История женского движения, история феминизма – тоже история, которая существует, является частью истории человечества. Она не менее драматична и интересна, чем история бесконечных войн, классовых битв, революций, разгромов, смены друг другом правящих мужей и тому подобное. Эта (так называемая некоторыми – мужская) история почитается и изучается пока что как основная, а «на самом деле является всего лишь историей организационных структур, рассчитанных на мужчин в военное время»[30]. «Феминизм – одно из ведущих направлений в борьбе человечества за свободу. Умалять его значение, представляя современный феминизм чистым капризом горстки недовольных, – значит демонстрировать поразительное незнание истории половины рода человеческого»[31]. Подавляющему большинству, в том числе и женщинам, неизвестны важнейшие феминистские публикации прошлых лет, как неизвестна и борьба, и успехи женских движений, широко распространённых с XVIII века, неизвестны научные исследования (каковых, к сожалению, не так много), освещающие роль женщин в годы Великой французской и Американской революций, в аболиционистском движении, в развитии организованного рабочего движения, в нашей революции 1917 года. (Представляется, этот в некоем смысле «ликбез», который я предлагаю осуществить, небесполезен, ибо о феминизме в мире у каждого, если он соблаговолит задуматься, имеется сложившееся мнение, но нередко оно является лишь искажающим суть явления «феминизм»).
Итак, определим, прежде всего, сам термин феминизм. Мне представляется, феминизм, прежде всего, – борьба за снижение цены, которую приходится платить женщине за право чувствовать себя полноценным членом в своей семье, в своей стране и в целом мире[32]. Во все времена сильная женщина в цивилизованном окружении минимально страдала от отсутствия равных для неё прав. Всё то общественное движение, которое развивается в мире в течение уже далеко не одного столетия, направлено на помощь негероиням и в нелучшем окружении получить возможность осуществлять свои собственные жизненные планы и намерения с минимальной социальной платой за это.
Вообще под феминизмом понимается некое триединство, включающее в себя и женское движение, и женские исследования (создающие теоретическую базу для формирования идеологии движения), и собственно новый, общественно значимый стиль мышления в обществе или определённой его части, а также в определённой, весьма существенной степени, – стиль жизни. Все составляющие весьма тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены, но в силу исторических условий в разных странах могут развиваться каждый по своим законам и срокам. Понятие феминизма имеет и сугубо научное содержание, и широко употребляется в политической практике, и просто на бытовом уровне.
Тем не менее определений феминизма столь много и порой они столь запутаны, что захотелось найти справку, наиболее, предполагалось, сжато и просто объясняющую данный термин.
Казалось бы, что как не интернет-сайт OWL[33], главный интернет-ресурс российского феминизма, должен оказать помощь в раскрытии термина. Но тем не менее авторы, выступавшие там, сокрушались, что в докладах на конференциях или в актуальных статьях в прессе, написанных политологами, социологами или лидерами женского движения, поднимающими важные и интересные проблемы, не всегда раскрывается точное содержание используемых понятий. Даже в информационном поле, к которому традиционно обращаются участницы женского движения (женские журналы и сайты, научнопопулярные издания), справочная информация встречается очень редко и представлена фрагментарно. Прежде задача трактовки терминов «женского вопроса» решалась настолько, насколько это было необходимо для самого научного сообщества, занятого разработкой феминистской (или гендерной) тематики. Однако, как явствует из научной литературы, существует не менее семнадцати определений феминизма, рождённых в этих сферах. Популяризация для широкой аудитории в приоритеты научных исследований, естественно, не входит. Но когда же эти термины попадают на страницы СМИ, звучат с экранов телепередач или в свободном обмене мнениями – «начинается “самое интересное”: язык практики женского движения не понимает язык науки и наоборот – с лёгкостью даются новые определения, неверно трактуются уже устоявшиеся, невзначай создаются “новые” понятия, процветает “народная этимология” А всё вместе это производит впечатление почти всеобщей неграмотности в сфере феминизма и гендера. И это притом, что женские (и мужские) проблемы обсуждаются в разных контекстах – политическом, социологическом, правовом, культурном, психологическом – и постепенно эта информация охватывает всё больший круг людей»[34].
В курсе лекций, прочитанных в Омском государственном университете, утверждается, что слово феминизм получило широкое распространение в западном мире с 80-х годов XVIII века в результате необходимости маркирования людей, выступающих не только за возрастающую социальную роль женщин, но также и за право женщины определять себя как самостоятельную личность. Однако, в силу того, что в последнее столетие и приватная, и публичная роль женщины расширились и претерпели изменения, определение феминизматакже расширилось и стало включать политические, культурные, экономические, сексуальные, расовые и этнические измерения. И в результате составитель лекций просто и недвусмысленно заявляет, что «сегодня нет чёткого определения “феминизма”»[35].
Сама идеология, в политической плоскости не избегнувшая радикализма, «левизны» как своего рода болезни роста, и, особенно, поведение отдельных адептов феминизма, нередко не лишённое экстравагантности и экстремизма[36], совершенно закономерно вызывали резкое неприятие в обществе (любого государства на определённых этапах его исторического развития). Но иначе быть не могло, поскольку феминистки (называемые также суфражистками, эмансипе) покушались на традиции, укоренившиеся стереотипы взаимоотношений в обществе, вплоть до самых интимных. Это вызывало резкое отторжение в обществе (в том числе и весьма «просвещённом») и, в свою очередь, настраивало поборников новой идеологии весьма агрессивно. «Чтобы вершить великие дела, в душе должна клокотать ненависть»[37]. А посему этот термин (и все его модификации) закрепился в обывательском сознании преимущественно в самом негативном смысле. И так было и есть на протяжении всей уже более чем трёхсотлетней истории феминизма. Так что термин феминизм, более чем какой-либо иной, нуждается в «исправлении имён», а также и в очищении от всевозможных напластований, которым он подвергался в русле политических движений, поведения и высказываний отдельных приверженцев его, загрязняющих порой смысл феминизма и тем и вызывающих резкое его неприятие представителями человечества обоего пола.
Ещё в V–III вв. до н. э. представители древнекитайской философии вели споры об отношении «имени» к обозначаемой действительности. Конфуций считал, что «исправление имён» должно быть первым необходимым шагом для восстановления неразрывной, то есть природной, связи названий с вещами[38]. В начале XVII века Ф. Бэкон утверждал, что «тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами». Он предостерегал: «Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой»[39]. А в начале века прошедшего члены Венского кружка – основатели знаменитой школы логического позитивизма 一 настаивали на том, что почти все проблемы и даже беды в мире имеют своим источником неопределённость в понятиях, неясность в словах[40].
Есть также необходимость очищения термина от искажений, которым феминизм подвергался в среде своих противников. Феминисткам даже приписывалось желание лишить женщину семьи и силой отправить её на работу, в то время как сама, по сути, идеология утверждала не конкретное право женщин стоять у станка и не стоять у плиты, а возможность делать этот выбор самостоятельно, действовать вопреки патриархальным взглядам, требующим поступать в жизни в соответствии с традицией, которая лишает личность индивидуального выбора. Общественное сознание доныне приписывает феминисткам неуспешность у противоположного пола, агрессивность и даже нетрадиционную сексуальную ориентацию. А разговор-то обычно идёт всего лишь (!) об уважении чувства собственного достоинства каждой отдельно взятой женщины, а «достоинство женщины – краеугольный камень человеческого достоинства»[41], об этом же ещё классики марксизма писали. По-прежнему весьма широк круг лиц, в среде которых слово феминизм считалось и считается поныне чуть ли не бранным. «Даже высокообразованные, умные и либерально настроенные люди реагируют как-то смущённо и нервно, если заговорить с ними о феминизме»[42].
При этом, как пишет одна из российских феминисток, часто «путают феминизм как идеологию и феминизм как женское движение за равноправие». Сама она признаётся, что «пока (!)» не участвует в женском движении, но феминизм для неё – это то, что определяет её жизненную позицию, её поведение, её принципы. «Это моё личное представление об окружающей действительности… феминизм – это уровень внутреннего достоинства, самоуважения… я никогда не позволю мужчине унизить меня, ущемить моё достоинство. к сожалению, то, что мне приходится видеть вокруг, заставляет меня писать на эти темы, потому что я вижу проблему. кто-то, может, и нет. и то, что я не хожу с флагами и транспарантами, не значит, что я не феминистка. мне достаточно того, что я себя ею ощущаю»[43].
В самом распространённом смысле слова, феминизм 一 общее название широкого движения за уравнение в правах женщин с мужчинами. Но феминизм не приобрёл бы столь ощутимой значимости, если бы не являлся ещё и предметом теоретического осмысления, то есть вопросом в определённой степени философским.
Мне представляется более адекватным понимать феминизм не столько как социальное и не, прежде всего, как политическое, сколько как идеологическое (и определённо философское) течение, в данном случае – как некую сумму целевых установок, принципов по поводу определения, введения в научный оборот, укоренения в общественном сознании нового измерения человеческого общежития, нового типа культуры, отличающегося переходом от патриархальности к сбалансированной биархатности[44]. Можно сказать, «это – образ мышления, ставший социально значимым, который относится к женщине как к субъекту»; женщины должны учиться уважать самих себя, уважать свои интересы, при этом недостаточно «быть человеком» – это определение как бы исходит из мужской ментальности, нужно самим определять себя и свои проблемы[45].
Во избежание путаницы с чисто социально-политической ипостасью феминизма, в том числе и в российской науке, некоторые исследовательницы феминизма называют эту теоретическую дисциплину феминологией и определяют как «междисциплинарную теорию, исследующую широкий спектр проблем, начиная с вопросов женской половой идентификации, полового диморфизма и дипсихизма, заканчивая “женской историей”,мифологией, религией и философией “женского вопроса” В сферу интересов этой дисциплины включаются вопросы по истории феминизма как практики и теории женского движения на Западе и в славянских странах, а также проблемы постфеминизма конца XX – начала XXI века, которые получили название “гендерных исследований”»[46].
Но прежде чем оформиться в значимое течение идеологии, приобрести социальную значимость, все составляющие этой идеологии – целевые установки, ценностные ориентиры и тому подобное, зародившись в отдельных головах или в малых сообществах, формируются далее в неких общественных поступках, общественных движениях. Данное «состояние умов» 一 выход на публичную арену феминистской (или гендерной) тематики – выражается в общественном движении под феминистскими лозунгами, под лозунгами борьбы за женские права и приобретает общественное звучание волнами.
Обычно выделяются два пика женского движения в мировой его истории: первая волна – конец XIX – начало XX веков и вторая волна – 60-70-е годы XX века. Это относительно конвенциональная стадийность, описываемая на основе американо-европейской истории. Но некоторыми авторами в применении к ситуации, скажем, США насчитывается уже три пика феминистской политической активности: первый – 1840-1860-е годы, второй – 1900-1920-е годы и третий – с 1960 года до настоящего времени. Организованное женское движение при этом, как считается, начинается повсеместно несколько позже появления в обществе некоторых идей по проблемам, связанным с так называемым женским вопросом: если в США в 1840-х, то в других странах позднее 一 в Англии в 1850-х, во Франции и Германии в 1860-х, в Скандинавских странах в 1870-80-х годах[47].
Некоторые активистки борьбы за женское равенство опирались на представление о неравенстве как следствии некоей ошибки, законодательного несовершенства и полагали необходимым привлечь общественное внимание к данной проблеме. Участвуя в других движениях (например, в движении против рабства) или принимая участие в общественной жизни общества (скажем, во времена Французской революции), пытаясь отстоять свои экономические права, женщины осознавали бесправие своего положения, наталкиваясь на дискриминацию.
Так, главный документ французской революции «Декларация прав человека и гражданина», торжественно провозгласивший, что «все люди рождаются свободными и равными в правах» (это один из первых конституционных актов, провозгласивших формально-юридические свободу, права и равенство граждан), в общепризнанную категорию «свободных и равных» женщин не относил, там говорилось только о мужчинах. И это несмотря на опубликованную в 1790 году философом и секретарём Французской академии наук маркизом де Кондорсе брошюру «О допуске женщин к гражданским правам», где прозвучало аргументированное требование политических прав для женщин и призывы к устранению предрассудков, создающих неравенство между женщиной и мужчиной; несмотря на свидетельства о бесспорных фактах весьма зрелой на тот момент гражданской активности женщин в разбуженном французском обществе (в том числе выражающейся в создании с того же 1790 года во многих французских городах женских политических клубов[48], собраний, «обществ в защиту конституции», «обществ женщин – революционных республиканок», наличия особых печатных женских органов).
Во Франции развернулась борьба, направленная на включение в Декларацию прав также и женщин. В результате появился первый документ феминизма – вышедшая в 1791 году из-под пера Олимпии де Гуж «Декларация прав женщины и гражданки» (по аналогии с «Декларацией прав человека»)[49]. В ней было объявлено, что женщины ничуть не меньше мужчин способны выступать в качестве полноправного субъекта основных гражданских прав в труде и общественной деятельности, они имеют право на свободу, владение собственностью[50]. Главные требования этой Декларации также заключались в признании активного и пассивного избирательных прав и в допущении женщин ко всем должностям. Однако «неизжитые патриархальные традиции, преобладание крестьянского населения и влияние католической церкви» не позволили революционным законодателям признать за женщинами права быть включёнными в категорию «свободных и равных». Когда вожди женского движения-стали предлагать представительницам своего пола надеть мужские костюмы, чтобы уничтожить внешние различия полов, Конвент продекларировал, что женщины наряду с детьми, сумасшедшими и преступниками не считаются гражданами республики. В октябре издаётся декрет о закрытии всех женских политических клубов, лишении женщин права иметь свои собрания (не разрешалось собираться на улице более чем пяти женщинам), а весной 1795 года во Франции был издан ещё более суровый декрет, запрещавший женщинам присутствовать на любых политических собраниях.
Казалось бы, активность женщин говорит о том, что с феминистской точки зрения Франция опережала остальные страны, но принятый в 1804 году «Гражданский кодекс Наполеона», на целый век предрешивший судьбу французской женщины, сильно задержал её эмансипацию[51]. Женщина даже не могла быть свидетелем при составлении актов гражданского состояния; при равном праве на развод по причине прелюбодеяния супруга/супруги жена могла воспользоваться этим правом лишь при условии, что «он держал свою сожительницу в общем доме» (это унизительное для женщины условие было отменено только в 1884 году). При режиме общности имущества для мужа и жены распоряжение семейным имуществом полностью предоставлялось мужу, который мог действовать без участия и согласия жены[52]. Родительская власть по существу была сведена к отцовской власти. Кодекс в принципе допускал возможность признания отцом своих внебрачных детей, но ст. 340 запретила отыскание отцовства, что реально ухудшило положение детей (и, естественно, их матерей), родившихся вне брака, даже по сравнению с дореволюционным законодательством. Однако имелось и прогрессивное в Кодексе: он секуляризовал брак, развивая тем самым положения Конституции 1791 года о том, что брак – гражданский договор; подтвердил введённый в период революции развод, что означало разрыв с требованиями канонического права[53].
Вопрос об эмансипации женщин вновь начинает звучать в эпоху июльской революции 1830 года; к этому времени относится и появление самого термина (emancipation de la Rmme). Есть точка зрения, что возрождение «женского вопроса» находилось в тесной связи с французским социализмом и достигло кульминационной точки в сен-симонизме. Более реальные цели стали преследоваться сторонниками эмансипации женщин со времени февральской революции 1848 года. В этом году начинает издаваться первый феминистский еженедельник «Голос женщин»; поскольку становилось понятным, что без присутствия женщин в законодательных структурах им не добиться своих прав, стали выдвигать требование избирательного права для женщин[54]. Но успеха это дело не имело, несмотря на определённую поддержку этих требований одним из последователей Фурье В. Консидераном (членом парламента); позже предложения о закреплении избирательного права для женщин выдвигались ещё и ещё раз – но столь же неуспешно[55].
Что касается американских (нельзя не оговорить – белых) женщин, то их положение на первых этапах колонизации Америки было иным, чем у жительниц Европы. В начале XVIII в. женщинам пришлось принимать участие в тяжёлом труде, лёгшем на плечи первопроходцев, они боролись за жизнь бок о бок с мужчинами, их было намного меньше, а потому ценили их очень высоко. Однако понемногу их положение приблизилось к положению женщин Старого Света; «с ними продолжали галантно обращаться; они сохранили привилегии в области культуры и господствующее положение внутри семьи; законы охотно предоставляли им роль хранительниц религии и морали; всё это нисколько не мешало мужчинам удерживать в своих руках бразды правления обществом». Ещё в 1776 году, когда шла подготовка к принятию 4 июля на конгрессе в Филадельфии Декларации о независимости и провозглашению создания нового государства США, Абигаль Смит Адамс, жена будущего второго президента, в письме к мужу напоминала о правах женщин, призывала не предоставлять мужьям неограниченной власти. «Однако вопрос о правах женщин мог лишь умилить его, но не более»[56]. В принятой через год Конституции США вопрос о правах женщин отсутствовал. Но позже (около 1830 года) появились женщины, которые стали активно требовать политических прав. Активистка аболиционистского движения Сара Гримке завершает в 1838 году книгу «Письма о равенстве полов и положении женщин», которая представляла собой первый глубокий анализ положения женщин в США, сделанный женщиной. В нём содержался призыв к американкам покончить с пассивностью и активно выступать в защиту прав человека[57]. Однако предпринявшим кампанию в защиту негров женщинам тем не менее отказали в праве присутствовать на состоявшемся в 1840 году Конгрессе за отмену рабства. В ответ на это квакерша Лукреция Мотт основала феминистскую ассоциацию, а 19 июля 1848 года в Сенека-Фоллз (штат Нью-Йорк) по инициативе Элизабет Кэйди Стэнтон и той же Лукреции Мотт созывается первый в истории США съезд сторонников женской эмансипации. Съездом принимается «Декларация чувств», в которой провозглашается равенство женщин и мужчин. В манифесте конференции говорилось: «Мужчина и женщина были созданы равными, и сам Создатель дал им неопровержимые права… Правительство образовано лишь для того, чтобы эти права оберегать. Мужчина обрекает замужнюю женщину на гражданскую смерть»[58]. На конференции, которая считается первой феминистской в мировой истории, были подняты вопросы равенства в образовании, наследства собственности, права на развод.
Начинается движение женщин за право голоса, чему способствует и начавшееся с 1849 года издание первой газеты для женщин «Лили», в которой поднимались все эти вопросы[59]. В 1857 году в Америке уже поднимаются женщины-работницы на борьбу за свои права: 8 марта в Нью-Йорке собрались на манифестацию работницы швейных и обувных фабрик. Они требовали сокращения рабочего дня, улучшения условий работы, равную с мужчинами заработную плату[60]. На многих предприятиях в США уже возникли профсоюзные организации, а после 8 марта 1857 года образовался ещё один – впервые его членами стали женщины. Осознав свое как бы выпадение из правового поля, неучёт их мнения и положения в законодательстве страны, в трудовых соглашениях, женщины вышли на демонстрацию, требуя предоставления им избирательного права[61].
Ситуация с разрешением «женского вопроса» в каждой стране развивалась по-своему, при этом явно прослеживается сходство в логике развития. Главным вопросом сначала был вопрос об образовании женщин[62].
На начальной фазе движения вопрос о праве участия в голосовании дебатировался, но не был центральным, основными были проблемы законодательных реформ, в том числе касающихся положения женщин (повторимся, не имевших в то время ни права собственности, ни права на собственные заработки, ни на опеку над детьми в случаях развода). Первые феминистки требовали равных возможностей для работы, поднимали проблемы, касающиеся практически всех существовавших институтов: законодательства, политики, экономики, семьи, сексуальности, религии, образования и даже определения «женственности». Феминистки протестовали против принятого стиля одежды, ограничивающего женщин при занятии нетрадиционно женскими работами; против образа жизни, навязываемого религией; двойного стандарта сексуального поведения (большинство выступали против распространённого среди мужчин промискуитета, некоторые поддерживали идеи свободной любви); неравенства в браке; стереотипа «настоящей леди» – общепризнанного типа «женственности»[63], соответствующего мужскому представлению о достойном поведении и внешнем виде женщины[64].
Конечно, первые феминистки были представительницами преимущественно среднего класса (да и высшего тоже), они были образованными, иногда работали (за пределами дома). Их аудитория при этом была ограничена своим социальным слоем. «Раннее женское движение было просто борьбой за расширение тех естественных прав, которые мужчины уже имели»[65]. В ряде работ, не без основания, феминистское движение (как во Франции, так и в Англии, Америке) на протяжении первых 30 лет оценивается как весьма робкое, несмотря на появляющуюся специальную женскую прессу, образующиеся группы и сообщества. Источником слабости феминизма, признают некоторые историки, были его внутренние разногласия.
Вопрос о праве голоса возник как средство для достижения искомых результатов, для обеспечения законодательных реформ[66]. Считается, что первая официальная речь перед английским парламентом в поддержку женского избирательного права была произнесена в 1867 году. Её автор – Джон Стюарт Милль, который в своих трудах[67] обосновывал необходимость эмансипации женщин и признания за ними равных с мужчинами прав. Он настоятельно требовал равенства мужчины и женщины в семье и обществе[68]. Его выступления стимулировали активизацию женского движения [69], создание женских политических организаций (в Англии, Франции), организации публичных лекций о положении женщин в семье и обществе – то есть популяризации этих идей[70].
Вообще, мужчины нередко выступали в защиту женских прав. Так, есть мнение, что подлинным основателем феминизма был Леон Ришье: в 1869 году во Франции он основал общество «В защиту прав женщин» и печатный орган – журнал «Права женщин», пропагандирующий идеи феминизма. С целью интеграции женщин в общественную жизнь создаётся Лига за права женщин, а в 1878 году Л. Ришье организовал Международный конгресс в защиту прав женщин. В 1879 году социалистический конгресс провозгласил равенство обоих полов, и с тех пор, считают некоторые, союз феминизма и социализма стал нерасторжимым. В 1892 году во Франции собрался так называемый первый феминистический конгресс, который дал имя всему движению, и с этого момента начинается продвижение феминистских организаций в другие страны[71].
Между тем путь к получению избирательного права был долог и постепенен. Так, например, во Франции в 1897 году выходит закон, позволяющий женщине выступать свидетелем в суде. В 1898 году женщины получают право избирать в Торговый суд, право избирать и быть избранными в Высший совет труда, допуск в Высший совет общественной благотворительности и в Школу изящных искусств. В 1909 году, возможно, после прошедшей в 1902 году в США (в Вашингтоне) международной конференции суфражисток (suffrage – право голоса), представленной делегатами из 10 стран, создаётся французский Союз борьбы за женское избирательное право[72], который выступает за предоставление женщинам права голоса на выборах в органы местного управления. К этому вопросу возвращаются в Европе в 1910, 1918 годах. Наконец, в 1919-м вопрос о предоставлении женщинам права голоса получает поддержку палаты депутатов Франции; но в 1922 году в сенате он не проходит. Ситуация складывается весьма сложная. Даже папа Бенедикт XV в 1919 году высказался за предоставление женщинам избирательного права. В сенате многие католики, группа Республиканского союза Франции поддерживают папу. Вплоть до 1932 года французский сенат прибегал к различным отсрочкам, тем не менее, в 1932 году он принимает решение даровать женщинам право избирать и быть избранными, однако вскоре эта поправка отклоняется, поскольку депутаты не устояли перед «серьёзным аргументом»: законодательная работа женщины приведёт к её оторванности от семьи, а «место женщины дома»[73].
Именно в результате борьбы женщин за право принимать участие в выборах в конце XIX – начале XX века феминизм часто считался синонимом суфражизма (или наоборот). Требование избирательного права вплоть до 1919–1920 годов было наиболее громкозвучащим, а потому часто принимаемым за главный предмет борьбы. Требование избирательного права становилось настоятельным, поскольку многие необходимые изменения в правовой сфере должны были быть проведены через законодательные органы, интересы женщин в которых представлять было практически некому. Бытовало мнение, что участие женщин в общественной жизни внесёт коррективы в аморальные мужские ценности, связанные с неизменными свойствами мужской психики (мужчина, утверждали некоторые суфражистки, по природе своей агрессивен, он – потенциальный насильник и убийца). И поныне есть мнение, что женщины способны инициировать новый взгляд на жизнь на Земле – более гармоничный, менее разрушительный.
Является ли это следствием или просто хронологическим совпадением, но повсеместно после получения женщинами права участия в голосовании первая волна женского движения пошла на спад[74]. Равные с мужчинами избирательные права были получены женщинами в Новой Зеландии в 1893 году[75], в Австралии 一 в 1902, в Финляндии – в 1906[76], в Норвегии – в 1913, в Дании и Исландии – в 1915, в России – в 1917[77], в Канаде – в 1918, в Австрии, Германии, Нидерландах, Польше, Швеции, Люксембурге, Чехословакии – в 1919, в Ирландии – в 1922, в Великобритании – в 1928 году. Что касается США, то общепризнано, что избирательное право женщины получили в 1920 году[78]. При этом разрыв в сроках достижения успеха даже в этом конкретном требовании, как мы видим, сильно различается по странам и континентам[79].
И даже, как утверждают некоторые и что подтверждается историей, после первых успехов в борьбе за избирательное право наступает не только спад, но и некий латентный период в развитии женского движения[80]. Есть, однако, мнение, что к этому спаду привело стремление к расширению массовости женских организаций, могущей-де стать «мощным фундаментом для стимулирования перемен в обществе». Но массовость достигалась «отказом от потенциально несущих разлад и противоречия идей». И тем самым суфражизм, сосредоточившись на единственной цели, «практически перестал воплощать взгляды феминизма, и само движение всё более и более ослаблялось»[81].
Осмысливая пройденный этап, историки женского движения выделяют две парадигмы, в соответствии с которыми развивался феминизм. По одной из них – в соответствии с либеральной направленностью, феминизм 1920-х годов определялся как «теория и/или движение, связанные с изменением положения женщины через достижение политических, юридических или экономических прав, равных с мужчинами». Другая позиция заключалась в признании различий полов и превосходства женщины как обладающей более высокой «моральностью», а также – в признании необходимости особой защиты женщин. Эту позицию иногда называют «социально-феминистской». Женщины считались склонными к кооперации, миролюбию, а мужчины – к соревновательности, агрессивности. Более высокая моральность объяснялась той работой, которую женщина выполняет «по своей природе» – домохозяйство и материнство или вне дома 一 социальная работа и обучение. В соответствии с социально-феминистской точкой зрения, если женщина будет иметь доступ к общественной жизни, то она привнесёт в неё большую справедливость.
Считается, что представители первой ветви выступали главным образом за политические реформы и использование национальной политической тактики давления. Эта тактика требовала организации на национальном уровне и определённой степени профессионализации. Корень этого движения 一 в суфражизме и успешных кампаниях за доступ женщин к образованию и работе. Вторая ветвь феминизма отрицала идею правового равенства с мужчинами (радикальный, левый, отчасти социалистический феминизм). В его рамках считалось, что политические реформы никогда не освободят женщин, главный акцент должен быть сделан на самих женщинах, а не на государстве. Цель движения 一 изменить способ мысли и действия, переоценить женскую суть, а не адаптировать женщину к мужским ценностям.
В целом большинство специалистов в области феминизма(как практиков, так и идеологов) оценивают феминизм в первой фазе своего развития как не вышедший на новый уровень отношения к женщине. К тому же, несмотря на то что в 20-е годы прошлого века женщины получили определённую законодательную независимость, политический контекст, подтолкнувший к борьбе, уже изменился. «Вместо социальных проблем они атаковали социальные конвенции», – писал в 1975 году Джордж Фриман в монографическом исследовании «Политика женского либерализма».
Вслед за определёнными успехами в социально-политической сфере претерпел значительные изменения стиль внешнего поведения женщин: больше женщин стали курить, употреблять алкоголь, ещё больше – коротко стричь волосы, и, считается, именно женщины начинали сексуальную революцию ХХ столетия. Однако политические ориентиры, ранее служившие мобилизующей силой, были утрачены[82].
Кроме политико-идеологических процессов, на положение женщин, естественно, влияют и определённые политико-экономические процессы. Как писалось в одном из интернет-изданий: «Барышня, Смольный! – Откуда, собственно, взялась эта барышня? Понятно, откуда – всеобщая мобилизация заставила быстренько забыть о женском предназначении и начать использовать женщин в качестве квалифицированной рабочей силы. То же самое происходило во время Второй мировой войны, когда американские домохозяйки стройными рядами двинулись на заводы Форда, бросив своё вышивание. Как только война закончилась, понадобилось освободить рабочие места для демобилизованных мужчин – все снова заговорили о “женском предназначении”»[83]. И тогда вновь начинает активизироваться феминизм во всех своих ипостасях: осмысление роли и особенности женщины (то есть развитие теоретического феминизма как процесс формирования идеологии), борьба за её трудовые, экономические права – то есть женское движение.
После определённого латентного состояния, длившегося примерно с третьего десятилетия по конец 60-х годов ХХ века, женское движение вновь активизировалось в рамках общей борьбы с различными формами дискриминации. «Наблюдаемый с конца 60-х годов подъём женской активности и в сфере реформистской, и в сфере революционной политики является частью общей радикализации молодёжи в ходе войны во Вьетнаме и разложения капиталистической экономики»[84]. Катализаторами событий были и смерть Че Гевары, и убийство Л.М. Кинга, не обошлось без влияния «пролетарской культурной революции» в Китае и вторжения СССР в Чехословакию[85]. В то время у многих зародился интерес к проблемам социального развития, в том числе и к особенностям развития положения женщин. В студенческих аудиториях и кафе «денно и нощно проходили бурные дискуссии о стратегии и эффективности методов социального развития… Среди женщин высказывались мнения, что освобождение женщин входит составной частью в процесс трансформации общества»[86].
При этом, что очень существенно, 1968 год 一 «это время, когда всемирное движение за освобождение женщин в первый раз вторглось в академию, ведя с собой боевых членов в новую эру»[87], то есть наступил период расцвета так называемых женских исследований.
Характерным для раннего периода women’s studies стал метод интеграции женских исследований в социальные и гуманитарные науки, что получило название «добавить женщин и перемешать» («add-women-and-stir-method»). В центре внимания были, прежде всего, женщины 一 всех классов и происхождений, то есть женщины как социальная группа, ранее исключённая из традиционных гуманитарных и социальных дисциплин. Используя новый подход 一 гендерный, 一 вскоре увидели, что практически все традиционные дисциплины были «гендерно слепы», отражали мужские предубеждения, использовали понятия, которые не подразумевали женский опыт («труд», «просвещение», «общественно-политические движения» и др.). Например, социологические исследования труда исключали домашний труд и волонтёрскую работу – виды деятельности преимущественно женщин; изучение эпохи Просвещения игнорировало положение женщин. В истории и социологии общественных движений не было места женским движениям. Таким образом, благодаря «гендерным раскопкам» (по остроумному выражению одной российской феминистки), становились видимыми женские жизни, опыт, женский подход к анализу фактов, явлений и процессов.
Развитие женских (гендерных) исследований и учебных курсов на их основе стало возможным во многом благодаря появлению к этому времени в университетах довольно большого количества женщин, прежде всего среди учёных и преподавателей в сфере гуманитарных и социальных наук. Они привлекли внимание учёных и общественности к отсутствию исследований о роли женщин в истории, науке, к культурному формированию понятий «женственности» и «мужественности» и представлений о ролях полов в обществе и т. д. Вопросы о роли женщин в истории, литературе, аграрных и индустриальных обществах очень скоро потянули за собой более широкие вопросы о гендере как переменной – в психологии, социологии, антропологии, философии, а также вопросы о распределении социальных ролей, власти, благ, вознаграждения за труд – в политике, экономике. Гендер как социологическое понятие понадобилось ввести для того, чтобы показать различие между биологическим полом (полом как «естеством») и полом как социальным конструктом, набором социально сконструированных ожиданий по поводу поведения, стремлений и желаний, которые, будучи порождены обществом и вложены в индивидуумов, могут быть изменены.
Термины женские исследования, гендерные исследования, а также феминистские исследования часто употребляются взаимозаменяемо, но стоит отметить, что по поводу этих терминов идут дискуссии. Зародившись в США, понятие «женские исследования» – women’s studies (как и сама научная дисциплина) довольно быстро распространилось в англоязычных странах. Понятие «феминистские исследования» появилось в Дании и популярно в Скандинавских странах как своеобразный протест против «американского культурного империализма»; оно используется также с целью сделать акцент на политическом значении борьбы феминистов за новое научное знание о человеке и обществе. Ещё одним альтернативным термином, который используется в Скандинавских странах и в России для обозначения женских исследований, является термин «феминология». Он был введён в научный оборот в Дании в 1971 году как легкопереводимый на многие языки и достаточно нейтральный. С 1980-х годов активно используется термин «гендерные исследования» (иногда он заменяет термин «женские исследования» как более приемлемый для подчёркивания необходимости изучения социальной проблематики обоих полов)[88].
Интересный момент, который нельзя назвать «исторической случайностью», но именно в это время многие феминистки обратились к Китаю как к предмету своего исследования. Интересовались историей женщин в Китае и люди, вовсе не имеющие никакого отношения к китаеведению и даже к востоковедению[89]. Вполне возможно, большая страна, совершившая рывок в социально-экономическом развитии, свободная от чрезвычайно сложных напластований западной истории, имеющая вполне «правильную» конституцию с точки зрения установления равных прав для всех граждан, в том числе для мужчин и женщин, страна, видимая с Запада как полная социальной активностью и динамизмом, – всё это воспринималось со стороны, как и шестьдесят лет тому назад новая Россия, исключительно (или преимущественно) с чрезвычайным энтузиазмом[90].
Итак, 1960-е годы были «временем глобального пробуждения историков-женщин», в том числе пишущих и о Китае. При этом достаточного количества источников не было («территория была не исследована»), многие (из немногих пишущих на эту тему) начинали с биографий известных женщин[91]. В каталогах библиотек большинства университетов даже не было раздела, посвящённого женскому движению, не говоря уж о женском движении в Китае. «После года работы, в течение которого я разыскивала в этих библиотеках имеющиеся материалы и знакомилась с ними, – пишет одна из историков, начавших в 1975 году разрабатывать эту тему, 一 я обнаружила, что их не хватит даже на студенческую курсовую. Низкий уровень осведомлённости о… женском движении в Китае сильно удручал, тем более что касается это не только моих знакомых, но вообще историков, социологов, антропологов и даже китайских учёных – женщин и мужчин в равной степени. Было весьма нелегко доказать право на существование моей темы, и мне пришлось буквально продираться через кипы пыльных газет и ещё никем не тронутых исторических документов, сваленных в тёмных углах библиотек в далёких странах»[92]. Аналогичный печальный опыт был и у японской специалистки, начавшей несколько ранее – в 1970 году читать первый курс лекций в Женском университете в г. Нара «Женское движение в новом Китае» (с движения тайпинов до 50-х годов XX века): «При этом я просто выбивалась из сил: почти не было материалов, лекции были сырыми, за день, бывало, я не знала, о чём буду говорить. Но в работе я находила и удовольствие – мой собственный опыт воодушевлял меня»[93].
Что касается изучения «женского вопроса» в самом Китае, то сведений об этом по КНР до начала 1980-х годов не имеется[94], а на Тайване начиная с конца 1960-х публикуются книги и обзорные статьи по данной тематике (что явно говорит о наличии научных наработок к этому периоду, наличии определённой преемственности с периодом начала века XX-го).
Чаще, чем «феминизм», в мировом сообществе в эти годы стал использоваться термин «женское освобождение» 一 women's liberation. Утверждение, что «если кто-то является женщиной, то это ещё не полная характеристика данной личности», в некоторых работах учёных-феминисток дополняется тем, что сама категория «женщина» была поставлена под вопрос, «дабы избежать как воспроизведения социально обусловленных гендерных различий, так и затушёвывания социальной разнородности женщин»[95].
Другие черты женщины как личности, подчёркивалось в ряде работ, например, расовая и классовая принадлежность, определяют то, что испытывает эта личность, будучи женщиной, а самое главное, как она в этом качестве воспринимается другими. Это – уже область социальной психологии. Но: «“общественные формации”… “базис – надстройка”… в окружении этих категорий социальная и индивидуальная психология в лучшем случае воспринимается в качестве красочного, но вовсе не обязательного добавления к основным темам истории. А историю творит человек, а посему и исторические факты 一 есть факты психологические»[96], и без этих моментов непонятны ни поступки людей, ни их идеологические установки.
Афроамериканские и белые женщины по-разному воспринимаются (и воспринимались) как «женщины». Женщины из рабочего класса воспринимаются (и воспринимались) как «женщины» по-иному, нежели неработающие представительницы среднего класса. Опыт женщин формирует их политическое сознание, но и политическое сознание определяет опыт женщин. По этой причине является недостатком на равных использование категории «женщины» при игнорировании других социальных различий (класса, расы, сексуальной ориентации). При том, что сексизм как система господства институционализирован, но он никогда не определял в абсолютной форме судьбу всех женщин в определённом обществе[97].
В феминизме как сфере теоретических разработок, как и в любой из научных сфер, естественно наличие различных школ. Представители одной из которых, скажем, считают основным направлением разработку основ движения, ведущего к созданию такой организации социума, в которой индивидуальное саморазвитие имело бы приоритет перед сосредоточением желаний на материальной сфере, а другие феминизм представляют как единственно правильную политику, направленную на изменение существующего соотношения сил между мужчинами и женщинами в социуме[98]. Ныне некоторые настаивают, что феминизм – это прежде всего этика, методология и более взвешенный взгляд на действие в условиях нашего существования. Другие приписывают феминизму конституирование социальных, экономических и политических обязательств по искоренению расового, классового и сексуального доминирования. В настоящее время часть участниц феминистского движения[99] вообще призывает «белых феминисток осознать, что гендер – не единственная категория, и что он не всегда первичен в контексте борьбы за освобождение женщины»[100].
Есть и определённые различия в национальных школах феминизма. Так, считается, что американские учёные ввели в оборот термин «статус женщины» как целостную теорию с различными категориями оценки: экономические – величина трудового вклада женщины в семейную и общественную экономику, престижность женского труда, его вознаграждаемость; политические – отношение к участию женщин в общественно-политической жизни, «формальные» и «неформальные» общественно-политические роли и ценности; социальные – определение основной сферы женской жизнедеятельности, степень «персональной автономности» женщины, структура родственной группы и возможность авторитарности, особенности распределения семейных ролей; идеологические – социокультурные представления о различиях полов, символы, ритуалы, религиозные установки, «двойной стандарт» поведения и морали и прочее. Но общего критерия оценки не было найдено.
Так называемые «традиционалистки» (прямые последовательницы феминисток и суфражисток начала века) рассматривают роль женщины в большинстве обществ если не как подчинённую, то как социально-пассивную, и предлагают различные пути выхода именно из этого положения. «Модернистки» не рассматривают ограничение активности женщин домашней сферой как показатель исключительно подчинённости, в определённых культурных контекстах (особенно в прошлом) это могло быть даже «ключевой позицией» власти (осуществляющей скрытое воздействие на мужчин, через тесные родственные связи).
В теорию женских исследований новый вклад был сделан французскими теоретиками в последней четверти прошлого века: они предложили отойти от анализа социально-экономической сферы и сосредоточиться на анализе духовного мира, менталитета, а стало быть, и частной жизни, в том числе и людей ушедших эпох.
Германские теоретики женских исследований сосредотачивают основное внимание на разработках проблемы повседневности, повседневного быта под новым, не этнографическим, а социально-историческим углом зрения[101].
И в самом движении, и в научных феминистских кругах существует к тому же весьма зримое деление по исходной идеологической позиции. Особенно с 80-90-х годов прошлого века речь пошла уже о десятке «феминизмов»: марксистский феминизм, неомарксистский феминизм, радикальный феминизм, либеральный, социалистический, христианский, психоаналитический, экзистенциальный, экологический, анархистский, культурный и др. Говорят также о мужском феминизме, лесбийском феминизме, феминизме цветных, феминизме рабочего класса (имея в виду те социальные группы или классы, которые формируют понимание положения полов в обществе с учётом особых проблем)[102].
Женское движение в целом повлияло на политические институты, на самосознание женщин, на изменение гендерной системы, оно изменило интерпретацию ранее обсуждаемых тем. Многое из того, что женщины сделали в истории, раньше рассматривалось как «филантропия», или «услуга», или «хулиганство», но редко воспринималось как политика, тогда как вся деятельность мужчин рассматривалась как общественная. «Это был результат раскола общества на общественное/ личное. Лозунг (“интуитивный”)феминизма – “личное также является политическим”, ибо должно дать женщине возможность установить контроль над своей собственной жизнью, как внутри, так и вне брака, и иметь возможность влиять на общество, в котором они живут»[103].
Но есть точка зрения, что именно в эти 1980-е годы феминизм как движение в западных странах пошёл на очередной спад. Не исключено, что просто феминизм стал занимать в публичной жизни обществ меньшее место. Он перешёл на практический уровень – на уровень его освоения и усвоения, принятия к реализации в определённой мере в социальной и общественной жизни разных стран.
При этом картина самого феминизма чрезвычайно усложнилась. «Развитие феминизма на государственном уровне, рост антифеминизма (возвращающегося к интерпретации ролей как заданных природой), конфликты и расколы разных направлений феминизма и женского движения (противоречия гетеро- и гомосексуалов, оппозиция женских исследований и феминистской теории, критика цветными женщинами “расизма”, дебаты по порнографии), развитие мужского феминизма, усиление внимания к сексуальности, к телу, к специфике различий женщин, развитие альтернативной женской субкультуры – свидетельствуют о новом этапе переосмысления положения полов в современном обществе. Некоторые в 1980-90-е годы заговорили об эпохе постфеминизма»[104].
Термин гендер, ныне всё более вытесняющий термин феминизм, также не имеет однозначного определения. В соответствующей литературе существует несколько концепций гендера. Это обусловлено как относительной «молодостью» гендерного подхода (первые работы появились в начале 70-х годов прошлого века), так и сложностью самого феномена, не говоря уже о его понимании отдельными представителями женских исследований[105].
Для всех бытующих определений гендера базовым положением является различение понятий пол (sex) и гендер (gender), который также, кстати, переводится как «пол», но ежели только в шутливой форме, а обозначает «род» – мужской, женский, средний – в грамматическом смысле[106]. Пол – это термин, характеризующий различия мужчин и женщин с точки зрения генетики, которые в значительной степени предопределяют сложившиеся в обществе стереотипы, что объясняется эволюционной теорией пола[107]. То есть наличествуют определённые анатомо-биологические особенности людей (в основном – в репродуктивной системе), на основе которых люди определяются как мужчины или женщины. Пол следует употреблять только в отношении характеристик и поведения, которое вытекает непосредственно из биологических различий между мужчинами и женщинами[108].
Итак, «пол» описывает биологические различия между людьми, определяемые генетическими особенностями строения клеток, анатомо-физиологическими характеристиками и детородными функциями. Но на современном уровне развития ментальности человека (одним из этапов которого также является осознание этого нового уровня ментальности – в результате чего и происходит формирование идеологии феминизма), развития генетической теории пол индивида уже определяется лишь как «предпосылка (выделено мною. – Э.С.) развития психологического пола личности. Ни генетический, ни гормональный, ни внутренний и внешний морфологический пол (строение органов) не предопределяют однозначно психологический пол личности»[109], а самым главным органом, отвечающим за пол человека, называется мозг[110]. То, каким будет психологический пол личности, зависит и от социальной половой роли, и от отношения самой личности как к своим индивидуальным свойствам, связанным с полом, так и к социальным половым ролям – социальным моделям поведения, включающим в себя ожидания и требования, адресуемые обществом людям мужского и женского биологического пола (специфика половых ролей исторически изменчива)[111].
Возможно, несколько более объяснит введение нового термина обращение к исходной этимологии слова гендер, образованного от греческого слова genos, что означает происхождение, материальный носитель наследственности, рождающийся[112]. Гендер в любом случае чаще понимается не просто как социальный пол личности, а как целая система межличностного взаимодействия, посредством которой создаётся, утверждается, подтверждается и воспроизводится представление о мужском и женском как базовых категориях социального, исторического и культурного порядка[113]. В настоящее время в науке принято чётко разграничивать конституциональные и социокультурные аспекты в различении мужского и женского, связывая их с понятиями пола и гендера. Итак, термин «гендер» указывает на социальный статус и социально-психологические характеристики личности, которые связаны с полом и сексуальностью, но возникают во взаимодействии с другими людьми.
Постепенно женские исследования (women’s studies) перерастают в гендерные, где на первый план выдвигаются подходы, согласно которым все аспекты социальности и культуры могут иметь гендерное измерение. Смещаются не только акценты феминистских исследований, но меняется и тональность анализа: радикальный критический запал, который был свойствен некоторым направлениям феминизма[114], сменяется всё более серьёзным стремлением понять, как гендер присутствует, конструируется и воспроизводится во всех социальных процессах. Новая концепция гендера перевела понятие «женщина» в более широкое проблемное поле полового различия как такового (некоторые исследователи отмечают, что этот сдвиг совпадает с переходом от «социальной истории» к «культурной истории»). Содержание женских исследований расширилось, включив проблемы маскулинности и сексуальности. Обогатившись направлением «man’s studies», женские исследования стали новым словом в обществоведении – гендерными исследованиями[115].
Именно женщины, переосмысляя свою сущность, заставили мужчин задаться вопросами самоидентификации. «И вместо повсеместно утвердившейся темы “тайна женственности” возник серьёзный разговор о “загадке мужественности” 一 белых пятен здесь оказалось ещё больше»[116].
Господствующая модель объяснения мужской сущности исчерпала себя, и сейчас осуществляется переход от традиционного образа мужчины к попыткам объяснить новую ситуацию. Мужественность казалась ясной, естественной и противоположной женственности. Первыми обескураживающий вопрос «Что есть мужчина?» поставили американские антропологи, затем к нему обратились англичане, австралийцы и скандинавы. Конституирование man’s studies вослед women’s studies (сейчас существует более 200 центров мужских исследований) стало в определённом смысле поворотным моментом в идеологии, называвшейся ранее феминизмом.
В авангарде гендерных исследовании оказались именно американцы, англичане, австралийцы и скандинавы как раз потому, что представители этих наций «были более одержимы идеей мужественности» (а, скажем, во Франции ситуация была несколько иная[117]). Жёсткость гендерной роли для мужчины оказывается порой гнетущей, ибо она требовала от него на протяжении долгого времени постоянного подтверждения своей мужественности, которая определяется через властвование, доминирование, отрицание женственности. В современных мужских исследованиях анализируются этапы становления мужественности, исторические кризисы последней, особенности гендерных технологий в формировании образов маскулинности и т. д.
Основную идею маскулинного менталитета известный социолог П. Бурдье описывал так: «Быть мужчиной – означает быть заведомо обреченным властвовать… иллюзия мужественности оправдывает право на обладание»[118]. И наоборот 一 обладание удовлетворяет мужественность, пусть и иллюзорную. «Наиболее полное изложение темы “Мужская сущность: историческая трансформация” дано в работах Э. Бадэнтер, в которой убедительно раскрывается процесс “расчеловечивания” мужчины. Обосновывая типологию жизненных стилей мужчин, она выявляет в качестве одного из самых распространённых тип “искалеченного” мужчины. Она же предлагает перспективные линии преодоления этих жёстких гендерных ролей через гуманистическое движение в сторону “великой родительской революции”»[119]. Мужчина сегодня порой куда больше нуждается в эмансипации, чем женщина. Автор напоминает, что термин «эмансипация» относится не только к женщине – он означает «освобождение от угнетения и предрассудков (выделено мною. 一 Э.С.)», а стало быть, применим и к мужчине, которому также не чуждо стремление к «предоставлению равноправия в общественной, трудовой и семейной жизни». В чём причина этого? Да он просто угнетён навязанной ему ролью кормильца «во что бы то ни стало». А право на самореализацию (не всегда способствующее достойному исполнению роли кормильца) имеет не только женщина[120].
Итак, гендер – это сложный социокультурный конструкт: различия в ролях, поведении, ментальных и эмоциональных характеристиках между мужским и женским, творимые (конструируемые) обществом[121].
В рамках этого подхода гендер понимается как организованная модель социальных отношений между женщинами и мужчинами, не только характеризующая их межличностное общение и взаимодействие в семье, но и определяющая их социальные отношения в основных институтах общества (а также и определяемая 一 или конструируемая ими). Гендер, таким образом, трактуется как одно из базовых измерений социальной структуры общества, который вместе с другими социально-демографическими и культурными характеристиками (например, раса, класс, возраст) организует социальную систему. Социальное воспроизводство гендерного сознания на уровне индивидов поддерживает основанную на признаке пола социальную структуру. Воплощая в своих действиях ожидания, связанные с их гендерным статусом, индивиды конституируют гендерные различия и одновременно обусловливаемые ими системы господства и властвования. Во многих обществах женщин и мужчин не только воспринимают, но и оценивают по-разному, обосновывая гендерными особенностями и разницей в их способностях, различия в распределении власти между ними. По словам известной феминистки Джоан Скотт, «осознание гендерной принадлежности – конституирующий элемент социальных отношений, основанный на воспринимаемых различиях между полами, а пол – это приоритетный способ выражения властных отношений». В этом смысле быть мужчиной или женщиной означает вовсе не обладание определёнными природными качествами, а выполнение той или иной роли[122].
При этом наметилась настоятельная тенденция отказываться от муссирования вопроса различия или сходства между полами. Если принять точку зрения, что женщина и мужчина по своей природе равные и одинаковые, то при этом мужской образец поведения принимается за универсальный, что нередко давало основания для упрёка в отрицании ценности женственности. Критики этой концепции полагали, что в её основе ложная посылка, что мужчина – это и есть «нормальный», нормативный представитель рода человеческого, а не его половина, а потому, чтобы стать человеком, необходимо «во всём подражать мужчине… отречься от женского начала. За женственностью же не признаётся никаких прав»[123]. Есть и противоположное направление: «утопические движения рас, этносов, гендера и секса сколотили новый утопический метанарратив, именуемый “мультикультурализмом”, который идеализирует различия и атакует однородность и ассимиляцию (или уподобление). Как способ инкорпорации этот метанарратив, в свою очередь, дал рамки и придал силы новым дифференцированным движениям – от прав инвалидов до трансгендерных идентичностей». Но всё это добыто жёсткой и долгой культурной и политической борьбой[124]. Определять реальность пола как различие, а гарантом равенства считать сходство – неверно в обоих случаях.
«Пол, – утверждается в работе двух американских профессоров (Иглтонского института политики Рутгерс и Нордвестернского университета), – по природе не является биполярностью; это континуум, непрерывность; именно в обществе его превратили в биполярность»[125]. После того как это было сделано, требовать, чтобы кто-то был таким же, как те, кто установил определённый стандарт, те, кто стал иным в социальном отношении, – попросту означает, что равенство полов концептуально оформлено так, что его никогда не удастся добиться. Как и в социальном плане, те, кто больше всех нуждается в равноправном к себе отношении, будут менее всего похожи (например, бедные женщины) на тех, чьё положение задаёт стандарт, по которому право на равенство будет оцениваться. Отсюда некоторые делают вывод, что так называемое «равенство полов» является оксюмороном (бессмыслицей). Быть выделенной по половому признаку означает быть женщиной (точнее – woman), а быть женщиной – быть неравной. До тех пор, пока различие не ставится под вопрос, социальное равенство женщин остаётся невозможным[126].
Конечно, можно согласиться, что введение нового термина (гендер) 一 не в последнюю очередь попытка уйти от, если можно так сказать, противопоставления мужчины и женщины, определяемого физиологическими полами, переместив категорию пола в поле чисто грамматическое.
Но есть и другая причина. Не исключено, что это вызвано и стремлением ухода от присущего феминизму в определённой степени агрессивного противопоставления мужчин и женщин. А в ещё большей степени – вследствие поведения и высказываний некоторых феминисток (особенно в последние десятилетия это, считалось, было характерно для американок), вследствие чего за этой идеологией закрепилось устойчивое понимание её как мужененавистнической[127]. В этом случае «выпрямление имён» происходит, как нередко в общественной практике, методом наипростейшим – переназванием, переименованием. Однако это «переименование», представляется, содержит и некий опасный элемент. Как пишет известная российская феминистка Ольга Липовская, «“гендер”,которым занимается в моей стране немалое количество исследователей, преподавателей и учёных, инициированный не без идеологической поддержки “политтехнологов”, является замечательным спасением от “феминизма”, про который по сей день все журналисты (дорогие и ангажированные) говорят и пишут с иронической усмешкой. Однако я считаю, что последовательность нужно соблюдать – сначала феминизм, потом гендер»[128]. В сущности, подтверждает теоретик российского гендера, современные гендерные исследования фактически сводятся к «женским исследованиям». При этом оставляются без внимания процессы формирования и трансформации мужественности. Но для осмысливания специфики гендерной культуры изучение последней необходимо[129].
С этим мнением солидаризируется известная тайваньская феминистка Гу Яньлин. После того как ещё с 1984 года на Тайване стали появляться в печати статьи под говорящими заголовками[130] Гу Яньлин (по профессии литературовед и, судя по всему, прозападник) выделяла в мировом женском движении пять фаз его развития: 1) отрицание наличия специфических женских интересов и необходимости женского движения, 2) проникновение отдельных женщин в занимаемые до сих пор мужчинами сферы деятельности, признание как мужских ценностей, так и андроцентристских структур, 3) осознание женщинами себя как группы и организации коллективного сопротивления, 4) открытие женщинами женских ценностей и женской культуры и, наконец, 5) «фаза сотрудничества обоих полов», которая как бы является идеалом, венчающим этапом женского движения. Гу Яньлин утверждала, что женское движение в своём нынешнем состоянии (она, естественно, говорила, прежде всего, о Тайване) исторически обречено проходить через этап сепаратизма. Она определяла состояние современного тайваньского женского движения лишь как находящегося во второй фазе, что, по её мнению, и предопределяет необходимую конфронтационность[131]. То есть Гу Яньлин практически едина во мнении с российскими коллегами[132] – сначала необходимо решать все проблемы, которые поднимаются и осмысливаются в рамках феминизма. Без этого необходимого этапа непродуктивно говорить о гендерных отношениях в обществе. Гендерные отношения возможны лишь при условии укоренения в общественном сознании нового измерения человеческого общежития, нового типа культуры, которые только и позволят осуществить переход от патриархальности к сбалансированной биархатности[133].
Но сам факт формирования гендерного подхода в социальном и гуманитарном знании, в сущности, является гораздо бо́льшим, чем появление просто ещё одной теории. «Это – принципиально новая теория, принятие которой иногда обозначает изменение ценностных ориентаций человека и учёного и пересмотр многих привычных представлений и “истин”»[134]. Гендер – это культурно обусловленный и социально воспроизводимый феномен[135].
Независимо от восприятия идей феминизма ли, гендерали в различных слоях и различных странах, стиль жизни, соответствующий новому пониманию роли и места женщины и мужчины в человеческом сообществе, становится всё более актуальным. Востребованность гендерных компетенций закреплена в международных, национальных, региональных нормативно-правовых документах, а также государственных образовательных распоряжениях посредством рекомендаций по введению в программы по повышению квалификации и переподготовке управленческих кадров, преподавате лей и учителей по гендерному обучению[136].
Что же дало толчок к возникновению нового взгляда на женщину, породившего идеологию феминизма или продлившегося в феминизме, а ныне выражающегося в гендерной политике? Возникший в период Просвещения как одно из направлений общегуманистической мысли призыв к эмансипации не имел жёсткой привязки к слову женщина. Термин emancipation, означающий освобождение от угнетения, зависимости, применялся ранее в случае бесправия социальных слоёв, скажем, третьего сословия или крестьян, в том числе, а также в случаях расовой дискриминации. Идея эмансипации, естественно, вызывала весьма резкое неприятие; идея уравнения прав кого бы то ни было, как, скажем, негров с белыми, буржуа с аристократами, а особенно женщин с мужчинами, в юридических, моральных и прочих сферах жизнедеятельности, означала резкий отказ от сложившихся стереотипов, вековых устоев общественного общежития. Эмансипе, то есть женщина, выступающая за эмансипацию себя и себе подобных, – чаще всего это слово произносилось как резко негативное определение, а в обыденном сознании означало просто женщину, мягко говоря, с неустойчивыми моральными принципами и более того.
А корни феминизма произрастают из Возрождения. Закат Средневековья начался в XV веке[137]. Этот период называют временем великого прорыва: именно с этого времени кардинальные изменения охватили все сферы государственной и общественной жизни[138]. Благодаря техническим нововведениям ускорились темпы экономического развития, Великие географические открытия раздвинули границы западного мира, ускорился процесс формирования национальных рынков, общеевропейского и мирового, появился новый социальный тип (делец, предприниматель).
Ещё на рубеже XIII и XIV столетий итальянская культура переживала блестящий подъём, связанный с тем, что в религии, литературе и искусстве происходили изменения, разрушавшие систему средневековых ценностей: средневековый аскетизм и презрение ко всему земному сменяются теперь жадным интересом к реальному миру, к человеку, к осознанию красоты и величия природы. Непререкаемое в Средние века первенство богословия над наукой поколеблено верой в неограниченные возможности человеческого разума, который становится высшим мерилом истины. В изобразительном искусстве безличное цеховое ремесло уступает место индивидуальному творчеству. Несомненным признаком нового самосознания является и то, что художники всё чаще уклоняются от прямых заказов, отдаваясь работе по внутреннему побуждению. К концу XIV века ощутимо меняется и внешнее положение художника в обществе. Подчёркивая интерес к человеческому в противовес божественному, представители новой светской интеллигенции называли себя гуманистами, производя это слово от восходящего к Цицерону понятия studia humanitanis, означавшее изучение всего, что связано с природой человека и его духовным миром.
При всей сложности и неоднозначности эстетики Возрождения в качестве одного из её основных принципов можно выделить абсолютизацию человеческой личности в её целостности. Для эстетических трактатов и произведений искусства Возрождения характерно идеализированное представление о человеке как о единстве разумного и чувственного, как о свободном существе с беспредельными творческими возможностями. С антропоцентризмом связано в эстетике Возрождения и понимание прекрасного, возвышенного, героического. Эстетическая мысль Возрождения содержит не только идею абсолютизации человеческого индивида в противовес надмировой божественной личности в Средние века, но и определённое осознание ограниченности такого индивидуализма, основанного на абсолютном самоутверждении личности (отсюда мотивы трагизма, обнаруживающиеся в творчестве Шекспира, Сервантеса, Микеланджело и др.). В этом противоречивость культуры, отошедшей от антично-средневековых абсолютов, но в силу исторических обстоятельств ещё не нашедшей новых надёжных устоев. Итальянские гуманисты требовали свободы для человека. «Свобода в понимании итальянского Ренессанса имела в виду отдельную личность. Гуманизм доказывал, что человек в своих чувствах, в своих мыслях, в своих верованиях не подлежит никакой опеке, что над ним не должно быть силы воли, мешающей ему чувствовать и думать, как хочется». В современной науке нет однозначного понимания характера, структуры и хронологических рамок ренессансного гуманизма. Стихийное и буйное самоутверждение человеческой личности происходило не только в сфере традиционных гуманистических дисциплин, политической и исторической мысли, в литературе и искусстве, но и в натурфилософии и естествознании. Гуманистическая этика выдвинула на первый план проблему земного предназначения человека, достижения счастья его собственными усилиями, его широких возможностей построения счастья на земле. Однако можно найти и утверждения, что важной предпосылкой успеха считалась гармония интересов индивида и общества, одновременно с идеалом свободного развития личности предполагалось совершенствование социального организма и политических порядков. Гуманистическое мировоззрение стало одним из крупнейших прогрессивных завоеваний эпохи Возрождения, оказавших сильное влияние на всё последующее развитие европейской культуры[139]