Лазутчик в цветнике

10

Место действия, если вам угодно, — зеленые холмы, покрытые свежей весенней травкой. Маленькое черное озерцо лежит посреди чашеобразной долины, обрамленной лесистыми взгорками, на которых растут сосны, дубы и клены. Какие либо признаки человеческого присутствия видны только на восточном берегу озера: это причальные мостки, маленький пляж, плотик и лодочный сарайчик. Волнистая зеленая лужайка полого взбегает к большому аляповато выстроенному дому из серого камня. Такое здание с успехом может служить и жильем, и домом отдыха, и маленьким, но роскошным курортом. По обе стороны от дома располагаются конюшни, в которых стоят настоящие живые лошади, и длинный гараж, в котором стоят настоящие автомобили. Узкая мощенная гудроном дорога тянется вверх по склону холма за дом. Она исчезает в лесу, потом переваливает через гребень и сбегает вниз сквозь густую чащу к неширокому шоссе окружного значения. От дома до него чуть меньше трех миль. Вокруг, куда ни глянь, простираются сельские красоты; природа тут нетронутая, зелень пышная, долину пересекают узенькие тропки, а озеро и усадьба окружены проволочной изгородью под высоким напряжением.

Время — без двадцати семь утра. Поскольку на дворе апрель, небеса настырно орошают землю нудным холодным моросящим дождем. Температура воздуха — около пятидесяти градусов по Фаренгейту. На фоне этого прекрасного печального пейзажа, погруженного в предрассветную мглу, виднеются фигуры двух бегущих людей в толстых серых тренировочных костюмах. Они безостановочно трусят по опоясывающей озеро тропинке, раз за разом обегая вокруг него, обегая вокруг него, обегая вокруг него… Должно быть, они не в своем уме.

Один из них — коренастый белокурый крепыш по имени Линч (во всяком случае, так он себя называет). Второй, известный Линчу и всем остальным здешним обитателям (сейчас их не видно: все еще спят) под кодовым наименованием Р, — ваш покорный слуга Юджин Рэксфорд, пишущий эти строки. Линч красноморд и здоров, как американский лось; он трусит впереди, будто хорошо смазанная заводная машинка, а я, пыхтя, отдуваясь и размахивая руками, тащусь следом. Я уже давно оставил всякие попытки поднимать колени повыше, как того требует Линч.

Идет утро пятого дня моего пребывания в усадьбе, которую П назвал «нашей явкой». Из кабинета П нас с Анджелой вывезли темной ночью, и я мог лишь догадываться, где мы сейчас: то ли на севере штата Нью-Йорк, то ли в Коннектикуте или Массачусетсе. Хотя с таким же успехом это могли быть Род-Айленд, Вермонт или Нью-Гэмпшир. Но где бы ни был сей райский уголок, имя ему (и отнюдь не кодовое) Преисподняя.

За последние пять суток я узнал одну вещь, о которой прежде и не подозревал: оказывается, пацифизм превращает людей в дряблых хиляков. Вы можете подумать, что топать ногами в пикетах, чеканить шаг на демонстрациях, накручивать рукоятку ротаторов и убегать от конных полицейских достаточно, чтобы сохранить более-менее сносную форму, но, наверное, это не так. Во всяком случае, Линч и его собратья (для обозначения этих людей у меня нет букв: все они были наделены именами — короткими, односложными, но все же именами) были уверены, что моя физическая форма попросту ужасна, а после того, как эти ребята несколько сотен раз прогнали меня бегом вокруг озера, я начал склоняться к мысли, что они правы.

Первый день оказался самым страшным. Когда мы наконец добрались до усадьбы, уже рассвело. Нам с Анджелой показали наши смежные комнаты, но мы так вымотались, что ни мне, ни ей не пришло в голову проверить, заперта ли дверь, ведущая из одной комнаты в другую. (Как выяснилось впоследствии, она была открыта.) В полдень меня разбудили, несмотря на мои резкие и визгливые возражения, согнали по лестнице вниз и напичкали завтраком: апельсиновый сок, яичница-болтунья, отбивная, молоко, кофе, поджаренный хлеб с мандариновым вареньем. Затем меня представили ораве упитанных личностей, которых мне бодренько отрекомендовали как «моих наставников». Человек, назвавший их этим титулом, начал церемонию знакомства с того, что представился мне сам:

— Карп. Я занимаюсь тут общими вопросами.

А потом представил остальных:

— Это Линч, который позаботится о вашем телесном здоровье. Уолш — шифровальщик. А это Хэнкс, ваш тренер по дзюдо. Ну а…

— Я — пацифист, — заметил я. — Разве вам не сказали?

Он посмотрел на меня пустыми глазами филантропа, занимающегося благотворительной помощью представителям низших сословий, и сказал:

— Хэнкс научит вас кое-каким приемам самообороны.

Затем Карп отвернулся от меня и возобновил церемонию знакомства.

— Это Морз, ваш тренер по плаванию. А это — Роу, гимнастика и фехтование…

— Тоже для самообороны? — спросил я.

Еще один пустой взгляд. Затем:

— Вот именно. И, наконец, Дафф, ваш преподаватель электротехники. — Повернувшись ко мне, он добавил: — Как я понял, вы особый случай, Р, не просто очередной новобранец. Нам дали всего пять дней, чтобы превратить вас в человека, знающего хотя бы азы науки выживания. И если мы хотим чего-то добиться, нам потребуется ваше безоговорочное содействие в любое время суток. Обещаю, что мы не потратим ни минуты попусту, обучая вас вещам бесполезным или абстрактным, поэтому и вы не отнимайте у нас время, не упрямьтесь и не отказывайтесь постигать те или иные учебные дисциплины. Надо полагать, вы были бы не прочь остаться в живых.

— Если это не будет сопряжено со слишком большими трудностями, — ответил я. — Буду весьма признателен за стремление облегчить мне жизнь.

— Больших трудностей не предвидится, — заверил меня Карп. — Уолш, может, прямо сразу и приметесь за Р?

Уолш был шифровальщиком. Он увел меня на целый час в тесную каморку и напичкал кодами, паролями, условными знаками, ключами к шифрам, аварийными приспособлениями для их защиты и еще черт-те чем.

— Не расстраивайтесь, если не удастся усвоить все сразу, — сказал он. — Это еще не последний урок.

— О, слава Богу, — ответил я.

Потом меня принялся гонять Линч. Мы спустились в раздевалку, натянули спортивные костюмы и в первый, но далеко не последний раз обежали вокруг этого проклятого озера. Целый час я бегал, занимался аэробикой, лазил по канатам, прыгал и громко отдувался. Когда час истек (наконец-то!), Линч оглядел меня и с кислым видом заметил:

— Они небось ждут от меня чудес, да?

Затем настал черед Даффа, техника-электронщика. Мы встретились в длинной комнате с низким потолком, набитой электронной аппаратурой, и Дафф, обведя всю ее широким жестом, сказал:

— Здесь есть кое-что из того, чем вам, возможно, придется пользоваться. Наша цель — ознакомить вас с оборудованием.

Как же иначе?

Следующим был Роу, гимнаст и фехтовальщик. Он вручил мне тупую рапиру, проделал несколько выпадов в духе Дугласа Фэрбэнкса и сказал:

— А, черт с ним! Если на вас нападут со шпагами, ложитесь и помирайте. Давайте-ка лучше займемся гимнастикой.

— Сейчас вроде на людей нечасто набрасываются со шпагами? — спросил я.

— Нечасто — подтвердил он. — Но иногда случается. Ну-ка, покачайтесь вон на тех кольцах!

После Роу настала очередь Морза, моего инструктора по плаванию. Он спросил:

— Вы хотя бы умеете держаться на воде?

— Я прекрасно плаваю, — похвастался я.

— Возблагодарим Господа за маленькие радости! — воскликнул Морз. — Сейчас я научу вас бесшумному плаванию. Лезьте в воду.

— Тут холодно, — ответил я.

— Нет, не холодно, — заявил он. — Для того чтобы плыть, не производя никакого шума…

Потом настало время обеда. Долгожданная передышка, позволившая мне впервые за весь день повидаться с Анджелой. Здешний люд, наверное, не нашел в алфавите достойной буквы, чтобы обозначить ее, поэтому Анджелу называли тут просто «мисс».

— Как дела? — спросила она, и я ответил:

— Они норовят меня прикончить. Ничего страшного.

После обеда я еще раз встретился с Даффом и его электроникой. Он снял с меня мерку, чтобы половчее напичкать меня разным оборудованием, и я покинул его в состоянии легкого оцепенения, после чего Хэнкс, тренер по дзюдо, целый час припечатывал меня к устланному войлоком полу. Ему было плевать на мой пацифизм, равно как и на то, пригодится ли мне когда-нибудь его наука. Потом опять пришел шифровальщик Уолш, а за ним плавучий тихушник Морз. Затем — снова Роу с его гимнастическим залом, и так — до десяти вечера, когда Линч увенчал усилия своих коллег каким-то немыслимым массажем. «Нельзя, чтобы мышцы затекали, — объяснил он, тузя меня кулаками. — Нет ничего хуже».

Но вряд ли мои мышцы осмелились бы застыть.

Ужин, хотя и был короткий, но принес отдохновение, а потом меня отправили в мою комнату, снабдив несколькими томами «Прикладной психологии» с отмеченными главами, в которых рассматривались способы ведения полицейского дознания, психологического воздействия на сослуживцев и прочие злодейства. Когда вскоре после полуночи отдохнувшая и весьма настойчивая Анджела поскреблась в мою дверь, я не смог дать ей ничего, кроме улыбки, да и та была совсем вялая.

И все это продолжалось еще четыре дня. Курс был сжатый, и курсант на своей шкуре ощутил это сжатие. Но, как ни трудно в это поверить, он, похоже, принес определенную пользу. Физическая форма моя улучшилась самым чудодейственным образом, я сумел более-менее твердо запомнить большую часть сведений о кодах, электронике и психологических уловках, научился плавать бесшумно, будто лист кувшинки, и даже добился кое-каких успехов в упражнениях на брусьях.

Не сказал бы, что мои достижения были значительными. Это не так. Но если учесть, сколько нам было отпущено времени, сам факт наличия хоть каких-то достижений можно считать достойным удивления.

На третьи сутки, ближе к вечеру, я даже смог подать какие-то признаки жизни, чем безгранично обрадовал Анджелу и радовал ее до пяти часов сорока минут утра, когда в комнату легким упругим шагом вошел Линч. Увидев нас в одной постели, он укоризненно покачал головой и сказал:

— Нарушаете спортивный режим. Это вредно.

— Нет, ну надо же! — вскричала Анджела, краснея с головы до пят.

— Не надо «надо же», — ответил Линч, повернулся на каблуках и вышел вон, а двадцать минут спустя уже гонял меня вокруг озера с таким видом, будто надеялся, что в конце концов мы куда-нибудь да прибежим.

Так оно и шло: подъем в пять сорок, с шести до семи — пробежка, потом завтрак и — занятия, занятия, занятия. Самые разные. Весь день. И часть ночи.

И вот настал последний, пятый день, холодный и промозглый, и Линч, как обычно, погнал меня вокруг озера. Без десяти семь забег завершился и начались всевозможные отжимания, подтягивания, приседания, прыжки и тому подобное. А ровно в семь я на заплетающихся ногах вошел в усадьбу, совершил утреннее омовение под душем и свирепо набросился на завтрак.

В то утро к нам пожаловал гость из города: П. Он казался изнеженным и лощеным в своем костюме. Я малость поиграл мускулами у него перед носом, выпил свой апельсиновый сок, взял тарелку с отбивной и сказал:

— Ну-с, наставничек, вот вы и воспитали чемпиона. Я теперь кого хочешь с ринга вышибу.

И тускло улыбнулся.

— Очень рад, что вы настроены по-боевому, Р, — ответил он. — Сегодня вечером выйдете на связь.

Апельсиновый сок заледенел у меня в желудке. Я положил вилку с куском отбивной и спросил:

— Так мы готовы?

Он бросил на стол рядом со мной кипу газет.

— Взгляните-ка.

Сверху лежала «Дейли ньюс» за пятницу, а интересующая меня статья была напечатана на четвертой полосе. Заголовок сообщал об исчезновении молодой светской львицы, а в самой статье говорилось, что промышленник Марцеллус Тен Эйк утром заявил в полицию о том, что его дочь Анджела не вернулась накануне вечером домой и пропала без вести. По имевшимся у полиции сведениям, в последний раз мисс Тен Эйк видели в обществе некоего Джозефа Рэксфорда (имя переврали), известного экстремиста, которого в ФБР характеризуют как «опасного сумасброда». Не исключено, что она убита. Эта вздорная статейка сопровождалась маленькой нечеткой фотографией. Подпись под ней гласила, что это Анджела, хотя лицо больше смахивало на мое.

Так-так… Вторая газета. Субботняя «Дейли ньюс» (надо полагать, «Ньюс» сорвет на этой истории громадный куш). Статья переместилась на третью полосу, а фотографии были куда больше и четче, чем в предыдущем выпуске. Их было две: Анджела и я. «Исчезновение молодой политической деятельницы и поиски смутьяна» — гласил заголовок. Ниже следовал текст, почти слово в слово повторявший предыдущий, но более щедро сдобренный восклицательными знаками. Кроме того, туда затесались одно-два грязных измышлений: я-де участвовал в подготовке взрывов на таможнях.

Под субботней «Дейли ньюс» лежала воскресная. Опять третья полоса, опять две фотографии и все та же статья, на сей раз предваренная заголовком: «Анджела и бомбометатель: ни слуху ни духу». И еще — сделанный у меня в спальне снимок пресловутого печатного станка и подпись под ним: «В покинутом убежище Юджина Рэксфорда (на сей раз имя дали правильно) не обнаружено никаких следов исчезнувшей красавицы из высшего общества». И далее — в том же духе.

Вчера, в понедельник, сенсация начала выдыхаться. Пятая полоса. Короткая заметка. Никаких фотографий. Заголовок: «Исчезновение молодой активистки. Полиция топчется на месте».

Зато сегодня, во вторник утром, — совсем другое дело!

Жирный черный заголовок занимал половину первой полосы: «Анджела мертва! Читайте на стр. 2».

И точно: вот она, статья на второй странице. В горном ущелье в Нью-Джерси найдено обезображенное взрывом динамитной шашки тело. Осмотр зубов покойной позволяет заключить, что это Анджела Тен Эйк, исчезнувшая несколькими днями ранее наследница, деятельница, участница, студентка и т. д. Юджин Рэксфорд, террорист и бомбометатель, разыскиваемый ФБР за другие прегрешения, теперь разыскивается еще и для допроса в связи со смертью студентки, наследницы и т. д. и т. п. Все, кто располагает сведениями о местонахождении Рэксфорда, и т. д. и т. п. и проч.

— Так… — сказал я.

П забрал у меня газеты.

— Что, правдиво звучит?

— Потом хлопот не оберешься, — ответил я. — Когда придет время вносить ясность во всю эту путаницу.

— Ничего, все утрясется, — невозмутимо сказал П. — Нам это не впервой.

— А что отец Анджелы? — спросил я. — Он тоже нам помогает?

Улыбка П сделалась каменной.

— С большой неохотой, — был ответ. — Но всеми силами. Поверьте моему слову.

— Удивительное дело, — сказал я. — Мне казалось, старик начнет бить копытом. Не стерпит такой шумихи в бульварной прессе. К тому же все это вранье.

— Господин Тен Эйк производит оружие, — тщательно подбирая слова, ответил П. — А эта отрасль промышленности имеет довольно тесные связи с федеральным правительством, которое играет роль основного потребителя ее продукции и потому строго следит за взаимоотношениями оружейников со всеми другими покупателями. Поверьте мне, мистер Тен Эйк не испытывает никакого желания прослыть в глазах властей несговорчивым человеком.

Я улыбнулся, представив себе, как этот старый морж топорщит усы и, сцепив руки за спиной, выдает несколько непечатных выражений, после чего выписывает чеки, жертвуя деньги в фонд республиканской партии. (Всякий раз, когда правительство больно задевает Тен Эйка и приводит его в ярость, что бывает довольно часто, он неизменно посылает очередное пожертвование в фонд республиканской партии. Он делает это, даже когда республиканцы находятся у власти, что бывает довольно редко.)

В этот миг в комнату вплыл Карп, распорядитель конспиративной квартиры.

— В чем дело, Р? Почему не едите? Кончайте завтрак, у вас сегодня куча дел, — сказал он и добавил, обращаясь к П. — Может, лучше оставить его в покое, сэр?

— Хорошо, — сказал П. Он встал, зажал под мышкой кипу газет и сказал мне: — Еще увидимся. Мы пробудем здесь, пока не стемнеет.

Они оставили меня в одиночестве. Я взглянул на свою снедь, зная, что слишком взволнован, чтобы есть, и уплел ее за обе щеки. Если битый час носишься вокруг озера, никакие тревоги, никакие дурные вести и намеки на более чем вероятную гибель не способны лишить тебя аппетита.