Мишель не помнила того момента, когда принять горсть таблеток ей показалось хорошей идеей. Очнулась уже в больнице и сейчас лежала в полном одиночестве, обдумывая случившееся. Остатки таблеток еще гуляли в ее крови и считать Мишель адекватной пока было рискованно — от этого состояния ее отделял, пожалуй, не один пузырек едва початой капельницы. Голова «туманилась» и даже о себе думалось почему-то в третьем лице...
Только что, из болтовни в коридоре, она узнала, что винить в своем спасении следует ее любящую мамочку, которая так не вовремя решила навестить дорогую доченьку! Как хорошо сказано: "винить в спасении" — мысленно полюбовалась она новорожденной фразой. Фраза вежливо раскланялась и умаршировала под кровать. Мишель не стала ее останавливать, так как ее заинтересовали выскочившие на потолок злые черти.
Девушка знала, что черти именно злые, потому что они корчили ей рожи и размахивали плакатами с надписями: "Бе-бе-бе! Так тебе и надо!", "Неудачница!", "Фиг тебе, а не стихи!" — дальше она читать не стала, из принципа, и даже закрыла глаза, чтобы уснуть и не смотреть на них. Но так, с закрытыми глазами, ей подумалось, что идея с таблетками была очень себе не плоха. В следующий раз только нужно будет убедиться, что никто не собирается к ней в гости, решила Мишель...
Сон навалился душный и тягостный, но я вдруг почувствовала, что неся покой и облегчение чья-то прохладная ладонь легла мне на горячий лоб, а потом чьи-то ласковые пальцы заботливо убрали влажную прядку, неприятно щекотавшую щеку. "Мама" — подумала я и открыла глаза. Леди, сидевшая у изголовья, не была моей матерью, но смотрела почти что с маминым выражением нежности и тревоги на утонченно-фресковом лице...
С появлением в палате прекрасной незнакомки я почувствовала, что меня больше не мучают ни галлюцинации, ни жар. Нездоровье отступило и захотелось на воздух, в какой-нибудь парк или хотя бы в больничный сквер. Я встала и закуталась в большой, не по росту, байковый, больничный халат.
— Вы ведь погуляете со мной, правда?
С надеждой спросила я незнакомку и облегченно вздохнула, когда та кивнула в ответ. Мне не хотелось, чтобы женщина уходила. Я опасалась, что без нее болезнь может вернуться и тогда — таблетки окажутся единственным выходом.
«Бред,» — подумала я об этих своих мыслях, — «форменный бред! Но все же пусть она не уходит...»
Когда мы вышли в сквер, оказалось, что идет дождь, но мне всегда нравилось гулять под дождем, да и незнакомка совсем не возражала. Мы шли по аллеям, слушали как дождь шуршит по листве и зажмурив глаза подставляли ему лица, и тихонько смеялись переглядываясь как заговорщики. Я точно знала, что не сплю, однако все окружающее будто несло на себе легкий флер нереальности.
«Прекрасно, как сон, — подумала я, — и как же славно, что все же не во-сне!»
Мы уже изрядно промокли и следовало возвращаться под крышу, когда у меня вдруг как будто что-то лопнуло в груди и я заплакала от радости — это родился долгожданный стих.
Я плакала и счастливо улыбалась прижимая кулачок к груди и не замечала, что уже стою на аллее совсем одна, а дождь все шел и шел, и не было ему конца...