Ледяной ад (сборник)

Хол Клемент Необычное чувство

— Значит, вы покинули нас, мистер Каннингем! — голос Малмесона звучал грубее обычного, даже с поправкой на искажения в наушниках и вездесущую денебскую[4] статику. — Итак, это очень плохо. Если бы вы этого не делали, мы могли бы вас высадить на какой-то планете, пригодной для жизни. Сейчас же вы можете остаться здесь и зажариться. И я надеюсь, что вы проживете достаточно долго, чтобы посмотреть, как мы взлетим — без вас!

Лейрд Каннингем не соизволил ответить. Радиокомпас корабля должен быть в рабочем состоянии, и существовала вероятность того, что его бывшие помощники могли бы начать охоту на него, если бы получили некоторое представление о правильном направлении для начала поиска. Каннигем был слишком доволен своим нынешним убежищем, чтобы желать перемен. Он находился почти в полумиле от приземлившегося корабля, в достаточно глубокой пещере, чтобы укрыться от лучей Денеба, когда тот взойдет, и со склона небольшого холма мог наблюдать за деятельностью Малмесона и его компаньона, не попадаясь им на глаза.

В некотором смысле, конечно, подлец был прав. Если Каннингем позволит кораблю улететь без него, то может сразу же открывать лицевую пластину скафандра, так как, хоть у него и был запас пищи и кислорода на несколько дней нормального потребления, планета размером чуть больше Луны, выжженная лучами одного из интенсивнейших источников излучения в Галактике, не сможет обеспечить его самым необходимым после окончания этого срока. Он задавался вопросом, как долго команда будет выяснять ущерб, который он нанес двигателям за те несколько минут после аварийной посадки, пока они не взломали дверь в рубку управления, заваренную Каннингемом после того, как он узнал об их намерениях. Они могли не заметить всего; он разорвал ряд неприметных соединений в случайных местах. Может, они даже не будут проверять двигатели, пока не отремонтируют поврежденный корпус. Если они этого не сделали, тем лучше.

Каннингем подполз к входу в свою пещеру и взглянул на корабль, который лежал в неглубокой долине. Он был едва различим в свете звезд и не было видно никаких признаков искусственного освещения, по которым можно было предположить, что Малмесон решил начать ремонт в ночное время. Каннингем и не ожидал от них такого, но всегда лучше быть уверенным. Радио в его скафандре молчало с момента первого сообщения, когда команда обнаружило его исчезновение, поэтому он решил, что они ожидают восхода светила, когда можно будет более точно оценить масштабы повреждения корпуса.

Следующие несколько минут он провел, глядя на звезды и пытаясь запомнить их положение. У него не было часов, а по звездам можно будет определять приближающийся восход в последующие ночи. Хлипкая защита его скафандра не позволит ему появляться на открытой местности под радиационным излучением Денеба. Жаль, что он не стащил один из тяжелых рабочих костюмов, но они находились в отделении перед контрольной рубкой, от которого он сам себя отрезал, когда заблокировал дверь последнего отсека.

Он оставался в убежище, лежал неподвижно и попеременно поглядывал на небо и корабль. Раз или два он, возможно, задремал; но сразу проснулся, когда первые лучи восходящего солнца легли на вершины низких холмы. Одну-две минуты они, казалось, висели на невидимой нити в черной пустоте, пока поток сине-белого света пробирался вниз по склонам, а добравшись до подножия, соединил их в связный ландшафт. Серебристый корпус ярко засверкал, отраженный от него свет достиг пещеры Каннингема и вызвал слезотечение, когда тот попытался наблюдать за открытием шлюза.

Он был вынужден большую часть времени смотреть по сторонам, лишь изредка бросая взгляд в направлении ослепительного металла, и, как следствие, уделял больше внимания деталям окружения, чем делал бы это в других условиях. В то время это обстоятельство разражало его, но позже Каннингем с благодарностью вспоминал этот момент.

Хотя планета имела много общего с Луной, если рассматривать размер, массу и отсутствие атмосферы, ее ландшафт достаточно сильно отличался от лунного. Ежедневные громадные перепады температуры отлично заменяли погодные явления и возвышенности, которые в свое время могли бы соперничать по высоте с лунными горами, теперь превратились в невысокие округлые бугры, наподобие того, в котором находилась пещера Каннингема. Как и на спутнике Земли, продукты многовекового расщепления приняли форму мелкой пыли, сугробы которой лежали повсюду. То, что эта пыль перемещалась по поверхности безвоздушной и, следовательно, безветренной планеты, стало первостепенной загадкой для Каннингема, и над этим он раздумывал до тех пор, пока его внимание не привлекли определенные объекты в сугробах. Сначала он подумал, что это просто выходы породы, но в конце концов убедился, что это образцы местной растительности — жалкие подобия лишайников, но все же какая-то растительность. Он задался вопросом — какая жидкость в них может содержаться при окружающей температуре, значительно превосходящей температуру плавления свинца.

Открытие животной жизни — среднего размера крабоподобных существ с черным покровом, которые выползли из сугробов, когда солнце припекло их — окончательно отвлекло Каннингема от его насущных проблем. Он не был зоологом по образованию, но эта тема привлекала его в течение многих лет, он всегда имел достаточно денег для своего хобби. Он провел годы в странствиях по Галактике, разыскивая причудливые формы жизни — доказательства, которые могли пригодиться при отсутствии научной подготовки — и земные музеи всегда были рады принять привозимые им из путешествий коллекции, а по его стопам обычно направлялись научные экспедиции. Он часто подвергался физической опасности, но она исходила лишь от изучаемых форм жизни или от обычных источников опасности каждого межзвездного странника, пока Каннингем не подслушал разговор, из которого узнал, что два его помощника собрались покончить с ним и присвоить его корабль для реализации собственных, невыясненных замыслов. Ему нравилось думать, что оперативность действий после этого открытия говорит по крайне мере о том, что он не теряет хватки.

Но сейчас он позволил себе отвлечь внимание на местные формы жизни.

Некоторые из существ выползали из пыльных сугробов всего в 20-30 ярдах от убежища Каннингема, это давало ему надежду, что они приблизятся достаточно близко для детального изучения. На таком расстоянии они еще больше походили на крабов, чем казалось раньше, имея плоские тела округлой формы от 12 до 18 дюймов в поперечнике и несколько пар ног. Они стремительно сновали повсюду, останавливаясь перед первым попавшимся лишайником и, видимо, делая несколько пробных укусов с каждого из них, как будто обладали очень деликатным и изнеженным вкусом. Пару раз можно было наблюдать схватки за лакомый кусочек, когда тот одновременно привлекал внимание более чем одного существа, но обе стороны не получали видимых повреждений, а победитель не тратил на выигранную еду больше времени, чем получавшие ее без боя.

Каннингем был настолько глубоко поглощен наблюдением за выходками маленьких существ, что совершенно забыл про свое бедственное положение.

— Не смотри вверх, идиот. Костюм защитит нашу кожу, но не глаза. Идем в тень корпуса и осмотрим повреждения.

Каннингем мгновенно переместил свое внимание на корабль. Воздушный шлюз уже был открыт и громоздкие фигуры двух его бывших помощников виднелись на земле внизу. Они были одеты в тяжелые защитные костюмы, о недоступности которых Каннингем так жалел, и с виду не испытывали никаких неудобств от жары, хотя все еще находились под безжалостными лучами взошедшего Денеба, когда он посмотрел на них. Он знал, что жесткие лучевые ожоги не грозят им, но у него была небольшая надежда на смертельный исход для своих помощников. Костюмы хорошо справлялись с радиационной угрозой, но из-за теплоизоляции, охладительного оборудования, радиационной защиты и механической брони они были настолько тяжелыми и громоздкими, что становились практически невыносимым бременем на любой крупной планете. Поэтому их чаще использовали для выполнения внешних ремонтных работ в открытом космосе.

Каннингем смотрел и внимательно слушал, как двое наклонились и заглянули под нижний изгиб корпуса, чтобы осмотреть повреждения. Из их переговоров можно было понять, что была обнаружена вмятина длиной около трех ярдов и шириной в пол ярда, с которой ничего нельзя сделать, а также ряд расположенных радиально трещин в металле вокруг нее. Они представляли собой определенную угрозу для прочности корабля, их следовало заварить по всей длине, прежде чем можно было безопасно взлетать. Малмесон был слишком хорошим инженером, чтобы не понимать этого, Каннинген слышал, как тот разрабатывал план по подведению линий электропередачи наружу для сварщика и поднятие домкратом корпуса для доступа к нижней части трещин. Последняя операция была проведена сразу же с такой эффективностью, которая нисколько не удивила скрытного наблюдателя. В конце концов, он сам нанимал команду.

Каждые несколько минут, к раздражению Каннингема, один из команды внимательно смотрел по окрестностям, и не только с той стороны, с которой они работали, но и еще делал осмотр вокруг корабля. Даже при низкой гравитации Каннингем не смог бы пересечь отделяюмую его от шлюза полмили за короткое время между этими осмотрами, а даже если бы и мог, его прыгающая фигура в блестящем на солнце скафандре привлекала бы внимание даже если не смотреть в его сторону. И он не мог ничего предпринять, не будучи уверенным в успехе, так как его неэкранированный скафандр за пару минут нагреется до невыносимой температуры, а снять его или охладить можно лишь на борту корабля. В конце концов он решил, что ему остается лишь внимательно наблюдать за происходящим, пока шлюз открыт. Нужно было придумать способ, как отвлечь или — что было неприятной альтернативой для цивилизованного человека — вырубить противников на то время, как он проникнет на борт, оставив их снаружи, и обзаведется оружием или другим аргументом, который позволит восстановить контроль над командой. При этом, подумал он, в оружии врял ли была необходимость: на борту был хороший промежуточный передатчик, если он еще не уничтожен и не разряжен, он может вызвать помощь и держать свой бывший экипаж снаружи, пока она не подоспеет.

Но для этого, конечно, нужно еще решить проблему проникновения на борт. Ему нужно было бы осмотреть корабль поближе после захода солнца. Он знал судно, как собственный дом и понимал, что проникнуть внутрь можно только через два основных шлюза перед контрольной рубкой и два аварийных возле кормы, одним из которых он воспользовался, когда бежал с корабля. Все они вполне могут быть закрыты изнутри, и экспромтом он был не в состоянии придумать план проникновения через стандартные входы. Иллюминаторы были слишком малы, чтобы пропустить человека в скафандре, даже если можно было бы разбить стекло, а другого входа в буквальном смысле не было до тех пор, пока корпус оставался нетронутым. Малмесон не говорил бы так охотно о трещинах в корпусе, если бы хоть через одну из них могло бы протиснуться человеческое тело, даже обладающее гибкостью змеи.

Каннингем мысленно пожал плечами и окончательно утвердился в своем решении отправиться на разведку после наступления темноты. Весь день он уделял свое внимание работающим людям и столь же занятым местным формам жизни, которые ползали здесь и там по вокруг его убежища. Он впервые признал, что последних нашел для себя более интересными.

Он все еще надеялся, что одно из крабовидных созданий приблизится у нему достаточно близко для действительно подробного рассмотрения, но долгое время этого не происходило. Однажды одно существо остановилось всего в десятке ярдов и встало «на цыпочках» — его рост вместе со стройными конечностями оказался около фута, а над туловищем еще раскачивались во всех направлениях два отростка длиной в несколько дюймов, которые заканчивались выпуклостями размером с человеческий глаз. Каннингем подумал, что эти выпуклости выполняют функции глаз, хотя с такого расстояния они выглядели как невыразительные черные сферы. Тут антенны вытянулись в его стороны, существо, видимо, обнаружило присутствие постороннего, приняло свое обычное положение и удрало прочь. Каннингем интересовал вопрос, действительно ли существо испугалось его, ведь он был почти уверен, что глаза, приспособленные к дневному свету Денеба, не могут видеть в темноте, тем более он оставался неподвижным, когда существо проводило свой осмотр. Скорее всего, у местных обитателей есть некоторые основания опасаться темных мест.

То, чего они опасались, он вскоре увидел, когда показалось другое существо, также ракообразное, но значительно крупнее тех, за которыми Каннингем наблюдал весь день. Оно появилось среди сугробов пыли и напало на одного из последних. Схватка произошла слишком далеко от укрытия Каннигема, чтобы можно было различить подробности, но большее животное быстро одолело свою жертву. Оно, видимо, расчленило побежденного, и либо поглотило мягкую плоть, либо высосало из него телесные соки. После чего хищник исчез, наверное, отправился на поиск новых жертв. Едва он ушел, появилось другое существо, похожее на многоножку сорокафутовой длины, изящно струясь, как и земной аналог.

Несколько минут новоприбывшая многоножка сновала вокруг остатков пира хищника, пожирая наиболее крупные куски. Закончив, она оглядела пещеру, как будто увидела человека и поползла рябью к нему, что вызвало тревогу у Каннингема. Он был совершенно безоружен и хотя многоножка только что продемонстрировала, что питается падалью, она выглядела вполне способной убить свою добычу, если это потребуется. Она остановилась, как и предыдущий наблюдатель, в десятке ярдов от него, и также приподнялась, чтобы лучше видеть. Размером с бейсбольный мяч черные «глаза», казалось, на несколько секунд уставились в направлении Каннингема, а затем, как и ее предшественник, к большому облегчению человека многоножка опустилась и быстро скрылась из виду.

Каннинген снова задался вопросом, обнаружила она его присутствие или темнота сама по себе таит угрозу для этих странных форм жизни.

Ему вдруг пришло в голову, что если верно первое, то можно поискать следы предыдущих обитателей этой темной пещере. Он убедился, что оба его противника продолжают возиться с корпусом корабля, и принялся за более тщательное изучение этого места.

Пыль заносило даже сюда, как он обнаружил, ее было много около стен и в углах. Пещера освещалась достаточно хорошо благодаря отражениям от объектов извне, поэтому ее можно было нормально рассмотреть — тени в безвоздушном мире не так черны, как многие считают — и почти сразу Каннингем нашел следы, которые могли принадлежать некоторым из ранее увиденных существ. Их было достаточно много, чтобы предположить, что пещера часто посещается ими; сейчас все выглядело так, будто держатся от нее в стороне лишь из-за присутствия человека.

Возле задней стены он нашел пустую оболочку, которая когда-то покрывала четырехчленную лапу. Здесь было светло и он разглядел, что плоть была либо выедена, либо разложилась, хотя казалось странным предположение о разложении в безвоздушной среде с экстремальными перепадами температуры — хоть пещера и в меньшей степени была подвержена этому эффекту, чем внешний мир. Каннингема заинтересовало, мог ли лапу принести ее законный владелец или она была лишь частью отдельного пункта меню кого-то другого. В первом случае могло быть больше останков.

И они существовали. Несколько минут раскопок более глубоких слоев пыли — и был найден полный экзоскелет одного из небольших крабоподобных существ. Каннинген отнес останки к входу в пещеру, чтобы одновременно изучать их и наблюдать за кораблем.

В первую очередь он изучил округлые наросты, которые принял за глаза. Детальное рассмотрение ничего не дало и он осторожно попытался отделить один от стебля. Это вскоре удалось, «глаз», как и ожидалось, оказался полым внутри. Не было никаких следов сетчатки, но никакой плоти не сохранилось и в других частях, так что это ничего не доказывало. Внезапно Каннингему пришла в голову одна мысль, он поднес кусочек тонкой черной оболочки к своему глазу и посмотрел так в сторону блестящего корпуса корабля: искра света промелькнула через микроскопическое отверстие. Выпуклость действительно была глазом, построенном на принципе микроотверстий — вполне подходящая конструкция для мира с таким мощным светилом. Она, конечно, была бесполезна ночью, как и большинство других конструкций органов зрения. Каннингем вновь столкнулся с проблемой, как же каждое существо определило его присутствие в пещере — по его убеждению, ни один глаз, приспособленный для яркого света Денеба, не мог видеть в относительно полной темноте.

Он размышлял над этим вопросом, когда рассматривал остальную часть скелета. Зрение вроде отбрасывалось в результате проверки, обоняние и слух были исключены в виду отсутствия атмосферы, вкус и осязание в таких обстоятельствах не имело смысла рассматривать. Он терпеть не мог объяснять неведомое с помощью проверенного временем «экстрасенсорного восприятия», но других вариантов не видел.

Это может показаться неправдоподобным, что человек в положении Лейрда Каннингема мог бы погрузиться в решение вопросов, никак не связанных с его личным выживанием. Такие индивидуумы действительно существуют, большинство людей знают кого-либо, обладающего некоторыми признаками подобных черт характера, а Каннингем был просто замечательным образцом. У него мозг работал лишь в одном направлении, и в данный момент он намеренно отложил свои личные проблемы.

Его размышления были прерваны до того, как он закончил рассекать образец, появлением одного из плотоядных существ, которое остановилось на расстоянии в десяток ярдов от его пещеры, поднялось на задние конечности и принялось рассматривать окрестности. Каннингем, отчасти в шутку, отчасти из чистого любопытства, бросил ему одну из расчлененных конечностей скелета. Оно, очевидно, видело летящую лапу, но не предприняло никаких попыток подобрать ее или проглотить. Вместо этого оно повернуло глаза в сторону Каннингема и поспешно бросилось через пыльные сугробы подальше от опасной, по его представлению, местности.

Существо, однако, скорее всего и в помине не владело памятью, так как через минуту-две оно снова появилось в поле зрения Каннингема, преследуя одно из небольших существ, которые по-прежнему кишели повсюду, неторопливо поедая растения. Теперь он мог получить более четкое, чем в прошлый раз, представление о схватке и последовавшем за ней пире, так как это происходило гораздо ближе к нему, однако окончание вышло несколько другим. Гигантская многоножка появилась, когда хищник еще был занят едой, с большой скоростью пронеслась по дюнам и накинулось на победители и побежденного. Первый хищник не замечал приближения угрозы, пока не стало слишком поздно, и оба черных тела исчезли в пасти этой твари, хотя Каннингем ранее надеялся, что она была лишь падальщиком.

Что сделало этот эпизод интересным для человека, так это то, что при этом многоножка промчалась через группу травоядных, не обращая на них внимания, отчего те, не сговариваясь, прервались и на максимальной скорости побежали прямо к пещере. Сначала он думал, что они свернут в сторону, когда увидят его; но, видимо, он был меньшей из зол, они стремительно пробежали мимо него через вход в пещеру и начали закапываться в глубокий слой пыли. Каннингему осталось только довольно наблюдать, как отличная группа образцов сама пришла к нему в руки.

Когда последнее из существ скрылось в пыли, он выглянул наружу. многоножка уже заканчивала трапезу. На этот раз, вместо того, чтобы сразу же скрыться с глаз долой, она быстро выползла на вершину одной из крупных дюн и свернулась на ней кольцами, положив голову сверху. Каннингем понял, что в таком положении она может смотреть во всех направлениях и, благодаря высоте, на большое расстояние.

Так как многоножка, очевидно, временно обосновалась на одном месте, а люди продолжали работать на виду, Каннингем решил посмотреть на один из своих образцов. Подойдя к одной из стенок, он нагнулся и начал шарить в пыли. Практически сразу он наткнулся и вытащил черного извивающегося краба на свет. Он обнаружил, что если держать тело одной рукой вверх ногами, ни одна из лап не имела точки опоры, и так он может подробно изучать нижнюю часть, несмотря на дикую молотьбу конечностями.

Челюсти, тщетно открывающиеся и закрывающиеся в вакууме, были оснащены рядом дробилок, которые давали интересное представление о растениях, которыми крабы питались; они выглядели способными сплющить металлические пальцы скафандра Каннингема, поэтому тот держал руку вне их досягаемости.

Его интересовало внутренне строение, позволяющее существовать без воздуха, и тут он столкнулся с проблемой, как убить существо, не нанеся ему серьезных повреждений. Очевидно, что оно было способно много часов выживать без прямого излучения Денеба, который был наиболее вероятным источником энергии для поддержания температуры тела, настолько высокой, что доставляла некоторый дискомфорт человеку даже через перчатку скафандра. Ведь иначе укрываться в пыли было бы нецелесообразно. Возможно, удар в определенную часть тела краба мог его убить или оглушить, поэтому Каннингем огляделся в поисках подходящего оружия.

Он обнаружил несколько глубоких трещин в камне у входа в пещеру, появившихся, предположительно, в результате теплового расширения и сжатия, и с небольшим усилием вырвал достаточно тяжелый заостренный осколок. После этого он положил существо спиной на землю, надеясь, что оно имело что-то аналогичное солнечному сплетению.

Но оно оказалось слишком быстрым для человека. Лапы, до которых он не смог дотянуться рукой, которой придерживал существо в центральной части панциря, смогли найти точку опоры, и прежде чем он успел ударить, оно перевернулось через правый бок и дало деру с такой скоростью, которая бы посрамила его предыдущие достижения при побеге от многоножки.

Каннингем пожал плечами и выкопал другой экземпляр. На этот раз он держал его в руке и смог ударить острием камня по брюшному панцирю. Никакого видимого эффекта не последовало, ударить же сильнее он не посмел, опасаясь пробить панцирь. Он ударил еще несколько раз, с одинаковым эффектом и нарастающей раздражительностью, пока не произошло того, чего он боялся. Черная броня не выдержала и острие проникло достаточно глубоко, чтобы гарантировать повреждения большинства внутренних органов. Прежде чем перестать двигаться, лапы дернулись еще раз или два, и Каннигем издал досадный возглас.

Еще не потеряв надежды, он убрал обломки панциря и, к своему удивлению, сразу увидел жидкость, которая заполняла полости тела. Она была серебристого, даже металлического цвета, как ртуть, и в нее были погружены внутренние органы, температура которых, возможно, была выше точки кипения этого металла. Каннингем только успел осознать этот поразивший его факт, как труп существа был вырван из его рук. Он сделал кувырок назад, к задней стене пещеры, а когда вскочил на ноги, к своему ужасу увидел, что нападающим был никто иной, как гигантская многоножка.

Она с особой тщательностью доела его образец, оставив после себя лишь несколько кусков панциря, покрывавших ранее кончики лап, и когда последний из них очутился на земле, она приподняла переднюю часть тела над землей, как делала этот раньше и повернула невидимые точки своих зрачков в строну человеческой фигуры в скафандре.

Каннингем сделал глубокий вдох и крепко зажал в руке свой заостренный камень, хотя у него было мало шансов победить существо. Челюсти, которые он только что видел в работе, казались более эффективными, чем у растительноядных крабов, при этом были достаточно большими, чтобы схватить человеческую ногу.

Наверное, секунд пять они неподвижно смотрели друг на друга; затем, к неописуемому облегчению человека, многоножка пришла к тому же выводу, что и в прошлый раз, и с очевидной поспешностью покинула пещеру. На этот раз она исчезла из поля зрения, продолжая быстро удаляться, когда выходила за пределы взора Каннингема.

Натуралист несколько неуверенно вернулся к тому месту в пещере, где можно было наблюдать за кораблем, уселся там и глубоко задумался. Количество вопросов, показавшихся интересными на первый взгляд, сулило ему безусловно увлекательные дальнейшие размышления. многоножка не видела или, по крайней мере, не преследовала первого краба, сбежавшего от Каннингема из пещеры. Вспоминая предыдущие случаи, он понял, что это существо всегда нападало после того, как «кровь» уже была пролита — дважды плотоядной тварью, один раз самим Каннингемом. Очевидно, не имело никакого значения, где находились жертвы — две были на солнечном свете, одна в темноте пещеры. Еще одно свидетельство того, что местные существа могли видеть при обоих уровнях осещения. многоножка не была чистым падальщиком, Каннингем вспоминал, как хищник вместе со своей жертвой отправился в пасть многоножки. Очевидно, что она была способна одолеть человека, но дважды в спешке отступала, когда у нее был шанс напасть на него. Что же привлекло ее к месту боя и кровопролития, но вызвало испуг от присутствия человека; что действительно пугало этих существ?

Для любой планеты, которая имела бы нормальную атмосферу, Каннингем нашел бы один само собой разумеющийся ответ — запах. Однако он считал, что органы обоняния были связаны с дыхательными, которых у этих существ явно не было.

Не спрашивайте, почему он думал так медленно. Вы можете решить, что потрясающая приспосабливаемость, о которой свидетельствовали эти странные глаза, были вполне достаточной подсказкой, или можете быть расположены простить его. Ведь Колумб, вероятно, простил тех своих друзей, которые не смогли решить его задачу с яйцом[5].

Конечно, он в итоге нашел ответ и должным образом был раздосадован на себя за то, что это заняло так много времени. Для нас глаз является органом, который формирует изображение благодаря источникам принимаемого излучения, а нос — прибором, рассказывающим его владельцу о наличии определенных молекул. Человек нуждается в своем воображении, чтобы представить себе источник запаха. Но как бы вы назвали орган, который формирует изображение источника запаха?

Для этого и существовали эти «глаза». В почти идеальном вакууме на поверхности этого маленького мира газ рассеивается на высокой скорости — их молекулы перемещаются по прямой линии. Не было ничего плохого в идее глазной камеры с крошечным отверстием, когда сетчатка глаза состоит из обонятельных нервных окончаний, а не из светочувствительных палочек и колбочек.

Это, казалось. объясняло все. Конечно, существам было безразлично, сколько света отражается от рассматриваемого объекта. Яркий свет открытого пространства под лучами Денеба или относительная темнота пещеры — в этих условиях молекулы распространяются одинаково. Разве не так? Любое вещество, твердое или жидкое, имеет свое парциальное давление, а под лучами Денеба даже довольно маловероятный материал, а в частности и металл, может в достаточной мере испаряться, чтобы это уловили органы чувств здешних форм жизни. Телесными жидкостями этих существ, очевидно, выступал металл: свинец, олово, висмут или другой похожий металл, а еще более вероятно — смесь из этих металлов, которая переносила жизненно необходимые вещества к клеткам их организмов. Вероятно, эти клетки состояли в основном из коллоидных металлов.

Но это было занятием биохимиков. Каннингем же отвлекся на некоторое время, воображая аналогию между запахом и цветом, которая должна существовать здесь. Легкие газы, такие как кислород и азот, должны быть редкими, и просочившиеся в небольшом количестве через его скафандр молекулы были абсолютно незнакомы для существ, которые уловили их. Человек, должно быть, оказывал такое влияние на их нервную систему, как пожар на диких наземных животных. Неудивительно, что даже многоножка решила, что осторожность — лучшая сторона доблести!

Его менее важная проблема оказалась решенной на данный момент. Каннингем наконец обратил внимание на проблему собственного выживания, о которой он уже длительное время не задумывался, и понял, что она таким же образом может быть решена. Улыбка медленно появлялась на его лице, пока разрозненные фрагменты идеи начали надлежащим образом упорядочиваться в его уме. Идея, основанная как на участии парциального давления паров металлической крови, которые протекали через рабочие скафандры его бывших помощников, так и на кровожадности его сегодняшних многоногих знакомых, и он практически не сомневался в обоих условиях. К его удовлетворению, этот план оказался завершенным, и с улыбкой на лице он уселся ждать закат.

Денеб уже прошел значительную часть своего пути по небу. Каннингем не мог знать, сколько еще оставалось ждать, так как у него не было часов, а когда нечем заняться, то время течет гораздо медленнее. Во второй половине дня, когда лучи заходящего светила начали проникать внутрь, он был вынужден укрыться в глубине пещеры. Перед заходом солнца он уже прижался к одной из боковых стен, потому что ожесточенные лучи Денеба прямо через вход достигали задней стены пещеры, оставляя очень мало места вне прямого освещения. Так что у Каннингема были причины вздохнуть с облегчением, когда верхний лимб умирающего светила наконец исчез.

Его образцы уже давно оправились от испуга и покинули пещеру, тогда он не пытался их остановить. Теперь, однако, он вышел из пещеры и направился прямо к ближайшей пыльной дюне, которая была еле видна при свет звезд. Через несколько секунд поиска Каннингем был награжден одним из корчащихся травоядных, которого он отнес обратно в убежище, а затем, тщательно освещая пещеру небольшим факелом, который был взят с талии скафандра? собрал большую кучу пыли, выдолбил в ней сверху длинную канавку верхним носком ботинка; с помощью все того же острого камня убил травоядного и вылил его «кровь» в импровизированную пылевую форму.

Жидкость действительно оказалась металлом, который быстро охладился, и через две-три минуты у Каннингема был серебристый стрежень толщиной в карандаш и пяти-шести дюймов в длину. Он сначала немного волновался насчет многоножки, но или труп существа был не на линии «обзора», или она также зарывалась на ночь, как и ее жертвы.

Каннингем взял прут, который был примерно таким же гибким, как полоса пайки соответствующего размера, и, загасив факел, серией коротких, осторожных прыжков проделал путь к приземлившемуся кораблю. Никаких признаков людей не было, сварочное оборудование они также забрали внутрь, если вообще его выносили — Каннингем не мог за ними наблюдать последний час дневного света. Корпус, однако, оставался приподнятым, и натуралист пролез под него, чтобы с помощью факела осмотреть повреждения. Все было примерно так, как он узнал из переговоров; он взял палочку металла и принялся за работу. Через некоторое время ему пришлось отвлечься для поисков еще одного травоядного краба. После того, как закончил работу, он прошелся вокруг судна и проверил каждый шлюз, которые все ожидаемо оказались заблокированными.

Каннингем не выказал удивления или разочарования по этому поводу, и без дальнейших церемоний отправился обратно в свою пещеру, которую с некоторым трудом нашел при звездном свете. Он собрал большую кучу пыли для термоизоляции, улегся на нее и попытался заснуть. В этом, как и ожидалось, успеха он не достиг.

Ночь, как следствие, тянулась невыносимо медленно. Он уже начал жалеть, что прошлой ночью изучал звездное небо и теперь знал, что до восхода оставалось еще много времени, и не было никакой надежды, что Денеб появится на небе в следующий раз, когда он откроет глаза. Но наконец рассвет настал, светило поднялось из-за холмов, и с первым солнечным лучом Каннингем встал и потянулся. Он весь задеревенел и страдал от судорог — скафандр был плохим спальным костюмом, уж лучше спать на каменном полу.

Когда свет достиг космического корабля и превратил его в сияющее серебристое веретено, шлюз открылся. Каннингем был уверен, что экипаж спешит закончить свою работу и, вероятно, они ждали рассвет также нетерпеливо, как и он, чтобы можно было эффективно работать — на этом основывался его план.

Судя по разговору, который уловил по радио Каннингем, первым на земля спрыгнул Малмесон. Он развернулся и помощник подал ему громоздкий сварочный диод и штабель присадочной проволоки. Далее они вместе направились к вмятине, над которой собирались поработать. Видимо, они не заметили осколков металла в окрестностях — возможно, они сами наделали металлических опилок накануне. Во всяком случае, никто об этом не упоминал, когда Малмесон лег и скользнул под корпус, а другой начал подавать ему оборудование.

Травоядные уже начали выбираться из своих пылевых логовищ, когда подготовка была завершена и паяльная лампа начала работать. Каннингем кивнул в знак удовольствия от этого факта: все шло даже лучше, чем если бы экипаж сознательно помогал ему. Он выбрался из пещеры, держась в тени холма, чтобы улучшить обзор, но в течение нескольких минут никто кроме травоядных крабов нигде не передвигался.

Он уже начал опасаться, что приглашенные гости были слишком далеко, чтобы получить этот сигнал, когда увидел длинное черное тело, тихо скользящее через дюны к кораблю. Он удовлетворенно улыбнулся, а потом его брови поднялись вверх, когда он увидел вторую змееподобную форму, последовавшую за первой.

Он бысто окинул взглядом всю окружающую местность и был награжден, увидев еще четырех монстров — се неслись на бешенной скорости по направлении к кораблю. Зажженный им сигнальный огонь достиг большего числа глаз, нежели он ожидал. Он был уверен, что экипаж был вооружен, поэтому и не предполагал победить их с помощью этих существ, он расчитывал лишь на временное отвлечение, которое позволит ему беспрепятственно достичь воздушного шлюза.

Он встал и приготовился к рывку, когда Малмесон увидел первую из атакующих многоножек и отвлек сварщика от его работы. Малмесону едва хватило времени, чтобы вскочить на ноги, когда первая пара нападающих достигла их, и в это же мгновение выскочил из тени, вкладывая все силы в прыжки, которые несли его к единственному ныне доступному убежищу.

Он сразу же ощутил жар лучей Денеба, а прежде чем он успел покрыть треть расстояния задняя часть его скафандра стала болезненно горячей. А для его бывшего экипажа опасность представляли эти твари: уже с десяток их отреагировало на вспышку непреодолимо привлекательного по их меркам запаха — или великолепного цвета — которая возникла, когда Малмесом достиг сварочным аппаратом металла в том месте, где Каннигем нанес застывшую кровь своей добычи. Также вокруг корабля под воздействием Денеба испарялась остальная часть металлической крови, а Малмесон стоял там и отбивал атаку. Он орудовал бластером, но тот медленно приносил эффект против существ, в жилах которых кровью служил расплавленный металл; его спутник со сварочным диодом справлялся не лучше. Они были уже практически завалены извивающимися телами, когда направились к шлюзу, но никто из них не видел, как Каннингем достиг шлюза и скрылся внутри, так как они были потрясены и безуспешно возились с запотевшими глазными щитками.

Будучи гуманным человеком, Каннингем оставил наружный люк шлюза открытым, но закрыл и заблокировал внутренний, после чего спокойным шагом прошел в рубку управления. Там он неторопливо снял скафандр, прервавшись лишь чтобы обесточить сварочный аппарат, когда услышал, что внешний люк закрыли. Огонь бластера не причинит никакого вреда сплаву корпуса, поэтому он не беспокоился за внутренний люк. Как ни крути, команда теперь никак не могла причинить ему вред.

Когда сварочный аппарат был исключен из списка активных угроз, он закончил с костюмом, подошел к промежуточному передатчику и хладнокровно передал призыв о помощи и свои координаты. Затем он включил радиопередатчик таким образом, чтобы спасатели могли его найти на планете, и только после этого связался с пленниками через маленький приемник, которым был оснащен скафандр, и рассказал им, что сделал.

— Я не хотел причинять вам вред — ответил Малмесон. — Мне просто нужен был корабль. Я понимаю, что вы довольно хорошо нам платили, но когда задумался о том, какие можно заработать деньги, если искать что-то кроме этих сумасшедших животных и растений, то не смог ничего с собой поделать. Вы можете освободить нас, я клянусь, мы ничего не сделаем, ведь сторожевой корабль уже в пути. Ну как?

— Я сожалею, что вам не нравится мое хобби — сказал Каннингем. — Я же нахожу это интересным, и временами это даже полезным, что особенно касается последних образцов. Думаю, я мне будет спокойнее, если вы оба останетесь в шлюзе; спасательный корабль будет здесь через несколько часов, а вы болваны, если в ваших скафандрах нет еды и воды.

— Я полагаю, вы победили в данном случае — сказал Малмессон.

— И я так думаю — ответил Каннингем и оборвал связь.