Леди Дождя (СИ)

Мишель

Подперев щеку ладонью, Мишель вот уже несколько часов неподвижно сидела уставясь в пространство невидящим взглядом. Ни родные, ни друзья, никто не понимал, что с ней происходит. А Мишель, с малых лет владевшая словами, как другие люди руками или ногами, сейчас была совершенно бессильна что-нибудь им объяснить.

Как передать людям то чувство невозвратной потери, которое все сильнее и сильнее овладевало ей? Как объяснить, почему молодая девушка, красивая и здоровая, чувствует себя инвалидом? Как? Если она и сама-то не очень в этом разобралась.

Впрочем, нет! Это лукавство. Что происходит с ней — Мишель прекрасно понимала! Объяснить другим она не могла только одного: почему происходящее ее убивает...

Стихи жили в ней всегда... Ну, по крайней мере — сколько она себя помнила. Еще не умея писать и смешно картавя, она будила по ночам маму с просьбой записать ее стихи.

— Мамочка, пожалуйста! Они лезут из меня и я боюсь, что если их не записать, то к утру они умрут!

Когда это случилось впервые, мама спросонья долго не могла понять, кто именно "лезет" и почему может умереть "к утру". Позднее — это стало обыденностью.

Мишель и писать-то научилась очень рано, намного раньше других детей, кажется лишь для того, чтобы только иметь возможность самой записывать свои стихи. Пока этого не случилось — мама безропотно ей помогала и даже отец, поутру прочитав творение своей дочурки, не возражал против этих ночных бдений.

Взрослых поражало, и даже пугало, что в стихах Мишель не было ничего свойственного ее возрасту, по своей зрелости они подходили скорее взрослой женщине, мудрой, поведавшей жизнь.

Когда Мишель сочиняла, или хотя бы декламировала свои стихи, у нее в груди будто открывалась дверь в волшебно-прекрасный мир, ее распирало от какой-то неведомой эйфории и она без устали могла предаваться этому занятии многие часы подряд...

Так продолжалось много лет и вдруг — прекратилось! Поначалу Мишель надеялась, что кризис временный и находила себе отдушину перечитывая то, что было написано ранее, но "период молчания" затягивался. Потом она стала пытаться внести изменения в старые стихи, но прочитав новый вариант убеждалась, что ничего нового она не создала, а просто искалечила прежнее.

Наконец, пустота в душе стала невыносимой и это стало тем болезненнее, что никто не мог понять ее потери: "Ну подумаешь стихи! Не можешь писать — займись чем-нибудь еще!" Ну как объяснить людям, что это может быть очень больно: не иметь возможности писать стихи!!!