Леди Кошка

Глава Первая

Утром 22 января 1901 года у Мюриэль Понсонби, проживающей в собственном доме, было шестнадцать кошек (включая котят). К вечеру того же дня родился ещё один выводок котят, и общее количество кошачьих обитателей выросло до двадцати.

Это событие было, как обычно, зарегистрировано в огромной книге под названием КНИГА РОЖДЕНИЙ (ТОЛЬКО КОШКИ).

Необходимо пояснить, что Мисс Понсонби была пожилой леди, которая жила одна в большом загородном доме (этот дом даже можно с уверенностью назвать усадьбой), принадлежавшем ещё её родителям. Так сложилось, что она всегда заботилась о своих родителях и поэтому так и не вышла замуж, а после их смерти всю свою нерастраченную любовь и заботу перенесла на кошек. Конечно же, некоторых из многочисленно появлявшихся котят она раздавала, однако Усадьба Понсонби — таково было название семейного дома — всегда была переполнена кошками.

Мисс Понсонби была замкнутой особой и не очень много общалась с местными деревенскими жителями, разве что, когда время от времени она приезжала в магазин, чтобы купить продукты для себя и кошек. Некоторым людям она казалась безвредной, довольно милой старой леди, но были и такие, кто поговаривал, что она — ведьма. Отчасти из-за этого она была известна всем и каждому как «Леди Кошка».

На самом деле она была не ведьмой, а просто несколько чудаковатой старушкой с необычными привычками.

Например, она весь день постоянно разговаривала — сама с собой, как, возможно, думал тот, кто её слышал. Но это вовсе не было признаком безумия. Она, конечно, говорила со своими кошками, а они ей отвечали. Полковник сэр Персиваль Понсонби и его жена всегда обращались к своей дочери сокращённой версией её имени, Мюриэль, и все её кошки использовали это. Когда она с ними разговаривала, они отвечали: «Mю! Mю! Mю!»

Многие сочли бы это странным, если бы узнали, что она кушает со всеми своими кошками. На длинный обеденный стол в большой столовой ставились миски для каждой взрослой кошки и котят, достаточно подросших, чтобы запрыгнуть на него, а Леди Кошка сидела во главе стола и перед ней стояла её собственная миска.

Безусловно, она использовала и нож, и вилку, и ложку, и вытирала губы салфеткой, а остальные едоки, естественно, умывали свои мордочки лапами. Но бывало, хоть и не часто (может, чтобы не казаться самой себе или кошкам слишком строгой и чопорной, или просто под настроение), она наливала в миску молоко и лакала его.

Ночью ей было очень уютно, особенно зимой, потому что все кошки, кто хотел, — а хотели многие, — спали на её кровати, обеспечивая её тёплым, пушистым покрывалом.

С её довольно резкими чертами лица, зелёными глазами и седыми волосами, собранными на затылке в пучок, так что они открывали её несколько заострённые уши, Мюриэль Понсонби очень напоминала гигантскую кошку, когда она лежала вытянувшись под мурлычущей массой.

Мало людей знали о её привычках за обеденным столом, поскольку у неё не было слуг, и только доктор, к которому она обращалась в редких случаях, когда была прикована к постели, видел кошачье одеяло. Но вообще никто не знал о самой странной необычности мисс Понсонби, о том, что она твёрдо верила в реинкарнацию.

Её отец, когда проходил армейскую службу в Индии, считал, что идея реинкарнации — это полная чепуха. Но, тем не менее, он разговаривал об этом со своей дочерью, когда она была ребёнком. Когда она подросла, Мюриэль поверила, как и индусы, что, когда человек умирает, он заново рождается в другом теле, и не обязательно человеческом. Она была уверена, что некоторые из её кошачьих компаньонов когда-то были людьми, которых она знала. Так среди её котов был Персиваль (её покойный отец, она была уверена в этом: усы были те же самые), Флоренс (её покойная мама), Руперт и Мадлен (кузены), Уолтер и Беатрис (дядя и тётя), так же, как и некоторые недавно умершие подруги. Этель Симмонс, Маргарет Мэйтленд и Эдит Уилсон (две полосатых и чёрная) — все её старые школьные подруги, вновь переродившиеся в кошачьем виде.

Именно с этим девятью кошкам Мюриэль Понсонби в основном и разговаривала, а они отвечали ей в типичной кошачьей манере: мяуканьем и мурлыканьем. Все они наслаждались комфортной жизнью в Усадьбе Понсонби на попечении человека, которого они, в их предыдущих жизнях, знали и любили.

Персиваль и Флоренс были, конечно, особенно рады тому, какой хорошей оказалась их единственная дочь.

— Как нам повезло, моя дорогая, — сказал Полковник своей жене, — что Мюриэль заботится о нас, когда мы такие старые.

— Старые? — оторвалась от вылизывания шёрстки Флоренс. — Я думаю, ты забыл, Персиваль, что мы переродились в новые тела, и что наши нынешние тела сравнительно молодые.

— Конечно, ты права, дорогая Флоренс, — согласился Персиваль. — Теперь у нас впереди новая жизнь.

— А, возможно, и другие жизни, — муркнула Флоренс.

— Что ты имеешь в виду?

Флоренс потёрлась мордочкой о роскошные усы мужа.

— У нас могут быть малыши, — мечтательно проговорила она.

Конечно, не все котята, родившиеся в Усадьбе Понсонби, были перерождениями людей. Большинство было просто обычными котятами, родившимися обычными кошками, и они получали имена Мурка или Пушок. Леди Кошка легко могла отличить обычного котёнка от переродившегося человека просто заглянув в его глаза, как только они открывались, а до тех пор она не пыталась давать им имена.

Так что через десять дней она осматривала четырёх котят, родившихся 22 января 1901 года, в тот самый день, когда умерла Королева Виктория. Трое из котят были полосатыми, четвёртый — рыжим.

Леди Кошка сначала брала по очереди на руки полосатых котят, определяя, кот это или кошка, а затем пристально вглядывалась в его недавно открывшиеся глаза.

— Ты — кот, — сказала она три раза, и снова три раза: — Извини, дорогой, ты только кот.

Но когда она дошла до четвёртого котёнка, маленького и унылого, ожидая, что это ещё один кот (рыжие котята обычно оказываются котами), она обнаружила, что этот был королевой (так называют кошечек). Тогда она посмотрела в её глаза, и у неё перехватило дыхание.

— Не только королева, — произнесла Леди Кошка хриплым шёпотом, — но Королева!

Почтительно, она положила рыжего котёнка назад в его уютную корзинку.

— О, Ваше Величество! — сказала она. — Родились заново в день Вашей смерти! Подумать только, Вы удостоили мой дом такой чести!

И, неуклюже, ведь она уже была не молода, она присела в реверансе.

— Ваша покорная служанка, мэм, — сказал Леди Кошка и, пятясь, вышла из комнаты.