«…И я увидел другого зверя», или два года в Кремле

Господи, как у Вас только повернулся язык, униженно благодаря сим «освободителям», отметить «выдающуюся роль Ельцина в спасении демократии»?! Ну, можно простить части околпаченного обывателя, но Вы-то, Михаил Сергеевич, отлично знали, что сей беспредельный радикал из самых отъявленных партократов только потому и устремился в «отцы русской демократии», что Вы помешали ему достичь самой вожделенной мечты — стать членом Политбюро ЦК КПСС!

И даже ныне, подвизаясь на поприще «колониста» в закордонных газетах, Вы, фрондируя, фактически «поддерживаете Ельцина».

И это после упомянутой «встречи» — допроса в ВС России?! Когда он, развалившись в кресле, грубо оборвал Вашу путанную «исповедь» и перед телекамерой, на глазах просвещенного мирового сообщества преподнес «сюр-р-приз»: попирая все международные правовые нормы, надругавшись над элементарной этикой, подписал Указ о запрещении партии. «Ну и ну!» — многозначительно покачали головами даже закордонные антикоммунисты. «Во дает!» — с радостным испугом отреагировали отечественные радикалы. «С испугом», ибо задумались: а кто «следующий?» И после того, как в декабре прошлого года он спешно «эвакуировал» Вас из кремлевского кабинета?..

Но я отвлекся от лейтмотива. Итак, теряя в темпе, совершая один за другим проколы в компромате, местные коллаборанты постарались компенсировать свои просчеты за счет нагнетания истерии по поводу сплошных «врагов народа», простите — «демократии», за счет с размахом организованных мистификаций. О первой из них — ночной встрече «Форосского узника» — я уже говорил. Но самой омерзительной была вторая: похороны «героически погибших» трех невинных юношей. Упаси Бог, я не кощунствую, употребляя кавычки: гибель любого человека, в любом состоянии и при любых обстоятельствах — это трагедия и невосполнимая потеря не только для родных и близких — с уходом человека космос теряет целый неповторимый мир. Я просто цитирую выражение демпропагандистов, которые силились прикрыть грязное дело белыми одеждами благородства и отвести прямую вину за нелепую смерть этих трех молодых людей.

Ныне все знают: это произошло не по вине таких же безвинных парней в солдатских гимнастерках. Тем более кощунственно, что сатанинское шоу организовали если и не прямые, то, по крайней мере, косвенные убийцы.

Тяжелая кара падет на головы «спонсоров» этого леденящего спектакля на крови, длившегося, в нарушение всех обрядов — в частности, православного и иудейского — на протяжении нескольких часов! Несколько часов (!) жестоко и безжалостно истязали родных и близких, которые, выплакав все слезы, почерневшие от горя, как потерянные тени брели почти через всю Москву за гробами, уже ничего не смысля. Да еще с остановками, которые, по сценарию спонсоров, превращались в перманентные митинги над усопшими, коих, по законам предков, долженствовало предать земле!

Апогеем же этого шабаша было появление перед народом Ельцина, театрально произнесшего «отеческое покаяние»: «Простите меня, что не смог защитить, уберечь ваших сыновей». Если уж и после этого не разверзлась земля, то видимо, только потому, что Господь решил отложить возмездие до Страшного Суда! Но трижды согрешили Вы, Михаил Сергеевич, не только не остановив сей блуд, но и как президент «освятив» его своим присутствием!

…Вот в такой удушливой атмосфере, пропитанной ложью, зараженной коварством отпетых политических интриганов, парализованной нагнетаемым страхом, под истерические крики фашиствующих молодчиков «Бей коммунистов!», под крысиное шуршание доносов на «врагов демократии», в инфернальном отблеске автоматов Калашникова, — и собрался Верховный Совет, предваряющий последний Съезд народных депутатов ныне уже бывшего СССР.

Казалось, тот же состав депутатов, тот же зал, но как все качественно изменилось! Ранее собиравшиеся в курилках для откровенного обмена мнениями, ныне депутаты стали весьма осторожны в разговорах. Прежде чем произнести слово, внимательно, исподлобья присматривались друг к другу, как бы прикидывая: не донесет ли? Подумалось: вот так и начинался 37-й — с потери взаимного доверия. А тем временем на трибуне правили пир победители. Невзирая на отдельные, еле слышимые призывы не учинять «охоту на ведьм» не обвинять списками и поименно до суда, самые ретивые, уже донося, требовали провентилировать буквально каждого депутата, с кем и где он был и чем занимался «до 17-го», простите, в период с 19 по 21 августа 1991 года?

Сначала, разумеется, первую скрипку играли «защитники Белого дома». Но вскоре, как я и предполагал, пошли в бой «товарищи с мест», сперва примазавшись, а потом и оттеснив «победителей». Каждый из них спешил «засвидетельствовать свою лояльность», убедить собравшихся, как он в низах без раздумий встал на защиту демократии, как рвался в Москву… И доносил, доносил, доносил…

Подумалось: насколько же глубоко, в генетический код въелся комплекс 37-го! Но ведь именно на него и рассчитывали те, которые, еще недавно будучи партократами, сами «давили» инакомыслящих. И садистски потешались, когда допрашиваемый терял человеческое достоинство и шел на все ради спасения своей шкуры.

Но к счастью, не все пали ниц. Среди вопиющих о «России вставшей с колен!» и в то же время по-демократически ползающих перед новыми хозяевами, — островками вставали в полный рост человеческого достоинства те немногие, которые пошли против течения. Они-то и спасли честь и свою, и всего Верховного Совета: Сажи Умалатова, Александр Крайко, Николай Энгвер, Анатолий Денисов — «безумству храбрых поем мы песню!»

Но общая атмосфера была не то что тягостно-тоскливая, а какая-то нечистоплотно-разлагающаяся, вызывающая тошноту. Уже само присутствие в этой загрязненной ауре как бы приобщало и тебя к творящейся на глазах всего мира подлости.

Меня буквально физически удерживали от выступления. Одни рекомендовали повременить до съезда. Другие советовали воздержаться, поскольку в этом разгуле охоты на ведьм «высовываться» почти равнозначно угодить в списки «врагов демократии». Третьи намекали о личной безопасности.

Я, конечно, не тешу себя героем, но и среди трусов не числюсь. Не лишен и умения идти на компромиссы, однако до той последней, красной черты, за которой начинается распад личности как таковой. У этой черты меня всегда удерживал, удерживает и будет удерживать (в моем возрасте уже поздно меняться) не страх перед общественным мнением (я знаю, как и кем оно зачастую создавалось и создается), а то состояние, когда я сам себя перестану уважать.

Но, возможно, я бы и повременил до съезда. Однако выступление народного депутата, редактора самарской газеты «Волжский комсомолец» подтолкнуло меня к той самой последней черте, за которой, отмолчавшись, я перестал бы сам себя уважать, после чего уже и «личная безопасность», и «общественное мнение» теряют для меня всякий смысл. Вот те слова, коими меня толкнул юный сталинец к последней черте:

Я выступил где-то под вечер 26 августа. Конечно, Михаил Сергеевич, мои нынешние оценки событий и личностей идут от дня сегодняшнего, когда уже все или почти все ясно. И на мою однозначность в суждениях, как бы я ни пытался объективно проанализировать свое душевное состояние того периода, все же «давит» день сегодняшний.

Да, тогда и я, и многие другие еще только глухо подозревали Вашу причастность к печальным событиям. Въяве женам страстно не хотелось верить этому. И, потому жалкий с позиций нынешнего дня — фарс с Вашим ночным возвращением «из Форосской темницы» — тогда воспринимался с искренним состраданием: нам просто было жаль Вас как человека, попавшего в беду. Да еще с женой и внучкой. И это, понятно же, отразилось и на… выступлении (подаю выдержки из него). Думаю, что сие нелишне, ибо выступление (кроме эфира) организованно замолчала вся пресса без исключения.

Итак:

В этом трагическом и героическом контексте ЦК КПСС и часть его Секретариата продемонстрировали полную несостоятельность. Сожалею, Михаил Сергеевич, что на том злополучном Пленума когда в ответ на выпады некоторых его участников Вы решили подать в отставку, я был одним из тех, кто упрашивал Вас остаться на своем посту. Вы тогда сказали: с таким ЦК я не могу работать. События подтвердили, что с таким ЦК, который в тяжкие дни даже не удосужился узнать, где же и в каком состоянии Генсек, делать нечего.

Конечно, у многих могут найтись оправдательные причины. Лично я считаю, искать таковые ниже своего достоинства. Как бы там ни было, я несу моральную ответственность за несостоятельность ЦК, который должен уйти с политической сцены, естественно, вместе со мной, тем самым подтвердив и мое личное мнение о том, что в нашей партии с конца 20-х годов существовало две партии. Одна — в лице ее верхних эшелонов, самозванно присвоивших себе право вещать от имени партии. И другая — по существу, вся партия, добывающая хлеб насущный, уголь, металл, и о которой вспоминали верхи, когда наступал час уплаты взносов, или когда составлялись поименные списки на расстрел в 1937 году, или когда надо было идти в смертельную атаку: «Коммунисты, три шага вперед!»

И снова же эти верхи подставили дважды расстрелянную партию под третий расстрел, пока что моральный. Когда же прекратится эта издевательство?

Что касается Президиума Верховного Совета. Это, по существу, структура без статуса, выполняющая роль технического секретариата, готовящего повестки дня: ни рыба ни мясо…

Естественно, во всем должны разобраться законные органы. Заранее квалифицировать действия кого бы то ни было, включая и Анатолия Ивановича, не следует даже на Верховном Совете. Не выискивая оправдательных причин, хочу сказать, что я несу моральную ответственность за случившееся…

Итак, даже без домашнего анализа считаю долгом чести подать в отставку. Мне это тем более безболезненно, поскольку партия распущена и я наконец смогу осуществить мечту: добиваться переименования партии, насчитывающей миллионы членов, в партию социальной справедливости. Я не отрекусь от нее. А потому хотел бы обратиться к коллеге из Самары.

Уважаемый коллега! Нюрнбергский процесс потому и состоялся, что в братских могилах, на полях сражений лежат коммунисты, которые сделали возможным провести этот Нюрнбергский процесс. В противном случае у Вас бы не было на что ссылаться.

А теперь хочу обратиться к победителям. Больше всего бойтесь тех витязей, которые примазываются к вам. Они, привыкшие торговать, оттеснят вас, благородных рыцарей, и пожнут плоды ваши, и сделают все, чтобы победители раскололись и пошли друг на друга. Это будет, ибо это уже было. Примазываясь, они начнут демонстрировать свою запоздалую лояльность президентам, вам, победители, старым испытанным способом — доносом на неуспевших написать доносы.

Уважаемые коллеги! Победа состоялась, но не дай Бог, чтобы эта победа превратилась в поражение. Разрушающая толпа — это стихия, это не кумулятивный снаряд, который можно послать на Петровку или в Кремль. Он бьет поквадратно и в чужих, и в своих. Давайте сохранять спокойствие. Никаких списков — это противоконституционно».

Именно в этой напряженной ситуации хочу взять паузу и, наконец, объясниться с оппонентами касательно запрета партии.

Итак, поставим, наконец, все точки над i. Смею надеяться, что я уже давно и достаточно четко определил свою позицию относительно тех 0,3 % неприкасаемых, самоизолировавшихся в закрытый орден и, по существу, репрессивно присвоивших себе право именоваться «КПСС». К слову, я был среди тех, кто требовал ее кардинальной реорганизации на атомно-молекулярном уровне, вплоть до изменения названия. И — одним из не так уже и многих на то время — кто убеждал и убедил парламент привлечь к сотрудничеству возникшие и рождавшиеся новые партии и общественные движения. Хотя и парламентские и партийные высшие чины грозили мне пальчиком: мол, что вы делаете, они же не все еще юридически оформлены?! Но они уже реально действуют, — отвечал я. — К тому же, мы на всех уровнях провозгласили принцип многопартийности. Или это — очередная партутка?"

Гак что и меня, и большинство партийцев трудно обвинить в ностальгии по «старой КПСС». Говорю это не в оправдание (считал и считаю это ниже своего достоинства), а хотя бы для «разбора партии: что же, как и почему произошло?..

Короче, все свидетельствовало о том, что очередной съезд обозначил бы конец всевластного корпоративного ордена.

Так что же мешало Вам, Михаил Сергеевич, на съезде в установленном порядке огласить свое отречение?

Страх, Михаил Сергеевич. Давайте уж будем откровенны: страх! Причем идущий сразу от двух энергоисточников, между которых очутились, или, скорее, сами загнали себя.

Во-первых, страх перед съездом. Вне всякого сомнения, на сей раз Вас бы отстранили от должности Генсека, даже если бы Вы и «забыли» подать в отставку. Уверен, что была бы создана комиссия для изобличения всех тех преступлений, которые именем партии совершили перерожденцы. Можно не сомневаться, что дошел бы черед до партийного суда, многократно суровее, чем нынешний Конституционный, хотя бы потому, что многие из ныне записавшихся в суды предстали бы перед ним в качестве обвиняемых.

Вот как раз этот поворот больше всего тревожил и страшил Вас и Ваших. Именно это в значительной мере и подвигло перерожденцев ускорить не реорганизацию, а ликвидацию партии как потенциального судьи и одновременно свидетеля обвинения.

Да, но почему же Вы все-таки, уже давно предчувствуя неотвратимое, — почему Вы заранее, еще в относительно спокойный период, не решились подать в отставку? Вот тут и возникает каверзный вопрос: не потому ли не решились, что решали-то не Вы, а… другие? Причем, решали те, что «далеко от Москвы»?

И — отдадим им должное — правильно решали, исходя из собственных национальных интересов, поскольку лучше нас знали реальную обстановку, а следовательно, и все негативные для себя последствия Вашей отставки. А посему и не разрешали Вам спрыгнуть на ходу, ибо в таком случае партия реорганизовалась бы, то есть обновилась организованно. Сие же никак не вкладывалось в расчеты того берега: им надо было ликвидировать. А это мог — без бунта и смуты — сделать единственный на то время человек, то есть Вы, Михаил Сергеевич.

Почему же той стороне требовалось именно разгромить партию? Боязнь строя, «экспортирующего революцию»? Но весь мир знал, что в тогдашнем состоянии этот строй уже ничем не угрожал: он был начисто ослаблен, наглухо скомпрометирован и культовскими извращениями, и партперерожденцами, расшатанный, обезоруженный и дезориентированный «перестроем» и агентами влияния, которые довели его компроментацию до нулевой отметки. Знали это стратеги на том берегу получше нас, но им нужен был идеологический жупел, чтобы достичь вожделенной, исконной цели — в одночасье развалить «империю».

Но зачем, спросите, понапрасну тратить энергию и валюту, если шел естественный процесс формирования независимых государств? К тому же, и у нас, и там прекрасно знали, что этот процесс необратим? Ибо бывший союзный парламент сам наработал законы, которые вели, по существу, к ликвидации унитарного Союза по пути к Сообществу Суверенных Государств.

Вы, что думаете, на том берегу не знали об этом необратимом процессе? Да ведали лучше нас с вами! Но именно естественный ход их пуще всего и пугал. Ибо если бы все шло по-людски, естественным путем, то рождались бы действительно независимые государства. Подчеркиваю: действительно независимые, с нормально функционирующей экономикой, конечно, с определенным, но не с катастрофическим спадом производства, поскольку пульсировала бы сердечно-сосудистая система бывших союзных связей и коммуникаций. Сиречь, это были бы достаточно сильные государства, чтобы не попасть — не только в экономическую, но и политическую — зависимость от той же… Америки.

Худо-бедно, но партструктуры, еще по инерции хранящие остатки кое-какой дисциплины, смягчали обвальный разрыв и хаос. Что, понятно, не входило в планы и национальные интересы того берега. Им требовалось в одночасье перерезать все артерии, доведя организмы рождающихся государств до экономического полуобморока, чтобы еще тепленькими прибрать их к своим рукам.

Вот и вся разгадка, Михаил Сергеевич, почему Вам не разрешили уйти с поста Генсека, прежде, чем Вы не ликвидируете партию.

Вы, конечно, же, по своей привычке отмахнетесь: мол, «до того уже дошло, товарищи (ныне — господа, естественно), что меня обвинят чуть ли…» Поэтому хоть мне это и неприятно, но я вынужден Вам напомнить одну программу одного человека:

Неужели не вспомнили, Михаил Сергеевич?! Да это же Даллес, да-да, тот самый, который сказал это еще в 1945 году, разрабатывая план реализации американской послевоенной доктрины против СССР.

А теперь оглянитесь окрест: не правда ли — почти один к одному мы с Вами, наконец, исполнили заветную мечту американского стратега, то есть реализовали его программу? А Вы еще и до сих пор, пребывая (или скорее, прикидываясь, что пребываете) в иррациональном мире, доказываете, что «перестройка» — Ваше изобретение! Когда даже Бейкер черным по белому заявил: «Мы истратили триллионы долларов за последние сорок лет, чтобы одержать победу в „холодной войне“ против СССР», то есть реализовать программу того же Даллеса!

Хотите или нет, но в первом ряду «победителей» оказались и Вы, Михаил Сергеевич.

Я не боюсь прослыть консерватором и твердо стою на том, что не надо было так опрометчиво жадно заглатывать блешню, брошенную с того берега, и конвульсивно, суетливо-поспешно рвать жилы и артерии экономических связей, чтобы теперь, обессиленными, почти вслепую искать друг друга, косо-криво, на скорую руку, возобновляя их.

Ныне радикалы голосят: мы, мол, не знали, что нас так подведет заокеанский хозяин и его споспешники, в богатой Европе, вовремя не предоставив нам обещанных субсидий.

Да ложь все это! Конечно, профаны, наивные и романтически возбужденные (в их числе и я, грешный) по крайней мере, на первых порах не ведали… Но посвященная верхушка со счетами в загранбанках ведала, что творит. Она прекрасно знала и знает, что Запад никогда не будет субсидировать полную независимость новых государств, ибо это не входит в стратегию их национальных интересов. Да и резон ли им, истратившим триллионы на «победу», усиливать побежденных?

Так что не ностальгия по перерожденских 0,3 %, взявших себе псевдоним «КПСС», и не тоска по развалившемуся унитарному образованию обязывают меня называть вещи своими именами. Мы ведь с Вами, Михаил Сергеевич, вроде бы стремились к одному и тому же — к Содружеству Независимых Государств. Правда, с той существенной разницей, что, скажем, я, — в числе подавляющего большинства — в меру своих скромных сил и возможностей стремился это сделать естественно и по закону; Вы же с Вашими — обвально и по… Даллесу. Что ж, на сей раз вышло по-Вашему, точнее — по Даллесу.

Осознаю, что подобные утверждения многим — по причине снятия «образа врага» — покажутся по меньшей мере старомодными. Но меня это меньше всего волнует: правда ведь никогда не была модной.

Потому что — Правда.