«Нормандия-Неман»

Подготовка к боям

Пилоты приступили к тренировкам на спаренном учебном самолете Як-7, на котором обучались пилотированию, и на биплане Ут-2 для обучения ориентации. Кроме того, им было предоставлено три Як-1.

Советское командование предложило план тренировок, который майор Тюлян переделал по-своему. По его предложению, все пилоты совершили по пробному самостоятельному полету с инструктором на двухместном Як-7, по результатам которого они были разделены на пять групп по 3 человека — один более подготовленный и два менее. Это позволило лучше организовать подготовку и полностью избежать проблем с языковым барьером.

Механики приступили к изучению матчасти. К их радости, на самолетах Як-1 стоял двигатель Климова M105, представлявший собой модернизированный мотор Испано-Сюиза 12Y, который до войны производился в СССР по французской лицензии и был им знаком. Бортстрелкам пришлось осваивать профессию оружейников. Переводчики готовили техническую документацию на французском языке. Кроме того, Александр Стахович давал уроки русского пилотам и механикам. Впоследствии некоторые из французов овладели языком довольно сносно. По воспоминаниям Марселя Альбера, Жана де Панжа и Альбера Анри, летчики первых групп могли объясняться по-русски без помощи переводчиков[43].

Инструктором был назначен капитан Павел Друзенков, свободно говоривший по-французски. Пилотам для прохождения обучения требовалось совершить 40 полетов с инструктором и 15 самостоятельно. Среди прочего капитан Друзенков обучил их языку летных жестов, что было особенно необходимо для иноязычных пилотов.

Капитан Мирлес первое время находился в «Нормандии» и «утрясал» различные вопросы: обустройство, обмундирование, оружие, питание, жилье, порядок тренировок, сроки выхода на фронт.

Французам был предоставлен офицер связи, который осуществлял контакт между пилотами и советским командованием. Первый офицер — капитан Бондарев — плохо владел французским языком и был вынужден вести общение через Михаила Шика, с которым у него сложились натянутые отношения еще после инцидента с получением виз в Тегеране. Кроме того, он сразу вызвал неприязнь и манерами поведения, и выражением лица, расцененным пилотами как «злобное». Кроме Шика, он также общался через доктора Лебединского, который имел неосторожность «похвалиться», что брат его матери служил у Деникина. В результате настороженность со стороны советского капитана возросла. Посчитав, что он приставлен от НКВД, французы по инициативе все того же Михаила Шика, испытывавшего острый дискомфорт от необходимости общаться с Бондаревым, обратились в военную миссию в Москве.

Мирлес обратился к Левандовичу, и французам прислали нового «связного» — лейтенанта Кунина, обаятельного молодого человека, владевшего французским, который сразу стал другом эскадрильи. Хотя, если НКВД кого-то и приставляло, это должен был быть человек как раз подобных качеств. Не будем осуждать Михаила Шика, чей отец натерпелся в ЧК, а сам он вырос в эмиграции, наслушавшись о коварстве советских спецслужб. Он приехал сражаться вместе с Красной Армией, когда исход войны еще был не очевиден.

Важным вопросом стал самолет. В легендах о «Нормандии-Неман» отмечается, в том числе самими летчиками, что выбор самолета осуществлялся майором Тюляном из представленных американских, английских и советских машин. Как было отмечено выше, изначально проект посылки французских летчиков содержал просьбу оснащения части советскими самолетами. Выбор самолета Як-1 зафиксирован в протоколе встречи французской военной миссии в лице генерала Пети и капитана Мирлеса с командованием ВВС Красной Армии в лице генерал-лейтенанта Фалалеева и полковника Левандовича и закреплен приказом командующего авиацией Красной Армии генерала Новикова от 4 декабря 1942 г.

Действительно, при первом ознакомлении французских летчиков с Як-1 на аэродроме в Иваново майору Тюляну предложили подняться в воздух на Яке и сравнить его с английскими Харрикейном и американской Аэрокоброй. После полета Тюлян рассыпался в восторгах по качеству самолета, и выбор был закреплен окончательно. Несмотря на то, что во времена холодной войны французов часто упрекали в выборе советского самолета, они никогда не раскаивались.

Вот что написал по поводу Як-1 Ролан де ля Пуап: «Более легкий, чем „Спитфайр“, Як сразу показался более быстрым и легким в управлении. Он быстро взлетает и очень маневренный. Побывав в боях в Англии, я знаю, насколько важны эти два качества, которые в бою становятся определяющими. Взлететь как стрела, чтобы скрыться за солнцем, и вылететь как можно быстрее, чтобы зайти в хвост противнику: в жестокой дуэли против опытного врага это важное преимущество… он был идеально приспособлен к снегу, дорожной грязи и безграничным русским полям. Сделанного из дерева, материи и дюраля, его было легко ремонтировать. Его колеса… позволяли садиться на самые неважные аэродромы. Ничего заумного в кабине, в отличие от „Харрикейна“ или „Спитфайра“. Только самые необходимые инструменты… и видимость! Лучший обзор, который я когда-либо видел у истребителей…»[44]

Возможно, что, если бы французы попросили английские самолеты, на которых им уже приходилось летать, они бы их получили. Но пилоты изначально настроились на советский самолет, и Як-1 в то время превосходил по качеству уже морально устаревшие английские и американские самолеты, поставлявшиеся в СССР. Хотя французский историк Энренгард в своем труде, первом труде, где, кроме легенд, приведена попытка анализа истории авиаполка на основе архивных документов, считает, что этот выбор был политическим, чтобы сделать «приятное русским»[45].

Англичане также изначально рассчитывали, что пилоты, прошедшие выучку в RAF, предпочтут английские самолеты, тем более что де Голль был во всем зависимым от Лондона.

Присутствовавшие во время первого полета на Як-1 американские представители доложили, что французская эскадрилья будет летать на советских истребителях. Капитан Мирлес был фактически вызван в посольство США, где перед американским и британским военными атташе его попросили объяснить выбор самолета французами. Американцы считали, что это наносит ущерб их поставкам по ленд-лизу и планируемым поставкам американских истребителей в Алжир. Французу русского происхождения Мирлесу пришлось объяснять, что Яки более современные самолеты, тогда как английские Харрикейны уже уступают немецкой авиатехнике и не адаптированы к российским условиям. А с американской техникой французы не знакомы, так же как и русские, и ее изучение потребует лишней траты времени.

Закончить разговоры о выборе самолета можно цитатой из отчета генерала армии Рене Буска, в июне 1943 г. принявшего командование над объединенной французской союзной авиацией:

Конец 1942 г. Немецкая армия стоит у стен Ленинграда и Сталинграда. Нацелена на Москву. Оккупировала всю францию. Идут бои в Тунисе, где Германия отчаянно пытается закрепиться в Африке. Алжиром, вставшим на сторону союзников, управляет вишист № 2 Дарлан. Дальнейшая судьба движения де Голля в тумане.

— Не знаю, чем все это кончится, — сказал однажды Марсель Лефевр, — но никто никогда не сможет нас упрекнуть, что мы спешили встать на сторону победителей.

К удаче де Голля, адмирал Дарлан 24 декабря 1942 г. был убит в Алжире двадцатилетним фанатиком-монархистом. Да, в то время еще не было известно, чем станет Франция после войны, республиканско-демократические тенденции боролись с монархическими. Главой Алжирской Франции стал генерал Жиро, тут же расстрелявший юного фанатика. Следующими на очереди стали главные действующие лица переворота, приведшего к американской оккупации Северной Африки, что не прибавило популярности Жиро, которая и так была невысока. Генерал Бержере, министр военно-воздушного флота Виши, тот самый, который подписал капитуляцию в 1940 г., стал его заместителем. Через Жиро, проводившего провишистскую политику на оккупированных США французских территориях, американцы продолжали вести контакты с режимом Виши, одновременно начав переформирование и перевооружение французской армии в Африке, подготавливая ее к открытию второго фронта. Главной идеей союзников в этом вопросе в то время было подготовить и высадить во Франции французскую армию из Алжира.

1943 год начался для союзников благополучно. Великобритания возобновила проводку северных конвоев, пользуясь тем, что Германия перебросила самолеты из Норвегии в Африку. Англо-американские войска вели бои против германо-итальянских частей в Тунисе. СССР заканчивал ликвидацию окруженной армии Паулюса в Сталинграде.

В Касабланке состоялась конференция, на которой под давлением союзников де Голль и Жиро заключили союз и объявили о создании объединенного комитета. Генералы с такой ненавистью отнеслись друг к другу, что их рукопожатие фотографам удалось снять только с пятого раза, так быстро они отталкивали руку друг друга. Жиро был недоволен, что союзники признают его слабые организаторские способности. Де Голля возмущало, что его ставят на одну доску с вишистом. Тем не менее это было лучшее решение — объединение «Сражающейся Франции» и Африканской Франции. Однако оно создало крупные административно-бюрократические трудности, не считая политических. Прежде всего было объединено командование вооруженных формирований. Авиационное было подчинено командованию, расположенному в Алжире. Тому самому, от которого пилоты «Нормандии» бежали в Гибралтар и Лондон. То, что приговаривало их к лишению гражданства и смертной казни за дезертирство.

Пилоты «Нормандии» были далеки от этой бюрократии. В Иваново они продолжали тренировки и готовились к боям. Первый самый трудный месяц в СССР — декабрь 1942 г. — они преодолели. Новый год был встречен дружной пьянкой с участием французского пресс-атташе Шампенуа и корреспондента «Красной Звезды» Ильи Эренбурга. Впервые французы понесли «потери» от традиционного русского напитка — капитан Литольф, не имеющий пристрастия к выпивке, неожиданно напился и уснул за столом и под дружные голоса был вынесен доктором Лебединским. Ролан де ля Пуап писал: «Здесь в эту зиму 1942–1943 гг. началось зарождение духа „Нормандии“. В этот первый Новый год в России мы почувствовали вкус того невероятного братства с советскими воинами, который объединял нас до конца войны»[47].

Командованием 6-й запасной авиабригады в «Нормандию» были включены 17 советских механиков. Таким образом, общее количество технического персонала достигло 57 человек, т. е. примерно по 4 человека на истребитель. Началось привыкание к новым условиям жизни — снег, мороз и питание. В соответствии с нормами снабжения авиации Красной Армии суточное довольствие было определено согласно приложению № 7 к приказу ГКО № 312 от 22 сентября 1941 г. для боевых расчетов экипажей самолетов, находящихся на казарменном положении. Но как писал все тот же Кристиан-Жан Энренгард: «…французы не были бы французами, если бы не стали жаловаться на питание»[48]. На которое они, кстати, жаловались и в Англии.

Во французской армии нормы отличались в соответствии с воинским званием и были одинаковыми в тылу и на фронте. В СССР тыловые части кормили иначе, чем фронтовые, что вызвало удивление французов, которым наполнены все мемуары. Михаил Шик писал, как однажды они наблюдали, как за соседним столиком питались военврач тылового госпиталя и рядовой фронтовой части, которого кормили лучше, чем офицера. Французским офицерам, выросшим в условиях классового общества, это было в диковинку.

Несмотря на то, что нормы снабжения продовольствием в воюющем СССР были почти ВДВОЕ ВЫШЕ, чем в оккупированной Франции[49] и на Ближнем Востоке, где о тяжелом положении со снабжением продовольствием Черчилль лично писал Сталину[50]. Французы плохо приняли каши, которыми их кормили, и многие так и не смогли к ним привыкнуть.

Французы даже пожаловались в военную миссию по поводу гречневой каши, которую они не желали принимать и называли «птичьим кормом». Что, кстати, странно. Гречневая каша известна во Франции и прекрасно употребляется в Бретони, а в «Нормандии» были бретонцы. Неудовольствие французов даже дошло до Калинина. По словам Мирлеса, у которого в Москве проживала тетя, которая была дружна с Калининым, всесоюзный староста на это ответил словами Наполеона: «Солдаты всегда бурчат, но идут». Положение конца 1942 — начала 1943 г. отнюдь не располагало к разносолам. По воспоминаниям Георгия Лебединского, французов, как и нефранцузов, кормили в обед борщом или супом, а утром и вечером жидкой кашей с кружком колбасы или котлетой. Иногда давали американские консервы, которые бывали протухшими и он запрещал их принимать в пищу[51].

Французские механики также были приняты на довольствие как офицеры[52]. Но обмундированием снабжались как солдаты. В частности, их неудовольствие вызвало то, что летчикам полагались унты, а им, работающим на морозе, нет. Мороз был главной проблемой для всех, а для механиков особенно. Многие были мобилизованы на Ближнем Востоке, где прожили всю жизнь и вообще не знали, что такое холод. Теперь каждый день им приходилось разбирать и собирать авиационные моторы на морозе. Как и пилоты, которые проводили весь день на улице, так как майор Тюлян требовал присутствия всех на взлетной полосе во время тренировок.

В середине января капитан Мирлес убыл в Лондон для отчета о состоянии дел с организацией «Нормандии». Де Голль одобрил состояние дел: выбор самолета, самостоятельность «Нормандии», форму одежды и подчиненность французской военной миссии. Кроме того, необходимо было решить ряд вопросов — функционирование в новых условиях, снабжение военной формой, которое было оставлено на распорядительность миссии в Москве, конфликт между военной и дипломатическими миссиями «Сражающейся Франции», формирование второй эскадрильи, второго истребительного полка и перевод в СССР бомбардировочной группы «Бретонь».

Мирлес попросил отозвать командира «Нормандии» Пуликена, возраст которого не позволял выполнять полеты и полноценно командовать эскадрильей. Наличие двух командиров, при котором административный, Пуликен, не мог летать и водить часть в бой, а тактический, выводящий летчиков в бой, является подчиненным первому, вызвали недопонимание как советского командования, так и самих французов. Пожилой летчик-бомбардировщик, прибывший как действующий летчик, но не планирующий участие в боях, кроме того, демонстрирующий неприятие советской идеологии и часто хвалившийся своим участием в интервенции, вызвал серьезные подозрения у советского руководства. Вдобавок Пуликен и сам испытывал психологические трудности, не найдя контакт с остальной, более молодой, частью «Нормандии».

Предлог для решения вопроса возник сам собой. Во время тренировочного полета у майора Жозефа Пуликена произошло смещение позвонка в результате ранения, полученного в Первую мировую войну. Он был доставлен в госпиталь в Москве. В результате все командование перешло к майору Жану Тюляну и его заместителю Альберу Литольфу. Пуликену после выхода из госпиталя было объявлено, что его административная задача выполнена, эскадрилья стала на ноги. Он был сначала оставлен в распоряжении миссии. А в марте 1943 г. отправлен в Лондон, где был назначен командиром группы «Лотарингия».

С пополнением, однако, вопрос был в полном тумане. Уже раньше англичане отрицательно смотрели на отзыв персонала из RAF, а со сменой власти в Африке стал проблематичным и набор на Ближнем Востоке, как в связи с тем, что летные части там больше не были в подчинении де Голля, так и в связи с начавшимся наступлением немцев в Тунисе. Было решено направлять пилотов, пробиравшихся в Лондон поодиночке, не в Раяк, а напрямую в Москву, в распоряжение военной миссии. С техниками же, которых требовалось намного больше, чем пилотов, определенности было еще меньше. Мирлесу было необходимо согласовать вопрос о предоставлении советского технического персонала, а также о создании французской авиадивизии. Де Голль с Валеном, невзирая на нехватку офицеров, намеревались развернуть «Нормандию» в дивизию. Для чего предполагалось сформировать второй истребительный полк «Париж» и вывести группу бомбардировщиков «Бретонь», которая осенью 1942 г. была выведена в Сирию и находилась вне боев, в Советский Союз.

Кризис во взаимоотношениях военной и гражданской миссий тем временем стал перехлестывать через край, наложившись на общий кризис Комитета де Голля. После решения о создании объединенного комитета освобождения с Африканской Францией и по причинам расхождения по ближневосточным вопросам де Голль сменил комиссара по иностранным делам, просоветски настроенного Мориса Дежана[53] на проанглийского Рене Массигли, который был послом Франции в Турции. Он перешел на сторону де Голля в конце 1942 г. после операций союзников в Сирии и Алжире[54]. В дипломатических кругах ходили слухи, что де Голль предполагал поменять Дежана и Роже Гарро местами.

Генерал Пети письменно отказался подчиняться Гарро, напомнив, что военная миссия задумывалась как автономная структура, хотя и не отказывался информировать о своей деятельности. Более того, он фактически сорвал намерение Гарро посетить расположение «Нормандии» в конце февраля. Ни тот ни другой не смогли двинуться дальше Москвы в отсутствие Мирлеса, которого де Голль решил оставить в Лондоне, посчитав, что его миссия выполнена — французская летная часть в СССР создана и функционирует.

Пилоты тем временем стали роптать, что их долго держат в тылу и используют только для пропаганды. Летчики часто выступали по франкоязычному «Радио Москвы», и к ним постоянно наведывались различные корреспонденты, в том числе иностранные.

Первоначально отправка «Нормандии» на фронт была запланирована на 23 января 1943 г. Однако была задержана на три недели из-за непогоды и снежных заносов. В это время Мирлес уехал в Лондон, а из-за трений внутри французских миссий советское командование отказалось вводить «Нормандию» в бой в его отсутствие. Генерал Пети отправил три отчаянных депеши в Лондон, умоляя скорее прислать Мирлеса обратно.

Мирлес вернулся временно произведенным в майоры[55]. И был назначен военным атташе дипломатического представителя «Сражающейся Франции» в СССР и одновременно специальным представителем де Голля перед командованием ВВС СССР. Фактически ему предназначалось примирить две стороны, хотя Пети воспринял это как немилость. Надо отметить, что в связи с высадкой союзников в Африке и созданием в Алжире еще одного центра, претендующего на роль французского правительства, все с тревогой ожидали, чем закончится период двоевластия де Голля и Жиро.

Советское командование отказалось до выхода «Нормандии» в бой и прибытия второй группы пилотов присвоить ей статус полка. Налаживание взаимоотношений де Голля и Жиро, выразившееся в обмене представителями, причем со стороны де Голля был направлен из Бейрута генерал армии Катру, убедило союзников в скором достижении согласия. Хотя и окончательно стало ясно, что вторая группа пилотов не прибудет в срок и дальнейший набор технического состава на Ближнем Востоке невозможен. Однако без Мирлеса все застопорилось, и только после его возвращения из Лондона эскадрилья стала готовиться к отправке на фронт.

В конце февраля летчикам устроили трехдневную экскурсию в Москву. Они отметили, что город незначительно пострадал от бомбежек благодаря эффективной противовоздушной обороне. Пилоты посетили Большой театр, Кремль, Красную площадь и собор Василия Блаженного. А также Парк культуры, в котором были выставлены образцы немецкой техники, захваченной Красной Армией. Здесь французские пилоты впервые увидели Фокке-Вульф 190, с которым им вскоре предстояло сражаться на фронте. А также встретили французские танки «Сомуа», использовавшиеся Вермахтом под Москвой.

В марте все члены группы, ранее задержанные в Тегеране, прибыли на место службы. Группа получила 14 боевых самолетов Як-1. Их носы были раскрашены в цвета национального флага Франции, и у кабины пилота была нарисована круглая трехцветная эмблема. Некоторые пилоты рисовали собственные символы-талисманы. Марсель Лефевр изобразил профиль легендарного персонажа выпивохи Папаши Маглуара, якобы бывшего секретарем Робеспьера и прославившегося различными комическими историями. Ролан де ля Пуап и Альбер Дюран на воздухозаборнике нарисовали акулью пасть, которую они переняли у американской эскадрильи «Летающие Тигры». У Леона Куффо позднее появился утенок Дональд из мультфильма. Луи Керне нарисовал бретонского пастушка в национальном костюме.

За неделю до отправки на фронт прибыл связной самолет У-2, на котором летали Жан де Панж и Михаил Шик.

19 марта в распоряжение «Нормандии» прибыли генерал Пети, полковник Шумов, майор Пуликен, майор Мирлес, полковник Левандович и Илья Эренбург. 20 марта впервые в расположении «Нормандии» был поднят французский государственный флаг с эмблемой «Сражающейся Франции» — лотарингским крестом посредине. Летчики сдали своеобразный экзамен, по итогам которого подготовка двух пилотов — Марселя Альбера и Раймона Дервилля — была оценена на «отлично», четверых — Ролана де ля Пуапа, Марселя Лефевра, Ива Маэ и Дидье Бегена — на «хорошо» и остальных — на «удовлетворительно». Было признано, что эскадрилья готова к отправке на фронт. После длительного застолья и катания генерала Пети на самолете над Иваново эскадрилья получила приказ к отправке.

22 марта часть перелетела на аэродром базирования Муковнино у города Полотняный Завод. Эскадрилья «Нормандия» была включена в оперативное подчинение 204-й бомбардировочной дивизии под командованием полковника Андреева, который вместе с командующим 1-й воздушной армией генерал-лейтенантом Худяковым лично встречали французов.

Местность совсем недавно была освобождена Красной Армией. Аэродром располагался возле наполовину сожженной деревни, и летчики поселились в уцелевших избах.

Германское командование отреагировало на появление французской авиачасти на советском фронте приказом маршала Кейтеля, которым попавшие в плен французы расценивались как партизаны и подлежали расстрелу на месте. Еще ранее Виши приняло аналогичный приказ против французов, вступивших добровольцами в ряды антигитлеровской коалиции. Они подлежали расстрелу, имущество конфискации, а семья аресту.

После двух дней тренировочных полетов эскадрилья приступила к сопровождению бомбардировщиков Пе-2 261-го авиаполка под командованием майора Дымченко, с которым располагалась на одном аэродроме, на Смоленск, Ельню и Витебск. Первый вылет состоял в прикрытии бомбардировщиков, бомбивших железнодорожный мост на дороге Смоленск — Спас-Деменск.

В Москве тем временем генерал Пети с майором Пуликеном отбыли к де Голлю для решения вопросов, связанных с расширением французского военного присутствия в СССР.

Майор Пьер Пуяд, прибывший в Лондон, проделав кругосветное путешествие из Индокитая, приступил к формированию второй группы пилотов «Нормандии».

В Лондоне в беседе с послом СССР Александром Богомоловым Шарль де Голль признал, что западная граница Советского Союза должна идти по линии Керзона[56]. СССР сделал крупный шаг по укреплению позиций де Голля и фактически признал аннексированные Германией провинции Эльзас и Лотарингию французскими. Для закрепления этой крупной победы и придания ей необходимого пропагандистского эффекта дипломатическая миссия в лице Раймона Шмитлейна стала прорабатывать с советскими властями вопрос о создании французских частей из числа пленных эльзас-лотарингцев. Эта мысль пришла на смену идеи оправки частей с Ближнего Востока.

Первоначально советское руководство ответило отказом. Французские военнопленные вначале были представлены добровольцами антибольшевистского легиона, большинство из которых в плен попало не по своему желанию. И их количества было недостаточно. Но после того как Северная Африка попала под контроль союзников, в руках французской администрации оказались освобожденные советские пленные. В Африку была направлена советская военная миссия по репатриации под началом секретаря советского посольства при Союзных государствах в Лондоне Ивана Авалова. Во время боевых действий в Тунисе союзники освободили несколько сот советских пленных, использовавшихся фашистами на тяжелых работах. Одновременно в Алжире правительством Виши содержалось несколько сот советских военнопленных, бежавших из плена в Германии, Бельгии и Северной Франции в Южную Францию, где они были задержаны полицией. Кроме того, в Италии в руки союзников стали попадать как советские пленные, так и сформированные из них легионы. Был предложен обмен. Французы в качестве жеста доброй воли позволили советской миссии вывезти всех советских пленных из Африки.

Мирлес привез из Лондона проект формирования пехотной бригады из жителей Эльзаса и Лотарингии. В случае признания Эльзаса и Лотарингии французскими жители этих двух провинций автоматически признавались жителями Франции, насильно мобилизованными Германией. Любопытно, что это было точное копирование немецкого шага 1940 г., когда после победы над Францией и возвращения этих провинций, которыми Германия владела до Первой мировой войны, жители Эльзаса и Лотарингии были признаны немецкими властями насильно мобилизованными Францией и отпущены из плена безоговорочно.

Вездесущий майор Мирлес добился встречи с Лаврентием Берией. Он так описывал эту встречу: «Берия меня принял в огромном кабинете, разместившись в дальнем углу, и мне пришлось пересечь весь кабинет. Он создавал впечатление паука, расположившегося в центре своей паутины. Он сразу же сказал по поводу эльзас-лотарингцев, что может считать таковыми только тех, кто сами перебежали или сдались Красной Армии. Те же, кого захватили силой и с оружием в руках, должны считаться немецкими пленными. Я на это возразил — наоборот, с их стороны это демонстрация воли к победе над немцами, раз они оказались в руках Красной Армии с оружием, которого, таким образом, они лишили немцев. Берия рассмеялся и сказал, что раз так, то дело решено»[57].

Берия отдал приказ на сбор эльзасцев и лотарингцев, который начался в октябре 1943 г. в специальном лагере номер 188 под Тамбовом. По просьбе французских представителей, у пленных французов немецкая форма была заменена на советскую для отличия их от немецких пленных.

Теперь лагерь французских военнопленных в СССР является объектом политических спекуляций. Содержавшиеся там пленные Вермахта, признанные СССР гражданами союзной Франции и освобожденные от работ и наказаний, выдвигают претензии, что их содержали в лагере, а не на курорте. Во Франции существует ассоциация «узников Тамбова» и воздвигнуто несколько памятников «замученным в Тамбове». В самом лагере воздвигнут монумент «тысячам замученных эльзасцев и лотарингцев». У некоторых очень короткая память! Строительство памятника было оплачено Германией в счет средств по уходу за немецкими воинскими захоронениями во Франции. Утверждается, что в лагере замучены от 14 до 80 тысяч французов, тогда как по официальным данным максимальная численность заключенных этого лагеря составляла около 9 тысяч. Они были освобождены от всех работ, кроме работ по поддержанию и обеспечению функционирования самого лагеря[58].

Проектом предусматривалось создание бригады «Сражающейся Франции» под названием «Эльзас-Лотарингия». Раймон Шмитлейн выразил желание возглавить эту часть. С отзывом Мирлеса и Шмитлейна из СССР этот проект не был завершен. А в мае 1944 г. по просьбе Временного Правительства Франции не менее 1700 французских военнопленных были отправлены советскими властями в Северную Африку, где они были включены в состав 1-й французской армии под командованием генерала де Латра де Тасиньи. Большинство пленных, среди которых были и идейные сторонники нацизма, предпочли остаться в России. В июле 1944 г. во время знаменитого марша немецких военнопленных по Москве колонну замыкали французы.