“Цесаревич” Часть II. Линейный корабль. 1906-1925 гг.

1. К новой жизни

Четырнадцать долгих месяцев продолжалось заточение "Цесаревича" в гавани германской колонии. Время, столь стремительно утекавшее, а в Порт-Артуре и каждый день усугублявшее осаду, здесь, в Циндао словно остановилось. Тягостное ощущение плена не покидало матросов и офицеров. Снова и снова каждый по-своему переживал обстоятельства того решающего боя 28 июля и всей войны. Осознание многих упущенных возможностей и технических неполадок тяжким гнетом лежало на душе у каждого моряка. Мучительно было чувствовать свою оторванность от Порт-Артура и невозможность помочь эскадре, которая, находясь так недалеко — в каких-то 200 милях — медленно погибала.

Последние вести о героической обороне и позорном расстреле кораблей в гавани под новый 1905 г. принесли немногие прорвавшиеся миноносцы и катера. Был среди них и катер "Цесаревича". Теперь он воссоединился со своим кораблем.

Эскадра погибла, и все взоры ожидания обращались теперь к начавшей 2 октября 1904 г. свое неторопливое движение 2-й эскадре под начальством ставшего в одночасье — на второй день похода — генерал-адъютантом, вице-адмиралом и начальником (вместо и.о.) ГМШ. Умудренная (в чем никто не мог сомневаться — ведь офицеры настойчиво взывали к начальству донести их предложения до уходящих в поход) переданным с "Цесаревича" боевым опытом, она, конечно, не повторит фатальных ошибок, которые погубили флот в Порт-Артуре. Она успеет освоить искусство стрельбы на дальние расстояния, она не позволит столь бездарно, как это сделал В.К. Витгефт, уступить японцам превосходство в скорости, она будет активно маневрировать, чтобы не отдать инициативу противнику.

И никто не мог подозревать, сколь в действительности ничтожна фигура столь героизированного за время похода З.П. Рожественского. "Может быть, он хороший придворный, но как флотоводец — грош ему цена" — так в январе 1905 г. отзывался о своем командующем лично его наблюдавший на флагманском "Князе Суворове" лейтенант П.А. Вырубов (1879–1905). Другой лейтенант, А.Н. Щеглов, в войне не участвовавший и в Цусиме не погибший, при всей признательности к адмиралу за содействие в довоенной карьере, вынужден был отозваться о командующем не менее определенно: "Не имея мужества Кутузова, он не отступил, а слепо повинуясь повелению Государя, повел сознательно флот на убой в Цусиму".

Подготовленная расстрелом 9 января 1905 г. народного шествия в Петербурге, истреблением 2-й эскадры 14 мая 1905 г. в Цусиме и мятежом 14 июня 1905 г. на броненосце "Князь Потемкин-Таврический", разлилась по стране, грозя сокрушить все, вторая российская смута. Портсмутский мир, подписанный С.Ю. Витте (1849–1915) 23 августа и ратифицированный 19 сентября, освобождал из заточения интернированные корабли. Началась последняя в той войне и уже не обещавшая срыва операция Морского министерства. Корабли, разбросанные по чужим портам, теперь доукомплектовывались и готовились к возвращению на родину.

Это был целый флот. В Циндао вместе с "Цесаревичем" стояли миноносцы "Бесшумный", "Быстрый", "Беспощадный", а также присоединившиеся к ним с падением Порт-Артура "Смелый" и "Бойкий". В Чифу попали миноносцы "Статный", "Сердитый", "Скорый", "Властный", а также катера с броненосцев "Цесаревич", "Ретвизан", "Победа", катер наместника "Ольга" (бывший "Орел").

Вблизи Вей-Ха-Вея оставался разбившийся на камнях 30 июня "Бурный". В Шанхае были стоявшая там в качестве стационера канонерская лодка "Манджур", крейсер "Аскольд", миноносец "Грозовой", отправленные туда З.П. Рожественским транспорты "Воронеж", "Ярославль", "Владимир". "Метеор", "Ливония","Курония", "Корея" и буксирный пароход "Свирь". Здесь же стояли переведенные под русский флаг пароходы "Матильда", "Неджет" и "Мамелюк". В Сайгоне находился крейсер "Диана", в Маниле на Филиппинских островах крейсера "Аврора", "Олег" и "Жемчуг".

По другую сторону Тихого океана — в Сан-Франциско бесславно красовался числившейся в отряде Владивостокских крейсеров, но сам себя интернировавший крейсер "Лена" (бывший пароход Добровольного флота "Херсон"). Его командир — еще одна аномалия той войны или гримаса цензовой системы — нашел, что для чести русского флота будет лучше разоружиться у американцев, чем рисковать крейсерскими походами в океане (система безнаказанности давала свои плоды).

8 роли главного координатора возвращения кораблей оказался — еще одна насмешка судьбы — благополучный адмирал Н.Р. Греве. Это о его здоровье, будто бы жестоко подорванном крутостью распоряжений С.О. Макарова, пекся в донесении императору наместник Е.И. Алексеев. Теперь этот изгнанный из Порт-Артура негодный командир порта, успевший после этого послужить на Балтике и затем заботливо посаженный во Владивостокский порт, вдруг оказался главным Морским начальником на всем Дальнем Востоке. Впрочем в 1907 г. его все же пришлось отправить в отставку за "ошибки" в управлении портом.

9 сентября 1905 г. адмирал Греве был извещен о высочайше одобренном распределении кораблей. Из них по ратификации мирного договора в Балтийское море уходили "Цесаревич", "Громобой", "Россия", "Богатырь", "Олег", "Аврора", "Диана" и "Алмаз". Во Владивостоке должны были остаться крейсера "Аскольд", "Жемчуг", "Терек", транспорт "Лена", канонерская лодка "Манджур" и все миноносцы. 2 октября из Петербурга уточнили: отряд Владивостокских крейсеров возглавит его командующий контр-адмирал К.П. Иессен (1852–1918), остальные четыре крейсера и "Цесаревич" составят второй отряд под командованием контр-адмирала (еще одна странная карьера) О.А. Энквиста (1849–1912). "Развозку" по кораблям не хватавших офицеров поручали "Алмазу".

На "Цесаревиче" уже к маю 1905 г. из прежнего состава офицеров (люди убывали на лечение после ранений, в отпуск, в командировки, на другие корабли) оставались лишь один представитель штаба — флагманский артиллерист К.Ф. Кетлинский и 12 строевых офицеров: старший офицер Д.П. Шумов, вахтенные начальники лейтенант Б.Н. Кнорринг 2, мичманы Ю.Г. Гадд, Л.А. Бабицын. вахтенные офицеры мичманы М.В. Казимиров, Л.А. Леонтьев, Д.И. Дараган, В.В. Кушинников, ревизор мичман А.А. Рихтер, старший артиллерист лейтенант Д.В. Ненюков, и младший — лейтенант Н.Н. Азарьев. Из механиков оставались (переименованные в начале 1905 г. в военные чины) поручики П.А. Федоров. А.Г. Шплет, Д.П. Остряков, В.К. Корзун.

Прежним оставался и корабельный священник иеромонах Велико-Устюгского Михайло-Архангельского монастыря отец Рафаил. Носитель одного из самых "морских" имен в русском флоте (название "Рафаил" от времен Петра Великого до начала XIX в. имели восемь кораблей под Андреевскими флагами) священник, неотлучно находясь на "Цесаревиче" всю его военную страду, неутомимо исполнял свой долг. В числе лучших священников эскадры он был награжден золотым наперсным крестом.

Команда на корабле ко времени заключения мира насчитывала 754 человека. Должность командира временно замещал командир миноносца "Бесшумный" капитан 2 ранга А.С. Максимов (1866–1951). На телеграфный запрос из Петербурга от 20 августа о готовности и укомплектованности корабля он отвечал, что приемка вооружения и проба машин займут не более двух недель. Миноносцы почему-то признавались неспособными на самостоятельные переходы.

В итоге серии мучительных перебросок с корабля на корабль в обоих отрядах определился и состав кают-компании "Цесаревича". Командиром был назначен (видимо, только на переход) капитан 1 ранга В.А. Алексеев, который в Порт-Артуре командовал канонерской лодкой "Гиляк", старшим офицером капитан 2 ранга А.С. Максимов. Вахтенными офицерами числились лейтенанты Б.Н. Кнорринг. В.И. Дмитриев (1979–1965), переведенный с "Бесшумного", мичман Ю.Г. Гадд. ревизором мичман А.А. Рихтер.

Старшим минным офицером был лейтенант Н.В. Иениш, младшим — мичман М.В. Казимиров, старшим артиллерийским офицером/лейтенант Н.Н. Азарьев. за младшего артиллерийского офицера мичман Л.А. Бабицын. Старшим штурманским офицером назначили лейтенанта С.М. Поливанова (1882–1964). Всю блокаду будучи старшим штурманским офицером канонерской лодки "Бобр", он успел отличиться на наблюдательных постах, дерзкой постановкой мин с парового катера и прорывом в Чифу на катере "Ольга". Младшим штурманским офицером стал мичман Д.И. Дараган.

Вахтенными офицерами назначались мичманы Л.А. Леонтьев, Н.В. Давыдов (с "Бодрого"), В.А. Мальцев (с "Бесстрашного"). Одна вакансия ожидала заполнения. Герой спасения корабля в ночь японского нападения П.А. Федоров стал и. д. старшего судового механика, а вахтенными механиками В.К. Корзун, А.Г. Шплет. К ним присоединился с "Сердитого" поручик B.C. Георгизон. Старшим врачом назначили лекаря (было такое первое медицинское звание) К.П. Рейнвальда. Он в этой должности провел дни осады на канонерской лодке "Гремящий". На младшего врача вакансия осталась свободной, как и на одного вахтенного офицера и двух вахтенных механиков. На своем месте остался и иеромонах о. Рафаил.

Во Владивосток, как вначале предполагалось, идти не пришлось. Вал смуты, захлестнувший Россию, докатился и до Тихого океана. "Цесаревич" с его накопленной в избытке энергией недовольства вполне мог оказаться в роли броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Страхи мятежей были настолько велики, что даже доблестные владивостокские крейсера выпроводили в поход на родину прямо с о. Сахалин, где они находились, не дав проститься с близкими и закончить расчеты с берегом.

Контр-адмирал Энквист местом сбора своего отряда назначил Сайгон, куда 20 октября и прибыл из Манилы со своими крейсерами "Аврора" и "Олег". Здесь получили приказание "Диану" срочно отправить в отдельное плавание. Недостающих на ней офицеров перевели с "Авроры", и 1 ноября "Диана" ушла.

"Цесаревич" к месту сбора пришел 7 ноября, но совместный выход задерживался ожиданием прибытия "Алмаза", все еще развозившего по кораблям недостающих офицеров. Тогда и "Цесаревич" решили отправить в одиночку. Об опытах маневрирования в совместном плавании, чего так настойчиво министр Бирилев требовал от К.П. Иессена, здесь и вспоминать не стали. В Сингапуре следовало получить прибывшие для "Цесаревича" из Франции машинные и котельные части.

Из Сайгона вышли 10 ноября. Шли по заданному адмиралом приблизительному маршруту: прибытие в Сингапур 26 ноября, в Коломбо 10, в Джибути 23 и в Суэц 30 декабря, а в Порт-Саид 2 января 1906 г. По прибытии в Алжир 6 января следовало ожидать приказаний адмирала.

Плавание походило на бегство от грозившего вот-вот настичь корабль пожара гулявшей по России смуты. ГМШ, как и во время войны, продолжал оставаться на удивление неповоротливой бюрократической машиной: запросы о том, как объяснять командам значение "всемилостивейшего" манифеста от 17 октября, адмирал не получил. Это пытались делать сами офицеры, но нашедшиеся в командах смутьяны делали это по-своему. В результате "Цесаревич" пришел в Коломбо чуть ли не с уже созревшим заговором, готовившим восстание на переходе в Джибути. По счастью 28 зачинщиков успели вовремя изолировать и отправили на шедший в Россию пароход "Курония".

Вряд ли можно было говорить о прямом мятеже — просто матросы, призванные из запаса или уже отслужившие свой срок, считали несправедливым дальнейшее их пребывание в составе экипажей кораблей и требовали немедленного отправления на родину. На отряде К.П. Иессена так пришлось и поступить. Мятеж был предотвращен.

2 февраля вторым из возвратившихся с Дальнего Востока кораблей (8 января пришла "Диана") "Цесарев^ич" вошел в гавань обширного порта императора Александра III в Либаве. Совсем недавно переполненный огромной и, казалось, непобедимой эскадрой З.П. Рожественского, порт теперь был безлюден и сиротливо пуст. Пришедший из-за границы "Цесаревич" и оставшаяся на Балтике "Слава" составляли теперь всю реальную ударную силу некогда грозного Балтийского флота. Все отдав в Тихий океан, флот теперь ожидал нового возрождения. Общим стало, наконец, понимание, что после Цусимы без реформ уже не обойтись.

Первым шагом к реформам стала состоявшаяся уже 2 июня 1905 г. ликвидация должности барина-помещика — ни за что не ответственного генерал-адмирала. Взамен была восстановлена когда-то существовавшая, как впрочем и оставалось во всех других ведомствах, должность полномочного морского министра. Им по рескрипту императора от 20 июня 1905 г. стал вице-адмирал А.А. Бирилев (1844–1915).

Удался явившимся на флоте молодым реформаторам (инициатором был смелый до отчаянности лейтенант А.Н. Щеглов) и другой важный шаг. Путем дворцовых интриг сумели убедить императора в необходимости создать Морской Генеральный штаб. Тот, что еще в 1888 г. предлагал создать адмирал И.Ф. Лихачев и призыв которого 24 года "сидевший" на морском министерстве генерал-адмирал так и не удосужился услышать.

Ретрограды во главе с морским министром (выбор, что и говорить, оказался не из лучших) отчаянно сопротивлялись, пытаясь затемнить сознание некрепкого умом самодержца. По счастью, император успел объять общий смысл "мнения" комиссии адмирала И.М. Дикова, исследовавшей обстоятельства боя 28 июля 1904 г. Рескриптом от 24 апреля 1906 г. морскому министру предписывалось создать МГШ.

Трудно было возражать и против двух самых насущно неотложных шагов к возрождению флота: овладение искусством массирования огня, мощь которого японцы столь убедительно продемонстрировали при Цусиме, и воспитание офицеров нового поколения.

“Цесаревич” снова в строю

К решению первой задачи приступили уже через три месяца после Цусимы. Тогда командующим кораблями несостоявшейся 4-й Тихоокеанской эскадры (броненосцы "Слава", "Император Александр II", крейсера "Память Азова", "Адмирал Корнилов" и четыре только что построенных миноносца класса "Доброволец") назначили капитана 1 ранга Г.Ф. Цывинского (1855–1938). Как он сам писал в мемуарах, ему поручалось "выработать методы центрального управления эскадренным огнем на дальних расстояниях".

Так с уроками войны запоздало соединились планы МТК о проведении опытов стрельбы на дальние расстояния. Новые расстояния в противоположность доцусимским представлениям и практике, когда почти недосягаемым пределом считались 42 каб., предстояло довести до 100 каб. Программу стрельб начальник отряда разрабатывал совместно с назначенным флагманским артиллеристом лейтенантом С.В. Зарубаевым (1877–1921), героем боя крейсера "Варяг" в первый день войны.

Но успешно развертывавшиеся стрельбы пришлось прервать ради выполнения возложенных на отряд совсем новых функций. Надо было спасать самодержавие от мятежей. Дошло до того, что "Слава" в течение недели давала приют перетрусившему и перебравшемуся на корабль со всем семейством финляндскому генерал-губернатору. Дело нарушил и перевод "Славы" в новое соединение, которое она образовала с вернувшимся в Россию "Цесаревичем" и "Богатырем".

Новый отряд, полуофициально называвшийся "Гардемаринским", должен был совершать учебно-практические плавания с корабельными гардемаринами (Морского корпуса и Морского инженерного училища), после чего они, приобретя практические навыки службы на боевых кораблях, получали право (еще раз сдав экзамены) на производство в офицеры. Как говорилось во "Всеподданнейшем отчете по Морскому министерству за 1906–1909 гг." (С.-Петербург, 1911. С. 176), "мера эта была вызвана необходимостью обеспечить флот молодыми офицерами, вполне подготовленными к самостоятельному выполнению возлагаемых на них обязанностей".

Вторая же задача восстановления флота — овладение новыми методами стрельб — переносилась в Черноморский флот, где, по счастью, также имелся один пригодный для этих задач современный корабль. Это был "Князь Потемкин-Таврический" недавно бунтовавший, а теперь усмиренный и переименованный в "Пантелеймон". На нем Г.Ф. Цывинский во главе специального Черноморского отряда (им вначале командовал контр-адмирал Н.А. Матусевич) и продолжил работу, начатую на Балтике. Так неотложные задачи восстановления флота распределились между тремя кораблями.

"Цесаревич", как имевший боевой опыт, стал флагманским кораблем Гардемаринского отряда. Командующим отрядом (официально он стал называться "Балтийским") был назначен командир "Богатыря" капитан I ранга И.Ф. Бострем. Занимавший перед войной должность военно-морского агента (атташе) в Англии, ставший там убежденным англоманом, И.Ф. Бострем получил "Богатырь" в командование после запутанной министерской интриги, "отодвинувшей" от командования прежнего командира лютеранина А.Ф. Стеммана и последующих временных командиров во время затяжного (на всю войну) ремонта крейсера во Владивостоке.

Слывший весьма просвещенным моряком и пользовавшийся благоволением императора православный И.Ф. Бострем в выборе маршрута плавания и разработке программы обучения гардемаринов получил значительную свободу действий. Важно было и то, что имевшая большое педагогическое значение служебная репутация командующего не была запятнана неудачными или явно бездарными действиями во время войны, хотя правило это, как о том говорит пример Вирена и других порт-артурских командиров и флотоводцев, соблюдалось, далеко не во всем.

Однако этот принцип был соблюден и при назначении командиров кораблей и офицеров. Все они имели безукоризненные боевые биографии. По объективным причинам кают-компания "Цесаревича" почти полностью переменилась. "Оптимистический корабль" по существу начинал новую жизнь.

Как совсем недавно, при формировании 2-й Тихоокеанской эскадры, встречались офицеры разных флотов и кораблей, как и теперь кают-компания "Цесаревича" объединила участников самых разных событий минувшей войны. Подбор их был сделан, надо признать, почти безукоризненно. Флаг-офицером штаба отряда был мичман князь А.А. Щербатов (1881–1915), проявивший выдающиеся примеры храбрости в бою Владивостокских крейсеров 1 августа 1904 г. "Вот уж наш князь… этот действительно". — так с восхищением отзывались о нем после боя матросы крейсера "Россия". Но по каким-то неведомым причинам обещавшая успех карьера князя быстро прервалась, он ушел в запас и умер в своем имении.

Флагманским штурманом отряда стал лейтенант С.И. Фролов, бывший во 2-й эскадре старшим штурманом крейсера 2 ранга "Кубань", а затем служивший на броненосце "Чесма". Он в 1900 г. окончил гидрографическое отделение Морской академии. Особый смысл имело и назначение командиром "Цесаревича" капитана 2 ранга Н.С. Маньковского, ранее командовавшего в эскадре З.П. Рожественского крейсером 2 ранга "Кубань".

Неожиданным на первый взгляд возвышением на такую престижную должность командира вспомогательного крейсера всему офицерскому корпусу давался проявленный Н.С. Маньковским пример истинного — без страха и упрека — выполнения своего долга."Кубань" и такой же крейсер "Терек" 9 мая 1905 г. приказом З.П. Рожественского были отделены для крейсерских действий у входа (в расстоянии до 100 миль) в Токийский залив.

Готовые к смертельному бою с крейсерами, которые японцы могли выслать против этих кораблей, они полностью выполнили боевой приказ и оказались последними кораблями флота, которые даже после цусимского разгрома продолжали свои боевые действия. "Улов", правда, был невелик — ведь японская военная машина, раздавив Порт-Артур, уже не нуждалась в столь усиленной западной подпитке, как в начале войны. Но это не умаляет подвига кораблей, исполнивших свой долг. Подвиг оценили по заслугам. Н.С. Маньковский за отличие по службе был произведен в капитаны 1 ранга и получил в командование "Цесаревич".

Старшим офицером "Цесаревича" стал капитан 2 ранга барон В.Е. Гревениц (1873–1916), отличившийся в должности старшего артиллериста крейсера "Россия". Первым на флоте он еще до войны указывал на необходимость готовиться к стрельбам на увеличенные (до 60 каб.) расстояния. Но он не мог тогда пробить стену рутины. Его помощником (введение этой должности было еще одним уроком минувшей войны) назначили лейтенанта гвардейского экипажа С.Н. Тимирева, участвовавшего в войне в должности штурмана броненосца "Победа".

Крейсер "Варяг" был представлен двумя его прежними старшими специалистами (ими они стали и на "Цесаревиче") артиллеристом С.В. Зарубаевым и штурманом Е.А. Беренсом (1876–1928). С "Кубани" (несомненная протекция командира) пришли младший штурманский офицер лейтенант А.Н. Минин и вахтенный офицер лейтенант М.П. Арцибушев.

С погибших кораблей 2-й эскадры — "Адмирала Нахимова", "Урала" и "Владимира Мономаха" были младший минный офицер лейтенант П.И. Михайлов, вахтенные офицеры лейтенант барон Б.Г. Шиллинг и лейтенант Г.Н. Пелль (1885–1930). Семья Пелль дала флоту трех братьев участников той войны. Из них Николай служил на "Ретвизане", а Петр, будучи старшим минным офицером заградителя "Амур", погиб под Порт-Артуром при постановке мин с плота.

На должность ревизора назначили лейтенанта с "Дианы" Г.Р. Шнакенбурга. С погибших в Порт-Артуре кораблей пришли ставшие там лейтенантами С.А. Небольсин. E.G. Гернет (1882–1943), А.А. Зилов, К.В. Ломан, В.И. Дмитриев, а также оба врача Г.Н. Иванов (с "Ангары") и Н.В. Лисицын (с "Новика"). Непростые готовила им судьба биографии — от белой эмиграции до сталинских репрессий. Единственным офицером из прежнего состава "Цесаревича", его легендой и всеми уважаемым ветераном остался старший судовой механик П.А. Федоров, который все еще не был представлен за свой подвиг к георгиевскому ордену.

По примеру "Цесаревича" обновили и весь офицерский состав остальных кораблей. В командование "Славой" вступил капитан 1 ранга А.И. Русин. Это он все предвоенные месяцы не переставал докладывать о нарастающей японской подготовке к развязыванию войны, что, однако, не могло поколебать безмятежную самоуспокоенность верхов Морского министерства.

Командиром "Богатыря" в обход многих достойных»-этой должности участников войны и по несомненной гвардейской протекции стал капитан 1 ранга В.К. Гире (1886–1918). В войне он не участвовал, но в 1898–1903 гг. командовал императорскими яхтами "Марево" и "Штандарт". Велико было влияние рода Гирсов на флоте, один из его представителей, лейтенант А.В. Гире (1876–1905), геройски погиб в Цусиме на броненосце "Орел".

Карьере В.К. Гирса не помешала даже авария "Богатыря", произошедшая в 1908 г. В 1913 г. он стал начальником артиллерийского отдела ГУК, а в 1916 г. начальником ГУК. Погиб он в первой волне красного террора. Его сын И.В. Гире (1902–1976) все же сумел пройти антидворянские рогатки и стать известным ученым-кораблестроителем.

Независимо от всех возможных протекций (включая и участие в них министра А.А. Бирилева), офицеры были полны желания приложить все силы для обновления флота. Каждый, конечно, понимал это обновление по-своему и по-разному выражал свое мнение. Одни высказывали его в своих показаниях и донесениях в следственной комиссии по расследованию обстоятельств двух главнейших сражений войны — 28 июля 1904 и 14 мая 1905 г., другие излагали его в своих ответах на разосланный ГМШ обширный вопросник, обменивались мнениями в кают-компаниях, на собраниях ИРТО и Лиги обновления флота.

Делались обобщения на страницах журналов, газет, выпускали первые книги воспоминаний о войне. Далеко не все выглядело столь однозначным, как это может показаться сегодня. Краткий период воцарившейся тогда свободы слова позволял людям высказываться, но власть сама себя разоблачать не собиралась. Ведь шесть японских "лучше" и восемь русских "не", прозвучавшие в комиссии адмирала И.М. Дикого (по разбору обстоятельств боя 28 июля) и тринадцать роковых промахов, вменявшихся лично З.П. Рожественскому в постановлении следственной комиссии вице-адмирала Я.А. Гильтебранда (по делу о Цусиме) оставались спрятанными под сукном до 1917 года. А потому В.И. Семенов в свой знаменитой "Расплате", вышедшей, кроме русского, еще на четырех европейских языках, счел возможным занять позицию защитника З.П. Рожественского.

Недалеко ушел от него и лейтенант Б.К. Шуберт, который в своих размышлениях о причинах поражения в Цусиме почему-то не находил в произошедшем никакой вины адмирала, а свою интересную книгу (Б. Ш-т, "Новое о войне", С.-Петербург, 1907) с глубоким уважением посвящал "своему бывшему Командующему и учителю".

В чем автор был безоговорочно прав, — так это в своем недоумении перед медлительностью министерства в осуществлении давно, казалось бы, назревших реформ. "Год прошел совершенно даром…" — писал он в августе 1906 г. (с. 169). И потому, наверное, чтобы хоть как-то проявить свое движение к переменам, в министерстве торопили уход в море гардемаринского отряда. Не теряя времени, приступили к ревизии состояния техники и вооружения на "Цесаревиче" по возвращении его с Дальнего Востока.

25 февраля, а затем и 7 и 10 марта 1906 г. артиллерию корабля осматривали специалисты МТК и представитель Обуховского завода полковник А.П. Меллер. Специалист высочайшей квалификации, он в продолжение осады Порт-Артура без устали занимался исправлением и усовершенствованием артиллерии кораблей и сухопутного фронта.

Велико же, надо думать, было его удивление, когда оказалось, что в итоге войны пушки броненосца не претерпели сколько-либо заметного износа. Их словно усиленно оберегали от боя. Незначительные выбоины (глубиной до 8 мм), обнаруженные на стволах 305-мм орудий носовой башни, были признаны для их прочности безвредными. Осмотр оптическими приборами и обмер специальными контрольными калибрами ("звездками") никаких повреждений внутри каналов стволов не обнаружил. Пушки кормовой башни были и вовсе в полной исправности. Каждое орудие сделало не более 50 выстрелов, и необходимости в их замене не было.

Но тогда уже никто, конечно, и не подумал вынести на этот счет "частное определение" в адрес бывшего "боевого" командира Иванова, признавшего, как мы помним, повреждения "Цесаревича" "чудовищными", а сам корабль — совершенно неспособным вести бой. Иначе говоря, корабль, от которого во многом зависел исход боя 28 июля, а с ним и судьба империи, вернулся с войны, так и не применив своего главного оружия — тяжелой артиллерии. "Экономия" была достигнута образцовая. И в пору задать абсурдный вопрос — а стоило ли вообще строить этот корабль и посылать его на войну?

Комиссия установила, что половина 152-мм пушек имела наружные выбоины глубиной 4,6–6,3 мм, которые со временем могут стать причиной образования в металле стволов нежелательных перенапряжений. Но от замены их (№ 306, 318, 322, 324, 325). как это предлагал артиллерийский приемщик МТК штатный наблюдающий по артиллерии капитан Е.П. Авраамов, отказались. Мотив и тут оказался прост — министерство не имело средств на заказ новых орудий. Ограничившись лишь рекомендацией сменить переднюю оболочку у орудия № 306, у всех других орудий (это был один из самых горьких уроков войны) предложили заменить подъемные механизмы. Это была беда всех 152-мм пушек системы Кане.

Выбранные для массового заказа и производства их в России (причины неизъяснимой поспешности командированной во Францию в 1892 г. комиссии — это предмет особого исторического расследования) эти пушки системы французского инженера Кане (в противовес избранным японцами пушкам Армстронга) обнаружили массовые поломки зубьев дуг подъемных механизмов. Пушки выходили из строя в самые горячие минуты боя. Так было на "Варяге" и других крейсерах, так было и на броненосцах. Опасный изъян заметили еще до войны, но массовой замене ненадежных дуг и на этот раз помешала "экономия". Для предотвращения же поломок дуг и "сдачи" подъемных механизмов оснастили их пружинами Беккера.

И без того уступая противнику в скорострельности, русские пушки (из-за необходимости преодоления действия тугой пружины) требовали при наводке от комендоров приложения особых усилий. Скорострельность стала еще ниже. В полной мере все эти неудобства обнаружились только в боях.

Хорошо сбереженными были и оставшиеся на броненосце 16 75-мм пушек (четыре, оставленные в Порт-Артуре, достались японцам). Каждая из них сделала не более 60 выстрелов. От предлагавшейся Е.П. Авраамовым замены двух орудий, имевших незначительные наружные выбоины, также отказались. Обуховскому заводу поручалось лишь исправить станки всех орудий.

У пушек калибром 47 мм число выстрелов на каждую не превышало 90. Две из них решили отправить на Обуховский завод для исправления, остальные можно было привести в порядок на месте. Примерно на таком же уровне, не требующим значительных исправлений, оказались и механизмы.