Эрика взяла в руки телефон в надежде найти благовидный предлог, чтобы немедленно покинуть бар. Пришло сообщение от Лив: подруга просила прощения и объясняла, что ей пришлось помочь перепившему приятелю.
Онемевшими от чего-то пальцами Эрика набрала ответ: “Понимаю. Может, увидимся завтра?” Потом сказала, что ей пора. Ко второму бокалу Эрика почти не притронулась.
– Я не хотел вас напугать. – Здоровяк не сводил с нее глаз.
– Нет, я не… мне кажется, у всех есть способности, просто многие ими не пользуются, – хрипло ответила Эрика.
– Я понимаю, звучит немного пафосно, но у меня и правда нет подходящих слов, чтобы описать, как это бывает.
– Понимаю, – коротко сказала Эрика и глянула на экран.
– Иногда я успеваю “увидеть” всего пару человек, а иногда – всех, кто есть в помещении… Как будто смотрю на большой циферблат с римскими цифрами. Когда стрелка указывает на единицу, мой взгляд падает на человека, который умрет первым, меня просто тянет посмотреть именно на него или на нее, не знаю почему. Тик-так, стрелка переходит на двойку, и я смотрю на следующего человека… довольно часто я вижу в зеркале собственное лицо, а потом теряю контакт.
– Я бы хотела расплатиться, – сказала Эрика бармену.
– Я вас напугал. – Бобер не сводил с нее глаз.
– Будьте добры, оставьте даму в покое, – потребовал Ник.
– Эрика, я только хочу сказать, что ваш номер в этом баре не первый.
– Ну хватит. – Бармен перегнулся через стойку.
– Молчу-молчу. – Бобер сунул коробок в карман свитера. – Если только вы не хотите узнать, кто будет первым.
– Простите, – прошептала Эрика и пошла к туалету.
Бармен проследил за ней взглядом. Эрика пошатнулась, оперлась рукой о стену.
Бобер опустошил четвертую рюмку и беззвучно поставил ее на стойку, к остальным.
– Ну так кто же умрет первым? – спросил бармен.
– Ты… и в этом нет ничего странного.
– Почему?
– Потому что я здесь для того, чтобы перерезать тебе глотку, – спокойно объяснил Бобер.
– Мне вызвать полицию?
– Ты добавил ей в вино оксибат?
– Что тебе нужно? – прошептал бармен.
– Одна из твоих девушек умерла в машине “скорой помощи”.
Бобер последней рюмкой описал круг на стойке.
– У тебя с головой нелады, – заключил Ник. – Ты, может, и сам этого не понимаешь, но…
Он замолчал: Эрика вернулась на место. Бледная, она какое-то время сидела, полузакрыв глаза.
– Я уверен, что выполню задуманное. Потому что ты номер один, а я – пять, – тихо сказал Бобер.
Пожилые, крикнув: “спасибо!”, оделись и ушли. В баре остались всего трое: Эрика, бармен и Бобер.
– Я пойду, – пробормотала Эрика. – Мне нехорошо…
– Хотите, я вызову такси? – участливо спросил Ник.
– Спасибо, – выдавила Эрика.
– Он просто сделает вид, что звонит, – объяснил Бобер. – Так он задержит тебя, пока бар не опустеет.
– Допивай и иди отсюда, – велел Ник.
– Когда умерла моя сестра…
– Заткнись. – Бармен достал мобильный.
– Я хочу послушать. – Эрика ощутила, как внутри поднимается новая волна усталости.
– В детстве у меня часто болел живот, – начал Бобер. – Вздутие, тяжесть… когда мне было тринадцать, он стал таким огромным – ничем не прикроешь. Меня отвели к врачу, врач обнаружил опухоль… но не просто опухоль, а мою сестру-близнеца. Это называется “эмбрион в эмбрионе”.
Бобер задрал вязаный свитер, белую футболку и продемонстрировал бледный шрам, протянувшийся по боку толстого безволосого живота.
– Черт, – буркнула Эрика.
– У меня в брюшной полости нечто вроде капсулы из плоти, двадцать пять сантиметров в длину… там она и лежала, – рассказывал Бобер. – Я потом видел фотографии, когда она уже умерла. Узкие плечи и большие руки, торс, ножки-спички, позвоночник и немного лица… а мозга нет. Она жила только за счет моей крови.
Эрика почувствовала, как к горлу подступает дурнота. Она встала и попыталась надеть пальто, рукав завернулся, Эрика чуть не упала, но в последнюю минуту схватилась за стойку.
– Ее части нашли у меня даже в мозгах, – продолжал Бобер. – Но слишком трудно было удалить… поэтому их оставили, пока не дают метастазов… Я все время чувствую ее, этого не разглядеть на рентгене, но мне кажется, ее маленький мозг сидит в моем… вот откуда у меня эта сверхчувствительность.
Эрика уронила сумку. Очечник и карандаш для глаз покатились по полу и исчезли под стулом. Эрику сильно тошнило – наверное, съела что-то не то.
– О господи, – прошептала она, чувствуя, как взмокла спина.
Эрика опустилась на пол, подобрать вещи, но от усталости просто легла на бок – отдохнуть, собраться с силами.
Пол под щекой был холодным. Эрика закрыла глаза, но дернулась от громкого звука. Это бармен рявкнул Бобру:
– Вон отсюда!
Эрика понимала, что надо встать, пора убираться отсюда. Заставив себя открыть глаза, она увидела, как бармен отступает назад, держа в руках бейсбольную биту и крича: “Иди к черту!”
Здоровяк по имени Бобер смахнул со стойки несколько бутылок и двинулся на Ника.
Эрика услышала звуки ударов, тяжелое дыхание.
Бармен с грохотом повалился на пол, перевернулся, сбил два стула и врезался в стену.
Бобер широкими шагами шел к нему. Отняв у Ника биту, он трижды ударил его по ногам, прокричал что-то срывающимся голосом и разнес стол. Сломанную биту он кинул в Ника, растоптал обломки стола и пинками расшвырял их.
Эрика попыталась сесть. Она видела, как Бобер поднял Ника на ноги, ткнул его кулаком в грудь и что-то крикнул ему прямо в лицо.
– Уймись, – задыхаясь, проговорил Ник.
Он не мог встать на правую ногу, из брови лилась кровь. Бобер одной рукой схватил Ника за горло, второй ударил по лицу. Потом опрокинул его на стол (бокалы и лампа полетели на пол), а стол толкнул так, что тот врезался в стену. Ник повалился на пол.
Эрике пришлось снова лечь. Она видела, как Бобер наклоняется над барменом и бьет его в лицо.
Ник попытался отползти от здоровяка. Кашляя и сплевывая кровь, он просил его перестать. В ответ Бобер схватил его за руку и сломал у локтя.
Ник отчаянно закричал, когда Бобер, не выпуская его руки, попытался сломать ее в другом месте.
Тяжело дыша, Бобер обеими руками сдавил Нику горло, и тот побелел. Рыча, Бобер принялся бить его затылком о пол, но потом вдруг разжал руки и поднялся. Ник, кашляя, пытался вдохнуть.
Бобер качнулся назад.
Он что-то вытащил из кармана, и на пол упал черный спичечный коробок.
Бобер со щелчком выбросил нож с широким лезвием и снова шагнул к Нику, взревев так, что во рту сверкнули зубы.
– Прости, я не хотел тебя обидеть, – простонал Ник. – Не надо меня убивать, честное слово, я…
Эрика щекой ощутила, как пол содрогается под тяжелыми шагами.
Бобер занес руку и воткнул в Ника нож.
Лезвие глубоко вошло в грудь.
Бобер выдернул нож, кровь брызнула ему в лицо.
С яростным воплем Бобер нанес еще один удар.
Ник почти потерял сознание, он лишь слабо и тонко стонал.
Бобер перевернул его, вцепился ему в волосы и начал снимать скальп. Сдернул большой кусок кожи, отшвырнул.
Он словно принял какой-то кошмарный наркотик.
Отшвырнув нож, Бобер взревел, схватил безжизненное тело за ногу и потащил к входной двери.
Ник, должно быть, был уже мертв, но Бобер продолжал пинать его в живот. Сорвав со стены застекленную фотографию Джона Леннона, он грохнул ею о пол так, что во все стороны полетели осколки. Обломки рамы он швырнул на окровавленное тело.
Бобер опрокинул на Ника стол и, тяжело дыша, посмотрел на Эрику.
– Я ни при чем, – слабо сказала она.
Бобер подобрал с пола нож. С лезвия тягуче капала кровь, смешанная со слизью.
– Прошу вас…
Эрика не могла оторвать голову от пола. Бобер подошел к ней, схватил за волосы.
Когда лезвие рассекло ткани, сухожилия и кровеносные сосуды, боль была не такой уж страшной. Невыносимым оказалось другое: ощущение удушья и порыв ледяного ветра, дохнувшего Эрике в лицо.