После его смерти его славный сын Альфонсо, ребенок в нежном возрасте, едва ли достигший трех лет, остался в живых, но в королевстве Кастилия начались такие великие беспорядки, каких не случалось уже много лет[121]. Вельможи государства ссорились друг с другом. Фернандо Родригес (Fernando Rodriguez) (сын Родриго Фернандеса (Rodrigo Fernandez), брата Гутьерро Фернандеса де Кастро (Gutierre Fernandez de Castro)[122], и его братья и иные друзья и родственники, которые последовали за ним, образовали партию, старающуюся избежать преследований и притеснений сыновей графа Педро де Лара – графа Манрике, графа Нуно и графа Альваро и всех их родственников[123]. Фернандо Родригес и его братья и родственники владели многими замками, крепостями и укреплениями от имени короля Санчо. Будучи при смерти, он приказал им, так же как и остальным вельможам королевства не отдавать земель и замков, которыми они владели, никому, кроме его сына, когда только он достигнет возраста 15 лет.
Итак, разлад и жестокая ненависть начались между группами знатных людей, упомянутых нами выше. Граф Манрике и его брат граф Нуно взяли под опеку короля Альфонсо и долгое время владели королевством. Посредством мальчика они попытались подчинить себе все, как они говорили, к его чести и выгоду[124]. Но партия их противников, как считается, убедила короля Фернандо, сына императора, вторгнуться в королевство Кастилию; так как он был более близким родственником мальчику, он хотел взять над ним опеку и попечительство над государством. Но графы помешали ему, и обманом (хотя и достойным похвалы) и силой, так что он не смог достичь того, чего желал[125].
В то время неисчислимые убийства и разбои без числа происходили там и здесь во всех частях королевства. В то время граф Манрике сражался против Фернандо Родригеса и людей Хуэты (Huete), которые были за него; однако граф, при котором находился молодой король, был разбит в сражении и был убит в той же самой битве[126].
Когда славный король достиг своих 15 лет[127], Фернандо Родригес и его братья и друзья вернули королю Альфонсо, согласно повелению его отца, земли и замки, которыми они владели. Теперь полностью взрослый молодой человек, король начал действовать решительно и утешаться в Боге[128], и сеять справедливость, которую он всегда любил и действенно и мудро вершил до конца своей жизни[129].
Пока он еще был молод, он осадил Куенку (Cuenca), держа ее в осаде долгое время; милостью Господней он атаковал и захватил ее и своими усилиями украсил ее епископским достоинством. Сейчас это, по природе и по искусству, один из самых величественных и сильных городов в королевстве Кастилия[130]. После этого он возвратил Логроно и другие города и замки около Наварры, которыми его дядя, король Санчо (брат его матери), завладел на долгое время[131]. В то же время он повел большую и сильную армию против своего дяди, короля Фернандо Леонского и возвратил земли под названием Инфантацго (Infantazgo)[132].
Король Фернандо был женат на Урраке, дочери короля Альфонсо Португальского, хотя она не могла быть его законной женой, так как она была его родственницей в третьем колене, согласно каноническому исчислению; поскольку император и король Португалии, как сыновья двух сестер, дочерей короля Альфонсо, завоевавшего Толедо, были родственниками во втором колене[133]. Из-за этого нечистого брака король [Фернандо] дал королю Португалии много замков, которые он впоследствии отобрал у него, когда тот был схвачен при Бадахосе (Badajoz) и сломал ногу, так что он больше никогда не смог ездить верхом[134].
В то же время Жеральдо (Geraldo), по прозвищу Бесстрашный, также был схвачен и доставлен в руки Родриго Фернандеса, Кастилианца[135]. В обмен на свое освобождение Жеральдо отдал ему Монтанчес (Montanchez), Трухилло (Trujillo), Санта Крус (Santa Cruz) и Монфраг (Monfrag)[136], который Жеральдо захватил у сарацинов. Обедневший и лишенный всякой помощи, он примкнул к сарацинам, которым до этого причинил много зла; он был обезглавлен ими в земле Морокко под небольшим предлогом[137].
Как уже упоминалось, от Урраки король Фернандо имел сына по имени Альфонсо, который в настоящий момент правит вместо своего отца как король Леона[138]. После смерти короля Фернандо[139] его сын, тогда еще подросток, опасался, что он может быть лишен своего государства силой господина Альфонсо, славного короля Кастилии, молва о славе и достоинстве которого уже разнеслась по большей части света. Он был напуган и боялся в то время всех соседних королей, как сарацинских, так и христианских.
Тогда было задумано и исполнено, что одна из дочерей короля Кастилии должна стать супругой короля Альфонсо Леонского, хотя это было противно всем божественным и каноническим законам, поскольку оба короля, как сыновья двух братьев, приходились друг другу родственниками во втором колене. Кроме того, было согласовано и утверждено, что король Леона должен быть посвящен в рыцари королем Кастилии, а затем, что он должен поцеловать его руку. Это было сделано[140]. Теперь благородная и величественная курия была отпразднована в Каррионе (Carrion), где король Леона опоясан мечом королем Кастилии в церкви Св. Зоила (San Zoilo). Он также поцеловал руку короля Кастилии в присутствии галисийцев, леонцев и кастильцев[141].
После небольшого промежутка времени, едва ли через два месяца, великолепная курия вновь праздновала в том же городе Каррионе: Конрад (Conrad), сын Фредерика (Frederick), императора римского, был посвящен в рыцари королем Кастилии, который дал ему в жены свою дочь, леди Беренгелу (Berenguela) (которой было не больше 8 лет от роду). Он заставил все государство принести перед ним присягу в том, что Конрад должен править после него, если так случиться, что он умрет, не оставив сына. Так как в то время славный король, господин наш, Альфонсо не имел сына, но только дочерей[142].
В то время он уже возвел славный и изобильный город Пласенция (Plasencia) и отбил у сарацинов хорошо укрепленный замок Аларкон (Alarcon)[143]. Он также начал строить город под названием Аларкос[144]. Однако прежде чем стена была достроена и жители обосновались на этом месте, он начал войну с королем Морокко, чье государство процветало в то время и чья мощь и великая слава устрашали королей по соседству.
Поэтому наш господин, король Кастилии послал архиепископа Толедо, господина Мартина, вечная ему память, человека рассудительного, кроткого и великодушного, сильно любимого всеми, так что он считался заступником всякого[145]. Итак, архиепископ взял с собой знатных и храбрых людей и множество рыцарей и пехоты, с которыми он опустошил добрую часть земли мавров по эту сторону моря, лишая ее множества богатств и бесчисленного количества коров, овец и вьючных животных[146].
Когда король Морокко (третий после Абд аль-Мумина, упомянутого выше) услышал об этом, он застонал, глубоко пораженный печалью в самое сердце[147]. В одночасье покинув Морокко, он собрал бесконечно большое множество рыцарей и пехоты и пересек море. Он дошел до Кордовы и прошел через Пуерто дель Мурадал с огромной скоростью, продвигаясь к долине замка, теперь называемого Сальватьерра (Salvatierra)[148].
Когда наш славный господин, король Альфонсо услыхал о приходе мавританского Мирамамолина (Miramamolin) (так как королей Морокко звали таким образом)[149], он приказал своим вассалам следовать за ним как можно быстрее. Аки лев рыкающий и неистовствующий перед своей жертвой[150], он встал во главе своих людей и прибыл в Толедо с великой поспешностью. Там он пробыл недолгое время, ожидая вельмож королевства и благородных вассалов и множество людей, последовавших за ним. Затем он двинулся к Аларкосу, где разбил лагерь, твердо намереваясь (как выяснилось позднее) присоединиться к битве с Мирамолином, если тот дойдет до места, называемого Эль Конгосто (El Congosto) перед Аларкосом, которое считалось началом королевства Кастилии[151].
Так как он предпочел подвергнуть свою жизнь и его королевство подобной великой схватке и подчиниться воле Божией, сражаясь против короля мавров, который считался более могущественным и богатым, чем все сарацины вместе взятые, чем позволить тому король войти в его королевство хотя бы на малейшее расстояние. По этой причине, хотя некоторые мудрые люди, знающие военное дело, советовали ему это сделать, славный король Кастилии не захотел дожидаться короля Леона, идущего ему на помощь, и действовал уже в области Талавера (Talavera). Тогда мавр[152] по имени Мирамамолин пришел в место между замком Сальватьерра и Аларкосом, называемое Конгосто, и разбил там лагерь[153].
Когда он услышал об этом, славный король Кастилии приказал всем своим людям выйти ранним утром в полном вооружении в поле, чтобы дать сражение королю мавров. Потому как он полагал, что король мавров станет сражаться в этот самый день.
Итак, когда наступило утро кастилианцы вышли на поле битвы, готовые сражаться и пустить в ход мечи против врага, ежели он там появиться. Однако мавры отдыхали весь тот день, приготовляясь к завтрашней битве; следовательно, они надеялись уклониться от врага, который, истомленный в тот день тяжестью доспехов и испытывающий жажду, был бы менее готов для войны на следующий день. Так и случилось. Потому как славный король Кастилии и его войско, томимые жаждой и изможденные тяжестью доспехов, ждали врага на поле битвы с раннего утра и до полудня, когда они вернулись в лагерь, думая, что король мавров не отважится нападать на них[154].
Но около полуночи король мавров приказал своим людям приготовиться к сражению, и рано по утру они неожиданно появились на поле боя, где король Кастилии стоял днем раньше. В лагере христиан началась суматоха, и, как это часто случается, непредвиденное событие вызвало в рядах врага [у христиан][155] и изумление и страх. Затем спешно и в беспорядке покидая свои шатры, они ринулись на поле боя и присоединились к сражению в маврами. В первом ряду христиан пали великие люди: Ордоно Гарсия де Рода (Ordono Garcia de Roda) и его братья, Педро Родригес де Гусман (Pedro Rodriguez de Guzman), Родриго Санчес (Rodrigo Sanchez), его зять, и многие другие[156].
Арабы вторглись далеко в ряды противника и крушили христиан. Стрелы, без числа вынимаемые из колчанов, неприцельно летели в воздухе, однако с точностью причиняли раны христианам. Обе стороны сражались ожесточенно. День, обильный человеческой кровью, предуготовил маврам ад, а христианам – вечное упокоение[157].
Видя, как его люди падают в битве, благородный и славный король ринулся вперед, мужественно бросившись в самую гущу врага, и с его сторонниками поражал множество мавров направо и налево. Однако его люди, ближе всего заботившиеся о нем, видели, что они не смогут противостоять такому бесконечному множеству мавров. Так как многие их собственные воины уже пали в битве, в самом деле, битва длилась долгое время, и солнце теперь стояло в зените в праздник Св.Мартина (19 июля). Они умоляли его отступить и спасти свою жизнь, потому как Господь Бог, казалось, разгневался на христиан. Однако он неохотно слушал их, надеясь скорее окончить свою жизнь славной смертью, чем выйти из боя с поражением. Его люди, тем не менее, осознавая опасность, грозящую всей Испании, увлекли его, против его воли и желания, с поля боя. Стеная и сокрушаясь о великом несчастии, что случилось, он затем отправился с небольшим числом рыцарей в Толедо[158].
Его благородный вассал, Диего Лопес де Вискайя (Diego Lopez de Vizcaya), бежал в замок Аларкос, где он был осаждаем маврами; но по милости Божьей, который предуготовил его для великих свершений, когда он оставил нескольких заложников, он смог уйти и, следуя за королем, прибыл в Толедо несколькими днями позднее[159]. Король мавров захватил добычу и взял некоторые крепости: башню Гвадалерсас (Guadalerzas), Малагон (Malagon), Бенавенте (Benavente), Калатраву, Аларкос, Каракуель (Caracuel) и затем возвратился в свое государство[160].
Тем временем король Леона, который шел на помощь королю Кастилии, прибыл в Толедо; но по наущению неких приспешников дьявола он превратился в согнутый лук[161] и искал только повода, чтобы предать своего друга. Некогда друг, он сделался самым жестоким врагом. Так как он держал в глубине сознания[162] то, что случилось с ним во время курии, праздновавшейся в Каррионе, упомянутой выше[163].
Довольный и возрадовавшийся неудачам, постигшим кастильцев, покинул он Толедо, негодующий на славного короля, так как тот не дал ему некоторых замков, которые он требовал.
Он немедленно сделался союзником короля Морокко, приняв деньги и множество вооруженных рыцарей от него, и стал воевать против короля Кастилии. Затем в следующем году, в то время, когда короли обычно воевали, вместе с Мирамамолином он опустошил Трасьерру и многие дни держал город Толедо почти в осаде[164]. Король Леона вторгся в королевство Кастилию через Тьерра де Кампос с многочисленными выше упомянутыми маврами, которые, как враги креста Господня, учинили многие чудовищные надругательства над церквями и церковными украшениями, чтобы бесчинствовать и обесчестить христианскую религию. Он дошел до Карриона, где, казалось, очистил себя от позора, от которого, считал он, страдал, поцеловав руку короля Кастилии[165].
В то же самое время король Санчо Наваррский, который был для короля Кастилии родственником второй ступени родства с обеих сторон[166], возвел некий замок Корво (Corvo), около виноградников Логроно. Он также начал опустошать королевство Кастилию в этих местах, так как полагал, что вел здесь справедливую войну.
Христиане, казалось, объединились, следовательно, в нечистый союз[167] с маврами, чтобы в заговоре погубить короля Кастилии. Они ужасно навлекли все возможные несчастья, которые могли навлечь, на все королевство, и были эти несчастья так велики, что во всем государстве не осталось уголка, в котором человек мог бы быть в безопасности. Казалось, свирепствовал огонь гнева Божия[168], и если благородный король чувствовал приподнятость духа, то теперь он, видимо, был повергнут в уныние своей прежней славой. Благочестивый и благородный король сейчас понимал, что королевство сынов человеческих – в руках Господа, который может вверить его тому, кому пожелает[169].
Однако, славный король, как человек ни пребывающий в унынии из-за превратностей судьбы[170], ни чрезмерно возносящийся из-за преуспевания, мужественно препоясался, чтобы защищать свое королевство, и уповал и надеялся на силу Господа нашего, Иисуса Христа, в которого он всегда твердо верил, и защищал эту веру от всякого еретического поругания[171].
В то время на попечении Санчи, королевы Арагона, тетки короля Кастилии, находились ее юный сын Педро, король Арагона, и его королевство. Так как вскоре после битвы при Аларкосе Альфонсо, король Арагона, сын графа Барселонского, отец короля Педро, отошел в мир иной[172]. Подозревают, что он замышлял сотворить все козни, которые только мог, чтобы погубить короля Кастилии; но королева любила короля Кастилии больше всех на свете, даже в то время, когда был жив ее супруг. По этой причине ее супруг сильно ее ненавидел.
Сейчас, когда появилась возможность, пламя любви, которое из страха таилось в груди королевы, пока был жив ее муж, превратилось в открытый огонь. Она тесно связала своего сына с королем Кастилии и, как благочестивая Абигайль[173], стремилась всеми силами и всеми способами помочь королю Кастилии. Однако, чтобы король Арагона, который страдал от бедности, мог более легко прийти на выручку королю Кастилии, он получил в подарок значительную сумму денег от короля Кастилии[174].
По совету его благочестивой матери король Педро, еще подросток, сопровождаемый своими благородными вассалами, прибыл к королю Кастилии и был с ним неразлучен в течение всего времени, что продолжалась война. Последовав мудрому совету, в середине лета короли расположились лагерем около Авилы, в крайне здоровом и прохладном месте, обычно называемом Паломера (Palomera)[175]. Отсюда, если возникала надобность, они могли с легкостью поддержать своих людей в Трасиерре, и они защищали города и замки от короля Морокко и тех, кто был в Тьерра де Кампосе. Следовательно, находясь между врагами, они приводили их обоих в ужас, так как они (враги) не могли передвигаться настолько свободно, насколько бы им хотелось.
Узнав, что король Морокко возвратился в свое государство[176], они двинули свои армии против короля Леона. Они послали вперед Фернандо Родригеса Альбаррасинского (Fernando Rodriguez of Albarracin), благородного, благочестивого и активного человека, со множеством рыцарей, чтобы удержать короля Леона и его войско в королевстве Кастилии так, что они не могли бы свободно вернуться в свое собственное государство[177]. Однако король Леона узнал об этом наперед и поспешил вернуться в свое королевство. Хотя дворянин Фернандо Родригес не смог поймать его в королевстве Кастилии, он, тем не менее, преследовал его до границ его королевства. Короли с их армиями следовали за рыцарями, которых они послали вперед. Они вторглись в королевство Леон, опустошая все кругом, так как некому было защищать эту землю. Они напали и захватили силой город Кастроверде (Castroverde), где граф Фернандо де Кабрера (Count Fernando de Cabrera), дворянин Альваро Пелайо (Alvaro Pelayo), Педро Оварес (Pedro Ovarez) и Альфонсо Армильдес (Alfonso Armildez), некий португальский дворянин, были схвачены со всеми их рыцарями[178]. Затем, продвигаясь дальше, они достигли Бенавенте (Benavente), где находился король Леона с маврами и его христианскими вассалами. Они дошли до Асторги (Astorga) и даже до Рабанала (Rabanal), в то время как другие продвинулись до области, называемой Биерзо (Bierzo)[179]. Опустошая соседние районы подобным образом, они вернулись в Леон и осадили Замок Евреев (the Castle of Jews) и взяли его силой. После того, как они укрепили его и завладели им, они вернулись в королевство Кастилию с великой славой и большими богатствами[180].
На следующий год, третий после битвы при Аларкосе, король Морокко еще раз пришел в Трасьерру и осадил город, называемый Мадрид. Он держал его в осаде много дней, но сила Божия ограждала его посредством действий Диего Лопеса, других благородных людей и людей, бывших в городе. Сняв осаду, король потом обратился против Уклеса, Хуэты и Куэнки, а затем вернулся в свое государство[181]. В то же самое время король Леона вернул себе Замок Евреев около Леона. Однако король Кастилии и король Арагона снова вторглись в королевство Леон и причинили множество вреда жителям Леона. Король Леона затем отправился к королю Морокко, которого он отыскал в Севилье.
В конце концов между королем Морокко, который возвратился в Марракеш, столицу его государства, и королем Кастилии было заключено перемирие. Мир был установлен и между королем Леона и королем Кастилии, хотя он не мог бы быть достигнут, если бы король Кастилии не отдал свою дочь, леди Беренгелу, королю Леона в жены. Это был брак de facto, хотя он и не мог быть de jure, поскольку оба короля были родственниками второй степени родства[182].
Славный король Кастилии, не забывший об обидах, нанесенных ему и его королевству во времена его страданий королем Наварры, вторгся в его королевство и начал грабить его. Король Навары, видя, что он не может этому противостоять, оставил свое королевство и бежал к королю Морокко. Он прибыл в город Марракеш, чтобы просить его о помощи, умоляя его снизойти и помочь ему[183]. Между тем, король Кастилии садил Виторию (Vitoria) и во время осады захватил все замки по соседству: Тревино (Trevino), Аргансон (Arganzon), Санта Крус, Альхорросу (Alchorroza), Виторию де Виеху (Vitoria de Vieju), Ардусеу (Arducea), область Гуирускоа (Guipuzcoa), Сан Себастьян (San Sebastian), Маранон (Maranon), Сан Винсенте (San Vincente) и некоторые другие. Витория, в конце концов, сдалась ему, следовательно, в его руках была вся Алава и близь лежащие области. Затем он победно возвратился в Кастилию[184].
Лишенный всякой помощи, король Наварры получил от короля Морокко некоторую сумму денег и некоторые доходы, отписанные ему в Валенсии, где он оставался долгое время. Согласно перемирию, заключенному между королем Кастилии и королем Наварры, все замки и города, захваченные королем Кастилии в королевстве короля Наварры, оставались подвластными королю Кастилии[185].
Следуя этому, славный король Кастилии, который никогда не успокаивался[186], но постоянно был деятельным, который не находил удовольствия в спокойных трудах[187], боролся за приобретение всей Гаскони, которая, как он полагал, принадлежала ему по праву, поскольку его тесть Генрих, король Англии, обещал ее ему. Так как король Кастилии женился на дочери короля Генриха, леди Леоноре, самой величественной в обращении и снисходительной, скромной и крайне благочестивой. Говорится, что король Генрих обещал ее вместе с Гасконью своему зятю, королю Кастилии[188].
В то время король Иоанн, прозванный Безземельным, брат королевы Леоноры, владел королевством Англией. У короля Генриха было четыре сына: молодой король и граф Бретани, оба они умерли прежде своего отца; Ричард, граф Пуату, который наследовал королевство своего отца (когда он возвращался из заморских стран, он был смертельно ранен стрелой во время осады некоего замка в земле Лимузен или где-то неподалеку, и отправился в мир иной)[189]; четвертый, Иоанн Безземельный, наследовал королевство своего брата, поскольку Ричард умер бездетным[190].
Во времена короля Иоанна, у которого Филипп, король Франции, отобрал Нормандию, Анжу, землю Тура (the land of Tours) и знаменитый город Пуатье[191], король Кастилии с несколькими своими вассалами вторгся в Гасконь, захватив ее почти всю, исключая Байонну (Bayonne) и Бордо. Он также взял Блуа (Blaye) и Бурж (Bourg) выше по реке Гаронне (Garonne) и земли между двумя морями [Entre-deux-Mers] и возвратился в свое королевство.
Прежде чем отправиться в Гасконь, он заключил перемирие с королем Леона. Возвращаясь из Гаскони, он подтвердил мир с этим королем и принял лорда Диего Лопеса, которого он прежде изгнал на долгое время[192].
Причиной разлада между славным королем Кастилии и королем Леона было следующее: король Леона отказался от королевы, леди Беренгуелы, дочери короля Кастилии. У короля Леона уже было от нее два сына и две дочери[193].
Благородный король Кастилии, мудрый и осмотрительный человек, хотя и осознавал, что стремиться к получению Гаскони было то же, что и вспахивать берег морской[194]; но увлеченный некоторой необходимостью, однажды начавшейся, он не мог остановиться. Бедность земли и непостоянность жителей, в которых редко было можно найти преданность, делали Гасконь ненавистной королю, однако любовь его жены вынуждала его настойчиво упорствовать в его предприятии, чтобы не разочаровать ее. Но в конце концов, видя , что он не может достичь цели, он освободил гасконцев, и знатных людей и горожан, от присяги и обязательства, которыми они были скреплены с ним.
То был счасливый день[195], всегда любимый[196] в королевстве Кастилия, когда король прекратил упорствовать и отказался от этого предприятия! Гасконь опустошила бы неистощимые источники золота и истощила бы великодушие вельмож[197].
До того как благородный король вторгся в Гасконь, он выдал свою дочь, девушку по имени Бланка (которая сейчас коронованная королева Франции), за Луи, сына Филиппа, короля Франции; он правит сейчас в королевстве Франция на троне своего отца[198]. После того как он возвратился из Гаскони, он отдал в невесты свою вторую дочь Урраку Афонсо, сыну Санчо, короля Португалии; он правил в этом королевстве после своего отца Санчо[199].
В то же время у славного короля было два сына, Фернандо и Энрике. Когда Фернандо достиг возраста возмужалости, он был так щедр (я не буду говорить расточителен), что даже когда он давал много, он думал, что он ничего не дал, если еще оставались просители, чью алчность он не был достаточно способен удовлетворить. Знатные люди со всех концов Испании, каждого из которых он принимал как близкого знакомого и чью бедность он смягчал многими дарами, стекались к нему толпами. Безбородая юность, в конце концов сбежавшая от своих наставников, резвящаяся с лошадьми и собаками и в траве на солнечных полях[200]. Он играл с различными видами птиц. Его умение держать себя восхвалялось равными ему сверх меры.
Когда он стал немного старше, в конце отрочества, он стал одеваться бережливо и с силой, присущей его возрасту, начал сторониться всего выше упомянутого, чем он был славен, и стал обращать внимание на владение оружием, охотно прильнув к тем, кто, как он знал, был силен в оружии и был знатоком военных дел. Он горел желанием войны с сарацинами. Обсуждая это со своими друзьями и часто обдумывая это в уме, ни одно другое занятие не могло теперь удовлетворить его, за исключением рыцарства и владения оружием[201].
Славный король, видя стремление своего сына и его красоту (так как он был чрезвычайно приятен наружностью) и силу, присущую его молодому возрасту, возрадовался за него и возблагодарил Господа, что тот дал ему такого сына, который мог быть его помощником в управлении королевством и мог частью занять его место в военных походах. Неудача, которую он потерпел на поле боя при Аларкосе, глубоко запала в душу короля[202], так что он никогда не смог изгладить ее из памяти. Часто он вспоминал о том дне, горя желанием отомстить королю Морокко, и об этом он часто молил Господа.
Всевышний, являющийся терпеливым считателем[203], видя страстное желание славного короля, склонил к нему свой слух и с престола своей славы внял его мольбам[204]. Святой дух снизошел на прекрасного короля[205], и облачился он силой, исходящей от Всевышнего[206], так что то, о чем он прежде лишь думал долгое время, он воплотил в действие. Поэтому, положившись на милость Господа нашего Иисуса Христа, он отправился на войну с королем Морокко и вместе со своим сыном вторгся тотчас же в государство того короля в направлении области Мурсия[207]. Но поскольку у него было мало вассалов, он не смог причинить маврам значительного вреда. Однако пока он воевал в этой области, его вассалы Альфонсо Теллес (Alfonso Tellez) и Родриго Родригес (Rodrigo Rodriguez), с некоторыми людьми из Толедо, осадили башню Гвадалерсас и, применив против нее машины, взяли ее силой[208].
Итак, когда король Морокко, четвертый после Абд аль-Мумина, сын того, кто сражался при Аларкосе[209], услышал о том, что король Кастилии начал войну против него, он был полон негодования и ярости. Как решительный и воинственный человек, не терпящий промедления, он собрал большое число рыцарей и пеших воинов и открыл свои сокровища[210], чтобы щедро платить своим людям[211], так как королевство Морокко в те дни процветало в богатстве и благоденствии. И со множеством воинов он пересек [пролив Гибралтар][212].
Он совершил поход через Севилью и Кордову, пройдя через Пуерто дель Мурадаль, и осадил замок под названием Сальватьерра, оплот рыцарства ордена Калатравы. Он был снабжен множеством разного рода оружия, зерном, ячменем и различными овощами, мясом и защищаем решительными людьми, братьями, и другими знатными и выдающимися людьми. Осада была установлена, и при помощи машин неимоверных размеров они начали нападение на замок, который казался иначе неприступным[213].
Услышав об этом, благородный король приказал лорду Диего оставаться со своими вассалами и некоторыми другими вельможами в Толедо. Теперь король собственной персоной проехал через города и замки Трасьерры, успокаивая умы людей; но армия, которую он смог собрать, осталась в Сьерра Сан Висенте (Sierra of San Vicente), поскольку лишь небольшое число городов присоединилось к нему в то время[214].
Спустя два месяца с небольшим по повелению короля замок Сальватьерра сдался королю Морокко, так как дольше его невозможно было защищать. Жизни тем, кто находился внутри замка, были сохранены, и имущество, которое они способны были унести с собой, было спасено. Какой великий плач разразился среди людей, какие крики женщин, стенающих и бьющих себя в грудь[215] из-за утраты Сальватьерры![216]
Но милостью и властью Господа нашего, Иисуса Христа, который помогает его народу в хорошие времена и во времена смут[217], этот плач обратился радостью[218] в течение года.
По некому предчувствию этот замок был, несомненно, верно назван Сальватьерра, потому как посредством этого замка Господь дважды спас всю страну, так как нападение короля Морокко, которое могло бы окончиться многими бедствиями, почти совсем не причинило вреда государству за весь тот год. Захват Сальватьерры, более того, послужил особенным поводом к славной битве, что случилась в следующем году при Лас Навас де Толоса (Las Navas de Tolosa), в которой с помощью силы креста Христова был побежден король Морокко.
Когда славный король, сердце которого было глубоко тронуто печалью, вверив свою душу в руки Господа[219], посовещался и размыслил дело со своим сыном, и с лордом Диего, и с архиепископом Толедским, и с другими вельможами королевства; уповая на Господа[220], было решено, что в следующем году они будут сражаться против короля Морокко, если он сам на это не вызовется. Итак, эдикт короля был объявлен всему государству, что постройка стен, над которой все трудились, должна быть прекращена и все должны явиться с оружием в руках и приготовиться к будущему сражению[221][222].
После этого, не прошло и пятнадцати дней, как сын короля, Фернандо, цвет молодых людей, отрада королевства, правая рука своего отца, был сражен жесточайшей лихорадкой, и в Мадриде жизнь покинула его[223]. Сердце короля было разбито; князья и благородные люди королевства были ошеломлены; горожане были изнурены горем. Мудрецы ужаснулись[224], ничто, только гнев и ярость Господа, предвещали, что страна должна была быть разорена[225]. Плач раздавался повсюду. Старики посыпали свои головы пеплом; все облачились в рубище и пепел; все девицы облачились в стенания[226]; облик государства значительно переменился[227].
Благороднейшая королева Леонора, услышав о смерти своего сына, хотела умереть вместе с ним и бросилась на постель, на которой лежал ее сын; приложив рот к его рту и сжимая его руку в своей[228], она пыталась либо вернуть его к жизни, либо умереть вместе в ним. Те, кто видели это, говорят, что никогда не бывало печали, подобной этой[229]. Возопим же и мы вместе с народом: “О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!”[230]. Как глубоки мысли Его! что мы, глупцы, не понимаем их[231].
То, что казалось началом печалей и утверждением зла, было концом зла и началом радости и утешения. Сын короля был похоронен архиепископом Толедским в королевском монастыре, расположенном неподалеку от Бургоса, в присутствии королевы, леди Беренгелы, под стенания жителей Кастилии, раздававшиеся повсюду. Однако славный король, его жена и лорд Диего остались в Трасьерре. Архиепископ и королева, леди Беренгела, вернулись к королю, который находился в Гвадалахаре[232].
Затем Родриго, архиепископ Толедо, был послан к королю Франции и к князьям и другим знатным людям тех областей, чтобы дать им знать о страданиях христиан и об угрозе надвигающейся войны. Благородный король отправился в Куэнку, где он держал совет со своим другом, Педро, королем Арагона, и связал его клятвой, что на восьмой день праздника Троицы он прибудет с королем Кастилии в Толедо, готовый для войны с королем Морокко.
По окончании разговора каждый из них отправился восвояси. Благородный король, подкрепленный силой cвыше[233], отправился в замок Аларкос. Затем, отослав свою жену и дочь, с небольшим количеством рыцарей и людей из некоторых городов и его владений в течение 15 дней он захватил величественный замок Хоркуера (Jorquera), казавшийся неприступным, и замок Алкала (Alcala) и Лас Куевас де Гаранден (Las Cuevas de Garanden), все они были укреплены оружием и людьми; итак, радостный, он возвратился в свою землю[234].
Это было начало радости. Все те, кто потерял покой от печали и беспокойства из-за захвата Сальватьерры и смерти королевского сына, были утешены Господом и властью его доброты, так что с тех пор превеликим желанием всякого, и благородного и простого человека, стало желание броситься в битву с королем Морокко. Несомненно, сила Господа нашего, Иисуса Христа, который есть богочеловек, исподволь действовала так, что Он мог внезапно повернуть сердца людей от страха к смелости, от отчаяния к наивысшей уверенности.
Архиепископ Толедский прибыл к королю Франции, которому он объяснил причину своего приезда и нужду и бедствия христиан; он не услышал доброго слова из его уст. Он проехал сквозь всю Францию, умоляя вельмож о помощи и обещая им многое от имени короля Кастилии, однако ни одного из них он не смог сподвигнуть[235]. Более того, благородный король, который вложил в это всю свою надежду и упование, послал своего лекаря, мастера Арнальда (Arnald), человека усердного, чтобы пробуждать умы властителей в областях Пуату и Гасконь; он обещал многое от имени короля за предстоящую войну.
Из этих областей многие благородные люди и вельможи вместе с архиепископом Бордо пришли на помощь королю Кастилии следующим летом, когда время войны уже неминуемо надвигалось. Также и из области Прованс (Provence), через которую проезжал архиепископ, пришел архиепископ Нарбоннский (of Narbonne), и некоторые другие из провинции Вьенн (Vienne)[236].
Около праздника Троицы, следовательно, люди со всех концов начали собираться в Толедо, и на восьмой день этого же праздника Педро, король Арагона, прибыл в Толедо, как и обещал, сопровождаемый одним единственным рыцарем. Впоследствии многие его добрые вассалы, знатоки военного дела, последовали за ним[237].
В то время как знатные и простые люди королей Кастилии и Арагона собирались вместе, благородный король Кастилии возмещал в достаточной мере все затраты тех, кто прибыли из Пуату, Гаскони и Прованса, и из остальных областей, и самого короля Арагона. Такое количество золота раздавалось в том месте ежедневно, что те, кто взвешивали и отсчитывали, едва ли могли подсчитать требуемое множество монет. По королевскому приказу, все духовенство королевства Кастилии отдало королю половину доходов от прихода того года.
Кроме ежедневного вознаграждения он послал королю Арагона, еще до того, как он покинул свое королевство, значительную сумму денег, так как тот был беден и обременен множеством долгов; без этой помощи короля Кастилии он не смог бы обеспечить необходимой платой рыцарей, обязанных следовать за ним.
Итак, воспламененные желанием приближающегося столкновения, они все поспешили выступить из лагеря, однако пуатевинцы и другие, пришедшие из-за гор, не имели ни лошадей, пригодных для войны, ни вьючных животный, несущих багаж, требуемый в походе. Благородная душа славного принца, который сыпал золото, как воду, великодушно дал им всем то, в чем они нуждались.
Следовательно, свернув лагерь, они, во имя Господа нашего, Иисуса Христа, двинулись к Малагону; в один момент, не успев и глазом моргнуть, они вырвали его из рук мавров и истребили (разрезали на куски)[238] так много людей, сколько смогли там найти. Затем, когда они приблизились к Калатраве, ее сдал им мавр по имени Ибн Калам (Ibn Qalam); жизни мужчин и женщин, находившихся там, были спасены. После этого они взяли Бенавенте, Аларкос и Каракуель[239].
Однако те, что жили за горами, привычные к жизни в тени умеренных областей, видя чрезмерность лета и солнечную жару, начали жаловаться, говоря, что они пришли сражаться с королем Морокко, как им было обещано; но так как они с ним не столкнулись, то они во всех отношениях хотели вернуться домой. Все христиане, слышавшие это, сделались печальны, как только те приготовились к отходу. Так как это были почти тысяча благородных рыцарей, решительных и сильных в бою, и почти 60 тысяч пеших солдат, для которых архиепископ Бордо был, в действительности, главой и начальником[240].
Благородный король и король Арагона пытались остановить их, однако они не смогли достичь своей цели никакими средствами. Хотя благородному королю советовали припугнуть их жесткими словами и угрозами, поскольку они пользовались его добром и получили от него многочисленные подарки, он, однако, не воспользовался этим советом и позволил им мирно уйти; он одарил подарками и деньгами архиепископа Бордо. И к тому же армия короля Морокко была всего лишь в двух днях пути от армии христиан.
Велик Господь в своих делах[241], который таким чудесным образом одарил Испанию и особенно королевство Кастилию тем, что после ухода загорных жителей слава победы в знаменитом сражении должна была быть приписана испанцам, а не загорным жителям. Однако в то время как они уходили, незначительная их часть осталась с Теобальдом Бласонским (Theobald of Blazon), сыном Педро Родригеса де Гусмана (Pedro Rodriguez de Guzman), и с архиепископом Нарбоннским, рожденным в Каталонии.
Теперь христиане, освободившись от мыслей, которые поначалу огорчали их, двинулись армией к Сальватьерре, где расположились лагерем. Но на следующий день они остались там, и по приказу короля и благородные и простые люди облачились в доспехи и вышли на поле боя, как если бы они были готовы сражаться с врагом. Несомненно, устрашающими были упорядоченные ряды лагеря[242]. Никогда еще такого множества и такого разнообразия железного оружия не видывала Испания. Взволнованные таким удовлетворяющим и устрашающим видом рыцари были сильно воодушевлены. Ожидаемая надежда на победу прибавила сил сердцам и телам всякого[243].
Армия быстро и бодро двинулась к Пуерто дель Мурадаль. Как только они достигли его, они обнаружили с уверенностью, что часть армии короля Морокко держит в своих руках Пуерто де Лоса (Puerto de Losa), через который никому не позволено было проходить без ее согласия.
Вельможи сошлись на совет. Король Арагона и король Наварры (который тоже присутствовал, хотя он и пришел с малым числом рыцарей), архиепископы Толедский и Нарбоннский, Диего Лопес, благородный вассал славного короля, и другие вельможи обоих королевств собрались в шатре короля Кастилии, чтобы решить, что нужно сделать в момент подобной необходимости. Некоторым казалось, что каждый должен вернуться в его собственное королевство, так как это можно сделать с честью и славой, поскольку никаким путем нельзя было пересечь горы. Однако другим казалось, что необходимо найти другой проход. Но славному королю казалось, что было бы бесчестьем пройти еще раз по своим же собственным следам. В этот час вечерни они расстались, не найдя ни один совет, удовлетворявшим их; однако они решили умолить Господа прийти им на помощь, как советовал царь Иосафат, о котором мы читаем в книге Царств: “если мы не знаем, что мы должны делать, нам остается только одно – обратить глаза наши к небу”[244].
Только Гарсия Ромеро (Garcia Romero), благородный человек, благочестивый, сильный и верный вассал короля Арагона, остался в шатре со славным королем. И тут Господь послал некоего человека в образе пастуха, который по секрету говорил со славным королем, обещая показать, любому, кому он должен указать, место совсем неподалеку, через которое все войско могло бы пересечь без опасности горы[245].
Охваченный великой радостью, король приказал Гарсия Ромеро прийти к нему и рассказал ему то, о чем поведал ему пастух. Незамедлительно по приказу славного короля он вышел и собрал своих рыцарей; когда солнце уже зашло, ведомый пастухом, он пришел к этому месту, где он увидел собственными глазами то, что обещал пастух благородному королю. Радуясь и бия в ладоши, он быстро возвратился к благородному королю и сообщил ему о том, что пастух говорил правду.
Те, что верно знают, полагают, что то был не обычный человек, но некая божественная сила, пришедшая на помощь христианам в подобной трудной ситуации, так как хотя много военачальников, пастухов и братьев Калатравы часто проходили через те места, ни один из них ничего не знал об этом месте; пастух же тот больше не появлялся.
Той ночью они хранили молчание. На рассвете новость распространилась по всему лагерю. Все преисполнились великой радости. Свернув лагерь, в тот же самый день, субботу[246], они прошли через крутые косогоры и глубокие долины. Сойдя на равнину, они расположились лагерем напротив лагеря короля Морокко. Когда мавры увидели лагерь христиан, они преисполнились удивления и страха.
На следующее утро, в воскресенье[247], мавры вышли на поле битвы, готовясь к сражению, но христиане отдыхали в тот день, защищая шатры от нападений сарацинов. Мавры, исполнившись гордости, стремительно рушили все вокруг, почти добравшись до христианских шатров; однако, осознав, что христиане не собираются воевать в тот день, они возвратились со своим королем как победители в свой лагерь.
Утренняя заря ярко сияла[248], возвещая о самом выдающемся и самом счастливом дне; если славный король и его королевство снискали какой-либо позор или бесчестье в битве при Аларкосе, они должны были померкнуть тем днем силой Господа нашего, Иисуса Христа, и победнейшим крестом, который король Морокко поносил ртом, полным скверны. Когда он услышал, что славный король послал архиепископа Толедского и его легатов во Францию и другие христианские области, чтобы призвать людей, преданных католической вере, участвовать в битве, говорят, король Морокко сказал, что он достаточно силен, чтобы сражаться против всех, кому дорого крестное знамение.
О, Господин наш, Иисус Христос, ты поверг его наземь, в то время как он был возвышен[249]; ибо те, что возносятся от чрезмерной гордости, могут сверзнуться вниз гораздо быстрее[250].
Затем христиане поднялись после полуночи, в час, когда Христос, которого они почитали, победно вознесся над смертью. Отслужив мессу, обновленные жизнедающим таинством причастия телу и крови Иисуса Христа, они осенили себя крестным знамением. Они быстро вытащили оружие и устремились радостно в битву, как на пир. Ничто не могло их сдержать – ни изломанные каменистые места, ни углубления лощин, ни крутые горы. Они устремились на врага, готовые умереть или завоевать[252].
В первом ряду на стороне славного короля были благородный, верный и могучий вассал Диего Лопес, а с ним Санчо Фернандес (Sancho Fernandez), сын Фернандо, короля Леона и его сестры [Диего Лопеса], Урраки[253], его сын, Лопе Диас (Lope Diaz), и другие его родственники и вассалы. На стороне короля Арагона Гарсия Ромеро, благородный, сильный и преданный человек, командовал первым рядом; с ним были многие другие благородные и могучие арагонцы. Другие ряды были распределены на правые и на левые, как того требовал порядок сражения. Короли командовали последними рядами, каждый отдельно друг от друга. Со своей стороны король Наварры имел ряд, превосходно снаряженный оружием и людьми, так что кто бы ни проходил в пределах его взгляда [...] не вернулся бы, даже если бы они шли пешком[254].
Те, что шли в первых рядах, обнаружили, что мавры были готовы к сражению. Они нападали, сражаясь друг против друга, рука к руке, копьями, мечами и алебардами; не было свободного места от лучников. Христиане настойчиво наступали; мавры отражали их; были слышны звон и грохот оружия. Сражение продолжалось, но ни одна сторона не побеждала; хотя временами они теснили врага, в другое время враг теснил их.
В некоторый момент некие жалкие христиане, отступающие и бегущие, закричали, что христиане побеждены. Когда славный и благородный король Кастилии, который приготовился скорее умереть, чем быть побежденным[255], услышал этот крик судьбы, он приказал человеку, что нес перед ним знамя, пришпорить коня и немедленно поспешить к холму, где было сражение; он в мгновение ока сделал это. Когда христиане поднялись, мавры решили, что на них идет новая волна наступающих, и отступили, побежденные силой Господа нашего, Иисуса Христа.
Король Морокко, сидевший среди своих людей, окруженный воинами, выбранными для битвы, поднялся, оседлал коня или кобылу и бросился наутек. Его люди были убиты и перерезаны, как скот, а лагерь и шатры мавров стали могилой для павших. Те, кто бежали с поля боя, бродили по горам, как овцы без пастуха[256]; когда они были найдены, они были зарезаны[257].
Кто способен исчислить, какое множество тысяч мавров пало в тот день и отправилось в глубины преисподней? Христиан же в тот день было убито очень не много. Христиане могли бы петь вместе с псалмопевцем: “Господь, о мой Господь, научающий руки мои битве и персты мои брани, милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой” и т.д[258].
Насытившиеся проливанием мавританской крови и уставшие от тяжести оружия, жары и великой жажды, христиане, так как уже наступил вечер, возвратились в лагерь мавров и отдыхали там всю ночь; там они нашли великое множество пищи, в которой они нуждались. Затем, свернув лагерь, они отправились дальше; обнаружив, что величественный замок Вильхес (Vilches) опустел и брошен, они вошли в него и укрепили его. Они также взяли Банос (Banos), Толосу (Tolosa) и Феррал (Ferral). Затем они двинулись дальше и осадили Убеду, где они нашли бесчисленное количество мавров, закрывшихся внутри[259].
Покидая другие города, такие как Баеса, который был найден пустым[260], и иные соседние поселения, они [мавры] все бежали в Убеду, укрепленное место, более пригодное для их защиты. Однако толпа, закрытая внутри, была тяжкой и обременительной для нее самой, и из-за великого столпотворения они почти умирали.
Мавры видели силу христиан, которые уже почти торжествовали над ними, мощно нападая на них; они также понимали, что им не хватало совета и помощи, так как король Морокко бежал в Севилью и готовился переплыть [Гибралтарский залив]. Они вручили себя в руки славного короля и короля Арагона при условии, что хотя их жизни будут сохранены, они и все их имущество должны стать добычей их врагов. Как сообщается некоторыми маврами, которые были тогда пленены в городе, и которые, считается, знали число людей, находившихся внутри, почти 100 тысяч сарацин, включая женщин и детей, было захвачено там. Все движимое имущество и ценности, найденные там, были отданы королю Арагона и тем, кто пришел с ним на битву. Он также взял с собой много мавров-пленников. То проклятое множество, которое было заперто в городе, было рассеяно и распространено по всем землям христиан, хотя так мало людей из различных частей мира принимало участие в том славном и триумфальном сражении[261].
Они предполагали двинуться дальше, но Господь, чьей воле никто не может противиться[262], казалось, препятствовал этому. Так как решения Господни сокрыты[263]. Возможно, христиане слишком вознеслись и были полны гордости из-за победы в той битве, которую они должны были приписать одному Богу, но не им самим[264]. Когда они в течение немногих дней осаждали город, великое множество болезней, и в особенности, истечение желудка [диарея], поразило такое множество христиан, что в здравии осталось крайне мало людей, которые, если возникла бы необходимость, могли бы защитить их от врага. Также в то время была такая великая смертность среди тех, кто не участвовал в сражении, что той осенью великое число стариков и людей преклонного возраста в поселениях и городах достигло конца своей жизни.
Потому, видя, что нет пути, по которому они могли бы двигаться дальше, король собрал совет для внимательного обсуждения дел. Практически каждому казалось, что они должны возвратиться в свою землю. Тогда они разрушили часть городской стены и сожгли дома, срубили деревья и виноградники, которые они могли срезать; они оставили в руинах также и Баесу. Они укрепили замки, упомянутые выше, людьми, оружием и другим необходимым и вернулись домой с победой, славой и множеством добычи.
Затем славный король возвратил королю Наварры, пришедшему ему на помощь, хотя и с малым количеством людей, некоторые из тех замков, что благородный король захватил в королевстве Наварра. После победы и уничтожения очень гордого врага славный и благородный король был принят в Толедо с ликованием и радостью всем народом, кричавшим: “Благословен он, пришедший во имя Господа нашего”[265].
Во время этого великого триумфа, когда католические короли и их вассалы рисковали своими жизнями и королевствами во славу имени Христова, король Леона отважился на войну против короля Кастилии, как он уже это делал во времена другой битвы [при Аларкосе]. Славный король, жаждавший окончить свои дни с честью и славой в войне с маврами, не припомнил того, что сделал король Леона, а хотел уладить с ним это дело полюбовно, чтобы они могли помочь друг другу против мавров.
Тем временем, пока обсуждался мир, незадолго до начала Поста, следующего за сражением, славный король, чьим полным намерением это было, взял с собой небольшое число рыцарей, своих стражей и некоторых горожан из Трасиерры и отправился к замку Дуенас (Duenas), что сегодня зовется Калатрава ла Нуева (Calatrava la Nueva); он взял его и удержал за собой[266]. Затем он взял Эснавексоре (Eznavexore), место, называемое теперь Сантьяго (Santiago); это замок братьев рыцарства Сантьяго около Монтьеля (Montiel)[267].
Затем с небольшим числом людей, бывших с ним, он осадил величественный замок Алькарас (Alcaraz), который был чем-то, достойным удивления. Тем не менее, после прибытия лорда Диего и некоторых других вельмож осада была усилена. [Замок] был атаковал сильно и решительно при помощи чудесных машин. Наконец, по милость Господа, он сдался славному королю, спасая жизни мавров, находившихся в нем в то время. На праздник Вознесения, после очищения от скверны мавров, покинувших город, славный король был принят в городе торжественной процессией с архиепископом Толедским; в тот же день архиепископ отслужил там службу[268].
Затем славный король захватил другой замок, хорошо укрепленный природой, называемый Риопар (Riopar), между Сегурой (Segura) и Алькарасом. После чего он возвратился в честью и славой в область Гвадалахару около праздника Троицы[269].
Оттуда он отправился в земли Кастилии. Его единственным и великим желанием было окончить свои дни в борьбе с сарацинами во славу имени Христова; однако, он видел, что король Леона представляет собой большое препятствие этой святой и похвальной цели. Раздав большое вознаграждение благородным людям и крупные подарки вельможам, он собрал неисчислимое множество людей, так что король Леона, охваченный, по меньшей мере, страхом, должен был заключить мир со славным королем и, если он не желал помочь ему в борьбе против мавров, по меньшей мере, не мешать ему. Таким образом, мир был заключен между королями при посредничестве Диего, а Педро Фернандес был изгнан из обоих королевств[270]. Со своей стороны король Леона обязался напасть на землю мавров; что он и сделал.
Тем не менее, опасаясь непостоянства короля Леона, славный король определил к нему своего вассала лорда Диего; он последовал за ним, по меньшей мере, с шестьюстами рыцарей. Они напали на Алькантару и взяли ее, укрепили ее и удержали за собой[271]. Затем они разбили лагерь переел Меридой (Merida). Пока король Леона оставался там несколько дней со своим войском, он затем вернулся в свое королевство, несмотря на протесты и увещевания лорда Диего.
Видя непостоянство и слабость короля Леона, благородный вассал славного короля, который слышал, что его господин, славный король, также осадил Баесу (которую уже заново отстроили и возвели стену), не пожелал возвращаться в свою землю без своего господина. Вместо этого, он проехал через пустынные горы и густые леса, минуя замки мавров, которые противостояли и препятствовали ему, но он добрался до своего господина, славного короля, в выше упомянутом городе, где осада была уже установлена.
В то время, когда король Леона, а скорее, лорд Диего, захватил Алькантару, славный и благородный король совсем недавно оправился от болезни, свалившей его в постель, где он находился почти на пороге смерти. Хотя он не мог самостоятельно сидеть в седле и постоянно нуждался в помощи кого-то, кто бы поддерживал его, он отправился в Толедо. С очень твердым намерением окончить свою жизнь, воюя на земле мавров, он осадил город Баесу с небольшим числом благородных людей и немногими жителями городов и других поселений. Это было сделано в начале месяца декабря, и осада длилась до праздника Сретения [2 февраля 1214 года]. Но отсутствие пищи и другого необходимого войску вынудило благородного короля прекратить осаду и вернуться в свое государство.
Действительно, так велика была нехватка пищи во время того похода, что мясо ослов и лошадей охотно продавалось на рынке. В действительности, в тот год в королевстве Кастилии, особенно в Трасьерре и Эстремадуре, был такой великий голод, какого не видели и не слышали в тех землях с античных времен. Естественно, люди умирали тучами, так что едва ли был кто-то, способный похоронить их[272].
Тем временем между королем Кастилии и королем Морокко было заключено перемирие. Фактически, в королевстве Кастилия осталось немного лошадей и других вьючных животных; великое число людей умерло, истребленных голодом. Мавры, напротив, имели великое множество лошадей, пшеницы, ячменя, масла и другой разнообразной пищи. Следовательно, в стране воцарилось спокойствие[273], король отдохнул и на следующий Пост возвратился в Кастилию, где он оставался до начала сентября следующего года[274].
В то время Педро, король Арагона, с множеством рыцарей покинул свое королевство и отправился в область Тулузу, чтобы оказать помощь старшему графу Тулузскому, который был женат на сестре короля. Сын графа одновременно был женат на другой сестре короля. Тогда в области Тулуза были французы, которые держали почти полностью виконтство Бигорр (the viscounty of Bigorre) и большую часть графства Тулузского[275].
В действительности, римский папа Иннокентий дал общее отпущение всех грехов тем, кто пошел бы против Альбигойцев и других еретиков, бывших в этой области. Поскольку они распространяли повсеместно различные ереси – под разными личинами, но с одинаковыми последствиями. Они множились ежедневно так быстро, что было опасным для вселенской церкви дольше игнорировать ситуацию[276].
Поэтому католики, пришедшие из различных областей и, особенно, из королевства Франции, в короткое время подчинили вере Христовой почти всю ту территорию. В один момент захватили они множество замков и хорошо укрепленных, кажущихся неприступными городов; они сами подвергали еретиков различным наказаниям и чинили им смерть множеством способов. Несомненно, могущество Господа нашего, Иисуса Христа, правителя правителей и владыки владык[277], проявлялось чудесным образом в служении самого прославленного и самого верного графа Симона де Монфора (Simon de Monfort), который, как новый Иуда Маккавей, радея за дело Господне, мужественно и решительно вел сражения Господни[278].
Король Арагона, и граф Тулузский, и иные графы вместе с ними, и бароны, и благородные люди этой страны, и множество народа, твердо веря, что они могут схватить его, осадили графа Симона де Монфора, у которого едва ли было пять сотен рыцарей, в некотором замке. Однако, граф Симон был мужественным и воинственным человеком, чье сердце твердо верило в Господа нашего, Иисуса Христа, во имя которого он каждодневно ратовал. Следовательно, видя надвигающуюся опасность для себя и своих людей, силой Господа нашего, Иисуса Христа, они покинули осажденный замок и ринулись на лагерь. Крестной силой они заставили их бежать и убили короля Арагона и множество рыцарей[279]. Как мог бы быть счастлив этот король, если бы он окончил свои дни сразу же после победного триумфа в битве при Лас Навас де Толоса, сражаясь с королем Морокко.
Между тем в начале месяца сентября славный и благородный король Кастилии покинул Бургос и отправился в Эстремадуру. Там он планировал встретиться со своим зятем, королем Португалии, в области Пласенция[280].
Однако, когда он прибыл в Вальядолид, неожиданно появился посланник с вестью о смерти его самого верного и самого благородного вассала, лорда Диего[281]. Он безутешно оплакивал его смерть, потому что он любил его и доверял ему больше всех на свете. Когда он [король] понял, что опасность смерти уже нависла над ним, так как он уже был крайне слаб, сказывался его возраст, и он был изнурен трудами и заботами, он рассчитывал, что доверит свое королевство и своего сына, который еще не достиг совершеннолетия, свою жену и дочерей заботам благородного и преданного вассала, оставив все в его распоряжении и власти, в твердой убежденности, что он будет обо всем исправно заботиться и быстро заплатит все его долги тем многим людям, с которыми он был связан обязательствами. Таким образом, разочарованный в своих ожиданиях и находящийся на пороге смерти, славный король страдал сверх меры.
За несколько дней до этого он услышал о смерти Педро Фернандеса, Кастильца, в земле Морокко, которого благородный король преследовал как злейшего врага[282]. И так счастье оборачивается горем, а горе – счастьем, никто, пока живет на этой земле, не может наслаждаться длительным счастьем[283].
Когда к нему вернулось присутствие духа, славный король продолжил свое дело дальше. Однако, когда он достиг некой деревни под названием Гутьерре Муньос (Gutierre Munoz), между Аревало (Arevalo) и Авилой, он медленно начал угасать. Около полуночи, препорученный заботам немногих своих домочадцев, он отошел в мир иной[284]. Тем временем его благородная жена страдала от приступов малярии.
Ночь та, - да обладает ею мрак[285]! Если бы звезды небесные могли не освещать ее[286], потому как мир осмелился лишиться такого светила! Он был цветом королевства, украшением мира, выдающимся неподкупной моральностью, справедливым, благочестивым, храбрым, великодушным; ничем не омрачил он своей славы. Он умер на восьмой день праздника Св. Михаила. Лорд Диего умер накануне праздника Крестовоздвижения[287]. До того времени, пока стоит мир, у Кастилии, потерявшей разом такого великого властелина и короля и такого великого человека и прославленного вассала, есть причина безутешного горя.
Те, кто был в то время с королем, - его жена и дочь, архиепископ Толедский и епископ Паленсийский и другие благородные люди, поспешили отнести его тело, лишившееся жизни, в королевский монастырь, который король недавно построил на свои деньги неподалеку от Бургоса[288].
Прослышав о смерти столь великого господина, собрались отовсюду горожане и знатные люди; осознав, что они потеряли столь великого короля, они были ошеломлены, стеная в смятении духа. Все женщины разразились причитаниями, тогда как мужчина посыпали головы свои пеплом и облачились во власяницы и оделись в рубище[289]. В одно мгновение ока переменилось счастье Кастилии[290].
После того как славному королю были устроены пышные и почетные похороны, его благородная жена, королева леди Леонора, лишенная утешения такого великого человека, хотела умереть от печали и смятения духа. Вскорости он слегла, и накануне дня Всех Святых [31 октября 1212 года] около полуночи, последовав за мужем, она окончила свои дни. Она была похоронена рядом с королем в уже упомянутом монастыре. Одна и та же усыпальница охраняет тех, кого соединил единый дух, и украшало благородство обычаев.
Когда славный и благородный король начал править, он был еще ребенком, едва ли достигшим возраста трех лет. Он правил около пятидесяти лет или более. Он умер в эру 1252 [в 1214 году от Рождества Христова][291].
На тридцатый год его правления святой город Иерусалим и вся Святая земля за Тиром, на местном наречии называемом Суром (Sur), и за Триполи, что в области Антиохии, были захвачены[292]. Саладин (Saladin), султан Дамаска и Вавилона, сражался против короля Иерусалима и братьев ордена Госпитальеров и Тамплиеров и с позволения божественной справедливости одолел их и убил многих из них, а другие были пленены. Помимо упомянутых выше городов, он захватил всю землю. Он также захватил Святой Крест Господень, который был взят в той битве[293]. Все христиане, услышав об этом, стенали сверх меры, а папа римский послал своих проповедников ко всем принцам народа католического, чтобы призвать их освободить Святую землю[294].
Итак, Фридрих, римский император, за которым последовали все курфюрсты Германии, объявил крестовый поход. Вместе с неисчислимым множеством рыцарей и иных воинов он прошел через Венгрию, затем через Болгарию, затем через Румынию; и, побеждая и наказывая всех тех, кто хотел противостоять ему и его армии так, что он не мог пройти, достиг земли султана Икониума (Iconium), что граничила с землей принца Антиохии[295].
Как говорят, у него было твердое намерение сначала выступить против Дамаска и Вавилона, чтобы разрушить все царство Саладина и подчинить его христианам, а затем войти в Святую землю и в святой город Иерусалим с честью и славой. Хотя император земной это предполагал, царь из царей и владыка из владык[296], “в чьих руках находятся вся мощь и все права королевств”[297], располагал по-другому. Потому как когда он [Фридрих] дошел до границ Иконии около Антиохи, он пожелал искупаться в некой небольшой реке, так как было лето; он вошел в воду и был поглощен водой[298]. Узрите, суждения Господа – непостижимая бездна[299]. Часть его войска погибла, а другая часть отправилась в те места, которые христиане до сих пор удерживают в Святой земле.
В то же самое время Филипп, король Франции, и Ричард, король Англии, после заключения обоюдного мира пересекли море с герцогами и графами и многими иными баронами и рыцарями и высадились в Акре (Acre), которым до сих пор владеют сарацины. Короли решительно осадили его; сильно атаковали его и взяли его силой. Также король Ричард, до того как пришел туда, захватил остров Крит и покорил его себе[300].
Однако, король Филипп, страдая от очень серьезной болезни так сильно, что его жизнь была безнадежной, снова пересек море и возвратился в свое королевство. Но король Ричард, смелый и мужественный человек, остался и пробыл в той области долгое время, защищая христианские владения и вновь присоединяя иные [места][301]. Но когда он услышал, что король Франции хочет идти войной против него, он пересек море; однако, когда он ехал через владения герцога Австрии, обычно называемой Эстеррихия (Esterrichia) [Oesterreich], он был схвачен этим герцогом и провел в плену долгое время. В конце концов, после того, как 100 тысяч марок серебром было заплачено за его освобождение, он возвратился в свое королевство. Осаждая некий замок, он был смертельно ранен стрелой и заплатил долг природы, как сообщалось выше[302].
На сороковой год правления славного короля, граф Фландрии и граф Блуа (Blois) и иные бароны королевства Франции послали в Италию за маркизом Монферратом (Montferrat), которого они назначили над собой, твердо обещая подчиняться ему как господину. Несомненно, они договорились промеж собой, что они отправятся за море служить Господу нашему, Иисусу Христу[303].
Итак, все собрались в Венеции. После того, как они оставались там долгое время из-за умысла и обмана венецианцев[304], Алексий (Alexius), император Константинопольский, прибыл к ним. Он был сыном императора Исаака (Isaac), который убил Андроника (Andronicus), самого отъявленного предателя, как сообщается; после смерти императора Мануила (Manuel) он сам незаконно захватил Константинопольскую империю посредством жестокости и измены[305]. Император Исаак был дедом нашей госпожи, королевы Беатрисы (Beatriz), то есть отцом ее матери[306]. Итак, Алексий, ужасно жалуясь на то, что его подчиненные лишили его несправедливо его империи, прибыл и смиренно просил их снизойти и помочь ему из чувства жалости. Если же с их помощью ему бы удалось возвратить империю, тогда он бы щедро снабдил франков и ломбардцев всем необходимым для освобождения Святой земли[307].
Тогда побежденные жалостью и вынужденные нищетой, они последовали за ним. Из страха перед ними жители Константинополя приняли их господина, внешне притворившись верными, но внутри они были полны коварства[308]. Когда франки и ломбардцы, недовольные тем, что император Алексий не выполнил своих обещаний, данных им, ушли и отплыли в Святую землю, жители Константинополя обратились против своего господина, императора Алексия, и отказались подчиняться ему и слушаться его, как они обещали и клялись[309].
Из-за злодеяния подвластных ему людей Алексий отправил своих посланников за франками и ломбардцами, чтобы призвать их снова, что и было сделано. Они возвратились и высадились около Константинополя. Хотя их было мало числом по сравнению со множеством жителей Константинополя, Господь всемогущ, с малым или с большим числом[310], когда хочет одержать победу. Итак, сопровождаемые милостью Божией, без которой они ничего не смогли бы сделать[311], он силой ворвались в город; убивая направо и налево множество жителей, они взяли город и захватили в качестве добычи бесчисленное количество золота, серебра, драгоценных камней, шелковых одеяний и различных видов утвари, которые в изобилии были в Константинополе, больше числом, чем во всех городах мира[312].
Балдуин (Baldwin), граф Фландрии, был избран императором, а маркиз Монферрат был сделан королем Салоники (Salonica). Некий венецианец был выбран патриархом; я видел, как его в Риме в соборе Св. Петра посвящал в сан своей рукой владыка Иннокентий III[313].
С того времени католики овладели Константинополем, и церковь Константинопольская (чьего патриарха, не уже упомянутого, но его преемника, я видел на Латеранском соборе, созванном Иннокентием III) подчинилась римской католической церкви[314]. Этот собор собрался на следующий год после смерти славного короля. На нем присутствовали 420 епископов и 72 архиепископа[315], а также патриархи Константинопольский, Иерусалимский, Аквилейский (of Aquileia) и Градский (of Grado). Там было несказанно большое число аббатов и настоятелей и других священников. Это произошло на праздник Всех святых[316]. На июльские иды послушный Господу Иннокентий III, добродетельный человек, чьи деяния Господь успешно направлял, отправился в мир иной[317].