Лебединый трон

Глава первая

Я сижу за большим письменным столом в своем кабинете. Это новая рабочая комната: мой отец вел дела в длинной галерее под взглядами наших мертвых предков. Как и многие из нас, он любил ходить во время работы, пока вокруг него кружили слуги, делая пометки и перетаскивая стопки бумаги. Мышцы ног могут слишком быстро ослабеть, если большую часть времени проводить в полете. Управляющий перестал суетиться и поднял вверх указательный палец – верный знак того, что у него появилась умная мысль или другой аргумент.

– Траур закончился только на прошлой неделе, Ваша Светлость. Всего четыре дня назад. Вы только перестали носить черное и уже торопитесь вернуться ко двору и его удовольствиям… Некоторые могут счесть это неприличным. Вы демонстрируете неуважение к своему покойному отцу.

– Пускай считают. Но мой траур окончен, и я не отправляюсь ко двору завтра же. Мы оба знаем, что для организации моего отъезда потребуется время, поэтому я не вижу никакой причины, чтобы оттягивать этот момент.

На худом лице моего управляющего дергается мускул.

– Я вижу, вы полны решимости как можно скорее покинуть Мерл и ваш доминион, – он приподнимает брови. – Несмотря на все мои попытки убедить вас в обратном. Несмотря на то, что здесь, в Атратисе, вам еще столько всего нужно сделать.

Со внутреннего дворика доносится пение. Оставив спор, я подхожу к высоким арочным окнам и открываю их шире. В огороде работают слуги, передвигаясь между грядками овощей с мотыгами и тачками. Выглянув наружу, я обращаю лицо к солнцу, мечтая вновь оказаться снаружи. Пытаюсь поймать лучи, блуждающие по стене. В такое прекрасное утро мой отец пригласил бы меня прогуляться с ним по окрестностям замка, попутно проверяя мои знания о местных растениях и культурах. Рассказывал бы мне подробнее о тех, что мы экспортируем. Забавлял бы меня рассказами о визитах в другие доминионы и о новых находках в местах, которые мне никогда не разрешалось посещать самой.

– Ваша Светлость…

– Я была заперта здесь достаточно долго, Ланселин. Знаю, что у меня есть обязанности, – я бросаю виноватый взгляд на груду бумаг, которые занимают по меньшей мере половину моего стола, – но я не уйду на большой срок. В обычной ситуации я бы оставалась при дворе, по крайней мере, два года.

– Но ваша ситуация не обычная, Адерин, – я замолкаю от удивления, как только слышу свое имя. Управляющий зажимает переносицу и вздыхает. – Простите мою откровенность. Но вы же знаете, что отец держал вас здесь ради вашей же безопасности. Если король узнает, что вы по практическим соображениям бескрылы…

– Я не бескрылая.

– Мы обсуждали это. Вы не можете принять свой облик. Если король попросит вас перевоплотиться по какой-нибудь причине…

– Зачем ему просить о подобном? Дворян не подвергают подобным испытаниям – это сочтут оскорблением.

– Но если он сделает это, – Ланселин посмотрел на меня поверх своего пенсне, – вы не сможете исполнить его приказ. А что за этим последует, вы знаете.

Позор или смерть. Летающие правят, бескрылые склоняются. Защитник, который не может летать, беспрекословно лишался власти и изгонялся, независимо от того, кто сидел на троне. Быть изгнанной из Атратиса оказалось бы достаточно скверным исходом, но Ланселин сказал, что я не успею даже вдоволь погоревать об этом. С моей претензией на трон ни один благоразумный правитель не оставил бы меня в живых.

– Это несправедливо.

– Но таков закон, Ваша Светлость. Как говорили старейшины, закон – это закон, – обыденная фраза из уст родителей, чтобы дети наконец-то умолкли, или из уст тех, кто обладает властью, чтобы донести, почему тех или иных изменений невозможно добиться. Я помню, как часто эти слова произносил мой отец.

– Но прошло уже два года с тех пор, как мой кузен потерял руку, и он до сих пор не изгнан. И не убит.

– Нет, не убит. Пока. Но только потому, что принц Арон защищен королем и его честью, – Ланселин смотрит на меня с опаской. – И я хотел бы напомнить, Ваша Светлость, что принц все же был лишен права наследования после несчастного случая. Что делает вас на шаг ближе к трону. А значит, подвергает еще большему риску.

– Я не желаю становиться королевой, вы знаете это.

– Но кто тогда? – Ланселин игнорирует мой хмурый взгляд и продолжает: – Я уверен, вы читали мои отчеты о положении при королевском дворе: о новой жене вашего дяди, слухах о восстаниях, борьбе за власть.

– Да, я читала их, – я приподнимаю брови. – Что вы хотите этим сказать, милорд?

– Я хочу сказать, что все меняется. Даже в королевстве.

Королевство – так теперь называется Соланум в книгах или разговорах. Словно остальной мир не существует. Или, в лучшем случае, не столь важен.

– Нынешняя политическая обстановка делает Серебряную Цитадель еще опаснее. Ваш отец сделал бы все возможное, чтобы защитить вас. Каждый из находящихся здесь прикладывал множество усилий, чтобы сохранить ваш секрет. Но на самом деле невозможно предугадать, что было нашептано в уши королю. И сейчас вы подвергаете себя опасности, когда этого не требуется. Когда ваш дядя даже не посылал за вами, когда отец так просил вас не покидать замок…

Он вскидывает руки, словно впав в отчаяние от моей упрямой глупости.

Гнев превращается в горечь на моем языке.

– Вам не нужно напоминать мне, что сказал мой отец перед своей кончиной, Ланселин. Это было шесть недель назад. Я помню его слова весьма четко.

Управляющий молчит. Теперь его гораздо больше интересует папка бумаг на столе.

Я закрываю рот на замок и пытаюсь подавить свое раздражение. Умудряюсь почти не топнуть ногой.

– В самом деле, Ланселин, если политическая ситуация такова, как вы сказали, то тем больше причин отправиться в Цитадель, – кто-то должен защищать интересы Атратиса. Мы ничего не слышали от короля после того письма с соболезнованиями. Я не доверяю его молчанию.

За окном – полные раннего урожая поля и ярко окрашенные рыболовные лодки, нежно качающиеся на волнах у причала. Чуть дальше, на другом конце дамбы, соединяющей остров Мерл с материком, виднеются здания ближайшего города. Над ними возвышаются святилище с медной крышей, трубы оловянного рудника и высокие мачты кораблей, пришвартованных в порту на самом конце мыса. Всего лишь крошечная часть моего Атратиса, но с такой насыщенной жизнью, историей и надеждами. Я наклоняюсь вперед, держась за оконную раму, как вдруг на меня наваливается тяжесть наследства, моего дома. Не существует почти ничего, чего бы я ни сделала, чтобы защитить свой доминион. Почти ничего, от чего бы я не отказалась, чтобы уберечь достояние моих родителей. Чтобы сохранить Атратис свободным от угнетения и нищеты, которые преследуют другие доминионы.

Я сделала почти все, что могла.

Огромный куст розы ползет вверх по стене замка. Если я высунусь из окна, то смогу дотянуться до самых высоких бледно-зеленых бутонов, но уже через несколько недель эта часть стены будет увита темно-розовыми цветами, любимыми цветами моей мамы. В летние месяцы они с отцом каждый день прогуливались в розовом саду. Я часто бегала с ними и помню, как металась по дорожкам между клумбами, как под ногами хрустел гравий, как я вдыхала ароматный воздух и подбирала шелковистые лепестки с земли. Я помню, как однажды оглянулась и увидела своих родителей, которые шли за мной и крепко держались за руки. Или как иногда мама сидела, положив голову отцу на плечо, а его рука крепко обнимала ее за талию.

Он никогда не возвращался в розарий после того, как ее убили. Для него, казалось, лето закончилось навсегда.

– Почему мой отец перестал навещать своего брата?

По лицу Ланселина пробежала тень.

– Ваш отец никогда не посвящал меня в свои тайны. Я только знаю, что он замкнулся в себе от горя после смерти вашей матери. Отчаяние и гнев от неспособности найти и наказать виновного… Я думаю, он любил короля, когда они были молоды.

Тогда странно, что мой отец никогда не говорил о нем. Но я полагаю, случалось множество событий, которые мы с ним никогда не обсуждали. Была ли то смерть мамы или моя просьба покинуть замок – у отца всегда был один ответ на эти неприятные темы: впасть в ярость и запереться в своей лаборатории.

На стене прямо над камином висит картина: родители держат меня, еще совсем малышку, на руках, а дядя стоит рядом с ними и не сводит с меня взгляда, или, возможно, с моей мамы. Образы, запечатленные на праздновании моего оперения, образы живых бок о бок с теми, кто теперь мертв.

Холодный порыв ветра заставляет меня вздрогнуть и закрыть окно.

Здесь, в Мерле, много портретов и полно призраков. Но никаких ответов.

– Я пойду к королевскому двору, Ланселин, – я не собиралась объясняться с ним. Или пролить свет на то, почему после стольких лет моя жажда узнать правду о гибели матери все еще не утихла. Или почему я думаю, что истина кроется в Серебряной Цитадели. Но то, как управляющий смотрит на меня из-под полуприкрытых век, вселяет в меня веру, что он все понимает.

Проходит еще мгновение, и наконец управляющий склоняет голову в знак согласия.

– Как пожелаете, Ваша Светлость. В любом случае я буду вас сопровождать.

– Нет. Вы нужны мне здесь. В этом месте больше нет никого, кому бы я могла доверить заботы Атратиса.

Он снова кланяется:

– Благодарю, Ваша Светлость. В Атратисе действительно много забот.

Повернувшись к столу, Ланселин поднимает со стола пачку бумаг.

– Мы получили сообщение о том, что все больше людей пересекают границу Атратиса из доминиона Бритис. – Его ноздри раздуваются. – А также требование от их лордов, чтобы мы собрали их подданных и доставили обратно на их земли.

Я не могу сдержать стон.

– А мы разве обязаны? Из того, что я знаю о Бритисе, я не могу винить его жителей в том, что они хотят жить в другом месте. Здесь для них найдется достойная работа. Начальник порта в Хите жаловался на прошлой неделе на нехватку рабочей силы.

– Ситуация вызовет политические разногласия с Бритисом. Но я сделаю все, что в моих силах. – Ланселин берет в руки кусок красного кварца, служащего в качестве пресс-папье, и вертит его в своих тонких пальцах. – И все же было бы хорошо, если бы вы взяли с собой советника вдобавок к слугам.

– Но зачем? – Я поворачиваюсь, чтобы пройти по комнате. – Милорд, я усердно училась. Я узнала об Атратисе все, чему вы или мой отец могли научить меня. Я потратила столько времени, наблюдая, как он разбирается с договорами и земельными спорами. Разве такой подготовки недостаточно, чтобы представить свой доминион?

– Я не сомневаюсь в ваших способностях, Ваша Светлость. Вы владеете полной информацией об Атратисе. Но не о королевском дворе.

С этим я поспорить не могу.

Ланселин откашливается:

– Вы помните, как познакомились с моим сыном, Люсьеном?

У меня осталось очень смутное воспоминание о неуклюжей неповоротливости и темных волосах, и больше ничего. Люсьен никогда не жил в Мерле, но несколько раз навещал меня, пока была жива моя мать. Мне было около девяти, когда я видела его в последний раз.

– Смутно.

– После трех лет пребывания в Цитадели его отправили во Фрайанландию с дипломатической целью, – управляющий расправляет поникшие плечи. – У него талант к языкам. Но сейчас он освобожден от службы и скоро вернется домой. Если хотите, я пошлю за ним. Люсьен знает правила королевского двора. Ему известно, кому можно доверять, а кого лучше избегать. Вы даже можете назначить его своим клерком, чтобы он был при вас официально. Я уверен, что он будет счастлив сопровождать Вашу Светлость.

Но мне кажется, Люсьен не будет рад новой должности. Несмотря на то, что я не могу воспроизвести в памяти его образ, у меня внезапно возникает яркое воспоминание, по крайней мере, об одной его вспышке ярости. Люсьен, если память не изменяет мне, не кажется особо… послушным. Но, возможно, последние восемь лет смягчили его.

– Отлично. Я возьму с собой Люсьена и Летию. Что касается одежды и всего остального…

– Ваша Светлость, оставьте все приготовления мне. Я предлагаю… – Ланселин достает из кармана блокнот и пролистывает. – Я предлагаю вам уехать на следующий день после вашего восемнадцатилетия. У вас будет пять или шесть недель на подготовку – необходимый минимум, я бы сказал. А вернуться вам следует после торжества летнего солнцестояния. При условии… – он на секунду замолкает, – что передвигаться вы будете с помощью кареты.

Мы оба знаем, что пока я не восстановила свою способность летать, карета – единственный способ добраться до Цитадели.

– Да. Именно на этом я и настаиваю, – я говорю твердо, в надежде, что это последний раз, когда поднимается этот вопрос.

Следующие три недели проходят в суматохе встреч: с портнихами, преподавателями танцев, мастерами оружия. Мой последний урок владения мечом состоялся больше года назад. Каким бы маловероятным ни казался случай нападения, вместо того чтобы идти ко двору неподготовленной, я несколько часов подряд отрабатываю ответный удар. Оставшееся время, не уделенное совершенствованию моих навыков, занимает лорд Ланселин, стараясь обсудить как можно больше вопросов доминиона и решений, требующих моего одобрения. Мне приходится встречаться с арендаторами, разрешать споры между мелкими лордами и подписывать торговые соглашения. Не остается свободного времени на верховую езду или на чтение. Некогда даже переживать о том, что я покидаю дом, о королевском дворе или о том, как я доберусь туда. И в конце концов в один прекрасный день, когда солнце играет лучами на водной глади под замком, а стрижи гонятся друг за другом по зубчатым стенам, я устраиваю бунт.

– Я выхожу.

Портниха, стоящая на коленках у моих ног и закалывающая подол сиреневого атласного платья, поднимает голову.

– Но мы еще не закончили, защитница. Осталось поработать с серым шелком, а потом…

– Это может подождать до завтра, – я жестом подзываю одну из горничных. – Найди Летию, скажи ей, что я хотела бы прокатиться верхом. И принеси мне удобную одежду.

Через полчаса, с надеждой, что впереди меня ждет по крайней мере пара часов свободы, я уже спешу вниз по лестнице в конюшню, одетая в мешковатое старое выцветшее платье, грубые гетры и с волосами, заправленными под шляпу. Такие шляпы носят деревенские женщины, когда работают в поле.

Летия ждет у главных ворот замка и ведет свою лошадь в ногу с моей. Мне незачем говорить: подруга знает, когда мне требуется молчание. Она всего на год старше меня, и мы практически выросли вместе. Мы даже учились вместе ездить на этих лошадях. Животные нервничают рядом с оборотнями. Они находят наше присутствие, даже в человеческом облике, неприятным. Но Хенга и Васта познакомились со мной, еще когда были жеребятами. Хенга уже привыкла к кожаному чепраку, который ей приходится носить под седлом, чтобы защитить свою шкуру. Примерно полтора часа мы с Летией едем по лабиринтам узких улочек, которые тянутся через поля между морем, рекой и холмами. Но по мере того, как воздух становится теплее и спокойнее, наполняясь жужжанием насекомых и щебетанием птиц, высокие живые изгороди по обе стороны от меня, казалось, начинают примыкать друг к другу.

– Мне нужно больше пространства. Пойдем на пляж.

Летия колеблется:

– На пляж? Тот, что за пещерами?

– Естественно, разве поблизости есть другой пляж?

– Не уверена, что это хорошая идея…

– Почему нет?

– Ну… – Она хмуро глядит на седло под собой, теребя выбившуюся из-под шляпы прядь светлых волос. – Ходят слухи, что на той стороне у фермеров пропадают коровы. А еще пропал один из работников фермы. Фрис рассказала мне, как подруга ее кузины вечером несколько недель назад искала лунных моллюсков на том пляже и услышала этот ужасный, неземной…

– Довольно, – я поднимаю руку. – Мне все равно, что там услышала подруга кузины моей служанки. Ты должна знать, что сплетням лучше не верить.

– Но пляж может быть опасен… – Мой взгляд, должно быть, был достаточно выразителен, так как моя спутница замолкает и надувает губы. И все же, когда я поворачиваю Хенгу, она вздыхает и следует за мной.

Когда мы добираемся до места, Летия даже не комментирует мое безрассудное равнодушие к возможной угрозе моей жизни. Волна отступает назад, обнажая широкий простор черного песка. Я чувствую, как от земли поднимается жар и дует легкий ветерок, превращая далекое море в массу белых гребенчатых волн. Мы мчимся к краю пляжа, туда, где заканчивается песок и земля начинает подниматься к скалам, которые я обычно вижу из окна своей спальни.

Лошадь Летии худая, быстрее ускоряется: подруга оглядывается назад, чтобы ухмыльнуться мне через плечо. Я подгоняю Хенгу. Совсем скоро я окажусь наравне с Летией, а потом обгоню. Но тропа узкая. Поэтому я низко наклоняюсь к шее Хенги, слегка сжимаю коленями ее бока и гоню вперед, моментально получая по лицу хлесткий удар распущенными прядями волос. Копыта бьют по твердому влажному песку, а каждый рывок вперед сотрясает мое тело, но мне все равно; скала на конце пляжа все ближе и ближе. Уже совсем рядом, чтобы Хенга смогла сделать прыжок.

Теперь быстрее, Хенга. Быстрее…

Но Хенга вдруг дергается, извивается, вырывает из моих рук поводья, а подо мной остается только земля и соленые брызги…

Сила удара о землю выталкивает воздух, в темноте под моими веками кружатся звезды.

Тишина. Пока я не…

Пока я не вдыхаю, всей грудью втягивая воздух, и мир вокруг возвращается обратно.

– Адерин?

Каждый мускул и каждая кость в моем теле пульсируют. Когда я открываю глаза, вижу, как Летия с бледным лицом приседает рядом.

– Адерин, с тобой все хорошо?

– Гм… – я сгибаю пальцы рук и ног. – Думаю, просто ушиб.

Боль в плече заставляет меня вздрогнуть.

– Что случилось?

– Песчаный крот. Он вылез прямо перед Хенгой, но, думаю, она в порядке, – мне повезло, у песчаных кротов клыки длиной с мою руку. Летия тревожно оглядывает землю.

– Так и знала, нам не следовало сюда приходить. И что скажет мне лорд Ланселин, когда узнает о случившемся?

Я сажусь и жду, когда пройдет головокружение, пытаюсь встать. Слишком быстро – вспышка боли пронзает мою ногу, заставляя меня растянуться на земле.

– Адерин… – Летия протягивает мне руки. – Держись, позволь мне помочь.

Я отрицательно качаю головой. Летия – моя лучшая подруга, моя единственная подруга, но она бескрылая. Она одна из привезенных в Мерл, чтобы служить мне после смерти моей матери. И я не могу безопасно коснуться ее. Самое легкое мое прикосновение к коже Летии может причинить ей боль.

– Нет. Только если у тебя есть запасные перчатки.

Моя спутница замирает и раздраженно фыркает.

– Конечно, у меня есть, – она достает из кармана пару перчаток и бросает мне на колени. – Ваша Светлость.

Я игнорирую ее внезапный приступ официоза и натягиваю перчатки на руки.

– Теперь можно?

– Да! Только быстро.

Я хватаю Летию за руки уже в перчатках, она тянет меня вверх, и хоть я и стискиваю зубы от боли, мне удается доковылять до большого плоского камня неподалеку.

– Я иду за помощью, – Летия грозит мне пальцем. – Не двигайся, пожалуйста. У меня будет и так достаточно неприятностей.

Это замечание лишнее; остальные части моего тела начинают болеть почти так же сильно, как и нога. Летия с лошадьми вскоре скрывается из виду, так что я переключаю свое внимание на море. Ситуация меняется. Я пытаюсь отвлечься от боли, считая секунды между каждым приливом и отливом, думая о фазах Луны и приливной волне на реке Рит к западу от нашего доминиона; мой отец водил меня туда однажды много лет назад. Я не замечаю тяжелых серых туч, ползущих по небу, и первые капли дождя застают меня врасплох. Летии по-прежнему не видно. Никаких признаков жизни: пляж кажется необычно тихим, не хватает привычных стай куликов и чаек. Морщась, я меняю позу, гадая, куда делись птицы и доберется ли море до этой скалы раньше моих спасателей.

Шок возвращает меня в реальность. К невероятно огромному каменному дракону, притаившемуся в прохладной темноте у подножия утеса, чья мраморная серо-белая чешуя сливается с фоном в одно целое.

Я задерживаю дыхание. И пытаюсь не моргать.

Возможно, существо меня не заметит: его желтые запавшие глаза слезятся, оно крутит головой, словно не может сфокусироваться. Дракон выглядит старым и более чем истощенным. Но все равно он в силах раздавить меня. Разорвать в клочья. Есть предположения, что даже кровь у него ядовита. И все же… Он шевелится в тени, и слабый звон металла подтверждает, что мои глаза не врут. Кто-то надел дракону на шею железный ошейник; оборванная цепь свисает до самой земли.

Путь к вершине утеса находится в пяти взмахах крыльев. Может, я смогу отползти. Или, возможно… смогу перевоплотиться. Я должна попытаться, у меня даже нет оружия. Чешуя дракона однозначно слишком толстая, чтобы он мог пострадать от моей руки, пока я в человеческом облике. Но удар лебедя, сила которого бурлит у меня под кожей, будет чрезвычайно мощным. И, конечно, я могла бы улететь…

Но слишком поздно. Солнце пробивается сквозь облака, освещая скалу, на которой я сижу. Дракон замечает меня и подается вперед. И когда он начинает греметь по песку, я просто сижу, парализованная страхом. Какая-то часть моего мозга начинает кричать, проклиная собственную глупость. Неужели я действительно предпочту умереть здесь, вместо того чтобы изменить свой облик?

Видимо, да. Я ничего не могу поделать, когда дракон в предвкушении рвется ко мне, кроме как завороженно смотреть на струйки слюны, капающие из его огромной пасти.

Птица с черным оперением – грач или ворона – возникает из ниоткуда. Массивный размах крыльев птицы, размер ее вытянутых когтей означают то, что это оборотень. Дракон чувствует силу ее приближения и скользит вбок, рыча в ответ на угрозу, прежде чем ворона вонзает свои когти в его спину. Снова и снова оборотень наносит удары, вырывая дракону глаза, разрывая его плоть, пока тот напрасно щелкает челюстями, хватая только пустое пространство. Когда воздух наполняется кровавой пылью и рычание дракона становится все громче и громче, я закрываю уши и зажмуриваю глаза.

Глухой удар, земля сотрясается, и наступает тишина.

– Можете открыть глаза.

Голос молодого человека. Но я не узнаю его, даже когда открываю глаза. Вижу лишь испачканные в крови ноги. Я осторожно перевожу взгляд на верхнюю половину его тела и смущаюсь из-за внезапного восторженного трепета в животе. Плечи широкие, рельефные грудь и руки: результат долгих полетов, несмотря на то, что он, скорее всего, немногим старше меня. Он слишком бледен для семейства вороновых. Но его волосы и глаза переливающегося глубокого иссиня-черного цвета. Когда он подходит ближе, я вижу на его лице высокомерие, словно он хорошо знает, чего стоит.

– Вы ранены?

– Я упала с лошади, и моя нога…

– Сидите и не двигайтесь.

Без какого-либо предупреждения он отрывает от низа моего платья две широкие полоски ткани и оборачивает их вокруг своих ладоней. Затем начинает водить пальцами по моей раненой ноге, старательно избегая обнаженной кожи лодыжки. Он принимает меня за одну из бескрылых, которые бы от его прикосновения пострадали. Кровь под моей кожей начинает вскипать.

– Прекратите.

Он игнорирует мою просьбу.

– Вы можете пошевелить ногой?

– Немного. Но я приказываю вам перестать трогать меня.

– Приказываете мне? – Его голос определенно звучит резко.

Я выпрямляюсь, насколько мне позволяют ноющие мышцы.

– Я защитница Атратиса, и вы находитесь на моей земле.

– Вы защитница? – Он садится на корточки, медленно оглядывая меня с ног до головы. – Защитница без сопровождения? Которая носит домашние перчатки и одежду, словно какой-то слуга? – Он смеется и качает головой, на мгновение его лицо смягчается. – Если вы защитница Атратиса, то я принцесса. Может, вы просто лгунья, а, может, ударились головой. В любом случае вам нужно отсюда уходить: прилив приближается. Постарайтесь не прикасаться ко мне.

Не замечая моих протестов, он хватает меня на руки, держа подальше от своей груди, словно я вешу не больше пучка перьев, и несет на валуны у края пляжа. Отсюда видны красные стены замка, залитые послеполуденным солнцем. Какая-то часть меня все еще желает протестовать, но мне становится хуже. В моих волосах песок, в одежде тоже, и где-то по дороге я умудрилась потерять ботинок. Мне действительно нужно, чтобы он ушел, а я смогла спокойно поплакать.

Молодой человек продолжает наблюдать за мной.

– Я пришлю кого-нибудь из замка, чтобы убедиться, что вы доберетесь до дома. Кстати, всегда пожалуйста, – он указывает на тушу каменного дракона.

Я не могу сдержать дрожь.

– Благодарю, господин… Ворона.

– Я не ворона, я ворон, – усмехается он и убирает волосы с глаз. – Хотелось бы знать, кому удалось заковать в цепи каменного дракона. И зачем. И откуда он взялся, они здесь даже не водятся. – Возможно, он воспринял мое молчание за страх и потому добавил: – Не волнуйтесь: вас это не коснется. Никто не обвинит ребенка.

«Ребенка?» Я открываю рот, чтобы ответить, но он уже далеко впереди взбирается по тропинке к вершине утеса.

Мои слезы высыхают к тому моменту, когда Летия возвращается по той же тропинке со слугами и доктором, но при виде меня она резко останавливается, уперев руки в бока.

– Тебе было велено оставаться на месте! Посмотри на свое состояние и на кровь, – она указывает в сторону моей головы, а потом замечает мертвого дракона. Ее глаза округляются. – Что, во имя Жар-птицы, здесь?..

– Я объясню позже. – Я подношу кончики пальцев к голове. Мочка моего уха – липкая от застывшей крови. – Просто помни, ты моя подруга, не нянька. И не телохранительница.

Летия бросает на меня долгий взгляд.

– Я твоя наемная компаньонка. Лорд-дворецкий платит мне за то, чтобы я составляла тебе компанию и обслуживала тебя. У меня есть определенные… обязанности.

– Значит, ты не… Ой!

Доктор перестает ощупывать мою ногу.

– Вы растянули лодыжку, Ваша Светлость. И я боюсь, что достаточно серьезно. – Он жестом указывает на двух слуг, которые ждут неподалеку от носилок.

Устроившись, я снова поворачиваюсь к Летии:

– Как думаешь, я похожа на ребенка?

– Что? – Она растерянно хмурится. – Конечно, нет. Хотя…

Я приподнимаю брови в ожидании ответа.

– Полагаю, ты выглядишь довольно юно в этой одежде. Да еще и в грязи. Почему, кстати, ты в грязи?

– Не важно. Ты бы действительно не согласилась кататься со мной на лошадях, если бы лорд Ланселин не платил тебе?

Моя наемная компаньонка скрещивает руки на груди и наклоняет голову.

– Возможно, я согласилась бы. Я очень привязалась к тебе за эти пять лет. Кроме того, есть некое удовольствие в том, чтобы наблюдать, как ты рискуешь своей шеей чуть ли не каждую неделю.

Я никогда не обсуждаю с Летией, почему мне приходится идти на риски, но я подозреваю, что она понимает суть.

– Я тоже тебя люблю, Летия. Я буду любить тебя еще сильнее, если мы сохраним это все в секрете от лорда Ланселина.

Та неохотно посмеивается.

– От меня он ничего не услышит, – но ее взгляд возвращается к туше дракона. – Ты убила его? Или кто-то другой?

– Дракон умер сам. Мне кажется, он был очень стар.

От приступа тошноты у меня закружилась голова; я откинулась на подушки, радуясь отговорке, которой завершила беседу. Я не хочу рассказывать о вороне. Не хочу думать ни о его личности, ни о том, увижу ли его когда-нибудь снова.

«Пожалуйста, пусть он не будет тем, кого я в нем подозреваю. Пожалуйста…»