«Ленора» Г. Бюргера, «Линор» Э. По и баллады со схожим сюжетом

Увы, разбит сосуд златой! дух отлетел навеки!

Звон, дольше стой! — душе святой плыть в роковые реки;

Что, Ги де Вир, без слёз ты сир? — рыдай себе в укор!

Померк весь мир, в гробу кумир, любимая Ленор!

Пускай вершат над ней обряд — поют за упокой! —

О самой царственной скорбят — о юности такой —

Вдвойне умершей гимн творят — умершей молодой.

«Вы гордость презирали в ней — богатство лишь любили,

Когда ж слегла от горьких дней — на смерть благословили!

Кто совершит теперь обряд? — какие петь слова? —

Ужели вы — ваш черный взгляд — колючая молва —

Сгубившие невинную — расцветшую едва?»

Мы все грешны; но меч — в ножны! И пусть восходит к Богу

Воскресный хор средь тишины — от мертвой прочь тревогу.

Предстала милая Ленор — с Надеждой за спиной,

А ты, грустя, оплачь дитя, не ставшее женой.

Скорби о ней, что всех нежней, лелей нетленный прах.

Струится жизнь, но не в глазах, а только в волосах,

Льняная прядь жива опять — но стынет смерть в глазах.

«Прочь! прочь! от демонов спешит мятежный дух, взлетая

Из Ада в горнюю обитель, ввысь, в пределы Рая,

Отринув стон, пред светлый трон, к Царю Небес взлетая!

Да смолкнет звон — иначе он ей душу воспалит,

Когда она, блаженств полна, над миром воспарит.

А я! — какой в груди покой! — рыдать уж не хочу,

Я петь ей рад на старый лад — и с ангелом лечу!»

О, сломан кубок золотой! душа ушла навек!

Скорби о той, чей дух святой — среди Стигийских рек.

Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой темный взор:

Там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь, Линор!

Пусть горький голос панихид для всех звучит бедой,

Пусть слышим мы, как нам псалмы поют в тоске святой,

О той, что дважды умерла, скончавшись молодой.

«Лжецы! Вы были перед ней — двуликий хор теней.

И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей!

Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,

Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,

О той, что дважды умерла, невинно-молодой?»

peccavimus;[32] но не тревожь напева похорон,

Чтоб дух отшедший той мольбой с землей был примирен.

Она невестою была, и Радость в ней жила,

Надев несвадебный убор, твоя Линор ушла.

И ты безумствуешь в тоске, твой дух скорбит о ней,

И свет волос ее горит, как бы огонь лучей,

Сияет жизнь ее волос, но не ее очей.

«Подите прочь! В моей душе ни тьмы, ни скорби нет.

Не панихиду я пою, а песню лучших лет!

Пусть не звучит протяжный звон угрюмых похорон,

Чтоб не был светлый дух ее тем сумраком смущен.

От вражьих полчищ гордый дух, уйдя к друзьям исчез,

Из бездны темных Адских зол в высокий мир Чудес,

Где золотой горит престол Властителя небес».

Расколот золотой сосуд, и даль душе открыта!

Лишь тело тут, а дух несут, несут струи Коцита[33].

А! Ги де Вир! рыдай теперь, теперь иль никогда!

Твоя Линор смежила взор, — в гробу, и навсегда!

Обряд творите похорон, запойте гимн святой,

Печальный гимн былых времен о жертве молодой,

О той, что дважды умерла, скончавшись молодой!

«Лжецы! вы в ней любили прах, но гордость кляли в ней!

Когда в ней стебель жизни чах, вы были с ней нежней.

Так как же вам творить обряд, как петь вам гимн святой?

Не ваш ли взгляд, недобрый взгляд, не вы ли клеветой

Невинность в гроб свели навек, — о! слишком молодой!»

Peccavimus. Но наших уз не отягчай! звучит

Пусть грустный звон, но пусть и он ее не огорчит.

Линор идет, — «ушла вперед», — с Надеждой навсегда.

Душа темна, с тобой она не будет никогда, —

Она, дитя прекрасных грез, что ныне тихий прах.

Жизнь веет в золоте волос, но смерть в ее очах…

Еще есть жизнь в руне волос, но только смерть в очах.

«Прочь! в эту ночь светла душа! Не плакать мне о ней!

Меж ангелов пою, спеша, пэан далеких дней.

Пусть звон молчит, пусть не смутит, в ее мечтах, вдали,

Ту, что плывет к лучам высот от про́клятой земли,

К друзьям на зов, от всех врагов (и сон земной исчез)!

Из ада в высь несись, несись — к сиянию небес,

Из мглы, где стон, туда, где трон властителя небес!»

Как реквием читать — о смех! —

Как петь нам гимн святой!

Той, что была прекрасней всех

И самой молодой!

Друзья глядят, как на мечту,

В гробу на лик святой,

И шепчут: «О! Как красоту

Бесчестить нам слезой?»

Они любили прелесть в ней,

Но гордость кляли вслух.

Настала смерть. Они сильней

Любить посмели вдруг.

Мне говорят (а между тем

Болтает вся семья),

Что голос мой ослаб совсем,

Что петь не должен я

И что мой голос, полн былым,

Быть должен, в лад скорбей,

Столь горестным — столь горестным, —

Что тяжко станет ей.

Она пошла за небосклон,

Надежду увела;

Я все ж любовью опьянен

К той, кто моей была!

К той, кто лежит, — прах лучших грез,

Еще прекрасный прах!

Жизнь в золоте ее волос,

Но смерть, но смерть в очах.

Я в гроб стучусь, — упорно бью,

И стуки те звучат

Везде! везде! — и песнь мою

Сопровождают в лад.

В Июне дней ты умерла,

Прекрасной слишком? — Нет!

Не слишком рано ты ушла,

И гимн мой буйно спет.

Не только от земли отторг

Тебя тот край чудес:

Ты видишь больше, чем восторг

Пред тронами небес!

Петь реквием я не хочу

В такую ночь, — о нет!

Но твой полет я облегчу

Пэаном древних лет!

Расколот кубок золотой, — рыдать колоколам!

Летит с тоской душа святой к стигийским[34] берегам.

Тоскуй, сэр Гай, рыдай, рыдай! Что ж сух твой светлый взор?

Так холодна в гробу она, твоя любовь — Линор!

Пой с нами, пой за упокой над мертвой красотой

Хорал, над той, что умерла такою молодой,

Над той, что умерла вдвойне, скончавшись молодой.

«Не гордость вы ценили в ней, а деньги предпочли,

С больной, вы стали с ней нежней — и этим в гроб свели.

Как с ваших лживых языков слетает гимн святой?

Как злобный хор клеветников поет за упокой,

Когда ее убили вы, убили молодой?»

«Peccavimus! Из гневных уст летят твои слова,

Но не мешай нам петь псалом, молчи — она мертва!

Хоть ради той души святой, что вознеслась, ушла,

Хоть ради той, что стать женой, твоей женой могла!

О, как мила она была! Она еще не прах —

Чиста улыбка и светла, нет смерти на устах,

И жизнь в волнистых волосах — но стынет смерть в глазах!»

«Да, слез мне нет, но горный свет горит в душе моей,

Пусть ангелу звучит вослед пеан минувших дней,

Пусть в мире зла колокола песнь оборвут свою,

Пускай Линор ваш злобный хор не слышит там в раю!

Да, здесь — враги, а там — друзья, паришь в полете ты,

Из ада — прямо в небеса, о них твои мечты.

Здесь — боль и стон, там — божий трон, сбываются мечты!»

Разбит, разбит золотой сосуд! Плыви, похоронный звон!

Угаснет день, и милая тень уйдет за Ахерон[35].

Плачь, Гай де Вир, иль, горд и сир, ты сладость слез отверг?

Линор в гробу, и божий мир для наших глаз померк.

Так пусть творят святой обряд, панихиду поют для той,

Для царственной, что умерла такою молодой,

Что в гроб легла вдвойне мертва, когда умерла молодой!

«Не гордость — золото ее вы чтили благоговейно,

Больную вы ее на смерть благословили елейно!

Кто будет реквием читать, творить обряд святой —

Не вы ль? не ваш ли глаз дурной, язык фальшивый, злой,

Безвинную и юную казнивший клеветой?»

Peccavimus; но ты смирись, невесту отпеть позволь,

Дай вознестись молитвам ввысь, ее утоляя боль.

Она преставилась, тиха, исполненная мира,

Оставив в скорби жениха, оставив Гай де Вира

Безвременно погибшую оплакивать Линор,

Глядеть в огонь этих желтых кос и в этот мертвый взор —

В живой костер косы Линор, в угасший, мертвый взор.

«Довольно! В сердце скорби нет! Панихиду служить не стану —

Новому ангелу вослед я вознесу осанну.

Молчи же, колокол, не мрачи простой души веселье

В ее полете в земной ночи на светлое новоселье:

Из вражьего стана гневный дух восхищен и взят сегодня

Ввысь, под охрану святых подруг, — из мрака преисподней

В райские рощи, в ангельский круг у самого трона господня».