«С Атомной бомбой мы живем!»

1947 год

Второй раз встречаем Новый год без войны. Прошлый год был самый тяжелый, было много голода. В этом году будет легче. Работы много, главное, что большинство забот мирное. Разворачивается большая работа, экономику двинем и все остальное тоже. Говорили с Кобой, что Высотные здания надо построить так, чтобы определяли лицо новой Москвы. Он сам так думает. Сказал, эти здания должны быть похожи на башни Кремля и на храмы. Слово в слово как я. Я ему еще сказал про собор в Кельне, высокий и величественный. Кивнул головой, потом говорит, Кельн это хорошо, только нам надо на русское смотреть глубже. А то мы все по верхам. Все думаем, что лаптем щи хлебаем. А мы где-то уже и ложкой научились.

Серго занят реактивной техникой, я поддерживаю[59]. Вижу в этом деле разобрался, а мне будет полезно иметь здесь близкого человека. В Урановых делах у меня такого не будет. Хорошо, что можно доверять Игорю и Махневу.

Скоро восстановим Днепрогэс. Пока в стране значительный голод. Года за два выправимся. Восстановление идет быстро, даже удивительно. Люди хотят поскорей вернуться к нормальной жизни.

На Бюро в Совмине идет поток вопросов. Тоже надо думать как быть. Вопросы разные, готовят разные люди, мы во всем разобраться не можем. Даже Коба все охватить не может. Сейчас наша экономика имеет размах, никаким Дюпонам не снилось. У них план внутри завода, а у нас на огромную страну. Как планировать? Выход вижу в подборе кадров и предоставлении им самостоятельности. Но важно обеспечить контроль. Один всего не охватишь.

Я много об этом думаю. Говорил с Георгием и Вознесенским. Оба плохо поняли. Дураки! Георгий верит в силу бумажки. Вознесенский в себя.

Верить надо в людей.

Договорились с товарищем Сталиным на послезавтра провести у него совещание по Урану. У нас все готово.

Товарищ Сталин принял нас и всю научную головку по Урану[60]. Очень важно.

Надо хорошо премировать Игоря и Арцимовича, Коба сам предложил. Может рано, но будем награждать[61].

Наконец разделили Бюро Совмина на 8 Бюро по 8 кустам[62]. Теперь будет легче. МВД за мной, так удобнее для работ по Урану[63]. МГБ товарищ Сталин будет похоже курировать сам. Абакумов давно хотел уйти от моего контроля, ну и ладно. Виктор заедается, может плохо кончить. Коба барахольщиков и зазнаек не любит.

Коба подтвердил, курировать Высотные Здания буду я. Рад. Никто лучше не организует, я уже говорил с Комаровским[64]. Поставлю себе хоть такой памятник.

Вознесенский дундук и му. ак, но толк от него есть. Свои кусты он тянет, и в Спецкомитете тоже помогает. Я предлагал Кобе ввести его в ПБ на всех правах. Коба сказал: «Посмотрим», но сказал так, что понятно — согласен. Думаю, скоро поставит вопрос[65].

8 февраля 1947 года было принято постановление ПБ о новой организации работы СМ СССР. Были образованы восемь отраслевых бюро во главе с Л.П. Берией, Н.А. Вознесенским, К.Е. Ворошиловым, Л.М. Кагановичем, А.Н. Косыгиным, Г.М. Маленковым, А.И. Микояном и М.З. Сабуровым.

Вначале Сталин предполагал иметь шесть бюро (по сельскому хозяйству, промышленности, топливу, транспорту, внутренней торговле и культуре), но сама жизнь заставляла иметь более дробное управление экономикой. При этом Сталин вначале колебался, кому отдать бюро по промышленности — Вознесенскому или Берии, кому бюро по топливу — Берии или Маленкову — и кому бюро по сельскому хозяйству — Андрееву, Вознесенскому или Маленкову.

В итоге Г.М. Маленков возглавил бюро по сельскому хозяйству, Н.А. Вознесенский — по металлургии и химии, Л.П. Берия — по топливу и электростанциям.

Существенным являлся ввод в высший эшелон хозяйственного руководства (Бюро СМ СССР по машиностроению) М.З. Сабурова (1900–1977), в 1947–1953 гг. заместителя Председателя СМ СССР, позднее отстранённого от дел Хрущёвым.

Александров[66] сделал обзор иностранной прессы. Газеты и журналы переполнены высказываниями о возможности атомной войны против Советского Союза. Пишут о анонимной атомной войне, когда небольшую бомбу в ящике с размерами для морской перевозки пишущей машинки агент может завезти к нам в мирное время. Или в дипломатическом багаже.

Александров предлагает разработать меры по контролю с помощью счетчиков Гейгера. Дело нужное.

У Кобы получил еще один подарок в довесок к тому, что имею. Об’единил мое Бюро с бюро Лазаря[67]. Лазарь едет на Украину. Мыкыту и Пономаренко сняли с украинского и белорусского ЦК, оставили Предсовмина республик[68]. Давно пора, но я бы Мыкыту и на Совмине не оставил. Ему лучше быть в Москве при Кобе. Он когда сам, может обоср…ться. Увлекающийся человек.

С Пономаренко у меня были трения по войне[69]. Ну, черт с ним. Хреново, что вместо Лазаря придется тянуть и транспорт. Задача тяжелая, буду грузить Ковалева[70].

Круглов[71] и Чернышов[72] предлагают заменить Френкеля[73] на Петренко[74]. Возможно заменить на Гвоздевского[75], но можно и Петренко. Оба железнодорожники, и возраст примерно один. ГУЛЖДС куст важный, строить надо много. А Нафталя уже старый. Вообще то он хитрый еврей, нас переживет. Но пусть меняют, пора ему на пенсию.

Завенягин жалуется, здание ПГУ охраняют вольнонаемные вахтеры и спят на посту, выпивают, уходят с поста[76]. Черт знает что! Пусть разбирается. Ср…ные интеллигенты большевиков людоедами выставляют, а попробуй без палки. Цари за 300 лет Россию не подняли. А мы ее за 30 лет переделали. Но всех сразу не сделаешь ответственными.

Русский человек горы сворачивает. И любой человек горы сворачивает, если он человек и слово человеческое понимает. А если ты ср…нь, тебя и палкой не достанеш (так в тексте. — С.К.). И пулей.

Сколько я тех и тех видел. Кто-то сказал, что жизнь была бы тяжелой, если бы не честные глаза собак. Дурак он. Собака — это хорошо. Но самое лучшее — это честные глаза людей.

Плохо идут дела на «Электросиле», «Ленинской искре» и «Светлане»[77]. Плохо с радиолампами. А оборудование надо для работ по Урану и для всей Промышленности. Говорили сегодня на Совмине, только что вернулся от Кобы. Доложили вместе с Вознесенским при Жданове, специально его попросили. Договорились с Андреем и Кобой, что Андрей поможет.

Скоро день рождения, Коба обещал, даст отпуск на три дня. Говорит, я тебе неприятные подарки преподношу, вот тебе приятный.

Надо проехать по об’ектам, но где взять время.

И передохнуть надо. Скоро уже 50, и физкультурой заниматся (так в тексте. — С.К.) некогда. Летом в мячик попрыгаю.

Сергей[78] и Виктор[79] обнаглели. Завенягин жаловался на охрану здания ПГУ, я сказал разбирайся[80]. Абакумов послал его на х…, я только ЦК охраняю. А Сергей тоже отбрехивается, что МВД, здания Министерств и ведомств не охраняет.

Распустились, мальчишки. Я их в люди вывел, а они теперь нос задирают. Раздолбаи!

Распорядился как Зампред[81], чтобы охрану взял на себя Круглов.

Как они научились бумажному подходу. Ты дело делай, а как надо мы его всегда быстро оформим. Жалко, я толко позвчера (так в тексте. — С.К.) узнал об этом, надо было сделать внушение Абакумову при Кобе.

Коба последнее время сильно болел, только недавно начал собирать снова. Вид все равно больной. Плохо.

Пора решать вопрос, где будем проводить испытания[82]. Нужно пустынное место, но нужна близко железная дорога. Самолётом везти нельзя. Допустимы невысокие, старые горы. Ребята ищут.

Хорошо быть богатым. Американцы обсуждают в технической печати атомные моторы для авиации, локомотивов и судов. А у нас ни грамма плутония нет, чистого урана нет.

А все равно люди смотрят вперед. Игорь предлагает начинать работы по атомной авиации, судам и по электростанциям[83]. У нас Бомбы нет, а он хочет на Атомной энергии летать. Надо крепко взгреть, чтобы не витали в облаках, а потом сказать, что думать об этом надо, только не в ущерб основному заданию.

Может это брехня, может они нас просто отвлекают? Но Игорь говорит, что наши знания доказывают, что это возможно.

Насчет самолетов опасно, а на суда атомный котел поставить наверное можно. Судовые двигатели имеют большие размеры, так что это дело, может, и реальное. Тем более электростанция[84].

Надо сказать Первухину и Завенягину, пусть думают, привлекают Министерства, чтобы подумали над проэктами.

Из Америки пришли интересные материалы. Не смогли взять нас силой, хотят разложить изнутри. Прямо пишут, будут драться за людей с детских лет, будут разлагать нашу литературу и искусство и найдут для этого помощников и единомышленников внутри России[85].

Ну, этого дерьма у нас хватало и хватает. Вредят крепко. Так что расчет у Америки выбран правильно. Хотят поощрять у нас неразбериху и бюрократов. Этого тоже хватает. Андрей[86] правильно сказал: «Теперь не разберешь, где бюрократ, а где агент».

Коба сказал, ничего, ЧК разберет.

Сказать легко, а сделать. Да и Виктор[87] насчет этого не силен. Не мыслитель.

А нашу гибель, так прямо и пишут гибель, они очень хотят получить. Пишут, будут превращать советскую молодежь в космополитов.

Ну, это мы еще посмотрим. Мы тоже не дураки. Но опасность большая. Долбое…ов хватает, недобитой сволочи и просто гнилой интеллигенции. Гнилая, это верно. Говорят высокие слова, а на уме выпивка и е…ля. Ну, хрен с ними, Коба говорит, других пока нет, надо новых людей воспитывать.

Мы их будем воспитывать по своему, а их агенты по своему. Душа человека самое сложное. Хорошо, что это по части Георгия и Андрея[88]. Пусть воюют. Тоже невидимый фронт.

Эта запись скорее всего сделана после одного из совещаний у Сталина, и, судя по её смыслу, речь здесь идёт о полученных агентурным путём материалах, содержащих сведения о перспективных планах подрывной работы Запада и США в СССР. Одним из таких концептуальных материалов мог быть тот пресловутый «План Даллеса», наличие которого одни признают, а другие отрицают. Но «план Даллеса» явно существал, хотя сформулирован был, возможно, не в 1945 году, которым его датируют, а несколько позже — во второй половине 40-х гг.

Впрочем, не исключено, что он был сформулирован, наоборот, раньше 1945 года. В этом плане были, между прочим, и такие слова: «В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху». И такие: «Мы будем драться за людей с детских, с юношеских лет, главную ставку будем делать на молодёжь».

Суслова[89] ввели в Секретариат. Это идея Андрея[90]. Андрей хороший человек, но в кадрах для руководителя такого уровня разбирается плохо. Выдвинул Кузнецова, а он оказался заср…нцем. Теперь выдвигает Суслова. Помню его по войне, ничего особенного.

А в Литве вообще зарекомендовал себя м…даком, язык не учил, ни х…я не знал, кабинетный человек. Людей сторонится, изображает верного сына Партии, а что внутри непонятно.

Коба тоже недоволен. Андрей говорит, Суслов будет уравновешивать Кузнецова.

Ну, это их дела, Старой Площади[91].

Жук[92] доложил по развернутому плану канала Волга — Дон. Дело реальное, обводняем большие площади, строим Цимлянскую ГЭС и получаем выход из Волги в море. Бенедиктов[93] поддерживает, Жимерин[94] тоже. Переговорил с Ковалевым[95] и Кругловым[96]. Отдельно с Жуком. Пусть готовят проэкт Постановления.

Жук предлагает строить с широким привлечением новейшей техники и механизмов. Ну, это само собой.

По Спецкомитету. Полигон решили развернуть в Казахстане западнее Семипалатинска. Другие места подходят меньше[97].

По Урану все приходится контролировать самому. Такого масштаба работ по одному направлению у нас еще не было. Сразу много направлений, очень устаю. Раньше такого не было. Теперь постоянно имею дело с учеными. Есть толковые люди, но есть самые настоящие долбое…ы. А без них тоже не обойдешься.

В стране есть места где голодают, с продовольствием трудно. Договорился с Кобой, снабжение ПГУ организуем централизованное и по литерам[98]. Надо хорошо ставить медицинское обслуживание. Жалко, столько сил уходит только на то, чтобы обеспечить себе мир. Х…ева Америка! Богатые, сволочи, а нам подняться не дают.

Игорь говорит, потом можно будет получать дешевую электрическую Энергию. Это было бы хорошо. Уран стимулирует экономику. Скоро начнем производство гелия. Нужная вещь, до войны собирались наладить производство, война не дала. Теперь надо усилить[99].

12/VI-47

Ткаченко[100] снова докладывает о бардаке на Базе-10. Надо послать авторитетную комиссию и подобрать толкового начальника строительства и директора. Может взять Бориса?[101] Он хорошо поставил дело на Уралмаше и мужик основательный. Не боялся перечить. Надо подумать.

Ломали голову по плану Маршала[102], много занимался делами по авиации и флоту. Уран само собой. У Кобы совещания за совещанием, все накладывется (так в тексте. — С.К.) одно на другое. Главное по Маршалу. Хотят поймать нас на золотой крючок[103]. А вот вам х…й!

Вячеслав уехал в Париж[104]. Видит человек мир, а я дальше Сочи и Урала не езжу.

В КБ-11[105] МВД строит х…ево и с перерасходом средств. Направил результаты проверки Серову[106]. Виновных в некачественном строительстве надо наказать, главное — плохой подбор кадров. Строят год, а уже сменилось два начальника строительства и два главных инженера. Сейчас работает третья пара. Муд…ки! Это называется важнейший объект. Ну не хотят работать без палки. Кто-то себя не жалеет, кому-то наплевать.

Сказал Серову и Завенягину[107], гнать в три шеи по служебному несоответствию или понижать в должности. Если крупный перерасход — под суд.

Коба уехал отдыхать. В Индии нарастает конфликт[108]. Англии выгодно, нам нет. Жалко, не доходят руки до внешних дел. На Индию повлиять тяжело. Годиков через пять можно.

Игоря[109] за глаза называют Бородой, профессора Харитона ЮБ, а меня ЛП или ЛБ. Немного смешно, но удобно. Есть же КВ, ИС[110]. Пусть сокращают. Хоть так останусь в Атомной истории[111].

Ракетчики тоже себя сокращают. Королева[112] называют СП. А если сокращать Георгия[113]? Получается ГМ. Смешно, но в другом смысле. Может подначить? Нет, обидится. Ракетчики и так часто ко мне обращаются, а куратор Георгий.

Сейчас работать все-таки легче, чем в войну. Тоже сроки висят, но можно дышать. Запросил, как идут дела у Королева[114]. Докладывает, скоро закончат большую работу. Спрашиваю, успех будет? Говорит, вам соврать, или правду? Я ему: «Говори как считаешь нужным». Он: «Надеемся на успех, шишек и так много набили».

Посмотрим. Но нужен успех[115]. Я ему так и сказал.

Договорился с Кобой, будем принимать Постановление Совмина по противокорабельным управляемым ракетным снарядам[116]. Ракетчики хотели назвать «Болид», потом решили, что «Комета» понятнее. Ракета будет как маленький беспилотный самолет. Подвешивается под матку, потом сбрасывается и летит к цели. Дальность пока 100 км, надо ставить задачу на больше. Работать будут Павел[117] и Серго. Лучшего учителя для Серго не вижу. Павел человек с головой и выдумкой и умеет крепко работать.

Коба разрешил немного отдохнуть. Думаю, на Кавказе можно будет с ним обсудить наедине. Он на отдыхе бывает добрее. Но сейчас всегда строгий.

Внешнее положение тяжелое. В войну были хоть и х…евые союзники, а союзники. Теперь враги[118]. Тогда тоже были враги, но война сглаживала. Коба говорит, нужна Бомба как можно скорее. Куда скорее? Работаем день и ночь. Хорошо хоть передохнуть можно.

Заложили Высотные Здания, в день празднования 800-летия Москвы[119]. Коба отдыхает, не приезжал. Он этим летом совсем расхворался, уехал пораньше.

Заложили памятные плиты, теперь надо их (не плиты, а «высотки», естественно. — С.К.) поскорее поднять. Это прямое детище Кобы и мое. Вместе думали, он советовался и прислушался. Сам сказал, ты у нас один в Политбюро архитектор, тебе и карты в руки. Я говорю, не карты, а чертежи. Он мне: «Я это и имею в виду».

Вот чем я буду заниматься от души. Мое!

Проехал по Москве, потом поехали в лес. Я русский лес не очень люблю, у нас в горах лучше. Видно дальше, а тут все ровное, легко заблудиться. Но осенью красиво, березы белые, светятся.

Пора и мне отдохнуть.

Снова в Москве. Как на каторгу, а что делать. Коба лечится в Мацесте. Я тоже заезжал, давление пошаливает. Вид у него хороший.

Заходил в ЦК к Кузнецову ленинградскому[120]. Не люблю эти хождения. Вячеслав добился у Кобы, что за работой МГБ будет наблюдать Кузнецов. Коба согласился[121], пришлось тоже соглашаться[122]. А то подумали бы, что хочу прикрыть Абакумова[123]. Виктор давно от меня отстранился. Даже Сергей[124] старается быть сам по себе. Считают, оперились. А кто выдвигал?

Вряд ли из этого выйдет что хорошее. Кузнецов и Виктор[125] — два сапога пара.

Посмотрим.

Вокруг назначения Кузнецова куратором МГБ накопилось много сплетен, неточностей и передёргиваний. Хронология же здесь такова.

20 марта 1946 года, после преобразования Совнаркома в Совмин СССР, по распределению обязанностей между заместителями Сталина по Совету Министров СССР за Л.П. Берией был закреплён контроль в том числе за МВД, МГБ и Министерством государственного контроля.

8 февраля 1947 года, при новом перераспределении обязанностей, за Берией закрепили только МВД, что было логично, потому что МВД много строило для Атомного проекта. Вопросы же МГБ и ряда других ключевых министерств, в том числе МИД, финансов, Вооружённых Сил и др., были сосредоточены, по постановлению Политбюро, в руководящей «семёрке».

Но 17 сентября 1947 года наблюдение за работой МГБ СССР было возложено по предложению Молотова на А.А. Кузнецова, секретаря ЦК. Это не было ущемлением Берии, но скорее было ущемлением Маленкова и Жданова.

Молотов тогда уже мало с кем ладил и даже со Сталиным не всегда находил общий язык. Но и тут можно говорить лишь о неком желании Молотова настоять на своём, а не о сознательной, с далеко идущими целями интриге Молотова.

Вячеслав Михайлович Молотов хотел, как я понимаю, насолить Маленкову, Жданову и, в какой-то мере, Берии. Однако сослужил недобрую «протекцию» Кузнецову. Пожалуй, именно сближение секретаря ЦК Кузнецова и министра ГБ Абакумова усилило карьеристскую жилку у обоих, и не только у них двоих. Вряд ли будет натяжкой связать «ленинградское дело» 1949–1950 годов и «дело Абакумова» 1951–1952 годов (я имею в виду «сталинскую», так сказать, а не «постсталинскую» фазу последнего «дела»).

Но связать не так, как это сейчас делают.

Считается, что Абакумов инициировал и «сфабриковал» «ленинградское дело», но он был лишь вынужден его открыть силой объективных обстоятельств и по мере сил Кузнецова прикрывал. Но поскольку до этого Кузнецов уже заразил Абакумова бациллами карьеризма и политиканства (к чему Абакумов и без Кузнецова был склонен), логическим и психологическим продолжением падения «ленинградцев» стало падение уже Абакумова.

Сталин очень верил в Кузнецова, Вознесенского и Абакумова, но ошибся в них. Они предпочли великой роли системных продолжателей дела Сталина — то есть дела построения развитой социалистической демократии — незавидную и мелкотравчатую роль скрытых завистников Сталина, шушукающих по углам о его старении и мечтающих поскорее занять высшие кресла в государстве для того, чтобы удовлетворять свои амбиции и тешить свою гордыню.

В этом отношении характерна история с книгой Н.А. Вознесенского о советской экономике во время войны, о чём будет сказано в более позднем моём комментарии.

Кузнецову в 1947 году было 42 года, Вознесенскому — 44, Абакумову — 39 лет.

Сталину в этом году исполнялось 68 лет, Молотову—57, Кагановичу—54, Хрущёву—53, Микояну и Булганину—52, Жданову — 51 год.

Маленкову в 1947 году исполнялось 46 лет, Берии — 48 лет.

Эта возрастная «арифметика» естественным образом ставила на повестку если не текущего, то завтрашнего дня вопрос: «Кто будет руководить Советским Союзом через, скажем, 10 лет, в год сорокалетия Октября?»

При этом все, причастные к высшим государственным тайнам, отдавали себе отчёт, что к тому времени СССР будет уже могучей и современной военной державой, уверенно обладающей ядерным оружием.

Возглавить такую страну для любого карьериста, тем более с наклонностями сибарита, было более чем соблазнительно. А Вознесенский и Кузнецов как раз и были карьеристами и потенциальными сибаритами. Потенциальными потому, что у сотрудников Сталина были очень скромные возможности по развитию подобных наклонностей.

Внимательный анализ тогдашней ситуации позволяет понять, что карьеристской, партократической группе «ленинградцев» во главе с Кузнецовым самим ходом дел мешала группа «Берия — Маленков — Жданов». К этой группе мог примыкать Булганин, а естественным лидером этой группы был Сталин. Но интриговать могла лишь группа «ленинградцев», чем она и занималась.

После её устранения (о чём ещё также будет сказано позднее) среди испытанных сталинских соратников тенденция к интриге не могла развиваться, в высшем руководстве остался лишь один, и то тщательно маскирующийся интриган — Хрущёв.

Он-то и реализовал то, что не удалось «ленинградцам» — возглавил страну, любя не её в себе, а себя в ней.

И последнее сейчас…

Будущему брежневскому премьер-министру Косыгину в 1947 году было 43 года. По возрасту он вполне подходил будущим подельникам по «ленинградскому делу», а по биографии — тем более. Уроженец Петербурга Косыгин учился в Ленинграде в техникуме и институте, начинал там работать, вступил там в партию, с июля 1938 года стал заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б), с октября 1938 года — председателем Ленгорисполкома (Ленсовета), в годы войны был уполномоченным ГКО в Ленинграде, а в довершение всего с июня 1943 по март 1946 года возглавлял СНК РСФСР, передав этот пост будущему подельнику Кузнецова и Вознесенского по «ленинградскому делу» Михаилу Родионову (в 1947 году — 40 лет от роду).

Однако «ленинградское дело» не затронуло Косыгина, хотя подозрения у Сталина на счёт Алексея Николаевича возникали и не возникать, пожалуй, не могли. Но Косыгин всегда был чужд политиканства и интриганства. Поэтому он и остался в числе высших руководителей поздней эпохи Сталина.

Плохо с заводом № 817[126], как и раньше. Сроки срывали и срываем, а надо освоить более 1 миллиарда рублей. Надо руководство заменять. Кого поставить? Может, Бориса[127]? Он мне всегда нравился. Самостоятельный парень, его на фу-фу не возьмешь. Надо вызвать в Москву. И самому проехать по местам.

Что еще хорошо по сравнению с войной, можно отлучиться и проверить на месте самому.

Вернулся из поездки по об’ектам. На завод 817 буду назначать Бориса[128]. В целом впечатление разное. Хватает героев и честных большевиков, хватает ср…ни и шкурников. Как всегда. Сколько раз убеждался, подобрать нужных людей, это все. Хорошего человека и выматеришь, он поймет. А дурака и расстрелом не проймешь. Ему головы не жалко, и так нет. Так что зачем дураков стрелять. Стрелять надо врагов. Эти сами в тебя стреляют.

Хреновое дело барахольщики. Живем лучше, их больше. Как зажать? Тяжело.

Написал и вспомнился Шалва. Вот человек! Рыцарь. За идею пойдет хоть на смерть. Настоящий чекист. Но всех сюда не возмешь (так в тексте. — С.К.), Шалва и в Тифлисе нужен[129].

Борисов[130] через Махнева передал проэкт генерального плана развития Атомной энергии на 20 лет. На 20 лет! Вознесенский хотел передать товарищу Сталину!

Х…евы шуточки Вознесенского. Дурак. И Завенягин дурак, попался на его удочку. Не научились планировать развитие понятных отраслей, а Атом на 20 лет планируют.

Видно этому надутому дураку хотелось блеснуть перед товарищем Сталиным и мне нос утереть. Мол, Лаврентий далеко не смотрит, а у нас, товарищ Сталин всё на 20 лет распланировано. Муд. к х. ев. Когда была война, с боеприпасами не справился, пришлось и это брать на себя. И Борисов хорош. Посоветовался бы. Если бы Вознесенский на него надавил, забрал бы его полностью в Совмин. Парень подходящий, в войну с вооружением крепко помог разобраться.

Нет, Борисов нужен там, где работает. Мне своих людей в Госплане терять нельзя.

Когда был в отпуску, говорили с Кобой, что надо прекратить продажу товаров и выдачу пайков через распределители МГБ. Он согласился, написал Вячеславу и Косыгину. Косыга поручил Абакумову и Власику, а эти му…аки спустили на тормозах, предложили не прекращение, а ограничение и упорядочивание. Я вернулся, завернул это дело, все равно на Политбюро протащили. Но я это дело не оставлю. Нечего зажираться.

Коба вернулся. Говорил с Кобой, Вячеславом и Георгием по пайкам. Коба согласился, ввел в комиссию меня. Сейчас Косыгин переделывает на прекращение продажи. Но пайки Коба сказал пока оставить[131].

К концу года отменим карточки[132]. Хорошо.

Провел заседание Спецкомитета. Все считают, виден свет в конце туннеля. Но слабый свет. Плохо с заводом № 817. А там освоения более 1 миллиарда рублей. Надо ускорить, без плутония ничего не будет. Буду ставить Бориса[133]. Надо вызвать в Москву. Дела много, людей мало.

Заедаются чиновники. Этот му…ак Егоров[134] решил открепить от Кремлевки моих академиков[135], даже Игоря[136] и старика Хлопина[137]. Своих бл…дей они лечат, а кто нужен стране, нет. Хорошо, что я не пользуюсь этой конторой. Еще и залечат сволочи.

Сколько развелось сволочей. Перестрелять бы, но сволочь и муд…к, это не уголовное преступление, статьи нет. А выгнать всех к еб…ной матери не получается. Вроде был человек, работал, выдвинули, а он разложился. Тот же Егоров мой ровесник. Хреновые дела. Но своих академиков я в обиду не дам.

В разгар «атомных» работ будущая «невинная жертва сталинского террора» Егоров хотел открепить от кремлёвской поликлиники всех ведущих учёных атомной проблемы, прикреплённых к ЛСУК по указанию Л.П. Берии. Будущий фактически палач А.А. Жданова (летом 1948 года), Егоров в декабре 1947 года отказывал в квалифицированном медицинском обслуживании академикам И.В. Курчатову, С.Л. Соболеву, А.И. Алиханову, Н.Н. Семёнову, В.Г. Хлопину, членкорам И.К. Кикоину, Ю.Б. Харитону, Л.А. Арцимовичу, А.П. Александрову.

26 декабря 1947 года В.А. Махнев обратился к Л.П. Берии по вопросу о восстановлении учёных в праве пользоваться услугами ЛСУК. В тот же день Берия лично адресовался к секретарю И.В. Сталина А.Н. Поскрёбышеву с просьбой «сохранить за… учеными право пользования Кремлёвской поликлиникой».

Такое отношение к людям было для Л.П. Берии вообще характерно. В 1946 году И.В. Курчатов доложил ему о необходимости предоставления полуторамесячного отпуска для Ю.Б. Харитона в связи с ухудшением здоровья последнего. В августе 1946 года Берия дал согласие, наложив резолюцию: «Тт. Чадаеву и Бусалову. Обеспечить всем необходимым. Л. Берия. 12/VIII».

Другой пример. 18 июля 1951 года А.П. Завенягин обратился к Л.П. Берии с просьбой о предоставлении отпусков И.Е. Тамму (с 1 августа по 10 сентября) и А.Д. Сахарову (с 1 сентября по 10 октября) с правом выезда на Черноморское побережье Кавказа. Уже 23 июля Берия накладывает на за-писку Завенягина резолюцию: «Согласен. Обеспечить (подчёркнуто дважды. — С.К.) необходимым лечением».

Знал ведь опытный Лаврентий Павлович, что без такого его распоряжения двух выдающихся, но лично скромных учёных могут в отпуск-то отпустить, а вот путёвки в хороший санаторий могут и «замотать».