Погребенные. Легенда о Маат

III

Привычная усмешка Дориана превратилась в печальную полуулыбку. Он шутил, что устал в дороге, пытаясь найти меня в этой богом забытой песочнице, пока они не встретили Ахмета. Но причина, по которой он был столь поникшим, безусловно, крылась в другом.

– Бастет попросила приглядеть за тобой, – коротко проинформировал он, когда понял, что я не заткнусь, если не узнаю, как и почему они здесь оказались.

Мираксес не отлипала от меня ни на секунду. С нашей последней встречи она сильно похудела, но не это вызвало у меня сотню вопросов. Куда любопытнее казалась тюремная одежда и наручник, болтающийся на одной руке.

– Спасибо, Ахмет, – поблагодарила я.

Мы сидели на ступенях мечети, а Ахмет носил из дома тарелки с едой и холодный лимонад. Я заметила, как дрожат его руки и как несколько раз он порывался начать разговор, но не находил в себе мужества и с опаской поглядывал на молчавшую всё это время Вивиан.

– Обращайтесь, госпожа. Вы знаете, где найти нас, – неловко почесав затылок, сказал он.

– Кто это? – взявшись за тарелку с кашей и куриными сосисками, спросил Дориан, когда Ахмет скрылся в своём доме.

– Добрые люди, по просьбе Бастет приютившие меня на время, пока я… не восстановлю свои силы.

Руки Мираксес задрожали с новой силой, и она расплакалась. Внутри меня всё сжалось от боли и страха, с которыми я старательно справлялась последние дни. Но они передались мне от неё, когда я прижала её к себе, баюкая в объятиях.

– Когда врата в Дуат открылись, Мираксес была в отеле в Каире, – прошептала Вивиан, с фальшивым интересом разглядывая свои ноги. – Плоть и душа хранительницы и божества связаны. Она увидела то же, что и ты.

– А потом мы нашли её в женской колонии, куда поместили некую гражданку Франции по имени Агата Ришар, за то что каким-то одним богам известным образом она прорвалась внутрь пирамиды и переломала в саркофаге древнейшее наследие Египта, – усмехнулся Дориан.

– Ты звала меня, – всхлипнула Мираксес. – Так неистово и отчаянно, что я не ведала… не ведала, что творила. Голос привёл меня в пирамиду…

Я посмотрела на её стёртые в кровь пальцы и с ужасом представила, как она пыталась… разобрать саркофаг, чтобы попасть в Дуат?

– Я пришла в сознание лишь в следственном отделении, где мне сказали ждать судебного заседания.

– Как ты уже поняла, – открывая пиво в покрытой инеем стеклянной бутылке, продолжал Дориан, – мы не совсем легально забрали её после того, как местный суд впаял нашей расхитительнице гробниц пару лет за порчу культурного достояния.

Всё это время в крохотной квартирке в Париже жила одна древняя хранительница и сбежавшее из своего мира божество. Аника и Агата Ришар были лишь физическими оболочками. Узнав правду, мадам Розетта пришла бы в восторг и настоящий ужас. Как и вся французская знать. Как и весь мир.

Я с трудом переваривала услышанное и держалась из последних сил лишь потому, что чувствовала ответственность перед Мираксес. В отличие от меня, у неё не было достаточно времени, чтобы справиться с паникой и непониманием.

– А вы? – преодолев неловкое молчание, решилась я. – Что почувствовали вы?

– Что это конец, – ответила Вивиан, задержав на мне взгляд. – Какой бы ни была причина, по которой Осирис попросил тебя запереть врата в Дуат, ты не справилась. А значит, конец чего бы то ни было близок.

– Разве вы не помогали… – Я не знала, как его называть, но не эта путаница заставила меня запнуться. Какое бы имя он ни предпочитал, было тяжело произнести любое.

– Габриэлю. Теперь у него новое имя. И да, – Вивиан собрала заметно отросшие чёрные волосы в хвост и погладила себя по вспотевшей шее. Попросив у Дориана холодную бутылку пива, она приложила её к затылку и прикрыла глаза, продолжив: – да, мы помогали ему, потому что связаны душой и…

– Плотью.

– Именно. Но я никогда не хотела, чтобы всё вышло так, как вышло. То, что было заперто в Дуате веками, должно было оставаться там, раз на то была воля Источника.

– Те, кто был заперт, – поправила я.

Девушка улыбнулась так, что мне стало неприятно.

– Ни один учебник истории ещё не смог приблизиться к примерному перечню тварей, проживающих по другую сторону Нила. Боги – лишь часть проблемы, касающаяся скорее тебя. Людям придётся несладко, когда наружу полезут голодные демоны.

– Демоны? – Я подавилась собственными словами.

– Люди, сбежавшие с Суда и навеки обречённые бродить по пустыням Дуата.

Там, где происходил медленный, болезненный, но всё же процесс принятия ситуации, всё вновь перевернулось вверх дном. Демоны. Мне ведь только их и не хватало, чтобы окончательно разочароваться в научной картине мироздания, каким-то образом выкрутившей всё в пользу эволюции от обезьяны.

– Вивиан, – раздражённо перебил её Дориан. Мираксес зарыдала пуще прежнего. Попытка успокоить неловкими поглаживаниями по золотистым волосам провалилась, и я подала ей стакан воды.

– Ты всегда был на стороне Габриэля. Как и ему, тебе наплевать на людей, – Вивиан резко ощетинилась. Никогда прежде не слышала, чтобы она отвечала Дориану с такой неприязнью. Неприязнью к его выбору.

– Потому что мы не люди?

В ответ раздалось негромкое шипение.

– Но как так получилось? Как я сбегала от Га… Габриэля столько столетий?

– В том, чтобы водить всех за нос, тебе когда-то не было равных, – подмигнул Дориан.

На улице стемнело, стало заметно прохладнее, но не столько дневная духота, сколько пыль в воздухе мешала нормально дышать. К ночи становилось только хуже. То, что мчалось на нас из сердца пустыни, к утру засы́пало все дорожки песком.

В полной изоляции от мира и отсутствии инфраструктуры имелся лишь один плюс: никогда прежде я не видела столь звёздного неба. Повторив за мной, Мираксес запрокинула голову и наконец перестала плакать. В серых глазах вспыхнул восторг.

– Мы были в Эдфу, в храме Гора, когда ты сбежала из Дуата, – заговорила Вивиан. Порыв ветра донёс до меня её тихий, полный скорби вздох. – Я и Дориан ждали Габриэля, когда почувствовали нечто странное. Как потом оказалось, в ту ночь это почувствовали и остальные и отправились в Дуат, чтобы понять, что произошло. В какой-то степени замешательство спасло нас троих от двух тысяч лет под землёй.

– Даже не знаю, что хуже: гоняться за тобой или цапаться с Анубисом в Дуате, – фыркнул Дориан.

– Когда мы попытались вернуться в Дуат, он уже был закрыт, если так вообще можно сказать, – продолжала Вивиан, своим рассказом вызывая мурашки.

Её воспоминания слабо откликались внутри меня, не позволяя даже думать о том, что всего этого не было на самом деле. С каждым словом я погружалась всё глубже. Проваливалась в её рассказ, представляла всё настолько реалистично, что забывала дышать…

– Мы остались в Эдфу. Думали, что там дождёмся вестей, но ничего не происходило. Тогда мы отправились в имение Гора, но никто из его прислужниц не знал, где он. Мы посетили каждый дворец высших богов, но все они словно растворились. С третьим циклом луны по нижнему Египту стали расходиться слухи. Каждые двадцать семь дней высшие и низшие боги приходили в храмы, где избранные с благоговением ожидали часа, когда расстанутся со своими душами во благо создателей, а после проведут бесконечность в полях Иалу. Но боги покинули их, замолчали. Египет накрыло песчаной бурей невиданной силы, а Нил разлился так, что затопил все близлежащие деревни. Так прошло лет десять, пока Египет не вошёл в состав Римской империи, а по одной из деревень не прокатился слух, якобы там заметили богиню, которая отбирала себе прислужниц.

– И этой богиней была я? – я подняла голову.

– Да. Это была ты, Маат. Ты собирала больных девушек…

– Зачем?

– Чтобы в обмен на здоровье отнять у них свободу. Мои глаза округлились.

– Как я теперь думаю, они были нужны тебе, чтобы спрятать Око. Самозванки распространялись по Египту, как чума. У них рождались дети, но дочерей настигало то же проклятие. Все они считали, что являлись богиней, и это сбивало нас со следа. Мы убили десятки твоих безликих копий до того, как встретились впервые через несколько сотен лет. Это было тяжёлое время. Тяжёлое для меня и Дориана. В поисках твоих следов мы скитались по свету, и в какой-то момент я утратила смысл. Дориан тоже. Лишь вера Габриэля двигала нас к цели. Его любовь к Сатет была… бескрайней и неукротимой. Ни я, ни Дориан не были в силах понять гнев отца, стремившегося вернуть своё дитя, но наша верность ему была безгранична. Мы прибыли в Сирию с войной и исламом. Габриэль увязался за военными, которые шли уничтожать остатки языческих храмов. Он надеялся, что в одном из них встретит тебя. Надежда была призрачной, но он цеплялся за любую. Ты была голодна, свирепа и неосторожна. Вырезала под чистую, по моим подсчётам, не меньше двадцати деревень.

– Я помню это. Видела воспоминание о том, как перебила половину деревни.

– Одно воспоминание? – Вивиан зловеще улыбнулась. – Когда вера людей в богов ослабла, а их души приходилось отбирать силой, тебе и Габриэлю стало практически невозможно насытиться.

Между плотно переплетёнными пальцами собрался пот.

– Я была жестокой?

На самом деле я хотела узнать, не была ли я такой же жестокой, как и мой отец, легенда о кровожадности которого дошла до каждого современного человека.

– Ты была хаотичной, – подмигнул Дориан, за что получил от Вивиан кулаком по плечу. Я заметила знакомое «заткнись, не начинай эту тему» во взгляде, которым она наградила его следом за пинком.

– Хаотичной?

– Исида называла тебя обличьем хаоса. Она твердила, что от семени бога войны не могло прорасти что-то хорошее. Для неё ты была хаосом и предвестницей. – Под недовольный взгляд сестры Дориан не сразу решился договорить то, что хотел.

Мне пришлось уточнить:

– Предвестницей чего?

– Предвестницей гибели всего пантеона, – неуверенно и с опаской прошептала Вивиан.

– «Сет пал, но на его место придёт та, что вернёт миру его истинное обличье – хаос. Нехех», – напел он.

– «Нехех»?

– Это значит, что всё циклично. По мнению Исиды, ты была частью цикла Сета, своего отца. Его продолжением. Частью его плоти.

– Помимо меня у него были ещё дети? Вивиан кивнула.

– Ни я, ни Дориан, ни даже Габриэль не застали их. Но во времена великой войны они сражались на стороне твоего отца. От их рук и рук их отца пала большая часть старого пантеона. Из тех, кто помнил Ра, остались лишь Птах, Бастет и Анубис. Те, кто сейчас заправляет всем в Дуате, родились во время или после войны.

– Птах – самый древний и опасный. Но он перебежчик, в начале войны выступавший на стороне Сета. – На губах Дориана дрогнула странная улыбка.

Часть мозга, отвечающая за анализ порой примитивных, порой до бесконечности сложных чувств, остановила свою работу. Я вновь ощутила знакомую пустоту, обычно накатывавшую по утрам после очередного кошмара: короткий, но болезненный момент, когда тело бьёт крупной дрожью, а мозг пытается справиться с ещё одним видением, зная, что оно далеко не последнее.

– Знаешь, хоть я и оставалась в трезвом уме последние столетия, мне тоже кажется, что всё это сон, – словно прочитав мои мысли, хмыкнула Вивиан.

И я могла поклясться, что это был второй раз, когда она говорила искренне, раздобыв эту правду в самых тёмных уголках своей души. Первый раз это случилось по дороге к тётке Аники Ришар. Тогда она сказала: «Я вся в его укусах». Ни до, ни после Вивиан не говорила о своих чувствах. До этого момента.

Мне не стало легче от того, что в этом мире, казавшемся лишь сном, я была не одна. Но то, что в какой-то степени Вивиан оправдывала свершённые мной злодеяния и просто поступки, дарило надежду.

– Тогда вам обеим придётся проснуться.

Я метнула в Дориана уставший взгляд. Он лишь улыбнулся, но на этот раз без неуместной иронии или злорадства. Уголки его губ дрожали так, что ему не пришлось озвучивать мысли вслух, но я знала: ему жаль.

Вдруг со стороны Вивиан раздалась глухая вибрация. Территориально остатки древнего храма находились в такой заднице, что, кроме спутникового телевизора, выдававшего пять каналов, связи с внешним миром не было. Когда Вивиан достала из кармана джинсов мобильный телефон, я почувствовала себя так, как, должно быть, почувствовала бы себя Бастет при виде подобного приспособления.

– Мы в Каире, – ответила на звонок Вивиан и случайно нажала на кнопку громкой связи. Голос, вырвавшийся из динамиков, заставил меня забыть, как правильно дышать.

– Какого чёрта вы там делаете? – в привычной манере рявкнул Габриэль.

Послышался характерный звук тлеющей сигареты, и я уже ничего не могла поделать с образами, возникшими перед глазами, где главным действующим лицом был уставший мужчина в чёрной рубашке, облокотившийся на перила веранды или чего-то в таком духе. Он недолго думал, прежде чем набрать Вивиан. Узнав, куда она направилась, разозлившись, что его не поставили в известность, он тут же вскочил с места и выбежал наружу, где его бы не подслушали. И там, в череде этих действий, может быть, всего на одно короткое мгновение, в его мыслях мелькнуло моё имя.

– Давно не отдыхали?

Вивиан поспешила переключить режим. Когда она поднялась и сделала два шага в сторону, я вскочила следом, но заметила на себе пристальный, на грани осуждения, взгляд Дориана и замерла, стыдливо обняв себя руками. По какой-то неведомой причине внутри меня всё сжалось и затряслось в ту секунду, когда я услышала его голос.

– Не ори на меня, – между тем отвечала Вивиан, злобно отрывая листья от кустарника с неизвестными мне фиолетовыми цветами. – Мы с Дорианом приняли решение остаться с… ней. Мы остаёмся, Габриэль, пока всё не разрешится.

Он что-то сказал. Я увидела сомнения на лице Вивиан, но её голос звучал уверенно:

– Я дам тебе знать, когда ситуация прояснится.

– Что он сказал? – Я не удержалась и подалась вперёд. – Где он?

– В Калифорнии, – вздохнула девушка, перебрасывая телефон из руки в руку. – Они с Сатет там подальше от божественных разборок.

– И что это значит?

– Это значит, что Габриэль выполнил свой долг. Теперь у него начнётся новая, нормальная жизнь.

– В Калифорнии?

То, с какой интонацией я задала этот вопрос, каждый воспринял по-своему. Я же поймала себя на двух вещах: сердце стукнуло особенно громко, когда в голове промелькнула мысль о том, что новая и нормальная жизнь светит всем, кроме меня. Было кое-что ещё – кое-что горькое, не изменившее сердечный ритм, но кольнувшее под рёбрами с такой силой, что онемели кончики пальцев.

Это ведь означало, что мы больше никогда не увидимся. Что у него не было даже мыслей разобраться в наших отношениях, прежде чем начать жизнь заново. По его мнению между нами не осталось незакрытых вопросов, призраков прошлого, тянущих на дно и мешающих жить дальше, до гроба мучаясь попытками предугадать «что, если бы…».

Настал мой черёд заниматься самокопанием без шанса успокоить совесть и душу ответами. Мы поменялись местами. Попытка всё забыть и начать заново была одна, и я её потратила, не совсем справедливо вернувшись к изначальной точке.

– Тебя это так удивляет? – всунулся в разговор Дориан. – Сама так делала последние две тысячи лет, а мы гонялись за тобой по всему миру. Настал его черёд отдохнуть.

– А вы? Почему вы здесь, со мной, а не там, с ним, жарите барбекю на террасе?

– Потому что, – коротко и ясно ответила Вивиан, вскинув подбородок. – Что хотим, то и делаем.

– И это то, чего вы хотите? Спасать мою задницу?

– Мы думали спасти мир, но твоя задница – хороший старт, – улыбнулся Дориан.