«Король и Шут»: ангелы панка

Дьявольский допинг

Каждый выбирает свой путь саморазрушения. Разумеется, уже давно никто не верит, что рок-музыка и наркотики не связаны. Даже несмотря на то, что рок-музыканты, употребляющие (неважно, время от времени или постоянно) наркотики, участвуют в фестивалях вроде «Рок против наркотиков». Как не вспомнить старую затертую шутку, что «Рок против наркотиков» — то же самое, что «Пчелы против меда». Кто-то скажет — цинизм профессии, кто-то — ее издержки.

Впрочем, Курт Кобейн и Дженис Джоплин, Сид Вишес и Джими Хэндрикс, Джим Моррисон и Билл Хэйли, Джерри Гарсия и Брайан Джонс уже сделали свой выбор, завязав с жизнью. Меломаны давно причислили их к «лику святых» рок-героев, но нет никакого шанса когда-либо увидеть лайвы этих святых. Свой выбор, постаравшись завязать с наркотиками, сделали и Игги Поп, Дэвид Гаан, Стивен Тайлер… Они по-прежнему ездят в гастрольные туры и выпускают новые пластинки.

Горшок, герой на героине, икона определенного поколения, тоже сделал свой выбор. Что и говорить, наверное, в какой-то момент Горшок хотел быть похожим на Сида Вишеса. Или Джима Моррисона. Но любовь к жизни оказалась сильнее.

В свое время наркотики интересовали и Князева. Он увлекался ими с точки зрения изучения. «Как же так? — думал он. — Наркотики — серьезная проблема молодежи, которая всё нарастает и нарастает. Все на них подсаживаются». Но как человека любопытного и желающего все попробовать на практике, его интересовало, как на них можно подсесть так, что невозможно избавиться от этой зависимости. «Почему нельзя вовремя сказать себе „стоп"?» — спрашивал себя Князь. Тогда казалось, что избавиться от вредной привычки можно будет в любой момент, когда только захочется. А потому с радостью ездил на большие тусовки, где можно попробовать и «изучить» новый вид наркотиков. Чувствовал себя своего рода ученым. И интересовал его не столько кайф, сколько сам процесс. С внутренним миром, которым хотелось поделиться, и огнем изнутри у него и так все было в порядке. И именно в наркотиках Андрей увидел крах самого себя. Свою слабость и слабую волю. Беспомощность и иллюзорность. И, как человек сильный, показал им фак. Да что фак. Завязал с ними, поняв, что кайф надо искать в реальной жизни.

КНЯЗЬ: В реальной жизни все гармонично. Если ты сам себе не вредишь — то все, что с тобой происходит, ты принимаешь как должное. А если сам себе вредишь — все происходит неправильно. Твоя самая большая проблема в том, что ты сам себя уничтожаешь.

В жизни Горшка наркотики появились одновременно с панковским образом жизни. Это был его личный опыт, и без него он не стал бы таким, какой есть. В какой-то момент он перестал быть одинок в этой проблеме и торчал вместе со своей тогдашней женой Анфисой.

ЛЕША ГОРШЕНЕВ: Как я мог понимать, что у Миши наркотики стали проблемой, когда у меня в голове дул сильнейший ветер. Так, что форточки сшибало. Мне было абсолютно все равно. Та жизнь, которой мы жили, была как приятна, так и жестока. Мы были какими-то всадниками без головы. Не понимаешь, что наркотики — это проблема, пока организм не начинает отказывать. К тому времени, когда Михе пришлось отвечать за свои поступки перед своим телом, мы долгие года жили уже отдельно. И им занимались родители. Я был далеко от всего этого, да и чем бы мог помочь? Он бы просто не стал меня слушать.

Наркотики перестают давать возможность видеть других людей. И у Горшка началась иллюзия, что всем нужен только он и что все работают только на него. В какой-то момент стало трудно не только общаться с ним, но и играть концерты. Поскольку сегодня он мог говорить: «Россия, вперед!» — а назавтра кричать про батьку Махно. Он мог в прямом и переносном смысле плевать на фанатов. И не реагировать на мнение товарищей-партнеров по коллективу.

КНЯЗЬ: Я ему говорил: «Ты любишь „Короля и Шута", он для тебя очень важный в жизни — но ты его разрушишь. Не я — даже если я уйду, — а ты разрушишь. Потому что если я уйду — то потому, что не могу с тобой больше общаться. Ты перестаешь быть человеком. Твое плохое настроение может сказаться на том, что ты скажешь в следующем интервью и как мы сыграем концерт.

ГОРШОК: Я, конечно, хотел быть похожим на Сида Вишеса и Джима Моррисона. Считаю годы. Во сколько Сид Вишес умер? В 22 года? Не получилось. С Джимом Моррисоном тоже не получилось. Старался. Но не получилось, бл…дь.

Безусловно, группа пыталась как-то бороться. Но постепенно все стали внутренне отделяться от Миши. Все видели его ломки. Он управлялся только тем, что брал из наркотиков. Другие брали то же — но из музыки и книг. Князев и вовсе начал тогда читать книги по йоге, а потом и все свои действия стал мотивировать именно с этой точки зрения. Один изучал карму, другому постоянно была нужна эйфория. Горшку хотелось всего и сейчас. И на все объяснения о том, что все будет, но к этому надо прийти, отвечал лишь одно: «А я хочу сейчас».

ГОРШОК: Восемь раз от передоза была клиническая смерть. Засыпаешь смертельным сном. А потом злишься, что тебя разбудили, драться начинаешь. А после — страха никакого, он исчезает. Но когда ты более-менее трезвый, прекращаешь торчать, страшно становится. Мертвому страшно жить. А живому страшно умереть.

Случалось, что концерты играли без Миши — просто потому, что он был не в состоянии. Вплоть до того, что не мог ходить. Для него это были страшные годы, когда жизнь была подчинена исключительно белому порошку. Когда ни денег, ни друзей, ни радостей. Да и нужна ли музыка, нужно ли что-нибудь, когда есть героин?

ГОРШОК: Героин — это не наркотик. Это даже не проблема. Это п….ц. У меня нет знакомых героинщиков, кто выжил. Все те, с кем вместе торчал, — тоже умерли. А то, что я прекратил торчать так, как торчал… Уже было невозможно. У меня вены кончились. Потому что дальше это уже куда? В подмышки, пах и член? Я до этого не дошел.

Наверное, слова о том, что человека спасает любовь, звучат глупо. Но что делать, когда так и есть. Практически силой группа развела Мишу и Анфису. А вскоре Миша встретил свою нынешнюю жену Олю. И, как бывает только в сказках про любовь, — он быстро переменился. Не прошло и месяца, как он перестал употреблять героин.

ГОРШОК: Все наркоманы говорят, что если бы они начали жить сначала — они бы сделали то же самое. Я бы — ни фига бы. Одно дело — наркотики, которые помогают тебе жить, — такие хипповские, от которых развивается абстрактное мышление. Как у Хаксли или приверженца его учения Тимоти Лири. Все эти грибочки, ЛСД — вот они в какой-то степени поучительны. Я не назвал бы их наркотиками. И от кокаина нельзя сторчаться. А я попал на самое страшное. Если бы знал, что это такое, — никогда не притронулся бы к опиумной группе. Все наркотики изучал, изучал, а на это попал. С героином ты превращаешься не то что в тупого эгоиста — ты не можешь никак с этим справиться. Это ужас. Я до сих пор все равно подшиваюсь периодически от героина. Хорошо, что у меня сейчас такая жена. С Анфиской было все другое. Торчали и, по идее, должны были сдохнуть. Не получилось. А Ольга… какая-то совесть, что ли, на тебя смотрит. И сразу останавливаешься с помощью подшивки. Это единственное, что мне помогает.

Оля не любит говорить об этом. Ее можно понять. В конце концов, она делает это не для того, чтобы ее похвалили или пожалели, — а для него, для себя и для своей старшей дочки Насти.

ГОРШОК: Когда я прекратил наркотики, стал еще больше пить, у меня начались гоблины. Реально — раздвоение. Я сам это плохо помню, но мне все это говорили. Последствия наркотической жизни — они такие жестокие. Что с тобой происходит, в кого ты превращаешься. .. А мне ведь еще нравится превращаться!

КНЯЗЬ: Если меня спросить, верю ли я в дьявола, — я верю в дьявола. Точнее, даже не так. Не верю — знаю. Знаю в себе и не раз с ним сталкивался. Я ему говорил: «Привет, что тебе надо?» А он говорил, что того же, что и мне. Это неправда. Мне это не надо было. А он меня тогда убедил. И я видел его в Горшке, разговаривал с ним. Однажды мы ехали из Москвы в Питер и напились с Горшком так, что весь окружающий мир исчез. Были только я и он. И был жесткий глобальный контакт. Я в этот момент осваивал образ мага. И тогда мы с Горшком перешли на совершенно другой уровень — не Горшка и Князя. У Михи начался гоблин. А я просто сказал: «Изыди, сука». Смотришь человеку в глаза — а разговариваешь не с ним. Я изгонял из него дьявола и через какое-то время пробился через этого дьявола-гоблина. Горшок отождествлял себя с ним. А я не отождествлял. Я их отделил. И когда я стал говорить с тем говнюком у Горшка — он начал дергаться. Но самого Горшка я не трогал.