«Скрипач» на крыше

ФИЛОСОФИЯ УБИЙСТВА

— Все зависит от того, как себя настроишь, — объяснял Сергею Сан Саныч. — Ты вот, к примеру, читал «Угрюм-реку» писателя Шишкова?

— Кино смотрел.

— Ничего. Это вроде и в кино осталось. Там убийца был наемный по кличке Филька Шкворень… Он как говорил: если я, мол, сам кого убил, по своей воле, то это большой грех, а если по чужой воле — тьфу, пустяк! Такой грех легко отмолить можно.

— Сан Саныч… — на душе у Зимина было просто жутко, — зачем мне такую философию усваивать? Я же не собираюсь становиться наемным убийцей на всю жизнь, и речи об этом быть не может. Я должен расплатиться за машину, чтобы спасти себе жизнь, вот мое оправдание. Не убью я — значит, убьют меня… Кажется, тут все ясно.

— Ты погоди, — не унимался Сан Саныч, — вот ты мне скажи: если человека из пистолета застрелят, можно ли обвинить пистолет?

— Странный какой вопрос… Нет, разумеется, нельзя.

— Точно так же и тебя нельзя! То есть по суду-то можно, ясное дело, а перед совестью своей ты за это отвечать никак не можешь. Ты — это просто продолжение пистолета… В данном случае — винтовки. Ты — такое же оружие, только живое.

— Хитро… Только не точно.

— Почему это?

— Потому что я выполняю волю другого человека, это ладно, согласен, но винтовка-то выполняет уже мою волю!

— Нет, Сережа! Все иначе. Это вы — ты и винтовка — вдвоем выполняете волю другого человека. Если бы можно было изобрести такого робота, чтоб он на чердаке лежал и стрелял как снайпер, его судили бы? Нет! Судили бы того, кто ему такое задание дал. Так вот и ты — такой же робот, понял? Тебе это надо самому себе внушить как дважды два. Иначе…

— Иначе раздумаю?

— Нет. Иначе — не попадешь.

Сергей задумался.

— И еще одно тебе надо знать… — Сан Саныч опустил руку на плечо Сергея. — Ни кто не может погибнуть без определения оттуда, — он показал на небо, — никто. Тому, кто умирает, просто срок пришел, а ты как орудие смерти служишь, только и всего. Если хочешь, как палач. Вот, к примеру, палачи — они те же наемные убийцы, разве нет? Только палача государство нанимает, а тебя — другие структуры. Палачу какая разница? А ведь, между прочим, по закону и палача бы надо судить! А то несправедливо получается: ты человека убьешь — тебя в зону, а он тысячу убил — ему ничего! Вот видишь, Сережа, какая закавыка… Все зависит от того, с какой стороны поглядеть.

— Сан Саныч, — Сергей посмотрел собеседнику прямо в глаза, — вы много людей застрелили?

— Немало, сынок, — не смутившись и не отведя глаз в сторону, ответил Сан Саныч, — но об этом как-нибудь в другой раз. Скажу только то, что работа у меня была такая. Вроде палача… А сейчас вот что… Другие люди — вообще никто — не должны знать, как твои настоящие имя и фамилия. Отныне ты будешь Скрипач.

Через неделю после этого разговора, в третьем часу дня, Сергей Зимин лежал на чердаке одной из высоток, находившихся почти в самом центре Москвы. Сергей разместился на специальном анатомическом мате, в котором были выдавлены вмятины для колен и локтей (все подгонялось по росту). На этом мате можно было в одной позе провести хоть весь день — ни руки, ни ноги не отекали и даже не хотелось переменить положение. Рядом с Зиминым лежала винтовка «крайт». На голове Сергея была специальная повязка, закрывавшая лоб, — чтобы пот не потек в глаза и не помешал целиться. Имени своей жертвы Скрипач не знал. Ему было известно только следующее. Примерно в 14.35 из подъезда дома, который был прекрасно виден из чердачного окна, выйдет мужчина средних лет в сопровождении двух телохранителей. На всякий случай, чтобы избежать ошибок, Зимин дополнительно получит специальный знак: белая «Волга», стоящая в полусотне метров от подъезда, дважды мигнет фарами и тут же отъедет за угол. Пока мужчина будет спускаться по лестнице к стоящему у подъезда «мерседесу», Зимину нужно будет произвести выстрел в голову, причем только один раз, чтобы показать свою классность и соответственно уровень команды, заказавшей жертву. Один выстрел, оказавшийся смертельным, — это, объяснил Сан Саныч, для снайпера как знак качества, нечто крутое и фирменное. После того как мужчина упадет, Зимин должен будет оставить винтовку, спуститься вниз (по лестнице, потому что она в этом доме глухая, отдельно от лифтов, и вероятность встретиться там с жильцами крайне мала), сесть в стоящую возле подъезда зеленую «шестерку», которая по заранее утвержденному маршруту доставит его к станции метро «Рижская». На метро Зимин, соблюдая на всякий случай правила ухода от слежки, уже мог ехать куда угодно.

Беседы, проведенные Сан Санычем — их состоялось еще три, — а также специальное успокоительное средство сыграли свою роль: Зимин был абсолютно спокоен. В голове была удивительная пустота.

— Представь, что ты в тире, — говорил Сан Саныч накануне, — стреляй, как стреляешь в мишень. Это ведь и есть мишень, просто другая.

Когда на часах было ровно половина третьего, Сергей взял «крайт», раздвинул прикрепленную к нему специальную подставку-треножник и установил на ней винтовку, после чего внимательно посмотрел в оптический прицел. Расстояние до цели было не менее четырехсот метров, однако дверь подъезда в многократном увеличении занимала в оптике почти все поле зрения.

На часах было 14.37, когда дверь подъезда Начала открываться, причем очень медленно. Сергей ждал… Из подъезда, с трудом отодвигая тяжелую дверь, вышел мальчишка лет восьми. Сергей перевел дыхание… Повязка на лбу увлажнилась от пота. Еще через минуту дверь отворилась снова; на этот раз «Волга» мигнула фарами. Все. Сейчас… Как ни старался Сергей сохранить спокойствие, его сердце заколотилось… Еще бы: ведь в человеке, которого он через несколько секунд должен был убить, Зимин узнал известного политика! Его часто случалось видеть по телевизору… Интересный, видный мужчина, он даже — наряду с Филиппом Киркоровым — нравился Анне, бывшей жене Сергея. Впрочем, чтобы понять, что в данном случае ни статус человека, ни его внешность ничего не меняют, Сергею потребовалось не более секунды. Перед ним был не политический деятель, не чей-то муж, сын, отец, любовник… Перед ним была только мишень. Палец Скрипача лег на спусковой крючок.

Идя к машине, Виктор Сергеевич Боголюбский думал не о судьбах российской экономики, не о том, как при помощи транша предотвратить очередной кризис. Он не думал ни о дебатах в Госдуме и даже ни о предстоящей командировке в Нью-Йорк. У Боголюбского была серьезная проблема: обострение радикулита. Проклятый недуг достал Виктора Сергеевича вконец: сидишь на совещании в Кремле, а спина разламывается от боли. Помогает, если часто менять положение тела, но ведь на совещании не станешь вертеться в кресле… Вот и сейчас: надо было участвовать в телепередаче, причем в прямом эфире, а поясница болела так, что только лечь бы и лежать.

Боголюбский не знал, что через пару секунд проблема с радикулитом будет решена, как и все остальные, более и менее серьезные.

Скрипач на чердаке несколько раз глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух до половины и замер. Свободный ход… Черт возьми, как все-таки сильно бьется сердце… Рабочий ход… Спуск.

На чердаке раздался легкий хлопок, даже не спугнувший сидевших на крыше голубей. А там, внизу, человек, прошедший ровно половину расстояния от подъезда до машины, внезапно резко запрокинул голову и отшатнулся. Телохранители тут же подхватили его на руки…

Когда Зимин спускался вниз, у него слегка дрожали ноги… На лестнице он не встретил ни единого человека. Водитель «шестерки», веселый парень лет тридцати, как показалось Сергею, и понятия не имел, кого везет и откуда. Позже это предположение подтвердилось: по словам Сан Саныча, водитель был абсолютно случайным человеком. Он явно пытался подражать блатным: на шее имел толстую цепочку (серебряную, на золотую, видно, не хватило денег), на пальце — серебряную же печатку, и даже в разговоре по возможности употреблял жаргонные слова. Да и круг его интересов явно сводился к одному…

— Говорят, вчера в Сокольниках разборка была, — оживленно тараторил он, — братаны аж минут десять друг в друга шмаляли! Ментов тоже замочили… Двоих, кажется.

— Видишь, как оно бывает, — только и нашелся сказать Зимин.

— Да, вот так… А киллеров-то сколько развелось, жуть! В подъездах людей валят чуть ли не каждый день… Взрывают тачки. А из «оптики» больше не стреляют…

— Что так? — с интересом спросил Сергей.

— Да не модно это уже… И снайперов настоящих нету. Где их взять? Армии нету у нас, а значит, и снайперов нету. Сейчас такие голимые снайперы — и за десять шагов небось не попадут!

— Ну, это ты загнул… — задумчиво протянул Скрипач, глядя на шумную, разноцветную людскую реку, разливавшуюся за окнами машины.

Как только он вошел в свою квартиру, зазвонил телефон.

— Все хорошо, сынок, — раздалось в трубке, — ты просто молодчина.

— Ну и сюрприз вы мне устроили… — вырвалось у Сергея.

— А, ты про это… — подхватил Сан Саныч, — иначе было никак нельзя. Сам понимаешь… Мало ли.

— Да понимаю…

— Значит, завтра мы с тобой как всегда, в то же время. Там все и будет. Давай, до завтра.

— До завтра…

На следующий день в тире Сан Саныч лично передал Зимину сверток с деньгами.

— Ладно, Сан Саныч… — сказал Зимин, толкнув старика в бок, — давайте мне пять тысяч. А десять вы тем бандитам сами отдадите. Вы же их знаете, правда? Вы же меня именно для этого готовили… что я вчера сделал. Я поэтому один и занимался, поэтому даже моего лица не видел никто. Ну, слабо признаться? Как это вы говорите — «кишка тонка»?

— Решил начистоту? — без всякого смущения буркнул Сан Саныч. — Ладно, давай. Как ты, так и я. Вот тебе, — он развернул сверток и отсчитал стопку банкнот, — вот тебе десять.

— А бандиты как же?

— А бандитам пяти хватит… Там ремонта на самом деле не больше чем на три, а две им — за работу, сам понимаешь. Они же работали, время свое тратили. Рисковали — и там, на дороге, когда авария случилась, да и в квартире у тебя. Вдруг бы тебя переклинило и ты одному из них в пузо кухонный ножик засадил? Всяко бывает. У бандитов работа опасная.

— Ну… — Зимин только рот раскрыл, — ну вы… Ну ты даешь, старый волчара.