Император Николай II был последним государем династии Романовых. Ему довелось управлять страной в трудные времена. Взойдя на трон, он оказался заложником политических традиций и устаревшей структуры власти, которые оберегал его отец Александр III. Воспитанный в духе самодержавных принципов, он считал своим долгом перед династией и государством сохранять государственный строй в том виде, в каком он существовал последние сто лет. В письме своему премьер-министру П. А. Столыпину в 1907 г. Николай отмечал: «Я имею всегда одну цель перед собой: благо Родины; перед этим меркнут в моих глазах мелочные чувства отдельных личностей». А заполняя анкету проводившейся в конце XIX в. переписи населения России, в графе «род занятий» он написал: «Хозяин земли русской». С такими представлениями о роли главы государства, которые более соответствовали позднему Средневековью, нежели рубежу Нового и Новейшего времени мировой истории, у царя не было будущего. Но, к сожалению, ни сам Николай II, ни его окружение не хотели этого понимать, невольно подталкивая страну к кровавой буре революции.
Николай с детства любил читать биографии великих правителей и полководцев прошлого, сравнивая себя с ними. Идеалом для него были царь Алексей Михайлович, второй государь из династии Романовых, и отец, Александр III, но Николай не обладал силой характера ни одного из них. По душевному складу император напоминал скорее своего двоюродного прадеда Александра I, и при других обстоятельствах предпочел бы жизнь частного человека, предоставив другим возможность нести бремя ответственности, которую налагает право носить шапку Мономаха и императорскую мантию. Власть была для него крестом и тяжкой обязанностью, возложенной на него судьбой. Он искренне считал, что его задача – сохранить империю такой, какой ему ее оставил отец. После воцарения Николай заявил своим сановникам и придворным: «Да поможет мне Господь служить горячо любимой Родине так же, как служил ей мой покойный отец, и вести ее по указанному им светлому и лучезарному пути». Конечно, Николай II не мог знать, что его восшествие на трон обернется трагедией для страны, для династии Романовых и для него лично. Он был далеко не самым плохим человеком из тех, кто когда-либо восседал на русском царском престоле, но для того, чтобы эффективного управлять огромной империей на рубеже XIX-XX вв., одного этого было явно недостаточно. Время требовало других личностных качеств, нежели те, которыми был наделен последний русский император.
Николай Александрович родился 6 мая 1868 г. Он был старшим ребенком в семье тогда еще наследника-цесаревича Александра Александровича (будущего императора Александра III) и его супруги великой княгини Марии Федоровны (до замужества – датской принцессы Дагмары).
В детстве Николай получил строгое воспитание. В семье Александра III царил патриархальный порядок с беспрекословным подчинением детей родителям. Весь день был расписан буквально по минутам. Никакого излишнего баловства и роскоши в быту не допускалось. Маленькие великие князья спали на жестких солдатских койках под грубыми шерстяными одеялами, утром мылись холодной водой, а на завтрак получали только овсянку. За вторым завтраком им разрешали сидеть за родительским столом, но еду им подавали последним, а уходить из-за стола они должны были одновременно с отцом, который ел быстро. Поэтому в детстве Николай всегда испытывал легкое чувство голода.
Немного более свободно Николай Александрович чувствовал себя в гостях у деда и бабушки в Дании, куда с двухлетнего возраста почти ежегодно приезжал летом с родителями. Здесь он встречался с другими внуками датской королевской четы: английскими и греческими принцами и принцессами. Маленький Николай оставил следующее описание своего обычного дня на отдыхе: «Встаем позже, чем в Петергофе, в четверть восьмого; в восемь пьем кофе у себя; затем берем первый урок; в половине десятого идем в комнату тети Аликс, и здесь все семейство кушает утренний завтрак; от 10 до 11 – наш второй урок; иногда от 11 – половины двенадцатого имеем урок датского языка; третий урок – от половины двенадцатого до половины первого; в час все завтракают; в три – гуляют, ездят в коляске, а мы пятеро, три английских, одна греческая двоюродные сестры и я, катаемся на маленьком пони; в шесть обедаем в большой средней зале, после обеда начинается страшная возня, в половине десятого мы в постели. Вот и весь день». Многие ли из современных детей обрадовались бы таким каникулам?
В Петербурге с осени до весны наследник был загружен более основательно разными полезными занятиями. До девяти лет его воспитанием занимались няни и гувернантки, основы религиозного знания преподавал протоиерей И. Л. Янышев, профессор богословия и глава придворного духовенства. Николай также обучался чтению, письму, арифметике, основам истории и географии.
В девятилетнем возрасте цесаревич перешел под присмотр дядьки – генерала Григория Даниловича. Он составил двенадцатилетнюю программу образования Николая Александровича. За первые восемь лет наследник должен был пройти усложненный курс гимназии. Учился он недурно, показывая неплохое усердие и способности. Особенно хорошо Николаю давались языки. Неслучайно его любимым наставником стал учитель английского языка У. Хетс, человек интеллигентный и обаятельный. Наследник хорошо владел немецким, английским и французским языками, немного хуже знал датский. Николай, в отличие от своих предшественников, очень грамотно писал по-русски. Он учился также игре на фортепьяно и рисованию; обязательными были занятия гимнастикой и верховой ездой.
Со времен ученичества до конца жизни Николай вел дневник, считая это своей обязанностью. Он аккуратно записывал события прошедшего дня, даже находясь в своей последней ссылке в Екатеринбурге.
В 1885 г. программа среднего образования была завершена. Наследник перешел к изучению курсов высшего уровня по программам Академии Генерального штаба и юридического и экономического факультетов университета. Этот этап обучения продолжался еще пять лет. В это время образованием цесаревича руководил уже К. П. Победоносцев, читавший ему законоведение, государственное, гражданское и уголовное право. В мае 1890 г. Николай Александрович сдал итоговый экзамен и с облегчением записал в своем дневнике: «Сегодня окончательно и навсегда прекратил свои занятия».
Параллельно с получением образования Николай «делал» военную карьеру. В семилетнем возрасте цесаревича записали в лейб-гвардии Эриванский полк, в котором за пять лет «службы» он дошел до чина поручика. 6 мая 1884 г., в день своего совершеннолетия, в Большой церкви Зимнего дворца, а потом в Георгиевском зале в присутствии всех сановников империи и придворных цесаревич принес воинскую присягу под штандартом лейб-гвардии Атаманского полка и вступил в действительную службу. Через 8 лет он получил звание гвардейского полковника, в котором оставался до самого своего отречения от престола в 1917 г. Самым высоким воинским званием Николая II стал чин фельдмаршала британской армии, которого его удостоил двоюродный брат, король Великобритании Георг V в 1915 г. во время Первой мировой войны.
Николай любил военную службу и все, что с ней связано: маневры, парады, смотры. В этом он не отличался от других мужчин дома Романовых. Действительную службу цесаревич проходил в Преображенском и Гусарском гвардейских полках. Свои впечатления от нее он излагал матери в письме из Красного Села, где Преображенский полк находился в летнем лагере: «Я счастлив и могу сказать, что живу одной жизнью с армией и с каждым днем все больше и больше привыкаю к лагерной жизни. Каждый день нас муштруют дважды – это либо стрельба по мишеням утром и батальонные учения вечером... Мы завтракаем в 12 дня и обедаем в 8 вечера, мертвый час и чай между ними... Обедаем мы весело, кормят нас хорошо. После еды... офицеры играют в бильярд, кегли, карты, домино». В свою очередь о службе цесаревича благожелательно отзывался его командир – двоюродный дядя великий князь Константин Константинович: «Ники держит себя в полку с удивительной ровностью; ни один офицер не может похвастаться, что был приближен к цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его».
Николай умел быть хорошим товарищем и пользовался большой популярностью среди офицеров полков, в которых служил. Но выше этой дружбы он ставил семейные отношения. Александр III и Мария Федоровна любили и ценили всех своих детей, однако Николай не мог не замечать, что, хотя цесаревичем является он, родители отдают предпочтение брату Михаилу. Более того, отец считал, что его старший сын – недостаточно глубокий и серьезный человек. Способности к иностранным языкам еще не делают человека хорошим политиком. Того же мнения придерживался и Победоносцев, отмечавший, что, когда на занятиях по праву разговор заходил о том, как функционирует государство, наследник «с превеликим тщанием начинал ковырять в носу». Когда С. Ю. Витте предложил назначить двадцатичетырехлетнего Николая председателем Комитета по строительству Транссибирской дороги (для формирования его личности как будущего главы государства), Александр III очень сильно удивился: «Да ведь он – совсем мальчик, у него совсем детские суждения. Как он может быть председателем комитета?» В то же время Николай хорошо помнил, как его суровый отец поздно вечером потихоньку от матери, строгой ревнительницы придворного этикета, пробирался в детскую, чтобы приласкать своего первенца перед сном. Для него Александр III всегда оставался примером «несравненного отца», «дорогим Папа» (с ударением на втором слоге. – Л. С.). Не отличавшегося особой чувствительностью Николая потрясла его смерть и он всякий раз плакал, вспоминая это печальное событие. В октябре 1895 г. он упоминал в письме к матери: «Вчера на прогулке вместе с дядей Сергеем мы только и разговаривали о Ливадии и вспоминали все наши надежды и отчаяния с мельчайшими подробностями, я не мог удержаться от слез, сразу начинавших душить меня!»
С таким же пиететом относился Николай Александрович и к Марии Федоровне. Императрица была хорошей матерью, заботившейся обо всех своих детях и искренне гордившейся ими. Но в силу обстоятельств другими детьми ей приходилось заниматься больше, чем старшим сыном. Сначала предметом ее тревог была Ксения, сильно пострадавшая во время аварии царского поезда. Потом несколько лет подряд ей пришлось заниматься Георгием (наследником престола при молодом Николае), который медленно умирал от чахотки. Ее любимцем, как и у отца, стал младший сын Михаил. Он единственный из братьев и сестер был избалован родительской любовью и вниманием в детстве и, став взрослым, вел рассеянный образ жизни. Безделье и кутежи Михаила ставили под удар престиж династии, ведь после смерти Георгия именно в течение пяти лет, с 1899 по 1904 г., он считался наследником-цесаревичем. Мать разочаровала, но не оттолкнула от младшего сына его женитьба на дважды разведенной женщине сомнительных нравственных качеств и низкого происхождения – Наталье Сергеевне Шереметевской (по первому мужу Мамонтовой, по второму Вульферт; войдя в семью Романовых, она получила новый титул и фамилию, став графиней Брасовой). За глаза многие родственники называли вдовую императрицу «гневной»: она, как и ее муж, не терпела нарушений порядка семейной жизни, но со временем ей пришлось научиться смиряться с обстоятельствами.
В детстве и ранней молодости как раз Николай беспокоил ее меньше других детей. Он относился к ней с неизменным обожанием. В его письмах к ней обычными были обороты, исполненные искренней любви и глубокой нежности: «моя дорогая душка – Мама» (с ударением на втором слоге. – Л. С.) «навеки любящий тебя твой Ники». Сама же Мария Федоровна относилась к старшему сыну скорее с ровной симпатией. Но с годами, когда на его голову стали сыпаться все новые и новые беды, она прониклась к нему сочувствием и всегда старалась его поддержать и помочь ему. Но их полному сближению нередко мешали обстоятельства и люди. Мария Федоровна не любила свою невестку, жену Николая, и осуждала отношения семьи сына с Григорием Распутиным. Николай Александрович не хотел обсуждать эти темы с матерью, и ей приходилось дипломатично избегать их по мере возможности. Материнское сердце уже тогда, вероятно, чувствовало беду. До конца жизни ей пришлось оплакивать страшную судьбу сыновей Николая и Михаила, невестки Александры (Алисы) и пятерых внуков.
Так получилось, что своих русских дедушку и бабушку Николай знал хуже, чем старших родственников с датской стороны. Императрица-бабушка Мария Александровна все время болела и почти не покидала своих покоев. У дедушки Александра II была вторая семья и маленькие дети, о которых он заботился больше, чем о внуках. Большое впечатление на тринадцатилетнего Николая произвела смерть деда. Юного великого князя привели в комнату, где император, с оторванными ногами и изуродованным лицом, смертельно раненный бомбой, брошенной террористами, безучастно лежал на своей походной кровати. Николай был свидетелем страшного горя отца, которое тот пытался в ту ночь заглушить большим количеством вина. Со временем эти жуткие сцены потускнели в его памяти, но тем не менее он навсегда запомнил, какие опасности таит в себе «должность» императора.
Ранняя молодость Николая, тот короткий промежуток между окончанием образования и восшествием на престол, стала самым лучшим, самым счастливым временем его жизни.
В возрасте двадцати одного года цесаревич, по мнению окружающих, был весьма обаятельным и приятным молодым человеком. Среднего роста (около 170 сантиметров), стройный, спортивный, с некрупными чертами лица и доставшимся от матери живым, выразительным взглядом небольших, но красивых глаз, он излучал доброту и дружелюбие. Николай отличался изяществом и ловкостью, хорошо танцевал, прекрасно держался в седле и стрелял. От отца он унаследовал любовь к охоте, морским прогулкам и другим развлечениям на природе. По-английски наследник престола говорил так хорошо, что однажды обманул профессора Оксфорда, выдав себя за студента-англичанина.
В то время отец не слишком нагружал его государственными обязанностями. Александру III было только 45 лет, и он считал, что у сына есть еще 20-30 лет, чтобы приготовиться к выполнению обязанностей императора. На заседаниях Государственного совета, членом которого он был назначен, Николай откровенно скучал и ждал любой возможности, чтобы покинуть это собрание.
Нудным занятиям политикой цесаревич предпочитал развлечения, доступные человеку его возраста и положения. Зимой во второй половине дня он катался на коньках с сестрой Ксенией и теткой Эллой. Вечером обедал с друзьями в ресторанах, пил чай у многочисленных родственников, ездил в театры и на балы.
Зимний сезон был полон удовольствий. Два-три раза в неделю – балы; в остальное время театр. В иные дни Николай присутствовал на двух представлениях. Как и родители, он больше любил музыкальный театр – оперу и балет. Зимой 1890 г. он восхищался новым балетом П. И. Чайковского «Спящая красавица». Цесаревич присутствовал на генеральной репетиции и двух представлениях этого спектакля в Мариинском театре.
Сезон веселья заканчивался в Великий пост. В эти дни императорская семья не появлялась на публике, коротая вечера дома за карточной игрой и чаепитием. Но наследник не отказывал себе в эстетических удовольствиях. В 1892 г. ему помогало в этом новое изобретение – телефон. С аппарата, находившегося в его комнате, он мог позвонить в оперу и через трубку, установленную возле сцены, слушать любимую «Пиковую даму». А днем они с отцом ездили на охоту, в окрестности столицы, стрелять на болотах зайцев.
Весной 1890 г. Николай встретил свою первую любовь – балерину Матильду Кшесинскую. Семнадцатилетняя Кшесинская, маленького роста, с великолепной фигурой и темными волосами, живая и веселая, была лучшей танцовщицей выпускного класса балетной школы Мариинского театра. На последнем спектакле выпускников присутствовала вся царская семья, покровительствовавшая императорскому балету.
После представления Кшесинскую представили императору. Во время традиционного ужина с выпускницами Александр III сначала сел рядом с ней, а потом пересел поближе к императрице, уступив свое место цесаревичу. Николай очень понравился Матильде, и она постаралась произвести на него впечатление. В своих мемуарах она позже так описала то, что произошло в тот вечер: «В наших сердцах родилось притяжение, неодолимо толкавшее нас друг к другу». Но в дневнике Николая по этому же поводу отмечено только: «Ужинал с выпускниками».
Кшесинская старалась делать все для того, чтобы цесаревич не забыл о ней. Она знала, что Николай с сестрой Ксенией любят стоять на балконе Аничкова дворца и разглядывать прохожих, прогуливавшихся по Невскому проспекту. Кшесинская стала ходить мимо каждый день. Летом ей выпал случай приблизиться к предмету своей симпатии. Ее труппа давала представления в летнем театре Красного Села, где стоял полк, в котором Николай проходил военную службу. Офицеры приходили на представления с Кшесинской ежедневно. Но дальше милого общения и флирта в то лето дело не зашло.
Молодые люди не виделись после этого целый год. В октябре 1890 г. цесаревич с братом Георгием отправились в десятимесячное плавание. Их корабль по Средиземному морю и Суэцкому каналу достиг Индии и Японии. Никогда еще наследник русского престола не совершал столь длительного путешествия, посещая незнакомые экзотические страны. Императорская семья решилась на это в надежде на исцеление в жарком морском климате великого князя Георгия, больного туберкулезом. А Николай должен был приобрести дипломатический опыт, завязать важные политические связи и избавиться от влюбленности в Матильду Кшесинскую. Цесаревичу следовало думать о заключении выгодного династического брака, а не о развлечениях с хорошенькой и доступной танцовщицей, заинтересованной в связи с ним, чтобы сделать хорошую карьеру и обеспечить себя материально.
Но Николай делил свою привязанность между балериной и принцессой. В 1884 г. шестнадцатилетний цесаревич впервые увидел красивую двенадцатилетнюю Алису Гессен-Дармштадтскую, дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и принцессы Алисы, внучку английской королевы Виктории. Девочка приехала на бракосочетание своей старшей сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны (Эллы, как ее звали домашние), и великого князя Сергея Александровича, брата императора Александра III. Высокая, светловолосая сероглазая принцесса уже тогда произвела на юного Николая большое впечатление.
Во второй раз он увидел Алису (по-домашнему Аликс) через пять лет, в 1889 г., когда она приехала к сестре в гости в Петербург. Николай любил заходить в госте к молодой тетушке Элле – веселой и общительной особе. Они вместе ходили на каток и играли в любительских спектаклях, но пока у нее гостила Аликс, его визиты были почти ежедневными. Николай влюбился, но его родители и слушать не хотели о браке с Гессенской принцессой. Ее герцогство было слишком бедным и незначительным в политическом отношении. К тому же Алиса и так состояла в родстве с императорской династией Романовых через королеву Викторию и императрицу Марию Федоровну (Дагмару). Этот брачный союз не был выгодным для наследника русского престола.
Николая отправили в полукругосветный вояж, чтобы из его сердца выветрились обе влюбленности. Но поездка не принесла желаемых результатов. Николай покинул Петербург в мрачном настроении. Оно немного рассеялось, когда в Афинах они с Георгием встретили своего кузена греческого принца Георга. Втроем в сопровождении нескольких русских дворян аристократических фамилий они поднялись на борт броненосца «Память Азова» и отплыли в Египет.
Эта древняя страна, ее история и природа не произвели на цесаревича и его братьев особого впечатления. Больше всего им понравились арабские девушки, исполнявшие танец живота в гораздо более откровенных костюмах, чем классические балерины в Мариинке.
Индия встретила принцев жарой и скукой восточного образа жизни. Здесь им пришлось расстаться с Георгием. Тропический климат только ухудшил его здоровье, и родители велели ему вернуться в Россию и отправиться на привычные черноморские курорты.
Николай с кузеном Георгом поплыли дальше, посещая по дороге страны Юго-Восточной Азии, пока не прибыли в Японию. В небольшом городке Оцу, недалеко от Киото, будущий русский император едва не лишился жизни. Японский офицер нанес ему удар мечом по голове, но рана оказалась неглубокой, так как принц Георг успел подставить под клинок свою трость. Причину нападения скрыли. В обществе ходили две версии случившегося: цесаревича ударил полицейский, так как выпивший Николай некорректно вел себя в японском храме, или на него напал самурай, жене которого молодой повеса оказывал нескромные знаки внимания. После этого инцидента у Николая Александровича остался скрытый волосами шрам, иногда вызывавший приступы головной боли. Александр III распорядился, чтобы наследник немедленно возвращался домой. Николай до конца жизни сохранил эмоциональную неприязнь к Японии и японцам, которых в разговорах и своем дневнике неоднократно называл «макаками».
Арабские и индийские танцовщицы, гейши и жены самураев не смогли заставить Николая забыть Матильду Кшесинскую. По возвращении в Петербург он возобновил с ней знакомство. Сначала влюбленные встречались тайно, в карете на невских набережных. Потом Николай стал открыто заезжать в гости к Матильде, в дом ее родителей. Обычно его сопровождали молодые двоюродные братья – великие князья Михайловичи: Сергей, Георгий и Александр (Сандро). По воскресеньям молодые люди флиртовали друг с другом на бегах. Кшесинская всегда выбирала себе место напротив ложи императорской семьи и оттуда подавала тайные знаки Николаю, а он тайно посылал ей букет через своих товарищей по гвардейскому полку.
Летом 1892 г. Николай и Кшесинская стали любовниками. Цесаревич подарил Матильде золотой браслет, усыпанный драгоценными камнями. Они виделись почти каждый вечер. Наследник престола на собственной тройке заезжал за балериной после ее выступлений в летнем красносельском театре, и они катались по темным аллеям.
В конце лета Николай снял для Кшесинской двухэтажный особняк в Петербурге. К новоселью он подарил ей сервиз из восьми золотых водочных стопок, украшенных драгоценными камнями. Кшесинская понимала, что цесаревич никогда на ней не женится, но ее устраивала такая комфортная безбедная жизнь, дававшая возможность свободно общаться с молодыми аристократами из его окружения и открывавшая перед ней двери лучших театров.
Конечно, связь с цесаревичем облегчила Матильде Кшесинской вхождение в элиту русского балета, но при этом она была действительно талантливой танцовщицей, одной из лучших в свое время. Ее имя справедливо стоит в одном ряду с именами Анны Павловой и Тамары Карсавиной.
Кшесинская не была хладнокровной кокеткой. Хотя Николай никогда не скрывал от нее интереса к принцессе Алисе Гессенской, его расставание с Матильдой из-за невесты стало для балерины серьезным ударом. Они простились в конце 1894 г., встретившись на одном из загородных шоссе под Петербургом. Она была в карете, он – верхом. Последующие несколько месяцев она пребывала в состоянии глубокой депрессии, так как потеряла «своего Ники». Знаменитый балетмейстер Мариус Петипа утешал ее тем, что любовные страдания полезны для больших артистов в эмоциональном отношении.
Через некоторое время Кшесинская утешилась в обществе великого князя Сергея Михайловича. Новый покровитель купил ей дачу на Балтийском взморье. Позже она сошлась с другим кузеном Николая – великим князем Андреем Владимировичем. Он был моложе ее на семь лет, но их союз оказался прочным. Они вместе уехали путешествовать по Италии и югу Франции. В 1902 г. у них родился сын, после революции они покинули Россию, а в 1921 г. Кшесинская и Андрей Владимирович поженились и жили в Каннах, во Франции. Судьба Матильды сложилась более благополучно, чем у ее венценосного возлюбленного.
Цесаревич Николай Александрович расстался с Матильдой Кшесинской ради воплощения своей многолетней мечты – женитьбы на принцессе Алисе (Аликс) Гессенской. Возможно, он пошел на связь с балериной, потому что эта мечта казалась ему утопической. Родители наследника были настроены против брака с германской принцессой, так как оба были в политике германофобами (Германия наряду с Японией рассматривалась тогда русской дипломатией как один из потенциальных врагов России в возможных будущих военных конфликтах). Да и сама Алиса, несмотря на то что была родственницей царской семьи, не нравилась Александру III и его супруге.
В 1892 г., еще до сближения с Кшесинской, Николай писал в своем дневнике: «Я мечтаю когда-нибудь жениться на Аликс Г. Я люблю ее давно, но особенно глубоко и сильно с 1889 года, когда она провела 6 недель в Санкт-Петербурге. Все это долгое время я не верил своему чувству, не верил, что моя заветная мечта может сбыться». Чувства наследника к Алисе Гессенской не разделяли ни его семья, ни высшее общество. На светский бомонд младшая сестра великой княгини Елизаветы Федоровны произвела дурное впечатление: плохо одета, неуклюжа, слишком нервная, робкая и в то же время чересчур честолюбивая. Она не умела хорошо танцевать, а по-французски говорила с ужасными ошибками.
Александр III и Мария Федоровна хорошей партией для старшего сына считали высокую темноволосую красавицу – дочь графа Парижского Елену. Хотя Франция была республикой, но считалась союзницей России, а граф Парижский, пользовавшийся симпатиями многих французов, – главным претендентом на французский престол в случае очередного восстановления монархии и.
Императрица в разговорах с сыном о возможной женитьбе неоднократно упоминала имя Елены. Николай не находил достойного повода отказаться от этой партии, но его невольно выручила сама невеста. Она не захотела менять католическую веру на православную, сделав тем самым невозможным свой брачный союз с будущим русским царем. Александр III был огорчен, но вскоре предложил наследнику принцессу Маргариту Прусскую, очень худую некрасивую девицу. Тут уж Николай воспротивился самым решительным образом и пригрозил постричься в монахи, если родители будут настаивать на этой женитьбе. Назревал семейный скандал, однако Маргарита тоже отказалась принимать православие и тем самым спасла мир в семье Романовых. Николай стал заводить разговоры об Алисе, но тут уже родители выразили уверенность, что она также не захочет менять религию ради замужества. Цесаревич же утверждал, что в случае ее отказа вообще никогда ни на ком не женится.
Пока Александр III чувствовал себя относительно здоровым, он не обращал внимания на капризы Николая, считая, что со временем тот успокоится и выберет подходящую супругу. Но зимой 1894 г. император простудился, его стали сильно беспокоить почки, и он всерьез задумался о женитьбе наследника. Николай, по представлениям того времени, был еще слишком молод для монарха (ему только исполнилось 26 лет). Брак и рождение собственного ребенка, особенно мальчика, должны были придать ему солидности и укрепить престиж династии. Николай не хотел думать ни о ком, кроме Алисы Гессенской, и императору с императрицей пришлось смириться. Ему разрешили сделать предложение Аликс – он все-таки добился своего. 1894 год оказался знаменательным для Николая: он стал императором, потерял отца и женился на любимой девушке. Одновременно цесаревич обрел трон и собственную семью.
Супруга. Итак, женой Николая II, несмотря на общее недовольство, стала немецкая принцесса Алиса, получившая в православном крещении имя и титул великой княгини Александры Федоровны.
Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса, принцесса Гессен-Дармштадтская, родилась 6 июня 1872 г. в старинном немецком городе Дармштадте. Она была дочерью великого герцога Луи Гессенского и принцессы Алисы Английской, третьей из девяти детей знаменитой королевы Виктории, бабушки всей Европы. На немецкий манер и Алису-старшую, и Алису-младшую называли «Аликс». Это домашнее имя будущая русская императрица сохранила до конца жизни.
В детстве родители называли Алису ласковым английским прозвищем «Санни» («Солнышко»). Она была «приятным веселым маленьким карапузом, всегда смеющимся и с ямочкой на одной щеке», как описывала ее мать в послании королеве Виктории. Крестными отцами принцессы стали два ее родственника: будущий русский император Александр III и будущий английский король Эдуард VII.
Рождение Алисы совпало с тяжелым периодом в жизни Гессена. Это маленькое герцогство не хотело входить в создаваемую прусским королем объединенную Германскую империю, но, проиграв в союзе с Австрией войну против Пруссии, вынуждено было подчиниться более сильному соседу. Герцогская семья ненавидела Пруссию и правящую Германией династию Гогенцоллернов. Это чувство будет испытывать и Алиса, уже став русской императрицей.
Гессенских принцев и принцесс воспитывали строго. Их комнаты, большие и светлые, были обставлены без излишней роскоши. Основную пишу девочек составляли рисовый пудинг и сушеные яблоки. Это позволяло сохранять хорошее пищеварение и стройность фигуры. За Алисой присматривала английская гувернантка мисс Орчард, которая во всем любила порядок и точность. Каждый день был организован в соответствии со строгим распорядком. Это пристрастие заранее расписывать все важные дела и занятия Алиса сохранила на всю жизнь, а мисс Орчард привезла с собой в Россию, чтобы та воспитывала уже ее детей.
Летом герцогская семья отдыхала за городом, в охотничьем домике в местечке Вольфсгартен. Там дети целыми днями играли в саду, на природе. Каждый год герцоги Гессенские посещали Англию, где гостили у королевы Виктории в Виндзорском замке под Лондоном, в Балморале в Шотландии или в приморском поместье в Осборне. Аликс очень любила бывать у бабушки, ей нравилась Англия и все английское, а родной Гессен казался слишком маленьким и бедным.
В 1878 г. в герцогской семье случилось большое несчастье. Захватившая Дармштадт эпидемия дифтерии проникла и сквозь толстые дворцовые стены. Заболели все, кроме одного из сыновей герцога Луи. Немецкие доктора не могли справиться с болезнью, и королева Виктория послала в Гессен своего личного врача. Но все усилия оказались напрасны. Медики не смогли спасти герцогиню Алису и четырехлетнюю принцессу Мэй.
Смерть 35-летней матери тяжело отразилась на шестилетней Аликс. Из веселой отзывчивой девочки она превратилась в робкую, замкнутую и излишне чувствительную. Аликс стеснялась и сторонилась чужих людей, предпочитая проводить время в кругу семьи, где все относились к ней с любовью и сочувствием.
После смерти дочери королева Виктория прониклась особым сочувствием к своему зятю Луи, который тяжело переживал смерть жены. Она взяла на себя заботу о воспитании младшей внучки Аликс, ставшей любимицей старой королевы. Английские учителя и гувернеры, приставленные к юной принцессе, должны были информировать Викторию обо всех ее успехах и проблемах и получать в ответ подробные инструкции венценосной бабушки.
Аликс была от природы одарена умственными и художественными способностями. В отличие от своего будущего мужа Ники, она училась с интересом и удовольствием. К пятнадцати годам она уже неплохо разбиралась в истории и географии, английской и немецкой литературе. Одна из ее учительниц, Маргарет Джексон, привила ей любовь к политике. Аликс не без основания считала, что занятия политикой не являются исключительной прерогативой мужчин. Ее идеалами женщин-политиков были бабушка Виктория, считавшаяся одним из самых авторитетных монархов Европы, и великая русская императрица Екатерина II, кстати, тоже бывшая немецкая принцесса из захолустного княжества.
Большое впечатление на двенадцатилетнюю Аликс произвела поездка в Россию на бракосочетание старшей сестры Эллы с великим князем Сергеем Александровичем. После маленького скромного Дармштадта Петербург поразил ее своими масштабами и роскошью. Там в дни торжеств она познакомилась с шестнадцатилетним цесаревичем Николаем – приятным, добродушным юношей, который ей сразу понравился. Николай также проникся к ней симпатией и даже попытался подарить в знак внимания маленькую брошь. Но робкую принцессу испугал и смутил этот неожиданный подарок, и она тут же вернула его обратно. Николай очень обиделся и передарил брошку своей сестре Ксении, которая, не зная об этой истории, с радостью приняла украшение.
С Николаем и Петербургом Аликс встретилась через пять лет, приехав зимой 1889 г. в гости к Элле. Семнадцатилетняя девушка и молодой человек 21 года заново познакомились и влюбились друг в друга. В этот раз по настоянию Николая в Александровском дворце Царского Села в честь Аликс устроили специальное чаепитие с танцами.
Через год летом юная немецкая принцесса вновь приехала в Россию. На этот раз она увидела Москву и жила в Ильинском – подмосковном имении великого князя Сергея Александровича, где впервые познакомилась с русским деревенским бытом и накупила на местной ярмарке в качестве подарков для родственников деревянных расписных игрушек и пряников.
С Николаем они не увиделись: тот был в длительном заграничном путешествии. Но Аликс уже тогда была уверена, что любит Ники и что он любит ее. Обычно мягкий и послушный родительской воле, Николай в отношении Алисы проявил твердость и настойчивость, на его преданность она могла положиться.
Единственное, что могло стать препятствием к соединению их сердец, – религия. В шестнадцать лет, после конфирмации, Аликс стала убежденной протестанткой. Чтобы вступить в брак с Николаем, она должна была отказаться от своей религии и принять православие. Это обстоятельство вызывало сомнения как у нее, так и у родителей Николая – русской императорской четы.
У Аликс был шанс решить эту проблему по-другому: она могла остаться протестанткой и стать женой одного из самых перспективных принцев Европы. В 1889 г. к ней посватался Альберт-Виктор – старший сын принца Уэльского и следующий после него кандидат на британский королевский трон. В семье его называли именем Эдди. Этот брак одобряла сама королева Виктория, но Аликс отказалась стать невестой принца. Она сказала, что не любит его, поэтому они будут несчастливы в семейной жизни. Все удивлялись, что совсем юная девушка так тверда в своем решении и ее совсем не прельщает возможность занять самое высокое положение в обществе. Тогда Аликс не могла знать, что Эдди в 1892 г. неожиданно умрет в возрасте 28 лет, и, выйдя за него замуж, она стала бы молодой вдовой, а не будущей королевой Англии (вместо Альберта-Виктора королем стал его младший брат Георг, супруга которого Мария сделалась королевой). Ее сердце уже принадлежало Николаю, которого, как известно, тоже ждал императорский трон.
Мечты Аликс осуществились в 1894 г. Весной состоялась свадьба ее старшего брата Эрнеста, унаследовавшего титул великого герцога Гессен-Дармштадтского. Церемония прошла в Кобурге, и на ней присутствовали сама 75-летняя королева Виктория со старшим сыном Эдуардом, принцем Уэльским, и приехавшим из Берлина 35-летним внуком – кайзером Вильгельмом II, которого гессенские родственники называли просто «кузен Вилли».
Россию в Кобурге представлял цесаревич Николай, вырвавший у больного отца разрешение сделать предложение принцессе Аликс. Он приехал в сопровождении трех дядюшек – великих князей Сергея, Владимира и Павла и их жен.
Они прибыли в Кобург поездом. На вокзале их встречала Аликс. Вечером состоялся семейный обед, а потом все ходили в оперетту. Николай еле дождался следующего утра. После завтрака он поехал к Аликс и сделал ей предложение.
Против своего ожидания, цесаревич не получил положительного ответа. Он записал в дневнике: «Что сегодня за день! После кофе, в 10 часов, я пошел с тетей Эллой к Аликс. Она замечательно похорошела, но выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоем, и тогда между нами начался тот разговор, которого я давно и сильно желал и, вместе, очень боялся. Говорили до 12-ти часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Расстались более спокойно».
На такой исход и рассчитывали родители Николая, когда давали согласие на поездку сына. Однако сторону цесаревича приняли все его могущественные родственники, присутствовавшие на свадьбе гессенского герцога. Королева Виктория стала убеждать внучку, что православие якобы не так уж отличается от протестантизма. «Кузен Вилли» также горячо поддержал сватовство Николая: как кайзер Германии он был заинтересован в том, чтобы немецкая принцесса вышла замуж за наследника русского престола. Наиболее сильным было влияние старшей сестры Аликс – Эллы. Она вышла замуж не за цесаревича, а за великого князя Сергея Александровича, поэтому перемены вероисповедания от нее не требовали в категорической форме, но она сама приняла православие и поменяла имя на русское, став Елизаветой Федоровной. В смене религии она не видела ничего предосудительного.
Аликс сдалась на другой день после венчания старшего брата. Пока Николай вновь объяснялся с ней, кайзер Вильгельм с русскими великими князьями и княгинями с нетерпением ожидали в соседней комнате. О согласии внучки тут же объявили королеве Виктории, и вскоре все многочисленные европейские родственники уже поздравляли молодых с помолвкой. Особенно радовалась старая королева: ее любимица нашла свое счастье.
Поздравительную телеграмму прислали и Александр III с Марией Федоровной. Чуть позже императрица передала своей будущей невестке ценные подарки: браслет с крупным изумрудом и пасхальное яйцо, усыпанное бриллиантами.
Через десять дней после помолвки Николай должен был вернуться в Россию. В июне на императорской яхте «Полярная звезда» он приплыл в Англию, где Аликс гостила у бабушки Виктории. Вместе с Николаем прибыл императорский духовник протоиерей Янышев, чтобы подготовить невесту наследника к переходу в православие.
В Виндзоре в присутствии королевы Виктории цесаревич вручил невесте свои официальные подарки по случаю помолвки, среди них кольцо с розовой жемчужиной, ожерелье из крупного розового жемчуга, браслет с массивным изумрудом и брошь с сапфиром. Самым ценным подарком было жемчужное ожерелье работы знаменитого русского ювелира Фаберже, оцененное в 250 тысяч рублей золотом. Никогда еще фирма Фаберже не получала таких дорогих заказов от императорской семьи.
Николай пробыл в Англии шесть недель. Все это время он почти не разлучался со своей невестой. Счастливая пара успела стать крестными родителями маленького принца Эдуарда, сына принца Георга и его супруги Мэй. Их крестник, будущий английский король Эдуард VIII, первым в истории английской королевской династии отказался от престола ради женитьбы на разведенной женщине, американке Уоллес Симпсон, удовольствовавшись скромным титулом герцога Виндзорского. В те времена считалось, что если первым крестником девушки или молодого человека будет мальчик, то это гарантия будущей счастливой семейной жизни.
Во время пребывания в Англии Николай так сблизился с Аликс, что решился ей рассказать о своем прошлом. Он признался ей в связи с Кшесинской. Невеста благородно простила своему Ники эту юношескую шалость, но затем вручила ему послание, которое поставило цесаревича в положение вечно виноватого перед своей будущей женой. Все дни пребывания в гостях у бабушки Виктории она все время напоминала ему о своей любви. Когда яхта Николая уже шла обратным курсом в Петербург, ему вдогонку пришло очередное письмо от Аликс: «Я твоя, а ты мой, будь уверен. Ты заперт в моем сердце, ключик потерян и тебе придется остаться там навсегда».
В России Николая ждали печальные известия. Его отец был тяжело болен. Стремительно разворачивавшиеся события приковали цесаревича к родительской семье, хотя ему хотелось мчаться в Германию к невесте.
Вскоре Аликс пришлось срочно ехать в Ливадию, чтобы получить от умирающего Александра III благословение на брак с Николаем. Она приехала поездом, как обычный пассажир: министр двора, озабоченный состоянием императора, забыл заказать для невесты наследника специальный состав. Николай встретил ее в экипаже на Симферопольском вокзале. В Ливадийском дворце Аликс встречал сам Александр III. Он сидел в своей спальне в кресле, одетый в парадный генеральский мундир. На замечание Аликс, что государь напрасно так беспокоил себя, он ответил, что для русского царя это единственный достойный способ приветствовать будущую российскую императрицу. Невеста цесаревича, встав на колени, приняла благословение Александра. Теперь их помолвка с Николаем получила официальное признание императорской семьи.
В последние десять дней жизни императора, когда вся жизнь Ливадийского дворца сосредоточилась вокруг него и его супруги Марии Федоровны, не желавшей смириться с мыслью, что скоро потеряет самого дорогого человека, впервые проявились далеко не лучшие качества характера Аликс. Через некоторое время она стала выказывать недовольство, почему никто не обращает внимания на нее и на Ники, ведь они, как-никак, в скором будущем станут императором и императрицей. Аликс требовала, чтобы Николай уже сейчас начал проявлять характер самодержца. Своей рукой она сделала запись в его дневнике, которую часто цитируют историки: «Любимое дитя, молись Господу! Он утешит тебя. Не чувствуй себя униженным. Твоя Санни молится за тебя и любимого нами больного... Будь тверд и сделай так, чтобы доктора приходили к тебе ежедневно и сообщали, как он себя чувствует... чтобы ты всегда первым знал об этом. Не допускай, чтобы другие были первыми и могли опередить тебя. Ты – любимый сын отца, и тебе должны говорить все и спрашивать у тебя обо всем. Прояви свою собственную волю и не позволяй другим забывать, кто ты. Прости меня, любимый».
Но несмотря на все усилия Аликс внушить жениху уверенность в своей власти и предназначении, смерть отца застала 26-летнего наследника престола врасплох. Великий князь Александр Михайлович, зять Александра III, вспоминал, что Николай не мог собраться с мыслями: «он знал, что сейчас стал императором, и тяжесть этого ужасного события сразила его». Новоиспеченный император восклицал: «Что же должно произойти со мной, с тобой, с Ксенией, с Аликс, с матерью, со всей Россией? Я не готов быть царем. Я никогда не хотел быть им. Я ничего не понимаю в делах правления. У меня даже нет понятия, как разговаривать с министрами».
Но Аликс была уверена, что ее возлюбленный справится со свалившимися на него новыми обязанностями. На следующий день после смерти Александра III она приняла православие. Первым указом ее жениха в качестве императора стал документ, согласно которому принцесса Алиса Гессенская получала новый титул и имя, она стала «православной великой княгиней Александрой Федоровной».
Николай и Александра хотели обвенчаться прямо в Ливадии, не дожидаясь похорон Александра III. Но этому воспротивились влиятельные великие князья – четверо родных братьев умершего государя. Они считали, что свадьба нового императора – событие государственной важности и не может быть сугубо домашним закрытым мероприятием. Сам Николай записал в своем дневнике: «Мама, некоторые другие и я находим, что всего лучше сделать свадьбу здесь, спокойно, пока еще дорогой папа находится под крышей дома. Но все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере после похорон». В этот раз императору и его невесте пришлось смириться с требованием старших родственников.
В Петербург Александра Федоровна приехала в статусе невесты теперь уже не цесаревича, а императора. В траурной процессии Романовых за гробом Александра III ее экипаж двигался последним. Толпившийся на улицах народ пытался сквозь густую вуаль рассмотреть свою будущую императрицу. По городу ходили разговоры, что Александра принесла с собой несчастье: «Она пришла к нам за гробом».
Из всей семьи Романовых и нескольких десятков их родственников – членов других королевских семей, приехавших на похороны, она одна была счастлива, но всячески старалась скрывать свои чувства. Александра писала сестре: «Кто это почувствует, кто сможет выразить? В один день в глубоком трауре оплакивать любимого человека, а на следующий – в модных туалетах выходить замуж. Не может быть большего контраста, но это возможно. Это произошло с нами обоими. <...> Таково было мое вступление в Россию. Наша свадьба казалась мне просто продолжением панихиды с тем отличием, что я надела белое платье вместо черного».
Венчание молодой императорской четы состоялось через неделю после похорон, 26 ноября, в день рождения императрицы-матери Марии Федоровны. По такому случаю можно было прервать траур по Александру III. На один день Николай и Александра сняли черные одежды. Александра была в старинном платье из серебряной парчи, с мантией из золотой парчи, подбитой горностаем. Николай надел парадный гусарский мундир. Новобрачные выглядели счастливыми, Александра просто сияла. Присутствовавший на церемонии английский принц Георг, герцог Йоркский, писал своей жене Марии в Британию: «Я думаю, что Ники очень повезло, что у него такая красивая и обаятельная жена, и я должен сказать, что я никогда не видел двух людей, так любящих друг друга и более счастливых, нежели они. Я сказал им, что не могу пожелать, чтобы они были счастливы более, чем мы с тобой. Это правильно?»
Но траур по умершему императору все-таки налагал некоторые ограничения на свадебное торжество. Не было ни торжественного приема для придворных и аристократии, ни свадебного путешествия. Из Большой церкви Зимнего дворца, где проходило венчание, молодые по Невскому проспекту направились прямо в Аничков дворец.
Этот брак, заключенный после похорон, оказался очень прочным в соответствии с викторианскими представлениями о супружестве. Перед брачной ночью Аликс сделала запись в дневнике своего мужа: «Наконец-то вместе, на всю жизнь, и, когда кончится эта жизнь, мы встретимся снова в другом мире и останемся вместе навечно. Твоя. Твоя». А утром она продолжила свою мысль, делясь новыми эмоциями со своим возлюбленным: «Никогда не предполагала, что могу быть такой абсолютно счастливой в целом мире, так чувствовать единство двух смертных. Я люблю тебя, в этих трех словах вся моя жизнь». Действительно, Николай и Александра умрут в один день, вот только их конец не будет напоминать финал прекрасной сказочной истории.
Свою первую счастливую зиму императорская чета провела в Аничковом дворце. Полновластной хозяйкой здесь оставалась императрица-мать Мария Федоровна. Апартаменты в Зимнем дворце не успели подготовить для императора и его супруги, и им пришлось ютиться в шести комнатах Аничкова, которые в детстве занимали Николай и его брат Георгий. Здесь не было даже кабинета, и Николай вершил государственные дела в небольшой гостиной, а в соседнем помещении Александра усиленно занималась русским языком, который знала недостаточно хорошо для российской императрицы. По вечерам супруг помогал ей совершенствовать и французский, необходимый для придворного общения, читая вслух рассказы Альфонса Доде и биографию Наполеона.
Николай с удовольствием предпочел бы роль мужа обязанностям императора. В один из этих зимних вечеров он запишет в дневнике: «Петиции и аудиенции без конца. Видел Аликс всего один час», а в другой раз: «Я невообразимо счастлив с Аликс. Жаль, что занятия отнимают столько времени, которое я хотел бы проводить исключительно с ней». Странные мысли для государя, которого с раннего детства готовили к принятию престола! Та зима оказалась самой спокойной в жизни Николая и Александры. Часто по вечерам они вдвоем катались в запряженных рысаками санях по заснеженным петербургским улицам и паркам.
Вскоре Николай, сам того не желая, стал объектом борьбы между двумя первыми дамами государства – женой и матерью. В первые месяцы царствования, чувствуя себя неуверенно, он часто обращался за политическими советами к Марии Федоровне. В их с Александрой апартаментах не было столовой, и они постоянно обедали вместе с вдовствующей императрицей, которой сын, конечно, выказывал больше уважения, чем молодой супруге. После окончания траура еще не старая императрица Мария вернулась к обычной светской жизни. Умная, живая, со вкусом одетая и причесанная, она затмевала на балах и приемах свою молодую невестку, чью величавую северную красоту портили скованность и неловкость поведения. По придворному этикету во время больших парадных выходов вдовствующая императрица имела преимущества перед императрицей царствующей. Мария Федоровна, облаченная в великолепное платье, в бриллиантовых украшениях, которые она носила с особым изяществом, выступала впереди под руку со своим сыном-императором. В это время Александра Федоровна должна была идти во втором ряду, за ней, поддерживаемая кем-нибудь из старших великих князей – дядюшек государя. Так было всегда. Мария Федоровна в свое время находилась в таком же положении и не видела в нем ничего унизительного или обидного. Она чрезвычайно удивилась, узнав, что невестка страшно недовольна своей второстепенной ролью.
Слишком тесное вынужденное общение между старой и молодой императрицами, свекровью и невесткой, не могло не вызывать трений между ними. Внешне обе были очень любезны друг с другом: «дорогая Аликс» и «милая мама», но вскоре их взаимная неприязнь стала очевидной для членов семьи и приближенных.
Первая серьезная ссора в царской семье произошла из-за фамильных драгоценностей Романовых, которые по этикету должны передаваться от вдовой императрицы к царствующей. Но Мария Федоровна очень любила бриллианты и другие драгоценности и не захотела их отдавать. Александра была унижена и заявила Николаю, что не станет надевать эти драгоценности ни при каких обстоятельствах, пусть это даже сочтут нарушением протокола. Чтобы не допустить публичного скандала, Мария Федоровна с большой неохотой все же передала сыну драгоценные гарнитуры, полагающиеся по статусу его жене.
Старой и молодой императрицам удалось отдохнуть друг от друга только летом 1895 г. Николай и Александра провели его в Петергофе и в Царском Селе, а Мария Федоровна ездила на родину, в Данию. Впервые Александра получила в свое распоряжение целый дворец – Александровский Царскосельский. Она обставила его по своему вкусу. Сюда к ней приехала любимая сестра Элла. Они вместе занимались рукоделием и рисованием, гуляли по паркам.
В это лето у молодой императорской четы произошло еще одно радостное событие. Александра ждала ребенка.
Царская семья надеялась, что это будет мальчик. Рождение цесаревича было важно для престижа династии. Это был бы первый за долгое время наследник престола, родившийся от отца, уже сидящего на троне, а не от великого князя. К рождению ребенка срочно вернулась из-за границы императрица-мать Мария Федоровна, чтобы лично контролировать ситуацию.
Рождения наследника ждал весь Петербург. Когда у императрицы начались схватки, в состояние готовности были приведены артиллерийские расчеты столицы и Кронштадта. Рождение мальчика должны были приветствовать тремястами орудийными залпами, девочки – сто одним. Но 3 ноября 1895 г. артиллеристам пришлось стрелять только 101 раз. На свет появилась великая княжна Ольга Николаевна, крепкая и здоровенькая, весом 3 килограмма 600 граммов. Легкое разочарование родителей быстро сменилось радостью по поводу рождения дочки. Императрица Александра сама шила и вязала малышке кофточки и чепчики, купала ее и, казалось, могла возиться с ней целый день, если бы ее не отвлекали официальные обязанности. Молодая пара, 27-летний Николай и 23-летняя Александра, тогда думали, что у них будет еще много сыновей. Аликс и предположить не могла, что раз за разом будет разочаровывать своего мужа и испытывать чувство неполноценности перед свекровью, которая в свое время с честью справилась с семейным долгом – родила Александру III троих мальчиков, а первым ее ребенком был великий князь Николай. В 1897 г. Александра Федоровна родила дочь Татьяну, в 1899 г. Марию, в 1901 г. Анастасию, и только в 1904 г. родился цесаревич Алексей, к рассказу о котором мы еще вернемся.
Когда закончился годовой траур по императору Александру III, настал черед официальной коронации нового государя и государыни. Церемония происходила в мае 1896 г. в Москве.
Императорская семья остановилась в Петровском путевом дворце за пределами старой столицы. В полдень 25 мая Николай II в сопровождении обеих цариц, великих князей и княгинь и придворных въехал в Москву. Императорский кортеж должен был преодолеть семь верст московских улиц, прежде чем подъехать к Никольским воротам Кремля. Вдоль его следования в две шеренги стояли войска, за ними толпился народ. Счастливцы, чьи дома стояли на улицах, по которым проезжал император, смотрели на происходящее из окон и с балконов. Для «чистой» публики вдоль улиц построили деревянные помосты со скамьями. С одного из таких помостов за шествием наблюдала Матильда Кшесинская. Позже она писала: «Как мучительно мне было наблюдать проезд государя... он все еще был для меня Ники, которого я обожала и кто уже не мог, никогда более не мог принадлежать мне».
Царская семья находилась в середине процессии, после московской знати и придворных. Император Николай II ехал верхом на белой лошади. За ним также верхом двигались великие князья Романовы и иностранные принцы, приглашенные на коронацию; за ними – кареты с императрицами. Первой в золоченой карете Екатерины II ехала сорокадевятилетняя вдовая императрица Мария Федоровна. Во второй также роскошно убранной карете находилась Александра Федоровна. Обе улыбались и кивали народу, толпившемуся на тротуарах. На обеих сверкали великолепные украшения с жемчугом и бриллиантами.
Сама коронация происходила 26 мая. Погода стояла прекрасная, было солнечно и тепло. Но утром этого дня с молодой императрицей произошла маленькая неприятность, которую некоторые придворные сочли нехорошей приметой. При помощи слуг Николай и Александра в своих кремлевских покоях репетировали действия, которые несколько часов спустя должны были совершить на глазах большого количества людей в Успенском соборе. Александра училась застегивать пряжки тяжелой императорской мантии. А Николай надел ей на голову корону, как это полагалось сделать во время официальной церемонии. Чтобы корона не падала, придворный парикмахер хотел прикрепить ее к волосам царицы бриллиантовой заколкой, но слишком сильно нажал на нее, и острие булавки вошло под кожу. Александра Федоровна даже вскрикнула от сильной боли, показались капли крови. Парикмахер в большом смущении удалился из комнаты. Во дворцовых коридорах долго перешептывались об этом инциденте.
Еще одна досадная неприятность произошла уже с Николаем. Поднимаясь по ступеням алтаря Успенского собора, он не заметил, как с его плеч соскользнула тяжелая цепь ордена Андрея Первозванного, по сану полагающаяся императору. Она упала на пол. Стоявшие рядом придворные быстро подобрали ее, и многие даже не заметили, что что-то произошло. Но, чтобы в народе не ходили слухи о дурном предзнаменовании, со всех, кто видел падение цепи, взяли слово хранить молчание.
Николай хотел использовать для церемонии древнюю легкую шапку Мономаха. Однако императрица-мать и придворные настояли на соблюдении протокола коронации. Николай вынужден короноваться огромной, усыпанной крупными драгоценными камнями императорской короной Екатерины II, весившей три с половиной килограмма. Целый день после церемонии Николай II носил на голове тяжелую корону, которая была ему велика и все время съезжала на глаза. Она давила на шрам, оставшийся от удара японского меча, полученный во время поездки на Дальний Восток, и у царя сильно разболелась голова. Потом об этой, как тогда казалось, мелочи тоже вспоминали как о предзнаменовании.
Однако Александра Федоровна в тот день всего этого не замечала. Она была счастлива: это был день ее торжества. Всю церемонию организовали так, чтобы напомнить ее участникам о древности династии Романовых и исторических традициях преемственности власти в этой семье. Перед Успенским собором для молодой императорской четы приготовили два старинных трона. Николай занял алмазный трон царя Алексея Михайловича XVII в., инкрустированный 870 алмазами, 144 рубинами и 129 жемчужинами. Александра сидела рядом с ним на знаменитом троне супруги великого князя Ивана III Софии Палеолог, искусно вырезанном из слоновой кости византийскими мастерами XV в. Этим подчеркивалась связь династии Романовых с более древней династией Рюриковичей (Калитичей), потомков московского князя Ивана Калиты.
Коронация длилась пять часов, но Александра потом писала своим родным, что не чувствовала усталости. Наоборот, она испытывала необыкновенный эмоциональный подъем. Провинциальная немецкая принцесса становилась матушкой-императрицей громадного государства, самого большого и сильного в мире. Ее приветствовали праздничным благовестом тысячи колоколов московских церквей, а многотысячная толпа подданных кричала ей многократное «ура».
На коронационном пиру присутствовали семь тысяч гостей, среди них потомки тех людей, которым в прошлом выпала честь оказать неоценимые услуги царской династии. Особое место занимали потомки Ивана Сусанина, который, по преданию, ценой своей жизни спас первого царя династии Романовых Михаила Федоровича от поляков. Обед был организован, как бы мы сейчас выразились, в стиле ретро. Столы накрыли в стиле а-ля рюс. Меню для каждого из гостей написали на куске пергамена. Блюда приготовили по старинным рецептам: борщ и солянка с кулебякой, отварная осетрина, молодой барашек на вертеле, фазаны в сметане. На гарнир, правда, подали салат и спаржу, появившиеся в царском рационе в более позднее время, а на десерт полагались фрукты в вине и мороженое.
Коронационный бал в Большом кремлевском дворце был одним из самых роскошных за всю историю Российской империи. Государь и обе императрицы блистали в одеждах, усыпанных бриллиантами. Платья старшей сестры Николая, великой княгини Ксении Александровны, и старшей сестры Александры, великой княгини Елизаветы Федоровны, как и их головные уборы, сверкали изумрудами. Остальные дамы украсили себя более скромно, сапфирами и рубинами.
Во время бала Александра Федоровна с удовольствием забавлялась технической новинкой, специально для нее придуманной придворными инженерами. В ее розовом букете была спрятана секретная кнопка. Когда императрица нажимала на нее, на всех кремлевских зданиях вспыхивали десятки разноцветных электрических лампочек. Этот сказочный, фантастический вечер она вспоминала всю свою жизнь.
Но уже на следующий день случилось большое несчастье. 27 мая должно было состояться народное гулянье на открытом воздухе, которое устраивал генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович. На нем должна была присутствовать царская чета, а для раздачи народу приготовили целые возы сувенирных эмалированных кружек, стаканов и тарелок с царскими инициалами и датами коронации. Для угощения выставлялись бочки бесплатного пива.
Для гуляния отвели Ходынское поле – учебный плац войск Московского гарнизона, изрытый траншеями и рвами. Только здесь могли поместиться тысячи людей, желавших приветствовать императора и императрицу. На Ходынке подобное мероприятие уже проводилось 13 лет назад, во время коронации Александра III, и все прошло как нельзя лучше. Но в этот раз власти не рассчитали, что соберется такое количество людей. Вдохновленные слухами о подарках и бесплатном пиве, москвичи и жители окрестных городков и сел с женами и детьми стали собираться на Ходынском поле еще с вечера. К утру их было около 500 тысяч, многие мужчины уже были пьяны. Когда привезли сувениры и пиво, толпа заволновалась, что бесплатных удовольствий не хватит на всех, и ринулась к возам. Эскадрон казаков, приставленный наблюдать за порядком, не смог сдержать натиск тысяч людей.
Когда прибыли дополнительные отряды казаков и полиция, Ходынка уже напоминала поле битвы. Мужчины сбивали женщин и детей с ног, затаптывали их в канавы и по их спинам рвались к даровым кружкам и выпивке. Результатом стали сотни погибших и тысячи раненых и изувеченных. Все городские больницы и госпитали были забиты пострадавшими, и весь город уже знал о происшедшем.
Император и императрица были потрясены случившимся. Николай хотел отменить все оставшиеся праздничные торжества и удалиться для молитвы о погибших. Целый день они с Александрой ездили по больницам, утешая раненых и выражая соболезнования их близким. Царь приказал за счет правительства похоронить всех погибших в отдельных гробах, а не сваливать их тела в общие могилы. Каждой семье жертв ходынской катастрофы он выделил по тысяче рублей помощи из личных средств. По тем временам это были очень большие деньги (среднее месячное жалованье мелкого служащего или учителя гимназии, например, составляло около 10 рублей). Может быть, общество и сочло бы Ходынку страшным недоразумением, случившимся по недогляду или неопытности организаторов из числа московских чиновников, и простило ее царской чете. Но семья Романовых сама все испортила.
В тот же вечер должен был состояться бал, который в честь коронации давал посол союзной Франции граф Монтебелло. Для украшения бальной залы французское правительство прислало на один день старинные гобелены и серебро из Лувра и Версаля, а также 100 тысяч роз с Лазурного побережья. Сначала Николай заявил, что не сможет пойти на этот бал. Но его дядья во главе с великим князем Сергеем Александровичем убедили его, что не стоит обижать союзников из-за досадного происшествия с подвыпившей чернью. Молодой царь подумал и согласился с их аргументацией.
С. Ю. Витте, свидетель всех этих событий, пишет: «Мы не знали, будет ли отменен... этот бал. Оказалось, что он не отменен... Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероятно, Их Величества не приедут... Через некоторое время приехали государь и императрица; открылся бал, причем первый контрданс государь танцевал с графиней Монтебелло... Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился». Присутствовавшие на балу британский посол и будущий министр иностранных дел России Александр Извольский также свидетельствовали, что император с императрицей находились в удрученном состоянии и быстро покинули бал. Но дело было уже сделано. На следующий день вся Россия говорила о том, что молодой император и его жена-немка – пустые и бездушные люди, способные веселиться и танцевать в то время, как тысячи их подданных страдают и умирают. Многие увидели в кровавых событиях Ходынки предзнаменование неудачи и трагического конца нового царствования.
Несмотря на драматические обстоятельства коронации и неспокойствие в обществе, вызванное слухами о сопровождавших его дурных приметах, императорская чета летом 1896 г. отправилась, как и планировалось, в путешествие по Европе, нанося визиты всем ее правителям и руководителям государств.
Начали с объезда родственников. Сначала побывали в Вене у старого австрийского императора Франца Иосифа, потом заехали в Бреслау (нынешний Вроцлав) к немецкому кайзеру Вильгельму (дяде обоих супругов), провели десять дней в Копенгагене у короля Христиана IX и королевы Луизы Датской, дедушки и бабушки Николая, и, наконец, добрались до бабушки Александры – английской королевы Виктории, проводившей лето в Шотландии, в горах Абердина, в любимом замке Балморал.
После этого вояжа Николай и Александра с маленькой дочкой Ольгой нанесли официальный визит во Францию. Их приятно удивило, что республиканское правительство и народ этой страны встретили их очень тепло и торжественно. Николай писал в дневнике, что этот прием он может сравнить только с тем, как его приветствовали в Москве в день и накануне коронации. Царская чета осмотрела знаменитые французские достопримечательности: Нотр-Дам, Сен-Шапель, Пантеон и Лувр. В парижском Доме инвалидов они постояли у могилы Наполеона. Император и императрица заложили первый камень в основание моста через Сену, который должен был называться именем Александра III. За всеми этими приятными хлопотами и экскурсиями они даже не обратили внимания на тот факт, что по какому-то стечению обстоятельств императрице Александре отвели в Версале те самые покои, в которых жила королева Мария-Антуанетта, казненная по решению трибунала в дни Великой французской буржуазной революции (а ведь суеверная Аликс должна была задуматься, нет ли здесь какого-то предзнаменования ее собственного будущего).
Вернувшись в Россию, Николай столкнулся с двумя неприятными для него вещами: необходимостью серьезно заниматься государственными делами огромной империи и выстраивать отношения с многочисленными родственниками. Со своими обязанностями императора он сначала справлялся при помощи матери. Он обращался к ней как к человеку более опытному: тринадцать лет она участвовала в управлении государством, будучи помощницей и советчицей императора Александра III. Но через некоторое время ему пришлось полагаться больше на себя, так как императрица-мать стала злоупотреблять своим влиянием на сына, пытаясь за счет государственной казны оказывать материальную поддержку своим заграничным родственникам. Сохранилось одно из писем Николая, в котором он решительно отказывает Марии Федоровне в займе из Государственного банка одного миллиона рублей для одной из «нуждающихся» принцесс.
Гораздо труднее было императору, которому не исполнилось и тридцати лет, ощущать себя патриархом всего семейного клана Романовых.
Мы уже упоминали о том, что к концу XIX в. семейство стало весьма многочисленным и насчитывало десятки членов разного возраста и пола, находившихся в разной степени родства друг с другом. Времена, когда семья Романовых состояла из государя, его матери, жены, детей и нескольких братьев и сестер, остались далеко позади.
В первый раз наводить порядок и выстраивать иерархию внутри императорской семьи пришлось Павлу I. Отец многодетного семейства и сын Петра III, свергнутого с престола супругой, он после почти столетия женского царствования в России хотел вернуть приоритет мужской линии династии Романовых. Указом 1797 г. для лиц императорской фамилии были установлены специальные титулы: старший сын, наследник престола получал титул цесаревича; дети, внуки, праправнуки императора и их жены титуловались великими князьями, великими княжнами (незамужние дочери царя) и великими княгинями. К ним обращались «Ваше императорское высочество». Их отпрыски получали титул князей императорской крови, и обращаться к ним следовало «Ваше высочество». Трон передавался по наследству только по прямой линии потомков императора и только представителям семьи мужского пола. Все члены семьи Романовых получали содержание из государственной казны и занимали высокие гражданские и военные должности.
За 90 лет, прошедшие после выхода указа Павла, императорская семья так разрослась, что пришлось вернуться к вопросу упорядочения ее иерархии. При Александре III были введены новые градации титулов дома Романовых. Право на титул великих князей и княжон и получение специального денежного содержания царь оставил только за сыновьями, дочерьми, внуками и внучками императора, они же именовались «Императорскими высочествами». Правнуки и правнучки получали только титул князей императорской крови Романовых, и обращаться к ним надо было просто «Ваше высочество». Материальное содержание они получали в зависимости от того, какие должности занимали в гражданских учреждениях или на военной службе. Каждый великий князь при рождении получал высшие награды Российской империи: ордена Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого Орла (орден Царства Польского) и ордена Анны и Станислава первой степени. Князья Романовы награждались этими орденами при достижении совершеннолетия. На вершине семейной пирамиды находился государь император – «Его Императорское величество», рядом с ним была императрица – «Ее Императорское величество». Такой же титул носила и вдовая императрица (императрица-мать), к ней также обращались «Ваше Императорское величество».
В начале XX в. династия Романовых состояла из нескольких параллельных родственных линий. Главную линию представляли Александровичи – прямые потомки двух предпоследних императоров – Александра II и Александра III. Степень родовитости остальных определялись близостью к ней. Самое высокое положение занимали Владимировичи, Павловичи, Николаевичи, Константиновичи и Михайловичи (последние три линии – прямые потомки сыновей Николая I).
Российский императорский дом Романовых перед революцией 1917 г. насчитывал более 60 человек. Только великих князей было 15: Михаил Александрович (брат императора); двоюродные братья царя Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи (сыновья Владимира Александровича); дядя Николая II Павел Александрович и его сын Дмитрий Павлович; двоюродные дяди царя Николай и Дмитрий Константиновичи, Петр и Николай Николаевичи, Николай, Михаил, Георгий, Александр и Сергей Михайловичи. Семерым из них удалось бежать от новой власти за границу, остальные погибли в годы революции и Гражданской войны.
В правление Николая II семья Романовых была связана брачными узами со многими владетельными домами Европы, в том числе с английской, датской, греческой королевскими семьями, германским кайзером Вильгельмом.
По закону все великие князья и князья императорской крови независимо от возраста и занимаемых должностей, жизненного опыта и авторитета в семье и обществе должны беспрекословно подчиняться воле императора. Но на деле так получалось далеко не всегда. Даже 36-летнему Александру III пришлось выдерживать давление своих родных и двоюродных дядюшек. Николай II вступил на престол в возрасте 26 лет. В это время были живы четверо его дядей – родных братьев отца: Владимир Александрович (1847-1909), Алексей Александрович (1850-1908), Сергей Александрович (1857-1905), Павел Александрович (1860-1919) и двоюродный дед великий князь Михаил Николаевич (1832-1909).
Только с великим князем Павлом, который был всего на восемь лет старше императора и не занимал видной должности, у Николая сложились простые семейные отношения. Остальные четверо великих князей, кроме значительного превосходства в возрасте, занимали к тому же крупнейшие государственные посты. Напомним, что Владимир был главнокомандующим гвардией и командовал войсками Петербургского военного округа, Алексей – генерал-адмиралом и возглавлял Морское ведомство, Сергей – московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа. Михаил Николаевич, сын императора Николая I, председательствовал в Государственном совете. Перед ними молодой император Николай II был абсолютно беспомощен и являлся игрушкой в их руках. Его двоюродный дядя великий князь Александр Михайлович (Сандро) писал: «Николай провел первые десять лет своего царствования, сидя за своим массивным письменным столом во дворце и слушая чуть ли не со страхом хорошо поставленные голоса своих высокородных дядей. Он боялся остаться наедине с ними. В присутствии посторонних свидетелей его мнение воспринималось как приказ, но как только дверь кабинета закрывалась за последним посетителем, на стол с треском опускался тяжелый кулак стокилограммового дяди Алексея... затянутого в блестящий мундир генерал-адмирала... дяди Сергей и Владимир в равной мере развивали действенные методы приручения... Все они имели для этой цели наготове своих фаворитов: генералов и адмиралов... балерин, жаждущих устроить „русский сезон“ в Париже, своих превосходных проповедников, желавших спасения души императора... своих ясновидящих из простонародья с пророческими видениями».
Властолюбивые и амбициозные дядья императора были причастны к основным драмам и трагедиям его царствования: Ходынской катастрофе, решению о расстреле демонстрации 9 января 1905 г. в Петербурге, поражению в русско-японской войне. Решали они, но озвучивал их решения император. Родственники, семья, сами того не желая, постепенно формировали негативный образ императора в глазах общества и народа. Абсурдно, но именно мягкий и доброжелательный Николай II благодаря своим дядюшкам получил прозвание «Кровавый» (и это на фоне Александра I «Благословенного», Николая I «Незабвенного», Александра II «Освободителя» и Александра III «Миротворца», каждый из которых был намного более жестким, чем он). В ноябре 1896 г. Николай с досадой писал одному из дядей, великому князю Владимиру Александровичу, о конфликте между ними из-за кандидатуры командира гвардейского корпуса: «Во всем этом инциденте виновата моя доброта; да, я на этом настаиваю: моя глупая доброта. Чтобы только не ссориться и не портить отношений, я постоянно уступаю и в конце концов остаюсь болваном, без воли и без характера». Только пройдя через горнило русско-японской войны и первой русской революции, Николай научился в своих решениях дистанцироваться от старших родственников. Однако их давление, так же как и влияние матери и жены, он испытывал до конца жизни.
Из нескольких десятков родственников только с некоторыми у императорской семьи сложились тесные отношения. Кроме уже упоминавшегося Павла Александровича, это были дядя Сергей Александрович, его жена Елизавета Федоровна, родная сестра императрицы, и двоюродный дядя царя Александр Михайлович (Сандро). Тепло относился Николай II к своим родным сестрам и брату Михаилу. Ему, наряду с дядей Павлом, он доверял больше, чем остальным родственникам, и полагался на них до конца своих дней.
Отношения с остальной родней строились в соответствии с придворным этикетом и регламентом жизни императорского дома. Николаю II как главе царского рода следовало в интересах сохранениях престижа династии строго следить за тем, чтобы среди Романовых не было морганатических браков и разводов. Члены семьи должны были жертвовать своим счастьем и наступать на горло собственным желаниям ради имперского династического величия. Будучи цесаревичем, Николай еще мог позволить себе сентиментальное поведение, выступая сторонником брака своей сестры Ксении с ее возлюбленным, великим князем Александром Михайловичем. Но эта свадьба по любви была исключением для императорской семьи. Все остальные дети Александра III должны вступать в брак только с представителями европейских владетельных семей. И эту задачу приходилось решать уже молодому императору Николаю II.
Но XIX век заканчивался. Наступали новые времена, в обществе менялось отношение к личной свободе и независимому выбору спутника жизни, и это оказывало все более сильное влияние на семью Романовых. Сколько бы император, сидя в гостиной с женой и матерью, ни осуждал адюльтеры, разводы и мезальянсы своих родственников, остановить волну любовных скандалов внутри династии они уже были не в силах.
Вскоре «брачная революция» коснулась самых близких к императору людей. Родной брат Николая – Михаил женился на дважды разведенной женщине низкого происхождения.
До этого Михаил уже пытался вступить в морганатический брак по любви. В 1901 г. в 23-летнем возрасте он влюбился во фрейлину своей сестры Ольги Александру Коссиковскую, которую все называли Диной. Великий князь поехал с сестрой и ее свитой в Италию, где собирался тайно обвенчаться со своей возлюбленной. Это стало известно императрице Марии Федоровне. Она срочно вызвала сына в Россию и запретила ему даже думать об этом браке.
Следующая сильная любовь посетила Михаила через пять лет. Он встретил Наталью Шереметев скую, дочь московского адвоката, бывшую жену купца Мамонтова, которая состояла в браке с капитаном Вульфертом. Красивая, свободная в обращении с мужчинами Шереметевская произвела на великого князя неизгладимое впечатление. Ее внешность описал в своем дневнике французский посол Морис Палеолог: «Я увидел стройную молодую женщину в возрасте около 30 лет. Смотреть на нее было удовольствием. Весь ее облик обнаруживал большую личную привлекательность и благородный вкус. Ее шиншилловый мех, открытый на шее, давал возможность увидеть платье из серебристо-серой тафты, отделанное кружевом. Светлая меховая шапка гармонировала с ее прекрасными волосами. Ее чистое и аристократическое лицо было очаровательно вылеплено, у нее были светлые бархатистые глаза. Вокруг шеи искрилось на свету ожерелье из крупного жемчуга. От каждого ее движения веяло величественной, мягкой грациозностью».
Михаил тайно обвенчался с Натальей в Вене в октябре 1912 г. Николай II был потрясен этой новостью и сообщал о ней матери в следующих выражениях: «Я собирался написать Тебе по поводу нового горя, случившегося в нашей семье, и вот Ты уже узнала об этой отвратительной новости... Между мною и им сейчас все кончено, потому что он нарушил свое слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, что на ней не женится. И я ему безгранично верил!.. Ему дела нет ни до Твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, которое это событие произведет в России. И в то же время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!! Стыдно становится и тяжело». Михаила лишили всех званий и привилегий великого князя, а также причитавшейся ему части императорского имущества, запретили появляться в России. Но Николай слишком любил своего брата, скучал по нему, да и не было у него друга лучше и надежнее, чем Михаил. Через два года, после начала Первой мировой войны, император простил его и вернул на родину. Если бы он только мог предвидеть, что своей добротой и любовью подписал младшему брату смертный приговор! Останься тот в эмиграции, то был бы жив и мог возглавить императорский дом Романовых в изгнании, так как по праву рождения был следующим наследником престола после малолетнего сына Николая цесаревича Алексея, погибшего с отцом в Екатеринбурге в 1918-м.
Непросто сложилась и судьба сестры Николая «порфирородной» великой княжны Ольги Александровны. Она родилась, когда Александр III уже был императором. Великая княжна не хотела идти наперекор семейным традициям и закону об императорской фамилии и в 1901 г. вышла замуж за нелюбимого, но родовитого человека – дальнего родственника Романовых принца П. А. Ольденбургского. Участник свадебного торжества сенатор А. А. Половцев оставил об этом событии пророческую запись в своем дневнике: «Великая княгиня некрасивая, ее вздернутый нос и вообще монгольский тип лица выкупается лишь прекрасными по выражению глазами, глазами добрыми и умными, прямо на вас смотрящими. Желая жить в России, она остановила свой выбор на сыне принца Александра Петровича Ольденбургского... Очевидно, соображения, чуждые успешности супружеского сожития, были поставлены здесь на первый план, о чем едва ли не придется со временем пожалеть». Пятнадцать лет промучившись с мужем, который так и не стал для нее родным и близким, в 1916 г., к большому неудовольствию венценосного брата и невестки, она все же решилась на развод и вторично вышла замуж за импозантного адъютанта своего бывшего супруга, простого дворянина ротмистра лейб-гвардии кирасирского полка Н. А. Куликовского. Со вторым мужем они во взаимной любви и согласии прожили до старости и родили двоих сыновей.
После революции О. А. Куликовская-Романова с мужем и детьми смогла бежать к родственникам в Данию. Там она прожила до 1945 г., помогая русским эмигрантам и военнопленным, спасшимся из немецких лагерей. Эту помощь власти СССР после победы над Германией вменили ей в вину. Чтобы не подводить датскую королевскую семью, зависевшую в те времена от благосклонности союзников-победителей, она эмигрировала в Канаду, где провела последние годы своей долгой жизни и где сейчас живут ее потомки. Великая княгиня Ольга Александровна была неплохой художницей (вся семья кормилась с продаж ее картин в Канаде), ее акварели неоднократно выставлялись в России уже в начале XXI в.
Среди членов императорской династии был заключен еще один скандальный по тем временам и по их статусу брачный союз. В октябре 1905 г., в самом начале первой русской революции, семью Романовых потрясла женитьба двоюродного брата императора великого князя Кирилла Владимировича (1876-1938), сына великого князя Владимира Александровича и внука Александра II. Не спрашивая на то царского разрешения, он выбрал в супруги собственную кузину Викторию Федоровну (1876-1936), урожденную принцессу Саксен-Кобург-Готскую, которая до этого уже состояла в браке с родным братом царицы Александры Федоровны – принцем Эрнестом-Людвигом Гессенским. В 1901 г. Виктория Федоровна развелась со знатным, но нелюбимым мужем. Ее роман с великим князем Кириллом сам по себе был неприятен императорской семье, а их брак настолько возмутил Николая II, что тот чуть было не лишил своего кузена великокняжеского титула. Впрочем, от этого решения государь в последний момент отказался, но Кирилл Владимирович был лишен придворного чина флигель-адъютанта, уволен с военной службы (он был морским офицером, участником русско-японской войны) и в 24 часа вместе с женой выдворен из страны. Возможно, Николая и Александру особенно задевало то, что их собственная помолвка состоялась во время свадьбы Виктории Федоровны и ее первого мужа Эрнеста-Людвига в Кобурге. Через два года, когда страсти улеглись, император простил Кирилла и разрешил ему вернуться в Россию; их вместе с супругой даже начали принимать при дворе.
После революции семье Кирилла Владимировича удалось уехать за рубеж. В эмиграции великий князь, ставший после гибели всех Александровичей старшим представителем мужской линии дома Романовых, провозгласил себя императором в изгнании. Но далеко не все члены семьи и представители монархических кругов русской белой эмиграции согласились с этим. По законам Российской империи великий князь, женившийся на разведенной женщине, автоматически выбывал из числа претендентов на императорский престол. До сих пор это обстоятельство остается одной из основных причин дискуссий внутри семьи Романовых по поводу того, кто должен возглавлять династию.
Сам император Николай II в своей семейной жизни придерживался тех же принципов, что и его отец Александр III. Свою супругу он любил глубоко и искренне и в отношениях с ней руководствовался не только долгом отца семейства, но и чувством, не ослабевавшим с годами. Вокруг императорского брака ходило много сплетен и подозрений, либеральные газеты приписывали Николаю и Александре какие-то сомнительные романы и симпатии, но личный дневник императора свидетельствует о его верности и преданности жене. «Не верится, что сегодня двадцатилетие нашей свадьбы! Редким семейным счастьем Господь благословил нас; лишь бы суметь в течение оставшейся жизни оказаться достойным столь великой Его милости», – писал царь в 1914 г.
Кроме семьи в ведении Николая II оказались и огромные богатства, которыми владела династия Романовых. Доход императорской семьи с принадлежащих ей земельных угодий (к 1914 г. стоимость этой земли составляла около 100 миллионов золотых рублей), полагавшейся на ее содержание доли налогов и другой собственности составлял около 24 миллионов рублей в год золотом – сумма по тем временам колоссальная. Романовы действительно были самой богатой семьей Российской империи. Кроме того, в распоряжении императора находились фамильные драгоценности, накопленные за 300 лет существования династии, на общую сумму 160 миллионов рублей золотом. К числу императорских ценностей относились знаменитая корона Екатерины II, украшенная огромной, необыкновенной чистоты розовой шпинелью (редким драгоценным камнем. – Л. С.), вмонтированный в царский скипетр один из самых больших в мире алмазов «Орлов» весом в 195 каратов, алмаз «Горная луна» в 120 каратов, рубин «Полярная звезда» в 40 каратов (1 карат = 0,2 г) и другие крупные и необычайно красивые камни.
Но этих, казалось бы, неисчислимых средств постоянно не хватало, так как расходы царской казны также были неимоверно велики. Только царской семье, не считая великокняжеских семей, принадлежали семь огромных дворцов: Зимний и Аничков в Санкт-Петербурге, Екатерининский и Александровский в Царском Селе, усадебные дворцы в Петергофе и Гатчине, Большой Кремлевский дворец в Москве и Ливадийский дворец в Крыму. При Николае II царская семья выкупила у своих родственников и Михайловский дворец в Петербурге, в котором открылся Музей Александра III. Его основу составило собрание произведений русских художников, принадлежавшее этому императору. Дворцы обслуживали 15 тысяч чиновников и слуг, которым кроме жалованья полагалось бесплатное питание и подарки к праздникам.
Императорской семье принадлежали также специально оборудованные и богато отделанные поезда и яхты, три театра в Петербурге и два в Москве. Только в императорском балете на средства царя содержались 153 балерины и 73 танцовщика и несколько десятков малолетних учеников балетной школы.
Из царской казны выделялось содержание и всем членам императорской фамилии, состоявшей из шести с лишним десятков человек. Каждый великий князь получал 200 тысяч рублей в год, каждой великой княжне в приданое полагался 1 миллион рублей.
Огромные средства императорская семья тратила на благотворительность. Кроме регулярных отчислений в приюты, сиротские дома, больницы и богадельни были и разовые пожертвования по просьбам, поступавшим от людей разных сословий в царскую канцелярию. Щедрость царской семьи в начале года к концу его часто оборачивалась полным безденежьем. Нередко уже в осенние месяцы император и его близкие сами оказывались в стесненных финансовых обстоятельствах и вынуждены были экономить.
Николай II в быту был достаточно скромен. Как и отец, в домашней обстановке носил холщовую рубашку, просторные штаны и короткие мягкие сапожки. Он очень любил все русское. В молодости он даже хотел поменять придворные мундиры европейского образца на древнерусские кафтаны, и только перспектива слишком больших расходов заставила его отказаться от этой затеи. Прекрасно владея несколькими иностранными языками, Николай предпочитал говорить и писать по-русски. Со своей матерью и детьми он общался на русском языке, но Александра Федоровна осваивала его с большим трудом, и с ней император разговаривал и переписывался по-английски.
С возрастом рос его юношеский интерес к первым государям династии Романовых. Николай II искренне восхищался отцом Петра Великого Алексеем Михайловичем – последним царем, при котором Россия жила традиционным укладом. В 1903 г. при дворе был устроен костюмированный бал, на котором вся императорская семья и придворные предстали в костюмах XVII в. По мере приближения к 300-летнему юбилею дома Романовых подобные мероприятия повторялись все чаще и со все большим размахом. К царю-реформатору Петру Великому Николай II, наоборот, в отличие от своих предшественников относился без особого пиетета и даже с определенным скепсисом. Однажды на восторженный отзыв о нем своего молодого адъютанта император ответил: «Я не могу не признать больших достоинств моего предка, но... именно он привлекает меня менее всех... Он слишком сильно восхищался европейской культурой... Он уничтожил русские привычки, добрые обычаи, взаимоотношения, завещанные предками».
Зная интерес императора к русской старине, близкие люди старались порадовать его редкими вещицами, относящимися к тем временам. Так, императрица Александра Федоровна к Пасхе 1916 г. через своих придворных антикваров отыскала в старообрядческой лавке Евангелие, изготовленное в 1627 г. мастерами Московского печатного двора – иконописцем Прокопием Чириным и гравером Кондратом Ивановым по заказу матери Михаила Федоровича – первого царя династии Романовых. Царица-инока Марфа вложила эту роскошную книгу в Благовещенский Ширинский монастырь под Кашином в память о рождении первенца своего сына – царевны Ирины Михайловны. Монастырь закрыли при Екатерине II, и след этого вклада затерялся. Его возвращение в руки государя из дома Романовых в начале XX в. было, с точки зрения императорской семьи, знаменательным событием. Шла Первая мировая война, и Николай получил подарок, находясь в Ставке Верховного командования в Белоруссии. Это Евангелие доставило ему большую радость, подняв настроение, подавленное неудачами русской армии на фронте. Книга вместе с портретом царя Алексея Михайловича находилась на столе императора в его Царскосельском кабинете до ссылки в Тобольск. В 1941 г. среди других ценных книг Евангелие было вывезено фашистами в Германию, только после войны оно вернулось обратно и ныне хранится в собрании Царскосельского музея-заповедника.
Император Николай II, говоря языком современной психологии, был типичным интровертом. Он любил одиночество и не нуждался в соратниках. В отличие от всех предыдущих императоров и даже от собственной жены Николай не имел личного секретаря и сам следил за своим деловым графиком. На его столе в кабинете лежал ежедневный календарь, куда он заносил предстоящие встречи. Он сам разбирал не только личную корреспонденцию, но и письма государственной важности, сам писал ответы и запечатывал их в конверты. Император поддерживал в своем кабинете такой идеальный порядок, что был способен быстро найти любую нужную ему вещь даже в полной темноте.
В свободное время Николай не терпел разговоров о политике. Он предпочитал беседовать, в том числе и со своими министрами и адъютантами, о погоде, красотах природы, лошадях и игре в теннис, литературе, музыке и театре – о чем угодно, только не о важных политических делах и проблемах.
В государственной деятельности царь также испытывал трудности при необходимости строить отношения с людьми, которых, включая важнейших министров и сановников, он обычно оценивал чисто интуитивно и эмоционально. Он не любил сложных, принципиальных разговоров, прямых столкновений и жестких дискуссий, что часто приводило к недопониманию и к разговорам о лукавстве и лживости его натуры. Николай редко устраивал разносы своим подчиненным и важнейшим государственным чиновникам. Вызвав к себе министра, действиями которого был недоволен, государь дружески с ним беседовал и, случалось, даже благодарил за службу. Чиновник, считая, что инцидент исчерпан, спокойно возвращался в свой министерский кабинет и продолжал заниматься делами, а на другой день неожиданно получал извещение об отставке, подписанное царем.
Отправленный таким образом в отставку всесильный, как казалось, премьер С. Ю. Витте одним из первых заметил эту особенность характера императора, связанную с его воспитанием и положением в семье. Говоря о первых годах правления Николая, он отмечал: «Когда император ступил на престол, то от него светлыми лучами исходил... дух благожелательности, он сердечно и искренне желал России...
счастия и мирного жития». Но позже он все чаще вспоминал свой разговор с министром внутренних дел Иваном Николаевичем Дурново, состоявшийся в один из первых дней после кончины императора Александра III:
«... мы были, конечно, в довольно тяжелом и грустном расположении духа.
Вот Иван Николаевич обратился ко мне и говорит:
– Что же вы, Сергей Юльевич, думаете относительно нашего нового императора?
Я ответил, что о делах говорил с ним мало, знаю, что он совсем неопытный, но и неглупый, и он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как Николай II, таким он и остался. Воспитание это скрывает все его недостатки. На это И. Н. Дурново мне заметил: «Ошибаетесь вы, Сергей Юльевич, вспомяните меня – это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности». Я затем часто вспоминал этот разговор. Конечно, император Николай II не Павел Петрович, но в его характере немало черт последнего и даже Александра I (мистицизм, хитрость и даже коварство), но, конечно, нет образования Александра I. Александр I по своему времени был одним из образованнейших русских людей, а император Николай II по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства».
Средний ум, среднее образование, средний характер, уважение к старшим родственникам (матери, двоюродному деду, дядьям) и зависимость от их мнения – все это, наверное, совсем неплохо для среднего человека, живущего обыкновенной частной жизнью, но недостаточно для государя большой империи в эпоху революций, экономических кризисов и мировых войн. Со временем это становилось все более очевидным для политической элиты России и русского общества. Николаю с трудом удавалось находить решения даже небольших политических проблем, а сложные вызывали у него депрессию или раздражение. Он все больше уходил в жизнь семейную, горести и радости которой находили в нем действительно живой отклик. Постепенно семья стала для него центром вселенной, а о ценностях самодержавной власти и государства он продолжал заботиться только в силу своего положения императора.
Даже с императорским имуществом, расположенным в столице и имеющим, кроме всего прочего, значение государственных символов, Николай, бывало, поступал, как провинциальный помещик со своей усадьбой. Один из таких примеров приводит в своих мемуарах все тот же С. Ю. Витте.
Через некоторое время после восшествия на престол император уже не мог из-за постоянных конфликтов между его женой и матерью оставаться в родительском Аничковом дворце. Витте предложил ему переселиться в Михайловский дворец, окруженный прекрасным парком, где было бы удобно и приятно гулять императорским детям. Но Николай отказался, заявив: «Я не вижу, почему я должен жить не в тех помещениях, в которых жили мой отец и мой дед». Он переехал в Зимний дворец, закованный со всех сторон в гранит площадей и набережных. Проблему прогулок с детьми он решил просто – отгородил решеткой часть Дворцовой площади, которая принадлежала городу, и приказал развести там небольшой парк. На возражения городских властей он не обратил никакого внимания – так было нужно ему и его семье.
Императорская семья быстро увеличивалась. С перерывом в два года родились три дочери: Ольга, Татьяна, Мария, в 1901 г. – четвертая, Анастасия. Императрица тяжело переносила все свои беременности, страдая от тошноты в первые месяцы. У нее болели ноги, и последние недели перед родами она почти не выходила из спальни. Император трогательно заботился о супруге. По вечерам, когда она уже лежала в постели, читал ей книги по-русски и по-французски. Перед рождением княжны Марии это была, например, «Война и мир» Л. Н. Толстого.
Рождения детей чередовались с потерями и несчастьями, как это бывает в любой большой семье. Летом 1899 г. умер от туберкулеза 27-летний брат императора Георгий, который ввиду отсутствия у Николая сына был наследником-цесаревичем. Осенью 1900 г. тяжело заболел сам царь. Находясь на отдыхе в Крыму, он заразился тифом. Чтобы предотвратить распространение болезни на других членов семьи и прислугу, за ним ухаживала сама Александра Федоровна при помощи своей верной гувернантки мисс Орчард (Орчи). Только Александра перестала беспокоиться за жизнь и здоровье своего мужа, как получила печальное известие из Англии: в январе 1901 г. скончалась королева Виктория. Императрица хотела немедленно отправиться в Лондон, но супруг и свекровь уговорили ее остаться: она была беременна Анастасией.
Смерть 82-летней Виктории (1819-1901) была серьезным ударом для Александры Федоровны. После смерти матери, которую она потеряла в шестилетнем возрасте, бабушка оставалась для нее самым близким человеком. Они постоянно переписывались (к сожалению, Александра уничтожила эти письма в марте 1917 г., после отречения Николая от престола). Виктория подсказывала Александре, как она должна правильно вести себя в своем новом статусе, так как застенчивая и провинциальная немецкая принцесса была совершенно не готова к роли российской императрицы.
Но и при жизни заморская бабушка мало что могла изменить в поведении и манере держаться государыни Российской империи. Застенчивость и неловкость молодой императрицы мешали ей наладить отношения с собственными придворными дамами и женами виднейших сановников. Каждый раз, принимая их во дворце, она с плохо скрываемым нетерпением ждала, когда же закончатся положенные по этикету приветствия и обмен любезностями и она сможет удалиться в свои покои.
Выросшая в маленьком Дармштадте, в немецкой глуши, под строгим надзором нанятых отцом бонн и гувернанток, воспитывавших ее в соответствии со строгими викторианскими требованиями морали, предписанными бабушкой – английской королевой, Александра была шокирована свободными, веселыми нравами петербургского света. Любовные связи, откровенный флирт на придворных балах и приемах, загулы дворян в компании балерин и хористок – все это было ей совершенно чуждо. Она писала родным: «Головы молодых дам Санкт-Петербурга не заняты ничем, кроме молодых офицеров». Молодая императрица решительно принялась за исправление нравов при дворе: из списка приглашенных во дворец она решительно вычеркивала всех, кто не соответствовал ее представлениям о правильном образе жизни аристократии. Вскоре этот список стал слишком коротким для того, чтобы молодая императорская чета имела популярность и опору среди столичной знати. Мало кто поверил в исключительную моральную чистоту Александры Федоровны – многие сочли ее слишком заносчивой, лицемерной и провинциальной. В свете рассказывали анекдот о том, что случилось на одном из первых балов в присутствии новой императрицы. Александре Федоровне показалось, что у одной из приглашенных дам неприлично глубокое декольте. Она не придумала ничего лучше, как отправить к ней фрейлину, чтобы та сообщила нескромной нарушительнице этикета: «Мадам, Ее Величество послала меня сказать Вам, что в Гессен-Дармштадте не одеваются подобным образом». В ответ на это кокетка оттянула лиф платья так, чтобы вырез стал еще глубже, и дерзко парировала: «В самом деле? Пожалуйста, передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом».
Приняв православную веру, Александра Федоровна с энтузиазмом неофита стала увлекаться чтением религиозной литературы, собиранием старинных икон, поездками по святым местам, общением со священниками, монастырскими старцами и юродивыми. Светское общество Петербурга, привыкшее с детства относиться к своим религиозным обязанностям как к рутинной части быта, с недоумением восприняло желание императрицы быть «святее Святейшего Синода». Ее благотворительное начинание по созданию в столице общества рукоделия, члены которого обязывались связать по три вещи для передачи беднякам, было встречено в штыки. Аристократки, к которым Александра обращалась с предложением вступить в общество, заявляли, что им некогда заниматься такими глупостями.
Неправильно повела себя Александра Федоровна и по отношению к семейному клану Романовых. Императоры и императрицы независимо от внутрисемейных симпатий и антипатий считали своим долгом поддерживать связи с близкими и дальними родственниками, нанося визиты и устраивая ужины, чаепития и пикники в своем кругу. На этих встречах обсуждались и решались семейные дела и проблемы. Александра, считая мужа почти своей собственностью и желая как можно больше быть с ним наедине, свела эти традиционные сборища Романовых до минимума, тем самым изолируя царя не только от столичного бомонда, но и от его собственной родни. Семья кипела возмущением. Великие княгини и княжны, приходившиеся родными дочерьми и внучками русским императорам, просто отказывались понимать, как эта худородная немецкая принцесса из нищего герцогства смеет лишать их привилегии напрямую общаться с государем и постоянно бывать в царских дворцах.
Семья и высшее общество открыто встали на сторону императрицы-матери Марии Федоровны в ее конфликте с невесткой и получали удовольствие от их ссор и маленьких побед старшей царицы. Марию Федоровну все это ужасно раздражало, и, чтобы понапрасну не гневаться по поводу поведения жены сына, она все чаще уезжала из России и подолгу гостила то у отца и брата в Копенгагене, то у сестры в Виндзоре (принцесса Александра стала к этому времени английской королевой) или же отдыхала на своей собственной вилле на французской Ривьере.
Императрица, также как и ее муж, постепенно все больше замыкалась в своей собственной жизни. Природная застенчивость, слишком строгое воспитание, плохое знание русского языка, раннее восшествие на престол, к которому у нее просто не было времени подготовиться, и отсутствие рядом близких родственников (сестра Элла жила в Москве вместе с мужем генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем) сделали невозможными ее тесное общение с высшим обществом и дружбу с великими княгинями и княжнами – тетками, сестрами и кузинами Николая II. К тому же первое десятилетие ее жизни в России в качестве императрицы состояло из постоянной подготовки к рождению детей, тяжелых родов, болезней после них, выхаживания младенцев. Она лично нянчила всех своих детей, постоянно следила за их здоровьем и почти никогда далеко от них не отлучалась. Такое материнское рвение и поведение заботливой «наседки» в обычной русской патриархальной семье могло бы только приветствоваться, но оно мешало выполнять обязанности императрицы и не способствовало популярности Александры Федоровны в обществе.
Императрица не могла и не хотела устранить преграду непонимания и недоверия, возникшую между ней и русской аристократией. Ей было проще внушить себе, что высший слой российского общества состоит не из истинно русских людей, а из эгоистичных личностей, испорченных влиянием западноевропейской цивилизации. Она создала иллюзорный образ «православного крестьянина-хлебопашца», готового отдать жизнь и душу за «матушку-государыню», и представляла себя «народной императрицей». Среди этого мифического «народа» не было места ни заводскому пролетариату, ни студентам с их революционными идеями, ни капризным министрам и чиновникам.
Кризис в отношениях между императорской четой и обществом стал особенно очевиден в годы русско-японской войны и первой русской революции 1905-1907 гг. Даже после Кровавого воскресенья, когда 9 января 1905 г. была расстреляна мирная демонстрация рабочих в столице и начал раскачиваться маятник революционных беспорядков, императрица продолжала оставаться в плену своих иллюзий и заблуждений. Она писала своей сестре принцессе Виктории в Германию: «Санкт-Петербург – это прогнивший город, где ни на йоту нет ничего русского. Русский народ глубоко и искренне предан своему государю, а революционеры используют его имя для провокаций против хозяев, но каким образом – я не знаю. Как я хочу поскорее понять действительность. Я люблю мою новую страну. Она так молода, так полна сил и так много хорошего в ней, но крайне неуравновешенна и наивна. Бедный Ники вынужден вести горькую и тяжелую жизнь. Встречайся его отец чаще с людьми, сплоченными вокруг него, мы бы подобрали им соответствующие посты; а сейчас только старики или совсем юнцы, никого более вокруг нас. Дяди плохие, Миша (великий князь Михаил Александрович, младший брат императора. – Л. С.) еще совсем ребенок...»
Последующие события показали, что наивная вера императрицы в то, что подданные после убийства Александра II уже больше никогда не совершат покушения на жизнь членов императорской семьи, оказалась напрасной. В феврале 1905 г. от рук революционеров-террористов погиб дядя царя, муж ее сестры Эллы великий князь Сергей Александрович. Как и его отец, император Александр II, он погиб совсем недалеко от дома. Попрощавшись с женой, московский генерал-губернатор отправился по делам из Кремля, где они в то время жили. Как только экипаж выехал за ворота, на его крыше взорвалась бомба, брошенная террористом. Услышав взрыв, Елизавета Федоровна сразу поняла, что случилась. С криком: «Это Серж!» она бросилась на улицу. Там она не нашла даже тела мужа: взрывом его разорвало на куски и разбросало по дороге. Великая княгиня вела себя мужественно. Чтобы облегчить страдания смертельно раненного кучера, считавшего себя виновным в том, что не уберег своего господина, она солгала ему, что Сергей Александрович жив. Потом собственноручно собрала кресты, ладанки и перстни, бывшие на муже, а теперь раскиданные на снегу, и унесла их с собой. Позже она посетила в тюрьме убийцу великого князя эсера И. П. Каляева и предложила ходатайствовать о его помиловании перед царем. Каляев отказался, сказав, что уверен в своей правоте и что его смерть послужит делу свержения самодержавия.
Великий князь Сергей Александрович, несмотря на свои сомнительные нравственные качества, конечно, не заслужил такой страшной смерти. Хоть он и говорил сам о себе: «Я вполне доволен своей судьбой. Моя жизнь – батальон, мой интерес – рота, мой мир – казарма, мой горизонт – Миллионная (улица в Петербурге недалеко от Зимнего дворца, на которой стояли казармы Преображенского гвардейского полка. – Л. С.)», его интересы не ограничивались военной службой. Ученик знаменитого профессора истории Сергея Соловьева, Сергей Александрович сохранил любовь к прошлому на всю свою жизнь. Он был попечителем московского Исторического музея, одним из создателей Музея изящных искусств и русского Палестинского общества.
Похоронили останки Сергея Александровича в кремлевском Чудовом монастыре. Удивительным образом его гробница сохранилась, в то время как сам монастырь при советской власти был взорван. Гробницу обнаружили на территории Кремля в начале 1980-х гг. и не тронули, рассудив, что там все равно ничего нет. В середине 1990-х великий князь был перезахоронен в Новоспасском монастыре в Москве, в одной из старинных усыпальниц дома Романовых.
Смерть мужа совершенно изменила жизнь великой княгини Елизаветы Федоровны, одной из красивейших женщин Европы того времени. Привыкшая к роскошной жизни, пользовавшаяся вниманием кайзера Вильгельма II и императора Николая II, любительница нарядов, балов и веселья светская львица, казалось, умерла вместе со своим супругом, которого, как выяснилось, очень любила, несмотря на его несносный характер и не внушающий уважения образ жизни. В тот роковой февральский день Елизавета Федоровна надела траур, который через пять лет сменила на монашеское одеяние. В Москве она основала Марфо-Мариинскую обитель с больницей и богадельней, которую возглавила в качестве настоятельницы. Последним действием, которое выдавало в ней настоящую принцессу, был заказ эскиза монашеского одеяния выдающемуся русскому художнику Михаилу Васильевичу Нестерову. Будучи тонким знатоком религиозного искусства и обрядности, Нестеров создал для нее изящное платье с капюшоном из шерстяной ткани жемчужно-серого цвета с белым покрывалом. Этот наряд она носила до конца жизни, когда разделила участь своей сестры и зятя в 1918 г.
В тяжелые для империи и династии дни, когда Россия терпела неудачи в русско-японской войне, императорской семье неожиданно улыбнулось счастье. Каждая беременность императрицы Александры Федоровны сопровождалась надеждой, что будет наследник, но четыре раза подряд рождались девочки.
Императрица всякий раз чувствовала себя виноватой перед мужем и униженной перед его матерью, которая в свое время исправно рождала наследников. Чтобы выполнить «царицын долг» перед династией Романовых, Аликс была готова сделать что угодно и поверить во что угодно. Будучи личностью мистически настроенной, доверяя снам, приметам и предчувствиям, она безоговорочно поверила французскому хироманту, астрологу, целителю и авантюристу Филиппу Вашо из Лиона, пользовавшемуся тогда европейской известностью. Он предсказал, что у нее обязательно родится сын, нужно только дождаться этого момента.
Александра Федоровна так уверовала в это предсказание, что в 1902 г., в тридцатилетнем возрасте, будучи матерью четверых детей, она внушила себе, что беременна. Она была настолько в этом убеждена, что распространила известие о своей беременности среди членов семьи; скоро об этом уже говорил весь Петербург. Статс-секретарь императора А. А. Половцов в своих воспоминаниях писал, что у императрицы и мысли не возникало, что ее уверенность не соответствует действительности. К врачам она не обращалась, пока в августе вдруг не начала худеть. Тогда Аликс пригласила для консультации лейб-акушера Отта, который объявил ей, что никакой беременности нет и в помине. Официальное известие о том, что ожидаемого прибавления императорского семейства не будет, опубликовали в «Правительственном вестнике». При этом внятно объяснить, что произошло, никто не удосужился. В результате во всех слоях населения стали распространяться слухи один нелепее другого. Например, как утверждает А. А. Половцов, говорили, будто императрица родила урода с рогами, «которого пришлось придушить». Но и после этого неприятного эпизода императорская чета продолжала верить в предсказание француза и надеяться на чудо.
Половцова не могла не тревожить обстановка в царской семье, которую он хорошо знал не только как придворный чиновник, но и как родственник Романовых. Александр Александрович Половцов (1832-1909) был женат на Надежде Михайловне Июневой – внебрачной дочери великого князя Михаила Павловича, правнучке императора Александра II, которая воспитывалась в семье придворного банкира А. Л. Штиглица. В конце жизни Половцов был председателем Русского исторического общества.
12 августа 1904 г. наконец родился мальчик – цесаревич Алексей Николаевич. В тот же день этого титула лишился его дядя Михаил Александрович, считавшийся наследником при брате, не имевшем до этого детей мужского пола. Счастливый отец записал в своем дневнике: «Великий незабвенный для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В 1 час дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем».
Мальчик был долгожданным, но родился неожиданно. Когда императорская семья ждала первенца, она даже заранее придумала имя будущему наследнику. Мальчика назвали бы Павлом, но тогда на свет появилась девочка и получила приготовленное для нее имя – Ольга. Ожидая пятого ребенка, никаких планов уже не строили. Более того, императрица рассчитывала, что будет рожать немного позже. 12 августа семья находилась в Петергофе. Во время второго завтрака Александра Федоровна вдруг почувствовала себя нехорошо и, извинившись, удалилась в свою комнату. Не прошло и часа, как у нее родился мальчик (все предыдущие роды были более длительными и тяжелыми). Младенец весил 3 килограмма 200 граммов. На рождение ребенка сразу же отозвались салютом пушки Петергофской батареи, потом ударили пушки Кронштадта, и, наконец, Петербург услышал салютную канонаду орудий Петропавловской крепости. Горожане по привычке считали залпы – на этот раз их оказалось не 101, как ранее, когда рождались девочки, а 300.
Новорожденного назвали Алексеем, в честь царя Алексея Михайловича, любимого государя императора Николая II. Цесаревич Алексей был первым порфирородным наследником в царской семье с XVII в., то есть рожденным от отца, уже сидящего на троне. Все это казалось его венценосным родителям хорошим предзнаменованием. Почему-то царская семья предпочла забыть, что несчастного, приговоренного отцом к смерти старшего сына царя Петра I тоже звали Алексеем, и он тоже был порфирородным (тогда его отец делил трон со своим старшим братом Иваном V).
Великий князь Алексей Николаевич был очень красивым ребенком, со светлыми, слегка вьющимися волосами и голубыми глазами и казался совершенно здоровым. Он привел в полный восторг своих старших сестер – 9-летнюю Ольгу, 7-летнюю Татьяну, 5-летнюю Марию и 3-летнюю Анастасию.
Младенца с первых минут окружили особой заботой, ведь другого сына у царской четы могло уже и не быть. После четырех девочек нельзя было искушать судьбу. Крещение наследника обставили со всевозможными предосторожностями. Церемония совершалась в Петергофской дворцовой церкви. К купели его несла на подушке из золотой парчи пожилая фрейлина Мария Голицына, которой уже доверяли предыдущих императорских детей. Чтобы обеспечить полную безопасность младенца, подушка крепилась к плечам фрейлины специальной широкой золотой лентой, а к туфлям Голицыной были приклеены резиновые подошвы, на случай, если пол окажется слишком скользким.
На крестины приехало много гостей. Порадоваться правнуку явился даже 87-летний датский король Христиан IX. Обряд совершал старый придворный протоиерей Янышев, который был духовником еще Александра III. Он, опуская кричащего младенца в купель, нарек его именем второго царя династии Романовых, Алексея.
Император с императрицей по православной традиции не могли находиться в храме во время крещения своего сына. Николай ждал снаружи, пребывая в сильном волнении. После крещения в Петергофском дворце состоялся большой прием для аристократии и иностранных послов. Многие из них впервые видели императрицу Александру Федоровну в прекрасном настроении, она была доброжелательна с многочисленными гостями и часто улыбалась счастливой улыбкой стоявшему рядом мужу. Наконец-то она сделала то, что от нее ждали уже 10 лет, – подарила престолу наследника.
Но радость императорской семьи длилась недолго. Через шесть недель с ребенком стало происходить что-то страшное и непонятное. У Алексея открылось кровотечение из пуповины, с небольшими перерывами оно продолжалось целый день. Несмотря на то что малыш был при этом спокоен и весел, вызвали придворного хирурга Федорова, и тот в 7 часов вечера наложил повязку. Кровотечение возобновилось на следующее утро, но потом прекратилось само собой. Через несколько дней все успокоились, кровь больше не шла.
Вновь причина для беспокойства появилась через несколько месяцев, когда малыш начал вставать в своей кроватке и ползать. Когда он ударялся обо что-нибудь, то на его руках и ногах появлялись синяки, которые превращались через несколько часов в зловещие сизые опухоли, доставлявшие Алексею боль. Врачи, которые осматривали его, подтвердили страшное подозрение родителей: цесаревич болен гемофилией, его кровь не обладает способностью свертываться, и каждый его ушиб или порез может быть не только очень болезненным, но и смертельным. С медиков взяли слово молчать, царская семья решила скрывать болезнь Алексея даже от родственников так долго, как только удастся. Шла война с Японией, в стране было неспокойно – надвигалась революция, и династии были ни к чему лишние домыслы о ее будущем.
Приближенные замечали угнетенное состояние императора, но не знали его причины. Многим казалось, что депрессия государя вызвана военными неудачами на Дальнем Востоке. В это время Николай II вдруг вспомнил, что его собственный день рождения приходится на день памяти святого Иова Многострадального. В минуту отчаяния он сказал одному из своих министров: «Я имею тайное убеждение, что мне предназначено ужасное испытание и что я не получу удовлетворения на этой земле».
Императорская семья должна была научиться жить со своей бедой. Долгожданное счастье – рождение наследника – обернулось своей противоположностью. На фоне политических событий начала XX в. гемофилия Алексея казалась самим Романовым, да и до сих пор кажется некоторым писателям и публицистам мистическим наказанием свыше за грехи династии. Но в действительности по странному стечению обстоятельств именно в это время взорвалась бомба замедленного действия, заложенная в их собственных генах.
Американский писатель и историк Роберт Мэсси, занимавшийся исследованием истории России времени Николая II и истории императорской семьи, собрал большой материал, связанный с распространением гемофилии в королевских семьях Европы. Остановимся и мы кратко на этом вопросе, так как он тесно связан с трагедией, разыгравшейся в семье Романовых на закате династии.
Гемофилия – тяжелая и довольно редкая болезнь крови, которая поражает преимущественно мужчин. Она была известна людям еще в глубокой древности. Тогда она считалась следствием проклятия, насылаемого кем-то на семью больного. Долгое время гемофилию не могли лечить, и больной находился постоянно под дамокловым мечом этого недуга. В настоящее время для облегчения положения больного ему делают переливание свежезамороженной или концентрированной кровяной плазмы, используют сильнодействующие обезболивающие и защитные приспособления из легких металлов и пластмасс. Если больному удается выжить в детстве, то со временем наступает некоторое улучшение, и далее человек может жить сравнительно нормальной жизнью. Но все новые методы лечения гемофилии и ухода за больными гемофилией разработали во второй половине XX в., а во времена Николая II были недоступны даже императорским семьям.
В XIX – начале XX в. гемофилия проявилась у членов правящей династии Британии, Испании и России и поэтому получила название «королевской болезни». Современная наука полагает, что, скорее всего, гемофилия является результатом спонтанной мутации. Дефектные гены несут в себе женщины, но они почти никогда не болеют гемофилией. Болезнь коварна, и вероятность ее проявления нельзя заранее просчитать. Далеко не все сыновья женщины-носительницы заболевают и не все дочери наследуют от нее опасный ген. В королевских семьях Европы гемофилия распространилась по причине частых близкородственных браков между ними, когда вероятность ее проявления увеличивается согласно законам генетики. Венценосные особы стали жертвами не судьбы, а природы и собственноручно созданных традиций, направленных на сохранение и передачу власти в узких рамках старшей ветви одной династии.
Носительницей гена, от которой он распространился во владетельных домах Европы, была английская королева Виктория, приходившаяся бабушкой многим принцам и принцессам. Гемофилией болел ее младший сын Леопольд, герцог Олбэнский, а две из пяти дочерей, Алиса и Беатрис, были носительницами заболевания. Их дочери, внучки Виктории, получившие опасный ген в наследство, вышли замуж за представителей правящих династий России и Испании, в связи с чем наследники обоих этих домов оказались больны гемофилией.
Гемофилия и раньше встречалась в аристократических родах Европы, но королева Виктория считала, что «эта болезнь не нашей семьи», до тех пор пока в 1853 г. не родился принц Леопольд, пораженный тем самым опасным недугом. Его пришлось тщательно оберегать от царапин и шишек. О состоянии его здоровья писал Британский медицинский журнал. Королевские медики считали, что единственным средством борьбы с болезнью является постоянное наблюдение за организмом принца и оказание ему соответствующей помощи. Но Леопольд был упрям и не всегда прислушивался к советам придворного доктора, в результате у него после одного из ушибов осталась хроническая хромота. Королева Виктория очень сердилась, когда кто-то из родственников случайно или намеренно наносил принцу хотя бы малейшую травму. Она расстроилась, когда маленький племянник Леопольда, будущий немецкий кайзер Вильгельм, в ответ на замечание дяди по поводу его поведения ударил того ногой. В тот раз принц Леопольд нисколько не пострадал, но инцидент всем доставил немалое беспокойство.
Принц рос высоким, красивым и умным. Но его природные данные и способности пропадали втуне, так как семья оберегала его от всех мыслимых и немыслимых опасностей, ограничивая свободу действий. Мать отказывала в любых просьбах поручить ему какое-нибудь государственное дело. Старший брат Леопольда принц Уэльский хотел отдать ему в подчинение команду волонтеров, охранявших семейный замок Балморал в Шотландии, но королева запретила и это. Все же Леопольду удалось удрать из-под материнского надзора на две недели в Париж. За время этой краткосрочной свободы 29-летний принц смог найти себе невесту – немецкую принцессу Хелену Вальдекскую, которая не побоялась стать его женой. Они счастливо прожили два года, и у них родилась дочь. До рождения своего второго ребенка он не дожил. Когда его жена была беременна, Леопольд заболел в Каннах от незначительного ушиба головы и умер от кровоизлияния в мозг в возрасте 31 года.
Из пяти сестер принца две, Алиса и Беатрис, перенесли ген гемофилии на свое потомство. Из восьми детей Алисы его получили трое: дочки Аликс и Ирена были носительницами, а сын Фридрих («Фритти») больным. Фритти умер в трехлетнем возрасте. Играя, он случайно выпал из окна спальни своей матери (окно начиналось прямо от пола комнаты) и упал с шестиметровой высоты. Казалось, все кончилось благополучно – кости мальчика были целы. Но ночью началось внутреннее кровотечение, которое невозможно было остановить, и Фритти не стало.
Гемофилия обнаружилась и у двоих из четырых сыновей старшей сестры императрицы Александры – принцессы Ирены, вышедшей замуж за принца Генриха Прусского. Их младший сын Генри умер незадолго до рождения цесаревича Алексея, в возрасте четырех лет. Старший сын, принц Вольдемар, дожил до 56 лет и скончался в 1945 г. Их болезнь тщательно скрывали от окружающих, чтобы никто не знал о наличии гемофилии у членов германского императорского дома.
Ко времени описанных событий гемофилия была хорошо известна европейским врачам и ученым-биологам. Уже в 1876 г. французский доктор Грандидье рекомендовал всем членам семей, в которых обнаружилось это заболевание, не вступать в брак. Американский врач Литтен советовал остерегать больных мальчиков от игр с другими детьми и не подвергать их телесным наказаниям. Он считал, что больной гемофилией может прожить долго, если выберет себе тихую и мирную профессию, связанную преимущественно с умственной деятельностью, и будет соблюдать определенный режим.
Но короли и императоры никогда не прислушивались к советам врачей. У них были свои представления о том, с кем вступать в брак и как правильно строить жизнь будущих наследников престола. Они не загружали свой ум научными выкладками генетиков, а полагались больше на судьбу и волю Божью. Наличие среди родственников принцессы Аликс нескольких больных гемофилией не делали ее менее привлекательной невестой, ведь кроме дурного гена она могла принести жениху полезные династические связи практически со всеми королевскими домами Европы. Вспомним, что ее руки искал английский принц Альберт-Виктор, и, сложись обстоятельства несколько иначе, эта болезнь вместе с Аликс вернулась бы в британское королевское семейство. Немецкий кайзер Вильгельм был влюблен в старшую сестру Александры – Эллу, но она выбрала великого князя Сергея Александровича. Вильгельм женился на другой, и его шестеро сыновей были совершенно здоровы. А у Эллы с Сергеем детей не было, может быть, к счастью, иначе в семье Романовых Алексей не оказался бы единственным больным гемофилией.
В многодетных королевских и герцогских семьях смерть одного или двух детей не воспринималась как страшная трагедия, и отчего она произошла, от дифтерии, оспы, скарлатины или гемофилии – неважно. Возможно, болезнь цесаревича Алексея не оказалась бы таким страшным ударом для его родителей, если бы у них были еще отпрыски мужского пола. Но после рождения Алексея императрица Александра Федоровна больше уже не могла иметь детей.
Для императорской семьи этот ребенок был важен, как никакой другой. По законам Российской империи трон не мог передаваться особам женского пола. Такой акт в конце XVIII в. утвердил император Павел I, чтобы исключить возможность узурпации престола императрицей, как это сделала его собственная мать Екатерина II, отстранившая от власти своего мужа императора Петра III. Если бы Александра Федоровна не смогла родить мальчика, то после смерти или отречения Николая II императором стал бы его младший брат – великий князь Михаил Александрович, а при отсутствии и у него младенца мужского пола императорская корона перешла бы к прямым потомкам великого князя Владимира Александровича, дяди Николая и Михаила.
Николай и Александра с нетерпением ждали рождения мальчика – в противном случае все остальные их потомки через некоторое время оказались бы всего лишь боковой ветвью императорского дома, имевшей к самодержавной власти только косвенное отношение. Поэтому когда у императрицы родилась четвертая дочка, Анастасия, император, чтобы скрыть сильное разочарование, прежде чем пойти к жене и поздравить ее, долго гулял по парку, успокаивая нервы.
Рождение наследника вызвало у императрицы слишком сильные положительные эмоции. Первые недели она просто светилась радостью и счастьем. Поэтому обнаружение у ребенка гемофилии стало для нее страшным ударом, расстроившим ее нервную систему. Всю свою дальнейшую жизнь она подчинила заботе о сыне. Но от нее мало что зависело: в любой момент мальчик мог ушибиться и порезаться, и тогда детская беззаботность тут же сменялась страданием. Когда у Алексея случалось кровоизлияние в коленный сустав от нечаянного падения во время игры, он мучился ужасными болями и кричал: «Мама, помоги мне, помоги мне!» Но Александра ничего не могла сделать, ей только оставалось страдать вместе с ним в ожидании, что болезнь отступит.
Родители принцев, больных гемофилией, придумывали разные способы, чтобы уберечь их от лишних травм. Испанская королевская семья одевала двоих своих сыновей в специальные подбитые ватой костюмы, амортизирующие удары, а деревья в парке, где они гуляли, были обмотаны мягкой материей. Маленького цесаревича Алексея всегда сопровождали двое матросов, готовые подхватить и поддержать ребенка при падении. Но вскоре его воспитатель Пьер Жильяр стал замечать, что такая опека подавляет характер наследника и может в дальнейшем сказаться на его умственных способностях. Он поделился своими соображениями с императрицей, и та приняла решение предоставить цесаревичу самостоятельность. Отныне она сама следила за ним неотлучно и сама несла ответственность за все его падения и ушибы: будущий император не мог расти умственно и эмоционально неполноценным. Теперь забота о сыне занимала все ее время. Вскоре придворные обратили внимание на то, что Александра Федоровна страдает хронической усталостью. Еще молодая (тридцати с небольшим лет), красивая, высокая и стройная женщина с чудесными золотистыми волосами и серо-голубыми глазами, она стала быстро стареть.
Скрывать болезнь наследника и состояние императрицы, находясь в Петербурге, в Зимнем дворце, было практически невозможно, и семья переселилась в Царское Село, где Романовы тщательно поддерживали иллюзию собственной защищенности от бед и проблем внешнего мира. Их семейный врач С. С. Боткин (сын знаменитого русского терапевта С. П. Боткина) писал: «Проходил год за годом, а очаровательная маленькая сказочная страна Царского Села мирно спала на краю бездны, убаюкиваемая сладкими песнями усатых сирен, которые мягко гудели „Боже, царя храни“, посещали церковь с большой аккуратностью... и время от времени вежливо спрашивали, когда они могут получить свой следующий орден или повышение по службе или жалованье».
Царская семья жила в одном из крыльев Александровского дворца, построенного в классическом стиле. Царские апартаменты были обставлены по вкусу императрицы Александры Федоровны в духе английского загородного дома. Комнаты императорской четы были отделены от остальных помещений дверьми, которые охраняли четыре чернокожих привратника атлетического телосложения.
В Царском Селе установился свой распорядок жизни, который не менялся годами. В любое время года император вставал в семь часов утра, завтракал со старшими дочерьми и работал до обеда в своем кабинете. Императрица просыпалась позже и редко выходила из своих покоев раньше девяти часов. Она любила утром читать в постели или писать письма своим родственникам.
Любимой комнатой императрицы был будуар, заставленный мебелью, безделушками и вазами с букетами цветов и цветочными горшками. В будуаре Александры находились портреты самых близких ей людей, которых уже не было в живых: матери, принцессы Алисы, и бабушки, королевы Виктории. Почему-то там же был и портрет казненной революционерами французской королевы Марии-Антуанетты, супруги Людовика XVI.
Императрица имела в своем распоряжении обширный гардероб, но одевалась просто, предпочитая не слишком модные платья с высоким воротом, узкой талией и свободной юбкой. Их она шила у петербургской портнихи, переехавшей в столицу России из Франции, мадам Бриссак. Своим искусством портниха заработала себе особняк в одном из самых престижных районов города. Ее весьма не дешевыми услугами пользовались многие дамы из семьи Романовых и самые роскошные светские львицы. Большинство нарядов императрицы, в том числе вечерние платья, были белого или светло-бежевого цвета. Из украшений она предпочитала бриллианты и жемчуг. Александра Федоровна не любила шелкового белья, предпочитала из тончайшего льняного полотна. Императрица была высокого роста, почти на голову выше своего супруга, поэтому туфли носила на низком каблуке, как правило, из замши белого или бронзового цвета. Светловолосая и белокожая, царица всегда пряталась от солнца, носила широкополые шляпы, а летом всегда брала с собой зонтик.
Жена одного из офицеров императорской яхты Лили Ден впервые познакомилась с Александрой Федоровной в 1907 г. в Царском Селе и сохранила свое впечатление от этой встречи на страницах собственных записок: «Сквозь зеленые заросли продвигалась высокая стройная фигура... Императрица была одета во все белое с прозрачной белой вуалью на шляпе. Ее вид был болезненно красивым... ее волосы были рыже-золотыми, глаза... темно-синие, а талия – гибкой как лоза. Я помню, что ее жемчуг был превосходным, и бриллианты в ушах сверкали всеми цветами радуги, когда она двигала головой... Я отметила, что она говорила по-русски с сильным английским акцентом». Нужно отметить, что царица тщательно оделась и причесалась ради встречи с незнакомой молодой особой, которую ей представили как жену человека, находящегося в близком контакте с императорской семьей. В своем домашнем кругу Александра Федоровна одевалась более небрежно.
В 9 часов утра с осени до весны императорские дети садились за уроки. Дочери Николая II изучали арифметику, географию, историю, русский, французский и английский языки. Перед занятиями их осматривал доктор Боткин: проверял горло и выслушивал легкие: семья Романовых никогда не забывала о том, что несколько ее представителей умерли от туберкулеза, который в начале XX в. еще не считался болезнью бедняков и социально неблагополучных слоев общества.
В 11 часов девочки гуляли в саду с отцом, если тот был дома. Часто их сопровождали одиннадцать собак породы колли – любимцев императора. У императрицы был черный скотч-терьер Эйра – маленькая собачка со скверным характером, любившая кусать чужих за ноги.
Обедала императорская семья порознь: императрица с наследником в своих покоях, император с дочерьми – в столовой. К ним за столом присоединялись придворные и духовник царской семьи протоиерей Васильев. Этого батюшку, происходившего из крестьян и не искушенного в богословии, император и императрица ценили за простоту. Особенно царскую семью умиляла традиционная фраза, которой он успокаивал членов династии Романовых после исповеди: «Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Дьявол ничего не делает из этих вещей. Он не курит, не пьет, не занимается развратом, и все-таки он – дьявол».
Царская семья по традиции держала штат французских поваров во главе с шеф-поваром Кюба. Но Николай, как и его отец Александр III, предпочитал простые русские блюда. Икры он почти никогда не ел – она вызывала у него расстройство желудка, зато любил поросенка с хреном. В качестве основных блюд на царском столе преобладали щи, каша, отварная рыба с овощами. Из напитков Николай II оказывал предпочтение хорошему портвейну. Александра Федоровна практически не ела мясного. Она вообще ела мало, выбирая со стоящей перед ней тарелки всего несколько кусочков пищи. Вина она также не любила.
Послеполуденную прогулку император и императрица также совершали отдельно друг от друга. Царица каталась в экипаже. Она требовала, чтобы сопровождавшие ее казаки и охранявшие путь следования полицейские ни в коем случае не подпускали к ней случайных просителей и вообще посторонних людей. Царь, ездивший верхом по окрестностям Царского Села в сопровождении кого-нибудь из приближенных, наоборот, часто сам заговаривал с встречными крестьянами и принимал у них прошения и петиции.
В четыре часа вся семья собиралась за чаем. Чайный ритуал не менялся в императорской семье со времен Екатерины II. Всегда в одно и то же время накрывали стол: его застилали белой скатертью и сервировали серебром. К чаю подавали только хлеб, масло, сухари и простые английские бисквиты (род печенья). Александра Федоровна, любившая пирожные и конфеты, жаловалась своей фрейлине Анне Вырубовой на скудость угощения, но даже императрица не могла изменить вековые традиции Романовых.
Император всегда выпивал два стакана чая с кусочками хлеба с маслом. Во время чая он читал газеты и телеграммы. Пока дочери были маленькими, им разрешали играть на полу в куклы после того, как они выпьют свой чай. Когда девочки подросли, они должны были коротать время до того, как родители встанут из-за стола, за шитьем и вышиванием. Императрица не позволяла великим княжнам находиться без дела.
После чая до ужина Николай принимал посетителей. В 20 часов вся семья собиралась в столовой. Императрица, несмотря на домашний характер трапезы, всегда надевала к ужину вечернее платье и бриллианты.
После ужина все усаживались в гостиной. Царь читал вслух, императрица с дочерьми вышивали и вязали. Иногда чтение заменяла расклейка фотографий в семейные альбомы. Николай увлекался фотоделом, сам много и с удовольствием фотографировал. Фотографии делал также придворный фотограф.
В 23 часа императорская семья усаживалась за вечерний чай. После него Николай описывал день в своем дневнике, принимал ванну и ложился спать. Императрица иногда еще читала перед сном в постели.
Центром царской семьи, ее внимания и забот в размеренной жизни Царского Села были, конечно, дети. Напомним, что в силу обстоятельств матери приходилось заниматься в основном маленьким Алексеем. Дочери были на попечении нянек и гувернанток, однако и им уделялось время. Особенно строго императрица следила за тем, чтобы великие княжны не бездельничали и не росли неприспособленными к жизни.
Больше всех на отца, императора Николая II, была похожа старшая дочь Ольга. У нее были такие же светло-каштановые волосы и синие глаза. Ольга была умна, добра и отличалась невинностью чувств и мыслей. Как и отец с матерью, она любила читать художественную литературу, как прозу, так и поэзию. Ее внимание привлекали серьезные книги, лежавшие на столике в спальне у матери. В учебе она была прилежна и старательно выполняла все просьбы и задания преподавателей. По этой причине однажды случился казус: во французской книге, в которой учитель попросил ее отметить все незнакомые слова, она подчеркнула в том числе и бранные выражения. Хорошо, что увидевший это император понял, что виноват не педагог, а излишняя старательность дочери.
Вторая дочь, Татьяна, и внешне, и по характеру больше походила на мать: высокая, стройная, элегантная, с серыми глазами. Только волосы у нее были отцовские – каштановые. Самая энергичная, целеустремленная и организованная из сестер, она имела твердые убеждения и собственное мнение по каждому вопросу. Один из придворных офицеров как-то сказал о ней: «Вы чувствовали, что она дочь императора». Сестры и брат называли ее «губернаторшей». Несмотря на то, что она не была старшей, все остальные подчинялись ее решениям. Татьяна умела убеждать, и когда нужно было что-нибудь попросить у отца, то дети посылали ее в качестве депутата. Эта великая княжна обладала миловидной наружностью, музыкальным талантом (хорошо играла на фортепьяно) и уверенно держалась на людях. Она с нетерпением ожидала, когда наступит время выхода в большой свет и появится возможность показать себя на балах и званых обедах.
Самой красивой из четырех девочек была Мария. Все окружающие считали ее по-настоящему очаровательной: густые светло-каштановые волосы обрамляли милое лицо, на котором сияли огромные темно-синие глаза, которые в семье называли «машины блюдца». В то же время она была самой ленивой в семье. С настоящим увлечением она занималась только рисованием. «Машка», как ее называли домашние, с детства любила разговоры о свадьбе и детях. Если бы она родилась купеческой или мещанской дочкой, то могла бы, вероятно, стать неплохой матерью и домохозяйкой. Но в семье Романовых ее в перспективе мог ждать только династический брак и официальная роль супруги какого-нибудь принца, которому, возможно, вовсе не нужно то семейное счастье, которое она могла дать.
Младшая дочь, Анастасия, нашим современникам известна во многом благодаря американскому мультфильму. Но она была вовсе не так красива и изящна, как его героиня. Маленького роста, коренастая, с темными волосами и голубыми глазами, в семье она слыла большой шалуньей. Ей были свойственны остроумие и живость характера, а также упрямство, озорство и дерзость. Благодаря способностям к языкам и музыкальному слуху у нее развилась страсть к подражанию. Она смешно, а иногда и не без сарказма передразнивала взрослых.
«Enfant terrible» («ужасное дитя») императорской семьи доставляла немало хлопот своим няням и боннам. В парке Царского Села она залезала на самые высокие деревья и спускалась вниз только по приказу отца. Будучи наказана, она никогда не плакала из гордости. Сестра Николая II и крестная Анастасии великая княжна Ольга Александровна как-то сильно обиделась на ее оскорбительную выходку и отшлепала девочку. Та только покраснела от досады и стремглав выбежала из комнаты. Не все шутки маленькой Анастасии были безобидны. Как-то дочери императора играли в снежки. Анастасия закатала в снежок довольно большой камень и бросила его в лицо Татьяне. От сильного удара старшая сестра упала на землю, только тогда испуганная малышка зарыдала.
Дочери царя росли в уединении царскосельских аллей. Они заменяли друг другу многочисленных друзей и знакомых, какие бывают у обычных людей, поэтому их отношения были очень близкими. Почти погодки, они не имели большой разницы в возрасте: старшая, Ольга, была старше самой младшей, Анастасии, всего на шесть лет. Девочки часто менялись платьями и украшениями, помогая друг другу одеваться к торжественным выходам и домашним праздникам. В юности они придумали называть себя аббревиатурой «ОТМА», составленной из начальных букв имен каждой из них. Так они подписывали совместные письма и карточки, прикрепляемые к подаркам.
В домашней обстановке фрейлины и прислуга называли великих княжон просто по имени и отчеству, но в официальных случаях к ним обращались в соответствии с полным титулом, что необычайно смущало их, воспитанных в сознании того, что необходимо быть скромными. В императорской семье, принимая ванну или застилая кровать, даже Александра Федоровна не прибегала к помощи прислуги, а девочки нередко сами и комнаты убирали. Позже, в сибирской ссылке, эти навыки им очень пригодились.
Связующим звеном с внешним миром для дочерей царя стали казаки из охраны царской семьи, матросы императорской яхты, комнатная прислуга. Великие княжны навещали семьи этих людей и делали их детям маленькие подарки. Эти подарки всегда были скромными, так как девочкам на карманные расходы полагалось только 9 рублей в месяц, которые тратились в основном на почтовую бумагу и духи.
Почти все свое время девочки проводили затворницами в Царском Селе. Отдушиной для них были субботы и воскресенья. В субботу к ним приезжала их молодая тетя – великая княжна Ольга Александровна, сестра отца. Только ей удавалось уговорить императрицу отпустить «ОТМА» с ней в Петербург. Туда они ехали в воскресенье утром на поезде. В столице заезжали в Аничков дворец к бабушке императрице Марии Федоровне на официальный завтрак. Потом ехали к Ольге Александровне для игр и танцев. К ней приглашались также их ровесницы из аристократических семей. Веселье продолжалось до тех пор, пока за ними не приезжала какая-нибудь из фрейлин императрицы и не отвозила их обратно в Царское Село.
У девочек в Александровском дворце не было отдельных комнат. Они жили по двое. Старших великих княжон называли «большая пара», младших – «маленькая пара». Когда они были детьми, их даже одевали попарно в одинаковые платья. Девочки спали на походных солдатских кроватях. Им не позволялось менять мебель в комнатах по своему вкусу и желанию – они могли только дополнить интерьер иконами, гравированными картинками и фотографиями. Когда великие княжны подросли, в комнаты поставили столы со скатертями, украшенными оборками, и кушетки с декоративными подушками. В общей большой комнате, разделенной занавесками, была устроена ванная и гардеробная. В ней стояла большая серебряная ванна, которой пользовались все девочки. Девушкам-подросткам разрешили вместо холодной утренней ванны принимать на ночь теплую с душистой эссенцией. Все барышни в императорской семье пользовались не очень дорогими духами фирмы «Коти»: Ольга – «Чайной розой», Татьяна – «Корсиканским жасмином», Анастасия – «Фиалкой», а Мария – «Сиренью».
Когда Ольга и Татьяна стали подростками, круг их обязанностей и жизнь несколько изменились. Каждая стала шефом-полковником одного из гвардейских полков и должна была присутствовать на парадах и смотрах, облачившись в женский вариант полкового мундира с длинной юбкой вместо бриджей, верхом на лошади, сидя боком в дамском седле. В сопровождении отца они получили возможность посещать театр, а под наблюдением фрейлин – играть в теннис, совершать конные прогулки и танцевать на домашних праздниках со специально подобранными скромными и знающими свое место офицерами. В 20 лет Ольга Николаевна получила в свое распоряжение часть своего состояния, которую тратила в основном на благотворительность.
В 1914 г. Ольга и Татьяна должны были начать светскую жизнь. Но война положила конец блестящим придворным балам и праздникам, поэтому официально вывезти их в свет было негде. Девушки остались запертыми в Царском Селе со своей семьей. Они так и не познали радости жизни молодых особ из высшего общества.
Цесаревич Алексей занимал в семье особое положение не только по причине гемофилии, но также из-за того, что ему со временем был уготован императорский престол. Его берегли и заботились о нем с особой тщательностью. До пяти лет он был на попечении матери и многочисленных нянек. В пятилетнем возрасте по рекомендации докторов к нему приставили двух дядек-матросов: Деревенько и Нагорного. Деревенько обладал особым даром обхождения с цесаревичем. Когда мальчик мучился от очередного приступа гемофилии, он мог устроить его настолько удобно, что тому сразу становилось легче.
Когда приступов не было неделями, а иногда и месяцами, Алексей вел себя так же, как и остальные дети. Живой, веселый и непослушный по натуре, он больше всего походил на сестру Анастасию. Его любимой проказой было ворваться в комнату, где занимались его сестры, и нарушить строгий порядок урока. В возрасте трех лет ему нравилось бывать на семейных обедах, чтобы ходить вокруг стола и общаться с гостями, а также лазать под столом, как это делают маленькие дети.
В обычной обстановке семейной жизни он во всем слушался старших сестер и даже, пока был маленьким, донашивал их одежду. Но со временем цесаревич понял, что занимает другое положение, что по своему статусу он выше сестер. Когда он появлялся с родителями на людях, его приветствовали возгласом: «Наследник!» Именно он в торжественных случаях сидел или стоял рядом с отцом, а не одна из его старших сестер. Алексей еще, конечно, был ребенком, и многие его поступки, когда он стремился показать свою значительность, выглядели забавно. Однажды группа офицеров гвардейского полка, где он числился шефом, пришла поздравить его с днем рождения (ему исполнилось шесть лет). Он немедленно прервал свою веселую игру с сестрами и важно произнес: «Сейчас убегайте, девочки, я занят. Кое-кто желает видеть меня по делу».
С возрастом цесаревич в своих манерах и привычках все больше копировал отца. С придворными, особенно с теми, кто ему нравился, он был любезен и деликатен. Но иногда его детское сознание не справлялось с осмыслением тех почестей, которые ему оказывали как наследнику, и тогда он бывал груб и претенциозен. Министр иностранных дел Александр Извольский вспоминал, что однажды шестилетний Алексей вошел в приемную императорского кабинета. Извольский, ожидавший аудиенции государя, сидел в кресле. Цесаревич подошел к нему и громко заявил: «Когда наследник русского престола входит в комнату, люди должны вставать».
По мере взросления Алексея родители старались не просто запрещать, а объяснять, что он не должен совершать рискованных действий и поступков. Но, как все мальчишки, наследник бунтовал против чрезмерной родительской опеки и хотел делать то же самое, что и другие: бегать, прыгать, играть в теннис, кататься на велосипеде, драться и возиться. Поэтому он без спроса брал велосипед и катался на нем до тех пор, пока отец с дворцовой охраной не отлавливал его и не загонял в комнаты; требовал, чтобы Деревенько и другие няньки оставили его одного и разрешили резвиться с другими детьми. Когда попытки бурного веселья быстро пресекались, он обижался и пенял родителям, что те держат его взаперти.
Чтобы отвлечь Алексея от опасных развлечений, родители покупали ему дорогие механические игрушки, в которых достаточно нажать кнопку, чтобы они пришли в движение. В его комнате была большая железная дорога, почти как настоящая: с рельсами, паровозами, вагонами, пассажирами, станциями, небольшими пристанционными городками с домиками, деревьями, заводами и шахтами. «Железнодорожные пути» проходили мимо крошечных водоемов, в которых плавали модели кораблей. Все части и детали дороги действовали: шахты и заводы работали, поезда ходили, шлагбаумы опускались и поднимались, семафоры сигналили, даже церковные колокола звонили.
Как все мужчины императорского дома Романовых, цесаревич был увлечен военным делом и всем, что связано с войсками. С рождения он получил чин гетмана всех казачьих войск империи; у него был настоящий маленький мундир, меховая казачья шапка и кинжал, который он носил на поясе. Летом наследника обычно одевали в матросский костюм с бескозыркой. Когда Алексей еще не понимал, что неизлечимо болен, то мечтал, как его прадед и прапрадеды, верхом на белом коне водить войска на битву с врагами, но со временем с сожалением понял, что этой мечте вряд ли суждено когда-либо воплотиться в реальность.
Как и сестры, он обладал музыкальным слухом. Но в отличие от девочек, хорошо игравших на фортепьяно, предпочитал балалайку. Этот не совсем подходящий будущему царю инструмент чрезвычайно нравился цесаревичу, и он владел им довольно виртуозно. Впрочем, в семье Николая II подчеркнуто любили все русское и все «народное».
От отца Алексей унаследовал любовь к природе и к домашним животным. Его личной собакой был длинноухий, с шелковистой шерстью спаниель Джой. По просьбе Николая II на царскую конюшню из цирка доставили старого смирного дрессированного осла по кличке Ванька. Цесаревичу очень нравилось, как животное засовывает свою морду в карманы его одежды, чтобы отыскать там специально для него приготовленные кусочки сахара. Зимой Ванька катал Алексея по царскосельскому парку в санках. Старое животное двигалось медленно и не могло причинить наследнику вреда.
Однажды Алексей едва не стал обладателем редкого ручного животного – сибирского соболя. Его поймал и приручил один старый охотник, потом вместе с женой он приехал в столицу, истратив на дорогу все свои сбережения, и явился в Царское Село. После проверки дворцовой охраной их благонадежности старика со старухой принял император. Пока они беседовали о жизни в Сибири и охоте в тайге, с соболем играл цесаревич. Вдвоем они весело крушили все, что находилось в комнате. Оставить во дворце такое шумное и неугомонное животное Николай II не решился. Они договорились с охотником, что соболь будет жить у прежних хозяев, но считаться императорской собственностью, поэтому за животное царь щедро заплатил и дал охотнику с женой денег на обратную дорогу. Старику также подарили часы с гербовым двуглавым орлом, а старухе – дорогую брошь. Все остались довольны, кроме наследника, который желал бы оставить зверька себе, но отец ему строго это запретил.
Алексей был почти лишен общества сверстников, как и его сестры. Ему запрещали играть с двоюродными братьями, так как те казались императрице слишком грубыми и резкими. Под присмотром матроса Деревенько цесаревич иногда играл с двумя его сыновьями. Когда наследник стал старше, к нему приводили для общения спокойных и послушных кадетов из военного училища, которым предварительно объясняли, как нужно правильно себя вести с Алексеем. Сестры также как могли развлекали его играми и разговорами. Но цесаревич привык проводить много времени в одиночестве. Летом он часто просто ложился на траву и подолгу смотрел на небо. Своей старшей сестре Ольге он объяснил, что наслаждается солнцем и летом, пока может, и с грустью заметил: «Кто знает, будет ли еще такой день, когда мне не помешают провести его так».
О состоянии здоровья Алексея не имели точных сведений даже те придворные служащие, которые были особенно близки к императорской семье, например учителя. Уже упоминалось, что цесаревич любил забегать в классную комнату своих сестер. Когда он надолго исчезал, те уклончиво отвечали на расспросы преподавателей, что «Алексей Николаевич болен». Многие подозревали, что болезнь наследника престола довольно серьезна, но о ее природе почти никто не знал. Так, когда педагог Жильяр начал заниматься с восьмилетним Алексеем французским языком, то сначала не мог понять, почему избалованного и капризного мальчика нельзя наказывать, пока ему не объяснили, чем он болен. Именно Жильяру удалось уговорить императрицу ослабить контроль над сыном и дать ему больше свободы, так как способный и живой ребенок мог превратиться в угрюмого неврастеника.
Жильяру пришлось пережить и драматические минуты, когда на его глазах Алексей получил очередную болезненную травму. Он писал в своих мемуарах: «Сначала все пошло хорошо и мое напряжение ослабло, когда внезапно произошел несчастный случай, которого я так сильно опасался. Цесаревич находился в классе и залез на стул, когда он неожиданно поскользнулся и в падении задел правым коленом угол какого-то предмета мебели. На следующий день он не мог гулять. Днем позже подкожное кровоизлияние уже прогрессировало и опухоль, образовавшаяся ниже колена, быстро распространялась на всю ногу. Кожа, которая была весьма растянута, затвердела под действием крови и... причиняла боль, усиливавшуюся с каждым часом». Состояние Александры Федоровны, вынужденной проводить долгие часы возле постели больного сына, – матери, не имеющей возможности чем-то помочь своему ребенку и испытывающей постоянное чувство вины оттого, что именно через нее передалась ему эта страшная болезнь, Жильяр метко охарактеризовал как «долгая Голгофа».
Александре Федоровне повезло с супругом: Николай II был рядом с ней на этой «Голгофе». В то время как жена полностью сосредоточилась на сыне и его проблемах, он не заводил себе подруг и фавориток, чтобы отвлечься от состояния перманентного семейного несчастья. Но он был не просто отцом семейства, а российским императором, поэтому дела нередко заставляли его покидать Царское Село. А в годы Первой мировой войны ему все чаще приходилось выезжать на театр военных действий. И Александра оставалась одна со своим горем.
От отчаяния ее могли бы спасти друзья. Но где их было взять императрице? Подруги юности остались в Германии. В большой семье Романовых она не смогла найти людей, с которыми могла бы быть близка, за исключением своей старшей сестры Эллы, бывшей замужем за великим князем Сергеем Александровичем. Среди русских аристократок, вращавшихся при дворе, по большей части пустых и суетных дам, тоже трудно было найти ту, которая могла бы разделить с императрицей ее горести и печали. Они стремились к блеску и выгодам, которые сулила близость с царицей, а она искала в подругах другое. В письме к княгине Марии Барятинской, одной из немногих своих близких приятельниц в первые годы жизни в России, Александра Федоровна сообщала, чего она жаждет от друзей: «Я должна иметь друга только для меня и лишь тогда я смогу оставаться сама собой. Я не могу блистать в обществе, я не обладаю ни легкостью, ни остроумием, столь необходимыми для этого. Я люблю духовное содержание, и это притягивает меня с огромной силой. Насколько я знаю, я представляю собой тип проповедника. Я хочу помочь другим в жизни, помочь им бороться и нести свой крест». И среди немногочисленных подруг императрицы были в основном женщины весьма своеобразные, нуждающиеся в ее помощи и покровительстве.
Одна из них – молодая княгиня Соня Орбелиани. Аристократка с грузинской кровью была представлена ко двору в 1898 г. в возрасте 23 лет. Маленького роста, с белокурыми волосами, она увлекалась спортом и музыкой. Но природные данные и жизнерадостный нрав неисправимой оптимистки не спасли ее от беды. У Сони обнаружился паралич спинного мозга, болезнь неизлечимая. Она боролась с ней 9 лет. И в этой борьбе рядом с ней была Александра Федоровна, сама нуждавшаяся в сочувствии. Императрица поселила ее рядом со своими дочерьми и всегда заходила в ее комнату, когда навещала собственных детей. Во время приступов царица заходила к ней несколько раз в день, а нередко и ночью. Для того чтобы Орбелиани могла выполнять обязанности фрейлины и повсюду следовать за императрицей, изготовили специальные экипажи и приспособления для пребывания в полулежачем положении. Соня умерла в 1915 г. во время Первой мировой войны в больнице Царского Села, где лечились раненые солдаты и где сама Александра Федоровна была добровольной сестрой милосердия. Императрица была со своей подругой до последней минуты.
Вне семьи самым близким человеком для императрицы стала фрейлина Анна Александровна Вырубова (1884-1964). Это была, по воспоминаниям современников, неуклюжая, полная некрасивая молодая женщина на 12 лет младше Александры Федоровны. Она происходила из известной семьи Танеевых. Ее отец, Александр Сергеевич Танеев, был главноуправляющим канцелярии императора и приходился дядей знаменитому композитору Сергею Ивановичу Танееву. В их доме бывали министры, артисты, музыканты и светские особы. Анна в юности занималась в привилегированном танц-классе, где ее партнером был родственник императорской семьи молодой князь Феликс Юсупов. Впоследствии, став доверенной фрейлиной царицы, Вырубова явилась главной посредницей в знакомстве и расширении отношений царской семьи с Григорием Распутиным. По стечению обстоятельств она избежала страшной участи, постигшей многих приближенных Романовых после революции, и в 1920 г. сумела эмигрировать. Ее мемуары «Страницы из моей жизни» считаются ценным источником для восстановления подробностей последних лет жизни императорской семьи. Известен, в основном благодаря содержащейся в нем скандальной информации об отношениях царской семьи с Распутиным, так называемый «Дневник» Вырубовой, который в действительности является фальшивкой.
Знакомство Танеевой с императрицей произошло в 1901 г., когда семнадцатилетняя Анна серьезно заболела и попала в больницу. Александра Федоровна навестила дочь придворного сановника, и они понравились друг другу. После выздоровления Анна Танеева была представлена при дворе, у нее обнаружился талант к пению и игре на рояле, что так ценила императрица, и они вместе часто исполняли дуэты.
Искреннее восхищение Александрой Федоровной, ее благородством и страданием соединялось в Танеевой с врожденной способностью к лести и сильным желанием быть рядом с троном. Императрица не замечала этого, она нуждалась в преданной подруге, которая всегда соглашалась с ее мнением, но близкие к семье Романовых люди относились к новой фаворитке царицы неоднозначно. Дочь придворного врача Татьяна Боткина в своих воспоминаниях, написанных после революции, дает ей такую характеристику: «Я помню Вырубову, когда она приходила с визитом к моей матери. Она была розовощекой, полной, вся в пушистых мехах. Она показалась мне чересчур приторной, когда болтала и обнимала нас, и мы не очень любили ее».
Анна Танеева превратилась в Анну Вырубову при участии императрицы. В 1907 г. за ней стал ухаживать участник Цусимского сражения лейтенант флота Александр Вырубов. Анне он не нравился, и она не хотела выходить замуж, но ее уговорила Александра Федоровна, которой хотелось устроить счастье своей протеже. Императрица и император были свидетелями на этой свадьбе, но через несколько месяцев молодые супруги разошлись. Вырубов был бездарным моряком и слабохарактерным человеком. По его вине утонул корабль, которым он командовал. Вырубов заболел нервным расстройством и больше не нуждался в обществе своей супруги. Официального развода не было, но Вырубовы больше не жили вместе.
Царская чета, чувствуя себя виноватой в том, что случилось с молодой фрейлиной, пригласила ее отправиться с ними в двухнедельный ежегодный круиз по Балтийскому морю, к финским берегам. Во время этого короткого путешествия их отношения так укрепились, что Вырубова стала почти членом императорской семьи. Из Петербурга она переселилась в Царское Село, где к ее услугам предоставили небольшой коттедж. Вырубову не смущало, что этот домик считался летним, у него не было фундамента и зимой пол покрывался инеем, зато она находилась рядом с императрицей. Анна разделяла с царской семьей все радости и горести. Николаю и Александре больше всего нравилось, что, в отличие от других придворных и родственников, Вырубова всегда соглашается с их мнением (оба не любили, чтобы им возражали). Императорская чета, к своему несчастью, не замечала или не хотела замечать, что Анна говорит то, что они хотят слышать, а не то, что есть на самом деле.
Вырубова была странной фавориткой. От царской семьи она не требовала ни титулов, ни должностей, ни денег. Правда, императрица оплачивала ее платья и время от времени давала несколько сотен рублей на расходы. Свое скромное для царской любимицы состояние Вырубова почти целиком потратила в годы Первой мировой войны на сооружение одного из госпиталей в Царском Селе.
Некрасивая, не слишком умная, недостаточно образованная Анна Вырубова вызывала при дворе общее раздражение. В этом отчасти была виновата Александра Федоровна, которая не подпускала к себе и к своей семье великих княгинь и княжон, состоявших с императором в прямом родстве, зато почти ежедневно по-родственному тепло и запросто принимала фаворитку. Многие придворные считали, что у императорской семьи должны быть более достойные и представительные друзья. Французский посол в России Морис Палеолог, возмущаясь в своих мемуарах примитивностью и безвкусием Анны, практически выражал общее мнение по этому поводу: «Не было еще царского фаворита, выглядевшего более скромно. Она была плотной, грубо и широко скроенной, с лоснящимися волосами, толстым носом, полным невинным лицом с розовыми щеками, широкими, поразительно ясными глазами и полными мясистыми губами. Она была всегда очень просто одета и ее дешевые украшения имели провинциальный вид».
Александра Федоровна, наоборот, ценила в Вырубовой простоту и бескорыстие. Императрица не терпела никакой критики в адрес своей подруги и всегда с удвоенным ожесточением ополчалась против ее противников. Чтобы оградить юную протеже от интриг и козней двора, она до 1904 г. не давала ей официального статуса фрейлины. В те времена императрица говорила: «Я никогда не дам Анне официального места. Она мой друг, и я желаю сохранить ее таковой. Наверное, императрица пока еще имеет право женщины выбирать себе друзей». Но в начале русско-японской войны, когда Александра Федоровна начала играть более активную роль в политике и ей понадобился доверенный помощник, она все-таки сделала Вырубову фрейлиной.
Участие Анны в политических делах, пусть и в роли «проводника» или «идеальной граммофонной пластинки», как отзывались о ней современники, сделали ее мишенью для нападок как со стороны аристократии, так и со стороны русских революционеров. Ей приписывали развратное поведение, организацию отвратительных оргий в императорском дворце, говорили, что она на пару с Распутиным гипнотизировала царя, парализуя его волю, травила его наркотиками и завлекала в пучину разврата. В столице ходили слухи, что Вырубова сожительствует одновременно с Николаем II и Распутиным и крутит обоими по своей воле. К изумлению общества, когда этого «монстра» министр юстиции Временного правительства в 1917 г. наконец посадил за решетку, все эти обвинения рассыпались, как карточный домик. Защищая себя, Вырубова потребовала медицинской экспертизы. Обследование, проведенное в мае 1917 г., показало, что «злой гений разврата», «Распутин в юбке» оказалась девственницей (Вырубов был беспомощен не только как командир корабля, но и как супруг). Однако отрицать дурное влияние Анны на императрицу, видимо, все же не следует. Она не противостояла ложным идеям и неверным поступкам императрицы, а горячо поддерживала их, чем укрепляла в уверенности собственной правоты, уверенности, пагубной для семьи Романовых и Российской империи.
Одним из серьезных недостатков натуры Александры Федоровны была болезненная мнительность по поводу собственного здоровья. Еще в молодости, до замужества, Аликс страдала ишиасом – болями в спине и ногах, которые могут быть следствием различных поражений спинного мозга или нервных заболеваний. Четыре беременности за первые шесть лет замужества, постоянное беспокойство о больном гемофилией Алексее истощили ее организм и расшатали нервы. Она не позволяла себе сомкнуть глаз или отвлечься, пока цесаревич мучился от очередного приступа болезни. Но как только опасность отступала, силы покидали ее, и она лежала целыми днями в постели или передвигалась по дому и саду в кресле-каталке. Четыре года изнурительных бдений при сыне в качестве сиделки привели к тому, что у нее появились различные болезненные симптомы, которые она сама, по традиционной привычке членов императорской семьи не обращать внимания на то, что говорят врачи, диагностировала как «расширение сердца». Своей бывшей учительнице мисс Джексон Александра Федоровна так описывала свое состояние: «Я болела почти все время... Дети растут так быстро... Я отослала их на смотр с отцом, и они несколько раз ходили на большие военные торжества... а так как я не могла пойти – они должны привыкнуть обходиться без меня, я редко могу появляться где-либо, а если и появляюсь, то потом надолго выхожу из строя – чрезмерно утомляю сердечную мышцу».
Она быстро внушила себе и окружающим, что серьезно больна. Ее золовка великая княжна Ольга Александровна писала, что Александра Федоровна и вправду производила впечатление болезненной женщины: «Ее дыхание часто становилось учащенным, явно наступало болезненное удушье. Я часто замечала, как ее губы синели. Постоянная тревога за Алексея полностью подорвала ее здоровье». Однако лейб-медик Боткин не находил у императрицы сердечных болезней. Уже в сибирской ссылке, куда он поехал вслед за императорской семьей в 1918 г., Боткин сказал одному офицеру, что у Александры Федоровны была наследственная слабость кровеносных сосудов, чреватая прогрессирующей истерией. Современные медики, наверное, обнаружили бы у императрицы синдром хронической усталости и повышенной тревожности, которые и вызывали у нее учащенное сердцебиение и короткое дыхание.
Болезненное состояние любимой жены удручало Николая II. Он писал матери: «Она остается в постели даже днем, не принимая никого, не выходя к завтраку, целый день сидит на балконе. Боткин советует ей поехать в Наухайм (известный в то время немецкий курорт с целебной минеральной водой. – Л. С.) для лечения ранней осенью. Это очень важно для нее, чтобы ей стало лучше, для нее самой, для детей и меня. Я совершенно измотан, все время занят мыслями о ее здоровье».
Осенью 1911 г. царская чета вняла рекомендациям врачей и уговорам родных и частным порядком выехала в Германию. В тихом курортном Наухайме они на короткое время снова ощутили себя почти счастливыми. Там их никто не знал и не докучал срочными делами и просьбами. Они были вместе, и они были свободны. Император в скромном костюме и котелке, как у немецкого буржуа, с наслаждением бродил по улочкам города, а императрица со служанкой ходила по местным магазинам. Как любая женщина, она получала удовольствие от примерки нарядов, разглядывания украшений, выбора духов и пудры и от прочих маленьких дамских радостей, которые в России были ей недоступны в силу ее особого статуса (трудно представить русскую императрицу, занимающуюся «шопингом» в петербургском Гостином дворе или бегающей по ателье столичных модисток; все необходимое ей доставляли во дворец – это удобно, но донельзя скучно).
Николай и Александра вернулись домой через несколько недель отдохнувшими. Но болезнь императрицы вскоре возобновилась: расстроенные нервы так быстро нельзя вылечить, а вся окружающая обстановка, которая за время их отсутствия не изменилась, да и не должна была измениться, только способствовала новому напряжению.
Нервы императора и императрицы подвергались тяжкому испытанию еще и потому, что им приходилось тщательно скрывать, что происходит с наследником. По дворцовому этикету болезни членов императорской семьи никогда не обсуждались вне ее пределов. В случае с Алексеем «утечку информации» нельзя было допускать ни в коем случае. В самодержавном государстве царь и наследник должны быть всегда здоровы. Если в обществе узнают, что цесаревич фактически является инвалидом, то начнутся ненужные толки о будущем монархии и появятся новые претенденты на престол. Если наследник слишком долго не появлялся на людях, придворным сообщали, что он простудился или подвернул ногу.
Даже наиболее близкие к царской семье лица почти ничего не знали о болезни Алексея. Тот же Пьер Жильяр, учитель французского языка у великих княжон, несколько лет только догадывался, что что-то не так. Даже в 1916 г., за считанные месяцы до революции, политический бомонд столицы все еще питался слухами. Джордж Мерай, посол США в России, писал: «Мы слышали все варианты истории, что было с ним (цесаревичем. – Л. С.), но наиболее правдоподобным казалось то, что у него нарушение кровообращения, кровь циркулировала слишком близко или слишком обильно недалеко от поверхности кожи».
Однако подобные объяснения причин частого нездоровья Алексея не могли долгое время удовлетворять окружающих. В обществе стали возникать различные подозрения, которые, в свою очередь, рождали домыслы еще более фантастичные, чем официальные версии. Молва объявляла цесаревича то умственно неполноценным, то эпилептиком, то жертвой анархистского заговора. К царской семье и ее наследнику стали относиться подозрительно, что, естественно, не укрепляло уважения к правящей династии, которое и без того пошатнулось после череды неприятностей во внешней и внутренней политике.
Император и императрица делали вид, что в их семье все благополучно. Но этот спектакль производил на людей такое же впечатление, как французский бал после Ходынки. Если у Романовых все нормально, то что тогда во дворце делает такая жуткая личность, как Распутин; почему императрица настолько привязана к Вырубовой; отчего на официальных приемах царица так холодна, неприветлива и замкнута в себе? Вновь поползли слухи, что Александра Федоровна недовольна своим браком с Николаем II, что она ненавидит все русское и русских, что Распутин – ее любовник. Когда началась Первая мировая война, стали говорить, что императрица – немецкая шпионка. При этом как-то забывалось, что кайзер Вильгельм («дядя Вилли») приходится родственником и императору. Но в Николае все-таки видели русского, а Александра была и осталась «проклятой немкой».
Виновата ли была Александра Федоровна в том, что случилось с ее семьей и Россией? Американский историк Роберт Мэсси, автор известного публицистического романа-биографии «Николай и Александра», отвечает на этот вопрос почти утвердительно. Он пишет: «Падение царской России было титанической драмой, в которой сложились отдельные судьбы тысяч людей. Тем не менее, рассматривая поток исторического бытия как лишенный чьей-то персональной индивидуальности, в подсчете вклада, сделанного министрами, крестьянами и революционерами, есть ключ к пониманию характеров и побуждений центральных фигур. Императрица Александра Федоровна этого понимания была лишена. С того времени, как родился ее сын, средоточием ее жизни стала борьба с гемофилией». Наверное, можно согласиться с американским автором. Конечно, Российская империя рухнула не потому, что императрица была такой, какой она была. Но Александра Федоровна ничего и не сделала для того, чтобы спасти империю, она не справилась с возложенной на нее политической ролью государыни огромной страны. Царица пыталась жить частной жизнью и делала вид, что на свете нет ничего более важного, чем здоровье и благополучие ее сына в данный момент времени. Ее материнский инстинкт не спасал, а губил семью. Как это ни банально звучит, можно сказать, что Александра Федоровна со всеми своими достоинствами и недостатками оказалась не в том месте, не в то время и не соответствовала той социальной роли, которую ей выпало играть.
Через штормы войн, революций, народных волнений и стачек пролетариата корабль Российской империи мчался, все ускоряя ход, к последнему рифу, о который ему предстояло разбиться. А императорская семья продолжала жить так, будто ничего серьезного не происходило.
Царская семья с больным цесаревичем в течение всего года жила в Царском Селе, которое раньше служило летней императорской резиденцией. Но каждый год в начале весны император с женой и детьми отправлялся в путешествие сначала в Крым, потом в Финляндию, потом в охотничьи угодья в Польше, а затем снова в Крым, чтобы вернуться в царскосельский Александровский дворец поздней осенью. Предлогом для этих поездок являлась необходимость увезти болезненную императрицу и детей из сырого петербургского климата, но для Николая это было еще и своеобразным бегством от государственных дел, которыми на отдыхе он, как и его отец Александр III, занимался только при крайней необходимости. Придворные замечали, что во время сборов в дорогу у императора повышается настроение. Он как-то даже не удержался и сказал группе великих князей и сановников, пришедших проститься с ним перед отъездом: «Мне так жалко вас, что вы остаетесь в этом болоте».
В Крым, как и прежде, ездили на поезде. Один за другим на небольшом расстоянии друг от друга двигались два одинаковых состава. Теперь это делалось не только для того, чтобы за один прием перевезти многочисленную свиту и прислугу императорской семьи, но и чтобы запутать возможных террористов, которые никогда не знали наверняка, какой из поездов идет первым. Вагоны были оборудованы всем необходимым, включая ванну. Это был своеобразный дворец на колесах, где императору и его близким был обеспечен тот же уровень комфорта, что и в Царском Селе. Поезд двигался с небольшой скоростью, дабы в случае аварии окружающие могли оказать необходимую помощь царской семье. Хрупкому, невысокого роста Николаю II вряд ли удалось бы повторить подвиг Александра III, которому пришлось принять на себя удар крыши вагона, чтобы спасти жену и детей. В Крым добирались две ночи и день. Чтобы путешествие не было слишком скучным и монотонным, поезд иногда останавливался где-нибудь в тихом местечке, например в лесу, и император с детьми выходили на улицу погулять и размять ноги.
В мае императорская семья возвращалась из Крыма и жила на даче в Петергофе, откуда в июне отправлялась в путешествие по Финскому заливу на одной из императорских яхт. Судно неторопливо передвигалось вдоль линии финского берега, останавливаясь на ночевку возле безлюдных островов.
Любимым судном Николая II была крейсерская яхта «Штандарт» водоизмещением 4,5 тысячи тонн – один из самых элегантных кораблей Европы. С покрытыми черной лаковой краской бортами, золотым бушпритом и тремя мачтами с полным набором парусов судно выглядело весьма импозантно. В то же время это был корабль, оборудованный по самому последнему слову техники своего времени, имеющий кроме парусов и мощную паровую машину, не зависящий от капризов ветра. Размер «Штандарта» позволял оборудовать на нем не только гостиные, столовую, кабинеты для членов императорской семьи и свиты, каюты для офицеров и матросов, но и специальные помещения для слуг и музыкантов (в поездку всегда брали с собой духовой и балалаечный оркестры).
Во время этих «мореплаваний» великие княжны получали возможность пообщаться с молодыми людьми другого социального круга. Они не упускали возможности пококетничать с молодыми офицерами «Штандарта», но императрица и фрейлины строго следили, чтобы эти отношения никогда не заходили дальше легкого невинного флирта.
Когда девочки были маленькими, к каждой из них был приставлен один из матросов яхты, чтобы, расшалившись, великие княжны не упали за борт. Эти же матросы сопровождали их, когда можно было сойти на берег для прогулки. Царская семья опасалась злоумышленников и террористов. В конце путешествия император награждал «усатых няней» своих дочерей именными золотыми часами за верную службу.
Саму яхту всегда сопровождал эскорт торпедных катеров императорского Балтийского флота, а особый быстроходный катер ежедневно доставлял царю срочные депеши и документы на подпись из Петербурга. Никаких чиновников, кроме курьера с бумагами, Николай II во время отдыха не принимал.
Жизнь императорской семьи на яхте шла своим чередом, как и в Царском Селе. Силами приглашенных артистов, офицеров и матросов ставились полулюбительские спектакли, исполнялись музыкальные произведения. Императрица проводила большую часть времени в своих комнатах в обществе Анны Вырубовой и дочерей. Император любил высаживаться на берег и гулять по финским лесам, собирая грибы.
В этих путешествиях на яхте, казалось, все было под контролем. Но морские путешествия так же опасны для императоров, как и для простых смертных. В море все непредсказуемо. В 1907 г. традиционное плавание чуть не закончилось трагедией. Яхта шла среди скал в финских шхерах и внезапно ударилась о скалу. В образовавшуюся пробоину хлынула вода, судно накренилось и стало тонуть. Царская семья в это время пила чай под звуки оркестра, которые были прерваны ревом корабельной сирены. Девочки в сопровождении Вырубовой быстро прошли к шлюпкам. Тут выяснилось, что трехлетний цесаревич Алексей куда-то пропал. Николай и Александра буквально обезумели от горя и в ужасе метались по палубе. К счастью, наследник нашелся и вскоре присоединился к сестрам. Но тогда Александра Федоровна, которая, как всякая бережливая немка, не могла бросить свое добро, решительно отправилась в каюту, где в снятую с постели простыню собрала драгоценности, фамильные иконы и памятные вещицы. С этим узлом в руках она последней из женщин покинула корабль.
Император, как владелец и командир судна, собирался покинуть его последним, после всех членов команды. Но яхта так и не затонула. Она была спроектирована с большим запасом плавучести. Впоследствии ее сняли со скал и отремонтировали.
Императорская семья провела ночь в офицерских каютах подошедшего на помощь крейсера «Азия». Прислуга была напугана и теснилась в матросских кубриках и на палубе, поэтому Николаю II самому пришлось заботиться о семье. Своей супруге и Анне Вырубовой он лично принес таз с водой для умывания. Наутро за царской семьей пришла яхта «Полярная звезда», принадлежавшая императрице-матери Марии Федоровне.
Пережитая катастрофа не помешала императорской семье отправиться на отремонтированном «Штандарте» летом 1909 г. в Великобританию, в гости к родственникам – английской королевской семье. Тогда они еще не знали, что видятся в последний раз. 50-летний принц Эдуард, герцог Виндзорский, удивлялся чрезвычайным мерам предосторожности, которыми был окружен визит Николая II в Англию: там даже не представляли, что в России такая напряженная политическая обстановка. Позже Эдуард писал в своих воспоминаниях: «Это был единственный случай, когда я увидел царя Николая. Из-за заговоров с целью убийства... царское правительство не хотело подвергать риску жизнь своего монарха в британской столице. Тем не менее встреча состоялась в Коуз на острове Уайт, который можно было полностью изолировать. Дядя Ники прибыл на регату с императрицей и своими многочисленными детьми на яхте „Штандарт“. Я вспоминаю, как я был поражен вышколенными полицейскими агентами, следившими за каждым его движением, когда я показывал ему Осборнский колледж».
Несколько раз на своей яхте Николай II наносил визиты немецкому кайзеру Вильгельму II. Вильгельм, владелец превосходной яхты «Гогенцоллерн», лишь немного уступавшей размерами «Штандарту», впервые увидев судно русского императора, позавидовал ему и заявил, что был бы счастлив получить его в подарок. Когда об этом узнала старая императрица Мария Федоровна, то с возмущением написала сыну: «Его шутка была весьма сомнительного свойства. Я надеюсь, что у него не будет наглости распоряжаться подобным образом в Дании. Это поистине было пределом, так похожим на него, с тактом, который ему присущ». Вдовая русская императрица еще не знала, что вскоре «кузен Вилли» захочет получить не то что яхту, пусть очень большую и красивую, а по крайней мере половину Европы.
В последний раз Николай и Вильгельм виделись в 1912 г., когда оба на своих яхтах пришли в Ревель (нынешний Таллин), в то время российский порт на Балтике. Тогда «дядя Вилли» был весел и любезен; особенно ему понравилась малышка Анастасия. Всем детям он поднес красивые дорогие подарки, а Алексея просто завалил игрушками. Для офицеров «Штандарта» кайзер устроил прием на борту своей яхты, а позже шутил, что русские моряки блестяще справились с его запасом шампанского. Через два года веселые собутыльники встанут по разные стороны фронта Первой мировой войны, а «весельчак Вилли» будет главным врагом России и окажется одним из невольных виновников гибели своих внучатых племянников, которым так щедро раздавал украшения и игрушки.
Любимым местом отдыха императорской семьи оставался Крым. Российские императоры заботились о сохранении первозданной красоты крымской природы и запрещали строить там большие города и промышленные предприятия. Большая часть крымского побережья была в частном владении Романовых и русской аристократии. Чтобы не портить крымские ландшафты и не нарушать покоя курортной местности, железную дорогу довели только до Симферополя. Связь между населенными пунктами Крыма осуществлялась по морю или сухопутным путем, конными перевозками.
Императорская семья жила в Ливадии, в своем новом дворце, строительство которого было закончено в 1911 г. Ливадийский дворец по распоряжению императрицы был спроектирован в духе старинного итальянского замка, его окружали обширные сады, в которых стояли подлинные греческие статуи, обнаруженные во время археологических раскопок в Крыму.
Здесь, вдали от столичных чиновников, революционеров и террористов, царская семья чувствовала себя свободно. Императрица ездила с Вырубовой в Ялту и ходила там по магазинам, как делала это на заграничных курортах. Как-то раз в одной из лавок местный торговец сделал ей замечание, так как с ее зонтика натекла лужа на пол (провинциальный лавочник просто не узнал в скромно одетой женщине императрицу).
Император с детьми купался в море. Все они рано научились плавать. Но в 1906 г. маленькая Анастасия едва не утонула во время прилива. Ее спас отец, схватив за волосы. Всей семьей, за исключением Александры Федоровны и Алексея, они ходили в окрестные леса собирать ягоды, грибы и орехи. Император сам мастерски умел жарить грибы на костре, добавляя в сковородку немного вина.
Хорошо известна история, как в 1909 г. император в одиночку совершил марш-бросок в 30 километров по территории Крыма, чтобы испытать новое полевое обмундирование пехотинца русской армии. Испытание прошло успешно, царь признал форму удовлетворительной. Германский кайзер Вильгельм впоследствии очень досадовал, что такая блестящая идея пришла в голову не ему, прирожденному ястребу, а совсем не воинственному Николаю. После этого похода император заполнил солдатскую карточку того полка, форму которого испытывал. В ней значилось: «Последняя фамилия – Романов; место жительства – Царское Село; срок окончания службы – когда буду в могиле». Кстати, Николай II был первым и единственным из императоров, отмечавшим в документах, что Романов – это его фамилия (впервые он указал на этот факт в анкете Всероссийской переписи конца XIX в.). Как будто чувствовал, что в 1917 г. превратится из императора и самодержца, которому было достаточно только имени, в гражданина Романова – одного из многих рядовых граждан постреволюционной России.
Одним из любимых праздников, который царская семья всегда старалась встретить в Ливадии, была Пасха. Александра Федоровна, трепетно относившаяся ко всему, что связано с православием, превращала ливадийский дворец в центр этого праздника праздников в Крыму. Сюда приходили школьники из Ялты, и каждому из них императрица и великие княжны раздавали по куску царского кулича. Членам семьи, придворным и прислуге по православному обычаю раздаривалось огромное количество пасхальных яиц. В большинстве своем это были обычные яйца с раскрашенной скорлупой и вытянутым через дырочку содержимым, но были и настоящие шедевры прикладного искусства. Яйца, которыми обменивались между собой император и императрица и которые преподносились наиболее близким к ним членам династии Романовых, изготавливались в мастерской знаменитого придворного ювелира Фаберже.
Владелец фирмы Карл Фаберже был сыном ювелира Густава Фаберже, переехавшего из Прибалтики в Петербург в 1840-х гг. На рубеже XIX-XX вв. фирма Фаберже имела отделения в Москве, Одессе, Киеве и Лондоне. Карл Фаберже получил хорошее образование; он отличался отменным вкусом, исключительной фантазией и прекрасно сам владел всеми техническими приемами ювелирного искусства. В его мастерской работали только первоклассные, талантливые мастера, но он и сам входил во все мельчайшие детали и определял общий художественный облик изделия. Вкладом Фаберже в развитие ювелирного искусства было введение в моду полудрагоценных и поделочных камней, до этого применявшихся в основном для инкрустирования мебели и изготовления декоративных вещиц, а также для дешевых украшений, предназначенных для низших слоев населения. Его агенты отыскивали на Урале, в Сибири и на Кавказе исключительные по красоте кристаллы и пласты камня. Считавшиеся до этого слишком простыми и «неаристократическими» нефрит, жадеит, лазурит, аметист, гелиотроп, топаз, горный хрусталь, халцедон, яшму, родонит, обсидиан, кварц, авантюрин, агат он умело соединял с золотом, серебром, платиной, драгоценными алмазами, сапфирами, рубинами, изумрудами и жемчугом, создавая необыкновенные по красоте, оригинальные композиции. Он как никто другой умел выявить в камне его декоративные качества. Ювелирные изделия фирмы Фаберже были изготовлены с удивительной изобретательностью и тонким юмором. Во второй половине XIX в. фирма работала в традициях классицизма, а в начале XX в. успешно освоила модерн.
Карл Фаберже официально считался ювелиром двора Его Императорского Величества, но имел право работать и с другими высокопоставленными заказчиками. Сервизы, декоративные фигурки животных из поделочных камней, броши, рамки для фотографий, серебряные и золотые накладки на переплеты альбомов фирма Фаберже делала для английского, норвежского, датского и греческого королевских домов. Русская аристократия, крупная буржуазия и чиновничество заказывали у Фаберже украшения, подарки, чернильные приборы. Выпускала фирма и демократичные, не слишком дорогие изделия для людей со средним уровнем доходов. Наибольшей популярностью пользовались миниатюрные фигурки различных зверей, скульптурки русских крестьян, казаков и цыган, а также крошечные, но очень похожие на настоящие зонтики, лейки, экипажи, предметы мебели. Эталонами ювелирного мастерства были признаны копия «Медного всадника» размером менее 3 сантиметров и мебельный гарнитур в стиле Людовика XVI, где самый крупный предмет был высотой 12 сантиметров.
Высшим достижением фирмы Фаберже и самыми знаменитыми ее изделиями стали 56 пасхальных яиц, изготовленных для императорской семьи при двух последних русских монархах. Обычай дарить на Пасху ювелирные яйца ввел Александр III в 1884 г., заказав такую необычную поделку для своей жены Марии Федоровны. Николай II продолжил эту традицию. Каждый год он заказывал Фаберже два яйца – для жены и матери. При этом император полностью доверял вкусу и фантазии ювелира. Работа велась в строгой секретности, и до самого конца даже венценосный заказчик не знал всех деталей будущего шедевра. Уже при работе над одним из первых царских заказов Фаберже придумал необычный ход: само яйцо было только футляром, внутри которого скрывалась какая-нибудь ювелирная диковинка (корзина ландышей из халцедона и золота, золотой механический петушок и т. п.). Пожалуй, самым удивительным и сложным оказалось яйцо «Великая Сибирская железнодорожная магистраль», представлявшее собой модель земного шара с контурами Сибири. Внутри яйца находился крошечный железнодорожный состав из локомотива и пяти вагонов, который заводился миниатюрным ключиком и мог передвигаться. Превзойти эту работу по техническому мастерству и фантазии не удалось самому Фаберже.
Мастерская Фаберже в России существовала, пока у власти были заказчики ее изделий. После революции «ювелир императоров» оказался никому не нужен, также как и его искусство не нужно было стране, раздираемой Гражданской войной. Сам Карл Фаберже уехал из России в 1918 г. и последние два года своей жизни провел в Швейцарии.
В Крыму царская семья вела столь же уединенный домашний образ жизни, как и в Царском Селе. Размеренное существование иногда нарушалось праздниками, связанными с церковным календарем и важными семейными событиями. Так, в 1911 г. в Ливадии отмечали 16-летие великой княжны Ольги Николаевны. Был дан пышный бал, на котором царская дочь впервые появилась во «взрослом» платье и с дамской прической. Родители подарили ей и первые личные драгоценности, которыми она не должна была делиться с сестрами: бриллиантовое кольцо и бриллиантовое с жемчугом ожерелье (по русской поговорке «девушке 16 лет – девушке колечко»).
На южном курорте императрица продолжала много заниматься благотворительностью. На побережье Черного моря размещались не только дворцы и дачи столичной знати, но и больницы с санаториями. Две больницы были построены на средства Александры Федоровны, и в их пользу она нередко устраивала благотворительные базары. На них императрица продавала собственные рукоделия. Когда цесаревич Алексей был здоров, то торговал вместе с матерью. Та, чтобы мальчик не устал, сажала его на прилавок. Вокруг сразу собиралась толпа людей, которым хотелось разглядеть наследника престола. Алексей всем вежливо кланялся и улыбался, как учила его мать. В эти минуты императрица была счастлива и гордилась своим сыном – будущим императором, который уже сейчас умел обращаться с подданными достойно и милостиво.
С конца XIX в., начиная с правления Александра III, когда монархическая власть в России оказалась в состоянии кризиса, для поддержания престижа самодержавия и отвлечения общественного мнения от политических проблем стали широко праздновать различные юбилейные даты. В стране отмечали 100-, 75-, 50-, 25-летия исторических событий, полков, учреждений. В начале XX в. праздновали уже 15-, 10– и 5-летние «юбилеи» и даже более мелкие даты. Праздничная вакханалия охватила все слои общества. Но среди этих «юбилеев» и «юбилейчиков» были и действительно значительные события.
В 1912 г. отмечалось 100-летие Отечественной войны с Наполеоном. Основные торжества проходили в Москве и на Бородинском поле. К 100-летию Бородинского сражения поле было реконструировано, воссозданы и отмечены специальными памятниками места расположения частей русской армии. В августе в Бородино был проведен грандиозный парад с участием воинских подразделений, которые в далеком 1812 г. сражались с французами. Парад принимал император Николай II, восседавший верхом на белом коне. Удивительно, но до этого юбилея дожил один из участников Бородинского сражения – сержант Войтинюк. Император на глазах у всех тепло принял 122-летнего ветерана, пожал руку и поздравил с праздничной датой. Николай потом писал сестре Ольге, что при этом его самого охватило чувство глубокого благоговения перед воинским подвигом предков.
В Москве также состоялся грандиозный парад, в котором участвовали более 70 тысяч солдат и столько же учащихся гимназий, училищ и школ. Многодневные торжества, во время которых массы людей приветствовали императорскую семью, подняли Романовым настроение и укрепили их веру в прочность самодержавия, пошатнувшуюся было после революции 1905-1907 гг. Но императрица, которая постоянно жаловалась на нездоровье, очень устала и с трудом выдержала все официальные мероприятия, на которых должна была присутствовать. Ее утешало и ободряло только то, что цесаревич Алексей чувствовал себя превосходно – у него давно не было приступов, и после утомительных праздников они всей семьей собирались на отдых в Спалу, в охотничий дворец.
Царская резиденция Спала находилась в восточной Польше, в Беловежской пуще. Весь XIX в. императоры и члены их семей ездили туда ранней осенью охотиться на зубров, лосей и других животных. Два последних русских царя, Александр III и Николай II, особенно любили это место. Здесь они могли уединиться и отдыхать только в кругу своей семьи, с немногими приближенными и слугами.
В Спалу императорская семья ехала весело. По дороге они остановились в Смоленске – городе воинской славы 1812 г. Местные дворяне устроили праздничный прием для царской семьи. Николай II писал императрице Марии Федоровне, что во время этого приема восьмилетний цесаревич Алексей незаметно для родителей и нянек выпил целый бокал шампанского. После этого он ужасно развеселился и развлекал светскими разговорами незнакомых дам, чего раньше никогда не делал, так как был застенчив от природы. Вернувшись в поезд, он продолжал болтать и делиться с родными впечатлениями от своих необычных ощущений. Император с императрицей отнеслись к этому маленькому инциденту как к забавному эпизоду в жизни подрастающего наследника. Всем было смешно, у всех было хорошее настроение. Ничто не предвещало того, что эта осень в Спале окажется одной из самых драматичных для их семьи.
Приехав в пущу, они на две недели поселились в охотничьем домике в Беловеже. Император с детьми предавался простым развлечениям на природе. С дочерьми он катался верхом по лесным тропам. Алексею было запрещено ездить на лошади во избежание падения, и он плавал на лодке по озеру. Однако именно здесь поджидало его очередное несчастье. Неудачно прыгнув в лодку, он ударился левым бедром о металлическую уключину. В месте ушиба образовалась небольшая опухоль, которая через несколько дней полного покоя, когда цесаревич лежал в постели, почти совсем прошла. Доктор Боткин решил, что опасность миновала и можно перевезти Алексея в Спалу.
В старой охотничьей усадьбе Спалы, со всех сторон окруженной густым лесом, императорская семья намеревалась провести еще несколько недель. Николай II почти каждый день ездил охотиться. Дочери гуляли по лесным тропинкам и собирали грибы. Императрица каталась в экипаже с Анной Вырубовой. Только не совсем еще здоровый Алексей проводил время в маленьких и сумрачных комнатах усадебного дома. Здесь он начал заниматься французским языком. Придворный учитель Пьер Жильяр еще мало что знал о болезни воспитанника и удивлялся, почему наследник так бледен и зачем его носят на руках, словно он не может ходить.
Александра Федоровна, желая развлечь сына, взяла его на прогулку, посадив на сиденье экипажа между собой и Вырубовой. Сначала все шло хорошо, но на лесной дороге экипаж сильно трясло, и цесаревич вскоре стал жаловаться на сильную боль в бедре и внизу живота. Они поспешили вернуться обратно, но мальчику становилось все хуже. Позже Вырубова писала: «Каждое движение экипажа, каждая выбоина дороги причиняли ребенку самые изощренные пытки, и пока мы достигли дома, мальчик почти лишился сознания от боли».
Доктор Боткин обнаружил у ребенка сильное кровоизлияние, возникшее по причине разрыва крупного сосуда в бедре. Кровь текла не останавливаясь и образовала огромную гематому, локализованную в бедре, паху и внизу живота. Алексей мучился от страшных болей, у него поднялась температура. Из Петербурга срочно вызвали педиатра Острогорского, хирурга Раухфуса, придворных врачей Федорова и Деревенько (однофамильца матроса-няньки). Но все эти прекрасные специалисты не могли существенно помочь цесаревичу. Обезболивающие средства почти не облегчали его состояния. А новые сильнодействующие лекарства императрица запрещала использовать (она вообще боялась и не любила всего нового). Во время приступов боли Алексей так кричал, что прислуга вынуждена была затыкать уши ватой, чтобы делать повседневную работу по дому. Семья и доктора стали готовиться к худшему. Да и сам цесаревич думал, что умрет. Когда он приходил в себя, то просил похоронить его в лесу под большим камнем.
Почти целую неделю императорская семья старалась делать вид, что ничего не случилось. Днем император ездил на охоту с местными аристократами, по вечерам в Спале устраивались спектакли, концерты и светские приемы, на которых присутствовала и императрица. Учитель французского языка Жильяр был потрясен ее самообладанием. Во время светских развлечений она на некоторое время покидала гостей и уходила в комнату к мечущемуся в бреду сыну. Пока императрица шла обратно по коридору в гостиную, она успевала «сделать лицо», и присутствовавшие на приеме не замечали, как она страдает. Все ночи Александра Федоровна проводила у постели своего несчастного ребенка (лишь ненадолго ее сменял император). За это время она, еще совсем не старая женщина, почти полностью поседела.
Но даже императоры не в силах сохранить свои семейные тайны от посторонних. Из Спалы стала просачиваться информация, что с наследником что-то происходит. Английская газета «Дейли мейл» напечатала сообщение, что цесаревич стал жертвой бомбы анархиста и тяжело ранен. После этой публикации и после того, как лейб-хирург Федоров предупредил Николая II, что кровотечение остановить не удается и нужно каждую минуту ждать конца, император отдал распоряжение министру двора барону Фредериксу начать публикацию медицинского бюллетеня о здоровье наследника. Но о причине и характере болезни и на этот раз упоминать запрещалось.
По всей России в храмах служили молебны о выздоровлении наследника. Но страдания мальчика не прекращались. Самыми тяжелыми были дни болезни с шестого по десятый. В это время несколько раз казалось, что конец уже близок. На десятый день Алексей принял последнее причастие, а в Петербург отослали бюллетень, из обтекаемых формулировок которого можно было сделать вывод, что цесаревича уже нет в живых.
Этой ночью отчаявшаяся императрица попросила Анну Вырубову отправить телеграмму в Сибирь, в село Покровское старцу Григорию Распутину. В ответ от него пришла телеграмма следующего содержания: «Бог увидел Ваши слезы и услышал Ваши молитвы. Не убивайтесь. Маленький не умрет. Не разрешайте докторам надоедать ему слишком».
Наутро Алексей был все еще жив. Через день кровотечение остановилось. Мальчик был сильно истощен болезнью, но действительно не умер.
У людей мистически настроенных может создаться впечатление, что Распутин владел каким-то чудодейственным методом «дистанционной терапии», который действовал на расстоянии в тысячи километров. Но большинство современников тех событий, нынешних историков и врачей считали и считают, что произошло одно из тех необыкновенных совпадений, которые не так уж редко случаются в жизни. Телеграмма Распутина совпала по времени с причастием цесаревича и окончанием критического периода в течении болезни. Вполне вероятно, что наконец-то увенчались успехом и усилия придворных медиков. По крайней мере, даже из писем Николая II очевидно, что ни он, ни его приближенные не верили в целительские возможности Распутина, а скорее согласны были считать выздоровление Алексея везением и Божьей милостью.
Происшествие в Спале стало серьезным испытанием для царской семьи. В Царское Село она смогла вернуться только через месяц, когда разрешили врачи. Ходить самостоятельно Алексей начал только через год, но продолжал прихрамывать на больную ногу. Придворные фотографы снимали его всегда в статичных позах: даже они не должны были знать, каково его истинное состояние. Но самым значительным последствием болезни цесаревича в Спале было приближение к императорской семье «святого дьявола» Распутина.
Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872-1916) был сыном сибирского крестьянина, служившего кучером в почтовом ведомстве. Его родиной считается село Покровское в Тобольской губернии. Уже в детстве у него проявились, говоря современным языком, экстрасенсорные способности. В двенадцатилетнем возрасте он якобы смог, не выходя из дома, указать, кто украл лошадь у одного из односельчан. В этом же возрасте в нем обнаружились и те отрицательные черты личности, которые впоследствии составили его дурную славу. Он рано начал пить, участвовать в драках и озорничать с деревенскими девками. Считается, что за такое поведение Григорий Новых и приобрел прозвище Распутин, заменившее его настоящую фамилию. В молодости он провел четыре месяца в Верхотурьинском монастыре, где содержали церковных отступников и членов религиозной секты хлыстов, известных своими эротическими оргиями. Трудно сказать, стал ли Распутин их последователем, но, уже живя в Петербурге, он часто, подобно хлыстам, утверждал, что без греха не бывает святости.
В 20 лет Григорий женился на своей односельчанке Прасковье. Она всю жизнь прожила в Покровском и родила мужу четверых детей. Двух его сыновей постигло несчастье: старший умер в детстве, а младший оказался умственно отсталым. Ближе всех к отцу были дочери Мария и Варвара, которых он позже взял с собой в Петербург и там дал им образование. Прасковья, остававшаяся официальной женой Распутина до конца его жизни, снисходительно относилась к любовным похождениям своего мужа, с гордостью заявляя, что «у него на всех хватит».
В первые годы семейной жизни Распутин крестьянствовал. Но однажды заявил, что ему было видение и теперь он должен совершить паломничество на Афон. Несмотря на насмешки собственного отца, Григорий совершил путешествие пешком в Грецию. По возвращении с Афона он приобрел славу святого человека, старца (духовный статус особо почитаемых монастырских праведников. – Л. С.), чья молитва помогает в различных делах. К нему потянулись крестьяне из окрестных сел, что не понравилось местному священнику, угрожавшему Распутину церковным расследованием. Тот не стал дожидаться обвинений в ереси и отправился странствовать по России.
В 1903 г. Григорий впервые появился в Петербурге. После этого он неоднократно возвращался в столицу, временами уезжая в родное Покровское. В Петербурге Распутин обрел сильных покровителей в лице авторитетнейших представителей духовенства – отца Иоанна Кронштадтского (бывшего духовника Александра III, уважаемого проповедника и праведника), инспектора духовной академии архимандрита Феофана (духовника императрицы Александры Федоровны) и епископа Гермогена. Из светских лиц наибольшее впечатление Распутин произвел на дочерей черногорского короля Николая I – великих княжон Милицу и Анастасию (Стану), которые были замужем за двоюродными братьями Николая II. Милица и Стана входили в великосветский кружок любителей мистики и оккультизма. Они заинтересовались Распутиным, освоившим к тому времени приемы гипноза. Кроме того, Григорий Ефимович умел завоевывать расположение нужных ему людей, умело используя маску простоты и искренности. Столичный бомонд, пресыщенный декадентскими изысками культуры Серебряного века, тянулся к этому «человеку из народа», отыскивая в его суждениях «сермяжную правду жизни» и истину, идущую от почвы.
Великая княжна Милица привезла Распутина в Царское Село 1 ноября 1905 г. В этот вечер Николай II записал в дневнике: «Мы познакомились с божьим человеком Григорием из Тобольской губернии». Рекомендовали Распутина царской семье и другие люди. Но никто не предполагал, что его связь с императором и императрицей окажется столь прочной. Эта связь основывалась на том, что Распутин умел успокаивающе воздействовать на царицу и цесаревича. Когда у Алексея случался очередной приступ болезни, одним своим присутствием, тихим разговором и ласковыми прикосновениями Григорий Ефимович облегчал его состояние. До сих пор нет внятного объяснения этого феномена. Возможно, это было гипнотическое или психологическое воздействие, возможно, Распутин оказывал благотворное влияние просто своей уверенностью и спокойствием. Со временем он научился использовать производимое им впечатление и даже шантажировал императрицу заявлениями, что с ее семьей и детьми ничего не случится, пока он жив.
Во всяком случае, Распутин был личностью необыкновенной. Это признавали люди вполне рациональные, реалистически настроенные, обладавшие твердой волей и сильным характером и не питавшие никаких иллюзий по поводу чудесных способностей старца. Князь Феликс Юсупов, желавший разоблачить Распутина как афериста и мошенника, не мог противостоять силе его гипнотического воздействия.
Французский посол в России Морис Палеолог так описывал свое впечатление от Распутина после первой встречи с ним: «Темные волосы, длинные и плохо причесанные, черная и густая борода; высокий лоб; широкий и выдающийся нос; мясистый рот. Но все выражение лица сосредоточивается в глазах, в голубых, как лен, глазах со странным блеском, с глубиною, притягательностью. Взгляд в одно и то же время пронзительный и ласковый, открытый и хитрый, прямой и далекий. Когда его речь оживляется, можно подумать, что его зрачки источают магнетическую силу».
Но были и такие люди, на которых магнетизм Распутина не действовал. Он не смог подчинить себе двух следовавших одного за другим премьер-министров России П. А. Столыпина и В. Н. Коковцова. Те справедливо считали, что вывести монархию из кризиса могут продуманные экономические и политические реформы, а не молитвы «старца». Распутин всячески способствовал формированию негативного отношения к обоим у императрицы Александры Федоровны, которая и без того считала, что министры слишком много о себе возомнили и позволяют себе спорить с решениями ее «дорогого Ники» и тем принижают его роль государя-самодержца. Столыпин погиб от руки террориста, который одновременно был агентом царской охранки, а Коковцова отправили в отставку. Так накануне грозных испытаний Россия лишилась двух наиболее эффективных членов правительства. Многие, и даже не только либерально настроенные люди склонны были обвинять в этом императрицу и Распутина.
Тем временем старец Григорий приобретал все большую популярность в светском обществе. Близость к императорской семье улучшила его материальное благосостояние. Ходить в нищенской одежде уже не было больше нужды. Распутин предпочитал сафьяновые сапоги, бархатные штаны и шелковые рубахи ярких расцветок, некоторые были сшиты и вышиты самой императрицей. В таких нарядах а-ля рюс он заходил в великосветские гостиные и кабинеты высокопоставленных чиновников. При этом Распутин был неаккуратен, со спутанными волосами и вечно грязными руками. Морис Палеолог отмечал, что он него исходил сильный неприятный запах, как от козла. Старец не стеснялся вставлять в разговор нецензурные выражения и поговорки, за общим столом ел руками и вел себя совершенно свободно. У него было много любовниц из числа светских дам, к которым он обращался просто «моя кобылка». Многочисленных подруг он принимал у себя на квартире, где угощал их чаем и своей любимой мадерой, которую пил из чайных стаканов. Здесь же устраивались ежедневные оргии.
С императорской семьей Распутин вел себя вполне корректно. Он всячески выказывал уважение к императору и императрице, но излишне не раболепствовал. Обращался он к ним просто: «батюшка» и «матушка» или «папа» и «мама». Но со временем стал забываться, что в первую очередь отразилось на его отношениях с царскими родственниками.
Сестра императора Ольга Александровна была искренне возмущена бесцеремонными вопросами Распутина, почему у нее нет детей и в каких отношениях она находится со своим мужем. Однажды старец даже попытался обнять ее и гладить ее руки, после чего Ольга стала его избегать и приняла сторону его противников.
В 1911 г. поведение Распутина сочли наглым и развратным его бывшие покровительницы черногорские княжны. Они закрыли перед ним двери своих домов. Муж Станы великий князь Николай заявил, что больше не хочет видеть «этого дьявола». Черногорки пытались открыть глаза на истинную сущность Распутина императрице, но она отнеслась к их словам холодно.
Находясь в Царском Селе, Распутин повадился вечером ходить в комнаты дочерей императора, когда те переодевались ко сну, под предлогом необходимости напутствовать их и цесаревича на ночь. Этим стала возмущаться гувернантка великих княжон Тютчева. Императрица попыталась обвинить ее в неуважении к старцу, но на этот раз император принял сторону воспитательницы и запретил Распутину ходить в комнаты девочек. Александра Федоровна вскоре нашла предлог уволить Тютчеву, но та, вернувшись к родным в Москву, встретилась там с великой княгиней Елизаветой Федоровной, сестрой императрицы, и обо всем ей рассказала. Елизавета ненавидела Распутина, считая его «похотливым и святотатственным мошенником, посланцем сатаны». Она попыталась откровенно поговорить с сестрой, но та упорно защищала «божьего человека». После этого эпизода отношения между сестрами, уже испорченные из-за Распутина, стали очень прохладными. Александра Федоровна предпочла сибирского мужика своей верной подруге Элле, с которой у них раньше была душевная близость. Елизавета Федоровна стала появляться в Царском Селе редко и ненадолго.
Одному из своих друзей – монаху Илиодору, основавшему большой монастырь под Царицыным, человеку праведной жизни, соблюдавшему все религиозные запреты и ограничения, Распутин не стесняясь похвалялся своими якобы интимными отношениями с императрицей и великими княжнами и в доказательство показывал их письма к нему. Некоторые письма царицы опубликованы, но по их содержанию трудно сделать те выводы, на которых настаивал сам Распутин. Александра Федоровна ко всем своим родственникам и знакомым писала в мелодраматическом стиле, используя цветистые выражения и признаваясь в глубоких искренних чувствах любви и дружбы, а также нередко клялась в своей вечной привязанности. Никаких интимных подробностей в них не содержится, а Распутин именуется «любимым незабываемым учителем, спасителем и наставником». Тем не менее именно благодаря Илиодору после его ссоры с Распутиным российская и иностранная пресса получила информацию о любовной связи старца с императрицей и великими княжнами. Но попытка дискредитировать «святого дьявола» не удалась. Илиодор и помогавшие ему епископы были лишены сана и оклеветаны. Обращение монаха в Святейший Синод ничего не дало. Он планировал организовать восстание и убийство Распутина, но и здесь потерпел неудачу. Илиодору пришлось бежать за рубеж. Там он написал книгу о себе, Распутине и царской семье. Сначала он обратился к императрице с предложением выкупить у него рукопись за 60 тысяч рублей золотом, но получил решительный отказ. Через некоторое время его книга вышла в США и наделала много шума, в основном в русских эмигрантских кругах и в России. Правда, позже Илиодор признавался, что кое-что в своем сочинении он преувеличил, желая досадить своим противникам.
Но что бы ни писали и ни говорили о Распутине, императрица Александра Федоровна ничему не верила. Она искренне считала, что злые и завистливые люди желают погубить ее семью, лишив помощи «святого старца». Знаменитый монархист, депутат Государственной думы, которому выпала горькая участь принимать отречение Николая II, Василий Витальевич Шульгин так охарактеризовал роковую роль Распутина в судьбе императорской династии: «Он убивает потому, что он двуликий... Царской семье он обернул свое лицо „старца“, глядя на которое царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке... А России он повернул свою развратную рожу, пьяную и похотливую, рожу лешего-сатира из тобольской тайги. И из этого – все... Ропот идет по всей стране, негодующей на то, что Распутин в покоях царицы... А в покоях царя и царицы – недоумение и горькая обида... Чего это люди беснуются? Что этот святой человек молится о несчастном наследнике?.. О тяжело больном ребенке, которому каждое неосторожное движение грозит смертью, – это их возмущает. За что?.. Почему? Так этот посланец смерти стал между троном и Россией... Из-за двуличия его обе стороны не могут понять друг друга... Царь и Россия с каждым часом нарастающей обиды в сердце ведут друг друга за руку в пропасть».
Россия двигалась от одного кризиса к другому. (Напомним, что в 1912 г. состоялся расстрел рабочих на Ленских золотых приисках, который всколыхнул всю страну и отозвался волной забастовок. Это были самые мощные после революции 1905-1907 гг. массовые волнения.) Мир катился к началу большой войны. А русская императорская семья готовилась отметить 300-летний юбилей своего пребывания на престоле.
История династии началась в 1613 г. с выбора Земским собором на царство молодого Михаила Романова, сына патриарха Филарета (в миру боярина Федора Романова). Россия переживала Смутное время, наступившее после того, как иссякла старая царская династия Рюриковичей-Калитичей и на троне оказался первый не прирожденный, а избранный государь Борис Годунов. Семья Романовых, связанная родственными узами с Рюриковичами через первую супругу Ивана Грозного – Анастасию Романовну, была призвана на престол с тем, чтобы вернуть власть, побывавшую в руках череды польских ставленников, национальной элите. За три столетия пребывания на престоле Романовы сильно изменились. Из семьи, связанной своими корнями со старейшими русскими аристократическими родами, они превратились в клан полурусских-полуевропейцев, распоряжавшихся Российской империей как своей собственностью. За два века династических браков с иноземцами они утратили почти все свои русские гены. Французский посол Морис Палеолог скрупулезно подсчитал, что император Николай II по крови был русским только на 1/128, а наследник престола Алексей – на 1/256. Другие европейские королевские и императорские династии тоже были мультинациональными, но в России эта проблема усиливалась извечным культурным и идеологическим противостоянием с Европой, которое поддерживалось в том числе и верховной властью. В конце XIX – начале XX в. в России не было больших националистов и патриотов, чем Романовы (вспомним, как радовался Александр III, обнаружив, что его прадедом мог быть не полунемец Петр III, а русский дворянин Салтыков).
Празднование 300-летнего юбилея дома Романовых должно было воскресить идею национального происхождения династии, восстановить в памяти населения ее великие исторические свершения и победы. Были подняты на щит личности царей Михаила Романова и Алексея Михайловича, императоров Петра I, Александра I и Александра II. И на какое-то время это удалось. Весь 1913 год – последний мирный год Российской империи – прошел под знаком почти всеобщего воодушевления. Казалось, что в атмосфере юбилейных торжеств окрепли отношения даже с теми государствами, которые считались потенциальными врагами России, – Австро-Венгрией и Германией. Большевики, которые рассчитывали на войну как на катализатор революционного процесса, вынуждены были смириться с этой временной победой монархизма. В. И. Ленин писал в 1913 г. А. М. Горькому: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие».
Юбилейные торжества начались сразу после зимних церковных праздников. В феврале 1913 г. Николай II с семьей временно переехал из Царского Села в Зимний дворец. Александра Федоровна не любила Зимний по двум причинам: здесь негде было гулять детям, привыкшим к обширному царскосельскому парку, и все напоминало о днях ее молодости, когда она была счастливой, здоровой и сильной и перед ней простиралось, как ей тогда казалось, великолепное и беззаботное будущее.
Официальное празднование началось молебном в Казанском соборе 21 февраля – в день избрания на царство Михаила Романова. С раннего утра Невский проспект был полон народа. Шеренги солдат и полицейских не могли сдержать ликующую толпу, и часть ее прорвалась к экипажам императора и императрицы, чтобы приветствовать их.
Перед началом службы произошел неприятный инцидент. Желающих попасть в собор было больше, чем мест для приглашенных. Особые места были выделены для членов семьи Романовых, министров и депутатов Государственной думы. Когда в собор вошел председатель думы М. В. Родзянко, офицер охраны сразу же сообщил ему, что одно из думских мест занял какой-то крестьянин и категорически отказывается уходить. Родзянко сразу понял, что это Распутин, которого никто не приглашал на официальный молебен. Председатель приказал старцу освободить место. Тот сначала попытался гипнотизировать оппонента, но только разозлил его. Родзянко, высокий и крепкий мужчина, превосходивший силой Распутина, стащил самозванца с кресла и несколько раз ударил его ногой под ребра. В конце концов председатель думы за шкирку вытащил «святого дьявола» из неподобающего ему места. Распутин ушел из собора, что-то бормоча себе под нос.
Конец зимы и начало весны были заполнены другими торжественными мероприятиями. Знать столицы дала пышный бал в честь Романовых. В Мариинском театре состоялось особое представление оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя», которое сопровождал оркестр из военных музыкантов в офицерских чинах. При появлении в зале императора и императрицы весь зал встал и устроил им бурную овацию. Для всех этих торжеств императрица сшила множество великолепных платьев из бархата и шелковой парчи, которые прекрасно сочетались с фамильными драгоценностями императорской семьи. Несколько раз она появлялась в стилизованном древнерусском наряде и кокошнике, какие носили первые русские царицы династии Романовых.
Все это происходило всего четыре месяца спустя после драматических событий в Спале. Императрица Александра Федоровна плохо себя чувствовала и несколько раз была близка к тому, чтобы потерять сознание на людях. Но поскольку общество почти ничего не знало о ее состоянии, частые исчезновения царицы посреди праздника воспринимались как пренебрежительное отношение к окружающим и русской истории. Жена американского посла Мэриел Бьюкенен так описывала одну из своих встреч с императрицей в эти дни: «Ее красивое, трагическое лицо ничего не выражало, ее глаза, загадочные в своей тайной торжественности, казалось, сосредоточились на каком-то внутреннем секрете, который, как я думаю, был весьма далек от шумного театра... Сейчас казалось, что это чувство или печаль завладели ей полностью, и, прошептав несколько слов императору, она поднялась и удалилась... Маленькая волна обиды прокатилась по театру».
В мае царская семья предприняла путешествие «по местам славы» династии Романовых. Из Москвы в экипажах император с супругой и дочерьми двигался по старому Беломорскому пути к Ярославлю, а оттуда по Волге в Кострому, где Михаил Романов получил известие, что избран царем. В городах были разработаны специальные программы приема императорской семьи. В старинном Переславле-Залесском, где Петр I в конце XVII в. строил «потешную» флотилию, в местечке «Ботик» была разыграна сцена петровских военно-морских маневров. Роль «потешных» моряков исполнили учащиеся местной мужской гимназии и городского училища, которые выплыли в специально сшитых для этого случая костюмах на декорированных флажками лодках на гладь Плещеева озера. Императорская семья наблюдала за представлением из красивой деревянной беседки на склоне холма, угощаясь чаем с печеньем.
Поездка Романовых повсеместно сопровождалась выражением народного восторга и почтения. Участвовавшая в путешествии сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна так описывала свои впечатления: «Где бы мы ни проезжали, везде мы встречали такие верноподданнические манифестации, которые, казалось, граничат с неистовством. Когда наш пароход проплывал по Волге, мы видели толпы крестьян, стоящих по грудь в воде, чтобы поймать хотя бы взгляд царя. В некоторых городах я видела ремесленников и рабочих, падающих ниц, чтобы поцеловать его тень, когда он пройдет. Приветственные крики были оглушительными». Ольга писала свои мемуары, будучи в эмиграции, поэтому могла добавить к этому описанию следующую сентенцию: «Кто из видевших эти толпы, полные энтузиазма, мог вообразить, что менее чем через четыре года само имя Ники будет смешано с грязью и ненавистью».
Но не все шло гладко в этих торжествах. Кульминацией праздника стало вступление царской семьи в Московский Кремль. Николай въехал в город верхом на коне, один; в двадцати метрах позади в окружении охраны двигался открытый автомобиль с императрицей и наследником. На Красной площади царь спешился и пешком вошел в Спасские ворота. Царица с цесаревичем тоже должны были проделать эту часть пути пешком, но Алексей еще не оправился после Спалы, и его на руках несли казаки охраны. Впервые подданные увидели, что наследник престола нездоров. Премьер-министр Коковцов писал, что в толпе были ясно слышны возгласы удивления и сочувствия.
Празднование 300-летия дома Романовых ободрило и обнадежило императорскую семью. Александра Федоровна писала своим близким, что русские министры обманывали ее и Ники, будто народ их не любит, тогда как на самом деле простые люди боготворят своих государей. В угаре праздничных торжеств император и императрица так и не поняли, что русское общество очень сильно изменилось с тех времен, когда Романовы были призваны на царство, и одной милостивой улыбки государя, посланной в толпу, одного благосклонного кивка головой крестьянам, стоявшим вдоль дороги, недостаточно, чтобы обеспечить прочную связь между самодержцем и его подданными. Юбилей стал лебединой песней династии. Последовавшие за ним четыре с небольшим года оказались временем нарастающего кошмара, завершившегося трагедией семьи.
Перед началом агонии императорской династии ей была подарена краткая передышка. Весной 1914 г. цесаревич Алексей оправился от своей травмы, полученной в Спале; о ней напоминала только легкая хромота. Отдыхая в Ливадии, Николай II даже решился взять сына с собой на прогулку в горы, где оба много веселились, а император на несколько часов забыл о государственных заботах.
В это время семья впервые начала всерьез задумываться о судьбе дочерей. Старшей, великой княжне Ольге Николаевне, исполнилось 18 лет, и из милой домашней девочки она незаметно превратилась в одну из самых завидных невест Европы. Ходили слухи, что претендентом на ее руку был принц Уэльский Эдуард – будущий король Англии. Но стороны не сговорились между собой. Эдуард взошел на престол холостяком, а потом в 1936 г. отказался от короны, чтобы жениться на разведенной американке Уоллис Уорфилд Симпсон.
Вторым женихом был крон-принц Румынии Кароль. Царская семья и министр иностранных дел России Сазонов были сторонниками этого брака, так как он мог вывести Румынию из-под влияния ее опасных союзников Австрии и Германии. Но Кароль не понравился Ольге Николаевне, и она категорически отказалась выходить за него замуж, мотивируя это тем, что желает жить в России. Родители, сами поженившиеся по любви, не стали принуждать дочь к браку насильно. Несмотря на то что во время краткого визита царской семьи в Румынию многие румынские вельможи уже смотрели на Ольгу как на свою будущую королеву, Каролю было отказано в ее руке.
Румынский принц, однако, не терял надежды породниться с династией Романовых. Через два года, когда уже шла Первая мировая война, он приехал в Россию и сделал предложение 16-летней великой княжне Марии Николаевне. Император Николай II отказал ему, сославшись на то, что барышня еще школьница. Конечно же, он не мог тогда знать, что этот неравный брак мог бы спасти жизнь его дочери, ведь Кароль увез бы ее из России, стоявшей накануне революции. После двойного отказа императорской семьи Кароль был дважды неудачно женат. В 1947 г. он отрекся от румынского трона и женился в третий раз на своей многолетней любовнице Магде Лупеску; династические браки и их выгоды его уже больше не интересовали.
За три недели до рокового убийства в Сараево наследника австрийского престола Франца-Фердинанда, убийства, спровоцировавшего начало мировой войны, царская семья по давно заведенному обычаю отправилась в свое ежегодное путешествие из Петергофа в Финляндию. При посадке на яхту «Штандарт» случилась неприятность – цесаревич Алексей подвернул лодыжку. К вечеру у него начались сильные боли, но яхта все же вышла в море.
В то время, когда семья изнемогала от тревоги по поводу болезни Алексея, на «Штандарт» пришли два нехороших известия: о гибели Франца-Фердинанда и о покушении на Распутина. Второе обеспокоило царскую чету, а в особенности императрицу, гораздо больше, чем первое. На Распутина, находившегося в родном селе Покровское, напала некая Хиония Гусева, подосланная монахом Илиодором. Она нанесла ему удар ножом в живот. Рана оказалась очень опасной, но Распутина спасла операция, удачно сделанная столичным хирургом, присланным его друзьями в Тюмень. Старец проболел все лето и вынужден был находиться в стороне от политических событий, разворачивавшихся в Петербурге. Чтобы не раздувать скандала вокруг его ранения, власти объявили Гусеву душевнобольной и отправили в сумасшедший дом.
19 июля Романовы вернулись в Петергоф. 20 июля императорская чета принимала приехавшего в Россию с визитом президента Франции Раймона Пуанкаре. Французский посол Палеолог позже с ностальгией вспоминал устроенный в тот вечер придворный банкет: «Я долго буду помнить ослепительную игру драгоценностей на женщинах. Это был просто фантастический ливень бриллиантов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов – всех цветов пламени. <...> Во время обеда я не спускал глаз с царицы Александры Федоровны, напротив которой я сидел. Она была весьма красива в своем длинном парчовом платье с бриллиантовой тиарой на голове. Несмотря на 42 года, и лицо, и фигура ее все еще сохраняли свою привлекательность». Петербург и императорский двор чествовали французского гостя несколько дней. Парады, обеды и приемы чередой следовали друг за другом. Это были последние мирные праздники в жизни императорской семьи. События на международной арене приобретали тревожный оборот.
23 июля в полночь Австрия вручила Сербии ультиматум с требованием разрешить ее чиновникам въехать в Сербию для проведения расследования убийства наследника престола, а также распустить все сербские националистические общества и уволить всех антиавстрийски настроенных чиновников. Это было прямым нарушением автономии Сербии и фактически означало лишение ее самостоятельности. Узнав об ультиматуме, министр иностранных дел России С. Д. Сазонов сразу же заявил: «Это европейская война».
Россия традиционно приняла сторону Сербии. Германия, наоборот, встала на защиту интересов Австрии. В России объявили всеобщую мобилизацию. Германия потребовала ее прекратить, но Россия не ответила на ее ноту. Тогда кайзер также отдал приказ о всеобщей мобилизации. 1 августа Германия объявила России войну. Вечером, перед ужином, когда уже вся царская семья собралась в столовой, император получил от кайзера телеграмму с просьбой не нарушать границы Германии. Николай ничего не ответил на это послание, сочтя его провокацией. Еще недавние добрые приятели «Ники» и «Вилли» оказались по разные стороны фронта Первой мировой. Николай записал в этот день в дневнике: «Когда я вышел от императрицы, я почувствовал, что все кончено навсегда между мной и Вильгельмом».
Война оказалась гораздо более тяжелой и губительной для России, чем могли предполагать многие современники этих событий в ее начале. Неудачи и многочисленные потери на фронте, коррупция и нехватка товаров первой необходимости в тылу – все это обнажило политические и экономические проблемы империи. Кроме того, война впервые разлучила императорскую чету. Николай II подолгу отсутствовал, заседая с военными чиновниками и генералами в Петербурге или отправляясь в ставку военного командования ближе к линии фронта. Императрица, тоже желая быть полезной, окончила курсы медицинских сестер и дежурила в госпитале, развернутом в Екатерининском дворце Царского Села. Под ее патронажем находились еще несколько десятков госпиталей в столице. Она писала мужу теплые письма, рассказывая подробно и о своей работе в госпитале, и о детях. Императрица неоднократно говорила своим приближенным, что ей стыдно за Германию, приносящую столь много горя другим народам. Когда немецкая армия сожгла библиотеку в бельгийском городе Лувене, она воскликнула: «Мне стыдно быть немкой!»
Однако по мере роста неудач на фронте и проблем в тылу множились слухи о том, что императрица – немецкая шпионка. Она делает все, чтобы помочь своему родственнику кайзеру Вильгельму выиграть войну. Этим слухам способствовало и то, что императрица все активнее начала вторгаться в политику. Своему супругу она советует быть твердым, не забывать, что он самодержец, и не обращать внимания на мнения и советы лживых генералов и министров. Александра Федоровна мало что понимала в политических и военных делах, но имела большое влияние на Николая II. Добиваясь от него отставки неугодных ей чиновников, императрица вносила дополнительную нервозность в напряженную обстановку, сложившуюся в высших эшелонах власти.
В начале 1915 г. вновь явившийся в Петроград (так переименовали Петербург из патриотических соображений. – Л. С.) Распутин восстановил свое влияние на царскую семью. Этому способствовало трагическое происшествие, случившееся с подругой царицы Анной Вырубовой. Поезд, на котором та ехала из Царского Села в столицу, потерпел крушение, и Вырубова получила страшные травмы: у нее были сломаны ноги, проломлен череп и перебит позвоночник. Анна умирала в больнице, когда туда приехал Распутин и спас ее загадочными гипнотическими воздействиями. Вырубова поправилась, хотя до конца жизни и передвигалась на костылях или в кресле-каталке. Это событие возродило веру императрицы в то, что старец является защитником ее семьи и близких. Она больше не хотела слышать о нем никаких дурных мнений.
В то же время Распутин, почувствовав себя влиятельным и безнаказанным, делал что хотел. Являясь во дворец в образе «блаженного старца», у себя дома он позволял себе немыслимые безобразия, окружая себя многочисленными любовницами из разных сословий и высокопоставленными друзьями. Имея неограниченное влияние на императрицу, он беззастенчиво вторгался в государственные дела, снимал и назначал через нее важнейших чиновников и ключевых министров, получая от претендентов на эти должности огромные взятки и пользуясь с их благословения ценным казенным имуществом. По Петербургу он разъезжал на одном из четырех мощных автомобилей, принадлежавших военному ведомству, и был практически недоступен полиции.
Многие современники были убеждены, что в верхах существует пронемецкая партия, в которую входят императрица, Распутин и несколько министров. Царицу и ее друга открыто называли немецкими шпионами, об Александре Федоровне говорили как о любовнице «сибирского мужика». Даже рядовые солдаты постоянно писали своим семьям с фронта о Распутине. Некоторые раненые в царскосельском госпитале демонстрировали презрение и недоверие к Александре Федоровне. За глаза ее называли не иначе как «немка». Когда зять Николая II великий князь Александр Михайлович попытался выяснить, кто и почему распространяет эти сплетни, один из депутатов думы ответил ему так: «Если молодая царица такая большая русская патриотка, почему она терпит присутствие этого пьяного скота, которого открыто видят в столице в компании немецких шпионов и им сочувствующих?» Но больше всего семейный клан Романовых тревожили слухи о том, что некоторые офицеры и высокопоставленные генералы русской армии готовят покушение на Николая II, чтобы после его смерти отстранить от власти Александру Федоровну и ее фаворитов.
Романовы решили во имя спасения династии действовать сами. Председатель русского исторического общества великий князь Николай Михайлович обратился к Николаю II с письмом, в котором предупреждал царя, что императрица находится под сильным влиянием Распутина и с этим необходимо что-то делать. Император не читая передал это письмо Александре Федоровне. Императрица была возмущена и, в свою очередь, писала мужу, что поступок великого князя Николая Михайловича можно расценивать как государственную измену. Его лишили всех постов и отправили в ссылку в имение Грушевку, от которой его освободила только Февральская революция.
Семейный клан, пережив эту неудачу, не оставил надежду повлиять на Николая. На встрече всех представителей династии под Петербургом Романовы уполномочили великого князя Павла Александровича, единственного оставшегося в живых дядю императора, предложить царю пойти на изменение государственного устройства страны, чтобы успокоить общество. Во время совместного чаепития с императором и императрицей 16 декабря 1916 г. великий князь завел разговор о введении конституции. Николай решительно отклонил этот проект, утверждая, что во время коронации обещал передать власть только своему сыну и наследнику. После этого Павел стал говорить о дурном влиянии Распутина и необходимости его удаления из столицы. Император в ответ отмалчивался, покуривая папиросу, а императрица стала горячо защищать своего друга. Это общение по-родственному ничем не закончилось.
Последнюю попытку решить проблему мирно, внутри семьи, предприняла великая княгиня Елизавета Федоровна, родная сестра императрицы. Она специально приехала на поезде из Москвы, чтобы поговорить с Аликс о Распутине. Но Александра Федоровна не стала слушать, а попросту выгнала сестру, приказав срочно подать экипаж и отвезти ее на станцию. С тех пор они больше никогда не виделись.
Продолжать диалог не имело смысла, и Романовым пришлось задуматься о более радикальных мерах. Представители высшего общества, лидеры Государственной думы и великие князья сходились во мнении: Распутин должен быть устранен любыми средствами.
Поскольку удалить «святого дьявола» мирными средствами оказалось невозможно, трое представителей российской элиты решились на его убийство. Это были великий князь Дмитрий Павлович (1891-1942) – внук императора Александра II, двоюродный брат царя; Владимир Митрофанович Пуришкевич (1870-1920) – крупный помещик, видный думский деятель крайне правого черносотенного толка, один из лидеров «Союза русского народа» и «Союза Михаила Архангела», патриот-консерватор, и князь Феликс Феликсович Юсупов (1887-1967) – представитель древнего аристократического рода и супруг внучки Александра III Ирины Александровны (1895-1970), дочери великой княгини Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича. Им помогали офицер Сухотин и армейский врач Лазоверт.
Феликс Юсупов считался главной фигурой этой группы заговорщиков. Это был, по общему мнению, «самый красивый молодой человек в Европе». В 29 лет он обладал самым большим состоянием в России, в его распоряжении было четыре дворца в Петербурге, три в Москве, 37 провинциальных имений, угольные, железные, нефтяные прииски, фабрики и заводы. Воспитанный в роскоши, учившийся в Оксфорде, он провел юность в Италии, Франции и Англии. После смерти старшего брата, став наследником несметных богатств княжеского рода Юсуповых, которые вели свое происхождение от татарского мурзы, Феликс в 1914 г. вернулся в Россию и женился на первой красавице императорского двора – племяннице Николая II. Это была самая красивая и блестящая аристократическая пара империи. На свадьбу Ирина получила от своего дяди-императора роскошный подарок – замшевый мешочек с 29 бриллиантами.
Проницательный и умный французский посол Палеолог оставил такой портрет убийцы Распутина: «Князь Феликс Юсупов 29 лет наделен быстрым умом и эстетическим вкусом; но его дилетантизм, скорее, слишком склонен к порочному воображению и литературным образам порока и смерти... его любимый автор Оскар Уайльд... его инстинкты, выражение лица и манеры делают его много ближе к Дориану Грею (главному герою романа О. Уайльда „Портрет Дориана Грея“. – Л. С.), чем Бруту (убийце римского императора Юлия Цезаря. – Л. С.)».
Юсупов, хорошо знакомый с Распутиным, должен был войти в доверие к старцу и заманить его на место убийства. Заговорщики сочли, что для этого подойдет дворец Юсуповых на Мойке с подвалом и садом. Супруга Феликса была в это время на отдыхе в Крыму, но именно обещание знакомства с этой пока недоступной ему красавицей соблазнило Распутина пойти в гости к Феликсу. Ради такого визита вечно грязный старец вымылся и надел чистую одежду.
Убить Распутина оказалось не так-то просто. Заговорщики угостили его пирожными и мадерой, отравленными цианистым калием, потом стреляли в него из револьвера, били, затем, завернув в синюю штору, утопили в проруби. Когда через три дня, 1 января 1917 г., труп Распутина был найден, выяснилось, что легкие его полны воды, то есть в прорубь его бросали еще живым.
Пуришкевич рассказывал о том, что он убийца Распутина, всем встречным и поперечным. А великий князь Дмитрий и Феликс Юсупов пытались откреститься от участия в этом неблаговидном деле. Но полицейское расследование подтвердило, что они соучастники. До прибытия Николая II из ставки императрица Александра Федоровна, тяжело переживавшая гибель старца, отправила их под домашний арест.
В глазах либералов Пуришкевич, великий князь Дмитрий и Юсупов были героями. Великие князья, обратившиеся к Николаю с просьбой об их прощении, получили отказ. «Убийство – всегда убийство», – ответил царь. Опасаясь отрицательного резонанса в обществе, император не слишком строго наказал убийц. Великий князь Дмитрий был отправлен в русские войска в Иран. Этим Николай II невольно спас жизнь своему двоюродному брату. После революции тот эмигрировал за границу и дожил до середины XX в. Феликс Юсупов отправился в ссылку в одно из своих имений, откуда год спустя в обществе своей супруги, с семейными драгоценностями и двумя картинами Рембрандта также выехал за границу, не дожидаясь того, как правительство большевиков отблагодарит его за убийство Распутина. Пуришкевича его коллеги по Государственной думе отказались лишить депутатского иммунитета, и его вообще оставили в покое. Участие в преступлении только подняло его политический престиж.
Распутина похоронили в углу царскосельского парка, где Анна Вырубова строила часовню на свои средства. В последний путь его провожала царская семья. (Потом он был перезахоронен.)
После убийства Распутина ничего существенно не изменилось. Император вновь уединился в Царском Селе с семьей, принимая там только доверенных министров. Александра Федоровна по-прежнему пыталась оказывать влияние на государственные дела.
Романовы еще раз предприняли попытку спасти монархию. Великие князья, обращаясь к царю с просьбой помиловать Дмитрия Павловича, одновременно требовали назначить ответственное правительство по согласованию с Государственной думой. В ответ Николай заявил, что не просил их советов, и обвинил своих родственников в том, что их совесть нечиста.
Из Киева для разговора с императором и императрицей приехал бывший с ними в хороших отношениях «Сандро» – великий князь Александр Михайлович, муж Ксении, старшей сестры Николая, и тесть Феликса Юсупова. Он пытался убедить Аликс отойти от политики и заняться исключительно семьей. Императрица заявила, что император не должен делить власть с парламентом. Разговор закончился скандалом. Великий князь настаивал, что императорская чета может поступать с собой как угодно, но не имеет права губить всю династию и толкать своих родственников в пропасть. После этих слов Николай вывел «Сандро» из комнаты. Позднее великий князь напишет о царской семье: «Невозможно править страной, не слушая голос народа...»
Другие родственники Николая II, менее лояльные к императорской чете, уже почти открыто готовились к захвату власти. Это были потомки великого князя Владимира Александровича – наиболее умного и способного из братьев Александра III. Владимир Александрович с трудом мирился с тем обстоятельством, что на престоле сидит его слабовольный и меланхоличный племянник со своей вечно всем недовольной Аликс. Супруга самого великого князя Мария Павловна, принцесса Мекленбургская, по рангу была третьей дамой империи после двух императриц. Она была умна, хорошо образованна, энергична и склонна к авантюрным поступкам. Ее дворец на Неве своим блеском затмевал царскосельский дворец. Ее балы и приемы славились на весь Петербург, у нее было много друзей, и она не стеснялась вслух высказывать свои мечты о восшествии на трон своего сына Кирилла – ближайшего претендента на престол после тяжелобольного Алексея и заключившего морганатический брак Михаила Александровича, младшего брата царя.
Между членами двух старших ветвей романовского клана существовала и личная неприязнь. Императрица не могла простить того, что великий князь Кирилл Владимирович отбил жену у ее брата Эрнеста Гессенского; великий князь Андрей Владимирович был фактически гражданским мужем балерины Матильды Кшесинской, которую Николай II бросил ради женитьбы на Аликс. Семьи могли бы помириться, если бы Николай выдал свою старшую дочь Ольгу за великого князя Бориса Владимировича, о чем просил не только сам Борис, но и великая княгиня Мария Павловна. Но в ситуацию опять решительно вмешалась Александра Федоровна. Она категорически отказалась от брака восемнадцатилетней невинной девушки с 38-летним «развратником», каковым она не без оснований считала великого князя Бориса.
Дело дошло до того, что оскорбленная и рассерженная Мария Павловна предлагала председателю думы Родзянко уничтожить императрицу и освободить императора и всю семью от ее губительного влияния. Родзянко отказался, но великие князья «Владимировичи» со своими друзьями уже во всех столичных гостиных вслух обсуждали возможность государственного переворота. Четыре гвардейских полка должны были захватить Царское Село. Императрицу планировалось сослать в монастырь, а императора принудить отказаться от власти в пользу сына, регентом при котором следовало назначить великого князя Михаила Александровича – дядю цесаревича. К счастью или несчастью для императорской семьи, светские бездельники, обсуждавшие переворот за бокалом французского шампанского, не смогли довести свой замысел до конца.
В обстановке кризиса семейного клана Романовых, который до сих пор всегда держался сплоченно, императорская семья окончательно утратила доверие общества. Николай II не обращал внимания на предупреждения о близящейся революции, с которыми к нему обращались иностранные дипломаты, родственники и председатель думы Родзянко. Как плохой капитан на тонущем корабле, он думал только о том, чтобы сохранить собственное лицо и не поступиться прерогативами самодержца. В этом его активно поддерживала императрица. Уже всем в России, кроме самого Николая, было очевидно, что вмешательство Александры Федоровны в государственные дела лишает монархию последней надежды на спасение. Об этом беседовал с Родзянко даже ближайший родственник императора и его самый надежный и верный друг – великий князь Михаил Александрович. Но ни клан Романовых, ни государственные сановники России не знали, что можно сделать, чтобы заставить самодержца взглянуть правде в лицо и предпринять какие-нибудь рациональные действия по модернизации империи и системы управления ею в условиях мировой войны.
В столице уже начинались уличные волнения, когда Николай II, вместо того чтобы остаться и попытаться контролировать ситуацию в Петрограде, в ночь 22 февраля (7 марта) отправился на поезде в Могилев, в Ставку верховного командования. На этот раз он не взял с собой цесаревича Алексея, которого последнее время возил к войскам, чтобы воспитывать в нем сознание будущего командующего. По прибытии он написал императрице письмо, в котором, как всегда, содержались рассуждения об их детях и сообщение о том, что император скучает без семьи и будет вынужден развлекать себя игрой в домино. Когда это письмо пришло в Петроград, там уже произошла Февральская революция.
Узнав о революции, царь немедленно отправился в столицу. На станции Малая Вишера, в 200 верстах от Петрограда, царский поезд был остановлен и направлен в Псков. Там императора известили, что кабинет министров, дума и генералитет решили, что он должен отречься от престола. Посоветовавшись со своими приближенными генералами, Николай II сообщил Верховному главнокомандующему М. В. Алексееву, что подчиняется этому решению.
2(15) марта был подписан первый Манифест об отречении Николая II в пользу цесаревича Алексея. Двенадцатилетний мальчик стал новым императором Алексеем II. Но это решение не было окончательным. Документ должны были скрепить печатью и своими подписями министр А. И. Гучков и депутат думы В. В. Шульгин. Они выехали из Петрограда в Псков. И за те шесть часов, что делегация была в пути, император передумал. Николай полагал, что ему с семьей разрешат удалиться в Ливадию, и там Алексей под его надзором будет завершать образование, а управлять страной в это время будет регент – великий князь Михаил Александрович. Но врач Федоров, от которого бывший император потребовал объективно оценить состояние здоровья Алексея, объяснил ему, что власть – слишком непосильная ноша для больного цесаревича, и высказал сомнения в том, что царской семье разрешат продолжить его воспитание и вообще быть при нем в качестве родителей.
Под влиянием этого разговора и собственных сомнений Николай принял именно то решение, которое, возможно, обернулось драмой для семьи Романовых и России. Когда Гучков и Шульгин прибыли в Псков, то император заявил им, что отрекается не в пользу сына, а в пользу брата, Михаила Александровича. Манифест такого содержания он и подписал в их присутствии. В России появился новый царь – Михаил II.
Телеграмма от старшего брата с известием о том, что Михаил Александрович стал императором, застала того в Гатчине. Ему было 39 лет, и это сообщение стало для него полной неожиданностью. Михаил знал, что является вторым претендентом на престол после своего племянника Алексея, но даже представить не мог, что трон достанется ему в обход законного наследника. Он был довольно храбрым человеком и еще недавно проявил настоящее мужество в боях за Карпаты; довольно неплохо разбирался в политике, однако и у него не хватало энергии и силы воли, чтобы решительно взять власть в свои руки. Посоветовавшись с членами правительства и депутатами думы, многие из которых были убеждены в том, что смена одного царя другим не прекратит беспорядков, а, наоборот, спровоцирует новую волну революции, Михаил подписал манифест о собственном отречении, оставляя решение проблемы власти за Учредительным собранием представителей разных сословий населения России. Теоретически Учредительное собрание могло восстановить монархию и вновь призвать Михаила на царство, но мы знаем, что этого не случилось. История правления дома Романовых завершилась.
Вновь избранное Временное правительство должно было решить вопрос о том, что делать с царской семьей. Николай, который теперь в официальных документах именовался просто «гражданин Романов», просил, чтобы его с женой и детьми отпустили к родственникам в Англию. Временное правительство также склонялось к этому решению, тем более что Британия была союзницей России в продолжавшейся войне. Но Петроградский совет выступил против.
Бывшего императора арестовали в Пскове и отправили в Царское Село, где под домашним арестом находились его супруга и пятеро детей. Петроградский совет опасался, что Временное правительство все же отпустит царскую семью за границу, поэтому усилил контроль над железными дорогами и вокзалами. Планировалось даже перевезти Романовых в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, но охране Царского Села удалось убедить представителей совета, что Николай с женой и детьми содержатся в строгости и никуда не смогут сбежать.
В Царском Селе семья бывшего императора продолжала жить привычной домашней жизнью. Многих и сейчас поражает «растительный» характер записей в дневнике Николая этого времени. Вот, например, характерная запись от 12 июня 1917 г.: «После приятной прохладной ночи день наступил жаркий. Утром хорошо погулял с Валей. Занимался географией с Алексеем. Днем копали большую грядку на нашем огороде, после чего отдыхал в байдарке. Во время обеда прошла гроза с освежительным ливнем».
В конце июля 1917 г. царскую семью по решению Временного правительства перевезли в Тобольск, подальше от германских войск, подступавших к столице. Там Романовы находились до апреля 1918 г. под охраной «отряда особого назначения». В условиях начавшейся Гражданской войны правительство большевиков отправило их в более надежное место – Екатеринбург.
В Екатеринбурге царскую семью разместили в доме купца Ипатьева. Советская власть планировала устроить показательный суд над «гражданами Романовыми», но не успела этого сделать. В середине июля под предлогом наступления белых и невозможности удержать Екатеринбург или вывезти оттуда важных пленников в Москве было решено казнить Романовых без суда. До сих пор остается неизвестным, кто принял окончательное решение: Я. М. Свердлов или сам В. И. Ленин. В ночь с 16 на 17 июля караульными красноармейцами и членами Екатеринбургского совета во главе с Яковом Юровским, отвечавшим за безопасность царской семьи, были расстреляны бывший император Николай II, бывшая императрица Александра Федоровна, их дочери: Ольга (22 лет), Татьяна (20 лет), Мария (18 лет), Анастасия (16 лет) и сын Алексей (14 лет), а также не имевшие прямого отношения к династии Романовых лейб-медик Е. С. Боткин, лакей А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов и горничная А. С. Демидова.
Белогвардейским следователям позже удалось установить, что император, императрица, Ольга, Татьяна и Мария были убиты на месте. Раненых Боткина, Харитонова, Труппа и Демидову добивали штыками. Тяжело раненного Алексея Юровский добил двумя выстрелами в голову. Каким-то чудом в страшной перестрелке выжила Анастасия. Она пришла в себя и начала кричать, с ней тоже расправились с помощью штыков. Любимцу императорской семьи спаниелю Джимми размозжили голову прикладом. Чудовищная жестокость, с которой уничтожили царскую семью, потрясла даже опытных сотрудников уголовного розыска, привлеченных белыми к расследованию этого дела.
Страшной оказалась и судьба великого князя Михаила Александровича, в пользу которого Николай II отрекся от престола. Сначала он находился под домашним арестом в Гатчине, в марте 1918 г. выслали «до особого распоряжения» в Пермь. Будучи признанным не особенно опасным для Советского правительства, Михаил получил право жить на свободе под надзором местной власти и со своим личным секретарем и шофером обитал в номерах гостиницы Королева. Из гостиницы его похитили 13 июня 1918 г. по ложному ордеру группой анархистов под командой председателя Мотовилихинского совета Г. Мясникова. Великого князя с прислугой вывезли в Мотовилиху и по одной версии – расстреляли и сожгли, по другой – живыми бросили в печь Мотовилихинского завода. Это показало расследование, проведенное Пермским ЧК по следам несанкционированной казни человека, который мог бы быть русским императором.
18 июля 1918 г. в городе Алапаевске на Урале казнили содержавшихся там под арестом еще нескольких членов семьи Романовых: великую княгиню Елизавету Федоровну, сестру императрицы; великих князей Сергея Михайловича, Константина Константиновича, Игоря Константиновича, Ивана Константиновича, князя Владимира Палей (сына княгини Ольги Палей и великого князя Павла Александровича), а также их близких придворных Варвару Яковлеву и Ф. С. Ремез. Их вывезли по дороге на село Синячиху в район глубоких шахт и, сбросив в одну из них, закидали гранатами. Белые обнаружили позже это место казни. Они вывезли с собой восемь тел. Шестеро мужчин были похоронены в русской православной миссии в Пекине, а Елизавета Федоровна и В. Яковлева – в церкви Марии Магдалины в Иерусалиме.
27 января 1919 г. во дворе Петропавловской крепости расстреляли великих князей Павла Александровича, Дмитрия Константиновича, Николая Михайловича (видный ученый-историк) и Георгия Михайловича. Их казнь была местью за убийство в Германии Карла Либкнехта и Розы Люксембург. В этот же день и по той же причине в Ташкенте расстреляли великого князя Николая Константиновича. Этими акциями возмущался даже старый марксист Ю. О. Мартов. В газете «Всегда вперед!» он писал: «Какая гнусность! Какая ненужножестокая гнусность, какое бессовестное компрометирование русской революции новым потоком бессмысленно пролитой крови! Как будто недостаточно было уральской драмы – убийства членов семьи Николая Романова!» Всего в годы красного террора были казнены восемнадцать представителей династии Романовых.
Остальным Романовым удалось спастись. Большинство из них перебрались в Крым, а оттуда разъехались кто куда. 11 апреля 1918 г. на британском крейсере «Мальборо», присланном английской королевой Александрой, матерью короля Георга V, отбыла ее сестра – бывшая императрица Мария Федоровна с дочерьми Ксенией и Ольгой и великим князем Николаем Николаевичем. Мария Федоровна поселилась в родной Дании. Там, при дворе своего племянника Христиана X, она дожила до 81 года, пережив на 10 лет сына-императора и внуков.
Оказался в эмиграции и участник убийства Распутина великий князь Дмитрий Павлович. В 1926 г. он женился на богатой американке, в 1930 г. развелся. В США занимался торговлей шампанским, но без особого коммерческого успеха. Умер от туберкулеза в Швейцарии в возрасте 50 лет.
Князь Феликс Феликсович Юсупов, второй участник заговора против «старца», и его супруга Ирина открыли в Париже знаменитый модный дом. Когда их фирма разорилась, Юсупов занимался ресторанным бизнесом, писал книги и киносценарии. Он оставил свой след во французской и американской культуре первой половины – середины XX в.
История последней императорской семьи не закончилась с ее расстрелом. Занявшие Екатеринбург белые пытались найти захоронение останков Николая II и его близких, но тогда этого сделать не удалось (вероятно, просто не хватило времени). Новый поиск был предпринят уже в 1990-е гг. Предполагалось, что трупы Романовых завернули в простыни, вывезли на машине к заброшенной шахте у деревни Коптяки, там расчленили, сожгли, а то, что не успело сгореть, сбросили в шахту. Но была обнаружена и другая могила неподалеку от Екатеринбурга. После длительных генетических исследований считается, что Романовых похоронили именно в ней. Их останки перевезены в Петербург и торжественно перезахоронены в Петропавловском соборе. При этом присутствовали потомки членов императорской семьи и первый Президент России Б. Н. Ельцин. Русская Православная Церковь причислила императора Николая II, императрицу Александру Федоровну и их детей к лику святых.
Долгое время русские эмигранты и многочисленные родственники Романовых за рубежом не хотели верить в то, что царская семья погибла. Ходили слухи, что Романовы были тайно вывезены на корабле через Архангельск или Мурманск. В 1920 г. якобы кто-то даже видел самого Николая II на одной из лондонских улиц. Эти разговоры возбуждали многих авантюристов. Время от времени в Европе появлялись то «цесаревич Алексей», то «великие княжны». Особенно часто женщины, желавшие поправить свое материальное благосостояние, выдавали себя за великую княжну Анастасию. Во время расстрела царской семьи ей было только 16 лет, и со временем она могла измениться внешне. «Анастасий» за весь XX век было более 30. Всему миру была известна Анна Андерсен, которая выдавала себя за Анастасию в течение всей жизни и, по-видимому, сама себя в этом убедила. Однако проживавшая в Дании, а потом в Канаде великая княгиня Ольга Александровна, которая хорошо знала всех царских дочерей, всегда с чувством сожаления разоблачала самозванок. К концу XX столетия надежда увидеть кого-то из членов последней императорской семьи живыми угасла совсем.