Легенда о сердце леса

Глава 1 Двойное сердцебиение

С этого момента всё будет проще. Я больше не боюсь того, что если разозлюсь или занервничаю, то кто-то узнает, что я наполовину эльф. Я сильнее, проворнее, быстрее окружающих. Я слышу чужие мысли. Мне больше не нужно сосредотачиваться каждую секунду, чтобы контролировать свои уши. А если захочу, я могу трансформировать своё тело или даже тела других. И всё же я боюсь, что зайду в класс и все будут шептаться, потому что я одета иначе, чем остальные, или потому что у меня нет парня, которым можно похвастаться. По крайней мере, не сообщая им, что он эльф. Я до сих пор не знаю, что отвечу, когда меня спросят, куда делся Лиам, или что придумать, когда они станут рассказывать, как катались на лыжах и ходили в кино на каникулах… Не говорить же им, что я видела пантеру, излечила рану своего деда, а потом превратилась в дерево, чтобы обмануть солнце. И что зелёная прядь в моих волосах – не дань моде, а цена, которую я заплатила за то, что позволила древесному соку течь по моим венам? Не думаю, что я к этому готова. И они тоже.

В последние дни я возилась со снегом возле дома до боли в руках только для того, чтобы пойти в дом, выпить чашку горячего молока и снова отогреться. Почувствовать себя живой. Человеком. Из-за снегопада жизнь в городе движется неторопливо, еле-еле. Сейчас медлительные молчаливые эльфы ничем не выделялись бы среди других горожан, хотя наверняка замёрзли бы насмерть. Я вижу их время от времени в лесу, но они не ходят в город, а я больше не посещала их поляну, потому что боюсь привыкнуть к жизни там, чувствовать себя комфортно, бегая по деревьям или засыпая в гамаке. Я по ним скучаю…

Из своей кровати я слышу, как бабушка возится на кухне. Она провела там всё Рождество, отгородившись посудой от остального мира. Каждый раз, замечая меня, она останавливается на секунду, улыбается, осторожно поглаживает мои пряди, как будто они могут сломаться в любой момент, и говорит, как мне идёт короткая стрижка. Она обнимает меня без причины, просто чтобы прижать к себе, проверить, что это действительно я, что я не ушла. Ночью я слышу, как она встаёт, чтобы попить воды или сходить в туалет, и всегда останавливается у моей двери. Она задерживает дыхание на секунду перед тем, как заглянуть ко мне. А потом видит меня в кровати и резко выдыхает. И её сердце возвращается к неровному ритму, который я узнаю без усилий. Её сердцебиение настолько слабое, что его может остановить даже дуновение ветра.

Постепенно я рассказываю ей о том, что произошло на эльфийской поляне и почему Лиам решил остаться там. Мы ведём многочасовые разговоры на кухне, в окружении кастрюль и сковородок, дрожжей, сахара и запаха выпечки, который настолько пропитал мою кожу, что даже после душа я не могу от него избавиться. Боюсь, когда я вернусь в школу, там на всех внезапно нападёт голод, а они даже не поймут почему. Конечно, после того как они отойдут от шока, вызванного моими короткими волосами, татуировкой на шее и чёлкой цвета первой весенней зелени.

Шаги бабули стали медленнее, а руки неуклюжими, словно за последние несколько недель она потратила все силы на чужие проблемы. Сегодня она беспокоится о школе, о том, справлюсь ли я без Лиама, а вчера переживала из-за любопытного соседа, спрашивающего о моём брате, а завтра, вероятно, будет волноваться о чём-то ещё. Наверное, Герб это имел в виду, когда говорил, что люди живут слишком интенсивно, быстро растрачивая себя. Я стараюсь не слушать, о чём думает бабушка, но она как будто говорит вслух. Это также беспокоит меня в связи с возвращением в школу. Я тренировалась слышать только то, что меня интересует, иначе не смогу слушать преподавателей.

Я на цыпочках спускаюсь по лестнице и тихонько вхожу в кухню. Мне нравится смотреть на бабушку, когда она не знает о моём присутствии. Она выпрямляет спину и заправляет прядь волос за ухо, как это делала я, когда у меня были длинные волосы.

– Я наберу сто килограммов, если ты так и будешь печь булочки, – говорю я, обозначая своё присутствие.

Я делаю вид, что ищу, где она спрятала источник этого аппетитного запаха, открывая и закрывая шкафы. Это просто игра, одна из тех, в которые родители играют со своими маленькими детьми: ку-ку, ку-ку. Она говорит, чтобы я прекратила нести чушь, иначе опоздаю на урок, и ставит тосты на стол. И именно в этот момент я слышу несовпадающее биение нескольких сердец у входа. Когда через секунду раздаётся звонок в дверь, я уже настороже, и от этого все мои мышцы напрягаются.

Я останавливаю бабушку и будничным тоном говорю, что открою дверь сама, а она пусть остаётся на кухне. Не знаю, догадывается ли бабушка, что я взволнована, но она слушается меня. А я глубоко вздыхаю и пожимаю плечами, потому что одно из сердец, ожидающих по ту сторону двери, находится на грани сердечного приступа, и я не хочу пугать его обладателя ещё больше. Я открываю дверь и обнаруживаю мужчину, стоящего ко мне спиной. Будто он перестал ждать и уже собирался уходить, хотя я не задержалась ни на минуту. Он одет в чёрное, а на голове у него матросская фуражка, хотя мы находимся за сотни миль от моря. Когда он поворачивается, я замираю. Я буквально ощущаю, как моя кровь застывает. Я не могу пошевелиться, хотя пытаюсь, клянусь, я очень стараюсь.

– Папа?

Я сказала это тихо, чтобы бабушка не услышала, но это бесполезно – я уже слышу сзади шаги и колотящееся сердце.

Не успевает мой отец открыть рот, как из-за его спины появляется девушка, ростом ненамного выше меня. Она закутана, как будто всё ещё идёт снег. У неё на голове нелепая шапка с огромной кисточкой, из-под которой виднеется грива чёрных прямых волос, похожая на шёлковый занавес.

– Ты Зойла?

Я киваю, потому что не могу вымолвить ни слова от изумления.

У девушки заострённые уши и округлый живот. Но больше всего меня пугает учащённое сердцебиение, заглушающее её собственное.

– Ты должна помочь мне.