Лазоревый день. Книга первая

Глава 10. Кхиры

На первый взгляд язык кхиров — самоназвание аборигенов, — был прост, даже примитивен. Никаких прилагательных, наречий, личных местоимений, только существительные и глаголы. Легко разобраться, когда речь идёт о вещах тривиальных и повседневных. Очень скоро Давид убедился, что на таком языке короткошёрстые обращаются к волосатым. И к людям. Но когда они начинали разговаривать между собой, всё менялось. Огромное количество суффиксов и префиксов, плавающие ударения и изменяющееся звучание с лихвой восполняли ограниченные размеры словаря. Вдобавок ко всему, не похожая на человеческую фонетика. Строение голосового аппарата лишило кхиров всех носовых звуков. Зато диапазон рычащих, шипящих и свистящих был заметно шире. В результате вычленить из речи корни слов оказывалось не менее трудно, чем выявить на незнакомом небосводе реперные квазары без помощи навигационной нейросети. А уж научиться объясняться, точно передавая мысли — Ароян сомневался, что когда-нибудь это получится.

Например, небо они называли «ох». Но на самом-то деле абстрактного неба не существует! Есть тёмное ночное небо «шшох», и ночное же, но освещённое лунами «сох», серое, предрассветное «шо-ох», белёсое, в дымке «хо-ох», ярко-голубое, солнечное небо «кхи-ох» и затянутое тучами «ко-ох». Дождливое небо «ох-дир» и небо, расцвеченное ярко-алым закатом «ох-иц». И совсем уж непонятное «ох’эрис-ча», откуда пришли то ли боги, то ли предки кхиров. Туземцы ничего не пытались укрыть от пришельцев, но язык хранил их тайны надёжнее любого замка. В том числе явственно бросающуюся в глаза: тайну взаимосвязи двух рас, проживающих в городе.

Волосатые, которых называли «ачи», не были здесь ни рабами, ни слугами. Но и равноправными членами сообщества посчитать их было бы неверно. Вход во дворец для них был заказан, на них ложилась вся тяжёлая работа. Но никакого возмущения подобные притеснения не вызывали, хоть численностью ачи превосходили своих хозяев раз в пять-шесть. Давид всё больше утверждался в мысли, что интеллект волосатых довольно примитивен. Собственно, «ачи» и означало «глупые дети».

У короткошёрстых отдельного самоназвания не существовало. Они делились на «арт» — женщин и «рта» — мужчин. Даже младенцы уже были «а’арт» и «а-рта», хотя детей чаще называли коротким «а». Ачи, арт и рта вместе составляли народ кхиров. Вдобавок мифические королевы-богини ртаари, живущие в лазорево-золотом небесном дворце «чце-ригхтоэ’ох».

Здесь царил строгий матриархат. Власть Ишбит была абсолютной и выше неё стояли лишь королевы. Мифическими их считали Давида и Русаны, но туземцы воспринимали ртаари как существ вполне телесных. Каждая арт и каждый рта точно знали, с благословения которой из них были зачаты. Ишбит даже регулярно «беседовала» с ртаари, уединившись в одной из башенок.

Наибольшим могуществом из королев обладала Кхарит-Джуга, именуемая «Хранительницей». По словам Ишбит, именно она объяснила, чем кормить странных найдёнышей, а когда те ослушались, велела дождаться начала агонии и напоить наркотическим «вином» смертельной для кхиров концентрации. Уверенность арт в том, что поступками её руководит Хранительница, была так сильна, что обижаться на рискованный метод лечения Ароян не мог.

Ишбит носила титул «со-ртох» — Первая Мать. И это был единственный титул среди жителей города. Правда, был ещё старший охотник Шубси, но его полномочия ограничивались мужской частью населением и профессиональной деятельностью. Вся остальная иерархия состояла из двух ступеней. На верхней располагались взрослые арт и рта, на нижней — дети и ачи. У каждого имелся свой круг обязанностей, и все — хотя бы внешне — были довольны. Арт растили детей, готовили пищу… остальная их деятельность относилась скорее к духовному, нежели к материальному. Да, они украшали жильё и одежду, домашнюю утварь и охотничье оружие, но изготовляли всё это рта. И остальная «приземлённая» работа была уделом «сильной трети»: выращивать урожай, охотиться, выплавлять металл, строить, изготавливать ткани. В конце концов Давид обобщил разделение труда: работа арт сосредотачивалась внутри дворца, рта — за его стенами. Казалось странным и несправедливым, что рта, численно уступающие подругам раза в два, тянут на себе львиную долю забот о выживании племени. Правда, у них было в достатке не очень смышлёных, но сильных и исполнительных подручных.

Город назывался вычурно и длинно: «джасжарахо». Лишь через несколько дней Ароян понял, что это имя собственное, а для обозначения поселения вообще имеется слово «тирч». Так же назывались сами обитатели городка и их иерархическая структура. Тирч ближе всего соответствовал понятию «муравейник» или «рой».

Помимо Джасжарахо на острове было ещё сорок шесть городов и столица — ц’Аэр. Буквально так и говорилось: «города и столица», слово «тирч» к ц’Аэру никогда не применялось. В столице находился чце-ригхтоэ’ох, там обитали ртаари, поэтому можно было предположить, что это храмовый комплекс, местная святыня. Всё вместе: города-рои и столица, — объединялись в подобную государству структуру, носящую название Кхарит. Хотя подобие было условным, никакого проявления центральной власти, за исключением «бесед» с ртаари, Арояну заметить не удалось. На других больших островах имелись свои «государства», явно не враждебные Кхариту, хотя и не слишком-то дружественные. И наконец весь свой мир целиком кхиры называли Шакх.

Цивилизация кхиров застряла где-то на уровне бронзового века. Или не застряла, а, развиваясь, достигла этой ступени? Во всяком случае, аборигены умели выплавлять из руды металл и обрабатывать его, обжигать глину, шить одежду, строить кирпичные и деревянные дома. получалось это у них на удивление ловко, так что язык не поворачивался называть используемые технологии примитивными. Но больше кхирам нравилось заниматься украшательством. Лепка, резьба по дереву, чеканка, вышивание, и конечно же рисование на всём, что попадалось под руку.

Ароян понимал, что историк из него неважный, но сохранившихся со школьной скамьи знаний хватало, чтобы заметить несоответствия в развитии этого общества. Зачаточное состояние техники соседствовало с вполне научными познаниями в медицине и биологии, вплоть до представления о клеточной структуре организма. Родоплеменной строй и натуральное хозяйство без какого бы то ни было намёка на товарно-денежный обмен уживался с развитыми искусством и культурой. Этику туземцев Давид вообще не смог классифицировать. То ли она была примитивно-наивной, то ли поднялась до уровня, недоступного человеческому пониманию. Так, в языке кхиров он не нашёл ничего, соответствующего слову «преступление». А нет преступления, нет и наказания. Вместо понятий о законе, правилах поведения здесь использовался «тхе-шу» — Путь Жизни. Каждый индивид следует своим путём, каждый рой следует своим путём, каждое племя, каждый народ. И это не было слепой покорностью судьбе, этика кхиров признавала свободу выбора. Но после того, как поступок совершён, нет смысла сожалеть и раскаиваться — миг выбора для тебя никогда не повторится. Прими то, что получил, и готовься вновь выбирать.

Этике «пути жизни» следовало бы базироваться на довольно сильной религии. Ничуть не бывало! Почти всё происходящее вокруг туземцы объясняли без помощи потусторонних сил. Ветер и дождь, течение рек и времена года, приливы и землетрясения, движение небесных тел и круговорот жизни, — причину явлений кхиры понимали правильно, хоть и недостаточно полно. Или недостаточно полно Давид знал их язык? В любом случае, эта цивилизация успела накопить многовато научных знаний для бронзового века. Каким образом? Поддавшись искушению, Ароян однажды попытался спорить с Ишбит, доказывая, что земля — плоская. Спора не получилось, у со-ртох не было доказательства правильности своего мировоззрения. Значит, туземцы не были атеистами, ими руководила вера. Но вера, основанная на научных знаниях далеко не первобытной цивилизации. Нет, проводить параллели с историей человечества Давид не брался.

Очень быстро развеялось и представление о «травоядности» кхиров. При необходимости они могли употреблять в пищу практически всё живущее и растущее на Шакхе. В любом виде, лишь бы не жаренное. Пища не должна соприкасаться с огнём — первая заповедь местной кулинарии. На практике основным и любимым кушаньем кхиров был орче. Для его приготовления использовали клубни «фур», зерна «схи» и «тчаи», побеги «хефы» и ещё десятка два культивируемых туземцами растений в зависимости от времени года и других факторов, с которыми Ароян пока не разобрался. Подготовленные плоды перемалывали в кашицу, сливали в медные чаны. Когда появлялась пенка брожения, массу подогревали, заправляли фруктовыми соками, густым молоком «оссе» и подавали к столу. В том, что оссе — это именно молоко, Давид не был уверен, так как животноводство у кхиров отсутствовало. Иногда в орче добавляли разваренное на пару и перемолотое филе рыбы и мясо. Впрочем, «мясную» кашу людям Ишбит есть не позволяла.

Рецептура блюда с точки зрения европейца была мало приемлемая. Но, поэкспериментировав с горькими соками, Давид и Русана научились забивать затхлый привкус и постепенно приучили себя преодолевать брезгливость. Тем более что каша была достаточно калорийной, неприятностей с пищеварением не вызывала, а КПД усвоения её организмом был сопоставим с косморационом.

То, что пища туземцев годилась для существ, прошедших иной путь эволюции, было замечательно. Но совпадение казалось странным. Ещё одна тайна здешней цивилизации. Давид сбился считать эти тайны. Почти каждый прожитый в Джасжарахо день приносил новую, порождал очередной ряд вопросов.

Ароян всё увереннее объяснялся на языке туземцев, постепенно врастал, вклинивался в их сообщество. У Русаны так не получалось, и это её бесило. Для того чтобы запомнить пару сотен странных слов и научиться связывать их во что-то осмысленное, способностей у неё хватало, но проблема была не только в языке. С каждым днём становилось всё очевиднее, что туземцы не одинаково относились к паре пришельцев. Арояна они начинали воспринимать равным себе. Человеческое лицо мало походило на лица кхиров, но его тщедушная фигура, тёмная курчавая шерсть по всему телу, рост как у большинства рта, скрадывали отличия. А Русана выделялась среди туземцев слишком явно: и ростом, на голову выше любого из кхиров, и откровенно не женским по их меркам телосложением, и гладкой белой кожей. Обитатели дворца её сторонились. Не игнорировали, с готовностью старались ответить на любой вопрос, но по собственной инициативе к ней не обращались, разве что требовалось передать что-то, сказанное Ишбит. Да и со-ртох чувствовала себя неловко в обществе чужеземки.

Изоляция раздражала, Русана не привыкла к одиночеству. А здесь было именно одиночество, даже Ароян не разделял его. Бывший навигатор целыми днями вертелся вокруг Ишбит, одолевал расспросами, пытался изучить цивилизацию кхиров изнутри. Орелик не оставалось ничего иного, как изучать её извне. Если не удаётся получить ответы расспросами, она найдёт их сама, наблюдая, сопоставляя, делая выводы. Благо, запретных уголков в городе не было.

Для начала, Русана исследовала все закоулки дворца. Планировка сооружения вначале казалась странной. Но обходя комнату за комнатой, она убедилась в его логической непротиворечивости и неплохо продуманной функциональности. Их с Давидом поселили в маленькой комнатушке на втором ярусе. Размерами та была ничуть не просторнее клетки, где пришлось обитать перед этим. Никакой мебели, лишь мягкий травяной матрас на полу. Напротив входа — окно, застеклённое бледно-розовыми и голубыми квадратиками. Солнечный свет, проходя сквозь них, окрашивал помещение в пастельные тона. Остальная поверхность стен была задрапирована матерчатыми полотнищами, разрисованными причудливым орнаментом. Комната идеально годилась для одного занятия — спать. Или заниматься любовью, если вас не смущает отсутствие такого атрибута, как запор на двери. Его не было по банальнейшей причине — саму дверь тоже не предусмотрели, проём в стене закрывался лёгкой полупрозрачной занавесью. И так по всему ярусу. Это был доведённый до абсурда аналог новоевропейских домов-коммун. Полное отсутствие отчуждённости в соединении с уважением к личной жизни. Шторка отдёрнута — ты открыт для общения, задёрнута — желаешь уединиться. И в то же время знаешь, что любое постыдное деяние утаить невозможно.

Существуют ли какие-то правила, регламентирующие семейную жизнь кхиров, Русана определить не могла. Некоторые жили парами: арт и рта. Были и тройки: две арт и рта, редко наоборот. Но некоторые — та же Ишбит — жили в одиночку. Имелись и свободные комнаты. Их мог занять любой желающий, драпировать по личному усмотрению и сделать своей спальней. Собственно, комнаты и отличались драпировкой и направлением окон. Но ради того, чтобы поменять восток на запад, вряд ли переезжали. Орелик подозревала, что запасные комнаты нужны на случай, когда кто-то решал поменять семью. В человеческой терминологии все семьи кхиров были пробными. Логично, если учесть, что детей здесь воспитывали сообща и не делили на «своих» и «чужих». Собственно, рой и был одной огромной семьёй.

Просыпаясь ночами, Русана слышала шуршание, шёпот, сладкие стоны в соседних коморках. Слов было не разобрать и не разглядеть странные картины на стенах, а потому всё казалось почти земным, привычным. Отзвуки чужого экстаза возбуждали, заставляли тело вспыхивать неудержимым желанием. Она лежала, мысленно проклиная сладко посапывающего рядом Арояна с его неуместной стеснительностью.

Отсутствие дверей оказалось не самой большой странностью дворца. У кхиров имелись водопровод и канализация! Это выглядело невозможным для отсталой цивилизации, но это было. Вода поднималась из мощного родника, спрятанного под домом, в водонапорную башенку, а оттуда по серебряным трубкам растекалась по дворцу. На спальном ярусе имелось помещение для омовения и нечто, весьма похожее на ватерклозет. Личную гигиену кхиры соблюдали с достойной уважения щепетильностью, а что делиться по половому признаку обычая здесь нет, Русану сильно не смущало. Наоборот — помогало в исследованиях. Аборигены получили возможность изучить человеческие тела. Теперь пришла её очередь выступить в роли наблюдателя.

Прежде всего её заинтересовали рта, вернее, отсутствие у них внешних половых органов. Оказывается, гениталии втягивались в кожистый «кармашек», прикрытый паховой складкой. Телосложение арт казалось более «правильным» — такая же складка внизу живота выглядела вполне уместной. И груди с острыми тёмно-розовыми сосками смотрелись почти по-человечески, разве что количество их было излишним: две-три-четыре пары, обычно разного размера, верхние крупнее, нижнее — меньше. Вначале Русана различала мужчин и женщин только по наличию молочных желез и, соответственно, по тому, что у последних шерсть на груди не росла. Но затем научилась видеть и другие особенности. У арт шерсть светлее, мягче черты лица, ниже лоб, меньше гребешок, длиннее и гуще волосы, растущие на нём, тоньше пальцы, выпуклее живот. У рта — длиннее и мускулистее конечности, более узкие бёдра и талия. Постепенно обитатели дома переставали быть безымянной, безликой массой. Они становились ещё не друзьями, но уже соседями.

На ярусе была только одна «нестандартная» комната — столовая. Вернее, трапезная, так как столы отсутствовали. Их роль выполняло каменное возвышение в виде большой, почти на всё помещение, буквы «П». Между этим подиумом и стенами лежали травяные подушки-сидения. Трижды в день сюда собиралось взрослое население дворца. Совместная трапеза выглядела обрядом, незамысловатым, но чётко регламентированным. Первой всегда приходила Ишбит, занимала своё место посреди «перекладинки» «П». Следом подтягивались остальные, размещались вдоль «ножек» и молча ждали начала. Несколько арт приносили посуду, чаны с орче, корзины с фруктами, накрывали «стол», усаживались сами. Лишь после этого рой дружно брался за ложки. Есть принято было не торопясь, тихо и размеренно беседуя с соседями. Добавки никто не просил, но и объедков не оставляли. Когда последний клал ложку, трапеза считалась законченной. Выглядело всё это чинно, а потому комично. Но первое время поединок с отвратным вкусом и консистенцией пищи мешали Русане вволю повеселиться, глядя на туземный цирк. А потом она привыкла.

Третий ярус в отличие от второго, не был единым целым, а состоял из отдельных надстроек. Каждая представляла из себя большую светлую мастерскую. Здесь всегда пахло свежеразведёнными красками, или сырой глиной, или древесными стружками, или металлом. Орелик проскочила этот ярус за пару дней. Арт не возражали, когда гостья наблюдала за их работой, но той самой было не особо интересно. Искусство — это здорово, но Русана себя к ценителям прекрасного не относила.

Покончив с верхушкой дворца, она начала двигаться вниз. Первый этаж занимали дети всех возрастов, от младенцев до вполне сформировавшихся юношей и девушек, готовящихся к вступлению во взрослую жизнь. На этом ярусе не было спален-клетушек, дети обитали в просторных комнатах, разделяясь по возрасту. С самыми маленькими жили няни-кормилицы. Здесь же располагались «игровые» и «учебные классы», детская столовая, похожая на ту, что была этажом выше.

В цокольном ярусе прятались кухни. Собственно, подготовка ингредиентов орче велась снаружи, в подсобках, окружающих дворец. Здесь же стояли чаны, в которых каша «дозревала», и проходил завершающий этап приготовления непосредственно перед трапезой. Ароматы в «кухнях» витали такие, что Русана не решилась излишне углубляться в изучение этой части дома.

В цоколе оказалось и ещё одно помещение, достаточно обширное, но низкое, — Русане пришлось опуститься на четвереньки, чтобы обследовать его. Ни окон, ни дверей, лишь лестница и люк в потолке. В тёплом влажном воздухе витал устоявшийся запах, незнакомый, не похожий на ароматы кухни. Сначала Орелик посчитала, что это место — кладовая. Но помещение пустовало, и предположить, что же такое ценное прячут существа, не имеющие врагов и не знающие частной собственности в самой сердцевине своего муравейника, она не могла.

Ответ оказался простым и очевидным, его Русане сообщил Ароян, а ему в свою очередь — Ишбит. Под дворцом находилось гнездо! Каждый год туда спускались арт, готовящиеся принести потомство, а спустя несколько дней выбирались наружу, оставив одно-два яйца. В этом году сезон завершился, все детёныши вылупились, поэтому гнездо пустовало.

Информация, что кхиры — яйцекладущие, Русану особо не удивила. Они ведь были порождением местной эволюции, значит, унаследовали черты своих животных предков, как люди — черты своих. Особенность размножения лишь на время увеличила дистанцию, подчеркнув чужеродность живущих рядом существ. Конечно, странно представить ту же Ишбит эдакой «гусыней», откладывающей яйца. Но и для кхиров было бы не меньшим — гораздо большим! — потрясением наблюдать роды у земной женщины. Впрочем, это было чисто теоретическим умозаключением. Не решившись окончательно на зачатие ребёнка, Русана ушла в последнюю экспедицию стерильной, как принято в косморазведке.

Гораздо сильнее Орелик поразило другое наблюдение, сделанное на нижних ярусах: разительная диспропорция между количеством малышей и детей среднего возраста. Процент смертности получался катастрофическим, до совершеннолетия не доживали по крайней мере трое из четверых. Причём таинственная эпидемия выкашивала детей одного и того же возраста. Няни-арт к происходящему с их потомством были совершенно равнодушны. Кажется, они вообще не могли понять, о чём спрашивает чужеземка.

Русана ужасалась незавидной судьбе кхирских детишек с неделю, пока не перенесла исследования в окрестности дворца. И сразу же обнаружила пропажу. Все «недостающие» дети нашлись — они жили в приземистых бараках с окошками под потолком. Маленькие ачи.

Вот это было открытие! Удар по всей космобиологии. Волосатые оказались не отдельным подвидом, не другой расой. Это были самые настоящие кхиры, но не арт и не рта, третья разновидность, не только лишённая способности производить потомство, но и не имеющая половой принадлежности. «Бесполый пол», рабочие особи. Люди встречали такое прежде только у общественных насекомых. Но кхиры — не насекомые! Высшие позвоночные, млекопитающие, разумные существа, наконец! До какой же степени их эволюция отличалась от человеческой, раз смогла привести к такому ошеломительному результату?

* * *

Открытие, сделанное Орелик, поразило настолько, что Давид сначала не поверил подруге. Но со-ртох подтвердила — всё так и есть. Плохое знание языка заставляло его думать, что термин «глупые дети» употребляется в переносном смысле. Ачи рождались так же, как арт и рта, и лет до трёх отличались только отсутствием половых признаков. Но затем шерсть на их телах становилась густой и длинной, они быстро росли, набирали силу. Интеллект, наоборот, развивался медленнее. Фактически они на всю жизнь застревали в детском возрасте. Никаких рабов и рабовладельцев, слуг и хозяев. Родители — в меру требовательные, в меру строгие, в меру снисходительные — и дети, старающиеся заслужить похвалу.

Объяснений удивительному феномену не было, поэтому он породил очередную порцию загадок. Что управляет сохранением пропорции между полами? На каком этапе решается, родится «нормальный» ребёнок или ачи? Бесполость — это генетическая особенность или морфологическая? Вопросов было много, искать ответы в аналогии с людьми не получалось. А те, что давала Ишбит, выглядели совершенно фантастическими.

Богини-ртаари не вмешивались в работу природных стихий, зато жизнью своего народа они управляли тщательно. Без них не мог родиться ни один рта, ни одна арт. Речь шла вовсе не о подборе пар. Ртаари не интересовало, кто чей муж и жена — из яиц, отложенных после естественного совокупления пары, в любом случае могли вылупиться лишь ачи. Для рождения полноценных кхиров требовался «д’ашре» с одной из королев. Это «д’ашре» было чем-то непостижимым. «Ашре» — так именовалась совокупность чувств, испытываемых кхирами к королевам: любовь, преданность, почитание, восхищение. «Айри» называли желание близости, возникающее между рта и арт. Когда желание осуществлялось, «айри» переходило в «д’айри». Но о каком совокуплении с божеством могла идти речь?!

Рассказ Ишбит Давиду очень хотелось посчитать религиозным мифом, если бы не одно обстоятельство. Все жители Джасжарахо родились в родном тирче. Как и все их предки на протяжении не одной сотни лет. Сама мысль о том, чтобы уйти в другой рой, казалась кхирам дикой. Постоянное скрещивание генетических линий в обособленной популяции неминуемо должно было привести к накоплению вредных мутаций и вырождению — это аксиома.

Должно, но не приводило.

Глава 11. Материнское молоко

Незаметно, крадучись, пришла виталинская зима. Небо окончательно потускнело, выцвело, из бледно-голубого сделалось совершенно белым от густой дымки. Днём дымка мешала солнечным лучам прогревать землю, а ночью рассасывалась, пропуская воздух из верхних слоёв тропосферы. Становилось ощутимо прохладнее. Лес, окружающий поселение, не выглядел больше нарядно зелёным, поблёк, завял, — атмосферной влаги ему не хватало, и не прошло ни одного дождя за всё это время. Опустели поля — сухая, растрескавшаяся комьями земля утомилась. Собрав последний урожай — стручки с крупными серыми зёрнышками, «тчаи», — её оставили в покое, дали возможность отдыхать, набираться сил. Закончилась охота и рыбная ловля. Теперь рта все дни проводили в городе. Обновляли оружие и инструмент, ремонтировали постройки, варили клейкий сок дерева фэху, и когда он в достаточной мере густел, вытягивали из него тонкие прочные нити, — материал для кхирских тканей, отлично красящихся, приятных на ощупь, не мнущихся. Начинался предпоследний сезон годичного цикла.

Кхиры делили год на восемь периодов, связанных не с движением лун, а с изменением погоды и жизненным циклом обитателей архипелага. Правильно было бы называть эти периоды временами года, но восемь времён года, — слишком много! Для людей привычнее употреблять слово «месяц». Когда космошлюпка опустилась на южном побережье, шёл задар. Бисар Орелик и Ароян встретили сидя в клетке, а купар — почётными гостями роя. Они начали привыкать к этому миру. К его долгим суткам, блеклому небу, двум лунам.

Но Виталина вновь напомнила, что люди чужаки для неё.

* * *

Двадцатый день купара ничем не отличался от предыдущих. Он прошёл незаметно, безветренный, в меру тёплый, наполненный обыденными «зимними» заботами роя. Солнце опустилось за горизонт, дворец постепенно затихал, готовился ко сну. И на двери комнаты, в которой жили люди, шторку уже задёрнули.

Русана устало стащила через голову топ, опустила руки к шнурку на поясе юбки. И застыла. Даже в тусклом свете масляного фонаря были заметны тёмные волдыри, покрывшие кожу на груди и животе. Значит, не случайна постоянная сухость во рту и першение в горле, преследовавшие всю неделю. Не случайна тупая боль в затылке по утрам и слезящиеся глаза. Местные микробы распробовали человеческий организм и принялись его разрушать, пользуясь абсолютным отсутствием иммунитета.

— Дад, — Орелик тихо окликнула растянувшегося на матрасе Арояна. — Тебя ничего не беспокоит в последние дни?

— Ты о чём?

Давид удивлённо открыл глаза. Русана специально постаралась повернуться так, чтобы следы болезни оказались заметнее. Пусть сам всё увидит и догадается. Она боялась, что если начнёт объяснять, то не выдержит, сорвётся от холодящего тело ужаса.

Давид увидел и понял — глаза округлились. Рывком сел.

— Давно это у тебя?

— Сыпь появилась сегодня. А ты? У себя ничего не замечал?

Ароян задумался, морща лоб, прислушивался к ощущениям. Сообщил:

— Глаза слезятся, в горле некомфортно.

Он перечислял те же симптомы, лишь сыпи пока не было. Русана кивнула, невесело улыбнувшись.

— Вот она до нас и добралась.

— Кто?

— Планета. Всё, финиш, порезвились.

Давид втянул голову в плечи. Утешить? Чем? Русана боялась не меньше. Если бы это случилось сразу после высадки! Тогда смерть воспринималась как неизбежность и потому страха не вызывала. Но смерть не спешила. Выждала подло и вцепилась в горло, когда о ней начали забывать.

— Может, это не очень опасно? Пройдёт? — с надеждой предположил Ароян. — Нужно попросить у Ишбит настой из тех ягод. Он же помог два раза!

Орелик пожала плечами. Можно и попросить, хуже не будет. Сок ягод действовал укрепляюще, восстанавливал силы. Другой вопрос — поможет ли это теперь? Болезнь человеческому организму неизвестна, защищаться от неё он не умеет. А самое страшное — это ведь только первая атака. Если её удастся отбить, навалятся десятки других неизвестных болезней. Наверняка они уже внутри их тел. Размножаются, готовятся сожрать.

Давид жест её принял за согласие. Вскочил, торопливо натянул тунику, метнулся из комнаты так, что занавесь ходуном заходила. Русана, вздохнув, прилегла. Подумала удивлённо, что Ароян всерьёз надеется на помощь матриарха аборигенов. Ну какие методы лечения инфекционных заболеваний способна предложить цивилизация, отставшая от человеческой на тысячелетия?

В самом деле, какие? Она постаралась вспомнить всё, так или иначе связанное с медициной у кхиров. Воспоминаний было немного. Она видела, как арт замазывают детям ссадины и царапины кашицей из пережёванных листьев. Один раз присутствовала на «операции» сломавшего ногу ачи. Волосатику дали выпить лекарство — ковшик обезболивающей настойки, — вправили кость, наложили шину. Первое время Русана была уверенна, что добром такое лечение не заканчивается. Но порезы затягивались, ссадины заживали, и даже кость вполне успешно срасталась. Покалеченный ачи уже вставал и пробовал ходить, опираясь на плечо собрата.

Все эти случаи связаны были с травмами. Орелик неожиданно отчётливо поняла, что ни разу не видела ни одного заболевшего кхира. Но не могло же у них быть такого зверского иммунитета? А если предположить невозможное, ещё хуже получается: нет у аборигенов нужды в лекарствах, зря Ароян тешит себя надеждой.

Отсутствие бывшего навигатора затягивалось. Видимо, Ишбит не понимала, что обеспокоило пришельцев. И впрямь, как рассказать дикарке, пусть и рисующей не хуже Сальвадора Дали, о микробиологии?

Картинка получалась забавной, Русана даже отвлеклась немного от тоскливых мыслей. И когда занавесь на двери колыхнулась, невольно вздрогнула. Ароян вернулся не один. Одета Ишбит была «по-домашнему»: белая пелеринка, едва прикрывающая нижнюю пару грудей и полупрозрачная повязка на бёдрах, — должно быть, запоздалый визит гостя поднял её с постели. Со-ртох поставила в угол два керамических кувшинчика, присела рядом с девушкой. Русана дёрнулась было подняться, но та не позволила:

— Лежи.

Осторожно провела пальцами по животу, рассматривая сыпь. Развязала шнурок на юбке, освободила пах. Волдыри были и там. И на внутренней части бёдер явственно выделялись на белой, не тронутой загаром коже.

— Дади сказал, болят горло, голова, глаза? Кожа чешется?

— Да. Ишбит, ты знаешь эту болезнь?

— Нет. Болезни кхиров: порезана кожа, разорвано мясо, сломаны кости. Выколот глаз, выбит зуб, ожог от огня. Или внутренняя боль от плохой пищи. Ещё слабость от голода и жажды. Или от старости, но это не болезнь, это смерть. — Она убрала руку. Обернула, указала Арояну на сосуды, заставляя подать. Продолжила: — Поздно начали есть орче, плохо. Но не страшно, у Русит много силы, и у Дади достаточно.

Она подвинула тёмно-вишнёвый кувшинчик к девушке, а второй, бежевый, сунула в руки Арояна. Проинструктировала:

— Нужно пить медленно, маленькими глотками. Меньше двигаться. Утром я принесу ещё.

Замолчала, выжидающе глядя на Русану. Пить лёжа было неудобно, поэтому Орелик всё же села. Поднесла сосуд к губам. Мысленно порадовалась, что он маленький и лёгкий, неизвестного лекарства предстояло выпить не слишком много. Пригубила.

Несомненно, одним из ингредиентов были ягоды-бусинки, но их ментол не мог заглушить железистого жирного привкуса. Такой же присутствовал в орче, но там его было чуть, а здесь этот вкус доминировал. Русана почувствовала, как напряглось всё внутри, будто организм пытался закрыться от чуждого вторжения. Скосила глаза на хозяйку — осознает ли та, что делает? Вдруг это кхирское лекарство — смертельный яд для людей?

Ишбит встретила её взгляд, не моргнув. Только подбородком дёрнула — то же самое, что для человека кивнуть. Орелик втянула побольше воздуха, набираясь решимости. Пусть даже яд, какая разница? Лишь бы смерть не стала нестерпимо мучительной. Набрала полный рот, проглотила. Жидкость прокатилась тёплой волной по пищеводу, коснулась желудка. И мгновенно дала реакцию, заставив все мускулы конвульсивно дёрнуться. Даже пот выступил, а из носа сопли брызнули.

Ишбит укоризненно напомнила:

— Пить медленно. Не нужно спешить. Оссу должен впитаться в тело. — И, взглянув на Арояна, потребовала: — Дади тоже пей. Не нужно бояться.

— Да я не боюсь… — отчего-то смутился Ароян.

Вздохнул, умостился рядом с женщинами на матрасе. Медленно пригубил, проглотил. Очень старался не морщиться, и это у него почти получилось.

Ишбит поднялась.

— Хорошо. Пейте, спите. Утром приду.

Она вышла, и Русана вновь взялась за лекарство. Второй глоток ей удалось сделать медленно, по правилам. Приятней напиток не стал, но в этот раз она знала, чего ожидать, реакцию организма восприняла спокойно, только зажмурилась. А когда открыла глаза, встретила взгляд Арояна.

— Как тебе лекарство?

— Ничего более зверского пробовать не приходилось, — девушка выразительно передёрнула плечами. — Теперь я знаю, что за дрянь эта их «оссу». Не удивительно, что прокисшая каша вдобавок горчит. Интересно, из чего они гонят такую отраву?

— Из себя.

Давид осторожно отпил ещё глоток. Даже не скривился. Русана удивлённо хмыкнула — никогда не подумала бы, что у этого хлюпика может быть такая выдержка. И тут до неё дошёл смысл последней его фразы.

— Это как? Не поняла.

— Это молоко Ишбит. Она при мне его, как это сказать…

— Сцеживала? — недоверчиво подсказала Орелик. — Из груди? Из молочных желез?

— Угу. Подставляла эти кувшинчики, и прямо в них. В мой — немножко, потом водой развела и соком. А тебе почти чистое оставила. Наверное, у тебя болезнь дальше зашла.

— Наверное, — Русана машинально кивнула.

Мысли кружили стремительным хороводом. Получается, всё это время они питались женским молоком? Чёрт, это же чужеродный белок, ничем не лучше той долбаной рыбёшки! Они опять могли отравиться! Однако не отравились... В каше концентрация молока была мизерная, вот сейчас — совсем другое дело. Нет, Ишбит такую ошибку допустить не могла, она же сама запретила есть любое мясо. Возможно, микроскопические дозы, принимаемые с орче, выработали у человеческого организма иммунитет к тканям кхиров?

Час от часу не легче. Как пить эту жидкость, зная, что несколько минут назад она была плотью Ишбит? Хотя, что в этом крамольного? На Новой Европе разводят коз, коров, лошадей — находятся любители покупать баснословно дорогое пастеризованное молоко вместо нормального, синтетического. Русана попробовала один раз козье, — ничем не хуже обычного. Но и не лучше, попробовала и забыла. А козы людям родственники куда более близкие, чем кхиры.

С точки зрения биологии такие рассуждения были правильными. Но психологически… Ишбит — не коза и не корова. А будь на её месте земная женщина? Отказалась бы Русана от такого лекарства? Если другого нет, то сто процентов, что пила бы. Но не думать об этом не смогла бы.

Орелик задумчиво погладила пузатый кувшин. Взяв за горлышко, поднесла ко рту. Жидкость больше не казалась отвратительной, просто странной. Как и сами кхиры.

* * *

Питье затянулось почти на час. Каждый новый глоток давался ничуть не легче предыдущего, а когда сосуд наконец опустел, Русана в изнеможении рухнула на матрац и почти сразу провалилась в черноту.

Это была настоящая бездна. Она падала и падала, то и дело натыкаясь на невидимые зубья скал. Их острия рвали тело, выворачивая целые клочья её плоти. Но самое страшное ждало внизу. Она летела навстречу с убийственным дном, не ускоряясь и не замедляясь. Знала, что будет очень больно, но эта боль станет последней.

Долететь Русана не успела. Чужая рука решительно и бесцеремонно выдернула её из бредовой темноты сна. Ишбит сидела рядом, протягивая кувшин, квадратики стёкол в окне светились рассветом нового дня.

— Что, уже? — Орелик попыталась сесть и застонала. Тело ломило, будто ночью, и правда, совершала восхождение. И было до одури душно.

— Пей.

— Хорошо. Но сначала мне нужно выйти.

— Не нужно. — Арт указала на старого знакомца — горшок с крышкой. — Русит должна пить оссу и лежать. Спать. Ходить нельзя. Есть твёрдую пищу нельзя. — Взглянула на проснувшегося Арояна, добавила: — Русит с Дади нельзя делать д’айри. Дади можно ходить по дому. Можно есть орче на завтрак и на обед. Вечером — только оссу.

— Это за какие заслуги ему поблажки? Не такая уж я развалюха! — возмутилась Русана. И, поднатужившись, села.

В затылок будто молотом ударила боль. Куда сильнее, чем накануне, даже в глазах потемнело. Она сцепила зубы, готовясь подняться на ноги. Но со-ртох остановила, требовательно сжала плечо:

— Русит должна слушать. Это слова не Ишбит. Это слова Кхарит-Джуга.

— Разумеется! Куда без неё, достопочтенной! Но я не собираюсь валяться здесь, словно кукла.

— Нужно. Пить оссу и лежать. Русит следует беречь силы. Кхарит-Джуга сказала: Русит должна быть сильной, должна уцепиться за скалу. Нельзя упасть на дно. Там — смерть.

— Что? — ошарашено уставилась на неё Орелик.

— Так Кхарит-Джуга сказала. Пей.

Ишбит сунула в руки кувшин, вскочила и вышла раньше, чем Русана успела потребовать объяснений.

После «завтрака» она не спала. Лежала и размышляла над словами со-ртох. Слишком уж явно они вплетались в канву её сна, и никакого иного смысла не имели. Не выдержав, она спросила у тревожно изучающего собственную кожу Арояна:

— Дад, я сегодня кричала во сне? Разговаривала?

— Нет. Стонала иногда.

Орелик недоверчиво скривила губы. Положим, Ароян спал и не слышал, а во дворце кхиров не существует тайн — Ишбит узнала и поняла, о чём был сон. Да ну! Непосильная задача для со-ртох. Конечно, она выучила пару-тройку десятков русских слов. Но понять смысл болезненного бреда — совершенно иное. Ерунда какая-то получается!

Тем не менее, нарушить предписание таинственной Хранительницы Русана не решилась. Так и провалялась весь день то в компании скучающего Арояна, то одна, когда друг уматывал бродить по дворцу.

Ночь получилась похлеще предыдущей. Летела она теперь быстрее, и каждый удар о скалу был больнее. Утром долго не могла прийти в себя, лежала, борясь с накатывающими волнами боли. Ароян тоже притих, не бегал по дому, а большую часть дня валялся на матрасе, жалобно постанывая. Кажется, и его начало пронимать.

На третье утро Русана проснуться не смогла. Смутно ощущала, как её трясут за плечи, как приподнимают голову, как губ касается шершавая твёрдость обожжённой глины. Только вкус лекарства на какое-то время вернул в реальность. Потом опять затягивающая воронка. Вновь глоток. И голос: «Не падай! Хватайся за скалы, не бойся боли. Боль — это жизнь». Это говорила Ишбит, когда поила её своим молоком? Или голос был частью горячечного бреда? Орелик понимала, что в этих словах правда. Но дно слишком близко, а скорость полёта просто бешеная. Она хотела бы зацепиться, удержаться, но не могла! Бритвенно-острые камни полосовали плоть, стирали её, словно огромный наждак. Кровавыми ошмётками на них остались пальцы, ладони, предплечья. Культи по локоть — всё, что уцелело от когда-то сильных, умелых рук. Как она могла удержаться?!

«Не бойся боли!» Она никогда ничего не боялась! Русана швырнула искалеченное тело на смертоносную стену. Раскинула руки, распласталась. Скальные зубья рванули плоть, вспарывая, выворачивая наизнанку, протыкая насквозь. Тьма тут же вспыхнула ослепительно-белым. Падение оборвалось.

В этот раз Русана проснулась сама. Именно проснулась, а не вынырнула из забытья, влекомая чужой рукой. Открыла глаза. Стоял тусклый зимний день. Она всё так же лежала посреди комнатушки на матрасе. Ишбит рядом не было. Значит, правда, сама проснулась.

Орелик осторожно приподнялась на локте, разглядывая себя. Сыпь пропала. И боль ушла из тела. Осталась лишь ужасная слабость, да ощущение влаги на коже. Вспотела во сне? Ещё как! Мокрая от пяток до корней волос.

— Дад! — тихо окликнула она лежащего лицом к окну мужчину.

Ароян тут же развернулся. Лицо измученное, глаза красные.

— Руся, ты очнулась? Слава Богу! Ты почти трое суток не могла прийти в сознание. Как себя чувствуешь?

Русана прислушалась к ощущениям. Пожала плечом.

— Есть очень хочется. Дад, спроси у Ишбит — теперь можно? Я бы целый котёл их дрянного орче слопала.

— Ага, я мигом!

Ароян поспешно вскочил и, не удержавшись, пошатнулся. Русана спросила обеспокоено:

— Ты плохо себя чувствуешь? Может, тебе нельзя ходить?

— Нет, мне уже лучше! Побегу, скажу Ишбит, что ты очнулась. Она будет рада.

* * *

Болезнь отступила, а через неделю и вовсе сошла на нет. Скорое выздоровление получилось неожиданным и непонятным, Давид должен был найти ему какое-то объяснение. Пусть нелогичное и неправильное по меркам человеческой науки, но внутренне непротиворечивое.

Итак, кхиры не нуждались в вакцинах и медикаментах. Эволюция снабдила их надёжным оружием против враждебной микроорганики, превратив, по сути, в живые фармакологические фабрики. Возможно ли такое? Теоретически, наверное, нет. Практически — да. Ничего похожего на гангрену и столбняк, этих бичей любой примитивной цивилизации, кхиры не знали. Они не боялись виталинских аналогов лепры и чумы, холеры и оспы, сифилиса и гриппа, сотен иных невидимых врагов, с которыми человечеству пришлось вести тысячелетние безжалостные войны. Не боялись не по собственному глупому неведению, не потому что жили в исключительно стерильной среде, а потому, что располагали мощнейшей защитой.

Но именно эпидемии и войны выкашивали человечество. Тем самым удерживали численность вида в разумных рамках, пока цивилизация не достигла уровня, позволяющего это делать целенаправленно. Триста-четыреста лет назад, всего-навсего! А кхиры не знали ни войн, ни эпидемий. Каждая взрослая арт способна откладывать яйцо или два ежегодно. Да они должны были расплодиться, сожрав всё на родной планете! Но ничего похожего на перенаселённость не заметно, скорее наоборот. Получается, либо существует неизвестный фактор, контролирующий рождаемость, либо цивилизация кхиров кое в чём обогнала человеческую. Второе предположение было абсолютно невероятным. А первое… Да, фактор существовал, известный, но фантастический. Те самые ртаари.

Объяснение вновь упиралось в миф, и Давид попробовал проследить другой аспект их чудесного исцеления. Грудное молоко арт содержало вакцину, защищающую от враждебных микроорганизмов. Отличный подарок эволюции (оставим в стороне его невероятность)! Но вакцина, созданная для кхиров, никак не могла помочь существам, чья эволюция проходила на планете, удалённой от Виталины-Шакха на сотни парсеков. Вернее, она бы сделала гибель чужаков неминуемой. Значит, либо Ишбит смогла выработать в своих железах лекарство, подходящее существам, о которых не знала ничего, либо организм людей радикальным образом изменился за месяц жизни в Джасжарахо. И первое, и второе было абсолютным нонсенсом.

Других версий Давид придумать не мог. Поэтому, отложив пока изыски в области биологии, он попробовал оценить событие по-иному, исходя не из результата, а из самого факта. Обычай добавлять в пищу всех членов племени грудное молоко можно объяснить профилактикой инфекционных заболеваний. Но, несомненно, была в этом и другая составляющая, религиозно-мистическая. Ритуал, родственный христианскому причастию, хорошо вписывался в общество матриархата и культа прародительниц. Все члены роя — молочные братья и сестры.

И в первый же день знакомства с людьми им предложили присоединиться к рою?! Тем самым защитить от вполне реальной опасности? Держали в клетке, голодом морили, вынуждая отведать материнской плоти. А как иначе убедить могли? Фактически, людей спасали от собственного упрямства. Пожалуй, ни одна человеческая цивилизация не была способна на такое за всю историю. И сейчас неспособна. Так что, кхиры — квинтэссенция альтруизма?

Однако «приглашение» погостить в Джасжарахо выглядело чрезмерно настойчивым. Могли бы связать руки и заставить идти — сила была на их стороне. К чему кляпы, унизительное нанизывание на шесты, — Русю даже мечом резанули? Нет, дружественной первая встреча не выглядела. Поведение кхиров было сверхстранным.

Но объяснение хотя бы этой загадки Давид надеялся получить. И немедленно.

Глава 12. Дорога к ответам

Со-ртох Давид нашёл в мастерской, — небольшой квадратной комнате с покатой крышей-окном вместо одной из стен. Окно было распахнуто, заполняя помещение матовым светом зимнего дня. Ишбит рисовала. Прямоугольник плотной ткани, натянутый на деревянную раму, перегораживающую комнату почти пополам — вся мебель.

Давид нерешительно замер перед закрывающей вход полупрозрачной занавесью. Мешать творческому процессу было неэтично, его вопросы могли подождать… Они и ждали уже два месяца! Собрав всю свою решительность, он спросил:

— Ишбит! Дади может войти?

— Да. — Со-ртох на миг оторвала взгляд от холста, но чем вызван визит, спрашивать не стала.

С минуту Ароян наблюдал за её работой. Почти по-человечески склонив голову к плечу, Ишбит клала краску мазок за мазком. Поняв, что разговор предстоит начинать самому, Давид осторожно протиснулся между стеной и мольбертом.Картина была почти завершена: лазорево-голубое небо прочерчивали два болида. Один огромный, ярко-жёлтый словно солнце. Второй поменьше. Ишбит как раз пыталась подобрать его цвет.

Давид удивлённо взглянул на женщину. Картин космической тематики он во дворце не встречал, преобладали абстрактно-сюрреалистические пейзажи и орнаменты.

— Что это?

Ишбит сделала очередной мазок, добавляя хвосту болида розоватый оттенок. Ответила:

— Дади. — Указала кисточкой на второй хвостатый шар: — Русит. — Повела над лазоревым фоном:— Шакх.

Ароян растерянно уставился на женщину:

— Это… мы с Русаной? Ты считаешь, что мы упали в твой мир с неба?

Ассоциация была так неожиданно верна, что он задал вопрос по-русски. Опомнившись, повторил на языке кхиров. Это было какое-то невероятное созвучие с его собственным образом заблудившихся в межзвёздном пространстве астероидов. Но ведь никто из туземцев не расспрашивал, откуда появились их гости на южном островке! Давида всегда удивляло такое отсутствие любопытства… Получается, не спрашивали потому, что и так знали? Нет, невозможно!

Но Ишбит утвердительно дёрнула подбородком:

— Да.

— И тебя это не удивило?!

Разглядев обескураженное выражение на его лице, со-ртох положила на пол палитру и кисть.

— Дади много расспрашивал о том, что вокруг. Почти ничего о том, что здесь, — она коснулась пальцами головы. — Арт не только рисуют, шьют, лепят, готовят пищу, откладывают яйца и воспитывают детей. Арт знают много историй. Хочешь, расскажу?

Народ Рахда был могущественным и многочисленным. Их островами были целые миры, их лодки плавали от одного мира к другому. Они встречали много удивительного на своём пути, но так любили себя и гордились собственным могуществом, что не хотели замечать прекрасного в чужом. Каждый новый мир, в который они приходили, делался похожим на остальные.

Рахда и её сестры не желали поступать так. Они называли себя Хранительницами, потому что пытались сберечь красоту иных миров. Они говорили: «Не миры должны становиться похожими на приходящее в них племя, а племя — похожим на новый мир. Если все миры станут одинаковыми, то беда, случившаяся в одном, случится везде».

Они говорили, но их не слушали. Сородичи гнали Хранительниц из своих домов. И беда случилась. Могучий народ исчез, будто его не было. Лишь Рахда и её сестры уцелели в своей чудесной лодке. Они плыли от одного мира к другому, но горестным было это плавание. Потому что они не могли найти для себя дом.

А затем они встретили чудесный мир с лазоревым небом и синим океаном, изумрудными островами и золотыми пляжами. Он был пуст, лишь маленькие дикие звери откладывали яйца в его лесах. Найденный мир мог стать новым прекрасным домом для возродившегося народа Рахда. Но пока они были чужими здесь, маленькие стражи звёздного острова не хотели принимать их. Следовало выбирать: плыть дальше, либо стать частью этого мира, слиться с ним. Хранительницы предпочли второе. Их шош (тела, физические оболочки) вскоре были мертвы. Но перед тем, как завершить тхе-шу, они сохранили частицу своего сорх (дух, душа, воля?) в существах, населяющих этот остров.

Ишбит замолчала, наблюдая за гостем.

— Это сказание о происхождении моего народа.

— Это просто легенда.

— Да. Но каждая легенда — это история, рассказанная ртаари глупеньким арт. Рассказанная так, чтобы мы могли её понять. Рахда и её сестры уцелели во время древней катастрофы. Возможно, уцелела и другая лодка, и плывущие в ней стали предками Русит и Дади? Возможно, ваш народ снова плавает от мира к миру? Одна лодка разбилась о небесные скалы, и вы упали на Шакх. Разве это не правда?

— Правда, — пробормотал Давид.

Первобытная космогония… кажется, что-то подобное было у древних народов Земли? Удалось ли понять, что лежало в основе тех мифов? Он слишком слабо знал историю, чтобы судить об этом. Космогония кхиров была фантазией о Предтечах, именно так и следовало её воспринимать. Давид тряхнул головой, отгоняя очередной рой назойливых вопросов.

— Мы действительно потерпели кораблекрушение, «звёздная лодка» разбилась, и наши товарищи погибли. А мы с Русит не можем вернуться на свой «остров». Ты с самого начала это знала?

— Да.

— Но… встретили вы нас, словно мы…. — Ароян запнулся. В языке кхиров не было слова «враг», — …опасность?

— Рой должен уметь защищаться. Неизвестная опасность — самая страшная. Я не знала, каков путь жизни Дади и Русит.

— Почему же ты так резко переменила своё мнение? Что развеяло твои опасения? Или ты умеешь предвидеть будущее?

— Не я. Кхарит-Джуга. Я рассказывала ей о вас, она советовала, что делать. Путь Дади и Русит не опасен для кхиров. — Ишбит вновь взяла в руки палитру. Добавила, как само собой разумеющиеся: — Ишбит всё выполнила правильно. Теперь Кхарит-Джуга хочет увидеть людей другого мира.

Давид вздрогнул от неожиданности. Божество желает видеть пришельцев?! Эта фраза могла означать, что угодно. Например, ритуальное жертвоприношение. Он только и смог, что, заикаясь, выдавить:

— Когда?

— Сегодня ночью первый раз подул юго-западный ветер. Начинается росхор, сезон мрачного неба. Скоро праздник Кхи-охроэс, Лазоревый День. Я повезу в ц’Аэр избранных продолжить род нашего племени. Дади и Русит едут с избранными.

Услышанное кого угодно могло вывести из равновесия, даже профессионального навигатора. Давид возвращался в свою комнату «на автопилоте», не замечая никого и ничего вокруг. Космогония кхиров, предстоящее путешествие в столицу, ртаари, «наблюдающие» за пришельцами. Он ввалился в комнату, поспешно задёрнул занавесь, плюхнулся на матрац рядом с лежащей ничком Орелик. По девушке болезнь прошлась жёстче, поэтому она всё ещё восстанавливала силы, отсыпалась и отлёживалась.

— Руся, у меня ошеломляющие новости. Представляешь, Ишбит с самого начала считала нас пришельцами со звёзд! Их мифология… — он осёкся, услышав, как Русана шмыгнула носом. Испуганно уставился на подругу: — Что случилось? Тебе нехорошо?

— Нет, всё нормально, — Орелик перевернулась на спину, быстро стёрла кулаком влагу с лица. Помолчала. Размышляла, стоит ли говорить? Всё же ответила: — Просто… Знаешь, если бы я не упрямилась, послушала ребят, то на Европе оставалась бы частичка меня, моё продолжение. А так — кончится Руся и забудут, что жила такая.

Давид даже на локте приподнялся, уставившись на неё. Вот те на! Инстинкт продолжения рода проснулся, или как?

Орелик поняла его взгляд. Смущённо отвела глаза, спросила:

— Дад, а у тебя есть ребёнок?

— Нет.

— И тебя это не огорчает? Вообще?

Ароян недоумённо пожал плечами.

— Вообще.

Они несколько минут помолчали, думая об одном. Озвучила мысль Русана:

— Какие мы всё-таки не похожие друг на друга. Абсолютно разные.

* * *

Юго-западный ветер принёс тучи. Они накрыли небо тяжёлым грязно-серым одеялом, и солнце теперь даже не пыталось пробиться к земле. А земля замерла. Замер лес, замер город в предвкушении животворных потоков небесной влаги. Первый дождь за четыре долгих виталинских месяца! Давид представлял, что это получится за ливень. И каковыми станут его последствия для маленького отряда, движущегося по лесным дорогам. С каждым днём небо набухало чернотой, и Арояну нестерпимо хотелось подстёгивать спутников, заставлять поторапливаться.

Зурси, молодой рта, сосед Давида по ночёвкам, разделял тревогу. Зато Ишбит не торопилась. Всё, связанное с паломничеством в ц’Аэр, делалось размеренно, основательно. С самого начала, когда отряд только готовился выступить из Джасжарахо, — аккуратно грузили повозки, дотошно проверяли снаряжение. Отряд был небольшим: два десятка Избранных — арт и рта поровну, — Давид с Русаной, и полсотни волосатиков в качестве тягловой силы, — они тащили десять больших двухосных повозок и пару одноосных колясок. Повозки служили грузовым транспортом, на них везли продовольствие, одежду, посуду, инструменты, произведения искусства — всё лучшее из созданного в Джасжарахо за последний год. Как понял Давид, это предназначалось для подарков служителям храма и Первым Матерям других роёв Кхарита. Маленькие коляски требовались, чтобы непривычные к долгим переходам арт могли по очереди отдыхать, не задерживая путешествие.

В общем-то отряд продвигался не так уж и медленно: выходили на рассвете и останавливались, лишь когда на лес опускались сумерки. Дневные трапезы сократили до двух, да и те были короткими — орче в дорогу не брали, обходились днём сырыми, а вечером распаренными на костре овощами. Только ачи для поддержания сил получали по кружке рат’оссу, уже знакомой людям смеси из наркотического напитка и грудного молока. Так что за день караван успевал отмахать километров сорок. Но сам путь оказался гораздо длиннее, чем предполагал Давид. Государство Кхарит было обширным и малозаселённым. Они всё шли и шли, а никаких признаков жилья вдоль дороги не встречалось. «Это путь для роя Джасжарахо. Кто другой должен идти по нему?» — недоумение Ишбит было искренним. Города-рои жили обособленно, не поддерживая никакой связи, за исключением летних поездок и зимнего паломничества в ц’Аэр. Как в таких обстоятельствах можно говорить о централизованном государстве? Как развивалась эта цивилизация, не знающая торговцев, путешественников, искателей приключений? Или всё же не развивалась, законсервированная на тысячелетия? У кхиров существовала фонетическая письменность, достаточная, чтобы запечатлеть все особенности их речи. В Джасжарахо хранилось огромное количество рукописей, но это была поэтическая лирика, красочные мифы и легенды, эротические рассказы. Давид так и не нашёл ничего, похожего на научные трактаты или исторические хроники. Кхиры были безразличны к прогрессу, их вполне устраивала примитивная технология и незамысловатый быт. Но их не интересовало и прошлое!

Первые пять дней путешествие было уныло-однообразным. Дорога, выложенная каменными плитками под ногами, — Давид боялся даже прикинуть, сколько сотен лет понадобилось, чтобы колеса повозок смогли выщербить в камне борозды, проходя по ним всего несколько раз за год! Лес, подступающий с обеих сторон, — бегущим впереди ачи то и дело приходилось вырубать появившуюся за полгода молодую поросль. Тяжёлые низкие тучи над головой. Ничего не менялось, с таким же успехом они могли двигаться по кругу. Единственное разнообразие — охотничьи тропки, время от времени пересекающие их путь. На третий день Зурси с важным видом предупредил, что отныне тропки стали чужими — в полуторадневном переходе на восток находился тирч Дзарехо. Давид поинтересовался картой Кхарита. Был почти уверен, что таковой не существует, откуда ей взяться у настолько оседлой цивилизации? Но рта тут же начал подробно рассказывать о месторасположении каждого роя, даже попытался что-то чертить на земле вечером после ужина. Но дневной переход вымотал Давида до полного изнеможения, и он постыдно уснул раньше, чем прутик закончил рисовать горы к’Ирхад.

Усталость была настоящим бичом. Первый день Давид бодро шагал рядом с повозкой, на которой ехала Ишбит, пытался донимать со-ртох вопросами. Наверное, эти разговоры и новизна впечатлений помогли ему выдерживать темп путешествия. Зато следующим утром после первого же пройденного километра ноги начали гудеть. До полудня он хорохорился, а затем начал отставать. Ишбит, а следом и Русана посоветовали отдохнуть, взобравшись на колесницу. Искушение было велико, но Давид его переборол:все рта шли пешком, и Русана, и большинство арт. Второй день он тоже закончил на своих двоих. На третий арт начали отдыхать, на час-полтора садясь в коляски. Лавочки были двухместными, так что одновременно ехать могли лишь четверо. Занять место женщин казалось Арояну не тактичным. Неизвестно, хватило ли бы у него сил ещё на день, однако Ишбит проверять выносливость чужеземцев не собиралась и в конце концов категорически приказала отдыхать не только Давиду, но и Русане. Орелик привычно пофыркала, но подчинилась, недавняя болезнь подточила её силы. Все последующие дни путешествия они безропотно забирались в коляску и ехали, когда приходила их очередь.

Ночёвки устраивали прямо на обочине. Разводили костёр, готовили ужин, ели и сразу же укладывались спать на плетённые коврики-раху, укрываясь тёплыми кожаными одеялами, — мужчины отдельно, женщины отдельно. У самок начинался период фертильности, и это заметно усиливало взаимное влечение арт и рта. Но д’айри сейчас было строгим табу для Избранных, преждевременное зачатие могло привести к рождению ачи, а не полноценного кхира. Кхи-охроэс был не празднеством — ритуалом продолжения рода. Приставать к Ишбит с расспросами о подробностях настолько интимного мероприятия Давид не решался. Рта же отвечали с мужской прямотой и откровенностью, но слишком лаконично: «Как празднуют Лазоревый День?» — «Все Избранные собираются в небесном дворце, чтобы предстать перед ртаари. Это самый важный день в году. Ты почувствуешь, Дади». — «Мы увидим королев?» — «Конечно! Они будут танцевать с нами и выберут партнёров для д’арше, Избранных из Избранных. Тот, кому повезёт, будет счастлив на всю жизнь. Ведь его семя или её яйцо продолжат род кхиров».

Они говорили — танцевать с ртаари?! В Джасжарахо Ароян видел лишь пляски ачи. Но может быть, это погрешности перевода? Да и не так важна прелюдия.

«А что будет потом с Избранными из Избранных?» — «Они будут ждать приглашения. Вначале рта, затем арт». — «Но как это происходит? На что похоже д’арше?»

Зурси лишь закатывал глаза, а Бишси, трижды побывавший в ц’Аэре, и каждый раз оказывавшийся Избранным из Избранных, мечтательно вытягивал губы: «Русит делит д’айри с Дади? Увеличь это удовольствие во много-много раз… Нет, всё равно нельзя объяснить. Кто попробовал — знает». Четверо других рта, разделивших прежде д’арше с королевами, согласно дёргали головами.

«Получается, ртаари телесны? К ним можно прикоснуться?» — «Ты смешно спросил, Дади! Разве ты можешь получить д’айри от Русит, не прикасаясь к ней?» — «Они похожи на арт?» — «Каждая ртаари во много раз прекраснее и желаннее всех арт роя!» — «Так как же они выглядят?»

На этом вопросе рта беспомощно замолкали. Неужели в языке кхиров нет слов, подходящих, чтобы описать их восхищение богинями?

«Бишси, ты видел королев так же, как видишь арт, с которыми делишь комнату. Расскажи о них хоть что-то!»

Тёмно-рыжий охотник подносил пальцы ко лбу жестом сожаления: «Мне подарила д’арше Хайса и дважды — Гзура. Но Гзура, с которой я был пять лет назад, совсем не походила на ту, что выбрала меня двадцать восемь лет назад. Если тебе когда-нибудь повезёт, Дади, ты поймёшь, о чём я говорю».

«Если повезёт», — Ароян и эту фразу понять не мог! Единственное разумное объяснение — в д’арше участвовали храмовые жрицы, исполняющие «роль» богинь. Плюс много наркотического питья. Да, это объясняло рассказы рта. Но не странный обряд продолжения рода! Следовало либо поверить в существование загадочных ртаари, либо… Впрочем, каждый час и каждый километр пути приближали их к ответу если не на все, то на большинство вопросов.

Во всяком случае, Давид очень на это надеялся.

Глава 13. Тхе-шу

На шестой день пейзаж вокруг начал меняться — маленький караван ступил в предгорья к’Ирхад. Лес потемнел, сделался сумрачнее и гуще, дорога больше не тянулась прямой лентой просеки, начала вилять из стороны в сторону, обходя встающие на пути скалы, расщелины, осыпи. Поведение кхиров изменилось. Ачи притихли, на стоянках испуганно жались к повозкам, не осмеливаясь десятка шагов ступить в глубь леса. Во время же переходов то и дело вертели головами, прислушивались к любому постороннему звуку. И арт тревожно всматривались в заросли. Рта разобрали с повозки оружие, больше не шли весёлой гурьбой, а разделились на группы, прикрывая отряд спереди и сзади. Во время очередной ночёвки распределили караул до самого рассвета. Русане не составило труда понять — в горах обитал некто, кого туземцы если и не боялись, то опасались весьма основательно.

Зверя звали «шо». Он охотился стаями и любимой добычей его были кхиры. Злой, очень голодный, поэтому опасный. Это всё, что Русана сумела понять, пользуясь собственными знаниями языка аборигенов. Женщины, которых она расспрашивала, были явно испуганы, говорили много, но сбивчиво и невнятно. Отчаявшись разобраться во всём этом кряканье и шипенье, Орелик спросила у едущего на пару с Ишбит Арояна:

— Дад, из-за чего они так всполошились? Я думала, кхиры — цари природы на этой планете, ни одна тварь им поперёк дороги не станет. Ишбит рассказала, что эти «шо» из себя представляют?

— Рассказала, — Давид покосился на сидящую рядом со-ртох. — Шо-ачи, «глупые дети, заболевшие злостью».

Со-ртох, уловив, о чём беседуют чужеземцы, повернулась к ним. Старательно выговаривая слова, чтобы быть понятой, сообщила:

— Русит не должна бояться. Шо-ачи не станут нападать на Русит и Дади.

— Я и не боюсь! Только не понимаю. Может кто-то объяснить нормально?

Объяснение было неожиданным и шокирующим. Кхиры в самом деле были «царями природы» на этой планете и не знали других врагов, кроме… своих верных и безотказных помощников, своих «глупых детей». Ачи иногда терялись во время охоты, иногда убегали, поссорившись с приятелями. И если не могли найти дорогу домой, то бескрайние леса Кхарита становились для них ловушкой. Голод гасил слабый разум, превращал их в диких животных. Голод — враг разума, всегда и везде. Лишь тот, тхе-шу кого устремлён вверх, способен победить, выбрав достойную смерть выживанию любой ценой.

Однако ачи не может жить как лесной зверь — он кхир. Если он долго будет есть мясо летяг, свиносурков, то заболеет и умрёт, а лесные плоды слишком слабое топливо для его ускоренного метаболизма. Только плоть бывших собратьев — сытная и безопасная пища для шо-ачи. Поэтому они сбиваются в стаи, выискивая путников и охотников. А наиболее желанная добыча — арт, источник бесценного оссу, лекарства от любых болезней, «приправы», делающей лесную пищу съедобной и безопасной. Стая, добывшая пленницу, способна выживать долгие годы. Но женщин не встретишь на дорогах и лесных тропах, они обитают под надёжной защитой тирча. Поэтому лишь раз в год во время паломничества в ц’Аэр у шо-ачи появлялся шанс заполучить лакомую добычу.

Дослушав рассказ, Русана удивлённо покосилась на спину ачи, тащившего коляску. Очень уж трудно было представить беззаботно-услужливых волосатиков в роли свирепых хищников. Она бы скорее посчитала, что Ароян неверно переводит объяснения Ишбит, но на всякий случай уточнила:

— Похищенные женщины соглашаются, чтобы их… доили?

— У шо-ачи хватает ума держать их связанными в тайных логовах и кормить «пьяными ягодами». Они очень стараются беречь пленниц, не дать им умереть.

Орелик невольно передёрнула плечами, представив это извращение. Мир кхиров приоткрыл одну из своих тёмных сторон.

Утром восьмого дня путники миновали перевал. Дорога здесь то петляла под высокими каменными стенами, то неожиданно выворачивала карнизом над круто уходящей вниз осыпью, то пробивалась сквозь плотные, жёсткие как стальная проволока заросли «гхера». Довершали мрачный пейзаж тяжёлые серые тучи, нависающие над головой. Русана вытребовала себе оружие — короткое копье с бронзовым наконечником. Она бы предпочла лук, но теснина делала лук в неумелых руках равно опасным как для врагов, так и для друзей. А меч подразумевал наличие хоть каких-то навыков в фехтовании.

Впрочем, опасения путников казались безосновательными. Вокруг дороги всё оставалось спокойно, мирно. Только стук колёс по брусчатке, шорох шагов, натужное дыханье ачи нарушали тишину. Восьмая ночёвка, самая опасная, прошла благополучно. Дальше начинались территории, подконтрольные близлежащим роям.

Дневной привал устроили, как всегда, на обочине. Скалы остались позади, вокруг опять поднимался по-зимнему блеклый, с поредевшей листвой лес… Всё произошло так тихо и быстро, что в первое мгновение Русана не поняла, в чём дело. Она как раз отошла пописать, присела, приподняв подол юбки… Тихий, сдавленный полувскрик-полустон — девушка и внимания бы на него не обратила, но в каких-то трёх шагах от неё метнулась волосатая фигура, согнувшаяся под тяжестью длинного ярко-малинового тюка. Орелик удивлённо проводила бегущего взглядом, и лишь когда по ушам резанул грозный командный рык, сообразила: не тюк это, арт в малиновой накидке!

Она вылетела из кустов и мгновенно оказалась в самой гуще боя. От дороги шли рта, со стороны леса — два десятка тощих, с грязной, свалявшейся комьями шерстью, шо-ачи. Сейчас волосатики как никогда походили на стаю взбесившихся обезьян. Численное превосходство было за нападавшими, но рта выглядели бойцами куда более искушёнными, да и оружие их не шло в сравнение с палками и дубинами дикарей. Исход схватки был предрешён, Русане хватило полминуты, чтобы сообразить это. Но шо и не ставили целью выиграть сражение. Их тактика заключалась в том, чтобы задержать рта, дать возможность похитителю затеряться в чаще, а потом разбежаться. Неплохая тактика для примитивного интеллекта, если учесть, что рта не рискнут броситься в погоню, оставив у повозок женщин. «Домашние» ачи в таких обстоятельствах помощниками не были, они испуганно сгрудились вокруг своей Первой Матери, словно великовозрастные дитяти.

Русана вспомнила, кому принадлежала ярко-малиновая туника — для молоденькой Кахит это было первое паломничество. И последнее?! Волей случая Орелик оказалась за спинами разбойников. Что ж, проходная пешка превращается в ферзя и меняет исход партии. Малиновое пятнышко успело исчезнуть в зарослях, но направление Русана запомнила хорошо. Не мешкая, она рванула следом.

Повезло, что арт так любят яркие наряды! Через две-три минуты малиновая накидка вновь мелькнула впереди. Больше Орелик её из виду не выпускала. Ачи были сильны и выносливы, но похититель явно изголодал и ослаб. Если бы не болезнь, Русана нагнала бы его в два счёта, но и так расстояние сокращалось. Она ломилась сквозь заросли, не обращая внимания на превращающуюся в клочья одежду, лишь крепче стискивала зубы, когда особо зловредный сук раздирал кожу. Старалась сделать свой след более заметным — ломала ветки, сбивала острием копья кору на стволах. Как бы не сложилась погоня, возвращаться придётся, а заблудиться в диком лесу — плёвое дело.

Вскоре она поняла, что преследует двоих. Один тащил на плече добычу, второй бежал рядом. Готовился подменить собрата или прикрыть от погони? Всё-таки подменить, — шо выскочили на прогалину и остановились, передавая «эстафету». Пытались сделать это быстро, но носильщик запыхался. Русана в несколько прыжков догнала похитителей, заорала:

— Стоять, черти лохматые! Отпустите девчонку!

Тот ачи, что теперь нёс добычу, не оглядываясь рванул вверх по каменистому откосу. И застрял — камни съезжали под ногами, вскарабкаться наверх можно было разве что на четвереньках. Его товарищ именно так и поступил.

— А ну, стой! — Орелик тоже кинулась вверх.

Забравшийся на обрыв волосатик испуганно заверещал. Швырнул булыжник, так что Русана едва успела уклониться.

— Ах ты ж гадёныш! Ох, доберусь я до тебя!

Второй ачи, отчаявшись подняться, что-то тявкнул спутнику. В следующее мгновение Орелик поняла, что он сказал: добычу опять передавали из рук в руки. Ачи, оставшийся внизу, вместо того чтобы, подтянувшись, вскарабкаться следом за собратом, обернулся. Схватив оброненную напарником увесистую палку, прыгнул на преследовательницу.

Наверное, правильнее было принять его на копье. Но Русана замешкалась, упустила момент, ведь это же не зверь… А потом времени оставалось только попытаться отскочить.

Ачи достал, сбил с ног. Замахнувшись, ударил дубиной. Удар Русана парировала, вскочила. Но быстро выиграть поединок не получалось, сказывалось отсутствие навыка, а где-то на обрыве второй разбойник всё дальше уносит жертву. Несколько минут, и погоня станет бессмысленной. Лишь одно преимущество имелось у неё сейчас — острый бронзовый наконечник копья. Ачи был плохим бойцом, то и дело открывался, замахиваясь. Скрипнув зубами, Русана сделала выпад. Короткий и резкий.

Противно хрустнула пропарываемая плоть, словно туго натянутая материя под ножом. Лезвие вошло между рёбрами, и края раны тут же набухли кровью. Ачи успел замахнуться, и тело его по инерции двигалось вперёд, насаживаясь до самого древка.

Русана выпустила копье, отпрянула. Закашлявшись, противник выронил дубину, пошатнулся.

— Сам нарвался… — девушка попятилась, не в силах оторвать взгляд от первого человека, которого она тяжело, может, смертельно ранила. Человек?! Да нет же, глупая полудикая тварь! Развернувшись, Русана рванула вверх по откосу.

Над обрывом настоящего леса не было. Неширокий уступ, поросший невысокими деревцами и гхерой. Выше начинался склон горы, исполосованный зубьями скал и разломами. Кажется, туда и пытался удрать похититель. Однако бег с ношей по лесу его вымотал, надежды оторваться от преследовательницы не было никакой. Шо уже и не бежал вовсе, семенил, смешно подскакивая. И когда Орелик догнала и рявкнула, намереваясь вцепиться в волосатый загривок, он взвизгнул, уронил добычу. Он и налегке бежал не многим быстрее, догнать труда не представляло. Русана позволила ему улизнуть. Загнанный, полуживой от страха и усталости волосатик её не интересовал, следовало позаботиться о похищенной.

Арт была без сознания, над правым виском багровел здоровенный кровоподтёк. Хорошо, что жива, сердце в груди стучит. Как приводить туземок в чувство, Орелик понятия не имела, поднатужившись, взвалила тело на плечо. Ничего не поделаешь, Кахит предстояло и обратный путь к дороге проделать всё тем же малоудобным способом. Весила арт не много, меньше, чем женщина-землянка того же роста и комплекции. Но погоня и стычка Русану основательно утомили. Поэтому, когда, вышла к обрыву и увидела внизу мелькающие среди деревьев цветные фигурки, то облегчённо вздохнула.

* * *

Радостный возглас Зурси заставил Давида поднять голову, прищуриться от заливающего глаза пота. На гребне откоса в двух десятках метров впереди стояла Русана, сгибаясь под тяжестью лежащей у неё на плече арт. И сразу же отступила усталость, стих стук крови в ушах после бешеной гонки сквозь лес. Орелик жива, и, вроде бы, вполне здорова! Вскрикнув не менее громко и радостно, чем рта, Давид бросился вверх по осыпающимся камешкам.

Впрочем, добраться он успел лишь до половины, — рта оказались проворнее. Приняли бесчувственное тело похищенной и помогли спуститься самой охотнице.

— Руся, ты цела?!

— Ага. — Заметив его встревоженный взгляд, Орелик опустила глаза на здоровенную ссадину, багровеющую вдоль плеча: — Подралась немножко.

Она завертела головой, будто разыскивала что-то потерянное, и когда нашла, кивнула, указывая. В нескольких шагах от них на земле корчился волосатик, сжимая руками древко торчащего в груди копья. Он пытался спрятаться, заползти в кусты, но копьё мешало, цепляясь за ветви.

В следующее мгновение Зурси оказался рядом с ним. Бесцеремонно перекатил раненого на спину, уперся ногой в грудь, резко выдернул копье. Тот взвизгнул и замолк — лезвие меча полоснуло по горлу.

Давид невольно вздрогнул, отвернулся. Несколько минут назад он уже видел, как убивали волосатых. Но то было в сражении, рта защищали свои жизни, жизни женщин и «детей». Им и самим досталось: Бишси остался лежать у повозок с проломленным черепом, ещё двоим Ишбит собирала треснувшие ключицы и рёбра. Достаточная плата за победу, за троих — теперь четверых — убитых противников и четверых захваченных в плен. Не хватит ли смерти, боли и крови?

Давид украдкой взглянул на Русану. Той безжалостная расправа тоже не понравилась. Зато рта были в восторге от удачной погони. Особенно Зурси. Он так и приплясывал вокруг Русаны, тряс окровавленным оружием. Не умолкая, щебетал, то и дело переходя на хрипящие подвывания.

— Что это с ним? — не выдержала в конце концов Орелик.

— Кажется, поёт. Сага о доблестной Русит, — вслушавшись в слова, Ароян невольно хмыкнул. — Он говорит, что Первая Мать, должно быть, ошиблась. Ты не арт из чужого мира. Тебя следует называть Русси, ты великий охотник-рта.

Сага, на ходу сочиняемая Зурси, имела и продолжение, которое Давид предпочёл бы не переводить, раз уж Русане не хватает знаний самой разобраться в рифмовании. Но, как обычно, его выдали вспыхнувшие пунцовым щёки. Девушка мгновенно заметила смущение друга, насторожилась. Потребовала:

— А дальше? Там что-то о тебе и об этом их «дайри». Переводи!

— В общем, он поёт, что ты самый настоящий рта. А я… больше похожу на арт, хоть мой… кхасс самый толстый в Джасжарахо и всегда готов дарить д’айри.

Орелик широко распахнула глаза, и, не удержавшись, захохотала.

— Так и поёт?! Ну, насчёт «всегда готов» — это он к сожалению заблуждается. Но во всём остальном… — Она запнулась, заметив, что Ароян закусил губу и отвернулся. Попросила виновато: — Дад, не обижайся, я пошутила!

Давид отмахнулся. На кого обижаться? Разве что на самого себя. По меркам первобытного мира он, и впрямь, не очень-то годился на роль самца, защитника и добытчика. Это цивилизация Новой Европы позволяла ощущать себя «просто человеком». Здесь же всё строго разграничено: либо ты рта, либо арт. У каждого свои обязанности, свой «путь жизни». Ни одной женщине не придёт в голову гонять по лесу с копьём, ни один мужчина не станет просиживать дни в верхнем ярусе, постигая загадки мифологии и премудрости фонетики. А быть «просто кхиром» означает быть ачи, туповатой рабочей силой, полуидиотом-полуживотным.

Обратный путь к повозкам казался длиннее. Наверное оттого, что Давид мчался через лес, подхлёстываемый пьянящей горячкой опасности, эйфорией быстро чередующихся событий, в которых ты статист, а решения принимают другие. И ещё — полыхнувшим страхом остаться на этой планете в одиночестве. А возвращался, чувствуя собственную никчёмность. Спасение похищенной вернуло Орелик привычную роль. Теперь она снова первая, в центре внимания. Плетущийся позади маленькой процессии переводчик ей больше не нужен. Вон, отчаянной жестикуляцией старается восполнить пробелы в языкознании, напористо расспрашивает спутников об обычаях рта. Примеряет на себя эту роль? Вполне возможно — уже и меч приняла в дар. Тот самый, с ещё не запёкшейся кровью шо-ачи на лезвии.

Где-то на середине пути Кахит начала подавать признаки жизни, заворочалась, застонала. А когда в просветах между деревьями показались стоящие на дороге повозки и яркие одежды арт, открыла глаза. Она так и не успела понять, что с ней случилось.

Возвращение охотников встретили дружным восторгом. Ишбит бросилась навстречу, встревожено осматривая и ощупывая Русану. Лишь убедившись, что с гостьей всё в порядке, взглянула на постепенно приходящую в себя соплеменницу. Впрочем, о той беспокоиться не стоило, — подруги усердно отпаивали её чудодейственным «лекарством».

Орелик, окунувшаяся в эйфорию от дифирамбов охотников, ждала несколько иной встречи от со-ртох. Обижено фыркнула, стоило той отвернуться:

— И это вся благодарность?

— Мне перевести? — безразлично поинтересовался у неё Давид.

— Как хочешь, — девушка дёрнула плечом. Затем, решившись, скомандовала: — Переведи!

Разумеется, тон вопроса Ароян немного смягчил. Прозвучало примерно следующее: «Разве Ишбит не рада, что Русит спасла жизнь Кахит?»

Со-ртох оглянулась, задумчиво разглядывая чужестранку. Ответила:

— Меня бы очень огорчило, оборвись путь жизни Кахит сегодня. Но если оборвётся путь жизни Русит, то это огорчит Кхарит-Джуга.

— Своей жизнью я распоряжусь сама! — запальчиво вскинула подбородок Орелик.

— Несомненно. Но требуется много мудрости, чтобы тхе-шу не уподобился изломанной щепке, а сложился в прекрасный орнамент.

— Ладно, я не такая заумная, не разбираюсь в вашей философии. Я поступила так, как поступила.

— Ты поступила, словно рта, — неожиданно уточнила Ишбит.

— Может быть. А ты уверена, что я арт по вашим меркам?

— Не уверена.

— Вот видишь!

Орелик пошла, помахивая мечом, к группе охотников, где Зурси рассказывал о погоне, то и дело перемежая речь отрывками саги собственного приготовления. А Давид поспешил вслед за со-ртох.

— Ишбит, шо-ачи не пытались снова напасть?

— Нет, они слишком трусливые для этого. Те, что разбежались, соберутся вместе лишь когда голод переборет страх. Всё благополучно завершилось, можем продолжить путешествие.

— А что с Бишси?

— Бишси останется здесь. В Джасжарахо я могла бы удержать его на пути жизни. Но Джасжарахо далеко.

Только сейчас Давид сообразил, что идут они не к повозкам, а к привязанным к деревьям пленникам. Все четверо как по команде повернули лица навстречу женщине. Они будто чего-то ждали. Ишбит подошла к крайнему, молча вынула откуда-то из пояса большую иглу с круглым набалдашником. Мягким движением вогнала её на всю длину в тело пленника чуть выше паха. Шо-ачи вздрогнул. И Давид вздрогнул вместе с ним, уставившись на четырёхпалую руку, неспешно извлекающую жало из плоти. Ранка тут же набухла красным волдыриком. Капля сорвалась, побежала, прокладывая путь сквозь свалявшуюся бурую шерсть. За ней — следующая. Игла была достаточно длинная и проткнула внутренности, наверняка прорвав кто знает какие артерии. Наружу кровь била маленьким фонтанчиком, а что делается внутри?

Так же деловито со-ртох проколола артерии второму. Опомнившись, Давид закричал:

— Ишбит, зачем?! Зачем ты это делаешь?!

Ошеломлённый, он смотрел, как покончили с третьим шо-ачи. И с четвёртым. Лишь затем Ишбит ответила:

— Их путь жизни завершён.

— Это ты так решила?!

— Я увидела. Ты разве нет?

— Но это же неправильно! Да, они совершили преступление. Но они больные, они не могут отвечать за свои поступки. Смерть — чересчур жестокое наказание!

— Что означает слово «наказание»? Смерть — это завершение пути. Я не понимаю, что так взволновало Дади. Ты видел какое-то продолжение для тхе-шу этих детей, которого я не разглядела? Они кхиры, мы не можем оставить их умирать от ран и болезней, словно животных.

— Но они не всегда были шо! Когда-то они жили в рое. Мы могли взять их с собой, вылечить, откормить…

— В каком рое? Они забыли, где их дом. Кто хоть раз попробовал вкус злобы и ненависти, того вылечить невозможно.

— Так ты убила их из милосердия?! Ты так добра, что присвоила себе право решать, когда чей срок приходит?

— Дади, я ничего не решаю, только вижу. Это бремя со-ртох, — устало опустила веки Ишбит. Обошла человека, словно выросшее на пути дерево, и направилась к коляске.

Но Ароян не собирался сдаваться так быстро. Варварская расправа над пленными, совершенная руками той, в ком он готов был видеть идеал гуманизма и милосердия, кого считал своей спасительницей, почти второй матерью. Да она и была для них с Русей молочной мамой! Иллюзии рушились слишком безжалостно. Это Орелик могла отвернуться, сослаться на жестокую необходимость, ведь её собственных интересов сегодняшний инцидент не ущемлял, наоборот. Давид не мог заставить себя быть субъективным. Жизнь — самое ценное, что есть во Вселенной. Тем более, жизнь разумного создания. Не существует обстоятельств, в которых отбирать её необходимо!

Он уцепился за передок коляски, не позволяя процессии тронуться в путь.

— Ты сказала, что видишь! Видишь что?

— Ачи слишком глупы для того, чтобы остановиться, когда путь подошёл к концу. Но они не виноваты в этом, и они знают, что Первая Мать позаботится о смерти так же, как позаботилась о рождении.

Словно искра, в мозгу Давида сверкнуло понимание. За два с половиной месяца жизни в Джасжарахо они не видели ни больных, ни дряхлых. Означать это могло только одно…

— Выходит, у ачи такая «привилегия» — умирать молодыми?! А у остальных? Сколько позволено прожить рядовым кхирам?

— Арт и рта способны сами достойно завершить тхе-шу. Лишь когда сорх оказывается слабее шош, они приходят ко мне за помощью.

— И многим ты помогла?!

— Многим, Дади. Двадцать лет я несу ношу со-ртох, и всё это время тхэ-гур при мне, — Ишбит покрутила в пальцах иглу и осторожно спрятала её в едва заметный футляр на поясе.

«Убийца!» — хотел бросить ей в лицо Ароян, но такого слова не было в языке кхиров. Да оно и не подходило Первой Матери. Ишбит выполняла просьбу нежелающих больше жить, совершала ритуал, освящённый тысячелетиями. Даже пленники встретили свою участь безропотно, как должное. Эвтаназия, — понял Давид. Первобытная эвтаназия. Но ведь это же ненормально! Цивилизация самоубийц!

— Чем же вам не нравится смерть от старости? — пробормотал он. Уже не обвиняя, пытаясь уцепиться за рассыпавшиеся осколки иллюзий.

— Очень глупо топтаться на месте, когда идти больше некуда. Разумнее прилечь, обрести заслуженный отдых. Разве не верно?

Верно. Всё верно! Он ведь сам пытался объяснять Русане, что поведение аборигенов продиктовано логикой. Чужой, инопланетной логикой существ, для которых неизвестен страх смерти, а жизнь индивида — ничто по сравнению с выживанием роя, племени, вида. Но какое тогда значение в этом мире может иметь судьба чужаков?!

Ишбит истолковала молчание человека по-своему. Подвинулась, освобождая рядом с собой место.

— Садись Дади, пора ехать. Тучи низко, скоро пойдут ливни. Лучше встретить их в ц’Аэре, в доме нашего роя, а не посреди леса. У нас будет время поговорить. До Лазоревого Дня.

— До Лазоревого Дня… Ишбит, в качестве кого мы с Русит будем участвовать в празднестве? Или в качестве чего?

— Я не знаю, Дади. Я не могу заглянуть так далеко вперёд по чужому пути.

Глава 14. Сердце Кхарита

Севернее хребта к’Ирхад лежала широкая полоса мрачных хвойно-лиственных лесов. Знакомые по южному побережью пальмы-зонтики, баобабы, вьющиеся по стволам мелколистые лианы здесь не встречались. У дороги теснились невысокие тонкостволые деревца со светлой, изрытой глубокими трещинами корой. Дальше в чащу они уступали место рыжим колоннам с шапкой тёмной хвои вверху. Кажется, в этом лесу и летом солнце не могло пробиться к земле, а сейчас и подавно царили сумерки. Поздно светало и рано темнело, поэтому переходы сократились. «Со-ртох стара, плохо видит путь роя. Попадём из-за неё под ливень», — услышал Давид бормотание Зурси на одном из привалов. Рта предпочли бы двигаться в темноте, лишь бы быстрее оказаться под крышей.

Три дня караван шёл сквозь тёмную чащу. Затем лес начал редеть, рыжие башни сменились лиственным деревьям. Неожиданно справа вынырнула ещё одна дорога, выложенная такими же каменными плитками. Дороги слились, словно два ручья. Идущие впереди рта тут же принялись осматривать камни.

— Рой Дарстиро прошёл два дня назад, — косясь на Первую Мать, сообщил чужеземцам Зурси. — Вот увидите, мы не успеем до ливней!

Пройденная развилка означала, что они вступили в центральную часть Кхарита. Из каждого поселения выходила только одна дорога, ведущая к ц’Аэру, к лазорево-золотому дворцу. Ни троп, ни дорожек, связывающих между собой соседние города, здесь не существовало. Давид не мог понять, почему каждый рой замкнут до такой степени, а Ишбит не могла объяснить, так как видела существующее положение вещей единственно возможным. «Дади, твой вопрос непонятен. Разве одна из твоих рук управляет другой? Или она даёт ей жизнь? Нет, твоё сердце даёт кровь им обеим, твой мозг управляет обеими. Кхарит тоже живой». Ц’Аэр был мозгом и сердцем этой страны, а дороги — артериями, вливающими свежую кровь в её члены. Они лежали на земле Кхарита огромной звездой, разбросавшей лучи по лесам и горам. Лишь ближе к столице лучи соединялись.

В полдень слева в дорогу влился ещё один путь-приток. А утром следующего дня лес впереди расступился, открывая огромную плоскую долину. Одинокая гора, похожая на неестественно правильный конус, возвышалась в её середине. Пологие склоны укрывала светлая зелень рощ. А вершину венчала…

На несколько минут караван остановился. Все рта и арт благоговейно всматривались в открывшуюся картину.

— Два года назад я был здесь летом, привозил дары к празднику Урожая, — прошептал на ухо Давиду Зурси. — Я видел первый раз Золотой дворец, когда он сиял ярче солнца. Намного, намного ярче! Зимой ты не можешь оценить всю его красоту, Дади. Но ничего, на обратном пути, когда тучи будут прорваны, ты всё поймёшь!

Издали трудно было разглядеть в подробностях строение, венчающее макушку горы. Оно было большим, куда больше дворца Джасжарахо! Желтоватое, вытянутое вверх пятнышко, — это всё, что смог увидеть Давид. А сама долина оказалась огромной и пустынной. Низкорослая трава, поля кустарников, отдельные группы деревьев, озерца и болотца. Восемь дорог прорезали её, сходясь к подножью горы. По одной из них — южной — двигался припозднившийся караван, ведомый Ишбит.

Днёвку они сделали, так и не добравшись до сердца долины. По мнению Давида — зря. Арт и рта были настолько возбуждены, что не могли усидеть на месте, готовые оставить повозки с ачи и бежать вперёд налегке. Даже его захлестнула волна нетерпения, а уж об Орелик и говорить не приходилось.

— Дад, ты не замечаешь ничего странного в той штуке на вершине горы?

«Странность» Давид заметил, просто боялся спрашивать. Думал, может, пот заливает глаза, в этом вся причина? Они уже приблизились достаточно, но контуры строения чётче не становились. Дворец будто дрожал, растекался в струях горячего воздуха. Чем пристальнее всматриваешься, тем быстрее менялись его очертания. Марево, фата-моргана. В знойной пустыне, залитой жарким солнечным светом, это было бы объяснимо. А здесь…

Первые крупные капли упали на дорогу, когда спешащие впереди отряда рта нырнули в рощу у подножья горы.

— Я так и говорил — не успели! — огорчённо-торжествующе прошипел Зурси. — Сейчас промокнем до самых костей.

Чёрное одеяло туч грозило подтвердить, что в словах охотника нет преувеличения. Но ливень медлил, будто удерживаемый неизвестной силой. Только отдельные капли падали на дорогу, повозки, головы и плечи путников. Поторапливали.

Роща на склонах больше походила на ухоженный парк. Аллей и беседок здесь не было, но овражки и поляны, гроты и пещерки, ручьи и водопады выглядели слишком уютными, игрушечными. Чуть выше парк незаметно перешёл в город. Между деревьями зажелтели стены, заалели черепичные крыши. Это был странный город: каждый квартал отстоял от соседних на добрые два-три километра, а вместо улиц пролегали узкие каменные тротуары и лестницы.

— Санаторий, — произнесла Орелик. Давид согласился — хорошее сравнение. Ц’Аэр предназначался лишь для отдыха и празднеств. Он правильно понял с самого начала, что это храмовый комплекс.

Путники миновали два жёлто-красных квартала и свернули к третьему. Здесь всё было предельно просто, никаких излишеств. Рядом с дорогой — навесы для повозок, дальше — барак-общежитие для ачи, хранилища. Ещё дальше и выше — собственно дом роя, ступеньками поднимающийся по склону. Выложенное из жёлтого кирпича строение выглядело примитивным по сравнению с домом в Джасжарахо: ни ажурных лесенок, ни кованых завитушек, ни разноцветных флагов и лент. Даже стёкла в окнах бесцветные, прозрачные. На первый взгляд здание казалось высоким, но это было архитектурной иллюзией. Четыре одноэтажных корпуса, возвышающихся друг над другом ступенями гулливерской лестницы.

— Прекрасен путь со-ртох Ишбит и её роя! Тассит и Жуби радуются, что вновь присоединились к нему!

Их уже поджидали и встретили традиционным приветствием. В нижних дверях дома стояла пара смотрителей — арт и рта, своего рода представительство Джасжарахо в столице на период между праздниками. Насколько Давид смог разобраться, особых обязанностей у смотрителей не было: следить за домом и полудюжиной ачи, работающих в нём. Синекура. Тем не менее, получить эту работу никто не стремился, скорее наоборот. Жизнь вне роя была необременительной физически, но угнетала морально. Принцип, по которому выбирали смотрителей, Ароян не понял. Это не было наказанием, ведь наказаний кхиры не знали. Но также не существовало какой-то очерёдности, назначение не определялось случайно выпавшим жребием. Со-ртох принимала решение и праздничное путешествие для кого-то оборачивалось годичной разлукой с домом.

— Рой Джасжарахо рад возвращению своих детей! — ответила на приветствие Ишбит.

С чопорной торжественностью встречи на этом было покончено. Ишбит шагнула к смотрителям, протягивая руки навстречу. Молодая арт тут же сорвалась с места и, подскочив, ткнулась лицом в плечо со-ртох. Давид удивился — раньше он не замечал таких нежных приветствий у кхиров. Хотя эта девушка не видела свою Первую Мать почти год…

— Мама, я так скучала все эти месяцы!

Она воспользовалась не титулом, а коротеньким «со» — так дети обращались к нянюшкам-арт. Формально все женщины числились «мамами». Хоть каждый взрослый кхир и знал, кто его биологическая родительница, но отдельного слова для такого родства в языке не существовало.

— Надеюсь, Жуби скрасил твоё ожидание? — Ишбит ласково провела пальцами вдоль гребешка девушки.

— Д…да, разумеется.

Смотрительница ответила быстро, но недостаточно уверенно. Впрочем, ручаться за такие тонкости фонетики Давид не мог и поглощён был не столько разговором, сколько разглядыванием новых знакомцев. В основном женщины, так как Жуби ничем не выделялся среди остальных рта. Зато Тассит выделялась, да ещё и как! Ароян успел получить представление о кхирских канонах привлекательности. Например, Ишбит была красавицей в молодости, и даже теперь, в шестьдесят с хвостиком, могла считаться миловидной, несмотря на морщиныки вокруг рта и в уголках глаз, несколько увядшую кожу на лице и руках, поблёкший цвет шёрстки.

Тассит была дурнушкой. Вытянутое, овальное лицо, слишком крупный для кхира рот, лоб с едва заметной впадинкой посередине. Длинный и просторный топ скрывал фигуру, судя по всему, не ахти какую. Но самое «страшное» — девушка была альбиносом! Самым настоящим, стопроцентным альбиносом. Розоватые зрачки, снежно-белая шерсть, бело-розовая, кажущаяся прозрачной кожа. Сознанием Давид понимал, что внешность арт — уродство, результат мутации, ошибка эволюции. Однако воспринимать её в этом качестве он не мог. Тассит соответствовала канонам человеческого облика не более, чем любой из кхиров, но выделялась среди соплеменников, как и люди. Это в чём-то сближало их.

Смотрительница отстранилась, уступая место напарнику. Жуби вёл себя сдержанней. В объятия не бросался, лишь учтиво коснулся лбом предплечья со-ртох и сразу же отступил, открывая проход. Приглашения не требовалось — столичная резиденция была частью Джасжарахо, Ишбит вошла в неё первой на правах хозяйки. Вслед за ней — Тассит и остальные арт. Ароян тоже вошёл, не заметив сразу, что рта отстали, задержались снаружи. Одни командовали ачи, вновь прибывшими и местными, прибежавшими откуда-то на зов. Другие обступили Жуби, спеша поделиться новостями роя. Орелик была среди них. Кажется, она и являлась главной новостью. Мужчины то и дело упоминали её имя, бесцеремонно хватали за руки. Русану это нимало не смущало. Она тоже громко кричала на Зурси, Жуби, отчаянно жестикулировала, тоже хватала их за руки. Хохотала, явно довольная происходящим.

Внезапно Давид понял, чем сегодняшняя Орелик не похожа на ту, что делила с ним комнату в Джасжарахо, что отправлялась в поход. На ещё вчерашнюю Орелик. Сегодня она была в коротком серо-голубом плаще — парадной одежде мужчин — и к широкому поясу, обхватывающему бёдра, крепилась перевязь с мечом. Одежда, оружие, переиначенное имя — «Русси». Спутница решила поменять гендерную роль в племени?! Ей наскучило быть арт, и она превратила себя в рта. Орелик нравилась такая игра в мире людей, неужели и в мире кхиров ей удастся её продолжить? Стычка с шо-ачи окончательно поменяла места людей в кхирском сообществе. Русана, прежде изнывающая от одиночества, вошла в привычную ей компанию самцов. Давид же оставался чужим для них, не в силах обойтись без покровительства Первой Матери.

Ароян невольно бросил взгляд на собственную одежду. Не сильно бы удивился, увидев на себе женский топ. Но, конечно же, на нём был его прежний дорожный плащ. Роль женщины никто не предлагал, ему и одной, мужской, было многовато.

Он так и стоял на пороге, не зная, как поступить. Вернуться к мужчинам? Поспешить к лестнице вслед за женщинами? Тассит, поднявшаяся почти до верхней ступени, оглянулась, увидела замешательство незнакомца. Постояла, пропуская подруг, спустилась вниз. Подошла, пытливо заглянула в глаза.

— Брат умеет разговаривать?

В первую минуту Давид растерялся, пытаясь понять скрытый смысл вопроса. Потом сообразил, что понимать нужно буквально. Все жители роя — братья и сестры. Раз он рта и пришёл из её дома, значит, брат. Но видит-то она его впервые и прекрасно осознает, что он не кхир по рождению, вполне может не знать их языка. Она вообще понятия не имеет, кто он и откуда взялся. Ведь между городами и ц’Аэром нет никакой связи, кроме «ментальной», а обоз сюда последний раз отправляли летом, до того, как люди ступили на поверхность планеты. Она должна на него таращиться, будто на чудо-юдо какое!

— Дади умеет разговаривать, — Ароян невольно улыбнулся по-человечески. И, спохватившись, тут же сложил губы дудочкой.

Видимо, гримаса получилась странной, так как девушка удивлённо приоткрыла рот. Но быстро одёрнула себя, принялась объяснять:

— Первый ярус занимают рта. Это — спальня, там — место омовений. Тут комнаты для бесед и игр. Столовая на втором ярусе, подниматься туда следует, когда позовут на трапезу. Арт живут на третьем, туда ходить не следует.

— Почему?

Теперь пришёл черед растеряться Тассит. Возможно, вопрос некорректный? Но ведь у кхиров не существует табу на секс и эротику… в Джасжарахо, в стенах родного роя. Однако здесь ц’Аэр.

— Лазоревый День ещё не наступил. Братья и сёстры берегут себя для ртаари. Зачем мучить друг друга недоступностью близости?

«А ко мне это какое имеет отношение? Неужто я способен вызвать желание у кого-то из арт?» — хотелось спросить Давиду. Не спросил — не знал, как правильно построить фразу. Вместо этого поинтересовался:

— А что на четвёртом ярусе?

— Четвёртый ярус сейчас пустой. Там комнаты смотрителей. Там жили мы с Жуби, и будет жить следующая пара, когда Избранные вернутся в Джасжарахо.

Позади раздался громкий возглас, — Жуби вёл приятелей в дом. Быстро оглянувшись, Тассит сказала:

— Рта идут. Они всё покажут и расскажут Дади. — Неожиданно понизив голос, спросила: — Дади в самом деле приплыл из другого мира? Как Кхарит-Рахда и её сестры?

— В самом деле.

Девушка смешно мурлыкнула и метнулась наверх. Испугалась? Смутилась?

* * *

Зурси всё же попал под дождь. На пару с Русаной.

Менее чем за час повозки были разгружены, продукты и товары укрыты в кладовые, ачи отправились в свой барак, мужчины зашли в дом, а новоявленной «рта» взбрело в голову посмотреть окрестности. Они и полсотни шагов не сделали, как с неба обрушился водопад. Опрометью бросились к двери, но промокнуть успели. Если не до костей, то до каждой ниточки, до каждой волосинки на теле — наверняка.

Лило так, словно небо прорвалось. Тучи щедро отдавали земле влагу, накопленную за долгие дни зимы. В комнатах сразу же потемнело из-за водяной стены, отрезавшей обитателей дома от остального мира. Но сейчас это никого не заботило. Многодневное путешествие было достаточно изнурительным, и все думали лишь о том, как побыстрее обмыться, поужинать и завалиться спать на мягких матрацах. Давид согласен был пропустить второй пункт. В полудрёме поднимался по лестнице на зов серебряных колокольчиков, автоматически елозил ложкой по тарелке. Даже подзабытый за дни дороги вкус орче не казался слишком противным, во всяком случае, его посуда опустела не последней. И уже совсем сонный он расстёгивал пояс, снимал плащ. Заснул мгновенно, едва натянул на плечи одеяло и закрыл глаза.

Под стук дождя по черепице спалось особенно хорошо. Когда Давид проснулся, в доме вновь стоял серый полумрак зимнего дня. Приятно было лежать в мягкой постели, зная, что нет нужды торопиться в путь. Вообще некуда торопиться.

Он сладко зевнул, потянулся. Приподнялся на локте, осматривая комнату. Большинство его спутников спали, восстанавливали силы к предстоящему ритуалу. Впрямь санаторий, —единственными обязанностями паломников здесь было спать и есть.

Давид немного повалялся, рассматривая, как водяная плёнка играет на стекле. Потом сел, начал натягивать тунику. Сосед справа заворочался, высунул из-под одеяла рыжую макушку. Перевернулся, разлепил заспанные глаза.

Ароян изумлённо застыл.

— Доброе утро. Уже утро, да? — зевнув, поинтересовалась Орелик.

— Доброе… А ты что здесь делаешь?

— Сплю, разумеется.

— Это мужской этаж. Насколько я понял, кхиры хотят, чтобы мы придерживались их правил…

— Ага, я в курсе, — Орелик откинула одеяло, тоже села. — Ты чего рот открыл? Я теперь рта. Вчера Ишбит это признала официально, не помнишь, что ли? Ладно, я пошла умываться. Ты со мной или ещё валяться будешь?

Не дожидаясь ответа, Русана вскочила, подхватила в охапку лежащую в изголовье тунику и, не одеваясь, направилась к выходу. Давид задумчиво проводил её взглядом, размышляя над услышанным. Невозможно предположить, чтобы Ишбит не разобралась с половой принадлежностью пришельцев. Кхиры поняли, кто из людей самец, а кто самка, ещё когда те сидели в клетке, — и суффиксы имён, которыми их называли, и подаренная одежда свидетельствовали об этом. Чем же тогда объяснить, что Орелик было позволено изменить гендерную роль по прибытии в ц’Аэр и остаться в компании рта? Либо Ишбит не хотела разлучать чужеземцев, либо… всё гораздо сложнее. По какой-то причине присутствие Русаны на ярусе арт нежелательно?

Давид вздохнул. Они уже в ц’Аэре, а ни одна загадка пока не разгадана. Наоборот, появились новые.

Глава 15. Ртаари

Это казалось невозможным, но дождь лил не переставая целыми сутками. Единственная поблажка, которую он дал собравшимся на праздник — вода больше не рушилась на землю непрерывным потоком. Время от времени дождь ослабевал, разрешая высунуть нос из-под крыши. В такие минуты Русана выходила на крыльцо, присаживалась под узким навесом. Рассматривала ожившую, ставшую ярче зелень окружающего дом леса, текущие по склону мутные потоки, лужи, вскипающие под падающими в них каплями. Глазела на ачи, шлёпающих по мокрым каменным плиткам к окошкам второго яруса за очередным чаном с кашей. Но долго так не засиживалась, для рта имелись развлечения и внутри дома. Орелик давно догадалась, что жизнь мужчин в этом мире куда интереснее, и теперь радовалась, что всё так отлично устроилось. Она плохо представляла, чем занимались девчонки наверху, но на первом этаже скучать времени не было.

Прежде всего она обязала Зурси обучить её фехтованию. Боевое оружие для учёбы не годилось — покалечишь и себя, и других. Так что ачи пришлось потрудиться, вырезая деревянные болванки. Зурси был чертовски проворен и ловок, преимущество в росте не помогало. Русана клятвенно пообещала спарринг-партнёру, что когда-нибудь припомнит шрам, оставшийся на груди после их первой встречи, но понимала, что случится такое очень нескоро.

Зато едва от фехтования они переходили к борьбе, роли менялись. Ни один рта не мог померяться силой с Орелик. Это было даже не интересно. Гораздо забавнее получалось устраивать поединок одна против двоих. Иногда мужчинам удавалось её скрутить и прижать к подстилке, чаще — нет. Но при любом исходе удовольствие получали все.

В перерывах между физическими упражнениями можно было посидеть в комнате для бесед, послушать охотничьи то ли истории, то ли байки. Разобрать все нюансы описываемых событий Русана не могла, но ведь не отчёт о высадке она собиралась составлять! А если уж совсем теряла нить повествования, рта начинали терпеливо повторять, растолковывать, словно маленькой, словно ачи. Орелик не обижалась. Она и сама бы рассказала о своих приключениях и путешествиях, совершенно сногсшибательных для аборигенов, даже если не привирать. К сожалению, словарный запас не позволял этого сделать, приходилось довольствоваться ролью слушательницы.

Но с каждым днём всё чаще рта обсуждали не повседневные заботы, оставшиеся в Джасжарахо, а предстоящий праздник. После гибели Бишси лишь четверо могли похвастаться, что побывали Избранными из Избранных. Когда они рассказывали, пытаясь передать впечатления, остальные замирали, слушали, открыв рты. И Русана слушала, ощущая противный холодок на спине. Нынешнее положение её устраивало почти полностью, но оно не могло продолжаться вечно. Это было краткое затишье, подготовка… к чему? Что ожидало их с Арояном в небесном дворце? Было страшновато думать об этом таинственном Лазоревом Дне и одновременно хотелось, чтоб он поскорее наступил.

Пять дней дождь шёл без перерывов, и утро шестого не обещало радикальных перемен. Но Жуби, выскочив на несколько минут из дома, уверенно объявил, что сегодняшний день и есть Лазоревый. Русана сначала не поняла смысла фразы. Лишь увидев, как побледнел сидящий в стороне Ароян, сообразила — что-то важное. И когда запальчивый Зурси принялся спорить, доказывать, что Жуби ошибается, окончательно разобралась, о чем идёт речь.

Это свалилось как снег на голову. Да, все жили ожиданием, но Русана была уверенна, что со-ртох предупредит заранее, хотя бы накануне. Ведь есть же у кхиров какой-то календарь, не по погоде они определяют свой главный праздник?

Дата Кхи-охроэс определялась именно погодой, а Зурси вновь ошибся. Через два часа дождь стих, тёмно-серая пелена начала истончаться. Игры и пересказы охотничьих побасенок сразу же были забыты, рта только и делали, что выскакивали во двор и стояли, задрав головы. Со-ртох, должно быть, разделяла мнение Жуби, потому как колокольчики, собирающие на обед, зазвонили небывало рано. И не зря — прежде, чем опустела тарелка самого торопливого, в прозрачные, вымытые стёкла окон трапезной ударил солнечный свет.

По залу прокатился дружный вздох. На пару минут поднялся неразборчивый гул, затем кхиры заработали ложками быстрее, чем прежде. А Русана вдруг почувствовала, что её собственные руки дрожат. Лазоревый День начался…

Они с Арояном доедали последними. Их не торопили, обычай есть обычай. Но стоило положить ложки, как все дружно поднялись, поспешили к себе на ярусы. Послеобеденный отдых не предвиделся, рта тщательно мылись, переодевались в праздничные туники. Делали всё молча, сосредоточено, будто боялись упустить какую-то мелочь. Казалось, сам воздух в доме звенел от напряженного возбуждения его обитателей. И никто ничего не объяснял чужакам! Орелик ждала, что Ишбит позовёт их с Давидом, скажет, куда нужно идти, что делать, как держаться. Ничуть не бывало! Со-ртох больше не опекала пришельцев.

Ароян скис. Бегал следом за рта, старался повторять чуть ли не каждое их движение и не решался ни о чём спросить. Русана так не могла. Она должна, обязана хоть как-то контролировать ситуацию!

— Зурси! Не молчи, объясни!

— Мы идём во дворец, будем танцевать с ртаари! Готовься так, как будто хочешь понравиться самой красивой женщине. В сто раз лучше готовься, Русси!

От совета охотника толку не было ни на грош. Орелик не собиралась «нравится» здесь кому бы то ни было, тем более женщинам! Расспросить не получилось, оставалось подождать и увидеть всё собственными глазами. Главное, ожидание неизвестно чего заканчивалось.

Хоть как медленно и тщательно готовились рта, женщин всё равно пришлось ждать ещё добрых полчаса. А когда процессия во главе с Ишбит показалась на лестнице, Орелик едва сдержала смешок: «Вырядились!» Сразу стало понятно, для чего арт днями просиживали в мастерских: готовили наряды и украшения к празднику. Здесь были юбки и пелеринки всех возможных цветов и фасонов, витые цепочки на шеях, запястьях, щиколотках, броши и застёжки причудливой формы. Хорошо, хоть макияж местная цивилизация не изобрела. Иначе получился бы натуральный цирк!

Долго поддерживать шутливое настроение у Русаны не получилось, мешала напряженно-торжественная атмосфера, царившая вокруг. А когда они чинно поднялись по каменной лестнице на вершину горы, смеяться и вовсе перехотелось. Небесный дворец возвышался прямо над ними. Огромный купол, плавно переходящий в башню, и далее — в шпиль. Он не походил на дома кхиров, вообще не походил на жилище! Дом Джасжарахо рядом с ним выглядел бы наивной детской игрушкой. И чце-ригхтоэ’ох действительно был лазорево-золотым! Плитки из полированного золота чередовались с плитками, покрытыми ярко-голубой эмалью, образовывая непонятный узор. Золото играло солнечными бликами, небесная лазурь сливалась с лазурью стен. Наверное, из-за этого казалось, что контуры дворца струятся, и башня будто парит над куполом.

Избранные всех городов поднимались к дворцу по каменным лестницам, выныривающим из оставшейся далеко внизу зелени рощи. Входили под широкие, трёхметровой высоты арки ворот. Ничего похожего на крыльцо не было: только что над головой синело небо, а в следующее мгновение оказывался свод портала. Несколько шагов сквозь полумрак и вот уже просторный, ярко освещённый зал.

Орелик удивлённо вскинула голову, рассчитывая увидеть громадные окна на потолке. Но… купола над ней не было. Всё исчезало в рассеянном белом с лёгкой желтизной свете, не дающем теней. Непонятно, необъяснимо — какая технология могла создать подобный эффект?

Избранные прошли несколько десятков шагов и остановились. Зал был огромен. По прикидкам Русаны здесь находилось около тысячи человек, но тесноты не было, скорее наоборот, возникало ощущение пустоты. Каждый рой стоял в некотором отдалении от соседей, не смешиваясь.

Ещё несколько минут продолжалось неторопливое движение, последние группы занимали свои места. «Что дальше?» — не утерпев, шёпотом спросила Орелик у Арояна. Тот не ответил, лишь посмотрел укоризненно. Боится сделать что-нибудь неуместное? Русана постаралась приготовиться к любой неожиданности. Свет, в котором можно разглядеть лицо самого дальнего кхира, но совершенно не виден потолок, а теперь уже и стены, — это ведь только «на первое».

На второе «подали» музыку. Она зазвучала на границе слышимого диапазона, тихая, странная, будто само пространство вокруг завибрировало. Но всё же это была музыка, и, услышав её, Орелик поняла, чего ей не хватало в Джасжарахо. Там не было музыки! Арт любили сочинять и декламировать стихи, короткие лирические зарисовки и длиннющие баллады, в которых даже Ароян не мог уловить нить повествования, однако никогда не пробовали петь или аккомпанировать на чем-либо. Подобие музыкальных инструментов — примитивные барабаны и кастаньеты — делали себе волосатики и устраивали пляски по вечерам, но у взрослых кхиров музыки не было.

Орелик сообразила, что ноги и руки её движутся в такт ритмичной мелодии. Тело будто само отвечало на вибрацию пространства. Она удивлённо и слегка смущённо оглянулась. Кхиры были захвачены музыкой ещё сильнее. Словно волны шли по залу от его центра, медленно и целеустремлённо двигая, растягивая в цепочки, переплетая рои. Ароян уже не стоял рядом с ней. Его увлекало назад и в сторону вместе с Ишбит, с другими избранными Джасжарахо. Они отступали, оставляя её одну. Русана удивлённо окликнула пританцовывающего и пятящегося Зурси:

— Эй, вы куда?

Рта не ответил, глядя сквозь неё подёрнутыми поволокой глазами. И другие группы постепенно отступали, освобождая центр зала, образуя живую, переплетающуюся тремя нитями спираль. Русана оказалась началом одной из них, самой длинной и извивистой. На секунду блеснула мысль — отступить, сбежать, укрыться за спинами. Тут же отбросила её — испугаться не заставят!

Музыка делалась всё настойчивее, стоило труда не поддаться её воздействию. Чуть расслабишься, и тело начинало подёргиваться: руки, ступни, бёдра, плечи. Свет сгущался, переставал быть прозрачным, будто воронка опускалась из-под невидимого купола. Коснулась пола, расползлась, утолщаясь. Затем распалась, оставив семь высоких тонких силуэтов, завёрнутых в белые, матово светящиеся плащи-саваны. Фигуры поплыли в стороны плавно и грациозно, превращая музыку в танец. Одежды оставляли открытыми их лица, но странно — черты разглядеть не удавалось. В какой-то миг Русане показалось, что существо, двигающееся в её сторону, и не кхир вовсе. В следующий — что она смотрит в зеркало. Но наваждение тут же исчезло.

Белый плащ колыхнулся, рука с тонкими длинными пальцами бережно коснулась её запястья. Когда таинственное существо успело оказаться рядом? Русана нервно вздрогнула, качнула головой в ответ на тихий вопрос.

— Я не понимаю твои слова! Я плохо знаю язык кхиров.

— Слова — сотрясение воздуха. Слушай мысли.

— Разве можно слушать мысли?

— Как раз их и нужно слушать.

Девушка не могла понять, на каком языке они сейчас разговаривают. Даже с голосом собеседника не получалось определиться.

— Кто ты?

— Меня зовут Джуга. Кхарит-Джуга.

— Так ты играешь роль старшей богини?

— Я не богиня, я — ртаари.

— Разумеется. Но кто ты на самом деле? Арт? Рта? Почему я не могу определить? Это тайна?

— Тайны нет, я — ртаари. Ты поймёшь, что это означает, но не сразу.

Внезапно Русана сообразила, что вовсе не стоит на месте. Незнакомка — незнакомец?! — увлёк её за собой, бережно удерживая за спину и талию. И её собственные руки невольно легли на плечи ртаари. Они кружились в такт музыке, плыли вдоль цепочки спирали, и большеглазые лица сплетались в непрерывный калейдоскоп.

— Эй, что ты делаешь?

— То же, что и ты. Веду танец жизни.

— Зачем?

— Пытаюсь понять, кто ты, для чего пересеклись наши пути.

— Что ты можешь знать обо мне?

— Ты женщина. Ты родилась в ином мире. Твои близкие называли тебя Руся. Остальное расскажи мне сама.

Орелик медлила с ответом. Они обошли зал по кругу. Не такой уж и большой он был. Или они неслись сквозь него очень быстро? Девушка ощущала, как из-под пальцев ртаари идут мягкие волны, заставляя вибрировать какие-то струны внутри, ощущала тепло чужого тела сквозь тонкое покрывало одежд. Но лицо партнёра по-прежнему разглядеть не могла.

— Я обязана это сделать?

— Нет, если не хочешь.

— Пожалуй, хочу.

Выговориться, поболтать вволю первый раз за долгие месяцы! Не нужно мучительно подбирать слова незнакомого языка, бояться обидеть неловкой фразой, быть неверно понятой. Всё больше увлекаясь, Русана рассказывала о своей жизни в Джасжарахо, о клетке, о первой встрече с кхирами, об островке, о космошлюпке, планетарном полёте, «Паннонии»…

Неожиданно Джуга остановил её:

— Русит, я оставлю тебя ненадолго. Хочу познакомиться с твоим другом. Мы продолжим наш танец.

Опомнившись, Русана перевела дыхание. Она стояла на том самом месте, откуда начала движение. Светящийся силуэт быстро уносился прочь, обнимая маленького, должно быть испуганного и растерянного Арояна. На долю секунды в сердце уколола ревность. Орелик фыркнула, стараясь прогнать наваждение, огляделась вокруг.

Обстановка в зале переменилась. Цепочки постепенно распадались, всё новые арт и рта образовывали пары, кружились, обняв друг друга. Фигуры в светящихся одеждах сновали между танцорами, выхватывали ещё оставшихся одиночек, увлекали в танец, разбивали и перетасовывали пары. Завораживающие свет, музыка, действо. Странный ритуал больше не пугал, Русана чувствовала, что танец захватил её по-настоящему. Каждая клеточка тела вибрировала, будто разбуженная загадочным партнёром. Восторг, наслаждение и… нарастающее возбуждение? Почему ртаари так долго оставляют её в одиночестве, где запропастилась её пара — Давид? Сейчас как никогда хотелось ощутить близость мужчины!

Ароян танцевал, кружил по залу в паре с беленькой, словно снег, арт. Русана рот приоткрыла от изумления. Затем ринулась к странной парочке, проскальзывая между танцующими кхирами:

— Дад?!

Светящийся силуэт вырос на пути, перехватил, нежно, но уверенно обнял за плечи:

— Мы можем продолжить танец. На сегодня мои дела закончены.

— Джуга? — различать ртаари между собой казалось невозможным. Орелик чувствовала, что это тот, с кем она начинала танец, но доверять такой ненадёжной штуке, как интуиция, она не привыкла.

— Рассказывай дальше.

— Но мне нужно…

Волны, бегущие от пальцев партнёра, стали куда мощнее. Они огибали всё тело и прошивали его насквозь, будто сканировали. Это было приятно, чёрт возьми! Ароян подождёт. Куда он денется!

Русана замолчала, лишь когда рассказала о самом раннем детском воспоминании. И тотчас умолкла музыка, — танец закончился. Смутившись оттого, что выложила всю свою жизнь неизвестно кому, девушка быстро оглянулась. И замерла ошеломлённая.

Зал был пуст. Вместе с музыкой исчез яркий матовый свет, заливавший его. Теперь здесь царил сумрак. Потолок, стены тонули в полутьме, и никакого намёка на широкие двери-порталы. Лишь в центре поднималась колонна желтоватого света. В этой колонне стояли они с ртаари. Вдвоём.

— А где все? — прошептала Русана.

— Мы танцевали дольше обычного. Ты хотела многое рассказать, я — многое выслушать. Первый день праздника закончился, избранные разошлись по домам, теперь их ждёт ожидание. Некоторых — дар, д’арше.

— И Давид ушёл?

— Да.

— Тогда и мне пора. — Русана взглянула на руки ртаари, всё ещё обнимающие её плечи.

— Ваши с ним тхе-шу на время разделились. Вы слишком разные, чтобы долго идти одним путём. Позволь ему сделать несколько шагов самостоятельно.

— Но он мой единственный соплеменник здесь!

— Вы увидитесь, но позже. — Ртаари наконец опустил руки. — Ему нужно кое-что узнать о себе, а тебе — о себе.

— О себе я и так всё знаю. Я предпочла бы узнать что-нибудь о тебе и твоём народе.

— Вы узнаете. Ему расскажут, тебе покажут. Я покажу, не возражаешь?

Перспектива остаться на какое-то время без Арояна Русану не обрадовала. За безопасность друга она не опасалась, за свою — тем более, но если кто-то пытается лишить её права самой принимать решения, то хотя бы плата за это должна быть достойной. Она требовательно уставилась на мерцающее, неуловимое лицо партнёра.

— Отвечу, когда увижу твоё лицо. А то у меня в глазах рябит.

— Извини, — ртаари провёл рукой, будто пытался убрать струящуюся вуаль. И та в самом деле исчезла. Мгновенно, словно выключили защитный экран.

Не удержавшись, Русана охнула. Рядом с ней стоял человек. Высокая золотоволосая женщина с яркими лазоревыми глазами. Необыкновенно, невозможно красивая.

— Нет, — незнакомка будто услышала её мысли, отрицательно покачала головой. — Я не человек. Этот образ я уловила в твоей памяти, и он мне понравился.

Русана поняла, отчего лицо женщины показалось знакомым. Это же портрет Елены Пристинской из старых дедушкиных мем-альбомов! Она досадливо поморщилась.

— Опять маска! Я не это имела в виду, когда говорила о лице!

— Этот образ вполне подходит. Сейчас меня устраивает твоё отношение к его предыдущей носительнице. Потребуется — надену другие. Чтобы увидеть настоящие лица, тебе предстоит узнать очень многое. Ты готова начать этот путь?

Помедлив, Орелик дёрнула плечом. Почему бы и нет? Если это единственный способ хоть как-то разобраться в здешнем цирке.

— Пошли!

Она вложила ладонь в протянутую руку.

Глава 16. Тассит

Праздник в небесном дворце напомнил Давиду психофильм с незнакомым сюжетом. Такое же ощущение раздвоенности: участвуешь в событиях и в то же время осознаешь их ирреальность. С той лишь разницей, что, играя в психофильме, можно в любой миг отключиться. Давид понимал, что здесь «отключиться» вряд ли получится, но сознание упрямо соскальзывало на знакомую ассоциацию, а иначе… Иначе следовало признать себя сумасшедшим, а всё увиденное — болезненным бредом. Купол, меняющий очертания, светящийся воздух, управляющая телом музыка и самое главное — ртаари. Ароян отказывался верить в их реальность до последнего мгновения, и когда Кхарит-Джуга, выпустив из объятий Русану, взяла его за руку, едва не грохнулся в обморок.

Это не было костюмированным представлением. Подозрение, что готовится спектакль со жрицами в главных ролях, Давид отбросил сразу же, едва переступил порог храма и справился с первым шоком. Но он надеялся, что хотя бы кружащиеся по залу светящиеся фигуры — иллюзия.

Ртаари оказалась материальна. Прикосновения её рук были сильными и бережными одновременно, взгляд больших глаз с огненными зрачками — пронизывающим и… полным любви? Невозможно понять, что означал этот взгляд. Это существо было кхиром, несмотря на слишком высокий рост, странно тонкую фигуру, очертания которой терялись под ниспадающими складками плаща-савана. Несмотря на руки, более похожие на человеческие.

Давиду казалось, что их танец длится вечность. Едва они сделали первые шаги, как голова закружилась. Он больше не видел происходящее вокруг, не смотрел на партнёршу. Крепко зажмурился, сосредоточился на одном: выдержать ритм, не споткнуться, не оступиться, не упасть. Они всего лишь танцевали, но ощущение было, будто душу выворачивают наизнанку, — жутко и сладко одновременно. Так же, как в психофильмах красной черты, когда не ты владеешь обстоятельствами, а они тобой. Когда, мысленно ужасаясь, совершаешь поступки, на которые не то, что решиться в реальности, — подумать о которых не мог.

Давиду мучительно хотелось, чтобы танец быстрее закончился. Но где-то на дне подсознания пряталось желание продолжать его бесконечно в надежде открыть для себя что-то неизведанное и запретное. Затем они на секунду выпали из ритма. Давид испугался, потеряв опору под ногами, и схватился-таки, уцепился за скрытые в складках одежды плечи партнёрши. Прошло много времени, прежде чем осознал изменения. Они уже не летели по залу, а неспешно кружили, подчиняясь мелодии. И сама мелодия стала тише, отдалилась, больше не рождалась в сознании, а приходила извне. И чьё-то тёплое тело касалось его груди сквозь лёгкую ткань туники. объятия стали робкими и неуверенными, а под пальцами явственно ощущался мягкий пух.

Ароян осторожно приоткрыл глаза. Оказывается, он танцует не с ртаари — с арт. Сразу же узнал её: Тассит, девушка-альбинос, бывшая смотрительница.

Арт танцевала, полностью отдавшись музыке. Полуопущенные веки, отрешённое лицо. Но пальцы, лежащие на его плечах, ощутимо дрожали. Давид подумал, что партнёрша испытывает то же, что пережил он сам: страх и восторг.

Он огляделся. Весь зал заполнен танцующими парами, и следа не осталось от загадочной тройной спирали. Теперь это был всего лишь бал, странный, нечеловеческий, и они с Тассит были самой странной парой на нём. Смешные, не похожие на остальных, неуклюже топчущиеся под музыку. Самым верным решением было бы прекратить играть непонятную роль, отправиться на поиски Русаны. Она его единственная партнёрша и спутница в этом мире.

Но пробираться к середине зала означало вновь столкнуться с ртаари, пасть в бездну неизвестности, вновь быть вывернутым наизнанку. Давид не мог поступить так, он боялся ещё одного танца. Как рта могут вожделеть близости с божественными партнёршами? Это казалось равносильным смерти.

Танец с Тассит был совсем иным. В нём не было ни страха, ни неизвестности. Арт подчинялась каждому движению человека и в то же время помогала не выпасть из ритма, сглаживала его неумелые па. Пусть их танец скромен и неказист, но они не рвались в центр зала, не искали внимания. Пока другие теснились вокруг похожих на белые молнии ртаари, они оставались в стороне, ближе к невидимым стенам. Подальше от глаз хозяек этих небес.

Музыка стихла, постепенно сошла на нет. Пары замерли одна за другой, поволока ушла из глаз, многие удивлённо смотрели на незнакомых партнёров. И Тассит смотрела на Давида. В её глазах были страх и смущение, а руки дрожали вполне отчётливо. Она боялась даже убрать их с плеч чужеземца.

Давид смутился не меньше. Пробормотал извинения, хотя сам не понимал, чем виноват перед инопланетной девушкой. Поспешно опустил руки. Тассит неуверенно отступила в сторону. Помедлив, отвернулась, разглядывая зал. Толпа распадалась на рои, неспешно растекаясь к тем порталам, сквозь которые избранные входили во дворец. Да, порталы опять стали видимыми, открылись, южный, ближайший к дому Джасжарахо, был в шаге от Давида и Тассит.

Ароян растерянно посмотрел на чёрное небо и висящую над склоном горы луну. Снаружи стояла глубокая ночь, праздник продолжался много часов. И всё это время он танцевал беспрерывно! Но усталости отчего-то не было. Вернее была, но не физическая, не усталость мускулов. И не усталость разума, какая бывает после долгой напряженной работы. Ему хотелось быстрее добраться до дома, упасть на матрац, закрыть глаза, отключиться, ничего не чувствовать. Это была усталость эмоциональная, утомление от переизбытка ощущений.

Он сделал шаг к выходу и остановился. Правильно ли он поступает, возможно, ритуал ещё не закончился? Должны ведь объявить какие-то результаты, не ради танцев же их сюда собирали? Нерешительно спросил у выискивающей взглядом сородичей Тассит:

— Всё закончилось? Можно идти домой?

Девушка оглянулась. Подтвердила:

— Закончилось. Можно идти.

— Так пойдём?

— Пошли, — арт шагнула вслед за ним в чёрный проём.

На улице было сыро и свежо. Небо укутывало черное покрывало туч, лишь над ц’Аэром зияла громадная прореха, и в ней висела Большая луна в обрамлении мерцающих звёзд. Из портала потянулся чей-то рой, пришлось отступить с лестницы на мокрую скользкую траву. Незнакомые кхиры проходили мимо, с интересом рассматривая странного гостя, но вопросов никто не задал. За первым роем ушёл ещё один, и только потом в воротах показались избранные Джасжарахо во главе с Ишбит. Со-ртох удивлённо взглянула на стоящую по колено в траве девушку, затем — на Арояна. Этот взгляд Давида смутил. Спросил глуповато:

— Как прошёл праздник?

— Пока об этом знают лишь ртаари.

Давид кивнул, понимая, что получил ответ достойный вопроса. Тассит шагнула вслед за матерью, смешалась с остальными арт, а он всё так же стоял на обочине, дожидался Русану. Но процессия уходила вниз по склону, ворота опустели, а Орелик так и не появлялась. Тогда, удивлённый и немного испуганный, Ароян побежал вдогонку за со-ртох.

— Ишбит, постой! Где Русит?

— Русит осталась разговаривать с Кхарит-Джуга. Она вернётся, когда разговор будет закончен.

— Что?! А как же я?

— Дади может идти домой и ложиться спать. Как мы все.

— Но как же…

Обескураженный, Ароян поплёлся следом. Да, во дворце были не просто танцы. Там многое было «не просто». Сейчас трудно сосредоточиться, нужно отдохнуть, выспаться. И тщательно обдумать всё произошедшее. Не исключено, что он получил ответы на какие-то из своих вопросов, только не в силах увидеть их.

Однако почему для разговора выбрали Русану?! Это несправедливо, он изучил кхиров куда более тщательно! Лучше знает их язык, их мифологию. Должно быть, ртаари сначала поговорят с Орелик, потом с ним. Для «танца» её ведь тоже выбрали первой. Вполне естественно, Орелик выглядит куда заметнее, ртаари могли посчитать её главной хотя бы из-за роста.

Успокоив себя так, Давид уже веселее зашагал по лестнице к нижнему ярусу дома Джасжарахо, следом за притихшей компанией рта.

* * *

Утром небо вновь было затянуто тучами, и по крыше барабанил успевший надоесть дождь. Давид проснулся последним — от звона большого золотого колокола над входной дверью. Колокол звонил впервые. Несколько минут Ароян лежал, прислушиваясь к звукам в соседних комнатах. Спросить, что означает сигнал, было не у кого, — спальня пустовала. Затем, решив, что может пропустить важные события, вскочил, быстро оделся, кинулся к выходу. И столкнулся в дверях с Жуби. На лице рта застыла кислая мина.

— Можешь спать, Дади. Сегодня д’арше для тебя не приготовлено.

Жуби расстегнул ремень, швырнул в сторону тунику и забрался под одеяло, намереваясь последовать собственному совету. Занавесь на двери опять колыхнулась, впуская ещё двоих жильцов. Ароян озадаченно поинтересовался:

— Я слышал колокол. Кто-то приходил?

— Служительницы дворца. Зурси получил приглашение. Счастливчик!

Кое-что становилось на свои места. Вчера состоялся «экзамен», результаты которого объявляют не сразу. Шесть дней служительницы будут водить во дворец Избранных из Избранных рта. Затем — шесть дней перерыва. И шесть дней — для арт. Всё это время гости ц’Аэра будут томиться надеждой и сомнениями. Давид посочувствовал соседям, а вспомнив прикосновения ртаари, посочувствовал ещё сильнее. Он пока не разобрался в природе этих существ, но они были вполне реальны и телесны. Значит и разговоры о «д’арше» были не метафорой, не простым звуком. Остаться с такой партнёршей наедине… Это было почти то же самое, что умереть. Лишь существа, считающие смерть естественным завершением пути, а самоубийство — обыденным поступком, могли находить в этом удовольствие. Очень сомнительное удовольствие, учитывая явное превосходство ртаари над кхирами. Всё равно, что человеку заняться любовью с шимпанзе, только в обратную сторону.

Сравнение было некорректным, Давид понимал это. Нельзя считать кхиров «обезьянами» в мире ртаари. Он не был уверен, что ртаари принадлежат к другому виду. Он ни в чём не был уверен. Оставалось и самому с нетерпением и страхом ожидать приглашения на беседу с Кхарит-Джуга.

На утренней трапезе Русана отсутствовала. И на дневной, и на вечерней. Судя по всему, «разговоры» во дворце затягивались. А Зурси вернулся, когда за окном начало темнеть. Уставший, промокший — забыл укрыться «зонтом» на обратном пути, — но ужасно довольный. Обмылся, кое-как дождался ужина и, спустившись после трапезы вниз, сразу же завалился спать. Д’арше забирало сил больше, чем дневной переход.

Второй день ожидания тоже начался дождём и звоном колокола. В этот раз повезло сразу двоим, и рта приободрились — хорошая примета. А вот Орелик так и не появилась. На вопрос Давида Ишбит лишь повторила прежнюю фразу: разговор с Кхарит-Джуга продолжается. Однако уверенности в её голосе Давид не услышал и заподозрил, что у со-ртох просто нет новостей из дворца. Пришлось учиться терпению у соседей.

На нижнем этаже царила атмосфера ожидания и надежды. Лишь настроение Зурси разительно выделялось. Отоспавшись и отдохнув, он снова сделался весёлым и беззаботным. В его тоне появились снисходительные нотки. Молодой охотник открыто гордился собой — в этом году он прошёл «экзамен» первым из роя, стал своего рода «отличником». Сородичи с расспросами не приставали, боялись спугнуть удачу. Время делиться впечатлениями пока не пришло.

На третий день во дворец взяли лишь одного. Оставшиеся явно приуныли. И беспокойство Давида усилилось: Орелик не возвращалась, Ишбит ничего не могла сказать о ней.

Четвёртый день начался лучами солнца, пробившимися сквозь листву деревьев, окружавших дом. Весёлые зайчики запрыгали по лужам, по мокрым стёклам окошек, в небе, наполовину лазоревом, наполовину сером от туч, вспыхнула яркая радуга. Арт высыпали со своего этажа и азартно следили за шуточным поединком, который устроили Зурси и трое других счастливчиков. Остальные рта к веселью не присоединились — этим утром колокол не звонил, из роя Джасжарахо во дворец никого не пригласили.

И пятый день выдался пустым. Опять шёл дождь, то мелкий, нудный, то переходящий почти в ливень. Давид сидел на пороге и старался представить, где сейчас Орелик, чем занимается? Он почти убедил себя, что девушка проведёт во дворце ровно шесть дней. Затем будет шесть дней перерыва, и пригласят его. Какой-либо логики в этих рассуждениях не было, но иного объяснения столь длительного отсутствия подруги Ароян не находил.

Наконец пришёл шестой день. Последний раз на первом ярусе звонил колокол, и служительницы увели во дворец последнего счастливчика — Жуби. Пятеро неудачников сразу же сникли. Впрочем, пол дня им хватило, чтобы справиться с разочарованием. Да, им не повезло разделить д’арше. Но они побывали в небесном дворце, танцевали с ртаари, — это уже награда. Когда Жуби вернулся, его, в отличие от предшественников, встречали весёлыми шуточками и расспросами. Беречь удачу больше смысла не было.

Ароян надеялся, что вместе с охотником вернётся и Русана, но Жуби пришёл один. Чинно сложил мокрый зонт и отмахиваясь от снующих вокруг приятелей, прошествовал в умывальню. А погрузившись в воду, многозначительно объявил:

— Я был с Турха. И завтра расскажу кое-что важное!

Орелик не вернулась и на седьмой день, когда в доме воцарилось затишье. Рта теперь могли веселиться и отдыхать, для них табу завершилось. Но пришла очередь арт готовиться к д’арше, они сидели у себя на этаже, не высовывая носа на улицу, хоть солнце всё чаще прорывало тучи, обещая скорое окончание затяжного дождя. Единственное место, где их можно было увидеть — трапезная, да и там женщины усаживались отдельно от мужчин. Расспросить Ишбит, не переступая этот барьер, казалось невозможным. А она лишь бросила короткую реплику во время дневной трапезы: «Русит останется во дворце до конца праздника». Зачем, почему — вопросы Давид мог задавать разве что самому себе. Ясно одно — до беседы с ним ртаари не снизойдут. Это было несправедливо, обидно, но изменить что-либо он не мог. Оставалось дожидаться возвращения подруги, а пока что довольствоваться рассказами рта.

В беседах на первом ярусе недостатка не было. Лишённые женского общества охотники не отказывали себе в удовольствии посплетничать о подружках в перерывах между трапезами и играми. Однако стоило разговору коснуться ртаари, как они сразу же становились сдержаннее. Никто из «обделённых» не поинтересовался у «счастливчиков» подробностями недавнего д’арше, поэтому и Давид не знал, разрешено ли вообще касаться этой темы.

Рассказ Жуби оказался единственным исключением, и тот Ароян едва не пропустил. После завтрака он по обыкновению сидел в одиночестве на крыльце, рассматривал взбиваемые каплями пузыри на луже и размышлял. А когда вернулся в дом, в комнате для бесед шёл ожесточённый спор. Здесь собралась вся компания — небывалый случай!

— Ты не можешь этого знать! — Зурси яростно махнул рукой перед лицом — жест полного отрицания. — Джуга всегда была Хранительницей! И когда я родился, и когда ты родился. Даже когда родилась Ишбит!

— Ты не прав, Зурси, — возразил сидящий у противоположной стены Кархи, один из «неудачников». — Всё, что началось, завершится. Тхе-шу ртаари велик и прекрасен, но он тоже имеет свой предел.

— Зурси не слушал легенд, которые рассказывали ему арт вечерами. Он слишком быстро засыпает, отведав д’айри. Он ещё молод, почти а-рта, — снисходительно объяснил Жуби. — Много лет назад Хранительницей была Гашша. Когда её свет начал тускнеть, она ушла в усыпальницу, уступив Джуга. Это верно, Зурси?

— Что из того? — насупившись, пробормотал молодой охотник.

— Турха отныне светлее, чем Кхарит-Джуга.

Ароян осторожно присел у двери, стараясь вникнуть в смысл беседы.

— Ты ошибаешься!

— Нет, она вела меня в танце, а потом дарила мне д’арше. Год назад я тоже был в небесном дворце, танцевал с Кхарит-Джуга.

— Тебя не выбрали тогда!

— Не выбрали. Но я запомнил: Турха — светлее.

На какое-то время в комнате замолчали. Воспользовавшись этим, Давид спросил:

— Что значит, что Турха светлее?

Все головы мгновенно повернулись к нему. Жуби удивлённо переспросил:

— Дади не знает таких простых вещей? Чем светлее ртаари, тем могущественнее.

Положим, это Давид и сам понял. Его интересовал процесс: как происходит смена Хранительницы? Но как раз этого толком объяснить никто и не мог. Единственное, что рта знали достоверно: если Турха окажется могущественнее, то к следующему Кхи-охроэс Хранительницей станет она, а Джуга уйдёт в «усыпальницу», дословно — «за стену снов». Это был странный оборот речи для обозначения смерти, его никогда не применяли в отношении кхиров. Ароян засомневался, правильно ли понимает собеседников. Но, уточнив, успокоился, — это был действительно всего лишь оборот речи. Усыпальницей называли гробницу ртаари, расположенную где-то на западе, в «запретных землях» Рэх-Ташши. Память сразу же подбросила аналогию: пирамиды фараонов в Древнем Египте. Что ж, обычай насильственно обрывать жизнь теперь вполне объясним: кхиры копируют поступки своих «богов». Странное, ужасающее сочетание беспощадности и милосердия.

— Что изменится, когда придёт новая Хранительница? — этим вопросом Давид поставил собеседников в тупик. Поэтому поспешил уточнить: — Изменится что-то для Джасжарахо?

Он был почти уверен — ничего не изменится. Фараон хотя бы мог увеличить или уменьшить налоги, начать войну с соседями, а кхирам, живущим в обособленных тирчах, и это не грозит.

— Путь жизни ртаари очень долог. Многие поколения арт и рта сменились с тех пор, как Джуга стала Кхарит. Никто из ныне живущих не может сравнить… — снисходительно глядя на чужака, начал неторопливо-тягуче объяснять Жуби. Но неожиданно его прервали.

— Изменится, — Зурси торжествующе поглядел на недавнего оппонента. — Ишбит закончит путь жизни вслед за Кхарит-ртаари. Арше со-ртох слишком велик, чтобы пережить такое.

Новость Давида ошеломила. Предположение, что таинственная и пугающая Кхарит-Джуга скоро оправится в «лучший мир» его не расстроило. Наоборот, вызвало мимолётное мстительное злорадство — и за выворачивающий наизнанку сеанс непрошенного гипноза, и за унизительное для него предпочтение, выказанное Орелик. Но то, что Ишбит вынуждена будет покончить с собой, его потрясло. А вот собеседники приняли такой исход как должное. Некоторые были откровенно довольны возможной сменой со-ртох:

— Ишбит пора остановиться. Её путь жизни уже достаточно длинный.

— Интересно, кто займёт место со-ртох?

— Ты хочешь разделить д’айри с новой Первой Матерью?

— Смотря кто ею станет.

Кандидатура новой со-ртох занимала рта гораздо сильнее, чем судьба старой. Давид вслушивался в разговор, не в силах примириться с равнодушием кхиров к смерти. К единому мнению так и не пришли. В конце концов все склонились к предположению Жуби: если Турха разделит д’арше с кем-то из арт Джасжарахо, то избранница и станет со-ртох.

— Турха танцевала с кем-то из наших арт? — тут же поинтересовался Зурси.

На этот вопрос ответить никто не смог. Ароян с удивлением понял, что не только он находился в полуобморочно-гипнотическом состоянии во время танца. Все участники празднества пережили это. Пожалуй, кхиры видели ещё меньше, чем землянин, и это вновь вынуждало задуматься, на самом ли деле «д’арше» было тем, чем они его представляли.

Прозвучавшая фраза и последовавший за ней гортанный клёкот — смех кхиров, — заставил Давида отвлечься от размышлений:

— Жуби, что, если Первой Матерью станет эшхи? Ты будешь рад этому? Ты ведь делил с ней д’айри весь прошедший год?

«Эшхи» — «нет цвета». Это слово Ароян слышал впервые, но из контекста нетрудно было понять, о ком идёт речь. Эшхи означало ещё и «альбинос». В вопросе Зурси слово прозвучало как прозвище. Первое прозвище, которое Давид услышал здесь, — кхиры всегда называли друг друга именами и титулами.

Жуби сердито уставился на насмешника. Видно было, что ему очень хочется достойно ответить, но не знает, как. Воспользовавшись замешательством оппонента, Зурси спросил снова:

— Ты остался доволен? В Джасжарахо будете спать в одной комнате? Так и быть, уступаю, не стану с тобой соперничать. Даже если хархи станет нашей со-ртох!

Эта фраза вызвала новый взрыв смеха. «Хархи» — «без красоты», ещё одно прозвище! Давид уже не сомневался, что о Тассит говорят явно пренебрежительно. Чем же девушка заслужила такие насмешки? Только своей нестандартной внешностью?

Жуби ответил:

— Можешь шутить надо мной, я поступал бы так же, останься ты смотрителем с эшхи. Но теперь я могу веселиться вместе с вами — я два года подряд участвовал в Кхи-охроэс. Я избран из Избранных Турха, самой светлой ртаари.

— Хархи не станет Первой Матерью. Она и обычной матерью никогда не станет, — встрял в разговор Кархи. — Если рта не хотят её айри, то путь жизни её пуст и бесполезен. Нужно родиться очень глупой, чтобы пытаться идти по нему.

Ароян зябко поёжился. Девушку-альбиноса не только обзывали уродиной, её откровенно подталкивали к самоубийству. Вспомнились осторожные прикосновения во время танца, страх и восторг в глазах. Неожиданно для себя самого Давид резко спросил:

— Чем Тассит хуже остальных женщин? Лишь тем, что она эшхи?

Рта замолчали. Некоторые посмотрели на него удивлённо, другие — насмешливо и снисходительно. Наконец Жуби в своей манере терпеливого наставника начал объяснять:

— Пусть Дади не думает, что мы не любим Тассит. Она наша сестра, арт нашего роя, и мы понимаем, как ей приходится страдать. Иногда рождаются кхиры, непохожие на остальных, неправильные. У них может не хватать пальцев, или глаза, или одна нога короче другой. Они никому не мешают, и мы заботимся о них. Но их тхе-шу пуст, уродцы не должны продолжить род, и мы не можем дарить им айри. А дальше их право выбирать, вести свой путь жизни или сойти с него.

— Чего же недостаёт у Тассит? — язвительно потребовал уточнить Ароян. — Я танцевал с ней в небесном дворце. Тассит не глухая, не слепая, у неё все пальцы на месте и ноги одинаковой длины. А белый цвет вряд ли мешает продолжению рода!

Рта захихикали. Жуби дёрнул головой, соглашаясь, а Зурси поспешил опередить его с ответом:

— Дади не видел хархи голой, поэтому так спросил. У неё выросло всего две груди! Если у арт Джасжарахо будет так мало грудей, не хватит оссу, чтобы кормить рой. Наши потомки умрут, как умирают шо-ачи от лесной пищи. Мы не хотим этого!

— Дади — чужеземец, — сказал Жуби. — Наверное, в мире, где он родился, мужчинам нравятся уродки?

— Дади чужеземец, его шош странный и смешной. Но в Джасжарахо найдутся арт, которые захотят разделить с ним айри. Нормальные женщины, не хархи, — сразу же поспешил на защиту приятеля Зурси. Давид в такой поддержке нужды не испытывал, поэтому пробормотал:

— У меня есть женщина — Русит.

— Русит была женщиной в вашем мире. Может быть, на Шакхе это не так? — предположил Зурси. — Ртаари не усомнились, что Дади — мужчина, а с Русит не могут разобраться много дней.

— Женщина всегда останется женщиной, в любом мире. А мужчина — мужчиной, — Давид сделал кхирский жест отрицания.

И тут же усомнился в своих словах.

Глава 17. Зловещие гипотезы

Затяжные дожди уступили место коротким ливням, высокое весеннее небо, в самом деле лазоревое, всё чаще стояло над головой, а в доме роя Джасжарахо ничего не менялось. Рта развлеклись, с нетерпением ожидая окончания праздника. Арт сидели взаперти, нервничая всё сильнее. Даже Ишбит не всегда справлялась с раздражительностью, Давид сам стал свидетелем того, как со-ртох устроила разнос двум девушкам по совершенно незначительному поводу. Те всего лишь задержались в трапезной, чтобы перекинуться несколькими фразами с Зурси, восхищаясь его ловкостью и силой. Если это и было кокетством, то достаточно безобидным, не заслуживающим, чтобы его так резко и грубо оборвала слетевшая с третьего яруса со-ртох. После этой сценки Ароян не осмеливался начинать с Ишбит разговор о ртаари.

Утро, когда служительницы повели во дворец первую Избранную из Избранных, выдалось пасмурным, и дождь хлынул раньше, чем женщины достигли верхушки лестницы. Хорошая примета, обещающая, что многих арт Джасжарахо одарят д’арше. Счастливица сразу же стала темой беседы на первом ярусе. Кархи и Фудри, делившие когда-то айри и постель с ней, наперебой рассказывали о достоинствах арт. Фудри был не прочь возобновить отношения, но ему в этом году «не повезло», и рассчитывать на айри продолжательницы рода не приходилось.

Давид слушал разговоры в пол уха. То, что д’арше было мерилом статуса кхира в рое, он уже разобрался. В целом же темы болтовни ничем не отличались от принятых в мужских компаниях где-нибудь на Новой Европе. После обсуждения самой Цуриш перешли к предположениям, к кому из ртаари её повели. Опять пошли те же имена: Турха, Хайса, и в который раз Ароян задал себе вопрос о гендере существа, что вело его в гипнотическом танце. Тогда в голове стоял такой туман, что он не мог размышлять о «мелочах», само открытие, что богини — существа из крови и плоти, повергало в шок. Затем были разговоры мужчин, их восхищение д’арше и божественными партнёршами, и Давид уверился, что ртаари женского пола. Но теперь всё менялось, арт тоже получали д’арше. К тому же они должны зачать потомство во время этого акта.

Бисексуальность хозяев небесного дворца не удивила Давида. В истории Земли были периоды, когда гомосексуальные связи жестоко карались, и периоды, когда они же считались приемлемыми и даже поощрялись. Что уж говорить о цивилизации иных разумных существ! Но размножение зависит не от сексуальных предпочтений, а от генетики и морфологии партнёров. Возможно ртаари — гермафродиты? Эту гипотезу Давид проверить не мог, физиологический аспект отношений с ртаари ни в рассказах Ишбит, ни в сплетнях рта не упоминался ни разу. За дни, проведённые в ц’Аэре, Давид узнал много нового о мире Шакха. Но ответа ни на один из своих вопросов не получил.

Примета дождливого утра себя оправдала, — во дворец пригласили семерых. Ароян не знал статистики по средней продолжительности жизни в Джасжарахо и темпам прироста населения, чтобы адекватно оценить это число. Но судя по реакции соседей, семь маленьких кхиров, которым предстояло родиться в этом году, было необычно много.

Седьмой получила приглашение в последний день праздника Ишбит. Это стало неожиданностью для всех, наверное, даже для неё самой. Во время ужина Первая Мать, только что вернувшаяся из дворца, выглядела сияющей, а по рядам разбегалась передаваемая шёпотом новость — со-ртох была у Кхарит-Джуга. Огромная честь для роя Джасжарахо. Жуби был явно выбит из колеи таким раскладом, а Зурси поглядывал на оппонента ухмыляясь.

Ужин закончился, но, против обыкновения, расходиться никто не спешил. Когда стук ложек и шорохи смолкли, Ишбит торжественно объявила праздник Лазоревого Дня завершённым. Избранные вновь становились обычными арт и рта, д’айри меж ними был снова дозволенным. Тут же со-ртох посоветовала не увлекаться, поберечь силы для обратной дороги. Следующим утром обитателей дома ждали сборы и отъезд. Всех, за исключением новой пары смотрителей: Тассит и Дади.

Последняя фраза Давида ошеломила. Несколько минут он сидел, тупо уставившись в пустую тарелку, пытался переварить информацию. Не замечал сочувствующих или насмешливых лиц вокруг. Очнулся, лишь когда Зурси тронул его за плечо:

— Дади, сегодня время веселиться. Завтра время для прощания и грусти.

Опомнившись, Ароян сорвался с места, бросился к Ишбит. Ну нет, он не собирался молча проглотить подобную бесцеремонность! Теперь-то он потребует подробных разъяснений!

Со-ртох уже поднималась по лестнице, когда Давид окликнул её. Кажется, ей не хотелось сейчас объясняться с чужеземцем. Лишь мрачный вид последнего заставил остановиться, а потом и спуститься назад в трапезную.

— Ишбит, я что, не возвращаюсь в Джасжарахо?

— Дади — смотритель дома в столице.

— Но… А Русит? Она тоже остаётся здесь?

— Русит останется в небесном дворце. Отныне она служительница Кхарит-Джуга.

Давид облегчённо выдохнул. И тут же вновь нахмурился. «Ртаари’орайре» буквально переводилось как «отдающая всю любовь ртаари», либо «очень любящая ртаари». По аналогии с человеческой историей Ароян называл женщин, живущих в небесном дворце, служительницами. Однако название это могло переводиться и как «наложница» — круг обязанностей «орайре» рта представляли достаточно смутно.

— Русит будет жить во дворце, а я здесь? Но нас нельзя разлучать! Мы должны оставаться вместе. Она моя женщина, понимаешь?

Ишбит отрицательно взмахнула рукой.

— Русит больше не принадлежит рою Джасжарахо. Она — орайре Кхарит-Джуга. Женщина Дади теперь Тассит. Так будет до следующего Лазоревого Дня. Потом Дади сможет вернуться в Джасжарахо, отдать айри другим женщинам роя.

— Но это полная ерунда! Мы с Русит пришли из другого мира, мы не такие, как вы! Мы можем научиться жить, как кхиры, но думать, как кхиры, видеть этот мир, как кхиры, не сможем. И уж тем более не сможем изменить наши тела! Ведь это же очевидно!

— Дади, ты говоришь очень громко, не нужно. Я слышу твои слова, они звучат правильно. Но я не знаю мысли Кхарит-Джуга, я могу лишь предполагать. Светлейшей нужно, чтобы чужеземцы были рядом. Но ты — рта, ты не можешь жить в небесном дворце, орайре могут быть только арт. Поэтому ты останешься здесь, в нашем доме. Понимаю, Тассит не получит твоего айри. Что поделать, её путь жизни — страдание.

— К чему же их преумножать? Со мной может жить Русит.

— Ртаари знает наши тхе-шу лучше, чем мы.

— Можно подумать, — пробормотал Ароян на русском. Но на языке кхиров не сказал ничего.

Не дождавшись возражений, Ишбит заключила:

— Дади, тебе нужно успокоиться. Джуга всё делает на благо Кхарита и всех кхиров.

Как он мог успокоиться? И где? Дом постепенно превращался в ристалище сатурналий. Месяц вынужденного воздержания закончился, кхиры спешили снять напряжение. На предстоящий вечер были отброшены даже те мизерные ограничения, которых они придерживались в Джасжарахо. В каждой комнате мужского яруса Давид натыкался на шепчущие, гортанно хихикающие, обнимающиеся, явно готовящиеся к совокуплению пары и тройки. На женском этаже несомненно творилось то же самое. Оставалось либо сидеть в трапезной, посреди нарастающего шквала сладострастия, либо выбираться из дома.

Ароян предпочёл второе. И обнаружил, что вакханалия царит и здесь, только в иной форме. Обрадованные, что дождя не было целый день и лужи успели подсохнуть, ачи устроили пляски на площадке перед нижним крыльцом. В этой компании Давид чувствовал себя совсем уж неуместно и поспешно юркнул в темноту рощи.

Земля на склонах размокла от многодневных дождей. Ступни скользили по невидимой в темноте траве, цеплялись за корни, натыкались на обломки сучьев, с противным чавканьем погружались в холодную грязь. Покружив вокруг деревянных домишек-кладовых, Ароян выбрался на каменные ступени лестницы.

Наверное, это была подсознательная тяга — к единственному на планете существу одного с тобой вида. Давид понял, что идёт ко дворцу, только когда деревья перед ним расступились. Замер, испуганно озираясь по сторонам. Он ведь собирался укрыться от соседей по дому, сбежать из его атмосферы, переполненной не сдерживаемым больше возбуждением. Пытался уединиться, обособиться, отгородиться. Сберечь свою человеческую идентичность?

Солнце опустилось за висящие над горизонтом тучи, небо темнело, и самые яркие звезды уже вспыхнули на нём маленькими мерцающими фонариками, а на востоке поднимался надкушенный блин Малой луны. Небесный дворец теперь не был ни золотым, ни лазоревым. Он нависал продолжением горы, тёмной громадой. Ни единого огонька, лишь тусклые отблески лунного света мерцают на полированных пластинах.

Давид медленно двинулся дальше. Всматривался, вслушивался в темноту, готовый к внезапному оклику тайной стражи. Возможно, он нарушал какое-то табу, и его поступок — святотатство? Но его ведь не предупреждали!

Никто не попробовал перехватить, не окликнул. Ароян взобрался на самый верх, туда, где за последней ступенькой открывался портал. И остановился. Дверь во дворец исчезла.

Он осторожно прикоснулся к металлу, провёл рукой. Никакого намёка на проем, ничего, похожего на ниши, выемки. Сплошная плавно закругляющаяся стена. Давид двинулся вдоль неё. Медленно, метр за метром ощупывая каждую пластину. Пока не почувствовал под ногами ступень следующей сбегающей вниз лестницы. Двери исчезли. Он постарался вспомнить, как выглядели они в распахнутом виде. Раскрывались внутрь створки на петлях? Или сдвигались в стороны вдоль пазов? Не смог, в памяти осталась лишь трёхметровая арка над головой.

Помедлив, Ароян вернулся к «своей» лестнице. Осторожно постучал кулаком по пластине, крикнул, задрав голову:

— Эй, меня слышит кто-нибудь?

Замер, испугавшись собственной смелости. Сердце бешено колотилось, спина взмокла от страха.

Дворец молчал. Давид заколотил сильнее. С тем же успехом можно было стучать в скалу — только кулаки отобьёшь. Глупо.

Он опустился на камни, прислонился спиной к прохладным гладким плитам. Закрыл глаза. Хватит брести по этому миру наощупь. Пришло время собрать все факты, сложить картину сколь угодно фантастическую, главное — не противоречивую. Иначе он останется безымянной пешкой в чужой игре.

На Шакхе существовала ещё одна цивилизация, несравнимо более развитая, чем кхиры. Существовала не здесь, — небесный дворец выглядел инородным вкраплением посреди диких лесов архипелага. Это форпост, резиденция наместников порабощённой колонии. Судя по рассказам, такими же колониями были остальные острова. Для метрополии оставалось единственное место на планете — южный материк. Сейчас он покрыт панцирем льда, но тысячи лет назад там вполне могло располагаться могущественное государство.

Затем произошла катастрофа, метрополия погибла, а уцелевшие на северных островах начали вымирать. Очевидно, у них возникли проблемы с размножением, как расплата за эксперименты с долголетием или с андрогинностью. Браки с кхирами оказались невозможны — родственные виды уже разошлись на пути эволюции, утратив способность к скрещиванию. Но генотипы, вероятно, остаются очень близкими, а их носители — отличный материал для экспериментальной евгеники. Заманчивая идея: возродить собственный вид за счёт другого.

Итак, небесные дворцы — это генные лаборатории, а тирчи — испытательные полигоны, где проходят проверки на жизнестойкость очередные мутации. Каждый год отбираются наиболее здоровые особи, из них составляются необходимые пары. И начинается «д’арше». У самцов собирается семя, подвергается биоинженерной обработке и вводится самкам. Естественный же способ продолжения рода блокирован, зачатие вне лаборатории приводит к репродуктивному сбою и рождению «ачи». В сочетании с мощным психотропным оружием, действие которого Давид испытал на себе в «лазоревый день», это превосходный способ держать «младших братьев» в покорности.

Остальное уже мелочи. Мирное и безболезненное уничтожение «балласта» — стариков, уродцев, появившихся из-за ошибочной мутации, — обеспечивает культ тхе-шу с его равнодушием к смерти. Чтобы излишняя мобильность особей не мешала отслеживать результаты — роевая психология, осознание себя частичкой единого целого. Инструмент удалённого контроля и наблюдения — со-ртох с её абсолютной властью. Люди давно располагают технологиями, позволяющими записывать зрительные и слуховые образы, почему бы и ртаари не владеть ими? Небольшой приборчик, вживлённый в мозг, и со-ртох превращается в резидента золотого дворца. И волшебное оссу вовсе не результат эволюции, а продукт искусственно созданного микробиологического процесса в организме арт.

Ароян сознавал, что каждое его допущение поднимало цивилизацию ртаари на новый уровень. Эти существа, похоже, обогнали людей. От этого делалось жутковато. А ещё больше — оттого, что их цивилизация не вписывалась в привычные рамки. Любое могущество обязано базироваться на высокотехнологических процессах. Пусть кхиры не имели к этому отношения, пусть заводы и фабрики полностью автоматизированы и роботизированы, всё равно они должны где-то располагаться, оставлять после себя какие-то следы. Да тот же дворец, хотя бы, — не в кустарных же плавильнях Джасжарахо отливали его стены! Но ни сам Давид, ни обитатели тирчей таких следов не замечали.

Теперь ртаари обнаружили людей. Да, именно так, а не наоборот. Властители Шакха отныне знают о человечестве, готовятся к встрече с ним. Как удачно парочка инопланетных особей угодила в мышеловку! Сначала их изучили удалённо, опробовали действенность вакцин и психотропных препаратов. Убедившись в пригодности образцов для экспериментов, привезли в лабораторию. Пара идиотов! Они сами сунули головы в петли. Русану забрали сразу же, и неизвестно, жива ли она. К тому же смерть — далеко не самое страшное, что может случиться с человеком в этом «дворце». Ртаари ни перед чем не остановятся. Что для них существо, упавшее из космоса? Объект для исследований. А его почему оставили на свободе? На свободе?! Остров, планета — надежнейшая тюрьма для пришельца. Даже не так, — стены темницы гораздо теснее. Его организм наверняка обработали, «привязав» к пище кхиров. И мозг тоже: нет сомнения, что танец — это сеанс массового гипноза. Экспериментируют не только над Орелик, но и над ним. Изучают поведение.

Ароян болезненно скривился, открыл глаза. За время, пока он сидел под стеной небесного дворца, ночь успела вступить в свои права полностью. Чернота окружала его со всех сторон. И такой же чёрной выглядела нарисованная картина действительности. Жуткая, но вполне логичная, она отвечала на все вопросы. Кроме одного — что делать одиночке, затерянному в чужом незнакомом мире? Одиночке, за которым не стоит ни знание и опыт человечества, ни мощь Новой Европы, ни оружие «Паннонии». Даже Русана Орелик больше не стоит за его плечами.

Давид ударил кулаком по гладким плитам стены. Он не знал, что предпринять. Кажется, в подобных обстоятельствах древний кодекс мужской чести требовал сделать всё возможное для спасения своей женщины? Что — «всё»? Взять дворец штурмом? Захватить Избранных Джасжарахо в заложники? Шантажировать самоубийством? Какая чушь! Он ничего не мог противопоставить властителям Кхарита. Ровным счётом ни-че-го.

Ароян поймал себя на том, что опять пытается взглянуть на ситуацию извне, поэтому и не получается ничего придумать. Бывшему астронавту, бывшему новоевропейцу, бывшему человеку, в конце концов, здесь надеяться не на что. Мир Шакха живёт по собственным законам, не признавать их, не считаться с ними, невозможно. Остаётся принять. Не подчиниться, но использовать в своих интересах. Так уже было: он сидел в клетке, голый и беззащитный, под любопытными взглядами кхиров и изучал их. Сейчас всё повторялось, только уровень стал выше, сложнее. Здесь он будет изучать ртаари.

Давид встал, неторопливо побрёл вниз, больше не оглядываясь, не вслушиваясь в темноту. Теперь он ощущал себя не мышонком в лабораторной клетке, а исследователем.

На крыльце третьего яруса кто-то сидел. Одинокий силуэт, белеющий в темноте. Услышав шаги, арт подняла голову. Давид на секунду растерялся. Почему-то подумалось, что Тассит выследила его. Принялся оправдываться:

— Я гулял. По лестнице. Вверх. Это не запрещено?

— Ворота дворца закрыты до следующего праздника, — вместо ответа сообщила девушка.

— До Кхи-шош’э? И никто не выходит оттуда?

— Обитатели небесного дворца могут выходить из него, когда пожелают. Но для остальных кхиров порталы открываются лишь в дни празднеств.

— Понятно. А ты почему сидишь здесь одна?

Арт не ответила. Ароян неуверенно потоптался на месте. В общем-то, тема разговора была исчерпана, он собрался шагнуть дальше, когда услышал сдавленный всхлип, очень похожий на человеческий. Прежде Давиду не приходилось видеть, чтобы кхиры плакали. Спросил удивлённо:

— Тассит? Что-то случилось?

— Нет, Дади, ничего не случилось. Иди в дом, веселись. Сегодня последний день праздника, не нужно грустить.

Она вновь всхлипнула, уже громко и явственно. И в словах её слышна была горечь. Давид нахмурился, ступил с лестницы на каменную площадку. Подошёл, присел на корточки перед девушкой.

— Тассит, тебе плохо?

— Дади, не нужно со мной разговаривать. Не трать время на беседы с уродкой.

— Тассит, ты вовсе не уродливая, просто отличаешься от остальных. Я отличаюсь от твоих соплеменников гораздо сильнее. Если кто и урод, то именно я.

— Дади, ты не похож на других рта, но ты не уродлив, в отличие от меня. Я знаю, что не гожусь продолжить род, ни один мужчина не желает моего айри. И ртаари не нужно моё арше! Я надеялась стать орайре, думала, что со-ртох оставляла меня в ц’Аэре для этого. Теперь понимаю — меня не хотят видеть в Джасжарахо. Я не достойна родить даже ачи. Вдруг они вылупятся такими же красноглазыми?

Их взгляды встретились, и Тассит тут же отвернулась. А Давид брякнул первое, что в голову пришло:

— Так у тебя нет детей? А сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

Взрослыми арт становились в четырнадцать. Значит, Ишбит привезла девочку в столицу на следующий год после инициации. Удалила из Джасжарахо отбракованный материал, а теперь королевы решили повременить со списанием, использовать для нового опыта? В своих экспериментах ртаари безжалостны, не считаются ни с жизнями, ни с чувствами. Нужно и это учитывать. И не отвечать тем же.

Ароян сел на крыльцо рядом с девушкой.

— Тассит, хочешь, я расскажу тебе о своём мире?

* * *

Отсыпаться Ишбит не позволила. На рассвете рта начали поднимать ачи, поторапливать с погрузкой. Работа шла без суеты, без спешки, но уже к завтраку была закончена. Собственно, собирать в обратную дорогу было и нечего. Большая часть повозок пустовала, самый ценный груз арт, ставшие Избранными из Избранных, везли в себе. Последняя трапеза в столице прошла буднично, деловито, и через полчаса Давид и Тассит стояли на пороге нижнего яруса, провожая рой.

На какое-то время весь ц’Аэр пришёл в движение. Кричали рта, отдавая распоряжения волосатым, стучали колёса по каменным брусьям, в просветах между деревьями мелькали яркие одежды арт. Затем всё опустело. Ещё доносился из долины шум расползающихся караванов, а столица уже погружалась в сонную тишину. Кхи-охроэс, праздник Лазоревого Дня, закончился. Сразу стало тоскливо и муторно, а мелкий дождик, начавший накрапывать из набежавшей тучи, добавил грусти. Давид покосился на четвёрку оставленных в подчинении смотрителей ачи, присевших на корточки и вопросительно глядящих на него. Ждут распоряжений? Он сейчас и собой не знал, как распорядиться. Ишбит поступила нечестно, уехала, так и не объяснив, что от него ожидают. Вспомнились дни на «Паннонии» когда выполнялся Манёвр Перехода. Тогда он, навигатор корабля, тоже оставался за старшего. Но в космосе он знал свои обязанности, каждый шаг, каждое действие регламентированы Уставом. И в подчинении у него были профессионалы, которыми и командовать не требовалось, да и не позволяли они собой командовать, если быть до конца честным. А здесь? Четыре полудурка, девочка и никакой инструкции!

Ароян обернулся и увидел, что Тассит рядом нет. Напарница улизнула тихо, словно белая мышка. Чертыхнувшись, он отправился на поиски.

Давид обшарил весь дом, прежде чем нашёл девушку на самом верху, на четвёртом ярусе.

— Тассит! Что ты тут делаешь?

— Готовлю комнаты смотрителей. Выбери, какая спальня тебе больше нравится?

— Одинаково. Выбери сама, — отмахнулся Давид. Тут же прикусил язык. Фразу он построил неудачно, двусмысленно.

Тассит смущённо моргнула.

— Мне нравится угловая, слева. Я жила в ней в прошлом году.

— А я поселюсь в угловой справа.

Арт сразу же сникла.

— Хорошо, Дади. Из окна твоей комнаты видна лестница, ведущая в небесный дворец.

Она повернулась, готовясь идти. Вспомнив, зачем пришёл сюда, Ароян окликнул:

— Подожди! А что мне делать?

— Нужно убрать на нижних ярусах.

— Что?!

— Приказать ачи, чтобы они убрали, проследить за ними. Потом запереть двери. Это праздничные ярусы, мы ими пользоваться не будем.

— Понятно… Постой, разве им можно заходить в дом?

— Ачи нельзя заходить туда, где живут арт и рта, — принялась втолковывать девушка. — На нижних ярусах с сегодняшнего дня никто не живёт. Пусть уберут как следует. И нужно проверить их хижину, там постоянно груды мусора. А завтра заняться кладовыми. Ишбит отбирает самые лучшие продукты, но сырость могла добраться до сушенной хефы. Если её там слишком много… а вы привезли фур?

— Не знаю! — скрипнул зубами Давид. — Я обязан всем этим заниматься?

— Ты же рта.

— Да, я рта. Но я ни черта не знаю! Я попал в ваш мир полгода назад! Я не понимаю половину слов, которые ты мне говоришь! Я не умею командовать ачи! И не хочу! Ну и порядочки! Сначала Ишбит говорит, что Джуга хочет видеть нас и тащит в столицу. Экскурсия во дворец, светомузыкальный спектакль. Всё общение с королевой сводится к идиотскому танцу. Затем забирают мою подругу, не спрашивая желания, не предупреждая! Я вообще не знаю, что с ней! А самого бросают в обществе четырёх дебилов и… — Ароян, наконец, перевёл дыхание, — …тебя. Считаешь, я должен безропотно со всем этим соглашаться?

Тассит стояла, втянув голову в плечи. Она и не думала возражать. Тихо прошептала:

— Я понимаю, ты очень скучаешь по Русит. Она орайре, а я смотрительница. Как бы мне хотелось поменяться с ней местами! Но это невозможно, таков выбор Кхарит-Джуга. А об остальном не беспокойся. Обязанности у смотрителей простые. Если хочешь, я могу выполнять все их сама. Сейчас приготовлю твою спальню и пойду заниматься праздничными ярусами.

Ароян досадливо поморщился. Да, в глубине души он хотел бы переложить все бытовые заботы на кого-то другого. Но выглядело это не очень красиво. И не следовало кричать на девочку. Кто-кто, а Тассит ни в чём не виновата.

— Я не отказываюсь, только… мне ведь не приходилось быть смотрителем. И руководить ачи я никогда не пробовал, — он смущённо улыбнулся.

— Дади не нужно об этом много думать. Ты всё узнаешь и всему научишься.