самолетостроении в годы 1-й мировой войны представляли авиамоторы — собственный выпуск на Русско-Балтийском вагонном заводе являлся мизерным, буквально несколько штук в месяц. А потому в двенадцатом году стали строить нормальный завод, закупив станки у Северо-Американских Соединенных Штатов — старались технологии брать у самой передовой на это время промышленной державы мира. Именно производственное оборудование было главным — авиастроение за океаном находилось еще на «пещерном» уровне. Зато к началу войны стали выпускать вполне надежные авиадвигатели РБВЗ в 90 и 140 л. с., причем производство от нескольких штук в месяц, к декабрю четырнадцатого года стало представлять недельный выпуск, сейчас ежедневный — два завода просто втянулись в работу, как и сами специалисты. И можно было еще наращивать как выпуск, так и мощность самих двигателей, которые конструктивно уже отработаны в производстве, лишившись большей части неизбежных «детских болезней».

Одновременно создали управление ВВС с фронтовыми структурами, с прямым подчинением им авиационных эскадрилий — дробить авиацию по корпусам, как делали все противоборствующие стороны, не стали с самого начала, образовав отдельный вид вооруженных сил. Во главе встал великий князь Александр Михайлович, крайне деятельный и энергичный, к тому же умный, что немаловажно.

За зиму наладили выпуск ПВ, синхронизированного «максима» для установки на истребители, и ДС — аналога ДТ, турель сразу начали использовать на бомбардировщиках и разведчиках. Финансы сэкономили на «колбасе» — от использования аэростатов и дирижаблей отказались заблаговременно, не «переболев» этой «болезнью». Да и собственное ПВО появилось — на грузовики «Руссо-Балт» стали устанавливать трехдюймовые пушки Лендера, как и было в прошлой истории, только в большем количестве. Появились и счетверенные пулеметы «максима», но ими не увлекались — на фронте каждый пулемет был на счету, хотя производство уже сейчас достигло максимального уровня декабря 1916 года — тысяча двести штук в месяц. Столько же уже выпускалось и «дягтерей», генерал Федоров наладил их производство на Ковровском заводе, причем гарантировал, к концу лета будут производить уже по две тысячи штук в месяц. И это только на казенных заводах, «частникам» заказы на производство нового оружия не давали, зато озадачили ремонтом, с которым арсеналы не справлялись…

— Польское население сильно недовольно, Павел Карлович, что война разрушает их жилища и приносит в жизнь бездну лишений, — в голосе царя сочувствия не прозвучало, впрочем, как и злорадства. А вот Ренненкампфа этот вопрос совершенно не беспокоил, наоборот — он видел, что сами поляки, которые с началом войны возлагали надежды на немцев, которые освободят их от «русских оккупантов», начинают яростно ненавидеть тевтонов. Обычные поляки, далекие от политических игрищ панства, что держали руку Вены, и кормились с ее ладони. Особенно такие «революционеры» как Пилсудский, что пытался сейчас создавать «польские легионы» для войны с русской армией. Тем лучше — самая действенная дискредитация выйдет!

— Это проблемы польского населения, государь. Им всем было предложено уходить за Вислу, оказывалась помощь — и кто после этого виноват?! Они ждут немцев — и те придут, но в разоренный войной край — мы будем драться за каждый город, за всякое местечко. В худшем случае оставим только западную часть «польского балкона», но германская армия умоется тут кровью. Жалеть поляков я не стану — панство, единственное среди всех славянских народов, решило, что будет держаться немецкой стороны, Берлина или Вены. И это хорошо — чем больше поляжет «оголтелых», тем для будущего России лучше. Меньше проблем будет!

Ренненкамп сдержался, чтобы не выругаться в присутствии императора. За время, проведенное в Варшаве, он сделал немало выводов. Именно поляки охотно сдавались немцам и австрийцам в плен, не желая воевать за ненавистную им Россию, и сохранить собственные жизни. Вот только жестоко просчитались — теперь их насильно отправляли на войну с императорской армией, и первые бои привели к жестоким потерям среди «панства». К тому чехи и словаки, перешедшие на сторону Антанты, их яростно возненавидели — в плен друг друга не брали, борьба пошла на взаимное уничтожение, ведь от клейма предателей «славянства» вовек «пшекам» не отмыться…

Для первых двух лет войны «Илья Муромец» Сикорского являлся тяжелым бомбардировщиком, что мог вывалить на противника двадцать пять пудов бомб — четыре центнера. До подобного самолета союзники дошли только в конце войны, осознав ценность многомоторных аэропланов. Да и оборонительное вооружение с полудюжины пулеметов делало «Илюшу» опасным противником для вражеских истребителей, а отнюдь не жертвой.

Глава 38

— Всего какой-то десяток новых казенных заводов, построенных заблаговременно! Они если не решили проблемы, то сильно их сгладили, а суммы потраченные на их строительство плевые, в сравнение с теми, что сейчас выбросили бы на закупку всего необходимого…

Ренненкампф еще раз посмотрел на сухие строчки отчетности, в какой раз мысленно поблагодарив как великого князя Николая, так и его тезку императора. Эта парочка сыграла на опережение — прекрасно зная, что война неизбежно начнется, они сыграли на опережение. Ухнули приличные суммы, опустошив государственную казну, на строительство заводов, закрыв все те бреши, которые бы сейчас начали играть свою зловещую роль. Взять те же патроны — в прошлую войну их не хватало еще потому, что заново снаряжение отстрелянных гильз не производилось. Сейчас их собирали во всех полках, упаковывали в пустые ящики и отправляли в арсеналы. А там из готовых элементов уже снаряжали по-новому гильзы, а негодные отправляли на переплавку. Все потому, что в каждом батальоне по штату ввели отдельный взвод с офицером, которые этим делом и занимались, как и многим другим — солдаты именовали их «трофейщиками».

И такой подход был практически во всем — максимальная отдача при использовании любых ресурсов, включая людские!

Цифры, которые он вбил себе в память, говорили сами за себя — в прошлой истории царская Россия до конца 1916 года произвела чуть больше двух миллионов винтовок, столько же изготовили в Австро-Венгрии, на полмиллиона больше в Германии. В Англии и Франции произвели чуть больше полутора миллионов — и при этом только в России возник первым «винтовочный голод», тогда как другие участники о том не писали «передовицы» в своих газетах, а наводили порядок в войсках и на заводах.

А может все дело в том, что не было должного ухода за оружием, что призывали солдат и не давали им должного воинского обучения, раздувая армию запасными бородачами и новобранцами, которые не приносили реальной пользы, как показало «великое отступление»?!

Та же картина с пулеметами, если присмотреться внимательно — Россия изготовила свыше 16 тысяч «максимов», а Германия почти 30 тысяч, но две трети из них были переделки в «ручные» варианты. Франция и Англия за счет тех же «ручников», изготовили по 50 и 40 тысяч пулеметов — львиная доля выпадала на «шоши» и «льюисы».

Но сейчас этого просто не будет — производство более простых и технологичных, а потому дешевых пехотных «дегтярей» будет расти прежними темпами, и к концу 1916 года их будет выпущено порядка 35 тысяч штук. К ним больше двадцати тысяч станковых пулеметов, и это всего мощности двух больших заводов. Нет смысла увеличивать производство и тем более закупать за границей. А если добавить автоматы Федорова под пистолетный патрон, то нет нужды вообще надрывать промышленность заказами на оружие, хватило бы только боеприпасов. С последними ситуация намного лучше, чем могла быть к лету этого 1915 года. Так что воевать можно, и вполне эффективно, главное, не допускать излишних потерь.

— Германия чисто стратегически войну уже проиграла, победа могла быть только в одном случае — раннего сокрушения Франции. А раз этого не вышло, то поражение неизбежно.

Надо отдать должное немцам — противник деятельный и энергичный. За зиму германцы фактически удвоили за счет ландвера и новобранцев количество пехотных дивизий. Судя по номерам, их стало где-то 170–180, но в три полка, вместо четырех. Россия тоже перевела дивизии на этот штат, не только сравнявшись с Германией, но увеличив силу до 230 дивизий, но меньшей численностью штатов. Начатая в этих двух странах «перманентная мобилизация» теперь шла только на восполнение потерь. Развернуть большее число дивизий кайзер не мог из-за недостатка людских ресурсов, а Россия по недостатку артиллерии. Наполнять фронт «пушечным мясом» было недопустимо, из-за риска революционной пропаганды. Лучше постоянно держать формирования в комплекте, а не плодить на фронте число необученных и безоружных, что подвержены панике.

Интересно, что немцы не отказались от идеи маневренной войны, хотя число эскадронов уменьшилось на четверть, так как лошади потребовались для развертывания новых дивизий, где они нужны были в орудийных запряжках и обозных повозках. Кавалерийские дивизии у них теперь состояли также из трех бригад, но в двух по два полка на конях. А в третьей бригаде оба полка дружно пересели на велосипеды, самокатчики пошли на пополнение. То же самое происходило в кавалерийских полках, прикрепленных по одному на каждый корпус — три эскадрона конных, четвертый самокатный.

Весьма остроумное решение, что и говорить, немцы тут мастера — создать эрзац-кавалерию!

Но тут ничего не поделать — оказавших в тисках морской блокады, немцы стали все чаще прибегать к «заменителям», натуральных продуктов стало не хватать. Особенно, когда французы стали использовать «научный подход», тщательно высчитав, сколько продовольствия нужно жителям нейтральных европейских стран, что торгуют с Германией. А то непорядок — на каждого шведа, от младенца до старика пришлось в месяц по шесть килограммов шоколада — это же все должны быть поголовно больны диабетом. И месяц назад были установлены квоты, а в нейтральные порты транспорты стали пропускать после досмотра и по разнарядке — в Лондоне осознали, что германия скупает сырье через подставных «нейтралов».

Теперь нужно стойко держать позиции против германских войск и бить по ее союзникам как можно крепче. И первой под «раздачу» попала Турция, решившая вступить в войну 7 ноября прошлого года. Германские «Гебен» и «Бреслау» под турецкими флагами, вместе с двумя османскими крейсерами вышли из Босфора, разминувшись ночью с линкором «Севастополь», что под флагом контр-адмирала Колчака вышел в поход к проливу, сопровождаемый новыми эсминцами. Это спасло турок, но ненадолго — «севастопольской побудки» не вышло. У мыса Сарыч (совпадение или инерция истории) линейный крейсер столкнулся рано утром в тумане с эскадрой из трех броненосцев, которые вел адмирал Эссен.

Стычка была яростной — с тридцати кабельтовых «Гебен» накрыл «Ростислав», поразив броненосец семью 280 мм снарядами и несколькими в 150 мм. Тот сумел сделать в ответ только один удачный выстрел из носовой башни — 254 мм снаряд не нанес германскому кораблю ущерба. Зато стало ясно, что противостоять дредноуту броненосец не может — «Ростислав» загорелся, взорвалась правая носовая башня 152 мм пушек — через четверть часа искалеченный корабль ушел на дно с частью команды, большинство моряков успели спасти миноносцы.

«Потемкин» и «Три святителя» отомстили за погибшего товарища — их комендоры поразили неприятеля градом шестидюймовых снарядов и тремя 305 мм «чемоданами», один из которых оказался роковым — подводная пробоина в носовой части значительно снизила ход флагмана адмирала Сушона. Победа для немцев оказалась воистину «пирровой» — у Босфора возвращавшийся «Гебен» следующим утром встретил разъяренный Колчак на «Севастополе». Погоня продолжалась семь часов, и в конце-концов «немца» догнали. Бой теперь пошел с точностью наоборот — теперь германский корабль стал «мальчиком для битья». Противостоять русским пушкам крупповская броня не смогла — линейный крейсер нахватался снарядов, и Сушон выбросил свой корабль на мелководье. Там «Гебен» окончательно был превращен в развалины после подрыва погреба.

«Бреслау» и «Гамидие» после обстрела Новороссийска и Керчи вовремя возвратились на Босфор — на них получили радиограмму с «Гебена». А вот тихоходный «Меджидие», что отправился обстреливать Одессу, перехватили «гвардейцы» — турки спустили флаг, прекрасно понимая, что расправа будет страшной — все же война не была объявлена…

— Ладно, сами с турками справимся, раз англичане не захотели высаживаться в Галлиполи. Юденич их теснит, и хотя Саракамыша не случилось, но обе османские армии разбиты. Да и австрийцам снова достанется, благо теперь у них руки связаны!

Ренненкампф посмотрел на карту — там были выведены красные стрелы — Юго-Западный фронт генерала Брусилова, давно занимавший позиции на южных отрогах Карпат, готов перейти в наступление. Собрали в три ударных кулака все гренадерские и сибирские дивизии, полнокровные, отлично вооруженные, с кадровым составом. И подкрепили двумя конными армиями генералов Келлера и Мищенко, предназначив их для прорыва.

Момент выбран удачный — в войну на стороне Антанты вступила Италия, и австрийцы были вынуждены ослабить свой фронт на полтора десятка дивизий, спешно переброшенных от Карпат.

— Грех такой момент упускать, — пробормотал Ренненкампф, и, сощурив глаза, произнес. — Немцы увязли в Польше, и могут не успеть помочь своим союзникам венграм! А если сами прорвемся в Трансильванию, то в войну вступит Румыния — с паршивой собаки хоть шерсти клок!

Бой у мыса Сарыч — три русских броненосца против германского «Гебена»

Глава 39

— В той бухте адмирал Нахимов одержал величайшую победу в истории русского флота. Спустя шестьдесят один год в Синопе высадилась наша армия. И оттуда мы уже не уйдем, Михаил Васильевич.

— Любая война заканчивается миром, Павел Карлович, — начальник Генерального Штаба генерал от инфантерии Алексеев отвечал настороженно, иной раз отводил взгляд, что помогали скрывать стекла очков. Ренненкампфу это сильно не нравилось, но пришлось «сработаться», ибо таков был выбор царя, посчитавшего, что вторым руководителем армии должен быть генерал с русской фамилией. В принципе неплохой профессионал, спокойный и несуетливый, свою точку зрения всегда обосновывал, признавал и правоту другого — так что в таком «тандеме» можно было приносить немалую пользу — они не «мешали», а взаимно «дополняли» друг друга.

— Вы хотите сказать, что союзники по Антанте нас «попросят» уйти? Может быть и так, но у его величества тут масса возможностей. Можно воссоздать греческое государство Понт, благо лет пятьсот назад там была Трапезундская империя ромеев…

— Четыреста пятьдесят, если быть точнее. Население в восточной части и сейчас наполовину православное, армянское или греческое.

— Вы историк, вам виднее. Сейчас турки бегут с занятыми нашими войсками областей, опасаясь мести за устроенную ими резню армян. А те наоборот бегут туда, понимая, что найдут у нас защиту. Так что со временем произойдет своеобразная ротация жителей — магометане господствовали благодаря силе, но теперь их власть рухнула — мы оказались сильнее, по крайней мере, пока продвижение Юденича идет успешно.

Павел Карлович понимал, что ситуация на Кавказском фронте сейчас принципиально иная, чем была в реальной истории. К сентябрю все русские дивизии там были полностью отмобилизованы, более того, переброшены из Туркестана два корпуса, в которых также было по три стрелковых дивизии четырех полкового состава. В октябре провели реорганизацию — из выделенных полков — все дивизии переводились на уменьшенный штат, сформированы при корпусах четвертые дивизии. Но сами корпуса «раздвоились», как та амеба — тем самым было улучшено управление, ведь действия крупных соединений в горах затруднительны. А так получилось десять корпусов, в две стрелковые и казачью дивизии каждый, разделенных между тремя армиями. Плюс два казачьих конных корпуса, пара гренадерских дивизий, несколько пластунских бригад, более мелкие формирования. Сила была собрана огромная, на фронте против австрийцев и германцев ее решили не использовать, а действовать исключительно против турок. В том что османы влезут в войну, сомнений не было — англичане 3 августа конфисковали два турецких линкора, чем вызвали всплеск негодования. Моментом воспользовались немцы — в Константинополь пришли «Гебен» и «Бреслау», упущенные Королевским Флотом в Средиземном море. На них подняли турецкие флаги, а моряки кайзерлихмарине сменили фуражки и бескозырки на фески, но «маскараду» никто не поверил. Английские адмиралы в Эгейском, и русские в Черном море, получили одинаковые приказы — при появлении «Гебена» немедленно потопить этот корабль как неприятельский.

Так что война была неизбежна, желай того турки или нет — Османская империя вот уже век была самым «больным человеком» на континенте, и ее владения понемногу «дербанили» более сильные европейские державы. Так Англия «отжала» Египет и Кипр, Франция «подгребла» Алжир и Тунис, а итальянцы совсем недавно «положили взгляд» — Триполитания и Киренаика три года назад достались колониальным владением, как и Додеканезские острова в Эгейском море. Австро-Венгрия, не долго думала после поражения России в войне с Японией, и в 1908 году объявила, что оккупированные ее тридцать лет назад Босния и Герцеговина, являются теперь ее составной частью «лоскутной монархии». До «дипломатической Цусимы» не дошло, но на петербургском «Певчем мосту» только «утерлись».

Турция слабела с каждым годом, и это видели не только «великие державы». Три года тому назад Болгария, Греция, Сербия и Черногория вступили между собой в военно-политический союз — началась Балканская война, и турецкие владения в Европе исчезли. Эпир и северная Фессалия с Салониками досталась Греции, Косово и часть Македонии Сербии, кое-что прирезала себе из албанских земель Черногория, а большую часть Македонии, южную и Фракию получила Болгария. А вот большую часть восточной Фракии с Адрианополем или Эдирне оставили османам, чем вызвали недовольство у болгар, ведь там проживали их соотечественники.

К великому удивлению Ренненкампфа тут не случилось 2-й Балканской войны, когда бывшие союзники передрались между собой. Вернее, всем скопом, включая присоединившуюся Румынию и побитую ими же Турцию, немилосердно «отметелили» Болгарию. А все дело в том, что болгарский царь Фердинанд непонятно отчего умер в 1910 году, хотя должен был прожить чуть ли восемьдесят лет, и умереть лишь после 2-й мировой войны. А тут взял и в одночасье помер — может быть съел «грибков». Мутная история, такая же, как с удавшимся покушением на великого князя Николая Николаевича, и ранением премьер-министра Столыпина.

На престол вошел первенец покойного монарха, 16-ти летний царь Борис III, «крестным отцом» которого являлся русский император Николай Александрович. И отношения между царями были вполне «теплые», так что сейчас не ясно, будет ли Болгария соблюдать нейтралитет, или воевать, но тогда на чьей стороне — вот в чем вопрос. Претензии у Софии только к Белграду, к Бухаресту и османам. Но сербы воюют вместе с Россией и нападение на них чревато осложнениями. Видимо, потому самодержец и приказал адмиралу Эссену с двумя новыми линкорами — «Севастополем» и только вступившей в строй «Чесмой» — нанести визит в Варну. Не принимать такой довод болгарские политики не могут — теперь на Черном море нет «Гебена», а турецкий флот заперт в Мраморном море. Да и одно название — пара дряхлых броненосцев и два крейсера — и на море погоды не сделают, даже греки намного сильнее, и «размажут» турецкие ВМС. Хотя в Греции монарх тоже германской «ориентации», но сидит тихо, как и «болгарин». И оба смотрят Турцию, вернее, на ее дальнейшую судьбу.

Османская империя обречена — «младотурки» начали воевать, понимая грядущий конец. Теперь их страну окончательно «раздербанят» союзники по Антанте. Англичане и французы постараются все сделать руками русских, и потом оставить их с «носом». Вот только совершенно иное мнение в Петербурге — армии Юденича не собираются воевать в Анатолии, а освобождают земли с лояльным христианским населением…

— Михаил Алексеевич — операцию на Босфоре нужно проводить тогда, когда наши войска вступят в Трансильванию, и фронт еще увеличится на тысячу верст, и мы сможем задействовать «конные армии». Тогда Румыния выступит на нашей стороне обязательно — слишком велик куш приобрести захваченные мадьярами земли, имея нас своим союзником. И Болгария с Грецией неизбежно вступят в войну против Турции — первым нужна восточная Фракия, вторым греческие земли на восточном побережье Эгейского моря, та же Смирна. Да и нам обязательно нужно занять зону проливов.

— Я думаю, что дипломаты не успеют договориться — наших «союзников» нужно ставить постфактум, Павел Карлович. Лишь тогда они это примут как непреложную данность…

Именно Балканские войны показали одну непреложную аксиому — всегда нужно дружить «против кого-то». Своего рода предтеча перед мировой бойней, которая грянет через год.

Глава 40

— Русские оказались гораздо сильнее, чем мы ожидали. Более того, скажу тебе откровенно, мой брат — они заблаговременно стали готовиться к войне с нами с шестого года, как только позорно проиграли войну японцам. Инициатором стал великий князь Николай Николаевич, великий ненавистник немцев. Семь лет занимался только одним делом — готовился к войне, прилагая к этому занятию все свои силы.

Принц Генрих Прусский внимательно посмотрел на кайзера — впервые он видел, чтобы его старший брат Вильгельм был настолько растерян. И было отчего — наступление в Польше застопорилось, хотя поначалу казалось, что достигнут долгожданный успех. Германская 10-я армия под командованием генерал-полковника Гинденбурга, славного своей невозмутимостью, дошла до Вислы, сокрушила, наконец, русскую 7-ю армию. Но прорыв был сразу закрыт резервами — армии Западного фронта генерала Лечицкого отошли за Вислу. Наступавшие германские армии уперлись в сильные тет-де-поны крепостей Варшавы, Демблина и Сандомира, а на правом берегу широкой реки уже была возведена мощная полевая оборона. Так что наступление в русской части Польши закончилось вполне успешно — за два месяца ожесточенных боев удалось почти полностью захватить западную часть «балкона», в излучине Вислы.

Однако попытка прорыва в Мало-Польше, что входила в состав Австро-Венгрии, обернулась большими кровавыми потерями. Удалось взять только совершенно разрушенный Краков — русские обороняли его яростно, беспрерывно контратакуя. И отойдя, снова заняли прочные позиции между Вислой и Карпатами, взломать которые так и не удалось.

Из Восточной Пруссии тоже пробовали наступать с севера на Варшаву — понеся большие потери, 8-я армия лишь оттеснила 2-ю русскую армию на сильный оборонительный рубеж между крепостями Модлин и Осовец. Прорвать оборону не удалось, и стало ясно, что зайти в тыл русским армиям, занявшим позиции на Висле, является несбыточной мечтой. Попытка отбить Мемель и наступать в Литву так же бесславно провалилась — Неманская армия увязла в жестоких боях на оборонительной линии, даже не дошла до крепостей Ковно и Гродно.

И все дело в том, что русское военное министерство заблаговременно приняла германскую систему развертывания резервных корпусов на основе каждого кадрового. Имея 170 млн. населения против 65 в рейхе и 52 в Австро-Венгрии, смогло выставить огромную армию. Раньше переведя дивизии на трех полковой штат, отказавшись от бригад, Россия сейчас имела на фронте около двухсот пятидесяти дивизий инфантерии, и свыше сотни конных дивизий — регулярной кавалерии и казаков. Так что во время «прогрызания» обороны в Польше, каждый раз германские войска встречали все новые и новые свежие соединения — резервы царя не только казались бесконечными, они таковыми и были.

Неделю тому назад Юго-Западный фронт перешел в наступление, бросив в сражение свежие сибирские корпуса и гренадер. Австрийские корпуса были сразу опрокинуты, в них пошло массовое дезертирство славян. Венгры пока держались, но уже отступали. Русские армии вырвались на равнину, и пошли на Дебрецен, бросив вперед огромные массы конницы. Назревала катастрофа, и потому пришлось отказаться от далеко идущих планов, и главное — снять германские корпуса, что готовились наступать на Сербию. Затем пришлось остановить боевые действия в Польше, и эшелон за эшелоном отправлять дивизии на Тису — спасение главного союзника стало первостепенным делом. Если русские возьмут Будапешт, то разразится катастрофа…

— Генрих, русские сорвали нам все планы — наступление на Транслейтанию большими силами мы не ожидали. Венгерские земли нужно удержать, но тут все зависит от Румынии. Ты должен немедленно выехать в Бухарест и встретится там с королем Фердинандом! Он Гогенцоллерн, но в отличие от дяди, что был нашим надежным союзником, начал вести себя очень странно. Ладно, царь Борис после смерти отца заглядывает в рот нашему «брату» Ники — но Фердинанд не такой! Найди для него доводы, чтобы он если не принял нашу сторону, но хотя бы держался нейтралитета!

— Что я ему могу предложить дополнительно, к бессарабским землям, которые отойдут от России, как мы обещали ему раньше? Ситуация складывается не в нашу пользу, и нужно пообещать такое румынскому правительству, что оно немедленно ухватится за наше предложение.

— Желает или не желает старый Франц-Иосиф, но ему придется отдать южную часть Трансильвании, где большинство населения составляют валахи. Это плата за нейтралитет! Если будут воевать на нашей стороне — получат всю Бессарабию! И южную часть Добруджи, если болгары выступят против нас, а такое более чем возможно…

Кайзер остановился, и, увидев выгнутую в удивлении бровь брата, негромко пояснил:

— Этот щенок Борис сейчас в Крыму, где «по-родственному» встречается с «Ники» и «Аликс». Судя по всему, царь с царицей желают оженить его на одной из своих дочерей. Может быть и так — хорош будет наследник у этой четы — вечно больной!

Генрих Прусский отвернулся в сторону, потянувшись за сигарой — он был заядлым курильщиком. Но сделал это потому, чтобы кайзер не увидел его мрачный взгляд, он с трудом переносил такие вот циничные намеки. И все дело в «проклятой крови» английской королевы Виктории, перешедшей к Алисе Британской-Гессенской. Он был женат на принцессе Ирене, которая родила ему трех сыновей, два из которых несли в своей крови страшную болезнь. Вольдемар от нее страдал и очень сильно, Генрих умер в младенчестве, и лишь Сигизмунд рос здоровым — кровь от порезов у него сворачивалась, как у всех людей, а не текла. Лишь Сигизмунда, которому сейчас 19 лет, миновала сия страшная участь.

Принц дружил с Ники и его женой Аликс, которая была двоюродной сестрой Ирен, и в ее жилах текла та же кровь — единственный сын и наследник престола Алекс поражен этой страшной болезнью.

Но личные чувства это одно, а долг германского принца совсем другое — сейчас идет война, и он должен сделать все, что в его силах, чтобы Германия вышла из войны, непобежденной противниками.

— Болгары могут начать войну с нами?

— Есть такая вероятность, — нахмурился кайзер, и что-то в нем дрогнуло. — Мы остановим русских, и до зимы обязательно разобьем Сербию — она закрывает нам дорогу к Турции. Это наш единственный шанс победить в этой войне — у османов множество сырья, которое нужно нам. Турки пока держатся, несмотря на потерю «Гебена». Я приказал отправить к Босфору подводные лодки — это нейтрализует русские линкоры. И следует направить лучшие линкоры австрийцев — если они прорвутся в Дарданеллы, пока нет в Эгейском море большой английской эскадры, то наши позиции резко улучшаться. Болгарам придется принять наши условия, или мы с турками заставим их это сделать. Линкоры не должны стоять в Адриатике — они должны воевать! А еще лучше — найти способ и заблокировать Суэцкий канал. Надежды, что турки смогут пройти войсками Синайскую пустыню, мало, их почти нет.

— Я сделаю все, что в моих силах, Вилли.

— Румыния и Болгария должны перейти на нашу сторону — обещай все, что можешь! Или хотя бы останутся нейтральными и пропустят наши войска на Константинополь. Остановить наступление русских, и спасти Венгрию — сейчас это главное! Потом поможем туркам — теперь нужно всячески поддерживать союзников, в них наши надежды. А осенью примемся за сербов и итальянцев — к зиме у нас не будет этой докуки!

Принц Генрих Прусский — он командовал ВМС на Балтике, где кайзерлихмарине нес потери без видимых успехов. И выполнял разные деликатные поручения — ведь монархи всегда говорят напрямую, или через своих родственников в качестве посредников.

Глава 41

— Война на стороне немецкого союза ничего не даст твоей стране, кроме поражения и страшного ущерба, что последует после, мой молодой друг, — император остановился под раскидистым деревом — здесь, в Ливадийском дворце было прекрасно в это время года, хотя и жарковато. Но наступал вечер, с моря дул ветерок, принося солоноватую влажность.

— Ты меня отговорил выдвигать претензии к своим соседям два года тому назад, и я оценил твое предвидение — иначе война не только с Сербией, но и другими союзниками, закончилась поражением. Вот и сейчас также — на меня давят немцы, но я не хочу воевать на их стороне, да и сторонников военного соглашения с кайзерами мало. К тому же у болгар идея даже временного союза с османами вызывает, по меньшей мере, недоумение, но скорее неприязнь, и даже открытую враждебность.

Борис говорил вполне искренне — он так и думал на самом деле. Молодой человек, всего 21 года возрастом, он после внезапной смерти отца, рано взошел на престол. И последние восемь лет ощущал поддержку, как от российского императора, так и от великого князя Николая Николаевича, к которым относился с искренним уважением и симпатией. И видел воочию, что ради укрепления отношений с Болгарией те несколько охладели к Сербии. А такими знаками не принято разбрасываться — поддержка огромной державы многого стоит, тем более такой могущественной как Россия.

— С турками нужно покончить как можно раньше, пока не вмешались англичане и французы. Их «помощь» в войне будет дорогого стоить. Так что намного лучше выйдет, если твоя страна сама и в полной мере воспользуется плодами нашей совместной победы.

Борис замер, ведь предложение было выражено предельно откровенно. Он прекрасно помнил, как после балканской войны Англия и Франция буквально «выкручивали руки», потому пришлось отдать восточную Фракию с Адрианополем, взятую отважными солдатами «на нож», обратно туркам. И сейчас с бешеным биением сердца в груди ожидал, что скажет император дальше. Но тот молчал, прошло несколько минут, пока русский царь заговорил тихим и спокойным голосом.

— Ты сможешь вернуть себе восточную часть Фракии — она населена по преимуществу болгарами. Что касается Македонии, то сербы пойдут тебе на уступки ради создания себе общего королевства всех славянских земель, под властью Габсбургов находящихся. Так что идея «Великой Болгарии» будет воплощена в жизнь, вот только не стоит стремиться к такому «величию».

— А почему, хотелось бы узнать?

— Маленькая страна не может быть великой державой, а «великие амбиции» скорее погубят, чем помогут.

Император тяжело вздохнул и посмотрел на бескрайнюю гладь Черного моря. Со стороны площадки послышались звонкие девичьи голоса — дочери императора играли, и взгляд Бориса остановился на Ольге, что была его младше почти на два года. Принцесса ему нравилась с юности, но матримониальные планы нужно корректировать — не такая его страна и «великая», хотя мысленно он рассчитывал на благосклонность старшей дочери императора, с которой был неразлучен все эти дни.

— Но обретя не только покровительство могущественной державы, но искреннюю и родственную дружбу с ней, твоя страна на долгие десятилетия будет оставаться во благе, что приведет к ее расцвету. А что касается турок, то скажу тебе следующее, мой сын…

Император редко использовал такое обращение, на которое имел право как крестный отец. И только тогда, когда беседа становилась исключительно доверительной. Причем сам Борис чувствовал тепло от произнесенных слов — сам лишенный с детства отцовской ласки и доброты, он ее порой чувствовал от «Ники», что одинаково говорил со своими девочками, и с ним.

— Мы взяли весь Понт, высадив целую армию. Еще семь наших корпусов теснят турок на армянском нагорье, дабы пресечь избиение несчастных единоверцев. Но нужно окончить войну одним ударом — взять Константинополь, для чего у нас есть флот и армия. Но совершенно нет времени, ибо мы далеко от Царьграда. Зато близко болгары…

Император остановился, он вообще говорил медленно, постоянно подбирая слова. Борис только кивнул в ответ — он все прекрасно понял. После мобилизации, которая пройдет за две недели, в восточную Фракию могут пойти все шестнадцать дивизий, причем усиленного состава — в 12 батальонов, а не в 9, как у русских, при соответствующем числе орудий. Учитывая, что турки ведут отчаянную борьбу на Кавказе и на всем побережье Понта, а также держат значительное число дивизий на покоренных ими арабских землях, то болгарская армия достаточно быстро дойдет до Константинополя. На этот шаг толкали его советники и генералы.

— В войну ведь могут вступить и греки — их единоплеменники на той стороне Эгейского моря, на древних эллинских землях…

— Пусть вступают — обретут единое государство. Но Константинополь мой, как и Понт — там иные греки. И они будут под моим скипетром, как императора всероссийского и ромейского, ведь Константинополь «Второй Рим» — и так будет, поверь. Как и императора Трапезунда, каковым я уже являюсь по праву владения. А когда мой флот будет стоять в Мраморном море, а на Галлиполи береговые батареи, то вот это море, которое ты сейчас видишь, будет самым мирным. И нарушить оное состояние уже никто не сможет, ибо союзники сами отдали его мне, признав мое право!

Сказано было более чем достаточно, практически открыто и без экивоков. Борис прекрасно осознавал, что стоит за этими словами, и решился:

— Я признаю это право за вашим императорским величеством! Самодержцем Всероссийским, Константинопольским и Трапезундским, наследником великой империи ромеев.

— Ты поступил верно, Борис, и я был бы счастлив, если бы твой наследник, мой внук, принял Болгарию, состоящую в родственном союзе с Россией. А что касается идущей войны, то в ней мы победим. Да, Германия сильна, но она не может быть могущественной везде, чтобы защитить от нас своих союзников. Думаю, что наша объединившаяся здесь армия уже с юга пойдет на Будапешт и Вену — пятидесяти союзных дивизий для этого похода вполне хватит, тем более, его не ожидают.

Сказано было все предельно четко, и подчеркнуто при этом. И оговорено вознаграждение за участие в войне, и его лично, и страны. Такого ни Франция, ни Англия предложить не могли, только русский император. Он показал, что не просто защитит от немцев, сам настроен на скорую победу над ними. Остался единственный вопрос, и Борис его произнес:

— А как румынский король Фердинанд?

— Пусть сам решает. Мои генералы заверили, что нам потребуется тридцать дивизий, чтобы разгромить румынскую армию, если она дерзнет выступить против нас. И нужно будет тридцать дивизий, чтобы предотвратить ее разгром германцами и мадьярами, если Румыния выступит на нашей стороне. Такие войска у меня в резерве есть, даже вдвое больше…

Болгарский царь Борис, третий этого имени. 1915 год.

Глава 42

— Румыния, государь, и в той войне выжидала удобного момента. Перебирала предложения женихов, как старая, охреневшая от чувства собственной важности, гулящая девица. Старая и некрасивая, со скверной репутацией, и к тому же без приданного…

От такого сравнения император фыркнул, а Ренненкампф словно не заметив такой веселой реакции, продолжил говорить дальше:

— И выбрала самый худший вариант, вступив в войну в самый неудачный момент, когда луцкий прорыв уже выдохся. И была разгромлена молниеносно — ведь ее противники уже долго воевали, а она нет. И вообще, в тот раз именно выбор неправильной стратегии и привел к тому, что война сопровождалась страшными потерями с обеих сторон и при этом мизерности достигнутых результатов. Ведь «германский блок» потерпел поражение, воюя на чужой территории, чего прежде в истории вообще никогда не бывало.

— Да мне самому пока в это не верится, Павел Карлович, хотя сейчас мы воюем не у Риги и Минска.

— Не было «великого отступления», не расшатывали либералы в газетах устои империи громогласно, нет вспышки шпиономании, когда любой человек с немецкой фамилией попадает в «подозрительный элемент». Нет этого всего, и благодаря этому, к нынешней войне Россия впервые в своей истории подготовилась. Но если мы напряжемся и начнем милитаризацию экономики в полном объеме, то получим тот результат, который тогда и случился.

— Если бы не новые казенные заводы, то в газетах наперебой бы требовали «ответственного министерства» — Петр Аркадьевич мне уже не раз докладывал, что представители Думы сильно недовольны, что правительство не отдает заказы на производство снарядов частным фабрикам.

— Так они потребуют массу денег на реконструкцию, потом проведут калькуляцию расходов и выставят цену втрое больше от казенной. Для них нажиться на войне и чужой крови дело наиважнейшее, а оно надо «кормить» буржуазию деньгами, чтобы она охренела от ожирения, принялась уничтожать собственную страну, растаскивая ее на куски. Учтите, государь — поражение и Германии, и России в этой войне великолепно укладывается в долгосрочные планы Антанты.

— Такой подход наших «союзников» уже прекрасно виден, Павел Карлович. Париж требует — вы представляете такую наглость, чтобы мы не преследовали собственные цели, а воевали исключительно против немцев, дабы спасти Париж от разрушений. Но я сам хорошо помню, кто сжег Москву и не терзался по этому поводу сомнениями!

На лице обычно сдержанного в собственных чувствах Николая Александровича отобразилась целая гамма эмоций, от искреннего возмущения, до сильнейшего недовольства.

— Все правильно, государь — в Лондоне и Париже теперь прекрасно понимают, что нас теперь не «запрячь» в повозку их интересов, вот и беснуются. Но долбить русскими солдатами германские укрепления бессмысленно — кроме напрасных потерь без всякого положительного результата, это приведет к недоверию верноподданных империи к вашему величеству как к Верховному Главнокомандующему. «Ахиллесова пята» Германии — это ее союзники, выводя их одного за другим, мы добьемся победы, причем без обильно пролитой русской крови!

Ренненкампф говорил правду — в его времени историки «вешали всех собак» на самодержца, а вместе с тем он поступал разумно, не приказывая генералам долбить германскую оборону. Те сами, в погоне за орденами и чинами, проявляли такую настойчивость. А так как система «отбора кадров» действовала помимо воли монарха, проводя наверх самых бестолковых, то Николаю Александровичу приходилось отбирать из кандидатов самых безынициативных — ведь нет ничего хуже глупца, которого заставляют молиться. А тут война — народ сжигали в бесплодных атаках десятками тысяч, без действенной поддержке артиллерии, к которой не было снарядов.

Теперь все шло иначе — с германцами воевали исключительно оборонительно, зато это позволяло нести потери не больше вражеских. Такой «обмен» один к одному был выгоден, учитывая возможность беспрепятственно пополнять ряды поредевших дивизий. Причем без риска прорыва фронта — снарядов и пулеметов хватало, а конницы у немцев фактически не было, чтобы ввести ее прорыв — в перерасчете раз в десять меньше чем в русской армии. Отсутствовала и бронетехника, и грузовиков имелось совершенно недостаточное количество — потому быстрое создание (если мысль о них появится у Гинденбурга) даже квази-моторизованных соединений исключалось.

Зато выбранная царем «периферийная стратегия» стала приносить империи первые, весьма осязаемые результаты. Турки «вышибались» из войны, это чувствовалось — сосредоточив против османов превосходящие силы, Кавказская армия уверенно продавливала их фронт. Понт был занят весь, от Синопа до Трапезунда, а теперь наступила очередь Константинополя — болгарская армия заканчивала мобилизацию, готовясь уже вторгнуться в восточную Фракию. Освобождение величайшего христианского, православного города неизбежно приведет к тому, что «игры» пойдут вопреки планам «союзников» по пресловутой Антанте. Ведь с такими «друзьями» врагов не надо, они их на протяжении всей истории заменяли, потому что и были настоящими недругами, коварными и предельно циничными.

На очереди Австро-Венгрия, уже основательно потрясенная и потрепанная, потерявшая два десятка дивизий в Галиции, причем остатки одной из армий капитулировали в Перемышле — время крепостей прошло, в плотной осаде они уже не могли продержаться больше месяца. Да, наступление Юго-Западного фронта немцы остановили, спасая союзника от разгрома, но заплатили за это большую цену — отказом от стратегической инициативы из-за понесенных потерь. Второго удара, уже с трех направлений, из Закарпатья русскими, от Дуная новым фронтом «соединенных славян», и в Трансильвании валахами (те вряд ли удержатся от соблазна), союзная германо-австрийско-венгерская армия уже не выдержит.

Но то произойдет весной следующего года — торопиться не стоит, пусть в стане врага наступит голод, отягощенный осознанием, что перспективы к продолжению войны отсутствуют, и в конечном итоге будет неизбежное поражение. Конечный итог закономерен, хотя кто его знает — а вдруг кайзер найдет нетривиальное решение, которое станет совершенно неожиданным…

Линкоры типа «Вирибус Унитас» Австро-Венгрии. По своим боевым возможностям превосходили русские линейные корабли типа «Севастополь». Но оказались бесполезными, так и не выйдя на бой. Построено четыре корабля, два из которых были потоплены в результате проведенных итальянцами диверсий.

Глава 43

— Как сказал генералиссимус — «гинденбургов» у нас нет! Зато «куропаткины» нашлись, всех к делу приспособили!

Павел Карлович усмехнулся — он возвращался в Варшаву на литерном поезде, царь остался в Крыму. Но это не означало, что монарх не управляет империей — как бы, не так — Николай Александрович постоянно держал руку, как говорится, на «пульсе», а в столице постоянно пребывал Председатель Совета Министров Петр Аркадьевич Столыпин, такой же энергичный, но ставший более жестким и очень требовательным. Бюрократы только поеживались — не выполнить поручение, «заволокитить», стало для них смертельно опасным занятием — вылетали со службы на раз-два, с «волчьим билетом», а порой без мундира и пенсии.

Такая же картина была в армии — «любители синекуры» и ленивые по старости генералы вылетали из рядов императорской армии, что птенцы из гнезда — камнем вниз. Значительная их часть была просто списана на пенсию еще в первый год войны, за «профнепригодностью», других лишали должностей моментально за провинности или безынициативность. Либо наоборот, за излишние «усердие», которое приводило к большим и ничем неоправданным потерям. Такие тоже лишались права на ношение мундира, отчего в русском языке раньше времени появилось слово «лишенец», правда, с иным наполнением. И не надо думать, что тут было какое-то русское «новшество» — «папаша» Жоффр во Франции поступал куда круче — там всех генералов, что не вписались в войну с ее новыми требованиями, отправляли на поселение в славный город Лимож. Отчего появился на свет новый глагол — «лиможировать», который даже сравнивали с другим глаголом, связанным с изобретением «доброго доктора» Гильотена.

Зато множеству других генералов, в том числе и оскандалившемуся в русско-японской войне Алексею Николаевичу Куропаткину, нашлись занятия по душе — их держали на административных должностях, где требовалась честность и порядочность. Особенно в ВОСО — там всплыли махинации с вагонами, и под военный суд отправили «выводками». С обвинением не церемонились — все, что несет ущерб армии, которая ведет войну с могущественным противником, является изменой в том или ином виде, или вредительством, что ничем не лучше. Вместе с ними под расправу пошли и чиновники с министерства путей сообщений, и воротилы бизнеса, что «соблазняли» взятками нестойкие души.

Однако сам Куропаткин на соблазны не поддался, а император на уговоры, утвердив суровые приговоры. Ренненкампф же привел их в исполнение во дворе Варшавской цитадели — причем сам наблюдал за казнями, после чего в петербургском «свете» у него не осталось «друзей». Но Павел Карлович прекрасно понимал, что самодержцу требуется от него гарантия полной преданности, и пошел на это — выиграть войну было намного важнее собственных желаний и реноме. Впрочем, его поддержала армия, и тыл притих, осознав, что политиканствовать стало смертельно опасно. Причем цензуру не вводили, но все редакторы газет отвечали собственной головой за достоверность изложенных материалов. А когда первый десяток либералов, подумавших, что можно писать любые «фейки», был обвинен в работе на врага и отправился в отдаленные местности за Полярным Кругом, «борзописцы» махом утихли. И понятно почему — стало страшно, что за «язык» притянут!

Война «очистила» армию всего за год, чем любые реформы за десятилетия. Канул в «лету» пресловутый «принцип старшинства», за ним «испарились» привилегии генштабистов и гвардейцев. Теперь на командование полками, дивизиями и корпусами ставили строевых командиров, что прошли по всем служебным ступеням с самого низа.

Порочная практика, в которой «моменты», отбывшие формальный ценз командирами рот и батальонов, сразу ставились на корпуса и армии, была упразднена за вредностью. Они продвигались вверх, но исключительно по штабной линии, а службу в строю начинали комбатами — полк давали редко. Зато огромное число отличившихся в боях полковников становились генералами, благо вакансий было достаточно, ведь количество пехотных и конных дивизий возросло в два с лишним раза, пусть и уменьшившихся по численности почти вдвое. Но зато исчезло дробление на бригады, ведь дивизии и стали ими по сути, но с гораздо большей вооруженностью и подвижностью, реформированные с учетом не этой, а следующей (если она еще будет — тут можно ее и избежать) мировой войны…

— А государь-император Николай Александрович совсем другим стал — видимо, очень ему не хочется отречения с революцией, и смерти со всем семейством в подвале дома Ипатьева. Иным стал самодержец, меня постоянно подмывает в струнку перед ним вытянуться. Духом военным пропитался, и не лезет ко мне с «ЦэУ» — ума хватает!

Павел Карлович закурил папиросу, разглядывая через стекло вагонного окна железнодорожную станцию провинциального городка с мазанками на окраинах. После того, как монарх потихоньку вытянул из него информацию, новомодное среди историков течение «украинцев» перестало существовать как таковое. Их принялись рассматривать как агентов Габсбургов, что в принципе было весьма близко к истине. Потому и «прессанули» по полной программе — жандармы не церемонились, живо подыскивали статьи в Судебном Уложении, а дальше «путевка» в Сибирь на вечное поселение в отдаленных местностях с вечной мерзлотой и «карликовыми» березами.

В занятой Галиции было учреждено генерал-губернаторство, где население в целом было русинское, лояльно к империи, за исключением поляков и местных националистов, долго взращиваемых австрийской администрацией. За тех, и за других принялись серьезно, шляхту лишили земель, у немецких помещиков просто отобрали усадьбы без всякого выкупа, проведя конфискацию. Население встретило реформы с восторгом — вечно нищее и забитое крестьянство стало надежной опорой трона.

Сам Львов запретили впредь именовать Лембергом под страхом каторги — принялись вышибать напрочь австрийское «наследие», широко проводя в жизнь идеи панславизма.

В самой империи сейчас под русским народом подразумевали великороссов, малороссов, белорусов и казаков. Теперь добавились русины, исторические жители Закарпатской Руси, к тому же православные. Чехов и словаков, а также южных славян, признали не только родственными народами, а по манифесту гарантировали самостоятельное развитие под защитой и скипетром императора.

Перевалив за карпатские горы, русские войска получили восторженный прием от населения. Как освободители. Никаких оккупационных властей не вводилось — военные только помогали местной выборной администрации. И даже доставили в Кошицу лояльных к империи политических деятелей — на Томаша Масарика ставка не делалась, нашлись другие лидеры.

Понятное дело, что власти «двуединой монархии» встретили такие неприемлемые для себя «новшества» репрессиями не только на «взбунтовавшихся» славян, даже начали расстреливать попавших к ним в плен русских солдат. И вот тут надо отдать должное императору Николаю Александровичу — тот не побоялся выступить со специальным манифестом, в котором предупреждал, что никто из виновных в репрессиях не минует виселицы. И это касается в первую очередь всех членов австрийского и венгерского правительств и высших чиновников — суд над ними обязательно состоится. И никаких переговоров о мире вестись не будет, если неприятель продолжит бесчинства. Война уже пойдет до победного конца, Россия силой оружия защитит своих подданных, и накажет всех виновных в нарушениях законов войны, причем поголовно, не взирая на положение.

Никто не уйдет от возмездия!

— Может потому австрияки и мадьяры притихли, понимая, что шутками тут не пахнет, а наша армия уже не уйдет. Чует кошка, чье мясо съела. И кайзер к хлору и иприту не прибегает — ведь не просто так?!

Австро-Венгрию не зря именовали «лоскутной монархией» — достаточно посмотреть на это «покрывало». Немцы и венгры примерно две пятых из 52 миллионов почти равными долями. Половина населения славяне — чехи, поляки, словаки, малороссы, русины, сербы, босняки, хорваты, словенцы. Все они люди «второго сорта», без «привилегий». Оставшаяся часть выпадает на румын (вместе с цыганами), итальянцев, что близки к ним по языку, и евреев. которые никогда на картах не отображались, но жили везде. Если на это «одеяло» положить «покрывало» религиозных конфессий, то картина станет более причудливой — католики, лютеране трех ветвей, униаты, православные, иудеи, мусульмане и множество сектантов. И это при том, что и сами народы отнюдь не сплоченные.

Один только пример — на особом положении среди тех же венгров находились секеи — зеленое пятнышко на карте, в окружении румын. Так что их столица в Трансильвании имела три имени — немецкое, секейское и румынское. Вот где настоящее «яблоко раздора»!

Глава 44

— Мы проиграли эту войну, Генрих! Османов отрезали от нас — мы не в состоянии оказать им помощь, а без их сырья нам долго не продержаться. А оставшийся союзник немощен, как пока еще живущий кайзер.

В словах Вильгельма прорезалась горечь — принц Генрих Прусский впервые видел своего старшего брата Вильгельма таким растерянным. Его миссия в Румынию не привела к позитивному результату — король Фердинанд категорически отказался вступать в войну на стороне Германии. Стало ясно, что Гогенцоллерн ведет переговоры с Антантой, желая выступить на ее стороне, вот только до сих пор не сговорились о цене за участие Румынии. Понятно, что в Будапеште спят и видят страну «великой», а для этого требуется самая малость — чтобы Россия отдала Бессарабию, а Австро-Венгрия Трансильванию. И для одной великой державы, и для другой такая уступка неприемлема, хотя англо-французский альянс с удовольствием бы их ослабил — и союзника, и врага.

Поддержка «лоскутной монархии» стала неимоверно тяжелой — ведь туда посылались не только войска, а столь ценные сейчас ресурсы, которых и так недоставало. Две трети всех поступлений одномоментно прекратились с вступлением в войну Италии и Болгарии. Вообще, с южного направления перестало поступать жизненно важное сырье, которое раньше потоком двигалось из Турции, транзитом по железной дороге через Болгарию и Румынию, в обход воюющей Сербии. А там шло многое — медь, хлопок, олово и великолепный кофе-арабика. Без чашечки последнего любой немец чувствовал себя несчастным. Да, из ситуации пытались выйти, найти заменитель — им послужили цикорий, обжаренный ячмень, даже корни одуванчиков. Но в продукт нужно добавлять хотя бы десятую часть настоящего кофе, для лучшего эффекта вкуса и запаха.

Но потеря османской помощи полбеды — проблемы начались от Болгарии и Румынии. Прекратился ввоз столь необходимого продовольствия, шерсти, минералов, и главное — румынской нефти и табака. Уголь в корабельных топках хоть скверная, но замена нефти, но чем компенсировать поставки табака, которого и так не хватало. Нет, эрзац изготавливали из бумаги и сухой травы, пропитывая раствором никотина — благо химики в рейхе отличные. Но солдатам на фронте нужен настоящий табак и кофе — они притупляют чувство страха и голода, у солдата улучшается настроение. Пока есть запасы, но что делать, когда они полностью иссякнут — а этот момент наступит к декабрю, через пять месяцев.

Опасно другое — введенное строгое нормирование продовольствия, которое выдавалось по карточкам, не обеспечивало рабочих нормальным рационом. Выработка за трудовую смену пусть незаметно, но начала снижаться — добавка картофельной муки в хлеб делала его менее пригодным и питательным. Нехватка зерна не позволяла кормить тех же кур — а потому яйца стали редкостью. Подсолнечное масло плохая замена животному, а растительный маргарин не станет свиным шпиком, если на него приклеить новую этикетку. Поголовье скота уменьшалось с каждым месяцем, да и бычки для забоя перестали быть упитанными. Солдату на фронте нужно есть мясо, и каждый день — нормы выдачи снижать тут нельзя.

И будет еще хуже — теперь в Германию будут приходить только редкие торговые суда, счастливчики, что в туманные дни смогут прорваться мимо патрульных британских крейсеров. Закупки всего необходимого для Голландии, Дании, Норвегии и Швеции ограничены союзниками — они пытаются продать Германии хоть что-то, но им самим мало.

Так что морская блокада превратилась в испанскую гарроту — палачи медленно удавливают жертву, время от времени позволяя вздохнуть, наслаждаясь ее мучениями, и давая надежду, что все закончится для несчастного благополучно. Но кайзер с адмиралом не были наивными в политике младенцами, чтобы не понимать, для чего Англии нужен огромный Королевский Флот, который вот уже несколько веков контролировал всю мировую морскую торговлю, демонстрируя везде свой флаг…

— Венские политики так и не поняли, что в сложившейся ситуации нельзя беречь корабли, нужно любым способом переломить ситуацию в нашу пользу. А когда я добился решения, было уже поздно!

Кайзер выругался от бушевавших в душе эмоций. А вот принц Генрих был на диво спокоен, когда заговорил:

— Отправка двух новых линкоров и трех сильнейших броненосцев дали бы временный перевес над русским флотом, и то до осени — у них готовиться войти в строй новый дредноут. Однако следует помнить, Вилли — такая эскадра сильно озадачила бы англичан, и вряд ли они ее выпустили из Адриатики. Шансы на успех чрезвычайно низки…

— Но хоть что-то надо было попытаться сделать, любой риск стоил такого прорыва даже трех кораблей из пяти!

— Не думаю — у турок очень мало угля, даже на «Гебен» не хватало. Сама по себе посылка австрийской эскадры, без нанесения поражения Сербии, не принесла бы перелома в ситуации. А с вступлением в войну Болгарии, и прибытия в эту страну русских дивизий, нужно собрать уже большую армию, и думаю, не одну. Но даже если нам удастся это сделать, то царь уже не отдаст нам победу над сербами — его корабли в Константинополе, и войска никогда уже не уйдут из Босфора, — принц Генрих пожал плечами и внимательно посмотрел на старшего брат, которого хорошо знал с детства.

— Ты сказал, что мы проиграли эту войну, но, тем не менее, не произнес, что нужно просить мира.

— Я не знаю, что «брату» Ники сказал о ходе этой войны его погибший дядя. Прах подери этих англичан — я чувствую, что они стоят за этим убийством, иначе бы нам с тобой было намного проще. Мира с нами не пожелает заключать Антанта, отнюдь не царь — он и сейчас демонстрирует миролюбие. А потому будет чрезвычайно важно договориться с Ники — и на переговоры поедешь именно ты, Генрих — у тебя доверительные отношения с царем. Я приказал провести зондаж через Швецию — думаю, на какой-нибудь мызе в Финляндии вы сможете встретиться.

— Нельзя ехать просто так, нужна впечатляющая победа на фронте. И не над русскими — иначе достигнем противоположного эффекта, чем того, к которому мы с тобой стремимся!

— Ты целиком прав — я приказал на восточном фронте перейти к обороне в несколько укрепленных линий. Бессмысленно терять наших храбрых гренадер на русских позициях, однако и царь показывает, что наступать на наши траншеи он не собирается — тоже не хочет губить своих солдат. Это позволит нам частью дивизий, отведенных с польского фронта, поддержать австрийцев, укрепить — иначе еще одного напора они не выдержат, — кайзер не скрывал презрения к союзникам.

— Большую часть войск отведем в тыл на отдых и пополнение, а потом бросим все резервные три десятка дивизий на фронт, чтобы нанести сильный удар ими по одному из противников — Франции или Италии.

— Для Франции три десятка дивизий маловато, лучше бить по итальянцам — они скверные моряки и еще худшие, чем австрийцы солдаты. А потому можно рискнуть и высадить десант — он внесет смятение, Адриатика не широка, внезапность будет достигнута. Но только высаживать не австрийцев — лучше наши гвардейские корпуса, они проложат дорогу на Рим. И заранее направить наши субмарины — для них будет много целей, ведь англичане с французами обязательно придут итальянцам на помощь.

— Вот и хорошо — флотскими делами займись сам. А операцию уже разрабатывает Людендорф, начальник штаба фельдмаршала Гинденбурга. Теперь мы начнем выводить из борьбы самых слабых противников. Если действовать быстро, то Италия капитулирует. Мы заключим мир, и пусть отдадут нам свой флот — мы подготовим на корабли свои команды. Тогда ситуация на Средиземном море решительно изменится в нашу пользу…

Итальянский линейный корабль «Данте Алигьери» — напоминает «Севастополь», с тем же составом вооружения из 12 305 мм орудий в четырех трехорудийных башнях. Единственный в мире линкор, названный в честь поэта средневековья, автора «Божественной комедии». Но таковы пылкие итальянцы — они всегда рассматривали войну как увлекательное зрелище.

Глава 45

— Прорыв под Капоретто был в семнадцатом году, это я хорошо помню. Но не сейчас, да еще с такими катастрофическими для нашего союзника результатами. Что-то неладно с историей, резко убыстрила свой ход — все стремительно изменяется с каждым днем!

Ренненкампф пребывал в некоторой растерянности — 24 октября по союзной Италии немцы нанесли невиданной силы удар, буквально за сутки проломили оборону. И вполне бодренько, даже слишком резво двинувшись вперед, пройдя за первый день наступления свыше пятнадцати километров. Причем в дело было сразу введено свыше двадцати дивизий отличной германской пехоты, неизвестно как появившихся на Итальянском фронте.

— Похоже, айзер тоже решил бить по самому слабому звену Антанты — итальянцы скверные вояки, куда хуже тех же австрийцев, которых мы бьем. А тут против них пошли германцы — и большим числом дивизий, а у «макаронников» сейчас мало пулеметов и тяжелой артиллерией, зато горы в помощь, а в них воевать трудно!

За прошедшие полгода войны Италии с Австро-Венгрией, что считались перед войной состоящими в «Тройственном союзе», Павел Карлович никогда не принимал в расчет этот театр боевых действий. Слишком уж несерьезным «напарником» по Антанте оказались итальянцы — имея 36 пехотных дивизий, они раз за разом предпринимали наступления на реке Изонцо, австрийцы же, держа на первой линии дюжину дивизий, легко и без затруднений отбивали атаки втрое больших сил противника. «Топтанием на месте», вот как можно было назвать развернувшиеся «сражения», которые даже боями местного значения назвать было затруднительно, насколько ничтожны в них были потери убитыми и раненными.

О какой ожесточенности можно говорить в таких случаях, когда царапины являются мерилом кровопролития?!

Но итальянцы постоянно требовали помощи, причем вели себя крайне нагло, так что даже спокойный по характеру самодержец Николай Александрович изрядно вспылил. Царя понять можно — русские должны воевать против австро-венгров, и обязательно добиться над ними победы, плодами которой воспользуются исключительно одни итальянцы. Хороший такой политический расклад, запредельно наглый по своей циничности.

Однако и французы с англичанами вели себя точно также эгоистично. «Папаша» Жоффр на все просьбы военного агента графа Игнатьева помочь русской армии, что вела сражения с немцами в Польше, и медленно отступала из «балкона», отвечал вежливыми отказами. Мотивировка у него простая — мобилизуемая промышленность еще не дает нужного количества боеприпасов — снарядов и патронов, также есть недостаток оружия, в первую очередь пулеметов с артиллерией.

Англичане развертывали на континенте полевые армии, общей численностью свыше полусотни дивизий, им всего самим не хватало. «Сырые» полки к наступательным действиям не способны, а позиционное «сидение» позволяет накопить нужный боевой опыт.

Все эти «увертки» прямо свидетельствовали о том, что «союзники» по Антанте вели «свою игру» — Германия и Россия должны себя взаимно обескровить, а потом придут настоящие «победители» и продиктуют побежденным свои пункты мирного соглашения.

Ошибка была в одном — в той истории у них получилось, потому что могли диктовать русским, которые от них полностью зависели в военных поставках, свои условия, которые принимались. Деваться было некуда — от союзников шли снаряды и гранаты, винтовки и пулеметы, патроны и колючая проволока, а также многое другое. Причем исключительно за оплату — были выданы займы под изрядный процент. А кто платит, тот девушку и «танцует» — вот и шли в безнадежные атаки русские мужики в папахах, укладываясь своими мертвыми телами на рядах заграждений из кольев, обмотанных колючей проволокой, которую не уничтожили только потому, что не хватало снарядов хотя бы для трехдюймовок.

Неплохо устроились «союзники» — русские льют потоками кровь, чтобы англичане с французами победили в войне, и при этом мало что останутся должниками по гроб жизни, но еще станут побежденными, потеряв страну, потому что там организуют революцию.

Вот только в этой истории сей фокус не прошел — успели не только подготовится к войне, но не стали протягивать руку с «волшебным заклинанием» незадачливого героя, что искал в стульях бриллианты. Более того, в самом начале войны прямо сказали французам — Париж сами спасайте, но если не можете, то заплатите за помощь. И царь сохранил твердость и неуступчивость, хотя первое время «прикормленная» французами аристократия и буржуазия попробовала «возмущаться». Но нарвалась на ответные действия Столыпина и все стало тихо, заткнулись моментально «агенты влияния», почувствовав угрозу для себя лично.

Но такова жизнь — фунты и франки нужны, но своя шкура драгоценна куда более, особенно если ее «сдерут» не поморщившись. И царь поступил правильно, найдя опору в армии, что не потерпела с ним поражений, а шла от победы к победе. А теперь, после занятия Константинополя, авторитет монарха стал незыблемым. К тому же, все политики, особенно революционеры 1917 года, исчезли с общественной сферы, причем в прямом смысле. Кого убили, кто «грибочками» отравился насмерть, кого хулиганы ограбили, переломав кости, а многие почему-то к самоубийствам прибегать начали — топились в ваннах и речках, вешались на веревках и подтяжках, стрелялись из револьверов и охотничьих ружей. И записки порой оставляли трогательные, с описанием семейных или бытовых неурядиц.

Жизнь для них стала опасной не только в России — и в гостеприимном Париже, и в тихой прежде Женеве, даже за океаном, в «Новом Свете», находились те, кто не давал революционером жить спокойно на полученные от «союзников» значительные гешефты.

Ни одной знакомой фамилии сейчас не слышно — все сгинули в одночасье, в промежуток между 1908 и 1912 годом. Тут и гадать не нужно — прошла полная «зачистка», и она вполне объяснима. Если радикалы присвоили себя право убивать по собственному усмотрению, устраивать восстания и мятежи, то с ними стали поступать соответственно «недемократично». Да оно и понятно — чаще всех о «демократии» верещат как раз те, кто плевать на нее хотел. Тем более в Африке, где негров за людей никогда не считали, а лишь за плохо дрессированных обезьян.

А вот Россия для них «жупел» — «ужасно недемократическая страна», а потому подлежит обязательному уничтожению. И желательно, чтобы русские совершили массовое самоубийство, развязав гражданскую войну на фоне поражения в мировой войне. Чего в конечном итоге и добились в 1917 году, а сами стали единоличными победителями!

— Мы уже раз «помогли» итальянцам, поможем и сейчас — никто не обвинит нас в отказе. Но войска в Италию пусть посылают французы и англичане, у нас есть дела поважнее, чем таскать каштаны из огня для «союзников». Пусть сами обожгут себе ладони!

Павел Карлович ощерился, ухмылка стала недоброй. Сейчас можно было ударить только в одном месте, где бои примут ожесточенный характер, куда венгры с австрийцами будут втянуты с головой. Болгарская армия начнет наступление на Банат — его потом получит Сербия, обменяв на большую часть Македонии. Русские дивизии с сербами и черногорцами перейдут в наступление на Боснию и Герцеговину, втягивая славянское население в восстание против «двуединой монархии».

— И кто после этого скажет, что это не самая действенная помощь итальянцам?! Зачем нам воевать за их интересы? Пусть Париж и Лондон сами спасают Рим, а мы посмотрим!

Вот так «разобрали» государство, что на свою голову устроило 1-ю мировую войну, надеясь укрепить внутреннее единство, которого никогда не было. А со смертью старого кайзера Франца-Иосифа не стало стержня, что хоть как-то объединял народы. А в Версале так «накроили» границы, что до сих пор «аукается», стоит только карту проживавших здесь народов положить на рубежи созданных стран.

Глава 46

— Потеря Италии сильно ухудшит положение Антанты в Средиземноморье, государь. На нашем положении это не скажется в той мере, как видится на первый взгляд. Ведь главная угроза Константинополю и занятым проливам исходить будет от Англии, которая всегда была великим недоброжелателем нашей страны, чего тут скрывать. Я уверен, что по окончании войны вопрос о Дарданеллах и Босфоре будет поднят именно в Лондоне, который никогда не смирится с тем, что Черное море стало «русским озером» и вход туда Королевскому флоту навсегда перекрыт.

— Вы правы, Павел Карлович, все требования наших «союзников», — в голосе царя прорезалась едкая ирония, — сводятся лишь к одному — мы должны нести потери ради их блага. Меня это категорически не устраивает, и я был бы рад, что все то, что они уготовили для моей державы, обернулось бы против них самих. Они наши враги, которые в поисках выгоды для себя стараются обречь моих солдат на заклание.

Ренненкампф в последнее время все явственнее видел, что Николай Александрович в общении с ним становится более откровенным, как бы снимая с себя «личину» которую постоянно носил — «недалекого умом» правителя. Но вот в такие часы становилось понятно, кто есть кто — император, прекрасно зная какое будущее уготовано его стране, и ему лично, в Лондоне, Париже и Вашингтоне, стал действовать совершенно иначе, исходя из интересов только одной российской державы. И добился уже немалого — страна сейчас была в куда лучшем положении, чем это было в реальной истории.

Промышленность пока не «нагревалась», военные заказы затронули примерно четверть всех частных предприятий, и эта доля не будет увеличена — ведь жизнь продолжается, и населению нужны товары широкого спроса. Все необходимое для нужд покупалось в «Новом Свете», благо золото не было бездарно профукано в покупках вооружения, по которым «винчестеры» приобретались по цене трех винтовок Мосина, а дрянные пулеметы Кольта шли по стоимости двух казенных «максимов».

Продовольствия было в избытке, «постные дни» в армии и не думали вводить. Это произошло лишь потому, что в каждом крестьянском хозяйстве оставался один-два работника. Мобилизация стала куда равномерной, и легла только на молодые, до тридцати лет, возраста, за счет отмены ряда льгот и переосвидетельствования тех, кто раньше их получил. Также не стали призывать в армию тех, кто трудился на предприятиях и заводах выполнявших военные заказы, а также рудниках и шахтах — но такие работники считались мобилизованными, и любая попытка «забастовки», а значит, преступления в условиях войны, становилась «билетом в окопы».

Да и знаменитых по книгам «земгусар» Ренненкампф не видел, так как ВПК и «зем-горы» не были созданы. Да и царское чиновничество, несмотря на пороки, трудилось куда полезнее, чем вся эта либеральная публика любителей «трескучих фраз», людей «пустого слова», а не «дела». Поступали гораздо проще — помогайте армии напрямую, без создания различных структур, что будут делать это в политических целях, стараясь «раскачать лодку» в интересах «заморских покровителей».

— Если кайзеру достанется итальянский флот, и он сформирует на корабли германские команды, Англии и Франции будет гораздо труднее удержать господство на Средиземном море. А, значит, диктовать в будущем всем народам свои условия и правила. Непримиримая борьба германии с Англией во благо России, ибо если кайзер признает наши интересы, то он будет их соблюдать — без нашей поддержки сломить Британскую империю ему не удастся. А потому я приму тайное предложение Вильгельма и встречусь с принцем Генрихом Прусским в Або. Но может быть и самим кайзером…

Тихо сказанные императором слова оглушили Павла Карловича словно ударом киянки по голове. Из истории он знал, что во время войны кайзер несколько раз предлагал тайно встретиться и урегулировать все вопросы, заключив сепаратный мир. Но император, находясь под сильным влиянием франко-англофильского окружения, не рискнул этого делать, догадываясь, что его ждет в самом скором времени, если он попытается договориться о мирном урегулировании. Но затяжка времени ни к чему хорошему не привела — монарх лишь несколько отстрочил неизбежное.

Взяв парочку минуток на раздумья, старательно прикуривая папиросу, Ренненкампф быстро просчитывал ситуацию, мысленно восхитившись нетривиальным решением проблемы.

— Вы правы, государь. Война нашей державе не нужна. Ее не поддерживает большинство народа. Взятие Константинополя дает «карт-бланш» на любые действия, а заключение скорого мира будут приветствовать. А если будут соблюдены наши интересы…

— Это не будет обсуждаться — что мы заняли, то наше навсегда, — голос царя был тверд. — Старый кайзер Франц заплатит по счетам, которых много накопилось. Но соблюдем приличия, воленс-ноленс. Во всех освобожденных славянских областях пройдут плебисциты под нашим покровительством и наблюдением дипломатов других стран — новомодное слово, как вы видите, подыскали. И пусть местные жители сами решат с кем им жить дальше — под моим скипетром, или под австрийским. А старый Франц может себе получить компенсацию за счет Венето и Ломбардии, да хоть с упразднением Итальянского королевства, — в голосе Николая Николаевича снова прорезалось нескрываемое ехидство. — Пусть даже станет правителем королевства обеих Сицилий — единая Италия не нужна, пусть ее земли станут «яблоком раздора» между Австрией и Францией.

— Вполне себе рабочий вариант, ваше величество — немцы взыщут с бывшего союзника, тут не может быть сомнений.

— Что касается султана, то турки могут возвратить себе Ливию или Египет. Мы возражать не будем, если им только удастся их отвоевать, в чем я сомневаюсь. Но и тогда буду преследовать только наши интересы! И Багдадская железная дорога будет под постоянным нашим контролем! Но все османские земли, населенные православными греками и армянами будут моими, а возможно…

Император словно споткнулся на мысли, не желая ее озвучивать. Потом улыбнулся и тихо произнес:

— Если Италия капитулирует, а к этому все идет, то следует озаботиться ее наследством. Что вы скажите, если войска негуса займут Эритрею?

— Ничего не могу сказать, я не представляю тамошних раскладов. Но думаю стоит послать в Красное море крейсера «Аскольд» и «Жемчуг» — лишними они не будут, если итальянцы вздумают сопротивляться.

— Выясните, кто из наших офицеров и генералов бывал в Абиссинии — негусу потребуются советники. И подумайте, какую помощь мы сможем оказать. Нам будет нужен один порт в Африке, в единственной православной стране, дружественно к нам настроенной!

— Я выполню поручение вашего величества — Михаил Васильевич немедленно отдаст указания, у генерала удивительная память, он знает чуть ли не всех поименно.

— Вот и хорошо, ваше высокопревосходительство, — улыбнулся монарх, и доброжелательно произнес. — Да, я подписал указ — вы, Павел Карлович, и генералы Лечицкий, Брусилов, Иванов, Алексеев, Мищенко, а с ними великий князь Александр Михайлович производитесь в генерал-аншефы. Сергей Михайлович получил чин генерала-фельдцейхмейстера, а Эссен стал генерал-адмиралом. Эти чины будут состоять в первом классе «табели о рангах», и приравнены к фельдмаршалу, как действительный тайный советник 1-го класса равен канцлеру. Отличие в том, что погон у вас с жезлами, а у фельдмаршала и канцлера поверх них будет вышит большой императорский орел. Так что поздравляю вас с производством в столь высокий чин. И жалую за победы на фронте орденом Святого Георгия 1-й степени, и бриллиантовыми знаками к ордену Святого Александра Невского, коим вы раньше награждены. А голубая лента и фельдмаршальский жезл вас будут ожидать позже!

— Если вам потребуется, государь, только прикажите — и я отдам за вас и страну вам вверенную Богом, свою жизнь!

Совсем не по уставу, чуть задрожавшим голосом, ответил Ренненкампф, склонив поседевшую голову перед монархом, которого историки от политики именовали «никчемным»….

Погоны высшего командного состава Российской императорской армии. С двумя звездочками генерал-майор, с тремя генерал-лейтенант. Пустой погон принадлежит «полному» генералу — от инфантерии, кавалерии или артиллерии. А вот последний погон для генерал-фельдмаршала. Но в этой альтернативной истории стал чином генерал-аншефа, упраздненным столетием раньше. А вот канцлер и действительный тайный советник 1-го класса, в отличие от других чиновников, погон вообще не носили, да и зачем — их знали в лицо, немудрено запомнить одну живущую персону. Да и было их в нашей истории совсем немного, гораздо меньше чем фельдмаршалов.

Глава 47

— Как там лошадка на ипподроме после забега двум мужикам сказала, что поставили на нее по штуке «зелени» — ну не шмогла я, не шмогла! И хрен с этой Италией — австрийцам тоже нужны победы, чтобы от послевкусия оправится. Уж больно запах дурной на полях Галиции остался, да и на Дунае им сильно вломили, Банатом уже овладели.

Ренненкампф нисколько не ерничал, он был доволен, что приложил все усилия, чтобы «списать» Италию со счетов. И тем обеспечил себе среди англичан и французов серьезное число недоброжелателей, жаждущих над ним расправиться. Однако никто из «своих» ему претензий не предъявлял, все прекрасно понимали, что любое наступление в осенней грязи на русско-германском фронте обречено на провал, вздумай любой противник попытаться прорвать оборону.

Невыполнимая задача в условиях «позиционной войны», когда траншеи идут десятками линий, одна за другой целыми поясами глубоко эшелонированной обороны, доходящей порой до тридцати верст, а минимум пятнадцать. Да перед тем нужно форсировать речные преграды — от устья Немана, потом по Нареву и Висле до самого Кракова шел почти сплошной протяженный фронт, упиравшийся левым флангом в Карпатские горы — там он застыл еще летом, опутался колючей проволокой, ощетинился тысячами пулеметов и сотнями пушек.

Противоборствующие стороны продолжали всячески укрепляться — и война сама по себе здесь утихла, только велся беспокоящий огонь, постреливали снайпера по неосторожным солдатам, велась разведка кое-где. Да иной раз случались бои местного значения, но там где были леса и болота, и отсутствовала речная преграда. Но уже всем воюющим солдатам и офицерам с генералами стало ясно — любое наступление, предприми его русские или германцы, просто захлебнется в крови — артиллерии и пулеметов хватало у противоборствующих сторон, как и снарядов с патронами.

Здесь было развернуто три фронта, полностью закрывавших протяженную линию. Северный фронт располагался против Восточной Пруссии под командованием генерал-аншефа Плеве. Здесь были и речные преграды с укрепрайонами за ними и крепости Осовец и Ковно.

Линия Северо-Западного фронта генерал-аншефа Иванова шла по Висле, от крепостных фортов Новогеоргиевска. Проходила чуть дальше, где в реку вливался Сан, минуя до этого мощные крепости Варшавы и Демблина, или Ивангорода. Там вокруг Сандомира на левом берегу реки был обустроен обширный плацдарм, оставленный для будущего контрнаступления.

Позиции Западного фронта генерал-аншефа Самсонов (того самого, что должен был застрелиться в реальной истории после Танненбергской катастрофы, но здесь известного прославленной стойкостью в любых оборонительных операциях), шли дальше, до Кракова, затем круто поворачивали к югу, упираясь в Карпатские горы.

Целых одиннадцать армий, включая одну конную, находящуюся на отдыхе. В состав армий входило чуть больше сотни дивизий пехоты, и три десятка кавалерийских и казачьих дивизий, составляли увесистую силу из обстрелянных резервных корпусов по большей части, упорных в обороне, но малопригодных в наступлении.

За южными отрогами Карпатских гор растянулся Юго-Западный фронт генерал-аншефа Брусилова, занявший большую часть словацких земель и населенное русинами Закарпатье. Четыре армии прославленных победами генералов — Флуга, Ромейко-Гурко, Драгомирова и Деникина — последнему создали репутацию его невероятно стойкие «железные стрелки», получившие права гвардии — причем вся дивизия, случай невероятный. А 1-ю Конную армию возглавлял генерал-аншеф Келлер, «первая шашка империи». Четыре десятка пехотных дивизий, причем кадровых, и две дюжины кавалерийских и казачьих, самых лучших — все эти войска были «дамокловым мечом», нависавшим над Венгрией, и готовым в любой момент оборваться.

От Герцеговины до Баната растянулись армии Южного фронта генерал-аншефа Лечицкого, что достиг своего положения, не имея академического образования. На двадцать союзных сербских и болгарских пехотных дивизий приходилось тридцать русских, подкрепленных несколькими казачьими корпусами. Внушительная сила, что сейчас продвигалась по горам и долинам Боснии, тесня австрийцев. Местное население — мусульмане-босняки, католики-хорваты и даже православные сербы, просились под руку императора Николая, идеи «соединенного славянства» тут имели огромную популярность. Старый король Петр отошел от дел, и страной правил его старший сын Георгий, отнюдь не вспыльчивый характером, а вполне разумный и настроенный к России крайне лояльно.

Это второе из трех серьезных изменений в истории — ведь должен был править его младший брат Александр, известный хитростью и скрытностью. Но нет, в 1906 году, посетивший Петербург 19-ти летний наследник сербского престола имел приватную беседу с великим князем Николаем Николаевичем, после которой все заметили произошедшие с ним радикальные изменения — принц перестал кипеть вспыльчивостью, сошли на нет конфликты с главой правительства и главным воеводой армии. Да и с юным королем Болгарии Георгий установил теплые отношения — это и было одним из факторов, повлиявшим на не случившуюся 2-ю балканскую войну. Вот такие два изменения — они не должны были править сейчас, но оказались у кормила власти, и причем полностью лояльными к России.

Оба фронта нацеливались на Будапешт — операцию было решено провести в конце марта следующего года, когда подсохнет земля и теплая южная весна полностью вступит в свои права. К этому времени определится и позиция Румынии — Фердинанд выжидал, отчаянно «торговался», вот только император Николай Александрович на уловки и шантаж не велся. И однажды прилюдно сказал английскому и французскому послам, что румыны получат то, что заслужат, и не более того, и на попрошайку короля иначе смотреть не будет. А если примкнет к «Тройственному союзу», тем хуже для Фердинанда и лучше для России — королевство будет оккупировано русскими войсками и станет Валашским генерал-губернаторством. Так что Румыния в войну вступит, и добавит к союзным силам две дюжины дивизий, правда, очень сомнительной ценности, вроде итальянцев.

Взятие Константинополя обеспечили болгары — для «братушек», примкнувшим «ножи», дорога на Босфор была знакомой. При поддержке высадившихся в Варне русских стрелков они пошли победным маршем на древнюю православную столицу, в то время как адмирал Эссен высадил десант на Вифинском полуострове, который османы именуют Коджаэли. Помешать высадке турке не смогли — два дредноута это серьезный довод с двумя дюжинами орудий, каждое из которых посылает убойный довод весом почти в полтонны. Да и транспортов по типу «эльпидифоров» было использовано с пару десятков, а каждый обеспечивал высадку полностью экипированного батальона морской пехоты — воссозданной со времен императора Александра Благословенного в составе полудюжины бригад.

Устоять турки не смогли, будучи атакованными с двух сторон, и отрезанными от Анатолии, что лишало их помощи. Даже обыденной резни христианского населения столицы не случилось — османы побежали на азиатский берег десятками тысяч, используя всевозможные суда и лодки. Им Ренненкампф специально приказал отвести «золотой мост», чтобы выпихнуть подальше в глубину Малой Азии враждебное население…

Эти уникальные суда водоизмещением в тысячу тонн стали строить еще до 1-й мировой войны. Имея осадку по носу намного меньше, чем кормой, они могли подходить к необорудованному пристанью побережью, высадить людей и необходимые грузы. Лучше всего подходил в качестве десантного корабля специальной постройки, однако при установке двух-трех 120–130 мм пушек превращался в канонерскую лодку для огневой поддержки тех же десантников. А мог еще служить минным заградителем и тральщиком, да обычным транспортом — универсальный и полезный по характеристикам корабль.

Глава 48

— Интересно, как Николай Александрович «греческую проблему» решать будет? Ладно, в Константинополе он прочно сидит, поддержка болгар полная — «цельнокупную» страну все же им создал, осуществив мечту. Понт и «большая» Армения за него всеми зубами держаться будут — иначе их просто окончательно дорежут, как киликийских христиан!

Ситуация на занятых русской армией территориях оказалась интересной. Местные жители категорически отказывались от «покровительства» греческой короны. У них сторонников «Великой идеи» возрождения Византийской империи, но только под покровительством российского самодержца и его армии, было многократно больше, чем одиночных приверженцев Венизелоса с его крайним национализмом несбыточных мечтаний о создании некой «Великой Греции», которая должна стать преемником державы ромеев. Ренненкампф в очередной раз углубился в изучение докладов. Он никогда не думал, что главнокомандующий фронтами, а им он стал, так как царь являлся Верховным главнокомандующим, должен изучать политическую составляющую очень дотошно и скрупулезно.

— Головой совсем думать не умеет — одно слово «политик», у которого мысли необычайно «легкие»… как у кретина, решившего покончить жизнь самоубийством!

Теперь Павел Карлович стал отчетливо понимать, какая каша «варилась» на Балканах в период османского владычества. Теперь императору Николаю Александровичу пришлось «расхлебывать» это месиво взаимных обид и желаний упрочить свое положения путем насильственного ущемления чужого. Требовался «третейский суд», или, говоря языком из будущего времени — «набить стрелку» и на ней срочно «разрулить» сложившуюся ситуацию. Причем, «миротворец» должен был обладать не только весомым авторитетом, но и немалой силой, чтобы надавать по «шапке» всем несогласным. И в то же время не допустить к решению «внутрисемейного» спора английских и французских посредников, которые только усугубят положение.

Хорошо, что 2-й балканской войны не случилось, иначе ситуация стала бы совсем тупиковой. А так сербы с болгарами сейчас договорились между собой по-хорошему, не ссылаясь на исторические хроники с крайне сомнительным правом «владения».

При посредничестве русских учитывались только сложившиеся реалии. Сербы передали значительную часть Македонии, где болгарское население было в большинстве — идеи «македонизма», насаждаемые сербами раньше, среди жителей оказались непопулярными. Решили провести и ротацию населения, которое оказалось в анклавах. И на этом старые споры и дрязги были закрыты, хотелось бы навсегда.

Сербы остались не в накладе, а в большом выигрыше. Болгары «вписались» в войну за Банат большими силами — в его западной части проживало большое число сербов, и эта территория должна была отойти Белграду. А банатские болгары, бежавшие сюда от турецкой резни, могли переселиться на историческую родину — сербское правительство брало на себя все расходы и «достойную» оплату за оставляемые земли и дома в селах. Переселенцам отводились селения в восточной Фракии, которые покинули турки, поголовно бежавшие с европейской стороны своих бывших владений.

— Хоть болгаро-сербские дрязги удалось разрешить «полюбовно», и то хорошо, — Ренненкампф усмехнулся, прикуривая папиросу. И это было немаловажно — именно пять болгарских дивизий, вместе с двумя русскими армия созданного Юго-Восточного фронта, нанесли поражение двум турецким армиям, откинув их в глубину Анатолии. Командовал новым фронтом генерал от инфантерии Радко-Дмитриев, болгарин по национальности, но давно служивший в русской армии, и воевал еще с японцами. Протеже великого князя Николая Николаевича, он сейчас подходил для этого поста как нельзя лучше. Потому что любая империя не унитарное государство, последнее просто распадется на части, если начнет проводить политику ущемления других наров в языковом, религиозном, образовательном отношении. Именно к этой насильственной и порочной национализации и призывали греческие политики, и в первую очередь сам Венизелос, хорошо, что отрешенный старым королем Георгом от поста премьер-министра, иначе наломал бы «дров».

Потребовал чтобы Россия вернула Греции Константинополь, а быть или не быть Николаю Александровичу правителем сразу двух возрожденных империй — Византии, то есть Константинополя, и Трапезунда или Понта, решать только грекам и никому иначе. Вот это ни в какую телегу не укладывалось — русские с болгарами воевали, с боями вышибли османов вглубь Анатолии, овладели проливами, которые всегда были жизненно важны для Российской империи, что не раз показывали войны на протяжении нескольких веков. А тут решать будут за кем останется Царьград с Босфором и Дарданеллами афинские политиканы, на которых клейма негде ставить?!

— Пусть сам идет и воюет за свои идеи, болван близорукий. Недаром национализм в нацизм легко трансформируется, как не играй понятиями. Византийская империя многонациональная страна, а название Греческого королевства само о себе говорит. А когда попробовали сами в одиночку повоевать с турками, то огреблись по полной программе.

Именно Элефтериос Венизелос лично виновен в том погибельном исходе миллиона греков с исторической родины, где они жили тысячелетиями, а Смирна с Константинополем окончательно стали турецким Измиром и Стамбулом. И поражение Афин в турецко-греческой войне двадцатых годов есть страшная плата за его политические амбиции и «близорукость», так что «Энозис» претворить в жизнь с таким подходом было делом изначально обреченным, и привело к национальной катастрофе!

Ренненкампф смачно выругался, поминая либеральных политиков, которые при ближайшем рассмотрении оказывались упертыми националистами, с такими идеями «единства» территории, народа, языка и религии, которые от нацизма неотличимы. И они, в конечном итоге, губят всех тех, кто разделяет эти ущербные идеи, желая полностью доминировать над другими людьми, иного языка и веры.

— Ничего у либералов не выйдет — их роялисты скоро сажать начнут по камерам. Тут все предельно просто — или с нами или против нас. Надо быть слепцом, чтобы не видеть — Россия проливы никому не отдаст! Ни грекам, ни туркам, ни англичанам! Принимайте реальность как таковую, ибо урок вынесли — на третий раз проливы взяли, а четвертому не бывать!

Павел Карлович отложил бумаги и задумался — война на Кавказском фронте — армянском нагорье и на побережье западной части Понта — окончательно замерла. Войска генерал-аншефа Юденича занимали выгодные позиции на горных перевалах, выставляя пулеметы и легкие пушки, легко отбивали редкие атаки турок. На освобожденных территориях учреждалась русская администрация — тот же Понт был разделен на две губернии — Синопскую и Трапезундскую. Образовано Нагорное генерал-губернаторство в размерах древнего Армянского царства, официально вошедшее под скипетр императора Николая Александровича.

Спешно формировались десять пехотных бригад из местных греков и армян, в них отправили инструкторами русских офицеров и унтер-офицеров, обеспечили обмундированием и вооружением. Так что если османы не пойдут на мирные переговоры, им же хуже — есть, кому проводить «зачистку», и мстить за многовековые расправы. Образовали по императорскому повелению Ефратское казачье войско, куда массами хлынули «зачисляться» курды — этот воинственный народ, лишенный государственности, получив определенные шансы на оную, перестал поддерживать турок в войне против русских.

На Юго-Восточном фронте были полностью освобождены Вифиния и Мизия — и тем прикрыта с востока зона проливов. Прибрежная полоса занималась войсками до самого Синопа — тем самым турки лишались доступа к Черному морю. Теперь шло наступление на Ионию — древняя Лидия и Кария были плотно заселены греческим населением вот уже три тысячи лет, и с восторгом встречали освободителей. На этом наступательная война должна закончиться — получив только те территории, где проживало большинство христианского населения, следовало как можно лучше укрепиться на заранее выбранных наилучших позициях. Имея пушки и пулеметы с огромным боекомплектом, можно отразить наступление любых масс плохо вооруженных аскеров, причем долгое время. Наступать в глубину Малой Азии император не собирался — там могла пойти война только на полное истребление.

Одно плохо, так это то, что произошла насильственная «ротация» населения — армяне десятками тысяч бежали из Киликии и Анатолии, греки из Карии и восточной Лидии, а навстречу несчастным шел столь же горестный поток отуреченных за века жителей, которые обоснованно страшились праведной мести от покоренных прежде христиан. Но это следует принимать — в своем господстве османы переходили все рамки, принимая только насилие за главный аргумент в своей внутренней политике. Потому и исчезла великая прежде Османская империя, превратившись на карте в скромную по размерам территорию для одних только турок…

Карта «Великой Греции» Элефтериоса Венизелоса, чей портрет приведен в левом верхнем углу. Это границы по Севрскому договору 1920 года. Живи и радуйся, но захотелось побольше. А результатом стали довоенные границы, турки отобрали себе все обратно и выселили больше миллиона греков из своей страны. Заметьте, что здесь не нарисовали Понт, а Кипр, занятый англичанами, показали в уголке — он до сих пор не в составе греческого государства. А понтийские греки нашли пристанище в России…

Глава 49

— К сожалению, Жорж, но византийское наследие великой империи ромеев греки бездарно профукали, — Николай Александрович усмехнулся и посмотрел на своего давнего приятеля, вполне официального наследника греческого престол. Принц Георг ему приходился троюродным братом по своей матери, великой княгине Ольге Константиновне. Та была дочерью великого князя Константина Николаевича, сына императора Николая Павловича, который приходился им общим прадедом.

— Но мы с тобой не эллины, а потому насчет этого беспокоится незачем, а будем исходить из сложившегося положения, ведь русский солдат в Константинополе, и оттуда уже никогда не уйдет, — голос царя был тверд как никогда. Ведь достигнутая путем усилий сотен тысяч русских солдат и офицеров победа, которую за почти два века не смог достигнуть ни один император, фактически означала только одно — все остальные цели в войне уже не так важны. Главное упрочить положение и не отдать завоеванное в ходе дипломатического нажима «союзников». А то что таковой последует, николай Александрович не сомневался, раз уже пошел зондаж из Лондона и Парижа с легким пока «нажимом». Так что сейчас нужно было действовать решительно и быстро, закрепляя успех. А потому на переговоры прибыл Георг, старинный приятель, и с ним можно было говорить вполне откровенно, не подбирая дипломатических выражений.

Семь бед — один ответ, а союзники пусть злятся, сделать они все равно ничего не смогут, нет у них таких сил. Эти мерзавцы еще за Севастополь должны ответить, которым овладели шестьдесят лет тому назад в Крымскую войну. Если в Лондоне и Париже думают, что русские забыли про это — то лорды и месье сильно ошибаются!

Теперь Николай Александрович прекрасно понимал всю ярость, терзавшую генерала Ренненкампфа, который постоянно твердил, что нужно повести войну так, чтобы Россия осталась в выигрыше, а союзники потерпели поражение. В прошлый раз он не решился заключить сепаратный мир, но тут появился очень удачный момент, чтобы повернуть ситуацию. Но вначале нужно решить вопрос с греками.

— Твой отец передаст тебе бразды правления, так как больше некому — Николай увлечен живописью, Андрей не без оснований считается германофил, и его кандидатура для нас категорически неприемлема. Христофор самый молодой из вас — ты ему сам в отцы годишься, Жорж.

Император усмехнулся, прекрасно понимая, что для его целей это самый лучший расклад. Дело в том, что два года тому назад, в Салониках анархист предпринял покушение на короля. Однако по воле судьбы пули достались наследнику престола принцу Константину, известному своими прогерманскими симпатиями. К тому же он женатому на сестре кайзера Вильгельма принцессе Софье Прусской.

Убийство невероятное, и Николай Александрович подозревал, что тут не обошлось без участия кого-то очень влиятельного. Хотя, что тут скажешь — позже пули сразили великого князя, а Столыпин, что должен был умереть, остался жить. Так что за всем этим может стоять сама судьба, с ее решением сильно не поспоришь, она сама выбирает, кому пришло время умирать. Но случай с Константином сыграл в пользу России.

Греческая королевская семья являлась датской, и одновременно самой пророссийской среди европейских венценосцев. Еще бы — жена короля великая княгиня Ольга Константиновна, старшая дочь Александра замужем за великими князьями Павлом Александровичем, дядей императора. А младшая сестра Георга Мария вышла замуж за великого князя Георгия Михайловича. Брат Николай женат на великой княгине Елене Владимировне, двоюродной сестре Ники. Ни один из королевских дворов Европы не имел столь прочных матримониальных связей с «Домом Романовых».

— Видишь ли, Жорж, хотят ли ваши политики, или не хотят — но империя ромеев возрождена, и является составной частью империи Российской. Константинополь «второй Рим», а Москва «третий» — четвертому не бывать! Смотри что получается — Константинополь с округой у меня, Вифиния и Мизия заняты полностью, и войска займут Ионию. Десант будет высажен и на Родос с прилегающими островами — они ведь итальянскими два года тому назад стали, а Рим капитулировал. Так что надо успеть, чтобы англичане нас не опередили. Понт, вернее Трапезундская империя, мне присягнули, и все армянское «царство» что раньше в империю входило. И во всех этих областях я в своем праве, и мне по большому счету безразлично, что думают на этот счет ваши либералы. Гораздо важнее — признаете ли вы меня вашим императором по праву, что позволит избежать многих неприятностей?!

Георг был готов к такому вопросу — они обсуждали его с отцом заранее. Ситуация складывалась не в их пользу, если рискнут пойти на конфронтацию. Дело в том, что объединение греческих земель — долгожданный «энозис» — начал проводить именно российский император, освобождая захваченные турками византийские фемы. И народ встречал нового базилевса и автократора с ликованием, чуть ли не обожествлением.

И вот тут и роялисты, и либералы в греческом парламенте и правительстве попались в западню. Греческие земли стали объединять «сверху и со стороны» — случай прежде небывалый. Выступить против признания нового базилевса — обречь себя если не на смерть, то на изгнание. Признать его полную власть — страна лишится части независимости. Именно лишь некоторых полномочий, как поступил царь Борис, признавший власть императора Николая первым. И попросив «покровительства» и «вечного союза», то есть «вассалитет» в прямом смысле. Но за это согласие на конфедерацию болгары получили практически все земли, воссоединив народ. С Болгарией греки полвека тому назад, находясь еще под османским игом, разругались напрочь — так что этот разрыв стали именовать «великой схизмой».

И что самое плохое, так что Сербия и Черногория тоже пошли по этому пути — признание российского протектората позволяло им значительно прирасти территориями с единоплеменниками. И при этом получить защиту от «сюзерена», так что Париж и Лондон не смогут надавить в своей привычной манере. А ведь освобождение населенных греками земель еще не закончено — остался Кипр, присвоенный англичанами. А если брать саму Византию, в которой были два основных народа — греки и армяне — то не освобождена Киликия, где турки продолжают свирепствовать над армянами.

Да, чем-то придется поступиться, и в самой малости отрезать болгарам десяток селений, это не так страшно. Пусть власть будет немного урезана, но весь греческий народ воспринимает сейчас императора как «Освободителя», и мешать ему смертельно опасно. Даже Венизелос это сообразил, живо отказавшись от либеральных взглядов, став консервативным монархистом.

— Весь наш «дом» признает тебя императором ромеев, и стран под твоим скипетром находящихся, государь!

Впервые в жизни принц Георг обратился так к Ники, и почувствовал при этом необычайное воодушевление, и даже радость — с души будто тяжелый камень свалился…

Пока еще наследники престолов, второй и первый по очереди — принц Георг и цесаревич Николай.

Глава 50

— Если я бы знал, чем закончится эта война, Ники, я бы ее не начинал. Нас с тобой использовали как марионеток, стравив в схватке!

Кайзер почернел лицом за время тягостного рассказа императора — на лице Николая Александровича застыла восковая маска. Он решился на тайную встречу с Вильгельмом в небольшом финском городке Торнео. Вообще-то они должны были встретиться в шведском городке Хапаранда на противоположном берегу реки, но правитель Германии по собственной воле перешел на русскую сторону — жест полного доверия с его стороны.

— Повтори, как зовут этого бесноватого ефрейтора, что возомнил себя повелителем мира?!

— Адольф Гитлер, или Шилькгрубер, венский художник. Сейчас должен воевать где-то на западном фронте.

— Найдем, — буркнул кайзер, и по лицу пробежала гримаса, по которой стало ясно, что жить несостоявшемуся лидеру «Третьего Рейха» осталось немного. И эта догадка была тут же подтверждена словами:

— Я не имею права рисковать своими подданными, Ники. А потому не имею права потерпеть поражение в этой войне, хотя сам проживу долго. Но зачем мне такая жизнь?!

В голосе кайзера прозвучала нескрываемая горечь, да и царь чувствовал себя скверно — прекрасно зная какое будущее ожидает его дочерей, сына, жену и его самого будущее, все эти долгие годы он прилагал нечеловеческие усилия к спасению.

— Мы не должны дальше воевать, Вилли, иначе зайдем слишком далеко, и вместо меня с Алекс погибнешь ты с Августой. Цель их понятна — уничтожить нас, низвести наши страны до края бездны, и желательно, чтобы мы сами погубили друг друга, собственными руками…

— Что будем делать, Ники?! Ты ведь нашел выход, раз позволил нам сокрушить Италию так быстро, а ведь мог вмешаться?!

Кайзер всегда отличался разумным подходом к делу, когда места для трескучих фраз не оставалось.

— Мог, но не стал.

Покладисто согласился Николай, кивнув головой. Вильгельм усмехнулся и отпил из чашки горячего кофе, с удовольствием прижмурившись. Кайзер не мог себе позволить пить ароматную арабику из чашечки, удовольствовавшись эрзацем, добровольно желал переносить лишения с собственным народом.

— И как ты это видишь?

— Ты должен повергнуть Францию одним, но очень сильным ударом. А я дам урок венским глупцам за их ненасытные аппетиты. Иного не остается, Вилли, нужно убрать все камни преткновения в нашем будущем — славяне и православные люди мои, немцы и лояльные к ним народы полностью твои. И мы больше не допускаем взаимной вражды ни в каком виде — против нас огромный блок англо-американцев, к саксам они уже не имеют никакого отношения, с самой мощной экономикой в мире. Учти — они рвутся к установлению своего мировому господству, навязывая свои правила и через столетие это приведет к глобальной катастрофе.

— Ты не хочешь мне поведать, что дальше случится?

— Я сам отказался от этого. Мы с тобой не должны допустить, чтобы такое знание обернулось в нашем мире созданием чудовищного по силе оружия, атомной бомбы, которая в одночасье может испепелить целые города. Но ты сам можешь поговорить с ним, когда окончится война. К счастью, после смерти великого князя за несколько дней до начала войны прибыл еще один посланец из будущего, который очень мне помог.

— Жаль, что у меня нет такого советника, — недовольно произнес кайзер, — но я с ним с удовольствием побеседую и долго…

— Да, кстати, они оба русские, но и немцы по крови.

— «Зов крови» он таков, Ники. И в нас много славянской крови — Мекленбурги одни чего стоят. А потому давай забудем не нужные нам распри, и подумаем, как выбираться из скверного положения, куда нас загнали. Всегда думал, что с англичанами стоит иметь дело — как я ошибся!

— И я тоже — они не сделали ничего для спасения меня и моих близких, все ложь и обман. А ведь я их фельдмаршал и адмирал флота, да и мы с Георгом как близнецы выглядим, — усмехнулся Николай Александрович. И чуть наклонившись, негромко сказал:

— Старик «Прогулкин» скоро умрет, а эрцгерцог Карл не та фигура, чтобы удержать свою «лоскутную империю» от распада.

— Предатель, — буркнул Вильгельм, так как уже знал, что тот, став кайзером, попытался заключить сепаратный мир, и оставить Германию один на один с врагами, в войне, куда Вена ее и втянула.

— Славяне по горло сыты владычеством австрийцев и мадьяр. А потому предоставим им выбор — или они остаются в составе «двуединой монархии», или образуют свои королевства, которых лишились, и титулы перейдут ко мне. А сами получат полную автономию по примеру тех же болгар или сербов, либо как твои баварский и саксонский короли. Я не собираюсь принуждать католиков, но желаю создать единение славянских народов, как ты германских. И это можно решить спокойно, проведя справедливое размежевание. Если ты принимаешь это за основу, то будем договариваться на будущее. А если тебя не устраивает, и ты готов положить свой народ за венскую химеру, которая тебя и предаст, то выбор за тобой, Вилли.

— Хорошо, благо у меня практически нет славян, онемечены давно, за исключением поляков…

— Ляхи меня не интересуют, могу своих добавить, — со злостью ответил царь, и, сцепив пальцы, произнес:

— Раз так, то сможем договориться о будущем новом «драйкайзербунде», в котором Вена лишняя. Но там пока об этом не знают, да и проблем у них будет невероятно много.

— А кто станет третьим в нашем с тобой альянсе?

— Микадо! Нам нужна опора на Тихом океане в виде морской державы. А эти азиаты рано или поздно войдут в конфронтацию с англо-американцами — так оно и будет, ты ведь знаешь.

— Хм, неожиданное предложение, но интерес определенный есть в нем, — после паузы отозвался кайзер. И неожиданно произнес:

— Дело за малым — как сокрушить Францию, чтобы она сама пошла на мир? Да и что делать дальше, если Англия продолжит воевать? Высадиться на «острова» мы не сможем, даже если открыто станем военными союзниками. Я просто не вижу решения…

— Оно у тебя уже есть, я имею в виду Францию. Твоя мадемуазель, не удивляйся, мои жандармы умеют распутывать дела, передавала тебе ночное бормотание Николая Николаевича. Просто ты не применял это оружие, хотя у тебя оно имеется.

— Потому и не отдал приказа, что знал о том, что у тебя найдется ответ — я ведь не представляю в полной мере, какими знаниями владел великий князь. И как видишь, правильно сделал — даже австрийцев унял, когда они над твоими офицерами и солдатами в плену издеваться вздумали.

— Прости, но этого виновным я не прощу никогда! Под суд отдам и повешу мерзавцев! Или в Сибирь отправлю — я слово дал!

— Делай с ними что хочешь, Ники — надавим с двух сторон, и Карл согласится их всех выдать — куда ему деваться! Или сами их возьмем! Не стоят они нашего с тобой союза, не стоят…

Генетика как наука — один из наглядных на то примеров. Русский царь и английский король, словно близнецы-братья. Стоит ли удивляться гемофилии?!

Глава 51

— Англичане действуют в своей привычной манере, так что не стоит тому удивляться. С выходом Италии из войны в Лондоне осознали, какая угроза нависла над Британской империей, вот и пиратствуют по обыкновению. А ничего — вполне действенно, ведь главное результат!

С того момента, когда германские дивизии нанесли нокаутирующий удар по итальянцам прошло немного времени, до православного Рождества еще больше недели. В европейских странах вот уже два дня как начался новый 1916 год, в Российской империи еще последняя декада декабря только наступила. Но события понеслись вскачь, галопом!

Италия оказалось выбитой из войны, вылетела как ядро из пушки. Король Виктор Эммануил III не бежал из страны, как предполагали многие, а остался в ней, правда, всю горечь подписания капитуляции возложил на премьер-министра Антонио Саландра, зачинщика этой войны, и главнокомандующего армией генерал Луиджи Кадорна. После этого Германия и Австро-Венгрия старательно выместили все обиды на своем союзнике, что их откровенно предал, польстившись на посулы Антанты, подкрепленные звоном «презренного металла» — 50 млн. фунтов предоставленного Англией займа — полмиллиарда золотых рублей без малого.

Весь парадокс ситуации состоит в том, что в войну втягивали англо-французские дельцы не по договорам, а вопреки оным, откровенно покупая оптом и в розницу олигархов и влиятельных политиков. Итальянский парламент большинством голосов — 320 из 508 проголосовал за предложение бывшего премьер-министра Джолитти, лидера «нейтралистов». Да и сам король, лояльной к императорским домам Германии и Австро-Венгрии Савойской династии, отнюдь не рвался в драку с родственниками.

«Чиаболетта» («коротышка» по названию небольшой сабли, а рост его величества Виктора Эммануила был в полтора метра), не желал влезать в мировую войну, понимая, что нейтралитет принесет гораздо больше выгоды. Но уломали венценосца, прельстили огромными территориальными приобретениями — «и осел пошел за морковкой»!

И тут же, как по заказу начали происходить массовые антипарламентские манифестации — чем не «цветная революция». И стоило Джолитти выехать из столицы, как живенько, игнорируя решение парламента, объявили войну, торопясь, ведь деньги олигархами были получены, а их нужно отрабатывать. Вот только тогда итальянские политики не знали как их классически «кинут», когда наступит мир. Ведь когда хочется много и сразу, то зачастую получают ни хрена и постепенно. И более того — намного чаще теряют даже свое, или то, что давно считалось «своим».

«Рисорджементо» закончилось в конце ноября 1915 года — «объединенная» Италия живенько распалась на прежние, самостоятельные государства, находящиеся под временной оккупацией бывших союзников. За прошедшие полвека, по выражению одного циничного политика, после создания Италии, старались «слепить» итальянца — но тут не хватило времени, и страшная военная катастрофа разрушила живенько «сшитое на живую нитку» государство. Король Виктор Эммануил стал правителем прежней родовой вотчины — Сардинского королевства, состоящего из трех частей — собственно острова, Пьемонта и Савойи. С последней частью вышло неладно — свои исторические земли в 1860 году были уступлены французскому императору Наполеону III, взамен помощи, которую тот оказал при «объединении» Италии. Правда все оформили «чинно и благородно» — французы провели плебисцит, который, понятное дело дал положительный результат для них. Против такого «волеизъявления» яростно протестовал Джузеппе Гарибальди, уроженец Ниццы, но так всегда и бывает — тот, кто сам занимается мошенническими схемами, бывает очень сильно недоволен, когда его самого «кидают». Такие кунштюки проводили постоянно — чего обижаться то, на знаменитую европейскую «демократию» в действии!

Ведь сам король Виктор-Эммануил II «присоединил» королевство обеих Сицилий с рекордным результатом — 98 % избирателей высказались в его пользу, хотя исторически неаполитанцы всегда стойко ненавидели пьемонтцев. Но тут нужно уметь «правильно» подсчитывать голоса. А это гарантируют войска, что заняли территорию!

Зато теперь Сардинское королевство вступило против Франции в войну, итальянцы вроде румын живо «переобулись». Да выбора не осталось — а потому взгляд «коротышки» остановился на Савойе, которую ему кайзер Вильгельм пообещал вернуть, отправив за отступавшими фраснцузкими войсками с десяток дивизий. Заодно германцы заняли Парму, Модену и Флоренцию, где воцарились прежние династии, охотно принявшие протекторат.

Вена же старательно брала под «опеку» свою долю — весьма немаленькую, как оказалось. Первым делом загребли Венето и Ломбардию, которые полвека тому назад входили в империю и были потеряны в результате войн с Францией и Пруссией. Досталась и бывшая папская область, весьма немаленькая по размерам. Королевство обеих Сицилий восстановлено, на трон вернули вполне законного и легитимного монарха — 74-х летний Альфонсо Сицилийский, из династии Неаполитанских Бурбонов, вернулся на трон своего старшего брата Фердинанда, который тот оставил по принуждению Гарибальди. Причем оный монарх, носящий на груди орден святого Георгия 4-й степени, полученный еще в 1861 году, сразу отказался вступать в войну на чьей-либо стороне.

Однако военно-морские базы новоявленный монарх, как и Сардинский король, предоставили во «временное пользование» кайзеру Вильгельму, почему англичане по ним и ударили своими крупнокалиберными пушками линкоров и броненосцев, стараясь не допустить использования бывших кораблей «режина марине» в интересах кайзерлихмарине. Ущерб нанесли существенный, но отнюдь не серьезный — с полдесятка броненосцев и броненосных крейсеров вышли из строя до конца войны. И судьба их ждет унылая — все отправятся на слом, никто ремонтировать не станет.

Вот только кайзеру достались пять новых дредноутов, и шестой готовился вступить в строй. Экипажи для них были забраны с устаревших броненосцев первых серий, которые были «подарены» скандинавским странам — Дании и Швеции — своеобразная форма «платы» за поставки нужных ресурсов. Весьма разумно — эти корабли не имели никакой боевой ценности с их 240 мм пушками. Еще кайзер получил три легких турбинных крейсера и много новых эсминцев, а также все подводные лодки. Кое-что из устаревшего, но хорошего получили австрийцы. Все остальные корабли достались Пьемонту тешить самолюбие — выходить в море и воевать с англичанами «храбрые савойцы» не собирались от слова «совсем».

В этой ситуации раздела «наследства» итальянского флота преуспел и генерал-адмирал Эссен — на Родосе был захвачен броненосный крейсер «Пиза», собрат которого «Дженоа» был продан грекам и стал в их флоте «Аверовым», в честь миллионера, что дал деньги на покупку. А заодно там захватили крейсер «Либиа», с десяток эсминцев и миноносцев, две субмарины — никакого сопротивления итальянцы не оказывали, наоборот, с нескрываемой радостью передали корабли «союзникам».

Так что объединенный русско-греческий флот получил существенное приращение в силах — три дредноута, четыре броненосца (из них два греческих американской постройки), два броненосных крейсера. А также два легких турбинных крейсера, еще один достраивался в Николаеве. И четыре бронепалубных крейсера, включая турецкий «Гамидие», что ремонтировали в Пирее. К тому же в Эритреи войска негуса захватили несколько канонерок и миноносцев в Массауа, куда вошел крейсер «Аскольд», придя на помощь союзнику. «Жемчуг» встал на якорь в Ассебе, и итальянская колониальная администрация покорно подчинилась.

Ренненкампф ожидал, что англичане возмутятся таким «произволом», однако все прошло на удивление гладко. Союзники по Антанте пока были сильно заняты — прибирали к своим рукам «бесхозные» Ливию и Сомали. И нисколько не сомневаясь, решили высадить десанты и захватить Сардинию с Сицилией, приглашая поучаствовать в этой авантюре и царя. Правда, тот благоразумно отклонил это предложение — один раз подобное уже было во времена императора Павла, и ничем хорошим не закончилось. Но в том, что скоро грянут серьезные события, Ренненкампф уже не сомневался…

Удивительная страна Италия — она появилась намного раньше, чем такой народ как итальянцы. Как говорят, тот впервые себя почувствовал единым благодаря победе 1934 года на чемпионате мира по футболу.

Глава 52

— Желтая смерть… Желтая смерть…

Генерал Людендорф тихо бормотал себе под нос, повторяя одни и те же слова. Но при этом внимательно рассматривал трупы французских солдат, что лежали порой грудами. Лица людей были искажены предсмертными муками и пожелтели, запах тлена чувствовался даже через повязку — ужасающее зрелище, апофеоз войны, как сказал бы любой художник, что остался бы в здравом рассудке при виде подобной картины.

Но он военный, и необходимо знать воочию, как действуют ядовитые газы, примененные в огромном количестве единовременно, на нескольких протяженных участках фронта. Эффект был достигнут поразительный — крепостные форты Вердена пали за несколько часов, гарнизон даже не смог толком обороняться, все уцелевшие защитники бежали в жуткой панике. Да и по Марне оборона французских войск была прорвана в нескольких местах — эффект от применения нового оружия оказался поразительным.

Они с фельдмаршалом Гинденбургом на такой успех не рассчитывали, полагая, что подведенные в последний момент гренадерские дивизии, предназначенные для прорыва передовой позиции, застрянут там под пулеметным огнем. Но под защитой стены ядовитого газа, что при попутном ветре ушел далеко на юг, потери наступающих полков были невелики. Будто вернулось славное время августа позапрошлого года, когда армия кайзера Вильгельма победно маршировала по полям и виноградникам Шампани, идя на Париж, и сметая на своем пути все заслоны.

— Прав французский король, что сказал, что труп врага всегда приятно пахнет, — хмыкнул Людендорф и поспешил отойти от кучи мертвых тел. Их сейчас торопливо закапывали в огромных ямах плененные французские солдаты, потрясенные катастрофой. Да и сам Людендорф не ожидал такой впечатляющей победы, для которой оказалось нужным десять тысяч баллонов с отравой, хороший попутный ветер и сорока дивизий пехотинцев, лица которых были закрыты специальными защитными масками.

Артиллерия, особенно дальнобойная, получила пару сотен тысяч снарядов с желтой и зеленой маркировкой. И вот эти снаряды, запрещенные к применению Гаагскими конвенциями, оказались многократно более полезными, чем баллоны — клубы ядовитого дыма полностью парализовали работу расчетов вражеских батарей даже в глубине обороны, и та не смогла поставить заградительный огонь.

Германское командование, скептически относившееся к идее прорыва на широком фронте с использованием отравляющих газов, было ошарашено прилившим счастьем. Хорошо, что выделенные для наступления самые лучшие дивизии были готовы и бодро двинулись вперед. Верден, мощнейшая крепость был захвачен в течение одного дня, и теперь германские дивизии двигались на юг, выходя в тыл и отсекая оборонительную линию, состоящую из крепостей Туль, Эпиналь и Бельфор, что шли по Мозелю, не давая продвигаться германским войскам из Эльзаса и Лотарингии.

Прорыв на Марне в трех местах тоже увенчался успехом — 2-я армия уверенно продвигалась к Мелену, что на Сене поблизости от Парижа, три других армии тоже достигли успеха, тесня противника. Несколько французских дивизий были прижаты к сен-гондским болотам, и были обречены, так как обходящие корпуса заняли Фер-Шампенуаз, у которого столетие тому назад потерпели поражение маршалы Наполеона.

Однако наступление шло не так быстро, как виделось в первые дни — лишившись оборонительных позиций французы яростно отбивались, переходя в отчаянные контратаки — эффект от массированного применения нового оружия несколько сгладился, хотя позиции вражеской артиллерии выявлялись аэропланами и немедленно обстреливались химическими снарядами. Но французы дрались как черти, не понимая, что война уже проиграна, и даже бесстрашие солдат не способно изменить ситуацию.

И дело в том, что попавшая под наступление 2-я английская армия генерала Хейга, отступала в панике, оголив пятидесятикилометровый участок обороны в районе Руана. Ядовитые газы потрясли «томми», половина которых всего несколько месяцев были на фронте, и не «втянулись» толком. Все дело в том, что лорд Китченер создавал миллионную армию, и хотя желающих воевать с немцами набралось достаточно, но что они смогли, не имея опыта, противопоставить яростному напору германских ветеранов, имеющих закалку с выучкой.

Да к тому же ядовитые газы! Желтая смерть!

Людендорф на это и рассчитывал, и тут же бросил в прорыв сразу две конные армии, сформированные по «русскому» опыту. С целью увеличения количества подвижных дивизий, их сделали трех полковыми, причем восемь эскадронов воевали на лошадях, а четыре эскадрона драгун уселись на велосипеды. Каждой дивизии придали батальон егерей и дивизион конной артиллерии, и по три свели в корпуса, которых стало семь. И это без учета изъятой войсковой конницы из полевых корпусов, что составила отдельные кавалерийские дивизии, приданные уже полевым армиям.

Оба командующих «конармиями», генералы Марвиц и Макензен, столь удачного момента не упустили — кавалерийские дивизии, входя в прорыв, немедленно растягивали по фронту, стараясь продвинуться как можно дальше. Вышла очень широкая полоса наступления, от города Кана, что в Нормандии, до Тура на Луаре — последний был глубоко в тылу парижской группировки. За германской кавалерией устремились массы инфантерии, в бой бросили все резервы, которые вывели с Балкан и Трансильвании, оставив на произвол судьбы и русского оружия австрийских и венгерских союзников, фактически обреченных на заклание.

Потрясенные разгромом англичане, побросав тяжелое вооружение, отступали стремительно. Их 1-я армия отступила к побережью Ла-Манша, чтобы иметь возможность для экстренной эвакуации, две другие армии отступали к Луаре, причем германская кавалерия с фланга их порой опережала, отсекая путь для бегства. Но англичане славятся упрямством — они сбивали заслоны и продолжали отходить, ставя французские армии от Парижа до Бельфора в отчаянное положение.

— «Битву за мир» мы выиграли, даже потеряв союзника, которого принесли в жертву нашей победе, — пробормотал Людендорф, еще раз оглядев форты Вердена. Теперь генерал мог ехать обратно в штаб, который покинул несколько часов тому назад, чтобы собственными глазами посмотреть на эффект от применения отравляющих газов. И вины за содеянное совершенно не испытывал — французы несколько раз применяли газы, правда, вполне безвредные. Солдаты только задыхались и у них шли ручьем слезы, но никто не умирал. Так что противнику вернули должок, только с очень и очень большими процентами.

Но так ведь сами французы не зря постоянно твердят — на войне как на войне! Тут не до сантиментов!

На поля 1-й мировой войны вышел самый настоящий кошмар, который и предвидеть никто не мог. Немецкие химики рассуждали вполне логично — раз мы жаждем умерщвлять вражеских солдат, то разве важно каким это будет сделано способом — шрапнелью или газом. А вот такой подход и взбесил Антанту — как посмели тевтоны относится к цивилизованным европейцам как к каким-то дикарям или азиатам. Русских травите, а мы причем?!

Тоже вполне логичный посыл — ведь есть союзники которых не жалко!

Но потом и сами немцы, как говорится, отведали «полной ложкой» своего гнусного варева, и одним из отравленных газами, но выжившим оказался некий ефрейтор, венец по происхождению, начинающий художник Адольф Гитлер.

Глава 53

— Я сказал Жоффру следующее — «дайте мне всего двух ажанов, генерал — я пройду с ними по банкирам и те выпишут счета. И там будет четко указано, что все ваши займы осталисьу вас же, во Франции, и сразу пошли на уплату процентов, которые вы до сих пор взыскиваете, несмотря на заверения вашего правительства».

Военный агент генерал-майор Игнатьев пребывал в крайнем раздражении, и не скрывал его от посла Извольского. Тот тоже был не в лучшем настроении — разговор с президентом Пуанкаре вышел напряженным.

— Мы не поучили ни одного франка, на который смогли заказать оружие. Даже колючую проволоку нам не давали, ссылаясь на недостаток. Но при этом постоянно требовали помощи, хотя в прошлом году, когда мы воевали против объединенных сил австро-германцев, нам не оказали ни малейшей поддержки. Но мы как-то справились собственными силами — а потому не им, французам, нас в чем-то упрекать, Александр Петрович! И тем более поносить имя нашего императора!

Последние два дня для посла Российской империи и военного агента стали непрекращающимся кошмаром. Граф Игнатьев с немногими людьми из посольства чудом вырвались из Парижа по единственной оставшейся дороге, которую германцы уже обстреливали артиллерией. Добрался до Бордо, и тут пришли шифровки из Петербурга, где было обращение императора Николая II к правителям, властям и народам воюющих держав к немедленному миру без контрибуций, и правом народов на полное отделение от любого государства, где их права утесняют. И они могут присоединиться к единоверцам или единоплеменникам другого государства.

В том, что Россию ее «союзники» Англия и Франция просто используют для достижения своих политических целей, в Петербурге поняли давно, и отправили соответствующие ноты месяц тому назад. Написанные крайне резко и отнюдь не дипломатично, они касались предоставления новых займов на войну Францией.

Интересная выходила ситуация — Россия должна была истратить эти деньги на закупку исключительно вооружения, с помощью которого воевать с «бошами». Проливать кровь, спасая Францию за ее деньги, но после войны выплатить все с процентами. Очень выгодная позиция — за интересы Франции воюют и погибают, а после войны обязаны возвратить существенно подросшие за счет процентов займы. При этом условием новых займов в фунтах и франках становилось требование вести военные операции по согласованным союзниками планам и там, где они укажут. Конечно, все было прикрыто флером красивых слов, но мысль. Если отбросить фальшь, была прописана одна — вы нам подчиняетесь, делаете все, что мы решим, и будете получать деньги в виде займов, а не просто так.

И хотя бумаги были конфиденциальными, но царь вспылил, и отправил телеграмму президенту, где доступными русскими словами, без всякой дипломатии, высказал все, что он думает как об условиях, так и о самих «союзниках». Там имелись наполненные горечью и желчью «строчки», что правительствам Франции и Англии выгодно проливать кровь русских солдат, они желают поражения России в войне и делают для этого все возможное. И это было не голословное обвинение — приводились факты финансирования деятельности революционеров за все годы правления царя Николая II, когда уже был заключен военный союз, об организации потрясений 1905–1907 гг. и позже. А еще о тайном сколачивании и финансировании либеральной оппозиции, о недовольстве занятием Константинополя, о мерах политического противодействия и непризнании Византийской империи, и о многом другом, довольно таки неприглядном и крайне возмутительном.

И хотя французский язык позволил несколько сгладить самые острые углы, но демарш самодержца был подобен взрыву бомбы террориста в большом курятнике — только перья и помет полетели в разные стороны. А во всех российских газетах опубликовали и то злополучное требование, и другие бумаги, показывающие французских и в меньшей мере английских политиков в весьма нехорошем облике.

Так себя с «союзниками» ведут, когда их вообще не считают друзьями, а скорее врагами, затаившимися до определенного времени. Взрыв возмущения был всеобщим — теперь было моветоном держаться руки «союзников». И грянули репрессии — масонские ложи объявлены распущенными, состоять в них запрещено под страхом каторги. Ничего необычного — подобные законы принимали и другие русские императоры. Но тут пошли действия, аресты, и сроки «отвешивали» весьма внушительные. Революционеры и либералы, «потерявшая» берега буржуазия, а то и аристократы, были буквально раздавлены, как ожиревшие клопы. Народ и армия пошли за царем, освободившим Константинополь и водрузившим крест над Святой Софией.

В Бордо перепугались не на шутку, вся спесь с французов слетела молниеносно. Ведь если Россия выйдет из войны, а веских поводов у нее для этого более чем достаточно, то Франции настает полная хана (граф назвал иное слово, хлесткое) — ее германцы раздавят и не заметят. Меры предпринимались в экстренном порядке — за царем признали полное право на два исторических императорских титула, заверили, что статус Константинополя и проливов полностью признан за Россией, и вообще, русские все неправильно поняли — сложности перевода и все прочее. Пересмотрели в экстренном порядке размеры финансовой помощи в сторону увеличения, без каких-либо предварительных условий и процентов. Должен был пролиться самый настоящий «золотой дождь», но тут грянуло германское наступление, страшное тем, что массированно и повсеместно были применены ядовитые газы…

— Почему французы не удержали фронт и отступают к Луаре, граф?

— Мы им не раз советовали, что главная линия обороны должна быть второй, чтобы удар неприятеля пришелся по первой позиции, и ее можно было отбить контратаками из глубины, ставя заградительный огонь артиллерии. Но мы воевали, а они окапывались — и к нам презрение, как зуавам, — Игнатьев зло усмехнулся. — Вот и поплатились за свое высокомерие, под газы и попались. А теперь все — поражение неизбежно!

— Не торопитесь, Алексей Алексеевич. Вчера пришли телеграммы, что старый кайзер Франц-Иосиф присоединяется к предложениям нашего императора в полной мере!

— А куда ему деваться — Румыния вступила в войну, Трансильвания и половина Венгрии потеряны, как и вся Босния с хорватскими землями. Наши войска продвигаются к границам Моравии, а оттуда до Вены сотня верст. Если кайзер Вильгельм незамедлительно не отправит туда войска, которые снимет с французского фронта, то «двуединая монархия» будет окончательно нами повержена. А обмен Вены на Париж для нас сейчас выгоден…

— Не торопитесь, граф, но только что пришли шифровки, что кайзер Вильгельм присоединяется к предложению нашего императора и отправит в Петербург принца Генриха Прусского и с ним канцлера для переговоров в любой день. И вообще — он отдал приказ прекратить военные действия на восточном фронте, заявив, что Германии не нужны земли, а только мир, причем за основу оного он принимает условия государя-императора Николая Александровича в полном их объеме!

— Пошли дела, — только и смог сказать генерал, быстро оценивая ситуацию. — Но тогда, если Франция и Англия не принимают эти условия, то они покажут, что являются главными зачинщиками войны. Но тогда зачем воевать за них, если для нас война с Германией невыгодна. Это все понимают, и в аристократических салонах, и в дворницких. Но если мы заключим с Веной и Берлином мир на данных условиях, то и Франции тоже придется соглашаться, пока немцы не продвинулись еще далеко. Да и Париж хотя полностью окружен, но еще не взят штурмом.

— Вот поэтому я немедленно еду к Пуанкаре — сейчас настал решающий момент — битва за мир, но не военная, а дипломатическая. И прошу вас, Алексей Алексеевич следовать за мной, — раскрасневшийся Извольский живо поднялся с кресла, потирая ладони. — Теперь можно вручить президенту предложения императора, и думаю, он к ним сейчас отнесется очень внимательно, иначе Франция будет окончательно раздавлена…

Одна из страшных картин 1-й мировой войны — ослепшие в ходе газовой атаки британские солдаты. Эта мировая бойня «переформатировало» все европейское населения, чрезвычайно озлобила людей — недаром многие говорили, что «цивилизация в одночасье стала варварством».

Глава 54

— Вот и закончилась война, на половине отведенного ей прошлой историей срока застыла, государь.

Посмотрев на императора Николая Александровича, негромко произнес Ренненкампф. И повел плечами, как поступают грузчики, сбросившие тяжеленный мешок, что долго несли. До последней секунды не верилось, что разумный подход восторжествует, и Англия не будет воевать дальше, и перемирие не станет тевтонской «хитростью».

Но нет, кайзер Вильгельм повел себя честно по отношению к России и Франции — германские войска стали покидать оккупированные ими северные провинции Франции и западную часть «польского балкона». Кроме того, Германия раньше срока начала демобилизацию огромной армии, всячески демонстрируя желание как можно быстрее на самом деле закончить с войною — блокада с ее голодом стране была не нужна. И вот тут прибывшие в Берлин из России первые эшелоны с продовольствием, и, особенно с так нужным людям сахаром, кофе и табаком, произвели на немцев самое благожелательное отношение — популярность доброго «кайзера» Ники стала набирать немалый авторитет среди подданных Вильгельма. Впрочем, и сам Вилли этому немало способствовал, публично именуя царя «великим миротворцем».

— Война не решила вопросы, Павел Карлович, а лишь отложила их на неопределенное время, — негромко произнес император, прикуривая папиросу. «Бархатный сезон» на диво чудесен и приятен — вторая половина сентября стоит теплая, ночами хорошо, а днем нет жары и в помине. И так будет до последней декады октября, потому знать и любила тут отдыхать, демонстрируя императорской фамилии своеобразную лояльность. Впрочем, в ноябре, многие переедут на южную сторону Черного моря, а то и на побережье Эгейского, там можно «зимовать» в полном комфорте.

— Государь, не совсем так, на мой взгляд. САСШ в эту войну не успело влезть, так что в Европе президент Вильсон не котируется. Да и помощи от Америки сейчас не потребуется. Экономику ведь не успели перестроить на военные нужды. И нет сейчас такого разорения, которое могло иметь место, продлись война на два с лишним года дольше.

— Да и европейская карта практически не изменилась, если не считать Италии и Австро-Венгрии. Вернее, лучше теперь считать их вместе, — усмехнулся император, он был доволен изменениями, что произошли в этих странах. «Рисорджементо» дало обратный ход — Италия распалась на три королевства — Савойское, обеих Сицилий и Венето. Третье объединяло Венецию, Ломбардию и значительную часть бывшей папской области, и монархом тут стал император Карл, хоть чем-то компенсировавший потерю всех славянских земель, включая богемское, или чешское королевство, корону которого присвоил себе император, временно правда, пока по соглашению с кайзерами не поставит другого монарха. Так что Австро-Венгрия сохранилась, и теперь ей предстоит стать «триединой монархией», включив итальянский компонент, раз прежде высокомерно проигнорировали славянский.

Обширные колониальные владения Италии были поделены между «великими державами» без всякой жалости, однако оформлены как «вступление в наследство». Франция и Британия поделили Сомали, тем самым первая компенсировала передачу двух савойских провинций обратно Пьемонтскому королевству — Парижу немного «подсластили» поражение в «битве за мир». Тем более французы вскоре получат вторую «оплеуху» — в Эльзасе и Лотарингии поведут плебисцит при надзоре англичан. В итогах можно не сомневаться, нет смысла в подтасовке. Лишь один из шести жителей говорит на французском языке, подавляющее большинство населения общается исключительно по-немецки. После чего Парижу выдвигать претензии просто глупо — они ведь раньше сами провели аннексию германских и итальянских земель, и нагло считали их своей собственностью. А тут получили по рукам…

Германии вернули захваченные союзниками колонии, правда, японцы не хотели поступаться Циндао и островами в Тихом океане. Но напоролись на демарш — Германия и Россия объявили, что отправят сотню дивизий, и Япония разом лишиться всех азиатских владений, а кайзерлихмарине, второй флот мира, перетопит японцев как щенят в тазике. Англия, как всегда, «умыла руки», и посоветовала узкоглазым союзникам уступить. Те, правда, попытались «купить» пяток островов — хоть что-то себе оставить. Но напоролись на предложение «продать» южную половину Сахалина, вернув ее России. И настойчиво так посоветовали, начав переброску сибирских корпусов обратно на Дальний Восток. Вот в Токио и призадумались…

Германия и Британия по-братски поделили Ливию — Берлину досталась Триполитания, а Лондону Киренаика. Россия, кроме турецких земель с православным населением новой квази-империи ромеев, приобрела Эритрею, и то в «долевом участии» с негусом. Статус Чехословакии и Польши будет решен позднее, слишком там все запутанно, как и вопрос о будущей Югославии. С Албанией не все ясно, как и с Кипром. Но в целом картина привычного довоенного мира почти не изменилась…

Ренненкампф тоже закурил, благо император раз и навсегда разрешил ему курить в его присутствии — своеобразная благосклонность монарха и очень нешуточная привилегия, которую он имел только один — вроде права сидеть в присутствии короля или не снимать перед ним шляпу. Так что взгляды на нем останавливались порой такие, что поймав их, Павел Карлович мысленно поеживался — любовью и теплотой там не пахло, а вот зависти, перемешанной с лютой, животной ненавистью, было хоть отбавляй.

Теперь в его положении следовало опасаться и яда в бокале от аристократов, и пули от террористов-революционеров или наемных убийц — последних могли нанять все кто угодно — многим влиятельным политикам, особенно зарубежным, смешал расклады.

Потому меры для собственной охраны принимал титанические, благо император на том настаивал постоянно. Ведь он сейчас был не просто фельдмаршалом, каких после войны стало пятеро — кроме него этот чин получили Брусилов, Лечицкий, Келлер и Иванов. Его назначили главнокомандующим вооруженными силами всей Византийской империи, благо до самой своей смерти базилевсом будет именно царь Николай Александрович, а он там его наместником, с самыми обширными полномочиями.

И сейчас находился в Константинополе, чувствуя там себя как дома. А дело в том, что остался он вдовцом, так ни разу не увидев супругу, которая совершенно неожиданно умерла два года тому назад (хотя должна была жить и жить), когда шли яростные сражения в Силезии. Порой заезжал в Афины и Трапезунд — там его встречали с почтением, а в Белграде и Софии с ликованием. В Бухаресте ему не понравилось — король Фердинанд перед ним чуть ли не заискивал, осыпал всяческими наградами, вплоть до принца Банатского, с титулом «его королевского высочества». Куда деваться пройдохе — Банат (вернее северная и восточная части) был передан ему в пользование, пока кайзеры не примут по нему конкретное решение. Румыны в нем составляли только треть населения, а вот немцы и венгры больше половины, причем их должно было стать еще больше — переселялись из отошедшей к Белграду западной части Баната, именуемой Воеводина, где большинство составляли сербы, кроме северных немецко-венгерских районов.

Так что кроме фельдмаршала стал в своем почтенном возрасте 62-х лет самым натуральным феодальным владыкой, со столицей в городе Темешвар, или по-румынски Тимишоара, впрочем, последнее название почти не употреблялось. Край практически не был разорен войной, слишком быстро его заняли русские войска, так что жизнь там вполне пристойная. Тем более цены на продовольствие высокие, и продажи шли хорошо…

— Павел Карлович, как вы находите принцессу Софью Греческую и Датскую? Она от вас просто взгляда не отводила при последней встрече.

— Мила и добра, — отозвался Ренненкампф — он действительно долго беседовал с вдовствующей кронпринцессой, сестрой кайзера Вильгельма.

— Вот и хорошо, — с нескрываемым облегчением произнес император. — Вы ей очень пришлись по сердцу, и мы с Вильгельмом думаем, что вы составите прекрасную партию. Софья долгое время жила в Англии, у нее там обширные родственные связи. Думаю, Кипр передадут ей в приданое в обмен на Киренаику, и вопрос с островом решится к общему согласию. А вы станете королем Баната, и брак будет не морганатическим, а равнородным.

— Государь, — Ренненкампф ошалел от напора, но тут же был огорошен:

— Ники, называйте меня по-домашнему Ники. Дав сейчас согласие, вы стали не кузеном, а братом сразу двух императоров…

Сестра кайзера Вильгельма Софья с дочерьми. 1913 год. В этой альтернативной истории она не стала греческой королевой в виду того, что после покушения произошло все наоборот — кронпринц Константин погиб, а старый король Георг остался жив.