Погребенные. Легенда о Маат

V

Кто-то тянул меня за собой. Я старалась не волочиться и быстро перебирала ногами, но прислужник, тащивший меня, не учитывал интересы ребёнка втрое меньше него. Я подумала, что он вырвет мне руку, когда в конце тёмного и холодного коридора, по которому гуляло эхо, показался свет. Прислужник ускорился. Ему явно не терпелось расстаться со мной.

У самых дверей я не удержала равновесие и упала, но мужчина даже не почувствовал это и втащил меня в комнату.

Швырнув меня, словно мешок с мусором, он спросил:

– Твоя?

Я шмякнулась на холодный каменный пол и так сильно ударилась подбородком, что в глазах заплясали искры.

Последовало долгое молчание. Я всхлипнула и приподняла голову, чтобы понять, где оказалась. Чья-то голая ступня опустилась в сантиметре от моих разбросанных по полу волос. Протянув указательный палец, чтобы я смогла зацепиться за него и встать, Анубис сухо ответил:

– Моя.

– Прости, – прошептала я. – Прости, что вышла из комнаты.

Анубис мягко улыбнулся:

– Всё хорошо, Мати. Не переживай.

– Не переживай? – возмутился тот, кто поймал меня во внутреннем дворике, пока я собирала камешки. – Она в заточении до вынесения решения об её участи. Это приказ Осириса и Исиды.

Выражение лица Анубиса показалось мне насмешливым. Он не злился на меня за то, что я посмела выйти из своей комнаты. Напротив, его веселил гнев, с которым прислужник смотрел на маленькую девочку.

– Она богиня, а ты смертный прихвостень Исиды, выносящий за ней ночной горшок. Что ты делаешь в Дуате?

– Я к Осирису по важному поручению, – немного напрягся прислужник.

– В это поручение входил отлов маленьких девочек, гуляющих в саду?

– Нет… но…

Разговор был коротким. Я вскрикнула и отпрыгнула в сторону, но несколько капель крови всё равно попали на платье.

Анубис рассёк ладонью воздух, даже не коснувшись прислужника, и тот резко схватился за горло. Через его плотно сомкнутые пальцы сочилась кровь, а в глазах застыл ужас. Вскоре он опустился на колени, а потом рухнул на пол.

– Никогда не позволяй так с собой обращаться. Никому. Особенно смертным, поняла? – спросил Анубис, пнув трагично почившего ногой.

Люди – поразительные создания. Гораздо более умные, чем боги. Лишившись милости последних, они не просто выжили и победили в сражении с природой, но и обуздали её, подчинили себе. Нас, богов, Источник наделил силой. Люди же пришли в этот мир ни с чем.

Но чего всё это стоило на самом деле? Чего стоили все эти тысячелетия кропотливого труда и войн, когда, вернувшись из заточения, боги могли стереть всё в пыль одним щелчком пальцев?

Перевернувшись на живот, я нащупала мобильный телефон, который выпросила у Вивиан на одну ночь, и юркнула под одеяло.

Александр Робинс не доверял социальным сетям. Чтобы следить за друзьями, он завёл пару пустых аккаунтов. Я силой заставила его выложить фотографию, сделанную на приёме у Пьера Бенетта: немного смущённый, раскрасневшийся от комплиментов и шампанского, он держал в руках нелепую статуэтку-приз за вклад в развитие истории человечества. Фотографировала не я, поэтому снимок был немного смазанным, но сам Робинс выглядел великолепно. Я почти влюбилась в него, когда увидела таким… живым.

Теперь он был мёртвым. Канули в небытие все карьерные достижения, попытки наладить отношения с окружающими, слабая социализация и доброта. Ничего не осталось. Лишь фотография в профиле, под которой знакомые и незнакомые люди писали соболезнования и скорбели об утрате такого великого человека и прекрасного отца.

Он не был прекрасным отцом, да и великим не успел стать. Но он был живым, он был хорошим. И умер из-за меня.

За окном медленно восходило солнце, обращая ночную прохладу в очередной жаркий день. Божественных сил в моём теле оказалось недостаточно, чтобы справляться с последствиями чрезмерного воздействия ультрафиолета. Начиная от шеи и поднимаясь выше, к бровям, кожа покрылась мелкими прыщами.

Я открыла список контактов в телефоне Вивиан. Ввиду отсутствия знакомых, на шесть первых букв английского алфавита номер Габриэля расположился в самом верху.

Палец задрожал, прижавшись к сенсорному экрану.

«Только не пиши ему», – попросила Вивиан, протягивая телефон. Но она ничего не говорила про звонки.

Всего через три гудка на другом конце послышалась возня и негромкое, скорее девичье, чем женское:

– Да? Вивиан?

Сатет. Дочь Габриэля. Это казалось странным, но её не существовало в моей памяти. Совсем. Каждый день в голову приходили образы. Среди них были все, кроме этой загадочной девочки.

– Вивиан? – повторила она и возмущённо охнула.

– Вивиан? – голос Габриэля обжёг ухо, и я не сдержала сдавленный всхлип. – Маат?

Не рассчитывая на разговор по душам, я не сильно расстроилась, когда он сбросил звонок. Не знаю, чего вообще ожидала, но от звука его голоса стало немного легче. В нём не было боли, которую я так боялась услышать. Мне показалось, что Габриэль устал и, осознав, кто позвонил ему, просто растерялся.

Ещё немного подремав, я окончательно проснулась через два часа и, переодевшись в тонкий белый гольф с закрытыми рукавами и бежевые штаны длиной чуть выше середины голени, вышла на улицу, на ходу покрывая голову платком.

Сегодня был рыночный день. Вчера вечером Фирузе и Ахмет предупредили, что будут отсутствовать с самого утра. Остальные любили поспать до обеда, поэтому я не готовилась к тому, что кто-то выпрыгнет на меня из кустов по дороге на кухню.

– Солнышко!

Я вскрикнула и прижала руки к груди.

– Твою мать!

Рядом с мечетью, в тени буйной растительности, которую Фирузе поливала трижды в день, раскинулся самый настоящий оазис. Здесь журчал маленький фонтанчик и стоял раскладной стол, за которым мы провели последние несколько дней, помогая Фирузе с коврами или другими домашними делами.

Обнажённый сверху, в пижамных штанах, Дориан сидел на своём привычном месте с дымящейся кружкой кофе в руках.

– Будь ты богом, ты был бы тем, кто всех раздражает, – усевшись рядом с ним, проворчала я.

– Будь я богом, солнышко, я бы был тем, кого все хотят.

– Ты сказал это, сидя в пижамных штанах с пятнами от горчицы. – Я закатила глаза.

– Ладно, бог, которого все хотят, у нас уже есть, мы с моей пижамой можем удостоиться звания «бог секса». – Прежде чем я успела отпустить ядовитую шуточку, он дополнил: – Поверь, эти штаны никому ещё не мешали. Женщинам нравится моя естественность.

– А то, что ты воняешь мокрой кошачьей шерстью, им тоже нравится?

– Ты всегда мне завидовала, – запальчиво заявил он.

– Всегда? Когда мы познакомились?

– Мы с Вивиан появились в Дуате последними. Больше Бастет не обращала кошек в людей, а нас выловили в какой-то реке, когда хозяйка пыталась избавиться от ненужного потомства.

– Номера у вас за ухом… – я интуитивно коснулась мочки, – кто это сделал?

– Бастет. Она нумеровала нас, потому что не могла углядеть за всеми. Даже имена нам придумал Габри… – Дориан запнулся, высунул сигарету изо рта и посмотрел на меня неестественно серьёзным образом. – Габриэль дал нам имена. Вообще-то, это он выловил нас в той реке.

– То есть животное – буквально ваше истинное обличье? – Часть меня всё ещё считала происходящее дерьмовым сном. Кошки-люди? Серьёзно?

– От моего истинного обличья ни черта не осталось. После первого обращения в человека всё, что было до, стёрлось. Я ошеломительно прекрасен вот уже две с половиной тысячи лет.

– Ошеломительный – да, прекрасный? Где выдают такую самооценку?

– Я заслужил, солнышко. Вам не понять, как непросто построить свою личность, когда основа – четыре лапы и хвост, а все вокруг считают тебя идиотом, – хмыкнул Дориан.

– Знаешь, я бы с радостью поменялась жизнью с любым домашним котом, чтобы умереть пухлой и счастливой на пятнадцатом году в жизни.

– На твоём месте я бы тоже этого хотел.

Скорчив крайне недовольную физиономию, я бросила на парня хмурый взгляд. Он открыл рот, но захлопнулся ещё до того, как успел сказать что-то неприятное.

– Доброе утро, – прозевала Вивиан, кутаясь в кимоно и прижимая руки к груди. – Дориан опять несмешно шутит, а на часах всего девять утра?

– Она первая начала. Между прочим, с шутки про вонючую кошачью шерсть.

Вивиан села рядом со мной и вырвала из рук брата кружку с подостывшим кофе. Дориан обиженно пробубнил что-то о неуважении личных границ, на что девушка показала ему средний палец. Я улыбнулась, но семейная идиллия прервалась, когда Вивиан спросила:

– Ты готова к сегодняшней ночи?

– Готова? К чему?

Часть меня поняла, о чём зашла речь, другая же восприняла сказанное вчера за ужином шуткой.

– Охота, Маат.

Из горла вырвалось что-то среднее межу «хи» и «хрю», и я с немым вопросом уставилась на девушку. Это прикол?

– Это не прикол, – даже не подумав рассмеяться, сказала Вивиан.

Тогда в поисках поддержки я обратилась к Дориану, но тот вдруг впервые в жизни застыл с крайне серьёзным выражением лица.

– Охота? То есть ты серьёзно говоришь о том, что мы будем бегать за людьми, а потом сожрём их? – И это было не уточнение, а крик о помощи. Я истошно взывала к здравому смыслу присутствующих.

– Ну, мы планировали притащить их в храм и совершить ритуал, но твоя формулировка не лишена изящества. Мне нравится, – ухмыльнулся Дориан.

– Мне не нравится. Я не буду это делать.

– Не делай. Оставим всех Гору, – уголок губ Дориана дёрнулся в пугающей полуулыбке.

– Да как вы себе это представляете?!

Приложив палец к губам, парень сделал вид, что задумался, а потом ответил:

– Очень образно.

– Ты сделаешь это, Маат, а мы поможем. В противном случае заставим.

Нет, они не шутили. Даже Дориан!

Я вскочила со стула и стиснула зубы. Меня лишили права выбора с момента рождения, а единственная попытка, заключавшаяся в том, чтобы забыть и начать заново, провалилась. Если бы Габриэль не нашёл меня в Париже, если бы оставил поиски…

От бессилия издав глухой рык, я представила, как ударила кулаком по столу и бросила уверенное «нет, не буду». Но ничего из этого я, конечно, не сделала и, растерянно схватив уже пустую кружку Дориана, направилась к своему домику.

Сбежать. Эта идея впилась в меня и стала душить. Я могла бы угнать машину Дориана и украсть кучу денег, что видела у него в кошельке. Там было не меньше пары тысяч долларов. Этого бы хватило, чтобы купить билет на самолёт и добраться до Мексики. Все дороги всегда вели в Мексику. Оттуда я бы отправилась в сторону Южной Америки. Осела бы в Колумбии или пошла дальше, до Бразилии, чтобы навсегда затеряться среди смертных.

Я упала на постель, упёрла локти в колени и уткнулась лицом в ладони. Несколько минут ничего не происходило, но потом кто-то сел рядом, и я предложила:

– Давай сбежим.

– Опять? – спросила Мираксес таким тоном, будто я предложила ей переправить пару тонн кокаина через государственную границу США. Хотя предложение сбежать от древних богов, наверное, было ещё более рисковой затеей.

– Я отдам Гору Око, а потом мы уедем в Бразилию.

– А что будет с остальными? Что случится с ними, когда Гор получит доступ к Источнику?

– Не знаю. И я хотела бы, чтобы мне было наплевать на это.

– Но тебе не наплевать, поэтому ты здесь.

– Они хотят, чтобы сегодня ночью я убила человека, Мир. Я не смогу… Я никогда не смогу никого убить.

Смерть. Я ничего о ней не знала, даже несмотря на то, что умирала целую сотню раз. Какой она была? Что чувствовал человек между последним мгновением жизни и первым мгновением смерти? Какие мысли проносились у него в голове? О чём и о ком он сожалел? Был ли этот момент наполнен ужасом, или там, на рубеже, не было ничего, кроме покоя?

Аника Ришар, несмотря на все выдающиеся грани своего характера, всегда думала, что ей будет проще убить саму себя, чем отнять чью-то жизнь. Быть может, мы лукавили и в критический момент сделали всё, чтобы спастись, но…

– Вивиан сказала, что, пав от рук божества, люди попадают в этот их рай без Суда, – пыталась подбодрить меня Мираксес.

– Но жизнь на земле дана всего одна, Мир.

– Тогда мы можем найти самого несчастного – того, кто хотел бы умереть.

Найти и отнять жизнь у того, кто собирался расстаться с ней и был готов кануть в небытие, стало компромиссом, но не между мной и Дорианом и Вивиан, а между мной и мной.

До Каира было часов восемь езды, два из которых пришлись на пустынное бездорожье. Согласно изначальному плану, я должна была остаться в храме, в безопасности, чтобы дождаться, когда Дориан и Вивиан привезут жертву. Но то, что мы поедем вместе, стало компромиссом с их стороны.

– Я сама выберу того, кто умрёт из-за меня, – сказала я, прежде чем сесть в машину.

– Хорошо, – словно нехотя согласилась Вивиан.

Было два часа дня, когда, повязав платок, так чтобы он закрыл нос и рот, я взяла сумку с водой, напоследок окинула себя недовольным взглядом и вышла на улицу.

– Готова? – открывая заднюю дверь машины, спросил Дориан и улыбнулся одними глазами.

Я ничего не ответила и, как только оказалась в салоне, отвернулась к окну. Мираксес села рядом, Дориан и Вивиан – спереди, первым делом выкрутив кондиционер на всю мощность.

С того момента, как я проснулась в доме Фирузе и Ахмета, прошло около тринадцати дней, но меня всё равно не покидало ощущение, что я не видела мир и других людей целую вечность.

Пальцы Дориана легли на руль и сжались до побелевших костяшек. Он притормозил, не успели мы проехать и двух минут.

– О чём он думает? – наклонившись к Мираксес, прошептала я.

– Ничего не слышу, – нахмурилась она.

– Будь осторожна, хорошо? – посмотрев на меня через зеркало заднего вида, попросила Вивиан. – Мы покидаем храм.

Я щёлкнула ремнём безопасности, проворчав:

– Крайне осторожна.

Вивиан странно улыбнулась, и Дориан, переключив передачу, выжал педаль газа. Вопреки ожиданиям, я ничего не почувствовала, когда ещё спустя несколько минут небольшое поселение вокруг бывшего храма осталось заметно позади.

Духота стояла невыносимая. По лбу и шее тёк пот. Я вся раскраснелась и от жары увеличилась в размерах втрое. Потянувшись к кроссовкам, я ослабила шнуровку и освободила ноги. Моё тело было явно недостаточно божественным, потому что вряд ли боги испытывали такие же трудности с сорокоградусной жарой.

Пейзаж за окном не радовал разнообразием. Около двух часов мы ехали молча, дважды остановившись, чтобы попить и сходить в туалет.

Ближайшая от храма деревня была небольшой, но выходила к асфальтированной дороге, ведущей прямо в Каир. Мы не договаривались, что обязательно поедем в столицу, но держались этого направления.

Я не хотела выбирать кого-то из маленького города. В них люди тесно связаны друг с другом. Я надеялась найти одиночку, грезящего как можно скорее покинуть этот не всегда приятный мир.

Заправив полный бак, мы наконец выехали на нормальную дорогу. Подозрительное напряжение между Вивиан и Дорианом можно было потрогать руками.

– Что-то случилось? – Вивиан снова посмотрела на меня в зеркало заднего вида.

– Нет. Всё хорошо.

– Я могу поспать?

– Конечно, – ответила девушка и отвела взгляд. Я заметила короткое движение, намерение повернуть голову в сторону Дориана, но она почему-то одёрнула себя и, поглядывая в окно, стала грызть ноготь на большом пальце.

Они волновались не меньше, чем я. Они отвечали перед Бастет и Анубисом за сохранность моей жизни. Я решила, что не буду искать скрытые мотивы и, положив голову на плечо Мираксес, прикрыла глаза.

Звук шин, трущихся об асфальт, и негромкое жужжание кондиционера убаюкивали. Почти заснув, но в сонной дымке ещё различая очертания дороги через лобовое стекло, я услышала странный, похожий на дождь шум.

В Египте, особенно в пустыне, дождей могло не быть годами, они в целом были крайне редким явлением, поэтому я подумала, что мне показалась, и широко зевнула. Спящая Мираксес начала гладить меня по руке, и тогда я, окончательно сдавшись, погрузилась в беспокойную дрёму.

Дорога была ухабистой. Я подпрыгивала вверх и без конца ударялась головой о крышу. Может быть, из-за того, что поездка выбила из меня остатки мозгов, я не сразу до конца проснулась, когда Дориан заглушил машину. Может быть, я просто устала волноваться и искать в каждом событии подвох.

Небо стало чёрным от туч, стекая вниз беспрерывным пластом воды. Крупные капли барабанили по окнам и мелкими брызгами проникали в салон через не до конца закрытые окна.

Дождь в пустыне?

Находясь где-то на грани сна и реальности, я зевнула. Наверное, что-то случилось с машиной, и ребята вышли проверить.

Обессиленное жарой и долгой поездкой в сидячем положении тело стало таким тяжёлым, что я с трудом приподняла руку, чтобы почесать нос и убрать пару капель со лба. Дориан и Вивиан всё не возвращались.

– Мир. – Я повернула голову и посмотрела на женщину, сладко сопящую у меня на плече.

– М-м?

– Слышишь их?

Она заворочалась, промычав что-то невразумительное.

Я попыталась нормально сесть, чтобы оглядеться, когда с водительской стороны открылась дверь и внутрь салона проникло нечто в чёрном мокром плаще. Ещё одна фигура залезла с пассажирской стороны.

– Что-то с машиной? – уточнила я, потерев глаза основанием правой ладони. – Дориан?

В машину кто-то сел. Но то, что это не Вивиан или Дориан, я поняла слишком поздно. Послышался щелчок закрывшихся изнутри замков. Ещё не успев толком испугаться, я дёрнула дверную ручку. Современные стандарты безопасности не предусматривали возможность заблокировать человека изнутри, но дверь не поддалась ни с первой, ни с десятой попытки.

– Привет, малышка, – наконец отозвался тот, кто сел за руль.

Он посмотрел в зеркало заднего вида. Я увидела мужчину, нижняя часть лица которого была скрыта повязкой. Чёрные глаза и смуглая кожа, рассечённая в районе верхней части носа, выдавали в нём местного.

– Не дёргайся и не ори, и наша поездка будет приятной, хорошо? – вкрадчиво спросил он.

Ощущение было таким, словно мне отрубили сразу две ноги. Я рухнула, но не физически, а на другом, неосязаемом уровне. Здесь и сейчас начиналось то, чего я так глупо и наивно надеялась избежать.

Они были людьми. Я почувствовала это не только из-за того, что совсем недавно стала замечать различия между аурами смертных и бессмертных, но и по тому, как они двигались, разговаривали. Тот, что сидел за рулём, завёл машину, и она резко тронулась с места. Мираксес широко распахнула глаза, но я прижала палец к губам, пока она не закричала.

– Дориан и Вивиан не с нами?

– Кошатники, что ли? – грубо сплюнув на пол, спросил лысый мужик с пассажирского сиденья.

– Никто не придёт к тебе на помощь, если ты об этом. – В зеркале заднего вида показался ряд ровных жёлтых зубов, приоткрытых в неестественно широкой улыбке. – Так что веди себя хорошо.

Мираксес уставилась на меня стеклянными от слёз глазами, тихо поскуливая в прижатую к губам ладонь. Я не плакала и не страдала от желания заняться этим. Страх превратил внутренности в лёд. Нужно было выбираться, но что могла сделать слабая человеческая девушка?

Из плохих динамиков с хрипами и шипениями вырвалась сводка новостей, извещающая об аномальном количестве осадков в радиусе двухсот километров от Каира. Ведущий предупреждал о размытых дорогах, участившихся авариях и просил оставаться дома. Я слушала его краем уха и смотрела на шариковую ручку, прикреплённую к журналу, торчавшему из кармашка водительского сиденья. Даже если получится вогнать её в шею одного из похитителей, вряд ли мне удастся с первого раза попасть в сонную артерию. Или, что более вероятно, мне сломают руку ещё до того, как получится окончить задуманный манёвр.

– Что ты делаешь? – подумала Мираксес, когда я взяла ручку и сжала её в потной ладони.

Мужчина с пассажирского сиденья обернулся и посмотрел на нас.

– Что у тебя в руке?

Лёд внутри треснул, и сердце забилось с такой бешеной силой, что стало тяжело дышать.

– Нет… – всхлипнула Мираксес.

– Я нужна вам живой? – севшим от волнения и страха голосом спросила я.

То, что меня везли к Гору, было очевидным. Но вряд ли эти двое знали, кто я. Вряд ли они вообще знали, к кому конкретно нас везут.

– Мы берём плату за килограмм живого веса. За мёртвых платят меньше, – рассмеялся водитель.

– Отлично, – прошептала я и резко воткнула ручку себе в шею.

Сперва ничего не происходило: не было ни боли, ни возни, которой я планировала воспользоваться, чтобы сбежать. Ещё несколько секунд, словно в замедленной съёмке, мы ехали по размытой дороге и смотрели друг другу в глаза, пока из горла не вырвалось бульканье. Следом из шеи фонтаном хлынула кровь.

В отражении зеркала блеснула пара чёрных глаз. Моих глаз. Карие радужки стали расползаться, темнеть и заполнять белки. Изо рта капала кровь, окрашивая в красный белые зубы, выглядывавшие в кривой усмешке.

Я думала, что впаду истерику, но всё случилось наоборот. Хлещущая кровь пробудила нечто древнее и страшное в дебрях моей души – то же самое ощутила Аманда Бэкшир за несколько минут до своей смерти. То же самое ощутила Аника Ришар, когда вышла из комы спустя девять дней после аварии.

Перерождение. Я думала о нём особенно тяжёлыми ночами, снедаемая страхом. Но если раньше за мной гонялся один Габриэль, теперь охоту откроют все божества, и вряд ли я смогу провести в одном теле больше пары месяцев.

Мираксес была пристёгнута. Когда машина резко остановилась, ремень безопасности удержал её. Свой я отстегнула за секунду до того, как нас похитили. И это стоило мне руки. Я выставила её вперёд, но она с громким хрустом сложилась пополам. Сильно ударившись головой о переднее сиденье и откинувшись назад так, что в шее слетела пара позвонков, я вырубилась на несколько секунд.

В ушах звенело. Кровь шла не так интенсивно, но я уже ничего не понимала. Мысли разом вылетели из головы от сильной режущей боли по всему телу, особенно – учитывая дыру в шее – в области сломанной пополам руки.

Когда с моей стороны открылась дверь, мне было глубоко наплевать на того, кто приподнял меня на руках и вытащил из машины. Я умирала, чувствовала, как странные вибрации концентрировались в груди и поднимались выше подобно тому, как бессмертная душа Маат покидала тела людей.

– Открой рот, – перекрикивая шум надоедливого дождя и раскаты молний, зарычал знакомый голос.

Я замотала головой, но ничего не увидела и подчинилась. Меня опустили на землю, прислонив спиной к горячему колесу машины. Послышались крики, возня. Я слабо дышала, пыталась раскрыть глаза, но веки всё тяжелели и тяжелели.

А потом он вернулся и аккуратно обхватил мою шею рукой. Я улыбнулась родному запаху чёрного перца и дыма, подалась навстречу исходившему от его тела теплу. На секунду, почувствовав последнюю, предсмертную вспышку силы, даже передумала умирать.

Губы Габриэля накрыли мой рот в точности как в тот день, когда умер Александр Робинс. Он не целовал меня, но его язык проник глубоко в моё горло. Я задрожала, зашевелив губами, но Габриэль сжал мои щёки так, чтобы я прекратила пытаться целовать его.

Что-то комом полетело в желудок, но я не успела разобраться. Габриэль отстранился и, вернувшись с новой порцией криков, снова вгрызся в мой рот зубами, на этот раз позволив мне обхватить его язык своим и вцепиться в его мокрые волосы пальцами. Я вырывала их, стонала, извивалась, словно безумная, пока в теле Аники Ришар происходили несовместимые с планом вновь умереть процессы. Кожа Габриэля вдруг стала болезненно холодной по сравнению с температурой, до которой разогрелось моё тело. Но мне было наплевать. Я терзала его губы и язык зубами. Это было слабо похоже на поцелуй. Скорее на драку, попытку убить друг друга. Пальцы Габриэля сжали в кулак кофту на моей спине. Он вдавил меня в себя и приподнял над землёй. Я смогла встать на ноги.

Мы оторвались друг от друга и одновременно повернули головы в сторону, где у обочины остановилась ещё одна машина. Вышедшие из неё мужчины в чёрных плащах побежали на нас, но облажались. Чертовски сильно. Габриэль метнулся в их сторону с ошеломительной скоростью. Он двигался словно вспышка света в воздухе, и те, кто шёл на меня, даже не заметили его. Они замерли только тогда, когда между нами остался всего один шаг. Кожа на шее того, что стоял ближе всех, разошлась в разные стороны. Я увидела мышцы, мясо и все внутренности, но не издала ни звука, когда кровь брызнула мне в лицо.