«Нам было только по двадцать лет…» Стихи поэтов, павших на Великой Отечественной войне

Новый чемодан длиной в полметра,

Кружка, ложка, ножик, котелок…

Я заранее припас все это,

Чтоб явиться по повестке в срок.

Как я ждал ее! И наконец-то!..

…Пролетело, отшумело детство

В школах, в пионерских лагерях.

Молодость девичьими руками

Обнимала и ласкала нас,

Молодость холодными штыками

Засверкала на фронтах сейчас.

Молодость за все родное биться

Повела ребят в огонь и дым,

И спешу я присоединиться

К возмужавшим сверстникам моим.

Все с утра идет чредой обычной.

Будничный осенний день столичный —

Славный день упорного труда

Мчат троллейбусы, гремят трамваи,

Зов гудков доносится с окраин,

Торопливы толпы, как всегда.

Но сегодня и прохожим в лица,

И на здания родной столицы

С чувствами особыми гляжу,

А бойцов дарю улыбкой братской —

Я последний раз в одежде штатской

Под военным небом прохожу!..

Метров двести – совсем немного —

Отделяют от нас лесок.

Кажется, велика ль дорога?

Лишь один небольшой бросок.

Только знает наша охрана:

Дорога не так близка.

Перед нами – «ничья» поляна,

А враги – у того леска.

В нем таятся фашистские дзоты,

Жестким снегом их занесло.

Вороненые пулеметы

В нашу сторону смотрят зло.

Магазины свинцом набиты,

Часовой не смыкает глаз.

Страх тая, стерегут бандиты

Степь, захваченную у нас.

За врагами я, парень русский,

Наблюдаю, гневно дыша.

Палец твердо лежит на спуске

Безотказного ППШа.

Впереди – города пустые,

Нераспаханные поля.

Тяжко знать, что моя Россия

От того леска – не моя…

Посмотрю на друзей-гвардейцев:

Брови сдвинули, помрачнев, —

Как и мне, им сжимает сердце

Справедливый, священный гнев.

Поклялись мы, что встанем снова

На родимые рубежи!

И в минуты битвы суровой

Нас, гвардейцев, не устрашит

Ливень пуль, сносящий пилотки,

И оживший немецкий дзот…

Только бы прозвучал короткий,

Долгожданный приказ: «Вперед!»

У эшелона обнимемся.

Искренняя и большая,

Солнечные глаза твои

Вдруг затуманит грусть,

До ноготков любимые,

Знакомые руки сжимая,

Повторю на прощанье:

«Милая, я вернусь».

Я должен вернуться, но если…

Если случится такое,

Что не видать мне больше

Суровой родной страны, —

Одна к тебе просьба, подруга:

Сердце свое простое

Отдай ты честному парню,

Вернувшемуся с войны.

Проходит поезд через лес,

Колесами стучит.

По крепким шпалам льются рельс

Тяжелые ручьи.

И, к небесам стремясь пустым,

Средь сосен и берез,

Летит такой же русый дым,

Как прядь твоих волос,

Да пляшет, утомляя взгляд,

Деревьев хоровод:

Все ближние бегут назад,

А дальние – вперед.

Не жизнью – патронами дорожа,

Гибли защитники рубежа

От пуль, от осколков мин.

Смолкли винтовки… и наконец

В бою остались: один боец

И пулемет один.

В атаку поднялся очередной

Рассвет. Сразился с ночной мглой,

И отступила мгла.

Тишина грозовая. Вдруг

Матрос услышал негромкий стук.

Недвижны тела,

Но застыла над грудою тел

Рука. Не пот на коже блестел —

Мерцали капли росы.

Мичмана, бравого моряка,

Мертвая скрюченная рука,

На ней – живые часы.

Мичман часа четыре назад

На светящийся циферблат

Глянул в последний раз

И прохрипел, пересилив боль:

«Ребята, до девяти ноль-ноль

Держаться. Таков приказ».

Ребята молчат. Ребята лежат.

Они не оставили рубежа…

Дисков достаточно. С ревом идет,

Блеск штыков выставляя вперед,

Атакующий вал.

Глянул матрос на часы: восьмой.

И пылающею щекой

К автомату припал.

Еще атаку матрос отбил.

Незаметно пробравшись в тыл,

Ползет фашистский солдат:

В щучьих глазах – злоба и страх.

Гранаты в руках, гранаты в зубах,

За поясом пара гранат…

Матрос с гранаты сорвал кольцо,

Дерзко крикнул врагу в лицо:

«Ну, Фриц! Взлетим, что ль,

За компанию до облаков?»

…От взрыва застыли стрелки часов

На девяти ноль-ноль.

Два шага от стены к окну,

Немного больше в длину —

Ставшая привычной уже

Комнатка на втором этаже.

В нее ты совсем недавно вошел,

Поставил в угол костыль,

Походный мешок опустил на стол,

Смахнул с подоконника пыль

И присел, растворив окно.

Открылся тебе забытый давно

Мир:

Вверху – голубой простор,

Ниже – зеленый двор.

Поодаль, где огород,

Черемухи куст цветет…

И вспомнил ты вид из другого жилья:

Разбитые блиндажи,

Задымленные поля

Срезанной пулями ржи.

Плохую погоду – солнечный день,

Когда, бросая густую тень,

Хищный «юнкерс» кружил:

Черный крест на белом кресте,

Свастика на хвосте.

«Юнкерс» камнем стремился вниз

И выходил в пике.

Авиабомб пронзительный визг,

Грохот невдалеке;

Вспомнил ты ощутимый щекой

Холод земли сырой,

Соседа, закрывшего голой рукой

Голову в каске стальной,

Пота и пороха крепкий запах…

Вспомнил ты, как, небо закрыв,

Бесформенным зверем на огненных лапах

Вздыбился с ревом взрыв.

… Хорошо познав на войне,

Как срок разлуки тяжел,

Ты из госпиталя к жене

Все-таки не пришел.

И вот ожидаешь ты встречи с ней

В комнатке на этаже втором,

О судьбе и беде своей

Честно сказал письмом.

Ты так поступил, хоть уверен в том,

Что ваша любовь сильна,

Что в комнатку на этаже втором

С улыбкой войдет жена

И руки, исполненные теплом,

Протянет к тебе она.