«Нормандия». Гибель флагмана эпохи

Глава VIII. Американское гостеприимство

В нижней бухте флагманское судно «Элис М. Моран» флотилии буксиров компании «Моран Тоинг» подошло к зоне карантина под командованием Антона («Тони») Хьюзеби с семью членами экипажа на борту. Хьюзеби поднимется на борт «Нормандии», примет лоцманское командование и поведет ее по хитрому фарватеру между мелями Гудзона. На буксире был Моррис Марки, журналист «Нью-Йорк мэгэзин», которому поручили написать о прибытии «Нормандии».

К этому времени 10 000 человек заполнили Кони-Айленд, столпились на дощатом настиле, пляже и зданиях с видом на океан. Тем утром в большом спросе были билеты на колеса обозрения. С них зеваки раньше всех увидели на горизонте тонкую линию бледного дыма, а затем – само судно, идущее сквозь туман.

3 июня в порту Нью-Йорка был обычный весенний день, и позолоченный орёл с расправленными крыльями, красовавшийся на крыше рулевой рубки буксира, горделиво сверкал в лучах солнца.

Когда флагман «Элис М. Моран», пыхтя, шел к зоне карантина, мимо него прошли несколько других прибывающих лайнеров – кьюнардовская «Скифия», «Стейтендам», возвращавшийся из круиза и поднявший по этому поводу все свои флаги; белоснежный шведский «Кунгсхолм» и «Рилаэнс» компании «Гамбург – Америка». Это были дни, когда прибытие лайнеров в порт было почти таким же частым и банальным, как приземление авиалайнеров в аэропорту «Ла-Гуардиа» сегодня.

Марки перегнулся через леер возле капитана Хьюзеби и смотрел вперед, на вход в бухту. Кони-Айленд остался по левому борту, когда он очень спокойно произнес: «Она там».

«Да, – писал Марки, – она была там. Она шла прямо на нас и даже на таком расстоянии казалась огромной. Из ее труб валил желтый дым, и в течение одной или двух секунд мы ощутили потрясающую изогнутость ее носа. Хьюзеби лениво крутанул штурвал буксира и сказал: “Она построена с небольшим нависанием. Нам будет трудно подвести к ней вплотную почтовые катера”.

Вскоре стало заметно, что она черно-бело-красная, мы видели высокие мачты с тесемкой флагов, мы видели превосходную дугу её стремительного мостика. Вдруг на её мачте поднялось что-то новое – длинный вымпел, который, извиваясь огромной змеей, затрепетал в воздухе над кормой. “Голубая лента” была взята».

То, что отметил Марки, стало историческим моментом – развернувшийся 30-метровый синий вымпел (по метру за каждый узел) был взят в Гавре именно для этого случая: его нужно было поднять в знак установления «Нормандией» нового рекорда. Смело поднятый синий вымпел не был нескромным: на обратном пути в родной порт Генуи после рекордного рейса 1933 г. «Рекс» поднял 28-метровый синий вымпел.

В тот же миг на нижнем спредере фок-мачты по левому борту взвился белый вымпел с надписью «NORMANDIE» – традиция, не часто соблюдавшаяся на судах того времени. После того как стяг «Нормандии» затрепетал над волной, целая флотилия «зевак», как по команде, начала свистеть и гудеть серийными сигналами по три в каждом – традиционное приветствие судов на море.

Марки, наблюдавший за «Нормандией» теперь уже на расстоянии менее двух миль, заметил белую полоску пара, вырвавшуюся из ее передней трубы:

«Чтобы достигнуть нас, звуку понадобилось время, – написал он. – Но когда он добрался, все мы задрожали – его тональность была так глубока, что он не мог не уйти за пределы человеческого слуха. Это были три величественных и глубоких звука, вызвавшие дрожь по всему телу. Капитан Хьюзеби слегка улыбнулся. “У неё благородный голос”.

Она приближалась на удивительной скорости, и, едва успев окинуть взором всю её громаду, мы оказались под её черными “стенами” и могли видеть лишь её часть».

Подойдя в 12:06 к месту карантинной стоянки, громадное судно застопорило ход и стало на носовой якорь. Затем оно дало три дрожащих, ревущих гудка, каждый из которых был настолько мощным, что завибрировали палубы приближавшихся к лайнеру катеров. Первым из них был катер береговой охраны, доставивший чиновников Американской службы общественного здравоохранения.

Так как лацпорты располагались выше рулевых рубок катеров, инспекторам медслужбы и многим другим, кто в карантине поднимался на борт «Нормандии» тем днем, нужно было вскарабкаться по шаткой лестничке. Поднявшись на борт, они задали капитану Пюнье несколько поверхностных вопросов и отбыли, выдав французскому лайнеру, как и ожидалось, «чистый» санитарный лист.

Затем к «Нормандии» подошел «Элис М. Моран», и капитан Хьюзеби забрался на борт простейшим путем – через почтовый грузовой люк. В течение пяти минут сбылось первое предсказание капитана: почтовое судно «Президент» не могло подойти на нужное расстояние к спускному желобу для приема мешков с почтой. Поэтому «Элис М.» застопорили и поставили буфером между «Нормандией» и «Президентом». Вскоре все 4200 мешков с почтой скатились вниз по деревянному желобу, и «почтальон» отбыл.

Следующим прибыл катер «Нейвсинк», выгрузивший членов официального американского комитета по встрече, в великолепных шелковых цилиндрах и визитках. Среди них были шеф протокола государственного департамента Ричард Саутгейт, посол Франции, французский генеральный консул в Нью-Йорке и глава американского отделения КЖТ Анри Морен де Ленкле.

Затем на городском пароходике «Риверсайд» прибыли официальные встречающие лица от города Нью-Йорка, среди которых были сенатор штата и глава делегации Джозеф Кларк Болдуин III и миссис Фьорелло Ла-Гуардиа, жена мэра города.

Вскоре подошли катера «Хадсон» и «Такехоу». Они доставили к борту таможенников и иммиграционных инспекторов. Катер «Калумет» привез более ста корреспондентов, фотографов и радиорепортеров, которых сразу провели в зимний сад с мраморным полом, обилием цветов и стеклянными птичьими клетками, где под управлением мадам Лебрен, первой прибывшей в США супруги французского президента, прошли официальные церемонии. По этому случаю мадам Лебрен надела белую соломенную шляпку, черный фаевый труакар, а также ожерелье с шестью топазами.

Камеры кинохроникеров снимали, как шеф протокола Саутгейт кратко и официально обратился к ней от имени американского президента и госпожи Франклин Рузвельт. Затем сенатор Болдуин передал официальное приветствие от мэра Ла-Гуардиа. Госпожа Ла-Гуардиа, выступавшая следом, поднесла мадам Лебрен пышный букет роз и «вручила» сделанный также из цветов «ключ» от города Нью-Йорка. Всё это время рядом с ней находился капитан Пюнье, облаченный по такому случаю в полную парадную сине-золотую форму, на поясе у него красовался кортик с золотой рукояткой, на широкой груди сверкали ордена и медали.

Примерно в 13:30 мадам Лебрен поднялась из зеленого плетеного кресла и перешла на Солнечную палубу в сопровождении большого числа официальных лиц. Стоя перед шипящими и пыхтящими красно-черными трубами, она быстро произнесла подготовленную речь на довольно хорошем английском языке:

«После того как я собственноручно окрестила этот великолепный лайнер, ничто не могло обрадовать меня больше, чем возможность сопровождать его в Нью-Йорк. <…>

Я счастлива, что он сократит расстояние, разделяющее два наших континента, и усилит исторические узы, связывающие две наших нации».

В 13:38 дня «Нормандия» подняла якорь и приступила к последнему этапу своего рейса, величественно приближаясь к порту. В форте Гамильтон, южной оконечности Бруклина, армейские офицеры и простые люди выстроились ровными рядами, чтобы наблюдать проход лайнера через пролив Нэрроуз. Как только судно прошло форт, широкие прогулочные дорожки Шор-Роуд заполнили более 40 000 человек.

Полиция определила, что поглазеть на это зрелище в разных местах широко раскинувшегося Бруклина и на берегах Стейтен-Айленда собралось от 75 000 до 100 000 человек. В форт Уодсуорт на Стейтен-Айленде 30 морских капитанов-отставников и 5000 человек, принявших приглашение армии посмотреть на эту сцену с высот форта, громко приветствовали новый лайнер.

Еще 20 000 наблюдали за прибытием «Нормандии» с Граймс-хилл и Уордз-хилл на Стейтен-Айленде – с двух самых высоких точек атлантического побережья, равно как и с других мест Стейтен-Айленда. От 3000 до 5000 человек вели наблюдение с террас, окружающих статую Свободы, – еще одного французского гиганта, словно приветствовавшего «Нормандию».

Манхэттанский Бэттери-парк с его широкими эспланадами, примыкающими к воде, стал «трибуной» для более чем 30 000 зрителей. От улицы Бэттери до 50-й были забиты все причалы; каждая точка, с которой можно было видеть прохождение судна, была занята зрителями. То же самое происходило и по другую сторону реки на берегу Джерси.

Тысячи людей наблюдали из окон домов нижнего Бродвея и Вест-Стрит. Глаза обитателей грязных арендуемых квартир, меблированных комнат, небоскребов и других менее высоких конторских зданий были устремлены к Гудзону. В верхней части города крыши зданий и переходы между ними обеспечили отличные площадки для наблюдения за происходящим. Словно конфетти, с верхних этажей и крыш летели мириады белых и цветных листовок.

Полицейские кордоны не пропускали к причалу № 88 никого, кроме официальных лиц (хотя несколько сотен маляров еще спешили докрасить помещение в красный цвет до прибытия «Нормандии»). Однако около 25 000 человек продолжали толпиться на близлежащих улицах и перекрестках.

Когда «Нормандия» убрала якорь в карантине нижней бухты и медленно двинулась к Гудзону, почти сотня буксиров, пароходов и частных судов остановилась здесь, чтобы поприветствовать ее и понаблюдать за происходящим. Частные суда были представлены как роскошными паровыми яхтами, так и освященными веками комбинациями из мальчика, гребной шлюпки и пары весел.

В той же нижней бухте задержались пять крупных экскурсионных пароходов: «Беркшир», «Манделей», «Американа», «Бэр-Маунтин» и «Сити-оф-Кинзбург», загруженные по бо́льшей части детьми и их мамашами. Каждое из этих судов приветствовало «Нормандию» по-своему: сиренами, колоколами или гудками горнов. Величественно двигаясь со скоростью 3 уз., «Нормандия» ответствовала тремя глубокими басистыми гудками двух горнов, установленных на козырьке ее передней трубы.

Затем, почти с театральным эффектом, гигантский лайнер медленно прошел мимо четырехмачтовой шхуны «Энни Си. Росс», напоминавшей о не менее великих временах океана. Одна из последних представительниц парусного торгового флота проделала долгий путь из Северной Каролины специально, чтобы приветствовать «Нормандию». Шхуна позволила себя настигнуть, а затем, в знак уважения к лайнеру, прошла в восточном направлении по его следу.

На подходах к Бэттери «Нормандию» встретили два городских пожарных буксира, которые, открыв брандспойты, выбросили мощные струи воды, скрестившиеся в изящную арку. Рядом шла баржа с огромной надувной фигурой Микки Мауса, оставшейся от недавнего парада в День Благодарения.

Вокруг гигантского судна, как мотыльки вокруг огня, кружилось множество самолетов, и отрывистый рев их моторов смешивался со сверхъестественным шумом сирен и гудков различных судов. В то время как самолеты, подобно голубям, ворковали над массивными красно-черными трубами, изредка снижаясь до ее верхних палуб, высоко наверху, подобно заботливому опекуну, парил дирижабль «Гудйир». Внутри его гондолы сидела бригада кинооператоров, снимая всё происходящее для кинохроники – эквивалента телевидения того времени.

Двигаясь вверх по Гудзону, «Нормандия» прошла мимо старого и вылинявшего «Левиафана» компании «Юнайтед Стейтс Лайнз», ошвартованного на причале № 8 в Хобокене напротив западной части 12-й улицы. По некоторым параметрам до появления «Нормандии» он был самым большим в мире судном, а теперь выглядел маленьким и невзрачным по сравнению с громадой нового французского парохода.

Наконец, в 14:45 гигантский лайнер, влекомый к причалу № 88, замедлил и застопорил ход. Большинство зрителей было уверено, что судно завершило свой эпохальный первый рейс, но капитан Пюнье и Хьюзеби знали, что опасности еще не закончились.

Теперь рабочие буксиры, пыхтя, отошли от «зрительской» массы судов и заняли свои места. Пять из них выстроились вдоль передней части левого борта «Нормандии», приняв предложенные концы, и зафиксировали нос против сильного течения воды. Другие шесть буксиров нажимали на нос по правому борту, и еще три толкали корму с левого.

Четырнадцать буксиров разворачивали судно подобно стрелкам часов из положения «девять – три», перпендикулярного доку, в положение «двенадцать – шесть», параллельное доку. Работу координировали члены экипажа «Нормандии», стоявшие на платформах, расположенных на разных уровнях по бортам в носовой части, и в любой момент готовые бросить концы.

Вода за кормой буксиров забурлила и пожелтела. Нос лайнера медленно приближался к причалу, а корма отходила за его пределы. Наконец борт коснулся резиновой тумбы на углу сооружения и пароход начал входить в док под приветственные крики с празднично украшенного балкона, расположенного на втором этаже в конце здания причала. Когда «Нормандия» коснулась посадочных резиновых тумб вдоль пирса, с судна был сброшен стальной трос толщиной в пять сантиметров и быстро привязан к швартовной тумбе на причале.

Но затем течение подхватило судно, трос натянулся и лопнул со звуком, подобным пушечному выстрелу. Корма «Нормандии» начала приближаться к другому недостроенному причалу, расположенному вверх по течению, – будущему «дому» «Куин Мэри».

Пюнье получил приказание отвести «Нормандию» от стенки собственным ходом, что было сделано с легкостью благодаря турбоэлектрической установке: винты раскручивались простым поворотом электрического переключателя. Вода вокруг судна стала черной – судно «нюхало дно», как говорят «морские волки».

Теперь французский гигант вновь входил в док. На сей раз нос судна быстро притянули к причалу лебедкой. Она вращалась с трудом, и корпус, сантиметр за сантиметром, приближался к причальной стенке. Но вдруг раздался резкий хлопок: толстый трос вновь лопнул, просвистел в воздухе и упал в воду. Тогда в док быстро вошла маленькая лодка, с которой в темную грязную воду нырнул человек в купальном костюме и со второй попытки выловил конец.

Скоро этот и еще около ста других тросов надежно закрепили «Нормандию» у причала. В 15:55 она дала один длинный и два коротких гудка своим мощным горном, сигнализируя буксирам о завершении их работы и извещая весь мир об успешном окончании первого рейса самого большого в мире корабля.

Однако кое-что на новом французском лайнере было испорчено. Делая свое дело, буксиры портов Нью-Йорка, Гавра и Саутгемптона и бурная Атлантика стерли с корпуса лайнера черную краску выше ватерлинии, оставив после себя голый металл и обрывки пеньки от бамперов.

Ольга Юркевич вспоминала:

«Еще за 40 миль до Нью-Йорка пробрались некоторые американские журналисты и фотографы на борт корабля. Они метались по всему гиганту в поисках за интересными для них пассажирами, рассеянными по всему кораблю, не находили кого искали, по нескольку раз встречая на пути ненужных им людей. Все же им удалось поймать писательницу-босоножку Колетт, Магараджу Капуртала с сыном, 6 парижских манекенщиц, которых они здесь же окружили и сфотографировали.

Ни маститого писателя Клода Фаррера, ни инженера Юркевича, которого разыскивали даже в каюте, ни артисток Марсель Шантель и Валентин Тиссье найти им не удалось среди тысячной толпы пассажиров, с любопытством столпившихся на палубе “Нормандии”, жадно вглядываясь в уходящие в небо потрясающие нью-йоркские небоскребы, освещенные ярким американским солнцем.

Несмолкаемые клики приветствия наполняли радостным гулом воздух. Такую восторженную встречу устроили американцы, любящие все грандиозное, необычное, колоссальное – величественному французскому гиганту – “Нормандии”».

Приступили к разгрузке багажа и грузов, по сходням начали спускаться пассажиры. Багаж и грузы выезжали на ленте конвейера из грузовых портов на уличный этаж и попадали в руки ворчащих портовых грузчиков, толкающих тележки с резиновыми колесами.

Несмотря на массовую неразбериху, багаж был на берегу к 16:45, и последние грузы показались на выходе трюма сразу после 18:00. Выходившие пассажиры сразу попадали в настоящий водоворот из друзей, родственников, знакомых, журналистов, туристов и… воров-карманников.

Хотя на пирсе и было настоящее столпотворение, спускавшихся на нижний этаж причала знаменитостей немедленно узнавали, и вслед за ними бросались репортеры. Им даже удалось взять короткое интервью у мадам Лебрен, первой леди Франции, которая, по словам «Нью-Йорк таймс», «не скрывала свой энтузиазм по поводу впервые увиденной ею панорамы города», выразив желание посетить Эмпайр-стейт-билдинг. В этот момент по трапу спустился сам капитан Пюнье. Отвечая на вопросы журналистов, он сказал, что «Нормандия» – хорошо сделанное «молодое судно с хорошей форой».

На вопросы о вибрации «Нормандии» Пюнье уклончиво ответил, что постоянные корректировки во время рейса практически устранили ее. Он обещал, что через два-три месяца, «когда узлы всех агрегатов приработаются, она практически полностью исчезнет».

Все восемь нью-йоркских газет отвели первые полосы репортажам о прибытии «Нормандии» из первого рейса. Бульварные газеты вышли с кричащими заголовками. «Нью-Йорк джорнал» выпустил восемь изданий – по мере приближения «Нормандии» к порту.

На следующее утро газеты были полны мнений «беспристрастных моряков» и других технических обозревателей. Все говорили о «Нормандии» как о явном достижении морской техники, «несмотря на некоторые ошибки» типа вибрации в кормовой части.

«Таймс» посвятила прибытию «Нормандии» в Нью-Йорк три страницы. Один из внутренних разворотов содержал рекламу «Бремена» и «Европы», напоминавшую читателям, что они обладали рекордами «пунктуальности».

Немцы вообще относились к достижениям «Нормандии» недоброжелательно в противоположность командору Франческо Таработто, капитану «Рекса», который отправил Пюнье следющую радиограмму:

«Наше искреннее восхищение роскошным судном и его замечательными показателями первого рейса позволяют нам со спокойной совестью отказаться от владения “Голубой лентой” Северной Атлантики, завоеванной нами два года назад».

Британская пресса хорошо отозвалась о достижениях «Нормандии», но когда Перси Бейтса, председателя совета директоров «Кьюнард», проинформировали об установлении «Нормандией» рекорда, он мягко сказал: «Кажется, она построена очень неплохо». На вопрос, сможет ли «Куин Мэри» добиться бо́льшего, он ответил: «Я не занимаюсь предсказаниями».

Сойдя на берег в 15:40, мадам Лебрен села в лимузин, доставивший ее к парадному входу гостиницы «Уолдорф-Астория». Но она скоро вышла из отеля и направилась в сторону «Эмпайр-стейт-билдинг», где ее встретил бывший губернатор Нью-Йорка и бывший кандидат в президенты Эл Смит. Он поднялся с ней на обзорную площадку и показал достопримечательности.

Льюис Соубол, который вел колонку «Нью-йоркская кавалькада» для «Джорнал-американ», вспоминал об атмосфере тех дней 27 июня 1945 г. в заметке «По тропинкам памяти»:

«На следующий день “Нормандия” была открыта для посещения публикой. Хотя шел дождь, толпы на причале № 88 начали собираться еще в 8:00 утра, а в 10:30, как и обещали, судно было открыто, и посетители устремились по 100 трапам одновременно, уплачивая за вход по 50 центов (деньги были поделены между французскими и американскими благотворительными организациями моряков).

Несмотря на все предосторожности, судно фактически разбиралось по кирпичику липкими руками охотников за сувенирами. Как сообщила одна нью-йоркская газета, только три перпендикулярных туннеля, которые были трубами “Нормандии” – плавающим ответом Франции “Рэдио-Сити” – по какой-то ошибке не были украдены 15-тысячной армией больных сувенироманией жителей Нью-Йорка, осмотревших судно 5 июня…»

Главный эконом Анри Виллар сообщил репортерам, что туристы также не сумели вытащить большой орган и детскую карусель. Но пропало множество мелких предметов: сотни авторучек (взятых из библиотек), множество пепельниц и цветочных ваз, около 400 стаканов с эмблемами из бара и широкий ассортимент столовой сервировки и фарфора. Охотники за сувенирами, «специалисты высшей квалификации», смогли утащить даже семь каскеток с голов рассыльных.

Конечно же, не каждый посетитель стремился уйти вместе с сувениром на память. Большинство удовлетворились впечатлениями, которые произвело на них громадное судно. Но по крайней мере один из тех, кто заплатил полдоллара за посещение «Нормандии», желал бо́льшего. Он жаждал информации, и по возможности – максимальной.

Уильям Фрэнсис Гиббс, передовой американский инженер-кораблестроитель, вместе со своим помощником начал экскурсию как все, но очень скоро исчез за дверями с табличкой «Только для экипажа» и пробрался в машинное отделение. Там Гиббс потратил два часа на изучение силовой установки и удалился в курительную комнату, где продиктовал ассистенту детальное описание того, что увидел.

Наконец 7 июня «Нормандия» отплыла в обратный рейс, на этот раз с почти 1600 пассажирами на борту, что всего на несколько сот меньше расчетной вместимости. В списке ее пассажиров стало еще больше знаменитостей. Мадам Лебрен возвращалась домой после суматошного путешествия по Вашингтону, Гайд-парку и нескольких визитов к президенту Рузвельту и его супруге Элеоноре. Были такие известные люди, как актер Шарль Буайе с женой, основатели американской мультипликационной индустрии Уолт и Рой Диснеи с семьями, и студент Фердинанд Лэммот Белин-младший, который через два года окажется одним из шестидесяти человек, спасшихся при катастрофе «Гинденбурга».

Через четверо суток, 3 часа и 28 минут после того, как она прошла маяк Амброз возле Лонг-Айленда, «Нормандия» миновала маяк Бишоп-Рок на британском побережье, вновь завоевав «Голубую ленту». Средняя скорость «Нормандии» на более чем 3015-мильной дистанции составила 30,31 уз. Впервые в истории пассажирское судно пересекло Северную Атлантику на средней скорости, превышающей 30 уз! Это было морским эквивалентом прорыва звукового барьера.

Конечно, возвращавшуюся на родину «Нормандию» встречала огромная толпа, ликующая по поводу ее триумфа. Эллиот Поль в своей книге «Я видел Париж в последний раз» так охарактеризовал отношение французов к суперлайнеру:

«“Нормандия” была гордостью не только французского флота, но и всей Франции, от бедняков до наиболее влиятельных и преуспевающих французов. Продавщицы магазинов, рассыльные, сестры милосердия и клерки <…> внимательно изучали газетные колонки и дешевые журналы, внимательно слушали радиопередачи, в которых упоминалась “Нормандия”. Они сохраняли рекламки, буклеты и газетные вырезки о громадном судне, покорившем океан не силой, а элегантностью, посрамившем британцев и немцев».

Для владельцев «Нормандии» ее первый рейс был захватывающим успехом. Редко, если вообще когда-либо, судно получало такое количество похвал. И еще реже судно отвечало всеобщим ожиданиям.

Но кое-что все же бросало тень на этот успех. Во-первых, несмотря на непрерывную работу плотников, маляров и художников по интерьеру, судно все еще не было окончательно обустроено. Поэтому, как только оно ошвартовалось и пассажиры сошли на берег, вверх по трапам ринулись почти 2000 рабочих.

Во-вторых, вибрация. Пассажиры первого рейса могли простить её. Но если была необходимость привлекать пассажиров качеством обслуживания, то этот недуг следовало устранить как можно быстрее, если он вообще поддавался устранению.

В-третьих, на Клайде завершалось строительство «Куин Мэри». В это время «Нормандия» была и самым большим, и самым быстроходным пассажирским лайнером в мире. Но когда следующей весной «Куин Мэри» начнет свою карьеру, она может оспорить оба этих звания у французского лайнера.