— Ну, что ж, — рассудительно произнес Мюррей. Он уселся в плетеное кресло, поставил свой чемоданчик на пол, сунул трубку в карман, сложил руки на груди, закинул ногу на ногу и добавил: — Это создает нам осложнения.
— Еще бы, конечно, создает, — согласился я. — Мне прекрасно известно, что это создает нам осложнения. Как устранить эти осложнения — вот что я хотел бы знать.
— Мюррей, а что, если ты поговоришь с ФБР? — предложила Анджела.
— Выкинь это из головы, — ответил я. — С их точки зрения все это — розыгрыш, в котором участвуем мы с Мюрреем. Ты слышала, что говорил этот парень, — я повернулся к Мюррею. — Ты все еще у них под колпаком из-за тех студенческих выходок с золотыми рыбками, белой краской и других проделок.
— Господи, — сказал Мюррей, — я уж лет сто как забыл обо всем этом.
— Наверное, у ФБР есть на тебя дело. Значит, если ты отправишься туда и заявишь, что это не шутки, они вряд ли тебе поверят.
— Ты прав, — согласился Мюррей. — Плохо дело.
— А что полиция? — спросила Анджела. — Я имею в виду обычную городскую полицию.
— Легавые меня знают, — ответил я. — Как только я войду в участок и заговорю, они тотчас позвонят в ФБР.
— Это произойдет, в какое бы ведомство ты ни отправился, — подтвердил Мюррей. — Городское, окружное или федеральное. Нет, похоже, сейчас нам никак не удастся заручиться поддержкой властей. Разумеется, в случае явного покушения на твою жизнь, если мы сможем доказать, что покушение имело место в действительности и было преднамеренным, кое-что, возможно, изменится.
— Покушение на мою жизнь? Покушение?! Ну и словечко ты подобрал. Десять террористических организаций объединились, чтобы убить меня, а ты говоришь «покушение»! По-моему, это будет чертовски удачное покушение!
— Мюррей, что ему делать? — спросила Анджела.
— Ну, во-первых, мы можем составить письмо с подробным изложением дела и просьбой о полицейской охране. Пошлем его в управление ФБР заказной почтой с уведомлением о вручении. Тогда, если на Джина совершат удачное или более-менее удачное покушение, у нас, возможно, появятся основания подать на правительство в суд за преступное бездействие. С другой стороны…
— Более-менее удачное? — переспросил я. — Что это значит — более-менее удачное покушение на чью-либо жизнь?
— Ну, если тебя ранят, — объяснил он. — Оставят без руки, ослепят или что-нибудь в этом роде. Легкого увечья, вероятно, будет недоста…
— Мюррей, — взмолился я, — ну забудь хоть на миг о том, что ты законник. Что мне делать — вот в чем вопрос.
— Что ж, давайте подумаем, — сказал он. — Какой у тебя выбор? Во-первых, ты можешь жить как жил, забыть про Юстэли и всякие там террористические организации и надеяться на лучшее. Во-вторых, ты…
— Что значит «надеяться на лучшее»? Авось не убьют, так?
— Совершенно верно. Во-вторых, ты…
— Мюррей, ты что, спятил?
— Нет, Джин, — ответил он. — Я всего лишь стараюсь в меру сил оценить положение. Первый выход тебе не нравится, так?
— Не нравится!
— Очень хорошо, — невозмутимо сказал Мюррей. — Второй путь. Сделай вид, будто живешь как жил и надеешься на лучшее, а сам будь начеку и не допусти покушения. Береженого Бог бережет. Если ты знаешь, чего ждать, у тебя больше шансов избежать…
— Мюррей, — проговорил я.
— Тебе не нравится и второй выход.
— Сделаться ходячей мишенью? Отправиться на улицу и ждать, пока в меня не выстрелят, чтобы потом доказать ФБР, что я не шутил?
— Тебе не нравится второй выход, — сказал Мюррей. — Прекрасно. Тогда вот тебе третий. Вечером можно пойти на митинг Юстэли, посмотреть, что там…
— Пойти на митинг?
— Джин, ради Бога, позволь мне договорить. Ты идешь туда, соглашаешься со всем, что они будут болтать, выясняешь, насколько возможно, что они замышляют, и возвращаешься.
Вероятно, новых сведений окажется достаточно, чтобы убедить ФБР в твоей правдивости. Далее: если ты…
— Мюррей, — сказал я, — так ты хочешь, чтобы я отправился в самую гущу этого… этого… этого…
— Джин, я говорю лишь…
— Этого кровавого цветника? И сидел там, как муха в паутине? Этого ты хочешь, Мюррей?
— Если тебе не нравится и третий выход, дело осложняется, — сказал он. — Потому что никакого четвертого выхода нет.
Я опешил. И просто стоял, вытаращив глаза на Мюррея, который, в свою очередь, сидел и таращился на меня. Я знаю Мюррея, доверяю ему и глубоко убежден в его блестящих способностях. Если Мюррей сказал, что четвертого выхода нет, я пусть и неохотно, но все же готов признать, что четвертого выхода нет. Но выходы с первого по третий включительно… О, Господи!
— Ты не мог бы повторить, Мюррей? — попросил я. — Еще раз. Перечисли все эти ходы и выходы.
Он принялся загибать пальцы.
— Первый: живи как жил, надеясь на лучшее. Второй: будь начеку, а после покушения на твою жизнь снова обратись в ФБР.Третий: иди вечером на митинг, а потом, возможно, добыв доказательства, обратись в ФБР.
— Значит, так, да?
Мюррей кивнул.
— Так, Джин.
Я сел на диван-кровать (который так и не разложил, хотя Анджела и пришла ко мне, но это так, к слову) и попытался пораскинуть мозгами. Анджела присела рядышком и уставилась на меня, очаровательно насупив брови, что свидетельствовало о тревожном волнении. Печатный станок она, разумеется, наладила и уже успела умыться и снова натянуть свой желтый свитер. Высокохудожественный чернильный мазок на щеке тоже исчез. И я, и она, и диван-кровать, по справедливости, должны были сейчас заниматься гораздо более важными и гораздо более человеческими делами, а не трястись из-за шайки чокнутых террористов.
Проведя минуту или две в совершенно бесполезных раздумьях, я сказал:
— Мюррей, первый и второй выходы, предложенные тобой, — это, по сути, хрен и редька. Выбрав любой из них, я должен буду просто жить прежней жизнью, пока какой-нибудь псих не пристрелит меня.
— Не совсем так, — возразил он. — Избрав выход номер два, ты примешь меры предосторожности. Прибегнешь к помощи других членов своего союза. И к помощи Анджелы. И моей, разумеется. Мы будем все время приглядывать за тобой и неусыпно охранять.
— ФБРи так все время приглядывает за мной, — сказал я.
— Оно, конечно, так, — согласился Мюррей. — Но ФБР следит за тобой, а мы будем следить за теми, кто окружает тебя, и ждать, пока кто-нибудь из них предпримет враждебные действия.
— Подумать только, — сказал я. — Толпа пацифистов, охраняющая меня от толпы террористов. Что-то не верится.
— Ну, — ответил Мюррей, — в конце концов, тебе решать, Джин.
— Сам знаю. Послушай, давай рассмотрим выход номер три. По-моему, он гибелен.
— Почему? — Мюррей поднял с пола чемоданчик, переменил позу, положил его на колени и открыл. — Я навел справки о Всемирном союзе борьбы за гражданскую независимость. Весьма любопытное объединение. Они были сторонниками единого мира и выступали против всяких границ и любых ограничений свободы передвижения. Самовыражались они, взрывая пограничные таможни, в основном наши и канадские. Их шайка разгромила здание таможни, которое стояло возле какой-то второстепенной дороги на границе между Францией и Германией. Это было лет семь назад. За ними гналась немецкая полиция, тогда бандиты укрылись на какой-то ферме, убили фермера и всю его семью и отстреливались до тех пор, пока не полегли все до единого. Весьма задиристые ребята. Нападение на немецкую таможню, похоже, единственная их буйная выходка за пределами Североамериканского континента.
— Восхитительно, — сказал я. — И ты хочешь, чтобы я участвовал в митинге этой шайки, да?
— Дело в том, что ВСБГН больше не существует.
— Не существует? То есть они прекратили деятельность?
— Вот именно. Кажется, одна из их бомб взорвалась раньше времени, прямо у них в штаб-квартире, когда там шло собрание. И все взлетели на воздух.
— Бомбы… — пробормотал я.
— Теперь, — продолжал Мюррей, просматривая принесенные бумаги, — дело обстоит так. Список, опубликованный генеральной прокуратурой четыре или пять лет назад… ага, вот он! Этот список был напечатан с ошибкой. В наборе слово «всемирный» просто выпало из названия организации. Надо полагать, именно поэтому твой приятель Юстэли вообразил, что ты — один из тех самых террористов, которых он так жаждет видеть. Вполне возможно, что эта типографская ошибка позволит тебе вчинить иск, особенно если ты получишь какое-нибудь ранение…
— Замолчи, Мюррей.
Он поднял глаза.
— Что? А? Ну ладно, ладно, замолчу. Ты прав. Извини. Так, вернемся к обсуждаемому вопросу.
— Джин, — сказала Анджела, — я думаю, тебе надо пойти на этот митинг, вот что я думаю.
— Почему? — спросил я.
— Потому, что тогда они не станут на тебя покушаться, а ты сможешь раздобыть улики и заставить ФБР прислушаться к тебе.
— Мюррей, что ты об этом думаешь? — спросил я.
— Джин, тебе решать.
— Черт, да знаю я! Но что ты об этом думаешь?
— Что я думаю? Я думаю, что Анджела права. Я думаю, ты можешь сходить на митинг, ничего не опасаясь, и разузнать что-нибудь о замыслах Юстэли. Они ничего не заподозрят и не захотят разделаться с тобой. Я не говорю, что ты непременно соберешь весомые доказательства, которые можно представить в ФБР, но по крайней мере удержишь Юстэли и остальных от поползновений на твою жизнь.
— Ну, не знаю, — пробормотал я. — Это вроде бы лучше, чем первые два выхода, но все равно не знаю… А что, если я попросту провалюсь? Что, если не сумею подделаться под террориста?
— Судя по всему, сегодня днем Юстэли не сомневался в твоей кровожадности, — подчеркнул Мюррей. — Кроме того, там будет не меньше десяти человек, и никто не станет специально следить за тобой.
— Да, но отправиться туда в одиночку…
— Я пойду с тобой, Джин, — заявила Анджела так, будто приняла решение уже несколько часов назад.
Я посмотрел на нее.
— Что?
— Я пойду с тобой. Я хочу посмотреть на этих людей. Кроме того, вдвоем мы будем чувствовать себя более уверенно, правда, Мюррей?
— Ну… — с сомнением промычал Мюррей.
— Ты не пойдешь, — заявил я.
— Еще как пойду. Я умею стенографировать. Тебе и невдомек, да? Этим-то я и займусь. Буду стенографировать все, что они скажут.
— Определенно нет, — отрезал я. — Пойду один. К тому же приглашали только меня. Как я проведу тебя туда?
— Как свою секретаршу, — сказал Мюррей. — На самом-то деле это неплохая мысль. Если Анджела сумеет сделать стенограмму собрания…
— Мюррей, — ответил я, — ты готов пойти на это? Ты хочешь, чтобы Анджелу убили?
— Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы вообще кого-нибудь убили. Но если вы будете вести себя достаточно осмотрительно, никто из вас не подвергнется сегодня никакой опасности.
— Мюррей, тебе придется…
— Ой, мамочки! — вскричала Анджела, вскакивая на ноги. — Который час?
Мюррей взглянул на часы.
— Почти половина седьмого.
Анджела сняла с запястья свои маленькие часики и встряхнула их.
— Проклятье, сломались.
— Не ходят?
— Ходить-то ходят, только они должны еще и звонить. Как будильник, знаете? Всякий раз, когда они звонят, мне следует принимать пилюли. Надо было сделать это еще в шесть часов, — она торопливо пошла в кухню, бросив через плечо: — Сейчас вернусь.
Мюррей взглянул на меня.
— Будильник на запястье?
— Подарок отца, — объяснил я. — Эдакие часики-напоминатель. Они звонят, как колокольчик.
— Когда приходит пора глотать пилюли? Она что, больна?
— Нет. Питательные, противозачаточные и для настроения.
— Вот как? Все вместе? Ну что ж, если она еще не слегла, значит, скоро сляжет.
— Ничего подобного, — заспорил я. — Анджела здорова как ломовая лошадь, а выглядит и того лучше. Хотя и не так умна.
— Ты недооцениваешь эту девушку, Джин, — сказал он, и тут эта девушка вернулась в комнату.
— Итак, все решено? — спросила она. — И сегодня мы с тобой идем на собрание, правильно?
— Мюррей, ты и впрямь думаешь, что вести туда Анджелу не опасно?
— Разумеется, — ответил он.
— В таком случае, — сказал я, — вероятно, и мне тоже ничто не угрожает, — я кивнул Анджеле. — Ладно, пойдем вместе.
— Чудненько, — ответила она. — Мне не терпится поупражняться в стенографии.
— Идемте, угощу вас обедом, — пригласил Мюррей.
— Как обычно, от пуза? — спросил я.
— Твоя беда в том, что ты вечно поешь за упокой, — ответил он.
— Нет, — поправила его Анджела, — просто он слишком миролюбив.
— Это одно и то же, — сказал Мюррей. — Пацифист всегда убежден в том, что, ввязавшись в драку, непременно получит на орехи.
— Эх, Мюррей, — сказал я, — больше всего мне нравится в тебе то, что ты такой противный.
Мюррей весело рассмеялся, закрыл свой чемоданчик и встал.
— Пошли, — сказал он. — Перекусим в «Лачоу».
— Подожди минутку, — попросил я, потом взял карандаш и лист бумаги, написал на нем «Позор ФБР», разорвал на маленькие клочки и бросил их в корзину.
— Ну вот, — сказал я, — теперь я готов идти.