«Наука и Техника» [журнал для перспективной молодежи], 2007 № 05 (12)

В НАШЕЙ КОФЕЙНЕ

Когда важнее постоянство

Как-то раз английского писателя Джорджа Бернарла Шоу (1856–1950) пригласили на выставку часов. Когда после осмотра устроители выставки спросили писателя, какое впечатление произвели на него экспонаты, Шоу ответил в присущей ему парадоксальной манере:

— Не вижу никакого прогресса! Современные часы идут ничуть не быстрее, чем хронометры в годы моей юности.

Клин клином вышибают…

Однажды в компании, в которой находился известный польский композитор Ш. Юровски, зашла речь о знаменитом математике и физике Блезе Паскале, который в детстве, чтобы избавиться от головной боли, занимался исследованием геометрических свойств математической линии рулетты.

— А я, — вдруг рассмеялся Юровски, — поступал как раз наоборот. В школьные годы, чтобы избавиться от занятий геометрией, я придумывал себе головную боль!

«Угодил» начальству

В середине XIX века за Полярным кругом, на Таймыре, в зоне вечной мерзлоты, были открыты месторождения медных руд. Однако медеплавильные заводы долгое время не строились из-за дороговизны строительных материалов и особенно кирпича: слишком накладно было возить в северную даль кирпич. И вот в 1863 году приходит на имя енисейского губернатора от купца Киприяна Сотникова в высшей степени благочестивое прошение о том, чтобы разрешили ему на собственные деньги построить в селе Дудинка деревянную церковь. Ничего, кроме умиления, такая просьба у начальства вызвать не могла, и она тотчас была удовлетворена. Благодетельствуя прихожанам Дудинки, губернское начальство, находившееся за тысячи верст от нее, и не ведало, что там давно уже действовала каменная церковь! Предприимчивый купец, как и обещал, быстро построил деревянную церковь. Затем, не менее деловито, разобрал каменный храм и из его кирпичей сложил в 1872 году шахтную печь для выплавки меди. Так нелегальным путем появилось металлургическое производство. В этой печи, прабабушке Норильского горно-металлургического комбината, было выплавлено немало меди.

Испорченное поколение

Болгарский профессор Пенчо Райков, заведующий кафедрой органической химии Софийского университета, как-то раз заметил, что его лекция нисколько не интересует студентов. Это в конце концов настолько вывело его из себя, что он яростно рявкнул:

— Кому не нравится, может убираться вон!

Но аудитория полностью игнорировала его слова и продолжала заниматься своим делом. Тогда разгневанный профессор обидчиво добавил:

— В ваши годы я бы первым последовал подобному совету.

Смешного мало

Как-то раз великий немецкий патолог Рудольф Вирхов (1821–1902) демонстрировал студентам физиологический опыт. Когда он удалил у жабы часть мозга, ее тельце стало дергаться в конвульсиях. Студенты засмеялись. Желая остановить неуместный смех, Вирхов как ни в чем не бывало объявил:

— Итак, господа, наш эксперимент блестяще подтвердил, как мало мозга надо для того, чтобы развеселилась целая аудитория.

Запущенный недуг

Однажды на прием к известному немецкому врачу и микробиологу Роберту Коху (1843–1910) явилась богато разодетая высокомерная дама.

— На что жалуетесь, голубушка? — приветливо спросил Кох.

— Господин профессор! — возмутилась пациентка. — Что за амикошонство? Вы понимаете, с кем разговариваете? Я привыкла, чтобы ко мне обращались не иначе, как «милостивая государыня»!

— Эту болезнь я лечить не умею! — сухо констатировал Кох и крикнул в приемную:

— Прошу следующего!

«Что ж, подождем!»

В 1826 году за публикацию небольшой статьи, в которой выводился ныне всем известный закон, кельнский школьный учитель Георг Ом (1787–1854) был уволен по личному указанию министра просвещения. Высокопоставленный чиновник придерживался убеждения, что внесение математики в классическую физику — недопустимая ересь. Всем инспекторам он приказал бдительно следить за чистотой натурфилософии и считать в ней главным именно умозрительный подход к явлениям природы. Примечательно, что в Германии к министерскому окрику прислушались не только учителя, но и ученые. Закон Ома восторжествовал сперва в России благодаря работам Б.С. Якоби и Э.Х. Ленца, а затем во Франции и Англии. В Германию он вернулся с более чем десятилетним опозданием. Министерство просвещения упорно не пропускало в учебники мысль о том, что познать законы электричества без математики невозможно. Сама работа Ома откровенно высмеивалась за «болезненную фантазию, принижающую математикой достоинства природы».

Обиделся ли ученый на министра в 1826 году? Отнюдь. Он проработал в немецких школах не один год, преподавал математику и физику, и на собственном опыте убедился, что там царит «беспросветная казенщина». Согласно его наблюдениям, обскурантизм в школьном преподавании занял место логики на 99 %. «Но даже один процент вселяет надежду на продвижение логики вперед, — говорил он друзьям. — Что ж, подождем!» Действительно, Ом на несколько лет отошел от научной деятельности, занимался самообразованием, но зато потом, когда наступил просвет, выпустил ряд блестящих трудов по электричеству, акустике, кристаллооптике, в которых широко применялись математические формулы. Он ввел понятия «электродвижущая сила», «падение напряжения» и «проводимость». В 1839 году, через 13 лет после изгнания из школы, Ом стал членом-корреспондентом Берлинской академии наук.