Лазоревый день. Книга первая

Глава 1. Давид

Тугая мембрана Вселенной натянулась, завибрировала. Дрогнул фотонный ветер, огибая неожиданное препятствие, возникшее в нескольких десятках микропарсеков от маленькой жёлтой звезды. Гравитационные струны прогнулись, собираясь в тугой узел, в микроскопическую, меньше ангстрема, капсулу. Мгновение — и она взорвалась, высвобождая энергию. Антрацитовая чернота испуганно шарахнулась, сметаемая волнами ультрафиолетового, фиолетового, синего, голубого, зелёного, жёлтого, оранжевого, красного, инфракрасного света. Вакуум в центре воронки, расплёскивавшей разноцветный огонь, сгустился, перестал быть однородным, перестал быть вакуумом. Впитав информацию и энергию, он стал веществом. Сначала рыхлое, клубящееся, в тысячные доли секунды оно приобрело форму, превратилось в большую серую каплю, тускло блестящую в лучах ближайшего солнца. Последняя инфракрасная волна угасла, фотонный ветер вновь неудержимо понёсся вдоль гравитационных струн. Пришелец замер, будто принюхивался, прислушивался, присматривался, готовился стать частью этого пространства и времени.

Давид подавил огорчённый вздох. Сегодня не получилось, не успел поймать миг Перехода, увлёкся падающим на голову фееричным водоворотом. А счёт ведь идёт на доли секунды. Пропустишь мгновение, когда ты ещё ТАМ, ещё можешь управлять телом, когда у тебя есть тело, — и всё пропало. Проводимость синапсов слишком мала — даже у навигаторов! — чтобы успеть изменить фокус зрения до того, как пол под ногами окончательно сгустится.

Он посмотрел на пока что мёртвый пульт, и тут же кресло под ним заметно вздрогнуло. Ещё раз, ещё. Он быстро оглянулся на лежащего в соседнем ложементе пилота.

— Ты почувствовал?

— Что? — Пелех раскрыл глаза, вопросительно уставился на товарища.

— Удары. По корпусу, несколько. Или мне показалось?

Пилот ответить не успел, корабль сделал это раньше. Пульт управления начал оживать, но слишком медленно и неуверенно. Тускло засветились индикаторы энергоснабжения, внутренней связи, систем жизнеобеспечения и навигации. Зажегся было, но быстро погас зелёный глазок силовой защиты, а экраны внешнего обзора так и остались мёртвыми. Вместо них вспыхнуло алое табло прямо перед глазами: «Внимание! Аварийная ситуация!». И тут же резанула по ушам сирена.

Давид облизнул мгновенно пересохшие губы. Он уже понял, что произошло, хоть какая-то часть сознания не желала смириться, лихорадочно выискивала другие объяснения, пусть совершено невероятные, зато не столь беспощадные. И Антон Пелех понял, поэтому и бледнел прямо на глазах, тоже пытался ухватиться за призрачную надежду. Не думать! Это сидело в мозгу каждого гиперсветовика: не думать о том, что ожидает тебя в точке выхода.

Плотные гравитационные поля надёжно защищают звезды, планеты, астероиды от столкновения с кораблём, несущим в момент выхода отрицательный гравизаряд. Но затем направление вектора гравитации корабля меняется, он снова становится частью пространственно-временного континуума. И защищаться может лишь броней корпуса, силовым экраном и антиастероидными пушками. Теоретики астронавигации не исключали вероятность того, что вблизи точки выхода окажется космическое тело, обладающее малой массой и одновременно огромными скоростью и энергией. Достаточными, чтобы настичь пришельца раньше, чем включится силовой экран, и пропороть ему брюхо. Практики — астронавты-гиперсветовики — предпочитали не думать, сколько из двух десятков исчезнувших за годы Разведки и Освоения кораблей погибли именно так. Поэтому соответствующий пункт Инструкции невольно опускался на самое дно памяти. Вряд ли даже педанты из педантов верили, что он поможет кому-нибудь выжить.

Капли пота проступили сквозь побелевшую кожу Пелеха. Давид тряхнул головой: не паниковать! Чтобы там ни случилось, паниковать нельзя. Нужно сосредоточиться на главном. Только чёртова сирена мешает!

Пелех будто мысли прочёл:

— Да выключи ты её!

В голосе пилота звучало нескрываемое раздражение, но страха не было, мгновенно взял себя в руки. «Вот это нервы!» — невольно восхитился Давид и послушно дёрнул тумблер. Теперь лишь алое табло указывало на нештатную ситуацию. И полумёртвый пульт. Пальцы привычно пробежали по сенсорам, отправляя запрос бортовому компьютеру. «Данные обрабатываются…» — тут же пришёл ответ. И всё?!

Давид тупо смотрел, как бегут секунды на циферблате часов. И опять пилот среагировал первым:

— Чего ты ждёшь? Не должен он так долго думать! То ли центральный мозг повреждён, то ли вегетативные рецепторы. — Не дожидаясь реакции навигатора, он принялся вызывать киберотсек: — Руся? Руся, ты меня слышишь? Что с компьютером?

Конечно, всё это было не по правилам. До завершения Манёвра Перехода главным на корабле был Давид Ароян, навигатор. Ему следовало отдавать приказы, а пилоту — выполнять. Но сейчас было не до субординации.

Экран внутренней связи оставался пустым, из динамиков не доносилось ни звука. Пелех зло выругался и начал подниматься из ложемента.

— Куда ты? — окликнул его Давид.

— На рабочую палубу.

— Подожди, надо же выяснить, какие повреждения.

— Так выясняй!

Ждать Пелех не собирался — кибернетик Русана Орелик была его женой. Какие слова могли задержать пилота, Давид не знал, потому склонился над пультом, пытаясь связаться с постом техконтроля. Это был последний разумный способ получить хоть какую-то информацию о происходящем на борту.

Особой надежды на то, что удастся достучаться до нижнего яруса корабля, не было. Однако пост техконтроля ответил. На вспыхнувшем экране появилось искажённое спектролитом гермошлема лицо Серхио Торреса.

— Бортинженер, доложите обстановку! — поспешил скомандовать Ароян.

Будто дублируя и усиливая его команду, из-за плеча рявкнул подскочивший к пульту пилот:

— Серж, что случилось? Что с двигателем?

— С двигателем как раз благополучно, иначе мы бы испарились раньше, чем это поняли. Бок нам продырявила какая-то дрянь. Возможно, астероидный поток.

— В стороне от эклиптики? — не поверил Давид.

— Корпус сильно повреждён? — снова перебил Пелех.

— Кто его знает. Судя по тому, что компьютер завис, сильно. Множественные пробоины на уровне рабочей палубы со стороны стасис-отсека. — Бортинженер помолчал, добавил: — Думаю, ребят больше нет.

Вновь у Давида пересохли губы и ноги сделались ватными. Разведгруппа, все четверо во главе с командиром, уже никогда не проснутся. В одно мгновение экипаж уменьшился ровно на половину. Или больше, чем наполовину: там же на рабочей палубе располагалась комнатушка киберотсека. И Пелех это понял: тихо стукнула распахнувшаяся дверь за спиной, застучали башмаки по лестнице, спускающейся из ходовой рубки на верхнюю палубу.

— Нижние шлюзы заклинило, попытайтесь пробиться на рабочую сверху. Я пока постараюсь восстановить силовое поле. Скафандры надеть не забудьте! В некоторых отсеках возможна разгерметизация. — Торрес невесело улыбнулся. — Удачи, навигатор.

* * *

На верхних палубах ничего не говорило о столкновении, разве что плафоны на потолке светили в вполнакала. Скафандры хранились в переходном отсеке, рядом с внешними шлюзами. Чтобы добраться туда, переодеться, Давиду понадобилось минут пять. И сразу же вниз, по ближайшей лестнице. Лишь стукнув кулаком по панели аварийного управления на двери рабочей палубы, он сообразил, что выбрал не лучший путь. Эта лестница шла вдоль того самого, продырявленного борта, следовало спускаться по противоположной. Он собрался было разворачиваться, уверенный, что и этот шлюз заклинило, но дверь дрогнула, с надсадным визгом сдвинулась в паз.

В щиток гермошлема швырнуло клубы жёлто-белого дыма, по ушам резанул визг улетучивающегося в пробоины воздуха. Давид невольно задержал дыхание, хоть гермошлем надёжно защищал от смрада горящего пластика. А вот Пелеха не защищал: пилот не захотел терять драгоценное время, примчался сюда в чем был и теперь хрипло, натужно кашлял где-то в дальнем конце палубы. Ароян обеспокоено взглянул на встроенные в рукав датчики внешней среды. Ничего, температура и давление пока приемлемые.

На рабочей палубе царил разгром. Стена между коридором и химлабораторией была изувечена, облицовочные панели треснули, отвалились, оплавились и продолжали тлеть. Переборка из сталепласта вздулась огромными пузырями, будто жестянка под ударами великанов. Что творилось за ней, можно было догадаться. Но здесь она хотя бы выдержала!

Дальше по коридору, за лабораторией, находился стасис-отсек. Сейчас там зияла воронка, вытягивающая с палубы остатки воздуха. Понимая, что зря, что уже не помочь, Давид протиснулся сквозь разорванную переборку, сквозь раскалённую сталь, липнущий к рукавицам и башмакам пластик.

Освещения в отсеке не было, даже аварийного. Тусклый отсвет умирающих коридорных плафонов из-за спины, да красноватое свечение не успевшего остыть после взрыва металла. Давид включил фонарь. В густом дыму тот помогал слабо, но основное рассмотреть он смог. Левую колонну стасис-установки разметало в щепы, видимо, один из ударов пришёлся прямо по ней. Капсулы превратились в груду обугленного мусора. То, что в них находилось, — тоже. Правая пострадала чуть меньше. Её «всего лишь» вырвало из креплений, опрокинуло, ударом о переборку сплющило в блин. Во что превратились тела астронавтов, Давид понял, увидев сквозь лопнувшую, помутневшую крышку одной из капсул месиво, всего несколько минут назад по корабельному времени бывшее чьим-то лицом. Бортинженер не ошибся: в стасис-отсеке спасать некого. Ребятам повезло хотя бы в том, что умерли они во сне, быстро и безболезненно. Живым следовало позаботиться о живых.

Не мешкая, Давид выбрался назад в коридор. Внутренняя стена напротив отсека тоже была покорёжена. Отлетевшие пластиковые панели, прогнувшаяся плита переборки. Но хуже всего — в ней зияла рваная дыра размером с кулак, из которой валил густой жёлто-белый дым. Именно там, в самом сердце корабля, пряталась капсула с центральным мозгом компьютера. А прямо над ним располагалась вотчина Арояна — навигационная нейросеть. Там и дышать слишком громко не рекомендовалось, а тут — каменюкой со всей силы. Слабое утешение, что гипердвигатель не пострадал! Как его настроить для обратного прыжка? Да, вся информация сохранена в Звёздном Атласе. Но сколько же месяцев пройдёт, пока клеточная структура кибермозга восстановится? Если не лет.

За переборкой что-то потрескивало и достаточно громко хлюпало. Ароян скрипнул зубами: если квазиплоть выгорит, им никогда не выбраться из этой звёздной системы. Больше не разглядывая по сторонам, он рванул к киберотсеку.

Здесь, в противоположной части палубы, дыма почти не было. В тесной комнатушке кибернетика о катастрофе напоминали только ало пульсирующее табло над пультом и разноцветное крошево битого пластика под ногами. Слава богу, астероидам не хватило энергии прошить корабль насквозь. Хотя, кто знает, возможно, тогда разрушений было бы меньшее?

— Руся, Руся, ты меня слышишь? — Пелех стоял на коленях рядом с лежащей навзничь девушкой, осторожно тряс её за руку. Не останавливаясь, Ароян перепрыгнул через ноги кибернетика, подскочил к пульту, лихорадочно отыскивая нужные сенсоры.

— Ты что?! — взревел Пелех и тут же закашлялся. Наглотался дыма в коридоре, да и воздух на палубе становился разреженным.

— Там мозг горит! Понимаешь, чем это закончиться может? Для нас всех! — Давид повернулся, разглядывая приборные шкафы, тянущиеся вдоль обеих стен. — Тушить нужно. Не знаешь, где это?

— Понятия не имею!

Долбаная специализация! Ароян чертыхнулся в сердцах. Каждый знает исключительно свои обязанности. Размеры корабля ограничены активным радиусом сферы масс-информационного преобразования. Соответственно и количество людей в экипаже мизерное, тут уж не до взаимозаменяемости. Он снова беспомощно обвёл взглядом отсек, посмотрел на лежащую девушку. От губ по щеке её вилась тонкая струйка крови.

— Что с Русаной? — спросил. — Она жива?

— Жива! Должно быть, ударилась сильно — не могу в сознание привести. Нужно её выносить наверх, здесь дышать нечем.

— Угу. Только сначала мозг потушим. А то спасать друг друга будет бессмысленно.

Пелех рыкнул, зло тряхнул головой. Затем посоветовал:

— Думаю, автоматика не действует. Попробуй вручную. Вон, пеногасы висят. Залей капсулу прямо сквозь дыру в переборке.

Давид недоверчиво покосился на кибернетика. Если бы это она сказала…

— А не опасно?

— С какой радости? Пена инертна. Всё рано хуже не сделаем. — Пелех осторожно приподнял девушку за плечи. — Ладно, ты гаси, а я Русю попробую вынести.

— В одиночку по лестнице не поднимешь…

Антон презрительно окинул взглядом фигуру навигатора.

— По себе не суди!

Давид почувствовал, что краснеет. Быстро отвернулся, хоть за щитком гермошлема вряд ли удалось бы разглядеть изменение цвета кожи на щеках. Он каждый раз тушевался в подобных обстоятельствах. Что ж, всё верно, в экипаже он самый маленький и хлипкий. От навигатора физическая сила и выносливость не требуется. Не ему высаживаться на открытых планетах, часами ползать в полной защите по горам, пустыням или джунглям. Его удел безвылазно сидеть в скорлупе гипер-разведчика от старта до возвращения в док. Его талант и предназначение в ином.

В общем-то, все это понимали. Но на время Манёвра Перехода именно навигатор оказывался главным на корабле. А трое его подчинённых были не просто друзьями, товарищами по экипажу. Они были семьёй. Молодые, уверенные, решительные. Настоящие герои. И каждый смотрел на него сверху вниз, был на голову-полторы выше. Даже Орелик могла запросто уложить на обе лопатки, о Торресе и Пелехе и говорить не приходилось. Нет, он не умел ими по-настоящему командовать несмотря на то, что был старше и по должности, и по возрасту.

Пилот поднял девушку на руки и попробовал открыть двери отсека. Сенсор-датчики не действовали, работала одна тупая механика, признающая лишь грубую силу.

— Давай открою, — Давид попытался протиснуться к двери.

— Не мешай! — тряхнул головой Пелех.

Силёнок ему было не занимать, но и ноша оказалась под стать. Поняв, что освободить одну руку не получится, пилот развернулся, уперся в сталепласт плечом, надавил. Дверь недовольно хрустнула, но с места сдвинулась, ушла в паз.

За несколько последних минут в коридоре кое-что изменилось. В первый миг Давид не понял, что именно. Затем сообразил: освещение. Плафоны больше не мигают. Он быстро взглянул на датчики. Падение давления прекратилось, а температура даже поднялась немного. Значит, корабль самовосстанавливается, мозг жив.

Пелех потащил кибернетика к ближайшему шлюзу, а Давид метнулся в глубь палубы, к тому месту, где зияла дыра во внутренней переборке. Здесь по-прежнему клубился дым, расползаясь по коридору. Сквозняка, вытягивающего его вместе с воздухом за борт, больше не было. Ещё слабо плавились на раскалённом металле пластиковые панели, но пожар угас. И края дыры больше не выглядели рванными, постепенно сглаживались, затягивались. Медленно, но отверстие уменьшалось. Давид подозрительно заглянул в темноту, прислушался. Там уже не трещало, зато хлюпало заметно громче и энергичнее. Квазиплоть боролась за жизнь. Вполне успешно, судя по всему.

Он нерешительно повертел в руках пеногас. Кажется, тот не потребовался? Или всё же воспользоваться? Потоптался вокруг дыры, следя за струйкой курящегося из неё дыма. Долго ждать нельзя, ещё чуть, и отверстие затянется окончательно. Так и не приняв решения, он попытался вызвать Торреса.

Бортинженер ответил не сразу:

— Да, слушаю.

— Серхио, что с кораблём?

— Автоматика не работает, системы диагностики молчат. Визуально проверил всё, что возможно: на машинной палубе повреждений нет. Но это до первого астероида. Висим слепые и беззащитные. Постараюсь прорезать шлюз, выбраться к вам, на рабочую. Что там происходит?

— Дыры во внешней переборке затянулись.

— Уже неплохо.

— Затягивается прореха в капсуле центрального мозга. Похоже, он сам себя потушил и начал восстанавливаться.

— Что?! Мозг горел?! Что ж ты сразу не сказал? Немедленно отключи регенерацию… Ах, дрянь, автоматика же не работает. Ладно, заливай его пеногасом. Пять баллонов минимум, может, заморозится на время.

— Ага!

Давид радостно — получил хоть какую-то инструкцию специалиста! — сорвал предохранитель, толкнул раструб в отверстие. Баллон в руке задёргался, стремительно опорожняясь. Хлюпанье внутри тут же смолкло.

— Пять залить не успею, — сообщил он бортинженеру, — у меня с собой только один. Пока сбегаю за остальными, дыра затянется. Да пожар погас почти, одного хватит.

— Навигатор, ты что, идиот?! При чем тут пожар? Мозг начал регенерацию в условиях нештатной температуры и давления. Ты знаешь, что там растёт? Я — нет. Мы не можем даже следить за процессом, не то, что контролировать. Да лучше бы он выгорел!

Давид растерянно замер. Такого поворота он не ожидал. Корабль, точнее его мозг, был чем-то вроде члена экипажа. Спасать его казалось так же естественно, как спасать людей, — ведь от него зависели жизни всех.

— Ничего, прорвёмся, — голос бортинженера смягчился. — Сейчас перерублю кабели энергопитания палубы. Сматывайтесь оттуда. — И, секунду помедлив, спросил: — Пелех не отвечает. Он что, без защиты?

— Да.

— Заставь надеть. А… Русана? Вы её нашли?

— Нашли, жива, — поспешно успокоил его Давид. — Ударило взрывом о переборки, потеряла сознание. Пелех понёс её наверх.

— Хорошо. Беги, постарайся помочь ей. Если сможете привести в чувство, будет здорово. Для нас всех.

В этом Ароян не сомневался — если кто и способен наладить компьютер, то лишь кибернетик. Выживание остатков экипажа зависело от того, как сильно Орелик пострадала при взрыве.

* * *

Пелеха навигатор нашёл в каюте Русаны, тот как раз щёлкал инъектором в плечо лежащей на кушетке девушки. Оглянулся на шум за спиной, спросил:

— Ну что там?

Давид отстегнул зажимы гермошлема. Прозрачная сфера лопнула, увядшими лепестками ушла в воротник.

— Торрес сказал, у нас некоторые проблемы с компьютером. А как Русана? Ты диагноста вводил?

— Посттравматический шок. Минут через пять-десять должна очнуться. — Пилот положил инъектор на тумбочку. — Так что с компьютером, ты говоришь?

Объяснить Давид не успел. Неожиданно вновь ожило аварийное табло над дверью каюты, и серена тревоги гаркнула: «Внимание! Неконтролируемый перегрев реактора!»

Пилот и навигатор непонимающе переглянулись. Пелех тут же дёрнулся к висевшему на стене коммуникатору:

— Серж, что у тебя происходит?!

Ответа с машинной палубы не было, а надпись на табло успела измениться: «Срочная эвакуация экипажа! До взрыва осталось 1000 сек.». Ароян тупо смотрел, как круглое число сменилось тремя девятками.

— Да что происходит, черт возьми?! — Пелех дёрнул его за рукав.

Что происходит? Если бы знать! Давид торопливо пересказал разговор с Торресом, вопросительно заглянул пилоту в глаза. Обстоятельства непредсказуемо изменялись. Опять требовалось принимать решения и отдавать приказы. А он не мог, чувствуя свою полную некомпетентность. Ждал подсказки. Да, двадцативосьмилетний пилот, имеющий за плечами опыт трех экспедиций против его двенадцати, понимал ещё меньшн. Но всё же…

— Так… Значит, автоматика работает. Отключены системы управления, и корабль теперь живёт сам по себе. Отлично, блин. — Пелех снова заорал в комм: — Серж! Да ответь же ты, в конце концов! Ты же сказал, что с двигателем всё в порядке!

— Я в ходовую рубку, — нерешительно объявил Давид.

— Что ты там будешь делать? А если он действительно рванёт? На шлюпочную палубу, быстро!

— Зачем?

Пелех, не отвечая, подхватил девушку на руки и выскочил из каюты. Давиду только и оставалось, что бежать следом. Единственная сделанная пилотом уступка — у шлюза он посторонился, пропуская Арояна вперёд. Должно быть потому, что открыть эту дверь способом, применённым в киберотсеке, не удалось бы.

На шлюпочной палубе тоже выла серена, и мигали табло тревоги, отражаясь зловещими сполохами на матовом корпусе маленького кораблика, на боксах-раздевалках, на стоящих вдоль стен шкафах с защитой, инструментарием и оружием. Пелех осторожно усадил девушку спиной к стене, выдернул из зажима бластер, проверил индикатор заряда, перевёл верньер фокуса на режим резака. Отложив оружие, шагнул к своему шкафчику с защитой.

— Я сейчас вниз, за Сержем. А ты переодень Русю и готовь шлюпку к старту.

— Ты что, собираешься бросить корабль?

Сама эта мысль навигатору показалась крамольной. В чужой звёздной системе корабль был частичкой родной планеты, домом и защитником людей. Единственной дорогой назад.

— Нет, так нельзя, — Ароян решительно затряс головой. — Антон, ты не прав. Мы должны бороться за спасение корабля. Может, это ошибка, и с реактором всё в порядке? Серхио ведь проверял…

— Может, ошибка. А может, наш компьютер сбрендил и решил покончить жизнь самоубийством. Не допускаешь такую возможность? — Пилот успел сбросить повседневную форму и готовился облачиться в защитный костюм. Он спешил, отвечал на слабые протесты Давида, не оборачиваясь.

— Но если мы останемся без «Паннонии»… Мы ведь даже не знаем, куда нас выбросило.

— Вот именно! Может, мы в мегаметре от якорной станции, и к нам уже спешат спасатели?

— Вероятность очень мала…

— Ты просчитал? И вероятность предотвратить взрыв тоже? — Пелех зарастил шов на груди, оглянулся. Топнул ногой от злости: — Ты кого ждёшь?! Я же сказал, одевай Русану! У нас меньше четверти часа осталось.

Давид покорно опустился на колено у тела девушки. Спорить он не пытался, не то, что отдавать приказы. Пелех взял на себя роль командира — тем лучше. Давид осторожно потянул вниз застёжку на куртке Русаны. Вздрогнул, когда ладонь пилота неожиданно легла на его плечо.

— Если мы не вернёмся… За три минуты до взрыва — стартуй. Её ты должен спасти. Любой ценой, понял? А не то…

Что сказать дальше, Пелех не придумал. Сдавил крепче ткань скафандра и тихо попросил:

— Пожалуйста, Давид. Я прошу. Обещаешь?

Дождавшись кивка, быстро убежал.

Переодевать бесчувственную женщину Давиду раньше не приходилось. Раздеть — не проблема. Напялить трико и затем засунуть рослую, мускулистую Орелик в скафандр оказалось куда труднее. И потому, что самому не часто приходилось носить эти штуки, — почти исключительно во время тренировок на базе. И потому, что прикасаться к обнажённой женской плоти было неловко.

Когда он заращивал шов, девушка шевельнулась и тихо застонала.

— Русана, ты меня слышишь?

Ароян осторожно похлопал кибернетика по щеке. Нет, не реагирует. Открыл дверцу шлюпки, поднатужившись, перевалил девушку внутрь, разместил на кресле, пристегнул для страховки. Запрыгнул сам на место пилота, оглянулся на табло над дверью внутреннего шлюза. «Срочная эвакуация экипажа! До взрыва осталось 647 сек.». Треть отпущенного срока прошла. Интересно, Пелех нашёл Торреса?

Он вновь попытался вызвать бортинженера. Безуспешно. На машинной палубе явно что-то случилось.

Время текло в странном, дёрганом ритме. Цифры на табло то замирали, то начинали мелькать, будто отмеряли не секунды, а десятые их доли. Орелик снова застонала, кажется, моргнула. «До взрыва осталось 583 сек.» — Давид обеспокоено уставился на дверь шлюза. Где же они?! Из динамиков донёсся приглушенный, осипший голос Пелеха:

— Давид, немедленно стартуй! Немедленно, слышишь? Эта дрянь Сержа убила, когда он пытался обрубить кабели.

— Кто?!

— Корабль! Стартуй, пока он не заблокировал внешний шлюз… А он его не заблокировал?!

Ароян быстро отжал тумблер автономного управления стыковкой. Зелёный глазок индикатора с готовностью зажегся. Эта цепь дублировала основную, идущую через ходовую рубку, и никак не была связана с вегетативными нейронами компьютера. Помешать управлению шлюпкой центральный мозг не мог, но заблокировать выход — запросто. Чувствуя, как замирает сердце, Давид толкнул пальцем следующий тумблер, запускающий программу старта. Табло, индикаторы, подсветка на пульте ожили. Загорелись огоньки на панельке слева от шлюза. Ароян быстро захлопнул дверцу, тут же пошли в стороны плиты ворот, со свистом рванулся наружу воздух, увлекая не убранную в шкафы одежду Пелеха и Орелик. Давид облегчённо вздохнул. И опомнился:

— Антон, а ты? Как же ты?

Пока внешний шлюз открыт, внутренний останется заблокированным. Конечно, можно вывести шлюпку и пристыковать к корпусу «Паннонии», а пилот поднимется по шахте аварийного выхода. Но для этого нужно время. «До взрыва осталось 524 сек.»

— Стартуй немедленно!

— Я буду ждать снаружи. Поднимайся по аварийке!

— Не успею.

— Успеешь!

Давид потянул рычаг дросселя. Машина вздрогнула, оторвала лапы-опоры от пола. Чёрный, усеянный точками звёзд прямоугольник мягко поплыл навстречу.

Глава 2. Русана

Прыгать сквозь гиперпространство Русана не любила. Знала, что некоторые ловят от этого кайф, а после пытаются красочно описать пережитые ощущения. Но нейрофизиологи давно доказали, что все эти «фейерверки» существуют лишь в мозгу тех, кто их видит. Одна из особенностей восприятия эффекта трансляции информационной психоматрицы. Её собственный мозг такой «особенностью» не обладал, а несколько секунд обморока — это вовсе не кайф. Терять сознание, пусть и ненадолго, Орелик не любила. Когда-то пришлось испытать, и воспоминания остались весьма неприятные.

Первый раз это случилось ещё в школе, в десятом классе. Тогда она увлекалась скалолазанием. Юношеский азарт и бесшабашность: полезла на спор по отвесной трёхсотметровой стене без страховки и не рассчитала силы, сорвалась почти из-под самого карниза. Внизу были каменные плиты, присыпанные щебнем. Поэтому, когда пальцы соскользнули с едва ощутимого выступа, и гравитация рванула тело вниз, она сразу поняла, что разобьётся насмерть. Хорошо, не запаниковала, постаралась сгруппироваться, уберечь голову. Рядом ребята с флаером, до ближайшего посёлка десять минут лёта, прорвёмся! Потом был удар, расшибающий тело в лепёшку, и чернота. Обошлось, если не считать трёх месяцев сначала в реанимационной кювете, а затем на больничной койке. Родители потребовали, чтобы со скалами было покончено. Русана признала, что у них есть основание для недовольства, и уступила. Занялась дайвингом.

Второй раз случилось во время учёбы в Университете Кибернетики. На каникулы они с друзьями отправились к Аквитании, понырять в Изумрудном Море. И надо же, датчик кислородного баллона отказал именно в её акваланге! Поняла это Русана слишком поздно, когда дышать стало нечем. На поверхность-то она вынырнула самостоятельно, но без тошнотворной черноты опять не обошлось.

Третий раз был самым дурацким: в Академии Космофлота, незадолго до выпуска. Субботним вечером, в поселковом баре. Подогретая аперитивом Русана поддалась на провокационные выходки Виолетты Крамных из группы планетологов, затеяла драку, и её банальным образом «вырубили». Самое обидное — повод был, смешнее не придумаешь! Русане нравились исключительно парни, томные вздохи одногруппницы Хельги Мюллер её просто забавляли. Однако у Виолетты с чувством юмора было туго, и ревностью к «сопернице» она воспылала всерьёз. По-хорошему следовало посмеяться над довольно гнусными эпитетами планетолога, но аперитив сделал своё дело. Драться Орелик умела лишь в пределах обязательной физподготовки, в то время как маленькая, щуплая Крамных оказалась мастером кик-бокса. Вывихнутая челюсть и три сломанных зуба — мелочи. Гораздо хуже было сознавать, что ты валялась, распластанная на полу бесчувственной тушей, под снисходительными взглядами знакомых парней и девчонок.

Спустя две недели после инцидента фрегат «Ганза» нёс курсантов в первый учебный гиперсвет. Когда знакомо потемнело в глазах, и пол под ногами исчез, Орелик поняла, что ловить кайф от Прыжка не для неё, что это станет ложкой дёгтя в будущей работе.

Зато всё остальное оказалось настоящей бочкой мёда! Служба в косморазведке Русане нравилась. Нет, «нравилась» — неподходящее слово. Она была счастлива, что избрала именно эту профессию. Новенькая, только что со стапелей «Паннония» была сделана безукоризненно, тщательно подогнана вплоть до каждого винтика, нейрончика и рецептора. И так же тщательно подобран и притёрт экипаж — департамент персонала свою работу знает. Психологическая несовместимость, эта главная опасность, подстерегающая каждый изолированной коллектив, в разведке абсолютно недопустима. Из-за неё отличные профессионалы месяцами, а то и годами просиживали в резерве.

Экипаж «Паннонии» начали формировать ещё в Академии. Добавили лишь тех, кто по должности обязан иметь за плечами опыт межзвёздных полётов: командира и навигатора. Не только профессионалов, а людей, способных мгновенно «врасти» в молодой коллектив. Каждый по-своему. Первый благодаря редкому сочетанию обаяния и авторитета, второй — из-за мягкости и уступчивости, уравновешивающей лидерские амбиции пилота.

Экипаж подобрали удачно. Не удивительно, что после первой же экспедиции Орелик, Пелех и Торрес решили создать пробную семью. Антон и Русана познакомилась ещё во время учёбы, поэкспериментировали с различными типами отношений, остались довольны результатом. Но для построения семьи двоих мало, очень неустойчивая фигура получается, в отличие от треугольника. Человеческая личность — штука сложная и непредсказуемая. Даже между ценящими и любящими друг друга людьми неизбежны недоразумения и конфликты. Тут и нужен третий, равно близкий обоим. Чтобы объяснить, помирить, стать буфером при необходимости. Парную семью человечество притащило из далёких смутных времён, когда супругов удерживала не столько эмоциональная связь, сколько экономические, финансовые, правовые, кастовые, религиозные, морально-этические узы. Когда этот хлам распался, стала очевидна её несостоятельность. А когда гендер вступающих в брак перестал играть роль, и биологическое обоснование этой конструкции рухнуло. Фактически, парная семья умерла в начале тысячелетия. Всё последующее было агонией, судорожными попытками реанимировать труп и постепенным погружением общества в хаос поверхностных связей, отчуждённость индивидуумов, эмоциональную неудовлетворённость и хронический стресс, то и дело вызывающий эпидемии суицида. К счастью, катастрофу удалось предотвратить. Гендерная психология вовремя подсказала простое элегантное решение, устроившее если не всех, то подавляющее большинство. Парные семьи ещё существовали, но постепенно превращались во что-то вроде раритета.

Серхио Торрес, закончивший Академию годом раньше и сидевший в резерве, подошёл на роль третьего члена семьи идеально. Ребята считали, что два года — достаточный срок для пробы, и пора сменить статус отношений на постоянный. То бишь, подавать заявку в Демографический Комитет на зачатие первенца. Русана пока не определилась окончательно. Именно об этом она и думала, ожидая Прыжок.

Знакомо потемнело в глазах, подошвы и ладони мгновенно перестали ощущать опору. Как тогда, на скале…

* * *

В этот раз что-то было не так, неправильно. Вкус крови во рту и боль в мышцах, как будто в самом деле расшиблась. Непроизвольно застонав, Русана приоткрыла глаза.

Она действительно падала! Летела вниз головой в открытый космос. Сердце панически дёрнулось, судорожный вопль рванулся из гортани… Сдержалась. Лишь мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники.

Подлокотники? Глаза зафиксировали быстро уплывающие назад створки шлюза, панель управления, лобовой иллюминатор шлюпки, щиток гермошлема. Это полёт, а не падение! Морщась от боли, она повернула голову. Слева, уцепившись в штурвал, сидел Ароян. Почему он? В памяти тут же вспыхнули строки Устава: «Навигатор никогда, ни при каких обстоятельствах не может покинуть корабль в системе, не имеющей якорной станции». Что случилось? Прыжок не удался, они вернулись? Но где тогда орбитальные доки? Где сама Европа? Почему шлюпку ведёт Ароян, а не Антон? И где он, кстати? Где все остальные? А как она здесь очутилась? Почему ничего не помнит? И почему, чёрт возьми, во рту кровь и всё тело ноет?!

Вопросов было много. Орелик скомпоновала их в один:

— Дад, что случилось?

Навигатор быстро взглянул на неё, переспросил обрадовано:

— Ты очнулась?

Это вместо ответа? Русана нахмурилась, наблюдая, как шлюпка разворачивается, готовясь опуститься на корпус «Паннонии». И наконец-то окончательно пришла в себя — прочла алую надпись на табло связи с ходовой рубкой. «Срочная эвакуация экипажа! До взрыва осталось 240 сек.». Сердце вновь ёкнуло.

— Дад, что это значит?! Ты можешь сказать? Почему эвакуация? Где все?

Будто очнувшись, Ароян закричал в микрофон:

— Антон, ты где?

— На верхней палубе, у шлюза.

Голос мужа успокоил. Русана не понимала, что происходит, но голос был словно якорь, точка опоры.

— Тох, что случилось?

— Руся, ты в порядке?

— Да! Что случилось?!

— Потом, потом.

Закусив губу, она требовательно уставилась на Арояна. Тот попытался улыбнуться, но глаза то и дело убегали к проклятому табло. «До взрыва осталось 203 сек.».

— Ах ты ж дрянь! — из динамиков.

— Что там?

Вместо слов — хриплое натужное дыхание. Секунда за секундой. Теперь и Русана неотрывно следила за таймером. «… 178 сек.».

— Он заблокировал шлюз.

— Режь!

— Пытался. Бластер пуст. Не хватило заряда.

— Я сейчас! — Ароян дёрнулся к двери.

— Нет! Пока спустишься, пока разрежешь — назад не успеем. Стартуйте!

Русана поняла, что происходит. Через 3 минуты «Паннония» взорвётся, и Антон внутри. Серж, должно быть, тоже. И остальные. Она уцепилась в руку навигатора, лёгшую на ключ дросселя.

— Стой! Тох, я к тебе! Я быстро, я успею. А нет, так нет, останемся вместе.

— Не смей! Руся, я прошу, пожалуйста! Постарайся выжить. — Пелех заорал на Арояна: — Давид, старт! Немедленно! Ты же обещал!

С непонятно откуда взявшейся силой и проворностью Ароян оттолкнул руку девушки и рванул шлюпку вверх, доводя ускорение до максимума. Помешать Русана не смогла — перегрузка властно прижала, вдавливая в спинку кресла.

* * *

С расстояния в три десятка километров взрыв в космосе эффектным не выглядел: едва различимая точка «Паннонии» внезапно набухла ярко-белым пятнышком и тут же погасла. Всё. Будто и не было. Потухли индикаторы корабельной связи, исчезла алая надпись тревоги. Давид убрал ускорение, бессильно обмяк в кресле. Машина летела по инерции куда-то в неизвестность, к далёкому жёлтому солнцу. Чужому солнцу. Что делать дальше, он понятия не имел. Навигатор без корабля — нонсенс, абсолютно бесполезная в Дальнем Космосе вещь.

Давид искоса взглянул на Орелик, заворожено смотревшую в черноту за иллюминатором. Кибернетик без компьютера — второй нонсенс.

Минут десять они сидели в полной тишине. Первой не выдержала Русана:

— Ты можешь рассказать, что случилось?

Конечно, он мог, спешить больше некуда. Казалось, с того мгновения, когда корабль вынырнул из гиперпространства, прошло чёрт знает сколько времени. Но на самом-то деле все события уложились менее чем в час, а рассказ получился и того короче.

Орелик какое-то время молчала. Затем недоверчиво уточнила:

— Но почему корабль взорвался? Реактор же не пострадал при столкновении?

— Может, компьютер, и правда… сошёл с ума?

Презрительно скривившись, кибернетик покачала головой.

— Чушь! Это машина, хоть и выращенная из квазиплоти. Она не могла сойти с ума.

— Тогда, получается, Серхио не заметил…

— Серж не мог ошибиться! Наверняка был второй астероид, позже. Ведь защитное поле так и не включилось.

— Мы бы почувствовали удар. А его не было.

— Это единственное верное объяснение, понял? — В глазах девушки сверкнуло ожесточение.

Ароян тут же отступил:

— Хорошо, пусть так. Всё равно, наверняка никто ничего не узнает.

Они опять замолчали. Но этого коротенького разговора хватило, чтобы Давид стряхнул оцепенение. «Паннония» погибла, но у него есть этот маленький кораблик, способный доставить в любую точку звёздной системы. Он положил ладони на панель управления, провёл пальцами по шероховатым выступам сенсоров. Скользнул взглядом по обзорным экранам, сопоставляя, выискивая знакомые штрихи в рисунках созвездий. Да, Звёздного Атласа под рукой больше нет, но память навигатора — тоже своего рода «звёздный атлас». Главное — верно определить реперные привязки, координаты которых ему известны…

— И где мы находимся?

Ароян так увлёкся задачей, что забыл о сидящей рядом девушке. Пережитая только что катастрофа отступила в сторону, на периферию сознания. Умение сосредоточиться — одно из главных достоинств навигатора.

— Пока не знаю. С уверенностью могу сказать, что это не Новая Европа, не Славия и никакая другая из систем, связанных якорями. Их звёздное небо я помню наизусть.

— Но здесь могут быть исследовательские базы, орбитальные или планетарные станции, правильно? Вероятность выйти в обитаемую систему достаточно велика. А если есть базы, значит, есть чартерные рейсы…

Снисходительно улыбнувшись, Давид постучал пальцем по динамику.

— Если бы эта система кому-то принадлежала, мы бы слышали оповещение маяка-транслятора.

— Но его могли отключить. Для какой-то надобности…

— Кому придёт в голову такая глупость? Нет, думаю, мы первые люди, добравшиеся сюда.

Сказал и тут же раскаялся в своей фразе. В безапелляционно-уверенном тоне, которым её произнёс. Потому что спутница мгновенно поникла. Спеша хоть как-то исправить положение, он быстро предположил:

— Впрочем, транслятор тоже мог попасть под астероид. Попробуй сканирование радиодиапазона, вдруг кого-то услышим?

Идея была так себе, разве что руки и голову занять, выискивая среди фонового шума что-либо осмысленное. И Орелик это сообразила. Дёрнулась было к пульту, но тут же опустила руки.

— Да, Дад, ты, наверное, прав. Здесь никого кроме нас нет. Зачем вообще было эвакуироваться? Потому что так Инструкция предписывает? Ребята умерли быстро и легко. А что ждёт нас?

«Дад» — Ароян терпеть не мог это прозвище, придуманное кибернетиком. Зачем коверкать гордое звучное имя? К счастью, прозвище среди экипажа не прижилось. Но Орелик упрямо продолжала им пользоваться. Возмутиться открыто Давид не мог, только всячески намекал, что ему это неприятно. Девушка то ли игнорировала намёки, то ли действительно не понимала. В итоге пришлось уступить ему, как обычно.

В этот раз Ароян не заметил обидного сокращения. Он испугался. Когда взвыла сирена, извещая о столкновении, когда увидел развороченную рабочую палубу, когда корабль вышел из подчинения — страха не было. Подогретые адреналином мозги работали в режиме какого-то эмоционального ступора. Смесь из параграфов Устава, распоряжений Пелеха и Торреса не давали почувствовать ответственность за свои действия. Рядом был кто-то знающий, как правильно поступить.

Теперь это закончилось. Рядом была лишь Орелик, не в меру импульсивная и эмоциональная. Если она решит сделать что-то необратимое, поддавшись минутному порыву, как он сможет ей помешать? Давид поймал себя на мысли, что почти незнаком с сидящим рядом человеком. Они три года провели в тесном замкнутом мирке идеально подогнанного коллектива, но ниши, которые в нём занимали, пересекались лишь работой.

Кибернетик была виталисткой, сторонницей «здорового образа жизни». На Новой Европе её семья жила в огромном доме-коммуне где-то под Гелиополисом. Вернее, останавливалась там на недельку-другую, когда возвращалась из очередной экспедиции. Затем большой весёлой компанией они отправлялась на катамаранах к Аквитании — полудикому южному континенту. Давид подозревал, что со своими консервативными пристрастиями горожанина-одиночки выглядит в глазах Орелик смешным. Да и сам он плохо представлял, о чём кроме работы мог бы разговаривать с человеком, ни разу не побывавшем в спиротеатре, виргалерее, не участвовавшем в психофильмах. С человеком, вся жизнь которого вращалась вокруг семьи, секса, спорта и витатуризма.

Они различались почти во всем. Кроме самого главного сейчас — оба нуждались в присутствии кого-нибудь сильного и рассудительного рядом. Нет, никогда департамент персонала не поставил бы их работать в паре. Насколько было бы проще, если бы в соседнем креслесидел Пелех. Или Торрес. Ещё лучше — командир. Тогда Давид был бы спокоен.

Выбирать не приходилось. Экипаж космошлюпки подобрал не департамент персонала, а случай. Если ни один из двоих не способен стать капитаном, то, придётся разделить эту роль поровну.

Давид постарался быть убедительным:

— Если здесь нет никого сейчас, то не обязательно, что так будет всегда. Может, уже завтра или послезавтра в эту систему войдёт чей-то разведчик. Да хоть через месяц! Батареи заряжены, установки регенерации воды и кислорода работают, рацион укомплектован полностью. Мы дождёмся, вот увидишь. Главное — не потеряться в космосе. Нужно найти самую интересную для исследователей планету, лечь на орбиту, включить передатчик на волне маяка-транслятора и ждать. Вот и всё.

— Ты думаешь, у нас есть шанс? — девушка недоверчиво посмотрела на него.

— Разумеется! Главное — не сдаваться, не опускать руки. Мы должны быть сильными. Знаешь притчу о двух лягушатах, упавших в миску с молоком? Один, поняв, что не выбраться, сложил лапки и утонул. А второй барахтался, хоть казалось, надежды на спасение нет. И в конце концов сбил из молока комочек творога. Оттолкнулся от него и выпрыгнул.

Орелик улыбнулась, вздёрнула подбородок.

— Ещё ты меня поучи быть сильной!

Глава 3. Лягушата

На «Паннонии» первичные данные о планетарной системе они получили бы за час. В шлюпке навигационного оборудования не было, приходилось выискивать планеты старым дедовским способом: вести видеосъёмку звёздного неба и пропускать его сквозь анализатор простенького компьютера. Это убивало уйму времени, но Русана не сожалела. В глубине души она радовалась кропотливому занятию. Оно помогало не думать о прошлом. И о будущем.

Пережить первые два дня было очень тяжело. Едва прошёл шок внезапно обрушившейся катастрофы, как она осознала, что семьи больше нет. Взрыв вырвал из её жизни Антона и Серхио, двух самых близких людей, оставив развороченную рану на месте сердца. Несколько раз наваливалась такая чёрная тоска, и руки сами тянулись к замку люка. Открыть, выпрыгнуть наружу, распахнуть гермошлем… Нет, этого она не сделала. Русана даже оплакать любимых не смогла: какие слезы, когда ты наглухо запечатана в скафандр космозащиты? Она лишь повсхлипывала беззвучно, пока Ароян спал.

На девятый день они определили местоположение ближайшей к гео-эталону планеты системы. К счастью, та успела обогнуть звезду и летела им навстречу. Ещё шесть-семь дней, и шлюпка выйдет на её орбиту. Затем — полторы-две декады ожидания.

Тайком Орелик проверила снаряжение. На двоих рациона должно хватить максимум на сорок суток. Можно экономить, энергетические затраты организма всё равно минимальные. Девяносто девять процентов времени лежишь в кресле, остальное — ползаешь на четвереньках в багажный отсек и обратно. Салон шлюпки на длительную жизнь экипажа в нём не рассчитан. Пищевая паста — питательная, полезная и вкусная — приедается в течение недели. Какая разница, что написано на тубе: «Печёночный паштет» или «Крабовый соус», когда знаешь, что и там, и там — смесь синтетических белков, жиров, углеводов, приправленная вкусовыми добавками? Однако экономить рацион смысла не было, отведённый им срок жизни упирался в ресурс воздуха и воды. Особенно воды. Теоретически система жизнеобеспечения шлюпки позволяла поддерживать замкнутый цикл, регенерируя отходы жизнедеятельности. Но никто не удосужился бросить в багажник запасные фильтры. Не удивительно — машина предназначена для высадок на планеты, а не прогулок по космосу. Так что если стараться выжить любой ценой, то под конец им придётся пить собственную мочу.

Насколько велика вероятность того, что в ближайшие тридцать-сорок дней в системе появится звездолёт-разведчик, если за предыдущие два столетия сюда никто не наведывался? Русана попыталась рассчитать матожидание, но входных данных было недостаточно. Они так и не смогли с допустимой погрешностью определить релятивистские координаты здешнего солнца. Или Ароян предпочёл не делиться выводами.

Русана тоже не стала говорить с навигатором об итогах инвентаризации. Он всегда казался странным, а сейчас — в особенности. Мог часами молчать, погрузившись в размышления, и вдруг начинал мурлыкать какие-то мелодии, философствовать, взахлёб рассказывать о психофильмах. Русана не понимала этого. Для чего придумывать жизнь, когда настоящая так многообразна? Неужели вымышленные друзья интереснее реальных? И вымышленная любовь? В конце концов она не выдержала, спросила, когда Ароян, мечтательно улыбаясь, рассказывал историю «Мира мотыльков»:

— Дад, а почему у тебя нет семьи?

Ароян запнулся, остановленный неожиданным вопросом. С минуту непонимающе смотрел на спутницу.

— Разве тебе не скучно жить одному? — вновь спросила Русана.

— Нет, мне не скучно. У меня много друзей. И подруг. — Почему-то ответ его прозвучал слишком резко.

— Они ведь не настоящее. Вымышленные.

— Почему это? Самые настоящие.

Русана отрицательно покачала головой.

— Твой персонаж общается с другими обитателями психомира. Но людей, скрывающихся за аватарами, ты даже не знаешь. Вы придумываете себе дружбу, любовь, но это только игра! — Она подмигнула: — Вы и сексом так занимаетесь? Не понимаю, как может нравиться мастурбация.

Лицо Арояна предательски покраснело. Сердито просипев: «Моя личная жизнь тебя не касается!» — он отвернулся.

Русана растерялась. Она не собиралась обижать навигатора. Не подозревала, что разговор на такую банальную тему для кого-то может оказаться болезненным. Попыталась извиниться, тронула за локоть:

— Дад, я не хотела…

— И не называй меня так! — рявкнул Ароян. — Моё имя — Давид! Запомнила?!

Зло сверкнул тёмно-карими глазами и отвернулся, уставился на прорезающий черноту космоса Млечный Путь.

* * *

Скафандр космозащиты — отличная штука. Всё в нём продумано до мелочей, учтена каждая физиологическая потребность. Скафандр кормит и поит, снабжает кислородом и удаляет продукты жизнедеятельности, следит за оптимальной температурой и влажностью, очищает кожу и делает массаж. Он сбалансирован так, чтобы находящийся внутри человек не ощущал его веса. Он не давит и не сковывает движение. В нем запросто можно жить.

Один день. Или два. Или три. Через две недели Давид не выдержал. Внутри скафандра происходило что-то явно не предусмотренное конструкторами. Поделиться опасениями было не с кем. С Орелик они не разговаривал двое суток, после её глупой шутки об интимных отношениях аватаров. Виталистам не понять, что глубина ощущений в психомире ничуть не уступает тем, что испытываешь во внешней реальности. Она может оказаться даже полнее, если удачно погрузился в свою роль. Не удивительно, что Давид вспылил из-за снисходительного тона и дурацкого подмигивания девушки. Но теперь стало ещё хуже — она демонстративно молчала. Обиделась?

Давид решился первым сделать шаг к примирению. Он ведь старше, опытнее. Мудрее. Наверное…

— Русь… Русана? — окликнул осторожно.

— Да? — девушка подняла глаза от экрана компьютера.

— Эээ… Разрешишь спросить?

Орелик кивнула.

— Конечно спрашивай.

Ароян облегчённо выдохнул, — кибернетик, оказывается, совсем не злопамятная. А он-то боялся, что она и разговаривать с ним не захочет. Однако вопрос, который собирался задать, всё же был достаточно деликатным, чтобы спросить прямо.

— Скажи, — начал он издалека, — защитный скафандр не вызывает никаких побочных эффектов? Есть максимальный срок пребывания в нём?

— В защите? — удивлённо переспросила девушка. — Нет, насколько я знаю. Все расходуемые ресурсы можно заправлять, не снимая скафандр. Почему ты спросил?

Давид смутился. Поинтересовался осторожно:

— И у тебя нет никаких неприятных ощущений?

Девушка нахмурилась, стараясь понять, к чему он клонит. Затем в её взгляде появилась догадка.

— Зуд в паху и под мышками? Началось дня три назад, правильно?

Ароян почувствовал, что щёки краснеют, но ничего не мог с этим поделать. Нехотя кивнул.

— Да, там сильнее всего.

Русана улыбнулась.

— Не волнуйся, это шерсть. — Заметив мелькнувший в глазах Давида испуг, поспешно объяснила: — Волосы начали пробиваться. У человека они ведь растут не только на голове. Просто мы об этом давно забыли. Привыкли, что кожа должна быть идеально гладкой, с детства моемся гелями, убирающими всё лишнее. А луковички под кожей никуда не делись. Сейчас проснулись, навёрстывают упущенное.

Ароян чертыхнулся, — невольно представил вольер с парочкой горилл. Должно быть, выглядел он при этом комично, потому что девушка, не удержавшись, прыснула.

— Не переживай. Несколько дней почешется и привыкнешь.

— Ты откуда знаешь?

— Пробовала.

Призналась и тут же прикусила губу, так явственно проступило на лице Давида брезгливость. Поспешно затараторила:

— Конечно, выглядит не эстетично. Но что мы можем поделать? Этого конструкторы скафандров не предусмотрели. К тому же шерсть не такая густая, как на голове, и растёт не везде. Хотя… — она с сомнением посмотрела на спутника, — у тебя и на щеках щетина пробивается.

Давид вскинул руку к лицу. Разумеется, пальцы наткнулись на щиток гермошлема.

— Это будет забавно, — Русана хихикнула. — Я бородатых мужчин только на старинных картинах видела. У тебя, наверное, борода вырастет чёрная и курчавая.

— Спасибо, утешила.

Давид тяжело вздохнул. Разговаривать больше не хотелось, — настроение безнадёжно испортилось. Лезущие из кожи волосы ничем не лучше любого другого заболевания. То, что спутница его оказалась в таком же положении, мало утешало. К тому же с лицом у девушки всё оставалось в порядке.

Но Орелик надоело сидеть молча:

— Зато Дад… Давид, мы установили абсолютный рекорд беспрерывного пребывания в скафандрах в реальных условиях.

— Угу.

— И рекорд длительности беспосадочного полёта в космошлюпке. Интересно, кто-то до нас пробовал использовать шлюпку для межпланетных полётов?

Ароян промолчал. Потому что все их «рекорды» останутся неизвестными для человечества. Точно вычислить координаты системы он не смог, но, в любом случае, это была не та звезда, в которую они целились. Обычное дело для квантовых уравнений гиперпространственных переходов — принцип неопределённости в действии. В конечном итоге всё зависит от интуиции навигатора. Ошибся — вывел корабль в совершенно другое место. Нужно рассчитывать обратный путь, возвращаться и пытаться снова. Хороший навигатор в среднем попадает с четвёртого-пятого раза. А плохих в косморазведке не держат.

Давид был хорошим навигатором, иначе не прослужил бы в этой должности пять лет. И что не угадал с первого раза — нормально. Хуже, что попали они в сектор Галактики, исследование которого пока и в планах не стояло. Во всяком случае, на Новой Европе. Давид не без основания подозревал, что в других государствах, ведущих активную экспансию, тоже.

* * *

Траектория второй планеты была рассчитана точно. Как иначе? В профессионализме навигатора Русана не сомневалась, в своём — тем более. Поэтому шлюпка легла на орбиту почти незаметно. Наплывающий бело-голубой шар медленно переместился с центрального экрана на нижний и застыл там, неторопливо вращаясь. День за днём.

— Да…Давид, а как мы назовём планету?

Вопрос родился сам собой. В косморазведке принято давать собственные имена лишь тем планетам, на которые планировалась высадка. Им это было ни к чему, ожидать корабль сподручнее на орбите. За пять дней они немного разобрались с географией висящего внизу мира, а зонд принёс информацию о климате и атмосфере. Во многом планета походила на Новую Европу и Землю. Только сутки здесь были длинные — сорок стандартных часов. Зато в году их насчитывалось значительно меньше, — двести сорок семь. Так что общая продолжительность оборота планеты вокруг светила была вполне сопоставима. Привычная азотно-кислородная атмосфера с соотношением четыре с половиной к одному, мировой океан, покрывающий процентов семьдесят поверхности, и жизнь на углеродной основе. Они нашли ещё одну «сестричку» Земли, и оставлять её безымянной казалось как-то неэтично.

Ароян не ответил сразу, напустил на себя задумчивый вид.

— Эээ… Бета.

— Почему Бета?

— Вторая по порядку.

— Нет, это примитивно, — уверенно возразила Русана. — Она слишком хороша для этого, настоящий живой мир. Я первый раз нашла живую планету, представляешь? Пусть она будет… Виталина!

Стрельнула глазами на спутника, ожидая возражений. Конечно, название тому не понравилось, но Русане оно казалось как раз подходящим. Утверждал имя для планеты всегда командир. Среди них командира не было.

Ароян молчал, сосредоточенно хмурясь. Должно быть, подыскивал своё название. И вдруг согласился:

— Если хочешь, пусть будет Виталина.

Уступка навигатора была так неожиданна, что Русана растерялась.

— Ой, Дад, спасибо! Извини, Давид. Я нечаянно оговорилась.

Ароян хмыкнул. Затем снисходительно предложил:

— Можешь называть меня Дад. Если тебе так нравится.

Русана помолчала, разглядывая его. Лукаво хихикнула:

— Тогда ты меня зови Руся.

* * *

Большой материк Виталины расположился на южном полюсе, его почти целиком покрывала корка льда. Выглядел он непривлекательно. Зато севернее экватора, где-то на широте субтропиков, тянулся, охватывая планету почти по кругу, огромный архипелаг, — сотня с лишним больших островов и тысячи, если не десятки тысяч, мелких. В среднем по планете климат был суровее, чем на Новой Европе, ближе к Земле доиндустриальной эпохи. Но на архипелаге условия представлялись достаточно комфортными. Океанические течения сглаживали сезонные колебания температуры, и времена года отличались в основном количеством выпадающих осадков. Сейчас там начиналась сухая, тёплая осень.

Лес, покрывающий острова густым ковром, сверкал изумрудной зеленью, не спешил готовиться к зиме. Или он вечнозелёный? Какая разница, главное, это настоящий лес. Накануне Русана решилась опустить зонд ниже обычного и затем несколько часов рассматривала снимки. Вероятно, они и послужили толчком для этого сна.

Они были вдвоём с Сержем на покрытой густой пушистой травой поляне. Трава мягко струилась между пальцами, ласкала бёдра и спину. Было оглушительно хорошо упасть в неё навзничь, утонуть, будто в нежной колыбели. Ещё приятнее — гладить шелковистую, упругую кожу мужчины, ощущая под ней сильные тренированные мускулы…

Проснувшись, Русана почувствовала, что щеки мокрые. Плакала во сне. Думала, уже всё в прошлом — ан нет. Боль засела глубоко и теперь уколола неожиданно.

Поляну из сна она узнала: последний их отпуск, путешествие на Аквитанию. Они нашли это место во время вылазки в глубь континента. Приморская равнина плавно переходила в невысокое плато. Холмы и долины, прорезанные хрустальной чистоты ручьями, светлые рощи вечнозелёных кирисов. И море цветов под ногами!

Только Сержа тогда рядом не было, он остался ждать на катамаране. Да если бы и был, не стал бы участвовать в празднике любви, который устроила на сказочной поляне их компания. Серж всегда считал секс чем-то интимным.

В реальности Русана была с Антоном, во сне — с Сержем. Какая разница, ни одного, ни другого нет в живых! Им больше не ступить на землю, не вдохнуть напоенный ароматами лесной воздух, не плеснуть в лицо прохладной воды из ручья. И ей скорее всего тоже не суждено снова испытать это…

Русана всё меньше верила в счастливое появление корабля-разведчика. Она с самого начала не строила иллюзий: надежды вернуться практически нет. Ей осталось несколько дней жизни, провести которые предстояло в тесной скорлупке, болтающейся на орбите.

Ну уж нет, она не собиралась ТАК умирать! Пусть не рощи Аквитании, но другой лес она увидит. Коснётся пальцами листьев неведомых деревьев, почувствует его аромат.

Русана осторожно скосила глаза на сосредоточенно сканирующего радиодиапазон навигатора. Как будто тот мог прочесть её крамольные мысли.

* * *

Давид вскрыл последнюю упаковку туб с пищевым концентратом. Виновато взглянул на спутницу:

— Руся, наверное, нам придётся экономить. Если расходовать одну тубу за два дня…

— Этого недостаточно! Мы и так съедаем две вместо четырёх по норме. А то, что ты предлагаешь — это медленная смерть от голода.

Давид вздохнул. Разумеется, он и сам понимал, что этого мало. Но другого выхода нет, продуктовый запас исчерпался. Через пять дней сравняется два месяца после катастрофы «Паннонии», и они до сих пор живы. Верил ли он с самого начала, что помощь придёт? Почему бы и нет? Маловероятно не означает невозможно, упрямый лягушонок должен барахтаться, пока есть силы. Но шансы их стремительно падали. Что делать дальше, Давид не знал, поэтому оттягивал минуту, когда придётся принимать решение.

— Хорошо, тебе тубу в день, а мне половину. У меня масса меньше…

— Дад, не мели ерунды! Экономия нам не поможет. — Она выразительно повела глазами на оранжевый индикатор, предупреждающий, что фильтр в регенеративной батарее пора менять: — Какая польза от пары сэкономленных туб, если мы не сможем пить воду? Разве что спуститься на планету. Там наверняка полно пресной воды. Заправим баллоны.

Давид невольно поёжился от такого предложения. Высадка на неисследованную планету, к тому же забитую неизвестной, несомненно, враждебной жизнью…

— Слишком опасно. Мы понятия не имеем о том, что подстерегает внизу. Никто не высаживается на биологически-активных планетах без тщательного изучения с орбиты. Многонедельного изучения! А у нас ни лабораторий, ни аппаратуры, ничего.

— Пить мочу лучше?

Давид напряженно уставился на жёлтый глазок, как будто пытался перекрасить его назад в зелёный цвет.

— Это пока не опасно. Может быть, уже завтра придёт корабль…

Орелик отвернулась, не желая продолжать спор.

Глава 4. Последнее желание

Тонкий писк возник где-то на границе сознания. Едва заметный, он тем не менее выдернул из дрёмы. Русана открыла глаза, тревожно посмотрела на пульт. Что-то случилось? Мирно светились индикаторы, на обзорных экранах всё оставалось на своих местах: Виталина, обе её луны, солнце, непривычный рисунок созвездий.

Девушка оглянулась. Ах, вот в чём дело! Оранжевый глазок на регенераторе сменился красным. Всё, фильтр отключился. Брезгливо морщась, она отсоединила шланг, тянущийся к поясу её скафандра. Взглянула на Арояна. Навигатор сладко спал в своём кресле. Должно быть, порхает бабочкой в дурацком психомире. Пусть спит!

Она заблокировала ручное управление шлюпкой, ввела в автопилот заранее приготовленную программу спуска. Затем — команду «Выполнить».

Кораблик легонько вздрогнул, гася скорость, позволяя притяжению планеты увлечь себя. Начал снижаться. Плавно, крадучись, постепенно сужая витки. Траекторию Русана постаралась рассчитать максимально комфортную, чтобы не разбудить навигатора. И место для посадки выбрала заранее.

Ароян проснулся, когда шлюпка вошла в тропосферу. Открыл глаза и застыл, стараясь разобраться в происходящем. Испуганно обернулся к спутнице.

— Что случилось?

— Дад, у нас вода закончилась.

Она ожидала, что навигатор среагирует мгновенно, — попытается остановить спуск, увести шлюпку назад на орбиту. Когда поймёт, что управление отключено, попробует изменить выполняемую программу, снять блокировку. Русана не сомневалась, что справится со щуплым малорослым Арояном. Но драться не хотелось. В такой день! Последний день их жизни.

Однако навигатор продолжал сидеть неподвижно, заворожено глядел на несущийся навстречу лазорево-синий океан. Лишь прошептал обречённо:

— Зачем?

Теперь уже Орелик растерялась — подобной реакции она не ожидала — и поспешила оправдываться:

— Дад, всё в порядке! Мы сможем заправить баллоны водой.

Ароян поёжился.

— Да уж, воды здесь предостаточно.

— Я говорю о питьевой!

Русана в сердцах шлёпнула ладонью по подлокотнику. И подтверждением её слов на горизонте замаячило пятнышко острова.

Краешек архипелага увеличивался на глазах, приближался. Зажелтела широкая полоса песка, обрамлённая зеленью. Лес уходил вдаль и вверх, к вершинам невысокого хребта. Что было за хребтом, они увидеть не смогли, шлюпка летела над самой водой, обгоняя медленные пологие волны. Навигатор смотрел уже не в иллюминатор, а на цифры, сменяющие друг друга на экране альтиметра. Пять, четыре, три, два. Под днищем мелькнула полоса прибоя. Ещё несколько секунд, и опоры мягко ткнулись в плотный, утрамбованный песок. Программа спуска отработала гладко, как на симуляторе, никаких тебе атмосферных катаклизмов.

Не дожидаясь, пока спутник придёт в себя, Русана открыла дверь, неуклюже вывалилась наружу, — массаж массажем, но за полтора месяца невесомости мускулы подзабыли свои обязанности. Она и не старалась устоять на ногах, с удовольствие плюхнулась на девственно чистый кварцевый песок, звучно скрипнувший под задницей. Совсем как у берегов Аквитании. Только этот пляж был невообразимо широким! Слева и справа он уходил до самого горизонта, лишь вдалеке темнела полоска обрыва с нависающими над ней кронами деревьев. Километра два, не меньше. Сверху пляж не казался таким огромным.

Русана обернулась. В каких-то двух сотнях шагов на песок с тихим шорохом накатывали невысокие волны и отступали, рвались клочьями пены. Она зажмурилась. Не сомневаясь больше, убрала гермошлем.

Воздух пах морем. Знакомый с детства запах соли, воды и чего-то неуловимого, не передаваемого словами. Запах колыбели всего живого, не похожий на мертвящую стерильность атмосферы корабля. Тем более — на усиливающийся привкус затхлости внутри скафандра.

Орелик поднялась на ноги, торопливо отключая застёжки на груди.

— Ты что делаешь?! — закричал навигатор.

С выпученными от ужаса глазами он выглядел комично. Русана улыбнулась.

— Как видишь, раздеваюсь. Снаружи воздух просто замечательный.

— Атмосфера биологически активна! Это смерть!

Орелик покончила с застёжками и, нетерпеливо дёргая плечами, начала освобождаться от скафандра. Спорить и переубеждать не было никакого желания. Сейчас хотелось одного — поскорее раздеться. Внезапно пришло ощущение до невозможности грязного, давно не мытого тела. Она понимала, что это иллюзия, проделки подсознания, скафандр поддерживал кожный покров в идеальной чистоте. Но теперь смысла заниматься самовнушением не было. Неприятное ощущение можно преодолеть по-другому. Смыть его!

— Руся, ты слышишь, что я говорю?! — Ароян так и сидел за штурвалом шлюпки, не решаясь даже голову наружу высунуть.

Скафандр наконец поддался, осел бесформенной серой грудой. Русана выдернула ноги из башмаков, шагнула на песок. Тёплые иголочки приятно вонзились в голые пятки.

— Конечно слышу. Дад, не кипятись. Ты же понимаешь, — корабля не будет. Во всяком случае, за ту крошку времени, что мы протянем на оставшихся запасах. Сдохнуть от голода и жажды в консервной банке на орбите, я не хочу. А ты можешь возвращаться.

На этой долготе начался вечер. Солнце висело градусах в десяти над синим горизонтом-океаном. Лучи его не жгли, а бережно ласкали кожу. Лёгкий бриз коснулся её лица. Не обращая внимания на мужчину, Русана стащила трико, размахнувшись, зашвырнула его подальше. Осторожно, прислушиваясь к ощущениям в просыпающихся мускулах, побежала к воде.

«Шлёп, шлёп» — зачавкал влажный песок под ногами. Орелик заметила движение, остановилась. Маленькая — не больше мизинца — полупрозрачная тварька, смахивающая на рачка-долгоноса, смешно ковыляла, торопилась догнать отступающую пену. Проворности ей явно не доставало. Сжалившись над своим обитателем, океан бросил следующую волну, подхватил малявку, огромным языком лизнул по лодыжкам двуногую незнакомку. Вновь отступил.

Русана стояла, нерешительно вглядываясь в его синеву. Тогда бриз, будто заигрывая, сорвал пригоршню пены и швырнул ей в грудь. Она ойкнула от неожиданности и, тут же захохотав, ринулась навстречу проказнику.

* * *

Давид следил, не в силах отвести взгляд, за удаляющейся фигурой девушки. Орелик свой выбор сделала, теперь его очередь. Да, можно захлопнуть дверь, включить двигатель и подняться на орбиту. Чтобы затем неделю, от силы две, барахтаться там в одиночестве. Нужно оценить положение трезво: остался ли у него шанс выкарабкаться? Если разведчик и появится, гравитационное натяжение выбросит его где-нибудь вблизи звезды. Пока обнаружат сигнал со шлюпки, пока разберутся, пока дошлёпают на планетарных… Да, вероятность спастись всё ещё остаётся. Микроскопическая. Навигатор ещё мог оказаться единственным выжившим из экипажа «Паннонии».

Он осторожно выбрался наружу. Постоял, держась за борт, привыкая к вернувшейся силе тяжести. Добирались до планеты они на одном «же», но на орбите пришлось висеть при нуле. И пусть на поверхности гравитация была чуть меньше единицы, после невесомости она чувствовалась. Лишь убедившись, что адаптировался, он побрёл к кромке воды.

Огненная шевелюра кибернетика прыгала над волнами в доброй сотне метров. Заметив навигатора, девушка вздёрнула вверх сжатую в кулак руку с оттопыренным большим пальцем. И вдруг, кувыркнувшись, так что на миг из воды приподнялась попка, исчезла. Давид замер, с тревогой вглядываясь в поблёскивающую в лучах солнца синеву. Сердце нехорошо затрепыхалось, губы пересохли.

Вынырнула девушка значительно ближе к берегу. Фыркнула, тряхнула головой, разбросав веер брызг. Стала на ноги, приглаживая мокрые слипшиеся волосы. Давид облегчённо выдохнул. Он не знал, что можно так запросто, без всякого снаряжения, плавать под водой.

— Дад, искупаться не хочешь? — крикнула Орелик.

Солнце готовилось опуститься за океан. Давид неожиданно поймал себя на мысли, что никогда не видел таких закатов. В родном Гданьске солнце садилось в скалистые фьорды, в Столице — за частокол небоскрёбов, на тренировочной базе — за синеющие вдали хребты Серединного Массива. Как странно: он успел побывать в десятках звёздных систем, а видел всего три уголка одной единственной планеты. И никогда, ни разу в жизни, не купался в настоящем океане. И не ходил по настоящему пляжу. В прилепившемся к северной оконечности Каледонии Гданьске тоже было море, но холодное, неуютное. Купаться в нём отваживались отъявленные оригиналы и то только летом. Остальные предпочитали довольствоваться аквапарком, родители Давида в том числе. А когда он сам стал взрослым, пошёл служить в Космофлот, ни разу и мысли не возникало, что необязательно весь отпуск просиживать в квартире. Достаточно сесть в вагончик монорельса, и через каких-то десять часов будешь стоять на берегу Золотого Залива, под палящим солнцем Гелиополиса… В психомирах и моря, и солнца было в избытке. И женщин. На любой вкус и для самой изощренной фантазии.

Ароян снова посмотрел на радостно плещущуюся Русану. Стоя по пояс в воде, та на женщину как раз не очень-то и походила. Скорее, красивый парень, высокий, в меру плечистый и мускулистый. В одном из фильмов Давид пробовал заняться сексом с мужчиной — ничего не получилось. Должно быть атавизм, аномально-узкая гендерная направленность.

Не дождавшись ответа, девушка легла на спину, поплыла вдоль берега, красиво выбрасывая руки. Ритмичные всплески и шорох прибоя — единственные звуки, заполнявшие этот мир. Давид оглянулся. Шлюпка грязно-серым пятном маячила на сверкающем чистотой пляже. Она выглядела такой неуместной и ненужной здесь.

Рука медленно поднялась. Давид ясно и чётко осознавал каждое своё движение и вместе с тем будто наблюдал за своим аватаром со стороны. Обычное состояние, когда создаёшь психофильм. Временами оно возникало и в реальности.

Пальцы коснулись выступа на воротнике, убирая гермошлем. Пробежались по застёжкам на груди. Невысокий черноволосый мужчина неторопливо стащил с себя скафандр. Ступил босыми ногами на влажный песок полосы прибоя. Нерешительно освободил плечи из плотно облегающего тело голубого трико. Немного помедлил и сбросил одежду полностью. Аккуратно положил на сухое место, рядом со скафандром. Шагнул к воде.

— Дад, молодец! Здорово! — радостно завизжала Русана, увидев осторожно заходящего в воду Арояна.

Её возглас и ударившая по лодыжкам волна привели в чувство, заставив половинки восприятия соединиться. Мгновенно смутившись, Давид прикрылся руками. Этот жест вызвал у девушки новый взрыв веселья.

— Эгей, на всей планете никого нет, кроме нас! Подглядывать некому, не бойся!

Тут же перевернувшись, она нырнула к нему навстречу. Ароян беззвучно засмеялся. В самом деле, чего уж теперь! И разбежавшись, бросился в медленно накатывающие волны.

Прогретая за день вода была тёплой. Как любой нормальный здоровый человек, плавать Давид умел. Конечно, не так красиво и ловко, как Орелик. Ну и пусть! От души фыркая, он быстро заработал руками. Где-то на периферии сознания промелькнула мысль о живности, скрывающейся под водной гладью. Давид тряхнул головой, отгоняя её подальше. Не думать ни о чём, просто плыть.

Остановился он, только когда почувствовал усталость в руках. Лазоревая бесконечность океана сливалась с небом, и на секунду стало страшно от ощущения своей мизерности и потерянности. Давид поспешно развернулся и увидел, что берег не так и далеко, а в метре позади торчит над водой весело улыбающаяся голова девушки.

— Ты неплохо плаваешь, — похвалила она.

— Ладно тебе, не преувеличивай.

Он улыбнулся. И потому, что услышать комплимент было приятно, и потому, что девушка рядом. Двое на необитаемой планете, это совсем не то, что один. Поняла ли Русана, чему он улыбается? Может, решила, что от удовольствия поплескаться в тёплой чистой воде? Тут же предложила:

— Давай нырнём, посмотрим, что там на дне?

Вода была прозрачна, почти как в бассейнах аквапарка. Давид видел светлое песчаное дно и какие-то тёмные предметы на нем. Но всё же отрицательно покачал головой:

— Нет, я нырять не умею.

Орелик, против ожидания, не рассмеялась, не скорчила притворно-удивлённую гримасу. Согласно кивнула.

— А я нырну.

Ароян смотрел, как бледная фигура быстро погружается на дно. Здесь было глубже, чем он думал, от осознания этого сделалось неуютно, сразу же появилась предательская слабость. А девушка не торопилась, что-то рассматривала на дне, перебирала руками. Он еле дождался, пока она вынырнет на поверхность.

Орелик тряхнула головой, сделала глубокий вдох. Протянула поднятый со дна предмет. Это была раковина моллюска. Тёмно-коричневая, шипастая, размером с кулак. А внутри — гладенькая, словно лакированная, поблёскивающая перламутром.

— Там полно таких. А рыб не видела. Дад, может, здесь пока нет рыб? Вообще нет хордовых?

— Ага.

Давид тоскливо посмотрел на берег. Тело, отвыкшее от физических нагрузок, начало уставать. Кажется, Орелик догадалась. Предложила:

— Поплыли назад.

Весь обратный путь она держалась рядом, хоть могла играючи обогнать. Только когда ноги достали до дна, рванула вперёд и, выскочив на берег, побежала к шлюпке.

Пока Давид выходил из воды и подбирал одежду, Русана успела вытащить из кабины оставшиеся тубы с рационом и плюхнулась на песок у брюха машины. Заявила:

— Теперь можно и позавтракать. Или поужинать, если придерживаться местного времени. Так, что у нас тут осталось?Бифштекс с картофельным пюре — тебе. Паштет печёночный — мой. Крабовый соус — это тебе, мужчинам полезно. Сгущённое молоко — мне. Мармелад яблочно-айвовый. — Она комично шмыгнула носом и с сожалением положила последнюю тубу на песок. — Тоже твой. Всё, приступим к трапезе.

Давид недоуменно разглядывал свою порцию.

— Несправедливо. Возьми мармелад или соус. Тебе нужно больше калорий, у тебя…

— Не спорь! Я же знаю, как ты последнюю неделю тайком на себе экономил. Так что это — твоя доля. Но я, так и быть, помогу её добить.

И показывая, что препирательства неуместны, сорвала шляпку-предохранитель с паштета, сунула тубу в рот, медленно выдавливая содержимое. Выглядело это… К Давиду тут же вернулось понимание, что он стоит в метре от женщины абсолютно голый. И следом — смущение. Он быстро поднял трико.

— Руся, наверное, нам стоит одеться перед тем, как ужинать?

Орелик удивлённо посмотрела на него.

— Зачем? Тебя чья нагота стесняет, моя или своя собственная?

Она столь откровенно уставилась на его пах, что Давид смутился ещё сильнее. И одновременно почувствовал усиливающееся напряжение внизу живота. Конечно, со стороны это тоже было заметно. Русана улыбнулась уголками губ, пожала плечами. Позволила милостиво:

— Если собственная — одевайся, а мне так приятнее. Осточертела эта тряпка.

Понимая, что выглядит идиотом, Ароян натянул трико. Ткань из биоинертного пластика привычно облегла кожу и успокоила. Щёки продолжали предательски гореть, но Давид решил не обращать на это внимания, сосредоточился на еде.

Расправившись с паштетом, Орелик взялась за вторую тубу. Сгущёнку она смаковала неторопливо, растягивала удовольствие. Давид исподтишка разглядывал её. Выглядела кибернетик забавно: огненный ёжик коротко стриженых волос, блаженная улыбка, зажмуренные глаза, вымазанные в белую массу губы.

— Тебя не Русаной нужно было назвать, а Огнёвой, — произнёс он, сам не зная, почему.

Девушка приоткрыла правый глаз, хитро посмотрела на него.

— Ещё один попался. Решил, что Русана — от русая? Фигушки! Это меня дед так назвал, глава нашей династии космофлотцев. У нас вся родня «летучая», ты не знал? Отец, мама, дядя, брат. А дед — глава. Командир Леонид Кучеренко, тридцать с гаком лет в косморазведке. Он и назвал меня в память о своём корабле. «Владимир Русанов», слышал о таком?

— «Русанов»? Исследование Дзёдо, экспедиция на Сентябрь? Конечно, слышал. Так ты внучка Кучеренко?

— Ага. Хорошо дед полетал. Первая экспедиция пилотом — бац, Дзёдо[1]. Первая экспедиция командиром — бац, Сентябрь[2]! Ко всему, дважды в экипаже Пристинской[3] сходить успел.

— Той самой, Снежной Королевы? Которая на Горгоне…

— Той самой. Внучке повезло меньше, как видишь.

Замолчала, сосредоточенно рассматривая кодировку на полупустой тубе. Несколько минут они сидели молча, дожёвывали ужин. Наконец Давид осторожно заметил:

— Мы тоже хорошую планету открыли. И тайн на ней может оказаться не меньше, чем на Дзёдо и Сентябре.

— Ага, открыли, — кивнула девушка. — Мы открыли, мы и закроем.

Она решительно выдавила в рот остаток сгущёнки, забросила опустевшую тубу в кабину.

— Хватит о грустном! Ты чего так медленно ешь? — Но едва Давид протянул соус, возмущённо покачала головой: — Э, нет! Это особенно полезное мужчинам блюдо.

— Почему именно мужчинам?

— Потому. — Орелик подхватила лежащий на песке мармелад: — Ешь скорее, а то передумаю, без сладкого оставлю.

Без сладкого Давид не остался. Наоборот, «поделиться» практически не получилось. Хоть и доказывал, что от айвового привкуса у него вяжет во рту, Русана вынудила опорожнить почти всю тубу, оставив себе «капельку напоследок».

Когда с ужином было покончено, девушка вдруг предложила:

— Давай сбегаем к лесу, пока не стемнело.

Медленное солнце Виталины ещё не коснулось синей глади океана, до наступления сумерек времени было навалом. К тому же зачем бегать, когда шлюпка — вот она? Но Орелик возражения отмела:

— Я по песку пробежаться хочу. Это же здорово, Дад!

В чём прелесть такой беготни, Ароян не понимал. Но времени спорить девушка ему не оставила. Грациозно, будто танцуя, заскользила к темнеющей вдалеке полосе. Бежала не торопясь, то и дело оглядывалась на спутника, заливаясь непонятным смехом. Казалось, догнать её будет не сложно, но стоило Давиду чуть припустить, ноги Орелик начали двигаться быстрее, так что дистанция вновь увеличивалось. Трижды спина её оказывалась почти на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз не хватало сноровки схватить. А когда он, смирившись и несколько запыхавшись, решил перейти на шаг, Русана остановилась сама, обернулась навстречу.

— Знаешь, чего ещё хочется напоследок?

— Чего?

Вместо ответа Орелик звонко захохотала и, внезапно схватив его за локти, повалилась спиной на песок, опрокидывая на себя. Это было так неожиданно, что Давид не устоял на ногах, плюхнулся сверху на девушку. Дёрнулся назад, испугавшись, что придавил, причинил боль. Но Русана не отпустила, крепко обхватила за плечи. Её лицо было рядом, в зелёных глазах горели огоньки.

— Я хочу секса. Не сопротивляйся, Дад. Один раз.

Он не сопротивлялся, позволил наклонить свою голову. Губы и язык Руси были сладкие от сгущёнки и мармелада, а кожа пахла морем и… Должно быть, это запах женского тела? Давид попытался вспомнить, когда последний раз целовался в реале. Давно, до Космофлота, до Академии. Те юношеские впечатления успели утонуть под слоями психожизней.

Крепкие ловкие пальцы Русаны стащили с него трико. Помощь не потребовалась, Давид и не понял, как у неё это получилось, только ощутил, что преграды между телами больше нет. И что его затвердевший член направляют, указывают путь в горячее и влажное.

Обхватив руками и ногами, Орелик перекатила партнёра на спину. На секунду Давид опешил от резкой смены позиции. Но женщина не дала времени опомниться, полностью перехватила инициативу. Она была достаточно сильна, а он — возбуждён. Даже если бы попытался воспротивиться, ничего бы из этого не вышло. Он подчинялся неистовому ритму женщины, её страсти.

В какой-то миг Давид провалился в состояние психожизни. Представилось, что вокруг не реальность чужой планеты, а декорации фильма. Что он попал в лапы тигрицы, жаждущей совокупления. Иллюзия подхлестнула возбуждение. Он уже не просто обнимал партнёршу — добавлял силы и резкости её движениям. Тигрице понравилось, рык стал громче. А Давид вдруг испугался, что не выдержит, взорвётся оргазмом раньше срока. Допустить такое нельзя ни в коем случае, женщина-тигрица должна быть умиротворена!

Регулировать эрекцию оказалось сложнее, чем в психофильмах. Давид стиснул зубы, стараясь отвлечься на что-то стороннее. Но тигрица двигалась всё резче и резче, терпеть становилось невыносимо… Рык перешёл в громкий стон. Всё ещё содрогаясь, Русана упала на его грудь, прижалась лицом к щеке. Это послужило сигналом: теперь — можно!

Несколько минут они лежали неподвижно, намертво вцепившись друг в друга, не в силах произнести ни слова, только часто хватали ртами воздух. И слушали, как колотятся два сердца в нескольких сантиметрах друг от друга.

Отдышавшись, девушка перекатилась на спину.

— Спасибо, Дад.

— Мне? За что? — Ароян искренне удивился. — Ты всё сделала сама.

Орелик помолчала. Затем повернулась на бок, подпёрла рукой голову, вопросительно уставилась на него.

— Так я не поняла, тебе понравилось? Лучше, чем в психофильме?

Давид помедлил. Искренний ответ мог обидеть, разгаданная ложь — тем более. То, что произошло между ними, оказалось чересчур яростным и агрессивным. Он не мог позволить себе расслабиться, сосредоточить внимание на сладостных ощущениях. В фильмах иначе, там он давал волю фантазиям. Любым, лишь бы они были приемлемы для партнёрши.

Молчание тоже послужило ответом. Орелик поняла, обиженно скривила губы.

— Ясно, я не в твоём вкусе. Слишком активная, да? Или тебе нравится заниматься любовью с мотыльками, рыбками и… кем там ещё?

Завершение фразы прозвучало совсем уж зло, почти как оплеуха. Незаслуженная, но Давид всё равно почувствовал себя виноватым. Наверное, на лице это отчётливо отразилось, так как Орелик неожиданно улыбнулась.

— Извини, Дад. Это я сгоряча ляпнула. Правда, набросилась, словно дикая. Но всё-таки, какие тебе девушки нравятся?

Ароян пожал плечами. Странный вопрос: разве можно вывести обобщённые критерии? Тут допустимо говорить лишь о конкретных людях. Он искоса скользнул взглядом по почти мужскому торсу кибернетика. Поколебался, — сказать, или нет? Но сама же разговор затеяла! Спросил для начала:

— Почему ты решила их убрать?

Русана удивлённо посмотрела на свою плоскую мускулистую грудь.

— Молочные железы? Это же атавизм. У меня нет ни времени, ни желания вскармливать ребёнка таким первобытным способом. А в повседневной жизни они только мешают. — Добавила понимающе: — Так тебе нравятся грудастые? Я читала, в начале тысячелетия большие груди считались эталоном красоты, чем больше, тем лучше. Даже протезы вставляли, чтобы увеличить. Надо же было так над собой издеваться! И ради чего? Чтобы кому-то было приятно лапать твоё тело?

Давид отрицательно покачал головой:

— Ради ощущения собственной привлекательности. Такова природа женщин: стремиться выглядеть красивой. А представление о красоте меняется из века в век. Триста лет назад в моде был объёмный бюст, в наше время — маленький или полное его отсутствие. Пройдёт ещё триста лет, опять всё измениться. Мне нравятся разные женщины, Руся. Мне не нравятся стандарты и эталоны.

Орелик засмеялась натянуто. Потом подвинулась ближе и положила голову ему на плечо.

— А мне наоборот, нравятся мужчины строго определенного типа, вполне стандартного и эталонного. Но выбор у нас здесь не богат. Будем довольствоваться тем, что есть. Правильно, Дад?

[1] О экспедиции на Дзёдо рассказано в романе «Далёкие острова».

[2] Планета Сентябрь описана в рассказе «Шорох палой листвы».

[3] Елена Пристинская — главная героиня трилогии «Звёздная сага».

Глава 5. Хорошее место, чтобы умереть

Мягкий, прогретый за долгий солнечный день песок? Или наполненный запахом моря воздух? Или тяжесть в получивших наконец-то нагрузку мускулах? Или сказался хронический стресс последних недель, закончившийся бурной разрядкой? Русана заснула, даже не успев понять, что засыпает. А проснулась, почувствовав, как кто-то лизнул пятку. Тихо ойкнула и вскочила.

Они проспали весь вечер, и сейчас пляж тонул в темноте. Две большие жёлтые луны смотрели сверху, словно глаза огромной чёрной кошки. А у ног растерянно приподнявшего голову Арояна плескалась вода.

«Черт, надо же, у самого берега заснули!» — подумала с досадой. Но тут же вспомнились шуточные гонки по пляжу, которые закончились так здорово. Они ведь всего-ничего не добежали до обрыва, от моря их отделяет километра полтора, как минимум. Откуда здесь вода?!

Вода была всюду, и слева, и справа, она как бы стремилась окружить чужаков, накатывалась неторопливыми волнами. И каждая следующая забиралась дальше предшественницы.

— Шлюпка! — Ароян опомнился, вскочил на ноги.

Двойное полнолуние обеспечивало достаточно яркую иллюминацию, чтобы рассмотреть картину внезапного наводнения в подробностях. Вода накрыла машину почти до самого верха, угадать, где она стоит, можно было лишь по небольшому водовороту вокруг купола.

— Кабина же открыта! — Давид отчаянно бросился в набегающие волны.

Всё ещё не понимая, что происходит, Русана поспешила следом. Бежать приходилось навстречу течению, чем ниже опускалось дно, тем труднее становилось двигаться. Ароян попытался плыть, отчаянно заработал руками, вздымая фонтаны брызг. Русана легко обогнала его, озабоченно следя за «пловцом»: выдохнется, силёнок не хватит доплыть.

Странное течение не прекращалось, сводя барахтанье Арояна почти к нулю. Да и Русана продвигалась вперёд слишком медленно, уже не разглядеть круги на месте, где стояла шлюпка. Да что же это творится? Ни ветра, ни шторма…

Она поняла. Океан, огромный полого уходящий под воду пляж, две большущие луны. Прилив! У Новой Европы нет спутников, поэтому Русана не видела никогда этот феномен воочию, только в старинных фильмах, ещё земных. Для Давида это и вовсе сухая теория из курса планетологии, выброшенная из головы за ненадобностью.

За приливом последует отлив. Сколько времени они пробултыхаются? Такими темпами плыть — в час не уложишься. Параметры орбит спутников Виталины горе-десантники не проверяли, не думали, что могут понадобиться. Если отлив застанет в воде, к берегу при такой скорости течения выгрести будет проблематично даже ей. Давиду и подавно.

Русана решительно развернулась.

— Дад, назад! Это прилив!

— Что?

— Прилив! — Русана торопилась, терять время на лекции было глупо. — Опасно! Может унести в открытый океан. Давай назад, к берегу.

— А шлюпка?

— Позже! Когда море уйдёт.

Назад можно было и не плыть, вода сама несла. Минута, и девушка поравнялась с отставшим спутником.

— Разворачивайся.

— Через сколько часов вода уйдёт?

— Не знаю.

— А если со шлюпкой что-то случится? Дверь ведь открыта!

— Ничего не случится!

Он продолжал упрямо барахтаться, не желая отступать. Русана чувствовала, как внутри закипает злость. Какого чёрта кобенится?! Прилив нёс её к берегу, теперь между ними вновь было несколько метров расстояния. Неожиданно Ароян опять ожесточённо заработал руками.

— Дад?!

— Нужно закрыть дверь!

Орелик скрипнула зубами от злости. Больше всего хотелось психануть, наговорить грубостей, сделать что-нибудь отчаянно глупое. Нет, этот номер прошёл бы в семье, ребята бы поняли, что неправы. А этот… Похоже, в их дуэте ей предстоит быть сильной половиной не только в сексе.

Она поплыла. Неторопливо, расчётливо расходуя силы.

— Дад, к берегу! Я сама сделаю.

Давид взглянул, лишь когда она его обогнала.

— К берегу! У тебя силы не хватит.

Только упрямо головой покачал. Ладно, пусть делает, как знает! Она больше не суетилась, понимала — быстрее не получится.

Луны расходились. Большая стремительно скатывалась к западному горизонту, меньшая, значительно медленнее — к восточному. И плыть становилось легче, прилив слабел.

Русана оглянулась. Ароян взмахивал руками медленно — устал. Сколько времени они в воде? Минут сорок? Час? Повернула голову и пожалела, что оглядывалась. Определить место, где стоит шлюпка, стало невозможно. Конечно, вода прозрачная, но ночью от этого пользы мало.

Она поплыла медленнее, давая возможность Давиду догнать.

— Дад, ты запомнил, где шлюпка?

Ароян, хрипло, отрывисто дыша, выдавил:

— Где-то здесь, под нами.

— А по-моему, ещё метров сто. Или сто пятьдесят.

— Да? Тогда поплыли.

— Дад, прилив заканчивается, чувствуешь? Скоро начнётся отлив. Если не сможем найти шлюпку, нас унесёт в океан. Нужно плыть к берегу, немедленно.

Ароян молчал, шумно хватал ртом воздух. Пристально разглядывал что-то в чёрной воде. Потом признался тоскливо:

— Руся, я не доплыву назад. Устал очень.

— Доплывёшь! Ты хорошо плаваешь. Ляг на спину, передохни.

— Я не умею! — взвизгнул он. Торопливо добавил: — Ты плыви, я постараюсь найти шлюпку.

Русана болезненно сморщилась. Да, как же, найдёшь! Признался ведь, что нырять не умеет. Вся эта затея бесполезна, следовало возвращаться сразу же, едва сообразила, что происходит. Не смогла развернуть этого идиота! Антон бы смог — у него врождённая способность командовать людьми. И Серж нашёл бы слова для убеждения. А ей что, остаётся ждать, пока этот упрямый осел набьёт себе очередную шишку? И затем компресс прикладывать?

Она решительно подплыла к Арояну.

— Дад, плывём вместе. Держись за плечо. Крепче, не бойся, я не устала.

«Не устала» — это было сильно сказано. Но проплыть полтора-два километра она сможет даже с «прицепом». Лишь бы отлив не начался!

Течение больше не помогало. Русана сдерживала желание полностью выложиться, чтобы быстрее достигнуть суши. Потому-что если не успеют, то не останется сил бороться со встречным потоком воды. Лунные дорожки упирались в тёмную полосу берега. Она приближалась медленно, слишком медленно. Орелик тревожно поглядывала вверх и мысленно просила всех богов Виталины, какими бы они ни были, повременить.

Обрыв, отделяющий пляж от леса, стал береговой полосой. Вода не доставала около метра до его верхней кромки. Скользкая глинистая стена, комками обваливающаяся под пальцами. Но это была суша, твердь, а значит, нет больше нужды беречь силы и думать о времени. Давид умудрился вскарабкаться самостоятельно, даже руку протянул. Руку Русана проигнорировала — не слабачка. Но взобравшись на обрыв, поняла, что силы закончились.

Земля была сплошь покрыта низкорослой мелколистой травой. На ощупь достаточно мягкая, без шипов и колючек. Мысленно попросив богов Виталины сделать её вдобавок не ядовитой для человеческой кожи, Орелик устало растянулась во весь рост в нескольких шагах от края.

* * *

Ночная схватка с приливом вымотала обоих. Давид думал дождаться, когда вода уйдёт, сидел над обрывом, нетерпеливо следил за медленным движением лун. Разумеется, он тоже вспомнил, что это за явление. Даже попытался рассчитать его цикличность, исходя из видимой скорости спутников. Но усталость оказалась сильнее. Сам не понял, когда плюхнулся на бок рядом с ровно посапывающей девушкой.

Но проснулся он всё же первым. Ночь закончилась, на востоке океан розовел, извещая о готовящемся взойти солнце. Начинался новый день. Между обрывом и водной гладью вновь простиралась полоса девственно-чистого, ещё влажного песка. Отказываясь верить глазам, Давид несколько минут крутил головой. Шлюпка исчезла.

Чувствуя, что мышцы становятся ватными, он принялся поспешно тормошить спутницу. Орелик проснулась сразу, села. Должно быть от волнения внятно объяснять не получилась, — чтобы сообразить, о чём речь, девушке понадобилось минуты две. А когда поняла, вскочила на ноги, шагнула к обрыву.

— Да, в самом деле… — прошептала изумлённо.

— Руся, где шлюпка?! Её же не могло водой унести, правда? Ты же сама говорила, что ничего не случиться!

Орелик растеряно теребила волосы на затылке. Виновато улыбнувшись, призналась:

— Я не думала, что такое возможно. Но, если разобраться… Большая масса воды вполне могла опрокинуть машину и уволочь в океан. Мы ведь не заякорили опоры.

Это был крах. Давид надеялся, что кибернетик найдёт какое-то объяснение, вместо очевидного. А она так легко согласилась! Колючий комок подкатил к горлу. Ароян опустился на землю, и, не удержавшись, всхлипнул.

— Я же говорил… А ты…

Обиднее всего было сознавать, что ночью они ничего уже сделать не могли. Вот если бы вечером не убежали, как идиоты, если бы не заснули после того бешеного совокупления… Зачем, зачем, он повёлся на поводу у этой женщины? Она живёт одним мигом, не умеет думать о последствиях! Хотелось сказать кибернетику какую-то гадость. Но только пользы от этого всё равно не было.

Орелик присела рядом, обняла Давида за плечи. В зелёных глазах плясали отчаянные чёртики.

— Дад, зачем тебе шлюпка?

Ароян удивлённо вскинул брови, но сказать ничего не успел. Вымазанные засохшей глиной пальцы девушки сжали его губы.

— Послушай, разве мы прилетели на эту планету в поисках спасения? Нет, Дад. Мы прилетели сюда умереть. Это не отлив унёс нашу надежду. У нас её никогда не было! Забудь о возвращении. Для Европы мы погибли, когда астероидный поток разрушил капсулу центрального мозга. Все, весь экипаж. Мы обречены умереть здесь.

Давид и сам понимал, что шансы выбраться иллюзорны. С самого начала понимал, но запретил себе думать об этом. Спрятал правду в дальний уголок сознания. Поэтому вчера происходящее воспринималось не реальностью, а кадрами психофильма. А сейчас построенная стена рухнула.

Он тоскливо посмотрел на спутницу.

— И что нам теперь делать?

— Дышать. Бегать, купаться в море. Заниматься любовью! И забыть о завтрашнем дне. Для обречённых нет завтра, лишь сегодня. Мы не знаем, сколько времени нам подарит этот мир. Поэтому каждый день будем считать последним. — Русана придвинулась ближе, шепнула, почти касаясь губами его щеки: — Как вчерашний. Мне он понравился.

Быстро чмокнув в уголок рта, вскочила, побежала, грациозно подпрыгивая к поднимающемуся в двух десятках метров от обрыва лесу.

Давид приподнялся следом.

— Руся, ты куда?

— Знакомиться с нашим новым домом. Мы теперь точно потерпевшие кораблекрушение. Робинзон и Пятница!

Давид невольно улыбнулся, вспомнив забавный психофильм с тем же названием.

— И кто из нас кто?

— Нужно подумать. Я не возражаю побыть Пятницей, если ты справишься с ролью Робинзона. И как подобает дикарю, займусь поиском пищи. Кушать хочется.

— Пища? — удивлённо переспросил Ароян и поспешил догнать девушку. — Откуда?

— Здесь полно органики. Может, что-то для нас сгодится.

— Как мы это определим без лаборатории?

— При помощи языка и желудка.

— Верный способ отравиться.

— Разумеется, это риск. Но выбора нет.

Она резко остановилась в двух шагах от тонкого, прямого, как шест, ствола дерева, заканчивающегося светло-зелёным зонтиком кроны. Обернулась, поджидая Давида. И когда он подошёл, спросила:

— Дад, если мне станет совсем плохо, ты сможешь меня убить?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что в первый миг Давид растерялся. Орелик права, вряд ли их ждёт быстрая и лёгкая смерть. Рано или поздно придётся оказать друг другу и такую страшную услугу. Облизнув пересохшие губы, он кивнул. Тут же сообразил, что под рукой нет ничего, способного стать оружием.

— Только я не знаю как?

Русана наморщила лоб, размышляя. Видимо, о техническом аспекте она не задумывалась. В конце концов нетерпеливо дёрнула плечом.

— Задушишь. Или чем-то тяжёлым по голове. Придумаешь по обстоятельствам.

Натренированное воображение тут же продемонстрировало картинку: сжимающая камень рука что есть силы молотит по рыжеволосому затылку. Арояна передёрнуло. Нет уж, лучше будем надеяться, что повезёт. Что «обстоятельства» для него возникнут раньше.

Он требовательно уточнил:

— А ты сделаешь это для меня?

Орелик кивнула.

— Да, Дад. Обещаю.

Глава 6. Пятница и Робинзон

Лес Виталины был похож на лес любой квазиземной планеты. Эволюция, проходившая в сходных условиях, даёт сходный результат, — фундаментальный закон экзобиологии. Деревья, подлесок, местами превращающийся в почти непроходимые заросли, трава под ногами. Всё похоже, даже форма некоторых листиков напоминала о земной и европеанской растительности. И в то же время — всё другое, незнакомое. «Зонтики», растущие вдоль опушки, вполне можно было называть пальмами, а исполина, раздвинувшего толстыми корявыми ветвями соседей — дубом. Но от этого они дубом и пальмами не становились. Русана понимала, что она полный дилетант в биологии, хоть и провела в первобытных лесах Аквитании немалую часть своих отпусков. Но там взаимоотношениями с местной флорой распоряжалась Эльфа, биохимик, работавшая технологом одной из пищефабрик. Она решала, что съедобно, что стоит попробовать ради спортивного интереса и остроты ощущений, а от чего следует держаться подальше. Здесь подсказать было некому. Бывший навигатор наверняка даже плоды, выращенные в теплицах Каледонии, видел исключительно в форме салатов и джемов. Приходилось надеяться на удачу и благосклонность богов Виталины, всё ещё милосердных к незваным пришельцам.

В лесу имелась странность, Арояном так и не замеченная, а Русаной замеченная, но осознанная, лишь когда синева океана окончательно скрылась за зелёной стеной. В лесу было тихо. Они не слышали голосов его обитателей ни ночью, ни сейчас. И продолжением странности было отсутствие летающей, ползающей, прыгающей мелюзги. Кажется, экосистема Виталины обошлась без аналога насекомых. Или на сушу успела выбраться пока лишь растительная жизнь? Орелик больше не удивлялась, что не встретила ни одного цветка, — в них не было функциональной необходимости. Возможно, этот мир знаком только с вегетативным размножением? И пора пробовать на вкус листики и корешки?

— Руся, — окликнул из-за спины Ароян. — Я думаю, нам нужно прежде всего найти источник питьевой воды.

— Дельная мысль, — согласилась Русана. — Этим мы тоже занимаемся по совместительству.

— Нерациональный способ. — Давид потёр расцарапанное плечо. — Вода должна стекать в океан. Быстрее найдём её, если пойдём вдоль опушки.

Русана прикусила язык. Вот тебе и горожанин! Как сама не додумалась до такой очевидной вещи? Хотя, она же не воду искать побежала, а пищу. Разогналась, будто это не дикий лес, а сады Гелиополиса.

Вздохнув, девушка оперлась спиной о светло-серый гладкий ствол дерева.

— Что ж, так и сделаем. В какую сторону пойдём, на восток или запад?

— Давай на…

Ароян неожиданно замер, уставившись куда-то поверх головы девушки. Русана подняла глаза и тут же какая-то труха посыпалась прямо в лицо. Чертыхнувшись, отскочила в сторону, стряхивая липкую грязь.

В трёх метрах от земли в развилке ветки притаилось существо, смахивающее на жирную большеголовую белку. Пепельно-серая шёрстка, пушистый хвост с белой отметиной на конце, круглые, слегка выпученные глаза, две пары лап. Нижними туземец цеплялся за ветвь, в верхних держал что-то очень похожее на плод. Не просто держал — деловито очищал зубками кожуру.

Существо было забавным и совершенно не страшным. Русана улыбнулась, миролюбиво позвала:

— Кис-кис-кис. Привет, ты кто?

Зверёк понял, что обнаружен, настороженно застыл. И вдруг, уронив недоеденный огрызок, сиганул с дерева. Он лишь казался толстеньким из-за кожаной перепонки между нижними и верхними конечностями. Теперь перепонка натянулась как маленький парашют, и существо спланировало, ловко орудуя хвостом, на соседнее дерево. Ещё прыжок — и только его и видели.

Русана проводила туземца взглядом, затем быстро нагнулась, подобрала огрызок. Плод формой напоминал маленький кукурузный початок. А консистенцией… На твёрдой кочерыжке — мягкая маслянистая масса ярко-жёлтого цвета, завёрнутая в плотный шершавый кулёчек. Итак, они сделали два открытия. Во-первых, лес обитаем, причём эволюция на Виталине продвинулась значительно дальше, чем показалось накануне. Во-вторых, здешняя флора плодоносит.

Русана с интересом понюхала огрызок. Вовсе не обязательно, чтобы лакомство лупоглазой летяги было съедобным для человека. Но начинать-то с чего-то нужно. Она покосилась на брезгливо морщившегося Арояна и, очистив недоеденный плод, осторожно куснула.

Сравнивать с чем-то знакомым было трудно. Немного сладковато, достаточно приятно. Уже смелее она обглодала кочерыжку до конца. Улыбнулась, кивнула спутнику.

— Приемлемо. Жаль, что мало. Нужно найти, на чём эта штука растёт.

— Интоксикация может проявиться не сразу, — неуверенно произнёс Ароян.

— Ага. Считаем, что эксперимент начался.

«Початки» обнаружились на тех самых пальмах-зонтиках, в изобилии росших вдоль опушки и по краям полян. Торчали буро-зелёными пальчиками в основании черешков. Летягам добраться до них труда не составляло, а вот для тех, кто не удосужился обзавестись хоть какими-то крыльями, предстояло карабкаться по лишённым ветвей пяти-семиметровым стволам. Бывший навигатор спасовал сразу же, но Русана отступать не хотела. Не зря же она в юности скалолазанием занималась! Конечно, тонкий шершавый ствол, качающийся со стороны в сторону, это не каменная стена. И сила в пальцах не та, столько лет без тренировок. Но техника-то осталась!

После получаса мучений, исцарапанная, но довольная, Орелик торжественно разложила перед спутником добычу. Если человеческий организм початки воспримет, смерть от голода им не грозила.

* * *

Есть неизвестно что было страшновато. Давид вполне мог потерпеть, дожидаясь, как отреагирует на пищу организм девушки. И что потом делать с этой информацией? Нет уж, он предпочитал, чтобы все возможные неприятности валились на них одновременно.

Вкус у початка был сносный, хотя вкус — не показатель. Всю дорогу, пока шли вдоль опушки в поисках ручья, Ароян прислушивался к своим ощущениям. В конце концов начало казаться, что в животе подозрительно булькает. Поделиться опасениями со спутницей он не решился, тем более что Русана чувствовала себя отменно.

Пресную воду они нашли километрах в пятнадцати к западу от места высадки. Океан врезался вглубь суши, образуя маленький залив, который, постепенно сужаясь, превращался в устье полноводного ручья, даже речушки шириной метров в пять. Обрыва между лесом и пляжем здесь не было, деревья сбегали прямо к вершине залива.

Русане место понравилось сразу. Она с удовольствием оглядела частокол зонтиков, прошлась вдоль ручья до толстенного ветвистого дерева с широкими светлыми листьями, посидела на росшем вокруг него мягком упругом мху. Предложила:

— Дад, давай поселимся здесь. Ты не против?

Разумеется, Давид согласился. И тут же получил задание строить шалаш, пока Орелик займётся добычей пропитания.

«Построить шалаш», — легко сказать и гораздо сложнее выполнить, когда ты занимаешься этим первый раз. В фильме о Робинзоне и Пятнице всё получалось как-то само собой, технические детали не требовали вмешательства актёров. В реальности превратить кучу жердей, наломанную ценой десятка царапин и ссадин, в устойчивую конструкцию не получалось. И когда Орелик вернулась, волоча кипу початков, строительством тоже пришлось заняться ей.

К концу дня шалаш был готов. Пусть не похожий на роскошное бунгало, сидевшее в воображении Давида, тесный и неказистый, но достаточно прочный. Хотя, прочность — понятие относительное. Они не знали пока, к каким природным катаклизмам предстоит готовиться.

* * *

Початки были восприняты организмом благосклонно. На третий день Русана решилась разнообразить меню. К этому времени окрестности стойбища она уже подробно изучила. Пять километров на запад и столько же на восток вдоль побережья, да парочку вглубь суши. Ландшафт везде был одинаковый. Широкий песчаный пляж, глинистый обрыв, лес, в котором Русана успела насчитать восемь видов деревьев и пять — крупных кустарников, трава, от меленькой, стелющейся узорчатой паутинкой по земле, до сочных мясистых стеблей, поднимающихся выше пояса. Что угодно в этом многообразии могло быть съедобным, что угодно — ядовитым.

Следующими в очереди на роль пищи были аппетитные на вид продолговатые утолщения-бусинки, нанизанные на стебли растущей по берегам ручья травы. Иссиня-черные и фиолетовые бусины на розоватых стеблях в обрамлении ярко-зелёной листвы — смотрелось это красиво. Достаточно броско, чтобы привлечь потенциальных едоков. Или отпугнуть?

Давид был уверен во втором варианте, Русана склонялась к первому. И потому, сломив стебелёк, особо густо облепленный плодами, приступила к эксперименту.

Чёрная бусина оказалась упругой на ощупь, гладкой, покрытой матовой пыльцой. Отломив и тщательно вытерев, она осторожно положила её в рот. Придавила зубами. Сок у плода был слегка кисловатый, с едва уловимым ментоловым холодком. Она подержала его во рту, готовая немедленно выплюнуть. Ничего страшного не происходило. Подмигнув напряженно следящему за выражением её лица Арояну, Русана уже смелей разжевала ягоду, вынула жёсткую жилку стебля, на котором та крепилась, остальное проглотила.

А минуту спустя поняла, что ягода чертовски вкусная. Не хуже самых изысканных лакомств родной планеты, не говоря уж о рационе «Паннонии». Сорвала ещё парочку, отправила в рот. Ещё, ещё…

— Руся, может, не стоит так много?

Она и забыла о том, что не одна! Удивлённо взглянула на Арояна и поспешно зажала в кулак оставшиеся бусинки. Это было слишком вкусно, чтобы делиться! Тут же устыдилась неожиданной жадности, положила ягодки назад. Но одну, не в силах удержаться, всё же сунула за щеку.

Попалась фиолетовая. Недозрелая? Глотку, пищевод обожгло холодом так резко и неожиданно, что слезы из глаз брызнули. Внутренности вмиг онемели, зазвенело в ушах. Вспыхнула последней искоркой мысль — яд…

Ароян, сообразивший, что происходит нечто нехорошее, вскочил, бросился на помощь. И раздвоился. Один Дад стоял рядом, тряс за плечи, что-то кричал. Второй смешно взмахнул радужными крылышками, взлетел и принялся кружить над головой. Этот второй был гораздо привлекательнее. Покрытый кучерявой чёрной шёрсткой, лохматенький, бородатенький, подчёркнуто «мужественный». Руся поняла, что должна немедленно превратиться в сачок и поймать его…

…В шалаше было сумрачно. Русана открыла глаза и несколько минут пролежала, не в состоянии вспомнить, что сейчас — утро или вечер. Арояна на подстилке рядом не было. Встряхнувшись, она выползла наружу. Давид спал под деревом, свернувшись клубочком, словно котёнок. Почему? Непонятно. Решив не будить, она побежала к заливу.

Всё-таки это было утро. Солнце поднималось из океана на юго-востоке, не успев оторвать край диска от водной глади. Прилив недавно закончился, оставив большие лужи. В одной барахталась рыба, самая настоящая, таких разводили на мелководьях у Берега Пионеров. Жирная, покрытая голубовато-серой чешуёй с тёмными полосами вдоль спины. Немного скользкая на ощупь.

Русана проворно выловила неожиданную добычу, побежала назад к шалашу.

— Дад, Дад! Смотри, что я поймала!

Рыба трепыхалась в руках, явно недовольная, что её выдернули из родной стихии. Пыталась вырваться.

— Ну куда же ты? По траве побежишь, дурочка?

Русана остановилась, с изумлением поняв, что Ароян не вскочил навстречу, а испуганно жмётся к стволу дерева.

— Доброе утро, — поприветствовала. — Смотри, какая чудная рыба. Совсем как земная.

Давид кисло улыбнулся.

— Доброе. Как ты себя чувствуешь?

Странный вопрос. Русана невольно прислушалась к ощущениям. Она бодра и здорова, каждый мускул пел от переполняющей его силы.

— Замечательно чувствую. Почему ты спросил?

Давид не ответил. Помедлил, рассматривая подругу, затем перевёл взгляд на рыбу.

— Что ты с ней собираешься делать? Съесть?

— Почему бы и нет?

— Сырой?

Русана прикусила язык. Одно дело — плоды, другое — животный белок. Давид прав, употреблять его в сыром виде не стоит, а проблему огня они пока не решили. Орелик знала лишь один первобытный способ его добычи, подразумевающий наличие кремня и трута. На роль трута вполне годился высушенный мох, но с кремнем дела обстояли хуже. Глинисто-песчаная почва вокруг лагеря россыпями камней не баловала.

Рыбу пришлось выпустить назад в залив. С минуту бывшая пленница очумело стояла на месте, затем дёрнула хвостом и торопливо скрылась в глубине. С сожалением проводив её взглядом, Русана вернулась к шалашу. Давид продолжал сидеть в той самой позе. Это выглядело подозрительно и тревожно, а когда он быстро отодвинулся, едва она присела рядом, Русана встревожилась не на шутку.

— Дад, что стряслось? Почему ты от меня шарахаешься?

— У тебя хватает совести спрашиваешь после вчерашнего?! — возмутился Ароян.

— Да что же вчера было такого необычного? — Русана тут же возмутилась в ответ.

Несколько минут они сердито таращились друг на друга. Наконец Ароян уточнил:

— Помнишь, что было после того, как ты попробовала ягоды?

Орелик недоуменно дёрнула плечом: хорошие ягоды, вкусные, можно разнообразить ими «початковую диету». Вот только последняя оказалась недозрелой. Русана честно пыталась вспомнить, что делала потом. Однако получались лишь обрывки каких-то фантастических образов, больше похожих на сон. Она огорчённо вздохнула, призналась:

— Видимо, недозрелые ягоды действуют как наркотик. Я вырубилась и спала, словно убитая.

— Вырубилась?! — округлил глаза Давид. — Так ты не помнишь, что делала?

— А что я делала?

Ароян насмешливо скривился, пояснил:

— Ты была несколько неадекватна. Нет, совершенно неадекватна!

— И как это проявлялось?

Давид помедлил. Буркнул, краснея:

— Ты была… ненасытная.

— В каком смысле…ааа… — Русана улыбнулась. — Я что, изнасиловала тебя? Прости, Дад.

Ароян хмыкнул. Помолчав, кивнул.

— Ладно, забыли.

* * *

Давид и до этого ощущал неловкость от собственной наготы. Понимал, что выглядит отвратительно. Всё тело, даже лицо, постепенно зарастало чёрной, вьющейся колечками шерстью. Вдобавок — ничем не прикрытые мужские «достоинства». Вылитый самец гориллы из фаун-парка.

Обиднее всего, что у Орелик проблема отсутствовала. Светлые редкие волосики, пробившиеся на ногах и руках девушки, были незаметны издалека и приятны на ощупь. А рыжий пучок в паху, прикрыв половые признаки, сделал её облик абстрактно-человеческим. Да, она могла позволить себе разгуливать нагишом.

Дольше мириться с такой несправедливостью Давид не собирался. Следовало соорудить какое-то подобие одежды взамен утопленному трико, чтобы хоть как-то удержать исчезающий человеческий облик. Единственное, что пришло в голову — юбка. Подходящий материал в изобилии рос на поляне неподалёку от лагеря: трава с прочными длинными листьями. Ароян бился над своей конструкцией часа два, Русана лишь поглядывала удивлённо. А когда поняла, что это будет, не удержавшись, прыснула. И пусть! Даже в этом дикарском наряде он выглядел не таксмешно.

Удивительно, как самовосприятие человека зависит от мнения окружающих. Вернее, от собственного понимания их мнения. Стоило одеться, и настроение Давида сразу же поднялось, утреннюю хандру и обиду как рукой сняло. Перемена была настолько разительной, что вечером, лёжа рядышком в шалаше, Русана шепнулана ухо: «Дад, ты себя как чувствуешь? Может, мы разок…» Нет, это уже слишком! Он не обижался на подругу, но желание секса пропало надолго. Стараясь, чтобы ответ прозвучал не резко, Давид прошептал: «Руся, только не сегодня. Хорошо?»

* * *

Лес был заселён значительно гуще, чем им показалось в первый день. Да, здесь не было насекомых, они не слышали пения птиц, но в кронах деревьев обитала уйма зверья. Крылья-перепонки позволяли им почти никогда не опускаться на землю, не встречаться с жителями подлеска. Те в свою очередь прятались в многочисленных норах, вырытых в мягкой почве. Увидеть их днём Давиду и Русане ни разу не удалось. Зато по ночам, лёжа в шалаше, они слушали деловитое посвистывание и трескотню вокруг. А на девятый день познакомились с существами покрупнее.

Мирную послеобеденную дрёму нарушило шуршание за стеной шалаша. Давид недовольно перевернулся на другой бок. Опять эти «ночные воришки»! Невидимые тварьки повадились таскать объедки початков, брошенные людьми. С одной стороны, это хорошо — живой утилизатор. С другой — не очень приятно, когда в нескольких метрах от тебя кто-то невидимый шуршит и причмокивает.

Внезапно стена шалаша дрогнула, будто её задели лапой. Чертыхнувшись, Давид подполз к выходу, отдёрнул в сторону сплетённую из травы занавесь…

На поляне паслось стадо больших, жутковатых на вид зверей. Короткие сильные лапы заканчивались внушительных размеров когтями, бочкообразное туловище покрыто шерстью, голова с удлинённым рылом, круглыми, навыкате глазами и четырьмя парами торчащих из пасти «бивней». Судя по всему, это была семья. Две взрослые особи, каждая не менее метра в холке и метра полтора длинной, и трое детёнышей поменьше, но тоже достаточно внушительных. Все вместе дружно перелопачивали бивнями землю у комля дерева, под которым стоял шалаш.

Услышав шевеление сзади, Давид резко обернулся, зажал ладонью губы готовящейся спросить девушки. Шепнул на ухо: «Тихо, там какие-то твари!» Несколько минут они так и лежали, глядя друг на друга. Затем Орелик отстранила его руку, подползла к выходу. Давид скрипнул зубами от негодования. Ох уж это любопытство! Он был почти уверен, что безрассудство девушки снова навлечёт на их головы какую-нибудь беду. И точно: один из «взрослых» оглянулся в тот самый миг, когда Русана отодвинула в сторону занавесь.

От зрелища приоткрытой пасти с тройным рядом зубов Давиду стало нехорошо. Не нужно быть знатоком зоологии, чтобы догадаться, что означают наливающиеся кровью глаза и рвущие траву когти. Тварь готовилась атаковать. И Орелик это сообразила. Крикнула, больше не таясь: «Дад, к заливу, бегом!» — и, не ожидая ответа, рванула наискосок через поляну в трёх метрах от рыла дёрнувшегося к ней зверя. Только пятки засверкали.

Реакция тварей на появление девушки была неожиданной. Жалобно заверещав, всё стадо бросилось врассыпную, ломая кусты. Давид, выскочивший следом за подругой, замер, открыв рот от изумления. Минуту спустя вернулась и Орелик, недоверчиво разглядывая место несостоявшейся битвы.

— Они нас испугались больше, чем мы их, — произнесла удивлённо.

— Да, это нам здорово повезло, — перевёл дух Ароян.

Но девушка его торжества не разделяла. Внимательно оглядела перепаханную землю, разодранную в клочья кору на дереве. Задумчиво почесала затылок.

— Дад, пять таких страшилищ с когтями, зубами и клыками отступили перед парой существ, уступающих во всём, — в силе, массе, вооружении. Испугались одного нашего вида. Что это может означать, понимаешь? На них охотится двуногий прямоходящий хищник. Очень опасный. Дад, эта планета не необитаемая.

Ароян отрицательно покачал головой.

— Руся, если бы на этой планете были люди, мы бы их обнаружили с орбиты. Не могли же они столько времени хранить радиомолчание! Да они сами бы нас засекли.

— Дад, я говорю не о людях.

Несколько минут они смотрели друг на друга. Давид догадывался, к чему она клонит. Но сам высказать такую крамольную мысль не решался. Эволюция в сходных условиях приводит к сходному результату…

— Ты хочешь сказать, что здесь обитают другие разумные существа? В нашем секторе Галактики, в нескольких сотнях парсеков от заселённых миров? В это самое время, а не сто тысяч лет назад? Что мы первыми обнаружили внеземной разум? За двести лет Разведки и Освоения никто не находил, а мы нашли?

Не сдержавшись, он улыбнулся. Орелик тут же отвернулась.

— Ничего я не хочу сказать. Но то, что на клыкастых охотится кто-то, очень похожий на нас, — факт.

Давид проследил за взглядом девушки. Смотрела Русана в глубь леса, вдоль ручья. Догадываясь, о чём она думает, предложил:

— Сходим на вершину горы?

Орелик кивнула.

— Почему бы и нет? Надоело сидеть на одном месте, пора продолжить знакомство с нашей планетой.

Глава 7. Двое на целый мир

В «экспедицию» они отправились на рассвете следующего дня. Здешний лес уже не казался непроходимо-густым, незнакомым и пугающим. В общем-то он мало отличался от рощ Западной Аквитании. Такая же светло-зелёная листва над головой, изобилие полян, мягкая трава под ногами. Да, звуков, цветов и ароматов здесь было меньше. Что ж, у каждого леса свои особенности.

Путешествовать вдоль ручья оказалось труднее, чем прогуливаться по берегу в окрестностях лагеря. Заросли подлеска попадались чаще, молодые деревца толпились гуще, росшая лужайками высокая трава-«плетёнка» цеплялась за ноги, мешала идти. Но эти препятствиями не были слишком сложными. Гораздо сильнее досаждали лужи-топи, подёрнутые зеленовато-жёлтой плёнкой. Они начали попадаться где-то в километре от устья ручья и чем дальше, тем настырнее перегораживали дорогу. На топях не росло ничего, поэтому преодолевать их в брод путники не решились, предпочли обходить. Это замедляло путешествие, но и позволяло увидеть больше нового.

Готовясь в дорогу, Русана сплела некое подобие сумки с лямкой через плечо. Котомка предназначалась для интересных находок и суточного запаса початков. Попутно Орелик складывала в неё сорванные чёрные ягодки-бусинки. Украдкой — потому что раздражать спутника не хотела. После того досадного недоразумения Ароян и слышать не желал о вкусных ягодах. Оттого что сам не пробовал. А ему не помешало бы.

Лес жил своей повседневной жизнью, не обращая внимания на путников. Чем дальше от моря, тем больше становилось зверья. То и дело над головой мелькали тени летяг всевозможных размеров и расцветок. Пару раз в кустах, мимо которых они шли, начиналось торопливое шебаршение. Зато зонтики встречались реже, и чем питаются обитатели леса, было непонятно.

Как ни странно, гнездо первым заметил Давид. Может потому, что неотрывно таращился под ноги, боясь пораниться о какой-нибудь сучок или шип? Поспешно тронул за плечо идущую впереди девушку:

— Руся, посмотри!

Гнездо притаилось в невысоком кустарнике, росшем вдоль ручья. Аккуратная корзинка из склеенных сухих стебельков, а в ней — два пепельно-серых продолговатых яйца, одинаково остроносых с обоих концов. Яйца были крупные, сантиметров двадцать длинной. Больше, чем у панцерников. Русане таких огромных никогда прежде не доводилось видеть. Она опасливо подошла к кусту, разглядывая находку.

— Это яйца, правильно? — срывающимся шёпотом уточнил Ароян. — Откуда они здесь? Мы же ни птиц, ни пресмыкающихся не видели.

— Если не видели, то это не значит, что их нет, — возразила Русана.

Но она тоже была заинтригована. Какие же «птенцы» вылупятся из таких яиц?! Кроме вчерашних «гостей» они не видели здесь крупных существ. И почему гнездо лежит на земле, а не спрятано на дереве или в норе?

Трогать кладку руками не хотелось, мало ли какой нюх у хозяев! Орелик нашла обломанную ветку, аккуратно тронула одно из яиц. Оно тут же вздрогнуло, заворочалось. «Птенец» готовился выбраться на волю.

— Руся, пошли отсюда, — зябко ёжась, то и дело поглядывая на лес, попросил Давид.

Она готова была согласиться, отступить от гнезда… Не успела.

Опасность следовало поджидать не со стороны леса! Фонтан брызг, истошный вопль — серая тень свечой вылетела из воды позади Арояна и метнулась ему на загривок. Русана сама не поняла, как успела среагировать. Пока бывший навигатор разворачивался, она что есть силы толкнула его локтем в грудь, вскинула зажатую в руках палку. Изменить траекторию прыжка тварь не сумела. Всей массой ударила по предплечьям, вырывая оружие, сбила с ног, опрокинула на траву. Плечо обожгло огнём — когти одной из лап дотянулись-таки.

Хорошо, что падать было мягко. Орелик оттолкнула тушу зверя в сторону, вскочила на ноги, готовая вновь защищаться. И облегчённо перевела дыхание — защищаться не требовалось. Первый же удар оказался сверхудачным: острый слом пропорол тварь насквозь, выйдя между лопаток. Она ещё извивалась, злобно урчала, но ярко-алая кровь тугой струёй била из обоих отверстий, собиралась в лужицу.

— Ничего себе, — пробормотал Давид, выбираясь из кустарника.

Существо, действительно, вид имело устрашающий. Размером с хорошую собаку, покрытое плотно прилегающей к телу шерстью, когти на коротких сильных лапах, плоский хвост-весло, вытянутая морда с маленькими ушами и внушительных размеров пастью.

— Руся, он же тебе всё плечо разорвал, — охнул Ароян.

Орелик покосилась на перемазанную кровью руку. «Разорвал», — это, конечно, сильно сказано, залепить лейкоцитовым пластырем — через два дня только шрам останется. Да где ж его взять, пластырь? Даже прижечь рану нечем. Остаётся надеяться, что никакой инфекции под когтями этого зверя не было.

Пока делали повязку из травы, пока Давид неуклюже пытался приладить её, существо окончательно затихло. Теперь можно было его рассмотреть внимательнее. А рассмотрев, Русана усомнилась в плотоядности нападавшего, — клыков у него не было.

Арояна предложенный аргумент не убедил:

— С какой стати тогда он на нас набросился?

Орелик осторожно перевернула тушу на спину.

— Не он, а она. Защищала своё гнездо.

— Что? — Давид недоверчиво оглянулся на кусты, в которых была спрятана кладка. Затем опасливо склонился над трупом животного. — Ты хочешь сказать, этот зверь… откладывает яйца?

— Да, смотри, — Русана показала на воронкообразно сужающийся низ живота. — Это яйцеклад.

— Угу. А вон то, что такое, если не соски?

— Одно другому не мешает, яйцекладущие млекопитающие. — Русана вспомнила виденные много раз в лесу крошки скорлупы. Раньше не могла понять, что это такое, а сейчас всё стало на свои места — это не исключение здесь, это норма. Эволюция на Виталине обошлась без пресмыкающихся и птиц.

* * *

Столкновение с «собаковыдрой» задержало их часа на два. Нужно было прийти в себя, дать подсохнуть ране на плече девушки. Но предложение вернуться к заливу Русана отвергла категорически. Больше трети пути одолели и возвращаться!

Местность шла вверх настолько полого, что подъём почти не замечался. Но лес вокруг изменялся. Сначала исчезли зонтики, потом и толстостволые «баобабы», «дубы», темнолистые «клёны». Вместе с ними пропали и обитатели крон летяги. Лес превратился в хаотичную поросль невысоких деревьев с кривыми узловатыми ветвями и узкими белёсыми листочками, чередующимися с очень неприятного вида шипами. И травяной ковёр под ногами стал жиже, отступая перед россыпью буроватого щебня. А дальше и раскрошившиеся зубы скального основания острова начали высовываться на поверхность.

Когда солнце, миновав зенит, покатилось к западу, путешественники взобрались на гребень горы. Наверху деревья не росли вовсе, только цепкая трава с прочными, словно стальная проволока, стеблями, вьющаяся между камней. Отсюда можно было посмотреть на лес сверху. Он раскинулся широкой, в добрых два десятка километров полосой. На западе полоса постепенно утончалась, закруглялась, и в конце концов обрывалась где-то в синей дымке. На востоке тянулась до горизонта.

Это было позади. А впереди… Они подошли к самому гребню и невольно отпрянули назад. Прямо под ногами гора обрывалась, падала вниз несколькими почти отвесными уступами. Там, на двухсотметровой глубине, билось море о подножие скалы. Они высадились на южной границе архипелага, а теперь увидели пролив, за которым лежал один из больших островов. Земля тянулась голубоватой полосой вдоль северного горизонта. Слишком далеко, чтобы что-то разглядеть. Тем более, доплыть.

Давиду показалось, что Орелик огорчённо вздохнула. Покосился на спутницу, сосредоточенно вглядывающуюся в даль, — надеется увидеть «двуногих охотников»? Он не очень-то верил в их существование и, в любом случае, не имел желания с ними знакомиться. Постепенно Ароян начинал привыкать к робинзонаде. Пусть возвращение стало невозможным, и они навсегда затерялись в девственных лесах этой планеты. Но они живы, это уже немало. Зачем вновь рисковать?

О земле за проливом они говорить не стали. Вместо этого взялись перебирать наваленные вокруг в изобилии камни, выискивая «кремень». Как выглядит эта штука, ни Давид, ни Русана понятия не имели. Экспериментировали, грохоча друг о друга булыжниками разного цвета и фактуры. И когда из-под очередного кандидата брызнул сноп искр, Орелик пустилась в пляс, да и Давид, не удержавшись, радостно засмеялся. Хорошо, что Русана придумала свою котомочку. За полчаса они набили её почти доверху.

Но найти кремень — меньшая часть работы. Как заставить эти искры хоть что-то поджечь? Солнце до половины опустилось в океан, пальцы уже не хотели сжиматься и разжиматься, лёгкие болели от сумасшедшего дутья, когда из горки сухого мха потянулась сизоватая струйка дыма, и выскочивший следом малюсенький алый язычок робко лизнул щепки. Глядя, как постепенно он набирает силу и жар, Русана вдруг всхлипнула. Тут же виновато улыбнулась, растирая слезу на грязной щеке. Давид сначала удивился: с чего бы? А затем и сам понял: они добыли огонь. Сделали первый шаг на пути возвращения к цивилизации.

Костер они развели гораздо ниже гребня, там росли мелкие колючие деревья, и можно было насобирать дров. Длинный, насыщенный путешествием и приключениями день Виталины заканчивался. Стоило огню разгореться в полную силу, очертить круг красноватого света, как темнота за его пределами сгустилась. Так уютно было сидеть в этом круге, вдыхать жар и аромат огня, что они не захотели даже идти умываться к журчащему неподалёку роднику — истоку их ручья. Измотанные, разомлевшие, кое-как сжевали оставшиеся початки, улеглись, не обращая внимания на жёсткое ложе. Заснули.

Проснулся Давид от неумолимого позыва мочевого пузыря. Несколько минут лежал и раздосадовано думал, что нужно шлёпать куда-нибудь в темноту, напарываясь на невидимые камни и колючки. Но делать нечего, до утра не вытерпишь. Нехотя открыл глаза, приподнялся. Костер прогорел, только зола тлела розоватыми пятнышками. Русана мирно посапывала, перевернувшись на бок и прикрыв раненое плечо и грудь какой-то тряпкой.

Сонная одурь вылетела из головы. Давид удивлённо вгляделся в темноту. Чёрное лоскутное одеяльце подрагивало, шевелилось, хоть здесь, высоко над морем, ночной бриз не ощущался. Он таращился несколько минут, не в силах сообразить, что видит. Лишь когда из темноты скользнул ещё один лоскут, опустился на бедро девушки, затрепетал, — понял. «Одеяло» действительно было живым. Оно состояло из целой стаи мелких, меньше ладони, существ, напоминающих чёрные кожаные лоскуты. Но у лоскутов этих имелись лапки и головы, заканчивающиеся короткими гибкими хоботками.

Зверьки проворно скакали, планируя на своих крылышках-перепонках. Они были удивительно смелыми — сыпанули в стороны, лишь когда Ароян начал срывать их с тела. И ужаснулся: кожу на руке, груди, спине, шее Русаны усеивали круглые кровоподтёки. Ночные существа оказались кровососами.

— Руся! Руся!

Давид приподнял голову девушки на колени, попытался тормошить. Никакой реакции. Испугано ощупал запястье. Пульс был, но очень слабый. Как и дыхание. Твари, привлечённые запахом крови, успели попировать вволю. Ночи им вполне хватило бы, чтобы высосать человека досуха.

— Руся, Руся!

Ароян испуганно оглядывался в навалившуюся со всех сторон темноту. Он буквально кожей спины ощущал порхавших вокруг кровососов. Бережно положил девушку, бросился к костру, — подбрасывать ветки, раздувать пламя. Пока возился, парочка самых наглых успела подобраться, снова присосались к Русане.

— Пошли отсюда, сволочи!

Давид перетащил собранный с вечера хворост ближе к неподвижной Русане, чтобы подбрасывать, не вставая с места. Сел, повернувшись спиной к огню. Не мог заставить себя подставить темноте спину.

Ночь тянулась долго, а пища для костра заканчивались слишком быстро, как ни экономь. И Русана по-прежнему не могла проснуться. Давид понимал, что нужно отправляться на поиски чего-то горючего, чтобы не очутиться вновь в темноте. Но как бросить остающуюся без сознания девушку?!

Костер затухал, опадал. «Руся, Руся!» — Давид, теребил и теребил вялую, безвольную руку. Ему начинало казаться, что тело, лежащее у него на коленях, становится холоднее. «Руся, очнись, пожалуйста. Ты не можешь так просто взять и умереть. Из-за какой-то мелкой мерзости! Ты не имеешь права оставлять меня здесь одного. Слышишь? Не хочешь отвечать — не отвечай. Только не умирай!»

Последний язычок пламени блеснул, погас. Тут же из темноты вынырнул чёрный лоскут, спланировал на голень девушки. Зло шугнув кровопийцу, Давид сдёрнул юбку, швырнул в костёр. Секунда — и высохшие стебли вспыхнули. Свет заставил отступить темноту и её обитателей. Ещё есть сумка! Ароян дотянулся до котомки, вывернул её содержимое. Посыпались с сухим стуком камни, покатились ягодки-бусинки. Те самые, что вызвали у Орелик временное помешательство. Но зато сколько силы было в её мускулах, когда она набросилась на него, сколько выносливости! А на следующее утро Русана чувствовала себя отлично.

Решившись, Давид поднял из травы ягоду, сдавил, вымазывая пальцы в сочную тёмную мякоть. Осторожно протолкнув в приоткрытые губы девушки. Подождал немного, положил следующую. Горло Русаны вздрогнуло, делая конвульсивный глоток.

Он рискнул скормить ей десяток, тщательно выковыривая твёрдые стерженьки и размазывая мякоть. Потом напряженно ждал, что из этого получится.

Юбка сгорела быстро, и тьма опять плотоядно зашевелилась. Однако ягоды не подвели, подействовали. Давид не мог с уверенностью сказать, появился на щеках Руси румянец, или это блики тлеющей рядом золы. Но пульс стал чётче, и грудь поднималась при каждом вдохе вполне ощутимо. Когда девушка открыла глаза, он не заметил — отгонял назойливого кровопийцу.

— Дад? Что-то случилось? — Русана удивлённо смотрела снизу вверх.

— Ты очнулась! Наконец-то! Теперь всё будет хорошо. — Губы сами собой растянулись до ушей. Давид поспешно согнал с лица улыбку, спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — призналась Орелик. — Какая-то слабость. Что это со мной?

— Здесь живут ночные кровососы, мелкая мерзость! Должно быть, почуяли запах крови и набросились на тебя.

Они снова вдвоём! Это было так здорово, что Давид, поддавшись порыву, наклонился и поцеловал её. Губы девушки хранили кисловато-ментоловый вкус ягод. Он тут же смутился. Из-за чего? Он уже знал её тело, совершал таинство совокупления с этой женщиной. И вдруг засмущался от обычного поцелуя.

— Пить хочется, — Орелик попыталась сесть.

Далось ей это нелегко, потеря крови продолжала сказываться. А до ручья топать метров тридцать. Давид быстро вскочил, предложил с готовностью:

— Сиди, я сейчас принесу! Главное, упырей не подпускай.

— В чём же ты принесёшь?

В самом деле, у них же нет никакой посуды, ничего, способного удержать в себе влагу. Ароян задумался ненадолго.

— А я в ладонях!

— Расплещешь!

Он не слушал её возражений. Довольный, что в голову пришла такая своевременная идея, поспешил к роднику. Подставил руки под стекающие из расщелины струйки. Убывающая малая луна светила из-за плеча дружеским фонариком, большая, более проворная и нетерпеливая, успела спрятаться за кроны.

Затем он бежал назад, стараясь не проронить ни капли. Не обращал внимания на впивающиеся в ступни камни. И донёс! Смотрел, как Руся уткнулась лицом в ладони, чувствовал прикосновение её губ и щёк. Она пила, смешно причмокивая. А когда руки остались лишь влажными, подняла голову и попросила: «Ещё». И он вновь бежал к ручью и нёс воду. И ещё раз. И ещё. Давид готов был хоть до рассвета поить её. Своего друга. Единственного человека в этом мире.

* * *

К концу следующего дня они вернулись домой. Неказистый шалашик, приткнувшийся к толстому стволу, был теперь их домом. Более милым и желанным, чем когда-то — в прошлой, закончившейся жизни — квартира в городской многоэтажке и ранчо-коммуна на берегу тёплого залива. Едва выстеленная листьями крыша замаячила среди деревьев, они, не сговариваясь, побежали. Ввалившись в его тесноту, упали на подстилку из пахнущей лесом и их телами травы. Несколько минут лежали, замерев, а потом, опять-таки не сговариваясь, прильнули друг к другу, стремясь каждой клеточкой ощутить тепло человеческого тела.

Солнце ушло в океан, и ночь подступила к стенам шалаша, а они всё любили друг друга, не в силах остановиться. Да, не совокуплялись, удовлетворяя физиологическую потребность, выплёскивая накопившееся напряжение, — Любили. Не имело значения, что Давид странный, не укладывающийся в эталон мужчины, и Орелик не хотела думать, какие фантазии он реализовывал в своих психофильмах. Не имело значение, что Русана — всего лишь стандартная самка, как девять из десяти её соплеменниц, и Ароян представить не мог, чем она занимала свой мозг, посвящая всё свободное время потребностям тела. Людей было только двое на весь этот мир. Выбирать не из кого, нужно учиться любить.

* * *

На следующий день они снова разводили костёр. Помучиться пришлось дольше, чем в первый раз. Но, добыв огонь, они уже не позволяли ему умереть, хранили в тлеющих углях. У людей появился очаг.

Из обломка камня Русана соорудила подобие ножа, тяжёлого и неудобного, но достаточно острого. У людей появился инструмент.

Спустя несколько дней прилив опять подарил им рыбу. Не такую большую и жирную как первая. Но выпотрошенная и запечённая в золе, рыба оказалась вполне съедобной, хоть вкус был странный, послевкусие — и того более. Но они решили, что смогут привыкнуть. И чтобы не ждать, когда прилив расщедрится, сплели сеть-бредень.

А позже Давид придумал наковырять глины из обрыва, слепить и обжечь посуду. Это была его идея, и он воплотил её собственными руками, ревниво не подпуская девушку помогать. Русана не настаивала. В первые дни на острове их жизнь слишком часто зависела от неё, оставляя мужчине роль иждивенца. Но с каждым отвоёванным кусочком «цивилизации» распределение обязанностей выравнивалось. Ароян поддерживал огонь, готовил пищу, пытался мастерить утварь. Орелик ловила рыбу и собирала плоды. Кажется, такое распределение ролей не соответствовало принятому в первобытной общине? Зато соответствовало физическим данным и темпераменту обоих.

День шёл за днём. Теперь всё перевернулось: у людей появилось «завтра», но исчезло «вчера». Смерть отступила, вернув желание жить, наслаждаясь каждой минутой. Ради этого они запретили себе думать о возвращении. Этот мир принял их, позволил стать своей частью. А они приняли его, стараясь быстрее приспособиться. Труднее всего оказалось привыкнуть к тягучим виталинским суткам. Первые дни биоритм ни в какую не хотел мириться с очень уж медленным чередованием дня и ночи. Они засыпали, не в силах дождаться сумерек, и не могли уснуть, валяясь часам в шалаше и дожидаясь рассвета. Но постепенно организм смирился с новым распорядком.

Русана всё сильнее ощущала себя хозяйкой если не острова, то части его. Крупных животных, кроме собаковыдр и свиносурков, здесь не водилось, а эти предпочитали благоразумно уступать дорогу. Возможно, чувствовали, что двуногое бесшерстое существо — хищник, начинающий посматривать на них, как на добычу. Не из-за мяса, — пищи хватало и без таких рискованных экспериментов, — из-за шкур. Зима, хоть медленно и незаметно, но приближалась. Небо оставалось безоблачным, но с каждым днём его голубизна обесцвечивалась. Солнечные лучи застревали в этой белёсой пелене, и воздух прогревался слабее. Каждый рассвет оказывался чуть прохладнее предыдущего, и Орелик начала понимать, что зимой щеголять голышом не получится. Тёплый кожаный плащ будет очень кстати. Но кремневый нож для охоты не годился, нужны лук и стрелы. Она думала о них несколько дней, старательно выискивая в памяти всё, что могло пригодиться.

Изготовление оружия — работа исключительно мужская. «Мужчиной» в их племени оказалась Русана, оттого поначалу Арояна от участия в этом действе решительно отстранили, — маленькая месть за глиняную посуду. Но плести тетиву, кропотливо скручивая тонкие прочные стебельки травы-камнеломки, — занятие не для слабонервных. Когда через два дня Давид тихонько взялся за неоконченное «рукоделие», Орелик возражать не стала.

Лук получился, честно говоря, хлипкий. Но всё равно это было оружие! С ним Русана чувствовала себя готовой занять вершину местной пищевой пирамиды. И достойно противостоять таинственным двуногим охотникам.

Но случилось всё не так, как она себе представляла.

Глава 8. Первый контакт

В прошлой жизни заняться стрельбой из лука Орелик не довелось, а это оказалась отличная игрушка, не хуже, чем скалы и дайвинг. Только надо руку набить, пристреляться, — лук требовал несколько иных навыков прицеливания, чем бластер. Русана поняла это после первой стрелы, уткнувшейся в траву на полпути до дерева-мишени. И начала азартно тренироваться.

В первый день результаты были неважные. На второй — лучше, на третий — ещё лучше. Мысленно она рисовала себе картину: возвращается вечером и выкладывает перед изумлено-восхищённым Дадом первую подстреленную летягу.

Она так ясно представила выражение его лица, что почти пропустила мимо ушей испуганно-удивлённый возглас: «Руся!» Затем опомнилась, прислушалась. Больше не звали. Значит, не очень-то и нужна была. Русана послала ещё несколько стрел в мишень. Подумаешь, она и сама могла крикнуть: «Дад!» — встретив что-то новое и неожиданное. И тут же забыть, а потом удивлённо таращиться на прибежавшего по первому зову Давида.

Она могла. Но Ароян не станет звать без причины, три раза подумает, прежде чем крикнет. Русана прислушалась снова, начиная беспокоиться. Позвала в ответ — Ароян не откликнулся. Совсем нехорошо. Она быстро собрала стрелы и побежала к лагерю. И мысли не возникло, что нужно прятаться, подбираться крадучись. Это были её владения, её вотчина!

Давид лежал на земле, скрученный по рукам и ногам, с какой-то тряпкой, закрывающей низ лица. Не мог и пикнуть, только таращился на снующих вокруг четверых захватчиков. Больше всего существа походили на полутораметровых, заросших густым коричневым мехом обезьян. Но всё же это были не обезьяны, не животные. Потому что в лапах-руках они сжимали не палки, а короткие копья с металлическими наконечниками.

Один из пришельцев повернулся, заметил приближающуюся девушку. Тотчас вскинул оружие, угрожающе рыкнул. Русана поняла его возглас именно как угрозу. При других обстоятельствах она попыталась бы вступить с чужаками в переговоры. Но сейчас, когда вторглись в её дом, когда Давид лежал связанный в опасной близости от наконечников копий, Русана готова была ответить на силу лишь силой. Метко стрелять она не научилась, но быстро вложить стрелу и натянуть тетиву умела…

Сзади тихо свистнуло, и тотчас что-то обвило ноги у лодыжек, сильно дёрнуло, опрокинуло. Стрела, тренькнув, улетела в неизвестном направлении. Орелик выронила лук, с размаху грохнулась грудью о землю, даже дыхание перехватило. Тут же перевернулась на спину, готовясь вскочить… Отразить нападение она не успела — сильная босая нога уперлась в солнечное сплетение, прижала к траве. У подбородка блеснул металл длинного и тонкого, остро заточенного меча.

В первый миг ей показалось, что это человек, — из-за оружия и короткой туники из плотной зеленовато-бурой материи. В следующий Русана поняла, что ошиблась. Тело существа за исключением лица, ладоней и ступней покрывала короткая плотная светло-коричневая шерсть. Рука, сжимающая рукоять меча, была четырёхпалой. И лицо не человеческое: «сердечко» с острым подбородком, маленькими, плотно прижатыми ушами без мочек и голыми надбровными дугами. Жёлтые глаза непропорционально велики по сравнению с носом и ртом, узкие вертикальные зрачки смахивают на кошачьи. А лоб — высокий, переходящий в «залысины», разделённые бугристым, покрытым короткими волосками гребнем.

Несколько минут существо пристально вглядывалось в поверженную девушку. Русана не могла точно определить, что в этих огромных глазах: интерес, любопытство, страх, ненависть? Затем оно заговорило. Смесь карканья, дребезжания, свиста и шипения была настолько неприятна, что Орелик невольно поморщилась. Но существо говорит, значит, хочет вступить в контакт. Стараясь придать голосу дружелюбность, Русана ответила:

— Мы не враги. Мы не желаем зла…

Реакция была разительной. Незнакомец дёрнулся, зло каркнул и черканул мечом по груди. Русана вскрикнула от жгучей боли. Рана была неглубокой — порез в несколько сантиметров длинной. Но он тут же набух кровью, алая струйка потекла к впадинке у горла. Собралась лужицей, защекотала по шее, к затылку.

Последствия, кажется, удивили незнакомца. Чего же он ожидал? Орелик почувствовала, как на смену первому испугу приходит ярость. Мышцы напряглись, рассудок начал захлёбываться в волнах адреналина. Главное — увернуться из-под лезвия, а когда дело дойдёт до рукопашной, она с этим гадом лупоглазым справится! Ростом он был не выше Арояна и такой же тщедушный.

На счастье, попытаться Русана не успела. Волосатые рванулись на зов хозяина, вцепились, заламывая руки вверх, скрутили запястья и лодыжки тугой верёвкой. В завершение пришлёпнули на губы отвратительно пахнущий лоскут, мгновенно заставивший её онеметь.

Людей подвесили за руки и ноги к длинным шестам и понесли, словно дичь, добытую на охоте. Возможно, они и были предназначенной для пиршества дичью? Какой глупый финал первой встречи двух разумных рас! Не так себе это представляли романтики галактического поиска.

Тошнотворная болтанка, затёкшие от неудобной позы шея, плечи и поясница способствовали тому, что первая ярость утихла. Нет, Русана не смирилась с беспомощностью — временно приняла её как данность. Попытки брыкаться на шесте, мешать носильщикам, туземцы пресекли быстро. Её не били — острие меча, прикоснувшееся к коже на груди, было достаточно убедительным аргументом. Так что оставалось разглядывать волосатый торс носильщика в полуметре от её глаз. Морда «лохматого» смахивала на лицо главаря-меченосца, только глаза поменьше, лоб пониже, «гребешок» почти не заметен под волосами, нижняя челюсть шире, шерсть курчавится на щеках. На ношу он поглядывал со смесью любопытства и страха. Время от времени тихонько похрюкивал, и тогда шедший впереди соплеменник хрюкал в ответ. Обсуждали добычу? Несмотря на маленький рост, силёнок им доставало — шест несли вдвоём, и особого напряжения в позах Русана не замечала. Крепкие мускулистые ноги, широкие плечи, мощная грудная клетка над узкой талией. Одежды они не носили, и волосяной покров был достаточно коротким, чтобы рассмотреть подробно их телосложение. Но определить пол существ Орелик затруднялась. Не заметила ничего, что можно было бы посчитать гениталиями.

Добычу охотники уносили по пляжу, — главарь предпочёл выбирать путь вдоль кромки берега, подальше от леса. Ждал нападения? Опасался, что у похищенной парочки имеются соплеменники? Времени развлекать себя догадками у Русаны было в избытке. Когда болтанка наконец прекратилась, и пленников бесцеремонно уронили на песок, она вздохнула с облегчением. Рядом с ними лежали наполовину вытащенные из воды лодки — два длинных узких судёнышка. Она не ошиблась, существа приплыли с Большого Острова!

Волосатые свои обязанности знали хорошо, меченосцу пришлось всего несколько раз повелительно каркнуть. Пленников подхватили, бросили на дно, лодки тут же столкнули в воду. Волосатые проворно запрыгнули в них, взяли короткие, с широкими лопастями вёсла. В ту лодку, где лежала Русана, сел и меченосец. Всё ещё опасался? Или считал, что она более ценная добыча, чем Ароян? Орелик предпочла бы обойтись без такого соседства. Места в лодке было мало, её вынудили подогнуть колени, чтобы поместился передний гребец, а меченосец расселся у изголовья, нагло упёрся ногами в плечо и грудь.

О том, чтобы приподнять голову, не было и речи. Из-за высоких бортов лодки Русана видела лишь лазоревое небо и солнце, поднимающееся к зениту. По его положению она постаралась определить, куда их везут. Первое время лодка двигалась на запад вдоль берега. Потом начала заворачивать, огибая мыс. Они направлялись к северу.

Лежать, скрючившись на дне лодки, оказалось ничуть не удобнее, чем висеть на шесте. Теперь начали затекать колени. Орелик попыталась шевельнуться, дать понять, что желает перевернуться на бок. Не тут-то было! Меченосец вновь помахал перед носом оружием, сильнее надавил на плечо. Пришлось терпеть.

Неизвестно, чего опасались туземцы, но путы не сняли, даже когда лодки причалили к берегу. И кляп не убрали с лица. Опять волосатые подхватили добычу, нанизали на шесты, понесли прежним способом, кверху конечностями. Рассматривать местность в таком ракурсе было крайне неудобно. Но то, что двигались они не тропинкой, а по дороге, прорубленной в зарослях, Русана определила сразу же.

Дорога заметно шла в гору, даже крепкоплечие носильщики приморились, на лицах-луковицах заблестели капельки пота. Это порадовало. «Ага, зарабатывайте праздничный ужин, твари», — позлорадствовала Орелик. Хотя и ей самой клонящееся к западу и оттого светившее прямо в лицо солнце досаждало.

Дорога свернула, упрятав солнце за кроны высоких темнолистых деревьев. И подъём закончился. Волосатые заметно повеселели, захрюкали громче. Меченосец, всю дорогу державшийся в хвосте процессии, поспешно обогнал шесты с добычей. Приподняв голову, Русана тоже заглянула вперёд.

Целью путешествия оказалось селение, или скорее, небольшой городок. Домики в основном были одноэтажными, лишь в центре поднимались строения повыше. Первое впечатление — древний мир, самое начало, переход от первобытного строя. Буровато-серый кирпич домов, такая же черепица на крышах, да и металл, из которого были сделаны меч и наконечники копий, соответствовал. Явно не сталь, какой-то вид бронзы скорее всего.

Второе впечатление — селение выглядело слишком открытым и доступным для цивилизации, стоящей на такой низкой ступени. Никаких тебе крепостных стен, рвов, подвесных мостов или других защитных сооружений. Дорога, по которой их несли, вклинивалась между двумя крайними строениями, превращаясь сразу в улицу. Лишь неширокая полоса вырубки отделяла дома от дикого леса. Впрочем, лес подступал только справа, а слева тянулись поля, окружённые аккуратно подстриженной живой изгородью. Голова Русаны болталась ниже её верхней кромки, поэтому увидеть, что на полях выращивали, она не могла.

Открытость селения как-то очень уж не вязалась с мерами предосторожности, которые Русана испытала на собственной шкуре. Если врагов поблизости нет, к чему этот кляп на губах? Вопросы Орелик оставила при себе и внимательно смотрела по сторонам, стараясь запомнить дорогу. На всякий случай. Уверенности, что появится шанс воспользоваться этим знанием, не было.

Меченосец гордо вышагивал впереди процессии. Пыжился — ещё бы, сумел добыть невиданных зверей. Уверенно лавировал, обходя дома, выбирал направление, вёл кавалькаду к центру селения. Улиц, как таковых, в городке не было. Но, с другой стороны, Русана не решилась бы назвать застройку беспорядочной. Скорее, это напоминало хитроумно спланированный лабиринт с множеством проходов и тупиков. Вокруг возвышались похожие как близнецы длинные приземистые строения с узкими окошками под крышей и дверьми, рассчитанными на рост волосатых. И другие, где окна находились чуть ли не у самой земли, с огромными воротами, распахнутыми настежь. Ещё встречались такие, где окон не было вовсе, а вместо дверей зияли дыры, смахивающие на лаз в нору. Изнутри доносились шорохи, скрипы, звон металла, кряхтенье и кудахтанье. Пару раз Орелик заметила на крышах трубы дымоходов. В этих строениях стучало и звенело особенно громко, в широких окнах сверкали отблески пламени, а из труб тянулись длинные буровато-сизые хвосты дыма. И везде сновали волосатые — взрослые и детёныши от совсем маленьких до подростков. С одинаковыми лицами и фигурами, различающиеся разве что оттенками коричневато-бурой шерсти. Это был город волосатых. Они выскакивали из домов навстречу процессии, удивлённо замирали, уставившись на пленников, поспешно расступались под сердитыми окриками меченосца.

Короткошёрстые встречались гораздо реже. Несколько раз Орелик замечала лупоглазые лица, высунувшиеся из окон, да прибежала откуда-то из глубины лабиринта стайка детей в охряно-рыжих юбочках-повязках на бёдрах. Меченосец прикрикнул на них так же сурово, как на волосатых. Детвора расступилась, пропустила процессию и устремилась следом.

Лабиринт закончился неожиданно: после очередного поворота их вынесли на просторную площадку. Пожалуй, даже площадью это можно было назвать. По одну сторону теснились всё те же буро-серые строения, а по другую… Сначала Русана решила, что это целый квартал, город внутри города. Но всё же это был один дом. Его двух-трёхэтажные части лепились друг к другу, переплетались множеством крытых переходов и мостиков, взлетали вверх островерхими башенками, обрывались лестницами и висячими садиками. Дом был сложен из глиняных кирпичей, как всё в городе, но каждый кирпичик тщательно отшлифовали, каждую стену, каждый лестничный пролёт, подоконник и наличник украсили витыми кружевами, вырезанными из дерева, вылепленными из глины, выкованными из металла. Вдобавок расписали жёлто-ало-сиреневыми красками, драпировали букетами и гроздьями лент, ниспадающих из-под рыжих черепичных крыш, и ярко-зелёными пушистыми побегами длинных стеблей, поднимающихся от висячих садов. Окна этого дома не зияли пустыми глазницами. Они блестели в лучах вечернего солнца жёлто-алыми кубиками стёкол. Чем выше поднимался ярус дома над землёй, тем больше в нём было окон, а башенки оказались полностью прозрачными! Зато стены цокольного этажа, низенького, заметно уступающего по площади опирающимся на него ярусам и потому обрамлённого рядом мощных свай-опор, были глухими. Ни окон, ни дверей.

Если бы не кляп, намертво склеивший губы, Русана открыла бы рот от изумления. А так — распахнула глаза, не в силах оторвать взгляд от возвышающегося перед ней сооружения. Дом был красив. В каждой детали его ощущалась лёгкость, открытость, какая-то безмятежная радость. Судя по всему, его обитатели не опасались врагов.

Она даже не обратила внимание на волосатых, грубо сбросивших её с шеста на глиняную твердь площади у подножия широкой лестницы, сбегающей со второго яруса. По лестнице неторопливо спускалась группа короткошёрстых. В ярких узорчатых одеждах, непохожих на маскировочный костюм их пленителя, они казались продолжением своего жилища. Изящные, тонкорукие и тонконогие, они гармонировали с ним, как их приземистые крепкоплечие соседи — с серыми грубоватыми домами-бараками.

Вначале Орелик думала, что те и другие принадлежат одному виду, а внешнее различие объясняется гендером. Конечно, оно гораздо заметнее, чем у людей, но на Земле и Европе живут существа, половая дифференциация которых не меньше. То, что волосатые, щеголяющие голышом, принадлежат одному полу, было очевидно. Вот только какому? Русане импонировала мысль, что подручные-носильщики — самцы, а главарь-меченосец — самка. Но теперь она поняла, что поторопилась с выводами.

Туземец, спускающийся по лестнице первым, показался ей братом-близнецом меченосца. Такое же лицо-сердечко, огромные глаза с кошачьими зрачками, маленький рот, бледно-жёлтая шерсть. Лишь одежда ярче и пышнее. Алая, с сиренево-голубыми разводами юбка начиналась выше талии, туго охватывала живот, бёдра, спускалась почти до колен. Сверху надето что-то вроде бело-оранжевого топа, скрывающего плечи, но оставляющего руки полностью обнажёнными, и опускающегося вровень с поясом юбки. Однако главное различие было не в одежде. Тонкая материя топа явственно оттопыривалась на груди тремя парами упругих холмиков. Туземец был самкой. Женщиной.

Хозяйка, или королева, или владычица, шла, пристально вглядываясь в лицо пленницы. Русана не знала, как правильно назвать её, но в том, что эта женщина здесь главная, не усомнилась. Очень уж почтительно держались рядом с ней остальные жители, как короткошёрстые, так и волосатые. Орелик старалась не отвести взгляд, не моргнуть. Такой себе безмолвный поединок, замеченный всеми. Периферийным зрением она видела, как туземцы окружают связанных чужаков кольцом. Исключительно короткошёрстые, если не считать четырёх охотников, притащивших их сюда.

Хозяйка ступила на землю, наклонилась. Её жёлтые, похожие на маленькие луны глаза были в метре от глаз Орелик. Несколько минут она пристально вглядывалась в лицо пленницы, затем заговорила. Язык был странный, без носовых звуков, отрывистый. Но голос неприятным не казался. И сама она Русане не внушала ни отвращения, ни страха. Женщина разговаривала с ней, следовательно, аборигены признали в людях разумных существ. Но означало ли это, что пленников оставят в живых, пока неизвестно.

Женщина не просто разговаривала, спрашивала, — вопросительная интонация звучала в каждой фразе. Русана почувствовала, как вновь вскипает возмущение. Какого чёрта?! Как эта гусыня ожидает получить ответ? Замычала что было силы, демонстрируя заклеенный рот.

Туземка выпрямилась. Кажется, и такой ответ её вполне удовлетворил. Что-то крикнула окружающим, и спустя минуту один из волосатых протянул ей кувшин. Внутри была вода, это Орелик поняла, когда жидкость тоненькой струйкой полилась ей на лицо. Владычица лила аккуратно, целясь на лоскуток кляпа. Вода не разлеталась брызгами, почти не растекалась, — сразу же впитывалась в материю. Отдав кувшин меченосцу, туземка осторожно провела длинным острым ногтем на «мизинце» по губам девушки. Пластырь ослаб. Русана попыталась открыть рот — так и есть, материя разошлась по прочерченной линии.

Теперь она могла высказать туземцам всё, что накопилось за день. Но гнев, злость, обида и страх как-то отошли на задний план. Её обуревало любопытство, куча вопросов роилась в голове. Понятно, что задать их было некому. Поэтому она не придумала ничего умнее, чем брякнуть:

— А руки слабо развязать?

Для верности пошевелила лежащими на животе ладонями. Владычица быстро моргнула, дёрнула вверх подбородком. Не совсем моргнула — веко быстро опустилось, скрыв глаз до половины, и поднялось.

— Послушайте, мы вам не враги!

Русана удивлённо повернула голову, услышав знакомый голос. Она и забыла о лежащем рядом Арояне! Между тем меченосец уже и его успел освободить от пластыря. Бывший навигатор жалобно таращился на хозяйку и бормотал:

— Мы не причиним вам зла. Не бойтесь нас!

Орелик хмыкнула. Это кто кого бояться должен? Но, возможно, Давид и прав. А то почему бы их тащили, соблюдая такие предосторожности?

Хозяйка взглянула на мужчину. Подошла, присела на корточки. И неожиданно протянув руку, дотронулась до его гениталий. Ароян вздрогнул и сразу же замолк, не отрываясь, следил за манипуляциями четырёхпалой ладони. Его пенис и мошонка туземку впечатлили, — осмотр длился минуты две. Наблюдать за этим было забавно. Ещё забавнее — обнаружить, что все собравшиеся на площади туземцы следят за происходящим затаив дыхание.

Видимо, хозяйка сообразила, что увлеклась. Приподняла голову, резко отдала какое-то распоряжение. Один из мужчин поспешно протолкался сквозь толпу, побежал через площадь. Явно нехотя оставив Арояна в покое, женщина поднялась, снова посмотрела на Русану. Не в силах сдержать насмешку, Орелик поинтересовалась у неё:

— И как? Понравилось?

Туземка отвернулась, прокудахтала что-то вполголоса. Это послужило сигналом. Напряженно молчащая толпа тут же загалдела, оживлённо обмениваясь впечатлениями. Русана физически ощущала взгляды, скользящих по её телу. Но приблизиться никто не решился.

Минут десять ничего не происходило. Затем вернулся отосланный владычицей мужчина в сопровождении доброй дюжины волосатых. Гориллы подскочили к пленникам, ловко сняли с ног путы, повели, вернее, почти поволокли, не обращая внимания, успевают люди переставлять затёкшие ноги или нет.

— Эй, а руки? Руки развяжите! — сердито крикнула Орелик, оглядываясь поверх голов низкорослых тюремщиков на следующую по пятам толпу во главе с хозяйкой.

Развязали и руки. Но перед этим их провели по площади вдоль большого дома, тянущегося на три сотни метров. Сразу же за ним располагался ряд навесов, опирающихся на выструганные из тёмной древесины шесты. Под крайним стояла клеть: три метра в длину, два в ширину, два в высоту. В одном углу лежал тюк травы. Как только Русана увидела это сооружение, сразу же заподозрила его назначение. И точно: их подтащили к низенькой дверце, развязали и затолкнули внутрь.

* * *

Когда сильные волосатые руки разжались, Давид не удержался на ногах, от увесистого тычка в спину упал на колени. Поспешно развернулся, сел, готовясь к новым неприятностям. Дверь клетки запирали — скручивали две половинки замка каким-то хитроумным приспособлением.

— Вот черти, — беззлобно ругнулась Орелик за спиной.

Давид оглянулся. Девушка стояла у противоположной стенки, потирала запястья и изучала их новое жилище. Это даже не тюрьма, — клетка для животных. Параллелепипед из металлических прутьев, обтянутый крупноячеистой сеткой. Можно высунуть руку, ногу, пожалуй, и голову, но вылезти не получится. Ароян последил, как подруга пробует металл на прочность. Сеть склёпана крепко, не растянешь. Тем более, не порвёшь проволоку в палец толщиной. Интересно, для кого она предназначалась? Вряд ли инопланетяне попадаются часто.

Толпа туземцев по-прежнему стояла вокруг. С любопытством глазели — как же, невиданные звери в сегодняшнем цирковом представлении. На почётном месте «дамочка» в бело-оранжевой майке. Вот опять что-то скомандовала. Ага, в клетку просунули два сосуда. Один — ковш с водой. Второй пустой, но прикрытый крышкой.

Орелик тотчас подскочила, села на пол, поджав ноги. Осторожно поднесла ковш к лицу, начала пить глубокими, жадными глотками. Вода маленькой струйкой пролилась в краешке рта, закапала на бедро. От этих капель стало совсем невмоготу. Давид поспешно отвернулся. Русана его жест истолковала неверно, протянула наполовину опустевший ковшик. Вода в нём подрагивала, отражалась от стен маленькими кругами-волнами. Давид сжался, чувствуя, что мускулы больше не выдерживают напряжения. Пить он тоже хотел. Но гораздо, гораздо сильнее — противоположного! Мочевой пузырь начал давать позывы ещё во время морского путешествия. Позже, когда их тащили, подвешенных вниз головами, удалось немного отвлечься от нарастающего давления. Но когда любознательная «дамочка» начала щупать мошонку… Давид ни о чём ином и думать не мог — только бы не обмочиться. Вытерпел. Но теперь — всё. Следовало немедленно освободить пузырь, иначе это произойдёт само собой.

— Дад, что случилось? Тебе нехорошо? — Девушка озабочено придвинулась ближе.

Ароян просипел сдавленно:

— Физиологическая потребность. Малая, но очень сильная.

— Ааа… — Орелик улыбнулась. Тут же спохватилась: — Да, проблема. Мне тоже не мешало бы отлить.

Она быстро заглянула во второй горшок. Поставила его перед Давидом.

— Кажется, эта штука для таких нужд нам и выдана. Опробуй. Представь, что это унитаз. Если стесняешься, я отвернусь.

Ароян кивнул на столпившихся вокруг туземцев.

— А они?

Русана пожала плечами.

— Их отвернуться мы всё равно не заставим. — Не дождавшись никаких действий со стороны друга, предложила: — Дад, тебе будет легче, если я помочусь первая?

Давид отвернулся, чувствуя, как краснеют уши и щёки. Разумеется, Орелик права, — к чёрту все эти условности! Он не на Европе и не на «Паннонии», глупо ставить себя в зависимость от правил мира, которого больше нет. Просто не привык, никогда не приходилось оказываться в подобных обстоятельствах.

— Ладно, — Орелик восприняла молчание как знак согласия.

Деловито опустилась на корточки, с улыбкой поглядела на туземцев. Конечно, ей легче переступить условности. Виталистка, «дочь природы».

Ох, лучше бы он ей не позволил этого сделать! Звук тугой струи, ударившей в стенку пустого сосуда, отозвался в самой узловой точке напряжения. Давид сжал зубы, сдавил пальцами пах, стараясь удержать горячую волну, не напудить прямо под себя. Еле дождался, пока место на горшке освободится. И с ужасом увидел, как один из волосатых, сидевших в нескольких метрах от клетки, поднялся, неторопливо заковылял, очевидно намереваясь забрать использованный сосуд. Ждать, пока «унитаз» опорожнят, Ароян не мог. Вскочил на ноги, прицелился и отпустил мускулы.

Толпа взревела. И замолчала. Стало так тихо, что звук жидкости, плещущей в горшок, казалось, был слышен за километры. Давид краснел и потел от смущения, но остановиться не мог. Лишь когда последняя капля, сорвавшись, упала между ячеек пола и растеклась на утрамбованной площадке навеса, перевёл дух и осмотрелся. Все без исключения лица были направлены в одну точку.

Брезгливо прикрыв сосуд крышкой, Ароян отступил к охапке травы, присел рядом с подругой.

— Ты произвёл настоящий фурор, — удивлённо пробормотала Орелик. — Бьюсь об заклад, на этой планете нет скульптуры писающего мальчика.

— Угу.

Давид закрыл глаза. Напряжение уходило из мышц, оставляя после себя вялую умиротворённость.

— И что ты обо всём этом думаешь? — поинтересовалась Русана.

— Это инопланетяне.

Орелик хмыкнула.

— Слава богу! А то я опасалась, что это наши «друзья»-имперцы устроили на этой планетке большой Хеллоуин. Дад, я спрашиваю твоё мнение о нашей участи. Можешь сказать что-то вразумительное?

Ароян наклонился, дотянулся до ковшика. С наслаждением сделал несколько глотков. Вода была холодная, вкусная. Пожав плечами, ответил:

— Есть хочется.

Девушка недоверчиво уставилась на него. Шутит? Но Давид, и правда, ни о чём сейчас не думал, мысли уступили место простым физиологическим желаниям. Поняв это, Русана неожиданно захохотала — звонко, заливисто, до слёз. Заразительно. Ароян хмыкнул, тоже засмеялся. Это была реакция на стресс, цепко державший их весь день. Он повалился на спину, продолжая смеяться. Смеялся, чувствуя, как подруга рухнула рядом, уткнувшись лицом в его грудь, как колотит ладонями по животу, не в силах прекратить истерический хохот. Их жизнь в этом мире вступала в новую фазу.

* * *

Насмеявшись и наплакавшись вволю, они сидели, обнявшись, в углу клетки, перешёптывались, обмениваясь впечатлениями. Спектакль затягивался, начинал приедаться туземцам, толпа вокруг навеса редела. Первыми упорхнули стайки ребятишек. Затем и взрослые начали расходиться. Когда пришло время кормёжки, возле клетки оставалось человек двадцать, преимущественно женщины. Во главе с хозяйкой. Ей принесли удобную мягкую скамью, установили под соседним навесом. Пара волосатых слуг уселась рядом на землю. Кажется, затевалось длительное наблюдение. Что ж, если туземка намерена изучать людей, то люди будут изучать её.

Еду им принесли в большой керамической миске — тёплая синеватая субстанция, по консистенции нечто среднее между студнем и кашей. К блюду прилагалось две больших, тоже керамических ложки. Посуду сляпали грубовато, явно для «волосатиков».

Русана зачерпнула пищу кончиком ложки. Запах был не более аппетитным, чем вид. Всё же она заставила себя взять это в рот. И поняла, что проглотить склизкий комочек сможет разве что под угрозой голодной смерти. Пока до этого было далеко. Поэтому, отвернувшись, выплюнула сквозь решётку и отодвинула миску. Ароян притрагиваться к «ужину» и вовсе не стал.

Русана надеялась, что после отвергнутой «каши» им предложат что-то другое. Не тут-то было. Никто даже с места не сдвинулся. Солнце село за крыши домов, а миска с остывшей едой всё так же стояла в углу клетки. В конце концов усталость пересилила голод. Пленники зарылись в мягкое свежее сено и заснули.

Глава 9. Испытание смертью

Жить в клетке было унизительно. Но человек может приспособиться и к этому. Зато теперь у них появилась уйма свободного времени. Точнее сказать, всё их время было свободным, и тратить его оставалось на единственное — изучение туземцев.

В городе жили два вида существ. Не расы, а именно виды, хотя и близкие друг другу, — наиболее разумное объяснение тому, что не существовало особей с переходным или смешанным фенотипом. Все короткошёрстые жили во дворце, волосатики — в бараках, выстроенных по периметру города. Короткошёрстых насчитывалось сотни три, считая детей. Число волосатых значительно превышало тысячу. На них возлагалась вся грубая физическая работа. Было ли их положение здесь рабским? Никакого насилия, конфликтов в отношениях между видами, люди пока не заметили. Создавалось впечатление, что это сообщество на удивление сплочённое и миролюбивое. Почему же пришельцев они встретили откровенно враждебно? В этом вопросе Давид и Русана прийти к единому мнению не могли. Девушка считала, что их отождествили с какими-то внешними врагами. Ароян же склонялся к мысли, что виной всему страх перед непонятным, неожиданным.

Жизнь в селении текла размеренно и неторопливо. С восходом солнца из дворца появлялись его обитатели, поднимали волосатиков, приступали к повседневным обязанностям. Трижды в день работа прерывалась для совместной трапезы, а заканчивалась, когда солнце опускалось за горизонт. Город сразу пустел, но в окнах дворца вспыхивали светильники, в некоторых комнатах они продолжали гореть почти до утра. Светящийся огоньками дворец посреди раскинувшейся на сотни километров первобытной тьмы казался Русане плывущим в ночи старинным кораблём, а они с Давидом — потерпевшими кораблекрушение на маленьком тонущем плоту. Обречённые отчаянно машут руками, кричат, но корабль не замечает их, неудержимо плывёт своим таинственным курсом. Она поделилась фантазией с Арояном. Тот посмотрел удивлённо, но ничего не сказал.

Впрочем, их «плот» тоже был освещён всю ночь. Стоило сумеркам сгуститься, как стражники зажигали факелы в углах клетки. Такой же был прикреплён над скамьёй наблюдательницы. Она никогда не пустовала, туземки сменялись с пунктуальностью вахтенных. Чаще всего это была сама хозяйка дворца, а спустя несколько дней Русана и Давид научились узнавать и прочих «надсмотрщиц». Их оказалось всего три, видимо, кому попало такую ответственную миссию не доверяли. Женщины разговаривать с пленниками не пытались. Сидели, смотрели, время от времени что-то записывали в белых «альбомчиках».

«Диковинная добыча» постепенно превращалась в обыденную, неотъемлемую частью городка. Туземцы всё реже останавливались, проходя мимо клетки, всё равнодушней были взгляды, которые ловили на себе люди. Разве что стайки детей иногда прибегали поглазеть, но и их любопытства хватало ненадолго. Возможно, они надеялись увидеть ещё какой-нибудь трюк, вроде продемонстрированного самцом в первый день? Но существа в клетке большей частью лежали на травяной подстилке или сидели, тихо переговариваясь, или бродили взад-вперёд, дёргая конечностями, разминались. Русана в общем-то понимала аборигенов, старалась представить своё поведение в сходных обстоятельствах. Подумаешь, невиданные зверушки в клетке! Первый день очень интересно, а через неделю и не взглянешь. Если не знать, что зверушки — разумные существа с другой планеты.

Интересно всё же, кто они в глазах аборигенов? Загадка не давала Русане покоя. Любое предположение разваливалось, натыкаясь на кучу логических нестыковок. Их не могли принять за лазутчиков из вражеского племени — очень уж заметны морфологические различия. Не могли счесть редкими животными — охотники наверняка отлично знакомы с фауной островов, да и разумность пришельцев аборигенами под сомнение не ставилась. И не похоже было, что их спутали с богами или демонами — этих обычно пытаются задобрить, наказать, убить, в крайнем случае. Но не держат в клетке, регулярно предлагая еду, питье и вынося ночной горшок! Тогда кем их здесь считали?!

Русана хотела бы и Арояна заставить размышлять над ребусом, но тот сосредоточился на другой задаче: пытался постичь азы туземного языка. Орелик сомневалась, что из этого что-то выйдет, очень уж непривычной была фонетика. Однако не мешала, так как успех Давида мог решить проблему с питанием. А это действительно оказалось проблемой. Голодом их не кормили, но… Изо дня в день это была всё такая же каша, какую им предложили в первый раз. Она меняла оттенок, запах уже не казался отталкивающим, но консистенция блюда привлекательней не становилась. Ощущение тёплой, склизко-липкой массы во рту не позволяло Русане попробовать эту пищу вновь. Или природное упрямство мешало? Каша-студень была основным блюдом туземцев, но это не означало, что им нужно пичкать чужаков! Это был своего рода поединок — Русана хотела заставить аборигенов считаться со вкусами и пожеланиями пленников. На завтрак и обед к каше полагались «фрукты»: грозди красно-оранжевых горьковатых ягод или ломоть вяжущей во рту «тыквы» или длинные белые стебли, сочные, но тоже горькие. Фрукты не соответствовали человеческому вкусу, но с ними пришлось уступить, так как другой пищи не предлагалось. Желудок и кишечник с этой едой мирились, и не нужно было раздумывать, как и из чего её изготовили, а с горечью во рту они боролись, обильно запивая съеденное водой. В воде ограничений не было, Русана убедилась в этом на второй день плена. Стоило попробовать умыться, как по команде хозяйки волосатики приволокли глубокую миску, полную до краёв. Мигом собравшаяся толпа — тогда «зверушки» ещё не наскучили — с интересом наблюдала за всем процессом омовения. Впрочем, Орелик это не стеснило ни в малейшей степени.

Однако диета из воды и горьких фруктов оказалась малопитательной. Прошла неделя и к постоянной горечи во рту и пустоте в желудке прибавилась слабость. Организму не хватало калорий, не хватало строительного материала для обновления. А Русана по-прежнему не могла убедить аборигенов, что слизкий студень — неподходящая для людей пища. Те не выглядели тупыми или жестокими, но из-за непонятного упрямства готовы были скорее уморить пленников голодом, чем изменить их «меню».

* * *

Выучить чужой язык, сидя в клетке, казалось немыслимым. Прошло две недели, а единственное слово, смысл которого Давид смог понять, было «ишбит». Его всегда произносили, обращаясь к хозяйке дворца. Давид не знал, это собственное имя, титул, либо что-то иное. Но слово бесспорно относилось к этой женщине. И он решил попробовать.

Утром, после первой трапезы владычица по обыкновению заняла место в кресле напротив клетки. Заметив пристальный взгляд пленника, сложила губы трубочкой — кажется, это было приветствие, — указала на нетронутый завтрак. Произнесла:

— Харра.

Ароян отрицательно потряс головой. Ткнул пальцем в сторону миски, затем — женщины:

— Ишбит — харра. — Постучал себя в грудь, добавил с подчёркнуто вопросительной интонацией: — Давид харра?

И тут же опять отрицательно покрутил головой. Для убедительности схватил ложку и показал, водя ей вдоль груди и строя гримасы, как каша будет двигаться по пищеводу. И как вывернется обратно.

Перевёл дух, ещё раз ткнул пальцем в собеседницу и себя:

— Ишбит. Давид.

Туземка с интересом следила за его манипуляциями. Потом резко встала, подошла к клетке вплотную. Прокурлыкала, смешно вздёргивая подбородок:

— Ишбит харра-cc орче. Дади рр-харра орче. Кхир рр-харра орче. Дади рр-ошу кхир. Русит рр-ошу кхир. — И, помолчав, с трудом добавила: — Дади шжрать дряй. Русит шжрать дряй.

Орелик мгновенно оказалась рядом, нетерпеливо дёрнула за локоть:

— Дад, ты слышал?! Она разговаривает! Она назвала тебя и меня по имени!

— Да, — согласился Давид. Его ошеломило неожиданное открытие. Несомненно, туземка продвинулась в изучении русского языка куда дальше, чем он мог вообразить. — И она сказала, что мы должны есть эту штуку. Как и она её ест.

— Ага! — с готовностью кивнула Русана. — Значит, она поняла мои слова, что эту дрянь жрать нельзя! Чего ж тогда выкобенивается?

— Может, попробуем съесть? — неуверенно взглянул на неё Давид. — Фрукты же съедобные, хоть и не вкусные.

— Поблевать захотелось? — Орелик уставилась на туземку, ткнула себя в грудь: — Русит харра рыба. Понимаешь? Рыба!

Схватила ковшик с водой, сунула в него ладонь, изображая плещущуюся рыбёшку. Выходило забавно. Но вот понятно ли? Туземка задумчиво проследила за пальцами девушки. Переспросила недоверчиво:

— Рсакху? Русит сс-харра рсак?

— Да, да, — Орелик энергично закивала. — Русит ест вашу рсаку. Жаренную.

Ароян хмыкнул. Он вовсе не был уверен, что женщины говорят об одном и том же. Но Ишбит уже скомандовала волосатику, и тот помчал от навесов, только пятки засверкали. Минут пять они ждали, не зная, что сказать друг другу. А когда мохнатый слуга вынырнул из-за угла, Давид понял, что туземка истолковала жесты Орелик верно. Волосатик тащил большую рыбину, покрытую тёмно-синей, с алыми прожилками, чешуёй.

Русана взвизгнула от радости. Чмокнула Давида в ухо и быстро затараторила:

— Ишбит, ты лапочка! Теперь эту рыбку нужно поджарить и отдать нам. Понимаешь? Как вы их готовите? Не сырыми же едите? — Догадавшись, она показала пальцем на рыбину и на факел над головой: — Огонь. Жарить.

— Эррше? — изумилась туземка. — Русит сс-харра эррш-дха-рсак?

— Да, что-то вроде этого.

Ишбит выглядела настолько удивлённой, что и Орелик засомневалась в том, что правильно улавливает смысл беседы. Неожиданно хозяйка дворца отступила назад, склонила голову набок, озабочено произнесла:

— Кхир харр-ра эррш-дха-рсак. Шусса!

Она обернулась к подручным, приказала что-то. Немного помедлив, один из волосатиков грохнулся на землю, дёрнулся, замер, вывалив язык и задержав дыхание. Демонстрация была достаточно красноречивой.

— Шусса! Дади шус, Русит шус! Русит, Дади рр-харра орче.

Ишбит внимательно осмотрела растерянно замерших людей., махнула рукой. Волосатик, сжимавший рыбину, тут же развернулся, бросился выполнять распоряжение. Поняв, что вожделенный обед не состоится, Орелик заорала, уцепившись в решётку:

— Ты дрянь лупоглазая! Издеваешься, да?!

Вспышка ярости была такой неожиданной, что Давид остолбенел на минуту. Затем подскочил, попытался обнять подругу за плечи, успокоить:

— Руся, ну ты что? Может, для них рыба ядовита. Ты же видела!

— А на кой они тогда её ловят?! Дрянь, ещё издевается, — Русана оттолкнула руки Давида, шагнула к травяному ложу, завалилась, отвернувшись спиной к наблюдательнице. Пробормотала мстительно: — Ладно, больше я в рот ничего не возьму. Ни крошки!

Ароян огорчённо вздохнул. Яростная вспышка девушки омрачила радость от установленного контакта. Он не понимал причину этой ярости. Подумаешь, ещё одну ночь проведут голодными! Не сегодня, так завтра они смогут объясниться.

Сам он готов был попробовать и «орче», так настойчиво предлагаемое Ишбит. Лишь непреклонная позиция подруги не позволяла этого сделать. Они вдвоём противостояли миру туземцев. Или уже не противостояли? Между мирами строился мостик. Теперь следовало не торопясь, постепенно преодолеть непонимание. Прежде всего убедить Ишбит, что она ошибается, что туземный рацион не годится для людей… Или убедить Русану, что ошибается она, и человеческий организм способен подстроиться под местную кухню.

Давид не знал, которую из женщин убедить будет легче, и отложил решение задачи до завтра.

* * *

Проснулся он оттого, что Русана тихонько тыкала в бок:

— Дад!

— Что случилось?

Ароян удивлённо приподнялся, оглянулся. Судя по всему, до рассвета оставалось часа два-три. Тонкий серпик малой луны висел над чёрной полоской леса за городом, дворец заснул, погасив окошки-«иллюминаторы». Темноту ночи разрывал только свет факелов под навесом.

— Есть хочу, — капризно шепнула девушка.

— Я тоже.

— Я хочу немедленно! Пусть вернут нашу рыбу. Она мне снится! Закрою глаза: вот, нате, румяная, поджаренная на углях. Помнишь, как мы пекли?

Картинка услужливо возникла перед глазами, и рот тут же наполнился слюной. Давид досадливо дёрнулся — зачем себя растравливать? Вздохнул.

— Не дадут. Слышала, что «царица» сказала? Шусса.

— Да пошли она в задницу, дура шестигрудая! Давай попробуем у этой выпросить? — Русана мотнула головой в сторону наблюдательницы, что сидела сейчас в кресле. По ночам Ишбит не дежурила, уступая вахту помощницам. — Ты запомнил все их слова? Знаю, запомнил, ты же навигатор. Попроси жареную рыбу. Только не говори, что мы её съесть хотим.

— Для чего тогда? Что они, идиоты, по-твоему, не догадаются?

— А ты попробуй!

Ароян был уверен, что затея Русаны глупая и бесполезная. Но она всё канючила и канючила, заставив в итоге уступить. Он нехотя поднялся, подошёл к прутьям клетки. Аборигенка мгновенно насторожилась, напряглась. Давид поспешно сложил губы в трубочку, спросил:

— Эррш-дха-рсак? — Махнув рукой в сторону подруги, уточнил: — Русит — рсакху.

Он не был уверен, что произносимые звуки несут тот смысл, который он в них вкладывал. Но кое-какой эффект его фраза всё же возымела. Туземка замерла, смешно, почти по-человечески открыв маленький ротик. Затем быстро затарахтела. Речь её была куда менее внятной, чем у Ишбит, вычленить отдельные слова не получалось, разве что «рсак», «рсакху». Кажется, она допытывалась, в чём причина такой странной просьбы. Давид повторил настойчиво:

— Русит — эррш-дха-рсак!

Диалог без понимания длился минут пять. Ароян уже собирался отступить, но тут и Русана решила прийти на помощь. Встала рядом и, постучав себя пальцами в грудь, старательно выговорила:

— Эррш дха рсакху! Для Русит. Для меня, поняла?

Она буквально испепеляла маленькую туземку взглядом. Та съёжилась, ещё быстрее начала что-то отвечать. Орелик тут же перебила её: «Эррш дха рсакху!» И каждое возражение туземки мгновенно натыкалось на эту заученную фразу. Женщина замолчала, затравленно покосилась на тёмные окна дворца. «Наверняка побежит советоваться с Ишбит», — догадался Давид. Это было очевидным решением, но наблюдательница почему-то выбрала другое. Тихо отдала распоряжение волосатику, и старательно растягивая слова, прокрякала:

— Кох Русит эррш-дха-рсак. Русит рр-грух-ра.

Орелик вопросительно взглянула на товарища. Давид мог лишь плечами пожать в ответ. На всякий случай ещё раз потребовав рыбу, девушка вернулась на сено.

Ждать пришлось не так уж и долго. Волосатик пришёл минут десять спустя, принёс что-то завёрнутое в кусок ткани. По команде начальницы сунул ношу в клетку.

Это была жареная рыба! Вернее, обожжённая на огне. Зло выругавшись под нос, Орелик разломила тушку, тут же зашипела, тряся пальцами. Рыба была очень горячая, только что с огня, даже дымок пошёл из внутренностей. Готовили её поспешно, не потрудившись выпотрошить, корочка обгорела, превратилась в золу, а внутри мясо осталось сырым. В другой раз Давид побрезговал бы таким «угощением». Но сейчас ударивший в ноздри аромат заставил желудок жалобно заныть. К тому же Русана первой запустила пальцы в «блюдо».

Надсмотрщица взвизгнула, едва они сунули в рот по кусочку розоватого мяса, вскочила с места, уронив альбомчик. Ошарашено смотрела, не в силах поверить глазам. Затем опомнилась, сбивчиво запричитала. Разбирать, что она хочет, было некогда, Давид сосредоточился на еде. Железистый вкус рыбы теперь не казался странным как в прошлые разы. Да и анализировать, какой там у неё вкус, не приходилось. Рыба маленькая, а аппетит — огромный.

Испуганная надсмотрщица не придумала ничего лучше, как опрометью броситься к ближайшей лестнице, ведущей на верхние ярусы. «Ишбит звать побежала», — догадался Давид. Сделалось стыдно. Как в детстве, когда тайком от родителей учинял что-нибудь запретное и постыдное.

Рыбу они съели почти целиком, оставив кучку обглоданных костей и самое неаппетитное из внутренностей. Управились быстро, раньше, чем клетку окружила толпа разбуженных туземцев. Поняв, что Ишбит среди них нет, Ароян вздохнул облегчённо. Видимо, хозяйка дворца поняла свою неправоту, и с завтрашнего утра рацион изменится.

Всё ещё голодные, — сколько там той рыбёшки! — но довольные маленькой победой, Давид и Русана улеглись спать. Но аборигены не спешили возвращаться в дом. Стояли молчаливые и хмурые, таращили глазища. В конце концов даже Орелик не выдержала. Повертевшись на подстилке, села, прошипела рассерженно: «Чего вылупились?» И как ответ на её вопрос, в дверях, выходящих на лестницу, показалась Ишбит. Взглянула на клетку, начала неторопливо спускаться, бережно удерживая в руках чёрный кувшинчик. Давид поспешно отвернулся, втянул голову в плечи, готовясь услышать нотации. Оправдываться не хотелось, съели и съели, ничего страшного не случилось. Однако, против ожидания, Ишбит молчала. Подошла к клетке, остановилась, как будто чего-то ждала.

Заснуть ни Давид, ни Русана так и не смогли. Минут через десять обоим ужасно захотелось пить. Они мигом выхлебали всё, что оставалось в ковшике. И следующий, принесённый волосатиком, и ещё один. Жажда была такой, что они никак не могли напиться. Давиду казалось, что живот раздувается, превращается в шар, грозя лопнуть.

Не лопнул — вывернулся наизнанку. Первой стошнило Русану. Ароян даже испугаться как следует не успел, когда девушка, взревев, перегнулась пополам, выплеснула на пол содержимое желудка. Потому что в следующее мгновение он и сам забился в конвульсиях.

На смену рвоте опять пришла нестерпимая жажда. Но вода не держалась внутри. Это был адский цикл, беспрестанная пытка. Давид не помнил, как взошло солнце, лишь отметил, что светло, а клетку по-прежнему окружает толпа туземцев. Это было далеко, на границе восприятия. В ушах звенело так, что ни один звук извне не мог достигнуть сознания. Временами отказывало и зрение, предметы двоились, теряли очертания, расплывались гротескными серыми пятнами. Он сгорал, умирал от жажды, молил дать хоть каплю влаги, хоть глоток. Чтобы потом проклинать этот глоток, вырывающий внутренности.

Он не знал, сколько длилось мучение. Кажется, солнце успело прочертить почти половину дневной дуги. Сил не оставалось даже на то, чтобы приподняться. В короткий миг передышки, когда конвульсии замерли, а жажда не успела выжечь разум, Давид увидел корчащуюся в грязи девушку, догадался, что выглядит не лучше. И понял, что это агония. Орелик не могла говорить, лишь глаза на перепачканном зеленоватой пеной лице молили о помощи. Не спасти — выполнить данное когда-то обещание. Но как?! «В зависимости от обстоятельств».

Ишбит так и стояла у самой клетки, и в нечеловеческих глазах её Давид увидел сострадание. Собрался с силами, просипел: «Шусса… Дади шус… Русит шус…» Поняла ли она просьбу? Он не знал, вновь вспыхнувший во внутренностях огонь пригасил сознание. Но в ковшике в этот раз оказалась не вода. Ментоловый лёд мгновенно заморозил глотку, пищевод, желудок, грудь. Холод пошёл по конечностям, а Давид пил, пил, пил спеша превратиться в бесчувственный кусок льда раньше, чем взорвётся.

* * *

Очнуться заставил холод. Озноб бил так, что зубы стучали. Давид открыл глаза и удивился темноте, укутывающей, словно покрывало. Он так привык к желтоватому свету факелов, постоянно горевших над головой, что даже растерялся немного.

Исчезли не только факелы. Исчезла решётка, исчезло кресло наблюдательницы. На короткое время ему показалось, что очнулся он совершенно в ином месте. Но нет — тот же навес над головой, громада дворца, ещё светящегося несколькими окошками, тёмные прямоугольники городских строений. Такая же травяная подстилка, брошенная прямо на землю. Клетки больше не было, зато появилось одеяло из плотной мягкой материи, укрывающее до подбородка.

Он попробовал сесть. Мышцы отозвались тупой болью и слабостью. В горле было сухо, так, что глотнуть не получалось. Но это была не прежняя жажда! И внутренности не пытались вырваться наружи. Анафилактический шок отступил.

Ароян облегчённо вздохнул, — на этот раз обошлось, они выжили.

Он наклонился, пытаясь разглядеть в темноте черты лежащей рядом девушки. Осторожно тронул её за руку. На мгновение показалось, что Орелик мертва, такой холодной была её кожа. Но раньше, чем смог нащупать пульс, понял, что ошибся. Русана тихо застонала, шевельнулась. Открыла глаза.

— Дад? Мы что, живы?

Вопрос прозвучал так смешно, что Ароян улыбнулся.

— Живы.

— Здорово! Знаешь, я думала, что умираю. — Девушка села, оглядываясь по сторонам. — Ха, и не я одна! Дад, лупоглазые тоже поверили в нашу смерть. Глянь, они нас обмыли и клетку выбросили. Они же нас отравить пытались, ты понял? Последний раз была не вода. Я узнала вкус — те самые ягодки, недозревшие, помнишь? Только промашечка вышла, человеческий организм выносливее, чем они думают.

Давид не знал, права она или ошибается. Возможно, Ишбит в самом деле пыталась прекратить мучения чужаков, решив, что их смерть неизбежна. Или, наоборот, напиток дали, чтобы восстановить силы, после того как организм упрямцев очистился от чужеродного белка. Зачем потенциальные трупы укладывать на мягкую подстилку и закутывать в одеяла?

Русана села, откинула покрывало в сторону. У неё сомнений не было.

— Слушай, Дад, удачно как получилось! Город не охраняется, так что сматываемся, пока они дрыхнут. Представляешь, выйдут, а трупики-то сбежали! — Она вскочила на ноги, пошатнулась: — Чёрт, в ушах звенит от слабости. Ты идти сможешь?

— Наверное, смогу, — кивнул Давид. Но подниматься он не спешил.

— Так пошли, чего ждёшь? Пока эта Ишбит нас прикончит? Одного раза мало?

В такое Давид не верил. Если бы аборигены намеревались убить чужаков, они могли бы сделать это много раз. Поведение туземцев диктовалось иными мотивами, несомненно правильными и логичными для их мировоззрения. Но само это мировоззрение не походило на человеческое. Раньше Давид не считал такими уж важными вопросы, задаваемые Орелик: «За кого местные жители приняли людей?» Какая разница, — ясно, что не за тех, кем пришельцы были в действительности. Он спешил наладить контакт, преодолеть языковый барьер, и эта проблема решилась бы сама собой. Люди смогут рассказать — на уровне, доступном местной культуре, — о себе и своих потребностях. Это была нормальная человеческая логика. И стремление Русаны сбежать, вернуть свободу и право принимать решения, было вполне в её рамках.

Однако вчерашнее отравление всё перевернуло вверх тормашками. Или поставило с головы на ноги? В очередной раз вынудило вернуться к жуткой, но бесспорной мысли: людей Давида Арояна и Русаны Орелик, астронавтов «Паннонии», родившихся на планете Новая Европа, больше не существует. Каждый индивид — лишь клетка огромного организма под названием человечество. Когда связь с материнским организмом обрывается, их существование превращается в затянувшуюся агонию. Давид и Русана перестали быть частью человечества и потому каждый их поступок, продиктованный человеческим мировоззрением и логикой, был не менее глуп и безрассуден, чем путешествие на прогулочной яхте сквозь пояс астероидов.

Языковый барьер вчера дал первую трещину. Но что они могли объяснить Ишбит? Никакого контакта между разумными расами не предвиделось. Два астероида, затерявшихся в межзвёздном пространстве, ворвались в поле притяжения чужой звезды. Сейчас всё решалось. Либо сбросить скорость, стать спутником, чтобы долгие годы нежиться в лучах нового солнца. Либо сорваться под его предательским притяжением и сгореть. Либо продолжить полет и сгинуть навсегда в замораживающей пустоте.

Орелик была кибернетиком. Она прекрасно умела анализировать ситуацию, строить алгоритмы, дающие наиболее приемлемый результат при имеющихся данных. А Давид был навигатором. Он находил решение, когда исходных данных недостаточно. И пользовался для этого явно не логикой. Но в глазах Русаны он оставался всего лишь Дадом, смешным человечком, плохо приспособленным к первобытному миру. И требовалось угадать не курс сквозь гиперпространство, а их судьбу. Мог ли он убедить её, что особой разницы нет?

Давид попытался. Какое-то время девушка молча смотрела на него, обдумывая услышанное. Нетерпеливо дёрнула плечом: «Что ж, оставайся». Развернулась и шагнула из-под навеса.

— Руся, что, если они попытаются тебя вернуть? — только и нашёлся, что спросить.

— Пусть попробуют! Это им дорого будет стоить.

— Ты собираешься объявить войну? Целой расе? Хозяевам этой планеты?

— Да. Лучше умереть свободной, чем жить в клетке!

Всё верно, она нашла алгоритм, наиболее приемлемый для человека в данных обстоятельствах. Ароян смотрел вслед, пока девушка не исчезла за чёрными прямоугольниками строений. Поёжился, натянул покрывало на плечи.

Он замёрз. Первый раз замёрз на этой тёплой планете.

* * *

Городок спал. Никто не пытался остановить Русану, окликнуть. Ни тебе часовых, ни патрулей. Вопиющая беспечность туземцев поражала. А в сочетании с жестокой бесцеремонностью первой встречи казалась идиотской. Она проскользнула мимо крайнего барака, ступила на дорогу. Не заблудилась в этом лабиринте! Даже подвешенная вниз головой сумела запомнить путь к бегству. Не то, что Ароян! Наверное, ничего, кроме кругов перед глазами не видел.

Мысль о том, что Давид остался у туземцев, что теперь она одна, больно кольнула сердце. Ладно, прорвёмся! Орелик гордо вскинула голову, ускорила шаг. Каждый выбирает свой путь. Не удивительно, что у трусов и героев он не совпадает.

Тянущийся по правую руку лес жил своей ночной жизнью. Чем дальше от поселения, тем громче и отчётливее сообщали о себе его обитатели: треском, шорохами, писком, хлопаньем крыльев-перепонок. Знакомые, ставшие привычными звуки не пугали. В этом лесу у двуногих прямоходящих врагов не было, лишь добыча и пища.

От голода вновь засосало под ложечкой. Русана огорчённо вздохнула: тонкий серпик луны уже спрятался за макушки деревьев. Искать что-то в такой темноте — занятие бесперспективное, а вдоль дороги пальмы-зонтики не попадались. Да и не было уверенности, что хватит сил вскарабкаться! Зато слева, за живой изгородью тянулись поля аборигенов. Наверняка там можно было найти те гадкие овощи, которыми их пичкали две недели. Гадкие, но съедобные, способные поддержать силы.

Через изгородь Русана не полезла. Она сама по себе, не нуждается ни в чьей помощи, даже невольной. Ни в ком не нуждается! Дошла до самого поворота, где заканчивались поля, и дорогу с обеих сторон обступал лес. Хотела свернуть, не замедляя шаг, но не утерпела, оглянулась. Город чёрной глыбой вырисовывался на фоне звёздного неба. Лишь одно окошко-искорка светилось под крышей дворца. Но и то, будто почувствовав взгляд девушки, мигнуло, погасло. Она была абсолютно свободна делать всё, что заблагорассудится.

Обида, мгновенно вскипев, подкатила к горлу. Обида на всех и всё, и ни на кого конкретно. Должно быть, на саму себя? На парусном корабле заметили плотик, сбросили скорость, готовясь принять потерпевших на борт. Но команда парусника, их порядки и обычаи были странными, чужими. Поэтому она не раздумывая сиганула в океан, готовая уплыть на поиски… чего?

Русана всхлипнула и, не сдерживаясь, разревелась. Села посреди дороги, посреди чужой планеты, посреди огромной Вселенной, и плакала, плакала, плакала. Она ведь всего лишь женщина, самка своего племени, имеет право рассчитывать, что хотя бы иногда кто-то сильный и мужественный снисходительно отнесётся к её капризам, успокоит, поддержит, защитит…

Только племени у неё больше нет!

Вообще-то плакать Орелик не любила. Если и делала это, то украдкой, чтобы никто не увидел. Сейчас никто и не видел. И никогда не увидит. Никто. Никогда. Этот мир вовсе не признал её своей хозяйкой. Он предоставил ей возможность сдохнуть с гордо поднятой головой.

Слёзы закончились. Продолжать сидеть посреди дороги было глупо. Русана встала и поплелась, вяло переставляя ноги, назад.

* * *

Увидев, что Русана вернулась, Давид чуть не закричал от радости, но побоялся, что любые слова буду неуместны. Единственное, что решился сделать, — обнял за плечи, когда девушка забралась под одеяло и зябко прижалась к нему. Так они и просидели до утра. Потом небо начало светлеть, сереть, голубеть. Проснулись обитатели дворца, глазастые лица с любопытством выглядывали из окошек. Снова их окружили в ожидании нового представления. Женщина, та самая, что неосмотрительно дала чужакам рыбу, принесла очередную мисочку «орче». И когда Русана, поморщившись, сунула в рот полную ложку и проглотила, толпа одобрительно захрюкала. Каша была омерзительной. Каждый раз, перекатывая во рту скользкий комок, Давид ощущал, как желудок болезненно вздрагивает. Но, с другой стороны, могло быть и хуже.

Когда миска опустела, им выдали одежду: Давиду — короткую тунику и пояс, Русане — юбку и накидку-топ. Помогли одеться и повели на площадь к центральной лестнице, той самой, что они видели в первый свой день в этом городе. Сегодня они возвращались сюда уже не пленниками — гостями. Их жизнь на Виталине сделала очередной поворот.